Попутчица

Расценивать командировку как тяжелый труд может только женщина. Следует выполнить задание, это – во-первых, а во-вторых, третьих и четвертых, это значит терпеть дискомфорт, оттого, например, что у тебя с собой груз килограммов под тридцать. На вокзале тебе помогали сотрудники; а в пути, при переходе от поезда до автомобиля или при заталкивании мешка под сидение в купе, – где найти силы и средства, если попутчик не молодой красавец, а, скажем, кормящая мать с младенцем? Если в пути, а именно так всегда и происходит, к тебе неожиданно подкрадывается менструация со всеми вытекающими последствиями, и нет возможности даже воспользоваться прокладкой, а помыться получится только в гостинице, а это будет почти через сутки. Вот что хочешь, то и делай! Не говоря уже о красоте, связанной с макияжем и его сохранностью на всем протяжении командировки.

Данный вояж, как казалось нам с Натальей Константиновной, подходил к финалу. Командировка в славный город Мурманск завершалась. Все акты были составлены, протоколы подписаны, осталась только одна маленькая проблемка: опытные образцы наших изделий были обработаны различными химическими реагентами, перечислять которые сейчас я не буду, чтобы не обременять лишний раз ваше внимание. После обработки химическими веществами нам следовало привезти их в Москву и исследовать на прочность после воздействия этих химических реагентов. Эти самые реагенты, особенно раствор дегазирующий РД-2, издавали страшное зловоние. Несмотря на трехслойную упаковку, наш мешочек с образцами «газил» так, что мы опасались, как бы нас не выставили из вагона скорого поезда «Мурманск – Москва».

Провожающие моряки быстренько затащили наш груз в купе и ретировались, а мы, не успев снять куртки, сразу почувствовали запах РД-2, который стал расползаться по всему купе. Недолго думая, мы подняли лавку и затолкали в багажник наши эксперименты, расстелили матрац и рядышком сели сверху, осторожно принюхиваясь к окружающей среде.

Поезд весело катил вперед, постукивая колесами по рельсовым стыкам. Мы успокоились – в купе мы были одни и, расслабившись, осторожненько достали бутерброды. Проводница принесла чай. Не успели мы отпить по глотку, как на остановке «Мурмаши» в наше купе вошло нечто, напоминающее женский пол. Крошечная женщина с маленькой головой четырехлетнего ребенка, очень худенькая, с ярким макияжем (это мягко сказано). Кобальтовый цвет теней в смеси с парижской синью под и над глазами на ее остреньком личике преобразил свет из окна купе, а яркая, насыщенно малинового цвета, губная помада, как костер в ночном осеннем лесу, осветила «поляну» с чаем и бутербродами.

Женщина сняла курточку, достала из сумки вязаные крупной вязкой тапочки и надела их. С этого момента мы перестали беспокоиться по поводу душераздирающего запаха раствора РД-2. Купе наполнилось такой смрадной вонью, что пить чай я сразу прекратила, усилием воли сдерживая позывы к рвоте.

Женщина рассказала, что едет она из Мурманской области, Кандалакшского района, поселка Зеленоборский, где навещала мужа в тюрьме. Муж очень хороший, но только заводной: как выпьет, то бьет всех смертным боем, а ей достается больше всех. Живут они хорошо. В поселке она на хорошем счету, любой человек ей МОЖЕТ ДАТЬ ВЗАЙМЫ. Это прозвучало как характеристика высочайшего класса, так как взаймы дают только надежным и благополучным жителям, а не всякой шушере. Тут я догадалась, откуда ее лицо имеет такой сизоватый оттенок, а рыхлая кожа в пятнах, старательно закрашенная крем пудрой «Балет», говорила о хроническом отсутствии всякого рода пищевых изысков, как то: яблоки, например, или цитрусовые, короче, скудное однообразное питание без витаминов и минералов говорило само за себя.

