Вымысел для мамы

Поэтический вымысел с примесью эпистолярного жанра – так можно истолковать этот штришок моей жизни.

О том, что чистый лист бумаги завораживает художника, в любом аспекте и смысле этого слова, то есть будь то писатель, поэт, живописец и так дальше, знает или чувствует каждый. Начертать что-нибудь на белом поле испытывает желание и ребенок и взрослый, а что он намарает на листке, это одному богу или чёрту известно.

Вот и я, ознакомившись с толстыми томами Александра Дюма, изучив подробнейшим образом Виконта де Бражелона вместе с Тремя Мушкетерами в третьем классе начальной школы, благоговела перед чистым тетрадным листом. Фантазия била ключом и ложилась на бумагу в виде романа о мушкетерах и прекрасных дамах Владивостокского разлива. Каждые два листа мелким почерком сопровождались рисунками дам в кринолинах и мужчин в шляпах с перьями. Общие тетрадки, наполненные сюжетами, начиная с шестого класса, бродили по рядам парт в поисках благодарного читателя. Читатель воспринимал эти опусы достаточно равнодушно, а иногда и восхищенно, но мне было и этого достаточно. Когда на уроке литературы все получили задание написать былину, моя соседка по лестничной площадке, с которой мы вместе учились в школе, всю дорогу до дома ныла и завывала, что это задание выполнить невозможно. У меня даже и мысли не возникало страдать по этому поводу, а когда учительница литературы поместила мою былину в журнале достижений школьных учеников в пионерской комнате – это меня крайне удивило, но мне, конечно, было приятно.

Мои «литературные» потуги никто не поддержал, и я спокойно фонтанировала направо и налево как рассказчица забавных эпизодов, анекдотов и так дальше, без переложения на бумагу. Мне хотелось, чтобы людям было весело и интересно со мной.

Моими следующими слушателями стали дети в пионерском лагере, где я, по комсомольской путевке, хотя комсомолкой я тогда не была, работала целое лето. Ни компьютеров, ни телевизоров тогда не было, телефон был в единственном числе на столе у директора. Успокоить школьников восьми-десяти лет можно было на сон грядущий каким-нибудь душераздирающим приключением. Мне это было легко и, украсив сюжет яркими подробностями происходящего, я могла повествовать бесконечно…, пока ко мне не подошла хрупкая малышка и не попросила не рассказывать такие страшные истории, а то она не может уснуть от ужаса. Мне до сих пор непонятно: как мне и моей подружке, семнадцатилетним девахам «без царя в голове», доверили двадцать пять детишек, и при этом все они остались живы и здоровы. Правда, этим же летом, в августе, мне исполнилось восемнадцать лет.

Моей следующей слушательницей, сама она об этом и не подозревала, стала моя дорогая мамочка. Каждый вечер, когда я возвращалась после, как сейчас говорят, тусовок, а раньше говорили, гулянок, мама встречала меня, поила чаем, или кормила и, подперев голову красивой рукой спрашивала: «Ну, как там?». Когда мне нечего было рассказывать, она грустила и обижалась: «Ты не хочешь со мной поделиться…». Мне же очень хотелось, чтобы она была весела, чтобы её горящие глаза увлажнялись от моих проникновенных историй, конечно же, добрых, правдоподобных, и оканчивающихся очень хорошо. Её настроение мне было важно и я, за неимением реального дружка мужеского пола, сочинила вымышленного юношу, которого наградила именем, отчеством и фамилией, Наумченко Анатолий Константинович и, конечно, некой родословной, так как подробности такого рода всегда интересуют родителей. Врала я самозабвенно, то есть фантазировала. Мама категорически захотела с ним познакомиться, что естественно не входило в мои планы. Однажды, когда я вечером возвращалась с только что познакомившимся со мной молодым человеком, она подкараулила меня около подъезда и строго спросила у растерявшегося парня: «Вас зовут Анатолий?». Неловкая ситуация канула в прошлое, но каждый вечер случалось одно и то же, она садилась напротив меня и спрашивала: «Ну, как там?». Мне надоело это дело, и я отправила своего фантома в командировку, очень далеко – в Анадырь. Прошло несколько дней, и мама поинтересовалась: «Почему мне не пишет Толя?». Недолго думая, я написала сама себе письмо, изменив почерк с наклоном в другую сторону. Я даже не подозревала тогда, насколько долгой будет эта переписка. Мало того, я заподозрила маму в прочтении моих опусов. В конечном итоге, она сама созналась мне в этом СТРАШНОМ преступлении. Толик все писал мне, а мама все читала… Пока я не вышла замуж и переписка отмерла сама собой.

Прошло много времени. У меня уже свои дети. Моя неунывающая мамочка, угощая соседку пирогом на крошечной кухне, выслушивая ее жалобы на подрастающую дочь, доверительным шепотом советует: «Ты разговори её, вечерочком, на ночь. Я всегда мою дочку выслушивала до конца, и она со мной делилась всем на свете. Нет! Может быть, сразу и не получится, вот у меня со второго раза вышло…», – она прижимает руки к груди и восклицает: «Это не просто, но так важно для матери!».

Мои дети растут, уже старшеклассники. Я навещаю родителей с прежним ритуалом поведения: хочу их развлечь, посмешить или заинтересовать каким-либо увлекательным сюжетом. Вечером, мы с мамой усаживаемся на кухне, и теперь я фантазирую на производственные темы. Делаю это так, чтобы ей было интересно и смешно и драматично, но все остались живы при этом и здоровы, главное не отрываться от действительности, а то черт его знает, куда может фантазия занести.

Распивая чай на даче, и прихлопнув назойливого комара, она тихонько говорит мне: «У тебя очень хороший муж, а из прошлых всех кавалеров, самым лучшим был Толик!».

 

Выстрел

В августе на Дальнем Востоке наступает период тайфунов. Не каждый год, слава Богу, на эти богатые земли наваливаются несчастья типа тайфунов «Джуди» или «Милисы», когда Приморский край по общему количеству осадков, бьет все рекорды и наводнения сметают сёла с лица земли. Каждый, кто родился и вырос с этих местах, а особенно в величественном городе Владивостоке, прекрасно знает, что осень и зима здесь просто залиты солнцем, но как только май на исходе и с наступлением начала июля с моря приплывает беспросветная плотная облачность и начинается моросящий дождь, которому нет конца и края. Туфли плесневеют в шкафу, напитавшиеся влагой клавиши фортепиано, перестают нести свою основную функцию, цепляются друг за друга или стоят в стопоре распертые молекулами воды. Подушки, одеяла и так далее, ждут солнца и в волглом состоянии неприятно пахнут. Все это длится до самого августа, а август иногда разрождается еще и тайфуном в придачу.

В этот год страшных проливных дождей не состоялось. Бушевал свирепый, мощный ветер, разогнавший толщу облаков, и выглянуло долгожданное солнце. Сию же секунду, от высокой температуры воздуха и стопроцентной влажности стало нечем дышать и мы с подружками и друзьями немедленно отправились на наше любимое место под названием бухта Патрокл или бухта Улисс, что практически рядышком. Иногда, пеший переход через Морское кладбище до бухты, занимал у нас около часа, но какая-то злая сила подтолкнула нас сесть в пятый автобус «Луговая – мыс Артур» и, обливаясь потом, стиснутые как кильки в банке, мы страдали тот же час, путешествуя кружным путем до этого же самого места.

Описать красоту открывшегося нашим глазам пейзажа, просто невозможно. С моря дул сильный теплый ветер, синее море ревело и бушевало как раненый лев, запертый в клетку. Волны били в берег так, что ни одна живая душа подойти к кромке воды не могла, весь пляж, до самых скал, слизывал прибой. На горизонте маячил остров Скрыплева. Слева от острова скала Пять пальцев, которую все-таки можно назвать кекуром. Кекур – это местное название природной конусообразной или столбовидной скалы на морях, реках или на их берегах. Искусственно возведенный кекур называется гурием.

Сколько долгих часов, проведенных на этом берегу, наполненных фантазией невероятных событий, которые происходили в наших мыслях, на острове Скрыплева. Остров назван именем К.Г. Скрыплева – командира корвета «Новик», проводившего гидрографические исследования в заливе Петра Великого в 1862 году. На острове находится самый старый маяк, заложенный ещё в 1865 году, служащий надёжным ориентиром для всех судов и ставший одной из визитных карточек Владивостока. Неофициальное название острова в профессиональной среде моряков – «Кочка». Остров Скрыплева лежит на входе в пролив Босфор Восточный.

Мы остановились на крутом берегу, где уже загорало множество народа, не решившегося спуститься на разбитый пляж. И хотя мы остановились на сопочке, с этого места не был виден маяк на мысе Басаргина. Мыс Басаргина находится на юго-восточной оконечности полуострова Басаргина и является очень опасным для мореплавания, но необыкновенно красивым. Оконечность мыса Басаргина представляет собой высокую скалу, соединенную с берегом низким скалистым перешейком. Именно на этой скале в 1937 году была установлена деревянная башня маяка. В то время огонь маяка был ацетиленовый и поэтому в документах числился он не маяком, а светящимся навигационным знаком. В средней части п-ова Басаргина находилась береговая батарея “Басаргин”, которая рассчитана на четыре 10-дюймовые береговые пушки. В 1960-1990-е годы здесь размещались ракетчики, которые перестроили погреба и казематы по своему усмотрению. Сейчас доступ на батарею открыт только с моря, в связи с тем, что перешеек перекрыт КП военного института.

Если ты молод, красив и смел, и у тебя вся жизнь впереди, неизъяснимые желания, позывы, ощущения волнуют и тревожат твою душу и тело. Хочется глядеть навстречу ветру в безбрежный океанский простор, взмахнуть крыльями и вместе с чайками парить над волнами бесконечно долго.

Отдельные товарищи мужского рода поднырнули под крутую волну, и вышли на более спокойную морскую зыбь. Плавающих за прибоем, насчитывалось уже около десятка, когда я обернулась и заметила легкую фигурку моей подружки Оли, плавно спускающуюся с крутого берега к воде. Я обомлела и завопила, чтобы она немедленно вернулась, но в шуме волн и ветра утонули мои жалкие слова, а она уже подходила к бушующему прибою. Привычным движением, Оля поправила очки. Мы с ребятами замерли как соляные столбы. Тоненькая фигурка Оли привлекла внимание всего пляжа. «Вот это девушка!», – восхищались молодые люди слева, «Вот это спортсменка!!», – потрясенно шептали справа. «Немедленно вернись!», – продолжала визжать я тоненьким голосом, «Коля, пойди, вытащи, из моря эту сумасшедшую!».

Но Коля не успел. Поднырнуть под волну Оля опоздала на пять секунд, волна треснула ее по затылку, очки улетели, сила моря опустила олин зад на острую гальку и потащила, сдирая трусы и попу в кровь, чтобы трусы не снялись совсем, Оля схватила их руками и напряглась мышцами. Волны ударили в лицо, в эту секунду, от лифчика отлетела пуговица с таким треском, как будто раздался выстрел, и лифчик вместе с пуговицей улетел за очками. Теперь нужно было держать трусы, закрывать болтающуюся грудь и протирать залитые водой и засыпанные песком глаза. Со всех сторон бежали люди спасать нашего Храброго Зайца. Первым прибежал Коля. Коля кроме себя самого в плавках, больше ничего не захватил, чтобы прикрыть обнаженное стихией тело Олечки. Какая-то тетя бросила покрывало, и Оля была спасена. Попу помазали йодом. Очки заказали новые. Купальник тоже купили новый, где лифчик застегивался на железный зажим. Пуговицы на бюстгальтерах вскоре ушли в прошлое, и теперь лифчик при всем желании хозяйки не «стреляет».

 

Быть в теме

Когда моя подружка позвонила мне и спросила: «Не пойду ли я четырнадцатого сентября в театр на Малой Бронной?», – на дворе стоял поздний апрель, а через неделю ожидался май, то есть бушевала ВЕСНА…

В преддверии дачного сезона, ожидании: «…лето, ах, лето!!! Лето звонкое, громче пой!!!..», «Лето – это маленькая жизнь…», «…хорошо в деревне летом…», даже подумать о том, что рано или поздно придёт осень!? просто НЕВОЗМОЖНО. На всякий случай я спросила: «Почем билеты? И, что будем смотреть?». Она ответила: «Билеты дешёвые по пятьсот рублей, а смотреть будем какой-то новый театр, рассказы Шукшина».

Мы бережно храним книгу рассказов Василия Макаровича Шукшина с его автографом, которую он подарил моему свекру незадолго до своей смерти. Эту книгу вместе с приглашением на премьеру фильма «Калина красная», свекор получил, когда работал в Центральной клинической больнице, где в то время лечился Шукшин. Грустные и веселые персонажи рассказов очень хорошо знакомы нашей семье, но все же это уже далеко ушедшая эпоха, хотя и времени прошло не так много. Удивительно, что режиссёр нового театра обратился к дальней дали под названием Сибирь и ко времени, что сейчас весьма непопулярно. Своеобразие сибирских персонажей мне ООООЧЕНЬ понятно, так как мой отец родом из села Верхняя Буланка.

Верхняя Буланка была основана ссыльными переселенцами-эстонцами в 1858 г… Поводом для появления этого поселения, как и некоторых других поселений в Каратузском районе, послужило разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири об организации колонии для ссыльных лютеранского вероисповедания. Позже в этих местах селились и польские переселенцы.

Так что родителями моего отца были поляк Световский Иосиф Каземирович и эстонка Криндаль Анна Рудольфовна.

Несмотря на нерусское происхождение, моему отцу, как никому свойственен сибирский характер. Сибиряк – это устойчивый тип характера человека, сформировавшийся в суровых климатических и геополитических условиях Сибири, где низкие температуры и длительные зимы, малонаселенность и удаленность от центра России, богатство недр, лесов и рек, однозначно положительно влияет на формирование личности человека. Сибирский характер проявляется как набор высоких физических и духовно-нравственных качеств: силы, выносливости, трудолюбия, выдержки, воли, устойчивости моральных ценностей – верности, любви к Родине и своему народу. Сибирский характер – это искренность, правдивость, честность. Сибиряки – хорошие воины, рачительные хозяева, веселые и доброжелательные друзья и соседи. Именно этот характер, сложившийся в определенных исторических условиях, стал символом чести русского народа, высокого личного достоинства русского человека. Мой отец, в жилах которого нет ни капли русской крови, всегда осознавал себя русским и никаким другим. Тем не менее, по нашим жизненным наблюдениям, да еще и познакомившись с рассказами В.М. Шукшина, некая авантюрность характера и легкомысленность поступков все же присутствует.

Даже трудно вообразить, как быстро пролетело лето. Не успели оглянуться как четырнадцатое сентября уже завтра. Договорились встретиться с подружкой у входа в театр. Дожидаясь её прихода, я с удивлением натолкнулась взглядом на известные всей России и даже за её пределами лица. Мимо прошла знаменитая фигуристка Павка, затем известнейшие артисты театров и кино: Гавмагаров, Сурсина, Кихайлов. Мимо меня протиснулась знаменитая балерина Юшковская. Я несколько удивилась, но тут пришла моя подруга, и мы отправились удивляться дальше. Фойе театра наполнялось помимо таких как мы обывателей, все новыми и новыми известными лицами. «Премьера этого спектакля была совсем не так давно», – поведала подруга. Публика успокоилась и спектакль начался.

Первое отделение пролетело на одном дыхании. На нас повеяло советским задором и искренностью коммунистических отношений шестидесятых годов. Декорации старой пятиэтажки хрущевских времен преподнесли беспросветную советскую нищету. Динамика происходящего на сцене то повергала зал в хохот, то вышибала скупую слезу. В антракте мы любовались знаменитостями. И вдруг в толчее буфета, кто-то в большой команде, окружавшей его, чуть задел меня плечом. Я обернулась и обомлела: рядом с нами стоял в окружении радостных лиц современный нувориш, проживающий в Англии, Асрамович, живой и невредимый. Немой вопрос моей подруги: «Сам Асрамович прилетел из Лондона, чтобы окунуться в свое далекое прошлое???». Мой немой ответ: «Ничто человеческое ему не чуждо! Наелся Челси, хочется посмотреть на то, что не купишь за деньги!».

Звонок прозвенел, релюшка убавила свет, и все потянулись в зал. Моя подружка, как завороженная дудочкой кобра, пошла прямо за Асрамовичем, не в силах с ним расстаться. Я придержала ее локоток со словами: «Наши места в другом направлении». «А может быть он просто хочет быть на острие новинок в театральном искусстве России?», – с надеждой спросила моя подружка, «быть в теме – ловить мышей, сечь поляну, и т. д.».

Спустя время мы узнали, что этот спектакль Театра Наций объездил с гастролями полмира и везде имел одинаковый успех. Живые и остроумные тексты Василия Шукшина, звёздный актёрский состав и талантливая режиссура Алвиса Херманиса создали идеальную атмосферу, в которую зритель погружается как в органично возникший на сцене ветер конца шестидесятых годов прошлого века. Бытовые истории российской глубинки, превращаются актерами в реальные персонажи рассказов, а зритель в каждом герое может узнать себя или своего знакомого. «Рассказы Шукшина» полны ностальгии: актёры не стремятся изображать советских деревенских жителей из 60-х, но пытаются вспомнить и понять неуловимую и безвозвратно ушедшую парадигму того времени. Сквозь юмор и иронию здесь проступают трагические ноты обычных человеческих отношений, про которые, как правило, знает весь простой народ, и которые так трудно искренне изобразить на сцене.

Далее спектакль получил множество премий: «Золотую маску», «Хрустальную Турандот», «Гвоздь сезона», а так же стал победителем VII Международного Театрального Форума «Золотой Витязь» в номинации «Театр – большая форма». Этот спектакль явился режиссерским дебютом всемирно известного режиссера Алвиса Херманиса в России.

А может Асрамович просто друг Херманиса?

Кстати, у этого театра теперь уже есть своя сцена, адрес, имя и много новых премьер. Ах, как хочется, чтобы удача и талант всегда сопутствовали этому замечательному коллективу.

 

Алый восход

Путешествие на дачу весной давно начинается в четыре или пять утра, чтобы не застрять в пробках на дороге. Погода, очень разнообразная и непредсказуемая, иногда дарит потрясающие восходы солнца, которые мы наблюдаем из окна автомобиля. Медленно краснеющий восток наливается сначала темным вишневым, а потом багряным цветом. Как только появляется краешек солнца, рассвет становиться алым. Редкие облака и деревья, со стороны востока, и дачные дома, все раскрашивает восход в алый цвет. Машина мчится сквозь яркий красный поток. Течение минут разбавляет насыщенный цвет восхода и совсем скоро наступает день, и красота и яркость исчезают под напором восходящего солнца. Совсем скоро лето, еще одно из наших лет просачивается секундами меж пальцев как песок.

Глядя на восход, в памяти всплывают другие памятные восходы нашей жизни.

На турецком пляже, ранним утром, до восхода солнца, отдыхающие приходят поплавать до завтрака. Любителей такого рода плаванья с каждым годом становиться все больше. Каменистый пляж, пустые лежаки, человек пять лениво раздеваются и пробуют ногой воду, две головы размеренно плывут в утренней, но все равно теплой воде. Отель «Ренессанс» пятизвездочный, высокая степень комфорта, вкусная еда, сухое белое вино, горы и море, что еще нужно усталому сотруднику нашей организации, которому повезло бесплатно отдохнуть на конференции в турецком местечке Кхмер.

По дорожке медленно бредет парочка стареньких немцев. Он бережно поддерживает шаркающую старушенцию и неспешно и целенаправленно тащит ее на пустой пирс. Бабулька встряхивает редкими кудельками и что-то тихо говорит своему спутнику Он худощавый с немного искривленной осанкой, такой же потраченный временем, как и она. Мы уже наплавались и промокнувшись полотенцами, собираемся уходить, а они только достигли края пирса и приготовились то ли просто дышать ранним утром, то ли рискнут спуститься по ступенькам в глубину слабых волн, неясно.

Восход на турецком берегу не алый, а желтый, по крайней мере, в это время года, а сейчас сентябрь. Черные силуэты парочки хорошо и четко нарисованы на фоне ярко желтого неба. «Неужели добрались?», – иронично сказала Зоя. И вдруг, мужская фигурка скрючилась, и медленно встала на голову, женская последовала его примеру и они замерли вверх ногами на восходном полудиске солнца. Мы остановились и перестали спешить на завтрак. Две фигурки принялись вытворять сложнейшие фигурки Хатха-йоги: завязывались в узелок, садились в позу лотоса, опять вставали на голову. Одна поза сменяла другую. Потом они выпрямились, сделали шажок к краю пирса и синхронно, как две молодые ласточки, нырнули в море.

«Обана!!!», – только и смог вымолвить руководитель нашей выездной конференции, и мы побрели на завтрак.

 

Две щуки

Когда тебе двадцать лет, ты вряд ли задумываешься о промышленных кризисах мирового масштаба и не интересуешься подробно политической обстановкой в Европе или Китае. В это благословенное время ты – центр вселенной, и она кружится вокруг твоего «Я». То, что молодежь в разные времена разная, это понятно, но еще неплохо было бы помнить, что в одном и том же времени особи ослепительно молодого возраста, да и немолодого тоже, сильно разнятся. Чтобы сделать такие умопомрачительные выводы, мне следовало прожить целую жизнь и, покопавшись в прошлом, вспомнить некоторые моменты, которые произвели на меня впечатление, оставшееся в памяти навсегда.

Из всех моих институтских подруг только одна, Мила, активно интересовалась, на каком курсе учится её ухажер, сколько лет ему еще учиться и когда, наконец, он пойдет работать и зарабатывать на хлеб наш насущный. Еще большое значение для Милочки имела будущая профессия избранника. Наш портовый город имел три морских училища: высшее военное, выпускавшее морских офицеров, высшее гражданское, выпускавшее командный состав гражданских морских судов и, наконец, среднее морское, выпускавшее профессионалов мотористов, судоводителей и электриков для работы на гражданских судах Дальневосточного морского пароходства. Из всех выпускников больше всех ценились Милой гражданские моряки из высшего училища имени адмирала Невельского, так как именно они становились капитанами, рано или поздно, и «ходили за границу», а, стало быть, привозили страшно дефицитные в то время вещи под грубым названием «шмотки». Впоследствии она выбрала спутника жизни по экономическим показателям. Её избранником стал капитан дальнего плаванья, которого она «отбила» у женщины с ребенком, не задумываясь о последствиях и всяческих аморальных инсинуациях.

Остальные мои подружки руководствовались одним критерием оценки ухажеров – хороший парень. Никому даже и в голову не приходило давать оценку материальной состоятельности друзей мужского рода. Конечно, какую-то роль играла внешность человека, но только до того момента, когда раскрывалась его внутренняя суть. Как правило, доброта, ответственность, чувство юмора побеждали красоту. «С лица воды не пить, – говорила моя бабушка, – а красивый муж – чужой муж».

Прошло время. Все подружки повыходили замуж, и я в том числе, и разъехались кто куда. Мне тоже пришлось уехать в другой город. Я сильно тосковала о родном приморском городке и о любимых подружках. Тогда впервые, в возрасте двадцати одного года, я поняла, что такое ностальгия.

Термин «ностальгия» изобретён швейцарским врачом Иоганном Хофером в 1688 году. Длительное время ностальгия считалась болезнью. Именно так она трактуется и в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля, произошедшая от греческого слова nostos – возвращение и algos – боль. Несмотря на мой достаточно юный возраст, тоска по родным местам, людям и событиям очень долго не отпускала меня. Прошло почти десять лет, прежде чем я почувствовала, что мой дом – здесь. Постепенно обрастая новыми друзьями и знакомыми, я почти перестала беспрерывно вспоминать родной город на берегу Тихого океана. Познакомившись с соседкой Машей на детской площадке в кругу детишек, мы обрели друг друга как подруги, и наши дома превратились в клубы по интересам. Мы встречали семьями новые года, праздновали дни рождения и ездили в отпуск на Черное море с детьми и мужьями. И вот однажды…

Маленький праздник под названием «Международный день 8 марта» превратился в некий спектакль, где я наблюдала поведение эксцентричной дамы, приглашенной Машей к нашему застолью. Дама пришла с мужем и внимательно, прямо с порога, зорким, оценивающим взглядом пронизала присутствующих в комнате особей мужского пола. Её интересовали только мужчины; на меня и на Машу она не обратила никакого внимания, поглощенная, как компьютерная программа, оценкой только ей известным критериям соответствия этих особей. Зафиксировав и идентифицировав, по тайным параметрам её мозга и женской интуиции, моего мужа и его друга Виктора, она отбросила эти экземпляры, как несоответствующие, и остановилась на Машином муже, подходящем для её дальнейшего использования. С этой минуты мы все перестали для неё существовать. Она обращалась с вопросами и рассказами только к нему, чокалась бокалами с вином только с ним и тащила танцевать только его. Все, естественно, это быстро заметили и, подготавливая на кухне смену блюд, я спросила у Маши:

– Где ты взяла эту Щуку? От таких ларв нужно держаться подальше. Эти страшилища, ужасные привидения не только у древних римлян, но и повсеместно, смотри, как она заграбастала твоего Митю!

– Это не я её притащила. Просто мой Митя работает с её мужем! – грустно прошептала Маша.

Тем временем муж Щуки медленно, но верно напивался, не обращая на сексуально активизировавшуюся жену никакого внимания. Муж же Маши распустил все павлиньи перья, распушил кошачий хвост и пустился во все тяжкие. Он играл на гитаре, пел и смотрел в бездонные глаза ларвы, время от времени включал страстную медленную музыку и галантно приглашал на танец Щуку, приникал к ней всем телом, игнорируя слабые протесты своей Маши. Теперь Маша начала наливать себе вина все больше и больше и напиваться с мужем Щуки, бросая злобный взгляд на своего мужа. Праздник начал принимать не запланированный полет. Мне стало грустно, и мы ушли.

Как выяснилось на следующий день, Щука с Машиным мужем ушли за сигаретами и так и не вернулись… Трещина их совместной жизни основательно подорвала Машино здоровье.

Родители Маши, довольно состоятельные люди даже по тем советским временам, когда редко кто проживал за границей, а они как раз из тех, активно помогали Машиной молодой семье. Когда влекомый Щукой муж Маши ушел из семьи, родители, недолго думая, реквизировали все импортные вещи увлеченного любовью павлина. Пришлось ему облачиться в старую облезлую дубленку. Тут Щука обнаружила подмену: состоятельный импортный красавчик превратился в обыкновенного, серого, ничем не выдающегося среднестатистического самца, что не входило в планы хищной рыбы. Семья через полгода восстановилась, но я навсегда запомнила оценивающие взгляды такого рода женщин, прозванных нами Щуками.

Мне показалось, что такие пройдохи имеют определенный возрастной ценз, но я ошибалась.

Спустя почти пятнадцать лет, когда мы выдавали замуж нашу дочь, почти такая же история произошла на свадьбе. Только теперь в роли Щуки фигурировала молодая семнадцатилетняя родственница со стороны жениха. Она быстрым оценивающим взглядом выбрала свою жертву, которой стал теперь уже мой красавец-муж. Заметив этот незабываемый взгляд, я сразу поняла, откуда растут ноги. Перед молодой красоткой сидел за столом еще моложавый, но уже состоявшийся доктор наук, профессор. Делать ничего не надо, обольсти его, и ты – «в шоколаде»! Меня только поразила молодость Щуки, но на то они и хищницы, чтобы карась не дремал. Роль карася пришлось играть мне. Конечно, мой муж не такой «фазан», как Машин, но всякое может быть… Я быстро нейтрализовала эту рыбку. С тех пор жизнь меня научила тому, что молод ты или уже перезрел, это не имеет никакого значения. Свойства натуры заданы природой, характер, конечно, можно выработать, но имеющий уши – да услышит, а имеющий глаза – да увидит. Будьте внимательны и осторожны на скользких дорогах ЖИЗНИ! Если вы не рыбак, обходите Щук стороной – сожрет и не подавиться!

 

Дворянское собрание

Незабываемые годы зрелости, от тридцати до сорока и чуть-чуть еще попозже, такие стремительные и полные заблуждений, что вся жизнь еще впереди, миновали так поспешно, я бы даже сказала – так проворно, что остались одни воспоминания.

Как-то при встрече один из главных персонажей моего повествования, заведующий лабораторией и доктор медицинских наук, Сергей Вениаминович Кембланов, вздыхая и сетуя на стремительность времени, сказал: «Ты представляешь, я тут в офтальмологическом научно-исследовательском центре имени Гельмгольца поменял оба хрусталика, и, когда увидел себя в зеркале, сначала остолбенел, а потом страшно расстроился. На меня смотрел старый, порепаный черт, облезлый и сизоватый, на носу торчит одинокий волос, на месте сетки красных сосудов, морщины кругами разбегаются по территории и теряются за воротничком сорочки. Перепугавшись реальности и осмотревшись вокруг, мне сразу стало легче… Все мои ровесники еще страшнее, а женщины – о, ужас! – уже на женщин не похожи, ну просто обезьяны, причем худые страшнее толстых, так как сморщились и скукожились, загнулись и уменьшились ростом. У толстых личико натянулось и расширилось, не промахнешься, правда, остальная часть человека, прежде называвшегося женщиной, не проходит в дверь, а куда деваться: всегда приходится выбирать между лицом и фигурой. Так вот и не знаешь: хорошо ли на старости лет видеть ХОРОШО? Или НЕХОРОШО видеть хорошо? Недоверие стали вызывать и восторженные восклицания друзей о том, как я хорошо выгляжу, какие у меня густые, еще пока, волосы и какой приятный цвет лица!!! Меня все же утешает, что они еще не добрались до Гельмгольца».

События, о которых мне бы хотелось рассказать, произошли в 1991 году, так называемая «перестройка» уже по полной программе «перестроила» сознание людей моей многострадальной страны, но совсем не в ту сторону, о которой декларировал разрушитель Родины М.С. Горбачев: дескать, нужно начать (ударение на первый слог) совершенствоваться с СЕБЯ. С себя так никто и не начал: пока старающиеся угодить начальству вырубали бедные, ни в чем не повинные виноградники, приспешники партийной элиты делили страну: КТО БОЛЬШЕ ЗАХАПАЕТ. В начале перестройки в стране создавалась масса разных обществ и организаций, повыныривали из небытия многочисленные товарищества, объединения, казачества, экстрасенсорные клубы, и т. д., и т. п. Тогда на этой волне у группы людей возникла идея создать, а точнее – воссоздать – Российское Дворянское Собрание. И вот 10 мая 1990 года, то есть 25 лет назад, около 50 человек в помещении Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, которое располагалось на Варварке в Знаменском монастыре, решили организовать Союз потомков Российского дворянства. Состоялось учредительное собрание. Это было значительным событием для того времени (был еще СССР) и весьма смелым шагом, ведь на протяжении нескольких десятков лет дворяне в России находились в буквальном смысле в подполье.

Наш многоуважаемый начальник был абсолютно точно доказанного дворянского происхождения и регулярно посещал Дворянское Собрание, которое в то время в Москве возглавлял князь Андрей Кириллович Голицын. Возвращаясь после таких заседаний, он весело и даже с юмором делился происходившими там событиями.

И вот однажды он сообщил, что состоится служба и крестный ход Дворянского Собрания с приглашением наших дворян-эмигрантов из-за рубежа. Все это было приурочено к дате 16–17 июня. Теперь-то об этом все знают, а тогда… Расстрел царской семьи (бывшего российского императора Николая II и его семьи) был осуществлён в ночь с 16 на 17 июля 1918 года во исполнение постановления за номером 306 исполкома Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, возглавлявшегося большевиками. Вместе с царской семьёй были расстреляны и члены её свиты. Все это происходило в полуподвальном помещении дома Ипатьева в Екатеринбурге.

Наш начальник пригласил всех желающих из нашей лаборатории на это торжественное событие, которое должно было состояться в Храме Вознесения Господня в Сторожах у Никитских ворот.

Прежде чем продолжить мою историю, приведу некоторые данные о Храме Большого Вознесения из исторических источников. В 1685–1689 годах царицей Натальей Кирилловной Нарышкиной, чей двор находился неподалёку – на месте нынешнего Столового переулка, – был построен каменный Вознесенский храм «о пяти каменных главах» с приделами Владимирской иконы Божией Матери и Святителя Николая – чуть западнее ныне стоящего.

В XVIII веке участок перешёл в собственность князя Г.А. Потёмкина. Есть версия, что в Вознесенском храме в 1774 году состоялся тайный брак Г.А. Потёмкина с Екатериной Великой. Во всяком случае, именно он заказал в 1790 году, незадолго до своей смерти, строительство новой, более крупной, каменной церкви. Строительство началось в 1798 году с трапезной по проекту М.Ф. Казакова.

Во время пожара 1812 года недостроенное здание выгорело, и строительство было завершено в 1816 году. В этой трапезной 18 февраля (2 марта) 1831 состоялось венчание поэта Александра Пушкина с Натальей Гончаровой.

Прихожанами церкви были многие представители интеллигенции, дворянства и купечества, жившие рядом. В ней в 1863 году отпевали М.С. Щепкина, в 1928 году – М.Н. Ермолову. 13 ноября 1917 года в церкви отпевали юнкеров и офицеров, погибших во время октябрьских боев в Москве. В 1920 году Фёдор Шаляпин читал в церкви «Апостола» на венчании своей дочери Ирины. 5 апреля 1925 года в храме совершил своё последнее богослужение Патриарх Московский и всея России Тихон. В 1931 году церковь закрыли.

В здании разместился склад тары, затем гараж. Иконостасы разобрали (старинные иконы сожгли прямо в здании храма), закрасили стенную роспись, устроили межэтажные перекрытия, возвели перегородки, в апсиде алтаря пробили ворота, разобрали портики и устроили новые оконные проёмы. В 1937 году снесли шатровую колокольню XVII века. В 1960-х годах в здании размещалась лаборатория высоковольтного газового разряда и молниезащиты Энергетического института имени Г.М. Кржижановского. В 1987 году вывели лабораторию – планировалось провести реставрацию и разместить в помещениях концертный зал. В 1990 году здание передали Русской православной церкви.

Именно в это время, среди облупленных стен и полуразрушенных колонн, проходило богослужение собравшихся дворян из России, Франции, Германии, Нидерландов. Среди этих избранных людей стояли мы, сотрудники лаборатории Института биофизики и с интересом таращились не столько на попа, читающего молитвы, сколько на окружающих нас людей и убожество оскверненного и обнаженного Храма. Служба была длинная, все иностранцы пели молитвы привычно и торжественно. Мы, атеистически воспитанные в Советском Союзе, молитв не знали, песен «Иже херувимских» тоже, но история религии нам, конечно, была знакома, и вызывало благоговение стройное пение церковных молитв. Когда французский мальчишка восьми-десяти лет не выдержал духоты помещения и упал в обморок, мы восхитились его мужеством выстоять два часа, молиться и петь, и потерять сознание.

Крестный ход вызвал у местных жителей улицы Большой Никитской некий переполох и громадный интерес, так как это мероприятие для того далекого времени конца перестройки было необычным и нетипичным: эту церковь с 1931 года никто не обходил Крестным ходом.

После крестного хода все были приглашены на заседание Дворянского Собрания в Дом архитектора. Центральный дом архитектора открыт для всех, кого интересует архитектурная и художественная жизнь Москвы. К этому времени наш коллектив уже сопровождали корреспонденты столичных газет и телевидение. Я почувствовала некоторую помпезность происходящего и решила тихонечко уйти, но наш руководитель воспрепятствовал тому, чтобы кто-нибудь тихо растворился: «Вы что, с ума сошли? – строго спросил дворянин. – Потом там будет Бал, и будут угощать шампанским – бесплатно!!!»

Дом архитектора располагался рядом – в Гранатном переулке. Помимо основной профильной деятельности, в Центральном Доме архитектора проводились мероприятия, относящиеся к другим областям искусства, а также к просветительской и научно-познавательной сферам. С концертами здесь выступали Государственный академический большой симфонический оркестр им. П.И. Чайковского под руководством Владимира Федосеева и Музыкальный коллектив Петра Налича. В выставочных залах Центрального дома архитектора проводились многочисленные выставки. Вот и теперь Дворянское собрание арендовало помещение Центрального дома архитекторов для такого важного события. В большой концертный зал ручейком втекали многочисленные дворяне. Шум и суета не смолкали. Места почти все были заняты, и наши семь человек во главе с начальником устроились вдоль стены на стульчиках вдали от сцены, в уголке. В зале работало около десятка корреспондентов и киношников. Всё снималось на видео.

Вот когда шум затих, на сцену вышел сам князь Голицын и предоставил слово Петербуржскому Председателю дворянского собрания князю Гагарину. Гагарин вышел на сцену, откашлялся и начал свою речь. Поскольку князь не выговаривал буквы «р», «з», «с» и еще несколько, понять, что он говорит, было весьма трудно. Тут один из сотрудников нашей лаборатории наклонился ко мне и прошептал мне в ухо: «Совсем князья выродились! У фсех фефект фикции». Мы начали трястись мелким смехом, и в это самое время корреспондент с огромной камерой на плече, медленно миновав всех дворян и дворянок, подошел к нашей лаборантке Людмиле Ивановне, опустился на одно колено и принялся снимать её крупным планом. Видимо, её молодое недворянское лицо вдохновило его больше всех остальных дворянских. Веселая блондинка с огромными глазами, аристократичными руками и нежной кожей, она два раза взмахнула ресницами, и корреспондент забыл, где находится. Мы покатились со смеху.

Люся покраснела и тихонько стала ему говорить, чтобы он шел отсюда подальше, так как она не имеет к дворянам никакого отношения, что дворянин вот, и она робко указала на нашего шефа, и еще вон, она указала на его дочь. Пламя румянца разливалось по щекам, глаза сверкали, как ночные звезды, но корреспондент продолжал снимать её, молодую и красивую, и все не уходил. На лице Люси обозначилась паника, и, если бы корреспондент в этот момент не поднялся с колен и не ушел, Людмила Ивановна упала бы в обморок. Потной рукой она сжала мою руку, краска сошла с её щек, она посмотрела на колышущееся море особ дворянского происхождения и сказала: «Быстро уходим!», а один из наших не дворян грустно сказал: «Вот Сергей Вениаминович! Дворяне – дворянами, а фотографировали нашу Людмилу Ивановну! Красота – страшная сила!»

Люсю мы успокоили, выпили шампанского бесплатно, добавили коньяку на лавочке около храма, так как у нас с собой БЫЛО, и весело пошли домой. Впереди были страшные годы девяностых: сплошной беспредел. В дворяне приняли и Ельцина и Пугачеву – за Заслуги перед Отечеством. Образовалось большое количество дворянских ответвлений, раздающих дворянство направо и налево, и наш уважаемый начальник перестал посещать так активно эту организацию, а уж нас и приглашать было бессмысленно. Больше краснеть, как маков цвет, никому не хотелось, а на Людмилу Ивановну показывали пальцами и дразнили «дворняжкой», шутя, конечно.

 

Как тесен мир

Приглашение на участие в Международном конгрессе «Попугаи мира» в Лоро Парке на Канарских островах пришло в Московский зоопарк впервые. Конверт, украшенный фотографией редчайшего попугая – ара Спикса и красиво оформленное письмо с информацией о программе работы конгресса, сообщали о том, что участие в нем представителя с выступлением из России будет иметь определенный интерес. Это был восьмой конгресс, а в предыдущих не было ни одного выступления наших соотечественников.

Мой муж, Алексей, предложил поехать вместе, чтобы поучаствовать в таком глобальном мероприятии и насладиться красотой испанского острова Тенерифе, тем более что там мы никогда не были.

Нужно было привезти какой-нибудь оригинальный подарок основателю и директору Лоро Парка. Мы подумали и решили приобрести российское вино, изготовленное из краснодарского винограда и, зная, что директор собирает всевозможные сувениры, связанные с попугаями, нарисовать малого голубого ару (он же ара Спикса) на страусином яйце. Поскольку разрисовывать страусиные яйца я начала уже давно, еще, когда мы жили в Саудовской Аравии, а муж работал там директором национального зоопарка, этот подарок показался нам оригинальным и необычным.

Я взялась за работу, и вскоре портрет ары Спикса был готов, краснодарское вино приобретено. Доклад под названием: «Some results of parrot-keeping in zoos centers of Russia and adjacent countries», что в переводе звучит как «Некоторые результаты по содержанию попугаев в зоологических центрах России и сопредельных государств» был подготовлен Алешей в кратчайший срок.

В аэропорту нас встретила колоритная дама по имени Марго, среднего возраста, уроженка города Одессы, давно проживающая в Германии. Поскольку, основатель Лоро Парка, почетный гражданин города Пуэрто-де-ла-Крус, Вольфганг Кислинг – успешный немецкий предприниматель и общественный деятель, то, видимо, пути их пересеклись где-то в Германии и Марго, любительница животных и активная, следует выделить: ОЧЕНЬ активная, защитница братьев наших меньших, теперь работала на Тенерифе у Кислинга.

Вольфганг Кислинг живет на Тенерифе с 1970 г. Влиятельная семья Кислингов, помимо Лоро Парка, владеет на острове огромным Сиам Парком и пятизвездочным отелем Botanico.

Марго привезла нас в эксклюзивнейший пятизвёздочный отель класса люкс, в этот самый Botanico, расположенный в центре роскошного парка, у подножия вулкана Тейде и неповторимого по красоте субтропического сада, на территории более шести гектаров.

По дороге общительная Марго не смолкала ни на минуту, чуть позже мы узнали, что выключить поток слов, широкой рекой текущих из нее, просто невозможно. Из информативной струи мы отжали квинтэссенцию необходимой информации.

История появления Лоро Парка очень интересна. 17 декабря 1972 года немец Вольфганг Кислинг смог реализовать успешный коммерческий проект, вложив деньги семьи в перспективное дело. С детства маленький Вольфганг любил попугаев, сообразительные и умные птицы всегда присутствовали в его жизни. Побывав на Тенерифе, он решил, что здесь самое отличное место для жизни попугаев. Решено было создать парк, а для просмотра туристы должны приобрести билет и желтую бейсболку.

По рассказам Марго, Кислинг не всегда был успешным бизнесменом, его последняя попытка обрести себя была прокомментирована его отцом так: «Если твое дело через год не принесет прибыли, на семью больше не рассчитывай…», но через год, все случилось более чем успешно…

Название парка, происходит с испанских слов „loro“ – попугай, и „parque“ – парк. Сразу на входе в парк красуется бронзовый ара – эта птица является эмблемой парка.

Парк первоначально располагался на площади 1,3 га, а коллекция попугаев насчитывала 150 видов, но со временем площадь парка достигла 13,5 га, а коллекция возросла до 4 тысяч попугаев – это самая большая коллекция этих птиц среди зоопарков мира. Позже тут появились пингвинчики, потом акулы, морские львы, дельфины, включая касаток. Еще позже сюда привезли других птиц, приматов, рептилий, в общем, получился самый настоящий зоопарк.

Кислинг очень любил Таиланд, поэтому мир Юго-Восточной Азии отражен в его владениях в Сиам Парке в виде тайской деревни из шести домиков, похожей на тайские поселки. Это самое большое сооружение такого типа вне Таиланда, а Лоро Парк можно с достоинством назвать не только главной достопримечательностью Пуэрто-де-ла-Крус, но и всего Тенерифе. Таиланд, зоопарк, аквапарк, ботанический сад – все это Лоро Парк на Тенерифе.

Проявляя кипучую деятельность, свойственную своей натуре, Марго убедила Алешу, что нам, представителям России, просто необходимо присутствовать на пресс-конференции перед открытием Всемирного конгресса. Помимо корреспондентов и журналистов, на пресс-конференции было очень мало приглашенных, мы, соответственно, чувствовали себя неловко, но Марго как будто плавала в своей среде. Её можно было увидеть и тут и там, и везде. Красное лицо Кислинга выражало некоторое недовольство ее активной назойливостью. Интервьюированные расселись в президиуме, а мы в числе корреспондентов, в партере. Все это происходило на природе в парке, среди скульптур касаток, раскрашенных в разные цвета в стиле сюр. В президиуме кроме Кислинга присутствовали ученый с мировым именем Робиллер, на книгах которого вырос и воспитался Алеша, а так же мэр Тенерифе и другие высокопоставленные персоны.

Когда умолк шум присутствующих, Марго, желая как можно лучше рассмотреть президиум и как можно тщательнее впитать выступления, в звенящей тишине начала пресс-конференции, стала продвигать свой стул ближе и ближе к импровизированной кафедре, ножка стула сошла с твердой поверхности пяточка, выложенного плиткой, и погрузилась в мягкий газон. Стул завалился и вместе с ним Марго. Внимание прессы тут же переключилось с главных героев на суматошную одесситку. Кислинг вне себя от ярости посмотрел на Марго. Что он думал, нам не известно, но как только её подняли, отряхнули от травы и водрузили на сидение стула в воцарившемся сосредоточенном внимании окружающих, в ожидании первых слов открытия конференции, в звенящей тишине, стул Кислинга съехал с постамента, погрузился в нежный газон и точно так же завалился под кафедру. Атмосфера разрядилась, общее веселье объединило публику, и пресс-конференция началась…

Алеша сделал блестящий доклад. На конгрессе присутствовали не столько специалисты, сколько любители своего дела, а всем известно, что нет более образованного и знающего человека, чем ЛЮБИТЕЛЬ. Сто пятьдесят человек со всего мира, богатых, делающих взносы на программы по сохранению редких видов попугаев и, таким образом, спасающие наш разрушаемый нами же мир от исчезновения, и не очень состоятельных, но самоотверженных и любящих пернатых.

Конгресс заканчивался грандиозным шоу в Сиам Парке. Круглые столы, покрытые белоснежными скатертями, изысканное угощение в виде запечённых креветок, по-тайски приготовленным мясом со всевозможными овощами и вино рекой сопровождалось джазовыми композициями и низким баритоном темнокожего певца. Столы стояли прямо на песке, поэтому все присутствующие, упаковав свою обувь, во что попало, разулись и плясали босиком. Ночной фейерверк вызвал своей грандиозностью отчаянный писк, визг и крик удовольствия у присутствующих подвыпивших любителей попугаев.

Наутро, из пакета с обувью, порученного для сохранения Алеше, куда-то исчезли мой мобильный телефон и босоножка Марго. Погуляли хорошо…

На закрытии конгресса мы с Алешей попали в число VIP персон, приглашенных Кислингом на праздничный ужин. За большим круглым столом сидели богатые бизнесмены, обожающие попугаев и спонсирующие различные программы. Ритуал ужина на высочайшем уровне ресторанного этикета, прерывался тостами за всевозможные успехи этого природоохранного дела, а также словами благодарности за всевозможные дела и поступки, благотворительно повлиявшие на те, или иные проекты. Наливаясь роскошным испанским вином, народ расслаблялся, становился все веселее и добрее и вот немолодой, мухоморного вида, неприветливый дед, сидящий по правую руку от Алексея, смягчился и спросил – откуда мы. Когда он узнал, что мы из России, его удивлению не было предела. Когда Алеша спросил, откуда он сам, дедушка поведал, что он англичанин. Долго работал в Саудовской Аравии, строил там аэропорты. Тут началось… Оказалось, что масса общих знакомых с которыми Алеша работал, встречался, дружил являются лучшими друзьями сэра Берри. Дедушка Берри оказался миллионером и страстным любителем попугаев. Мы расставались как родные.

Как тесен мир!!! Сейчас, несмотря на почтенный возраст, сам Кислинг до сих пор руководит Лоро Парком. Он создал и Фонд Лоро Парка, который поддерживает природоохранные проекты по спасению попугаев в разных уголках нашей планеты. А Марго потом приезжала к нам в Москву и поняла, что на Тенерифе лучше…

 

Картежница

Несмотря на новогодние праздники, Арбатско-Покровская линия метро работала с перебоями. Об этом, оказывается, уже сто раз предупреждали, но я, как обычно, узнала об этом только тогда, когда вынырнула из увлекательного романа о любви, обнаружив на себе неприязненные взгляды выходящих из почти пустого вагона пассажиров. Я поспешила за ними. На платформе Кунцевская яблоку негде было упасть. Толкаемая во все места моего прекрасного тела окружающими меня жителями планеты Земля, я радовалась, что вышла из дома с запасом времени, и что сейчас зима, люди одеты в шубы и толстые теплые куртки, которые так ласково демпфируют эффект толпы.

Следующий поезд запаздывал. Людская масса прибавилась, и, когда двери поезда распахнулись прямо передо мной, меня внесли в вагон, практически оторвав от земли. Я торопилась в театр, но перед представлением мы с подружкой и племянницей решили выпить по чашечке кофе. Племяшка, большая оригиналка, любит выискивать что-нибудь нетрадиционное и назначает встречу не где-нибудь, а в кафе St. Regis.

Моя любовь к изучению истории улиц и переулков Москвы, а также старой архитектуры города, биографий знаменитых архитекторов, в настоящее время, неожиданно для меня, обрела широчайшую популярность. Это не может не радовать, так как все знают: без прошлого нет будущего.

Неожиданно для себя я обнаружила, что бренд St. Regis был основан в 1904 году Джоном Джейкобом Астором IV, сам этот Джон – американский миллионер, бизнесмен, писатель, член известной семьи Астор, подполковник, участник Испано-американской войны. Знаменитый отель Waldorf-Astoria Hotel в Нью-Йорке принадлежал как раз ему. Возвращаясь из свадебного путешествия по Европе с беременной женой, которая была ровесницей его старшего сына от первого брака, пожелавшей рожать в Америке, Джон продолжил роскошную свадебную поездку в апартаментах первого класса, как самый богатый пассажир, на новом теплоходе под названием «Титаник». Пока все женщины первого класса не сели в шлюпки, мужчины, если они мужчины, не позволили себе пренебречь под давлением инстинкта самосохранения благородством души и порядочностью.

Джон Джейкоб Астор IV погиб во время крушения «Титаника». Его тело было обнаружено 22 апреля 1912 года пароходом «CS Mackay-Bennett» и зафиксировано за № 124: МУЖЧИНА, ОЦЕНОЧНЫЙ ВОЗРАСТ – 50, ВОЛОСЫ И УСЫ – СВЕТЛЫЕ. ОДЕЖДА – Синий саржевый костюм; голубой платок с вышивкой «А.У.»; ремень с золотой пряжкой; коричневые сапоги на красной резиновой подошве; коричневая фланелевая рубашка, с вышивкой «J.J.A.» на задней части воротника. ИМУЩЕСТВО – Золотые часы; золотые запонки с бриллиантами; бриллиантовое кольцо с 3 камнями; 225 фунтов стерлингов; 2440 долларов; 5 фунтов стерлингов в золоте; 7 серебряных монет; 50 франков в монетах; золотой карандаш; бумажник. ПЕРВЫЙ КЛАСС. ИМЯ – Д.Д. АСТОР.

Я, стиснутая «прозой жизни», раскачивалась под мерное постукивание вагона метро вместе с другими, страждущими суеты бытия. Продолжать читать роман о любви не было никакой возможности, и я стала размышлять о нелепой смерти талантливого Джона и о его русском следе, который он оставил в отеле St. Regis, занимающем комплекс старинных зданий в одном из лучших мест города – на углу Никольской улицы, Лубянской площади, Малого и Большого Черкасского переулков. Именно туда я сейчас и спешу.

Напротив меня на расстоянии какого-то полуметра колеблется в такт движению поезда метро серое лицо женщины. Лоб сжат вертикальной складкой мучительного переживания, и мне даже показалось, что это физическая боль и женщине срочно нужна помощь, но по ее нервным тыканьям пальцами в телефон, я поняла, что она пишет СМС-ки. Её бросил любимый, и она взывает к нему, как к спасению души перед шагом в небытие. Фантазия моего сострадания почти что присвоила ей бисеринки слез и, хотя зрение мое оставляет желать лучшего, но расстояние до ее лица весьма мало, и этих искр влаги я все же не увидела, как ни старалась. Женщина остервенело тыкала пальцами в дисплей телефона и писала, писала, писала. Что-то отчаянно драматичное или даже трагичное случилось в её жизни, и она вынуждена трястись в метро куда-то, а не терпящая отлагательств беда сжимает ее напряженный лоб в сеть морщин и кривит губы в гримасу плача.

Я качаюсь, как истукан, чужой человек, заглянувший чуть глубже, чем можно постороннему, и пребываю в абсолютном бессилии. Я хочу помочь женщине и не могу, не пускает чувство соблюдения приличий.

Через несколько минут, перетасованная толпой входящих и выходящих людей, я облегченно благодарила это вселенское чувство соблюдения приличий, так как, заглянув невольно в смартфон несчастной, я обнаружила, что женщина всего лишь навсего играла в преферанс.

 

Красноухая черепаха

Какой жаркий июнь! Евгения Петровна не спеша идет к метро, обмахивая лицо копией приказа о формировании новой отчетной документации. В сумке, помимо кипы документов, выцарапанных с большим трудом в министерстве, лежат купальник и полотенце. Конечно, она вполне самостоятельный человек и может смело отправиться вместо работы домой. Важное дело в министерстве она уже сделала и заслуживает релакса, а эту «страшно необходимую» кучу бумаг она привезет в центр завтра, тем более что вторая половина рабочего дня уже на исходе.

Единственным мобильным в настоящее время человеком, легким на подъем и готовым почти на все, является переводчица с английского языка Анна. Анне Николаевне уже за сорок, но почти все ее зовут Нютик за веселый нрав и неиссякаемое чувство юмора. Когда-то давно их поселили в один номер в командировке на конференции в городе Сан-Франциско, и с тех пор отношения превратились в приятельские, а потом – и в дружеские.

Анна не присутствует на рабочем месте с девяти до шести, так как имеет скользящий график и половину ставки, да еще и проживает в Строгино, где до сих пор остались маленькие кусочки нетронутой злобным человеком природы на берегу волшебной Строгинской поймы.

Когда-то, лет пятнадцать назад, коллективчик отдела, где трудилась Евгения, был в основном молод и готов на подвиги. Летний период трудового времени превращался в один большой праздник. Начальник, молодой кандидат наук, талантливый и спортивный, организовывал обеденную купалку в водах Москвы-реки – тогда еще никто не боялся купаться в черте мегаполиса. Институт находился в десяти минутах ходьбы от излучины реки до того злосчастного места вниз по течению, куда сливались воды после экспериментов с использованием фосфора-32. Все были убеждены, что река уносит радиоактивные вещества куда-то вдаль, и там они исчезают как-то так… сами по себе. Песчаный пляж этого живописного места летом быстро заполнялся народом и был весьма густо «заселен», особенно в обеденное время. Курчавые деревья плотно покрывали побережье реки. С высокого берега открывался будоражащий простор резкого поворота речного русла и необыкновенная красота Серебряного бора. Кто-то мудро назвал улицу вдоль реки Живописной, это точно так и есть.

Команда лаборатории вместо сорока пяти минут обеденного перерыва, с молчаливого и даже настойчивого согласия шефа, прихватывала еще полтора часа и возвращалась на рабочее место обожжённой, распаренной и наплававшейся досыта. Все очень хорошо знали, что если нужно, то каждый останется на рабочем месте, сколько потребуется, и сделает все, что необходимо.

Все проходит… и это прошло. Ушли молодость, задор, желание собирать всех, дожидаться опаздывающих. С уходом лидера исчезло связующее звено, и государство распалось на княжества. Отдельные князья еще не забывали провести обеденный перерыв на пляже, но уже никому нельзя было опаздывать с обеда, и мало-помалу походы сошли на «нет».

Женя позвонила Анне, они договорились встретиться в условленном месте. Чтобы добраться до требуемой точки встречи, нужно прогуляться от трамвайной остановки по аллее вдоль берега большого речного залива, через примерно десять минут свернуть налево, по тоненькой тропинке добраться до поворота, и через две минуты ты попадешь в уединенное место, где нет ни души.

Огромная ракита, в прошлом году полоскавшая свои ветви и листья в воде, обрушилась в заводь, и её поверженный ствол медленно колыхался вместе со слабым прибоем Строгинской поймы. Женя расстелила на травке полотенце, переоделась в купальник и подставила стройное тело лучам долгожданного солнца. Раннее лето расцвечено молодой листвой, цветущим разнотравьем. Зеленая масса природы нежная, мягкая, еще липкие почки выпроставшихся листьев тополей покрывают землю и пристают к подошве босоножек, еще не огрубели листы, еще все лето впереди…

Женя зажмурила глаза, подставила лицо теплым лучам солнца. Легкий шум листвы расслаблял не только тело, но и душу, звенящая песенка комариных крыльев вернула ее к действительности. Она открыла глаза и увидела: на частично погруженной в воду раките по ушедшей под воду ветке выползает на солнышко довольно большая черепаха. На голове, шее и конечностях черепахи был обозначен рисунок из белых и зелёных волнистых полос и пятен, две длинные ярко красные полоски протянулись рядом с глазами. Красноухая черепаха – вид черепах из семейства американских пресноводных черепах. Откуда она взялась в водах Серебряного Бора в Москве? Её ареал охватывает США от юга Виргинии до севера Флориды и Канзаса, Оклахомы и Нью-Мексико на западе, Мексику, всю Центральную Америку, северо-запад Южной Америки, север Колумбии и Венесуэлы. Обитает в мелких озёрах, прудах и других водоёмах с низкими, заболоченными берегами. В водоёмах очень грязных. Ведёт относительно малоподвижный образ жизни. Крайне любопытна. Если черепаха сыта, она вылезает на берег и греется под солнечными лучами. Если голодна, то неспешно плавает в поисках пищи. При температуре воды ниже +18 °C черепаха становится вялой, у неё пропадает аппетит.

