Под прицелом двух тяжелых пулеметов и дозорного я аккуратно, держа руки подальше от оружия, вылезаю из машины. Выпускаю "в карантинную зону" трех китайцев, помогаю выбраться из салона Ингольву. Который обменивается с дозорным несколькими фразами на непонятном языке – предположительно, все том же норвежском, – и после этого на меня народ уже смотрит как на гостя, а повышенное внимание уделяет автостопщикам.

Выгружаю сумку с их стволами, сдаю все тому же дозорному. Разберутся. Да, мне конечно же любопытно, однако я в Мидгарде еще не заработал особого статуса; что доведут до общего сведения, то услышу и я, а пока мне еще надо Ингольва подбросить к самому дому.

Большинство новоземельных городов построено по американской "сетке" параллельно-перпендикулярных улиц. Оно так не только в здешней Америке, но и на русских территориях, и на валлийских, испанских и итальянских то же самое, с поправкой на рельеф – ну не получается прямой набережная в Новой Одессе или Порто-Франко, коли берег изгибается пьяной синусоидой.

Нью-Рино, статысячный мегаполис "пяти семейств", хоть и американский, но планировку имеет куда более... странную. Видел я его, конечно, только частично, но все равно: с прямыми центральными проспектами там соседствуют закоулки и закрытые зоны, куда без приглашения соваться определенно не рекомендуется даже местным. Особенно местным, учитывая взаимоотношения тех самых семейств.

И вот имеем Мидгард, еще одно исключение из квадратно-гнездового правила.

Океанские волны здесь выгрызли у подножья Камских гор бухту изрядной глубины. С северной, горной стороны, она чуть напоминает скандинавские фьорды – живьем не видел, только на картинках, но в целом сходство есть, те же поросшие лишайником и кустиками крутые скалы. Деревья почему-то в непосредственной близости к морю тут не растут... Южная же сторона бухты представляет собой сплошную россыпь каменистых островков, густо обросших кораллами – это уже ближе к средиземноморским берегам то ли Греции, то ли Турции. Забавное соседство, да, тем более что климат здешний смахивает скорее на старосветскую северную Испанию. Мнение не мое, Ингольва, он там плавал...

И вот примерно в километре от вершины бухты с гор струится ручеек. Сейчас – струится, весело журча, к концу сухого сезона медленно сочится и воды еле хватает на потребности городка, а вот в разгар мокрого сезона тут целый водопад, способный размыть и снести половину капитальных строений. Что с первыми поселенцами и случилось: сорок три человека погибли на месте, три десятка семей остались без крова. Два построенные в авральном порядке "длинных дома", а по сути своей барака, в которых они вынуждены были ютиться до весны, до сих пор стоят, теперь уже в роли складских помещений... Вот от этого ручейка по берегу "фьорда" километровой полосой и выстроен Мидгард. Одна главная, она же единственная улица, на которой две легковушки разъехаться кое-как могут, а вот два грузовика – только в специально расширенных "карманах". К самым дальним домам подъезда вовсе нет. Население города что-то около трех сотен душ, промышляют рыбалкой и огородами – а еще, этого мне гренландец уже не говорил, но догадаться нетрудно, контрабандой всякого товара в Китай и из оного; странно было бы, обитая прямо на китайской границе, с полным доступом к морю, то бишь к самому дешевому транспорту – и таковой ресурс НЕ использовать...

По указаниям Ингольва добираюсь до средней величины домика – фахверк, первый этаж из дикого камня на известковых швах, а над ним полумансарда из нетолстых стволов местной не то ели, не то пихты. Навстречу выбегает целая компания – то ли издалека узнали фургончик, то ли с КПП успели сообщить. Три женщины в цветных блузках и бриджах, седобородый, но далеко еще не старый мужик в просторном плаще-ветровке, и восседающий у него на плечах карапуз.

