Экскурсионное бюро у Храма

Активные люди, продвигающие товар прямо в лоб потребителю, всегда существовали на земле.

Знаменитая теория пассионарной концепции этногенеза Льва Николаевича Гумилева очень близка моему сердцу, хоть и вызывала в свое время жесткую критику историков и этнологов. Ведущий научный сотрудник Музея искусства народов Востока Владимир Кореняко назвал даже Л.Н. Гумилева дилетантом, но сейчас я бы хотела вспомнить, чем отличаются пассионарии от субпассионариев – концентрацией энергии, это понятно, но самое главное: пассионарии способны к жертвенности, чего нельзя сказать о последних.

Спектакль окончен. Публика расходится. Как только моя нога ступила за порог театра на Таганке, активный субпассионарий грубо сунул мне в руку пачку рекламных билетов, якобы со скидкой 50 %, со словами «Возьмите, не пожалеете!». Волей неволей, возвращаясь в ночном метро домой, я ознакомилась с содержанием и, вы не поверите, заинтересовалась кое-чем, продвижение товара сработало, что и требовалось доказать.

Мы с подружкой любим разные хоры. Посещали, в основном, мужские, у нас даже есть любимый мужской хор под управлением Рыбина, но здесь было предложение послушать Волжский смешанный хор (проездом в Москве, спешите, не опоздайте!) в концертном зале храма Христа Спасителя.

Я позвонила по указанным телефонам, мне сказали: «Приезжайте, покупайте». Интернет сообщил, что открылась новая касса со стороны набережной, настроение прекрасное, пружинистой походкой я поскакала за билетами. Обскакав храм вокруг и не обнаружив никакой кассы, я робко спросила у медленно бредущей старушенции, где тут касса. Бабулька подняла на меня прозрачные бесцветные глаза и с укоризной произнесла «Дочка, в храм – бесплатно!!!». «Спасибо», – с шипящей нежностью ответила я и понеслась вверх по ступеням. Наверху в прозрачной застекленной кабинке восседал ослепительно молодой, с ярким алым румянцем охранник, милицейского вида. Его щеки были так хороши и свежи, что так и хотелось их попробовать на вкус. Весело и вежливо он растолковал мне, где продаются билеты. «Пройдите вперед, налево и там увидите киоск с названием «Экскурсионное бюро»».

Причем здесь экскурсионное бюро, недоумевала я.

Дверь не открывалась, киоск я обошла 2 раза и постучала, как я догадывалась, во входную дверь. Я продолжала недоумевать, как так в центре Москвы до Кремля 5 минут, закрыт единственный экскурсионный киоск около храма Христа Спасителя. Дверь резко распахнулась, и на меня уставилось перекошенное злобой и ненавистью лицо немолодой тетки, женщиной ее назвать, поверьте мне, нельзя. Ее глаза сверкали убийственными и, я бы даже сказала, нецензурными, словами. «Простите, почему-то закрыто!» – пролепетала я. Та гамма чувств, что мигом отразилась на ее лице, описать невозможно, энергетика взгляда меня четвертовала. Молча захлопнулась стальная дверь. Мне даже показалось, что тряхнуло весь храм Христа Спасителя.

Удивительно, как быстро может пропасть хорошее настроение. Я уныло еще раз обошла киоск и обнаружила, что обед с 13.00 до 13.45. На часах ровно час. Ха! Все не так плохо, как могло бы быть. Осмотревшись по сторонам, я весело побежала в Пушкинский музей, куда давно собиралась.

У храма, как это практически принято в православии, тусуются просящие милостыню. Троица бомжеватых субпассионариев активно желали проходящим здоровья и счастья.

Две синюшных женщины без возраста стационарно толклись с кружками в руках, а мужчина просящий, довольно резвый, сразу смекнул, что стоять невыгодно. «Под лежачий камень портвейн не течет», – как говорил муж моей подруги. Поэтому, как только из метро появлялась большая толпа народа, а люди выходили порционно, в соответствии с приходами поездов, мужчина резво направлялся прямо к ним со словами здоровья и счастья, и собирал всю «дань» первым, так как редкие прохожие подавали всем понемножку, он оказывался в самом выигрышном положении. Одна из бомжих, не такая синяя, как вторая, смекнула, глядя на дяденьку, что их объегоривает этот тип. Ее смекалка, по причине плохого здоровья, мало ей помогла, так как всякий раз, когда выходила толпа, она ровно на 10 секунд опаздывала к раздаче, а мужик удовлетворенно «скорбел» с полной кружкой в руке. Спектакль из жизни на тротуарах Москвы продолжался.

Выставка «Караваджо и иже с ним» оказалась прекрасной, одновременно выставлялась старинная керамика Японии Раку. Напитавшись атмосферой вечного искусства, погрузившись в 1590–1660 годы эпохи Возрождения, я вышла из музея и пошла опять пытать счастье в экскурсионный киоск. Лихо обогнув мужика с кружкой, я подала опаздывающей и ее стационарной подруге, и вот я на месте. Женщина в окошечке пылала злобой. Может быть, это ее обычное состояние. Я купила билеты и скромно попросила прощения за нарушенный обед.

«Ах, это вы? Я чуть не подавилась», – рявкнула тетка.

«Если бы я вас сфотографировала, то эта фотография заняла бы первое место на выставке (слово КИЛЛЕРОВ, я пропустила) портретов», – иронично проблеяла я.

«Да, уж единственное положительное могло бы быть сегодня», – таким был неожиданный ответ.

Невдалеке маячили мои дорогие просящие, я направлялась опять в метро и вспомнила любимую свекровь моей подруги. Эту женщину забыть невозможно. Веселая, никогда не унывающая, вырастившая сына в одиночку, подрабатывая в экскурсионном бюро, возила людей по Москве и Подмосковью, знакомила с историей и культурой. И вот однажды, когда, уже давно будучи на пенсии, маленькой, грошовой, она пришла в музей на выставку своей любимой художницы Серебряковой. По дороге она купила нечаянно газету, из-за которой не хватило денег на пенсионерский билет. Растерянная, собирая рубли по карманам, роняя то носовой платок, то газету, она суетливо считала деньги, а женщина, на входе в выставочный зал, сказала «Проходите, я вас так пропущу!». «Нет, нет, нет, я подружку жду», – и она выбежала на улицу, покрасневшая от стыда, зажимая в руках рубли и не решилась пройти «на халяву».

 

Trichinellaigg – отрицательно

Платные медицинские учреждения, молниеносно размножившиеся в настоящее время, претендуют на добросердечное отношение к пациенту, в соответствии с медицинской этикой и деонтологией.

Мой отец, профессор медицины, на склоне лет, когда уже не практиковал и ушел от администрирования (он возглавлял в свое время Центральную клиническую больницу) преподавал медицинскую этику и деонтологию и писал в своих статьях: «Формирование доброжелательного отношения медицинских и фармацевтических работников к гражданам, нуждающимся в медицинской помощи, является основополагающей задачей каждого медицинского работника, уважать честь и достоинство пациента, относиться к нему доброжелательно и уважать его права на личную тайну это долг врача любой специализации. Врачебная тайна – это, в первую очередь, тайна гражданина, обратившегося за помощью, а не тайна врача».

Однако, обратившись к некоторой литературе, толкующей взаимоотношения врача и пациента, наталкиваешься на следующее: «Каждый пациент должен помнить, что врач хорошо знает свои обязанности перед ним. Даже если врач устал, не имеет времени и сил заняться во всей полноте обратившимся к нему больным, если он морально угнетен, имеет другие проблемы – не уделяя должного внимания человеку, врач все-таки помнит, что он обещал иное, заканчивая медицинский вуз, и переживает эту ситуацию. Поэтому для пациента иногда важно настойчиво обратиться к доктору, воззвать к его профессиональному долгу, и вряд ли человек в белом халате останется равнодушен к такому призыву». Понимаете теперь, как важно НАСТОЙЧИВО обратиться к доктору, чтобы Вас услышали, ВОЗЗВАТЬ к его профессиональному долгу и вряд ли он останется равнодушен! А если ОСТАНЕТСЯ, то пеняйте на себя…

Какие могут быть тайны и прочие сантименты между врачами, медицинскими сестрами, работниками регистратуры и огромной толпой народа, которая донимает их своими болячками?

Я много лет страдаю желудком, то гастрит обострится, то эрозия образуется, то Хелпил-тест положительный. Когда острый период, ожидание возможной помощи и обследований в районной поликлинике превращается в пытку, и я иду в платную, чтобы побыстрее вернуться к жизни.

В платной поликлинике назначают такое количество исследований, что если вы пенсионер, то дешевле купить гроб. Я пенсионер, но замужем, и трачу деньги мужа с его настойчивого согласия, видимо я ему дорога, как память.

Доктор с сардонической улыбкой, обследовав все прилегающие и отдаленные органы моего тела, изучив всевозможные анализы крови и, я не побоюсь этого слова, кала, назначила мне, на всякий случай, в добавок ко всему, следующие анализы крови: антитела суммарные к Giardia lamblia, антитела класса IgG к гельминтам (описторхисы, трихинеллы, токсокары, эхинококки, аскариды), к возбудителям шигеллеза, энтероколита и псевдотуберкулеза. Мне очень не понравились слова: описторхисы и эхинококки, а особенно трихинеллы, но чего не исследуешь для собственного здоровья?

В этот злополучный день я собиралась на выставку замечательного живописца Валентина Александровича Серова, по дороге зашла в лабораторию ИНВИТРО сдать кровь на эти самые трихинеллы. Поход на выставку заставил меня принарядиться в красивое платье, достать элегантное пальто и шляпку, не забыть ажурные перчатки и капнуть капельку моих любимых духов KNOWING.

Как только я вошла в лабораторию, за мной как будто открылись хляби небесные, затекло в маленький предбанник сразу восемь человек. Милая регистраторша нежно посмотрела на меня и стала оформлять заказ, закончив писать на компьютере и распечатав два листка, она протянула мне один и громко сказала, давайте сверим названия и количество позиций с вашим направлением и принялась громогласно зачитывать весь перечень «описторхисов».

По мере оглашения ленточных червей, нематод и прочих гельминтов очередь все дальше отшатывалась от меня, с ужасом взирая на даму в шляпке и ажурные перчатки. Мне уже много лет, я давно не краснела, но такого роскошного румянца, как в это свежее утро, у меня не было никогда. Умеют же медицинские работники испортить настроение, повысить давление и отправить даму не на выставку знаменитого портретиста, а домой, пить валерьянку.

Таким образом, теоретической основой деонтологии является медицинская этика, а деонтология, проявляясь в поступках медицинского персонала, представляет собой практическое применение медико-этических принципов. Принципы, примененные в данном случае, настолько медико-этические, что аж даже просветительские, так как малыш, пришедший с мамой на анализ крови, громко спросил: «Мама, а что такое трихинелла?». Мама прошипела: «Дома расскажу». Все остальные шесть человек хранили гробовое молчание.

Все же радоваться мне пришлось, все анализы впоследствии оказались отрицательными. На выставку в этот день я так и не попала, в связи с плохим самочувствием, а давление, которое, почему-то подскочило, нормализовалось уже к вечеру.

 

Театральная жизнь прекрасна

– Какие замечательные актеры!!! Инна Чурикова, Екатерина Васильева, Александр Михайлов!!! А билеты есть?

– Конечно, есть. Вам поближе или подальше?

– А поближе сколько стоит?

– Шесть тысяч.

Выражение моего лица, по-видимому, было настолько красноречивым, что милое и веселое лицо, взиравшее на меня из окошечка киоска по продаже театральных билетов, мгновенно среагировало.

– Чуть подальше – три тысячи…

– Нет, – ответила я. – Для пенсионеров дороговато…

– Сейчас, я подберу… Смотрите, вот серединка, всего четырнадцатый ряд, две тысячи с половиною. Могу еще дальше – вот, по одной тысяче…

«Так далеко… – подумала я. – Конечно, можно взять бинокль… Но слышать… Ведь ничего не услышишь… Все-таки возраст…»

– Такие актеры, берите! – уговаривала меня кассирша. – Спектакль – не пожалеете!

– Ну, хорошо, – сдалась я. – Давайте по две с половиной.

– Вам один?

– Нет, два, конечно!

