Аллочка Вадимовна стояла у зеркала и настойчиво поправляла непослушные пряди волос. Подумать только! – сию секунду из парикмахерской, а от причёски под шапкой ничего не осталось. Она не может позволить себе никакой, даже самой крошечной, небрежности ни во внешнем виде, ни в работе, ни даже в мыслях. Аллочка Вадимовна – образец аккуратности, а с недавнего времени – и элегантности, и даже, можно сказать, некоторой роскоши, хотя в советское время это глупое слово можно было употребить только по поводу сытного обеда или простой обновки в виде юбки из джерси. Например: «Эх, роскошно я пообедал в столовой на полтора рубля! Винегрет был свежайший, политый подсолнечным маслом, пахнущим семечками; суп с фрикадельками из настоящего мяса; тефтели, правда, клеклые, но тёплые, а компот из сухофруктов с таким «подарком», как две крупные сливы и один сладкий урюк!», или «Ну, и роскошную же юбку я отхватила в ГУМе за пять рублей! При мне «выбросили» в продажу, даже и в очереди не стояла!». Некоторой роскошью можно смело назвать возможность отовариваться в магазине «Берёзка», что крайне редко выпадало простому смертному, а то и вообще не выпадало. Если сегодня социальный опрос на улицах Москвы, касающийся образования, вдруг выявляет молодых людей, которые, отвечая на вопрос «кто такой Ленин?» говорят, что это поэт или музыкант, а Жюль Верн – это путешественник, то, конечно, что такое «Берёзка», знают не все. А «Берёзка» – закрытый магазин в СССР, реализующий потребительские товары за иностранную валюту иностранцам, либо за сертификаты, позднее – чеки Внешторгбанка и Внешпосылторга советским загранработникам – дипломатическим, военным и техническим специалистам, а также сотрудникам различных ведомств, которые выполняли какие-либо работы за рубежом.

Так вот, Аллочка Вадимовна с некоторых пор стала приобретать вещи иностранного производства именно в «Берёзке», чем повергла в шок простых гражданок женского пола на работе. При всей своей аккуратности, коммуникабельности и оптимистичности характера красотой лица Аллочка Вадимовна не блистала: серый цвет пористой кожи, грубоватый кургузый нос, размытые губы и небольшие бесцветные глаза, но при умелом использовании косметических средств, недлинного перечня – тушь для ресниц, тональный крем «Балет» и губная помада фабрики «Рассвет»– можно достичь небывалых высот во внешности, тем более, что ума палата.

Вот оно, самое главное свойство человека: УМ – способность человека мыслить, основа сознательной и разумной жизни индивидуума. Аллочка Вадимовна всегда была уверена в том, что ума у неё палата. Во-первых, окончила ВУЗ с отличием; во-вторых, вышла замуж за москвича; в-третьих, последнее слово всегда остаётся за ней. Непререкаемый авторитет Аллочки Вадимовны не только в комнате, где работали шесть художников-реставраторов, но и при коллегиальном обсуждении тех или иных вопросов, возникающих в алгоритме реставрационных шагов по той или иной теме, как властный приговор, припечатывал последнее слово, и решение склонялось к предложенному именно ей варианту. Общительная и всегда имеющая своё мнение по всем вопросам и проблемам, однажды Аллочка Вадимовна, еще до походов в магазины «Березка», вдруг – опять же безапелляционно – заявила:

– Мой муж меня никогда не бросит! Потому что я такая необыкновенная, хозяйственная, одним словом, рачительная, а это значит: старательная, усердная, заботливая, разумно бережливая, и так далее, а вдобавок – умная!!!

Весь дальнейший диалог дамской болтовни в комнате мастерской реставраторов молодой специалист Танечка Сидорова слушать не стала, а погрузилась в свое ответственное дело по замачиванию в специальном растворе бумажного экспоната со спорной графикой Коровина. Таня не была замужем, но вплотную встречалась с Николаем из Бауманского института, с которым они сначала целых три месяца ездили вместе на трамвае, а потом уже год как целовались по подъездам и парадным, так как ни у Коли, ни у Тани не было никакой возможности поцеловаться, как следует, наедине, в нормальных условиях. Фраза Аллы Вадимовны: «Мой муж меня никогда не бросит!», как-то слишком остро покоробила слух Татьяны. Неизвестно откуда взявшееся чувство страха за свою судьбу, а судьба, как твёрдо была уверена Татьяна, особенно женская, тесно связана с любовью и потом уже семьёй, не терпит таких категоричных заявлений. И вообще, если твои чувства искренни, и ты дорожишь и этим человеком, что рядом с тобой, и главное – любовным напитком, которым питается твоя душа – этой страшной фразой можно спугнуть возникший родник любви. Родник истощится, засохнет и исчезнет. Никто и никогда этому не учил маленькую Таню. Внутренний голос, прозванный интуицией, ей тихонько шепнул об этом именно сейчас. Когда-то бабушка, наливая в чашку липовый чай на кухне в десять вечера и накладывая в блюдце мед, еле слышно говорила: «Чутьё подскажет, как поступить. Чуйка на то и дана человеку, чтобы отличить главное от мусора. Слушай себя. Ты умница. Ваське (она говорила о старшем брате), нужны советы да обереги. Вспыльчив, мозги мутные. Ему меня слухать нужно, или мать. Не повзрослеет никогда…». Потом она еще долго говорила сама с собой, а дремлющая на кухонном диванчике Таня как на магнитную ленточку записала эти монологи. Странное дело, пошло почти десять лет, как умерла бабушка, а её голос, и слова, и жесты всё живут в памяти, и чем дальше, тем чаще приходят из небытия.

