По пути домой, так же как и по пути из дома, может произойти всё что угодно. В настоящее время мне не хочется рассматривать никакие драматические, а тем более трагические, случаи из жизни путешествующих, просто я начертала в записной книжке крошечную путевую заметку, чтобы скоротать время перелёта из Греции в Москву.

Вы не можете себе представить, как бывает насыщена событиями незапланированная поездка куда-либо. Вообще-то я давно заметила, по собственному опыту, что всё, что неожиданно возникает, изливается из души в виде экспромта, даже, если это касается не речи, стихов и тостов, а событий в твоей жизни, всё получается таким живым, увлекательным и интересным.

Когда подготовка симпозиума на острове Крит была почти закончена, мой муж милостиво согласился взять меня с собой, поэтому покупка билета на тот же рейс, что и у него, обошлась в два раза дороже, чем предполагалось, но всё же билеты были приобретены почти за два месяца до отлёта.

Все мероприятия, связанные с самим симпозиумом, прошли с большим интересом для участвующих, и без всяких недоразумений для неожиданных гостей. И доклад по теме, и поездка на птичью ферму, и экскурсии по историческим местам проведены на высочайшем уровне. Единственное, чем осложнялось путешествие, это острое респираторное заболевание, прицепившееся к нашей команде из четырёх человек от испанца Балдуино, что в переводе на русский язык звучит как «Храбрый Друг», который смачно обчихал нас в первый день симпозиума абсолютно ненамеренно. Насморк перерос в кашель и вся наша команда пугала пассажиров аэропорта кашлем на четыре голоса. «Храбрый Друг» давно забыл о своём недомогании и спокойно улетел в Мадрид, а мы, несмотря на все мероприятия по спасению от вируса, вошли в апофеоз болезни. Как говорил наш хороший приятель, врач терапевт: «Если лечить ОРЗ (острое респираторное заболевание), то оно проходит за две недели, а если не лечить, то за 14 дней».

Ничто не предвещало никаких недоразумений, и каждый из нас мысленно готовился перетерпеть как-нибудь четыре часа полёта и в домашних условиях докашлять до выздоровления. Главное – домой, а дома, как говорится и стены… Нас не насторожило то обстоятельство, что зарегистрироваться через интернет по какой-то непонятной причине не удалось, и мы смело подкатили к аэропорту. Отсутствие пассажиров у стойки регистрации нас тоже не насторожило, но когда нам сказали, что все места уже заняты на рейс, на который муж приобрёл билеты за четыре месяца, а я – за два, мы остолбенели. Кашель резко обострился, добавился насморк и чих. Милая работница авиакомпании в Ираклионском аэропорту нежно добавила, что мы можем провести в гостинице еще один прекрасный греческий день и покупаться в море досыта, нас там будут поить, кормить, и все всегда радостно соглашаются на такой бесплатный подарок судьбы.

Чихнув квартетом на весь аэропорт, мы отказались. Лицо собеседницы налилось краской, и она суетливо принялась искать другие пути решения этой досадной проблемки. Следующее предложение выстраивалось таким образом: они перерегистрируют наши билеты на внутренний рейс Ираклион-Афины, который будет через три часа; в Афинах мы поспим на чемоданах еще три часа, а потом ближайшей лошадью, наконец, улетим в Москву и в общей сложности наш перелет увеличится всего на каких-то 10 часов…Но есть одно место и, может быть, кто-то хочет улететь сейчас?

– Нет, – хором сказали мы.

– Вы не были в Афинах? – приветливо спросила работница аэропорта.

– На х. ра ваши Афины! – вырвалось нечаянно у нашего сопливого хора одновременно, затем квартет смутился и извинился.

– Вам полагается компенсация по 200 долларов за моральный ущерб, – и сразу три работницы аэропорта принялись оформлять кучу документов.