В наступающей осени (на дворе стояли первые дни октября) совсем не чувствовалось время года. Такое теплое, необыкновенно нежное «бабье лето» было как награда перед длинными затяжными дождями и мрачными темными временами суток нашей широты.

После летнего дачного периода хотелось театров, концертов, выставок. Несмотря даже на тоскливый пенсионерский возраст и, как я уже давно поняла, бессмысленность жизни. Скорей, вопреки им обоим. Ах, если жизнь бессмысленна, так давайте же проведем ее от рождения до смерти как можно веселее, сказал какой-то умный человек, не утративший чувство юмора.

Мой муж не любитель театров. В этом нет ничего удивительного. Кстати, есть, конечно, исключения. Я ничего не имею против, хотя часто вижу «вытащенных» женами мужей и это видно сразу, кого «вытащили», а кто сам пришел. Вот, например, наш врач на моей бывшей работе всегда говорил: «Мужики все пьют, а я уже завязал. Хочу поездить по миру и походить в театры». Что и делает успешно в одиночестве и в компании женщин. Так вот, эту пьесу мой муж хорошо знал, так как, пребывая на нашей любимой даче, я, время от времени, при отсутствии телевизионных программ и, впрочем, телевизора тоже, запасшись дисками с разными фильмами, включала фильм Янковского и Аграновича по пьесе Надежды Птушкиной «Пока она умирала». Этот фильм можно смотреть бесконечно, а главное эпоха нам близка, понятна, и щемит душу приятие этими женщинами своей судьбы с чтением вслух и бесконечным терпением. Кстати, мы с мужем прочитали вслух по молодости почти всего Шолом-Алейхема, Чехова, О’Генри, ну, не буду перечислять всех великих, кто радовал и трогал нашу душу до слез от смеха и от трагедии.

Наступил долгожданный день похода в театр. Мы вышли пораньше, чтобы прогуляться и посмотреть великолепную улицу Никольскую, которую сделали пешеходной, пройтись по Красной площади, Александровскому саду, нырнуть под Большой Каменный мост и очутиться около Дома на набережной. Театр полон, зрители занимают места, девятнадцать часов уже наступило, но некоторые еще усаживаются, и тут, на места перед нами, приплывают нетвердой походкой несколько человек, как сразу стало ясно, из группового культпохода. Две женщины в норме, а одна весьма перегружена буфетом. Бесцветная дама примерно сорока лет немедленно потребовала «продолжения банкета». Это выражалось бурными аплодисментами, требованиями «уже начинать», замахиванием руки для определения времени, и словами «Уже пора, где артисты?..»

Мы приуныли. Одновременно с нами приуныли соседи спереди дамы, сбоку и т. д. В девятнадцать часов двадцать минут еще начало спектакля не обозначалось. Дама не унималась, я хотела прошептать ей, что Чурикова едет в «пробке», скоро все будет хорошо… И действительно, занавес поднялся, и спектакль начался.

Первые аккорды пьесы представляют собой тихое уединение двух очень не молодых женщин, читающих вслух Диккенса. На наше счастье, дама, дождавшись начала спектакля, благополучно уснула на плече своей подруги. Подруга же хотела комфортно наслаждаться пьесой Птушкиной и попыталась сбросить с плеча груз, но мы нежно попросили ее этого не делать: «Пусть спит, не будите ради бога!»

Первое отделение прошло отлично. И Чурикова, и Васильева и Михайлов были удивительно гармоничны, великолепны и трогательны. Наступил антракт.

Подруги спящей дамы удалились размяться в фойе, а она сладко похрапывала в виде вопросительного знака, скрючившись на кресле.

Зал медленно заполнялся зрителями. Мы молились, чтобы дама спала и дальше, но… Организм, перегруженный алкоголем, не выдержал и, когда все уже заняли свои места, подруги тоже, дама приподняла голову и блеванула фонтаном на подруг, на все вокруг. Соседи бросились врассыпную. Первыми смылись подруги, им досталось больше других. Мы, конечно, тоже побежали искать спасения у служителей театра. Со словами «Поставьте нам стулья в проходе!» мы замерли в ожидании.

Немолодая пара из серии «вытащенных» мужей со словами «вашу мать» понеслась к выходу. «Чтобы я еще пошел…!» – шипел мужчина на растерянную жену.

Двое мужчин, служителей театра, подошли к спящей и попытались с ней договориться. Дама крепко держалась за кресло и категорически отказалась выходить, отправив мужчин «очень далеко». Вскоре пришли еще двое.

Уже четверо пытались что-то предпринять, но… Время шло. Теперь зал стоял в «пробке», а артисты ждали… Нас усадили в ложу. Уборщица с ведром и тряпкой переминалась в проходе. Амбре распространялось, зрители застыли в ожидании…

«Хочешь, уйдем», – предложила я мужу.

«Э нет!», – воскликнул радостно он, «Такой поход в театр требует окончания зрелища!». Муж был в восторге.

Все закончилось хорошо. Даму подхватил молодой и сильный пятый служитель театра и благополучно унес в фойе. Ее подруги, отмывшись в туалете, вернулись и спасли подругу. Поход в театр удался. Спектакль продолжился и завершился овациями.

Когда мы возвращались через Большой каменный мост, огни Москвы отражались в воде. Сияли рубиновые звезды на башнях Кремля. Театральная жизнь мегаполиса набирала обороты. Теплый ветерок ослепительного бабьего лета шептал: «Жизнь прекрасна!», в том числе театральная. Театральная жизнь прекрасна.

 

Союзпечать – АйсКрем

Сегодня 23 декабря. Самая длинная ночь и, самый короткий день. Смутный рассвет обнажил за моим окном заснеженные стволы лип и берез. Снег кружится легко и медленно. Вылетая мысленно за окно в морозный день, хочется крикнуть: «А вот и Я-а-а-а!!!». Я еще здесь, на земле, с вами, друзья мои.

….Мне совсем не показалось странным, что старушенция, выглянувшая из окошечка киоска «Союзпечать», совершенно молодым голосом пропела: «Молодой человек, возьмите, совсем еще теплые, час как поджарила» и, сунула мне сверток какой-то помятой и не свежей бумаги. Окошечко захлопнулось звонко, как будто звякнул колокольчик.

Этот дом, где я сейчас проживал, построен лет 7 назад на унылом пустыре, между двумя кварталами старых «немецких» (построенных пленными немцами после войны) домов красного кирпича и хрущевок 60-тых годов. Все окрестные жители были уверены, что на пустыре ничего строить не будут никогда, потому, что под ним протекает речка Хвилка взятая в трубу, но огромные 16-тиэтажки, обзаборенные, где квартиры подороже, и, без заборов, где муниципалитет осчастливил граждан, уже утыкали весь пустырь. Квартира принадлежала моей матери. Странным образом мои родители расходились и сходились, разменивали квартиры, но призрачное облачко всякий раз воскресающей любви всегда парило в доме. Сейчас был период мира и любви, и мама проживала у отца…

В этот день я возвращался домой почти в 12 ночи, голодный, злой и мечтал всех съесть и немедленно лечь спать. Когда обыденность изматывает и душу, и тело, никакие возлияния – не помогают, разве что на очень короткое время. Вот и сегодня, выпили, слава богу, в пределах нормы, есть было нечего, облегчения души в разрезе «Ты меня уважаэшь!!??» – не произошло. Меня распирала ярость. Конечно, я понимал почему, но не хотел в этом признаваться. И тут этот киоск… Мне-то раньше казалось, что киоск торговал мороженным, а не газетами, но совершенно не обращал на него никакого внимания. Мне даже показалось, что там я покупал именно газеты, а не мороженное. Утром старт мигом: бег трусцой, душ, кофе, к автобусной остановке (если я не за рулем), целый день не поднимая головы труд, труд вечером все остальной (клуб, тусня, алкоголь, подружки (Ксюша, Маша, Даша, Юля…).

От несвежей бумаги, тепленькой наощупь, исходил вкусненный аромат жареных котлет, какие сто лет тому назад творила бабушка. Первым желанием, подсказанным разумом, швырнуть помятый ком, тем самым облегчить накопленную ярость, но теплота и запах, и голод (я не боюсь этого слова), и интуитивное чувство желания любви (причем здесь это??) и заботы (я не хочу никого видеть…) трепетно держали в руке пахнущий родным домом сверток…. Неосвещенное фойе подъезда удивило меня во второй раз после бабки в киоске. Потом было столько всяких удивлений, что я сбился со счета, опасаясь за свое психическое здоровье… Лифт (это при выключенном свете) поднял меня на 16-ый этаж. Почти впотьмах я ел роскошные котлеты. Тело наполнялось не только ими, но и покоем, радостью (что весьма странно) и я как будто увидел на картине всю причину моих проблем и неудач. На картине прыгало и кривлялось мое предательство, такое маленькое, черненькое, лохматенькое с седыми космами за ушами, а фоном к этому чертику была старая фотография Татьяны (где она сидит на полу опершись рукой на кресло с распущенными волосами, очень грустная). Она, кстати, не любила эту фотографию почему-то.

Спал я как убитый.

*** Я увидел ее в отделе мельком, темноволосая, очень худенькая, через пару месяцев Костя привел ее ко мне на собеседование, причем заранее прожужжал все уши, что надо уговаривать настойчиво, чтобы она согласилась, что она недавно вернулась в страну, жила 4 года в Америке и т. д. и т. п. Место давно пустовало, и выбор будущих подчиненных давал мне возможность с них потом и спрашивать. Только один раз она посмотрела на меня, причем иронично и насмешливо. Я влюбился сразу. Это было в конце лета. Ни единого раза за сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь мне с ней не удалось пересечься. На конференциях, симпозиумах и собраниях было очень некогда, а после них ее след простывал молниеносно. На праздники концерты и всякие сборища другого рода она не ходила. Вот сегодня, можно сказать, мы отмечаем Новый год, все пляшут и поют, а ее нет. Где она? Я давно раздобыл ее домашний телефон. Я позвонил. Сонный голос прошептал АЛЕ, «Это Сергей Анатольевич», – в паузе ее дыхания я просто растаял, кстати, я был трезв, напился я потом, она молчала и ждала. «Да, Да. Я слушаю Вас», – тихо сказала она уже окрепшим голосом. «А почему Вас нет на празднике?», – бодрился я. «Готовлюсь веселиться дома!», – растерянно ответила она. «Я люблю Вас!», – выстрелил я себе в сердце и повесил трубку. ***

Утром, растирая полотенцем после душа заспанное тело и лицо, я увидел в окно желтый эвакуатор, небрежно грузивший мой спасительный киоск. Обнажившийся фундамент серым пятном замусоренного квадрата смотрел прямо мне в душу. Неприятное ощущение утраты, тоски и чего-то еще неведомого и тревожного медленно заползало внутрь меня.

Я не гурман, ем фее, когда хочу есть – ем что попало, но, простите меня, люблю кофе с кардамоном. Причем кардамон должен быть целенький, немолотый, раздавленный или разрезанный, одна чайная ложка сахара, на кончике ножа соль и конечно кофе арабика, классика.

***Чтобы не мучиться, не зная, куда деть глаза, при встрече, я поступил решительно и вызвал ее в свой кабинет. Она вошла как то боком, нерешительно, во всей фигуре отчетливо отпечаталась улетевшая свобода и исчезнувшая энергия. Мне стало, до боли жаль ее, эти опущенные плечи и такие тоскливые глаза. «Все, что я сказал, правда, приглашаю Вас на ужин. Сегодня в семь. Итальянский ресторан Палермо. Я жду только ДА», – моя речь казалась мне деревянной, не настоящей, но с обрыва я уже прыгнул. Поздно вечером, уже после ресторана, я был у нее дома, а когда убегал ночью, пересекая двор, она смотрела на меня из окна. На следующий день, меня вызвал БОСС. Международная конференция завершалась в ресторане Измайлово фуршетом и танцами. Босс выдал мне пригласительный на два лица и попросил пригласить Татьяну Смелицкую, на которую, как выяснилось, он «положил глаз». Пригласительный я отдал ей со словами встретимся на фуршете, а сам не пошел чтобы не мешать шефу… Наш бурный роман был стремительным и коротким, на этом фуршете она нагрубила боссу, когда он пригласил ее танцевать и больше не отвечала на мои звонки и предложения. ***

Почему этот киоск, с дурацким именем «АйсКрем», сейчас казался мне спасительной ниточкой в моей смятенной и неприкаянной душе. Его растаскивал экскаватор так же, как я сам растащил и раздавил свою, никому не нужную жизнь. Именно эта женщина мне была нужна и больше никакая другая, но ничего вернуть совершенно невозможно.