Мы предложили ей чай и бутерброды. Никогда в жизни я не видела, чтобы так ели люди. Иногда в кино показывают блокадный Ленинград и в каком-нибудь эпизоде артист, изображающий голодного, так поглощает еду.

Если представить, что вы вошли в слоновник в зоопарке, то сразу будет видно, как вошедший задыхается от соответствующего запаха животного, за которым со вчерашнего дня никто не убрал навоз, но постепенно вы привыкнете, и навозный аромат не будет таким уж невозможным. Вот и здесь, в купе, мы принюхались, и нас перестало выворачивать.

Худенькое существо с гордостью сообщило нам, что эти вязаные тапочки, которые смердели хуже, чем в слоновнике, ей подарил муж. Он сам их связал, немножко поносил, а потом подарил ей НА ПАМЯТЬ.

На станции «Кузема» она вышла.

А мы, потрясенные увиденным, услышанным и обоняемым, чуть не заплакали от жалости к этой невыносимо горькой судьбе.

 

Плавучая казарма

Подготовка к предварительным испытаниям комплектов защитных изолирующих морских КЗИМ находилась в самом разгаре, когда выяснилось, что на испытания в Североморск поедут только двое сотрудников вместо запланированных четырех. Этими товарищами оказались две женщины – я и младший научный сотрудник нашего проектного бюро Пичугина Ольга Ивановна.

За полярный круг в неизведанные просторы Кольского полуострова, омываемого водами Баренцева и Белого морей, мы ехали впервые. Кольский полуостров расположен на крайнем севере России. Почти вся территория расположена за Северным полярным кругом. Рельеф Кольского полуострова представляет собой впадины, террасы, горы, плато. Горные массивы полуострова возвышаются над уровнем моря на более чем 800 метров. Равнины Кольского полуострова занимают болота и многочисленные озера.

На полуострове расположены пункты базирования Северного флота России – Североморск и Гремиха, а Североморск является штабом Северного флота.

Лето было в самом разгаре, поэтому, кроме ветровок и легких шерстяных кофточек, нам в эти июльские дни и в голову не пришло взять что-нибудь более существенное на непредвиденный случай.

В Москве два крепких помощника в лице сотрудников испытателей помогли нам загрузиться в скорый поезд, так как везли мы тридцать комплектов КЗИМ, весом полтора килограмма каждый, а в Североморске встретили два астеничных офицера в белых перчатках с зонтами, так как шел дождь.

Дорога в дождь – это к счастью, твердила Ольга Ивановна.

Отправляться в дальнюю дорогу в дождь, который пошел неожиданно, – к удачному пути. Считалось, что дождь – небесная вода, смывающая все болезни и печали. С языческих времен сохранилось и восприятие дождя как небесного молока, кормящего землю и все на ней растущее.

Офицеры в белых перчатках очень удивились, обнаружив два огромных баула, по двадцать килограммов каждый. Мы не сразу поняли, что белые перчатки рассчитаны на двух дам из Москвы, а не для перетаскивания тяжелых баулов. Дело замешкалось, мы дружно с Ольгой вытащили сначала один мешок, а потом и другой, на глазах у переминавшихся с ноги на ногу красавцев в погонах. Их неподвижные фигуры продолжали маячить на перроне. Легкое недовольство придавало взорам оттенок равнодушия. Когда выяснилось, что тащить груз придется далеко, так как ожидающая нас машина находилась на приличном расстоянии от перрона вокзала, один из офицеров ушел вдаль и вскоре возвратился в компании хилого матросика, впоследствии оказавшегося шофером. В конце концов, мы погрузились и, благополучно миновав два контрольно-пропускных пункта, прибыли на место проведения испытаний.