Вся эта информация отпечаталась в памяти Жени много лет назад, когда Павел назвал ее Красноухой черепахой.

– Почему? – спросила Женя с обидой и полезла в интернет посмотреть, что же это за живность.

– Потому что сидишь на краешке стула и поводишь головой туда-сюда, без активного желания устремиться в будущее, диссертацией не занимаешься и ждешь неизвестно чего…

А она действительно ждала, но не неизвестно чего, а конкретного предложения создать, так сказать, семью. Они вместе уже пять лет и все вот так, на жердочке, от встречи до встречи. Павел, можно сказать, интродуцирован в её дом, в её жизнь, в её мысли и заботы, в её сиюминутные дела и вообще в неё саму. Без него она уже и не представляла ничего.

Эта выползшая на солнышко божья тварь всколыхнула все, что с таким трудом Женя пыталась забыть и начать новую, не черепашью, не пресмыкающуюся жизнь.

Черепаха способна заметить опасность на расстоянии 30–40 м, после чего молниеносно соскальзывает в воду, за что получила название «Slider». Перевод слова slide: слайд, скольжение, ползун, каток, наклонная плоскость, скользящая и др. Наклонная плоскость – вот это как раз то, что и произошло, когда Паша собрал вещи и уехал, вернулся опять в свою семью, к детям. Женя так и не вышла замуж, не родила детей, не защитила диссертацию.

Красноухая черепаха проникла в Австралию, где официально признана вредителем, вытесняющим местную, эндемическую герпетофауну…

А ведь Павел так и поступил, когда активно ворвался в сердце Евгении, оттеснив Бориса, как местную, эндемическую герпетофауну. Тогда не Женя является Красноухой черепахой, а Павел, а может быть это и есть как раз ее жизненное пространство с характерным для пресмыкающегося поведением, как её, так и окружающей её среды.

Женя наблюдала за черепахой, сначала злобно и неприязненно, а потом даже любовалась ею. Черепаха застыла и не двигалась. Её ярко красные полоски сверкали на солнце. Хороша и неподвижна, она олицетворяла собой вечную красоту и гармонию природы.

– Смотри, мама! – закричал неизвестно откуда взявшийся, ребенок, указывая на черепаху. Красноухая немедленно изобразила скоростного СЛАЙДЕРА и исчезла в воде Строгинской поймы.

Нютик помахала Жене из-за отцветающего куста сирени:

– Давно ждешь?

– Почти целую жизнь! – пошутила Женя.

 

Крем для рук

Татьяна открыла глаза и мысленно приказала себе сделать утро радостным и позитивным. Интуиция зажгла красный свет. Какое-то тупое настроение, нежелание что-либо делать опять навалилось, как бетонная плита. Все движения рук, ног, тела и даже мыслей работают на автомате. Сделала зарядку, однообразный комплекс упражнений, – давно хотела что-нибудь добавить или изменить. Пора откорректировать привычные движения гимнастических упражнений. Приняла душ, единственное отличие от прошлых душей – перестала петь под струями воды. Вышла из ванной комнаты, легкими движениями пальцев нанесла крем на лицо, помассировала лоб и шею. Захватила большую косметичку с прочими принадлежностями и уселась в кресло, чтобы продолжить обычные процедуры с телом после душа. Ножки обработала специальным кремом и, порывшись в недрах косметички, выудила крем для рук.

Этот белый тюбик, утонувший в недрах огромной косметички, целый год не попадался ей на глаза. Она абсолютно забыла о его существовании. Even Better Dark Spot Correcting Hand Cream SPF 15 питает кожу рук и обеспечивает длительное увлажнение, а ведь это единственное, что случайно осталось от драматических событий прошлого года. Татьяна вздохнула, как будто всхлипнула. «Еще чего не хватало!?» – полуспросила, полувоскликнула она, но ничего поделать уже не смогла. Слезы градом потекли по щекам. Она швырнула злополучный тюбик резким движением, он сделал кульбит в воздухе и, почти описав мертвую петлю, с характерным скрежетом скрылся под диваном.

Размазывая по лицу слезы и сопли, Таня автоматически выдавила на ладонь дорогущий крем для век и намазала руки. Мысли, такие не управляемые, понеслись со скоростью охлаждающей жидкости ядерного реактора, когда через воду проходят электроны, выбитые гамма-квантами со своих орбит со скоростью больше скорости света в воде.

«Год. Прошел целый год! – подумала она. – Почему ничего не заживает, а наоборот – болит еще сильнее? Она подошла к зеркалу и увидела эффект Вавилова – Черенкова, свечение, вызываемое в прозрачной среде заряженной частицей, которая движется со скоростью, превышающей фазовую скорость распространения света в этой среде.

Поскольку Таня окончила физмат, частенько ассоциации реального мира с миром физики насыщали ее жизнь, но – чем дальше во времени, тем реже и реже.

В зеркале на неё смотрела красивая женщина в слезах, но со сверкающими глазами, полными огня, энергии, жизни. «Почему, когда какой-то паршивый тюбик мне напомнил о Славке Сизокрылом, я, такая уравновешенная, разумная, твердая, гармоничная, умеющая владеть собой, теряю все эти качества и превращаюсь в растекшийся скользкий кисель??? Когда-то Мишка, наш сокурсник, назвал Славку «Сизорылым», но это явно от зависти, так как уж кто-кто, но не Слава, его в злоупотреблении алкоголем упрекнуть нельзя, чего не скажешь о Мишке!»

На курсе Татьяна и Славка были самой красивой и умной парой. Полное имя Славки – Станислав. Его отца звали Бронислав Вячеславович. Он говорил, что в роду были поляки, и что мама и бабушка очень любили имена такого рода.

Он быль первым ее мужчиной, и сексуальное открытие ее внутреннего потенциала чувствительности на фоне уверенной и всепоглощающей любви вырвалось со стоном громким шёпотом: «Ты не Славка, ты ЛАВКА ЧУДЕС!». Потом никто не мог понять, почему она зовет его Лавкой, торгующей Чудесами, а он ее – Патронесса моей лавки. Татьяна была уверена в будущей своей судьбе: что будет после окончания института, когда они со Славой поженятся, где будут работать, когда родятся их дети, и так дальше… Но нет, дорогие мои, никогда не бывает так, как кажется, как должно бы неминуемо быть.

Свадьба все откладывалась, жить было негде – общага и всё, а снимать квартиру не на что. Они оба работали в Курчатовском институте. Молодым специалистам по программе «Наука – наше будущее» обещали квартиру, и – действительно, Татьяна получила ордер на малогабаритку, когда Славка был в командировке. Что-то неуловимое, серое, тоскливое, молчаливое и чужое пробралось в их дом и поселилось в прихожей. Дальше прихожей оно пока не продвигалось, и новый дом был еще теплым, а Лавка Чудес такая яркая, как майский салют, но однажды…

Все оказалось таким банальным. Около проходной в сквере на лавочке ее ожидал Торсовский Николай Петрович с Калининской атомной станции. Они договорились встретиться не в переговорной, а на улице. Был май, и ослепительное солнце вливало в сердце любовь щедрыми потоками своих лучей. Она оформила документы для передачи ему и вынесла их в папке – заклеенными и опечатанными. Торсовский поблагодарил, пожелал успехов и уехал, а Таня, прикрыв глаза, еще немножко понежилась на солнышке, пока тихий красивый женский голос не прозвучал около ее лица: «Извините, не подскажете, где проходная Курчатовского института?»

Перед ней стояла молодая женщина и держала за руку маленького Славку Сизокрылова. На шее у мамочки посверкивал серебряный кулон с жемчужиной, точно такой же, как у Тани, а на руке – точно такие же маленькие серебряные часики, которые он подарил ей на пятилетие совместной жизни.

Сочетание яркого солнечного дня, чистого синего неба и разряда грозовой молнии в Таниной душе с потемнением в глазах и полуобморочным состоянием до нынешней минуты не меняется и кажется тем самым АДОМ, который ждет Вас в преисподней с тихим шепотом: «Добро пожаловать». Почему стало все понятно мгновенно, и все стало на свои места, кроме прыгающего сердца и растерзанных мыслей.

Интересно, а этой молодой красавице на скольколетие совместной жизни он подарил эти часы? Мальчику было года три или чуть меньше. Эдакий непоседа, и такой красавчик, что руки сами чуть не потянулись его обнять.

«Что с вами?» – спросил прекрасный голос.

Спустя время Татьяна выбросила все, что напоминало о нем, а распрощаться пришлось практически со всем домом, остались только стены. Серебряный кулон смылся в унитаз, а часы улетели в форточку, затерялся только увлажняющий крем для рук, осветляющие ингредиенты которого проникают глубоко в кожу и делают темные пятна и неровную пигментацию гораздо менее заметными. Щадящие отшелушивающие агенты помогают выровнять и освежить тон кожи. Крем также укрепляет кожный барьер, благодаря чему кожа лучше противостоит раздражению, которое может вызывать воспаление и повышать выработку меланина. Цена: 1750 руб.

 

Не мы выбираем…

Сегодня мне не нужно никуда идти. Как странно: я никуда не спешу Вчера я отправила на х… директора, и мне пришлось уволиться. Я не раздавлена и не уничтожена – я освобождена, тем более что уже два года как оформлена моя пенсия по старости.

Когда я оформляла пенсионерские документы в отделе кадров и задержалась на пункте «Причина оформления пенсии», мне заместитель начальника отдела кадров с радостной улыбкой подсказала: «Пишите: по старости…» Некоторый слабенький, но все-таки шок замедлил стремительность заполнения необходимых бланков. Я, такая еще молодая и красивая, полная энергии и любви, вдобавок ко всему приобретшая совокупность практически усвоенных знаний, навыков, умения под общим названием ОПЫТ, всего лишь навсего по СТАРОСТИ оформляю пенсию. Мысль о том, что не я первая и не я последняя, примирила меня с действительностью, и теперь моя невысокая зарплата увеличилась на невысокую пенсию, что не могло не радовать обывателя.

Почему-то с годами, несмотря на усиленный прессинг советской, а потом и капиталистической, системы взаимоотношений «Начальник-подчиненный», у человека УВЕЛИЧИВАЕТСЯ чувство собственного достоинства. Тогда как на самом деле оно должно вовсе и навсегда исчезнуть за годы труда в государственных учреждениях. Я давно заметила, что увеличенное чувство собственного достоинства особенно страдает от несправедливости, и это существительное может стать последней каплей, переполнившей чашу терпения воспитанного человека. Вот тогда и происходят такие вещи, как отправление на х… главного начальника с последующим увольнением обиженного.

Ха-ха-ха! Посмеяться теперь можно над собой сколько угодно.

«Неспешность», знаменитый роман Милана Кундеры, где он сожалеет об исчезновении услады неспешности, ленивых героев народных песен, бродяг: «Чешское присловье определяет их сладостную праздность такой метафорой: они засмотрелись на окна Господа Бога. А кто засмотрелся на них, тому нечего скучать: он счастлив. В нашем же мире праздность обернулась бездельем, а это совсем разные вещи: бездельник подавлен, он томится от скуки, изматывает себя постоянными поисками движения, которого ему так не хватает».

О пребывании в безделье я как раз и не успела задуматься. Когда готовишься заранее к какому-то важному шагу, то перетекание из одного состояния в другое не так травматично, как внезапная навязанная перемена событий, когда ты еще не осознал, КТО ты теперь.

Я лежу в ванне с цитрусовым ароматом пены. Беспрерывная ниточка мыслей по привычке выстраивает мой день, и вдруг раздается звонок в дверь… Размазывая пену по лицу, я набрасываю махровый халат, мечусь в поисках тапочек и на пятый, настойчивый звонок, открываю дверь. На пороге стоит молодой разносчик пиццы: «Серафимовы! Две пиццы: классическая и с креветками!» «Серафимовы живут в соседней квартире!» – я говорю с раздражением и злостью. Как молниеносно я превратилась в ТЕТКУ. Всего полдня на пенсии – и вот результат.

Я принимаю душ, смываю остатки цитрусовой пены, сушу феном волосы, собираю их остатки в пучок, делаю легкий макияж «без глаз».

У меня всю мою жизнь было два вида макияжа: легкий и традиционный. Традиционный: когда торопишься и не торопишься на работу или еще куда-нибудь, все равно немного белишь (белыми тенями) веки, подводишь незаметно глаза, подкрашиваешь ресницы, слегка тонируешь кожу лица контуром в цвет светлой помады, обводишь губы, прыскаешь пару раз повседневными духами KNOWING и летишь по делам. Легкий макияж исключает формирование глаз. Глаза светлые, голубые, белесые ресницы – все это остается нетронутым рукой художника. Для легкого макияжа, в субботу, воскресенье, на даче и на отдыхе, достаточно: оттенить брови, слегка, совсем чуть-чуть нанести тон – только на нос, и сделать яркими и красиво очерченными губы. Получается, что в одном случае главное – это глаза, а в другом соответственно – губы.

Выхожу на улицу без плана и без конкретного дела, так, «чтоб утомить ненужную тревогу…», и бреду через маленькую рощицу около соседнего дома.

Как слеп человек!.. Как слабо он видит мир… Мало-помалу знания и ощущения открывают ему то, мимо чего еще вчера он проходил и не замечал. Вот и сейчас я сижу на лавочке и вижу вдруг огромное количество этих самых одиноких пенсионеров, бредущих по парку в разные стороны. Пенсионные парочки стариков и старушек, громко разговаривающих по причине убывающего слуха, сосредоточенно стремящихся с тележками на колесах в местные магазины или уже возвращающихся обратно. Тоскливое зрелище…

Мимо меня прошел парень, разносчик пиццы, с кипой коробок в руках, обернулся и весело улыбнулся, как старой знакомой. Я не успела ответить ему тем же и упрекнула себя за куда-то подевавшуюся молниеносную реакцию, которой я обладала всю жизнь.

Весна. Уже тепло не только днем. Настроение сродни глубокой осени. Сижу на этой деревянной лавке, как пришитая, как будто тело налито свинцом и ничего не хочется делать, и никуда не хочется идти.

На тропинке опять появился разносчик пиццы, уже без коробок, пружинистой походкой возвращается от дальних домов за крохотным перелеском. Я приготовилась улыбнуться ему, роясь в душе в поисках позитива. Парень спружинил и приземлился рядом, с широкой улыбкой, скороговоркой произнес: «Вы очень похожи на мою маму, она умерла в позапрошлом году, ее машина сбила на Осеннем бульваре», – он взял мою руку и поцеловал ее, вскочил, быстро пошел дальше, обернулся и помахал рукой задорно и добросердечно. Я ничего не успела сказать; что-то давнее, знакомое, энергией тепла объяло мои плечи, и я вспомнила другой случай из моей жизни, так похожий на этот.

Зима в феврале была такой снежной, что прогуливаться рядышком вдвоем не представлялось возможным. Протоптанные дорожки среди высоких сугробов перемежались расчищенными полянками, и мы с мужем шли то рядышком, то друг за другом. Набережную в Филевском парке расчистил трактор, сметая снег прямо в реку. Взявшись за руки, мы медленно тащились, наслаждаясь морозным солнечным днем. На какую-то минуту нас окружила стая бродячих собак. Не обнаружив съестного и не закусив нами, собаки неровной раздробленной стаей быстро ушли вперед, а один пес остался. Встрепанный, лохматый с огромными черными глазами, он пристроился около меня, не спеша бежал рядом. Иногда он убегал вперед, потом возвращался и опять трусил рядом, заглядывал в лицо как-то нежно и просительно. Мы миновали парк. Чтобы перейти дорогу, пес, убежавший было вперед, опять дождался нас и перешел вместе с нами не спеша. Мы несколько раз сказали ему, что у нас ничего нет из еды: «Прости дружище!»

Довольно длинный путь преодолели мы втроем и вдруг собака резко ткнула свою мокрую морду мне в руку, заскулила жалостливым голосом и, обернувшись на меня напоследок, убежала вправо по тропинке. «Это он попрощался с тобой», – сказал муж. Почему этот пес выбрал меня, для нас большой секрет, что-то такое было во мне, что было, видимо, ему дорого. Нежность и жалость заполнили мое сердце тогда также, как и сейчас. Это чувство было таким похожим – безысходным и невозможным оказать какую-либо помощь. Прощай, пес. Дай бог тебе мальчик – разносчик пиццы – удачи!

 

Неумолимое время

– Ксюша, я купила новое платье! – раскосые глаза Ани возбужденно сверкали.

– Ну-ну! Если не новым платьем, то чем же еще мы можем потрясать мир в свои шестьдесят пять лет? – Ксения скептически взирала на лихорадочные движение почти счастливой сестры.

– Нет, ты примерь, примерь…

– С какой стати? Ты купила, я, надеюсь, себе… Ты и примеряй…

– Нет, подожди, ты что, не можешь примерить?

– Нет, я могу…, конечно, но ты купила себе платье, я тут причем…

Ксения отлично знала характер своей родной сестры, откуда в ней кавказские наклонности: подарить все, что понравилось гостю или не гостю, это не имеет значения.

– Ой, какой красивый у тебя шарф, – однажды сказала подруга, Анна тут же сняла его с шеи и насильно вручила оторопевшей женщине.

– Анна Петровна, у вас новые серьги, – пошутила племянница.

– Серьги старые, но ОООчень модные, – сняла и всучила остолбеневшей родственнице. Перечислять случаи бесполезно, им нет конца, но зная эту черту характера Анны, родные и близкие с осторожностью восхищались, то тем, то другим, в зависимости от жизненной ситуации…

– Ты только надень, а я посмотрю, хочу со стороны поглядеть…, – настаивала Анна. Скажите мне, пожалуйста, ну какая женщина откажется что-либо примерить, только та, что лежит при смерти. Ксения надела платье.

– Красота, оно очень тебе к лицу. Ты просто обязана взять его себе!

– М-м-м…

– Никаких возражений!

– Пошла к черту! Я не возьму.

– Ну надень хоть разок на работу… Смотри как хорошо!

– Ни за что!

Платье, упакованное Ксенией в пакет, переехало опять в сумку в Анне. Пошли пить чай на кухню. Разговорам о бесконечных перипетиях семьи не было конца. Дети выросли, внуки учились как в школах, так и в колледжах, кто болел, кто выздоравливал, кто выпил лишнего, а кто собрался замуж. Сестры проросли друг в друга, и их неразрывная связь на астральном и биологическом уровнях соединяла всю многочисленную семью после смерти мамы. Анна часто заходила к Ксюше, которая проживала в маминой квартире, находящейся на перепутье всех тропинок большой семьи.

Чаевничали долго. Как фон их беседе шла программа по телевизору: «Болезнь Альцгеймера и её идентификация». Ведущий программу передавал слово психиатру, который иллюстрировал передачу видеороликами. Психиатр вещал: «Болезнь Альцгеймера – это неизлечимое заболевание нервной системы. Чаще всего оно возникает у пожилых людей и характеризуется разрушением клеток мозга. В ткани мозга образуются нейрофибриллярные клубочки и нейритические бляшки. Эта дегенеративная болезнь является наиболее распространенным видом старческого слабоумия. Причины изменений, которые происходят в мозгу при болезни Альцгеймера, остаются невыясненными уже более ста лет. Существует множество теорий, объясняющих ее появление. К ним относятся травмы, плохая наследственность, вирусы, влияние внешних токсических факторов (алюминий, нитраты), патологические реакции иммунитета.

На экране врач задавал вопросы пациентке, а она отвечала иногда правильно, иногда невпопад.

– Здрааавствуйте! – начала свою речь старушка. Далее, её ответы были достаточно разумными. Она отвечала, отвечала и вдруг посреди передачи старушка задумалась, пропустила два четких и ясных вопроса о времени года и о погоде, и радостно опять произнесла: «Здрааавствуйте!», – и заулыбалась.

– Грустно, – сказала задумчиво Ксюша.

– Да уж, не весело, – прошептала Анна.

За окном бушевал ветер. Никто не станет удивляться штормовым ветрам Владивостока. Как говорила покойная мама: «На улице минус десять, а ветер еще настолько же понизит. Вот и одевайтесь как на минус двадцать…». Если дом построен не в соответствии с розой ветров, а в соответствии со сложностью ландшафта и ветер дует вдоль улицы, сметая все на своем пути, то открыть дверь подъезда можно только навалившись всем телом. Если вылетел на улицу и не сгруппировался, тебя снесет метров на двадцать и ты, ввинчиваясь в потоки воздуха, наконец, направишься, куда тебе необходимо. Вот такая коррекция движения по пути на работу – обычное дело в этом далеком городе.

– Ну, все, пора домой! – Анна припудрила нос, надевая сапоги в прихожей, вдруг подняла кудрявую голову и вкрадчиво произнесла: «Ксюша, я купила новое платье…».

Ксения тупо уставилась на Аню. Пауза была коротка. Она наклонила голову и громко и страстно воскликнула: «Здрааавствуйте….!!!».

Потом, когда они отсмеялись «до поросячьего визга», Ксения, вытирая слезы, сказала: «Как с тобой, я не смеюсь ни с кем! Давай по рюмочке коньячка?». Анна опять сняла сапоги, и они отправились на кухню.

 

Павианы

Семен Петрович Морозов, крепкий, коренастый мужчина с огненно-рыжими волосами, перетекающими в такую же яркую бороду, осторожно влез на стремянку, чтобы прикрепить к стене стенд. Его руки, щедро обсыпанные веснушками, как говорили все сотрудницы женского пола, сделаны не из золота, а из платины, в то время, как у всех прочих мужчин в отделе руки росли прямо из ж…пы. Семен недавно овдовел, прожив с женой почти двадцать восемь лет. Детей они не нажили. Судьба Морозова то вела, то тащила, в зависимости от синергизма его души.

– С рыжими нужно быть поосторожнее! – восклицала уборщица тётя Клава.

– Особая печать судьбы лежит на них неизгладимым солнечным пятном!.. – философствовал завхоз Петр Ильич.

Рыжие могут быть приветливы, интеллигентны и остроумны, но вы всегда чувствуете этот, с трудом сдерживаемый ими, поистине ядерный темперамент. Ученые утверждают, что в них больше урана, чем в любом из нас. Исходящая от рыжих незримая волна скрытой агрессивности невольно заставляет держаться с ними настороже. И не зря – они непредсказуемы.

В далекой молодости Семен, несправедливо и грубо задетый милиционером, набил последнему лицо и отсидел девять месяцев в тюрьме.

Испробовав множество профессий, всю жизнь подрабатывал зубным протезистом, но внутреннее желание творить вылилось в увлекательное занятие живописью. Дружба с настоящими художниками привела его в художественно-оформительский отдел при парке культуры и отдыха. Стенд по превращению обезьяны в человека он подготовил по заказу научно-просветительского отдела и сейчас прикреплял его в дирекции парка, в назначенном начальником месте. Когда «живописная» работа, изображающая эволюционное развитие человека от сахелантропа до «неоантропа», была закреплена на стене, в коридор вошел главный начальник – директор парка культуры и отдыха.

В своей научно-популярной книге «Непослушное дитя биосферы» Виктор Дольник отразил этологию человека. Этология – полевая дисциплина зоологии, изучающая генетически обусловленное поведение (инстинкты) животных, в том числе людей. Книга в популярной форме раскрывает биологические основы поведения человека – инстинкты. На примере иерархии павианов автор исследует поведение особей в человеческом обществе. Агрессивного вожака стаи автор называет автократом, уважаемых старых самцов – геронтами, а подчинённых – субдоминантами. Доминантная (самая агрессивная) особь подавляет других. Она отстаивает и усиливает свое высшее положение, навязывая стычки остальным и терроризируя их, угнетает их психику.

Директор парка, без сомнения, являлся ВОЖАКОМ стаи, что проявлялось во всем. Орать на подчиненных было одним из основных методов его руководства. Увидев Семена на верхотуре стремянки, вожак заорал страшным голосом: «Это что такое?! – абсолютно забыв о том, что ему докладывали о данном мероприятии. – Чем это вы здесь занимаетесь? Кто разрешил? Что за галиматью вы тут повесили?»

Побелевшее лицо рыжего Семена главный заметил только тогда, когда с трясущимися руками Семен слез со стремянки и боком пошел на директора. Грузная фигура директора проявила чудеса стремительного движения к двери своего кабинета, чему была свидетелем секретарша Люся, с восторгом взиравшая на происходящее. В тот самый момент, когда директор судорожно запирался на ключ изнутри помещения, Семен настиг только дверную ручку и стал яростно рвать ее на себя. Крепкая дверь и хороший замок спасли ситуацию, но Семену, так любившему свою работу, пришлось, конечно, уволиться…

Еще средневековая Европа испытывала перед рыжими суеверный страх. Хотя вот еще один пример реакции на крик вожака. В данном случае парень не был рыжим, просто обладал обостренным чувством собственного достоинства.

Высокое начальство позвонило другому высокому начальству с просьбой проконсультировать больного. Медицинское учреждение, где произошел инцидент, не являлось поликлиникой, но оказывало консультации и услуги по госпитализации больных. Когда главный узнал, что консультация не оказана по причине неисправности автомобиля, вся ярость криков обрушилась на бедного шофера. Водитель не смог вставить ни одного слова объяснения – почему так произошло – в вопли директора и молча повернулся и пошел прочь. Его гордая фигура каменела от криков, несущихся ему вслед: «Стоять, я еще не закончил!!!». Результат, как вы понимаете, был один и тот же: увольнение по собственному желанию.

«…Чтобы снять агрессивность победителя, побежденному следует принять позу подчинения и покорности (…) и предлагать победителю самые уязвимые места для удара. При виде позы подчинения победитель постепенно умиротворяется и может заменить действительное избиение ритуальным – потрепать за волосы, похлопать лапой, толкнуть, ущипнуть, обгадить. Великий положительный смысл этих отвратительных сцен в том, что кровопролитная стычка между собратьями заменена психологической дуэлью… Если бы агрессивность и иерархичность угасали у людей вместе с концом детства, это был бы еще один наш забавный биологический атавизм. Но человек иерархичен до старости и, став взрослым, воспринимает в себе эти инстинктивные позывы очень серьезно. Субъективно он придумывает для них массу объяснений и оправданий – кто низких, кто бытовых, а кто – очень возвышенных. Кто палку взял, тот и капрал», – как писал Дольник.

А ведь могли бы остаться и работать дальше, но не приняли позу «подчинения». Сами виноваты…

 

Ботинки

Второй год подряд мы с подругой семьями отдыхали на южном Крымском побережье в районе Симеиза в пансионате Кастрополь. Благословенное время семидесятых годов пошлого столетия, в самый зенит застоя, было спокойным и полным надежд на светлое будущее.

Курортная местность южного Крыма защищена Главной грядой Крымских гор от холодных северо-восточных и северных ветров. На месте поселка до конца XVIII века существовало греческое селение Кастропуло, происходящего от греческого слова «крепостенка», «укрепленьице». Также существует мнение, что в названии Кастропуло отразилось греческое переосмысление таврского слова «pula» – «город».

В 1823 году имение Кастропуло приобрел представитель одной из богатейших семей России – Николай Никитич Демидов – с целью превращения его в обособленную хозяйственную единицу под названием «Экономия» для выращивания разного сорта винограда. В Экономии за короткое время было высажено более 20 тысяч виноградных лоз французского и испанского происхождения, в склонах вырыты винные погреба, налажено массовое производство бочек. После смерти Н.Н. Демидова, имение переходило по наследству из рук в руки, а в 1873 году П.П. Демидов-Сан-Донато продал Кастропуло русскому дипломату барону Карлу Карловичу Толлю, который передал имение своей дочери Маргарите Извольской. После этого название поселка Кастропуло было преобразовано в Кастрополь по аналогии с распространенными в южнорусском регионе городскими названиями греческого происхождения.

Множество известных людей посещали эти места и восхищались их красотой. Здесь бывали писатели М. Коцюбинский, Н. Гарин-Михайловский, А. Куприн. После революции в 1924 году были созданы два санатория для учителей. В 1960 г. они были объединены в пансионат «Кастрополь».

Помимо богатой хвойной и лиственной растительности, скалистую местность покрывают вечнозелёные деревья и кустарники, а живописный массив скалы, разделенный крутосклонным ущельем-разломом на две части – восточную, именуемую Ифигения, и западную, известную как скала Дракон, завораживает и притягивает взор до бесконечности.

Название скалы связано с мифом об Ифигении в Тавриде и присвоено скале владельцем имения Н.Н. Демидовым в 1820-х годах.

Прекрасную Ифигению должны были принести в жертву богине Артемиде и когда всё уже было готово для жертвы, Артемида сжалилась и в самый момент заклания заменила Ифигению козой, а её на облаке похитила и унесла в Тавриду. Есть множество других вариантов замены Ифигении на жертвеннике, а именно теленком, медведем и т. д.

В коротенькой лесной зоне произрастают сосна крымская, сосна обыкновенная, фисташка туполистная, держи-дерево колючее, кипарис вечнозеленый, можжевельник обыкновенный, можжевельник казацкий, ладанник крымский, иглица понтийская и др. Среди безбрежных просторов Черного моря не удивительно, что такая красота привлекает кинематографистов, здесь снимали фильмы: «Человек амфибия», «Узник замка Иф».

Первый наш приезд в это уникальное местечко весьма традиционно завершился проживанием в главном корпусе пансионата, но на следующий год мы рассчитывали поселиться в домике из двух комнат, недалеко от основной территории.

Домик располагался на скалистом берегу, тоненькая тропинка вела вдоль обрыва и упиралась в лестницу, которая одним концом уходила на маленький пустынный пляж, а другим приводила к порогу этого заброшенного жилища. Строение действительно было заброшено. Мы вымыли полы, вытряхнули одеяла, матрацы и половики. Вымыли туалет, душ и холодильник. Получили чистое белье и комфорт наступил. Можно приступить к отдыху.

Наслаждаясь красотами Крымского побережья, водой Черного моря и воздухом, пропитанным сосновыми фитонцидами, мы, наконец, отрешились от суеты мегаполиса и увидели окружающий мир во всей его красе.

По нашей заброшенной лестнице мало кто спускался или поднимался, но эта странная женщина, молодая, с растрепанными волосами, с мольбертом и двумя маленькими детьми, забредшая на нашу крутизну, сразу привлекла наше внимание, тем более, что в столовой мы издали встречали ее. Мы мило здоровались и проходили дальше и вот на подъеме в сторону нашего «особняка», она спросила: «Там есть огромные кипарисы?».

– Конечно, – ответила я.

– Вы тут обитаете. Можно посмотреть?

– Прошу вас.

– Вася, Петя, идите сюда, – она меланхолично побрела к нашему дому.

Мы сразу догадались, что мольберт просто так никто носить не будет, вероятно, художница ищет натуру для пейзажа. Трудно работать, не только рисовать, но и даже готовить борщ, когда рядом двое малышей пяти и шести лет, но это не наше дело. Другой вопрос, все ли в порядке в «датском королевстве»? Мальчик, медленно двигающийся за матерью, был весьма странно одет. Из под белой, испачканной красками матроски, выглядывали красные плавки, на одной ноге красовался черный ботиночек с белыми шнурками, а на другой, сандалик коричневого цвета. Девочка, в трусиках и майке, шагала в шлепанцах: на правой ноге – левая, и, соответственно, наоборот. Что же – бывает!

Художница, по имени Лена, обосновалась на нашем крыльце, выбрала пейзаж, и мы оставили их в созерцании кипарисов и моря, и ушли на пляж. Спустя несколько часов Лена показала нам, по нашей просьбе, свою работу. На белом листе бумаги карандашным наброском красовались мелкие травинки, перемешанные с камешками. Размер рисунка примерно 10 на 10 сантиметров. Причем здесь кипарисы, так и осталось для нас загадкой.

Прошло много лет. Черный зимний ботинок летом на ноге у ребенка вспомнился мне, когда большая шумная компания праздновала день рождения у нашей сотрудницы дома в микрорайоне Строгино. Хорошо подвыпивший коллектив находился уже в разброде и шатании. Хозяйка, с моей помощью, на кухне мыла посуду. Один из сотрудников, Толик, в изнеможении составлял нам бесполезную компанию и, подперев тяжелую голову, тупо смотрел в коридор на другого сотрудника Митю, который пытался обуть зимние ботинки и отправиться домой. Митя долго не мог попасть ногой в ботинок, а потом еще дольше пытался завязать шнурки. Когда ему это удалось, он медленно отворил дверь и убыл, а Толик рассеяно промолвил: «По-моему, Митрич ушёл в моих ботинках!».

На следующий день, Митрич поведал, что его путешествие домой, осложнялось страшно жмущей обувью. Недоуменно взирал он на свои многострадальные ноги и терялся в догадках, в чем же дело??? А Толику повезло, так как он своих ботинок не обнаружил, хозяйка положила его спать на кухне. Он спал сладко как в детстве…

В это самое время, на другом конце Москвы, доктор биологических наук, профессор Вабузов Павел Андреевич, семидесяти пяти лет, навестил своего старого друга профессора Хлинта Сергея Петровича. Они давно не виделись, долго беседовали, выпили по три рюмочки коньяку и расстались довольные друг другом. Настроение оптимистичным потоком влилось во все органы чувств. Павел Андреевич медленно прогуливался по пути домой и очень удивлялся, что один сапог болтается на ноге, а второй плотно сидит как влитой. Видимо нога усохла, подумал профессор. Рассмотрев дома оба ботинка, Павел Андреевич обнаружил разницу в дизайне обуви. Один ботинок был знаком, как родной, а второй имел сбоку какие-то цветные шнурки, незнакомые профессору. Утром он позвонил Сергею Петровичу и поинтересовался, не ошибся ли он обувью, навещая товарища. Сергей Петрович, который был на четыре года старше друга, страшно обрадовался его звонку, так как утром пошел гулять с собакой и, почувствовав тесный ботинок на ноге, сильно расстроился, решив, что нога отекла и вот оно: началось…, страшные старческие немощи уже пришли и ждут свои жертвы. Они весело посмеялись над собой. Как важно вовремя успокоить товарища. Как хорошо, что цветные шнурки отличают одну обувь от другой и что выпить коньячку всегда полезно, даже когда тебе под восемьдесят лет, независимо от плохого зрения и склероза.

 

Пересечение чувств

Каждый из нас иногда или часто стоит у окна. Даже когда жизненный ритм не выпускал меня ни на минуту, я замечала и застывала на лету, чтобы насладиться чудом, как медленно летит снег огромными хлопьями. Почему-то это завораживало меня особенно сильно, почти как морской или осенний пейзаж.

Какая роскошь – свободное время! Сейчас оно чуть-чуть капает мне прямо в руки, и я стою у окна и никуда не тороплюсь. Мне повезло, мой дом с двух сторон в контакте с лесом, но если добежать за пять минут до метро, то через двадцать ты окажешься на Красной площади.

Лес около дома – это громко сказано; так, небольшая роща берез, осин и сосен, на которую покушаются толстосумы, чтобы воткнуть новостройку, но народ стоит насмерть, охраняя наш маленький природный рай. Очередная атака ворья отбита, надолго ли?..

Пейзаж мне до каждого деревца известен, и красота его спрятана во временах года. Сейчас какое-то безвременье: в конце января сыпет то дождь, то морось, то мелкий секущий снежок. Цвет пространства за окном серый, и снег, огромными сугробами лежащий в роще, тоже серый.

В шестом классе наша учительница, Александра Ивановна Глазунова, открывшая мне – и не только мне – глаза и уши на красоту мира живописи, устраивала очередной классный час, посвященный художнику Исааку Левитану. Мне досталось выучить назубок текст о картине Левитана «Март», а заодно прочувствовать пространство и настроение картины. Картина «Март» считается одним из наиболее известных и ярких образцов пейзажного наследия Левитана. Она также служит примером влияния импрессионизма на творчество художника. Описание красок весеннего снега занимало почти страницу тетрадного листа, а если ты путал слова или ошибался, крутой нрав нашей учительницы выплескивался таким «девятым валом», что проще было не рисковать. Я хорошо помню, сколько оттенков использовал Левитан, чтобы изобразить белизну. Вот и теперь – стою я у окна и смотрю на бело-серый снег, а всей палитры, доступной художнику, мне не обрести…

Еще только одиннадцать часов утра, будний день, а по тропинке между сугробов бредут, один за другим, мужчина и женщина. Им лет по сорок. Они идут неспешно, в спортивных костюмах, несут лыжи. Расслабленные после пробежки, вызывают у меня белую зависть и внутренний восторг. Как здорово кататься на лыжах вдвоем!

Мое окно располагается на третьем этаже, поэтому по мере приближения пары мне видны их выражения лиц. Какие смурые, нерадостные и равнодушные взоры являет мне картина бредущих! Сразу видно: давно женаты. Всё, что хотели, они уже сказали друг другу. Физическая усталость соседствует с моральной и духовной. Мужчина не несет лыж женщины, и я вспоминаю другую пару, недавно пересекавшую эту рощу. Оранжевая шапочка молодой девчонки весело подпрыгивает вместе с хозяйкой. Юноша несет и свои лыжи, и её. Постоянно роняя то палки, то лыжи, он целует красотку поочередно в щеки и губы. Оба смеются и шумно возятся в снегу.

Много лет назад мне стоило больших усилий поставить на лыжи всю мою семью. Во-первых, купить всё обмундирование, во-вторых, найти ботинки для мужа сорок восьмого размера и соответствующие лыжи для роста сто девяносто семь. Обуть и одеть и мужа, и сына, и вдохновить их на лыжный поход, тем более, что лес начинается под окнами нашего дома. Когда все было готово и команда выдвинулась на три метра от отправной точки, мой муж, Геракл и по росту и по весу, случайно нашел маленькую выемку в лыжне, и не нарочно, а случайно, сконцентрировал на ней свой лыжный толчок, перенеся всю тяжесть тела на это коварное место. С трудом найденная в магазине огромная лыжа хрупнула с характерным звуком, и наш поход, увы, окончился. С тех пор лыжные прогулки приказали долго жить. Моя семья не лыжников вздохнула с облегчением, а я заплакала от бессилья. И муж, и сын долго смеялись и успокаивали меня со словами: «Не судьба!!!». От этой истории осталась фотография, где мы стоим с сыном в лыжном снаряжении. У меня злобное и расстроенное лицо, красные заплаканные глаза, у сына веселая улыбка во все зубы, а мужа за кадром я хорошо помню, особенно его смеющиеся глаза…

Увязывая все ниточки в один узелок, хочется восторгаться разнообразием моментов бытия и радоваться тому, что видишь, чувствуешь, вспоминаешь, спешишь поделиться движением своей души и не забыть посмеяться над собой, или хотя бы улыбнуться…

 

Платоновская Фро

Билеты в театр на спектакль «Афродита» я купила в ноябре прошлого года. Проза Андрея Платонова, не самого моего любимого писателя, с трудом проникала в мое сердце, и хотелось еще раз попытаться прочувствовать и понять этого самобытного автора. Премьера спектакля состоялась почти год назад, и в этот январский морозный день актеры снова должны были колдовать на сцене, представляя могучее таинство любви, прорастающей в любых условиях жизни на земле.

Андрей Платонович Климентов имел несколько псевдонимов: Платонов, А. Фирсов, Ф. Человеков, А. Вагулов, но свое писательское имя увековечил под фамилией Платонов.

Фирменный стиль Платонова – насыщенность «косноязычием» и словесной «шероховатостью», вплетение в ткань произведения метафорических образов и отвлеченных понятий. Иосиф Бродский в своём эссе «Катастрофы в воздухе» упоминает Андрея Платонова в одном ряду с Джеймсом Джойсом и Францем Кафкой, а Михаил Волохов, автор множества пьес и сказок, сравнивал Платонова с Ионеско, признанным классиком театрального авангарда, и Беккетом, представителем модернизма в литературе, одним из основоположников театра абсурда.

Если бы я не родилась в Советском Союзе, мне бы, возможно, не были понятны слова героя рассказа Платонова Назара Фомина: «…Одному человеку нельзя понять смысла и цели своего существования. Когда же он приникает к народу, родившему его, и через него – к природе и миру, к прошлому времени и будущей надежде, – тогда для души его открывается тот сокровенный источник, из которого должен питаться человек, чтоб иметь неистощимую силу для своего деяния и крепость веры в необходимость своей жизни…

… В сущности, в стремлении к счастью для одного себя есть что-то низменное и непрочное…

… Чего ты ожидал другого – кто нам приготовил здесь радость и правду? Мы сами их должны сделать, потому наша партия и совершает смысл жизни в мире… Наша партия – это гвардия человечества, и ты гвардеец! Партия воспитывает не блаженных телят, а героев для великой эпохи войн и революций… (…) Перед нами будут все более возрастать задачи, мы подымемся на такие горы, откуда видны будут все горизонты до самого конца света!»

Мне, воспитанной под девизом: «Партия – наш рулевой!», очень понятны эти слова, излитые Платоновым устами Назара.

От советского времени нас теперь отделяет всего каких-то двадцать пять лет, а как всё переменилось!!! Теперь эти смыслы требуется растолковывать молодежи, если, конечно, ТРЕБУЕТСЯ…

До начала спектакля половина рабочего дня. Когда заведующий попросил срочно отвезти документы в таможенную службу, я вызвалась это сделать, как неистовый герой в фильме «Коммунист».

– На улице мороз трещит, – сказала наша молодая сотрудница Лариса.

– Ну, и что? Не тридцать же градусов минус! – возразила я.

От остановки метро Парк Победы до Филей можно пробежать известной мне дорожкой мимо Федерального казенного учреждения по формированию Государственного фонда драгоценных металлов и драгоценных камней Российской Федерации (Госхран России), расположенного на улице 1812 года. На воротах Госхрана – эффектная эмблема в виде хищного орла в Российской короне с крепко зажатым в клюве стилизованным под бриллиант куском металла с алмазной гранью. Далее дорожка ведет через железнодорожные пути, а там и Фили виднеются.

День после обильного снегопада был солнечный, морозный и необыкновенно багровый закат раскрасил небеса в такие яркие цвета, что я не удержалась и, пробегая виадук через пути, остановилась, завороженная закатом. Прозрачный воздух, очищенный снегом, звучал, как упругий и звонкий металл. Я достала телефон и принялась фотографировать алый закат. Хмурая толпа людей текла, осторожно ступая по обледенелым лестницам.

– Во, бл…дь, красота! – послышалось справа, и я увидела красноносого крепыша, достававшего телефон для съемки заката. Мы наслаждались индустриальным горизонтом с багровым задником уходящего солнца уже вдвоем. Через секунду нас было уже четверо, и я поняла, что наслаждение прекрасным не чуждо даже тем, чей лексикон перемежается словами, семантические свойства которых далеки от приличных.

Документы доставлены, и я в свободном стремлении, уже не спеша, бреду по Тверскому бульвару. Сегодня Крещение, Новый год и Рождество позади. Бульвар постепенно возвращается в свой обычный облик, но световые коридоры иллюминации еще не убраны и сверкают по-прежнему. Макеты огромных снеговиков растерянно стоят, глядя морковками в разные стороны, собранные в одну группу, как будто встретились пообщаться, а поговорить не о чем. Овечки, кормящиеся из яслей, где родился Христос, валяются вверх ногами. Стенды с дореволюционными открытками стоят, как новенькие. Прогуливающиеся и спешащие с работы люди останавливаются и смотрят на наше далекое прошлое.

Театральная постановка по рассказам Платонова «Фро и Афродита» оказалась таким коллективным и слаженным ансамблем, что все мои сомнения в восприятии сложной прозы автора рассеялись мгновенно. Детство писателя, прошедшее около Воронежских железнодорожных мастерских, вылилось в необычайно синхронный ритм поездов, перестукивающихся на стыках рельсовой дороги. Музыка скорых и товарных составов, создающих фон жизни и любви героев, как песенная мелодия сопровождала встречи и разлуки любящих людей.

Пластика любовных сцен в полете звуков рояля своей чистотой и нежностью наполнили зрителей такой добротой и верой в жизнь, что все обрели духовный свет, силу и готовность никогда не расставаться с надеждой на светлое будущее.

Простая и нежная Фро, томящаяся любовью к мужу, который уехал «далеко и надолго», наполненная молодостью и гигантским желанием любить, так искренне томится одиночеством, так чувствует свою бурлящую кровь, что вырвавшийся на волю её крик, шокирующий окружающих, успокаивает её. Фрося «.. убежала в поле, потому что ей трудно стало терпеть свое пропадающее, пустое дыхание; там она упала на землю и стала кричать, пока сердце ее не прошло…». Надо было вставать жить.

Зал, заполненный молодыми зрителями, взорвался аплодисментами и не отпускал актеров со сцены.

Никогда не поздно открыть свое сердце и почувствовать мир, который вчера был для тебя заперт на маленькую задвижку, а сегодня капелька багрового заката смазала ржавый металл, и дверца распахнута…

 

Праздник с оркестром

Общительный характер у Ольги от отца. Она легко адаптируется в любой компании и может поговорить на любую тему Это качество характера, она подозревает, является врожденным. Ей даже кажется, что старостой группы, во время учебы в институте, она стала благодаря именно своему юношескому задору.

– Как тебе удается быть естественной, не деревенеть и не тупить в нестандартных ситуациях? – интересовались новые подружки в коих купается любой первокурсник. Отвечать на такой вопрос, когда тебе шестнадцать лет, сообщить секрет естественности, может быть и возможно, но она никогда не задумывалась над этим. Если бы мифическая, смерти подобная необходимость потребовала это сделать, она, конечно бы сделала, но легкость молодости отвечала: «Не заморачивайся на пустяки и будет все тип-топ!».

Только советская молодежь знает, что такое «Завтра идем на картошку!». Картофельное хранилище, с огромными горами полусгнивших картофельных клубней, приняло дисциплинированную группу девчонок одними из первых, а в группе был только один юноша – по фамилии Мамочка. Восемнадцать человек, снабженных ведрами и перчатками, уселись в ряд и принялись за дело: хорошая картошка летела в одно ведро, а гнилая в другое. Самой крайней в веренице задорных болтушек оказалась староста Оля. Работа кипела вперемежку с шутками и прибаутками, когда рядышком, такой же ниточкой примостились курсанты высшего морского училища. Ничего так не прибавляет сил, кокетства и задора, как смешанная компания из особей мужского и женского пола. Ольга быстро наладила веселый контакт с ребятами, и в конце рабочего дня уже был составлен план совместной встречи праздника восьмое марта. Из всех студенток группы только одна Женя была замужем и обладала квартирой, где и решили устроить вечеринку. Быстро распределили, кто и что покупает, а ребята с гордостью сообщили, что обеспечат отличной музыкой весь наш замечательный коллектив, так как конкретно в их группе организован ВИА, что в переводе означает вокально-инструментальный ансамбль под названием «Прибой». В назначенный день девчонки приехали пораньше, настригли салаты, разложили бутерброды, а торты поставили пока на балкон. Когда приехали курсанты и поочередно внесли в крошечную комнату барабанные установки, электрогитары и огромные колонки, рассчитанные на спортивный зал или эстраду, хозяйка квартиры озадачилась и призадумалась, но было уже поздно.

Настроенные инструменты, подключенные к мощным динамикам, грянули и содрогнули весь пятиэтажный дом. Веселый праздник начался. Принесенный ребятами алкоголь очень быстро кончился, кого-то отправили на поиски недостающего вина, а битком набитая квартира превратилась в танцплощадку. Пьяненький курсант Коля, которому не досталось партнерши, грустно сидел на балконе, прямо на открытом торте, который Оля открыла и приготовила для торжественного вноса к столу. Ему видимо было тепло и мягко, крем согревал его тело, пейзаж, раскинувшийся перед ним, его душу. Другой, такой же не трезвый курсант Славик, нечаянно облокотившийся на что-то, по его мнению, твердое, в надежде поддержать себя в пространстве, провалился в кастрюлю с остатками салата «Оливье». Солист Костя пел на английском языке песни «Битлз» и играл на соло гитаре, а вся наша команда балдела от счастья и подпевала ему во все горло. ВИА «Прибой» оправдывал свое название, музыка гремела как шторм в 7 баллов, только без ветра. Праздник продолжался до тех пор, пока не пришли соседи.

Могла ли представить себе наш комсорг Наденька, что очищая форменные черные брюки Коли в ванной комнате от сладких красных роз и зеленых листиков из крема, принадлежащих когда-то вкусному бисквитному торту, спустя три месяца станет его женой. А кудрявая Мила, не могла даже себе вообразить, что рука Славика, погруженная сейчас в салат, крепко возьмет ее за плечи и поведет по жизни как родную. Короче говоря, «поход на картошку», создал три счастливых семьи. Третьим союзом был брак Оли и Тимура. Самого Тимура на празднике не было. Оля познакомилась с ним через Костю, который пошел провожать ее домой. Они встречались пару месяцев, пока глупый Костя не познакомил ее с их старостой группы Тимуром.

– Ну, ты представляешь! – возмущался Тимур, – Именно в этот день я заступил в наряд, ну как назло!!! Такое мероприятие пропустил!

Поженились они через год.

Женина квартира осталась цела, слава богу! Соседи долгое время весьма настороженно относились и к ней и к её мужу, который служил офицером на корабле.

Но не будем лукавить, помимо счастливых соединений, были и страстные размолвки, но чего только в жизни не бывает. Вспоминая это, поистине уникальное приключение, я не могу представить, чтобы нечто подобное случилось еще где-нибудь, кроме нашего замечательного города Владивостока.

 

Салатовый цвет

Напевая эту задорную песенку на музыку Евгения Крылатова и с величайшим удовольствием произнося слова Юрия Энтина, я стояла у окна и смотрела во двор. На рождество к нам приехали дети и младшенький внучок Васечка, которому целых четыре года. Сейчас он спит после обеда, дети убежали в город по каким-то делам. Компанию спящему внуку составляет дедушка Саша.

Я бесшумно рассовала по местам разбросанные игрушки, выключила с утра мерцающую елку, спрятала в пакет хлеб, смела со стола крошки, посуду мыть не стала, чтобы не греметь и не нарушать тишину и шёпотом запела:

Если вслушаться в эти слова, каждое слово – просто жемчужина. Я опять застыла у окна. Вместо того, чтобы лечь, закрыть глаза и приготовиться к тому, что грядет после обеда, а это может быть и путешествие на подводной лодке через океан, и спасение заложников от террористов, и даже танец с саблями Арама Хачатуряна на несущихся лошадях из спальни на кухню и обратно.

Теперь я смотрю не во двор, а в лес. Бывает же такое счастье, когда два окна дома, где ты живешь, выходят прямо на березово-дубовую рощу, окружающую дом с юга и запада, а кухонное окно смотрит на восток. Ты можешь наблюдать восход солнца утром, когда глаза не открываются, свет не мил, спать хочется невыносимо и волей-неволей на наполненной утром кухне приходится оживать и начинать радоваться жизни. Солнечные лучи медленно перетекают в гостиную и освещают ее целый божий день, а из маленького кабинета вечером вы можете наблюдать закат. Какое разнообразие закатов пронеслось за время нашего существования перед этим окном нашей жизни!

Как я ни старалась сфотографировать эти ослепительные закаты, как ни меняла выдержку и диафрагму, как ни переставляла ISO, как ни подготавливала «баланс белого», все равно то, что видит глаз, не воспринимает фотоустройство, а, впрочем, я фотограф еще тот.

Мы живем на четвертом этаже четырнадцатиэтажного стандартного дома постройки семидесятых годов прошлого века, если точнее – то прошлого тысячелетия. В этой квартире жили мои родители. Когда они переехали в этот дом, отец посадил вокруг несколько десятков деревьев: рябин, вишен, робиний, пихт, лип и клёнов. Теперь эти, когда-то, маленькие саженцы достигают почти четвертого этажа, а за ними – дубы и березы нашего чудесного местечка. На эту рощицу покушались «активные граждане», желающие воткнуть где попало новые дома, но народ отстоял, дежурил по ночам и спас нашу рощу. Когда-то, когда кольцевую автодорогу, можно было пересечь пешком, мы надевали лыжи прямо у подъезда и шли за город, не снимая лыж, хотя от нашего дома до Кремля на метро 25 минут.

Я опять пою шепотом:

Пейзаж за окном прелестен: заснеженные деревья напоминают волшебную сказку про Кая и Герду. Снег лежит пушистый, ослепительно белый, несмотря на легкие сумерки. Пустынно. Прохожих нет. Все отдыхают. Рождество.

Справа некий карман – место, отгороженное для своза мусора из высотных домов. Ограда из металла выкрашена в нежный салатовый цвет. Вдруг из-за этой ограды, как чертик из табакерки, вышел крупный мужчина, и сразу стало понятно, что он имеет непосредственное отношение к мусору. Цвет его куртки точно такой же нежно салатовый, и на спине начертаны какие-то буквы, которые мне не рассмотреть. Мужчина по-деловому то ныряет в недра ограды, то появляется из неё. Его движения не логичны и мне не ведомы. Фантазия мне подсказывает, что это некий танец. Ведь на улице Великий праздник. У мужчины нет в руках ни лопаты, ни метлы. Движения его не грациозны и нелепы, но ведь не все могут красиво танцевать. На фоне снежной белизны ограда салатового цвета, и мужчина в спецодежде такого же колера, как соло для скрипки с оркестром, или как дуэт Зигфрида и Одиллии из балета «Лебединое озеро». Зигфрид – это ограда, он неподвижен, а Одиллия – это мужчина в спецодежде, он крутит фуэте. Закрутившись в танце, спецодежда обогнула ограду, зашла к ней с тыльной стороны, а ко мне – в профиль и, порывшись в недрах таких же салатовых штанов, пустила струю на своего Зигфрида. Салатовое на белом, цветовая гамма весьма ярка и невозможно оторвать глаз от этого зрелища. Чего только не увидишь на белом свете, чего только не нафантазируешь, когда все спят, а ты в одиночестве! Я тихонько запела:

– Ты, что поёшь? – сонным голосом спросил проснувшийся Васечка…

 

Сигареты

Серафима Никитична Сидоренко, мама моей школьной подруги Вероники, в то еще давнее, наше, советское время, обладала не типичным, для того времени, качеством: она поощряла своих детей к тому, чтобы все их друзья и подружки приходили к ним домой и находились там сколько угодно и делали все, что хотят, но не до утра, конечно. Спустя много лет, когда я тоже стала матерью, я, наконец, поняла, какое это было мудрое решение. Все дети у тебя на глазах, если ты не глухая и не эгоистка, ты видишь и слышишь и делаешь выводы: где надо помочь, а где предостеречь…

Недюжинный ум Серафимы Никитичны подсказал ей еще один способ вариться в молодежном котле подростков с их непростыми характерами и гормонными закидонами.

Она мастерски гадала на картах. Все девчонки, начиная с четырнадцати лет, подмазывались к ней и долго канючили, чтобы она согласилась погадать. Упрашивание погадать, было запланированным ритуалом, а когда нам стало по восемнадцать, она без всяких просьб говорила: «Садись дружочек, я тебе на картах раскину…». Несмотря на то, что наша дорогая Серафима, была заслуженная учительница младших классов, поглядит на тебя карим глазом и все как есть предскажет, с помощью карт, конечно. Лично у меня все совпадало до мелочей. Например: нам с Верунькой по 16 лет, собираемся на танцы в клуб офицеров, наши ребята – Володя и Саша, курсанты морского училища, уехали на практику, на Камчатку, а мы такие-сякие вертихвостки, бежим в субботу на танцы. Кстати, моя мама строго настрого запрещала мне краситься: ни глаза, ни губы, ни даже припудрить нос и всякий раз, возвращаясь после танцев, я слюнила носовой платочек и удаляла все следы преступления. Как такое можно пережить, когда все вокруг девчонки уже давно подводят глаза и тушью красят ресницы, особыми карандашами обводят контур губ, а дома у подружки Вероники, Серафима Никитична разрешает все что угодно и даже подсказывает: это вульгарно, сотри, а это ооочень даже – оставь… Когда душераздирающая красота уже наведена, Серафимушка ловит меня за руку и говорит: «Сядь-ка я тебе на картах раскину…».