Вечером, возвращаясь с работы, я увидел место бывшего киоска, припорошенное снегом и, как будто, вообще ничего не было на этом месте никогда. Как же мне припорошить мою душу с гаденьким, с седыми лохмами, предательством? Как избавиться от этого мерзкого чувства? А оно, со временем, становиться все неотвязнее и объемнее, как ком снега для снежной бабы.

Пересекая двор моего дома, я увидел бабуленцию в нелепой шляпе «а, ля городская сумасшедшая»: «Куда летишь? Тебе в другую сторону», – крикнула она молодым звонким голосом. У самого подъезда я понял, что забыл ключи на работе. Ярости моей не было границ. Помочь себе я мог только сам. Обреченно вздохнув и выругавшись, поплелся обратно. Через сорок минут недалеко от входа в офис я встретил Татьяну.

«Меня Костя попросил вам передать», – и протянула мой маленький дипломат. «Какая-то старушка сказала, что Вы уже едете и будете через 40 минут, пойдемте. Холодно».

 

Сонное утро

Покачиваясь в такт вагону метро, я ехала на работу и, несмотря на утро, засыпала.

Ночью спала плохо: под окнами небольшой коллективчик пьяненьких мужиков шумно выяснял, кто кому должен. Дело завершилось мордобоем, но – не насмерть, а на реплику моей соседки из окна нижнего этажа: «Прекратить безобразие!» компания сплотилась под девизом: «Против кого будем дружить?!» и пообещала не только перебить ей окна, но и немедленно начистить физиономию.

Я смотрела в темное окно: толпа медленно и шумно передвигалась к другим домам, намереваясь продолжить шумовые экскурсы в квартиры на других улицах, а сон ушел и не возвращался. Несколько страниц «Капитала» Маркса не дали никакого эффекта; овец посчитала до пяти тысяч, а под утро, как дура, выпила снотворное и… вот – результат.

Серое хмурое утро маячит за окном вагона. Наша Филевская ветка метро обладает тем уникальным свойством, которое отсутствует у всех других: она пролегает не под землей – можно наблюдать за окнами смену времен года: то летящую от ветра золотую листву осени, то кружащийся снег, то проливной дождь, а то бьющий в глаза солнечный закат.

Обычно в дороге я читаю, но сегодня, ущипнув себя за нос, прогнала сон и рассматривала окружающий мир, наделяя персонажи фантастическими судьбами.

Напротив меня сидел немолодой мужчина, ухоженный и аккуратный, он был одет со вкусом с головы до ног. Я сделала вывод, что он женат и находится в очень хороших руках. Брюки отглажены, со стрелочками, из недешевой полушерстяной ткани типа твида, в тон брюк куртка, правда, немного тесновата. Мужчина склонен к полноте, и жена, видимо, борется с ней, как может, но недостаточно. Модный шарф петлей на шее немного небрежно рассыпан меланжевой бахромой, кепка тоже в тон куртке, модная, с металлическим крошечным лейблом сбоку.

Мужчина читает небольшую книжку, сейчас все читают электронные, а он – бумажную, и, когда толпа немножко разошлась, я увидела, что он читает Шопенгауэра.

Когда-то я зачитывалась этим философом и помню, что Шопенгауэр считал наш мир «наихудшим из миров». Он полагал, что счастье иллюзорно, так как, даже достигнув желаемого, человек не испытывает счастья, а получает лишь пресыщение и скуку. Таким образом, мир не создан для счастья человека, а оптимизм – насмешка над страданиями людей. За свои сочинения Шопенгауэр получил прозвище «философа пессимизма».

Выражение лица у мужчины сосредоточенное и грустное. В какое-то мгновение он покраснел, потом лицо приобрело геморроидальный, серо-желтый цвет, он схватился за шарф, рванул его и сполз на пол, подергивая руками и ногами. Рядом стоящие люди отхлынули, в это время состав остановился и все разом вышли из вагона. Я бросилась к нему. «Помогите, кто-нибудь!» – кричала я. Никого не осталось, я боялась, что сейчас закроется дверь, и что я буду делать с упавшим человеком? Он оказался невыносимо тяжелым, я не могла даже приподнять его голову. Мне на помощь подбежали молодые ребята, и мы вынесли его безжизненное тело на перрон.

Я подняла его книгу, открытую на странице со словами Шопенгауэра: «Смерть одним ударом разрушает всё, чего хотел человек, и таким образом увенчивает то назидание, которое дала ему жизнь с её препонами, обманутыми надеждами, неосуществлёнными стремлениями и вечным страданием».

А Конфуций добавляет: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь?»

 

Серое платье с алыми маками

Сегодня семинар в Измайлово. Я не тороплюсь, начало только в 11.00 и, хотя я еду не привычным путем на работу, а совсем в другую сторону, можно было бы поглазеть по сторонам и понаблюдать жизнь ветки метро не от Крылатского к Пятницкому шоссе, а, наоборот – от Крылатского к Партизанской. Я люблю смотреть на народ и воображать по физиономиям и лицам судьбы персонажей. Они не могли бы даже себе представить, если б знали, как ловко и романтично я соединила этого молодого хмурого мужчину с вон той прелестной шатенкой со встрепанными, по последней моде, волосами. А эта дама, красивая, со злобными глазами, и не планировала «встретиться» вот с этим грузным мужчиной, сизоватый цвет лица которого повествует о многом. В моем же воображении она сменила гнев на милость, и каким божественным светом светилось ее лицо, когда они целовались в осеннем лесу под дождем из кленовых листьев!

Ах! Сегодня у меня интересная книга. Я погружена в космический мир японских взаимоотношений и читаю Амели Нотомб, а фантазии подождут до следующего раза.

Неудивительно, что вагон не набит до отказа, а полупустой, хотя сейчас в Москве полупустых вагонов не бывает даже днем. Я читаю. Меня нет. Странный персонаж прижал мое колено, как мне показалось, несколько сильнее, чем позволяет бесцеремонный этикет общественного транспорта. Поверх очков я вонзила взор прямо в зрачки Игоря. Смеющийся взгляд просто убил меня наповал. Мы не виделись почти пять лет.

– Боже мой! – завопила я, пытаясь вскочить и броситься ему на шею.

– Сиди, – остановил он меня крепкой родной рукой.

Какие у него красивые руки, мне всегда хотелось запечатлеть их каким-нибудь образом. Красивые руки вообще встречаются очень редко, посмотрите вокруг: то какие-нибудь кургузые пальцы, то ногти не вдоль, а поперек, то мужик здоровый, а рука женская и наоборот.

– Я – на работу, сейчас выхожу. Давай встретимся завтра на старом месте в 19.00, ок?!

Мне ничего не оставалось делать, как кивнуть. Оставшиеся три минуты он улыбался мне во весь рот, а я – ему.

С момента, когда он вышел, и двери метро закрылись, увозя меня в Измайлово, я потеряла покой. Весь день я думала только о нем, без конца вспоминая наш, ничем не завершившийся и измотавший наши души, долгий роман. Необходимость заполнить остаток дня и весь следующий день какими-нибудь делами, чтобы «утомить ненужную тревогу», толкнула меня на уборку квартиры, шопинг и т. д. Бесконечные дела быстро кончились, а я осталась наедине с собой.

Когда-то давно я умела шить, на смену возне с шитьем и вязаньем пришли дешевые товары из Китая и Турции, и дилетантские пошивочные вещи ушли в прошлое. Ноги принесли меня в маленький магазинчик с тканями, сутажом, кружевами и пуговицами. Я очень давно не была в таком месте, глаза разбежались, и серый шелк с алыми маками завладел моей душой. Ни с того ни с сего я купила эту ткань, теша себя мыслями скорого лета. Почему-то радость наполнила мое женское сердце, я не выпускала из рук эту ткань и мучительно вынашивала фасон платья, понимая, что за окнами ранняя весна и одеть новое платье мне придется нескоро. До глубокой ночи я кроила, сметывала, примеряла и шила. Утром мое платье было готово.

Убегая на работу, я оглянулась на висевшее на плечиках платье, как будто кто-то живой остался дома в ожидании меня. Весь день я летала на крыльях. Получила тысячу комплиментов и вопросов «Что это со мной? Не иначе как влюбилась?!»

Вспоминая наш с Игорем роман, который длился 20 лет, я не могла понять: почему мы не остались вместе? Конечно, сначала я была замужем, потом он ждал, ждал и женился, потом разные тупиковые ситуации с детьми… В общем, не судьба.

Время встречи приближалось. Я была сама не своя. Телефонный звонок пронзил меня как острая боль. «Наташа, – сказал он низким, грустным голосом. – Позавчера, когда ты мне приснилась опять, а ты мне снилась часто, я увидел тебя у моря в таком красивом платье, СЕРОМ С АЛЫМИ МАКАМИ…».

Дальше я уже не слушала, его голос как музыка захватил меня с головой, я могла только молча плакать и думать о том, как несовершенен человек, все что-то сочиняет, преодолевает, рефлектирует и бесконечно одинок и глуп как пробка. А жизнь улетает очень быстро и навсегда.

 

Рак – Cherax

Нет ничего ужаснее, чем заболевший маленький ребенок или животное. Ни тот, ни другой не могут пожаловаться и конкретно ответить, что же у них болит? Я, как мать, вырастившая двоих детей, в полной мере испытала это чувство, когда ты мечешься от бессилия и не знаешь, чем помочь, пока придет врач.

Дети, слава Богу, выросли, но другое «дитя» в виде моего обожаемого мужа продолжало истязать мое сердце различными видами животных, на протяжении совместного проживания посещавших наш дом.

Поскольку мой муж – доктор биологических наук со специальностью «орнитология, зоология», бесконечное количество пернатых перебывало в нашем доме.

Самое ужасное, это когда он уезжает в экспедицию, оставляя весь зверинец на меня со всеми его организационно-хозяйственными делами. Именно в это время от авитаминоза загибается щегол, бьется в конвульсиях, а я пипеткой пытаюсь накапать ему в клюв растертые и разведенные поливитамины. Его безжизненное тельце до сих пор ощущает моя рука. Конечно же, в это самое время один сливоголовый попугай начинает насмерть лупить другого, так как их только что соединили, и никто не знал, точно ли они примут друг друга. Или внезапно вся команда амадин и астрильдов становится тихой, птички подолгу спят или отдыхают, брюшком лежат на жердочке или дне клетки, хохлятся, прикрывают глаза, тяжело дышат, раскрыв клювы, чихают, нервно и часто почесываются, хрипят и т. п., а потом загибаются по пять штук в день, а я, изнемогая от горя, должна их хоронить.

Отдельной позицией стоит небрежное отношение, как ко всей окружающей среде, так и к питомцам. Например: возвратившись домой из экспедиции с огромным рюкзаком за плечами, с ружьем на ремне и различными вещами в каждой руке, хозяин входит в дом и своим широким торсом сносит напрочь вешалку с одеждой, полки со шляпами, чеканку с токующим глухарем, в общем, все, что хранилось в небольшом коридоре размером два на три метра или украшало интерьер прихожей. Таким образом, после того, как хозяин вошел в дом, требуется срочно делать ремонт.

А вот вам пример небрежного отношения к питомцам: жил-поживал в круглом стеклянном аквариуме ничего не подозревающий хомяк, такой добродушный, сосредоточенный на еде, собиравшийся прожить долгую и сытую жизнь и добраться до старости во здравии, ан нет! Мой муж, когда ему стало душно, резко распахнул окно, а на подоконнике стояла трехлитровая банка варенья из клубники. Банка угодила прямо в аквариум, и хомяк приказал долго жить! Вообще-то неплохая смерть. Ты лежишь весь в сладком, ароматном варенье…

В общем, мне приходилось (иногда – тщетно) бороться за жизнь питомцев, но – что поделаешь! – все наше время и состоит из бесконечных случайностей, коими изобилуют события нашей жизни.

