Глава 1

Геннадий Иванович пытался вести себя сдержанно и солидно, но видно было, что он возбуждён. А круги под глазами говорили о долгой и напряжённой работе.

— Представляете, последний начальник был в списке. Уже собирались заниматься мастерами. Да и этого уже собирался отпускать. Но решил ещё опросить на счёт признаков деактивации триколитрона. И тут он понёс! Мужик этот работает не на его участке, но они знакомы. Он в курсе того, что этот мужик вымораживает воду, подбирает продукты с пониженным содержанием триколитрона (он-то, конечно, не знает, что это такое, но я у него узнал весь его рацион).

— А что-то по поводу аварии сказал? — поинтересовался Андрей.

— Был! Был он в аварию под землёй! Когда тот точно поднялся, он не видел, но слышал, что поздно.

— Уверен, что это ПГ? — спросил Андрей, которого на курсе следственного дела в Академии учили искать ошибку в любой гипотезе.

— Думаю, на этот раз да, — сказал после небольшой паузы Геннадий Иванович, — этот — точно „чистый“…

ПГ должен был подняться со смены в начале первого ночи. Предусмотрительный Геннадий Иванович уже определил места установки низкочастотных модуляторов и выдал спецгруппе шахтёрские робы — специально слегка затёртые и не совсем чистые.

В ожидании подъёма третьей смены ещё раз закрепили со спецгруппой порядок захвата. Вначале пробуют обезвредить его с помощью НФК. Если он выполнит команды, значит можно считать, что снова вытащили пустой номер. А если окажется не подвержен кодированию, то будут брать силой. С этой фазой у спецгруппы вопросов не было. Что делать дальше, тоже все хорошо знали: для таких клиентов были средства, позволяющие перевести из „чистых“ в „серые“ минут за сорок.

Убедившись, что все члены группы имели фотографию подозреваемого и знали свои действия при задержании, Андрей присел возле курящего Геннадия Ивановича.

— Нервничаете?

— Да нет, чего тут нервничать? — Геннадий Иванович сделал затяжку и с глубокомысленным видом не спеша выдохнул дым. — Не впервой же… Вот в первые разы, да, бывало, нервничал. А тут-то что? Работа, по сути, плёвая. Ребята твои — профи. С ними хоть в бой можно, хоть в разведку.

— А что курите тогда? Я бы на месте нашего руководства вообще всех людей от курения закодировал.

Эта идея рассмешила следователя.

— Ха! Оно, может, и закодировало бы, да кто ему даст? Тут ведь бабки! — сказал он многозначительно. — А они сейчас сильнее и политики, и здоровья, и… всего! Как там в анекдоте? „Здесь всё понарошку — кроме денег“. Так что такими вещами наше ведомство точно заниматься не станет.

Андрей и сам знал, что не станет. Но ему не понравились эти слова Геннадия Ивановича. Он даже заподозрил, было, следователя в попытке спровоцировать его на какие-нибудь крамольные высказывания. Но Геннадий Иванович не стал развивать тему и переключился на разговор о текущих делах:

— Если он окажется не тем, кого мы ищем, то уже завтра начнём проходить участковых мастеров. Рано или поздно мы на него таки выйдем! Из начальников участков только двое в отпуске. Если что, их охватим по возвращению.

— Завтра, наверно, придётся перерыв сделать, — решил посоветоваться Андрей. — А то народ с восьми утра на ногах.

— Да, устали ребята. Но, если надо, возьми на завтра резервную группу, а нашим дай отдохнуть.

— А кто будет ими руководить?

— И это решим. Отпускай Олега. Пусть завтра приезжает к девяти, и инструктирует обе группы. А ближе к обеду и я приеду, отосплюсь только с утра маленько…

Так и решили. Олега отправили на машине домой, хотя в преддверии такого важного этапа в расследовании он не сильно-то и хотел. Водителю наказали после возвращаться назад.

* * *

Минуты тянулись за минутами, и вот уже первая клеть с отработавшей сменой затормозила, приблизившись с поверхности. Борис стоял среди притихших горняков, и ощущал какой-то дискомфорт. Что-то мешало ему: то стоять неудобно, то запах какой-то не тот, и вообще грудь как-то давит. „Не к добру это“, — подумал он, наблюдая, как из мрака появляются огни нулевого горизонта.

Человеческий поток вынес его наружу. Мужики чуть не бежали, торопясь первыми занять очередь в ламповую и сдать свой фонарь на пару минут раньше. Борис чувствовал какую-то вселенскую усталость и не спешил в общей толпе. Занял очередь к окошку одним из последних. Так же, не торопясь, снял фонарь с пояса. Дождавшись, сдал его вместе со „спасателем“ чем-то недовольной девице, которая для экономии времени не разносила фонари по зарядным стендам, а просто бросала их в кучу под ноги.

Проходя по направлению к раздевалкам, увидел двух незнакомых лбов, явно не спускавшихся в шахту ни разу. Что-то кольнуло его в сердце: „Если бы утром, то понятно. Днём у нас немало всякой швали слоняется. Но что им тут делать ночью?“

Один из незнакомцев скользнул по нему ленивым взглядом и сплюнул.

„Во чёрт! — ругнулся про себя Борис. — Прямо мокрушники какие-то! Странно… И, главное, одеты, всё же, как шахтёры. Обычная спецодежда, даже чуток грязная. Но всё же не наши. Что-то странное в одежде“.

Идя далее, он напряжённо пытался понять, чем не понравились робы незнакомцев? Встретившиеся ему трое шахтёров натолкнули на правильный ответ. Одежда тех двух была испачкана не рудной пылью и не цементной, и даже не гранулитом, как у взрывников, а другой, напоминающей растёртую глину.

Проходя мимо шкафчиков к своей раздевалке, он услышал какой-то странный звук, показавшийся подозрительно знакомым. Пройдя ещё несколько метров, увидел метрах в двадцати ещё двух верзил. Звук постепенно усиливался. Вдруг снова всё поплыло, как тогда в мае на улице. И тут его пробило: „Точно! Да это ж их глушилка кодовая! Это же они берут кого-то! Меня берут?…“

Боря остановился и краем сознания уловил, что ноги безвольно подкашиваются, и он вот-вот начнёт сползать вниз по стене.

 

Глава 2

Ближе к концу августа Боря заболел, поэтому встречу с Косиком пришлось отложить. Несколько дней у него болела голова и ощущалась слабость по всему телу. Но так как температуры не было, на больничный не пошёл, кое-как доработал до выходных. Его упорство было вызвано ещё и опасением, что в больнице могут его раскрыть, так как обязательно берут анализы. Аркадий Денисович сказал, что недомогание могло случиться из-за того, что он где-то хапнул немного триколитрона, а поскольку организм не переносит препарат, могла возникнуть такая реакция. Он ещё считал, что надо бы сделать Борису анализ на содержание препарата, но, в общем, это не очень простая процедура, он займётся этим немного позже.

Как только стало чуть получше, созвонился с Косиком и договорился встретиться в местной закусочной, пародирующей известную сеть ресторанов быстрого питания. Разговор, конечно же, сразу пошёл об их тайных планах, поэтому говорили вполголоса.

— Вначале то, что и раньше было известно, — начал спринтер с заговорщическим видом. — Главный пункт дозирования и хранения триколитроновых препаратов диортамовцы называют „Объект-11“. Он является ключевым элементом пресловутой Системы. Там хранится весь городской запас препарата. Оттуда же препарат добавляется в питьевую воду, поступающую от центральной насосной станции, отправляется на другие пять второстепенных насосных станций, а также на немногочисленные предприятия пищевой промышленности. В общем, девяносто восемь процентов населения пьёт воду, приготовленную там. А с учётом продуктов и напитков местного производства, подавляющая часть поступающего в наши организмы триколитрона попадает именно оттуда. Расположен он в полуподвальном помещении одного из сталинских домов на Комсомольской. Если помнишь, это метрах в трёхстах от места, где мы с тобой впервые встретились.

Борис утвердительно кивнул, макая соломку картофеля в соус.

— Классическая, наверно, для таких объектов маскировка: совершенно непримечательный вход, закрытые фанерой покосившиеся окна в тихом и неприметном дворе. А за ними скрывается суперсовременный комплекс с мощной системой безопасности. Попасть туда практически нереально. К примеру, смена бригад. Меняются они там раз в сутки. Мероприятие примечательное и показательное. За десять минут во двор заезжают две машины силовой поддержки. Всё время они просто стоят, наблюдают и никого не трогают. Но можно догадаться, что там сидят не подростки с пивом…

Боря понимающе улыбнулся. С недавних пор он резко изменил отношение к пиву, особенно отечественному, но ностальгические чувства по временам, когда он мог просто так опрокинуть баночку-другую жидкого хлеба, периодически его посещали.

— Где-то за минуту к подъезду подъезжает разбитый „жигулёнок“. Он останавливается иногда ближе, иногда — дальше. Из него выходит типичный торговец с рынка кавказской национальности, заходит в подъезд. И только после того, как он пройдёт весь подъезд и скроется в квартире на шестом этаже, подъезжает машина со сменой.

Мимо заговорщиков стала протискиваться шумная компания молодёжи с подносами, поэтому рассказ немного приостановился. Через минуту Косик снова начал:

— Смена — обычно три человека, но может быть и больше. Но самое интересное — вход на объект, который оборудован из квартиры на первом этаже. Обычная сталинка с рассохшимися дверями, в ней — старая мебель. Иногда в квартире появляется тётка в возрасте. Причём, непонятно откуда. Посторонний войдёт, даже не поймёт: типичная квартира нищей пенсионерки с запахом кошек и нафталина. Только в кладовке — бронированная дверь, да камеры по всей квартире расставлены, да генераторы усыпляющего газа…

— Да откуда ты это всё знаешь? — удивился Боря.

— Откуда, откуда! Знаю и всё тут.

— Брат, да?

— Какая разница? Это только начало, не мешай, — Косик покончил со своей картошкой, пробил соломинкой крышечку стакана с колой, потянул напиток, таинственно улыбнулся и продолжил. — Пробраться туда практически невозможно. Даже мой источник не знает всех пакостей, которые там предусмотрены.

— И зачем ты мне тогда об этом рассказываешь? — спросил Боря, открывая стаканчик с кофе.

— Да подожди ты! У этого комплекса есть две уязвимые точки. Во-первых, к нему можно добраться через центральный пункт управления.

— А это ещё что такое?

— В здании Диортама есть что-то типа диспетчерской, откуда управляют системой подачи препарата, а также следят за оперативной обстановкой в городе.

— А! Ну да, слышал. Это твой брат там работает?

— Какая разница: там, не там? — Косик недовольно поморщился. — В общем, из этого пункта можно сделать что угодно: изменить режим подачи препарата, вообще отключить подачу…

— Ага, нормально, только как ты планируешь попасть в этот пункт? И насколько долго будет выполняться эта команда на прекращение подачи? Ты знаешь, что человек до двух недель продолжает находиться под воздействием препарата? Даже, если его не принимает… То бишь, дней десять ничего предпринимать будет нельзя.

— О, да мы с тобой, похоже, поменялись ролями, — улыбнулся Косик. — Не боись, всё схвачено. Прежде всего, действовать надо незаметно. Если поднимется шум, то, конечно же, нас рано или поздно повяжут и всё что мы натворили — исправят.

— Понятно, — Борис наморщил лоб и понимающе кивнул, делая вид, что речь идёт об обычных делах.

— Криптографию протоколов взломать, действительно, абсолютно нереально, — начал углубляться в дебри Косик. — Обычным путём (снять сигнал, а потом перебором попытаться подобрать ключ) — дохлый номер. Ключ-то 512-битный, да и плюс статистическое рассеяние…

Борис снова утвердительно кивнул, решив не подавать вида, что ничего не понимает.