«Чего там раскидывать!», – возражаю я, «ребята уехали, приедут только через месяц, пойдем в Малый (так назывался клуб моряков, а Большой – это клуб офицеров), попляшем два часа и домой». Серафима Никитична, усадила меня на диван, и пока Вероника накладывала на лицо последний мазок красоты, поведала мне следующее: «Смотри-ка, тебе на порог бубновый король, прямо сейчас, неожиданно. Поедете веселиться и что-то праздновать. Все будет хорошо, но по поздней дорожке тебе выпадает неприятность, я бы даже сказала слезы…».

Не успели мы еще разок повертеться около зеркала, как раздался звонок в дверь… Передо мной стоял мой, уехавший на практику, на Камчатку, Вовка и задохнувшись от бега говорил, что переменились обстоятельства, он быстро взял увольнительную и прибежал ко мне домой, а моя мама сказала, что я у Вероники и что уже давно ушла и он может не успеть и т. д. и т. п. Серафима Никитична восклицала: «Вот, что я тебе говорила!!!».

Потом мы вмести с Вероничкой поехали в гости, потом опоздали на последний трамвай и шли домой пешком, хохотали до упада, почему так было смешно? не понятно, видимо от молодости нас распирала радость жизни. Потом, в два часа ночи, меня мама подловила на крыльце, когда я целовалась с Володей, да я еще и не успела стереть косметику. Мне попало по полной программе, не только за приход в 2 часа ночи, но и за обман: «У девушки должно быть девственно чистое лицо, тебя украшает МОЛОДОСТЬ», – кричала мама, ох если бы она знала, как меня украшает тушь для ресниц и карминная помада!!! Ну вот, как тут не верить картам Серафимы Никитичны?

Глупая и прекрасная юность очень хочет попробовать ФСЁ. Три дурочки: я, Вероника и Ленка, купили сигареты «Столичные» по 50 копеек пачка, и как водится, прибежали к Вероничке домой. Лето. Вечер. Так как город наш расположен на широте Сухуми, несмотря на лето, темнеет уже в 8 часов. Серафимы дома нет. Мы уселись у распахнутого настежь окна, на первом этаже, и в полной темноте, закурили. Вдруг хлопнула дверь. Мы разом вышвырнули за окно наши три сигареты и замерли. Забежала подружка Нинка со словами: «Вы что тут в темноте сидите?». «Фу, черт бы тебя драл!», – с облегчением завопили мы. «Все подумали, что Серафима пришла!», – захихикала Ленка. Не успели мы отсмеяться, как вошла Серафима Никитична и сурово закричала: «Ах, вы мерзавки! Курите! Сижу на лавочке, рассказываю, какие у меня славные девочки и тут из окна вылетают три горящие окурка! Я вам сейчас покажу, как курить в шестнадцать-то лет!». С тех пор, спрятаться и покурить в строжайшей конспирации, стало нормой на все времена.

Когда моей подружке уже было шестьдесят лет, на даче в Подмосковье, вечерком на крылечке, мы покуривали, втихаря, и появился мой отец. Вероника зажала сигарету в руке. Папа медленно, не заметив нас, побрел в туалет, а Вероника с грустью сказала: «Мамочки Серафимочки, уже давно нет на белом свете, а курить при родителях до сих пор не могу!».

 

Силы притяжения

Если крупнейшей в мире агломерацией является Токио, в которой насчитывается 34–35 миллионов жителей, то крупнейшая в России – Московская агломерация, имеющая по разным оценкам от 15 до 17 миллионов, по сравнению с японской, просто половинка от целого. Люди, проживающие в таких огромных городах, имеют свою особую специфику восприятия мира, поведения в пространстве и некую особенность в психологии взаимоотношений.

Отношения – это термин, который был придуман ещё Аристотелем. Этим словом он обозначал определённый способ бытия и познания. Взаимосвязь предметов, явлений, людей находит своё проявление в отношениях. Специалисты разделяют психологию отношений на несколько категорий: Психология семейных отношений; Психология межличностных отношений; Психология отношений между мужчиной и женщиной; Психология общественных отношений; Психология деловых отношений. К какой категории следует причислить взаимодействие человека с такими же особями, себе подобными, когда он, заперев дверь родного дома, выходит на улицу по различным надобностям. Возможно, здесь могут быть рассмотрены межличностные отношения, возможно общественные, трудно сказать. Выходя из дома, мы погружаемся в общество похожих, как нам кажется, на нас субъектов. Но мы сильно ошибаемся в их похожести на нас.

Я давно заметила, что если по улице в толпе, бредет товарищ очень похожий на особь без определенного места жительства, и как только он зафиксирует меня своим блуждающим или даже погруженным в себя взглядом, то именно я буду его пристрастной добычей, именно ко мне он обратит свой страждущий взгляд и попросит поделиться средствами к существованию. Порой не бывает дня, чтобы ко мне не обратились, такого рода персонажи, а иногда, рекордом является шесть раз, и по нескольку раз в день. Ничего не поделаешь, я к этому давно привыкла. Однажды, на совершенно пустой улице, я, судорожно стремящаяся как можно скорее дотащить до лавочки у моего дома две тяжеленные сумки с продуктами, неведомо откуда вынырнувший, помятый и сизый, не похожий на живого человека, Бомж, глядя сочувственно на мою неровную траекторию промолвил утвердительно: «А помочь-то мне не сможешь». На самом деле, я хотела ему помочь, сильно повлияла на меня снежная крупка в его взъерошенных, залепленных набок, волосах, но это было выше моих сил, тем более, что правым галсом он резво, видимо от холода, засеменил прочь. Не кричать же мне, подожди болезный, до лавочки дойду.

Центр нашего мегаполиса, я имею в виду Красную площадь, или прилегающие к ней улицы и переулки, на удивление тоже посещаются такими персонажами, которые так и ждут меня, когда я выберусь в город. Недавно, женщина, выбравшая меня, минуя множество лиц в густом потоке людей, бежала следом со словами: «Дама, поимейте сочувствие к страдающей…». В кармане у меня приготовлена рублевая монета на такие случаи. А однажды, бомж прошел мимо, но зацепившись за меня взглядом, вернулся и, проявив скорость в догонялки, произнес: «Вы просто Мата Хари, помогите, Христа ради!», ну как тут откажешь? Причем тут Маргарета Гертруда Зелле – исполнительница экзотических танцев и куртизанка голландского происхождения, которая известна шпионской деятельностью во время Первой мировой войны – непонятно. Я высокая блондинка – это единственная примета моей неприметной наружности. Может быть, меня просто издалека видать? В дождливый хмурый день, недалеко от Манежа, прижавшись к урне, под зонтиком, стояло НЕЧТО, смиренно поедая банан. Походкой занятого человека, не поднимая глаз ни на кого, прикрывшись от дождя капюшоном ветровки, я семенила в метро. Меня остановил грозный окрик: «Куда пошла!??? не видишь, нужно помочь», – и шлепнуло кожурой от банана по краю урны. Скажите, как тут откажешь?

Как ни был бы бесконечен мешок воспоминаний, но этого колоритного мужчину мне не забыть никогда. Отовариваясь в соседнем магазине продуктами и почуяв носом что-то знакомое, я прострелила взглядом пространство и обнаружила искомое. Быстренько ретировалась вглубь прилавков, и принялась выбирать из имеющегося товара что требуется. Задумалась, мой взгляд уперся в ноги, покрытые толстым слоем грязи. Пальцы, торчащие из сандалий, с давно не стрижеными ногтями, с кусками какой-то глинистой, пластилиновой пасты, убийственного цвета, шевелились в такт шагам и приближались ко мне. Я оказалась заперта в углу, между бутылок с минеральной водой и шкафом с крупами. Огромный дядька в рваной майке внимательно посмотрел на меня, и если бы он кашлянул или что-нибудь промолвил, я бы скончалась на месте, но он протянул грязную ладонь так просительно и безмолвно указал на бутылку пива. Когда я вышла из магазина, мне показалось, что я только что спаслась от смерти. Настроение возвращения к жизни было ликующим. Уф, я перевела дух! Жизнь все-таки хороша! Силы притяжения не зависят ни от чего, они просто существуют и все.

 

Sorry, please…

Поездка в Германию в конце ноября оказалась неожиданной. Последний пункт совместной программы, участие в симпозиуме, собирался оптичить директор, но более важное совещание в Питере, переориентировало начальство и оно стартануло на берега Балтийского моря. Перед отъездом директор собрал нас, четырех начальников отделов, напутствовал строжайшей инструкцией: как по-умному представить Россию за рубежом и отчалил.

Такого скоростного оформления документов для загранпоездки я никогда не наблюдала… И вот мы уже в городе Ганновере. Отель Kastens Hotel Luisenhof, прямо в центре города, окружил нас заботой и вниманием. Перед симпозиумом нам принадлежали целых полдня.

Коллектив из четырех сотрудников нашего учреждения был несколько разрозненным. С начальником научно-организационного отдела, Ряпушкиным, я была знакома много лет и его моральная сущность и производственная позиция мне хорошо известны, но двое других: Ковалевский и Жигунова, были новыми людьми в нашем коллективе и вели себя осторожно.

Жигунова оптимистично поведала, что нам СТРАШНО повезло, так как в Германии сейчас предновогодняя распродажа, а ее сын носит вещи только HUGO BOSS и сейчас она отоварится и осчастливит сыночка сильно впрок…

Ковалевский, молодой и очень красивый мужчина, растерянно и невнятно пробормотал, что он еще не совсем в курсе дел, и его отправили в командировку не столько для участия, сколько для ознакомления… Тут я поняла, что работать придется Ряпушкину и мне, Ковалевский будет знакомиться с городом, а Жигунова осваивать торговые центры.

С этим немецким городом нас связывало сотрудничество в течение нескольких лет, и мы неоднократно там бывали. Несмотря на это, всегда приятно побродить в свободное время по красной линии, которая ведет вас по достопримечательностям города, и окунуться в старину и историю местности.

Жигунова не дала нам такой возможности и, волей неволей, все строем шагали по огромным торговым центрам и участвовали в обогащении немецкого бюджета. Настойчивое желание нашей сотрудницы, чтобы именно я примерила, именно эти сапоги, повергло меня в море эмоций и вынудило стащить вязаную шапочку с мокрой головы, расстегнуть пальто и присесть на тумбу. Суета и всевозможные манипуляции, вдохновляющие Жигунову на примерку все новых и новых моделей, поколебали мою уверенность в том, что необходимость шопинга, это просто выдумка психологов, указывающих на позитивность воздействия последнего. Я невольно подключилась к этому мероприятию и даже увлеклась им, как вдруг…

Я увидела роскошную, больше ста килограммов, это как пить дать, большеглазую с пышными пружинками огромной копны волос, мулатку, которая старательно упаковывала эту феерическую прическу в мою вязаную шапочку и направлялась к выходу.

Существует две версии происхождения слова mulato: согласно первой из них, оно представляет собой искаженное арабское муваллад, которым обозначали нечистокровных арабов; согласно второй версии, mulato происходит от испанского mulo – мул, которым некогда обозначали не только потомство осла и кобылы, но и любые гибридные виды.

Сей гибридный вид как речной баркас плыл, рассекая толпу покупателей. Темная кожа, с как будто высветленным на выпуклостях щек оттенком, придавал моему головному убору утраченную яркость.

Вязаная шапочка была не дорогой, но любимой, она давно пригрелась на моей головушке. Мне неоднократно сотрудницы на работе советовали с ней расстаться, тем более что у меня есть другие шляпы, но сердцу не прикажешь. Это и явилось причиной моего стремительного бега в одном немецком сапоге, а другом – своем собственном. Расталкивая покупателей и праздношатающихся, я бежала за мулаткой и кричала: «Sorry!!! Please!!!». За мной тянулся хвост из двух продавцов и одного охранника. Мулатка могла одной левой взять за ботву и меня и продавцов и охранника, но она мило улыбнулась и с высоты своего роста осчастливила меня моей же шапкой.

– Sorry! Please! – пророкотала она.

Вечером в гостинице, снимая стресс и для лучшего знакомства с коллективом, как сказал Ковалевский, мы пытались открыть бутылку испанского вина, при отсутствии штопора. Распитие спиртных напитков в номерах – известная прерогатива русского человека. Немец, или любой другой отправится в бар или ресторан и так дальше, но русский…, русский должен выпить тайком и в номере, без сервиса, на коленке…

Все заметались в поисках, если не штопора, то хоть чего-нибудь твердого и длинного. В конце концов, Ковалевский схватил бутылку и убежал…

Через пять минут, краснолицый Ковалевский рассказал: «Я стремительно вылетел в фойе и также быстро очутился у стойки бара. Я не обращал внимания ни на кого. По-английски попросил бармена открыть бутылку и вдруг обнаружил, что легкий разговорный шум на фоне тихой музыки смолк, и воцарилась тишина с легким скрипичным оттенком. Я обернулся. Все посетители бара в вечерних костюмах и платьях, а мы знали, что наш отель 5 звезд, молча, смотрели на мои ноги. Я опустил глаза и ослепительно белые тапочки покрасили мое лицо в красный цвет.

– Sorry, please? – сказал я и убежал как молодой гепард».

Дальнейшая работа симпозиума прошла в теплой и дружественной обстановке…

 

Тост

Две родные сестры очень любили друг друга, совершенно разные внешне и внутренне, одинаково философски и юмористически относились к жизни, это раз. Вторым, что их сближало: обе всю жизнь читали и писали стихи, которые посвящали родным и близким.

Старшая Любовь Федоровна, блондинка с роскошными вьющимися волосами, голубоглазая с фарфоровой кожей, высокая, статная, с такими, королевской красоты, чертами лица, что когда она в юности познакомилась со своим будущим мужем, он, впоследствии, сообщил нам шёпотом: я думал, что такие красавицы не писают и не какают…

Младшая – Вера Федоровна, наоборот, брюнетка, миловидная и ростом пониже, и статью послабее, будто всю яркую красоту взяла старшая сестра.

В детстве, как и многие родные братья и сестры, они дрались отчаянно и обманывали друг друга вероломно и хитроумно. Особым приколом было проснуться первой и свернуть фигу под нос соседке, и ждать, когда она откроет глаза.

Замужество старшей было весьма удачным. Она всю жизнь, до самой смерти прожила с тем самым парнем, потрясенным ее красотой, в любви и достатке.

Замужество младшей было менее успешным, через 25 лет совместной жизни, муж, напыщенный и самовлюбленный «джаным балам», воспитанный татарской матерью, и всю жизнь проживший с ней под одной крышей, а переводится это так: джаным – моя душа, балам – дитя мое, сказал: «Вера, ты меня не вдохновляешь, как женщина. Ты хороший человек, но я сейчас поживу с молодой Ритулей, а когда я состарюсь, я приду к тебе и ты будешь массировать мне одну ногу, а наш сын – другую!», и ушел.

Обе сестры родили по мальчику и самозабвенно и бескрайне, биологически и космически, любили их до своей гробовой доски.

Старшая сестра всю жизнь патронировала младшую. Нужно добавить, что родились они в семье врача, обе окончили медицинский институт, старшая всю жизнь работала терапевтом, а младшая психиатром. Вера, проработав 40 лет в сумасшедшем доме (так она называла без затей психиатрическую больницу), ставила диагноз больным, как только они входили в кабинет, молча, без слов, ничего не спрашивая у больного, и всегда безупречно попадала в цель.

Старшая «путешествовала» за своим мужем, который тоже был врач, только военный. Судьба забрасывала их в Мукачево, Джаркент, Самарканд, Алма-Ату, Ашхабад, Владивосток и всегда к ним в гости или в отпуск приезжала младшая сестра, сначала одна, а потом с сыном.

Любовь Федоровна часто рассуждала о смысле жизни, в старости: о бессмысленности жизни, любила исторические романы и категорически утверждала, что человек произошел от пришельцев из космоса, переча своему любимому сыну – дарвинисту в этом щекотливом вопросе. Когда спор о происхождении человека доходил до громких голосов, она соглашалась со всеми аргументами сына, но… вставляла ремарку: «А я произошла от пришельцев…!», тут в словесную перепалку вступала Вера Федоровна, которая всегда немного застенчиво, но утвердительно произносила свои доказательства: «Любочка, может быть ты и от пришельцев произошла, а я вот точно от обезьяны. Я так люблю бананы…», – это был ее главный аргумент.

Ни той, ни другой сестры уже нет в живых.

Сын старшей сестры, заведующий кафедрой зоологии в ветеринарной академии, доктор наук, профессор, провозгласил на Новогоднем празднике тост: «Дорогие, друзья! Спешу от души поздравить Вас с наступающим Новым 2016 годом! Хочу пожелать Вам успешной деятельности в тяжелом труде по передаче знаний нашей замученной тестами молодёжи. Хотелось бы научить наше будущее не тыкать на авось, в четыре варианта ответов, а учить материал, научиться мыслить, анализировать, исследовать.

Не притягивать в доказанные массивы знаний божественное происхождение Вселенной. Помнить и чтить великого ученого Чарльза Роберта Дарвина – английского натуралиста и путешественника, который одним из первых пришёл к выводу и обосновал идею о том, что все виды живых организмов эволюционируют во времени и происходят от общих предков, в том числе и человек. (Тут завкафедрой вспомнил спор матери и тетки и продолжил). Я знаю только одного человека, который произошел от пришельцев. А сейчас, я желаю Вам здоровья и счастья! С наступающим!».

Все закричали «Ура!!!», выпили шампанского и среди зазвучавшей музыки и шума голосов завкафедрой услышал скрипучий голос профессора Незнамова, заведующего кафедрой животноводства: «Простите, Сергей Петрович, а кто же все-таки произошел от пришельцев?».

«Моя мама!», – ответил любимый сын и пошел танцевать с аспиранткой.

 

Управдом

Моя драгоценная бабуля внесла основную и самую главную лепту в мое воспитание. Начиная с трехлетнего возраста, я в тесном контакте с нею, наблюдала бесконечный труд хозяйки дома и училась всему без педагогики, которая, по словам П.И. Пидкасистого, есть «особая, социально и личностно детерминированная деятельность по приобщению человеческих существ к жизни общества».

Ни о какой детерминированной деятельности моя бабушка даже и не подозревала, она растила меня, как умела, любила, как могла, но что-то отдаленное, напоминало в ней древнегреческого педагога (В Древней Греции педагог – раб (часто – неспособный к физическому труду), наблюдающий за ребёнком (παιδος – подросток, мальчик), отвечающий за посещение им школы). Единственное отличие от легкотрудников Древней Греции, воспитание и присмотр за ребенком, как правило, в России сочетается с тяжелым физическим трудом. Я помню ее в бесконечных трудах и заботах, моющую посуду, полы, чистящую кастрюли, сковородки, готовящую вкусную еду из НИЧЕГО, штопающую, зашивающую, стоящую в длинных очередях за едой, одеждой, стирающую белье, гладящую последнее, кормящую парализованную соседку, приносящую тарелку супа старушке, живущей с запойным сыном, забывающим кормить многочисленную семью, и так далее и тому подобное…

Глядя, ЧТО она делает и КАК, я научилась всему этому само собой. Теперь я умею готовить роскошную рыбу под красным сладким маринадом (ее почему-то сейчас называют рыбой по-китайски), рыбу под белым острым соусом (ее почему-то сейчас называют рыба по-корейски), разнообразные салаты: овощные и с крабами, и кальмарами, а также вкуснейший холодец, и тому подобное…

Когда я вышла замуж и уехала в Москву, моя бабуля вскоре переехала ко мне. Стояли застойные семидесятые годы прошлого столетия. Советское воспитание: все равны и справедливость восторжествует, крепко сидело в моей сущности, а далекий город Владивосток не был так сильно как Москва, пронизан наушничеством и доносительством, которое в эти семидесятые, еще тянулось из недр тридцатых и сороковых годов.

Моя бабуля, общительная и доброжелательная, с гордостью сообщила моей соседке, что я учусь в технологическом институте и хорошо умею шить. Моя соседка, старушка – милый василек, попросила меня сшить ей платье, а я, глупая девчонка, с маленьким ребенком на руках, отказалась, по причине того, что мне страшно некогда: зачеты, экзамены и крошечная малышка. «Как-нибудь потом…», – пообещала я.

Спустя время в дверь позвонили. На пороге стоял молодой мужчина, примерно тридцати лет, серой, обычной наружности, с никаким выражением лица. Мужчина сообщил, что поступил сигнал, будто бы я занимаюсь подпольным бизнесом и в промышленных масштабах шью на продажу ФСЁ. Мой растерянный, ничего не понимающий взгляд, полной дуры, заронил в его душу, если она у него была, подозрение и сомнения в моей непогрешимости. Он обследовал наше жилище, обнаружил швейную машинку РОДОМ и сурово спросил: «А это что?». Я сбивчиво объяснила, что учусь в институте, где учат конструировать и шить одежду, в настоящее время там преподает знаменитый кутюрье Вячеслав Зайцев, а в то далекое время Зайцев сам был на птичьих правах, и как художник состоялся гораздо позже.

Никакой хмыкнул и удалился. Только спустя годы я поняла «откуда ноги растут» у этого доноса…

Бабуля, услыхав, что у нашего управдома болеет жена, и надо достать ему дефицитное лекарство церебролизин, сообщила, что отец моего мужа работает большим начальником в Кремлевской больнице и, наверное, сможет раздобыть нужное лекарство. Лекарство раздобыли, и бабуля вручила его управдому.

Соседка не унималась. Мой муж всегда держал множество птиц, так как это было его специальностью. Несколько десятков декоративных и певчих птиц содержались на кухне в клетках и вольерах.

И вот однажды, я была дома одна, когда в дверь позвонили, и вошел мужчина в шляпе. Не снимая шляпу и обувь, он решительно прошел на кухню и резко заговорил о том, что наша квартира в безобразном состоянии, сейчас он составит АКТ, заставит меня его подписать и, возможно, нас выселят за ненадлежащее состояние жилища. Опять растерянное мое лицо вызвало решительные действия начальника. Он уселся на стул, достал бумагу, и принялся строчить черт знает что. Тут открылась дверь и на пороге появилась бабушка… Управдом окаменел. «Вы что, тут живете?», – елейным голосом заворковал хамелеон. «Да, а что случилось?», – спросила моя бабуля.

Когда эта мразь уходила, из его длинной речи я поняла, что если нам что-нибудь понадобиться, то мы можем звонить прямо ему домой в любое время дня и ночи, а эту старую мегеру, нашу соседку, он приструнит, чтобы не писала всякую гадость о людях, и с угодливой улыбочкой, пятясь задом, выпал из дверей.

 

Шапочка с ушками

Пока молодость била ключом и гормоны правили миром, казалось, что ты будешь жить вечно и никогда не умрешь. Обычный уклад рабочего дня отточен, как расписание поездов или самолетов. Ты не принадлежишь себе: работа, дом, дети, семья и, чтобы найти личное время, нужно постараться. Долгое время, потраченное на дорогу, на работу, почти всегда использовалось мной, как и миллионами других приматов, для чтения. Полтора часа туда, полтора обратно – и вот уже три часа в день я могла погрузиться в мир книг и отгородиться щитом и броней чужой фантазии от толпы таких же, как я, путешественников во времени.

Совершенно неожиданно подкрадывается катаплаз. Как говорили древние греки, катаплаз – это второй период человеческой жизни, характеризующийся ослаблением сил, общим увяданием, а попросту – старость.

Раньше ты заталкивала в сумочку толстый том чего-либо, читала не только сидя, но и стоя в любой позе, в сумерках и без очков, а теперь выбираешь карманный формат литературного труда, ищешь места, где присесть и роешься в сумке в поисках вспомогательного средства для близи.

Также как неожиданно тебя окучивает Синектута, богиня старости, также экспромтом, ты обнаруживаешь совершенно другие аспекты: как потратить три часа пути. Ты начинаешь смотреть вокруг и фантазировать на тему: жизнь – театр, а люди в ней – актеры. Начинаешь внимательно изучать современную палитру красок и форму в общей людской массе и видеть, как переменился мир вокруг тебя. На удивление, быстро обнаруживаешь, что мода характеризует время.

Что такое мода? Это совокупность привычек и вкусов в одежде, обуви, макияже, доминирующих в определённой общественной среде в определённое время. Мода – дама непостоянная. То, что в моде сегодня, завтра будет забыто. Однако она очень хорошо характеризует время. Каждая эпоха имела свои модные тенденции в одежде, образе. На моду влияет все: климат, вероисповедание, социальные особенности общества, степень его развития. Наверно, ее можно сравнить с вирусом: она постоянно мутирует, но может и повторяться, неся в себе какую-то цикличность. Всегда по-разному, всегда с чем-то новым. Для человека же мода, или стиль, в одежде, по сути, есть способ выражения своего самоощущения, своего отношения к миру в данных социальных условиях, а также это – инструмент выражения своей индивидуальности.

Напротив меня сидит молодая девушка, я бы даже сказала – девочка, но по обручальному кольцу на руке, понятно, что это замужняя дама, правда ДАМОЙ, на мой взгляд, ее назвать еще нельзя. Выражение своей индивидуальности свойственно молодежи под девизом: хочу, как у Маши или Васи. Её куртка, как у всех, и джинсы в облипочку, с дырками тоже. Толстый шарф, дань нынешней моде, опоясывал шею. Желтые ботинки, то ли мужские, то ли женские, свободно болтались на щиколотках. Забавным атрибутом ее гардероба являлась детская вязаная шапочка с ушками синего цвета. Молодежь носит такие, массово. Есть еще шапочки с рожицами животных. Но самым необычным и прелестным являлась деревянная обыкновенная прищепка, торчащая на одном ушке шапочки.

Погрузившись в вымышленный мир моего объяснения этого прищепного феномена, я вообразила, что это – фенечка от сглаза, или «узелок» для памяти, или прикол для любопытных. Моя фантазия вскоре иссякла, и я просто смотрела на молодую женщину, погруженную в смартфон. Милые черты ее молодого лица весьма обаятельны и не тронуты косметикой. Сосредоточенное, но все же доброе, лицо не хмуро, а внимательно. Интересно, есть ли у нее дети? Или она сама еще не созрела для такого тяжелого и радостного труда? Никто не обращал внимания на деревянную прищепку. Я подумала: может быть, у меня галлюцинация? Вновь вошедшие на остановке молодые люди покосились на «украшение», и я поняла, что я не одинока. Искреннее всех оказалась маленькая девочка на руках у матери: «Смотри, – закричала она, – у тети прищепка на голове сидит!»

Молодая женщина оторвала взор от смартфона, взгляд отяжелел и пронизал девочку. Моя глупая улыбка еще более обострила настроение владелицы ушастого головного убора. Она стащила шапочку со своей головы и злобно уставилась на прищепку.

– Ё… вашу мать!!! – тонким голосом обрушила мои ирреальные сказочные выдумки молодая замужняя особа женского пола. Рванула прищепку с клочком пушистой шерсти, швырнула ее в сторону. Прищепка поскакала по полу, на удивление звонко отщелкивая свой скачущий полет нотой соль-соль-соль. Багровое дитя женского рода, оказывается, не разучилось краснеть. На остановке она вышла из вагона. Мне кажется, ей нужно было дальше ехать, но это опять мои неиссякаемые фантазии…

 

Экскурсия

Генеральная уборка дома в самом разгаре, а силы уже на исходе. Распахнув дверцу книжного шкафа чуть резче, чем требовалось, Нина тяжело вздохнула, когда на неё высыпались потревоженные книги и альбомы с фотографиями и разлетелись по всей комнате. Чтобы не выругаться вслух, она рассмеялась. Из томика стихов Пастернака выпал листок, вырванный из блокнота. Нина подняла находку и присела на краешек стула. Боже мой, как будто это было вчера!..

Поездка в Переделкино случилась неожиданно. Полупустой автобус желающих прикоснуться к жизни и творчеству Бориса Леонидовича Пастернака имел непосредственное отношение к искусству, поскольку все эти люди, за исключением Нины, её тринадцатилетней дочери Оли и подруги Люси, работали на разных должностях в Министерстве культуры СССР. Когда Люся позвонила и сообщила, что ее знакомая Женечка из этого самого министерства едет на экскурсию в Переделкино, и что есть свободные места, так как министерские уже «наелись» бесплатных экскурсий досыта и если бы и поехали, то только – за рубеж, мы радостно согласились. Поскольку экскурсия предназначалась для специалистов, экскурсовод, молодой, красивый, с темными кудрявыми растрепанными волосами, оказался таким знатоком поэзии Пастернака, что всю дорогу до дачи все слушали стихи, потрясенные не только знаниями истории жизни поэта, но музыкой его СЛОВА.

Субботний день второй половины августа не проронил ни капли дождя. Все пассажиры в летних одеждах легко и свободно плыли в море звуков и ритмов стихов великого поэта.

Экскурсовод читал, как профессиональный актер – проникновенно и немного грустно.

Невозможно тихо раскачивались людские головы в такт движению автобуса. Ни шум колес, ни суета пути не нарушали единения с поэзией.

Всех высадили задолго до домика поэта, и нестройной ниточкой люди потекли к калитке небольшого домика. Эхо стиха заворожило группу из мужчин и женщин. Мужчины молчаливо курили по пути, а женщины превратились в дам из прошлого века, хотя Борис Леонидович – наш современник.

Небольшой домик, как будто с эркерами по фасаду на первом и втором этажах, такой уютный и маленький, напоминал старую дачу. В этом доме Борис Пастернак прожил более двадцати лет. Здесь написан цикл стихов «Переделкино», «На ранних поездах», «Земной простор», «Когда разгуляется». Здесь в течение многих лет поэт работал над романом «Доктор Живаго», стихи из которого стали известны многим еще задолго до выхода романа.

В этом доме создавались переводы Шекспира и Гёте, грузинских поэтов. Именно здесь он узнает о том, что 23 октября 1958 года ему присуждена Нобелевская премия по литературе «За выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы».

Борис Пастернак скончался в этом доме 30 мая 1960 года. Все тихонько столпились в крошечной комнатке около маленькой тахты, на которой он и умер.

Экскурсовод предупредил, что в доме живут потомки и родственники поэта, поэтому все тихо смотрели на личные вещи поэта и бесшумно выходили в сад, никого не беспокоя, а кудрявый умница все читал наизусть с легкой грустью в голосе:

Нина смотрела на деревья, так близко окружившие домик, и думала о вселенной, которая наполняла поэта. Развевающиеся кудри экскурсовода дрожали от легкого ветерка, а он читал:

Красивый профиль дочки, её огромные глаза, открытые навстречу будущему, этот пронзительный августовский день, – все было так гармонично, так мирно и так не страшно, как казалось Нине в сравнении со временем и судьбой, доставшейся великому поэту.

Перекусили бутербродами на бегу, выпили сок, наполненные поэзией, ели молча.

Автобус поглотил последнего пассажира и тихо тронулся в обратный путь. Замелькали перелески и поляны Подмосковья. Нину кто-то тронул за плечо.

– Вы не могли бы уделить нам несколько минут? – спросил крепкий мужчина и махнул рукой куда-то неопределенно в сторону.

– Что вы хотите? – спросила Нина растерянно.

– Ну, идите же, несколько минут… – Он потянул её за руку.

Нина встала, прошла за мужчиной в конец автобуса. На длинном последнем сидении величественно восседал один из пассажиров. Его взгляд Нина чувствовала, пока шла экскурсия, и уходила от него неслышно, и, как ей казалось, незаметно.

– Мы просим вас выпить с нами по бокалу шампанского – буднично сказал величественный.

– Это невозможно! Я не одна, и не могу составить вам компанию…

Величественный взял ее за руку, повернул ладошкой кверху и поцеловал.

– Я очень вас прошу, – голос надтреснутый и тоскливый, рука сильная, не терпящая отказа, и… такие глубокие глаза.

– Я выпью с вами шампанского.

Коренастый открыл бутылку и разлил в неизвестно откуда взявшиеся фужеры. Величественный поднял бокал:

– За красоту в нашей жизни! – И вложил в руку Нины вырванный из блокнота листок.

Вернувшись к дремлющим подругам, Нина пробежала глазами небрежно написанные строчки:

Когда все выходили из автобуса, величественный махнул ей рукой как-то безнадежно и тоскливо.

– Это самый наш отпетый ловелас, красавчик, – сурово сказала Люсина подруга Женечка.

 

Утиное яичко

Незабываемые улицы города Владивостока: Кипарисовая, Каштановая, Адмирала Макарова, Гастелло… Здесь прошло мое детство.

В нашем дворе, если так можно выразиться (дворов как таковых тогда не было вообще, – год-то на земле был 1957), стоял РЕЗЕРВУАР, огороженный забором. Что это такое, для меня до сих пор секрет. Отодвигая в сторону одну из болтающихся на одном гвозде досок, ты смело попадаешь в травяной рай. Высокая полынь, она, конечно, мне кажется высокой, поскольку мне всего шесть лет, закрывает меня с головой. Это самое лучшее место для игры в ПРЯТКИ. Посередине огороженного места крутой, довольно высокий холм. Забраться на него нужно обязательно, так как с высоты холма хорошо просматриваются все окрестности. На макушке холма старая разбитая будка-сарай из досок, где мы всегда играем в дочки-матери. Где на маленьком костерке с помощью детской алюминиевой посуды готовим настоящий рыбный суп из выброшенных на помойку красивых плавников от морских ершей.

Прочесать местность, заросшую огромными высокими травами, рано утром очень интересно: можно найти что-нибудь не обнаруженное вчера. Я с интересом путешествую по нехоженым местам и вдруг вижу яичко, голубоватое с крапинкой, радостно поднимаю его и чувствую, что оно еще теплое. Неожиданная находка вдохновляет мое воображение. Много позже я узнала, что древние люди делились на охотников и собирателей, видимо мои предки были именно собирателями, потому что до самой старости я сохранила непреодолимое желание брести по берегу моря и поднимать красивые мокрые камешки, осколки раковин, древесные причудливые корешки и сухие веточки.

Еще более внимательно я всматривалась вокруг; с еще более вдохновенными мыслями и чувствами я обследовала территорию резервуара, и, когда я увидела еще одно голубоватое яичко, я даже запищала от восторга. С яйцами в каждой руке я молнией понеслась домой и показала бабушке свою необыкновенную находку.

– Вот это добытчица! – рассмеялась бабушка. – Действительно, яйца свежие и еще тепленькие, наверное, тети Марусины утки опять несутся, где попало! Пойду ей отнесу!

Грустная или даже печальная, я побрела на улицу, чтобы сообщить своим подружкам о несправедливости жизни.

Тетя Маруся, переполненная жизненной мудростью, поскольку давно жила на белом свете, несмотря на всеобщую бедность, граничащую с нищетой, рассудила так: утки – мерзавки, надо с ними провести беседу, утиные яйца – кто нашел, тот пусть и ест.

Бабуля приготовила самую лучшую в мире яичницу – такой я не ела никогда в жизни.

Вечером, когда пришёл со службы отец, и мама, усталая после работы, собирала на стол, бабушка сообщила о моих приключениях в резервуаре, куда, кстати, ходить запрещалось.

– Она у нас молодец, – произнес отец. – Вот уже и читать умеет. – Он развернул газету и спросил: Что, сможешь прочитать заглавие?

На странице огромными черными буквами было написано: ПРАВДА.

– Смогу, – сказала я.

– Ну, читай! – сказал отец.

– Прав-да! – прочитала я.

– Хорошо, молодец! – Отец медленно достал из портмоне огромные зеленоватые бумажки и передал маме: – Вот, зарплату получил.

Потом взял одну большущую бумажку и передал мне:

– Скажешь, сколько написано здесь, я тебе ее подарю!

Я мучительно рассматривала огромную деньгу, многочисленные значки и рисунки на ней, портрет Ленина и Сталина – их-то я хорошо знала! – и тихо произнесла:

– Пятьдесят рублей…

– Правильно, – удивленно сказал отец и спрятал бумажку в карман.

Невыполненное обещание отца совсем не расстроило меня, гораздо больше я печалилась, когда бабуля унесла яйца тете Марусе, но большая зеленоватая деньга, нырнувшая в карман отца, почему-то запомнилась на всю жизнь.

 

Шишка

В четверг всегда заседание Ученого совета, за редким исключением. Заведующий нашей лабораторией, доктор наук, профессор, является членом Ученого совета, и его присутствие на заседании, в отличие от нас, старших и младших научных сотрудников, всегда строго обязательно. Околосуточные показатели биоритмов организма нашего заведующего, Сергея Константиновича Мебланова, указывают на него, как на представителя вида Homo sapiens, живущего в режиме такого пернатого, как СОВА.

Наверное, нет людей, которые ничего не знают о совах, жаворонках и голубях. Жаворонки в полшестого-шесть утра уже «на ногах», исключительно продуктивно работают примерно до обеда, а в полдевятого вечера уже сладко спят. Голуби встают чуть позже жаворонков, весь день очень активно трудятся, ложатся спать около двадцати трех часов. Совы спят так, что с утра их и танком не разбудишь; до обеда это достаточно вялые и медлительные люди, вызывающие сочувствие и сострадание, зато вечером энергия бьет из них настоящим фонтаном, и спать они ложатся далеко за полночь.

Так вот, когда наш Кинстатиныч с утра не появился, никто не забеспокоился, и ни одна мыслишка не ворохнулась тревогой в душе подчиненных, хотя мы с любовью и трепетом относились к нашему заведующему.

Приближалось время старта в актовый зал, и заместитель зава Юрий Петрович набрал номер мобильного телефона нашего шефа. На звонки никто не ответил.

Все прекрасно помнили, что, помимо вопросов, утвержденных программой Ученого совета, наш шеф хотел вместо третьего вопроса, по которому готовился Урюков, попавший вчера по скорой с аппендицитом в больницу, протащить апробацию кандидатской диссертации Спицы Вовки-морковки, как мы панибратски звали Владимира Николаевича Спицына. Все хорошо помнили, что в портфеле у Кинстатиныча был последний правленый экземпляр диссера, и он собирался над ним чуток поработать на ночь глядя, но никто не знал, что, когда шеф отчалил домой, по дороге ему встретился замдиректора по науке, третий день кряду отмечавший свой пятидесятилетний юбилей.

Нашего шефа нельзя упрекнуть в жестокосердии и невнимании: он добр, мягок и податлив. Однажды даже директор сказал, что если бы наш шеф был женщиной, то ему пришлось бы туго, так как он никому не мог бы ОТКАЗАТЬ. Кинстатиныч, оттеснённый грудью заместителя директора прямо в кабинет к последнему, сопротивлялся, но тщетно. Они, сначала стоя, по-быстрому, выпили за науку, потом за культуру. Присели, выпили за здоровье. Сняли верхнюю одежду и, уже не торопясь и с чувством, поведали друг другу о событиях давно прошедших из своих многочисленных командировок и приключений молодости и зрелости. Заместитель уснул на диване, а Кинстатиныч, человек ответственный, твердо помнящий, что он едет домой, его ждут, и в руке у него портфель с о-о-очень важными бумагами, и что живет он на улице 3-ей Парковой.

Улица 3-я Парковая района Измайлово, где проживал с семьей завлаб, находится в уникальном историческом месте Москвы. Присоединены эти места к городу окончательно в 1960-х годах. Со времён Ивана Грозного Измайлово было вотчиной бояр Романовых, а в 1654 году стало загородной усадьбой царской семьи. При царе Алексее Михайловиче в 1667 году речка Робка (ныне – Серебрянка) была перегорожена плотинами так, что образовавшийся Серебряно-Виноградный пруд окружил так называемый Измайловский остров, на котором располагалась царская усадьба. Центром усадьбы служил Государев двор. Вокруг него располагались многочисленные хозяйственные постройки. В 1671–1679 гг. костромскими мастерами на месте существовавшей с начала XVII века деревянной церкви был возведён каменный Покровский собор. Невдалеке была выстроена Церковь царевича Иоасафа. На остров вёл каменный мост длиной около 100 м, завершавшийся проездной трёхъярусной Мостовой башней. Во втором ярусе башни проходили иногда заседания Боярской думы.

Царь Алексей Михайлович увлекался соколиной охотой в окружавших Измайлово лесах. Кроме того, он испытывал в усадьбе различные новшества. Так, уже в 1670-е гг. в Измайловской царской усадьбе существовал домашний театр, один из первых в России; известно имя одного из его актёров – певчего и живописца Василия Репского. В усадьбе ставились эксперименты по выращиванию редких растений (виноград, арбузы и др.). Была открыта одна из первых в стране стекольных фабрик, производившая высокохудожественные изделия, в основном для украшения царских застолий. Для организации стекольного дела и выращивания иноземных растений к работе привлекались специалисты-иностранцы. Юный Петр I на обнаруженном в Измайлове ботике совершал плавания по системе прудов (позднее он перевез ботик в Санкт-Петербург и назвал его «дедушкой русского флота»).

Вот в этом уникальном местечке и проживал наш драгоценный шеф. Поскольку метро было уже давно закрыто, Кин-статиныч взял такси. Таксист был страшно раздражен храпящим на переднем сидении завлабом, к тому же он очень торопился по вызову и выбросил пьяненького шефа не у входа в подъезд, а на углу улицы Первомайской. Свежий воздух ранней весны еще больше затуманил голову. Нетвёрдый взгляд зацепился за величественный Покровский собор, и исторические волны прошедших эпох поглотили индивидуум, и он застыл от восторга перед торжественностью времени. Прислонившись к кирпичной стеночке, он вдруг явственно увидел царя Алексея Михайловича с соколом-сапсаном, сидящим у него на плече и медленно выплывающий из-за угла ботик, со стоящим на палубе Петром I, который, почему-то держал в руке гарпун. И Алексей Михайлович и Петр I грозно посмотрели на завлаба и сурово хором спросили: «Что? Не подготовился к выступлению на Ученом совете? а еще КЛЮЧНИК!!!».

Здесь обязательно нужно заметить, что наш шеф был дворянского происхождения и герб его семьи Кавелиных, по материнской линии, украшен в своей центральной части КЛЮЧОМ, так как в древние времена, его прапрапрадеды отвечали за царские сундуки и гардеробы, одним словом хранилища.

Встряхнувшись всем телом для избавления от видений, он одновременно избавился и от головного убора, который улетел в неизвестном направлении и пропал навсегда.

До подъезда осталось 50 метров, не успел Кинстатиныч осознать, что случилось, как резко получил железной трубой по голове, труба рассекла кожу, скользнула по уху и цзынькнула, падая на асфальт. Шеф упал и притворился мертвым. Крепко сжимая ручку портфеля, он вспомнил, что денег у него почти нет, брать нечего, главное – портфель. Быстрые руки вора обшарили карманы, взяли портмоне; когда обшаривали «тело», Кинстатиныч едва сдержался, чтобы не заржать гомерическим хохотом, но инстинкт самосохранения сработал на славу, тем более что кровь из пореза текла на землю, и бандит, испачкав кровью руки, испугался и убежал. Шеф полежал еще чуть-чуть, изящным движением руки достал носовой платок, приложил к ране и на четвереньках, чтобы враг не запеленговал, забежал в подъезд и был таков!

Появиться на Ученом совете он смог только через две недели; огромная шишка уменьшилась, но уж очень синим был фонарь под глазом, царапину зашивать не пришлось. Диссертация Вовки-морковки отложилась до лучших времен. Главным своим достижением в борьбе с бандитизмом шеф всегда считал метод: «Притвориться мертвым», что и советовал делать всем без исключения, кто бегать быстро, по причине преклонного возраста, уже не мог.

 

Любитель орехов

Если вы взяли в руки книгу и отлистали (нет такого слова в словаре, есть слово пролистать, но мне хотелось бы двигаться не вперед, а назад, и я использую на свой страх и риск частицу не «про», а «от», простите меня) тридцать страниц к началу тома, и если вы отлистывали вспять, не торопясь, то это заняло бы у вас некоторое время. Но недаром же говорят, что скорость мысли во много раз выше скорости света (данные, понятное дело, не научные), хотя есть другие мнения:

«Поспорили дети в школе, – что на свете быстрее всего. Танечка говорит:

– Самое быстрое, слово – сказал, а уже не вернешь!

Ванечка говорит:

– Самый быстрый – свет! Только включил, а он уже горит!

Вовочка в ответ:

– У меня тут понос был, так я ни слова не успел сказать, ни свет включить…».

Так вот я отлистала молниеносно, с помощью мысли, тридцать моих, кровных лет, а не тридцать листов какой-то книги и очутилась в Советском Союзе. В любом вагоне метро, автобусе, электричке, в сквере на лавочке и на приеме у врача всегда можно было увидеть людей с раскрытой книгой или газетой. Читали все и всё, что могли достать. Россия была самой читающей страной в мире. Правда все и так знают, что в России есть огромные реки, густые леса, самая громадная Царь-Пушка и Царь-Колокол, а в советское время число ученых, инженеров и врачей тоже было самым большим.

Идея создания книжной ярмарки воплотилась впервые в ноябре 1989 года. В здании ДК завода «Красный Богатырь» открылась эта самая ярмарка, которая просуществовала в этом помещении до января 1990 г. Затем ярмарка работала в кинотеатре «Севастополь», в ДК Железнодорожников, на «Стадионе юных Пионеров».

Но это все были ярмарки выходного дня.

И только в марте 1992 года постоянно действующая книжная ярмарка в спортивном комплексе «Олимпийский» впервые распахнула двери перед посетителями.

Елизавета Афанасьевна Нембланова всю свою жизнь посвятила книгам. Организация этих самых ярмарок, работа с издателями, издательствами, авторами, закупщиками, торговыми сетями, складами, выставками и так далее, полностью поглотила женскую особь, хрупкого телосложения.

Приходилось не только организовывать, стирая ухо о телефонную трубку, но и лично, порой довольно часто, грузить тяжелые кипы книг или везти баулы с ними на общественном транспорте.

На смену пейджерам пришли мобильные телефоны. Никто не смел даже и предположить, что развитие этих мультимедийных технологий превратит людей в зависимых от последних придатков и отростков. Когда бережно сжатые в руках айфоны и смартфоны, являющиеся центром и мозгом маленьких вселенных, а нежно прижимающие к ушам и глазам продолжения их, под названием ЛЮДИ, несут нагрузку «комьюникэшн тьюб» и являются транспортным средством для них.

В то время, мобильные телефоны были еще довольно просты и терялись в огромных недрах дамских сумок и мужских портфелей, и не были так дороги сердцу обладателя, и не пульсировали в руке, не выпускавшей их ни на минуту.

Елизавета Афанасьевна ехала в троллейбусе, придерживая ногой один баул с книгами, а руками другой, когда мелодично затренькал ее мобильник. Судорожно роясь в «дамской» кошёлке, набитой документами и бог весть еще чем, утирая пот, струящийся по щекам и лбу, она проклинала тот день, когда обзавелась этим чертовым телефоном. Телефон не унимался. Видимо, тот, кто звонил, понимал, как трудна ее работа и как глубока и широка её кошёлка. Наконец, Елизавета выудила злосчастный телефон и соединение состоялось.

– Алё! – рявкнула женщина мужским голосом.

На том конце эфира, мелодичный бархатный баритон мужа пророкотал: «Зосрин, ты не знаешь, где лежит орехокол?».

Обязательного пояснения требует нежное, домашнее прозвище «Зосрин».

Если в ваш организм проник яд через рот в пищеварительный тракт, вы можете собрать его и вывести прочь с помощью арсенала сорбентов – связывающих веществ на основе природных и синтетических материалов (активированные угли, активированные волокна, силикагели и пр.). Но наиболее эффективными сорбентами являются природные, в том числе энтеросорбент «ЗОСТЕРИН-УЛЬТРА» (30 %) – это умные молекулы, которые не только убирают яды из пищеварительного тракта, но и помогают защитным силам ликвидировать последствия чужеродного проникновения в организм!

В поисках активированного угля сразу после новогодних праздников, Лизавета рылась в аптечке.

– Что ищешь? – спросил муж, почесывая всклокоченную шевелюру, замятую подушкой на один бок, и медленно побрел на кухню.

– Уголь, активированный, – буркнула жена.

Путешествуя на кухню, муж посоветовал ей новый препарат «Зостерин-ультра», о котором нечаянно услыхал по телевизору. Муж, обладая чувством юмора, прекрасно знал, что у жены с юмором напряженка.

– Что? – не расслышала жена и переспросила – Зосрин?

– Зосрин, зосрин!!! – муж долго потешался над забавным именем, и оно прилипло к бедной женщине навсегда.

Лизавета, долго объясняла, где лежат щипцы для орехов и наконец, отключила связь. Двери троллейбуса распахнулись и, выгрузив тяжеленные сумки с недостающими на ярмарке книгами, не успела перевести дух, как телефон, утонувший в кошёлке, опять зазвонил. Чертыхаясь, труженица, откопала трещащий телефон и услышала: «Спасибо Зосрин, нашел!».

Тот фонтан, который изливался на троллейбусной остановке, слушала бабуля божий одуванчик и осуждающе качала головой…

 

Американский бог

В декабре 1991 года прекратил свое существование Советский Союз. Эта конкретная дата ничего общего не имеет с душами и мыслями людей, которые вместе с Олегом Газмановым не только готовы, но и пламенно желают петь песню: «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР!».

Какие бы перемены не происходили потом, какие бы кардинальные изменения «к лучшему» или новые веяния, изменявшие сознание с точностью до наоборот, то, что раньше называлось спекуляцией, нынче именуется бизнес, они не могут полностью вытравить из сознания: меня – советского человека. Эта сущность не только сознание, но и мое движение души, и реакция на окружающий мир. Я не буду здесь распространяться, сколько уникального и, очень положительного утрачено и изничтожено этим тяжелым временем перемен, об этом сейчас уже вспоминают не только такие как я, но и политики высокого, рукой не достанешь, полета. Ха-ха! Разрушить легко – построить трудно.

Странные метаморфозы происходят с человеком в течение жизни. Могу точно сказать, что в советское время я чаще бывала в церкви и не потому, что я истово верующий человек, а, видимо, из любопытства, стремления к красоте и изучению истории религии и культуры православия. Позже, когда в храмы потянулись вчерашние коммунистические деятели и все хором принялись крестить лбы, стало как-то неловко и даже отвратительно.

Помню, крестили в Храме святителя Николая моего внучка. Храм старинный, предположительно, основан в XV веке, первые письменные упоминания о нем и о Кузнецкой слободе датированы 1625 годом. Храм не закрывался, будучи единственным действующим в Замоскворечье в период после 1922 года. С нами был мой свекор, уважаемый человек, профессор, доктор медицинских наук, руководитель клиники. К нему, ни с того ни с сего, подошла старушка, былинка на ветру, и суровым голосом спросила: «Есть ли на ТЕБЕ, нательный крест?». «Нет», – растерялся заслуженный врач СССР.

«Так, поди вон из храма!», – завизжала бабка.

Вышел отец, остановился на ступеньках, я вышла вместе с ним, не смогла оставить его в трудную минуту, и говорит: «Не был я в церкви 60 лет, и еще, сколько Бог даст жизни, не пойду!».

В храмах, были не только склады и хранилища, в храмах были концерты религиозной и светской музыки. В Церквях Зарядья, Филей мы часто слушали музыку Сергея Васильевича Рахманинова, Александра Тихоновича Гречанинова, Павла Григорьевича Чеснокова и других.

Как написано в Википедии: «на фоне крушения советской империи возникали первые национальные миссии, международные партнерства, масштабные гуманитарные и евангелизационные проекты». То было время глобальных перемен, невиданного духовного голода и уникальной свободы для проповеди Евангелия. Закончилось ограничение свободы церковного и миссионерского служения.

На самом деле в Россию из-за рубежа хлынуло мега огромное количество разнообразных миссионеров. Они хватали за руки в метро и парках, стучали в двери, звонили по телефону. Слава Богу, это все пошло на убыль. Общество более или менее разобралось, какая вера, и кому требуется. Православные храмы вернули их владельцам и теперь попы, отчаянно и яростно выживают с так называемых «своих» территорий, музеи и работников музеев, которые подвижнически сохранили многое и очень многое, что могло бы быть безвозвратно утрачено.

И вот однажды… Люблю я это слово «однажды». Прогуливаюсь по бульвару с младшим внучком Алешечкой. Толчемся около входа в метро Крылатское, и поджидаем его маму. Местечко почти безлюдное, выход из метро на Осенний бульвар. Из перехода метро вылетают две ослепительно молодые, обе рыжеватые и немножко похожие друг на друга, с широкими белозубыми улыбками, девушки. Одеты как вся молодежь: черт те во что.

«Ви можит мнэ говорить?». Я поняла, что это иностранки, приготовилась объяснять дорогу или помочь в поиске адресата.

– Конечно!

– Скажит, чито такой счастя?

– Счастье, – засмеялась я, отслеживая траекторию движения моего неугомонного внучка, – Счастье это когда ты любишь ближнего своего, он здоров и тебя распирает от радости творчества и любви к жизни!!! – я сразу разгадала миссионерскую деятельность красавиц. Они попытались сообщить мне, что наши церкви близки, христианские учения идентичны и мы братья и сестры на всю оставшуюся жизнь. Одна чуть-чуть понимала по-русски, а вторая совсем ничего, как я по-английски.

К их удивлению я активно и весело согласилась с ними и стала интересоваться, почему они, такие молодые и красивые бродят от человека к человеку, сообщая им прописные истины, и не хотят заняться самым важным и главным счастьем в жизни – поисками своей любви на всю жизнь.

– Чито исть лубов? Бой-френд?

– Э нет! Бой-френд это сексуальный мужчина на один или пару дней, а то и разов, а любовь – это внутренняя радость выплескивающаяся из сердца при виде того человека, без которого ты не можешь жить. Любовь это вера в то, что ты сможешь все и всегда, если тот, кто тебе нужен с тобой, это надежда осуществить все мечты, если тот без кого ты не дышишь, ЕСТЬ на белом свете!

Я размахивала руками, прижимала их к сердцу, глаза мои и щеки горели ярким огнем веры в те слова, которые я страстно произносила, глядя прямо в зрачки растерянных миссионеров.

– Вы прекрасны, молоды, какие у вас лица, какая нежная и мягкая кожа!!! Кстати, а вы откуда?

– Из Амэрыка.

– Ура, – завопила я. Я была в Америке! В Вашингтоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, – а вы были в этих городах?

– Нет, только в Нью-Йорке!

– Как? Вы не были в этих местах, а прикатили в Россию? Да это же невозможно!!!

– Мы из Северной Дакота.

– Вы прозевали все красоты Америки! Ну, молодцы, что приехали в Россию. Здесь тоже есть и счастье, и любовь, и вера, и надежда. Можно найти счастье и в труде и миссионерстве, но не тратьте молодость и время, ищите не бой-френдов, а ЛЮБОВЬ!

– Ви отшень красывая!

Мы обнялись от распиравшей нас положительной комплиментарности, и они, оглушенные моим напором, весело потопали в метро, пять раз обернувшись, и помахав мне на прощанье. Наверное, пошли искать счастье.

 

Бриллианты

Многострадальная Демократическая Республика Вьетнам долгие годы боролась за свою независимость. Летом 1954 года были подписаны Женевские соглашения, предусматривавшие полную независимость Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, а также скорейшее проведение свободных и всеобщих выборов. Подобное положение дел не устраивало США, которые стремились помешать распространению коммунизма в Юго-Восточной Азии. До выборов территория Вьетнама временно разделялась по реке Бенхай на две половины. При содействии Соединённых Штатов проведение выборов было сорвано, на юге была провозглашена Республика Вьетнам со столицей в Сайгоне. К 1965 году Вьетконг, так назывался Национальный Фронт Освобождения Южного Вьетнама, контролировал не менее 30 % территории Южного Вьетнама. В ответ США воспользовались Тонкинским инцидентом (обстрел вьетнамскими катерами американского эсминца, якобы находившегося в нейтральных водах) для того, чтобы приступить к систематическим бомбардировкам ДРВ, и начали переброску войск в Южный Вьетнам для борьбы с Вьетконгом. Началась Вьетнамская война. Практически вся территория ДРВ представляла собой театр военных действий, и понятие «тыл» там отсутствовало.

Решительные действия партизан на юге и успешное противостояние ДРВ авианалётам (при значительной поддержке СССР) привели к внушительным потерям среди американцев и вынудили Вашингтон в 1973 году подписать Парижские мирные соглашения, по которым американские войска выводились из Вьетнама. 2 июля 1976 года произошло слияние Севера и Юга Вьетнама в Социалистическую Республику Вьетнам.

В соответствии с приказами Главнокомандующего ВМФ СССР и командующего КТОФ, в Южно-Китайском море и Тонкинском заливе в районе минного поля у Хайфона был сформирован оперативный отряд в составе МРЗК «Анероид» (флагман), «Протрактор», «Курсограф», «Барограф», «Гидрофон», морских тральщиков МТ-4 и МТ-5 в обеспечении танкера «Владимир Колечицкий». Основными задачами отряда были: вскрытие деятельности американского минно-трального соединения.