Этим самым местом являлась Губа Андреева, расположенная в пяти километрах от города Заозерска и считавшаяся одним из самых крупных объектов Северного флота по хранению РАО и ОЯТ. Хранилище представляет из себя техническую базу, расположенную на берегу залива Западная Лица. Оно состоит из: двух пирсов, стационарного причала, пункта санитарной обработки, хранилища бассейнового типа – здание № 5 для хранения ОЯТ (с 1989 года не используется), три 1000-кубовые ёмкости сухого типа для хранения ОЯТ, береговой кран грузоподъёмностью 40 тонн, открытой площадки для хранения контейнеров с ОЯТ, контрольно-пропускного пункта, и других технических строений. К другим техническим строениям можно отнести старую двухъярусную плавучую казарму финской постройки, где нам предстояло провести две недели и за это время выполнить наше задание на высоком научно-техническом уровне.

Первые впечатления от хранилища отработанного ядерного топлива со мной останутся на всю жизнь. «Подобного кошмара я не видел в жизни никогда и не представлял, что такое может быть. Представьте себе огромное здание без окон, окрашенное в чёрный цвет, стоящее на скале среди сопок» – цитата из воспоминаний офицера-подводника, а дальше добавляю я: внутри здания клоками и сталактитами свешиваются дезактивационные пленки; на протяжении приблизительно пятидесяти метров, на кронштейнах, в водной среде висят отработанные тепловыделяющие элементы (ТВЭЛЫ) атомных подводных лодок. Пейзаж примерно такой, как в американских фильмах ужасов эпохи Великой депрессии.

Нам выдали ключи от каюты и туалета, ВСЁ беспрерывно запирается: вошел, повернул ключ, вышел, повернул еще раз. Работа закипела. Мы влились в ритм и расписание военно-морского флота. Утром нас привозил к катеру автобус, катер пересекал бухту и причаливал в плавказарме, а вечером все происходило в обратном порядке. Нужно заметить, что наличие на плавбазе женщин, да еще из Москвы, вызывало огромный интерес офицерского и неофицерского состава. Беспрерывно кто-то ошибался дверью, нам приносили пирожки, конфеты, кофе и так далее, при этом душещипательные беседы «об жизни» не прекращались в течение всего рабочего дня. Через три дня мы знали всю личную жизнь всего экипажа в подробностях: кто с кем разошелся и сошелся, кто как служит, а кто – не служит вообще. Честно говоря, это было для меня открытием. Теперь я точно знаю, что болтушки и сплетницы совсем не женщины, а… Ну, об этом – после.

Первый поход в защитных костюмах в радиоактивную зону для описания условий труда, в данном случае – службы, моряков закончился весьма непредсказуемо. При выходе из хранилища все участники проверяются на радиоактивное загрязнение – наступают на установку типа КРАБ, на которой высвечивается, где есть на человеке радиоактивные загрязнения, подошвы, руки, голова, и т. д. Мне повезло: голова моя была «чиста». Учитывая, что мои волосы достигали ровно до копчика, мыть их представлялось очень проблематично. Все остальное было в радиации.

«Вы – дамы, идите первыми, а мы подождем», – скомандовал наш командир, и восемь матросиков замерли в ожидании. Мы шагнули в душевую комнату.

Здесь стоит заметить, что июльская погода на побережье Кольского полуострова в этот день напоминала конец ноября в Подмосковье. Кружащиеся снежинки переходили в холодные капли дождя, а ветер понижал температуру на 5–7 градусов. Командир крикнул нам вслед: «Девчонки, забыл сказать, горячую воду вчера отключили!»

Как хорошо, что никто не видел, как мы с Ольгой Ивановной на счет «три» разом вошли под ледяной душ и молниеносно выскочили, как ошпаренные кошки с воплем «Мяу!» Крупная дрожь била наши молодые тела, зубы звенели, но мы твердо знали, за нами ребята, в радиационной грязи ждут своей очереди.

Ледяной душ закончился рюмкой разведенного спирта в каюте командира, и никто не удивился, что не заболел, не чихал, ни кашлял и насморком не страдал.

После завершения проверки надежности костюмов, определения уровня их защиты, мы приступила к оформлению документов.