Дверцу салона открывают без моего участия, и гренландца буквально выносят наружу, окружив семейной заботой. Что семья, невооруженным глазом видно, ахи-охи, радостный визг и сплошной треск на местном норвежском. Ухмыляюсь, вылезаю из машины, и тут седобородый отрывается от общей кучи, оставив в ней карапуза, и направляется ко мне.

– Sprechen Sie Deutsch? – интересуется моими познаниями в немецком. В целом понятно, но с очень явным акцентом. Так что я отвечаю:

– Ja, aber English ist passiert Ihnen besser, oder?..

– Тоже верно, по-английски оно надежнее будет, – не без облегчения кивает седобородый. Слабо выраженный северо-восточный янкесовский говор, так, навскидку – Кентукки. – Вас Ингольв взял сменным водителем?

– Нет, – усмехаюсь я, – это он у меня был вроде как водителем. Вместе работали, не бросать же напарника.

– Тогда большое вам спасибо, и если мой зять оказался настолько дурно воспитан, что еще не пригласил вас в гости, позвольте сделать это мне. – Протягивает руку. – Ульрик Ларссон, и можете просто по имени.

– Владимир Щербань, лучше просто Влад, – пожимаю лапу. Крепкую, хоть в армрестлинг старика отправляй. Хотя не исключено, что он подобным делом развлекается и без меня.

Ульрик шевелит мохнатыми белыми бровями.

– Имя русское, но на русского вы не очень похожи.

– Тут долгая история. – Оглядываюсь. – Давайте, наверное, я пока машину загоню куда следует, а то мы всю улицу перекрыли.

– Вы снова правы. Сейчас, открою гараж...

Пока об Ингольве проявляет усиленную заботу прочее семейство, заодно, рупь за сто, выпытав основные подробности, меня под крыло принимает его тесть Ульрик. Явный глава семьи, столп общины и прочая; чувствуется. Показывает гостевую комнатку в мансарде, провожает в душ, как положено "с дороги"; в классике речь о "баньке", но во-первых, всем понятно, что предварительная подготовка русской бани, она же северная сауна, занимает часа два-три, а во-вторых, сауну не понимаю и не люблю. То ли дело баня турецкая, которая хаммам... впрочем, ладно, это сугубо личные подробности. Короче, "полный пакет гостеприимства", вплоть до приглашения за стол, где меня заодно знакомят с остальным семейством. Крепкая и фигуристая Тордис Ульриксдоттир – супруга Ингольва; скуластые курносые блондиночки Берит и Хильд Ингольвсдоттир – их дочери, обоим почти по семнадцать лет (староземельных, как принято считать возраст в Мидгарде, да и вообще на немецкой территории); и трехгодовалый сынишка Свен Ингольвссон, который оседлал папочкино здоровое колено, ткнулся носом ему в подмышку и выбираться оттуда не намерен.

Услышав такой набор имен, не могу не поинтересоваться:

– Скажите, а почему у вас в семье принят исландский "бесфамильный" обычай? – Ингольв ведь гренландец, где стандарт на имена датский, совпадающий со всей прочей Европой, а Ульрик и вовсе вроде как янки.

Ульрик ухмыляется.

– Это не у нас в семье, Влад. Это во всем Мидгарде так. И обычай не исландский, а старый северный, просто в Исландии он дожил до наших дней. А почему... Хильд, детка, плесни-ка пива, – и пока девушка наполняет тяжеленную кружку литра на два, Ульрик проводит ладонью по бороде, – тут начать нужно издалека. Вам, простите, знакомо такое понятие "историческая реконструкция"?

Однако. Ульрик фактически ответил и на этот вопрос, и на несколько других, до которых еще очередь не дошла... и когда я представляю себе весь расклад, меня просто сгибает от хохота.

– Влад? Влад? вы в порядке? – хлопает меня по спине Берит.