— Но, зная устройство этого Модуля, и при поддержке из центрального пульта можно сформировать такую команду, которую нельзя будет однозначно идентифицировать до приезда экспертов. И до очередного сеанса тестирования, который у них бывает раз в квартал (для этого специально прилетает бригада из Москвы) мы совершено свободны в действиях.

— Ну и что это нам даст? — спросил Борис.

— Ёлы-палы! — Кос вопросительно посмотрел на него. — Да ты ничего не понял?

Пришлось вернуться к объяснению принципов сетевого обмена информацией и криптографии. После десятиминутного ликбеза Боря понял только то, что взломать ключи этой штуковины можно в лучшем случае за десять миллиардов лет или что-то около того. После этого Косик продолжил излагать свой план.

В общих чертах схема его была такова: из центрального пульта посылается сигнал о снижении дозировки триколитрона. Например, в сто раз, так как полностью отменить дозировку нельзя, а снизив раз в пять-десять — не получить должного эффекта.

— Для того чтобы этого никто не заметил, нужно одновременно с сигналом из центрального пункта мгновенно перенастроить мультипликаторный блок, который отвечает за порядок цифр, — рассказывал с горящим взглядом Косик. Видно, этот вопрос он уже многократно обдумывал и анализировал. — Этот блок, понимаешь, используется при калибровке дозирующих устройств…

— А что они, эти дозирующие устройства, из себя представляют?

— О, это просто, — ответил спринтер.

Но Борис при этом поёжился. Он-то уже знал, что значит „просто“ у его товарища.

— Само дозирующее устройство — просто насос с расходомером, который закачивает раствор в центральный трубопровод холодного водоснабжения. Трубопровод проходит в подземном коллекторе метрах в тридцати от дома, а место подключения тупо залито несколькими кубами бетона. К насосу ещё полагается целый ворох автоматики и два бака.

— А баки-то зачем?

— Ну как?… В одном баке растворяют препарат. Знаешь, какая малая концентрация его требуется? Вот первый бак специально и используется для растворения стандартной ёмкости препарата.

— А второй тогда зачем?

— Если в первом баке вручную растворяется триколитрон, то во втором автоматически приготавливается раствор той концентрации, которая подаётся в трубопровод. И только оттуда уже дозаторы его качают. Между баками есть ещё вспомогательные насосы, мешалки и всё остальное.

— Все эти технические тонкости, это классно. Но как же ты планируешь всё это нарушить?

— Да говорю же, — сказал нетерпеливо Косик, для которого этот вопрос, видимо, был проще пареной репы, — из центрального пункта даётся сигнал на снижение подачи. Одновременно мультипликаторный блок Модуля переставляется в режим, увеличивающий показания. Желательно чтобы это было сделано при большом количестве раствора в первом баке. Насколько я знаю, за его уровнем особо не следят, полагаются на автоматику. Новую ёмкость растворяют раз в 40–50 дней. Так что велика вероятность, что за две-три недели никто не спохватится…

— Подожди, подожди! — перебил его Борис. — Ты так просто излагаешь: „Подаётся сигнал, переставляется калибровщик“, — будто это действительно реально. Тебя уже раз чуть не повязали в этом Модуле. И что?

Косик, кажется, ждал этого вопроса:

— Вот тут и зарыта собака! — сказал он шёпотом и с горящими глазами. — Слушай, что было на самом деле. Этого не знает даже Аркадий Денисыч. В тот раз я не столько пытался повредить систему регулировки, сколько хотел проверить способы нейтрализации системы безопасности Модуля и сделать несколько тестов логики работы основных блоков. У меня есть схема цепей, но этого было недостаточно. Поэтому я и сделал ту вылазку. При положительном раскладе может и удалось бы повредить систему терморегуляции. Но это, в общем-то, было не главное. А основная моя ошибка — что я не ожидал столь быстрой реакции оперативников. Сигнализация-то не сработала! Ну отключилось напряжение, так у них там аварийный генератор стоит. Кто мог подумать, что они так быстро заявятся? Я и уходил-то не спеша, чтобы внимания не привлекать… Если б сразу понял, что они тревогу забили, то фиг бы они мне на хвост сели!

— То есть, ты хочешь сказать, что взлом этого модуля не будет проблемой?

— Вот именно! — ответил Косик и оглянулся. В зале становилось всё больше людей, возле касс постепенно увеличивались очереди. — Пойдём на улицу, погода хорошая — там и договорим.

 

Глава 3

Андрей был твёрдо уверен, что любой человек вне зависимости от положения в обществе, вероисповедания и рода занятий всегда получает от судьбы по заслугам. А если кто-то может привести обратные примеры, то только потому, что в силу своей естественной ограниченности не может постичь промысел Божий, либо просто слишком нетерпелив.

События 15–16 августа стали тому лишним подтверждением. После долгих месяцев бесплодных поисков и бессонных ночей судьба подбросила им счастливый билет. События развивались в точности так, как и предсказывал Геннадий Иванович: подозреваемый не поддался на обычное НФК, попытался бежать и оказал сопротивление при задержании. Но спецгруппа была начеку, поэтому через несколько минут он лежал ничком со скрученными руками, после чего его отволокли в кабинет на шестом этаже и начали проводить „интенсивную терапию“.

То, что подозреваемый является „чистым“ ни у кого сомнений не вызывало. Но результаты допроса, проводившегося до утра, превзошли все ожидания. После хорошей фармакологической подготовки подозреваемый рассказал не только о том, как докатился до такой жизни, но и вывел на целую группу своих сообщников. Андрей просто не верил своим ушам: сидящий на стуле невзрачный мужичок с остекленевшим взглядом и испариной на лбу давал им сенсационную информацию о пресловутой „Организации врагов Диортама“, точнее, о её реальном прототипе. Группа, по его рассказу, состояла из не менее чем десяти человек, не только не подверженных влиянию препарата, но и активно использующих способы очистки от него продуктов, многое знающих о Диортаме и применяющих различные средства конспирации.

Вот оно! Вот она, первая в истории настоящая отечественная организация, противоборствующая Системе!

Помощник действительно много потерял, уехав отсыпаться домой. Но долго ему отдыхать не дали, разбудив в шестом часу утра. Андрей к тому времени уже начал перерабатывать материалы допроса и рассчитывал на помощь Олега в разработке плана дальнейших действий. Самому же ему предстояло подготовить предварительный отчёт для Москвы.

Босса сразу будить не стали, но в семь утра Андрей лично позвонил ему и сообщил новости. Тот явно был доволен, попросил перед отсылкой отчёта в Москву в обход принятой процедуры дать посмотреть ему.

Несмотря на спешку, отчёт получился немаленьким, на четыре страницы. В нём подробно описывалась проведённая операция, её результаты, делались предварительные выводы. Обнаруженная организация, судя по всему, представляла собой сообщество с тщательно продуманной структурой и развитой системой обеспечения безопасности. Во главе её стоял лидер, некто Аркадий Денисович. Как и следовало ожидать, его имя, равно как и имена других членов банды, было вымышленным. Допрашиваемый назвал его адрес, дал описание внешности и привычек. Оперативная проверка показала, что по данному адресу проживает мужчина с другим именем, но, в целом, соответствующий описанию.

Допрашиваемый не смог определить цели организации — скорее всего от рядовых членов они скрывались. Но зато рассказал много интересного о Системе.

Это была безусловная сенсация. Правда, дополнительный вывод был, возможно, и не самым приятным: не найдено прямых подтверждений того, что допрашиваемый является ПГ. Во всяком случае, умышленных действий по уклонению от учёта пострадавших он не предпринимал, поднимался ли последним — просто не помнил. То, что значился в списках пострадавших — ни о чём не говорит. Можно предположить, что именно он всё же был искомым ПГ, если, например, он участвовал в каких-то конспиративных мероприятиях, во время аварии, а скрыли его от следственной группы его товарищи-заговорщики уже без его ведома и участия. Ведь поднимался же с ним ещё кто-то! Он же утверждал, что вообще не знаком с этим вторым человеком. В любом случае, было не понятно, как такое им удалось сделать. Для окончательного ответа на вопрос необходимо было дополнительное расследование. А пока допрашиваемому дали кодовое название „Подозреваемый „Альфа“ и отправили приходить в себя в одну из камер цокольного этажа филиала.

Отправив отчёт Боссу и в Москву, Андрей позвонил домой, объяснил Вере, что срочная работа не позволяет ему попасть домой, и что будет он, скорее всего, только к вечеру. Затем ещё раз позвонил Олегу, который лично отвёз задержанного в камеру и теперь составлял планирование по операции. Попросил отвечать на звонки, которые ему будет переправлять Зиночка и, если ничего форс-мажорного не будет, разбудить часа через два. После этого перекусил тем, что секретарша принесла из буфета, и лёг спать прямо в кабинете на диване.

Через два часа его разбудил Олег, и сообщил, что из Москвы уже звонил Лев Самуилович и просил его перезвонить, когда проснётся. Андрей так и сделал. Около часа они втроём обсуждали по телефону события прошедших суток и обсуждали план работы.

В итоге, решили:

1) провести с задержанным курс интенсивного восстановления триколитроновой зависимости, затем закодировать на сообщение информации по всем действиям членов организации и отпустить;

2) обеспечить негласный надзор за идентифицированными членами банды, а также — за всеми новыми — по мере их появления;

3) привлечь отдел „Т“ для исследования причин и механизмов возникновения организованной группы лиц, не подверженных триколитроновой зависимости;

4) ходатайствовать перед Москвой об усилении отдела „Н“ опытной оперативной бригадой для обеспечения негласного надзора и на случай развития непредвиденных ситуаций;

5) ходатайствовать о командировании из Центрального управления Диортама специалиста по разработке методик развития Системы. Лучше всего — знаменитого Иванова — бывшего начальника отдела „Т“ морильского филиала.

После этого ещё было расширенное заседание руководства филиала по поводу последних событий. Когда все расходились, Босс попросил Андрея остаться. Впервые за долгие месяцы Андрей видел шефа довольным.

— Ну, молодец, молодец! — сказал тот ему искренне. — Сейчас главное — всё правильно организовать. Такой шанс бывает раз в жизни! Сейчас хорошо засветишься — далеко пойдёшь.

— Да, понимаю, — улыбнулся Андрей. — Теперь к нам внимание будет особое. Надо всё разыграть как по нотам. Рассчитываю на вашу в этом поддержку.

— Конечно, что надо, любые ресурсы — говори, не стесняйся. И ещё одно. Ваши мероприятия с Самуилычем, это замечательно. Но нужен хороший план операции. Так что, езжай сейчас домой — вон какой измученный. Отдохни до утра и начинай мозговать над планом. Ещё раз всё хорошо обдумай, прикинь. И по полочкам — в виде развёрнутого плана спецоперации всё представь. Ну, тебя учить не надо: сроки, ресурсы, риски, ответственные, альтернативные сценарии, прогнозы — ну, в общем, по полной программе, как в Академии учили. Всё равно на днях Москва такой план потребует. А мы уже — во всеоружии.

— О-кей! — поднялся Андрей, понимая, что разговор окончен.

— Кстати, как думаешь назвать операцию?

— Да это ж не суть. Давайте, от „Организации врагов Диортама“ — „Операция „ОВД“. Нормально?

— „Операция „ОВД“?… Да, нормально. Не броско, без затей, сути работы для непосвящённого не отражает… По-нашему! Значит, так и будет.

Дома его ждала расстроенная Вера. Андрей по дороге домой предусмотрительно заехал купить букет роз, который, как он надеялся, несколько загладит его вину…

 

Глава 4

— Я долго думал, как всё организовать, — продолжил Косик на улице. — Сложностей много, но всё реально. Ну, в общем, смотри, такой вот мой план. И вытащил исписанный лист со следующим текстом.