И вот однажды, когда мы закончили писать протоколы и заключения, освободились пораньше и маялись от безделья целый час, выйдя на палубу, мимо нас, проявляя огромный интерес к слабому полу, строевым шагом прошел капитан второго ранга.

Возвращаясь на палубу, он игриво предложил подбросить нас на материк, так как он на своем катере и ему расписание ДЛЯ ВСЕХ абсолютно «по барабану». Мы с радостью согласились. «На сборы пять минут!» – скомандовал капитан. Мы мигом собрали сумки и вылетели на палубу.

«Пошли!» – весело рыкнул капитан и пошел куда-то в сторону. Я искала глазами катер и ничего не видела вокруг.

«Да вот же он!» – воскликнул военный, и мы увидели крошечный катерок, который болтался где-то на уровне волн Андреевской губы. Отступать было поздно. Мы спрыгнули с помощью матросов на палубу катерка, и он тут же отчалил.

Дальнейшие события разворачивались молниеносно. На палубе катера сидел огромный черный ДОГ, лучший друг хозяина. Дог хорошо и спокойно реагировал только на морскую форму, а всякие там платочки и юбки не переносил на дух. Чтобы дог не сожрал москвичек, его заперли в каюте, а мы остались на палубе, и катерок пошел правым галсом через бухту на огромной скорости. Снежинки вперемешку с ветром забивались за шиворот, и через пятнадцать минут к причалу на материке подошел катер с двумя замороженными курицами сизого цвета с малоподвижными конечностями от холода. Но это было еще не всё. Бортик причала колебался перед моим носом, и закинуть ногу в юбке на палубу причала я, естественно, никак не могла. Катер в прибрежном дрейфе ходил ходуном, волны швыряли его то в верх, то вниз.

Мы с Ольгой, подхваченные спереди проходящими матросиками и подталкиваемые сзади капитаном, с горем пополам выползли на берег, ободрав до крови коленки. Катер улетел, а мы с трудом поняли, что автобус до города, придет только к общему катеру через час, и добраться до гостиницы раньше мы не сможем.

Из причалившего, через час, катера вышли подружившиеся с нами, за время работы, моряки и с пренебрежением процедили сквозь зубы: «Ну как, добрались пораньше? Предатели!». Погрузились в автобус в полном молчании, никто не шутил, и с интересом рассматривали наши рваные колготки и ободранные коленки. Вот такая песня!

Посмеялись над собой!.. Эх!

 

Офицерские погоны

Командировка, конечно, была запланирована, но на меня, а я в это время училась в заочной аспирантуре и готовилась к экзаменам, она свалилась, как снег на голову. Перевод с английского огромного специального текста «тащился» за мной уже две недели, а еще статья в журнал, неотредактированная, со спорными вопросами, висела на мне, как рюкзак с кирпичами.

Предварительные испытания нашего (очень важного!) продукта прошли под моим страстным, я не боюсь этого слова, руководством в июле прошлого года. И теперь мы подготовили ВСЁ для Государственных испытаний: опытную партию продукта в количестве пятидесяти изделий, пакет согласовывающих документов, все разрешения на въезд и выезд из закрытой зоны (а это был военный объект) и, кроме того, составили Государственную комиссию из заинтересованных и участвующих в проекте лиц, а также из представителей заказчика.

Хочу заметить, что комиссия, волею судьбы, собралась из разных городов: Москвы, Питера и Казани. Фамилии участников очень понравились принимающей стороне из Москвы: Журавлев, Пичугина и Лебедев, из Питера: Синицын и Птицын, а из Казани: Гусев. Только мы с заведующей нашим отделом к пернатым не имели «летающего» отношения, так как были просто Миленечко Людмилой Казимировной и Петровой Тамарой Петровной.

Поскольку предварительные испытания проводили мы с младшим научным сотрудником Пичугиной Ольгой Ивановной, нам было хорошо известно, куда мы едем, и что нас там ожидает. Естественно, товарищи Журавлев и Лебедев, оба – капитаны первого ранга, тоже были отлично осведомлены о месте нашего визита, остальным же предстояло удивляться и «восхищаться» бесконечно и долго.