Подробности несения морскими разведчиками боевой службы описаны в дневниках матросами. Жизнь в море имеет свой колорит, моряки изнывают от жары: «Больше загорать некуда. И так все чёрные, как негры»; и от монотонности боевой работы: «Весь день шлялись с „Коралл Си“ и „Хэнкоком“ <…> Как надоели эти авианосцы». Каждая страница дневника наполнена тоской по Родине. Более подробные эпизоды походов в зону боевых действий ВВС и ВМФ США в Тихом океане, в районе острова Гуам, в Южно-Китайском море и в Тонкинском заливе, описал В.В. Балакин, служивший в должности радиометриста-командира поста МРЗК «Амперметр» (1966–1968). По его словам, походы к Вьетнаму, к 17-й параллели, и в Южно-Китайское море вспоминаются чаще других, потому, что они были самыми трудными и опасными. Советские полувоенные разведывательные корабли курсировали возле американских авианосцев и других кораблей 7-го флота США, способных вмиг их уничтожить. Они фиксировали вылеты американской палубной авиации и моментально передавали сведения по инстанции, ни на секунду не прерываясь, прослушивали переговоры лётчиков, неоднократно слыша запросы на базу отбомбиться прямо на них, так как в ночное время советские корабли легко было принять за северовьетнамские. Впрочем, со временем, советские моряки смирились с этими выходками американцев.

За время несения боевой службы в регионе, ВМФ США и ВМФ РВ количество провокаций американцев невозможно сосчитать.

Именно на одном из этих кораблей и служил капитан первого ранга Меврук Михаил Петрович, муж моей подруги.

Жены офицеров, не видевшие своих мужей годами, иногда летали к ним с разрешения командования. Возвращались грустные, притихшие, наполненные рассказами о заморской жизни в жарких странах.

Моя подруга Антонина, познакомилась с Мишей на улице родного города Владивостока. Ее семейная жизнь треснула пополам и развалилась на куски, но каждый кусок отваливался с кровью, в прямом и переносном смысле. Ее первым мужем был преподаватель Дальневосточного рыбного высшего технического учебного заведения сокращенно ДальрыбВТУЗ. Рождение дочери не сплотило брак, уже к тому времени расшатанный патологической ревностью и рукоприкладством мужа, а наоборот. Знакомство с Мишей, молодым и красивым офицером, произошло в тот самый момент, когда Тонечка, вся в слезах, стояла на крыльце института, держа в руках в клочья разорванные чертежи дипломной работы. Препод, в день ее защиты диплома, постарался на славу, в ответ на ее предложение расстаться, чтобы жить и радоваться и не трепать друг другу нервы. Слезы застилали глаза и лились как из ведра. Тонечка всхлипывала и тихонечко подвывала, как будто от зубной боли. Миша подхватил обрывки чертежей и своим платком вытер ее потоп. С этого момента слезы в ее жизни закончились, и начался счастливый, веселый, но, к сожалению не долгий период феерической любви. Тонечка расцвела как летняя роза. Диплом позже защитила на отлично. Вышла за Мишу замуж и родила еще одну дочь. На рождение маленькой Сашеньки Миша подарил ей роскошное кольцо с бриллиантами, на которое истратил свое полугодовое жалованье. Долгая служба Отечеству в жарких странах, закончилась тяжелой болезнью, и Михаил умер от рака. Прожили они вместе в любви и согласии всего десять лет.

Тонечка превратилась в Антонину Сергеевну и с наступлением капиталистических отношений, после распада СССР, организовала рыбный промысел на Дальнем Востоке с коптильными и перерабатывающими заводами.

Отплакавшись после похорон любимого, полностью погрузилась в работу и воспитание двух дочерей. Как женщина не бедная она обзавелась множеством женских украшений и с бриллиантами в том числе, но то кольцо, подаренное мужем Мишей, было самым любимым и памятным.

Прошли годы. Однажды она приехала в Москву на выставку-продажу рыбных деликатесов. На бывшей ВДНХ (Выставке достижений народного хозяйства) ее наградили дипломом и грамотой за заслуги перед Родиной. Мы встретились на Кропоткинской, и я потащила ее в музей, выставочный зал, где царили работы Зураба Церетели. Усталые и голодные мы зашли в ресторан, расположенный на этой же самой выставке. Полупустой зал, уютный и тихий, сулил нам счастье уединенного общения, давно не встречавшихся подруг.

Невдалеке за двумя сдвинутыми столами, сидели семеро мужчин, и тихонько переговариваясь между собой, пили вино. Спустя некоторое время они приглушенно и необыкновенно красиво запели песню на грузинском языке. В тишине зала, многоголосие звучало так завораживающе и торжественно, что мурашки по коже пробежали туда и обратно. Я заметила мужчину, сидящего к нам спиной, крепкого телосложения и тихонечко сказала Тоне, что это видимо сам Зураб. Тоня засуетилась, ее внучка учится в художественной школе и она просто обомлела от того, что можно взять автограф САМОГО Зураба!!! Мы стали судорожно искать клочок чего-нибудь для автографа. Но мы ошиблись!

Внутренняя дверь динь-донкнула колокольчиком, распахнулась и в черном пальто с красным подвоем, почти как Воланд, вошел Церетели, стремительно и быстро, в сопровождении молодого грузина и направился к поющей компании. Мы с Тоней бросились к нему со словами восхищения и протягивая ему ручку и помятую бумажку, попросили автограф. «Подождите чуть-чуть!», – сказал он и что-то тихо прошептал сопровождающему молодому грузину. Он быстро вышел и так же быстро вернулся с двумя огромными альбомами, посвященными творчеству Зураба Церетели. Художник расписался на обложке и с улыбкой нам вручил памятные подарки.

Радостные, сытые и веселые, мы направились смотреть его знаменитое Яблоко. Зал, в котором расположено Яблоко с Адамом и Евой, в окружении монументальных фигур русских царей и знаменитых людей, оказался закрыт. В зале накрывали столы для банкета. Протиснувшись в полузакрытую дверь, мы попросили разрешения заглянуть в Яблоко и бочком-бочком, сделав три снимка на память, массу реверансов добрым людям, пустившим нас на минуточку приникнуть к искусству, потащились домой отдыхать.

Каково же было наше удивление и досада, когда наутро Тоне позвонил организатор выставки-продажи рыбных деликатесов и сообщил, что они долго искали Тоню, чтобы пригласить на вечер-банкет, который вчера состоялся в музее Зураба Церетели в зале с Яблоком… Посмеялись и разлили по чашечкам кофе.

Тонечка вспоминала нашу молодость и тяжко вздыхая, отводила увлажненные глаза при мысли о Мише, потом рассмеялась и заговорила задумчиво и неспешно:

– Знаешь, вот растут у меня уже трое внуков, два парня, им по 17 и 20 лет и внучка, ей 12. За эти годы ни одна щепочка не прибилась к моей душе. Не было у меня, кроме Миши больше никого. А тут, недавно, ездила в командировку на Камчатку. Молодые тусят дома, просто проходной двор. Я решила взять мои бриллианты и спрятать, на всякий случай. Упаковала их в полиэтиленовый пакетик и спрятала в ржавой консервной банке на балконе.

По возвращении, в теплый весенний день, навела на балконе чистоту и порядок и выбросила весь хлам вон, а на завтра, стала собираться по приглашению в мэрию, на праздник. Решила надеть бриллианты. Бросилась искать… и вспомнила про вчерашнюю уборку. Понеслась к мусорщику, что выгребает и вывозит из дома мусор, потом поехала на городскую свалку к Главному Смотрящему. Умоляла его, отдайте только одно кольцо, то что Миша мне подарил, все остальное возьмите себе, еще доплачу…

– Нет, – сказал Главный, – не было ничего, я бы знал!!!

А когда вернулась домой, мне соседка сказала, что наш мусорщик-татарин, вчера уволился и уехал…

– Знаешь, теперь покупаю только бижутерию!!!

Тоня достала коробочку и высыпала на стол килограмм самоцветов разного вида и калибра, разного цвета и размера, и мы погрузились в примерку безделушек, с трепетом и восторгом, подбегая то и дело к зеркалу, как будто бриллианты примеряли.

 

Голубой ягуар

– Когда я сдам на права, я в метро – ни ногой! И вообще: у мужчины должно быть суперское авто, чтобы все сразу видели, какой крутой парень приехал! – категорически заявил мой внук.

Я пустилась, было, в моралистические рассуждения типа: «Не место красит человека, а человек – место…», «Вот посмотри на дедушку, он профессор и, даже, академик, а пользуется скромненькой Suzuki SX4», но потом подумала, окунулась в свои восемнадцать лет и говорю:

– А вот мы с дедушкой на ЯГУАРЕ катались! Ты вот катался на ЯГУАРЕ?

– Ну, ты даешь, бабуль! А ну, расскажи, только по-быстрому!

– Не-е-е-ет, по-быстрому не получится; садись и слушай.

Длинные новогодние праздники творческому человеку не помеха, а наслаждение, но если вы легки на подъем, да вдобавок еще и любопытны, от странного и авантюрного путешествия вы вряд ли откажетесь.

Когда позвонила знакомая и сообщила, что горящая путевка за «три копейки» на двоих вот-вот «сгорит» и ехать нужно сегодня ночью в три часа по Московскому времени, мы только спросили:

– Куда?

– Куда, куда? В Оман, – сообщила она таким тоном, как будто это турбаза в Звенигороде.

– КУДА?! – вопросили мы удивленным голосом.

– Что тут думать? Море. Жара. Пляж. Отель «Пять звезд» на первой линии! И всего 14 тысяч рублей на двоих на 8 дней и 9 ночей, с перелетом туда и обратно; визу купите в Оманском аэропорту.

Мы сразу же согласились.

– Забыли спросить: Где и кому платить за путевку?

– В аэропорту подойдете к Люсе, она все расскажет. Собирайтесь быстрее, вам через пять часов выезжать. Ваши фамилии я сейчас сообщу Люсе.

Несмотря на легкость нашего подъема, относительную молодость и оптимизм, некая странность и скоропостижность ситуации вызвали в нас растерянность. «Поехали!» – решительно сказал муж. Его твердость объяснялась, видимо, тем, что он пять лет проработал в стране под названием Саудовская Аравия. Я с нашим сыном ему составляла компанию там целых три года, пока мальчику не настало время поступать в институт.

Я бросилась набивать чемодан всем необходимым, а муж открыл интернет и быстренько ознакомился с нашим недалеким будущим.

Нам было известно, что Оман расположен на берегах Аравийского моря и на севере граничит с Саудовской Аравией; но то, что он является одним из самых развитых государств на Ближнем Востоке, для нас было неожиданной новостью. В том, что его благополучие во многом связано с богатыми месторождениями нефти и газа, мы тоже не сомневались.

Однако не только эти причины стали, как выяснилось, синонимом процветания этой арабской страны. Хорошо отлаженная структура правления, начиная с султана и заканчивая местной администрацией каждого из регионов, образовывала целую систему, ежедневно работающую на повышение уровня жизни каждого города страны вне зависимости от численности его населения. Султанат Оман – абсолютная монархия. Султан Омана является не только главой государства, но и главой правительства, верховным главнокомандующим, министром обороны, министром иностранных дел и финансов. Султан также назначает кабинет министров. Пост главы государства передается по наследству. Вот это да-а-а!

Неожиданность в виде положения женщин в Омане нас очень удивила: оба министра образования (министр образования и министр высшего образования) – женщины.

На территории страны чётко соблюдаются все законы, благодаря которым в Омане царит идеальный порядок. Конечно, у построения такой структуры «идеального государства» есть много минусов, но такова специфика Ближнего Востока, во многом основанная на исламской религии, понять которую европейскому человеку очень сложно, а порой вообще невозможно.

– Ну что ж, это нам знакомо! Ахамб дурий ля! – муж весело запихивал в чемодан ласты и маску. Теперь главной нашей задачей стало отыскать в аэропорту Люську и – вперед!

В два часа ночи мы топтались в просторном зале аэропорта Шереметьево. Какой рейс самолета? В котором часу? Как называется наш отель? Куда ехать по прибытии? Тысяча вопросов, и все – без ответов – томили нас минута за минутой. «Ничего страшного, – сказал весело муж. – Если что, поедем домой, каникулы же, ура! Завтра спи, сколько хочешь!»

Когда тревога достигла апогея, в пустынном зале появилась бесформенная тетка, к которой потянулись редкие туристы. Мы отлепили от ладошки склеенные от долгого ожидания на старте тысячи рублей, получили взамен тонкую бумажку с названием отеля и уверения, что все будет О’КЕЙ!

Действительно, все так и было. Отель Grand Hyatt оказался эффектным, отделанным с несомненной изысканностью и настоящим искусством. Он располагался на песчаном пляже Аль-Курум с видом на лазурные воды Оманского залива в центре правительственной, деловой и дипломатической части города, и в восемнадцати километрах от древней исторической столицы Маската, в пяти минутах езды от международного аэропорта Аль Сииб.

Роскошный номер с видом на море оказался такого размера, что смело можно было плясать барыню или ча-ча-ча – что хотите. Путь до моря укладывался в две минуты, а бассейн с искусственной волной и массажем превзошел всяческие ожидания.

Вечерами по причине широты 23°35′N, резко наступает темнота, и в парке начинают полыхать двадцать настоящих факелов, как в Средневековье.

Наслаждаться морем, солнцем и песчаными барханами человеку творческому, беспрерывно находящемуся в поиске, иногда и поиске приключений «на свою зад… цу», бывает недостаточно. Вооружившись биноклем, мы с мужем отправились гулять по берегу и наблюдать экзотических и наших российских птиц (прилетевших на зимовку), тем более что муж заметил пролетающих белолобых гусей и куликов-ходулочников, различных песочников и зуйков.

Прошагав более десяти километров по песчаному пляжу, возвращаясь к отелю, муж заметил небольшой ручеек с болотцем, заросший травой камышового вида и, припав к биноклю, замер. Я уже устала и предложила ему еще побродить, а сама отправилась в отель. Прошло достаточно времени, и я начала волноваться из-за его отсутствия. Потомившись на балконе, беспрерывно вглядываясь вдаль, обрамленную песчаными барханами, я не выдержала и отправилась его искать. Когда я выбежала на пляж, широкий, огромный и бесконечный, я натолкнулась на фигуру мужа в сопровождении конной полиции.

Оказывается, маленькое болотце с ручейком, где кормились кулики, обрамляло высокую стену английского посольства. Камеры видеонаблюдения зафиксировали огромного мужчину, а рост Николая (моего мужа) составляет без малого 196 см, с фотоаппаратом в руках, и охрана немедленно вызвала полицию. Прискакавшие на роскошных конях полицейские собрались задержать «нарушителя», но когда убедились, что это не фотоаппарат, а бинокль, при этом Коля сказал на арабском языке, что он «Мудир хадига хайванат Эр-Риядского нукфона», недоверчивые полицейские, повертев в руках бинокль, вызвались проводить его до отеля. Тут он и попал в мои объятия со словами: «Не оставляй меня ни на минуту!»

– Бабушка, ну хватит томить, когда уже ты закончишь эту сказку?! – простонал мой внук.

– Чуть-чуть осталось, потерпи! – ответила я.

Так вот. После события с полисменами мы пару дней опять наслаждались морем и солнцем, а после обеда третьего дня решили немного посмотреть город. Красивые, не в купальниках и шортах, а в цивилизованной одежде, зная, что такое Восток, мы отправились прогуляться по городу.

Архитектура, типичная для арабских кварталов, окружила нас с первых шагов. Роскошные с помпезными украшениями особняки теснились один около другого. Набродившись досыта, мы направились, как нам казалось, в сторону моря, где и должен был быть наш отель Гранд Хаят. Мы тыкались во все проулки и улочки, но неизменно заходили в тупик.

Начало смеркаться. Город практически опустел; никого нет, такси тоже нет. Даже спросить не у кого: куда идти? Я была в отчаянии.

Вдруг медленно отворились огромные сверкающие стеклом и кованым орнаментом ворота, из которых вышел араб такого же роста, как мой Николай, в белой тобе с куфиёй и обручем чёрного цвета, придерживающим этот платок на голове. Красоты этот араб был неописуемой: огромные черные глаза с ресницами-опахалами, мужественные, резко очерченные губы с легкой африканской припухлостью; при этом он пах французским парфюмом, перебивающим морской бриз.

– Быстрее, иди и спроси у него, как нам спастись и добраться до отеля! – завопила я.

Коля обратился к могучему красавцу на английском языке, изложив нашу просьбу, перемежая ее словами на арабском. Мужчина улыбнулся и сказал, что проблем никаких нет. В этот момент из ворот выехал роскошный Jaguar XJ Long Cristal Blue. Нас усадили на бежевые замшевые, необыкновенной мягкости сидения, нутро автомобиля благоухало парфюмом хозяина. Пожелали нам удачи, и шофёр хозяина за три секунды домчал нас до отеля.

Вот тут следует заметить, что, когда ягуар подъехал к воротам отеля, встречали нас совсем не так, как встречали, когда мы только приехали с самолета в маршрутном такси. Действительно: марка автомобиля сильно действует на обслуживающий персонал восточного отеля.

– Вот видишь! – воскликнул внук.

– Но мы же не на Востоке! – парировала я.

 

Ее величество, музыка

Мое любимое авто пырснуло, тырснуло и не завелось. Я сплясала около машины индейский танец ярости, так как очень торопилась на работу, и обреченно потопала к метро. От улицы Осипенко до Полежаевской всего минут семь пружинистой походкой. Те, кто давно не пользуется общественным транспортом, прекрасно знают, как быстро человек привыкает к хорошему, и как странно толкаться среди бесцеремонных и плохо пахнущих особей, валом несущихся каждый к своей цели.

Сокращая путь к метро, я то и дело наталкивалась на перекопанные тротуары и перекрытые переулки, где давно не ступала моя нога. До вожделенного зева метро, поглощающего толпу, как ненасытный дракон, оставалось два прыжка, когда я услышала прекрасную мелодию, виртуозно исполняемую балалайкой и баяном. Это был «Полёт шмеля» – оркестровая интермедия, написанная Николаем Римским-Корсаковым для его оперы «Сказка о царе Салтане». Не видя исполнителей, я устремилась вперед, как японская рыбка-кои, выдрессированная тренером, приплывающая на звук колокольчика, чтобы поесть корм.

В переходе метро на двух облезлых ящиках расположились музыканты, оба – бедновато-бомжеватого вида. Один, маленький, крепкого телосложения, с богатой встрепанной шевелюрой, не знающей расчески, держал в громадных, не по комплекции, руках казавшуюся игрушечной балалайку. Другой, худенький, темноволосый, с тонкими аристократическими руками, мастерски управлялся с баяном. Оба были слепы; у ног, положив на лапы морду, развалился огромный пес-поводырь дворянской породы.

Их обступили люди, которые не могли уйти сразу, хоть и висело утро нового рабочего дня. Музыка лилась, как горный ручей: шумно, весело. Не только энергия людей, ее исполняющих, заражала публику жизнью и любовью, но и мастерство профессиональных исполнителей было на таком высочайшем уровне, что хотелось слушать, слушать, слушать.

Они заканчивали одно произведение и начинали другое. За «Камаринской» Чайковского звучал вальс из «Лебединого озера», «Утро туманное», «Вниз по Волге-реке», сонатина Бетховена, Венгерский танец Брамса, русский танец Стравинского из балета «Петрушка», русские народные мелодии. Каждое следующее произведение исполнялось без отдыха, со страстным движением души, и было удивительно, что это происходит не на концерте, скажем, в консерватории или во дворце музыки, а здесь – в нечистом переходе метро.

Я сразу все вспомнила. Уже лет пять я не спускалась в метро, убаюканная комфортом автомобиля, а они тут играют все эти пять лет.

Я хорошо помню, как тогда, давно, спросила их: «Почему вы здесь? Вам надо концерты давать по всему миру!», а они улыбнулись, спрятали в мешочек копейки и ответили: «Судьба такая наша».

Пятилетней давности день, начавшийся со слепых музыкантов, исполняющих «К Элизе» Бетховена, стал судьбоносным в моей жизни, но об этом догадалась я только сейчас.

Среди зрителей и слушателей этого стихийно-народного концерта стоял парень с рюкзаком на плечах. Пока я, как кобра, завороженная звуками дудочки, внимала мелодиям слепых музыкантов, профессиональные товарищи вытащили из моей сумочки портмоне с документами и деньгами. Денег там почти не было, но документы составляли всю мою жизнь.

Парень резко наступил на ногу воришке, и тот молниеносно сбросил украденное подельнику, который неловко уронил все прямо мне под ноги. Жонглеры бы отдыхали, если б увидели, какова моя реакция на полет собственного портмоне.

В этот день я познакомилась с моим будущим мужем. Через два месяца мы поженились, купили автомобиль и в метро больше не спускались. Через год у нас родилась Лизка. Наверное, от той самой Элизы, которую так любил Бетховен.

Чувствую сегодня: я здесь неспроста, может быть, пора идти в роддом за Петрушей?!

 

Красные листья осени

Сегодня мне не нужно торопиться. Такие мгновения в моей жизни бывают крайне редко.

С того самого момента, когда родился мой первенец, жизнь превратилась в бесконечный поток дел, продиктованных обязанностями и ответственностью. Несмотря на мой весьма юный возраст, а когда родился сын, мне было всего девятнадцать лет, я мгновенно оценила, что такое юность с ее беззаботностью и свободой. И беззаботность, и свобода были весьма относительны, но о том, что потом обрушивается на женщину в процессе жизни, у меня были очень приблизительные и туманные представления. Я видела бесконечные хлопоты матери и беспрерывный труд бабушки, но не задумывалась о том, какой же будет моя будущая жизнь. Как я хочу ее прожить? Кем бы мне хотелось состояться профессионально? Не мы выбирали судьбу, а она выбирала нас.

Осенний перелесок, такой живописный в это время года, я пересекаю по дороге к метро. Листья желтые, бурые и, в связи с затяжным теплом в этом году, совсем зеленые, но уже опавшие, шуршат под ногами. На повороте с живой тропинки на асфальтовую растет красный клен. Вся поверхность земли засыпана ярко красными листьями; на фоне осенней желтизны этот пожар особенно прекрасен.

Сейчас, когда я наедине с собой, никого не воспитываю и никому не должна подавать пример хорошего поведения, я иду, загребая ногами листву, и слушаю ее шуршание. Среди роскошной красноты листвы я поддеваю носком кроссовки пятитысячную купюру. Наклонившись, поднимаю красненькую бумажку и вижу, что это действительно пять тысяч рублей, изготовленных на фабрике «Гознака».

Тоненький ручеёк памяти за треть секунды возвратил меня в мою раннюю юность, где я наклоняюсь и поднимаю красненькую бумажку достоинством в десять рублей. Нынче красненькая – это пять тысяч, а тогда, в 1968 году, красненькими были десятирублевки. И также была осень, и сухая разноцветная листва шуршала под ногами.

Я хорошо помню, что начал накрапывать дождь. Аллея маленького пустынного парка окружала меня, и я замерла посреди вселенной, слушая природу, ветер, деревья. Чувство избранности присутствует в каждом человеке, а в юности тебе кажется, что ты и есть центр вселенной.

Мужская фигура, появившаяся в начале аллеи, быстро приближалась ко мне, а я по-прежнему держала за уголок десять рублей. Ничего умнее не пришло мне в голову, как спросить молодого человека, не его ли это деньги? «Нет, не мои, – с улыбкой ответил он. – Но я могу помочь их потратить. Пошли в кафе!» В том далеком году на эти 10 рублей целую неделю могла прожить семья из трех человек; ну, а на кафе нам хватило с лихвой. Мне было шестнадцать, а ему – девятнадцать лет; с этой встречи, хорошо политые распоясавшимся дождем, мы не расставались. Нашим разговорам не было конца, поцелуям и объятиям – тоже. Какой восторг нашего прекрасного будущего фантазийно сверкал впереди! Все бы, конечно так и было, если бы он не погиб при спасении мальчишки из проруби Амурского залива. Ребенка он выбросил на лед, а самому не хватило сил – ушел под воду. Тело его так и не нашли.

Прошло очень много времени, прежде чем я вернулась к жизни. Как писал Кундера: «Занозу из души так просто не вытащишь. Нужно победить боль, отогнать её, притвориться, что больше не думаешь о ней, но и это притворство требует усилий».

Эти воспоминания меня, никуда не торопящуюся, подхлестнули обжигающим кнутом прошлого и, чтобы убежать от себя, я понеслась дальше – делать, делать, делать дела, тем более что у меня уже подрастают внуки.

 

Кукла Майя

У нашего сотрудника Василия Петровича Кондакова родился внук. Такое радостное событие являлось праздничным вдвойне, так как дочь была замужем уже три года, а детишки как-то не получались.

У дочери Сашеньки, умницы и красавицы, не складывалась личная жизнь; когда ей стукнуло тридцать, бурный служебный роман перерос в страстную, любовную лихорадку и закончился свадьбой. Новоиспеченный муж Виктор раньше уже был женат и имел двоих детей. Новое счастье не было построено на несчастье прошлого брака, так как он распался уже давно.

Сразу заводить детишек не стали: хотелось пожить для себя. Начались увлекательные путешествия, – благо, в настоящее время поезжай, куда хочешь; были бы деньги. А деньги были. Муж, толковый и предприимчивый мануальный терапевт, владел лучшими методиками хиропрактики и остеопатии. Всем известно, что мануальная терапия занимает сейчас достойное место среди методов реабилитации в комплексе с массажем, физическими упражнениями и физиотерапевтическими процедурами; кроме того, она позволяет восстановить функции опорно-двигательного аппарата, поэтому такие врачи, как муж Сашеньки, нынче на вес золота.

Молодым удалось посетить Таиланд: Бангкок, Пхукет, а потом вспоминать голубое прозрачное море, золотые храмы, особенно, дворец храма Ват По, который часто называют Храмом Лежащего Будды. Любой тайский гид знает, что это неправильное название. Будда не просто лежит на правом боку; его глаза открыты – это миг его прощания с земным существованием, уход в паринирвану. Когда идешь вдоль лежащего Будды, кажется – ты воспаряешь над самим собой; длина статуи 46 метров, а вдоль левой от входа стены стоит 108 монашеских чаш для подаяний: в храме не прекращается металлический звон от падающих денег. Мелкие монетки-сатанги, касаясь чаш, звучат, как HANG DRUM; загадав желание, можно опустить в каждую чашу по монетке. Когда узнаешь, что Ват По, как минимум, лет на двести старше самого Бангкока, то ощущаешь пласты веков реально, как этот звон монет.

А потом планы осуществлялись, как в сказке: поездка в Париж на Новый год, катание на горных лыжах в Австрийских Альпах, посещение родины Моцарта, и так далее.

Муж построил роскошный дом в Подмосковье в тридцати пяти километрах по Новорижскому шоссе. Всем с лихвой хватало места: и его родителям, и его старшим детям, и братьям.

Мгновенно пролетели несколько счастливых лет, когда проблемная беременность закончилась неудачно: Сашенька заволновалась – все-таки уже тридцать пять, но современная медицина смогла устранить некоторые мелочи, и вот… малыш родился.

Радости и счастью не было конца! Светленький, здоровенький и очень милый и любимый, решено было назвать его в честь дедушки – Васей.

Виктор выехал на своей машине из особнячка и отправился на работу; хотя зима и приближалась к своему исходу, сугробы по обочинам дороги стояли огромные и грязные. Автомобили, бампер в бампер, медленно двигались к шоссе и вдруг остановились. Остановка затянулась; все стали нервно сигналить, но безрезультатно. Когда раздраженный мужчина подошел к машине Виктора, он не сразу понял, что он мертв.

Виктор умер от инфаркта 26 февраля в возрасте сорока четырех лет.

Овдоветь в тридцать пять лет, наслаждаясь дотоле счастливым браком, это большое горе. Но судьба сурова и беспощадна, как говорится: «Пришла беда, отворяй ворота…».

Через месяц ранним утром или, лучше сказать, на излете ночи, от закоротившей электропроводки сгорел дом, выстроенный мужем Саши. Она с ребенком на руках, со свекровью и свекром едва успели выскочить из объятого пламенем дома, завернув малыша в шерстяное одеяло. Сгорело все: документы, паспорта, удостоверения на вождение автомобиля, свидетельства о рождении, смерти; бумаги на собственность дома, и т. д.

Спустя две недели умер свекор: он не смог перенести утраты старшего сына, а пожар, как последняя капля, переполнил чашу жизни, и она мгновенно вытекла в небытие.

Отчаявшаяся и потерявшаяся свекровь переехала к младшему сыну, а Сашенька, похудевшая и потемневшая лицом, поселилась у родителей.

Несмотря на трагические события жизни, весна все равно пришла. Зацвели яблони и вишни. Быстро выпростались из лопнувших почек листья, увеличились в размерах, из нежных, светло-зеленых и клейких стали затвердевшими и темными. Наступило лето. Жизнь вместе со временем потекла своим чередом; но, хоть и уходит в прошлое горе, стереть из памяти события твоей жизни все равно невозможно.

Васенька рос и радовал всю семью. Прошло еще немного времени, прежде чем что-то непонятное и тревожное стало беспокоить Сашу. То ли страшные события смерти близких, то ли огонь, охвативший дом в ночи, то ли неосведомленные детские врачи, не увидевшие странных реакций малыша, но со временем оказалось, что Вася ничего не слышит. Тут и начались долгие и бесконечные проблемы, связанные с диагностикой и лечением. Малыш оказался инвалидом детства по слуху. С большими трудностями были получены миллионные квоты на необходимые операции. Васенька перенес их хорошо, и теперь, когда ему почти шесть лет, он разговаривает и практически адаптирован к детскому коллективу.

Сашенька каждую минуту и секунду своего времени посвящала малышу. Поездки в слуховые реабилитационные центры, занятия с логопедами и каждодневный материнский труд принесли хорошие результаты: Вася хорошо читает стихи, пишет, рисует, собирает Лего, и умеет много всего такого, что творят обычные дети.

Красивое здание нового реабилитационного центра для адаптации детей-инвалидов принимает большое количество детишек разного возраста. И вот однажды на новый праздник День народного единства четвертого ноября Вася с мамой отправились с пригласительным билетом на детский спектакль. Все было очень здорово, представление было веселым и интересным, а после дети читали стихи.

Вася прочитал стихи о маме. Большая тетя вынула из коробки куклу и вручила Васе. «Молодец!» – крикнула она не своим голосом. Куклу звали Майя. Рыжие волосы куклы были туго заплетены в косы, круглые глазки внимательно таращились прямо на ребенка, а когда он нажимал кнопочку на тельце, кукла весело пела:

Саша растерялась от эротического направления веселой песенки, а тетенька-затейница рассмеялась и сообщила: «Спонсоры подарили! Кукол дали, машинок нет!!!»

Васенька нарисовал земной шар с параллелями и меридианами, за что опять получил куклу Майю. А когда он слепил из пластилина собаку, его похвалили еще раз, и вручили еще одну Майку.

Веселые и счастливые, они вернулись домой. Круглыми глазами тряпичные куклы смотрели на мир внимательно и радушно. Когда дедушка пришёл с работы, Вася радостно показал ему свои награды. Оторопелый дедушка, растекшийся после ужина по дивану, исхитрившись, нажал сразу три кнопочки на телах кукол. Одну кнопочку, правда, припоздал, и они вразнобой заголосили:

«Вот это да-а-а!!!» – подумал дедушка. Перевернул одну из кукол и прочитал: «Сделано в Китае».

Дедушка медленно и устало побрел на кухню и увидел свет в ванной комнате, осторожненько приоткрыл дверь и ахнул. На ступеньке стоял Вася и яростно что-то полоскал в тазике с мыльной водой. «Что ты делаешь, дружок?», – удивленно спросил дед.

«Носки стираю», – улыбаясь, ответил внук. «Вот это д-а-а-а, ну что ж, раз такие дела, давай я тебе и свои добавлю!». Бабушка, сдерживая смех, добавила: «Помощник растет», а Саша улыбалась сквозь слезы.

 

Маски жизни

Когда я открыла книгу, чтобы познакомиться с японским театром «Но», и прочитала первую строку: «Традиции и история японского театра уходят корнями в очень далёкое прошлое», я сразу вспомнила свою учебу на втором курсе института. Три мои закадычные подружки откровенно пожаловались друг другу перед семинаром по сопромату, что никто абсолютно не готов к занятиям. Темой семинара являлась «Твердость материалов». Не успели мы пригнуться и окаменеть на задней парте, при этом затаить дыхание и прикинуться ветошью, как учитель Соломон Израилевич Кузнец произнес свое любимое слово: «К доске пойдет Мозжуга!».

Почему он так обожал фамилию моей подружки Тани Мозжуги, в точности не известно, но произносил он ее фамилию почти каждое занятие, независимо от того вызывал он ее на ответ, или спрашивал кто дежурный? Акцент при этом он делал на букву «Ж» и звучало так «МОЗЖЖЖУГА», при этом выражение его лица говорило о том, что он получил оргазм. Танюша красотою не блистала, была полновата, кругловата и рябовата, но видимо именно это и доставляло точно такому же по внешности Соломону, особую радость.

Если бы вы посмотрели на наши безнадежные лица в этот момент, вы бы увидели всю скорбь вселенной. Мы знали, что Таня не готова к ответу, но знали и то, что если она откажется отвечать, и не выручит нас, кара Кузнеца настигнет нас через три минуты, и один за другим мы пойдем ко дну. И тут мы сквозь прищуренные очи услышали Татьянин неспешный голос:

– Определение твердости композиционных материалов уходит корнями в очень далёкое прошлое….

Мы все трое поперхнулись и задавили на корню смех и слезы, а она продолжала: «Характеристикой твердости материалов является число твердости, которое может определяться различными способами, такими как способ Бринелля, способ Роквелла и т. д…..». Таблицы, номограммы и формы, которые она пыталась потом перечислить и назвать, были успешно, с помощью, обожавшего ее старифана Кузнеца, перечислены и названы. Она растянула свой ответ как жвачку на весь срок, получила «зачтено» и спасла тяжелое положение друзей, но «Число твердости, уходящее в далекое прошлое…», я запомнила на всю жизнь. Спустя годы, я поняла, что в далекое прошлое, да еще своими корнями, может уходить практически все что угодно и звучит очень интригующе, и даже волшебно.

Что же такого хорошего и интересного есть в Но? Театр Но зародился в 14-м веке и быстро стал «модным» среди самураев и высшей аристократии. Важнейшие атрибуты традиционного японского театра: маски и танцы использовались ещё до проникновения с материка в Японию буддизма, а вместе с ним – музыки и танцев из Китая, Индии, Кореи.

Маски являются неотъемлемым атрибутом японской драмы. Отличительной чертой масок Но является то, что они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПЕРЕДАЮТ эмоции. Чувства радости и злобы, юмора и пафоса, выражаются едва заметным изменением наклона при приложении маски к лицу, игрой света на сцене, драматическим речитативом хора – Утаи и аккомпанементом барабанов и флейт – Хаяси. На первый взгляд маски Но не передают никаких эмоций, однако, на самом деле в них заложен огромный потенциал, раскрываемый актёром на сцене.

На сегодняшний день существует около 200 масок, большинство из которых сделаны из японского кипариса.

Позыв, который подвигнул меня на ознакомление с японским театром, а потом и вообще с любыми масками мира, в том числе и психологическими, весьма прост. Информация о масках обрушилась на меня как водопад, выкупавшись в котором, я обнаружила, что везде все одно и то же, и устами Жака из пьесы-комедии «Как вам это понравиться» Уильям Шекспир провозгласил: «Весь мир – театр, а люди в нем актеры».

И, наконец, я приближаюсь к сути моего повествования.

Наш дом не так уж стар. Родители мужа заселились в него в 1974 году. Это была новостройка. Моя оригинальная свекровь, когда свекру предлагали квартиру в доме 26 по Кутузовскому проспекту, а в этом доме жили многие известные люди, Л.И. Брежнев, например, категорически отказалась туда въезжать, объясняя это тем, что там нужно делать огромный ремонт, а ремонт это страшнее пожара. Свекор, в то время, был заместителем главного врача Кремлевской больницы.

Новостройка, недалеко от места, где работал свекор (он пешком на работу тратил 15 минут, что для Москвы небывалая роскошь), заполнилась незатейливыми жителями, в основном теми, кто работал в ЦКБ и их семьями. Я хорошо помню, когда к нам позвонил в дверь новый участковый и сказал: «Здрасьте! Я пришел познакомиться», – он замялся у дверей и не проходил и не сообщал, чего же все-таки требуется?!

– Проходите же! – настаивала я, в ответ на затянувшуюся паузу.

– А правда, что у вас профессор живой живет? Я ни разу не видел живого профессора!

Я растерялась, сдержала смех и посоветовала зайти попозже, так как профессора нет дома, или спуститься на первый этаж, там тоже живет живой профессор.

Время улетело, как вода в горном ручье, наш дом состарился вместе с содержимым. Родители наши умерли, и теперь мы живем в этой квартире и наблюдаем остатки стариков, постепенно занимая их места.

Мариночка Ивановна, бывшая операционная медсестра ЦКБ, давно уже на пенсии. Ее дочь живет отдельно. И вот же метаморфоза: когда я встречаю Мариночку Ивановну на прогулке около дома, она свежа, хороша собой, ее губки подкрашены и щеки тоже, ну просто ищите жениха в интернете и готовьтесь к свадьбе. Она улыбается, приветлива, мы беседуем обо всем и ни о чем, как соседи. Но, когда я вижу ее с дочерью под ручку, она бледна, серый цвет лица, походка шаркающая, спина сгорбленная. Помните, японский театр: маски и танцы, то есть и лицо и движение должно быть обязательно в сочетании: сама – бледна и сера, походка медлительна, подошвы шаркают, стан изогнут.

Сразу вспоминаю моего отца. Он живет в другом городе, но летом мы часто видимся на даче. Немощный, старый, плохо видит, плохо слышит, еле-еле тащит ноги, ругает Путина и несправедливость партии и правительства. Соседка по даче, которая живет с ним в одном городе, потрясенная нетипичным видом и поведением отца, громогласно завопила на весь лес: «Николай Петрович, ты что это скрючился, только что бежал по городу Дубне, как молодой стрекозёл, целовался с проходящими знакомыми женщинами, а тут тебя не узнать! Где офицерская выправка? Где веселый взгляд и молодецкий задор? Не иначе как живот болит, урюка объелся что ли!». Театр «Но» в действии.

Лина Зубкова в своей статье «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ РОЛИ ИЛИ МАСКИ, КОТОРЫЕ МЫ ОДЕВАЕМ» замечательно описала театр жизни. Мы делаем это каждый день: надеваем одну маску, снимаем ее, примеряем другую. Почему и зачем мы играем. Что нам может дать та или иная роль и чего лишить? Попробуем разобраться. Утром, когда Вы собираете детей в школу – Вы, безусловно, Заботливая Мама. На работе – Строгий, но Справедливый Босс, или же Безупречный Сотрудник. В обеденный перерыв, Вы, скорее всего – Хорошая Подруга. Ночью – Знойная Любовница. Сколько же ролей умещается в одном человеке, и какая из них – он сам?

Вживайтесь в новые образы! Сразу стоит оговориться, что разные направления психологии понятие «роль» определяют по-разному. Если же говорить обобщенно, то маски, которые мы на себя одеваем – это то, что нашей жизни придает смысл, так как мы себя именно идентифицируем с теми ролями, которые в данный момент исполняем. Человек без роли – это тот человек, который не смог найти смысл своей жизни, реализовать себя в какой-либо сфере.

При этом мы никогда не останавливаемся на каком-то одном амплуа. Ведь даже самому великому и талантливому актеру необходимо периодически отдыхать. А лучший отдых – это смена деятельности, то есть новое амплуа, новая маска. Для человека нормально, в зависимости от конкретной ситуации, примерять на себя какую-либо из масок. Главное разобраться, осознанно ли он надевает эти маски или нет.

А если даже не осознанно, то объяснить это очень просто: рядом с детьми, которые уже выросли, стали большими, сильными и умными, хочется прислониться к крепкому плечу, почувствовать ласку, жалость, любовь и заботу.

Обнимайте почаще стариков и детей. Не скупитесь на слова и поступки. Они так нуждаются в этих простых и очень необходимых для них вещах. Так наденем же маски, а когда понадобиться, снимем их, чтобы надеть другие…

 

Озеро Ханка

Я вышла замуж, когда мне исполнилось девятнадцать лет. Специальность моего мужа не только по тем далеким временам, но и теперь является довольно редкой и называется орнитология. В то время, сразу после университета, он работал в Дальневосточном институте вирусологии и изучал природноочаговые инфекции переносимые птицами.

Готовясь в экспедицию на уникальное озеро Ханка, он решил взять меня с собой, молодоженам трудно расставаться надолго. Бесконечные разговоры о том, что экспедицию посетит ПРОФЕССОР ИЗ САМОЙ МОСКВЫ, подогревали членов команды надеждой: вот приедет барин, барин нас рассудит…, он сразу увидит всю несостоятельность того или сего и наладит организацию сего или того, и непременно восстановит справедливость и наступит гармония…

Озеро Ханка – самое крупное озеро Приморского края, расположено в центре Приханкайской низменности на границе с Китайской Народной Республикой, ее провинцией Хэйлунцзян. В давние времена, где-то в 1902-04 годах исследователь, путешественник-натуралист и писатель Владимир Клавдиевич Арсеньев так писал о названии озера: «При ляоской династии озеро Ханка называлось Бейцинхай, а в настоящее время Ханка, Хинкай и Синкайху, что значит „Озеро процветания и благоденствия“. Надо полагать, что название озера Ханка произошло от другого слова, именно от слова „ханхай“, что значит „впадина“. Этим именем китайцы называют всякое пониженное место»… Впоследствии русские переделали это слово в Ханка».

Живописные берега озера окаймлены осоками, вейником, тростником и диким рисом. Здесь произрастают уникальные растения: лотос Комарова, эвриала устрашающая и бразения Шрабера, а по берегам фрагментами растут дуб монгольский, липа, бархат амурский, ясень маньчжурский, ильм, осина, а также лещина, шиповник, жасмин и несколько видов берез. Деревья и кустарники оплетены лианами винограда.

На озере Ханка гнездятся и останавливаются на отдых при сезонной миграции тысячи речных уток, гусей и лебедей, а также наиболее редкие виды – японский и даурский журавли, красноногий ибис, почти вымерший к настоящему времени, колпица, различные цапли, кулики и др.

В бассейне озера Ханка обитает 75 видов рыб, из которых более 20 видов относятся к промысловым: верхогляд, амурский сом, щука, толстолобик, сазан, белый амур, змееголов, карась, монгольский краснопер…

И вот в это уникальное место мы и прибыли под вечер, где нас на биостанции встретили супруги Тимофеевы Надежда Петровна и Виталий Захарович. Профессор из Москвы прибыл отдельно, чуть-чуть позже.

Молодые научные сотрудники, орнитологи и естествоиспытатели очень весело поужинали, крепко выпили за удачу и, надув спальные мешки, попадали отдыхать до утра, договорившись на утренней зорьке отправиться на отстрел лысух и уток для сбора биоматериала для вирусологических исследований.

Невозможно описать красоту и тишину ханкайского раннего утра. Туманная дымка медленно рассеивается, и из небытия выплывают очертания берегов. Низкорослые деревья причудливой изогнутой формы увешаны гроздьями дикого винограда. Просыпающаяся природа оглашается многообразными криками птиц и звуками волшебного, неведомого лесного происхождения.

Ребята ушли на зорьку, а профессор благополучно отсыпался, устал, перелет длинный, понятное дело.

Вечером начался пир на весь мир. Приготовили дичь, огромные желудки лысух, отдельным блюдом, развели спирт лимонником и виноградным соком, а когда настроение достигло апогея счастья и любви к природе и ближнему, Надежда Петровна взяла гитару и запела: «Когда море блестит бирюзой, опасайся, дурного поступка, у нее голубые глаза и дорожная серая юбка…». Эту песню с тех пор я выучила и аппассионатно обожаю.

Необходимо заметить, что стрелять лысух и готовить из них жаркое это не профессиональная деятельность научных сотрудников. Когда гости, не задействованные в процессе командировки, отпали и уснули, ребята до утра обрабатывали биоматериал. Отбирали пробы печени и мозга птиц для исследований на вирусологию, кровь для серологических исследований, позволяющих узнать о характере переноса вирусных инфекций. Пробы мозга и печени замораживали в дюарах с жидким азотом. Утром, не выспавшиеся научные сотрудники продолжили трудиться на благо Родины.

Таким образом, каждый новый вечер не отличался от предыдущего. Вымотанные и усталые молодые ребята и работали и веселились, и это оправдывалось только молодостью и здоровьем и желанием вкусно жить на белом свете. Профессор из Москвы тоже пару раз сходил на охоту, но потом благополучно спал до обеда и радовался жизни. Хотя в свое время он проводил экспедиционную и лабораторную работу в очагах клещевого энцефалита.

Когда экспедиционное время подходило к концу, следовало собираться и подводить итоги. Профессор подошел ко мне, а я в экспедиции в основном кухарила и помогала ребятам, и пафосно сказал: «Приберитесь там, в моей комнате!». В институте, где я училась, я была старостой группы. Воспитанная в духе коммунистической морали и нравственности, хотя по странному стечению обстоятельств, комсомолкой я не была, а только спортсменкой и красавицей, я, потрясенная ленью профессора, немедленно и категорично ему ответила: «В экспедиции все равны, уберите за собой сами!».

«В отряде нет дисциплины!», – возмутился профессор, «безобразие!!!».

Таким вот образом мы и познакомились.

Спустя три года мы случайно встретились в аэропорту Шереметьево. Если бы я не отправила его самостоятельно убирать свою комнату, он бы никогда не запомнил строптивую молодую дурочку, осмелившуюся перечить САМОМУ, да еще из Москвы!.. А здесь мы встретились как родные. Я ждала мужа из Монгольской экспедиции, а он тоже кого-то встречал. Он обнял меня и радостно пожелал успехов и удач и мне и моему мужу К этому времени он стал лауреатом Государственной премии, директором Научно-исследовательского института, академиком АМН СССР. Всякий раз, когда научные пути моего мужа пересекались с академиком, он всегда передавал мне приветы.

Хотелось бы добавить: когда наша Ханкайская экспедиция сворачивалась в прямом и переносном смысле, и ребята упаковывали надувные матрасы, воздух помещения наполнился таким крутым перегаром от сдуваемых матрасов, что я вылетела на крыльцо, как раненая птица, чтобы не омрачить помещение ни чем. Тогда я уже носила внутри себя мою крошечную дочку.

С тех пор меня в экспедицию мой муж больше уже не брал.

 

Карлсон

Замечательную песенку юнкеров написал Вениамин Баснер на слова Михаила Матусовского. Драгунских полков давно уже нет, а дачники и дачницы продолжают наслаждаться природой Подмосковья.

Наша любимая дача расположена в Талдомском районе Московской области, в районе 119-го километра по Савеловскому направлению Московской железной дороги, между Мельдино и Карманово. Восточнее платформы проходят шоссе и Канал имени Москвы. В 70-ти метрах к юго-востоку от платформы расположен железнодорожный переезд автодороги, связывающей шоссе с деревней Филиппово. Вдоль этой дороги между платформой 119 км и Филиппово как раз и расположено несколько садоводческих товариществ. Наше товарищество называется «Чайка».

В древности на землях между Дубной и Волгой жили угро-финские племена, поэтому финское происхождение названия города из множества версий считают наиболее вероятным (от финского слова «талоуден» – хозяйственный дом). Ко времени нашествия татар под предводительством Батыя и Тохтамыша в 1324 и 1338 годах вся местность была густо заселена, но из-за татарских набегов земля пустела.

В восточной части низменности, в Талдомском и Сергиево-Посадском районах, в бассейнах рек Дубны, Хотчи и Вьюлки сохранился до наших дней настоящий болотный край – Журавлиная родина. Это особая гордость края. Этот природный комплекс занесен в перспективный список водно-болотных угодий международного значения (в рамках Рамсарской конвенции), а также в список ключевых орнитологических территорий мира. Осенью на полях и болотах Журавлиной родины собирается около полутора тысяч серых журавлей, образуя одно из крупнейших в Европейской России предотлетных скоплений этих удивительных птиц.

На расстоянии около пятисот метров к востоку от платформы 119 километр расположен памятник природы областного значения «Мельдинская колония сизых чаек», которая насчитывает около пятидесяти гнезд.

Лето, пришедшее, наконец, в нашу среднюю полосу, было в самом разгаре. Зеленый лес бушевал от ветра, изредка поливаемый обильными дождями, вперемешку с ослепительным солнцем. Отправляясь на дачу в отпуск на весь срок, мы выбрали будний день, чем меньше машин на шоссе – тем крепче нервы у водителя. Сто пятнадцать километров позади, и мы почти приехали. Не успели свернуть в нужную сторону, как обнаружили бегущего впереди авто рыженького, пушистенького чайчонка, бог весть каким образом попавшего на грунтовку; если бы день был выходной, то грунтовая дорога до дачи настолько была бы полна автомобилей, что мышь полевая проскочить через трассу не смогла бы, лягушек это тоже касается. Если бы была суббота, чайчонку бы была «крышка», а тут…

Пустая дорога, а за рулем – орнитолог. Бережно отловленный и нежно вскормленный птенец, таким образом, начал наш отпуск. Если забежать немного вперед, то волею судьбы в дальнейшем малыш продолжил жить и радоваться не где-нибудь, а в Московском зоопарке, где, обретя себе пару, размножается и по сей день.

Такое лирическое начало отдыха умиротворяюще повлияло на наш коллективчик, пока что состоящий из меня и мужа.

Все прекрасно знают, что такое первый день отпуска для людей, только что приехавших на дачу на долгий срок. Еще на отлажен быт. Не готов обед. Заросшие клумбы и рабатки не радуют глаз. Не постелены постели, не снята паутина с потолка, пыль никто не вытирал, полы не мыл, холодильник не освежал, коврики не пылесосил, окна не протирал.

Решено: в этот день хлопотать будем только о пище для птенца и хозяев, НИЧЕГО делать не будем, а только отдыхать.

Посадив чайчонка в картонную коробку и насыпав ему протертого отварного куриного яйца, мы откопали свои купальники и резвенько поехали купаться на канал.

Хочу заметить, что наша дача расположена между такими водными артериями, как речка Дубна с одной стороны (там крутой берег и не очень удобно) и Каналом имени Москвы – с другой, где купаться вообще-то запрещено, но все равно все купаются. Берег канала устлан крупными и неровными камнями; как известно, при строительстве канала использовался труд заключённых ГУЛАГа. Еще в 1932 году для строительства канала был создан Дмитровлаг, который просуществовал более пяти лет. В память о людях, погибших от тяжелейших условий труда, на трассе канала в 1997 году на шестидесятилетие строительства был установлен Поминальный крест.

Канал мы посещаем чаще, так как он расположен по дороге в Дубну, куда мы всякий раз едем за моим отцом, чтобы он тоже вместе с нами радовался дачной жизни, а особенно своему любимому занятию – прополке. Усмешка ваша по поводу прополки совсем ни к чему. Поверьте, это – чистая правда. Любимая поза папы – на четвереньках в грядках, и, если он за день не постоял на четвереньках, он плохо себя чувствует.

В этот день нас было только двое. Солнце палило немилосердно, и тело требовало ВОДЫ.

Разбросав на травке подстилку и вещички, мы, перескакивая с камня на камень, добрались до воды. Поскольку эта водная гладь не для пляжа, а для судоходства и снабжения Москвы водой, глубина начинается сразу у берега. Вода приняла наши разогретые тела, и мы с восторгом плавали до изнеможения, наблюдая живописные берега, проплывающие мимо двух и трехпалубные суда для отдыха и путешествий и баржи, груженные песком и гравием. КРАСОТА!

На берегу, на камушке стоял древний, одутловатый, с большим обвисшим пузиком, дедок. Его лысенькая голова блестела на солнце. Он внимательно следил за нами, видимо, по причине дефицита общения. Деформированная фигурка старичка казалась такой немощной и одновременно грузной, и с трудом верилось, что он способен войти в воду и плавать. Через некоторое время в его руках появилась тряпочка, серая, не чистая, из которой он по моде тридцатых годов прошлого столетия с помощью четырех узлов изготовил панаму и водрузил ее на лысину. Два узла от панамы обрамляли его святое лицо с насмешливой улыбкой.

Наплававшись досыта, я осторожно выбралась на берег. Перескочила с камушка на камушек и, дотянувшись до соломенной шляпы, прикрыла голову от солнца.

– Милочка! – обратился ко мне старикан, улыбаясь во весь рот, не сводя с меня глаз, добродушных и смешливых, и голосом надтреснутой флейты продолжил: – Я понял, почему женщины так легко и свободно ходят по острым и колючим камням. Почему им не больно! Потому им не больно, – он сделал глубокомысленную паузу, – что у них снижен болевой порог, – и он поднял крючковатый палец вверх и потряс им.

Я потеряла дар речи. «Вот Бармалей, – подумала я. – Отрастил пузо, а теперь, вишь ли, ему подошвы колет!».

Дедуля продолжил:

– Вот даже когда женщину кусает комар или пчела, ей почти не больно!

– Конечно, – ответила я неприязненно. – Когда кого-нибудь распиливают в цирке, то именно – женщину, так как ей НЕ БОЛЬНО, а мужчину туда не заманишь, сразу наступает капец от одной капли крови. Нужно есть поменьше, будете стройный и легкий, как перышко, и никакие вам камни не помеха, а когда весишь тонну, тогда – КАРАУЛ!

Мы засмеялись с ним одновременно. Чувство юмора не потерял, значит, все в порядке.

Муж выбрался на берег, и мы устроились на подстилке, подставив солнышку наши бледные тела. Дедуля долго копошился. Намочил «панаму» водой. В кустиках я заметила старый допотопный велосипед.

Когда он окликнул нас, чтобы попрощаться, мы отвлеклись, каждый от своей книжки, и мысленно ахнули. Нашему взору предстал настоящий Карлсон, который живет на крыше. На пригорочке с велосипедом в руках стояло НЕЧТО. Мокрая «панама», прилепленная на лысину, струила по щекам грязненькие борозды; на плечах полоскалась очень старая широкая рубашка линялого красного цвета с заплатками из серой рогожки, которая топорщилась и превращала обладателя в шар; «мужское место» прикрывали широкие штаны, обрезанные выше колен с небрежной бахромой от старости, которые поддерживала одна-единственная широкая шлейка, которая пристёгивалась к поясу штанов на огромную белую пуговицу с четырьмя дырками.

– Пока, всего вам доброго! – воскликнул дед и, стянув с головы тряпку, помахал ею на прощанье, закинул ногу на велосипед и лихо скатился с горки. То, что он еще и на велосипеде поедет, просто потрясло нас до глубины души.

Спустя неделю мы встретили его на дороге в этом же виде, с этой же пуговицей. Мы помахали ему, как родному, а он – нам.

 

Туда-сюда

Если на дворе декабрь, самое время готовиться к Новому году. Каждый знает, как приятно получать подарки в новогоднюю ночь. Позаботиться о маленьких и (у кого есть средства) больших сюрпризах следует заранее, чтобы не попасть в празднично-шопинговую мясорубку.

Моя подруга Катерина позвонила мне утром и предложила прогуляться по Филёвскому парку и, возможно, присмотреть что-нибудь для родных и близких к празднику, чтобы недорого, но выглядело на миллион.

Мы встретились в метро Фили.

Увлекаясь историческим происхождением названий улиц и переулков Москвы, когда-то, еще в 1970-х годах, я ознакомилась с книгой Миллера П.Н., Сытина П.В. «Происхождение названий улиц, переулков, площадей Москвы. – М., 1938». Но прогуляться по улицам и переулкам мешали, то дела, то случаи. И вот только сейчас, можно сказать, на пенсии, я с удовольствием окунулась в историю мест, куда меня «забрасывает» то одна, то другая подружка, в зависимости от обстоятельств.

Подготовившись к прогулке, я с интересом узнала, что Филевский радиус метро начинал строиться на исходе 50-х годов. Именно в это время под землю был упрятан последний участок русла речки Фильки. Она берет свое начало в районе современной станции метро «Молодежная» и протекает в русле-трубе параллельно линии метро Арбатско-Филевского радиуса на протяжении около десяти километров до впадения ее в Москву-реку на территории Западного речного порта.

Местность же Фили упоминается в письменных источниках с середины XV века. Есть утверждение, что свое название она получила благодаря протекавшей здесь речке Фильке (или Хвильке) – правому притоку реки Москвы. Существует версия, по которой название «Фили» произошло от угро-финского слова «веле» – поселение.

Дата основания села точно неизвестна. Вероятно, оно появилось уже в XVI веке, когда эти земли были пожалованы великим князем Василием III в конце 1520-х годов князю Ф.М. Мстиславскому, прибывшему в Москву на службу из Литвы. С князьями Мстиславскими связано возведение здесь первого деревянного Покровского храма, который был сооружен в 1619 году «тщанием государя великого князя Михаила Федоровича».