План Косика

Вначале выполняются подготовительные операции: создаётся кустарное устройство НФК, подготавливается видеоролик с обращением к гражданам о работе и методах Диортама.

Один из сотрудников, имеющих доступ на центральный пульт, „сажается“ на триколитрон и кодируется либо на изменение уставки подачи препарата, либо (что лучше) на то, чтобы впустить одного из участников акции. В последнем случае этот участник сам даёт сигнал на снижение подачи препарата.

Одновременно второй участник меняет на модуле калибровку. При этом нужно заранее договориться о величине новой уставки и о времени. На фиксирующих приборах эта процедура должна отразиться кратковременным всплеском на диаграмме подачи препарата. Это, по идее, не должно вызвать подозрения у диортамовцев. Но даже, если и вызовет, специалистов по ремонту модуля в Морильске нет, так что придётся им ждать прибытия оных из Москвы. Есть надежда, что это произойдёт не ранее чем через требуемые две-три недели.

Для дополнительной маскировки вмешательства в модуль имитируется посадка напряжения. Первоначальная версия срабатывания защит на подстанции не сработала — опергруппа прибывает в любом случае очень быстро, а после того эпизода — тем более. Но одно дело — кратковременный сбой в дозировке, который может показаться подозрительным. Другое — тот же сбой, вполне объясняющийся посадкой напряжения (которая тоже зафиксируется).

После проведения акции диортамовец кодируется на забывание этих событий и нормальную работу.

В течение десяти дней от воздействия препарата должно очиститься около половины населения. К сожалению, достичь большего невозможно из-за того, что многие употребляют достаточно высокое количество привозных продуктов с триколитроном.

На финальном этапе к операции подключается Олеся, которая стажировалась этим летом в местной телерадиокомпании. С помощью устройства НФК и при её участии планируется запустить по телевидению подготовленный ролик. При удачном стечении обстоятельств удастся прокрутить его несколько раз. Расчёт здесь на то, что Диортам сразу начнёт массированную промывку мозгов населения, но оно (население), частично освободившись от влияния триколитрона, сможет противостоять этому воздействию. В ролике обязательно нужно описать предполагаемые ответные действия Диортама, чтобы люди сами убедились в правдивости информации.

Для расширения аудитории ролик, а также его аудио-версия, выкладываются в Интернете. На форумах помещаются ссылки на него, и пока не закроют к ним доступ, контент, как это обычно бывает, успевает распространиться по сети…

* * *

План показался Боре интересным и даже дерзким. Но оставалось много вопросов. Прежде всего, согласится ли Олеся? Что будет с ней после акции? Насколько Кос уверен в успешности вмешательства в работу Модуля? Что будет происходить после того как ролик запустят?

Ребята допоздна бродили по улицам Морильска, обсуждая планы действий. Последние летние деньки в том году порадовали тихой солнечной погодой. И хотя было вовсе не жарко, воздух был какой-то лёгкий и прозрачный, каким он редко бывает в этом городе.

Когда они поняли, что всё уже обсуждено, был первый час ночи. Солнце село, но было совсем светло — Морильск вошёл в полосу белых ночей.

Напоследок договорились, что Косик сводит товарища на Модуль и на практике покажет, что может с ним работать. Затем они сразу же приступают к выполнению первой фазы проекта. Кос также пообещал в течение нескольких дней ознакомить с планом Олесю и получить её согласие на участие в акции. На этом и разошлись.

 

Глава 5

У Веры успела закончиться фаза обиженности, когда бы она молча дулась на пришедшего мужа. И даже то настроение, когда она бы активно выражала неудовольствие. Поэтому она просто обрадовалась, что Андрей уже дома.

В последнюю неделю ей было почему-то особенно тревожно. Но со вчерашнего дня она старалась убедить себя, что это её состояние вызвано вполне объяснимой причиной и не имеет объективных оснований.

Вера догадывалась, что Андрей вернётся поздно, хотя он не объяснил ей, что произошло. О его работе она, как и прежде, ничего не знала, но спешка, с которой собрался на ночь глядя её благоверный, подсказала ей, что дело это — экстраординарное.

Когда Андрей уехал, она не спеша убрала со стола, запустила посудомоечную машину, немного посмотрела телевизор, а затем легла спать. Долго не могла уснуть, встревоженная событиями прошедшего дня и ощущением новой жизни внутри себя. Многократно прокручивала в мыслях свои подозрения на протяжении последних нескольких дней, утреннее решение купить тест, две синие полоски, обследование в кабинете у Евдокии Степановны, беготню по магазинам и приготовление праздничного ужина, недоумение Андрея и его реакция на её слова… В конце концов, она уснула глубоким и безмятежным сном.

Утром проснулась, с удивлением обнаружив, что Андрея нет рядом. Грустно вздохнула, и принялась за повседневные дела. Про мужа сильно не волновалась, убеждая себя, что раз его нет, значит так нужно. Долго мылась в душе, прислушивалась к внутренним ощущениям, пытаясь обнаружить изменения в организме. Наконец пришла к выводу, что изменениям быть ещё рано.

Потом, как обычно в последнее время, сделала тосты, грейпфрутовый сок и кофе, подумала и достала йогурт, позавтракала. За столом снова вспомнила о том, что беременна, и, прислушиваясь к собственным желаниям, пыталась определить: хочется ли ей чего-то такого, что раньше не хотелось? Но организм молчал.

Затем она по-быстрому сделала уборку. Позвонил Андрей, сказал, что у него всё отлично, но будет он не раньше вечера. Поэтому Вера занялась своей работой. Она, как и раньше, подрабатывала внештатным корреспондентом, пытаясь почувствовать себя полезной в этом мире. Накануне Лена прислала ей на редактирование заметку о музыкальной школе. После того, как она её закончила и отправила корректуру по электронной почте, можно было заняться делом менее срочным, но не менее важным.

Это началось две недели назад на одной вечеринке, с разговора с главным редактором газеты. Пётр Павлович рассказал ей о своей задумке: газета не раз пыталась „поднять пласт гулаговской культуры“, но получалось как-то вяло, поэтому приходилось каждый раз отступаться.

— Да я бы сам этой темой занялся, — говорил он ей на ухо, так как было довольно шумно, дыша коньяком и оливками. — Но вот, честно, нет времени. А работу там нужно провести немалую, в том числе, и в пыльных архивах, и в залах Ленинки, — главный любил выражаться напыщенно. — Только представьте, Верочка, какие люди здесь творили! Гумилёв, тот, что Лев Николаевич, Давид Кугультинов — Пушкин калмыцкого народа, Гарри, Снегов. А артисты какие? Жаров, Смоктуновский! Сотни известнейших писателей, поэтов, артистов, режиссёров, художников мотали сроки в наших краях. Цвет русской культуры средины прошлого века! Многие творили, ставили спектакли, писали стихи! Но об этом их периоде творчества практически ничего неизвестно. Многие произведения утеряны! Поднять этот пласт и донести до людей — вот наша задача. Поэтому, я убедительно прошу вас…

Пётр Павлович интимно взял её чуть выше локтя. Вере было не очень приятно, но она поборола желание одёрнуть руку.

— Попробуйте заняться этим направлением. Допуски во все архивы вам сделаем. В Ленинку или Национальную библиотеку командировок не обещаю, тем более что вы у нас внештатный сотрудник. Тут уж вам придётся самой. Но любую посильную помощь постараюсь обеспечить. И оплату материала — по максимальным тарифам. При необходимости помогу встретиться с экспертами. Вы — москвичка. Думаю, без проблем как-нибудь в отпуске выберетесь. Есть у меня знакомые в Москве, серьёзно этим направлением интересующиеся, они могут помочь. Опять же, кандидатскую сможете впоследствии защитить. Какое у вас образование?…

Сначала Вера не придала этому разговору большого значения, но он не выходил из головы. Возможно, ей просто хотелось просто чувствовать свою необходимость. Как бы то ни было, через несколько дней она позвонила Петру Павловичу и попросила сделать допуск в городской архив.

В архиве выяснилось, что часть документов оцифрована. Поэтому через час она оказалась обладательницей первого диска с материалами, хотя кое-что получить не удалось из-за того, что не со всех документов был снят гриф секретности.

Первая попытка „поднять исторический пласт“ оказалась не очень удачной. Выполнение рутинной работы, похоже, не было её сильной стороной. На диске оказалось несколько тысяч графических файлов, распределённых по папкам с длинными шифрованными названиями, соответствовавшими, скорее всего, какой-то системе кодирования. Из названий файлов абсолютно нельзя было понять, откуда они взяты и какую информацию содержат. Качество сканирования да и, наверно, состояние самих исходных документов оставляло желать лучшего. Только по корневым папкам можно было сделать кое-какую классификацию: в четырёх из них лежали оттиски местной многотиражки; в других — производственные документы, письма, приказы, документы местного поселкового совета и т. п.

С первого захода Вера смогла только определить, что наиболее ценными являются папки с многотиражкой — там могли быть нужные публикации. Производственные папки были оценены как бесперспективные, но их всё равно следовало просмотреть. Могла быть ценная информация и в папках поселкового совета, например, какие-то документы по театру. Но в любом случае работы было не на одну неделю: для начала требовалось хотя бы отобрать все документы, где упоминаются культурные события. Вера прикинула, как будет сортировать информацию, и на этом работа на несколько дней приостановилась, в основном из-за последующих событий в её семейной жизни.

В этот день она решила вернуться к разбору материалов. Работа снова продвигалась медленно. Некоторые листы читались совсем плохо. Из двенадцати фамилий, которые она для себя наметила как наиболее интересные, встретилась только одна, да и та — в списке „в спектакле участвуют“. Тем не менее, Вера аккуратно заносила в специально заведённый журнал все мало-мальски значимые события и опубликованные произведения, включая даже глупые стихи к праздникам. Через час, когда она подвела итог, оказалось, что обработано только четыре номера. Это не вызвало у неё дополнительного энтузиазма, и она решила продолжить работу позже.

Подумала, что нужно позвонить Андрею, уточнить, когда всё же он придёт домой. Но потом передумала, решила, что не стоит беспокоить мужа во время важной работы. В другой день она занялась бы домашними делами, приготовила ужин. Но после вчерашнего застолья в доме был наведён идеальный порядок и оставался полный холодильник еды.

Вздохнув, Вера подошла к окну и задумалась. Выходить на улицу не хотелось — за окном было видно сизоватую дымку сернистого газа. „Мне сейчас это совсем не нужно“, — подумала она и окончательно решила оставаться дома.

Стоя у окна, она постепенно снова возвращалась к мыслям, которые тревожили её в последние месяцы. Всё меньше и меньше ей хотелось жить в Морильске. Теперь — тем более. Новая работа постепенно затягивала, но она лишь в малой степени поддерживала её интерес к жизни здесь. Вера считала, что прекрасно может заниматься журналистикой и в более благоприятном для жизни городе. Она не понимала приверженности Андрея к работе и считала её какой-то карьерной блажью мужа. Андрей не мог объяснить супруге, что менять место службы по своей воле в их организации не принято — строптивого сотрудника, скорее всего, просто переведут в „серые“ и закодируют на любовь к „северным красотам“.

Вера не знала, что её страхи и стремление к перемене мест вызваны банальной химической причиной — низким уровнем содержания в крови триколитронового препарата. Диортам лояльно относился к тому, что некоторые члены семей „чистых“ сотрудников по причине совместного питания оказывались периодически тоже, по сути, „чистыми“. Но это, конечно, не означало, что благодушная политика Организации не сменится жёсткими мерами, если члены семьи начнут отрицательно влиять на сотрудника.