В Мурманске нас встретил маленький автобус. Во время погрузки и транспортировки я услышала тихие переговоры между собой офицеров и матросов: «Ну вот, долгожданная «СТАЯ» прилетела, теперь неделю покоя не будет!» Наш путь лежал в поселок, расположенный на берегу бухты Андреевская губа.

Как известно, Мурманская область лежит на крайнем северо-западе страны, за Полярным кругом, занимая часть материка и обширный Кольский полуостров. В середине 1995 года появились первые открытые публикации о месте на Кольском полуострове под названием губа Андреева. Тогда, в 95-м, мало кто знал об этом, закрытом от постороннего глаза, клочке северной земли, расположенном на западном берегу губы Западная Лица, а в 1986 году, когда и состоялись Государственные испытания, в которых мы и принимали непосредственное участие, никто и подумать не мог, что эту точку рассекретят. Видеть губу Андрееву и территорию технической базы (БТБ-569), расположенной на её берегу, могли лишь подводники, выходя в море и заходя в свою закрытую, секретную базу Западная Лица, где дислоцировалась 1-я флотилия подводных лодок Северного флота. Наша задача состояла в проведении испытаний и даче заключения о средствах индивидуальной защиты кожи (КЗИМ). Эти костюмы защищают от отравляющих и высокотоксичных веществ, действующих на кожу и через кожу, радиоактивных веществ, бактериальных аэрозолей и токсинов, а также от светового излучения ядерного взрыва и зажигательных смесей.

По принципу защитного действия все средства индивидуальной защиты кожи делятся на изолирующие и фильтрующие. По способу использования различают средства защиты кожи постоянного ношения, периодического применения и однократного использования. Вновь разработанные изделия, которые мы привезли, по лабораторным исследованиям должны были иметь комплексную защиту от всех перечисленных факторов воздействия, в том числе от альфа и бета излучения.

После размещения в гостинице наша стая «приземлилась» у командира БТБ, капитана второго ранга, Ковалева, который изложил нам план и порядок проведения нашей работы. Совещание уже подходило к концу, когда раздался стук в дверь кабинета командира и, получив разрешение войти, с кипой газет и журналов появился необыкновенной красоты капитан второго ранга, высокий, стройный, с соболиными бровями, широкими, густыми и темными. Они придавали его лицу невероятную выразительность, подчеркивали красиво очерченные губы и огромные карие глаза.

– Угощайтесь новой прессой, – густым басом промолвил он. – Я уже взял себе кое-что: тут «Литературная газета» есть и много чего еще.

– Как?! Вы берете государственное добро домой?! – пошутила я и поняла, что – очень неудачно.

Капитан с неподдельной ненавистью сверкнул на меня очами и процедил:

– Родина мне на службе разрешает! – Вышел и резко хлопнул дверью.

На дворе бушевала метель. Мои соседки по гостиничной комнате вместе с остальной стаей прогуливались по маленькому военному городку с заходом в магазины – единственные достопримечательности этого заполярного поселения, а я, приняв душ и намазавшись кремом, улеглась в постель, обложилась английским и принялась за учебу. Мои благие намерения не увенчались успехом: через час вся толпа возвратилась и потребовала, чтобы я немедленно умывалась, одевалась и отправлялась вмести с ними в гости, так как нас пригласили. Я категорически отказалась. Тогда мои коллеги привели капитана Журавлева с угрозой вытащить меня из постели, заявившего, что он лично меня и умоет, и накрасит, и причешет, тем более, что женского рода всего три единицы, а мужеского полно – девать некуда.

Делать нечего. Я, мрачная и злая, потому что волосы длинные, причесываться долго, дел полно, подвести коллектив все же не смогла. Как только вышли за дверь гостиницы, снег залепил глаза, и было совершенно непонятно, куда нас вел крепко державший меня под руку Журавлев.