– Д-да, спасибо, – вытираю слезы, прикладываюсь к кружке с ягодным взваром, каковой предпочел пиву, качаю головой. – Значит, община ваша – это, изначально, клуб исторической реконструкции "Мидгард"?..

– Четыре клуба, на самом деле. "Йомсвикинги", "Семя Бальдра", "Волк и ворон" и "Путь Фрейдис". По разным мероприятиям друг друга знали, интересы опять же общие... ну и когда звезды так сошлись, что орденский вербовщик вышел на руководителя "Йомсвикингов", Хакон хевдинг решил, что в иной мир вместе отправляться веселее. Две трети "йомсвикингов" его поддержали, и из трех других клубов присоединились многие. Когда на Базе оформляли Ай-Ди, в них сразу вписали привычные по играм имена, ну и дальше продолжаем держать такую же марку. Ордену, как вы понимаете, все равно, и Берлину, у которого мы числимся автономией – тоже, а нам помогает чувствовать себя потомками викингов.

– И на старонорвежском, значит, говорите из тех же соображений, чтобы поддерживать общность и связь с выбранным образом, – задумчиво говорю я.

Ну а что. Чем, массаракш, старонорвежский хуже древнееврейского? Иврит ведь именно так и возродили, полтора столетия назад он был мертвым языком, который изучали разве только ученые-теологи и прочие любители религиозных текстов... а потом один сдвинутый на сионизме товарищ мало того что уехал в тогда-еще-Палестину – подобных ему хватало, – так еще и выдвинул максиму "еврей должен говорить по-еврейски". И в ее рамках дома общался сугубо на древнееврейском, слегка осовременив оный, посему дети его вынужденно заговорили сперва на "вымершем" языке, а потом уже на прочих. Активный товарищ создал себе имя и славу в палестинских общинах, и хоть "ребе" он и не был, но обзавелся подражателями и последователями... и в итоге в начале двадцатого века иврит и без всяких там молитв звучал уже не только в Земле Обетованной .

– Ну вот, вы и сами все прекрасно поняли. – Ульрик ухмыляется и ныряет в кружку с пивом.

– А как же драккары, боевые топоры и налеты на монастыри? – намеренно подначиваю я.

– Так нету в округе богатых монастырей, – разводит руками Ульрик.

– С драккарами и кноррами наши решили обождать, – вставляет свое слово Ингольв, – они для дальних переходов большой командой, такие пока в Мидгарде не нужны. А пару суденышек поменьше сделали, по образцу рыбачьих снекк. Как раз для рыбалки и пользуем; если надо, на них можно дойти хоть до Шанхая, хоть до Нойехафена.

– И кстати, "танец топоров" у нас сохранился, – добавляет Тордис, – каждый год проводим соревнование.

– Какой еще танец? – не очень понимаю я.

Хозяйка дома улыбается.

– Помните вестерны про индейцев, с плясками вокруг тотемного столба и томагавками?

– Ну да, представляю.

– Вот очень похоже. Только у индейцев один топор, а у наших два или три.

– О да, это принципиальная разница, – хмыкаю я.

– Сходство вовсе не случайное, – с серьезным видом заявляет Ульрик. – Америку ведь задолго до Колумба открыли скандинавы, и в сагах говорится, что они некоторое время прожили там и воевали со скрелингами, тамошними аборигенами. Ну а кто ж эти американские аборигены, как не индейцы? Вот и сохранились у них какие-то остатки военного танца викингов...

Логично, массаракш. Одна закавыка: пляски сибирских аборигенов, всяких там вогулов и чукчей, тоже проходят с использованием столба-тотема и топорика вроде индейского томагавка. И если вогулов еще можно связать с викингами через Оттара Путешественника, который, если верить одноименной саге, минимум однажды достиг южных берегов Белого моря и дрался там с бьяррами-пермяками, то до чукотских пределов драккары викингов точно не добирались... или по крайней мере об этом никому уже не рассказывали.