Когда аллергия на шерсть и перья набросилась на орнитолога, нам пришлось ограничить количество и качество проживающих братьев наших меньших. Теперь только разнообразие рыб могло удовлетворить страсти биолога-орнитолога. Биоценоз акватории требовал от специалиста, ограниченного в биоразнообразиях, объять необъятное, наполнив аквариум с рыбками как можно большим количеством видов.

Я не могла препятствовать таким желаниям. Это же святое дело – сбывшаяся мечта!

И вот однажды в аквариуме появилось что-то ползающее, и я обнаружила рака, голубоватого, мраморной расцветки, очень резвого и активного.

– Что это такое? – сурово спросила я.

– Это же рак – Cherax!!! Удивительное существо. Посмотри-ка сюда, – и муж нежно прильнул к стеклу аквариума.

Ну, что тут поделаешь?! Клиника!!!

Прошло время. И вот однажды я застала мужа в комнате, на коленках ползающего по ковру.

– Что случилось?

– В общем-то, ничего!.. Только… рак пропал!

Тут я вспомнила все прошлые «похороны» и завелась. Я бубнила битый час о том, что сколько можно небрежно относится к животным, как мог убежать рак из стеклянной герметичной посуды, он где-то задыхается и страдает, какого черта не заткнул ты маленькое отверстие, которое имеется сзади аквариума? – и т. д., и т. п.

– Если он умрет и будет «пахнуть», то – ВСЁ!!! Аквариуму – конец!!! – пригрозила я, хотя кто там меня будет слушать.

Прошло еще некоторое время. В аквариуме появились малюсенькие раки. Слава богу, рак не смылся, а размножился. Острота события пошла на убыль, только в комнате, я помню точно, появился какой-то посторонний запах неприятного свойства, хотя потом исчез.

Прошло еще немного времени. Наступил, как я называю по старинке, коммунистический субботник. Отодвигая кровать и пытаясь пропылесосить все уголки нашей маленькой родной квартирной вселенной, я случайно вытолкнула шлангом пылесоса какую-то кучу пыли, которая шваркнулась со странным звуком. Я присмотрелась и обнаружила ЗАСУШЕННОГО РАКА, обернутого нашей родной пылью.

Все-таки он погиб не своей смертью, задыхался под кроватью, страдал и помер, а потом высушился и, как укор, попался мне на глаза.

Вот такие они, эти биологи!

 

Прости меня, пес

Нельзя сказать, чтобы я была страстным любителем животных. Мое отношение к братьям нашим меньшим всегда было таким же, как и у всех нормальных людей. В дни ранней юности я притащила домой подаренного мне моим молоденьким ухажером маленького славненького щеночка. Бедненький малыш, запертый бабушкой на ночь в ванной комнате, проскулил до утра, а утром встал разъяренный отец со словами «Мне в шесть утра вставать на работу, а тут скулёж – до зари, немедленно отдать собаку в хорошие руки!»

Со славненьким пришлось расстаться. Не считая рыбок, это была, пожалуй, единственная попытка завести дома животное.

Прошло время, и судьба соединила меня с человеком, жизнь которого прочно связана с зоопарком. У нас перебывали разные животные. Поскольку специальность моего мужа называется «Орнитология», соответственно этому факту в нашем доме всегда проживало огромное количество разнообразных птиц в клетках, пело, щебетало, вопило, крякало и размножалось. Весь перечень названий даже и припомнить трудно, но я постараюсь: амадина Гульда, астрильды, бюльбюли, варакушки, вдовушки, воробьи вороны, вьюрки, горихвостки, дрозды, дубоносы, жаворонки, завирушки, зарянки, зеленушки, зяблики, иволги, канарейки, кардиналы, китайский соловей, клесты, коноплянки (реполовы), корольки, крапивник, майны, синицы, щеглы, снегири, чечетки, болотная сова по имени Сёма, а еще – множество разных попугаев. Конечно, я кого-нибудь, да забыла, так пусть простят меня за это наши милые щебетухи.

Но вскоре к здоровью мужа подкралась аллергия и (на мое счастье) с птицами пришлось расстаться. Мы перестали месить бесконечное количество витаминного корма для взрослых и новорождённых птиц, вытаскивать из борща разбрасываемых синицами при небрежном завтраке мучных червей, чистить клетки, мыть поилки и кормушки. Остались только рыбки, которым компанию составляли мраморные и синие флоридские раки.

Многие из наших друзей, конечно же, содержали собак. Всякий раз, когда мы приходили в гости, какая-нибудь животина немедленно забиралась ко мне на колени, норовя обслюнить мое новое нарядное платье или обтоптать его своими немытыми лапами. Однажды мерзавка под названием такса пыталась на моих тощеньких коленках и, соответственно, на новой юбке свернуться в бублик, но у нее без конца свешивалась то задница, то передница.

В общем, братья наши меньшие ко мне относятся гораздо лучше, чем я к ним. И вот однажды…

Август одарил дачные участки урожаем, цветами и плодами. Каждый дачник знает, что улучшать ландшафт своего огорода можно бесконечно, что я и делала, не покладая рук. Натянув резиновые перчатки, я ковырялась в огороде, когда кто-то совершенно бесшумно сквозь сетчатую ограду забора стал гипнотизировать меня своим взглядом. Я подняла голову и увидела огромные карие глаза рыжего щенка, который смотрел на меня так, как будто встретил во мне родную душу.

«Заходи!» – сказала я тихо и зазывно махнула рукой. Пес немедленно поднырнул под ворота и направился ко мне, как будто он тут обретался с самого рождения.

Я зашла в дом и вынесла в глубокой разовой миске отварную куриную грудку, облепленную склеившимися макаронами. Пока я (на секунду) отвернулась, чтобы взять снятые перчатки, миска опустела: ни одной макаронины в ней не осталось. Карие глаза нежно смотрели на меня, песик молча ждал продолжения банкета. «Ну, дружище, ты даешь! – только и смогла воскликнуть я. – Больше мяса нет, прости», – и я вывалила остатки макарон в миску. Пес расстроенно посмотрел на меня и доел остатки макарон.

С этих пор он заходил часто, и я всегда ему припасала что-нибудь вкусненькое. Соседи говорили, что он живет у сторожа, но я ни разу там его не видела.

Наступила осень. Мы стали приезжать раз в неделю. Дачи готовили к консервации и запирали на всю зиму. Рыжий пес прибежал к нам в воскресенье, когда мы уже собирались уезжать. «Подожди, дорогой, сейчас что-нибудь поищу». Я распахнула толстый живот холодильника, но, кроме пустых полок и ОЧЕНЬ несвежей сардельки, там больше ничего не было. Отмахнувшись от совести, я бросила сардельку псу. Он был очень голоден. Схватил ее всю и тут же выплюнул. Глянул на меня, в самое сердце, обиженными глазами, мол, что же ты так плохо ко мне относишься?! И все же он проглотил сардельку… и ушел. Больше мы его не видели.

Прости меня, пес! Ты убежал, а совесть осталась со мной. Она мне до сих пор твердит, как плохо я поступила с таким чудесным РЫЖИМ ДРУГОМ.

 

Зеленый цвет

«Я потрясен Вашими глазами!»

От него крепко пахло алкоголем, взгляд с поволокой, длинные пушистые ресницы то опускаются, то поднимаются, полуприкрытые глаза излучают мощный эротический разряд. Я, молча, смотрю в его красивое лицо, не высказывая ни взглядом, ни жестом, ни словом НИЧЕГО.

Наша парочка у барной стойки на этой выездной корпоративной вечеринке вызывает огромный интерес, так как он – начальник главного отдела Центра и по совместительству заместитель директора, а я – молодой специалист, только что пришедший работать.

Глаза мои, наверное, действительно хороши, так как даже моя мамочка, весьма критичная женщина, не склонная расхваливать кого бы то ни было из лести, а своих родных и близких – особенно, еще в детстве говорила: «Хороши твои глаза, дочка, и зелени в них как весной!» Я уже большая девочка и думаю реально, что не только глаза у меня класс, но и все остальное тоже, и рост, какой надо, 168 сантиметров без каблуков, и талия 60, и бедра 95, а еще у меня роскошные пшеничные волосы до талии и губы как у Кэтрин Денев.

С детства меня приучили никогда не обращать внимание на внешность, говоря, что самое главное у человека – ум и душа, а доброму и глупому можно все простить, но с годами (а мне уже 25) я поняла, как много дано человеку, если он хорош собой, и как много у него могут отнять за это.

Выездной корпоратив расположился в живописном месте неподалеку от Обнинска. Сосновые леса около реки Протва окружали раскинувшуюся на берегу реки базу отдыха с домиками-общежитиями и отдельными коттеджами.

Заместитель директора увязался провожать меня до моего домика и беспрерывно твердил, что очень, очень не хочет уезжать, но машины с руководством уже стояли под парами и делать нечего, надо ехать… Остальные же сотрудники оставались на выходные отдохнуть: все-таки праздник – 20 лет со дня основания Центра.

На прощанье он долго жал мою руку и бубнил, что мои зеленые глаза согревают его весенним теплом, а зеленая вязаная шапочка будет теперь его маяком всю оставшуюся жизнь, чтобы я звала его просто Вадим, без Анатольевича, поцеловал ручку и уехал. Я с облегчением вздохнула.

Наши сотрудницы, молодые и не очень женщины в комнате, где мы проживали, некоторые со смехом, а некоторые с завистью, задорно шумели: «Повезло тебе, Катерина, запал на тебя начальник! Проси, что хочешь, «зам короля» исполнит все твои желания!»

На следующий день ранняя птичка Лена Зунина, прибежала из столовой после завтрака, когда мы все еще спали, и с восторгом завизжала, что на крыльце столовой стоит «свеженький» Вадим Анатольевич – в кожаном пальто, в новой рубашке (только что из пакета!), даже заломчики не разгладил, видимо не успел, торопился «первой лошадью» за 150 км вернуться к любимой в Обнинск из Москвы. Я приуныла. Завтракать не пойду, решила я, да и уехать втихаря непросто: автобус будет только завтра. Пришлось идти.

В самом деле на крыльце с улыбкой во вес рот, пахнущий французским одеколоном «на весь лес», стоял САМ. Он бросился ко мне, как родной, с улыбкой предлагая различные варианты отдыха: поездка в город Обнинск, посещение первой в мире атомной станции, если я там еще на была, прогулку по заснеженной реке, поездку в усадьбу Бугры, дачу художника П.П. Кончаловского, или поход в лес, куда приходят олени, косули и лоси на солончаки.

Мой выбор пал на солончаки. Три тетеньки, я и две мои сотрудницы, и два дяденьки, Вадим Анатольевич и профессор Книжник (такая фамилия), отправились на заветное место, всего в трех километрах от базы отдыха.

Все копытные, сбрасывающие ежегодно рога, должны вводить в организм значительное количество минеральных солей, необходимых для укрепления костей и восстановления рогов, являющихся половым признаком самцов. В период с февраля по июль в рационе оленей должно содержаться до 50 граммов извести и примерно столько же фосфорной кислоты. Поэтому все олени в зимний период очень активно идут на солонцы.

Нам повезло: на искусственном солончаке, где рядом располагались кормушки с сеном, топталось небольшое стадо благородных оленей. Они старательно вылизывали соль, осторожно жевали сено, и если бы не наше стадо, шумное и болтливое, не снялись бы стремительно с места, на секунду застыв перед полетом.

Оптичив мероприятие и выпив в лесу припасенного профессором шампанского, все потребовали продолжения банкета. Профессор Книжник, Борис Аркадиевич, занимал отдельные апартаменты, у него и продолжилось веселое препровождение свободного от работы времени. Вадим Анатольевич был сама галантность, сыпал шутками, вина и водки не употреблял, такого Зайку и такого Душку, как говорила моя сотрудница Лена, будешь искать днем с огнем и не найдешь! В процессе танца с Вадимом Анатольевичем я категорически поведала, что я замужем и очень люблю своего мужа, на что он резонно заметил, что он тоже женат, и что? Вешаться, что ли?

Дверь кто-то запер, ключ от двери исчез. Весь наш табун продолжал веселиться, добросердечности Вадима Анатольевича не было предела. А когда полночь миновала, и он понял, что я выйду в окно, он протянул мне ключ.