Второй в списке её недовольств была рутинность жизни, дополнительно накладывавшаяся на убогость морильского существования. Вера привыкла к динамике большого города, и местное болото ей совсем не нравилось. Люди, события и интриги казались ничтожными и утомительно скучными. Она считала, что оживить их жизнь могли бы какие-нибудь совместные поездки. Например, в отпуск за границу. Но в последнее время получалось так, что выезжать из Морильска они могли не чаще раза в год. Вера старалась с уважением относиться к работе мужа, но ей совсем не нравилось торчать здесь по десять месяцев. Вот и сейчас: был разгар августа, а они никак не могли выбраться на отдых.

В глубине души Вера надеялась, что её беременность поменяет отношение Андрея к семейной жизни и к проведению досуга. Теперь у неё был веский аргумент для всех её стремлений: всё, что она хотела, теперь нужно было их ребёнку. Она считала, что надо провести этот отпуск в Италии или Греции, отвлечься от повседневности и зарядиться энергией перед сложным периодом в жизни. Да и вообще следовало серьёзно подумать о переезде в Москву. Ведь только там они смогут дать ребёнку нормальный уровень жизни и образование.

Такие мысли одолевали Веру перед приходом мужа. Но, увидев, насколько он измотан, она сразу решила, что наиболее разумным будет отложить разговоры на потом.

 

Глава 6

Через несколько дней морильский филиал Диортама забурлил — операция „ОВД“ началась. Для штаба выделили конференц-зал, к которому подвели все необходимые коммуникации. За два дня Андрей и Геннадий Иванович разработали подробный план операции, который с небольшими корректировками одобрили в Москве.

Поначалу всё разворачивалось довольно удачно. За обоими подозреваемыми установили скрытое наблюдение. Хлопоты доставлял только временно „чистый“ главарь банды, которому удавалось несколько раз исчезать из поля зрения наблюдателей. Согласно плану, липового Аркадия Денисовича, который фигурировал в отчётах как „Подозреваемый „Бета“, на этой фазе операции решили не подвергать обработке. Убедившись в высочайшем уровне организации преступного сообщества, опасались, что такое резкое вмешательство может быть каким-либо образом вычислено. Поэтому пока только собирали информацию, выявляли контакты, наблюдали.

В течение недели выявили ещё трёх сообщников. Слежку установили и за ними, но по-прежнему никого не трогали.

Лев Самуилович действительно не подвёл. Вскоре в Морильск прибыли две оперативных бригады. Не из Москвы, но по оценкам коллег Андрея, достаточно опытные ребята из глубинки. Группы, каждая из четырёх человек, разместились в местной гостинице. Вначале планировалось, что они будут просто периодически подменять дежурные бригады, изучая, по ходу, оперативную обстановку. Но потом поступили немного иначе: так как те плохо ориентировались в ситуации и городе, старших поставили во главе морильских групп, а командированными группами руководили опытные местные оперативники.

Работы пока было не очень много. Слежку, с учётом подкрепления, можно было вести за гораздо большим числом людей. Отдельные бригады проверяли новые контакты всех пятерых обнаруженных к тому времени участников преступной группировки. Но и это было не очень сложно, так как большинство из них общалось с ограниченным числом людей. Задача оперативников была простой: убедиться, что контакты их объектов не являются „чистыми“ и не связаны с „ОВД“. Руководить этим поручили Геннадию Ивановичу. Работой по скрытому наблюдению руководил начальник отдела „Н“, привлекая по мере необходимости отделы „И“, „А“, „Б“ и „С“. Отдел „Т“ проводил свои обычные научные исследования: создавал методики оперативных действий в экстремальных ситуациях, подобных этой, а также изучал методы работы преступного сообщества.

Эксперт по разработкам методик контроля массового сознания, Иванов, прилетел на следующий день после спецгрупп и работал в отделе „Т“ как обычный специалист. Ожидалось, что вот-вот будет и сам Лев Самуилович.

Второй зам постоянно помнил, что эта операция — его звёздный час. Конечно, не всё ему нравилось в организации работы: многие оперативные решения принимали начальники отделов, а он только фиксировал их в отчётах и доводил информацию до прочих членов команды. Отдел „Д“, как и раньше, вообще никому не отчитывался, и Андрей даже смутно представлял, чем он в данный момент занимается. Немного смущало и то, что формально под его руководством оказались такие зубры как Геннадий Иванович или тот же Иванов.

Впрочем, всё шло отлично. Андрей контролировал процесс развития операции, и при необходимости вносил коррективы. После первых удачных шагов ситуация планомерно начала развиваться по „вязкому“ сценарию. Вместо того чтобы обработать всех подозреваемых по полной программе и быстро вычислить всю банду, диортамовцы собирали информацию вот уже вторую неделю, никого не трогая. Скрытое наблюдение тоже было по-своему опасно — его могли заметить. Поэтому главной задачей было правильно определить достаточную степень негласного вмешательства в банду и момент разворачивания активной фазы операции. Но руководство считало, что никуда подозреваемые не денутся, а кардинальные меры способны встревожить сообщников и спровоцировать ответную реакцию.

Оперативная обстановка к концу августа складывалась следующая: кроме пятерых уже обнаруженных членов банды было зафиксировано и проверено около сотни их контактов. Все они оказались нормальными, „серыми“. По некоторым из контактов были проведены дополнительные проверки — на случай, если бы через них удалось выйти на других членов банды.

Основным поставщиком информации являлся единственный закодированный член банды, он же, „Альфа“. Его регулярно раз в три дня допрашивали на собственной квартире, уточняя моменты, которые при скрытом наблюдении вызывали вопросы. У „Альфы“ была масса знакомых, к сожалению, тоже „серых“. Он постоянно, пока не был на работе, перемещался, постоянно с кем-то общался, так что задал всем немало работы.

Подозреваемый „Бета“ почти ни с кем не общался, вёл себя подозрительно, но аналитики филиала считали, что ни о чём догадываться он не может.

Андрею очень хотелось поскорее добраться до „Беты“. Он был уверен, что допросив его, можно было бы вычислить всех членов банды. Но согласно плану его же операции приходилось выжидать. Кто-кто, а он знал причины этой задержки. Они заключались не только в необходимости скрытого выявления связей группы, но и в изучении её функционирования в естественной обстановке. Вставляя в ежедневные отчёты скупые абзацы от отдела „Т“, он хорошо видел важность этой исследовательской работы — Диортам учился бороться с организованным сопротивлением.

 

Глава 7

В последние дни лета ребята начали интенсивно готовиться к акции. Косик, как и обещал, договорился с Олесей. Боря не присутствовал при их разговорах, но, к его удивлению, девушка согласилась помочь, даже зная, насколько это рискованно. Конечно, акцию спланировали так, чтобы её участников не вычислили. Но все прекрасно понимали, что надежда эта довольно зыбка.

Вечерами после работы Борис готовил сценарий видеоролика. Предполагалось, что смысловую основу в нём будет составлять устное сообщение, зачитанное на фоне имеющихся слайдов диортамовских объектов и спецгрупп отдела „Н“. Кроме того, для убедительности решили снять процесс кодирования — в расчете на то, что, после очистки организма от триколитрона, характерные звуки, издаваемые кодером, вспомнят многие. В качестве „бонуса“ Кос настойчиво рекомендовал включить сведения по истории создания препарата, Диортама и Системы.

— Но при этом сообщение должно быть коротким и легко восприниматься разными людьми разных социальных слоёв, — неизменно добавлял он.

Боря понимал, что такие условия совершенно противоречивы, но старался изо всех сил.

Второго сентября, как и обещал, Кос провёл „экскурсию“ на модуль системы безопасности объекта?11. Боре, конечно, было интересно посмотреть на это, как сказал его товарищ, „чудо враждебной техники“. Нужно было обязательно убедиться в том, что его партнёр по операции действительно может обращаться с этим хитрым устройством, хотя он и опасался, что ошибка может стоить им жизни. Тем более что после того случая на Модуле могли установить какие-то новые устройства, о которых Косик не знал. Но тот успокоил друга, сказав, что знает обо всех работах, выполнявшихся на Модуле:

— До завершения следствия постановили ничего не менять, а оно ещё не закончено, так что тут проблем быть не должно.

Наконец наступил день вылазки. Косик пришёл на полчаса позже оговоренных десяти вечера, взволнованный и озабоченный, на вопросы Бориса отвечать не стал. Погода стояла омерзительная, дул порывистый ветер, иногда накрапывал мелкий как пыль дождь, температура была немногим выше нуля. Прохожих на улицах было не много, да и сколько их должно быть в воскресенье вечером?

От мыслей о том, что они по доброй воле собираются прогуляться по преисподней, у Бориса по спине пробегал ещё больший озноб, чем от ветра. Он пытался себя успокаивать тем, что трусам не место в их деле и что если предположения друга не верны, в любом случае — им конец.

Ребята прошли по притихшим дворам, прячась под капюшонами курток от неуютного ветра. Машину свою Косик не взял, чтобы во дворе не привлекать внимание охраны, периодически проверяющей ситуацию на мониторах. С этой же целью не стали пользоваться такси. Зато взяли экипировку: Кос нёс пакет с торчащими из него бутафорскими горлышками бутылок, его товарищ тоже нёс в руках двухлитровую бутылку пива. На дне пакета и под одеждой у них были спрятаны различные инструменты и приборы, о назначении большинства из которых Борис только догадывался.

В этом дворе наш герой бывал не раз. Проходя мимо, он никогда не задерживался взглядом на этом умеренно запущенном шестиэтажном доме сталинской постройки: ни на первом подъезде, под которым располагался Объект-11, ни на третьем, где находился Модуль. Проинструктированный Косиком, он шёл спокойно и уверенно, стараясь не вертеть головой по сторонам. Войдя в подъезд, они ненадолго задержались возле ржавых железных дверей с решеткой, за которыми скрывалась подстанция. Кос достал какой-то прибор и два баллончика. После чего предложил Боре „постоять на стрёме“.

Сигнал тревоги у них был оговорен заранее: шипение открываемой бутылки и звуки а-ля „алкаш, проливший пиво себе на штаны“. Но никто в подъезде так и не появился. Было тихо, сыро и темно, пахло жильём и кошками. Из угла, в котором были двери, не слышалось ровным счётом ничего. Но минуты через три раздался голос Косика:

— Ну всё, давай, иди сюда!

Боря молча отправился в темноту. Помня инструкции, он старался сохранять предельную тишину. За дверями оказалось тоже довольно темно, но гораздо суше и довольно чисто. Всё было в точности так, как описывал Кос: стоящие буквой „Г“ железные шкафы с рубильниками, отдельный вход в соседнюю комнату, в которой стоял мирно гудевший трансформатор, там же — неприметная дверь в комнату Модуля. Отверстие, в которое в прошлый раз залез Косик, было просто аккуратно заложено кирпичами, а цементным раствором заляпано только сверху. Боря знал об этом от товарища: без санкции из Москвы наглухо заделывать отверстие запретили, только установили дополнительную сигнализацию, не связанную даже с Модулем. Кос сказал, что это не проблема. Впрочем, они в этом убедятся ближайшие несколько минут. После манипуляций со своими приборами он быстро отбил штукатурку, вытащил несколько кирпичей из кладки и знаками показал, что можно спокойно разбирать дальше. Когда через две минуты разобрали отверстие, Боря понял, что сам ни за что туда не пролезет. Но это и не предполагалось — в комнату должен был войти один спринтер.