Небольшой коллектив всегда высвечивает каждого сотрудника и даже просвечивает, как на рентгене. Конечно, все сразу заметили, что целых полгода Аллочка Вадимовна приходила с покрасневшими глазами, перестала беспрерывно говорить о семье, принялась костерить мужскую часть населения, выявляя самые низменные черты мужчин: безответственность, лживость, неверность, занудство и множество других, которые, кстати, бывают свойственны и прекрасному полу тоже. Потом у неё, исповедующей рационализм и экономию, появились украшения с бриллиантами, причем в немалом количестве, а затем и чеки для магазина «Берёзка». С этого момента Аллочка Вадимовна преобразилась и превратилась из просто аккуратной дамы в роскошно, по тем советским временам, одетую. Следует заметить: она никогда не была болтливой и то, что происходило в тайниках её сердца, никому не было известно. Но однажды…

Однажды другой персонаж нашего повествования, а именно Наталья Георгиевна Гришковец, тоже весьма неболтливая особа, принеслась на работу со сверкающими глазами и, не в силах не расплескать увиденное в метро, поделилась этим в буфете с Танюшкой, взяв с неё клятву о молчании. Наталья свистящим шепотом сообщила молодому специалисту, что видела в метро Аллочкиного мужа Владимира с молодой красавицей. Он нежно обнимал спутницу, нацеловывал её висок и без устали шептал бесконечный монолог от станции метро Красносельская до Лермонтовской, затем они в обнимку вышли….

Всё стало на свои места, и сложный год Аллы Вадимовны стал понятен бритому ежу: несмотря на идеальность жены, муж променял непослушные, растрёпанные волосы умной дамы на ослепительную красоту молодости, невзирая на совместно нажитую дочь и безупречность жены.

Следует заметить, что Наталья Георгиевна, в отличие от размытых бледных красок природы Аллы Вадимовны, обладала яркой женской красотой: пухлые, резко очертанные губы, румяные и трепетные; синие блестящие глаза, небольшие, но выразительные; кудрявые, коротко стриженые волосы, русые с рыжинкой, и нежнейшая кожа, хоть делай рекламу крему Ромашковый – используйте каждый день на ночь и обретёте вот такой же цвет кожи лица.

Вскоре после реорганизации отдела, распавшегося на три подразделения: отдел реставрации темперной живописи (реставрация икон); отдел реставрации масляной живописи и отдел реставрации графики: восстановление гравюр, рисунков и художественных произведений на бумаге или картоне, к ним в рабочий коллектив влился новый руководитель, Сергей Петрович Либерман.

Своё первое знакомство с коллективом, когда весь женский состав расположился в конференц-зале, Сергей Петрович начал такими словами:

– Дорогие товарищи, коллеги!

Картины стареют. Будь то картина Шишкина, картина Васнецова, картина Айвазовского или картина Пикассо, – холсты со временем ветшают, краски тускнеют, основа провисает… Одним словом, реставрация картин – такая же неотъемлемая часть жизни картины, как ремонт квартиры, простите за аналогию. Наша работа также необходима народу, как воспитание партией и правительством нашего подрастающего поколения для построения коммунистического общества нашей Родины.

Дальнейшее повествование нового начальника отдела «Восстановления гравюр…» Татьяна уже не слушала, а погрузилась в свои мысли о предстоящей свадьбе.

Новый начальник оказался не таким уж партийным занудой, был не дурак выпить и закусить, обладал чувством юмора и необычайной работоспособностью. Женский коллектив оживился в присутствии мужского начала, и реставрация народного достояния в соответствии с планами партии и правительства стала набирать обороты.

Прошло десять лет. Татьяна вышла замуж, родила двоих детей и перешла работать в мастерские М.И. Крабаря. Её часто приглашали в гости на старое место работы, о котором остались тёплые воспоминания. Коллектив не рассыпался, не распался, а успешно трудился многие годы под руководством Сергея Петровича.

И вот однажды Татьяну пригласили на юбилей Либермана. Из-за пробок на дорогах она опоздала и пришла к уже хорошо расслабленной и развесёлой компании почти родных лиц. Воспоминания лились рекой, и тосты фонтанировали один сердечнее другого. Раскрасневшиеся лица художников-реставраторов еще не были похожи на запорожцев, пишущих письмо турецкому султану, но признания в сердечных чувствах и юбиляру и друг другу уже состоялись. От воспоминаний перешли к анекдотам, грохот смеха сотрясал еще не отреставрированные полотна, закреплённые на подрамниках. Либерман восседал между красавицей Натальей и Аллочкой Вадимовной; в момент случайной паузы между смехом и разговорами он обнял двух дам и громко произнёс, видимо от чувств, его переполнявших:

– А это две мои любовницы!!!

Воцарилась, как говорится, гробовая тишина. Нужно оооочень хорошо знать скрытность Аллы Вадимовны и Натальи Георгиевны, чтобы понять всю гамму чувств от опрокинувшегося на их головы ушата ледяной воды. Масляные глаза партийного Либермана, затуманенные алкоголем, ещё не отразили недоползшую из черепной коробки мысль о том, что слово не воробей и что вылетел, блин, – не поймаешь!!! Алый цвет лица, что выползал из-под воротников кружевных блузок бедных женщин, можно было сравнить с картиной Уильяма Тернера «Заход солнца», написанной в 1841 году, и находящейся в галерее Тейт в Лондоне.

Колючие глаза Аллы Вадимовны и испепеляющий взгляд Натальи Георгиевны гигантским удавом опутали тонкую шею Либермана, и Танюше показалось, что жить ему осталось всего ничего. Но тут вскочила Надежда Сергеевна Задянова и закричала:

– Выпьем за ЛЮБОВЬ!!!

Все зашумели. Либерман спасся.