На следующий день в 15.00 за нами должны были прийти автобусы, поэтому с утра все девчонки нашей комнаты дружно надели лыжи, решив перед отъездом впитать в себя еще чуть-чуть природы. Место дикое, снежный покров невысок, лыжню для нас никто не проложил, а прокладывать лыжню дело не из легких, но русская женщина все может и всегда впереди. В этой борьбе со снегом мне пришлось снять зеленую шапочку, потому, что от меня валил пар, как от каменщика в апогее труда. Пересекая поле с легким уклоном по целине в самом низу спуска, а мы шли одна за другой, лыжа в лыжу, мы остановились отдохнуть и замерли от оглушившей нас тишины. Не смея нарушить тишину, мы молча смотрели друг на друга, разгоряченные, румяные, молодые, и наслаждались крупно летящим снегом, зелеными соснами невдалеке и тишиной.

На самом краешке поля, по нашей лыжне, легко и свободно, бежал высокий мужчина. По мере приближения, мы узнали Вадима Анатольевича, который, видимо, совершал тот же самый процесс – впитывал природу перед Москвой. Яростно отталкиваясь палками, со злобным лицом на большой скорости он почти врезался в нашу команду оторопевших девчонок. Неписаное правило лыжника: если тебя догоняет кто-то по лыжне, уступи дорогу! Мы отскочили в сугробы, а мужчина, с куда-то запропастившейся галантностью и доброжелательством, с изумлением обнаружил отсутствие наличия лыжни. Впереди простиралась снежная целина. Его раздраженное выражение лица, на наших глазах молниеносно сменилось на растерянное, затем на раздосадованное, потом на просто глупое и злое.

«А, это вы!» – равнодушно процедил сам и медленно пополз вперед. На его спине висела гамма чувств, которую словами передать невозможно, что-то сродни ненависти, вражде и злобе.

Я надела зеленую шапочку, которая уже не была ни для кого маяком на всю оставшуюся жизнь.

 

Где-где? – В Караганде!

Караганда – город в Казахстане, центр Карагандинской области. Своё название город получил от распространённого в этих местах кустарника желтой акации под названием «карагана». Историк-краевед Булат Аубакиров считает, что купец Никон Абрамович Ушаков дал местности название Караганды-бас, чтобы обмануть конкурентов: название это произошло якобы из-за больших залежей каменного угля: «кара» – чёрный. Пласты каменного угля, добываемого здесь, казались населению ничем иным, как запёкшейся кровью.

В далеком детстве существовала поговорка «Где-где? – в Караганде!». Кто является автором фразы, неизвестно, поэтому она считается народной.

Это выражение обычно употребляют в качестве реплики на вопрос «Где?», ответ на который очевиден. Например: «Где находится Красная площадь? «– «Где-где? В Караганде!».

В мире едва ли найдется с десяток городов, вошедших в пословицы и поговорки. «Язык до Киева доведет», «Москва слезам не верит», «Париж стоит обедни», «Все дороги ведут в Рим»… Это, безусловно, высокая честь для города, входящего, таким образом, в историю языка и культуру народа. И ярким бриллиантом на этом фольклорном фоне сверкает знаменитая поговорка, вопрос-ответ: «Где-где? – в Караганде!».

Кто ее впервые придумал, неизвестно, но можно наверняка утверждать, что ею пользуются абсолютно все слои населения по самым разным случаям и в десятках тысячах километров от казахских степей – от Москвы и до Бруклина. Более того, этой поговорке уже несколько песен посвящено! Это какая же должна быть у нашего города энергетика, чтобы Караганда, которой официально всего семьдесят семь лет от роду, смогла стать настолько легендарным местом!

Идея дополнить официальную скульптурную галерею Караганды необычным памятником крылатой фразе витала в городе уже давно. За короткий срок создалась инициативная группа, которая и воплотила идею этого памятника в жизнь. Местом же его установки был выбран сквер возле трактира «Медведь» и ресторана «Диссидент», этот сквер с геодезической точки зрения может считаться географическим центром Караганды. Памятник установлен полностью за счет пожертвований карагандинцев, сообщает НИРА «Аксакал».

Одним из инициаторов идеи стал продюсер и шоумен, уроженец Казахстана, Бари Алибасов. «Эта поговорка стала поистине народной. Ее можно услышать в разных уголках мира по любому случаю. И эта фраза очень хорошо ложится в песню», – прокомментировал он событие.

Памятник состоит из трех фигур. Мужчина с чемоданом и устремленным вдаль взглядом словно задается вопросом «Где?», а другой мужчина разводит руки и с характерным выражением лица отвечает ему: «В Караганде!». В центре композиции установлен дорожный указатель с надписями «Астана», «Москва» и «Караганда 0 км», к которому прислонился сурок – символ Караганды, который слушает диалог двух путников.

Памятник зарегистрирован в Книге рекордов Гиннеса, как единственный в мире, посвященный крылатому выражению.

Но это все происки Википедии и Ильи dm.

Моя подруга Светлана, воспитывая чудесное дитя по имени Юля, частенько пользовалась этой поговоркой, при этом лицо ее приобретало заговорщицкий вид, и произносила она пословицу шёпотом. Ребенок пошел в школу и, видимо, воспользовался этой поговоркой в классе. В каком контексте Юличка употребила этот шедевр, нам неизвестно, но однажды…

Прошло немало времени. Мама с дочкой собирались в театр. Дружная компания из трех девочек и двух родительниц договорились встретиться у входа в театр. Нарядные и одухотворенные дети дожидались запаздывающих в сквере у фонтана.

– Ну, и где же они? – спросила одна из подружек.

– Где, где в Караганде! – ответила Юлина мама.

И тут что-то невообразимое случилось с Юлей. Она покраснела и, чуть не плача, страшным шепотом зашипела на мать:

– Ты что такое говоришь?! Как можно вслух произносить эти слова?! Тут же дети!

У ребенка засверкали слезы, покраснел нос и гневные искры посыпались направо и налево.

– А что я такое сказала? – в недоумении спросила мама Света.

– Ты что, не знаешь? – это же страшное матерное ругательство! – произнес потрясенный ребенок. – Слово (тут она понизила голос до тихого, почти неслышного шепота) «КАРАГАНДА» обозначает самое плохое выражение, которое нельзя произносить вслух!

– Как?! – удивилась мать. – Это же название города в Казахстане!

Немая сцена продлилась недолго. Прибежали опоздавшие, и все дружно отправились в театр.

Возвратившись домой, мама Света достала карту бывшего Советского Союза и показала недоумевающей девочке маленькую точечку с названием КАРАГАНДА.

Вот смеху-то было!

– Мамочка, – смеялась Юля. – А я думала, что это просто мат!!!

 

Называется на букву «Г»

Моя подруга детства, ныне известный в нашем городе человек, совершивший множество полезнейших дел для страны на поприще культуры, попала в больницу с тяжелейшим, гнойным гайморитом, с высокой температурой и невыносимой головной болью.

Ни для кого не секрет, что это весьма гнусное заболевание: симптомом гайморита является появление у человека болей в области носа и околоносовой области, которые постепенно нарастают. Менее выражены боли утром, нарастают к вечеру. Постепенно у больного теряется конкретное место, где концентрируются неприятные ощущения, и начинает болеть голова. Оттенок голоса у пациента становится гнусавым, заложен нос, затруднено дыхание через нос. Все это может быть следствием не долеченных заболеваний простудного характера.

Поскольку моя подруга целыми днями работала с людьми, была хороша собой, тщательно следила за неувядаемым лицом и телом, гнусавый нос тут был совсем ни к чему. Ну, нос-то еще ничего, а вот температура и головная боль выбили ее из сил, и, она согласилась на госпитализацию.

«В условиях стационара, и все! – сказал доктор. – У вас такой запущенный случай! Просто безобразие!!!»

Госпитализированная Ираида Петровна была не из трусих, но кому понравится прокол верхнечелюстной пазухи через средний либо нижний носовой ход?!

После всяких промываний пазух носа и прочей комплексной терапии заслуженному деятелю культуры полегчало. Температура спала, голова стала на место, сознание прояснилось. Эх, жизнь-то налаживается! Надо заметить, Ираида Петровна была заядлой курильщицей, но, сраженная таким недугом, с большим трудом воздерживалась от курения. После всех манипуляций, связанных с лечением и проколами носа, она постепенно выздоравливала, и, держась за стенку, похудевшая и бледная, но не утратившая шарма, брела по коридору мимо лестничной клетки, откуда тихонько несло запахом табака, и вдыхала его с вожделением.

В ЛОР-отделении строго-настрого было запрещено курить, но отдельные субпассионарии тайком нарушали запрет, при этом тайна содеянного мощно возбуждала нервную систему и на стадии выздоровления даже являлась, как казалось некоторым из них, стимулятором здоровья.

Ираида Петровна посчитала себя вполне оправившейся от военных действий с родным организмом и тихонько, стрельнув сигарету у одного из субпассионариев, вышла на лестничную клетку.

По пути к ней присоединились двое «выздоравливающих», и они, закатив глаза от удовольствия, смачно затянулись. Дальше все произошло очень быстро, можно сказать, молниеносно. Распахнулась дверь, и в проеме появился завотделением, мужчина огромного роста, при появлении которого трепетали даже закрепленные на ограничитель форточки.

– Что тут происходит? – рявкнул, сверкая глазами, белый халат.

Не замечая двух поникших «выздоравливающих», которые по стеночке пытались слиться в проем двери, он уставился на Ираиду Петровну и страшным голом спросил:

– Из какого отделения?!

Ираида Петровна, сжимая окурок в руке и стоя по стойке смирно, как нашкодивший первоклассник, сквозь огромные очки моргала на заведующего, и в ступоре смогла произнести только «Э-э-э».

– Она из нашего, ЛОР-отделения… – нежно подсказали «выздоравливающие.

– Из ЛОР-отделения?!! – завопил халат. – Какой диагноз? – еще страшнее спросил он шипящим голосом.

Ираида Петровна так разволновалась, все-таки возраст – уже за 50, и немного охрипшим голосом, но все же внятно и громко она сказала: «Геморрой».

Дальше я уже ничего вам рассказывать не буду, вы и сами понимаете, что такое немая сцена. Николай Васильевич Гоголь вместе с «Ревизором» отдыхает! Но как умеет смеяться завотделением, это стоит послушать всем. Рекомендую! Форточки захлопнулись сами. Ограничители пришлось менять…

 

Это не я…

Когда мне было 17 лет, я училась на первом курсе Дальневосточного технологического института. На занятиях по английскому языку я получила от замечательного педагога Александры Иннокентьевны Горчаковой текст для перевода под названием «Дубна», не подозревая, что через каких-нибудь шесть лет этот город станет моей второй родиной. Продираясь сквозь терминологию Объединенного Института Ядерных Исследований (ОИЯИ), который являлся «сердцем» города Дубна, на далеких берегах Японского моря я робко познакомилась с природой этого города, рекой Волгой, протекающей через него, рекой Дубной, впадающей в Волгу, и вообще с этим странным названием: ДУБНА. Мне и в голову не приходило, что, помимо ОИЯИ, в этом городе есть другие заводы и оборонные предприятия, с которыми мою семью сведет судьба.

Теперь, когда есть Интернет, можно с увлечением обнаружить, что есть несколько вариантов трактовки названия этого подмосковного города: первый гласит, что он назван по гидрониму «Дубна», который чаще всего связывают со славянским словом «дуб»: Дубна – река, протекающая в дубовом лесу; из других версий можно привести ту, где гидроним «Дубна» объясняется через балтийскую основу «dubus» – «глубокий»; третий таков: название реки «Дубна» происходит от славянского слова «дълъбокая» – глубокая. Дубов же здесь мало, хотя и встречаются.

А тогда, в 1968 году, это название показалось мне забавным, необычным, и я его зачем-то запомнила.

Вскоре я вышла замуж и уехала с мужем в Москву, а через год моего отца перевели работать на оборонный завод в город Дубну.

Как многообразен мир и тесен – о чем подумаешь, оно и явится; о ком забудешь – лоб в лоб столкнешься.