По указу царей Ивана и Петра и царевны Софьи село Фили было отказано в вотчину Льву Кирилловичу Нарышкину – боярину, родному дяде царя Петра I по материнской линии. Новый хозяин Филей выкупил соседнюю Кунцевскую вотчину у стольника А.А. Матвеева и стал благоустраивать объединенные филевско-кунцевские владения.

В усадьбе возвели господский дом и хозяйственные постройки, на территории был посажен фруктовый сад, перед главным фасадом усадьбы был разбит один из первых в России регулярных парков, террасами спускавшийся к Москве-реке. В парке была создана система искусственных каскадных прудов, в которых разводили рыб различных пород.

Важнейшим объектом строящейся усадьбы стал новый каменный храм, запланированный на месте предыдущего деревянного. Строительство храма велось три года. Сохранилось предание о том, что Петр I пожаловал на украшение храма 400 золотых червонцев из казны. Молодой царь любил навещать в Филях своего дядю, часто устраивавшего там торжественные приемы.

Автором резного убранства храма и иконостаса был Карп Иванович Золотарёв. В лике архидиакона Стефана, написанном на вратах жертвенника, некоторые исследователи усматривают черты лица молодого Петра I.

Дальнейшая история Филевской церкви, принадлежавшей семье Нарышкиных до 1868 года, имеет ряд знаменательных страниц. В июне 1763 года Фили посетила императрица Екатерина II, находившаяся в Москве по случаю коронации. Императрица присутствовала на богослужении в храме, а затем в ее честь был устроен торжественный обед.

Филевский храм сильно пострадал в Отечественную войну 1812 года. Первоначальный интерьер нижней церкви не сохранился: многое погибло, когда солдаты Наполеона поместили там конюшни; в верхнем этаже ими была устроена швальня (полковая портняжная мастерская).

Можно еще добавить, что к середине XIX века род Нарышкиных потерял свои владения в Филях и Кунцевской местности. В 1865 году часть вотчины была продана богатому предпринимателю Кузьме Терентьевичу Солдатёнкову (это отдельный увлекательный рассказ, и об этом попозже), а в 1870 году через Фили прошла Московско-Брестская железная дорога и была построена железнодорожная станция Фили.

Здание архитектурно относится к распространенному в конце XVII века типу ярусных центрических церквей, образец раннего московского барокко. Документов об авторе церкви не сохранилось, но предполагается, что общий проект (композицию) составлял сам заказчик Нарышкин. Некоторые искусствоведы обнаруживают поразительное сходство с документально подтверждёнными произведениями зодчего Петра Потапова – создателя ансамбля Новодевичьего монастыря в Москве и церкви Успения на Покровке.

В самом центре Москвы, между Манежной площадью и Романовым переулком, там, где был двор Л.К. Нарышкина, стоит церковь Знамения на Шереметьевом (Нарышкином) дворе, очень похожая на церковь Покрова в Филях, и возможно созданная тем же зодчим – для того же заказчика.

Из первоначального в храме Покрова Богородицы в Филях сохранилось: храмовая икона «Покров Богородицы», икона «Трёх радостей», дубовый престол – один из древнейших сохранившихся престолов. На сводах сохранились фрагменты росписей конца XVII и XIX вв.

В 1933 г. власти хотели закрыть храм, община его отстояла. В 1937 г. на Бутовском полигоне были расстреляны настоятель храма священник Алексий Глаголев и староста церкви М.И. Ястребов.

Храм оставался действующим до 1941 года, в июле этого же года храм был окончательно закрыт. Тогда же были сняты купола и разобран верхний восьмерик для того, чтобы немецкие наводчики не использовали церковь для наведения орудий.

До 1943 года нижний храм использовался как лазарет, затем, до 1963 года, как склад бумажных изделий. В 1955 году началась реставрация храма, которая завершилась в середине 80-х годов XX века, примерно с этого времени памятник был передан Центральному музею древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

В это время в храме проводились концерты духовной музыки, и мы ходили туда насладиться звучанием хоров, исполняющих не только церковную музыку, но и народные песни, баллады.

Как торжественно и грозно звучала песня Николая Маныкина-Невструева на слова Николая Некрасова о 12-ти разбойниках и Кудеяре-атамане, особенно в исполнении мужских хоров, «мурашки» бегали по коже от чувственного впечатления, тем более что акустика храма великолепна.

Мы с Катериной забыли о Новом годе и поисках подарков, так как, перебивая друг друга, делились знаниями из интернета, и наслаждались красотою церкви Покрова богородицы. Если стоять на противоположной от храма стороне улицы, то старинная церковь попадает на фон московского «Нью-Йорка». За храмом открывается панорама Делового Центра Москвы, и церковь как-то парадоксально «звучит» на его фоне.

Погруженные в прошлые века и завороженные архитектурными ансамблями Кунцевского района, среди которых прогуливался сам Петр I, мы забрели на улицу Береговой проезд. Окружающий нас город незаметно превратился в промышленную зону, напоминающую индустриальные пейзажи заброшенных строек. Пересекая железнодорожные пути, мы и представить себе не могли, что пробки бывают не только автомобильные.

Когда тротуар закончился, а вместе с ним повис в молчании и наш бесконечный диалог двух не часто встречающихся подружек, мы с удивлением уставились на охранника, стоящего у открытых ворот, за которыми простиралась промзона.

– Скажите, пожалуйста, дальше что, дороги нет? – с удивлением констатировали мы.

– А вам что нужно? – готовый поговорить, весело спросил скучающий охранник.

– Мы хотели бы в Филевский парк попасть.

– Нет, здесь тупик, вы не там свернули. Здесь скоро все снесут к чертовой матери. Говорят, что будут строить новый район, но сначала уберут весь этот хлам. Вам нужно вернуться, пересечь железную дорогу – она выходит из завода Хруничева. Потом пройти до перекрестка по улице Новозаводской, а там увидите… – Он бы говорил еще долго и обстоятельно, но мы быстренько побежали обратно со словами «Спасибо, спасибо!!!»

Когда мы переходили железную дорогу по направлению к тупику, в котором оказались по своей легкомысленности, нам пересек путь тепловоз со странными вагонами. Это произошло довольно быстро: две минуты – и тепловоз скрылся за огромными воротами, оплетенными колючей проволокой, но теперь, когда мы вернулись к железнодорожным рельсам, шлагбаум был опущен, и дорога с тротуаром наполнялась автомобилями и пешеходами в ожидании поднятого шлагбаума.

Первым автомобилем перед шлагбаумом был Мерседес последней марки, новенький и блестящий, черного цвета; за ним пристроился небольшой ведомственный автобус, а далее быстро накапливались разномастные автомобили. Небольшая группка людей рабочего вида узбекско-таджикской национальности толпилась около перекрытой дороги. Тепловоз очень медленно выполз из открывшихся ворот, протащил за собой несколько метров странные вагоны и замер. Обойти этот затор не представлялось возможным. Вокруг стояли стеной заброшенные дома с разбитыми окнами и заборы, заборы, заборы. Мы с Катериной вдруг осознали всю глупость нашего путешествия: стоим неизвестно где, а на улице уже смеркается…

В это время началось странное поведение тепловоза: он медленно путешествовал вперед, так сказать, метров на двадцать, а потом давал задний ход на это же расстояние. Из Мерседеса высунулся интеллигентного вида мужчина с довольно злобным лицом и уставился на маневры подвижного состава. Когда движение «туда-сюда» зашкалило за двадцать раз, мужчина громко рявкнул: «Ё… вашу мать!» и, мастерски развернув своего коня на маленьком пятачке асфальта, уехал туда, откуда приехал. Повторить его маневр больше никто не смог, так как машины и автобусы стояли «радиатор в багажник», подперев друг друга и не соблюдая дистанцию. К нашей компании подлетела «птичка» лет восемнадцати на тоненьких ножках в красивом модном пальто с лицом, наполненным молодостью и не обремененным интеллектом. Через десять минут топтания около дергающегося тепловоза с вагонами она удивленно спросила: «Что такое?». Рабочие громко заржали, чем осквернили места, где хаживал Петр I. Мы тихонько сообщили красавице, что давно тут стоим.

На улице стало совсем темно. Декабрь, что поделаешь. «Дэнь короткий, ночь длинный», как сказал один из стоящих «друзей по несчастью». К нашему стационару добавилась группа выпивших товарищей, громко матерящихся по поводу происходящего. Нам с Катериной сильно захотелось домой. Когда тепловоз замер, кто-то из присутствующих предложил проползти под колесами вагона, и тут же один из пьяненьких собрался выполнить предложение. Состав дернулся и поехал обратно в ворота завода. Я представила разрезанное тело на рельсах и стала мысленно умолять машиниста уехать хоть куда-нибудь – или туда, блин, или обратно. И, что вы думаете, что значит «старинное намоленное место»? Состав уполз за ворота, и шлагбаум поднялся. Спрашивается: зачем выползал из ворот? Ответа нет.

Мы вырвались на свободу. Стало не так дискомфортно, жиденький страх улетучился. Увидели дальше по дороге обычных людей, пешеходов, спешащих по делам, автобусы для московских пассажиров и с правой стороны Филевский парк. Поскольку было уже темно, пора было возвращаться домой и прогуливаться уже не хотелось, мы решили быстренько пересечь сквер и по тем же самым переулкам вернуться к станции метро Фили.

Центр довольно большого сквера пересекали две дорожки. По одной из них лихо мчался небольшой трактор, сметавший снег. Мы увернулись от прыткой снегоуборочной машины, перепрыгнув на вторую дорожку, но не успели отряхнуть от снега сапожки, как трактор развернулся и поехал по нашему пути. Нам ничего не оставалось делать, как перепрыгнуть обратно, но трактор развернулся и поехал опять по старой уже давно чистой дорожке. Тогда мы отошли в сторону под огромный городской тополь и завороженно наблюдали, как трактор утюжит эти две несчастные дорожки, катаясь туда-сюда.

– Наверное, бензин амортизирует! – высказала свою версию Катя.

Мы сразу вспомнили тепловоз и решили, что сегодня в благословенном районе Филевской поймы такая космическая карма. Мы назвали ее «Туда-сюда».

– Ну и местечко! – воскликнула Катерина и, пока мы шли до метро, просветила меня, рассказав, что где-то в 1916 году на этом самом месте был построен Автомобильный завод «Руссо-Балт» на базе эвакуированного из Риги завода «Руссо-Балт», а в 1921 году на базе этого завода организовался Первый Государственный бронетанково-автомобильный завод, который вскоре был передан на 30 лет в концессию немецкой самолётостроительной фирме «Юнкере»; затем договор концессии со стороны СССР был расторгнут, а предприятие переименовали в Государственный авиационный завод. Через несколько лет этому заводу было присвоено имя Сергея Горбунова.

В декабре 1941 года на территории завода был образован авиационный завод, который до 1945 года производил бомбардировщики дальнего радиуса действия Ил-4 и фронтовые Ту-2. В марте 1951 года завод был передан в распоряжение конструкторского бюро В.М. Мясищева и в дальнейшем выпускал вертолёты Ми-6 и Ми-8. В 1960 году конструкторское бюро было перепрофилировано на разработку ракетно-космической техники, а в 1961 году завод стал называться «Машиностроительным заводом имени Михаила Васильевича Хруничева».

Таинственные маневры тепловоза, проделанные на наших глазах, имели непосредственное отношение к этому заводу, и мы посмотрели на это уже совсем с другой точки зрения. А вдруг они ракетно-космическую технику укачивали?

Наше путешествие подошло к концу. Около метро Фили мы увидели Новогоднюю ярмарку и, довольные этим, купили сувениры и подарки родным и близким, а когда Катя упаковывала в сумку новогодние шары и мишуру и вдруг вынула шары, а потом опять уложила, я насторожилась… Екатерина, помедлив, опять вынула шары.

Я тронула ее за рукав и провела ладонью по лбу:

– Что ты?! Не волнуйся, «туда-сюда» уже позади. Мы в городе. Мистификасьён закончился! Мы обе засмеялись. Вот такая песня…

 

Пустыня

Пустыня – это природная зона, характеризующаяся равнинной поверхностью, разреженностью или отсутствием флоры и специфической фауной.

Различают песчаные, каменистые, глинистые, солончаковые пустыни. Отдельно выделяют снежные пустыни в Антарктиде и Арктике. Самая известная песчаная пустыня – Сахара, занимающая всю северную часть африканского континента. Близки к пустыням полупустыни (опустыненные степи), также относящиеся к экстремальным ландшафтам. Всего пустыни занимают более 16,5 млн. км2 (без учёта Антарктиды), или около 11 % поверхности суши. С Антарктидой – более 20 %.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Славянский бульвар, – слова, записанные на магнитофон, уже произнесены диктором, но створки дверей все еще открыты. Наполненный людьми вагон застыл в ожидании движения. Почему-то необыкновенно тихо. Почти никто не шепчется и не переговаривается, что бывает крайне редко.

– Осторожно, двери закрываются, – скороговоркой, скрипучим голосом повторил водитель поезда, и в тот самый момент, когда створки дверей уже начали движение, в вагон, цепляясь ногой за дверь, ворвался ТЫ.

Ты очень постарел за эти десять лет, что мы не виделись. Хотя на улице глубокая осень, ты, как всегда, без головного убора, совсем седой, и лысина на макушке поблескивает. Несмотря на возраст, ты по-прежнему строен и подтянут. Я очень хорошо помню, как ты не любил расплывшихся и растолстевших мужчин и женщин, и ревностно следил за своим питанием, хотя нарушал режим бесконечно часто, но тут же брался за спорт и диету, возвращая утраченное. Лицо испещрено морщинами, под глазами мешки сизого цвета, но прозрачные, почти бесцветные глаза, сверкают так же, как и тридцать лет назад, когда мы познакомились. К этому времени ты был уже трижды женат и твой третий брак трещал по швам. Я думаю, что он трещит и до сих пор…

Ты достал очки, легко водрузил их на нос и уткнулся во что-то сверхважное, не терпящее отлагательств. Все, что ты делал, чувствовал или переживал, было самым главным в жизни – не только для тебя, как ты считал, но и непременно для всех окружающих. Если какие-то неприятные события происходили с другими, ты объяснял, какие это пустяки и мелочи.

Теперь, с колокольни прожитых лет, я понимаю, какую вероломную шутку сыграла с юной девчонкой любовь. Эх, если бы я была чуть-чуть постарше, я бы увидела всю ситуацию целиком и не позволила бы себе поступать так глупо и даже трагично. Если бы, да кабы… выросли бы грибы.

Ты, как всегда, элегантно одет. Это, так же, как и физические ежедневные упражнения, всегда было твоим коньком, что крайне редко встречается среди мужчин.

Я влюбилась мгновенно и, как мне казалось, навсегда. Ты казался мне таким умным, эрудированным, таким… тонкого восприятия нюансов жизни, разбирающимся в литературе, искусстве, истории, музыке, – интеллигентный, деликатный, ненавязчивый, негрубый, конца края нет твоим достоинствам, и при этом физически сильный и душа компании.

Мы познакомились на кафедре биохимии, куда пригласил меня на новый год мой знакомый, мы вместе учились в аспирантуре.

Смысла нет сейчас вспоминать, что первые пять лет нашей связи меня, заблудшую овцу, превратили в летающую в облаках принцессу, которая сидела то (на самом деле) на горошине, но абсолютно ее не замечала. Встречи урывками, втайне от жены и знакомых, не были чем-то пакостным и мерзким, а были счастьем.

Мало-помалу горошина давала о себе знать, все стало казаться фальшивым, а когда пришлось делать аборт, складывались на подарок врачу пополам, так как удовольствие получали вместе.

Больше детей у меня не было. Замуж я так и не вышла. Диссертацию защитила, сначала кандидатскую, потом докторскую.

Наши отношения стали привычными и я поняла, что знаю каждое слово, которое он произнесет, каждую шутку, которую применит, где требуется. И однажды мне стало скучно, и я вдруг поняла, что в моей душе пустыня. Сразу не поняла, какая: песчаная, каменистая, солончаковая или снежная, и если еще чуть-чуть продлится мое пребывание рядом с этим чужим человеком и его в дали маячащей женой, то я просто умру.

Расставание было почему-то бурным. Я оказалась виновата во всем. Он пришел с чемоданом к моим дверям и сообщил, что расстался с женой. Я смотрела на все, будто со стороны, как на спектакль в театре Ермоловой. Мне стало смешно.

Пустыня жила во мне очень долго. Я ничего не могла с нею поделать. Я боялась себя саму и, будучи атеисткой, молилась Богу.

Поезд качнулся, и я опять увидела среди людей его сосредоточенное лицо. Испепеленная душа никак не откликнулась на его мимолетный взгляд. Он не узнал меня. Меня узнать мудрено: он-то постарел, а уж я – и подавно, хотя тонкую талию сохранила, но, видимо, сохранила не я, а моя душевная пустыня.

 

Рыбка

Тридцать первого декабря вся наша команда в составе: я, муж, дочь, зять и внук Ванечка, отправились в подмосковный город Энск, праздновать Новый год к моему родному брату Васе.

Счастливой акциденцией предновогодних праздников являлись безостановочные поезда Москва – Энск, на один из которых мы благополучно приобрели билеты. Ванечке было уже целых четыре года, он знал, что его в гостях ждет друг, а по совместительству мой племянник Костик, приблизительно такого же возраста, как и он.

Шумная толпа народа, спешащая чтобы не опоздать, хотя если ты уже в вагоне, спеши не спеши, а вперед поезда не прибудешь, рассовывала багаж, подарки и прочие пожитки по багажным полкам. Народ суетливо располагался по местам, и я, абсолютно не отличалась от окружающей среды, беспрерывно хлопотала по поводу и без повода: кто? Где? Взяли это? Не забыли то? Ванечке удобно? Сели все? При этом большая часть моих вопросов была обращена к мужу, так как каждая мать знает, что толку обращаться к зятю или дочери, когда они посмотрят сквозь тебя и скажут: «Сядь, угомонись!». «Домашняя пила» даже не замечает, как перепиливает сопровождающее тебя по жизни «дерево». Я человек не громогласный. Помню в школе, мне достались слова из стихотворения Маяковского: «…Мы говорим Ленин, подразумеваем Партия, мы говорим Партия, подразумеваем Ленин…». Эти слова требовалось произносить оглушительным голосом, чтобы кровь стыла в жилах у слушателей сего представления, но как я ни пыжилась, визгливое колоратурное сопрано выдавало и Партию и Ленина так невнятно, что учительница, несмотря на мои отличные оценки и общественную деятельность, со вздохом отняла у меня текст и сказала: «Иди, будешь изображать революционерку в массовках», и повязала на мою голову красный галстук, чтобы я не расплакалась.

На какую-то секунду, перед тем как тронулся экспресс, воцарилась удивительная странная тишина и в эту паузу, на весь вагон, раздалось громкое восклицание моего внука: «Бабуль, ну что ты все время дедушку ругаешь? Он же тебя РЫБКОЙ называет!!!».

Поезд тронулся, суетливый шум сменился хохотом и весь вагон обернулся, чтобы посмотреть на РЫБКУ. Впереди сидящий мужик, с сизым носом по жизни, внимательно, вперился взглядом мне в лицо, затем осмотрел и фигуру и одобрительно провозгласил: «НЕРКА!».

Когда все утряслось, и вагон уже двадцать минут убаюкивал пассажиров, мой муж, наклонился к уху впереди сидящего сизоносого и спросил: «Рыбак?».

– А то! – обернулся Джузеппе Сизый Нос.

– Где ловим?

– А везде, на Московском море, Иваньковском водохранилище, на реках Дубне, Сестре, на каналах…

– Там нерка не водится, – иронично заметил мой муж.

– Так я из Владивостока, там рыбачил в молодости.

– Как из Владивостока? А я тоже оттуда…

Они уселись рядышком и нашли восемь общих знакомых, а когда покопались в памяти, обнаружили, что 1968 год встречали в одной компании в Дальневосточном университете, и оба «нажрались» в хлам.

Новый 1999 год мы встретили оооочень весело: пели, плясали, ели и пили, правда среди ночи у Ванюшки заболел живот и он обкакался. Я несла его в темноте, попой вперед, стараясь не испачкать ничего вокруг, и когда впотьмах шарила по стене в поисках выключателя света, натолкнулась на такую же шарящую руку. Свет включили, и передо мной стояла моя сноха Люся, держа поперек живота попой вперед племянника точно с такой же проблемой. Попки отмыли, обхохотались и продолжили радоваться жизни в новом 1999 году.

Спустя время Люся мне поведала, что когда праздники закончились, она долго не могла понять, откуда пахнет какашками? Стоит заметить, что Люся «страдает» патологической чистоплотностью, кода я заглянула в ее шкаф, где ровненькими рядами лежали вещи, линия в линию и уголок в уголок, я сразу вспомнила свою обожаемую свекровь.

Это была роскошная женщина, необыкновенной красоты, дворянского происхождения, и доброта и широта души ее не знала границ. Когда она несла на большом подносе грязную посуду после застолья, из тарелки вывалилась куриная обглоданная кость. Недолго думая, моя любимая свекровь, шваркнула ногой и загнала кость под диван и неспешно проследовала царственной походкой на кухню. А кость? Что же, поселилась под диваном. Ничего страшного!

Только через месяц, делая генеральную уборку, Люся обнаружила за телевизором заветренную большую кучу говна. Мы долго, издалека, очень деликатно, выспрашивали у детей, не они ли заходили за телевизор «поиграть»? Никто не признавался. Тогда мы решили провести дознание у взрослых и все безрезультатно. Обсмеявшись до колик в животе, я решила, что это был Дед Мороз или Снегурочка, но Люся все-таки настаивала на Дедушке Морозе, аргументируя тем, что уж очень куча по размерам смахивает на мужскую…

 

Спортсменки

Одним из главных дачных подарков в разгаре лета является КУПАЛКА. Она приобретает систематический подход, когда отдых уже забронзовел и отлажен настолько, что, когда один из отдыхающих, отложив в сторону тяпку, взглядом спрашивает другого: «Ну что, пора?», другой, молча отбросив лопату, складывает в сумку махровое полотенце и подстилку.

Конечно, я рассматриваю только такие дачи, где до водоемов не десять километров по пересеченной местности, а хотя бы не более трех.

В это испепеляющее (я не боюсь этого слова) лето, очень жаркое и сухое, походы и поездки на речку, озеро или канал присутствовали в нашем быту обязательно, как «зубы почистить».

Каждое лето во время отпуска мы приглашаем к нам на дачу моего отца. Отец оптимистично и весело, но не без старческого брюзжания, относится к работе на дачном участке. Причем работает он по специальности: «виртуоз прополки», до изнеможения. Если я ему говорю, что надрываться не надо (а он глуховат, и мои слова слышит весь садово-огороднический кооператив), он соответственно по своему «по громкоговорителю» отвечает, что на обед еще не заработал. Сейчас ему 87 лет и, прополов две пятиметровые грядки, он с трудом разогнулся и громко сказал: «Эх, сил мало, сила ушла, колено ломит!»

Вот после таких слов наш коллективчик, весь потный и грязный, погрузился в автомобиль и поехал купаться на канал, хотя отец возражал: «Там входить в воду плохо, не поеду!». Но жара взяла свое.

Живописный берег канала всякий раз новый. Насмотреться на проплывающие красавцы теплоходы невозможно, а какие маленькие катера и парусники с катамаранами следуют из Москвы-реки в Волгу-матушку!

Старательные и не унывающие молодые и не очень купальщики и купальщицы выстроили на запретном берегу вышку для прыжков в воду Если бы вы только слышали, какой писк и визг стоит в выходной день, когда прыгают «бомбочкой» или «классикой» некоторые товарищи в возрасте от 5 до 14 лет! Ну, а как выходит из берегов канал, когда в воду прыгает полтора центнера живого веса разного рода – и мужского и женского – это надо видеть и слышать! Поверьте мне.

Так вот. Мы появились на берегу в тот самый момент, когда небольшая команда досыта наполоскавшихся малолеток запрыгнула на велосипеды и отчалила. Поскольку берег крутой и уложен камнями для укрепления береговой кромки еще в сталинские времена жертвами ГУЛАГа, найти местечко, где модно добраться до воды, непросто.

Малышня освободила проход, и мы, раскинув на пяточке булыжника полотенце, погрузились в благодатную прохладу воды.

Отец очень гордился тем, что ему уже 87, а он еще «о-го-го»! Но возраст, конечно, берет свое. Мой отец, бывший чемпион Приморского края по вольной борьбе, на тоненьких ножках тихонечко пробрался к водичке. Вошел по пояс и с гордостью провозгласил проплывающей мимо голове: «Мне УЖЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ ЛЕТ, а я вот иду купаться!»

Голова, видимо, прополола свое чувство юмора на своем огороде и хмуро, неприветливо и очень громко сказала: «Ну и что!? Вон женщина плывет, а ей 89 лет. Удивил, тоже мне!» И погребла дальше.

Отец осекся, растерялся и уставился на полоскавшуюся восьмидесятидевятилетнюю голову, резвенько плавающую то туда, то сюда.

Бабулечка с короткой стрижкой легко вышла из воды, стройная, немножко сгорбленная, сухощавая, промокнулась полотенцем и помахала рукой кому-то. Через миг ее окружили еще две «девушки» такого же почтенного возраста. Они все вместе опять поплыли, равномерно и сильно загребая руками, и было видно, что это бывшие пловчихи, спортсменки и красавицы.

Мой немножко растерянный, чуть обиженный, но не утративший чувства юмора отец весело поздоровался с ними. Дамы немножко замедленно, но все же пококетничали с бравым бывшим борцом. Отец пожелал им здоровья, счастья и ВСЕГО ТАКОГО ПРОЧЕГО (эта фраза – его любимый паразит, она звучит каждый день по многу раз, но мы не обращаем внимания, у нас же тоже есть это самое чувство под названием «ЮМОР»). Теперь-то он знал, что на любую древность найдется другая, египетская сила!

А этих старушек мы потом встречали до глубокой осени, они регулярно ходили плавать, и их не страшила холодная вода. Встречаясь с отцом, мы всегда передавали от них приветы.

В этом году мы увидели только две фигуры, медленно бредущие к каналу с палочками в руках, и постеснялись спросить, а где же ваша третья подружка?

 

Шапочка для бассейна

Как бы ни проклинали злопыхатели советское время, оно выпало на нашу юность и молодость, и поэтому было прекрасным. У различных учреждений, научно-исследовательских институтов, заводов и фабрик были свои базы отдыха. Наш исследовательский институт давно облюбовал местечко в районе города Обнинска под Москвой; поскольку институт располагался на улице Живописной, то и базу отдыха назвали этим лирическим, природным названием.

Такие летние месяцы, как июнь и июль, предназначались для отдыха детей сотрудников института, а в последнем летнем месяце – августе – предоставлялись профсоюзные путевки для родителей с детьми. Не всех желающих одновременно могли, конечно, обеспечить, но в порядке живой очереди получали, как правило, все страждущие.

Природа Обнинского района великолепна; местечко, где располагалась база отдыха «Живописное», просто восхитительно: сосновый бор с искусственными солончаками, куда приходили олени и лоси, речка Протва с ее сильным течением, рыбалкой и купалкой, свежий, вкусный и лечебный воздух, насыщенный фитонцидами – биологически активными веществами, которые обладают свойствами уничтожать болезнетворные микроорганизмы. Эти фитонциды губительно действуют даже на туберкулезную палочку. Ученые подсчитали, что воздух в хвойном лесу содержит не больше 200–300 бактерий на один кубический метр, то есть по сравнению с тем воздухом, которым мы дышим в общественном транспорте, он почти стерилен! И это еще не все. Прогулки в хвойном лесу снимают усталость и нервное напряжение, активизируют газообмен в легких и, соответственно, улучшают дыхание. Это все просто необходимо тем, кто большую часть дня проводит в большом городе.

База отдыха, помимо нескольких стандартных двухэтажных корпусов, имела небольшие коттеджи, расположенные среди сосен, куда все стремились попасть из-за уединенности и тишины. На территории находились два бассейна: взрослый и детский.

Мне повезло. Я отдыхала в этом чудесном месте со всей своей семьей: с мужем и детьми.

Так сложилось волею судьбы, что мой день рождения выпал на 23 августа. И ничего тут нет удивительного, что большая часть наших сотрудников посетила наш уединенный коттедж именно в этот день. Все были молоды, здоровы и полны энергии. Ощущение бесконечности твоего бытия во здравии и восторженной радости, когда тебе 35 лет, несмотря на уже имеющийся опыт, не покидает твой разум и твое тело. Как велико сие заблуждение, понимаешь через каких-нибудь 15 лет, а то и меньше. Но сейчас, когда вино льется рекой, над головой шумит сосновый бор и огромные сверкающие звезды висят прямо над темечком, а лунный серп можно достать рукой, кажется, что тебе принадлежит вся Вселенная. Разнообразные тосты, длинные грузинские, за здравие, счастье, любовь и дружбу, а также короткие, типа «Будьмо!», уже произнесены, но веселье льется рекой, так же, как и вино.

Женская половина присутствующих, уже уложившая спать детей, не обладает, конечно, таким физическим потенциалом, как мужская. Все дамы, в том числе и именинница, пожелали отдохнуть и разбрелись по постелям, а мужчины все не унимались. Даже «Будьмо» уже не произносили, а просто напивались, и чувствовалось, что «поросячий визг» не за горами.

И тут один из наших сотрудников, Тетеревский Олег Исаакович, колоритный, крепкий красавец с пышными кудрями, всегда утрачивающий дар речи после «литра выпитого», нечленораздельно предложил поплавать в бассейне. Мужской коллектив бурно поддержал. Четверо самых крепких, способных стоять на ногах, подхватились, как будто их клюнул жареный петух, и понеслись к бассейну.

Позднее время никого не смутило, тем более, раз уже поздно, то никто не увидит, как весело и страстно плавают обнаженные мужики (старшие и младшие научные сотрудники института) в бассейне под сверкающими звездами.

Территория бассейна была ярко освещена, калитка ограждения открыта. Все, за исключением Тетеревского, попрыгали в воду. Олег немножко замешкался, снимая трусы, переступил через них и не успел спуститься на две ступеньки к воде, как откуда не возьмись, как фурия из римской мифологии со змеями вместо волос, с налитыми кровью глазами, высунутым языком и оскаленными зубами, выскочила женщина, злобная и разъяренная. Она уставилась на Олега и громко закричала:

– ВЫ ПОЧЕМУ БЕЗ ШАПОЧКИ?!

На Олега напал ступор. Женщина опустила взор и обнаружила, что он не только без шапочки, но и без…

– Безобразие! – вспыхнула дама и, освещая путь своим красным лицом, заломив кверху руки, стремительно удалилась.

Несмотря на стрессовую ситуацию, мужская часть праздновавших мой день рождения своим гоготом разбудила всю Обнинскую область, кроме женской части, которая сладко спала, налитая красным сухим вином «Мерло» молдавского розлива.

 

Штат Оклахома

Если радоваться жизни – это ваше кредо, то уж когда наступает лето, восторгаться этим коротким периодом среди березок Средней полосы сам Бог велел.

Наш дачный отдых в этот период всегда связан с купанием в канале, реке Дубне или озере. Около реки очень крутой берег, до озера ехать далеко, а канал, не имеющий устроенного для купальщиков берега, находится ближе предыдущих двух водоемов, и поэтому кажется нам самым удобным.

Нечастым гостем нашей дачи была моя племянница Виктория, легкая на подъем, деятельная, сторонница активного отдыха, незамужняя красотка с черными роскошными кудрями и тонкой талией. Все члены нашей семьи надоели ей тем, что беспрестанно подыскивали ей женихов, что превратилось со временем в юмористическое фиксирование любой особи мужского пола, проплывающей мимо в любой жизненной ситуации. Ее легкий характер без обид и претензий переводил наши поиски в смех и анекдоты.

В этот жаркий летний день Викусечка приехала к нам на автомобиле. Поковырявшись в саду, все дружно собрались купаться. Захватили с собой поесть. Нет ничего прекраснее момента, когда, разложив на полотенце бутерброды, помидоры, огурцы, зелень с грядки, можно выпить бокал самодельного кваса и закусить всем этим, подставляя бледные тела горячему солнышку. Подстилку для мини-пикника взяли огромную, так как, помимо миниатюрной племянницы, имелись в наличии и остальные члены нашего экипажа, в ту или другую сторону разменявшие центнер.

После наслаждения водными процедурами и возлияниями квасом достали колоду карт, чтобы выяснить, кто же на самом деле самый главный ДУРАК в нашем коллективе.

Из-за холмика появилась голова, а затем и крутые плечи крепкого молодого человека с рельефной мускулатурой и велосипедом в руках. За ним выполз тщедушный, астеничный паренек рязанской наружности с волосами цвета чесаного льна, блеклыми голубыми маленькими глазками, тоненькими длинными ручками и ножками с полным отсутствием рельефа мужского мускулатурного начала.

Тощенький нам весело помахал, а мы – ему. Крепкий и коренастый хмуро, молча поплыл на тот берег. Астеничный зашел в воду до пояса, поколебался вместе с течением и вышел сушиться.

– Вот и женихи пришли! – радостно воскликнул мой муж.

Вика рассмеялась и ответила:

– Да уж. Один никуда не годится, как мужчина, но весел и оптимистичен, а другой – вроде ничего, но хмурый, как осеннее утро.

Когда коренастый вернулся с противоположного берега, они заговорили между собой на английском языке.

– Вот это да! – прошептал муж. – Наша деревня еще не осчастливлена иностранцами. Как их сюда черт занес? Этот пустынный берег, кроме талдомских и дубненских, да еще филип-повских селян, никого не привечал!

– How are you? – внес в разговор свою лепту мой муж, который пять лет проработал за рубежом.

Тощенький весело ответил, что, дескать, хорошо тут у вас, и прибежал к нашей подстилке, дрожа от холодной воды, покрытый пупырышками.

Мы вежливо пригласили его присесть, благо, подстилка позволяла, закусить и сыграть в дурака. Его товарищ оказался местным жителем, а Джош (так звали незнакомца) представителем штата Оклахома из Америки.

Далее начался разговор обо всем. Беседа представляла трудности, так как знания английского языка в нашем коллективе, как и у коренастого друга, были весьма невелики.

Джош поведал нам, что название Оклахома происходит от словосочетания Okla Humma, в переводе с чоктавского языка означающее буквально «красные люди», или индейцы. Индейцы чокто не были коренными жителями этих земель. Они были принудительно переселены сюда в числе пяти цивилизованных племён. Индейская территория де-факто стала называться Территория Оклахома, что резкие перепады температур создают благоприятные условия для возникновения сильных ветров и ураганов в этом районе. Нередки здесь разрушительные торнадо.

Квас Джошу очень понравился, помидоры с огурцами тоже. Его друга звали Миша, и Джош приехал к нему в гости. Миша порылся в багажнике велосипеда и достал бутылку водки «Беленькая» и два бутерброда с чесночной колбасой.

Мы не могли отказать иностранному гостю в радушном приеме, и составили компанию в потреблении алкоголя. Выпили за здоровье присутствующих, дружбу между Америкой и Россией, и любовь во всех ее проявлениях. Напоследок сыграли в дурака пять раз. Все пять раз остался Джош.

Когда мы вернулись на дачу, Виктория сказала:

– Хороший парень, только уж очень дохленький. Да штат Оклахома – у черта на Куличках. Вот если бы в Калифорнии… Тогда другое дело…

 

«Слоны» и окружающий мир

Антуан Гейгер, 20-летний художник и фотограф из Парижа:

– Я начал замечать всё больше и больше изменений в нашем социальном поведении. Я бы описал это как зависимость, но это скорее похоже на потерю человечности. Я вижу это изо дня в день, когда спускаюсь в метро. Начинаешь ощущать себя одиноким в переполненном месте. Осознание этой проблемы некоторое время жило в моей голове, пока я не придумал, в какую форму его облачить. Мне нравится то, что получилось, и эта работа заставляет меня смеяться. Люди, возможно, скажут, что это жутко, а мне кажется, что фотографии забавны: это чёрный юмор.

В сериях фото “Sur-Fake” (модификация слова «surface» – переводится как «поверхность», новое слово состоит из двух: сюр + фейк, ошибка), художник изобразил культурный недуг людей, уставившихся в экраны, так, будто их лица срослись со смартфонами.

Покачиваясь на сидении в вагоне московского метро, я рассматриваю противоположный ряд путешествующих вместе со мной на работу «слонов». Сюрфейк вытянул их лица и плотно влепил в смартфоны и с легкой руки Антуана Гейгера, весь окружающий мир превратился в отряд ХОБОТНЫХ.

Единственное отличие от настоящих хоботных, пасущихся в саваннах и лесах, поедающих листья и ветки деревьев, внимательно наблюдающих за детенышами и окружающей средой, находящихся в тесном контакте с миром и землей, это отсутствие жизни, их как будто НЕТ, они все ТАМ: в виртуальном мире.

Напротив сидящий, один из «слонов», на секунду оторвался от смартфона, вернулся в действительность, зафиксировал окружающую реальность, встал и вышел, почти как автомат. На его место, как-то бочком, сел мужчина, темноволосый, сухощавого телосложения, большие карие глаза мазнули по моему лицу и что-то невообразимо знакомое, как свежий ветер из форточки, ранним, морозным, но уже весенним утром, мощно вошло в мою память. Он не превратился в «слона», не достал телефон, и не погрузился в вайфаевские поиски чего бы то ни было. Его взгляд вернулся ко мне, и мы уставились друг на друга в сомнении ошибки памяти, перемены внешности, нерешительности из-за неуверенности и боязни ошибиться, ведь прошло почти тридцать лет.

Этот мальчик, был очень талантлив. Выросший в семье сапожника, он с трепетом проходил мимо музыкального инструмента под названием фортепиано. Мать не сразу заметила его пристрастие и когда его отвели к учительнице Клёре Александровне Шербурской, буквально через несколько дней стало понятно, что мальчик музыкально одарен, а через год выяснилось, что не только как пианист, но и как композитор. Дар сочинять музыку, то есть записывать то, что звучит в тебе, безусловно, Божий дар.

Когда ему исполнилось тринадцать лет, в нашем городе был поставлен детский балет на его музыку под названием «Серебряная паутинка».

Позже он с бабушкой уехал в Москву, поступил в Консерваторию и учился у Дмитрия Борисовича Кабалевского, знаменитого советского композитора, дирижёра, пианиста, педагога, Народного артиста СССР.

Но это было позже…, а до отъезда в Москву, я, его сестра Ириша и он, самый старший из нас, ходили на голове, бесились как сумасшедшие, ставили спектакли, наряжались в пышные средневековые костюмы, сделанные нами из старых штор, примеряли отцовские шляпы, страшно горюя, что перьев для шляп, достать практически невозможно. «Виконт де Бражелон, или десять лет спустя» – роман французского писателя Александра Дюма, третья часть трилогии романов о трёх мушкетёрах и д’Артаньяне, а также и «Двадцать лет спустя», были нашими путеводными звездами в театральных постановках домашнего разлива. ***

И вот я вижу его, почти не изменившееся лицо, и все-таки сомневаюсь: он ли?

Вот сейчас, вот сейчас, он встанет и выйдет из вагона, и больше никогда в этом десятимиллионном городе мы не увидимся и не вспомним наше детство! Вокруг «слоны» и «слонихи», им нет дела ни до кого. Единственные, кто не погружен в мультимедийный хаос, это мы. Ты встаешь, протягиваешь мне руку и вопросительно утверждаешь: «Лена, это, конечно, ты?!».

 

То им то, то им сё

Предновогодняя суета и весела и грустна. Все спешат по никогда не заканчивающимся делам и в предпраздничной динамике жизни, хочется остановиться посреди дороги и замереть, рассматривая сверкающие гирлянды городских украшений. Именно в этих, насыщенных толпой улицах, ты можешь почувствовать себя особенно одиноким, даже если рядом с тобой друг, которого ты знаешь сорок лет.

Когда мой сын в шестом классе готовил урок по истории Москвы на свободную тему, я посоветовала ему познакомиться с улицей Никольской, бегущей от Кремля к Лубянке. Мы взялись за это дело вместе, взяли старенькую видеокамеру, отправились снимать фильм, и я приобрела для себя уникальные знания по этим древним местам нашей Родины.

Название Никольская происходит от монастыря Николы Старого, поставленного на Владимирской дороге, – на том её участке, где ныне расположена сама улица. До постройки стены Китай-города в 1534–1538 годах улица, называвшаяся Сретенской, составляла одно целое с нынешними улицами Лубянка и Сретенка, которые впоследствии стали трассой древней Владимирской дороги. Название Никольская, впервые упомянутое в 1547 году, относилось к её части в пределах Китай-города.

В 1935–1990 годах улица называлась Улицей 25 октября – в память о том, что именно с этой улицы красногвардейцы во время Октябрьских боёв обстреляли Кремль и через выбитые снарядами Никольские ворота ворвались в него.

До конца XV века, то есть до создания Красной площади, улица вела непосредственно к Никольским воротам Кремля; затем она стала вливаться в Красную площадь. С противоположного, северо-восточного конца, границу улицы с 1530-х годов образовала стена Китай-города с Никольскими воротами, затем получившими название Владимирских по построенному в 1694 году храму иконы Владимирской Божьей матери. В 1708 году, когда Москву готовили к нашествию Карла XII, ворота были заделаны, и перед ними построены бастионы; выезд из Китай-города стал производиться по Проломным воротам, пробитым в стене у Малого Черкасского переулка.

В 1292 году на Владимирской дороге был основан Богоявленский монастырь, о котором до сих пор напоминает название Богоявленского переулка и бывший собор монастыря в этом переулке, у выхода из станции метро «Площадь революции». В 1390 году рядом с Богоявленским монастырем был основан монастырь Николы Старого.

Если обращаться к каждому дому по улице Никольской, можно составить многотомник из исторической хронологии перехода особняков из одних рук в другие, а также из интереснейших событий, связанных с этими местами и из знаменитых и прославленных людей, чьи ноги ступали по этим улицам.

Как можно, продвигаясь к Красной площади миновать Государственный Универсальный Магазин? В настоящее время он таковым, в прямом смысле слова, не является, так как приватизирован (какое всеобъемлющее слово? раньше народ иронизировал и называл это слово с небольшим искажением: ПРИХВАТИЗИРОВАН) в 1992 году.

Когда-то на месте обветшавших лавок XVIII века при Екатерине II началось проектирование грандиозного торгового центра в стиле классицизма. Проект разработал сам Кваренги, но строительство велось городскими архитекторами наспех, и до конца доведено не было. После пожара 1812 года торговые ряды перестроил другой мастер классицизма, Осип Бове.

Здание Верхних торговых рядов быстро обветшало и морально устарело. Уже в 1869 году московский генерал-губернатор потребовал от городской думы рассмотреть вопрос о реконструкции торгового комплекса. В ноябре 1888 года был объявлен закрытый архитектурный конкурс, на который поступило 23 проекта; одним из условий конкурса было соответствие облика нового здания стилистике других построек Красной площади. Первую премию (6000 руб.) получил А.Н. Померанцев, вторую (3000 руб.) – Р.И. Клейн, третью (2000 руб.) – А.Е. Вебер.

Начиная с этого времени и до 1890 года, то есть почти двадцать лет местные власти и акционеры торговых рядов боролись друг с другом за место под солнцем и КАПИТАЛ победил. С конца 1891 года для торговли начали открывать отдельные части комплекса, уже во вновь отстроенном здании, а торжественное открытие торговых рядов состоялось 2 декабря 1893 года. Однако отделочные работы в некоторых помещениях продолжались вплоть до 1896 года. В 1923 году в здании открылся Государственный универсальный магазин (ГУМ), состоявший в ведении Наркомторга РСФСР, в 1934–1936 годах здание готовилось к сносу. На его место хотели поставить огромное здание Народного комиссариата тяжёлой промышленности. Представляете, как нам повезло, что его не поставили!!

В пятидесятых, семидесятых годах прошлого столетия и в 2011-12 годах нынешнего тоже были проведены реставрационные работы этого старинного здания.

В настоящее время мы, две немолодые дамы, я и моя подруга Мила (немка по происхождению, Эмилия Генриховна Виндергольд) медленно, не потому, что не торопимся, а просто от старости, тащимся по Никольской улице к магазину ГУМ. Ослепительный предновогодний променаж, в моем понимании этого мероприятия, прерывается бесконечным ворчанием моей давней (сорок лет дружим) подруги.

– Посмотри вокруг, – гнусным голосом нудит она, – в стране кризис, санкции Евросоюза и это сразу видно! Помнишь в прошлом году, какая была иллюминация?! Евроиллюминация!!! А в этом году, просто нищета, совковый стиль наряженных елок, какие-то бумажные гирлянды и флажки, а эти открытки советского периода? Просто ужас и все!!! Посмотри! О! УЖАС!!! Мандарины на елках висят как в пятидесятых и шестидесятых годах, мама моя родная!!! Тоска!

– А мне нравиться, – пыталась я защитить такой близкий и родной стиль моего детства и молодости, – ты ничего не понимаешь, это так специально сделано. Смотри, нет этих дурацких «Сам Ты Клаусов», а есть наши любимые Деды Морозы!!!

Разругавшись вдрызг, в Ветошном переулке, мы разошлись по домам.

На следующий день, меня на это же самое место забросила судьба с другой подружкой, Любой. Мы решили перед концертом, который должен был состояться в ЦДРИ, съесть по мороженому в ГУМе и неспешно прогуляться от Никольской до Пушечной. Не успела я отогнуть фольгу от эскимо, как услышала следующий монолог Любаши: «Женя, ты посмотри, как жирует Москва!!! В стране кризис, санкции Евросоюза, а в ГУМе и на Никольской все сияет и сверкает, сколько денег угроблено, скоро будет есть нечего, а Москва все празднует… Какое расточительство, везде роскошь и богатство елочных убранств, а Евроиллюминация в этом году, бьет все рекорды!!!».

Я не нашлась, чем возразить, вернее не захотела. Мне стало смешно и грустно, и очень одиноко на этом празднике жизни. Два жернова с двух сторон мололи меня в муку, обе уверены на 100 % в своей правоте. Обе недовольны и только мне все это убранство нравиться и огонечек ностальгии по юности греет, а не сжигает мою душу. Я посмотрела вокруг на проплывающие веселые, молодые и старые лица. Они светились радостью бытия и сиюминутным смехом от шуток Деда Мороза и Снегурочки и просто от того, что ты здесь на земле, да еще в ГУМе, ешь мороженное, а рядом на Красной площади катаются на коньках наши внуки. Ура!!!

 

Я-коммунист…

Мой отец по молодости обладал мощнейшим чувством юмора, и неудивительно, что сохранилось оно до старости. Уж если это дано, то поверьте, на всю жизнь, если, конечно, Альцгеймер не сотрет все в порошок. Он всегда был душой компании и, уж если выпил рюмочку, то обязательно начинал петь во все горло любимую песню. Много лет этой песней была строка «… Парней так много холостых, а я люблю женатого…», повторять он мог ее бесконечно. Со временем строки менялись «Я назову тебя солнышком…», «Найти человека в Москве нелегко, когда неизвестна прописка…» и т. д. Прошли годы. Теперь ему сильно за восемьдесят, но теперь, даже и без рюмочки, он все равно поет «Когда весна придет, не знаю…»

В то время мы жили в незабываемом городе Владивостоке, который на всю жизнь остался в моей памяти самым чудесным городом моей юности. Вы можете смеяться, но я категорически отказывалась ехать в Москву, и меня рыдающую, можно сказать, насильно увезли из города на ПМЖ в Москву; в то время мне было девятнадцать лет.

В нашем городе Владивостоке сопочное пространство ландшафта превращало улицы и дома в картинный пейзаж, который менялся в зависимости от погоды, и часто туманное утро превращало город в пейзажи Клода Моне. «Впечатление. Восходящее солнце»… эту картину я наблюдала с детства с такими вариантами исполнения природой, что просто дух захватывало от красоты и радости, что ты видишь это своими глазами.

Наш дом, стандартный, пятиэтажный, без лифта, стоял на сопочке, так, что, входя в подъезд, вы поднимаетесь на второй этаж, и, войдя в квартиру и выглянув в окно, видите, что этаж-то первый. Эти дома строили в Хрущевскую оттепель и мой отец, насильно демобилизованный из уничтожаемой Хрущевым армии в чине капитана, получил ОТДЕЛЬНУЮ квартиру Это было счастье.

Я хорошо помню, как в детстве, а мне было лет десять, отец говорил маме, которая уже часа три пилила его, чтобы он вышел на улицу и принес два ведра угля, рассыпанного во дворе, для того, чтобы поджечь и согреть землю, замороженную зимними холодами, и начать копать яму неизвестно для чего: «Я коммунист, и красть народное добро не могу!».

«Нам печь топить нечем! – кричала мама. Вон все уже наносили себе угля (а на самом деле все точно наносили себе угля, в доме было и паровое и печное отопление, а угольная куча на дворе была огромной, как закрома Родины), один ты упираешься как баран!»

Отец надел фуфайку, у которой еще есть народное название «куфайка», кто не знает – посмотрите в Интернете, такая одежда, которую на всю страну шили заключенные и в ней же и ходили. Так как она была дешева и утеплена ватой, часто ее называли ватником, и дальше началось невообразимое: отец пытался поймать маму, которая убегала от него вокруг стола, а поскольку он был, сильный, ловкий и ооочень красивый, сопротивляться ему было просто невозможно.

Поймал, конечно, она страшно сопротивлялась, смеялась и плакала от смеха. Вложил в ее руку карандаш и, охватив своей левой рукой маму, а правой ее руку с зажатым папой карандашом, силой усадил за письменный стол и написал ее сопротивляющейся рукой на листке такие слова: «Я, Нина Степановна Светова, отправляю своего мужа воровать государственный уголь», и расписался ее именем, затем отпустил встрепанную маму, сложил лист вчетверо, засунул в карман ватника взял два ведра и пошел за углем… с чистой совестью.

Забыла сказать, он был из семьи репрессированных. Его отца расстреляли в 1937 году.

 

Бедная мать…

Как быстро улетело время советского дефицита. Теперь есть все, только бы деньги были. Когда мы жили еще в бараке, а отец служил в военно-морском флоте, он приобрел телевизор «Беларусь». Мы были единственной семьей, у которой имелась эта роскошь, из всех жителей строительного шедевра по имени «барак» (к Обаме не имеет никакого отношения). Естественно, весь барак ходил к нам смотреть новости дня и художественные фильмы, которые демонстрировались в то время.

Мне было три с половиной года, и я еще не умела читать. Когда красивая диктор местного телевидения объявляла, что сейчас будет журнал «Новости дня», мне почему-то послышалось «Новый стидняк», и я еще долго была совершенно уверена, что журнал о том, что происходит в нашей огромной стране, так и называется – «НОВЫЙ СТИДНЯК».

Моя драгоценная бабуля, уроженка города Корюковка Черниговской области, когда соседи, посмотрев очередной фильм, расходились, стеснялась раздеваться перед сном, когда на нее, прямо в глаза, сообщая последние известия, смотрел диктор, занимая своим лицом весь экран. «Чи вин баче меня, чи ни?!», – смешивая украинскую речь с русской, нерешительно трогая пояс юбки и не решаясь ее снять, спрашивала она.

Прошло немного времени, и, проживая уже в ОТДЕЛЬНОЙ квартире, наш старый телевизор не был столь популярен, как в бараке, народ обзавелся своими средствами массовой информации.

Отец уже не служил во флоте, бывал дома по вечерам чаще, чем раньше, и его неиссякаемое чувство юмора внедрялось в нашу жизнь с утра до вечера. Практически каждый день происходило одно и то же «представление»: мама искала очки и потом спрашивала:

– Иван, ты не знаешь, какой сегодня фильм?

– Знаю, – отвечал Иван. – Бедная мать и обкаканные дети!

– Иди к черту! – восклицала мама. – Прекрати немедленно дурить мне голову!»

Но проходил день, и вечером все повторялось.

Однажды, когда отца не было дома, мамин вопрос повис в воздухе: «Какой сегодня фильм?» и мне ничего не оставалось делать, как ответить ей такими привычными словами отца: «Бедная мать и обкаканные дети!» Мне попало тряпкой по шее.

Шли годы. На смену телевизору «Беларусь» пришел телевизор «Рекорд», к этому моменту у нас уже подрастал мой младший брат Вася, и когда мама, найдя очки, вечером, автоматически спросила: «Какой сегодня фильм?», мы с братом хором ответили: «Бедная мать и обкаканные дети!» Мама рассмеялась и весело сказала: «Настоящие детки своего папаши!!!»

Спустя годы в своих уже семьях и я, и мой брат на вопрос: «Какой фильм сегодня? Или какой ты смотришь фильм?» говорили только одно слово «Бедная…», дальше уже говорить было не нужно, наши родные и близкие отмахивались от нас, как от навозных мух, со словами: «Знаем, знаем про ваших обос…анных детей!!!»

Вот такие ПИРОГИ!

 

Лебеда для поросенка

На улице Кипарисовой, где в далеком 1957 году мы проживали с мамой и бабушкой, никогда не росли кипарисы. Рядом тонкой змейкой тянулась улица Каштановая, на которой также никогда не росло никаких каштанов. Однако здесь сохранился ряд реликтовых растений, таких, как амурский бархат, бересклет Маака, аралия, кедр корейский, тис остроконечный, орех маньчжурский, элеутерококк, а около школы, где я училась в начальных классах, росли роскошные пирамидальные тополя.

Со слов учительницы мы, дети, с удивлением узнали, что по притоку солнечной энергии Приморье занимает одно из первых мест в нашей стране, не уступая таким территориям, как Крым и Черноморское побережье Кавказа. Самый теплый месяц – июль, а на побережье – август. В это время на территории края бывают тропические циклоны – тайфуны, которые превращают сопки в сплошные потоки воды, а низины и распады сопок – в текущие реки.

Если прогуляться совсем недалеко – по соседней улице Окатовой – можно увидеть панораму Бухты «Золотой Рог», название которой было дано в 1859 году по сходству с бухтой «Золотой Рог» в Стамбуле. Бухта «Золотой Рог» расположена в заливе Петра Великого в центре Владивостока и разделяет город на две части. Какая красота расстилается вокруг в чаше берегов бухты! Видны все улочки противоположного берега, можно осмотреть весь город, не забираясь ни на какие смотровые площадки, потому что сопки – это и есть они. Простор воздушной панорамы города так и тянет в полет!

Вокруг нашего барака теснились сараюшки. В это непростое время почти все жители города держали поросят, курей, утей (сохраняю народные термины того времени), и т. д. Поскольку хлеб продавали по две буханки в одни руки, а кормить нужно было и семью, и скотинку, за хлебом стояли всей семьей и, кроме того, одалживали еще и соседских детей для «предъявления» продавцу.

Мне даже в голову не приходило, для чего мы так старательно откармливаем нашего поросенка. Я его очень любила: такой беленький, с двумя черными пятнами по бокам, он мелодично хрюкал, когда ему приносили еду Твердо доверяя всему, что скажут взрослые, я понимала, что, так же, как и всем людям на свете, ему нужны овощи и фрукты, которые заменяют животинке витамины, а так как ни того, ни другого просто не было, то поросенку это все заменяла разная трава, которую бабушка потом пассировала, перемешивала с размоченным хлебом, добавляла вареные картофельные очистки и весело относила ему в сараюшку.

За травой с большим мешком мы с бабулей ходили летом почти каждый день. Поскольку поросята были почти в каждой семье, трава вся подчистую была оборвана, и ходить приходилось далеко к воинским частям, расположенным вокруг в большом количестве.

И вот однажды… мы с бабушкой подошли к забору войсковой части. Забор состоял (как я сейчас полагаю – в целях экономии и дефицита в то время ВСЕГО) из противолодочных сетей, которыми еще в сороковые и пятидесятые годы перегораживали вход в бухту Новик и Воевода, где базировались наши подводные лодки. Такие большие кольца из металлической проволоки диаметром восемь – десять миллиметров, переплетенные между собой, были укреплены на железных столбах высотой два с половиной метра; вот они и являлись забором военного объекта. За забором бушевали роскошные витаминные поля, в основном состоящие из лебеды.

Моя бабуля рассказывала, что во время голода в тридцатых годах лебеду эту ели, благодаря чему и остались живы и здоровы: «Как сейчас помню, – говорила бабушка, – котлеты из нее делали, и жарили ее, и варили, Господи, спаси и помилуй!»

Много позже я узнала, что в качестве еды ее использовали не только славяне, но и немцы, французы, римляне и греки.

Все они отмечали, что растение лебеда прекрасно утоляет голод и оставляет надолго чувство сытости. Такой поразительный эффект, оказывается, достигается благодаря тому, что в ее состав входит очень много растительного белка, большое количество протеинов, кроме того, она по своей питательности способна соревноваться даже с продуктами животного происхождения, а еще в ее составе имеются: витамин Е, витамин С, калий, рутин, различные минеральные соли, каротин, эфирные масла и семнадцать аминокислот. Вот это да! Соседка тетя Настя утверждала, что лебеда лечит подагру, геморрой и радикулит, ей, конечно, никто не верил, но это оказалось правдой.