Ещё раз приложив палец к губам и показав знаками, что нужно внимательно за всем наблюдать, Косик полез в дыру. Несколько минут было тихо. После чего в комнате Модуля зажёгся слабый свет, и в отверстие стало видно фигуру, стоящую возле какого-то шкафа. Шкаф был даже не шкаф, а так — большая тумбочка, казавшаяся светло-серой в неясном освещении. После того как Кос открыл её, внутри ярко загорелось белым.

Боря был несколько разочарован видом суперсекретного Модуля, который почему-то напоминал небольшой банкомат — того и гляди, затрещит устройство, отсчитывающее купюры. Пытаясь разглядеть, что делается в комнате, Борис вдруг понял, что и сам точно не знает, что должно произойти, чтобы убедить его в реальности их плана. Увлекшись процессом, он забыл, что в любой момент здесь может появиться спецназ Диортама.

Тем временем его товарищ вытащил из ящика какую-то панель. Когда он начал нажимать на клавиши, Борис догадался, что там — обыкновенная клавиатура, а свет, скорее всего, — от небольшого монитора. Руки Косика, быстро бегающие по клавишам, казались восковыми из-за хирургических перчаток на руках. Устав стоя на четвереньках наблюдать за манипуляциями товарища, Борис стал осматриваться в помещении, в котором находился. Комната была довольно большой, тёмной. В противоположном её конце мирно гудели две глыбы трансформаторов, обрамлённых какими-то трубками, оконные проёмы заложены кирпичом.

Вдруг всё внутри сжалось: в соседней комнате послышался какой-то короткий шаркающий звук. Борис в ужасе замер, не зная, что и предпринять. Он лихорадочно пытался вспомнить, что у них было договорено на этот случай, но как-то ничего не вспоминалось. Подобно оговорив все действия, про этот момент Кос сказал просто: „Смотри, наблюдай“. Давать какой-либо сигнал бесполезно, так как выход из помещения был всё равно один — не убежать. Оставалось только ждать.

Борис стоял в тёмной комнате, затаив дыхание, прислушиваясь к звукам в первой комнате. Он пытался выделить из тихих шорохов Косика и гула трансформатора другие посторонние звуки, которые могли издавать крадущиеся люди. Тянулись секунды — длинные как переваренные спагетти. Лоб стражника покрылся испариной, а ноги предательски подкашивались. Но ожидание его оказалось ненапрасным: из соседней комнаты вновь послышался тот же звук.

 

Глава 8

С приближением сентября действия банды резко активизировались. Подозреваемые „Гамма“ и „Дельта“ явно замышляли какую-то акцию: готовили оборудование и регулярно обсуждали не совсем понятные для наблюдавших вопросы. Отдельные фрагменты их разговоров, которые удалось зафиксировать, не позволяли сделать окончательные выводы о цели приготовлений, а „Альфа“ не мог помочь, так как занятые товарищи с ним вообще не общались. Поэтому нельзя было точно сказать, что было причиной их действий: последствия обнаружения слежки или что-то запланированное ранее. Полный состав банды и её цели по-прежнему были неизвестны.

В связи с активизацией группы решено было форсировать операцию и разнообразить методы работы. Тут оказалось, что не все из командированных спецов даром едят свой хлеб. Иванов, который первые дни никак не вмешивался в ведение операции, изучал ситуацию и проводил исследования вместе с бывшим своим отделом, выдвинул смелый план по раскрытию бандитской сети. Идея его была блестящей, но справедливости ради нужно признать, что заслуга в этом — больше всего отдела „Т“, а не его личная. Для ускорения сбора информации по банде Иванов предложил внедрить в неё своего человека. Несмотря на крайнюю её конспирированность и высокую бдительность руководства, в отделе „Т“ были уверены, что удастся перехитрить опытного „Бету“.

Отдел предложил человека, который смог бы справиться с этим заданием. Раньше Андрей только понаслышке знал о внештатных „чистых“ агентах, которые работали на обычных предприятиях и в учреждениях, были посвящены в некоторые тонкости Системы, но, как правило, никаких заданий не выполняли, а держались в качестве резерва. В отделе Андрея таких не предполагалось. Даже если агент работал в муниципальной структуре, за которую отвечал отдел „А“, то всё равно он вёлся отделом „Т“.

По роду своей работы Андрею пришлось ознакомиться с планом операции по внедрению и со вспомогательными оперативными материалами по ней. Второй зам Босса не был специалистом в этих вопросах, но, в целом, операция ему понравилась. Внедрение агента Иванов взял на себя. Просил только поддержки операции при утверждении её в Москве.

Молодой парень, ровесник Андрея, сидел в кабинете Иванова и улыбался белозубой улыбкой. Он был чуть рыжеватый, высокий, с мордой, лоснящейся здоровьем. Иванов задавал ему вопросы, а тот непринуждённо и с неизменной улыбочкой на них отвечал.

Агент был снабжён специальным оборудованием для экстренной связи и дистанционного контроля за его состоянием и местоположением, владел несколькими видами единоборств, имел многочисленные специальные навыки, например, прохождения детекторов лжи, и был, несмотря на бесшабашную внешность, тонким психологом. Но главным его достоинством было то, что даже при очень богатой фантазии его нельзя было представить не только агентом спецслужбы, но и вообще человеком, занимающимся умственным трудом. Одним словом, это был настоящий профессионал. Для него была разработана отличная легенда и вспомогательные мероприятия, позволяющие быстро и безопасно вывести агента непосредственно на „Бету“.

— В общем, готовьтесь к поступлению новой информации о банде, — сказал на прощание Иванов.

На следующий день агент был внедрён в преступную группу. Результаты не заставили ждать: уже через несколько дней в распоряжении следственной группы были данные ещё по двум членам банды. Правда, оба они оказались в отпуске. Что поделаешь, конец августа — время отпусков.

Когда Андрей вечером 4 сентября готовил отчёт, он одновременно прикидывал: как бы, не поднимая шума, установить надзор за двумя новыми участниками банды? „Самым простым вариантом будет отправить ориентировки в местные филиалы Организации, — размышлял он. — Но при этом есть опасение, что тамошние оперативники, не имеющие пока навыков работы с подобными „чистыми“ заговорщиками, могут вызвать у них подозрения или попросту начать давать им препарат. При определённых обстоятельствах это может привести к срыву операции „ОВД“. Следовательно, нужно отправлять туда кого-нибудь из местных опытных сотрудников“.

И тут он вдруг вспомнил, что не все руководители „Хараелахского“ ещё допрошены. Несколько человек, кажется, тоже были в то время в отпусках. После начала операции поиск ПГ отошёл на второй план. Допросы оставшихся людей перенесли на неопределённый срок и потом благополучно забыли. „Конечно, где-то в планах работы эти допросы висят, но до окончания операции о них точно не вспомнят. Сколько их там? Трое, что ли?“ Поразмыслив, он решил, что больше не стоит тянуть. По мере роста числа найденных членов преступной группы и затягиванием начала активной фазы сил для поиска ПГ может не хватить. Поэтому нужно просто закончить эту работу. Да и найти ценную информацию, если таковая возникнет вне рамок операции, было бы ещё одним плюсом в его личное дело. В общем, он решил поручить Олегу допросить оставшихся и попытаться закрыть вопрос с ПГ. Благо, ресурсы пока позволяли, работой помощник не был перегружен.

Это возвращение к поиску ПГ было каким-то озарением Андрея. Когда через несколько дней у него спрашивали, что подтолкнуло его, он, честно говоря, не мог точно ответить на этот вопрос.

На следующий день утром Андрей поставил Олегу эту задачу, но из-за активизации банды в тот день он организовать допрос не мог. Поэтому решили, что он приступит к этой работе ещё днём позже.

 

Глава 9

Сразу за звуком в первой комнате из дыры в стене послышался шорох, и показалась голова Косика. Он проворно вылез и начал отряхиваться от цементной пыли в полной тишине. В этот момент Борис вышел из ступора и нашёл в себе силы толкнуть товарища в бок. Тот вопросительно посмотрел на испуганного стражника.

— Там был какой-то шум, — прошептал Боря.

— Давно? — спросил Косик вполголоса, отряхивая одежду.

— Только что!

— Тогда чего стоишь? Проверь! — Косика, кажется, не сильно выбила из колеи эта новость.

— То есть как так, „проверь“? — слегка опешил Борис.

— А вот так! Если там действительно спецназ, то чего мне тогда сигнализацию восстанавливать и пролом закладывать? Пусть сами корячатся. У нас в этом случае так и так нет никаких шансов. Можешь просто пойти сдаться, — сказал Косик и добавил громко. — Эгей, есть там кто? Не стреляйте, мы без оружия и сдаёмся.

Боря без дополнительного приглашения пошёл в первую комнату, ожидая в любую секунду остервенелых криков и топота, с которыми в фильмах спецназ штурмует здания. Но в первой комнате было так же тихо и пустынно, как в момент их прихода. Он обошёл вокруг шкафы с выключателями, но кроме пыли ничего не нашёл. Вдруг в одном из шкафов снова раздался треск. Часть дверей шкафов была закрыта неплотно. В них были ножи электрических разъединителей и какие-то ящики. Но тот шкаф, из которого, шёл звук, оказался закрытым. Скорее всего, там было какое-то автоматическое оборудование как в шахте на подстанции. Борис вернулся и рассказал обо всём Косику. Тот уже закончил с сигнализацией и начал закладывать проём. Вскоре они закончили работу и сложили вещи. Напоследок Косик убрал мусор и долго подметал места, где они ходили, широкой малярной кистью.

После этого заговорщики вышли из подстанции и благополучно покинули гиблое место. На улице стало ещё хуже. Изрядно потемнело, дождь моросил сильнее, правда, ветер немного утих. Ребята шли через дворы, пытаясь поглубже спрятаться под капюшоны. Борис чувствовал себя премерзко: холодный сырой ветерок пробирал до костей, почему-то дрожали ноги, а во рту ощущался привкус цементной пыли. Кос, судя по всему, чувствовал себя гораздо лучше. Он шёл гуськом, немного ссутулившись, и насвистывал под нос какую-то мелодию.

— Ну всё, — наконец произнёс он. — Всё отлично! Проблем с Модулем возникнуть не должно… Теперь только сделать задуманное, так как дороги назад уже нет.

— Что ты имеешь ввиду?

— Наше вторжение, вроде, оказалось незамеченным, — пробормотал Кос, неуверенно осмотрелся и, прибавив ходу, пошёл дальше. Они были как раз в той подворотне, в которую он пробежал во время первой встречи с Борисом. — Но не думаешь же ты, что я смог обойти все системы защит?

— А как же? — недоумённо спросил Борис.

— Я обошёл только цепи, подающие сигнал тревоги или выводящие сигнал на пульт. Но внутри там фиксируются все вмешательства. Поэтому, когда из Москвы приедут проводить обслуживание, сразу выяснится, когда и какой был доступ к системе. Так что отменять мы уже ничего не можем — в конце октября наше тайное вмешательство станет явным.

Какое-то время шли молча.

— Ну что ж, — ответил Борис через минуту, когда они уже должны были разойтись, — тогда надо будет форсировать нашу подготовку.

На следующий день Борис должен был идти на работу в вечернюю смену, поэтому с утра планировал хорошо выспаться. Но в начале десятого утра позвонил Косик и сказал, что сейчас придёт в гости, и не один. Наш герой привык к такой бесцеремонности друга. К тому же в последнее время они часто общались в любое время суток. Поэтому он обречённо поднялся, занялся туалетом и уборкой, ожидая, что придёт ещё и Олеся.

Минут через пятнадцать в квартиру позвонили. На ходу надевая штаны, он вышел в коридор и открыл дверь. Вопреки его ожиданиям, Косик стоял не с Олесей, а с высоким широкоплечим мужчиной. Ничего не понимая, Борис, тем не менее, пригласил гостей войти.