После огромного, как мне казалось, города Владивостока я привыкала к гигантской Москве. Прошло почти десять лет, прежде чем я стала думать о ней как о своем доме. Поскольку город Дубна находился на краю Московской области, мы часто навещали своих родителей, а когда у меня родилась дочь и волею судьбы поселилась у мамы, так как я еще училась в институте, Дубна стала нашим родным домом. Все субботы и воскресенья, все летние отпуска мы проводили там. Мой младший брат вырос, отслужил армию, окончил институт и женился в этом самом городе, и мы обзавелись огромным количеством родственников, испокон веков проживающих на этих берегах.

Тихий, неспешный город; даже в советское время там почти все колесили на велосипедах, и около проходных на военные заводы тянулись на десятки метров стойки для велосипедов.

Прошло время; у моего брата рос сынок, у моей дочери – тоже, разница в возрасте между мальчишками составляла всего восемь месяцев: племяшу – четыре года, а внуку – около пяти. И вот однажды в новогодние каникулы, когда мы весело отмечали этот любимый праздник, детей отправили погулять. Это сейчас каждого ребенка пасет своя мамаша, а в этом милом городе пятнадцать лет назад дети гуляли сами. Заснеженные улицы города необыкновенно живописны: огромные сугробы, горки, кружащиеся, крупные снежинки – красота!

Племянник, как и все дети, частенько болел, жена брата, красивая, нежная, добрая и удивительно трудолюбивая женщина, намаялась с ним, десять раз сказала «по сугробам не лазить!!!» В прихожей кто-то поскоблил дверь, и обе мамушки – моя дочь и моя сноха – побежали встречать нагулявшихся детей.

При виде запорошенного с ног до головы Владика мама озверела, когда она стянула с ног его валенки, полные снега, и увидела мокрые ноги, она металлическим голосом произнесла: «Сейчас я буду бить тебя до крррови». Как только прозвучало слово «до крови», мои внук с ужасом понесся к своей маме, зарылся в ее подол и дрожащими губами прошептал: «Мамочка, сейчас Владика будут бить до КРОВИ!» А Владик, недолго думая, поднял на мать свои чистые, наивные, детские, широко распахнутые глаза и, переступая мокрыми носками по растекающимся от валенок лужам, произнес: «ЭТО НЕ Я!» Его невинный вид честно говорил о том, что к этим валенкам и мокрым носкам он не имеет никакого отношения.

Мы смеялись, как будто нас щекотала кикимора болотная, и потом, спустя годы, и сейчас, когда нам уже под шестьдесят, как только кто-нибудь нашкодит, и это очевидно, и виновник налицо, из нас, конечно, мы смотрим наивными глазами и кричим: «ЭТО НЕ Я!».

 

Вкус шашлыка

Удивительным свойством обладают люди, любящие и умеющие готовить вкусную еду! Как правило, это добрые, с чувством юмора, крепко скроенной фигурой люди, с соответствующими отложениями на боках их пристрастий к еде и возлияниям. Таким розовощеким, вальяжным «эка бочка сорокаведерная», толстяком был наш друг Коля.

Наша сослуживица Любовь Владимировна говорила моей подруге, жене Николая: «С таким румянцем, ну, просто красавец! Ты помрешь, Машка, а он еще три раза женится!», но она ошиблась, именно это пристрастие и сгубило Колю. Умер он рано, в сорок семь лет, от инсульта.

Но что поделаешь – как говорил Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд: «Будь собой! Прочие роли уже заняты!»

Наша веселая компания неунывающих любителей природы, наслаждающихся весенними первыми росточками пробивающейся травы, обожала шашлыки на майской природе Подмосковья.

Готовились заранее, распределяли, кто что покупает и привозит, а священнодействие готовки шашлыка поручали теперь уже не Коле, а его преемнику Василию со звучной фамилией Крутопек. Что, его глубокий предок КРУТО испекал, большая загадка, но Вася мариновал шашлык с чувством, с причмокиванием, со слюнотечением и с любовью.

Маринад – это тот нектар, в котором вымачивают мясо перед тем, как отправить его на костер. Некоторые продвинутые шашлычники не советуют добавлять в маринад уксус, аргументируя это тем, что он делает мясо жестче и перебивает его естественный вкус. Но уксус давно уже стал традиционным ингредиентом маринада.

Восточные умельцы маринуют шашлык в кисломолочных продуктах. Особенно популярен кефир, в который добавляют лимон, мяту, кинзу, перец, имбирь, карри. Этот маринад идеально подойдет для птицы.

Василий приправил маринад всем выше перечисленным и, конечно, щедро пересыпал куски мяса луком, заменив уксус майонезом. По мере нарезания лука, шинкования кинзы, имбиря и первых побегов иссопа, Василий активно участвовал в произнесении многочисленных тостов и пожеланий, а тосты были такие, что требовали пить исключительно до дна. Соответствующими были и пожелания: здоровья, счастья и любви, не могли обойтись пригубленной стопочкой, а требовали осушить ее, а последнюю капельку слизать подчистую.

Когда замаринованный шашлык подоспел к нанизыванию на шампуры, Василий просто не смог этого сделать, так как его «развезло от усталости». Весенний праздник продолжался без него, а он сладко спал, укутанный пледом, на террасе.

На следующий день, с большим трудом разлепив глаза, осторожно поддерживая звенящую от боли голову, Вася спросил:

– А шашлык был?..

– Конечно! – шумно загалдели товарищи.

– А я его ел? – с надеждой робко спросил он.

– Конечно!! – еще громче поддержали его друзья.

– И как, – нерешительно пролепетал Вася, – вкусно было?!.

Вкус шашлыка не поддается описанию, как и пропущенный весенний вечер с яркими сверкающими звездами и теплым ветерком НАДЕЖДЫ на будущее СЧАСТЬЕ.

 

Сынок, дан покурить!

Моя шестидесятилетняя подружка «загремела» в больницу. За ночь онемела рука и нога, и долго не восстанавливались. Врач, которому оказалось не все равно, зафиксировал быстрым взглядом ее выныривающий кривоватый язык, решил ее госпитализировать с подозрением на микроинсульт. Из далекого Рязанского проспекта подружку увезли на «скорой» не в 15-ю больницу, что рядом, а в 52-ю, которая на другом конце Москвы… Больница хорошая, пролетарская, со строгим режимом и профессиональными врачами. Все оказалось не так плохо. Лекарства покапали, рентген сделали, сказали: скоро выпишем, радуйтесь жизни.

«Хворых обязательно надо навещать», – говорил мой покойный свекор, профессор медицины. Прикупив, как говорила моя мама «лизи-мази», это значит что-нибудь вкусненькое для удовольствия, я отправилась проведать мою подружку. Дорога до больницы, если идти по улице Пехотной, проходит вдоль чудесного парка. Раньше он был дикий, как и все парки столицы, кроме, конечно парка имени Горького, а теперь!! Я всего год не была в этих местах, а такая перемена! Чудесные мощеные дорожки, лавочки, красивые, удобные, архитектура дорожек причудливо закручена к центру лесного массива, спилены старые деревья, разделены на чурочки, еще, правда не увезли этот огромный склад древесины и, что самое главное: ОСЕНЬ. Осень так необыкновенно прекрасна, свежий ветер, желтая, красная и пестрая листва медленно кружится, а от порывов ветра, кружится весело и, я бы даже сказала, озорно. Остатки клумб пестрят узором не замерзших еще цветов и запах прелых листьев, самое его начало. Чудо!

Участливый охранник указал, куда топать к неврологии и я еще пока, пружинистой походкой, проплыла мимо патологоанатомического отделения, с грустью размышляя о бренности жизни и ее скоротечности.

Подружка была не грустной, оптимистичной, не утратившей чувства юмора. Пока мы сидели на диванчике в коридоре и беседовали, как запойные, поскольку давно не виделись и не обсуждали нашу жизнь со всех сторон и глубже, мимо нас беспрерывно привозили к лифту и увозили от него на каталках стариков и старушек после инсультов в сознании и без. Они были укутаны в одеяла или в спальные мешки, лица их были бледно голубые, безразличные к тому, что происходит вокруг. Сердце сжалось от тоски и печали, глядя на весь этот «перди-монокль».

«Господи, ты, боже мой!», – произнесла подружка, мы тяжело вздохнули и, я отправилась домой. Уже смеркалось. Из отделения я выскочила пулей и запнулась за группу людей, вывозивших на каталке больного. Двое молодых медбратьев толкали каталку вперед, а третий топтался рядом и нес какие-то вещи. На каталке лежал синюшный парализованный дед с безразличным лицом, укутанный с ногами и головой, видно только лицо, и моргал глазами, причем один глаз запаздывал по отношению к другому. Я пошла помедленнее, чтобы не мешать. Когда каталка повернула за угол, один из санитаров протянул деду сигарету и тот с жадностью затянулся. Санитары обернулись по сторонам и опять дали старику покурить. Глаза старика ожили, в них появился огонек, такой живой и яркий. Носилки катились и на носилках и рядом с ними из мужской солидарности и сердобольности, понимания момента отчаяния, плыли чувства сострадания: как покурить перед смертью на войне, или перед гильотиной выпить бокал шампанского.

Я прибавила шагу, слезы душили меня.

 

Бег по утрам

СТАС:

Никакая погода не может помешать мне бегать по утрам. Мой маршрут известен, я не люблю его менять. Несмотря на то, что в жизни и в работе я люблю и уважаю экспромты и неординарные решения, в утренних пробежках я – консерватор. И я понимаю, почему. Район, где я живу, называется «Крылатское». Много дорожек разбегается вдоль велотрека под сенью лесного массива, который соответственно времени года бывает всегда разным, а осенью – ослепительно великолепным. Почти всегда я выбегаю в 7.00. Мой путь лежит по большому кругу Крылатского велотрека, а возвращаюсь я, пересекая весь сквер по Крылатской улице. Сейчас дорожки сквера засыпали мелким гравием, который звонко скрипит под кроссовками. Как приятно чувствовать сильное разогретое тело, пластичное и легкое, крепкие лодыжки с безотказным шарнирным механизмом молодости.

Сегодняшнее утро необычно. Я никогда не оставляю дома ночевать женщин. Когда бы гости ни пришли и как бы долго не задержались, я всегда провожаю всех домой, даже утром: вызываю такси, и все дела. Если я не спал всю ночь, я все равно бегаю утром, вот такой мой организм. Утром я люблю быть один, чтобы никто не маячил у меня перед глазами. Я готовлюсь к новому дню. У меня ответственная и хорошо оплачиваемая работа. В ближайшее время мне придется временно переехать в Амстердам, так складываются обстоятельства, и для меня это более успешная ситуация, чем я ожидал от последних переговоров по проекту. Я вообще самодостаточный человек и до последнего времени был уверен в том, что мне никто не нужен, я имею в виду спутницу жизни. Но вчера я дал слабину. Мы с ней встречаемся уже около трех месяцев, не вплотную, у меня есть и другие женщины. Но вчера… Мой железный характер расплавился, не могу объяснить почему. Она нежная, очень комфортная, чувствую, любит меня, а я не хочу привязываться и давать кому-то надежду. Может быть, потому, что этот жлоб, мой сосед по лестничной площадке, просто пожирает ее глазами. Всякий раз, когда я приглашаю ее к себе, он, как черт из табакерки, выскакивает и едет с нами в лифте и смоооотрит. Взгляд враждебный, осуждающий, я плевать на него хотел. Сначала я думал, что это случайность, потом решил: это его проблемы.

Когда ко мне приходят женщины, я всегда выключаю телефон. Во-первых, чтобы не сбить романтической настрой, во-вторых, чтобы не обидеть даму, а в-третьих, я все равно через 2 часа включу телефон и буду опять в теме.

Я сбился с ритма, голова покрылась испариной, телефон всегда со мной, и сейчас тоже, но я его до сих пор не включил… Поистине – сегодня день исключительный. Это очень не типично для меня.

Почему вчера она осталась до утра? – кстати, она еще спала, когда я уходил. Она осталась потому, что я не отпустил ее, я не мог разомкнуть рук и даже на минуту перестать вдыхать ее запах, мои руки, лицо и весь я пахну ею, и от этого сжимается мое сердце и трепещет от счастья и восторга прошлой ночи. Это не входит в мои планы.