Хрущевская пятиэтажка, облепленная снегом и овеянная прибрежными морскими ветрами, только что не скрипевшая, так как была не из дерева, производила удручающее впечатление. Разбитые ступени, входная дверь в подъезд, висевшая на одной петле, громко стучала от ветра, но решительное желание капитана Журавлева сходить в гости, чтоб выпить и закусить в компании офицеров (а велено ему прийти ТОЛЬКО с дамами) было так велико, что море не доставало ему даже до колен.

Как только распахнулась дверь, меня подхватил в свои объятия капитан с соболиными бровями и жарко прошептал в ухо, что праздник тут организован только в мою честь, что он ждал меня как манны небесной и что сняли с рейда крейсер – специально, чтобы настрелять куропаток и угостить меня на славу.

Белая тундровая куропатка, принадлежащая к роду мелкой и средней величины птиц из подсемейства тетеревиных, отряда курообразных, действительно лежала на столе в запеченном виде в количестве пяти штук, по мере поедания которых некоторые гости выковыривали из зубов дробь.

Все присутствующие славили Северный флот и, по мере увеличения опьянения, внимательно следили друг за другом, так как женщин всего три, а дружный экипаж жаждет танцев. Капитан не сводил с меня глаз. Бесконечные байки из жизни моряков сыпались как из рога изобилия, фонтанировали все, кроме него. Хозяин квартиры, он же капитан с соболиными бровями, включил музыку. Самый смелый из присутствующих протянул руку через стол и пригласил меня на танец.

«Ну, уж нет!» – густым шепотом, который услышал бы и мертвый, проговорил капитан. Он перехватил мою руку и танец начался. Мою спину простреливали все пятнадцать человек гостей, я чувствовала себя крайне неловко, а капитан молчал, нежно и крепко обнимал меня за талию, руки его дрожали, и мне казалось, что если бы мы были одни, он бы задушил меня в объятиях сию же минуту.

– Давайте говорить что ли?! – предложила я.

– Я не могу здесь говорить. Неужели вы не чувствуете, как нас тут «душат» пятнадцать человек?!

– Тогда не нужно говорить, просто расскажите что-нибудь, ведь вы молчите весь вечер, но наверняка у вас столько же событий в прошлом, сколько и у всех.

– Случайности, происшествия, анекдоты – сейчас всё это не имеет никакого значения. Я смотрю на вас, и большего наслаждения не было в моей жизни, как будто я пью свежую воду. Я полон ВАМИ.

Чувствуя бесконечную неловкость, звенящую как струна, я, как женщина, разрядила тяжелый момент и принялась рассказывать о своем младшем сыне, какой он у меня добрый и нежный мальчик. Как бы ни складывались непростые моменты жизни, я умела быть, или казаться естественной, и очень часто это срабатывало, тем более, что за окном расстилалась длинная полярная ночь, и каждое движение мимики лица не бросалось в глаза. Вот уж точно говорят: от любви до ненависти – один шаг, а в данном случае следует считать, наоборот: от ненависти – до любви.

Какими злобными, мечущими молнии глазами выстрелил он в меня в кабинете у командира; теперь же, большой, красивый и ручной, как пес, сидит и смотрит мне в глаза и… мой – навеки. Он рассказал о своих сыновьях, о последнем походе. Энергетика, витающая в воздухе, не искрила драматично и яростно, а наоборот – легко и комфортно отпустила эту тривиальную жизненную ситуацию.

Вечер удался на славу. Веселье грозило затянуться до утра, но моя решительность, проявившаяся в застегивании сапог и одевании пальто, разочаровала компанию и погрустневшего капитана с соболиными бровями. Дальнейшее пребывание моей руки в его грозило перерасти в то, что исключалось из моей жизни, и я ушла в ночь и метель, не оборачиваясь и не сожалея.