Приунывшая команда воспряла духом. А куда деваться? Все же через пятнадцать часов будем дома. Через час всем, кроме меня, раздали ваучеры на 200 долларов, а так как я покупала билет отдельно, то мне объяснили, что либо я лечу одна сейчас, либо остаюсь без морального ущерба в счастливом собственном отказе от полёта. Я крякнула от «радостного» возмущения и приняла жизнь такой, как она есть…

И тут в накопителе на посадку в старинный, названный в честь богини Мудрости Афины, город-государство я увидела огромное количество местных жителей и гостей Греции, от наблюдения за которыми исчезли и грусть-тоска ожидания, и кашель, и насморк. Глаза разбегались от характерных и оригинальных персонажей, населяющих нашу планету. Быть может, моё здоровье пошло на поправку, а может быть, и наоборот, но я увидела то, чего на самом деле, может быть, и нет на белом свете. Слева от меня на сидениях в ожидании посадки на рейс сидела девушка в обнимку с красавцем греком, словно сошедшая с полотна великого Вермеера. Жемчужной серёжки не было в её маленьком ушке, но портретное сходство с полотном «Девушка с жемчужной сережкой», написанное несколько сот лет назад, в 1665 году, было таким бесспорным, что я подтолкнула локтем своего дремавшего мужа и глазами указала на неё.

– Бог ты мой, да это нидерландская Мона Лиза! – воскликнул он.

Настоящий гимн робкой молодости примостился на плече у древнего грека и посапывал, разметав по плечам светлые волосы. На портрете, если вы помните, волос совсем не видно, но желтая ткань, завязанная в узел на макушке, свешивается, как поток блондинистых волос. Невозможно было оторвать от неё взгляд, и я украдкой время от времени наблюдала за ней, как за живой моделью из далёкого прошлого.

Разномастная публика потянулась на посадку. Мужчины и женщины, молодые и старые, разных национальностей и вероисповеданий, с детьми и без, спешили в Афины по разным надобностям. Перелёт в Афины из Ираклиона – меньше часа. Не успеешь оглянуться, и ты уже на месте.

У окна в нашем ряду из трёх кресел сидел священнослужитель греческой православной церкви. Молодой, красивый, с необыкновенно четкими, я бы даже сказала, резкими чертами лица, в чёрной рясе с белым подворотничком, в чёрной камилавке (КАМИЛАВКА от греческого kamelos – верблюд), такой аккуратный, свежий. Мне даже показалось, что он был весь такой миропомазанный. От него приятно пахло каким-то очень знакомым ароматом. Медленно снял он свой головной убор и бережно держал его на коленях до конечного пункта путешествия.

В Афинах за своё плохое поведение Аэрофлот наградил нас бизнес-классом и мы, удобно расположившись на просторных сидениях, с интересом наблюдали за нашим русским батюшкой, возвращавшимся на родину. Засаленные волосы, освобожденные от клобука, характерно попахивали. Огромное толстое тело, туго обтянутое запятнанной рясой, когда он протискивался мимо меня, прижало мой большой палец к поручню. Я хотела ойкнуть, но вытерпела. Запах сельди и алкоголя шлейфом плыл за ним прямо по проходу и никуда потом не подевался. Сельдь атлантическая душила нас всю дорогу до Москвы. Конечно, он был староват и не так красив, как греческий. Гигиена как влияние труда, условий жизни на здоровье человека говорила о том, что труд у этого товарища тяжек и требует расслабухи в виде остограммливания водочкой и обильной рыбной закуски, а может, молодой поп всё миро на себя извёл и нашему не досталось. Одним словом, каждому своё.

Глубокая ночь не помешала нам плотно закусить в бизнес-классе и выпить, как следует греческого вина, после чего запах сельди померк, и сладкий сон незаметно приблизил нас к дому.

Мы благополучно прибыли в Москву из Афин и весело чихали уже дома, а там и стены помогают.

До чего же хороша была девушка, спящая на плече у молодого человека. Несмотря на отсутствие жемчужины, её полноватые губы, нежный нос и большие глаза точно из 1665 года от Рождества Христова. Видимо это была прапрапрапраправнучка той милой девушки из Голландии. А.А. дес Томбе приобрёл картину нидерландского художника Яна Вермеера на аукционе в Гааге в 1881 году всего лишь за два гульдена и тридцать центов. Картина находилась в плачевном состоянии. У дес Томбе не было наследников, и он подарил «Девушку с жемчужной серёжкой» вместе с несколькими другими картинами музею Маурицхёйс в 1902 году, где она и храниться до сих пор. Ну, надо же, увидеть такую прелесть в Ираклионском аэропорту по дороге в Афины…