Когда они оказались к прихожей и зажёгся свет, удивление Бориса возросло ещё больше — с гостем он был уже знаком. Это был поляк, который когда-то работал вместе с ним в смене Михалыча. Чтобы скрыть неловкость Борис пригласил гостей на кухню, недоумевая не менее чем четыре месяца назад, когда спринтер неожиданно пришёл к нему с Олесей.

Пока хозяин ставил на стол ставшие традиционными чайные чашки, Косик разъяснял ситуацию:

— Я знаю, что вы знакомы. Иво уже несколько дней как принят в наш клуб.

„Ах, вот как его зовут! — вспоминал в это время Боря, гипнотизируя не желавший быстро закипать чайник. — Точно-точно! Иво Пешковский… или Пашинский, кажется. Ага! Тот, который отказался работать „подснежником“.

— Сегодня ночью, когда я только вернулся домой, пришёл Аркадий Денисович с Иво… Кстати, твоё имя не склоняется?

— Нет, не склоняется, — добродушно пробасил парень.

— Так вот, пришли они ко мне без предупреждения. Я уж, грешным делом, подумал, что это из-за нашей вечерней вылазки за мной пришли, — Косик шмыгнул носом и прижал руки к горячей кружке. — Но нет, привёл ко мне Денисыч нового члена нашего клуба. Сказал, что медлить не мог, к себе вести тоже не может. Просил ещё, кстати, иначе как с автоматов к нему не звонить, имена никакие по телефону вслух не произносить.

— На сотовый тоже?

— На сотовый — особенно. В общем, затевается у нас, по-моему, какая-то заваруха. Не знаю, только, с чем связана. А Иво… Слушай, давай я тебя буду Иваном звать?

— Давай. Тогда я тебя — Казиком. Мне так привычнее. — ответил тот.

Борис довольно усмехнулся: новый знакомый, кажется, был парень не промах. Когда вопрос с именами уладили, Косик снова продолжил свой рассказ.

— Ну вот, Денисыч рассказал, что нашёл его две недели назад. Уже проверил. В общем, он — свой. Правда, не рассказал, как тот докатился до такой жизни. И попросил не расспрашивать. Вроде, тоже из конспирации. Ну, говорю же, почему-то это дело у нас очень устрожилось, — Косик искоса посмотрел на новичка. — Это не с тобой связано, Иво?

— Не-е… не думаю, — ответил поляк, и Боря почувствовал в его речи едва уловимый акцент.

Насколько нашему герою понравился его новый товарищ, настолько же он не понравился Косику. Боре импонировало чувство юмора и акцент гостя, а также то, что тот был не только его коллегой по руднику, но и, также как он, новичком в клубе. Борис вспоминал своё чувство беспомощности и страх перед миром, который вдруг оказался совсем не таким. Он с удивлением отмечал, что Иво ведёт себя намного более уверенно и хладнокровно. Или это только ему кажется?

Сложно сказать, какие чувства к новичку испытывал Косик. Возможно, он просто ревновал его к клубу и товарищам, но общался с ним гораздо менее доброжелательно, постоянно пытаясь как-нибудь задеть. Отпускал шутки то по поводу его роста, то по поводу вероисповедования, почему-то решив, что он католик, то по поводу акцента. Шутки были довольно безобидные, вроде: „Ну да, конечно, в „Оке“ тебе было тесно, при твоём-то росте“. Впрочем, Иво на них никак не реагировал, только добродушно улыбался.

Они посидели ещё около часа, разговаривали о Системе. Иво слушал с интересом, иногда, как казалось Боре, невпопад улыбаясь. Когда уже собирались прощаться, Косик снова вспомнил своё старое желание переименовать новичка:

— Слушай, Иво, извини, конечно, но это же, кажется, твоё настоящее имя?

— Ну, да. Настоящее. И полное, если тебя это волнует. А Иваном я разрешаю себя называть только девушкам.

Это замечание, кажется, выбило из колеи Косика. Он покраснел и пару минут молчал. Но потом нашёл силы вернуться к вопросу.

— Ты знаешь, Иво, у нас тут почти у всех псевдонимы… Так принято.

— Ну и что?

— Поэтому я и пытаюсь поднять вопрос с твоим именем. Уж очень оно приметное, польское.

— На самом деле не польское, а хорватское. В честь деда назвали. Но если ты хочешь ещё раз предложить взять мне псевдоним „Иван“, то это — плохая мысль. Иво — тот же Иван, только в хорватской транскрипции. Если брать псевдоним, то уж такой, чтобы по нему не вычислялось имя, — Иво ещё раз обезоруживающе улыбнулся и махнул рукой. — Ну всё, пока, я дома не был со вчерашнего дня. Наверно, мама переживает уже.

Косик ещё какое-то время оставался у Бориса, обсуждая дальнейшие шаги их совместной операции.

 

Глава 10

Все четыре года жизни в Морильске Вера с переменным успехом боролась со вселенской скукой и бессмысленностью существования. Но сейчас всё стало по-другому. Она действительно наделась, что долгожданная беременность многое переменит, что Андрей станет к ней внимательнее, что они полетят в отпуск, а вскоре — вообще переселятся в Москву. Родители уже настолько их заждались, что мама пообещала оплатить половину цены любой квартиры, лишь бы они смогли обзавестись жильём в Москве и поскорее собрались переезжать. Но неделя проходила за неделей, а перемены не наступали. Вера понимала, что Андрей очень занят, что он делает карьеру и сам ждёт не дождётся отпуска. В глубине души чувствовала себя немного оскорблённой, но старалась не показывать этого и терпеливо ждала, пока муж закончит свои дела. А там уж он никуда не денется — натиска родителей ему не выдержать.

Пока же она коротала время за работой по разборке архивов. Постепенно разрасталась её база, появлялись новые имена, события, произведения. Кроме этого, она, начала читать опубликованные воспоминания морильлаговцев, чтобы лучше владеть темой.

Некоторые события и страсти тех лет вызывали у неё только иронию. Вскоре стало рябить в глазах от назначений и увольнений десятков директоров, ввода в строй новых предприятий и строительства новых улиц, борьбы со стихией. Но временами среди завалов этого информационного мусора удавалось сделать интересные находки. Когда приехал Андрей, она как раз фиксировала в своей базе стихотворение Давида Кугультинова, опубликованное в местной многотиражке в конце 50-х, через несколько лет после освобождения автора, когда тот ещё был никому неизвестным студентом Литературного института.

Вера уже записала название файла и комментарий, когда в коридоре хлопнула дверь. Ей понравилось стихотворение, и теперь только волновал вопрос: опубликовано ли оно где-нибудь? Судя по дате, оно могло оказаться неизвестным. Да и вообще было совершенно непонятно, как оно здесь оказалось. Возможно, у поэта оставались в городе какие-то связи, и он воспользовался ими, чтобы опубликовать крамольные строки. Для начала стоило поискать его в Интернете, но нужно было встречать мужа.

Андрей в последние недели как-то болезненно похудел. Он никогда не был полным, но сейчас у него совсем ввалились щёки, глаза светились лихорадочным блеском. Спать он тоже стал плохо. Пару раз его поднимали посреди ночи, а уж количество звонков по телефону в любое время суток вообще не поддавались подсчёту. Возможно, это и оправдывало в глазах жены его невнимание и частое отсутствие.

Он вошёл, как всегда, хмурый. Только увидев её, слегка улыбнулся.

— Привет, что-то ты рано сегодня! — встретила его Вера.

— Да, сегодня у нас, кажется, затишье. Решил отдохнуть с семьёй. Что новенького?

— Ну что новенького может быть у одинокой беременной женщины в Морильске? — ответила Вера, стараясь, чтобы это звучало как можно печальнее. — Дом, покупки, работа. Тоска по мужу и по лету… Есть будешь?

Заняв мужа едой, Вера села напротив и стала с наблюдать за стремительным уничтожением её кулинарных изысков. Вначале ей казалось, что присутствие мужа, с аппетитом поглощающего ужин, постепенно улучшает ей настроение.

— А что у тебя на работе?

— Всё по плану… Операция развёртывается… Всё нормально.

Вера понимала, что большего Андрей сказать не сможет, спецслужбы есть спецслужбы, но решила всё же пойти в наступление.

— Андрюш, но я слышу это „нормально“ уже два месяца. За это время я успела забеременеть, постареть, найти от скуки себе новое занятие. А ты всё: „нормально“ и „нормально“, — она словила себя на мысли, что с его приходом настроение у неё не улучшается, а, скорее даже наоборот… — Мы же собирались в отпуск летом. Родители уже исстрадались совсем. Путёвку заранее тоже не можем купить из-за того, что точно не знаем, когда поедем. Ребёнку нашему нужен простор и свежий воздух. А тут кроме сернистого газа нету ничего. Даже на природу так и не выехали. А теперь зима уже начинается! И это четвёртого сентября…

Андрей, огорчённо слушал жену, наблюдая, как постепенно влажнеют у неё глаза. Он прекрасно её понимал, но что можно было сделать? Не рассказать же ей всю правду. Вот уже и финал операции не за горами. При нормальном раскладе, ещё пару-тройку недель и можно будет поехать, наконец, в отпуск. Забыть на два месяца обо всех делах, а то и попробовать осторожно пробить информацию по поводу перевода в Москву. Со Львом Самуилычем у них, вроде, нормальные доверительные отношения складываются (насколько они вообще могут быть доверительными в Организации). Ещё пуд соли не съели вместе, но вместе бок о бок раскручивали этого ПГ, чёрт бы его побрал, и на „ОВД“ вышли тоже, можно сказать, вместе. В общем, есть надежда, что после успешного завершения операции Самуилыч будет не против ходатайствовать о его переводе в Москву. Хорошие сотрудники там ведь тоже в цене! Но как сказать это Вере?

— Верочка, родная, — наконец выдавил он. — Ну потерпи ещё немножко. Работа у нас идёт нормально. Думаю, до конца месяца уже будем в отпуске. А там — сентябрь — самая красота. Фрукты дешёвые, бабье лето. Махнём, как собирались, в Грецию, на острова!

Но странное дело. Чем больше он говорил, тем больше она скисала. И в конце его монолога ревела уже взахлёб. Ни о каком ужине речи не шло, нужно было успокаивать благоверную. Андрей вышел из-за стола, подошёл к жене и обнял её. Никакие слова на ум не приходили, оставалось просто гладить её по голове и ждать. Так прошло несколько минут. Наконец к Вере вернулась способность говорить.

— Извини, Андрюшенька. Не знаю, что со мной. Не могу уже. Мне кажется, что мы уже никуда отсюда не уедем. Навсегда здесь останемся. И в Грецию никакую не попадём…

— Да что такое ты говоришь? Почему не попадём-то? Да это — просто твоя беременность. Гони от себя эти страхи и верь в лучшее. Обещаю тебе, что все силы приложу к тому, чтобы мы до конца сентября уехали в отпуск. Да и о переводе в Москву позабочусь. Если сейчас операцию закончим успешно, то на это вполне можно надеяться… Остаётся одно: чуть-чуть потерпеть.

Странно, но эти слова немного успокоили Веру. Она благодарно прижалась к мужу, и они ещё долго сидели на диване в темнеющей комнате, шёпотом обсуждая планы на будущее и вспоминая прошлое.

 

Глава 11

Подготовка акции шла полным ходом. Уже через четыре дня после вылазки к Модулю, то есть шестого сентября, Косик принёс кустарно собранное устройство НФК. Оно было спаяно на нескольких платах, которые для удобства были собраны в стареньком дипломате. Дополнительно имелась покрытая грязно-зелёным пластиком тарелка излучателя и аккумуляторы. Соединённые вместе жгутами проводов, скрученные изолентой, они представляли собой довольно жалкое зрелище. Но Косик уверял, что всё будет работать не хуже, чем у спецгрупп.