Когда я уеду, а это случится очень скоро, все войдет в нужную колею. Не надо думать об этом. И вообще романы на работе не приветствуются в компании.

ЖЕНЯ:

Дверь хлопнула тихонечко, почти скрипнула. Побежал. Он не хотел меня разбудить. Надо немедленно включить телефон и позвонить маме. Как там Ванечка? «У меня заходится дыханье, от одной лишь мысли о тебе…», хорошая песенка Фроловой, почти про меня. Как я влипла в эту ложь? Сначала думала так, один разок и – прощай, а теперь не знаю, что делать. Не могу ему сказать, что у меня Ванечка. Почему? Сама не знаю. Вообще-то знаю. Чувствую. Это будет последней нашей встречей.

Любить – значит быть невольником, рабом своего чувства и предмета любви. Как писал Сенека в письмах к Луцилию: «Ты спросишь: «Как же мне стать свободным?» – Избежать неизбежного нельзя – его можно только победить. «Сила путь пролагает себе». Этот путь откроет перед тобою философия. Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь».

Делай что должно, и будь, что будет. Еще этот сосед противный с укоризненным взором. Мне было очень хорошо, но почему такая тоска на душе? Вон Стас бежит по скверу. Такой красивый и уверенный, но при всей пластике его движений какая-то деревянная энергетика льется во все стороны. Благополучие, излучаемое его обликом, какое-то жалкое и не настоящее. Я люблю его. Мне хочется быть с ним всегда, касаться его тела, гладить голову и всего– всего и… всегда.

ЖЕНЯ:

Я узнал, что ее зовут так же, как и меня, спустя почти год. Мне под ноги покатились апельсины, и с налета, не имея возможности остановиться, по инерции я наступил на оранжевый шар всем весом моего тела, сок брызнул во все стороны. Банан отдыхает по сравнению с апельсином, «поездка» на шкурке продлилась почти три метра и завершилась кульбитом, но не через голову вперед с опорой на руки, а – через голову вбок с приземлением на спину. В метро не бывает грязи в привычном понимании слова, но я, волею судьбы, нашел ее в каком-то закутке и собрал физиономией, всю до капельки. Она подлетела ко мне, извинялась беспрерывно, тянула меня за плечо, пыталась подхватить на руки, все было достаточно забавно. Апельсины мы собрали, я остался жив, и она уехала следующим поездом, а я стоял и дышал ее духами, боясь толпы, грозящей стереть это счастье из моей памяти. Это было нашим первым «знакомством».

Я говорю «нашим», видимо потому, что эфирное ощущение взаимного понимания всегда присутствовало при наших нечаянных встречах. Я видел, я чувствовал ее, та неловкость, которая возникала во всем ее облике при виде меня, страшно огорчала, я понимал, что она узнает меня и это ей досадно.

Второй раз я увидел ее на остановке трамвая, на улице Живописной, где мой институт, видимо, где-то рядом она и живет. В трамвае толчея, все тесно прижаты друг к другу, резкое торможение всколыхнуло весь вагон и, она крепко каблуком наступила мне на ногу, я выдохнул со стоном. «Простите, ради бога», – прошептала она. А я вдыхал аромат ее волос и, несмотря на резкую боль, был просто счастлив. Огромный синяк и треснувшая плюсневая косточка благополучно зажили. Я обожал и эту боль, и синяк, которые напоминали о ней.

Следующая встреча до сих пор бесит меня.

Опаздывая на Сапсан из командировки домой, я был с похмелья. Здоровье еще оставалось, но ооочень мало. Конференция в Питере «Исследования в области радиационной медицины, гигиены, экологии, защиты от ионизирующих и неионизирующих излучений, обеспечения радиационной и химической безопасности в технологиях специального назначения» закончилась грандиозным банкетом, плавно перетекшим в его продолжение по номерам гостиницы. Времени на сон практически не осталось, а так же «планы» по поводу Юлии Павловны – увы – не осуществились. В Сапсане я рассчитывал поспать, что и предпринял немедленно. Уже подъезжая к Москве, сзади услышал голос ребенка, мальчик спрашивал:

– Ма, что такое Лахурда?

– Откуда ты это взял?

– Мальчик в передаче говорил бабушке: «Вырастешь, придет какая-нибудь Лахурда и заберет тебя, а бабушка смеялась».

Женский голос тоже зазвенел от смеха, началась возня за спиной, я выдохнул перегар, встал и увидел ее.

Такой красивой женщины я не встречал никогда. Мальчишке лет пять. Она узнала меня, хотя прошел почти год, незаметно кивнула и улыбнулась:

– Как здоровье?

– Ужасно!

– Понимаю.

– Нога цела?

– Спасибо.

Целых четыре часа я мог растворяться и плыть в духовном соприкосновении с ней, а я дрых, как скотина, наверняка храпел, как лось. Мне 35 лет, я покраснел. Красивая дама на соседнем сидении устало смотрела на мальчика и, обратившись к ней, сказала: «Женечка, не забудь – Максиму ни баннер, ни тизер не понравились». Так я узнал, что ее зовут Женя. О, боже, если бы я не дрых, ситуацию тезки можно было бы здорово обыграть…, но было уже поздно. В отражении окна я увидел свою помятую рожу и быстро вышел. А потом я встретил ее в лифте с этим снобом из «аристократов». Она, конечно, узнала меня, в ее отсутствующем взгляде была неловкость и стыд, а еще, мне показалось, досада на меня. Какого черта я здесь живу! Она сделала вид, что мы незнакомы. Влетел в квартиру и носился по потолку, разбивая в кровь кулаки. Соседушка. Вон бежит по скверу. Любит себя. Эгоист.

Перелетая нерегулируемый пешеходный переход, коротенький и незаметный за поворотом, Стас не успел обернуться вправо. Черный, блестящий новыми фарами ЛЕНД КРУЗЕР поддел его на капот и отбросил на тротуар. От головы медленно расползалась темная алая кровь. Женя выбежала на лестничную площадку в рубашке Стаса с голыми ногами, суетливо приглаживая растрепанные волосы.

– Я вызвал скорую! – резко крикнул сосед.

 

Забытый букет

Боже мой, мне уже 54 года! Через 12 дней стукнет 55. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?! Что в 25 лет восклицал поэт, что в 55 – «молодая» баушка… А имели они в виду, мне кажется, одно и то же – скоротечность времени.

Моя племянница, прелестная Катрин, так я ее зову, в возрасте тридцати пяти лет потрясла мое воображение фразой: «Посмотри, как я хочу стареть!» и показала мне фотографию царственной старухи, скачанную из Интернета. На фото прямо мне в глаза смотрела очень худая, с копной седых волос, ухоженная леди, в пиджаке с гроздью цветных бус на шее и громадными браслетами на запястьях. На вид ей было лет 80, но, я думаю, на самом-то деле ей было все 120. Тем не менее, это была леди: в глазах сверкали жизнь, блеск и ум. Интересно, можно ли с помощью программы «Фотошоп» сделать в глазах блеск и ум? Блеск, наверное, легко, а вот ум… сомневаюсь.

Мой младший внук спит, ему три года. Старшему, стало быть, девятнадцать, а младшенькому всего три. Я сижу на террасе, на даче, и время от времени прихожу на него посмотреть, как он спит, как дышит. Я его фотографировала спящего, но мне, почему-то, жаль делиться восторгом этих кадров с другими людьми. Я, вообще-то, как раз тот человек, который очень любит поделиться. Если мне понравилась книга, спектакль, выставка, будьте уверены – этими впечатлениями «изнасилую» друзей и родных.

Наш дачный дом деревянный, из бруса, облицован старой вагонкой, таких названий сейчас никто и не помнит, наверное, сейчас в моде сайдинг какой-нибудь. Полы, лестницы, стулья и табуретки и, конечно, столы – все в доме скрипит, даже когда никого в нем нет. Какие-то вздохи, ахи, стуки, скрипы раздаются без конца. Пересечь терраску, подняться на второй этаж или спуститься без сопровождения звуков невозможно. Поэтому, если какой-нибудь «медвежонок» движется по дому, то его легко отследить по звуку: куда идет, в каком направлении, где стоит или топчется, и куда потом направился, и даже – с какой целью. Поэтому я на самых верхних цыпочках, в один прыжок, мягко, как пума (в пятьдесят то четыре года, килограммов под 70), пересекаю терраску, чтобы не скрипеть ничем, и любуюсь моим спящим счастьем.

Странная вещь: некоторые, совсем незначительные предметы или пустячные события в определенные моменты жизни представляются мне гигантскими айсбергами, таящими в себе переворот вселенной. Определенными моментами жизни могут быть: прогулка по парку, дорога на работу (чаще всего), поход в магазин, в аптеку и т. д. и т. п., одним словом, движение тела и духа на свежем воздухе. При этом мысленное повествование бывает таким динамичным и увлекательным, что я забываю о цели своего путешествия. Сюжеты рождаются от удачного слова, взгляда, облика человека, от музыкального звука или просто шума, от тишины и т. д. Мне кажется, с самой собой мне никогда не бывает скучно.

Возраст, возраст…. Когда моей маме было столько же, сколько мне сейчас, она говорила: «Ты думаешь, мне 55? Нет! Внутри (она крепко прижала руки к груди, а руки у нее были очень красивые) мне 17 лет!»

Я вошла в трамвай, внутри мне тоже 17 лет. Трамвай почти пустой, хотя понятно, уже 20.15, час пик кончился, рабочий день давно кончился, я еду домой. Ехать мне далеко, я прохожу весь вагон, и усаживаюсь на три пустых задних места. На одном месте я, на двух других – мои многочисленные сумки.

На остановке жидкая вереница пассажиров медленно заходила в трамвай, последними продвигались к посадке, крепко обнявшись, двое влюбленных, женщина с роскошным букетом бордовых роз и мужчина, которому мешал обнимать женщину букет и объемный портфель, но в последнюю минуту мужчина остался, а женщина вошла. Мужчина был плотным, немолодым; он долго посылал воздушные поцелуи женщине и махал рукой. Женщина один раз невнятно ответила жестом скупым и незаконченным и отвернулась.

Я обычно читаю в дороге. Хорошо, сейчас электронные книги берут любой объем литературы, скачиваешь и радуешься маленькой планшетке в сумке. Я уткнулась в литературу, но что-то мешало мне сосредоточиться. Женщина обернулась, покрасневшими глазами скользнула по вагону. Красивое лицо грустно и отрешенно смотрело в себя, она отсутствовала, здесь ее не было, где-то очень далеко она мысленно боролась с нерешаемыми проблемами и плакала. Через несколько остановок она вышла, каким-то суетливым движением – не положила – сунула букет на пустое сидение. Розы качнули головками ей вслед. Быть может, она не могла принести букет домой, где ее ждал муж и дети, а может быть, она просто простилась и с букетом, и с мужчиной, и с его толстым портфелем.

Брошенный букет в полупустом трамвае, такой парадный и роскошный, выглядел так одиноко, что мне стало его, так же жаль, как и красивую даму. На следующей остановке вошли молодые влюбленные, отлипшие друг от друга только для того, чтобы войти в трамвай, чтобы тут же слиться опять, крепко обнявшись. Юноша ни на секунду не оставлял девушку, крепко держался за нее, как за спасательный круг, и беспрерывно целовал ее лоб, щеки, выбившиеся из-под шапочки волосы, и шапочку тоже. Они не видели ничего вокруг себя, только друг друга. Девушка в черных легенсах шагнула немножко в сторону и укололась розой. «Ай, смотри, какой забытый букет!!!» – воскликнула она. Они растерянно осмотрели вагон, их вопрошающий взгляд остановился на мне. «Это ваш?» – юноша соизмерял расстояние от меня до букета, размышляя и взвешивая, насколько велика вероятность принадлежности букета именно мне.

«Нет-нет! – улыбнулась я. – Эти цветы не мои. Может, букет ожидает именно ВАС?!» Юноша взял розы, но девушка его остановила. «Не надо, – почти прошептала она. – Это ЧУЖИЕ ЦВЕТЫ».

Я вышла, а они поехали дальше. Я представила, как бедный букет роз добрался до кольца трамвая, где его веником вымели в мусорный пакет.