Так вот: мы стояли и взирали на поля буйно растущей травы. Недолго размышляя, бабушка, подхватила меня, тощенькую (накануне нас взвесили в школе, и оказалось, что в первом классе я весила девятнадцать килограммов) и просунула в кольцо огромной сетки на запретную сторону, сунула мне в руки мешок и скомандовала: «Рви быстрее!»

Мне кажется, что так споро я никогда не работала. Зеленый сок травы и обильная пыльца покрыли сначала все мои руки, а потом и всю меня. Я рвала траву и утрамбовывала в мешок в меру моих девятнадцатикилограммовых сил. Думала я, конечно, о голодном поросенке и – вы не представляете! – как я радовалась за него. Мысленно уже порубила траву и насыпала в корыто, у меня даже слюнки потекли от поросенкиных кулинарных изысков. Когда звякнуло оружие часового, медленно бредущего к нам по траве, бабушка мигом втянула меня на свободу, а мешок застрял в кольце насмерть.

Часовой, молодой матросик, смешливый и добродушный, театральным голосом крикнул: «Стой, по шее давать буду!» и перебросил наш мешок через забор.

… А поросенок поздней осенью заболел, кашлял, кашлял и умер.

 

Котлеты

Моя бабушка прожила нелегкую жизнь. Трудно вообразить любого другого человека, жить которому выпало во времена Первой мировой войны, революции, разрухи, голода, Отечественной войны, который бы прожил легкую жизнь. Городок, в котором она прожила всю молодость и зрелость, был под немецкой оккупацией. Сахарный завод, на котором она работала всю жизнь, сгорел во время войны вместе с документами. Переехав жить к дочери во Владивосток, с помощью переписки она все надеялась получить хоть какую-нибудь пенсию, чтобы не быть такой ущербной, безденежной, бескопеечной, «сидящей на шее» у дочки. Сначала закон требовал найти трех свидетелей для подтверждения ее труда на заводе; потом, когда она их нашла, один скоропостижно умер; пока искала замену, умер и второй.

Мама говорила: «Не выдумывай, нам хватает, живем КАК ВСЕ», но жили мы очень трудно. В то время все жили так, и никто не жаловался. Бабушкино трудолюбие, умение экономить во всем и на всем потрясало воображение. Я не могу вспомнить, чтобы она сидела, сложа руки, и смотрела телевизор. Перед экраном, в очках на носу, с перегоревшей лампочкой в руках, она бесконечно штопала носки, чулки, зашивала дырки и ставила «лапики» на одежде. Эта ее черта никуда со временем не исчезла, когда штопать уже было не нужно, и эту ветхость смело можно было отправить в тряпье, она все равно подбирала цвет ниточек и аккуратно трудилась над пятками и мысками носок. Мой муж, вспоминая ее заплатки из ниток мулине на своих нейлоновых носках, ставил мне в пример ее бесконечный муравьиный труд.

Она была прирожденным кулинаром: удивительно вкусно готовила, из всякой малости сочиняла шедевры кулинарии. Оживляла исчерпавшие свой век мясо или рыбу, добавляла специи, пряности и любовь, и всегда получался обед на славу.

Однажды, стоя у прозрачной витрины с огромными кусками темно бордового чего-то, по 50 копеек за килограмм, бабушка спросила робко:

– А говядины сегодня не будет?

На витрине, кроме этого бордового параллелограмма, больше вообще ничего не было, не говоря уже о говядине. На дворе стоял 1959 год.

– Чего? Какой еще говядины? Может, тебе еще свинины отвесить со сливочным маслом? – проревела особь женского пола в колпаке из накрахмаленной марли.

– А это что на витрине? – тихо вопросила бабушка.

– Китовое мясо! – рявкнула продавщица.

Бабушка купила целый килограмм.

Дома, на кухне, рассматривая брусок, несколько раз понюхала его и принялась за дело. Лук в СССР-е был. Луковицы, провернутые через мясорубку вместе с китовым мясом, ароматно благоухали на всю квартиру. Сдобренный перцем и солью фарш, нежно разведенный размоченным в молоке хлебом, превратился в роскошные котлеты, единственным их отличием от настоящих был их цвет.

Несколько дней подряд бабушка угощала всю семью чудесными котлетами, фрикадельками, тефтелями и смеялась от души, когда отец ел и нахваливал бабушкину стряпню. Она молчала, как партизан, и правильно делала, потому что, когда секрет содержимого котлет «вырвался на свободу», отец в порыве рвотного спазма убежал в туалет и потом года два котлет не ел, а когда поедание возобновилось, он, строго глядя на еду из мяса, сурово спрашивал: «Это не из КИТА?», и недоверчиво ковырял вилкой кусок.

 

«Мука» для роста волос

Детские воспоминания с такой пронзительной точностью запечатлевают в памяти то, что для ребенка становится в этот момент открытием или познанием мира взрослых. Детская наивность, продиктованная отсутствием жизненного опыта, так трогательна и порой печальна, что вызывает грустную улыбку и любовь. Какие невероятные фантазии рождают в головах детей те самые слова, которые Тютчев так прозорливо и нежно написал в 1869 году:

Старое время, 1958 год. Унылый барак, наполненный людьми, совсем не производил впечатления чего-то бедного, страшного, безысходного. Так казалось нам, детям, ведь там бурлила наша развеселая жизнь с дружбой навек, ссорами и даже драками. Дети ходили друг к другу в гости, и этим хождениям не было конца и края. То одни родители, то другие выставляли разбушевавшихся чад в длинный коридор для продолжения игрищ. Я была, наверное, самой младшей из всех роящихся в детском табуне. Младших никогда не обижали, всегда помогали и заступались, обороняя от обидчиков. Я никогда не забуду большую семью из пятерых детей, бабушки и матери с отцом, проживающих в одной из комнат барака. Отец, покалеченный на фронте, лишенный пальцев на обеих руках, страшно пил, колотил мать, которая тоже начала с ним выпивать, но дети никогда не дрались, друг за дружку стояли горой. Однажды я видела, как сестра пяти-шести лет в лютый холод вывела младшего брата, лет четырех, гулять. У девочки была только одна рукавичка, и она старательно, сняв ее со своей руки, натягивала на обе ручки мальчику, чтобы подольше погулять и не замерзнуть.

Самой многодетной семьей была семья Лукашовых, восемь детей, самого разного возраста, веселых, общительных, хлебосольных. Хлебосольных в прямом смысле тоже, так как самым большим лакомством был свежий, только что купленный хлеб, покрытый крупной солью. Хлеб, кстати, продавали по две буханки в руки, так что за хлебом ходила вся семья.

В этой веселой семье я часто играла с детьми, пока не выгонят.

И вот однажды… Я совершенно не обратила внимания, что мать Лукашовых отлавливает одного за другим своих детей, уводя каждого за занавеску. Из-за нее выходят уже не прежние сорвиголовы, а чинные Хаттабычи с тюрбанами на головах из старых полотенец. Самая старшая, Ольга, на мой вопрошающий взгляд ответила: «Мама мукой посыпала, чтобы волосы хорошо росли».

Коса у меня была хоть куда, и мама и бабушка говорили, что бог меня не обидел, такой косой наградил, но у Ольги тоже была роскошная коса, и ее еще удобряли, чтобы было еще лучше.

Возвратившись домой, я не сразу поделилась с мамой этой мыслью о муке. А когда бабушка через пару дней собралась за репейным маслом, которым все тогда мазали волосы, я, со знанием дела сообщила что не надо масло репейное покупать, можно просто мукой засыпать голову и порядок – волосы будут хорошими, как у Ольги Лукашовой. Вон тетя Маруся всем детям голову мукой засыпает для хорошего роста волос. Мама помертвела. Обе, и бабушка, и мама, тотчас схватили меня в охапку и принялись тщательно рассматривать мою голову, но, что уж говорить – было поздно: полчища вшей разгуливали по моей шевелюре, развешивая на волосах свои яйца.

Что было потом, страшно вспомнить, чем только не пришлось обрабатывать мою глупую голову, а волосам – претерпевать вычесывание частым гребешком…, а звук раздавливаемых гнид я помню до сих пор. Тетя Мария Лукашева, за неимением других средств по борьбе со вшами, использовала просто ДУСТ, который и обозвала мукой для таких дураков, как я. Самое обидное, что мне строго-настрого запретили ходить в гости к Лукашовым. Эх!

 

Пирожок с повидлом

Это припев некогда известной песни на слова А. Коврижкина и музыку Н. Губина. Написали эту песню много позже, чем 7 июня 1859 года. В этот день пароход-корвет «Америка», на борту которого находился генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев-Амурский, обогнув скалистый мыс, зашел в воды неизвестного залива. Стоял густой туман, затруднявший видимость, моросил дождь. Корабль медленно прошёл вглубь залива, держась на расстоянии двух миль от берега, недалеко от высокой горы (сопка Сестра) стали на якорь. На следующий день – 18 июня 1859 года штурманом Красильниковым была сделана историческая запись в вахтенном журнале:

«В 6 часов утра снялись с якоря, и пошли к осмотру берега, заметив углубление, открыли бухту. По приказу его сиятельства (графа Муравьева-Амурского) бухта названа Находкой».

Я родилась в этом городе под названием Находка Приморского края. Мой отец, блестящий капитан-лейтенант военно-морского флота, служил в этом маленьком, по тем временам, поселении, названным по имени бухты – Находкой. И хотя в этом местечке мы «прослужили» очень недолго и переехали в не менее живописный, но более известный в историческом масштабе город Владивосток, приметы стихии, человечка, рожденного у моря, во мне остались навсегда.

Масштаб детского восприятия окружающего мира огромен, вспомните хотя бы знаменитое произведение бельгийской писательницы Амели Нотомб «Метафизика труб». Впитывая окружающий мир, ребенок на всю жизнь запоминает доброту и нежность, а также злобу и несправедливость.

Отвела меня в первый класс бабушка, уже, конечно, во Владивостоке, потому что отец в это время служил на Севере, а мама уехала к нему По причине всеобщего дефицита на моей груди, когда нас приняли в октябрята, красовалась не маленькая алая звездочка с маленьким Лениным-херувимчиком в центре, а большая картонная звезда, обтянутая красной тряпочкой волшебными руками бабушки-рукодельницы. Маленькая звездочка с Лениным стоила 10 копеек, но купить ее было невозможно – их не было в продаже, однако, как и всегда, на свете есть предприимчивые большие и маленькие люди, которые все могут достать и все могут продать. В нашем классе была такая девочка, которая, открыв пенал, демонстрировала лежащие в нем с десяток звездочек и предлагала их нам, по 15 копеек штука. Радостно заменив бабушкин шедевр на такой же, как у всех, я радовалась жизни.

Наша школа – небольшой деревянный дом – находилась около остановки автобуса «Герои-минеры», рядом с братской могилой минерам Отечественной войны среди сопок и воинских частей, в лесу. На автобусе в школу никто не ездил, все ходили особыми тропами через воинские части, перелезая или подлезая под заборы и ограждения.

Однажды утром по дороге в школу, болтая с друзьями, мы попали в самый водоворот учений на поле боя. Когда раздалась автоматная очередь, и совсем рядом с нами от взрыва поднялась земля, осыпав нас с ног до головы, мы не успели испугаться, увидели солдат, лежащих на земле, и услышали строгий голос офицера: «Это что такое тут происходит? А ну кыш отсюда! Убрать немедленно!», – визжал мужчина не своим голосом. Солдатские руки похватали нас за шиворот и поволокли к выходу со стрельбища. Особого пинка нам не дали, но на следующий день заделали все дыры в заборах части и поставили солдата с винтовкой.

В этот злополучный день мои страдания не закончились. Какое счастье, что я не помню имени своей первой учительницы, но ее саму пришлось запомнить на всю жизнь. Последний урок был чтение, звонок уже прозвенел, но с урока нас еще не отпустили. В моей парте лежал пирожок с повидлом и, не столько он ждал меня, сколько я страстно хотела его съесть. Пока учительница что-то говорила громким голосом, я, как мне казалось, тихонечко, просунула руку в парту, достала оттуда пирожок и откусила его. Следующим номером моей судьбы была разъяренная учительница, подлетевшая ко мне, схватившая меня за волосы, чтобы удобнее было «творить», разломившая пирожок пополам и намылившая мне лицо повидлом, приговаривая со страстью: «Если кто-нибудь еще будет есть на уроке, а повидла в еде не будет, я намажу даже крошками, уж вы не сомневайтесь!»

Дальнейшее я помню смутно. Меня отправили умываться. Потом я заболела и лежала дома, учительница приходила меня навещать, а бабушка поила ее чаем.

Вскоре мы переехали, и в другой уже школе, в первом классе, другая учительница, не только добрая, но и очень красивая, – ее звали Надежда Константиновна Подгорная, – навсегда осталась в моей памяти как образец мудрости, красоты и доброты.

Море в нашем городе видно почти со всех улиц. Улицы на сопках, расположенные террасами, дают возможность всем жителям домов, чьи окна обращены к бухте «Золотой Рог», любоваться красотой морского пейзажа и заряжаться от него жизненной силой и любовью, а у кого окна выходят на другую сторону, то надо просто выйти на улицу и – вот ОНО.

 

Коза Милка

Страшно вспомнить: на улице и дома 1957 год. Как давно это было, но ведь было же! Моя мама, умаявшись жить в коммунальной квартире, переехала, по случаю, в отдельную. Папа служил на севере, в бухте Провидения, поселок Урелики, и был далек от наших проблем в прямом и переносном смыслах. Старая квартира находилась в деревянном, скрипучем, теплом и двухэтажном доме, и квартирой-то ее назвать было нельзя. Маленькая комната, восемь квадратных метров с втиснутыми шкафом, кроватью и тумбочкой; раскладушку для меня ставили и убирали каждый день. Новая, в двенадцатиквартирном бараке с уборной на улице мне казалась просторной и огромной, а на самом деле большая комната – двенадцать метров квадратных, а кухня – десять. Зато холод зимой в новой квартире был собачий, барак засыпной (между двумя деревяшками насыпан шлак для тепла, так называемый утеплитель), и проживали мы с мамой и бабушкой в зимнее время в основном на кухне, плотно закрыв дверь в другую комнату, чтоб не дуло. Летом же протекала крыша и по всем комнатам на полу стояли тазы и кастрюли, собирая влагу небесную.

Колонка с водой находилась довольно далеко, можно себе представить, как тяжело было носить воду в банный день, купать в корыте детей и стирать белье.

Утром выстраивалась очередь в уборную во дворе. Веселуха, да и только. Хмурые и серые люди в ватниках, мужчины и женщины тихо переговаривались на злобу дня. Несколько слов об этом сооружении под названием «уборная»: деревянная будка на две кабинки, а сзади – большое решето, куда сливали помои местные жители. И вот однажды… «Налаженный быт» рухнул в одночасье.

Население вырубило все сады, так как каждое деревце облагалось налогом. Этот налог, наряду со многими другими, появился после войны по решению Сталина. Каждый колхозный двор должен был сдавать определённое количество мяса, молока, шкур животных, яиц – и все это независимо от наличия в хозяйстве скота и кур. Нету – покупай на рынке и сдавай. Были переписаны все плодовые деревья, и за них тоже полагался денежный налог. Крестьяне начали вырубать сады. Хрущёв пытался сигнализировать Сталину об этом, но тот обругал его народником. Налог на деревья был отменён в августе 1953 г. по инициативе Маленкова и Хрущёва.

Понятное дело, сады быстро не растут, а скотину население содержало активно, чтобы не умереть с голоду. Поросята сидели по сараям, куры, утки, гуси и козы бродили по окраинам нашего города, активно употребляя в пищу все, что попадется.

Так вот, крупная коза обратила внимание на решето за уборной и принялась поглощать картофельные очистки и прочие помои. Решето не было рассчитано на такую лихую козу и провалилось вместе с ней в выгребную яму. Решето утонуло сразу, а коза нет. Жалобно блея на весь район, коза тонула в говне…. Приехали «спасатели» (я, конечно, шучу). Двое местных мужиков перевернули деревянную будку, чтобы спасти козу, лишив, таким образом, весь район «цивилизованного туалета». Амбре в нашем районе стояло такое, что никакой человек нерусского происхождения спасать никаких коз бы не стал, но НАШИ люди – добрые, сердобольные – бросить животину на произвол судьбы не могли. Самый смелый дядька обвязался веревкой, а пятеро держали наверху. Этот смельчак, сам по шею в дерме, ловил в говне обезумевшую козу, которая не давалась. Коза боялась всего: и погибнуть, и отдаться в руки чужому незнакомцу. Когда их обоих вытащили на сушу, толпа отхлынула, но не разошлась и, прежде, чем была восстановлена на место деревянная будка с двумя кабинами, козу вместе с дядькой мыли под струями колонки в ледяной воде. Козий мех, белой в прошлом козы, приобрел бежевый оттенок. Вот вам естественный краситель, взятый прямо из природы. Коза продолжала вопить, она и тонуть не хотела, да и мыться тоже. Матерные слова, которые произносил «спасатель», не поддаются никакому переводу, основным действующим лицом была она, коза, с таким нежным именем МИЛКА.

 

Тортик

Как говорится, в ЖИЗНИ всегда найдется МЕСТО, куда могут ПОСЛАТЬ. Так и получилось в этот осенний, но, на удивление, солнечный, день.

Рассматривая наш почти пенсионерский коллектив (всем под пятьдесят и за), решено было, что именно я – самая молодая и здоровая, поскольку мне только сорок шесть.

У Элеоноры Ивановны (обожаю такие немыслимые обороты; давно заметила, что какой-нибудь Иван или Марья всегда хотят назвать свое новорожденное дитя Элеонорой, Альбиной или Иолантой, и т. д., при этом простое отчество «Ивановна» портит всю картину. Кстати: мой сосед, которого по паспорту звали Иваном Ивановичем, требовал у жены и знакомых называть его Дмитрием Дмитриевичем.); ах, о чем это я? – да, вспомнила. Так вот: у Лионорки (так мы величали ее за спиной) был день рождения – ей исполнилось шестьдесят два года. Она обладала статной фигурой и шипучим голосом, это были ее отличительные изюминки. «Лионорке – шисят два», – подражая ее шипучести, тихонько прошептал наш начальник Игорь Петрович Окунь, и попросил меня сбегать за тортиком и купить «какой-нибудь», так как закуску Лионорка притащила, а к чаю тортик запамятовала.

На дворе стояло застойное советское (как сейчас мы понимаем, доброе и спокойное) время, и купить просто так, с бухты-барахты, тортик было просто невозможно. «Иди в Столешников! – бубнил Окунь, – там точно есть».

Прокатившись на троллейбусе и намеренно «выгрузившись» раньше нужной мне остановки, я решила неспешно прогуляться по Петровке, созерцая архитектурные изыски старой Москвы. Обожаю эту улицу; своё название она получила в честь Высоко-Петровского монастыря, основанного в конце XIV века, и, что самое удивительное, это название с тех пор ни разу не менялось, что, согласитесь, большая редкость для исторических улиц центра нашего города.

В кафешке Столешникова переулка были самые свежие и вкусные пирожные и торты, правда, здесь всегда толпился народ, но что делать – издержки того времени. Я, не торопясь, купила тортик «Наполеон», только что испеченный, чашечку чая и пирожное «Картошка», щедро пропитанное ромом. На мне тортики кончились, и я порадовалась, как мне повезло! Никуда не торопясь, как случайно высказался прямо мне в ухо рядом сидящий на празднике 7 ноября наш крепко подвыпивший начальник Окунь: «Если на работе нечего украсть, надо красть свободное время», я последовала его совету. Горячий чай нежным теплом разлился внутри моего тела, пирожное порадовало душу, и я отправилась на троллейбусную остановку.

Среди дня троллейбусы почти пустые, я поставила тортик на сидение и отдалась созерцанию солнечной Москвы. Время уже поджимало, пора к столу, накрытому Лионоркой, на остановке я вышла, троллейбус закрыл двери и поехал. Тут меня обуял ужас, тортик благополучно «сидел» в троллейбусе и медленно удалялся от меня. Паника сменилась сосредоточенностью, следующий «тролль» подлетел сразу, я в него плюхнулась и сосредоточилась на уходящем впереди троллейбусе, я еще могла догнать его; подлетая к водителю, я думала, что же мне делать, и решилась попросить водителя ехать быстрее, чтобы успеть пересесть в предыдущий «тролль». «Эх!!! – проревел водитель. – Надо было раньше сказать! Эх, я бы посигналил ему, а у меня маршрут другой, не могу догнать его!» И троллейбус повернул направо, а тортик… поехал дальше, прямо, никуда не сворачивая.

Я не любитель крепкого словца, ни на работе, ни дома, никто и никогда не употребляет скабрезных выражений, но эмоциональный накал, с погоней и драматичным финалом, невозможность исправить ситуацию, вырвали из моей души, глубоко сидящего животного по имени Homo erectus. Наш древнейший предок пробудил во мне желание издать звериный крик побежденного, что и вылилось в цепочку простонародных крутых выражений. Водитель с уважением посмотрел на меня и улыбнулся.

А я вспомнила переходящую из уст в уста фразу: «Лучше хороший матерящийся человек, чем тихая воспитанная сволочь», а принадлежали эти близкие моему состоянию в тот момент слова, знаменитейшей и талантливейшей актрисе Раневской Файне Георгиевне, урождённой Фа́нни Ги́ршевне Фе́льдман.

 

Тещины трусы

Все познается в сравнении. Несмотря на всеобщий советский дефицит, моя мамочка, прогуливаясь со мной по универмагу (а было это в 1970 году), говорила мне ласково и нежно:

– Леночка, когда мне было 10 лет, и 15, и 20, полки магазинов были настолько пусты, что, глядя на них, меня пробирал холод, а газеты писали, что настанет такое время, когда запросто можно будет купить ситец на платье любой расцветки. Посмотри, сколько ситца в магазине, а какие шторы из штапеля! Бери, какой хочешь! Какой сейчас выбор большой, и даже есть трикотажные вещи! Просто рай небесный. Смотри: трикотажные женские трусы «выбросили», белые, тоненькие, нужно взять. Вставай в очередь – дают только одни в руки.

– Мамочка! – злилась я. – Теперь твой ситец никто не носит, теперь в моде кримплен, а его нет! И обувь не купишь хорошую, а о французских духах, и думать нечего! А это не трусы, а паруса, мне такие даром не нужны, и вообще – они на мужские похожи, только без прорехи спереди, – ужас!

– Мы в молодости были всему рады. Вещи изнашивали до дыр, передавая по наследству. А вы избалованы достатком и хорошей жизнью…

Когда началась Отечественная война, моей маме было 17 лет, она училась в техникуме на факультете бухгалтерского учета на втором курсе в городе Запорожье. Бомбежка города стала столь неожиданной и ужасающей, что паника в городе навела ужас на маму до конца ее дней. Одни люди бежали с криками в разные стороны, другие мародерствовали, расхватывая товары из разбитых витрин и взорванных магазинов, на улице лежали убитые и умирающие, истекающие кровью, им никто не помогал, а самым страшным был звериный оскал человека, выпустивший наружу самые кровавые свои инстинкты, отсутствие власти, полная анархия, и вокруг – СМЕРТЬ.

Мама спасалась вместе с беженцами на случайных поездах, без гроша в кармане и без одежды. Судьба занесла ее в степной район, названия местечка я уже не помню, а спросить не у кого, мамы давно уже с нами нет. Там расквартированные по домам беженцы получили от таких же бедных проживающих там людей и кров, и пищу, и какую-то одежду. От голода у нее мелькали галлюцинации, и постоянное чувство недоедания изводило и душу и тело.

Дотащившись до торговых рядов, беженцы не поверили своим глазам: за бесценок отдавали свинину. Дрожащими руками выменянный кусок свинины бережно принесли в приютивший их дом и, попросив у хозяйки сковородку, принялись готовить себе роскошную еду. Хозяйка ушла из дома по делам, а беженцы, оборванные и голодные, устроили себе «праздник». Маленькими кусочками, тщательно пережевывая, перемешивая с печеной брюквой и кусочком лепешки из отрубей, голодные люди ели жареную свинину и вспоминали довоенное время, молясь, чтобы поскорей окончилась война.

Как вихрь, влетела в дом хозяйка; размахивая руками, охватив голову, она распахивала окна и выкрикивала какие-то слова на татарском языке: «Авартыру, агулагыч, адэмче, айкалу, и т. д.», беспрерывно вертя в руках тряпку для лучшего проветривания комнаты. Остолбенелые беженцы с осоловелыми от неожиданной сытости, лицами, ничего не понимая, дожевывали остатки мяса и боялись только одного, – что их выгонят вон. Хозяйка не выгнала страждущих; схватив тряпкой, а не руками, как какую-то гадость, сковородку, она отнесла ее в степь и вышвырнула в туманную даль. Ну не едят татары свинину, что очень не понятно хохлам из Запорожья!

Этот случай можно считать забавным. Никто и никому не хотел зла, но именно в это тяжелое время, несмотря на мамин молодой сильный организм, в ней поселился туберкулез, который тогда считался смертельной болезнью, так как антибиотики еще не пришли в массовое пользование.

После войны мама уехала к сестре на Дальний Восток, где тоненькая, худенькая, с ярким туберкулезным румянцем и блестящими огромными голубыми глазами (они, кстати, достались мне по наследству), натуральная блондинка, она встретила моего отца. Они поженились молниеносно и очень любили друг друга, а когда ночью мама, закашлявшись, включила свет, мой будущий отец увидел окровавленную подушку. У мамы пошла горлом кровь, и она стала с ним прощаться и готовиться в последний путь. Но любовь делает чудеса. На «черном» рынке отец с большим трудом достал за сумасшедшие деньги стрептомицин, который и сохранил эту, еще маленькую тогда, ячейку общества – отчаянно и нежно любящих друг друга молодых людей.

Скромный достаток, но жаркая жажда жизни и желание быть красавицей, всегда присутствующие у любой женщины, подвигли маму на маленькие хитрости. Купив с получки шесть расцветок ситца или штапеля, по 75 копеек или по рублю за метр, мама шила себе шесть платьев, на каждый день – по платью, а на седьмой, выходной, хватит халатика.

На работе, а она работала в военно-морском госпитале бухгалтером, слыла блестящей женщиной, меняющей туалеты каждый день. Как на нее смотрели офицеры, когда она шла по территории госпиталя с высоко поднятой головой, потряхивая белокурыми волосами, на стройных ножках! Кстати, эти самые тонкие ножки совсем не были в моде в городе Запорожье, мамина мама, а моя бабушка, всегда говорила: «Горе господнее, а не дочка, надевай по пять пар чулок, чтобы ножки были потолще, не срамись! Никто тебя тут замуж-то не возьмет! Ох, грехи мои тяжкие!» Получается, что Дальний Восток уже в сороковые, пятидесятые годы ценил в женщине французскую тонкость и красоту. Ах, мамочка моя, в голодное время в моде «справненькие», а в сытое – астеничные и тощенькие.

Когда мы с мамочкой бродили по универмагу и покупали ей трикотажные белые трусы, мы с мужем жили уже в Москве, а мои родители – в Подмосковье. Мама часто приезжала к нам, помогала с маленькой дочкой, и ее приезды и отъезды были нашей привычной жизнью.

Когда я впервые привела домой познакомиться с родителями моего будущего мужа, мама с восхищением, граничащим с ужасом, сказала: «Предыдущий был высок, а этот – еще больше!», но теплый, добрый и открытый характер моего будущего тогда мужа мгновенно расплавил всевозможные препятствия жизни и быта и вообще всего, что возникает между людьми в семье. Мой муж – настоящий ученый, не от мира сего, не обращающий внимания ни на какие мелочи жизни и твердо знающий, что ему нужно в тот или иной момент для написания статьи или экскурса в систематику птиц или других животных, для подготовки к экзаменам или лекциям.

Мы познакомились (к примеру) сегодня, а на следующий день я пригласила его в гости в общежитие к девчонкам на смотрины. Такой большой, неповоротливый, посшибавший все вешалки для пальто с корнем одним движением плеча, он производил впечатление ручного медведя. Когда сели за стол, он потянулся за розовым кусочком селедочки, заботливо посыпанной лучком, поддел ее неловко вилкой и, его рука, путешествуя к своей тарелке, уронила этот кусочек прямо в свою рюмку с водкой. АХ, ох, закудахтали мои подружки, сейчас, сейчас, бросились за чистой рюмкой к шкафу…

«Ничего, ничего, пустяки!» – бархатным голосом пророкотал мой будущий муж, подхватил рюмку с водкой и купающейся там селедкой с луком и одним махом выпил и закусил. Я сразу поняла, что стану его женой.

Вернемся в Москву. Здесь самое уместное сказать: «И вот однажды…» В самом деле, однажды… приехала мама на пару дней. Все было, как обычно. Муж немножко проспал, мгновенно принял душ, также проглотил завтрак и умчался на работу. Мы с мамой остались дома с малышкой. Я заметила, что мама сама не своя, ходит растерянно по комнатам, что-то ищет, странно вздыхает, толчется в ванной комнате. Я застала ее на коленках, из-под ванны длинной палкой от детской игрушки она пыталась что-то достать. Потом стала вытряхивать свою сумку и в очередной раз перебирать ее содержимое.

– Мам, что случилось?

– Не знаю, дочка, что сказать…

– Скажи как есть, не томи!

Она растерянно посмотрела на меня, глаза ее увлажнились:

– Ты знаешь, я сошла с ума! Вчера вечером приняла душ, постирала свои трусы и повесила их на полотенцесушитель, а сегодня… их нет…

– Ну, ерунда какая-то, мамуль! Кому нужны твои трусы? Упали, значит. Пошли, посмотрим.

– Ты меня за дурочку не держи, я уже весь дом перерыла!

– В детском белье смотрела, в пеленках?

Мы еще раз тщательно обследовали весь дом и все немногочисленные вещи молодоженов, но трусов так и не нашли. Так как мама не запаслась этим добром впрок, а без трусов, сами знаете, нельзя, я быстренько оделась и побежала в соседний универмаг. При советском дефиците, как уже было выше сказано, в это день ничего хорошего не завезли, пришлось взять, что было, на самом деле совершенно неважно, ЧТО, главное – ЕСТЬ, вот наш неунывающий девиз.

За делами и заботами прошла острота нелепой «утраты». Секрет исчезнувших трусов объяснился вечером, когда муж пришел с работы. Приняв утром душ, он снял с полотенцесушителя тещины трусы, они оказались ему впору, и спокойно пошел работать старшим научным сотрудником в институт А.Н. Северцова.

Когда мама узнала о судьбе пропажи, она смеялась до слез и сквозь смех и слезы пыталась сказать, что она дарит от души моему мужу это чудесное произведение советской текстильной промышленности. Он, кстати, поблагодарил ее от души, посмеялся вместе с нами, свои трусы ей предлагать не стал. Видимо постеснялся.

Вот такие, брат, дела!

 

Солнечная фамилия

Международный женский день 8 марта – что это такое? Глупый вопрос. Каждый знает, что это женский праздник, который ежегодно отмечается ООН, как Международный день борьбы за права женщин и международный мир. Этот праздник исторически появился как день солидарности трудящихся женщин в борьбе за равенство прав и эмансипацию.

Ага, вот оно, это непростое слово ЭМАНСИПАЦИЯ. Заглянем в энциклопедию: эмансипация (от лат. «emancipatio» – освобождение сына от отцовской власти), эмансипация в социологии – освобождение от зависимости, угнетения, предрассудков, эмансипация диссонанса в атональной музыке – освобождение диссонанса от необходимости разрешаться в консонанс, эмансипация евреев – процесс освобождения от ограничений в правах представителей еврейского этноса и иудейского вероисповедания и наконец: эмансипация женщин – предоставление женщинам равноправия в общественной, трудовой и семейной жизни.

Видите, какое огромное количество аспектов охватывает эмансипация! И это еще не все, хотя не следует забывать, что нашей задачей не является изучение эмансипации, как таковой, во всевозможных ее гранях.

Сейчас мне хочется коснуться небольшого сплоченного коллектива сотрудников исследовательского института – не будем уточнять его профиль и круг деятельности.

После хорошо отмеченного праздника 23 февраля сотрудницы трепетно ожидают этого волшебного дня – 8 марта. Ничто так не радует душу, как поздравления с утра до вечера, внимательное и трепетное отношение повсюду: в кабинетах, коридорах, актовом зале, гардеробе. Все с самого утра суетятся, готовятся, накрывают столы и, перебегая от одной лаборатории или отдела к другой, разносят сувениры и поздравляют, поздравляют, поздравляют….

Затем, как правило, все собираются в актовом зале. Директор говорит быструю страстную речь, вручает грамоты лучшим из лучших женщин, и начинается концерт. Концерт пересыпан шутками, анекдотами, лирическими стихами, песнями о любви. После этого шумной рекой коллектив растекается по отделам, и праздник продолжается с шампанским, напитками покрепче, танцами и песнями под гитару.

Оптичив, таким образом, практически всю программу, я распрощалась с коллективом и, захватив подарки и букеты, поехала домой. Настроение было весеннее и в воздухе остро пахло весной.

На следующий день наш заведующий пригласил меня в кабинет. Поскольку часто утро начиналось с чашечки кофе, я, захватив коробку конфет, весело прискакала в комнату и увидела там нашего научного сотрудника Юрия Николаевича. Он почему-то был в очень темных очках, они с начальником уже остограммились и закусывали вчерашними салатами, вежливо и заботливо пригласив меня присесть около дымящейся чашечки кофе.

– Лариса Константиновна, вы будете?! – начальник многозначительно потряс бутылкой вина. Я категорически отказалась, и мы непринужденно стали вспоминать вчерашний праздник.

– Юра, почему вы в очках? – бестактно спросила я.

Юра приподнял очки, и я в ужасе отшатнулась. Глаза с залитыми кровью белками, черные с фиолетовым отливом синяки, один глаз полуоткрыт и на нем запекшаяся кровь от открытой раны.

– Боже мой, что случилось?! И почему вы здесь, а не в больнице?!?

Юра рассмеялся, взял с меня слово, что я не пойду в милицию и, не торопясь, передал слово заведующему лабораторией, который был непосредственным участником дела. Зав. начал.

– Некоторые товарищи (он многозначительно кивнул на меня) смылись очень рано, а праздник продолжался. Народ по мере поглощения алкоголя веселился все круче и круче, но все было в рамках закона. Однако в нашем коллективе Юра – человек новый, хоть мы его знаем давно. Он пришел к нам из института Биофизики, где мы трудились с ним в тесном контакте.

В нашем коллективе присутствовала немножко странноватая дама тридцати лет, высокая для женщины, коренастая. Ходила всегда в брюках, рубахе и мешковатом жилете, никогда не пользовалась косметикой и парфюмерией, голову тоже, по-моему, мыла крайне редко. Числилась у нас электронщиком, неплохо разбиралась в технике и компьютерах, носила роскошное имя Эмма Робертовна Солнечная.

Так вот когда практически все уже ушли, Робертовна оставалась дежурить до утра, и три товарища, душа которых требовала «продолжения банкета», в том числе и Эмма, потихоньку наливались водочкой, при этом соответственно произносили душераздирающие тосты за жизнь, женщин, братство, мужчин, – в общем, за мир во всем мире и в собственной квартире. Неспешно закусывали, вдруг начальник включил музыку. Из маленького приемника полились сладчайшие аккорды танго. У Юрия Николаевича запели гормоны, закружилась от страсти голова, и он пожелал танцевать, а так как, кроме Эммы, женщин больше не было, он страстно ее пригласил. Она сразу резко отказалась, но… плохая черта пьяненького человека: он стал НАСТАИВАТЬ.

Многие наши сотрудники подозревали нетрадиционную ориентацию нашей Эммы Робертовны, но в то советское время об этом никогда и нигде не говорили вслух.

Когда Юра охватил Эмму за талию нежно и властно, она выкрутила ему руку, повалила на пол, оседлала и короткими резкими ударами, а звук был такой, как будто выбивают на улице матрац, набила морду ошеломленному научному сотруднику на глазах у растерянного начальника.

Вот такие пироги! Так что РАВНОПРАВИЕ – это очень важно в эмансипации. Если женщина не ХОЧЕТ танцевать, так и нечего НАСТАИВАТЬ. Прости, Господи!

 

Незабываемая Одесса

Когда я окончил Высшую Школу КГБ имени Ф.Э. Дзержинского, на дворе стоял 1986 год. Как известно, в эту весну, а именно – 26 апреля 1986 года, – произошла авария на Чернобыльской АЭС. Катастрофа представляла собой мощное разрушение четвёртого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции. Разрушение носило взрывной характер, реактор был полностью разрушен, и в окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ. Авария расценивается как крупнейшая в то время за всю историю атомной энергетики, как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу.

Соответственно, народ стал тикать из Киева, спасая свою шкуру. В этом историческом славном городе тотчас же появились вакансии, и меня, как выпускника Школы, направили по распределению служить прямо туда. Не прошло и несколько дней, как замерили радиационный фон стольного града Киева и решили, что не так все страшно, как могло бы быть; местные бонзы и их дети вернулись обратно, и меня почти транзитом отправили в не менее роскошный город Одессу.

Кто не был в Одессе, тот много потерял! Есть несколько легенд, посвященных названию этого славного города, но мне нравится эта. Она гласит, что Одессу строили на месте Хаджибёя (тур. Hacibey), известного с XIV века поселения в виде каменного замка на берегу Одесского залива. Поселение было разрушено и опустело еще в XV веке, а новое название по воле Екатерины Второй долго не приживалось, и люди по-прежнему называли Одессу Хаджибеем. Поэтому для лучшего усвоения населением нового названия власти применили следующий метод. На всех городских заставах казаки спрашивали въезжающих крестьян: «Куда путь держите?» И если следовал ответ «В Хаджибей», казаки этого человека просто пороли. Метод оказался действенным, и вскоре уже все именовали город Одессой.

Моя задорная молодость расцвела и закалилась на этой благословенной земле. Какие только приключения не происходили в моей жизни, пока я служил Отечеству в этом славном городе!

Обожаю проспекты и улицы Одессы. В начале Дерибасовской стоит памятник основателю Одессы – Иосифу Дерибасу с лопатой и планом города. Испанский дворянин по происхождению, русский военный и государственный деятель, Хосе де Ри́бас, Жузёп де Ри́бас, а в России – Иосиф (Осип) Михайлович Дерибас, принимал активнейшее участие в строительстве Одесского порта и самого города; именно ему удалось доказать Зубову, фавориту Екатерины Второй, что только это место является самым удобным для основания города. А какие архитектурные ансамбли утопают в цветущих акациях города! В общем, восхищаться красотой Одессы можно бесконечно.

От района пляжа Лонжерон до района мыса Аркадия, чуть выше пляжей и соединяя их, проходит 6-километровая прибрежная асфальтированная дорога, закрытая для автомобильного движения и предназначенная для пешеходных прогулок. Именно в этом местечке, от Лонжерона до Аркадии, где-то посередине находился тот самый дом, где в новогоднюю ночь меня с другом ждали две чудесные одесситки.

Офицер всегда на службе, его жизнь принадлежит Родине, но иногда, к примеру, на новогодний праздник, он может с чистой совестью напиться водки и отдохнуть по-царски.

Мы очень торопились, опаздывали и голоснули автомобиль, готовые платить по ночным новогодним тарифам. Смею заметить, что друг, которого я обрел в Одессе, был необыкновенно хорош собой: высокий, широкоплечий, с роскошной шевелюрой, черными глазами с поволокой под пушистыми длинными ресницами и резко очерченными губами, как у статуи Давида из Пушкинского музея, который шел «отвинтить» голову Голиафу. Все девушки сразу делали СТОЙКУ – куда деваться, если он неотразим!

Нельзя сказать, чтобы я был хуже, ну, может быть, рост чуть пониже и ресницы покороче, ну, и шевелюра не в кудрях… Зато когда я брал в руки гитару, все девки тут же отлипали от друга и насмерть прилипали ко мне. Что поделаешь, искусство!

Так вот: с нами была гитара. В машине, которая решилась нас подобрать, оказалось четверо цыган. Мы сплюснулись как сельди в бочке, и погнали вперед. Народ в машине был напряженный, чернявой масти и мрачного настроя.

– Что же ты, друган? – спросил один из парней. – Играешь, что ли?

– Могу, – сказал я.

Еще в детстве, когда моя старшая сестра крутила с девчонками пластинки, я по слуху выучил цыганскую песню и, стиснутый, ухватил неловко гитару, заиграл и запел: «Исэ мангэ чаюри…»

Цыгане не отпускали нас часа два. Мы перепели все, что знали, денег у нас категорически отказались брать. А ехали они на проспект Свободы Измаильского района, который по данным милицейской статистики уверенно держал первое место по количеству преступлений среди других районов Одесщины.

Расстались как родные, а к девушкам опоздали, мобильников тогда же не было, и такую обиду в Новый год они нам не простили. Ну, и черт с ними!

 

Кремлевская таблетка

На излете советского строя, в застойные времена, еще при жизни Брежнева, проводились первые медицинские исследования автономного электростимулятора желудочно-кишечного тракта (АЭС ЖКХ) под руководством известного кардиохирурга, академика Пекарского Викентия Викентьевича. Электронную таблетку почему-то назвали Кремлевской. Видимо, когда не хватает на всех, а только на тонкий слой чиновников (Кремль ведь весьма невелик по сравнению с огромными просторами России), то и дефицитная таблетка обретает такое роскошное имя.

«Клинически доказано, – вещал рекламный листок, отпечатанный на печатной машинке марки «Ятрань», – что применение кремлевской таблетки является отличным средством профилактики нарушений обмена веществ, активизирует функции органов желудочно-кишечного тракта, восстанавливает естественную функцию выведения шлаков и токсинов, снижая нагрузку на печень, а также обеспечивает эффективное очищение слизистой оболочки желудка и кишечника».

Вот это да!

Рекламный листок продолжал лить елей на душу страждущих: «В процессе лечения нормализуется функция выработки желчи и ее отток из желчного пузыря. Благодаря стимуляции деятельности поджелудочной железы усиливает выработку инсулина и восстанавливает баланс сахара в организме. Кроме того, на фоне приема АЭС ЖКТ увеличивается выработка половых гормонов и повышается сексуальная активность».

Пожалуй, никакой другой метод восстановления здоровья в домашних условиях не овеян таким количеством мифов и тайн. Долгое время Кремлевская таблетка считалась, чуть ли не панацеей от всех болезней, но достать ее было невозможно.

Наша лаборатория Института биофизики при М3 СССР профилировалась на изучении поведения человека в экстремальных условиях, исследовании надежности деятельности и профессионального здоровья, работающих в неблагоприятных условиях. Профессора, доктора наук, младшие научные сотрудники и лаборанты неустанно работали над концепциями, методами и критериями оценки надежности деятельности человека, выполняющего работу в неблагоприятных и экстремальных условиях. Эти исследования не имели никакого отношения к этой самой пресловутой Кремлевской таблетке, но неисповедимы пути господни…

Однажды в нашу лабораторию приехали сотрудники из НИИ полупроводников города Томска, которые к тому времени уже с помощью великого Чазова получили разрешение на производство АЭС ЖКХ, и отсыпали начальнику горсточку таблеток.

Начальник, доктор наук, профессор Преображенов Виктор Сергеевич, был человеком очень интеллигентным, веселым и с чувством юмора. Свое дворянское происхождение он никогда не скрывал, даже в сборнике гербовых экслибрисов, членов Российского Дворянского Собрания, его герб, в числе всего тридцати восьми дворянских представителей, гербы которых внесены в СГЭ, стоял тридцать шестым.

Когда Виктор Сергеевич вошел в нашу комнату, из сотрудников на месте была только я и профессор Мартинсон Максимилиан Корнелиусович. Радостный вид нашего начальника предвещал всегда только хорошее: могла быть командировка в Ленинград (ныне Санкт-Петербург), поездка на конференцию в Таллинн, планирование новых экспериментов или хорошая премия – квартал-то закончился.

Но то, что он нам поведал, вызвало интерес, улыбку и надежду стать молодым, здоровым, и летать, и творить, и начать новую жизнь, тем, соответственно, у кого не удалась старая.

Выдавая нам с Корнеличем (так мы звали профессора для экономии времени) по таблетке, он заговорщицким голосом сообщил, что болтать об этом не следует, что таблеток всего четыре штуки, и что все свои впечатления и ощущения нужно будет записывать, потом, не торопясь, все обобщим. Таблетки экспериментальные, пока еще ни у кого нигде не застревали, но черт их знает – вдруг да застрянет! Он подробно изложил инструкцию по применению, потом добавил: «Таблетка МНОГОКРАТНОГО использования!» Мы застыли, как каменные.

«Это как?» – нерешительно спросил Корнелиусович.

«Очень просто: использовал, обнаружил, помыл и снова в дело!!!»

Я закатилась со смеху, роняя слезы, и сразу же отказалась от таблетки в пользу других исследователей, но, поскольку на работе больше никого не было, мне разрешили поэкспериментировать только один раз.

Через два дня в кабинете у начальника я отчитывалась о проделанной работе. Никаких особенных явлений я не заметила, кроме, пожалуй, спазмов в кишечнике и небольшого подергивания бедра правой ноги, а поскольку Мартинсон на работе так и не появился, мы заволновались и принялись немедленно звонить ему домой. На наше волнение он ответил коротко: все, дескать, в порядке, буду завтра.

– А как у Вас? – вежливо спросила я начальника, не надеясь на что-то экстраординарное.

– Просто УЖАС! – ответил он и замолчал. Поскольку он сидел передо мной и был жив и здоров, я несколько успокоилась. Любопытство раздирало меня на части. Превозмогая неловкость, я все же решила быть настойчивой – все-таки нас объединяли «общие эксперименты».

– А все же?

Он встал, закрыл вечно открытую дверь в свой кабинет, подошел ко мне, подвинул стул поближе и шепотом начал свой рассказ.

Он принял Кремлевскую таблетку сразу, как получил, запил ее, как положено, водой и забыл о ней думать, так как с головой погрузился в дела. Не обедая по причине отсутствия времени, периодически вкушая кофе, кофе и кофе, вечером в конце рабочего дня после ученого совета с двумя защитами диссертаций он нагрузился на банкете алкоголем, положил сверху множество различных закусок и, как волк после свадьбы (из известного мультфильма), осторожно понес раздутый и несгибаемый в области талии организм домой.

В метро всегда много народа – утро, вечер, день, ночь, – такая специфика, увы. Одной рукой крепко ухватившись за поручень, а другой также крепко стискивая ручку драгоценного портфеля, стараясь не уснуть стоя, он находился, в вагоне метрополитена, между крепким мужиком, с таким же выхлопом перегара, сзади, и немолодой дамой – кстати, совершенно трезвой – спереди. В этот момент и «сработала» Кремлевская таблетка. Нога Виктора Сергеевича резко подскочила и непроизвольно дала хорошего пинка немолодой даме. Дама обомлела и попыталась обернуться, но Виктор Сергеевич не унимался, нога его работала на славу: она дергалась и пинала женщину по мере ее поворотов.

– Вы что, с ума сошли?! – возмущенно пыталась выяснить дама.

– Это не я!.. – пытался выкрутиться нетрезвый начальник.

– Прекратите немедленно!

– Я не могу, это от меня не зависит!!!

– Извращенец, твою мать! – уже кричала дама.

– Дать ему по сопатке? – подключился сзади стоящий выпивоха.

Дело чуть не кончилось милицией. Слава богу, все обошлось.

А Мартинсон отсутствовал три дня потому, что многократно использовал таблетку. Потом говорил, что она крепкая, только чуть-чуть пожелтела, а самочувствие его резко улучшилось по всем параметрам и теперь он могуч, как Илья Муромец. Наши другие сотрудники, зная Корнелеусовича, и просвещенные в кулуарах, по секрету, соответственно, по поводу ЭКСПЕРИМЕНТА с Кремлевской таблеткой, утверждали, что если бы Мартинсону дали глюконат кальция и сказали, что это панацея от старости, он бы сразу помолодел лет на двадцать.

Эх, вот что такое ПЛАЦЕБО.

 

Попутчица

Расценивать командировку как тяжелый труд может только женщина. Следует выполнить задание, это – во-первых, а во-вторых, третьих и четвертых, это значит терпеть дискомфорт, оттого, например, что у тебя с собой груз килограммов под тридцать. На вокзале тебе помогали сотрудники; а в пути, при переходе от поезда до автомобиля или при заталкивании мешка под сидение в купе, – где найти силы и средства, если попутчик не молодой красавец, а, скажем, кормящая мать с младенцем? Если в пути, а именно так всегда и происходит, к тебе неожиданно подкрадывается менструация со всеми вытекающими последствиями, и нет возможности даже воспользоваться прокладкой, а помыться получится только в гостинице, а это будет почти через сутки. Вот что хочешь, то и делай! Не говоря уже о красоте, связанной с макияжем и его сохранностью на всем протяжении командировки.

Данный вояж, как казалось нам с Натальей Константиновной, подходил к финалу. Командировка в славный город Мурманск завершалась. Все акты были составлены, протоколы подписаны, осталась только одна маленькая проблемка: опытные образцы наших изделий были обработаны различными химическими реагентами, перечислять которые сейчас я не буду, чтобы не обременять лишний раз ваше внимание. После обработки химическими веществами нам следовало привезти их в Москву и исследовать на прочность после воздействия этих химических реагентов. Эти самые реагенты, особенно раствор дегазирующий РД-2, издавали страшное зловоние. Несмотря на трехслойную упаковку, наш мешочек с образцами «газил» так, что мы опасались, как бы нас не выставили из вагона скорого поезда «Мурманск – Москва».

Провожающие моряки быстренько затащили наш груз в купе и ретировались, а мы, не успев снять куртки, сразу почувствовали запах РД-2, который стал расползаться по всему купе. Недолго думая, мы подняли лавку и затолкали в багажник наши эксперименты, расстелили матрац и рядышком сели сверху, осторожно принюхиваясь к окружающей среде.

Поезд весело катил вперед, постукивая колесами по рельсовым стыкам. Мы успокоились – в купе мы были одни и, расслабившись, осторожненько достали бутерброды. Проводница принесла чай. Не успели мы отпить по глотку, как на остановке «Мурмаши» в наше купе вошло нечто, напоминающее женский пол. Крошечная женщина с маленькой головой четырехлетнего ребенка, очень худенькая, с ярким макияжем (это мягко сказано). Кобальтовый цвет теней в смеси с парижской синью под и над глазами на ее остреньком личике преобразил свет из окна купе, а яркая, насыщенно малинового цвета, губная помада, как костер в ночном осеннем лесу, осветила «поляну» с чаем и бутербродами.

Женщина сняла курточку, достала из сумки вязаные крупной вязкой тапочки и надела их. С этого момента мы перестали беспокоиться по поводу душераздирающего запаха раствора РД-2. Купе наполнилось такой смрадной вонью, что пить чай я сразу прекратила, усилием воли сдерживая позывы к рвоте.

Женщина рассказала, что едет она из Мурманской области, Кандалакшского района, поселка Зеленоборский, где навещала мужа в тюрьме. Муж очень хороший, но только заводной: как выпьет, то бьет всех смертным боем, а ей достается больше всех. Живут они хорошо. В поселке она на хорошем счету, любой человек ей МОЖЕТ ДАТЬ ВЗАЙМЫ. Это прозвучало как характеристика высочайшего класса, так как взаймы дают только надежным и благополучным жителям, а не всякой шушере. Тут я догадалась, откуда ее лицо имеет такой сизоватый оттенок, а рыхлая кожа в пятнах, старательно закрашенная крем пудрой «Балет», говорила о хроническом отсутствии всякого рода пищевых изысков, как то: яблоки, например, или цитрусовые, короче, скудное однообразное питание без витаминов и минералов говорило само за себя.

Мы предложили ей чай и бутерброды. Никогда в жизни я не видела, чтобы так ели люди. Иногда в кино показывают блокадный Ленинград и в каком-нибудь эпизоде артист, изображающий голодного, так поглощает еду.

Если представить, что вы вошли в слоновник в зоопарке, то сразу будет видно, как вошедший задыхается от соответствующего запаха животного, за которым со вчерашнего дня никто не убрал навоз, но постепенно вы привыкнете, и навозный аромат не будет таким уж невозможным. Вот и здесь, в купе, мы принюхались, и нас перестало выворачивать.

Худенькое существо с гордостью сообщило нам, что эти вязаные тапочки, которые смердели хуже, чем в слоновнике, ей подарил муж. Он сам их связал, немножко поносил, а потом подарил ей НА ПАМЯТЬ.

На станции «Кузема» она вышла.

А мы, потрясенные увиденным, услышанным и обоняемым, чуть не заплакали от жалости к этой невыносимо горькой судьбе.

 

Плавучая казарма

Подготовка к предварительным испытаниям комплектов защитных изолирующих морских КЗИМ находилась в самом разгаре, когда выяснилось, что на испытания в Североморск поедут только двое сотрудников вместо запланированных четырех. Этими товарищами оказались две женщины – я и младший научный сотрудник нашего проектного бюро Пичугина Ольга Ивановна.

За полярный круг в неизведанные просторы Кольского полуострова, омываемого водами Баренцева и Белого морей, мы ехали впервые. Кольский полуостров расположен на крайнем севере России. Почти вся территория расположена за Северным полярным кругом. Рельеф Кольского полуострова представляет собой впадины, террасы, горы, плато. Горные массивы полуострова возвышаются над уровнем моря на более чем 800 метров. Равнины Кольского полуострова занимают болота и многочисленные озера.

На полуострове расположены пункты базирования Северного флота России – Североморск и Гремиха, а Североморск является штабом Северного флота.

Лето было в самом разгаре, поэтому, кроме ветровок и легких шерстяных кофточек, нам в эти июльские дни и в голову не пришло взять что-нибудь более существенное на непредвиденный случай.

В Москве два крепких помощника в лице сотрудников испытателей помогли нам загрузиться в скорый поезд, так как везли мы тридцать комплектов КЗИМ, весом полтора килограмма каждый, а в Североморске встретили два астеничных офицера в белых перчатках с зонтами, так как шел дождь.

Дорога в дождь – это к счастью, твердила Ольга Ивановна.

Отправляться в дальнюю дорогу в дождь, который пошел неожиданно, – к удачному пути. Считалось, что дождь – небесная вода, смывающая все болезни и печали. С языческих времен сохранилось и восприятие дождя как небесного молока, кормящего землю и все на ней растущее.

Офицеры в белых перчатках очень удивились, обнаружив два огромных баула, по двадцать килограммов каждый. Мы не сразу поняли, что белые перчатки рассчитаны на двух дам из Москвы, а не для перетаскивания тяжелых баулов. Дело замешкалось, мы дружно с Ольгой вытащили сначала один мешок, а потом и другой, на глазах у переминавшихся с ноги на ногу красавцев в погонах. Их неподвижные фигуры продолжали маячить на перроне. Легкое недовольство придавало взорам оттенок равнодушия. Когда выяснилось, что тащить груз придется далеко, так как ожидающая нас машина находилась на приличном расстоянии от перрона вокзала, один из офицеров ушел вдаль и вскоре возвратился в компании хилого матросика, впоследствии оказавшегося шофером. В конце концов, мы погрузились и, благополучно миновав два контрольно-пропускных пункта, прибыли на место проведения испытаний.

Этим самым местом являлась Губа Андреева, расположенная в пяти километрах от города Заозерска и считавшаяся одним из самых крупных объектов Северного флота по хранению РАО и ОЯТ. Хранилище представляет из себя техническую базу, расположенную на берегу залива Западная Лица. Оно состоит из: двух пирсов, стационарного причала, пункта санитарной обработки, хранилища бассейнового типа – здание № 5 для хранения ОЯТ (с 1989 года не используется), три 1000-кубовые ёмкости сухого типа для хранения ОЯТ, береговой кран грузоподъёмностью 40 тонн, открытой площадки для хранения контейнеров с ОЯТ, контрольно-пропускного пункта, и других технических строений. К другим техническим строениям можно отнести старую двухъярусную плавучую казарму финской постройки, где нам предстояло провести две недели и за это время выполнить наше задание на высоком научно-техническом уровне.

Первые впечатления от хранилища отработанного ядерного топлива со мной останутся на всю жизнь. «Подобного кошмара я не видел в жизни никогда и не представлял, что такое может быть. Представьте себе огромное здание без окон, окрашенное в чёрный цвет, стоящее на скале среди сопок» – цитата из воспоминаний офицера-подводника, а дальше добавляю я: внутри здания клоками и сталактитами свешиваются дезактивационные пленки; на протяжении приблизительно пятидесяти метров, на кронштейнах, в водной среде висят отработанные тепловыделяющие элементы (ТВЭЛЫ) атомных подводных лодок. Пейзаж примерно такой, как в американских фильмах ужасов эпохи Великой депрессии.