— Только с направленностью сигнала у такого излучателя плохо. Так что нас тоже будет немного зацеплять, — объяснял он. — Но, так как мы „чистые“, это не страшно.

Для того чтобы убедиться, что всё работает как нужно, решили проверить прибор в полевых условиях. Боря предлагал испробовать вечером во дворе, но Кос настоял, что надо уйти куда-нибудь подальше. В общем, решили, что лучше, чем окрестности Длинного озера, им не найти. Место довольно безлюдное, но при этом всегда можно найти собачников, выгуливающих своих питомцев в любую погоду.

А погода была, действительно, отвратительная. Не лучше, чем во время их прошлой вылазки, разве только чуть посуше. На этот раз в район озера приехали на старенькой белой „Тойоте“ Косика. Было безлюдно, как обычно, только вдалеке виднелись силуэты поздних прохожих.

Выгрузив оборудование и договорившись о согласованных действиях, ребята пошли к берегу. Они держали курс на неподвижную фигуру в пальто и носящегося вокруг неё питомца. Подойдя поближе, Боря с удовлетворением отметил, что в радиусе нескольких сотен метров нет никого. Силуэт в пальто вырос до седого оборванного дедка, разговаривавшего со своей такой же древней дворнягой, имевшей, видимо, кличку „Скотина“. Пёс был худой, но жизнерадостный. Кажется, он был в восторге и от прогулки, и от погоды, постоянно крутился вокруг хозяина, чуть припадая на задние лапы и махая облезшим хвостом.

Как и договаривались, Косик достал из кармана заранее приготовленную пачку сигарет, вытащил из неё одну и неспешно направился к незнакомцу. Заговорщики предполагали, что этот жест не вызовет подозрений. Борис тоже потихоньку побрёл вслед за товарищем. Ему нужно было оказаться, по возможности, не дальше десяти метров от обоих, чтобы действие устройства было достаточно сильным.

Его немного смущало наличие собаки. Правда, Кос говорил, что под воздействием инфразвука псы начинают нервничать, но одновременно абсолютно теряют агрессивность и поджимают хвост. Ещё немного было не по себе оттого, что они с товарищем проводят опыт на людях. Но он убеждал себя, что эти люди и так являются подопытными Диортама, да и для здоровья это не вредно.

Всё шло по плану. Когда Косик приблизился, старик достал зажигалку, при этом отчаянно ругаясь, судя по всему, уже на подошедшего парня. Во всяком случае, среди слов, что долетали до Бориса, были: „на машинах разижжають, а спичик не носють“. Пёс перестал беспорядочно бегать, для порядка обнюхал штаны парня, и затем остановился в нескольких метрах от хозяина, с интересом наблюдая за процедурой. Кос нарочно прикуривал медленно (что было не сложно на таком ветре), давая партнёру подойти поближе.

Непринуждённо идти с тяжёлой сумкой и дипломатом было непросто. Сбоку к сумке была скотчем примотана небольшая видеокамера — заговорщики решили сразу отснять материал для видеоролика. Она была уже запущена, так что приходилось двигаться так, чтобы объектив был сориентирован на Косика.

Сообразив, что подошёл достаточно близко, Боря щёлкнул тумблером, привёрнутым к крышке дипломата. Какие-то мгновения ничего не происходило, затем послышался знакомый чавкающий звук, пробирающий до костей. С каждой секундой он становился сильнее и сильнее, и вскоре стал настолько мощным, что у Бориса самого закружилась голова, стало казаться, что пространство вокруг слегка колышется в такт звукам. Прочие звуки словно стали тише, казалось, что немного закладывает уши. В общем, обычные ощущения.

„Да-а… Направленность излучения, и правда, не очень… — подумал Борис, старясь не качаться от возрастающего головокружения. — Но, вроде, аппарат работает“.

Устройство, кажется, действительно работало: дедок замер с горящей зажигалкой в руке, пёс тихонько скулил и пятился назад. Косик приказал потушить зажигалку, затем произнёс кодирующую формулу и сказал, чтобы дед представился. Тот оказался Николаем Филимоновичем Овсянниковым, шестидесяти двух лет от роду, бывшим обжигальщиком, ветераном труда. Хотя действие аппарата было, по сути, проверено, Косик задал ещё несколько вопросов, чтобы убедиться в эффективности его работы.

Напоследок, узнав, что дедок приходит сюда не чаще раза в неделю, а в остальные дни выгуливает собаку у себя во дворе, Косик попробовал дополнительно запрограммировать его на то, чтобы он выводил собаку к озеру каждый день в восемь вечера. Боря понял идею товарища: стойкость кода было не сложно проверить, да и польза от этого будет всем.

— Только давай, если что, потом подкорректируем ему код, пусть выгуливает по погоде. — сказал он, когда они уже возвращались к машине. — А то ещё замёрзнет зимой-то.

Кос был не против, но сказал, что в любом случае не уверен, что такой сложный код удастся без навыка закрепить на долгое время.

 

Глава 12

Борис ещё в детстве заметил, что события в его жизни происходят не разобщённо, а словно в какой-то заранее задуманной последовательности. Взять хотя бы какие-нибудь слова, которые, ни разу не встретившись ему за десять-двадцать лет сознательной жизни, затем в какой-то момент начинают просто преследовать с настойчивостью телефонного хулигана. Почему слово „презумпция“, не попадавшееся ни разу до пятнадцати лет, несмотря на его любовь к чтению, однажды вошло в его жизнь и начало регулярно стучаться по два-три раза в день, пока он окончательно к нему не привык и перестал обращать внимание?

И если странная цепь совпадений, приведшая к тому, что он бросил Московский Горный и приехал в Морильск, теперь не казалась ему такой уж случайной, то как объяснить, что узнав о пополнении их клуба в лице Иво, он через несколько часов встретился с новичком на работе? Оказалось, „товарища по несчастью“ срочно перевели к ним взамен двух машинистов, внезапно не вернувшихся с рыбалки. Ушли они на двух моторках в составе группы из четырёх человек, к началу смены должны были вернуться. И хотя, как сообщили начальнику в инспекции по маломерным судам, обстановка на водоёмах была сравнительно спокойной, рыбаки так и не появились. Что с ними стряслось — было неизвестно. А так как они не вернулись они ни на следующий день, ни на третий, то Боря поневоле стал общаться с Иво, отсаживаясь на перерывах чуть подальше от коллег.

Он, как мог, описывал Диортам и его Систему, историю разработки триколитрона, и вообще всё, что знал. Иво оказался хорошим собеседником, слушал Бориса с большим интересом, задавал много вопросов.

Может показаться странным, но Боря рассказал Иво про готовящуюся операцию и попросил помочь ему с созданием ролика. Нужно сказать, что сам он не мог похвастаться такими успехами в выполнении своей части задания, какие демонстрировал каждый день Косик. Сценарий сообщения получался громоздким и заумным.

— И кто это будет слушать? — спросил его Кос, посматривая первый вариант. — А про то, какими методами они работают, вообще ничего не понятно. Если бы я сам не знал, ни фига бы не понял.

Борис и сам догадывался, что это никуда не годится.

— Надо дорабатывать, — только и нашел, что ответить он.

— Да, давай, дорабатывай. Я вчера уже начал препарат давать брату. Через неделю можно начинать. Сообщение нам нужно любой ценой.

Борис тяжело вздохнул. Несмотря на все старания, получалось плохо. Он чувствовал неловкость из-за того, что свою сравнительно простую часть работы он затягивает, в то время как Кос успешно справляется с делами гораздо более сложными. И удивительное дело: чем больше он старался, тем хуже выходило. Фразы становились всё корявее, а общий смысл текста всё дальше и дальше уходил от первоначальной задумки.

Стоит ли удивляться, что Иво был привлечён к разработке операции в качестве помощника по созданию ролика? Вскоре наш герой убедился, что правильно сделал, попросив своего нового товарища о помощи. Иво умел хорошо формулировать фразы, играючи устраняя их громоздкость и сложность. „Просто поразительно, как человек, разговаривающий с акцентом, может написать что-то лучше меня?“ — удивлялся Борис.

Уже через пару дней у них появился сценарий, который можно было монтировать на видео. В нём довольно убедительно рассказывалось и о Диортаме, и о триколитроне, и о Системе вообще. Приводились примеры, которые должны были доказывать, что это — не какая-нибудь шутка или бред сумасшедшего, а самая настоящая реальность. Информация освежалась съёмками здания Диортама, объекта?11 и „смены караула“ на нём, демонстрацией действия устройства НФК.

Но вышло всё не так как планировали заговорщики.

 

Глава 13

Утром шестого сентября Олег с оперативной группой снова приехал на „Хараелахский“. Он, чего греха таить, не питал особых надежд на успех этого мероприятия. В отличие от Андрея, который присутствовал на допросах только эпизодически, он хорошо знал, насколько может быть эффективен допрос двух начальников участка и трёх сменных мастеров, которых не охватили в прошлый раз. Пока вышли на „Альфу“, пришлось допросить, в общей сложности, более двухсот человек, так что вероятность успеха была минимальной.

Но, как бы там ни было, работу надо было выполнять, поэтому стали действовать по обычной схеме. Нужных людей вызывали через диспетчера, у него же узнавали, как кто работает. Если люди были в шахте, диспетчер по телефону просил их после смены подойти в кабинет на шестом этаже. Но с руководителями было вообще просто: они, как правило, всегда были наверху, поэтому диспетчер просто вызывал их по громкой связи. Диспетчера даже не требовалось дополнительно кодировать: предвидя длительную работу на руднике, спецгруппе сделали легенду, будто они являются бригадой ревизоров из Москвы.

Состав спецгруппы был опытным. За исключением старшего, Богдана, все были не новичками в Организации и не один день отработали на руднике вместе с Олегом. Как и ожидалось, всю работу провели быстро, где-то за полтора часа. Результаты были нулевые. Конечно, Олег догадывался, что начальство может придумать ещё массу мероприятий для доказательства того, что „Альфа“ и является пресловутым ПГ. Но надеялся, что решать эти вопросы придётся уже не ему. А если и ему, то без выезда на рудник, который уже начал сниться ему в кошмарах.

Если бы не одна загвоздка, то эту часть работы по подтверждению ПГ можно было бы считать законченной. Начальник электровозного участка, Константин Калкин, который тоже был в списке допрашиваемых, как раз в тот день выходил в ночную смену. И уехал, по словам Коли, молодого полноватого диспетчера, буквально за несколько минут до их приезда. Можно было, конечно, нагрянуть к нему на квартиру. Но, узнав от того же Коли, что у объекта жена-домохозяйка и трое детей, Олег, всё же, предпочёл подождать до следующего дня.

Сообщили Андрею. Тот, конечно, тоже не был в восторге, но согласился, что проще приехать ещё раз, чем соваться в переполненную квартиру и обрабатывать сразу пятерых — с детьми вообще всегда масса проблем.

Наверно, в это дело снова вмешались высшие силы, но на следующий день всё вышло не так, как задумывалось. Рано утром выяснилось, что по данным скрытого наблюдения подозреваемые перешли к активным действиям и, судя по всему, всем предстоит нелёгкий день. Занятый операцией, Олег только к обеду вспомнил о планировавшемся допросе Калкина. Но события разворачивались так быстро, что сам он не смог поехать и, по договорённости с Андреем, оправил провести единственный допрос только спецгруппу. Благо, ребята были опытные, и справиться должны были без проблем.