Испытания прошли успешно. Красивого капитана я больше не встречала, и это приключение мне казалось таким романтичным: ведь никто и никогда не снимал для меня с якоря крейсер, не стрелял несчастных куропаток для жаркого к столу и не устраивал праздник специально для меня, произнося тосты в мою честь, совершенно без всякого повода. Конечно, это немного расстраивало моих сотрудниц, но только немного, – на такие пустяки не стоит обращать внимания.

В последний день перед отъездом в Москву, вечером, часов в шесть, к нам в номер гостиницы пришел наш командир, капитан Ковалев. Принес три литра спирта и сказал:

– Девчонки! Вы такие хорошие! Вот, это наш вам подарок. Больше ничем как командир, Вас поощрить не могу!

Стоит заметить, что Ковалев обладал мощным чувством юмора при наличии тонких губ, сурового выражения лица и жесткого взгляда; он, ни на секунду не улыбнувшись, рассказывал такие случаи из жизни, пересыпая рассказы анекдотами, что все держались за животики и кричали: «Хватит, больше не можем!!!»

Мы, как гостеприимные хозяйки, сразу настрогали бутербродов и смеялись беспрерывно шуткам капитана, придерживая щеки со словами: «Хватит, хватит!» В какой-то момент раздался громкий стук в дверь. Смех прекратился, и вошли соболиные брови с улыбкой во весь рот:

– Не мог с вами не попрощаться!

Я почему-то рада была его видеть и, несмотря на бесконечный хохот этого вечера, маленькая капелька грусти цвета алой крови сидела в моей душе. Теперь, когда он вошел в комнату и вместо цветов, которых там днем с огнем не сыщешь, принес веточку сосны обыкновенной, чувство острой радости, как в детстве, наполнило мое сердце. Я протянула ему обе руки и поцеловала в колючую щеку Ковалев наполнил бокалы, а капитан произнес слова, которые, видимо, приготовил заранее:

– Если бы не женщины, то в первые часы нашей жизни мы были бы лишены помощи, в середине – удовольствий, а в конце – утешения» – так сказал в 1788 году французский драматург Этьен-де-Жуи, – он помолчал чуть-чуть и запнулся. Мне показалось, что он совсем не это хотел сказать, мои сотрудницы потупились, а Ковалев вздохнул и добавил:

– Так выпьем за любовь к женщине!

Капитан Ковалев нас предупредил, что вышел на пять минут за хлебом (жена отправила), и времени у него мало. В четыре часа утра в изнеможении от веселого пира он сказал, что магазины уже все равно закрыты и налил «на посошок». Ковалев подарил каждой по бескозырке, видимо, сделанной дембелями, так как внутри каждой бескозырки красовалась подкладка из красного плюша.

Соболиные брови сильно подшофе посмотрел мне прямо в глаза и принялся отстегивать свои погоны на память для моего сына. Воцарилась гробовая тишина. Пальцы капитана не слушались, все смотрели на это действо молча с грустными нерешительными лицами. У Ковалева заходили желваки, но он ничего не сказал. Один погон был привязан детским коричневым шнурком от ботиночка.

Несколько лет потом бескозырка, с алым нутром, и два офицерских погона висели на стене около кроватки моего сына, детский шнурок от ботинка я нарочно не вытащила.

Мы узнали много позже, что в феврале 1982 года на хранилище, где мы работали, произошла радиационная авария – утечка радиоактивной воды из бассейна здания № 5. Ликвидация аварии шла с 1983 года по 1989 год, а мы работали как раз в 1986, за этот период в воды Баренцева моря вытекло около 700 000 тонн высокорадиоактивной воды. В ликвидации аварии участвовало около 1000 человек. Руководил работами специалист по радиационным авариям на флоте – Владимир Константинович Булыгин, награжденный за эту работу Звездой Героя Советского Союза.

Через полгода после Госиспытаний на мой московский адрес пришла открытка с новогодним поздравлением от капитана с соболиными бровями, я долго хранила ее в бумагах, а потом она затерялась.