Нам выдали ключи от каюты и туалета, ВСЁ беспрерывно запирается: вошел, повернул ключ, вышел, повернул еще раз. Работа закипела. Мы влились в ритм и расписание военно-морского флота. Утром нас привозил к катеру автобус, катер пересекал бухту и причаливал в плавказарме, а вечером все происходило в обратном порядке. Нужно заметить, что наличие на плавбазе женщин, да еще из Москвы, вызывало огромный интерес офицерского и неофицерского состава. Беспрерывно кто-то ошибался дверью, нам приносили пирожки, конфеты, кофе и так далее, при этом душещипательные беседы «об жизни» не прекращались в течение всего рабочего дня. Через три дня мы знали всю личную жизнь всего экипажа в подробностях: кто с кем разошелся и сошелся, кто как служит, а кто – не служит вообще. Честно говоря, это было для меня открытием. Теперь я точно знаю, что болтушки и сплетницы совсем не женщины, а… Ну, об этом – после.

Первый поход в защитных костюмах в радиоактивную зону для описания условий труда, в данном случае – службы, моряков закончился весьма непредсказуемо. При выходе из хранилища все участники проверяются на радиоактивное загрязнение – наступают на установку типа КРАБ, на которой высвечивается, где есть на человеке радиоактивные загрязнения, подошвы, руки, голова, и т. д. Мне повезло: голова моя была «чиста». Учитывая, что мои волосы достигали ровно до копчика, мыть их представлялось очень проблематично. Все остальное было в радиации.

«Вы – дамы, идите первыми, а мы подождем», – скомандовал наш командир, и восемь матросиков замерли в ожидании. Мы шагнули в душевую комнату.

Здесь стоит заметить, что июльская погода на побережье Кольского полуострова в этот день напоминала конец ноября в Подмосковье. Кружащиеся снежинки переходили в холодные капли дождя, а ветер понижал температуру на 5–7 градусов. Командир крикнул нам вслед: «Девчонки, забыл сказать, горячую воду вчера отключили!»

Как хорошо, что никто не видел, как мы с Ольгой Ивановной на счет «три» разом вошли под ледяной душ и молниеносно выскочили, как ошпаренные кошки с воплем «Мяу!» Крупная дрожь била наши молодые тела, зубы звенели, но мы твердо знали, за нами ребята, в радиационной грязи ждут своей очереди.

Ледяной душ закончился рюмкой разведенного спирта в каюте командира, и никто не удивился, что не заболел, не чихал, ни кашлял и насморком не страдал.

После завершения проверки надежности костюмов, определения уровня их защиты, мы приступила к оформлению документов.

И вот однажды, когда мы закончили писать протоколы и заключения, освободились пораньше и маялись от безделья целый час, выйдя на палубу, мимо нас, проявляя огромный интерес к слабому полу, строевым шагом прошел капитан второго ранга.

Возвращаясь на палубу, он игриво предложил подбросить нас на материк, так как он на своем катере и ему расписание ДЛЯ ВСЕХ абсолютно «по барабану». Мы с радостью согласились. «На сборы пять минут!» – скомандовал капитан. Мы мигом собрали сумки и вылетели на палубу.

«Пошли!» – весело рыкнул капитан и пошел куда-то в сторону. Я искала глазами катер и ничего не видела вокруг.

«Да вот же он!» – воскликнул военный, и мы увидели крошечный катерок, который болтался где-то на уровне волн Андреевской губы. Отступать было поздно. Мы спрыгнули с помощью матросов на палубу катерка, и он тут же отчалил.

Дальнейшие события разворачивались молниеносно. На палубе катера сидел огромный черный ДОГ, лучший друг хозяина. Дог хорошо и спокойно реагировал только на морскую форму, а всякие там платочки и юбки не переносил на дух. Чтобы дог не сожрал москвичек, его заперли в каюте, а мы остались на палубе, и катерок пошел правым галсом через бухту на огромной скорости. Снежинки вперемешку с ветром забивались за шиворот, и через пятнадцать минут к причалу на материке подошел катер с двумя замороженными курицами сизого цвета с малоподвижными конечностями от холода. Но это было еще не всё. Бортик причала колебался перед моим носом, и закинуть ногу в юбке на палубу причала я, естественно, никак не могла. Катер в прибрежном дрейфе ходил ходуном, волны швыряли его то в верх, то вниз.

Мы с Ольгой, подхваченные спереди проходящими матросиками и подталкиваемые сзади капитаном, с горем пополам выползли на берег, ободрав до крови коленки. Катер улетел, а мы с трудом поняли, что автобус до города, придет только к общему катеру через час, и добраться до гостиницы раньше мы не сможем.

Из причалившего, через час, катера вышли подружившиеся с нами, за время работы, моряки и с пренебрежением процедили сквозь зубы: «Ну как, добрались пораньше? Предатели!». Погрузились в автобус в полном молчании, никто не шутил, и с интересом рассматривали наши рваные колготки и ободранные коленки. Вот такая песня!

Посмеялись над собой!.. Эх!

 

Офицерские погоны

Командировка, конечно, была запланирована, но на меня, а я в это время училась в заочной аспирантуре и готовилась к экзаменам, она свалилась, как снег на голову. Перевод с английского огромного специального текста «тащился» за мной уже две недели, а еще статья в журнал, неотредактированная, со спорными вопросами, висела на мне, как рюкзак с кирпичами.

Предварительные испытания нашего (очень важного!) продукта прошли под моим страстным, я не боюсь этого слова, руководством в июле прошлого года. И теперь мы подготовили ВСЁ для Государственных испытаний: опытную партию продукта в количестве пятидесяти изделий, пакет согласовывающих документов, все разрешения на въезд и выезд из закрытой зоны (а это был военный объект) и, кроме того, составили Государственную комиссию из заинтересованных и участвующих в проекте лиц, а также из представителей заказчика.

Хочу заметить, что комиссия, волею судьбы, собралась из разных городов: Москвы, Питера и Казани. Фамилии участников очень понравились принимающей стороне из Москвы: Журавлев, Пичугина и Лебедев, из Питера: Синицын и Птицын, а из Казани: Гусев. Только мы с заведующей нашим отделом к пернатым не имели «летающего» отношения, так как были просто Миленечко Людмилой Казимировной и Петровой Тамарой Петровной.

Поскольку предварительные испытания проводили мы с младшим научным сотрудником Пичугиной Ольгой Ивановной, нам было хорошо известно, куда мы едем, и что нас там ожидает. Естественно, товарищи Журавлев и Лебедев, оба – капитаны первого ранга, тоже были отлично осведомлены о месте нашего визита, остальным же предстояло удивляться и «восхищаться» бесконечно и долго.

В Мурманске нас встретил маленький автобус. Во время погрузки и транспортировки я услышала тихие переговоры между собой офицеров и матросов: «Ну вот, долгожданная «СТАЯ» прилетела, теперь неделю покоя не будет!» Наш путь лежал в поселок, расположенный на берегу бухты Андреевская губа.

Как известно, Мурманская область лежит на крайнем северо-западе страны, за Полярным кругом, занимая часть материка и обширный Кольский полуостров. В середине 1995 года появились первые открытые публикации о месте на Кольском полуострове под названием губа Андреева. Тогда, в 95-м, мало кто знал об этом, закрытом от постороннего глаза, клочке северной земли, расположенном на западном берегу губы Западная Лица, а в 1986 году, когда и состоялись Государственные испытания, в которых мы и принимали непосредственное участие, никто и подумать не мог, что эту точку рассекретят. Видеть губу Андрееву и территорию технической базы (БТБ-569), расположенной на её берегу, могли лишь подводники, выходя в море и заходя в свою закрытую, секретную базу Западная Лица, где дислоцировалась 1-я флотилия подводных лодок Северного флота. Наша задача состояла в проведении испытаний и даче заключения о средствах индивидуальной защиты кожи (КЗИМ). Эти костюмы защищают от отравляющих и высокотоксичных веществ, действующих на кожу и через кожу, радиоактивных веществ, бактериальных аэрозолей и токсинов, а также от светового излучения ядерного взрыва и зажигательных смесей.

По принципу защитного действия все средства индивидуальной защиты кожи делятся на изолирующие и фильтрующие. По способу использования различают средства защиты кожи постоянного ношения, периодического применения и однократного использования. Вновь разработанные изделия, которые мы привезли, по лабораторным исследованиям должны были иметь комплексную защиту от всех перечисленных факторов воздействия, в том числе от альфа и бета излучения.

После размещения в гостинице наша стая «приземлилась» у командира БТБ, капитана второго ранга, Ковалева, который изложил нам план и порядок проведения нашей работы. Совещание уже подходило к концу, когда раздался стук в дверь кабинета командира и, получив разрешение войти, с кипой газет и журналов появился необыкновенной красоты капитан второго ранга, высокий, стройный, с соболиными бровями, широкими, густыми и темными. Они придавали его лицу невероятную выразительность, подчеркивали красиво очерченные губы и огромные карие глаза.

– Угощайтесь новой прессой, – густым басом промолвил он. – Я уже взял себе кое-что: тут «Литературная газета» есть и много чего еще.

– Как?! Вы берете государственное добро домой?! – пошутила я и поняла, что – очень неудачно.

Капитан с неподдельной ненавистью сверкнул на меня очами и процедил:

– Родина мне на службе разрешает! – Вышел и резко хлопнул дверью.

На дворе бушевала метель. Мои соседки по гостиничной комнате вместе с остальной стаей прогуливались по маленькому военному городку с заходом в магазины – единственные достопримечательности этого заполярного поселения, а я, приняв душ и намазавшись кремом, улеглась в постель, обложилась английским и принялась за учебу. Мои благие намерения не увенчались успехом: через час вся толпа возвратилась и потребовала, чтобы я немедленно умывалась, одевалась и отправлялась вмести с ними в гости, так как нас пригласили. Я категорически отказалась. Тогда мои коллеги привели капитана Журавлева с угрозой вытащить меня из постели, заявившего, что он лично меня и умоет, и накрасит, и причешет, тем более, что женского рода всего три единицы, а мужеского полно – девать некуда.

Делать нечего. Я, мрачная и злая, потому что волосы длинные, причесываться долго, дел полно, подвести коллектив все же не смогла. Как только вышли за дверь гостиницы, снег залепил глаза, и было совершенно непонятно, куда нас вел крепко державший меня под руку Журавлев.

Хрущевская пятиэтажка, облепленная снегом и овеянная прибрежными морскими ветрами, только что не скрипевшая, так как была не из дерева, производила удручающее впечатление. Разбитые ступени, входная дверь в подъезд, висевшая на одной петле, громко стучала от ветра, но решительное желание капитана Журавлева сходить в гости, чтоб выпить и закусить в компании офицеров (а велено ему прийти ТОЛЬКО с дамами) было так велико, что море не доставало ему даже до колен.

Как только распахнулась дверь, меня подхватил в свои объятия капитан с соболиными бровями и жарко прошептал в ухо, что праздник тут организован только в мою честь, что он ждал меня как манны небесной и что сняли с рейда крейсер – специально, чтобы настрелять куропаток и угостить меня на славу.

Белая тундровая куропатка, принадлежащая к роду мелкой и средней величины птиц из подсемейства тетеревиных, отряда курообразных, действительно лежала на столе в запеченном виде в количестве пяти штук, по мере поедания которых некоторые гости выковыривали из зубов дробь.

Все присутствующие славили Северный флот и, по мере увеличения опьянения, внимательно следили друг за другом, так как женщин всего три, а дружный экипаж жаждет танцев. Капитан не сводил с меня глаз. Бесконечные байки из жизни моряков сыпались как из рога изобилия, фонтанировали все, кроме него. Хозяин квартиры, он же капитан с соболиными бровями, включил музыку. Самый смелый из присутствующих протянул руку через стол и пригласил меня на танец.

«Ну, уж нет!» – густым шепотом, который услышал бы и мертвый, проговорил капитан. Он перехватил мою руку и танец начался. Мою спину простреливали все пятнадцать человек гостей, я чувствовала себя крайне неловко, а капитан молчал, нежно и крепко обнимал меня за талию, руки его дрожали, и мне казалось, что если бы мы были одни, он бы задушил меня в объятиях сию же минуту.

– Давайте говорить что ли?! – предложила я.

– Я не могу здесь говорить. Неужели вы не чувствуете, как нас тут «душат» пятнадцать человек?!

– Тогда не нужно говорить, просто расскажите что-нибудь, ведь вы молчите весь вечер, но наверняка у вас столько же событий в прошлом, сколько и у всех.

– Случайности, происшествия, анекдоты – сейчас всё это не имеет никакого значения. Я смотрю на вас, и большего наслаждения не было в моей жизни, как будто я пью свежую воду. Я полон ВАМИ.

Чувствуя бесконечную неловкость, звенящую как струна, я, как женщина, разрядила тяжелый момент и принялась рассказывать о своем младшем сыне, какой он у меня добрый и нежный мальчик. Как бы ни складывались непростые моменты жизни, я умела быть, или казаться естественной, и очень часто это срабатывало, тем более, что за окном расстилалась длинная полярная ночь, и каждое движение мимики лица не бросалось в глаза. Вот уж точно говорят: от любви до ненависти – один шаг, а в данном случае следует считать, наоборот: от ненависти – до любви.

Какими злобными, мечущими молнии глазами выстрелил он в меня в кабинете у командира; теперь же, большой, красивый и ручной, как пес, сидит и смотрит мне в глаза и… мой – навеки. Он рассказал о своих сыновьях, о последнем походе. Энергетика, витающая в воздухе, не искрила драматично и яростно, а наоборот – легко и комфортно отпустила эту тривиальную жизненную ситуацию.

Вечер удался на славу. Веселье грозило затянуться до утра, но моя решительность, проявившаяся в застегивании сапог и одевании пальто, разочаровала компанию и погрустневшего капитана с соболиными бровями. Дальнейшее пребывание моей руки в его грозило перерасти в то, что исключалось из моей жизни, и я ушла в ночь и метель, не оборачиваясь и не сожалея.

Испытания прошли успешно. Красивого капитана я больше не встречала, и это приключение мне казалось таким романтичным: ведь никто и никогда не снимал для меня с якоря крейсер, не стрелял несчастных куропаток для жаркого к столу и не устраивал праздник специально для меня, произнося тосты в мою честь, совершенно без всякого повода. Конечно, это немного расстраивало моих сотрудниц, но только немного, – на такие пустяки не стоит обращать внимания.

В последний день перед отъездом в Москву, вечером, часов в шесть, к нам в номер гостиницы пришел наш командир, капитан Ковалев. Принес три литра спирта и сказал:

– Девчонки! Вы такие хорошие! Вот, это наш вам подарок. Больше ничем как командир, Вас поощрить не могу!

Стоит заметить, что Ковалев обладал мощным чувством юмора при наличии тонких губ, сурового выражения лица и жесткого взгляда; он, ни на секунду не улыбнувшись, рассказывал такие случаи из жизни, пересыпая рассказы анекдотами, что все держались за животики и кричали: «Хватит, больше не можем!!!»

Мы, как гостеприимные хозяйки, сразу настрогали бутербродов и смеялись беспрерывно шуткам капитана, придерживая щеки со словами: «Хватит, хватит!» В какой-то момент раздался громкий стук в дверь. Смех прекратился, и вошли соболиные брови с улыбкой во весь рот:

– Не мог с вами не попрощаться!

Я почему-то рада была его видеть и, несмотря на бесконечный хохот этого вечера, маленькая капелька грусти цвета алой крови сидела в моей душе. Теперь, когда он вошел в комнату и вместо цветов, которых там днем с огнем не сыщешь, принес веточку сосны обыкновенной, чувство острой радости, как в детстве, наполнило мое сердце. Я протянула ему обе руки и поцеловала в колючую щеку Ковалев наполнил бокалы, а капитан произнес слова, которые, видимо, приготовил заранее:

– Если бы не женщины, то в первые часы нашей жизни мы были бы лишены помощи, в середине – удовольствий, а в конце – утешения» – так сказал в 1788 году французский драматург Этьен-де-Жуи, – он помолчал чуть-чуть и запнулся. Мне показалось, что он совсем не это хотел сказать, мои сотрудницы потупились, а Ковалев вздохнул и добавил:

– Так выпьем за любовь к женщине!

Капитан Ковалев нас предупредил, что вышел на пять минут за хлебом (жена отправила), и времени у него мало. В четыре часа утра в изнеможении от веселого пира он сказал, что магазины уже все равно закрыты и налил «на посошок». Ковалев подарил каждой по бескозырке, видимо, сделанной дембелями, так как внутри каждой бескозырки красовалась подкладка из красного плюша.

Соболиные брови сильно подшофе посмотрел мне прямо в глаза и принялся отстегивать свои погоны на память для моего сына. Воцарилась гробовая тишина. Пальцы капитана не слушались, все смотрели на это действо молча с грустными нерешительными лицами. У Ковалева заходили желваки, но он ничего не сказал. Один погон был привязан детским коричневым шнурком от ботиночка.

Несколько лет потом бескозырка, с алым нутром, и два офицерских погона висели на стене около кроватки моего сына, детский шнурок от ботинка я нарочно не вытащила.

Мы узнали много позже, что в феврале 1982 года на хранилище, где мы работали, произошла радиационная авария – утечка радиоактивной воды из бассейна здания № 5. Ликвидация аварии шла с 1983 года по 1989 год, а мы работали как раз в 1986, за этот период в воды Баренцева моря вытекло около 700 000 тонн высокорадиоактивной воды. В ликвидации аварии участвовало около 1000 человек. Руководил работами специалист по радиационным авариям на флоте – Владимир Константинович Булыгин, награжденный за эту работу Звездой Героя Советского Союза.

Через полгода после Госиспытаний на мой московский адрес пришла открытка с новогодним поздравлением от капитана с соболиными бровями, я долго хранила ее в бумагах, а потом она затерялась.

 

Экскурсионное бюро у Храма

Активные люди, продвигающие товар прямо в лоб потребителю, всегда существовали на земле.

Знаменитая теория пассионарной концепции этногенеза Льва Николаевича Гумилева очень близка моему сердцу, хоть и вызывала в свое время жесткую критику историков и этнологов. Ведущий научный сотрудник Музея искусства народов Востока Владимир Кореняко назвал даже Л.Н. Гумилева дилетантом, но сейчас я бы хотела вспомнить, чем отличаются пассионарии от субпассионариев – концентрацией энергии, это понятно, но самое главное: пассионарии способны к жертвенности, чего нельзя сказать о последних.

Спектакль окончен. Публика расходится. Как только моя нога ступила за порог театра на Таганке, активный субпассионарий грубо сунул мне в руку пачку рекламных билетов, якобы со скидкой 50 %, со словами «Возьмите, не пожалеете!». Волей неволей, возвращаясь в ночном метро домой, я ознакомилась с содержанием и, вы не поверите, заинтересовалась кое-чем, продвижение товара сработало, что и требовалось доказать.

Мы с подружкой любим разные хоры. Посещали, в основном, мужские, у нас даже есть любимый мужской хор под управлением Рыбина, но здесь было предложение послушать Волжский смешанный хор (проездом в Москве, спешите, не опоздайте!) в концертном зале храма Христа Спасителя.

Я позвонила по указанным телефонам, мне сказали: «Приезжайте, покупайте». Интернет сообщил, что открылась новая касса со стороны набережной, настроение прекрасное, пружинистой походкой я поскакала за билетами. Обскакав храм вокруг и не обнаружив никакой кассы, я робко спросила у медленно бредущей старушенции, где тут касса. Бабулька подняла на меня прозрачные бесцветные глаза и с укоризной произнесла «Дочка, в храм – бесплатно!!!». «Спасибо», – с шипящей нежностью ответила я и понеслась вверх по ступеням. Наверху в прозрачной застекленной кабинке восседал ослепительно молодой, с ярким алым румянцем охранник, милицейского вида. Его щеки были так хороши и свежи, что так и хотелось их попробовать на вкус. Весело и вежливо он растолковал мне, где продаются билеты. «Пройдите вперед, налево и там увидите киоск с названием «Экскурсионное бюро»».

Причем здесь экскурсионное бюро, недоумевала я.

Дверь не открывалась, киоск я обошла 2 раза и постучала, как я догадывалась, во входную дверь. Я продолжала недоумевать, как так в центре Москвы до Кремля 5 минут, закрыт единственный экскурсионный киоск около храма Христа Спасителя. Дверь резко распахнулась, и на меня уставилось перекошенное злобой и ненавистью лицо немолодой тетки, женщиной ее назвать, поверьте мне, нельзя. Ее глаза сверкали убийственными и, я бы даже сказала, нецензурными, словами. «Простите, почему-то закрыто!» – пролепетала я. Та гамма чувств, что мигом отразилась на ее лице, описать невозможно, энергетика взгляда меня четвертовала. Молча захлопнулась стальная дверь. Мне даже показалось, что тряхнуло весь храм Христа Спасителя.

Удивительно, как быстро может пропасть хорошее настроение. Я уныло еще раз обошла киоск и обнаружила, что обед с 13.00 до 13.45. На часах ровно час. Ха! Все не так плохо, как могло бы быть. Осмотревшись по сторонам, я весело побежала в Пушкинский музей, куда давно собиралась.

У храма, как это практически принято в православии, тусуются просящие милостыню. Троица бомжеватых субпассионариев активно желали проходящим здоровья и счастья.

Две синюшных женщины без возраста стационарно толклись с кружками в руках, а мужчина просящий, довольно резвый, сразу смекнул, что стоять невыгодно. «Под лежачий камень портвейн не течет», – как говорил муж моей подруги. Поэтому, как только из метро появлялась большая толпа народа, а люди выходили порционно, в соответствии с приходами поездов, мужчина резво направлялся прямо к ним со словами здоровья и счастья, и собирал всю «дань» первым, так как редкие прохожие подавали всем понемножку, он оказывался в самом выигрышном положении. Одна из бомжих, не такая синяя, как вторая, смекнула, глядя на дяденьку, что их объегоривает этот тип. Ее смекалка, по причине плохого здоровья, мало ей помогла, так как всякий раз, когда выходила толпа, она ровно на 10 секунд опаздывала к раздаче, а мужик удовлетворенно «скорбел» с полной кружкой в руке. Спектакль из жизни на тротуарах Москвы продолжался.

Выставка «Караваджо и иже с ним» оказалась прекрасной, одновременно выставлялась старинная керамика Японии Раку. Напитавшись атмосферой вечного искусства, погрузившись в 1590–1660 годы эпохи Возрождения, я вышла из музея и пошла опять пытать счастье в экскурсионный киоск. Лихо обогнув мужика с кружкой, я подала опаздывающей и ее стационарной подруге, и вот я на месте. Женщина в окошечке пылала злобой. Может быть, это ее обычное состояние. Я купила билеты и скромно попросила прощения за нарушенный обед.

«Ах, это вы? Я чуть не подавилась», – рявкнула тетка.

«Если бы я вас сфотографировала, то эта фотография заняла бы первое место на выставке (слово КИЛЛЕРОВ, я пропустила) портретов», – иронично проблеяла я.

«Да, уж единственное положительное могло бы быть сегодня», – таким был неожиданный ответ.

Невдалеке маячили мои дорогие просящие, я направлялась опять в метро и вспомнила любимую свекровь моей подруги. Эту женщину забыть невозможно. Веселая, никогда не унывающая, вырастившая сына в одиночку, подрабатывая в экскурсионном бюро, возила людей по Москве и Подмосковью, знакомила с историей и культурой. И вот однажды, когда, уже давно будучи на пенсии, маленькой, грошовой, она пришла в музей на выставку своей любимой художницы Серебряковой. По дороге она купила нечаянно газету, из-за которой не хватило денег на пенсионерский билет. Растерянная, собирая рубли по карманам, роняя то носовой платок, то газету, она суетливо считала деньги, а женщина, на входе в выставочный зал, сказала «Проходите, я вас так пропущу!». «Нет, нет, нет, я подружку жду», – и она выбежала на улицу, покрасневшая от стыда, зажимая в руках рубли и не решилась пройти «на халяву».

 

Trichinellaigg – отрицательно

Платные медицинские учреждения, молниеносно размножившиеся в настоящее время, претендуют на добросердечное отношение к пациенту, в соответствии с медицинской этикой и деонтологией.

Мой отец, профессор медицины, на склоне лет, когда уже не практиковал и ушел от администрирования (он возглавлял в свое время Центральную клиническую больницу) преподавал медицинскую этику и деонтологию и писал в своих статьях: «Формирование доброжелательного отношения медицинских и фармацевтических работников к гражданам, нуждающимся в медицинской помощи, является основополагающей задачей каждого медицинского работника, уважать честь и достоинство пациента, относиться к нему доброжелательно и уважать его права на личную тайну это долг врача любой специализации. Врачебная тайна – это, в первую очередь, тайна гражданина, обратившегося за помощью, а не тайна врача».

Однако, обратившись к некоторой литературе, толкующей взаимоотношения врача и пациента, наталкиваешься на следующее: «Каждый пациент должен помнить, что врач хорошо знает свои обязанности перед ним. Даже если врач устал, не имеет времени и сил заняться во всей полноте обратившимся к нему больным, если он морально угнетен, имеет другие проблемы – не уделяя должного внимания человеку, врач все-таки помнит, что он обещал иное, заканчивая медицинский вуз, и переживает эту ситуацию. Поэтому для пациента иногда важно настойчиво обратиться к доктору, воззвать к его профессиональному долгу, и вряд ли человек в белом халате останется равнодушен к такому призыву». Понимаете теперь, как важно НАСТОЙЧИВО обратиться к доктору, чтобы Вас услышали, ВОЗЗВАТЬ к его профессиональному долгу и вряд ли он останется равнодушен! А если ОСТАНЕТСЯ, то пеняйте на себя…

Какие могут быть тайны и прочие сантименты между врачами, медицинскими сестрами, работниками регистратуры и огромной толпой народа, которая донимает их своими болячками?

Я много лет страдаю желудком, то гастрит обострится, то эрозия образуется, то Хелпил-тест положительный. Когда острый период, ожидание возможной помощи и обследований в районной поликлинике превращается в пытку, и я иду в платную, чтобы побыстрее вернуться к жизни.

В платной поликлинике назначают такое количество исследований, что если вы пенсионер, то дешевле купить гроб. Я пенсионер, но замужем, и трачу деньги мужа с его настойчивого согласия, видимо я ему дорога, как память.

Доктор с сардонической улыбкой, обследовав все прилегающие и отдаленные органы моего тела, изучив всевозможные анализы крови и, я не побоюсь этого слова, кала, назначила мне, на всякий случай, в добавок ко всему, следующие анализы крови: антитела суммарные к Giardia lamblia, антитела класса IgG к гельминтам (описторхисы, трихинеллы, токсокары, эхинококки, аскариды), к возбудителям шигеллеза, энтероколита и псевдотуберкулеза. Мне очень не понравились слова: описторхисы и эхинококки, а особенно трихинеллы, но чего не исследуешь для собственного здоровья?

В этот злополучный день я собиралась на выставку замечательного живописца Валентина Александровича Серова, по дороге зашла в лабораторию ИНВИТРО сдать кровь на эти самые трихинеллы. Поход на выставку заставил меня принарядиться в красивое платье, достать элегантное пальто и шляпку, не забыть ажурные перчатки и капнуть капельку моих любимых духов KNOWING.

Как только я вошла в лабораторию, за мной как будто открылись хляби небесные, затекло в маленький предбанник сразу восемь человек. Милая регистраторша нежно посмотрела на меня и стала оформлять заказ, закончив писать на компьютере и распечатав два листка, она протянула мне один и громко сказала, давайте сверим названия и количество позиций с вашим направлением и принялась громогласно зачитывать весь перечень «описторхисов».

По мере оглашения ленточных червей, нематод и прочих гельминтов очередь все дальше отшатывалась от меня, с ужасом взирая на даму в шляпке и ажурные перчатки. Мне уже много лет, я давно не краснела, но такого роскошного румянца, как в это свежее утро, у меня не было никогда. Умеют же медицинские работники испортить настроение, повысить давление и отправить даму не на выставку знаменитого портретиста, а домой, пить валерьянку.

Таким образом, теоретической основой деонтологии является медицинская этика, а деонтология, проявляясь в поступках медицинского персонала, представляет собой практическое применение медико-этических принципов. Принципы, примененные в данном случае, настолько медико-этические, что аж даже просветительские, так как малыш, пришедший с мамой на анализ крови, громко спросил: «Мама, а что такое трихинелла?». Мама прошипела: «Дома расскажу». Все остальные шесть человек хранили гробовое молчание.

Все же радоваться мне пришлось, все анализы впоследствии оказались отрицательными. На выставку в этот день я так и не попала, в связи с плохим самочувствием, а давление, которое, почему-то подскочило, нормализовалось уже к вечеру.

 

Театральная жизнь прекрасна

– Какие замечательные актеры!!! Инна Чурикова, Екатерина Васильева, Александр Михайлов!!! А билеты есть?

– Конечно, есть. Вам поближе или подальше?

– А поближе сколько стоит?

– Шесть тысяч.

Выражение моего лица, по-видимому, было настолько красноречивым, что милое и веселое лицо, взиравшее на меня из окошечка киоска по продаже театральных билетов, мгновенно среагировало.

– Чуть подальше – три тысячи…

– Нет, – ответила я. – Для пенсионеров дороговато…

– Сейчас, я подберу… Смотрите, вот серединка, всего четырнадцатый ряд, две тысячи с половиною. Могу еще дальше – вот, по одной тысяче…

«Так далеко… – подумала я. – Конечно, можно взять бинокль… Но слышать… Ведь ничего не услышишь… Все-таки возраст…»

– Такие актеры, берите! – уговаривала меня кассирша. – Спектакль – не пожалеете!

– Ну, хорошо, – сдалась я. – Давайте по две с половиной.

– Вам один?

– Нет, два, конечно!

В наступающей осени (на дворе стояли первые дни октября) совсем не чувствовалось время года. Такое теплое, необыкновенно нежное «бабье лето» было как награда перед длинными затяжными дождями и мрачными темными временами суток нашей широты.

После летнего дачного периода хотелось театров, концертов, выставок. Несмотря даже на тоскливый пенсионерский возраст и, как я уже давно поняла, бессмысленность жизни. Скорей, вопреки им обоим. Ах, если жизнь бессмысленна, так давайте же проведем ее от рождения до смерти как можно веселее, сказал какой-то умный человек, не утративший чувство юмора.

Мой муж не любитель театров. В этом нет ничего удивительного. Кстати, есть, конечно, исключения. Я ничего не имею против, хотя часто вижу «вытащенных» женами мужей и это видно сразу, кого «вытащили», а кто сам пришел. Вот, например, наш врач на моей бывшей работе всегда говорил: «Мужики все пьют, а я уже завязал. Хочу поездить по миру и походить в театры». Что и делает успешно в одиночестве и в компании женщин. Так вот, эту пьесу мой муж хорошо знал, так как, пребывая на нашей любимой даче, я, время от времени, при отсутствии телевизионных программ и, впрочем, телевизора тоже, запасшись дисками с разными фильмами, включала фильм Янковского и Аграновича по пьесе Надежды Птушкиной «Пока она умирала». Этот фильм можно смотреть бесконечно, а главное эпоха нам близка, понятна, и щемит душу приятие этими женщинами своей судьбы с чтением вслух и бесконечным терпением. Кстати, мы с мужем прочитали вслух по молодости почти всего Шолом-Алейхема, Чехова, О’Генри, ну, не буду перечислять всех великих, кто радовал и трогал нашу душу до слез от смеха и от трагедии.

Наступил долгожданный день похода в театр. Мы вышли пораньше, чтобы прогуляться и посмотреть великолепную улицу Никольскую, которую сделали пешеходной, пройтись по Красной площади, Александровскому саду, нырнуть под Большой Каменный мост и очутиться около Дома на набережной. Театр полон, зрители занимают места, девятнадцать часов уже наступило, но некоторые еще усаживаются, и тут, на места перед нами, приплывают нетвердой походкой несколько человек, как сразу стало ясно, из группового культпохода. Две женщины в норме, а одна весьма перегружена буфетом. Бесцветная дама примерно сорока лет немедленно потребовала «продолжения банкета». Это выражалось бурными аплодисментами, требованиями «уже начинать», замахиванием руки для определения времени, и словами «Уже пора, где артисты?..»

Мы приуныли. Одновременно с нами приуныли соседи спереди дамы, сбоку и т. д. В девятнадцать часов двадцать минут еще начало спектакля не обозначалось. Дама не унималась, я хотела прошептать ей, что Чурикова едет в «пробке», скоро все будет хорошо… И действительно, занавес поднялся, и спектакль начался.

Первые аккорды пьесы представляют собой тихое уединение двух очень не молодых женщин, читающих вслух Диккенса. На наше счастье, дама, дождавшись начала спектакля, благополучно уснула на плече своей подруги. Подруга же хотела комфортно наслаждаться пьесой Птушкиной и попыталась сбросить с плеча груз, но мы нежно попросили ее этого не делать: «Пусть спит, не будите ради бога!»

Первое отделение прошло отлично. И Чурикова, и Васильева и Михайлов были удивительно гармоничны, великолепны и трогательны. Наступил антракт.

Подруги спящей дамы удалились размяться в фойе, а она сладко похрапывала в виде вопросительного знака, скрючившись на кресле.

Зал медленно заполнялся зрителями. Мы молились, чтобы дама спала и дальше, но… Организм, перегруженный алкоголем, не выдержал и, когда все уже заняли свои места, подруги тоже, дама приподняла голову и блеванула фонтаном на подруг, на все вокруг. Соседи бросились врассыпную. Первыми смылись подруги, им досталось больше других. Мы, конечно, тоже побежали искать спасения у служителей театра. Со словами «Поставьте нам стулья в проходе!» мы замерли в ожидании.

Немолодая пара из серии «вытащенных» мужей со словами «вашу мать» понеслась к выходу. «Чтобы я еще пошел…!» – шипел мужчина на растерянную жену.

Двое мужчин, служителей театра, подошли к спящей и попытались с ней договориться. Дама крепко держалась за кресло и категорически отказалась выходить, отправив мужчин «очень далеко». Вскоре пришли еще двое.

Уже четверо пытались что-то предпринять, но… Время шло. Теперь зал стоял в «пробке», а артисты ждали… Нас усадили в ложу. Уборщица с ведром и тряпкой переминалась в проходе. Амбре распространялось, зрители застыли в ожидании…

«Хочешь, уйдем», – предложила я мужу.

«Э нет!», – воскликнул радостно он, «Такой поход в театр требует окончания зрелища!». Муж был в восторге.

Все закончилось хорошо. Даму подхватил молодой и сильный пятый служитель театра и благополучно унес в фойе. Ее подруги, отмывшись в туалете, вернулись и спасли подругу. Поход в театр удался. Спектакль продолжился и завершился овациями.

Когда мы возвращались через Большой каменный мост, огни Москвы отражались в воде. Сияли рубиновые звезды на башнях Кремля. Театральная жизнь мегаполиса набирала обороты. Теплый ветерок ослепительного бабьего лета шептал: «Жизнь прекрасна!», в том числе театральная. Театральная жизнь прекрасна.

 

Союзпечать – АйсКрем

Сегодня 23 декабря. Самая длинная ночь и, самый короткий день. Смутный рассвет обнажил за моим окном заснеженные стволы лип и берез. Снег кружится легко и медленно. Вылетая мысленно за окно в морозный день, хочется крикнуть: «А вот и Я-а-а-а!!!». Я еще здесь, на земле, с вами, друзья мои.

….Мне совсем не показалось странным, что старушенция, выглянувшая из окошечка киоска «Союзпечать», совершенно молодым голосом пропела: «Молодой человек, возьмите, совсем еще теплые, час как поджарила» и, сунула мне сверток какой-то помятой и не свежей бумаги. Окошечко захлопнулось звонко, как будто звякнул колокольчик.

Этот дом, где я сейчас проживал, построен лет 7 назад на унылом пустыре, между двумя кварталами старых «немецких» (построенных пленными немцами после войны) домов красного кирпича и хрущевок 60-тых годов. Все окрестные жители были уверены, что на пустыре ничего строить не будут никогда, потому, что под ним протекает речка Хвилка взятая в трубу, но огромные 16-тиэтажки, обзаборенные, где квартиры подороже, и, без заборов, где муниципалитет осчастливил граждан, уже утыкали весь пустырь. Квартира принадлежала моей матери. Странным образом мои родители расходились и сходились, разменивали квартиры, но призрачное облачко всякий раз воскресающей любви всегда парило в доме. Сейчас был период мира и любви, и мама проживала у отца…

В этот день я возвращался домой почти в 12 ночи, голодный, злой и мечтал всех съесть и немедленно лечь спать. Когда обыденность изматывает и душу, и тело, никакие возлияния – не помогают, разве что на очень короткое время. Вот и сегодня, выпили, слава богу, в пределах нормы, есть было нечего, облегчения души в разрезе «Ты меня уважаэшь!!??» – не произошло. Меня распирала ярость. Конечно, я понимал почему, но не хотел в этом признаваться. И тут этот киоск… Мне-то раньше казалось, что киоск торговал мороженным, а не газетами, но совершенно не обращал на него никакого внимания. Мне даже показалось, что там я покупал именно газеты, а не мороженное. Утром старт мигом: бег трусцой, душ, кофе, к автобусной остановке (если я не за рулем), целый день не поднимая головы труд, труд вечером все остальной (клуб, тусня, алкоголь, подружки (Ксюша, Маша, Даша, Юля…).

От несвежей бумаги, тепленькой наощупь, исходил вкусненный аромат жареных котлет, какие сто лет тому назад творила бабушка. Первым желанием, подсказанным разумом, швырнуть помятый ком, тем самым облегчить накопленную ярость, но теплота и запах, и голод (я не боюсь этого слова), и интуитивное чувство желания любви (причем здесь это??) и заботы (я не хочу никого видеть…) трепетно держали в руке пахнущий родным домом сверток…. Неосвещенное фойе подъезда удивило меня во второй раз после бабки в киоске. Потом было столько всяких удивлений, что я сбился со счета, опасаясь за свое психическое здоровье… Лифт (это при выключенном свете) поднял меня на 16-ый этаж. Почти впотьмах я ел роскошные котлеты. Тело наполнялось не только ими, но и покоем, радостью (что весьма странно) и я как будто увидел на картине всю причину моих проблем и неудач. На картине прыгало и кривлялось мое предательство, такое маленькое, черненькое, лохматенькое с седыми космами за ушами, а фоном к этому чертику была старая фотография Татьяны (где она сидит на полу опершись рукой на кресло с распущенными волосами, очень грустная). Она, кстати, не любила эту фотографию почему-то.

Спал я как убитый.

*** Я увидел ее в отделе мельком, темноволосая, очень худенькая, через пару месяцев Костя привел ее ко мне на собеседование, причем заранее прожужжал все уши, что надо уговаривать настойчиво, чтобы она согласилась, что она недавно вернулась в страну, жила 4 года в Америке и т. д. и т. п. Место давно пустовало, и выбор будущих подчиненных давал мне возможность с них потом и спрашивать. Только один раз она посмотрела на меня, причем иронично и насмешливо. Я влюбился сразу. Это было в конце лета. Ни единого раза за сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь мне с ней не удалось пересечься. На конференциях, симпозиумах и собраниях было очень некогда, а после них ее след простывал молниеносно. На праздники концерты и всякие сборища другого рода она не ходила. Вот сегодня, можно сказать, мы отмечаем Новый год, все пляшут и поют, а ее нет. Где она? Я давно раздобыл ее домашний телефон. Я позвонил. Сонный голос прошептал АЛЕ, «Это Сергей Анатольевич», – в паузе ее дыхания я просто растаял, кстати, я был трезв, напился я потом, она молчала и ждала. «Да, Да. Я слушаю Вас», – тихо сказала она уже окрепшим голосом. «А почему Вас нет на празднике?», – бодрился я. «Готовлюсь веселиться дома!», – растерянно ответила она. «Я люблю Вас!», – выстрелил я себе в сердце и повесил трубку. ***

Утром, растирая полотенцем после душа заспанное тело и лицо, я увидел в окно желтый эвакуатор, небрежно грузивший мой спасительный киоск. Обнажившийся фундамент серым пятном замусоренного квадрата смотрел прямо мне в душу. Неприятное ощущение утраты, тоски и чего-то еще неведомого и тревожного медленно заползало внутрь меня.

Я не гурман, ем фее, когда хочу есть – ем что попало, но, простите меня, люблю кофе с кардамоном. Причем кардамон должен быть целенький, немолотый, раздавленный или разрезанный, одна чайная ложка сахара, на кончике ножа соль и конечно кофе арабика, классика.

***Чтобы не мучиться, не зная, куда деть глаза, при встрече, я поступил решительно и вызвал ее в свой кабинет. Она вошла как то боком, нерешительно, во всей фигуре отчетливо отпечаталась улетевшая свобода и исчезнувшая энергия. Мне стало, до боли жаль ее, эти опущенные плечи и такие тоскливые глаза. «Все, что я сказал, правда, приглашаю Вас на ужин. Сегодня в семь. Итальянский ресторан Палермо. Я жду только ДА», – моя речь казалась мне деревянной, не настоящей, но с обрыва я уже прыгнул. Поздно вечером, уже после ресторана, я был у нее дома, а когда убегал ночью, пересекая двор, она смотрела на меня из окна. На следующий день, меня вызвал БОСС. Международная конференция завершалась в ресторане Измайлово фуршетом и танцами. Босс выдал мне пригласительный на два лица и попросил пригласить Татьяну Смелицкую, на которую, как выяснилось, он «положил глаз». Пригласительный я отдал ей со словами встретимся на фуршете, а сам не пошел чтобы не мешать шефу… Наш бурный роман был стремительным и коротким, на этом фуршете она нагрубила боссу, когда он пригласил ее танцевать и больше не отвечала на мои звонки и предложения. ***

Почему этот киоск, с дурацким именем «АйсКрем», сейчас казался мне спасительной ниточкой в моей смятенной и неприкаянной душе. Его растаскивал экскаватор так же, как я сам растащил и раздавил свою, никому не нужную жизнь. Именно эта женщина мне была нужна и больше никакая другая, но ничего вернуть совершенно невозможно.

Вечером, возвращаясь с работы, я увидел место бывшего киоска, припорошенное снегом и, как будто, вообще ничего не было на этом месте никогда. Как же мне припорошить мою душу с гаденьким, с седыми лохмами, предательством? Как избавиться от этого мерзкого чувства? А оно, со временем, становиться все неотвязнее и объемнее, как ком снега для снежной бабы.

Пересекая двор моего дома, я увидел бабуленцию в нелепой шляпе «а, ля городская сумасшедшая»: «Куда летишь? Тебе в другую сторону», – крикнула она молодым звонким голосом. У самого подъезда я понял, что забыл ключи на работе. Ярости моей не было границ. Помочь себе я мог только сам. Обреченно вздохнув и выругавшись, поплелся обратно. Через сорок минут недалеко от входа в офис я встретил Татьяну.

«Меня Костя попросил вам передать», – и протянула мой маленький дипломат. «Какая-то старушка сказала, что Вы уже едете и будете через 40 минут, пойдемте. Холодно».

 

Сонное утро

Покачиваясь в такт вагону метро, я ехала на работу и, несмотря на утро, засыпала.

Ночью спала плохо: под окнами небольшой коллективчик пьяненьких мужиков шумно выяснял, кто кому должен. Дело завершилось мордобоем, но – не насмерть, а на реплику моей соседки из окна нижнего этажа: «Прекратить безобразие!» компания сплотилась под девизом: «Против кого будем дружить?!» и пообещала не только перебить ей окна, но и немедленно начистить физиономию.

Я смотрела в темное окно: толпа медленно и шумно передвигалась к другим домам, намереваясь продолжить шумовые экскурсы в квартиры на других улицах, а сон ушел и не возвращался. Несколько страниц «Капитала» Маркса не дали никакого эффекта; овец посчитала до пяти тысяч, а под утро, как дура, выпила снотворное и… вот – результат.

Серое хмурое утро маячит за окном вагона. Наша Филевская ветка метро обладает тем уникальным свойством, которое отсутствует у всех других: она пролегает не под землей – можно наблюдать за окнами смену времен года: то летящую от ветра золотую листву осени, то кружащийся снег, то проливной дождь, а то бьющий в глаза солнечный закат.

Обычно в дороге я читаю, но сегодня, ущипнув себя за нос, прогнала сон и рассматривала окружающий мир, наделяя персонажи фантастическими судьбами.

Напротив меня сидел немолодой мужчина, ухоженный и аккуратный, он был одет со вкусом с головы до ног. Я сделала вывод, что он женат и находится в очень хороших руках. Брюки отглажены, со стрелочками, из недешевой полушерстяной ткани типа твида, в тон брюк куртка, правда, немного тесновата. Мужчина склонен к полноте, и жена, видимо, борется с ней, как может, но недостаточно. Модный шарф петлей на шее немного небрежно рассыпан меланжевой бахромой, кепка тоже в тон куртке, модная, с металлическим крошечным лейблом сбоку.

Мужчина читает небольшую книжку, сейчас все читают электронные, а он – бумажную, и, когда толпа немножко разошлась, я увидела, что он читает Шопенгауэра.

Когда-то я зачитывалась этим философом и помню, что Шопенгауэр считал наш мир «наихудшим из миров». Он полагал, что счастье иллюзорно, так как, даже достигнув желаемого, человек не испытывает счастья, а получает лишь пресыщение и скуку. Таким образом, мир не создан для счастья человека, а оптимизм – насмешка над страданиями людей. За свои сочинения Шопенгауэр получил прозвище «философа пессимизма».

Выражение лица у мужчины сосредоточенное и грустное. В какое-то мгновение он покраснел, потом лицо приобрело геморроидальный, серо-желтый цвет, он схватился за шарф, рванул его и сполз на пол, подергивая руками и ногами. Рядом стоящие люди отхлынули, в это время состав остановился и все разом вышли из вагона. Я бросилась к нему. «Помогите, кто-нибудь!» – кричала я. Никого не осталось, я боялась, что сейчас закроется дверь, и что я буду делать с упавшим человеком? Он оказался невыносимо тяжелым, я не могла даже приподнять его голову. Мне на помощь подбежали молодые ребята, и мы вынесли его безжизненное тело на перрон.

Я подняла его книгу, открытую на странице со словами Шопенгауэра: «Смерть одним ударом разрушает всё, чего хотел человек, и таким образом увенчивает то назидание, которое дала ему жизнь с её препонами, обманутыми надеждами, неосуществлёнными стремлениями и вечным страданием».

А Конфуций добавляет: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь?»

 

Серое платье с алыми маками

Сегодня семинар в Измайлово. Я не тороплюсь, начало только в 11.00 и, хотя я еду не привычным путем на работу, а совсем в другую сторону, можно было бы поглазеть по сторонам и понаблюдать жизнь ветки метро не от Крылатского к Пятницкому шоссе, а, наоборот – от Крылатского к Партизанской. Я люблю смотреть на народ и воображать по физиономиям и лицам судьбы персонажей. Они не могли бы даже себе представить, если б знали, как ловко и романтично я соединила этого молодого хмурого мужчину с вон той прелестной шатенкой со встрепанными, по последней моде, волосами. А эта дама, красивая, со злобными глазами, и не планировала «встретиться» вот с этим грузным мужчиной, сизоватый цвет лица которого повествует о многом. В моем же воображении она сменила гнев на милость, и каким божественным светом светилось ее лицо, когда они целовались в осеннем лесу под дождем из кленовых листьев!

Ах! Сегодня у меня интересная книга. Я погружена в космический мир японских взаимоотношений и читаю Амели Нотомб, а фантазии подождут до следующего раза.

Неудивительно, что вагон не набит до отказа, а полупустой, хотя сейчас в Москве полупустых вагонов не бывает даже днем. Я читаю. Меня нет. Странный персонаж прижал мое колено, как мне показалось, несколько сильнее, чем позволяет бесцеремонный этикет общественного транспорта. Поверх очков я вонзила взор прямо в зрачки Игоря. Смеющийся взгляд просто убил меня наповал. Мы не виделись почти пять лет.

– Боже мой! – завопила я, пытаясь вскочить и броситься ему на шею.

– Сиди, – остановил он меня крепкой родной рукой.

Какие у него красивые руки, мне всегда хотелось запечатлеть их каким-нибудь образом. Красивые руки вообще встречаются очень редко, посмотрите вокруг: то какие-нибудь кургузые пальцы, то ногти не вдоль, а поперек, то мужик здоровый, а рука женская и наоборот.

– Я – на работу, сейчас выхожу. Давай встретимся завтра на старом месте в 19.00, ок?!

Мне ничего не оставалось делать, как кивнуть. Оставшиеся три минуты он улыбался мне во весь рот, а я – ему.

С момента, когда он вышел, и двери метро закрылись, увозя меня в Измайлово, я потеряла покой. Весь день я думала только о нем, без конца вспоминая наш, ничем не завершившийся и измотавший наши души, долгий роман. Необходимость заполнить остаток дня и весь следующий день какими-нибудь делами, чтобы «утомить ненужную тревогу», толкнула меня на уборку квартиры, шопинг и т. д. Бесконечные дела быстро кончились, а я осталась наедине с собой.

Когда-то давно я умела шить, на смену возне с шитьем и вязаньем пришли дешевые товары из Китая и Турции, и дилетантские пошивочные вещи ушли в прошлое. Ноги принесли меня в маленький магазинчик с тканями, сутажом, кружевами и пуговицами. Я очень давно не была в таком месте, глаза разбежались, и серый шелк с алыми маками завладел моей душой. Ни с того ни с сего я купила эту ткань, теша себя мыслями скорого лета. Почему-то радость наполнила мое женское сердце, я не выпускала из рук эту ткань и мучительно вынашивала фасон платья, понимая, что за окнами ранняя весна и одеть новое платье мне придется нескоро. До глубокой ночи я кроила, сметывала, примеряла и шила. Утром мое платье было готово.

Убегая на работу, я оглянулась на висевшее на плечиках платье, как будто кто-то живой остался дома в ожидании меня. Весь день я летала на крыльях. Получила тысячу комплиментов и вопросов «Что это со мной? Не иначе как влюбилась?!»

Вспоминая наш с Игорем роман, который длился 20 лет, я не могла понять: почему мы не остались вместе? Конечно, сначала я была замужем, потом он ждал, ждал и женился, потом разные тупиковые ситуации с детьми… В общем, не судьба.

Время встречи приближалось. Я была сама не своя. Телефонный звонок пронзил меня как острая боль. «Наташа, – сказал он низким, грустным голосом. – Позавчера, когда ты мне приснилась опять, а ты мне снилась часто, я увидел тебя у моря в таком красивом платье, СЕРОМ С АЛЫМИ МАКАМИ…».

Дальше я уже не слушала, его голос как музыка захватил меня с головой, я могла только молча плакать и думать о том, как несовершенен человек, все что-то сочиняет, преодолевает, рефлектирует и бесконечно одинок и глуп как пробка. А жизнь улетает очень быстро и навсегда.

 

Рак – Cherax

Нет ничего ужаснее, чем заболевший маленький ребенок или животное. Ни тот, ни другой не могут пожаловаться и конкретно ответить, что же у них болит? Я, как мать, вырастившая двоих детей, в полной мере испытала это чувство, когда ты мечешься от бессилия и не знаешь, чем помочь, пока придет врач.

Дети, слава Богу, выросли, но другое «дитя» в виде моего обожаемого мужа продолжало истязать мое сердце различными видами животных, на протяжении совместного проживания посещавших наш дом.

Поскольку мой муж – доктор биологических наук со специальностью «орнитология, зоология», бесконечное количество пернатых перебывало в нашем доме.

Самое ужасное, это когда он уезжает в экспедицию, оставляя весь зверинец на меня со всеми его организационно-хозяйственными делами. Именно в это время от авитаминоза загибается щегол, бьется в конвульсиях, а я пипеткой пытаюсь накапать ему в клюв растертые и разведенные поливитамины. Его безжизненное тельце до сих пор ощущает моя рука. Конечно же, в это самое время один сливоголовый попугай начинает насмерть лупить другого, так как их только что соединили, и никто не знал, точно ли они примут друг друга. Или внезапно вся команда амадин и астрильдов становится тихой, птички подолгу спят или отдыхают, брюшком лежат на жердочке или дне клетки, хохлятся, прикрывают глаза, тяжело дышат, раскрыв клювы, чихают, нервно и часто почесываются, хрипят и т. п., а потом загибаются по пять штук в день, а я, изнемогая от горя, должна их хоронить.

Отдельной позицией стоит небрежное отношение, как ко всей окружающей среде, так и к питомцам. Например: возвратившись домой из экспедиции с огромным рюкзаком за плечами, с ружьем на ремне и различными вещами в каждой руке, хозяин входит в дом и своим широким торсом сносит напрочь вешалку с одеждой, полки со шляпами, чеканку с токующим глухарем, в общем, все, что хранилось в небольшом коридоре размером два на три метра или украшало интерьер прихожей. Таким образом, после того, как хозяин вошел в дом, требуется срочно делать ремонт.

А вот вам пример небрежного отношения к питомцам: жил-поживал в круглом стеклянном аквариуме ничего не подозревающий хомяк, такой добродушный, сосредоточенный на еде, собиравшийся прожить долгую и сытую жизнь и добраться до старости во здравии, ан нет! Мой муж, когда ему стало душно, резко распахнул окно, а на подоконнике стояла трехлитровая банка варенья из клубники. Банка угодила прямо в аквариум, и хомяк приказал долго жить! Вообще-то неплохая смерть. Ты лежишь весь в сладком, ароматном варенье…

В общем, мне приходилось (иногда – тщетно) бороться за жизнь питомцев, но – что поделаешь! – все наше время и состоит из бесконечных случайностей, коими изобилуют события нашей жизни.

Когда аллергия на шерсть и перья набросилась на орнитолога, нам пришлось ограничить количество и качество проживающих братьев наших меньших. Теперь только разнообразие рыб могло удовлетворить страсти биолога-орнитолога. Биоценоз акватории требовал от специалиста, ограниченного в биоразнообразиях, объять необъятное, наполнив аквариум с рыбками как можно большим количеством видов.

Я не могла препятствовать таким желаниям. Это же святое дело – сбывшаяся мечта!

И вот однажды в аквариуме появилось что-то ползающее, и я обнаружила рака, голубоватого, мраморной расцветки, очень резвого и активного.

– Что это такое? – сурово спросила я.

– Это же рак – Cherax!!! Удивительное существо. Посмотри-ка сюда, – и муж нежно прильнул к стеклу аквариума.

Ну, что тут поделаешь?! Клиника!!!

Прошло время. И вот однажды я застала мужа в комнате, на коленках ползающего по ковру.

– Что случилось?

– В общем-то, ничего!.. Только… рак пропал!

Тут я вспомнила все прошлые «похороны» и завелась. Я бубнила битый час о том, что сколько можно небрежно относится к животным, как мог убежать рак из стеклянной герметичной посуды, он где-то задыхается и страдает, какого черта не заткнул ты маленькое отверстие, которое имеется сзади аквариума? – и т. д., и т. п.

– Если он умрет и будет «пахнуть», то – ВСЁ!!! Аквариуму – конец!!! – пригрозила я, хотя кто там меня будет слушать.

Прошло еще некоторое время. В аквариуме появились малюсенькие раки. Слава богу, рак не смылся, а размножился. Острота события пошла на убыль, только в комнате, я помню точно, появился какой-то посторонний запах неприятного свойства, хотя потом исчез.

Прошло еще немного времени. Наступил, как я называю по старинке, коммунистический субботник. Отодвигая кровать и пытаясь пропылесосить все уголки нашей маленькой родной квартирной вселенной, я случайно вытолкнула шлангом пылесоса какую-то кучу пыли, которая шваркнулась со странным звуком. Я присмотрелась и обнаружила ЗАСУШЕННОГО РАКА, обернутого нашей родной пылью.

Все-таки он погиб не своей смертью, задыхался под кроватью, страдал и помер, а потом высушился и, как укор, попался мне на глаза.

Вот такие они, эти биологи!

 

Прости меня, пес

Нельзя сказать, чтобы я была страстным любителем животных. Мое отношение к братьям нашим меньшим всегда было таким же, как и у всех нормальных людей. В дни ранней юности я притащила домой подаренного мне моим молоденьким ухажером маленького славненького щеночка. Бедненький малыш, запертый бабушкой на ночь в ванной комнате, проскулил до утра, а утром встал разъяренный отец со словами «Мне в шесть утра вставать на работу, а тут скулёж – до зари, немедленно отдать собаку в хорошие руки!»

Со славненьким пришлось расстаться. Не считая рыбок, это была, пожалуй, единственная попытка завести дома животное.