Осторожность и даже какой-то суеверный страх девушки, не брать чужое: счастье или несчастье, она же об этом не знала, но чувствовала, что не надо трогать эту грустную роскошь. У женщин молодых, очень молодых, зрелых и перезрелых ИНТУИЦИЯ как живая душа тоненькая, трепетная, всегда с тобой, как ангел хранитель.

 

Звук открываемой пробки

Такой светлый солнечный день. Сегодня 25 июня 2015 года. День грозил пролиться ливнем, но какой-то волшебный поток унес тяжелые облака и освободил синее небо. Бесконечно брюзжит мужчина на соседней лавочке. Монотонным голосом, без точек и запятых проклинает постылую жизнь. Звук открываемой пробки «б-у-у-к» возвращает меня из-за облачных высот. Сосед предлагает мне выпить. Я поднялась и тихонько отправилась в путь. Две старушенции вразвалочку, опираясь на палки, медленно плывут по тропе. Жарко, плюс 27. Жирная синица грузно шевельнула ветку. Нежно зеленая крона ореха вылупила 3 плода. Продираясь сквозь трехметровые травы, получая ожоги крапивы, думала, что это фантазии детства, а это реалии зрелости. Всегда лукавить, и с самой собой – что это? Это детский страх разоблачения и наказания. Страх наказания вот, что в жизни обывателя дамокловым мечом висит над головой, над поступками и даже мыслями. Может и есть где-то свобода. Что это свобода? Субстанция свободы извращена моим внутренним я.

Я подняла 50 копеек лежавшие на сером, неровном, потрескавшемся асфальте, стороной «орел», что я делаю всегда, когда монетка лежит «орлом», всю свою жизнь. Если «орлом» надо брать, смешно!!! В детстве говорили, принесет счастье. Монетка блестящая почти сверкающая. Часть асфальта провалилась и отломилась от целого массивного куска, я наступила на нее, и раздался «б-у-у-к», звук открываемой пробки. Раскачиваясь на этом кусочке асфальта, я остановилась и отдалась вихрям мыслей. Они потоком хлынули из меня как водопад. Бесконечные заботы, дела, долги и смятения поглотили меня настолько, что думать и решать я уже не могла. С удивлением обнаружила, что молитва «Господи, спаси и сохрани мя!» произносимая бесконечное количество раз, облегчает душу. Для атеиста – парадокс, а для верящего во Вселенский разум? «Пусть на экзаменах моему лентяю придет озарение, он ленивый, но не глупый, ленивый, но талантливый, хотя говорят: талант без труда ничто… Как хочется, чтобы он сдал хорошо и взялся за ум, наконец. Хоть бы посуду мыл за собой, хоть бы еду уже начал подогревать, не говоря уже готовить, уже ведь 16 лет. Приговаривая мысленно и иногда даже чуть-чуть вслух (подумают, что сбрендила) я давила асфальт, а он отзывался «б-у-у-к, б-у-у-к, б-у-у-к». Такой инструмент музыкальный есть ханг, когда слушаешь не только космическое эхо его мелодии, но и звук прикосновения руки, это очень мне напоминает этот «б-у-у-к» асфальтового обломка.

Прыгая на одной ноге и пытаясь открыть дверь ключом, не уронить сумки с продуктами, ридикюль с косметичкой и документами, полураскрытый зонтик и не пустить по ноге давно стучавшуюся «водичку», я пыталась не расплескать перехлестывающую через край ярость. Дверь распахнулась, Олег подхватил мои сумки: «Мам, я сдал отлично, посуду помыл, а вот гляди, курицу запек с корицей и яблоками!». Улетел на кухню и бесконечно тараторя, выгружал хлеб, сыр, йогурт. «Вот молодец, помидоры купила! Сейчас сделаю такую вещь из помидор…, пальчики оближешь, меня Лизка научила!».

Я, конечно, остолбенела. Надо молиться, молиться надо…. Нет, это 50 копеек «орлом». Боже мой, просто день, когда мне везет…. Какая узкая у Олега спина и неширокие плечи, хотя рост 185, такой тонкий, нежный, самовлюбленный, еще все раны впереди…

Утреннее настроение, нашпигованное многолетним рефлексом необходимости выполнения всего, что требуется по утрам, искусственно создается самой собой. Дорога на работу, в преддверии миллиона дел, которые вот-вот обрушатся на меня, но пока…, пока еще есть чуть-чуть времени, для меня легка и я почти парю над землей. В этот маленький период (12 минут до метро) я сочиняю великие романы, внутри меня рождаются вселенские интриги, от которых зависит жизнь на земле. Через 12 минут, когда я уже в подземке, мой «полет» менее масштабен, зато более сердечен. Утренний сквер сменяется сумраком и толчеей метро, очарование природы пропадает и уже хочется тишины, покоя, отдыха, еще 8.30 утра и впереди рабочий день…

Вчерашние 50 коп., молитва и «сбычность мечт» в отношении сына, так повлияли на мое воображение, что я просто, опять, еще разок, страстно влюбилась в жизнь и, почему-то, обрела давно утраченные надежды.

Начальник весел и оптимистичен. Таким он бывает почти всегда. Счастливый месяц и день его рождения сделали его самого и его судьбу в частности, удачной победой над суетой жизни. Когда смотришь на него в профиль, даже в этой горделивой виньетке его головы виден весь оптимизм еврейского народа. К сожалению, умение трудиться в поте лица чужими руками, и не брать на себя ответственность и, при этом, сухим выходить из воды – эти «прелестные» черты ему присущи на 200 %. Поэтому, порой, пребывая в бешенстве от всяческих каверз производственной жизни, я смиряюсь перед обстоятельствами и если и посылаю начальника от души очень далеко, делаю это молча с улыбкой на губах.

Пережив тяжелый день и уже не наслаждаясь 12-ю минутами от метро до дома, так как эти минуты уже в конце рабочего дня, и я, деморализованная тихо приговариваю, прошу господа на злобу дня: хоть бы ты его (начальника) сейчас в отпуск отправил, а не осенью, он же все испортит завтра на совещании… Я просто сошла с ума на улице лето, воздух теплый и нежный, вечер волнует мое сердце, а я все думаю о работе, это клиника… По дороге «б-у-у-кнула» пару раз асфальтом и вот я дома.

Не успела войти, как зазвонил мобильник, слава богу, руки мои были свободны, я не тащила сумки, не одевалась, не принимала душ, не красила ресницы, не обваливала в сухарях котлеты, не месила фарш и т. д. «Юлия Петровна!», – громко закричала моя сотрудница, «Завтра нашего хмыря (начальника) не будет. Его срочно отправили в командировку Ура! мы все завтра сами сделаем!».

Я почему-то растерялась. Остановилась посреди прихожей. Медленно раскачиваюсь. Какой-то легкий озноб или морозец мигом просвистел вдоль позвоночника и я, как будто вздрогнула. Все волосы встали дыбом. Туфли я еще не сняла. Быстро набросила ветровку. Вышла. Заперла дверь и, очень медленно, очень медленно, пошла к метро.

Исполняя божественное предназначение зорко, и как будто впервые смотрела вокруг, замечая как ярок и прозрачен мир. Быстрота мысли, очень четкая и мгновенная не сновала, туда-сюда, как хаос броуновского движения, а, интуитивно, и, одновременно, будто меня вела рука, чья-то сильная и нежная, как любовное объятие, когда ты двигаешься ровно так, как чувствуешь и получается восторг.

Около фонарного столба, рядом с метро «рука» меня отпустила, и наступил вакуум. Я растерялась, не зная, что предпринять. Остановилась и увидела людей, спешащих и толкающихся, таких разных и похожих друг на друга. Следующий мой шаг пришелся прямо на отломившийся асфальт. «Б-у-у-к» пропел он ханговской мелодией.

Острое чувство радости наполнило меня до краев. Милая старушка тащила за собой тележку на колесиках. Я сосредоточилась на ней. Капельки пота блестели на ее лбу, нелепая панама сползла набок и седые, редкие прядки волос стояли дыбом, а другие прилипли ко лбу, бородавка на лице немного торчала, но совсем не портила лица. «А ведь в молодости она была, наверное, красавицей», – подумала я. «Вот бы взглянуть на нее тогда!..»

Белая нелепая панаме накренилась еще сильнее, волосы старушки ожили и роскошной шапкой окружили нежные щеки. Бородавка превратилась в родинку, веселую и темную как каштановые волосы. Старушка вытянулась, постройнела. Веселые глаза посмотрели на меня. Молодой тонкой рукой она коснулась моего локтя и девичьим голосом спросила: «Будете так любезны, подскажите, где остановка троллейбуса?».

Прошло 3 месяца, теперь я даже почти все осознала, с ума не сошла и столько всего натворила.

Во-первых: мы успешно сдали проект. Во-вторых: мой начальник, наконец, ушел на пенсию, Женечка, наша сотрудница, получила квартиру, которую ждала 20 лет, Михаилу Сергеевичу, на даче, провели газ, который садовое товарищество пробивало 10 лет, у Петра, тоже наш сотрудник, родилась девочка, жена 7 лет лечилась от бесплодия. Олег победил лень, теперь я очень волнуюсь, как бы его энергия не выплеснулась через край. Лизка, его подружка, перестала ссориться с мамой, а Павел, его друг устроился на работу. Я, почему-то, тревожилась, когда загадывала желание и «букала» асфальтом, привнося (как я думала) изменения в мою, и без того прекрасную жизнь. Например: загадывая осиную талию, я почему-то записалась на фитнес, деньги, на фитнес, взялись из о-о-чень хорошей премии, которую наш отдел неожиданно получил за успешный проект. Талия действительно уменьшилась, но какой ценой?! Тренер гонял меня как Сидорову козу, и, отправляясь в душ после тренировки, я снимала с себя совершенно мокрую одежду. Огромные ресницы так и не выросли, но я, почему то, мажу их репейным маслом с упорством Сизифа. Старую мебель, которую уже давно было пора выбросить, я застраховала, а через полгода лопнула труба, и нас залило так, что по страховке я отремонтировала квартиру и купила скромную новую мебель. Когда я подумала об отдыхе за рубежом, наших сотрудников отправили в круиз по Америке, в связи с каким-то обменом опытом. Каким обменом? Каким опытом? Смешно. Но поездка была просто супер. Восемь городов далекого континента, в том числе Лас Вегас плюс гостиница «Беладжио».

Вы не поверите: когда Олег с Лизкой целовались и т. д. в соседней комнате я тихонько взгрустнула и «букая» асфальтом грустно вспомнила о своей личной жизни, которая в таком ритме работы и забот просто отсутствовала. И, вот, на конференции в городе Санкт-Петербурге, я, не чаяно в паузу на «Кофе брейк», облила с ног до головы, то есть, наоборот, с головы до ног, крепко скроенного рыжеватого мужичка, который сначала показался мне колхозником из Ленинградской области, ставший, впоследствии, чемпионом области по вольной борьбе. Это была моя судьба. Павел, так его звали, оказался военным врачом в разводе, и уже, как 3 дня любовался моим профилем в зале заседания. «Зачем тебе это село?», – Спрашивала потом меня моя подруга Кира. Ах, если бы она знала, какой восторг вызывал во мне его родной запах, какие крепкие у него руки, и какая нежная и огромная душа.

Моя «буколка», с отломанным асфальтом, творила чудеса. Я вставала обеими ногами «букала» и, закрыв от сосредоточенности глаза, загадывала сокровенные желания. Я старалась, чтобы окружающие не подумали, что у меня «не все дома», а желания сбывались тут же если не на следующий день, то со временем.

Я побежала к метро, чтобы упорядочить некоторые дела и отремонтировать старую дачу, но…

Но… Но… Уже издали я увидела оранжевую машину и четырех узбеков, которые клали новый асфальт. «Подождите, остановитесь!!! Немедленно прекратите!!!», – закричала я, но было уже поздно. Толстый слой горячего асфальта прочно покрыл мое волшебное место.

На следующий день я топталась на том же самом месте. Все тщетно. Сзади меня обнял Паша и спросил: «Ты что тут топчешься? Пошли домой. Через неделю поедем в Крым, в отпуск».

Растерянным взглядом я окинула мое заветное место, а Паше я так ничего и не рассказала, про этот «б-у-у-ук». Зачем? Он такой хороший, добрый и вообще должны же быть у меня от него секреты или тайны, какие-нибудь?!