Прошло время, и судьба соединила меня с человеком, жизнь которого прочно связана с зоопарком. У нас перебывали разные животные. Поскольку специальность моего мужа называется «Орнитология», соответственно этому факту в нашем доме всегда проживало огромное количество разнообразных птиц в клетках, пело, щебетало, вопило, крякало и размножалось. Весь перечень названий даже и припомнить трудно, но я постараюсь: амадина Гульда, астрильды, бюльбюли, варакушки, вдовушки, воробьи вороны, вьюрки, горихвостки, дрозды, дубоносы, жаворонки, завирушки, зарянки, зеленушки, зяблики, иволги, канарейки, кардиналы, китайский соловей, клесты, коноплянки (реполовы), корольки, крапивник, майны, синицы, щеглы, снегири, чечетки, болотная сова по имени Сёма, а еще – множество разных попугаев. Конечно, я кого-нибудь, да забыла, так пусть простят меня за это наши милые щебетухи.

Но вскоре к здоровью мужа подкралась аллергия и (на мое счастье) с птицами пришлось расстаться. Мы перестали месить бесконечное количество витаминного корма для взрослых и новорождённых птиц, вытаскивать из борща разбрасываемых синицами при небрежном завтраке мучных червей, чистить клетки, мыть поилки и кормушки. Остались только рыбки, которым компанию составляли мраморные и синие флоридские раки.

Многие из наших друзей, конечно же, содержали собак. Всякий раз, когда мы приходили в гости, какая-нибудь животина немедленно забиралась ко мне на колени, норовя обслюнить мое новое нарядное платье или обтоптать его своими немытыми лапами. Однажды мерзавка под названием такса пыталась на моих тощеньких коленках и, соответственно, на новой юбке свернуться в бублик, но у нее без конца свешивалась то задница, то передница.

В общем, братья наши меньшие ко мне относятся гораздо лучше, чем я к ним. И вот однажды…

Август одарил дачные участки урожаем, цветами и плодами. Каждый дачник знает, что улучшать ландшафт своего огорода можно бесконечно, что я и делала, не покладая рук. Натянув резиновые перчатки, я ковырялась в огороде, когда кто-то совершенно бесшумно сквозь сетчатую ограду забора стал гипнотизировать меня своим взглядом. Я подняла голову и увидела огромные карие глаза рыжего щенка, который смотрел на меня так, как будто встретил во мне родную душу.

«Заходи!» – сказала я тихо и зазывно махнула рукой. Пес немедленно поднырнул под ворота и направился ко мне, как будто он тут обретался с самого рождения.

Я зашла в дом и вынесла в глубокой разовой миске отварную куриную грудку, облепленную склеившимися макаронами. Пока я (на секунду) отвернулась, чтобы взять снятые перчатки, миска опустела: ни одной макаронины в ней не осталось. Карие глаза нежно смотрели на меня, песик молча ждал продолжения банкета. «Ну, дружище, ты даешь! – только и смогла воскликнуть я. – Больше мяса нет, прости», – и я вывалила остатки макарон в миску. Пес расстроенно посмотрел на меня и доел остатки макарон.

С этих пор он заходил часто, и я всегда ему припасала что-нибудь вкусненькое. Соседи говорили, что он живет у сторожа, но я ни разу там его не видела.

Наступила осень. Мы стали приезжать раз в неделю. Дачи готовили к консервации и запирали на всю зиму. Рыжий пес прибежал к нам в воскресенье, когда мы уже собирались уезжать. «Подожди, дорогой, сейчас что-нибудь поищу». Я распахнула толстый живот холодильника, но, кроме пустых полок и ОЧЕНЬ несвежей сардельки, там больше ничего не было. Отмахнувшись от совести, я бросила сардельку псу. Он был очень голоден. Схватил ее всю и тут же выплюнул. Глянул на меня, в самое сердце, обиженными глазами, мол, что же ты так плохо ко мне относишься?! И все же он проглотил сардельку… и ушел. Больше мы его не видели.

Прости меня, пес! Ты убежал, а совесть осталась со мной. Она мне до сих пор твердит, как плохо я поступила с таким чудесным РЫЖИМ ДРУГОМ.

 

Зеленый цвет

«Я потрясен Вашими глазами!»

От него крепко пахло алкоголем, взгляд с поволокой, длинные пушистые ресницы то опускаются, то поднимаются, полуприкрытые глаза излучают мощный эротический разряд. Я, молча, смотрю в его красивое лицо, не высказывая ни взглядом, ни жестом, ни словом НИЧЕГО.

Наша парочка у барной стойки на этой выездной корпоративной вечеринке вызывает огромный интерес, так как он – начальник главного отдела Центра и по совместительству заместитель директора, а я – молодой специалист, только что пришедший работать.

Глаза мои, наверное, действительно хороши, так как даже моя мамочка, весьма критичная женщина, не склонная расхваливать кого бы то ни было из лести, а своих родных и близких – особенно, еще в детстве говорила: «Хороши твои глаза, дочка, и зелени в них как весной!» Я уже большая девочка и думаю реально, что не только глаза у меня класс, но и все остальное тоже, и рост, какой надо, 168 сантиметров без каблуков, и талия 60, и бедра 95, а еще у меня роскошные пшеничные волосы до талии и губы как у Кэтрин Денев.

С детства меня приучили никогда не обращать внимание на внешность, говоря, что самое главное у человека – ум и душа, а доброму и глупому можно все простить, но с годами (а мне уже 25) я поняла, как много дано человеку, если он хорош собой, и как много у него могут отнять за это.

Выездной корпоратив расположился в живописном месте неподалеку от Обнинска. Сосновые леса около реки Протва окружали раскинувшуюся на берегу реки базу отдыха с домиками-общежитиями и отдельными коттеджами.

Заместитель директора увязался провожать меня до моего домика и беспрерывно твердил, что очень, очень не хочет уезжать, но машины с руководством уже стояли под парами и делать нечего, надо ехать… Остальные же сотрудники оставались на выходные отдохнуть: все-таки праздник – 20 лет со дня основания Центра.

На прощанье он долго жал мою руку и бубнил, что мои зеленые глаза согревают его весенним теплом, а зеленая вязаная шапочка будет теперь его маяком всю оставшуюся жизнь, чтобы я звала его просто Вадим, без Анатольевича, поцеловал ручку и уехал. Я с облегчением вздохнула.

Наши сотрудницы, молодые и не очень женщины в комнате, где мы проживали, некоторые со смехом, а некоторые с завистью, задорно шумели: «Повезло тебе, Катерина, запал на тебя начальник! Проси, что хочешь, «зам короля» исполнит все твои желания!»

На следующий день ранняя птичка Лена Зунина, прибежала из столовой после завтрака, когда мы все еще спали, и с восторгом завизжала, что на крыльце столовой стоит «свеженький» Вадим Анатольевич – в кожаном пальто, в новой рубашке (только что из пакета!), даже заломчики не разгладил, видимо не успел, торопился «первой лошадью» за 150 км вернуться к любимой в Обнинск из Москвы. Я приуныла. Завтракать не пойду, решила я, да и уехать втихаря непросто: автобус будет только завтра. Пришлось идти.

В самом деле на крыльце с улыбкой во вес рот, пахнущий французским одеколоном «на весь лес», стоял САМ. Он бросился ко мне, как родной, с улыбкой предлагая различные варианты отдыха: поездка в город Обнинск, посещение первой в мире атомной станции, если я там еще на была, прогулку по заснеженной реке, поездку в усадьбу Бугры, дачу художника П.П. Кончаловского, или поход в лес, куда приходят олени, косули и лоси на солончаки.

Мой выбор пал на солончаки. Три тетеньки, я и две мои сотрудницы, и два дяденьки, Вадим Анатольевич и профессор Книжник (такая фамилия), отправились на заветное место, всего в трех километрах от базы отдыха.

Все копытные, сбрасывающие ежегодно рога, должны вводить в организм значительное количество минеральных солей, необходимых для укрепления костей и восстановления рогов, являющихся половым признаком самцов. В период с февраля по июль в рационе оленей должно содержаться до 50 граммов извести и примерно столько же фосфорной кислоты. Поэтому все олени в зимний период очень активно идут на солонцы.

Нам повезло: на искусственном солончаке, где рядом располагались кормушки с сеном, топталось небольшое стадо благородных оленей. Они старательно вылизывали соль, осторожно жевали сено, и если бы не наше стадо, шумное и болтливое, не снялись бы стремительно с места, на секунду застыв перед полетом.

Оптичив мероприятие и выпив в лесу припасенного профессором шампанского, все потребовали продолжения банкета. Профессор Книжник, Борис Аркадиевич, занимал отдельные апартаменты, у него и продолжилось веселое препровождение свободного от работы времени. Вадим Анатольевич был сама галантность, сыпал шутками, вина и водки не употреблял, такого Зайку и такого Душку, как говорила моя сотрудница Лена, будешь искать днем с огнем и не найдешь! В процессе танца с Вадимом Анатольевичем я категорически поведала, что я замужем и очень люблю своего мужа, на что он резонно заметил, что он тоже женат, и что? Вешаться, что ли?

Дверь кто-то запер, ключ от двери исчез. Весь наш табун продолжал веселиться, добросердечности Вадима Анатольевича не было предела. А когда полночь миновала, и он понял, что я выйду в окно, он протянул мне ключ.

На следующий день в 15.00 за нами должны были прийти автобусы, поэтому с утра все девчонки нашей комнаты дружно надели лыжи, решив перед отъездом впитать в себя еще чуть-чуть природы. Место дикое, снежный покров невысок, лыжню для нас никто не проложил, а прокладывать лыжню дело не из легких, но русская женщина все может и всегда впереди. В этой борьбе со снегом мне пришлось снять зеленую шапочку, потому, что от меня валил пар, как от каменщика в апогее труда. Пересекая поле с легким уклоном по целине в самом низу спуска, а мы шли одна за другой, лыжа в лыжу, мы остановились отдохнуть и замерли от оглушившей нас тишины. Не смея нарушить тишину, мы молча смотрели друг на друга, разгоряченные, румяные, молодые, и наслаждались крупно летящим снегом, зелеными соснами невдалеке и тишиной.

На самом краешке поля, по нашей лыжне, легко и свободно, бежал высокий мужчина. По мере приближения, мы узнали Вадима Анатольевича, который, видимо, совершал тот же самый процесс – впитывал природу перед Москвой. Яростно отталкиваясь палками, со злобным лицом на большой скорости он почти врезался в нашу команду оторопевших девчонок. Неписаное правило лыжника: если тебя догоняет кто-то по лыжне, уступи дорогу! Мы отскочили в сугробы, а мужчина, с куда-то запропастившейся галантностью и доброжелательством, с изумлением обнаружил отсутствие наличия лыжни. Впереди простиралась снежная целина. Его раздраженное выражение лица, на наших глазах молниеносно сменилось на растерянное, затем на раздосадованное, потом на просто глупое и злое.

«А, это вы!» – равнодушно процедил сам и медленно пополз вперед. На его спине висела гамма чувств, которую словами передать невозможно, что-то сродни ненависти, вражде и злобе.

Я надела зеленую шапочку, которая уже не была ни для кого маяком на всю оставшуюся жизнь.

 

Где-где? – В Караганде!

Караганда – город в Казахстане, центр Карагандинской области. Своё название город получил от распространённого в этих местах кустарника желтой акации под названием «карагана». Историк-краевед Булат Аубакиров считает, что купец Никон Абрамович Ушаков дал местности название Караганды-бас, чтобы обмануть конкурентов: название это произошло якобы из-за больших залежей каменного угля: «кара» – чёрный. Пласты каменного угля, добываемого здесь, казались населению ничем иным, как запёкшейся кровью.

В далеком детстве существовала поговорка «Где-где? – в Караганде!». Кто является автором фразы, неизвестно, поэтому она считается народной.

Это выражение обычно употребляют в качестве реплики на вопрос «Где?», ответ на который очевиден. Например: «Где находится Красная площадь? «– «Где-где? В Караганде!».

В мире едва ли найдется с десяток городов, вошедших в пословицы и поговорки. «Язык до Киева доведет», «Москва слезам не верит», «Париж стоит обедни», «Все дороги ведут в Рим»… Это, безусловно, высокая честь для города, входящего, таким образом, в историю языка и культуру народа. И ярким бриллиантом на этом фольклорном фоне сверкает знаменитая поговорка, вопрос-ответ: «Где-где? – в Караганде!».

Кто ее впервые придумал, неизвестно, но можно наверняка утверждать, что ею пользуются абсолютно все слои населения по самым разным случаям и в десятках тысячах километров от казахских степей – от Москвы и до Бруклина. Более того, этой поговорке уже несколько песен посвящено! Это какая же должна быть у нашего города энергетика, чтобы Караганда, которой официально всего семьдесят семь лет от роду, смогла стать настолько легендарным местом!

Идея дополнить официальную скульптурную галерею Караганды необычным памятником крылатой фразе витала в городе уже давно. За короткий срок создалась инициативная группа, которая и воплотила идею этого памятника в жизнь. Местом же его установки был выбран сквер возле трактира «Медведь» и ресторана «Диссидент», этот сквер с геодезической точки зрения может считаться географическим центром Караганды. Памятник установлен полностью за счет пожертвований карагандинцев, сообщает НИРА «Аксакал».

Одним из инициаторов идеи стал продюсер и шоумен, уроженец Казахстана, Бари Алибасов. «Эта поговорка стала поистине народной. Ее можно услышать в разных уголках мира по любому случаю. И эта фраза очень хорошо ложится в песню», – прокомментировал он событие.

Памятник состоит из трех фигур. Мужчина с чемоданом и устремленным вдаль взглядом словно задается вопросом «Где?», а другой мужчина разводит руки и с характерным выражением лица отвечает ему: «В Караганде!». В центре композиции установлен дорожный указатель с надписями «Астана», «Москва» и «Караганда 0 км», к которому прислонился сурок – символ Караганды, который слушает диалог двух путников.

Памятник зарегистрирован в Книге рекордов Гиннеса, как единственный в мире, посвященный крылатому выражению.

Но это все происки Википедии и Ильи dm.

Моя подруга Светлана, воспитывая чудесное дитя по имени Юля, частенько пользовалась этой поговоркой, при этом лицо ее приобретало заговорщицкий вид, и произносила она пословицу шёпотом. Ребенок пошел в школу и, видимо, воспользовался этой поговоркой в классе. В каком контексте Юличка употребила этот шедевр, нам неизвестно, но однажды…

Прошло немало времени. Мама с дочкой собирались в театр. Дружная компания из трех девочек и двух родительниц договорились встретиться у входа в театр. Нарядные и одухотворенные дети дожидались запаздывающих в сквере у фонтана.

– Ну, и где же они? – спросила одна из подружек.

– Где, где в Караганде! – ответила Юлина мама.

И тут что-то невообразимое случилось с Юлей. Она покраснела и, чуть не плача, страшным шепотом зашипела на мать:

– Ты что такое говоришь?! Как можно вслух произносить эти слова?! Тут же дети!

У ребенка засверкали слезы, покраснел нос и гневные искры посыпались направо и налево.

– А что я такое сказала? – в недоумении спросила мама Света.

– Ты что, не знаешь? – это же страшное матерное ругательство! – произнес потрясенный ребенок. – Слово (тут она понизила голос до тихого, почти неслышного шепота) «КАРАГАНДА» обозначает самое плохое выражение, которое нельзя произносить вслух!

– Как?! – удивилась мать. – Это же название города в Казахстане!

Немая сцена продлилась недолго. Прибежали опоздавшие, и все дружно отправились в театр.

Возвратившись домой, мама Света достала карту бывшего Советского Союза и показала недоумевающей девочке маленькую точечку с названием КАРАГАНДА.

Вот смеху-то было!

– Мамочка, – смеялась Юля. – А я думала, что это просто мат!!!

 

Называется на букву «Г»

Моя подруга детства, ныне известный в нашем городе человек, совершивший множество полезнейших дел для страны на поприще культуры, попала в больницу с тяжелейшим, гнойным гайморитом, с высокой температурой и невыносимой головной болью.

Ни для кого не секрет, что это весьма гнусное заболевание: симптомом гайморита является появление у человека болей в области носа и околоносовой области, которые постепенно нарастают. Менее выражены боли утром, нарастают к вечеру. Постепенно у больного теряется конкретное место, где концентрируются неприятные ощущения, и начинает болеть голова. Оттенок голоса у пациента становится гнусавым, заложен нос, затруднено дыхание через нос. Все это может быть следствием не долеченных заболеваний простудного характера.

Поскольку моя подруга целыми днями работала с людьми, была хороша собой, тщательно следила за неувядаемым лицом и телом, гнусавый нос тут был совсем ни к чему. Ну, нос-то еще ничего, а вот температура и головная боль выбили ее из сил, и, она согласилась на госпитализацию.

«В условиях стационара, и все! – сказал доктор. – У вас такой запущенный случай! Просто безобразие!!!»

Госпитализированная Ираида Петровна была не из трусих, но кому понравится прокол верхнечелюстной пазухи через средний либо нижний носовой ход?!

После всяких промываний пазух носа и прочей комплексной терапии заслуженному деятелю культуры полегчало. Температура спала, голова стала на место, сознание прояснилось. Эх, жизнь-то налаживается! Надо заметить, Ираида Петровна была заядлой курильщицей, но, сраженная таким недугом, с большим трудом воздерживалась от курения. После всех манипуляций, связанных с лечением и проколами носа, она постепенно выздоравливала, и, держась за стенку, похудевшая и бледная, но не утратившая шарма, брела по коридору мимо лестничной клетки, откуда тихонько несло запахом табака, и вдыхала его с вожделением.

В ЛОР-отделении строго-настрого было запрещено курить, но отдельные субпассионарии тайком нарушали запрет, при этом тайна содеянного мощно возбуждала нервную систему и на стадии выздоровления даже являлась, как казалось некоторым из них, стимулятором здоровья.

Ираида Петровна посчитала себя вполне оправившейся от военных действий с родным организмом и тихонько, стрельнув сигарету у одного из субпассионариев, вышла на лестничную клетку.

По пути к ней присоединились двое «выздоравливающих», и они, закатив глаза от удовольствия, смачно затянулись. Дальше все произошло очень быстро, можно сказать, молниеносно. Распахнулась дверь, и в проеме появился завотделением, мужчина огромного роста, при появлении которого трепетали даже закрепленные на ограничитель форточки.

– Что тут происходит? – рявкнул, сверкая глазами, белый халат.

Не замечая двух поникших «выздоравливающих», которые по стеночке пытались слиться в проем двери, он уставился на Ираиду Петровну и страшным голом спросил:

– Из какого отделения?!

Ираида Петровна, сжимая окурок в руке и стоя по стойке смирно, как нашкодивший первоклассник, сквозь огромные очки моргала на заведующего, и в ступоре смогла произнести только «Э-э-э».

– Она из нашего, ЛОР-отделения… – нежно подсказали «выздоравливающие.

– Из ЛОР-отделения?!! – завопил халат. – Какой диагноз? – еще страшнее спросил он шипящим голосом.

Ираида Петровна так разволновалась, все-таки возраст – уже за 50, и немного охрипшим голосом, но все же внятно и громко она сказала: «Геморрой».

Дальше я уже ничего вам рассказывать не буду, вы и сами понимаете, что такое немая сцена. Николай Васильевич Гоголь вместе с «Ревизором» отдыхает! Но как умеет смеяться завотделением, это стоит послушать всем. Рекомендую! Форточки захлопнулись сами. Ограничители пришлось менять…

 

Это не я…

Когда мне было 17 лет, я училась на первом курсе Дальневосточного технологического института. На занятиях по английскому языку я получила от замечательного педагога Александры Иннокентьевны Горчаковой текст для перевода под названием «Дубна», не подозревая, что через каких-нибудь шесть лет этот город станет моей второй родиной. Продираясь сквозь терминологию Объединенного Института Ядерных Исследований (ОИЯИ), который являлся «сердцем» города Дубна, на далеких берегах Японского моря я робко познакомилась с природой этого города, рекой Волгой, протекающей через него, рекой Дубной, впадающей в Волгу, и вообще с этим странным названием: ДУБНА. Мне и в голову не приходило, что, помимо ОИЯИ, в этом городе есть другие заводы и оборонные предприятия, с которыми мою семью сведет судьба.

Теперь, когда есть Интернет, можно с увлечением обнаружить, что есть несколько вариантов трактовки названия этого подмосковного города: первый гласит, что он назван по гидрониму «Дубна», который чаще всего связывают со славянским словом «дуб»: Дубна – река, протекающая в дубовом лесу; из других версий можно привести ту, где гидроним «Дубна» объясняется через балтийскую основу «dubus» – «глубокий»; третий таков: название реки «Дубна» происходит от славянского слова «дълъбокая» – глубокая. Дубов же здесь мало, хотя и встречаются.

А тогда, в 1968 году, это название показалось мне забавным, необычным, и я его зачем-то запомнила.

Вскоре я вышла замуж и уехала с мужем в Москву, а через год моего отца перевели работать на оборонный завод в город Дубну.

Как многообразен мир и тесен – о чем подумаешь, оно и явится; о ком забудешь – лоб в лоб столкнешься.

После огромного, как мне казалось, города Владивостока я привыкала к гигантской Москве. Прошло почти десять лет, прежде чем я стала думать о ней как о своем доме. Поскольку город Дубна находился на краю Московской области, мы часто навещали своих родителей, а когда у меня родилась дочь и волею судьбы поселилась у мамы, так как я еще училась в институте, Дубна стала нашим родным домом. Все субботы и воскресенья, все летние отпуска мы проводили там. Мой младший брат вырос, отслужил армию, окончил институт и женился в этом самом городе, и мы обзавелись огромным количеством родственников, испокон веков проживающих на этих берегах.

Тихий, неспешный город; даже в советское время там почти все колесили на велосипедах, и около проходных на военные заводы тянулись на десятки метров стойки для велосипедов.

Прошло время; у моего брата рос сынок, у моей дочери – тоже, разница в возрасте между мальчишками составляла всего восемь месяцев: племяшу – четыре года, а внуку – около пяти. И вот однажды в новогодние каникулы, когда мы весело отмечали этот любимый праздник, детей отправили погулять. Это сейчас каждого ребенка пасет своя мамаша, а в этом милом городе пятнадцать лет назад дети гуляли сами. Заснеженные улицы города необыкновенно живописны: огромные сугробы, горки, кружащиеся, крупные снежинки – красота!

Племянник, как и все дети, частенько болел, жена брата, красивая, нежная, добрая и удивительно трудолюбивая женщина, намаялась с ним, десять раз сказала «по сугробам не лазить!!!» В прихожей кто-то поскоблил дверь, и обе мамушки – моя дочь и моя сноха – побежали встречать нагулявшихся детей.

При виде запорошенного с ног до головы Владика мама озверела, когда она стянула с ног его валенки, полные снега, и увидела мокрые ноги, она металлическим голосом произнесла: «Сейчас я буду бить тебя до крррови». Как только прозвучало слово «до крови», мои внук с ужасом понесся к своей маме, зарылся в ее подол и дрожащими губами прошептал: «Мамочка, сейчас Владика будут бить до КРОВИ!» А Владик, недолго думая, поднял на мать свои чистые, наивные, детские, широко распахнутые глаза и, переступая мокрыми носками по растекающимся от валенок лужам, произнес: «ЭТО НЕ Я!» Его невинный вид честно говорил о том, что к этим валенкам и мокрым носкам он не имеет никакого отношения.

Мы смеялись, как будто нас щекотала кикимора болотная, и потом, спустя годы, и сейчас, когда нам уже под шестьдесят, как только кто-нибудь нашкодит, и это очевидно, и виновник налицо, из нас, конечно, мы смотрим наивными глазами и кричим: «ЭТО НЕ Я!».

 

Вкус шашлыка

Удивительным свойством обладают люди, любящие и умеющие готовить вкусную еду! Как правило, это добрые, с чувством юмора, крепко скроенной фигурой люди, с соответствующими отложениями на боках их пристрастий к еде и возлияниям. Таким розовощеким, вальяжным «эка бочка сорокаведерная», толстяком был наш друг Коля.

Наша сослуживица Любовь Владимировна говорила моей подруге, жене Николая: «С таким румянцем, ну, просто красавец! Ты помрешь, Машка, а он еще три раза женится!», но она ошиблась, именно это пристрастие и сгубило Колю. Умер он рано, в сорок семь лет, от инсульта.

Но что поделаешь – как говорил Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд: «Будь собой! Прочие роли уже заняты!»

Наша веселая компания неунывающих любителей природы, наслаждающихся весенними первыми росточками пробивающейся травы, обожала шашлыки на майской природе Подмосковья.

Готовились заранее, распределяли, кто что покупает и привозит, а священнодействие готовки шашлыка поручали теперь уже не Коле, а его преемнику Василию со звучной фамилией Крутопек. Что, его глубокий предок КРУТО испекал, большая загадка, но Вася мариновал шашлык с чувством, с причмокиванием, со слюнотечением и с любовью.

Маринад – это тот нектар, в котором вымачивают мясо перед тем, как отправить его на костер. Некоторые продвинутые шашлычники не советуют добавлять в маринад уксус, аргументируя это тем, что он делает мясо жестче и перебивает его естественный вкус. Но уксус давно уже стал традиционным ингредиентом маринада.

Восточные умельцы маринуют шашлык в кисломолочных продуктах. Особенно популярен кефир, в который добавляют лимон, мяту, кинзу, перец, имбирь, карри. Этот маринад идеально подойдет для птицы.

Василий приправил маринад всем выше перечисленным и, конечно, щедро пересыпал куски мяса луком, заменив уксус майонезом. По мере нарезания лука, шинкования кинзы, имбиря и первых побегов иссопа, Василий активно участвовал в произнесении многочисленных тостов и пожеланий, а тосты были такие, что требовали пить исключительно до дна. Соответствующими были и пожелания: здоровья, счастья и любви, не могли обойтись пригубленной стопочкой, а требовали осушить ее, а последнюю капельку слизать подчистую.

Когда замаринованный шашлык подоспел к нанизыванию на шампуры, Василий просто не смог этого сделать, так как его «развезло от усталости». Весенний праздник продолжался без него, а он сладко спал, укутанный пледом, на террасе.

На следующий день, с большим трудом разлепив глаза, осторожно поддерживая звенящую от боли голову, Вася спросил:

– А шашлык был?..

– Конечно! – шумно загалдели товарищи.

– А я его ел? – с надеждой робко спросил он.

– Конечно!! – еще громче поддержали его друзья.

– И как, – нерешительно пролепетал Вася, – вкусно было?!.

Вкус шашлыка не поддается описанию, как и пропущенный весенний вечер с яркими сверкающими звездами и теплым ветерком НАДЕЖДЫ на будущее СЧАСТЬЕ.

 

Сынок, дан покурить!

Моя шестидесятилетняя подружка «загремела» в больницу. За ночь онемела рука и нога, и долго не восстанавливались. Врач, которому оказалось не все равно, зафиксировал быстрым взглядом ее выныривающий кривоватый язык, решил ее госпитализировать с подозрением на микроинсульт. Из далекого Рязанского проспекта подружку увезли на «скорой» не в 15-ю больницу, что рядом, а в 52-ю, которая на другом конце Москвы… Больница хорошая, пролетарская, со строгим режимом и профессиональными врачами. Все оказалось не так плохо. Лекарства покапали, рентген сделали, сказали: скоро выпишем, радуйтесь жизни.

«Хворых обязательно надо навещать», – говорил мой покойный свекор, профессор медицины. Прикупив, как говорила моя мама «лизи-мази», это значит что-нибудь вкусненькое для удовольствия, я отправилась проведать мою подружку. Дорога до больницы, если идти по улице Пехотной, проходит вдоль чудесного парка. Раньше он был дикий, как и все парки столицы, кроме, конечно парка имени Горького, а теперь!! Я всего год не была в этих местах, а такая перемена! Чудесные мощеные дорожки, лавочки, красивые, удобные, архитектура дорожек причудливо закручена к центру лесного массива, спилены старые деревья, разделены на чурочки, еще, правда не увезли этот огромный склад древесины и, что самое главное: ОСЕНЬ. Осень так необыкновенно прекрасна, свежий ветер, желтая, красная и пестрая листва медленно кружится, а от порывов ветра, кружится весело и, я бы даже сказала, озорно. Остатки клумб пестрят узором не замерзших еще цветов и запах прелых листьев, самое его начало. Чудо!

Участливый охранник указал, куда топать к неврологии и я еще пока, пружинистой походкой, проплыла мимо патологоанатомического отделения, с грустью размышляя о бренности жизни и ее скоротечности.

Подружка была не грустной, оптимистичной, не утратившей чувства юмора. Пока мы сидели на диванчике в коридоре и беседовали, как запойные, поскольку давно не виделись и не обсуждали нашу жизнь со всех сторон и глубже, мимо нас беспрерывно привозили к лифту и увозили от него на каталках стариков и старушек после инсультов в сознании и без. Они были укутаны в одеяла или в спальные мешки, лица их были бледно голубые, безразличные к тому, что происходит вокруг. Сердце сжалось от тоски и печали, глядя на весь этот «перди-монокль».

«Господи, ты, боже мой!», – произнесла подружка, мы тяжело вздохнули и, я отправилась домой. Уже смеркалось. Из отделения я выскочила пулей и запнулась за группу людей, вывозивших на каталке больного. Двое молодых медбратьев толкали каталку вперед, а третий топтался рядом и нес какие-то вещи. На каталке лежал синюшный парализованный дед с безразличным лицом, укутанный с ногами и головой, видно только лицо, и моргал глазами, причем один глаз запаздывал по отношению к другому. Я пошла помедленнее, чтобы не мешать. Когда каталка повернула за угол, один из санитаров протянул деду сигарету и тот с жадностью затянулся. Санитары обернулись по сторонам и опять дали старику покурить. Глаза старика ожили, в них появился огонек, такой живой и яркий. Носилки катились и на носилках и рядом с ними из мужской солидарности и сердобольности, понимания момента отчаяния, плыли чувства сострадания: как покурить перед смертью на войне, или перед гильотиной выпить бокал шампанского.

Я прибавила шагу, слезы душили меня.

 

Бег по утрам

СТАС:

Никакая погода не может помешать мне бегать по утрам. Мой маршрут известен, я не люблю его менять. Несмотря на то, что в жизни и в работе я люблю и уважаю экспромты и неординарные решения, в утренних пробежках я – консерватор. И я понимаю, почему. Район, где я живу, называется «Крылатское». Много дорожек разбегается вдоль велотрека под сенью лесного массива, который соответственно времени года бывает всегда разным, а осенью – ослепительно великолепным. Почти всегда я выбегаю в 7.00. Мой путь лежит по большому кругу Крылатского велотрека, а возвращаюсь я, пересекая весь сквер по Крылатской улице. Сейчас дорожки сквера засыпали мелким гравием, который звонко скрипит под кроссовками. Как приятно чувствовать сильное разогретое тело, пластичное и легкое, крепкие лодыжки с безотказным шарнирным механизмом молодости.

Сегодняшнее утро необычно. Я никогда не оставляю дома ночевать женщин. Когда бы гости ни пришли и как бы долго не задержались, я всегда провожаю всех домой, даже утром: вызываю такси, и все дела. Если я не спал всю ночь, я все равно бегаю утром, вот такой мой организм. Утром я люблю быть один, чтобы никто не маячил у меня перед глазами. Я готовлюсь к новому дню. У меня ответственная и хорошо оплачиваемая работа. В ближайшее время мне придется временно переехать в Амстердам, так складываются обстоятельства, и для меня это более успешная ситуация, чем я ожидал от последних переговоров по проекту. Я вообще самодостаточный человек и до последнего времени был уверен в том, что мне никто не нужен, я имею в виду спутницу жизни. Но вчера я дал слабину. Мы с ней встречаемся уже около трех месяцев, не вплотную, у меня есть и другие женщины. Но вчера… Мой железный характер расплавился, не могу объяснить почему. Она нежная, очень комфортная, чувствую, любит меня, а я не хочу привязываться и давать кому-то надежду. Может быть, потому, что этот жлоб, мой сосед по лестничной площадке, просто пожирает ее глазами. Всякий раз, когда я приглашаю ее к себе, он, как черт из табакерки, выскакивает и едет с нами в лифте и смоооотрит. Взгляд враждебный, осуждающий, я плевать на него хотел. Сначала я думал, что это случайность, потом решил: это его проблемы.

Когда ко мне приходят женщины, я всегда выключаю телефон. Во-первых, чтобы не сбить романтической настрой, во-вторых, чтобы не обидеть даму, а в-третьих, я все равно через 2 часа включу телефон и буду опять в теме.

Я сбился с ритма, голова покрылась испариной, телефон всегда со мной, и сейчас тоже, но я его до сих пор не включил… Поистине – сегодня день исключительный. Это очень не типично для меня.

Почему вчера она осталась до утра? – кстати, она еще спала, когда я уходил. Она осталась потому, что я не отпустил ее, я не мог разомкнуть рук и даже на минуту перестать вдыхать ее запах, мои руки, лицо и весь я пахну ею, и от этого сжимается мое сердце и трепещет от счастья и восторга прошлой ночи. Это не входит в мои планы.

Когда я уеду, а это случится очень скоро, все войдет в нужную колею. Не надо думать об этом. И вообще романы на работе не приветствуются в компании.

ЖЕНЯ:

Дверь хлопнула тихонечко, почти скрипнула. Побежал. Он не хотел меня разбудить. Надо немедленно включить телефон и позвонить маме. Как там Ванечка? «У меня заходится дыханье, от одной лишь мысли о тебе…», хорошая песенка Фроловой, почти про меня. Как я влипла в эту ложь? Сначала думала так, один разок и – прощай, а теперь не знаю, что делать. Не могу ему сказать, что у меня Ванечка. Почему? Сама не знаю. Вообще-то знаю. Чувствую. Это будет последней нашей встречей.

Любить – значит быть невольником, рабом своего чувства и предмета любви. Как писал Сенека в письмах к Луцилию: «Ты спросишь: «Как же мне стать свободным?» – Избежать неизбежного нельзя – его можно только победить. «Сила путь пролагает себе». Этот путь откроет перед тобою философия. Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь».

Делай что должно, и будь, что будет. Еще этот сосед противный с укоризненным взором. Мне было очень хорошо, но почему такая тоска на душе? Вон Стас бежит по скверу. Такой красивый и уверенный, но при всей пластике его движений какая-то деревянная энергетика льется во все стороны. Благополучие, излучаемое его обликом, какое-то жалкое и не настоящее. Я люблю его. Мне хочется быть с ним всегда, касаться его тела, гладить голову и всего– всего и… всегда.

ЖЕНЯ:

Я узнал, что ее зовут так же, как и меня, спустя почти год. Мне под ноги покатились апельсины, и с налета, не имея возможности остановиться, по инерции я наступил на оранжевый шар всем весом моего тела, сок брызнул во все стороны. Банан отдыхает по сравнению с апельсином, «поездка» на шкурке продлилась почти три метра и завершилась кульбитом, но не через голову вперед с опорой на руки, а – через голову вбок с приземлением на спину. В метро не бывает грязи в привычном понимании слова, но я, волею судьбы, нашел ее в каком-то закутке и собрал физиономией, всю до капельки. Она подлетела ко мне, извинялась беспрерывно, тянула меня за плечо, пыталась подхватить на руки, все было достаточно забавно. Апельсины мы собрали, я остался жив, и она уехала следующим поездом, а я стоял и дышал ее духами, боясь толпы, грозящей стереть это счастье из моей памяти. Это было нашим первым «знакомством».

Я говорю «нашим», видимо потому, что эфирное ощущение взаимного понимания всегда присутствовало при наших нечаянных встречах. Я видел, я чувствовал ее, та неловкость, которая возникала во всем ее облике при виде меня, страшно огорчала, я понимал, что она узнает меня и это ей досадно.

Второй раз я увидел ее на остановке трамвая, на улице Живописной, где мой институт, видимо, где-то рядом она и живет. В трамвае толчея, все тесно прижаты друг к другу, резкое торможение всколыхнуло весь вагон и, она крепко каблуком наступила мне на ногу, я выдохнул со стоном. «Простите, ради бога», – прошептала она. А я вдыхал аромат ее волос и, несмотря на резкую боль, был просто счастлив. Огромный синяк и треснувшая плюсневая косточка благополучно зажили. Я обожал и эту боль, и синяк, которые напоминали о ней.

Следующая встреча до сих пор бесит меня.

Опаздывая на Сапсан из командировки домой, я был с похмелья. Здоровье еще оставалось, но ооочень мало. Конференция в Питере «Исследования в области радиационной медицины, гигиены, экологии, защиты от ионизирующих и неионизирующих излучений, обеспечения радиационной и химической безопасности в технологиях специального назначения» закончилась грандиозным банкетом, плавно перетекшим в его продолжение по номерам гостиницы. Времени на сон практически не осталось, а так же «планы» по поводу Юлии Павловны – увы – не осуществились. В Сапсане я рассчитывал поспать, что и предпринял немедленно. Уже подъезжая к Москве, сзади услышал голос ребенка, мальчик спрашивал:

– Ма, что такое Лахурда?

– Откуда ты это взял?

– Мальчик в передаче говорил бабушке: «Вырастешь, придет какая-нибудь Лахурда и заберет тебя, а бабушка смеялась».

Женский голос тоже зазвенел от смеха, началась возня за спиной, я выдохнул перегар, встал и увидел ее.

Такой красивой женщины я не встречал никогда. Мальчишке лет пять. Она узнала меня, хотя прошел почти год, незаметно кивнула и улыбнулась:

– Как здоровье?

– Ужасно!

– Понимаю.

– Нога цела?

– Спасибо.

Целых четыре часа я мог растворяться и плыть в духовном соприкосновении с ней, а я дрых, как скотина, наверняка храпел, как лось. Мне 35 лет, я покраснел. Красивая дама на соседнем сидении устало смотрела на мальчика и, обратившись к ней, сказала: «Женечка, не забудь – Максиму ни баннер, ни тизер не понравились». Так я узнал, что ее зовут Женя. О, боже, если бы я не дрых, ситуацию тезки можно было бы здорово обыграть…, но было уже поздно. В отражении окна я увидел свою помятую рожу и быстро вышел. А потом я встретил ее в лифте с этим снобом из «аристократов». Она, конечно, узнала меня, в ее отсутствующем взгляде была неловкость и стыд, а еще, мне показалось, досада на меня. Какого черта я здесь живу! Она сделала вид, что мы незнакомы. Влетел в квартиру и носился по потолку, разбивая в кровь кулаки. Соседушка. Вон бежит по скверу. Любит себя. Эгоист.

Перелетая нерегулируемый пешеходный переход, коротенький и незаметный за поворотом, Стас не успел обернуться вправо. Черный, блестящий новыми фарами ЛЕНД КРУЗЕР поддел его на капот и отбросил на тротуар. От головы медленно расползалась темная алая кровь. Женя выбежала на лестничную площадку в рубашке Стаса с голыми ногами, суетливо приглаживая растрепанные волосы.

– Я вызвал скорую! – резко крикнул сосед.

 

Забытый букет

Боже мой, мне уже 54 года! Через 12 дней стукнет 55. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?! Что в 25 лет восклицал поэт, что в 55 – «молодая» баушка… А имели они в виду, мне кажется, одно и то же – скоротечность времени.

Моя племянница, прелестная Катрин, так я ее зову, в возрасте тридцати пяти лет потрясла мое воображение фразой: «Посмотри, как я хочу стареть!» и показала мне фотографию царственной старухи, скачанную из Интернета. На фото прямо мне в глаза смотрела очень худая, с копной седых волос, ухоженная леди, в пиджаке с гроздью цветных бус на шее и громадными браслетами на запястьях. На вид ей было лет 80, но, я думаю, на самом-то деле ей было все 120. Тем не менее, это была леди: в глазах сверкали жизнь, блеск и ум. Интересно, можно ли с помощью программы «Фотошоп» сделать в глазах блеск и ум? Блеск, наверное, легко, а вот ум… сомневаюсь.

Мой младший внук спит, ему три года. Старшему, стало быть, девятнадцать, а младшенькому всего три. Я сижу на террасе, на даче, и время от времени прихожу на него посмотреть, как он спит, как дышит. Я его фотографировала спящего, но мне, почему-то, жаль делиться восторгом этих кадров с другими людьми. Я, вообще-то, как раз тот человек, который очень любит поделиться. Если мне понравилась книга, спектакль, выставка, будьте уверены – этими впечатлениями «изнасилую» друзей и родных.

Наш дачный дом деревянный, из бруса, облицован старой вагонкой, таких названий сейчас никто и не помнит, наверное, сейчас в моде сайдинг какой-нибудь. Полы, лестницы, стулья и табуретки и, конечно, столы – все в доме скрипит, даже когда никого в нем нет. Какие-то вздохи, ахи, стуки, скрипы раздаются без конца. Пересечь терраску, подняться на второй этаж или спуститься без сопровождения звуков невозможно. Поэтому, если какой-нибудь «медвежонок» движется по дому, то его легко отследить по звуку: куда идет, в каком направлении, где стоит или топчется, и куда потом направился, и даже – с какой целью. Поэтому я на самых верхних цыпочках, в один прыжок, мягко, как пума (в пятьдесят то четыре года, килограммов под 70), пересекаю терраску, чтобы не скрипеть ничем, и любуюсь моим спящим счастьем.

Странная вещь: некоторые, совсем незначительные предметы или пустячные события в определенные моменты жизни представляются мне гигантскими айсбергами, таящими в себе переворот вселенной. Определенными моментами жизни могут быть: прогулка по парку, дорога на работу (чаще всего), поход в магазин, в аптеку и т. д. и т. п., одним словом, движение тела и духа на свежем воздухе. При этом мысленное повествование бывает таким динамичным и увлекательным, что я забываю о цели своего путешествия. Сюжеты рождаются от удачного слова, взгляда, облика человека, от музыкального звука или просто шума, от тишины и т. д. Мне кажется, с самой собой мне никогда не бывает скучно.

Возраст, возраст…. Когда моей маме было столько же, сколько мне сейчас, она говорила: «Ты думаешь, мне 55? Нет! Внутри (она крепко прижала руки к груди, а руки у нее были очень красивые) мне 17 лет!»

Я вошла в трамвай, внутри мне тоже 17 лет. Трамвай почти пустой, хотя понятно, уже 20.15, час пик кончился, рабочий день давно кончился, я еду домой. Ехать мне далеко, я прохожу весь вагон, и усаживаюсь на три пустых задних места. На одном месте я, на двух других – мои многочисленные сумки.

На остановке жидкая вереница пассажиров медленно заходила в трамвай, последними продвигались к посадке, крепко обнявшись, двое влюбленных, женщина с роскошным букетом бордовых роз и мужчина, которому мешал обнимать женщину букет и объемный портфель, но в последнюю минуту мужчина остался, а женщина вошла. Мужчина был плотным, немолодым; он долго посылал воздушные поцелуи женщине и махал рукой. Женщина один раз невнятно ответила жестом скупым и незаконченным и отвернулась.

Я обычно читаю в дороге. Хорошо, сейчас электронные книги берут любой объем литературы, скачиваешь и радуешься маленькой планшетке в сумке. Я уткнулась в литературу, но что-то мешало мне сосредоточиться. Женщина обернулась, покрасневшими глазами скользнула по вагону. Красивое лицо грустно и отрешенно смотрело в себя, она отсутствовала, здесь ее не было, где-то очень далеко она мысленно боролась с нерешаемыми проблемами и плакала. Через несколько остановок она вышла, каким-то суетливым движением – не положила – сунула букет на пустое сидение. Розы качнули головками ей вслед. Быть может, она не могла принести букет домой, где ее ждал муж и дети, а может быть, она просто простилась и с букетом, и с мужчиной, и с его толстым портфелем.

Брошенный букет в полупустом трамвае, такой парадный и роскошный, выглядел так одиноко, что мне стало его, так же жаль, как и красивую даму. На следующей остановке вошли молодые влюбленные, отлипшие друг от друга только для того, чтобы войти в трамвай, чтобы тут же слиться опять, крепко обнявшись. Юноша ни на секунду не оставлял девушку, крепко держался за нее, как за спасательный круг, и беспрерывно целовал ее лоб, щеки, выбившиеся из-под шапочки волосы, и шапочку тоже. Они не видели ничего вокруг себя, только друг друга. Девушка в черных легенсах шагнула немножко в сторону и укололась розой. «Ай, смотри, какой забытый букет!!!» – воскликнула она. Они растерянно осмотрели вагон, их вопрошающий взгляд остановился на мне. «Это ваш?» – юноша соизмерял расстояние от меня до букета, размышляя и взвешивая, насколько велика вероятность принадлежности букета именно мне.

«Нет-нет! – улыбнулась я. – Эти цветы не мои. Может, букет ожидает именно ВАС?!» Юноша взял розы, но девушка его остановила. «Не надо, – почти прошептала она. – Это ЧУЖИЕ ЦВЕТЫ».

Я вышла, а они поехали дальше. Я представила, как бедный букет роз добрался до кольца трамвая, где его веником вымели в мусорный пакет.

Осторожность и даже какой-то суеверный страх девушки, не брать чужое: счастье или несчастье, она же об этом не знала, но чувствовала, что не надо трогать эту грустную роскошь. У женщин молодых, очень молодых, зрелых и перезрелых ИНТУИЦИЯ как живая душа тоненькая, трепетная, всегда с тобой, как ангел хранитель.

 

Звук открываемой пробки

Такой светлый солнечный день. Сегодня 25 июня 2015 года. День грозил пролиться ливнем, но какой-то волшебный поток унес тяжелые облака и освободил синее небо. Бесконечно брюзжит мужчина на соседней лавочке. Монотонным голосом, без точек и запятых проклинает постылую жизнь. Звук открываемой пробки «б-у-у-к» возвращает меня из-за облачных высот. Сосед предлагает мне выпить. Я поднялась и тихонько отправилась в путь. Две старушенции вразвалочку, опираясь на палки, медленно плывут по тропе. Жарко, плюс 27. Жирная синица грузно шевельнула ветку. Нежно зеленая крона ореха вылупила 3 плода. Продираясь сквозь трехметровые травы, получая ожоги крапивы, думала, что это фантазии детства, а это реалии зрелости. Всегда лукавить, и с самой собой – что это? Это детский страх разоблачения и наказания. Страх наказания вот, что в жизни обывателя дамокловым мечом висит над головой, над поступками и даже мыслями. Может и есть где-то свобода. Что это свобода? Субстанция свободы извращена моим внутренним я.

Я подняла 50 копеек лежавшие на сером, неровном, потрескавшемся асфальте, стороной «орел», что я делаю всегда, когда монетка лежит «орлом», всю свою жизнь. Если «орлом» надо брать, смешно!!! В детстве говорили, принесет счастье. Монетка блестящая почти сверкающая. Часть асфальта провалилась и отломилась от целого массивного куска, я наступила на нее, и раздался «б-у-у-к», звук открываемой пробки. Раскачиваясь на этом кусочке асфальта, я остановилась и отдалась вихрям мыслей. Они потоком хлынули из меня как водопад. Бесконечные заботы, дела, долги и смятения поглотили меня настолько, что думать и решать я уже не могла. С удивлением обнаружила, что молитва «Господи, спаси и сохрани мя!» произносимая бесконечное количество раз, облегчает душу. Для атеиста – парадокс, а для верящего во Вселенский разум? «Пусть на экзаменах моему лентяю придет озарение, он ленивый, но не глупый, ленивый, но талантливый, хотя говорят: талант без труда ничто… Как хочется, чтобы он сдал хорошо и взялся за ум, наконец. Хоть бы посуду мыл за собой, хоть бы еду уже начал подогревать, не говоря уже готовить, уже ведь 16 лет. Приговаривая мысленно и иногда даже чуть-чуть вслух (подумают, что сбрендила) я давила асфальт, а он отзывался «б-у-у-к, б-у-у-к, б-у-у-к». Такой инструмент музыкальный есть ханг, когда слушаешь не только космическое эхо его мелодии, но и звук прикосновения руки, это очень мне напоминает этот «б-у-у-к» асфальтового обломка.

Прыгая на одной ноге и пытаясь открыть дверь ключом, не уронить сумки с продуктами, ридикюль с косметичкой и документами, полураскрытый зонтик и не пустить по ноге давно стучавшуюся «водичку», я пыталась не расплескать перехлестывающую через край ярость. Дверь распахнулась, Олег подхватил мои сумки: «Мам, я сдал отлично, посуду помыл, а вот гляди, курицу запек с корицей и яблоками!». Улетел на кухню и бесконечно тараторя, выгружал хлеб, сыр, йогурт. «Вот молодец, помидоры купила! Сейчас сделаю такую вещь из помидор…, пальчики оближешь, меня Лизка научила!».

Я, конечно, остолбенела. Надо молиться, молиться надо…. Нет, это 50 копеек «орлом». Боже мой, просто день, когда мне везет…. Какая узкая у Олега спина и неширокие плечи, хотя рост 185, такой тонкий, нежный, самовлюбленный, еще все раны впереди…

Утреннее настроение, нашпигованное многолетним рефлексом необходимости выполнения всего, что требуется по утрам, искусственно создается самой собой. Дорога на работу, в преддверии миллиона дел, которые вот-вот обрушатся на меня, но пока…, пока еще есть чуть-чуть времени, для меня легка и я почти парю над землей. В этот маленький период (12 минут до метро) я сочиняю великие романы, внутри меня рождаются вселенские интриги, от которых зависит жизнь на земле. Через 12 минут, когда я уже в подземке, мой «полет» менее масштабен, зато более сердечен. Утренний сквер сменяется сумраком и толчеей метро, очарование природы пропадает и уже хочется тишины, покоя, отдыха, еще 8.30 утра и впереди рабочий день…

Вчерашние 50 коп., молитва и «сбычность мечт» в отношении сына, так повлияли на мое воображение, что я просто, опять, еще разок, страстно влюбилась в жизнь и, почему-то, обрела давно утраченные надежды.

Начальник весел и оптимистичен. Таким он бывает почти всегда. Счастливый месяц и день его рождения сделали его самого и его судьбу в частности, удачной победой над суетой жизни. Когда смотришь на него в профиль, даже в этой горделивой виньетке его головы виден весь оптимизм еврейского народа. К сожалению, умение трудиться в поте лица чужими руками, и не брать на себя ответственность и, при этом, сухим выходить из воды – эти «прелестные» черты ему присущи на 200 %. Поэтому, порой, пребывая в бешенстве от всяческих каверз производственной жизни, я смиряюсь перед обстоятельствами и если и посылаю начальника от души очень далеко, делаю это молча с улыбкой на губах.

Пережив тяжелый день и уже не наслаждаясь 12-ю минутами от метро до дома, так как эти минуты уже в конце рабочего дня, и я, деморализованная тихо приговариваю, прошу господа на злобу дня: хоть бы ты его (начальника) сейчас в отпуск отправил, а не осенью, он же все испортит завтра на совещании… Я просто сошла с ума на улице лето, воздух теплый и нежный, вечер волнует мое сердце, а я все думаю о работе, это клиника… По дороге «б-у-у-кнула» пару раз асфальтом и вот я дома.

Не успела войти, как зазвонил мобильник, слава богу, руки мои были свободны, я не тащила сумки, не одевалась, не принимала душ, не красила ресницы, не обваливала в сухарях котлеты, не месила фарш и т. д. «Юлия Петровна!», – громко закричала моя сотрудница, «Завтра нашего хмыря (начальника) не будет. Его срочно отправили в командировку Ура! мы все завтра сами сделаем!».

Я почему-то растерялась. Остановилась посреди прихожей. Медленно раскачиваюсь. Какой-то легкий озноб или морозец мигом просвистел вдоль позвоночника и я, как будто вздрогнула. Все волосы встали дыбом. Туфли я еще не сняла. Быстро набросила ветровку. Вышла. Заперла дверь и, очень медленно, очень медленно, пошла к метро.

Исполняя божественное предназначение зорко, и как будто впервые смотрела вокруг, замечая как ярок и прозрачен мир. Быстрота мысли, очень четкая и мгновенная не сновала, туда-сюда, как хаос броуновского движения, а, интуитивно, и, одновременно, будто меня вела рука, чья-то сильная и нежная, как любовное объятие, когда ты двигаешься ровно так, как чувствуешь и получается восторг.

Около фонарного столба, рядом с метро «рука» меня отпустила, и наступил вакуум. Я растерялась, не зная, что предпринять. Остановилась и увидела людей, спешащих и толкающихся, таких разных и похожих друг на друга. Следующий мой шаг пришелся прямо на отломившийся асфальт. «Б-у-у-к» пропел он ханговской мелодией.

Острое чувство радости наполнило меня до краев. Милая старушка тащила за собой тележку на колесиках. Я сосредоточилась на ней. Капельки пота блестели на ее лбу, нелепая панама сползла набок и седые, редкие прядки волос стояли дыбом, а другие прилипли ко лбу, бородавка на лице немного торчала, но совсем не портила лица. «А ведь в молодости она была, наверное, красавицей», – подумала я. «Вот бы взглянуть на нее тогда!..»

Белая нелепая панаме накренилась еще сильнее, волосы старушки ожили и роскошной шапкой окружили нежные щеки. Бородавка превратилась в родинку, веселую и темную как каштановые волосы. Старушка вытянулась, постройнела. Веселые глаза посмотрели на меня. Молодой тонкой рукой она коснулась моего локтя и девичьим голосом спросила: «Будете так любезны, подскажите, где остановка троллейбуса?».

Прошло 3 месяца, теперь я даже почти все осознала, с ума не сошла и столько всего натворила.

Во-первых: мы успешно сдали проект. Во-вторых: мой начальник, наконец, ушел на пенсию, Женечка, наша сотрудница, получила квартиру, которую ждала 20 лет, Михаилу Сергеевичу, на даче, провели газ, который садовое товарищество пробивало 10 лет, у Петра, тоже наш сотрудник, родилась девочка, жена 7 лет лечилась от бесплодия. Олег победил лень, теперь я очень волнуюсь, как бы его энергия не выплеснулась через край. Лизка, его подружка, перестала ссориться с мамой, а Павел, его друг устроился на работу. Я, почему-то, тревожилась, когда загадывала желание и «букала» асфальтом, привнося (как я думала) изменения в мою, и без того прекрасную жизнь. Например: загадывая осиную талию, я почему-то записалась на фитнес, деньги, на фитнес, взялись из о-о-чень хорошей премии, которую наш отдел неожиданно получил за успешный проект. Талия действительно уменьшилась, но какой ценой?! Тренер гонял меня как Сидорову козу, и, отправляясь в душ после тренировки, я снимала с себя совершенно мокрую одежду. Огромные ресницы так и не выросли, но я, почему то, мажу их репейным маслом с упорством Сизифа. Старую мебель, которую уже давно было пора выбросить, я застраховала, а через полгода лопнула труба, и нас залило так, что по страховке я отремонтировала квартиру и купила скромную новую мебель. Когда я подумала об отдыхе за рубежом, наших сотрудников отправили в круиз по Америке, в связи с каким-то обменом опытом. Каким обменом? Каким опытом? Смешно. Но поездка была просто супер. Восемь городов далекого континента, в том числе Лас Вегас плюс гостиница «Беладжио».

Вы не поверите: когда Олег с Лизкой целовались и т. д. в соседней комнате я тихонько взгрустнула и «букая» асфальтом грустно вспомнила о своей личной жизни, которая в таком ритме работы и забот просто отсутствовала. И, вот, на конференции в городе Санкт-Петербурге, я, не чаяно в паузу на «Кофе брейк», облила с ног до головы, то есть, наоборот, с головы до ног, крепко скроенного рыжеватого мужичка, который сначала показался мне колхозником из Ленинградской области, ставший, впоследствии, чемпионом области по вольной борьбе. Это была моя судьба. Павел, так его звали, оказался военным врачом в разводе, и уже, как 3 дня любовался моим профилем в зале заседания. «Зачем тебе это село?», – Спрашивала потом меня моя подруга Кира. Ах, если бы она знала, какой восторг вызывал во мне его родной запах, какие крепкие у него руки, и какая нежная и огромная душа.

Моя «буколка», с отломанным асфальтом, творила чудеса. Я вставала обеими ногами «букала» и, закрыв от сосредоточенности глаза, загадывала сокровенные желания. Я старалась, чтобы окружающие не подумали, что у меня «не все дома», а желания сбывались тут же если не на следующий день, то со временем.

Я побежала к метро, чтобы упорядочить некоторые дела и отремонтировать старую дачу, но…

Но… Но… Уже издали я увидела оранжевую машину и четырех узбеков, которые клали новый асфальт. «Подождите, остановитесь!!! Немедленно прекратите!!!», – закричала я, но было уже поздно. Толстый слой горячего асфальта прочно покрыл мое волшебное место.

На следующий день я топталась на том же самом месте. Все тщетно. Сзади меня обнял Паша и спросил: «Ты что тут топчешься? Пошли домой. Через неделю поедем в Крым, в отпуск».

Растерянным взглядом я окинула мое заветное место, а Паше я так ничего и не рассказала, про этот «б-у-у-ук». Зачем? Он такой хороший, добрый и вообще должны же быть у меня от него секреты или тайны, какие-нибудь?!