Момент истины настал в половине пятого вечера седьмого сентября. Группа руководителей филиала и приезжих специалистов сидела в это время в конференц-зале и наблюдала на мониторах за тремя подозреваемыми, которые доставляли в гараж одного из них ящики с продуктами и оборудование неизвестного назначения. Незадолго до этого они завезли туда же две коробки взрывчатки, поэтому к ним было приковано всё внимание руководства.

Первоначальный запрет на курение в конференц-зале уже несколько дней как не соблюдался, поэтому дым стоял столбом в буквальном смысле. Почти полсотни скрытых камер фиксировали каждое движение заговорщиков, оператору требовалось только вовремя переключать изображение на шести больших мониторах. Две опергруппы находились неподалёку от гаража в нулевой готовности. Они ждали сигнала, чтобы применить спецсредства или начать операцию силового захвата.

Уже несколько минут длился спор первого зама со Львом Самуиловичем о том, как быстро нужно приступать к активной фазе операции. Первый считал, что всё и так понятно:

— Готовится теракт против одного из объектов Диортама, а то, что пока неизвестна конкретная цель нападающих — не повод жевать сопли. С помощью спецсредств не проблема выяснить все их планы. Главное, чтобы поздно не было!

— Есть утверждённый план, который пока, тьфу-тьфу, разворачивается довольно успешно. И я не вижу необходимости его зачем-то менять, — парировал Лев Самуилович. — Раз складируют в гараже, значит, в ближайшие часы использовать не планируют. Разве что для взрывания гаража. Внедрённый наш агент… Как его, Паш?

— Роман Ковалевич, Лев Самуилович, — с явным удовольствием произнёс Иванов.

— Да, Ковалевич сообщает обо всех их планах, постепенно подбираясь к „Гамме“ с „Дельтой“. Уверен, что он скоро нам расскажет и о предназначении этой взрывчатки, и о том, откуда она взялась. Так что можете отзывать одну группу, а второй отменять нулевую готовность.

Резкий звонок аппарата спецсвязи прервал эту перебранку. Трубку на правах хозяина помещения поднял Андрей:

— Слушаю.

— Андрей Дмитриевич! Это Богдан, — голос старшего спецгруппы, отправленной на рудник, срывался от волнения.

У Андрея щемануло сердце: „Случилось что-то? Завалили кого-нибудь из наших?“

— Допрашиваемый назвал нашего ПГ, — продолжал Богдан. — Он вывозил его! И фонарь сдавал! И рабочие дни в табеле зачем-то поменял, словно тот не был в шахте во время аварии.

— Да ты что, — только и успел вставить Андрей, для которого уже перестали существовать и гаражи, и взрывчатка, и даже спорящий Лев Самуилович. — Зачем же он нашего „Альфу“ покрывал? Выяснили это?

— Какой на фиг „Альфа“? „Альфа“ — ни при чём.

— Кто тогда?! — заорал Андрей так, что в конференц-зале сразу все затихли.

— Щас, щас… — засуетился Богдан, видимо ища записанные данные. — Некий Быков… Быков, Борис Алексеевич… тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, уроженец города Серпухов Московской области, работает машинистом электровоза на участке допрашиваемого.

— По машинам, быстро! Нашли ПГ, едем на рудник, — бросил Андрей в зал. — Допрашиваемого не трогать, сейчас приедем, допросим лично, — добавил уже в трубку.

— Нельзя его не трогать, — голос Богдана снова стал подрагивать. — Плохо ему что-то. Ребята откачивают. Видно, с сердцем проблемы.

— Мать вашу! — заорал ещё громче Андрей. — Какие ребята, на *ер?! Скорую срочно! Умрёт объект, яйца лично поотрываю!.. Отставить скорую! Сначала бегом в медпункт за фельдшером!

Через сорок секунд от унылого кирпичного здания с визгом колёс рванули два близнеца-„Паджеро“ цвета оксида титана, ещё через три минуты выехали из города и взяли курс на „Хараелахский“.

 

Глава 14

Ночью с седьмого на восьмое сентября Борис пришёл с работы в третью смену как обычно поздно, во втором часу ночи. Перекусил на скорую руку, почитал книгу на компьютере и вскоре лёг спать.

Но долго отдыхать ему не дали. Приблизительно через полчаса разбудил телефонный звонок. Сонное состояние и раздражение мгновенно пропали, когда Косик взволнованным голосом прокричал:

— Собирайся и бегом ко мне! Прямо сейчас.

— Подожди, что происходит? — успел сказать Боря.

Но на противоположном конце провода его фразу услышали только короткие гудки.

Первой мыслью было плюнуть и завалиться дальше спать. Но фраза была произнесена таким голосом, что эта мысль так и не взяла верху: сердце уже выдавало положенные в таких ситуациях 120 ударов в минуту, адреналин выделялся.

Боря на секунду задумался: подразумевало ли требование Косика сделать всё это как можно быстрее, или можно хотя бы попить кофейку, дабы окончательно проснуться? Пришёл к выводу, что Косик, конечно, возбуждён, но это не значит, что нельзя собраться не спеша. Надел штаны, пошёл на кухню, поставил на плиту турку с кофе. Затем зашёл в ванную, умылся холодной водой, пытаясь прийти в себя. Вернулся на кухню, сел в ожидании турки, задумался. Можно было перезвонить Косу, узнать, чего он всполошился? А то: „всё бросай, приезжай!“. И это в… начале пятого утра. Но что-то подсказало ему: звони, не звони, а ехать придётся. Погружённый в эти мысли, он чуть не пропустил момент закипания кофе. Подскочил, снял турку с конфорки, перелил смолистую жидкость в чашку, снова задумался.

„Что же могло произойти? — размышлял он. — У него был такой голос, словно спецгруппа Диортама взламывала его дверь“. В общем, пришёл к выводу, что это, скорее всего, связано с их акцией. Но сколько он не размышлял, больше ничего конструктивного в голову не приходило. Уже допивая кофе решил, что всё равно не догадается о причинах ночного звонка, лучше уж поскорее отправляться к Косику и там на месте всё узнать.

Одевшись, он почему-то решил присесть на минутку. „Что это со мной? Кос так напугал? Вроде, поводов думать, что вернусь сюда не скоро, нет…“. После этого поступил немного странно: хорошо полил фикус, прикинул, какие документы могут понадобиться. На всякий случай взял почти все, включая те, что на квартиру и договор банковского вклада, который держал на чёрный день. Потом немного прибрал в квартире, закрыл воду, вынес мусор, задумчиво посмотрел на холодильник. В итоге, решил не выключать: там оставались продукты. Затем закрыл форточки, оделся и вышел на улицу.

Было ещё совсем темно, только начало светать. Захрустев ботинками по луже, с удивлением понял, что уже неплохо подморозило. Так рано он давно уже никуда не ходил. В воздухе стояла какая-то пронзительная тишина, звук шагов распарывал её словно нож живую плоть. Боря шагал по морильским дворам, с удивлением наблюдая метаморфозы окружающих предметов. Вот столбик в землю вкопан, чуть не споткнулся об него. Разве он был тут раньше? Наверно был, не вырос же за ночь. Может, когда-то здесь стояла скамейка или какие-нибудь детские качели? Уже и не понять… За годы, пока он здесь живёт, здесь точно ничего не поменялось… А вон какой-то стальной гараж. Гараж, не гараж, а так, какой-то небольшой контейнер. В сумерках выглядит совершенно инородным телом. А днём даже и не замечал его. Странно, к нему даже, вроде, кабель подведён…

Вдруг из-за контейнера к нему метнулась какая-то тень. Боря инстинктивно отскочил в сторону, здорово испугавшись. Но через мгновение облегчённо вздохнул:

— Ну ты, блин, напугал, чёрт!

Перед ним стоял Косик во всём чёрном, пускал пар изо рта и улыбался.

— Что за шутки, Кос, что происходит?

— Не шутки, — посерьёзнел тот, — пошли скорее, всё потом. Я проверял, нет ли за тобой хвоста.

— Зачем?

— Нету, — вместо ответа сказал Косик, — значит есть надежда, что тебя ещё не попалили.

— Да что происходит-то?

— Идём к Олесе, по дороге расскажу.

Пока шли, Кос рассказывал:

— Поздно вечером ко мне пришёл Денисыч, весь запаренный, похудевший. В общем, всё. Спалили наш клуб, по ходу.

— Не может быть!

— Ага, я то же самое сказал. К сожалению, может. Я уже недели две как заметил: чё-то происходит, — он со злостью сплюнул. — Денисыч ко мне или Олесе звонил минимум пару раз в неделю. В гости приглашал… А тут — как отрезало. Не появляется. Да ещё с Иво эта история. Ни с того, ни с сего приводит ко мне совершенно нового человека. Бери, говорит, его на попечение, объясни, дескать, что почём. Никогда так не поступал. Да ещё, говорит, не звони мне ни под каким предлогом. Тут я уж точно понял: чё-то не так. Ну, нам-то, кабанам, делать нечего — мы и так акцию готовим. Получается, вовремя…

Шли довольно быстро. За всё время навстречу им не попалось ни одного человека. Только вдалеке промелькнуло пару силуэтов ранних прохожих. Постепенно светлело. Косик постоянно озирался.

— Да не дёргайся ты, — надоело наблюдать за этим Борису. — Если за нами и следят, то ты только нас выдаёшь. Пусть бы думали, что мы ни о чём не подозреваем.

— Ага, — развеселился Косик. — А в шестом часу бегаем по дворам регулярно — как члены секты немотивированных мазохистов.

— Ну, рассказывай уже, что произошло. Ходишь вокруг да около… Давай, только коротко и конкретно.

— Конкретно?… Слушай. Денисыч обнаружил, что нас пасёт Диортам. Считает, что недолго, максимум, три недели. Установили слежку за несколькими нашими. Поэтому он и не общается с нами — надеется, что про нас ещё не знают.

— Ни фига себе! — не выдержал Борис.

— Подожди, это только начало. Слушай дальше. Эдуард сидит на триколитроне. Следят за Денисычем, Эдуардом, Мамукой и Варварой — точно. За остальными — неизвестно, но не исключено. Денисыч боится проявлять активность, проверил только нас с Олесей, Иво и тебя. Наверно, сообщил также другим кружкам. Но это уж — мои домыслы, про другие кружки я не в теме.

Борис еле успевал за товарищем, тем не менее, согреться не удавалось. „Сколько же градусов сейчас? — думал он. — Минус пять, наверно, не меньше“. У него холодело внутри, и не только от морозного воздуха, но от колючего ощущения, что поезд его жизни час назад перешёл на другой путь и теперь безудержно несётся в неизвестном направлении.

— Раскрылось всё вот как, — продолжал тем временем Косик. — Денисыч заметил как-то, что Эдуард поменялся. В наблюдательности ему, конечно, не откажешь, потому что считается, такие вещи не расшифровываются. Но виду не подал, потихоньку сделал ему анализ, понял, что тот действительно на триколитроне и хорошо закодирован. Как только это выяснил, прекратил сразу все контакты, вычислил, за кем идёт слежка, устроил на днях имитацию бурной деятельности, чтобы отвлечь диортамовцев от дальнейших шагов. Успел мне сдать Иво…

— Так Иво тут не причём?

— Нет, конечно, наш человек. Но что самое интересное, у нас как раз через пару дней после Иво появился ещё один член клуба.

— Ну ничего себе! Час от часу не легче, — пробормотал ошалевший от обилия новой информации Боря. — Я уже ничему, наверно, не удивлюсь.

— Подожди. Думаю, удивишься. Так вот, этот новый, кажется, Рома его зовут, пришёл по рекомендации Эдуарда, какой-то его родственник. И всё у него было отлично, тест на полиграфе прошёл, кровь чистая, легенда — самая достоверная. Но что-то Денисыча снова насторожило. Помнишь, я рассказывал, чутьё у него, как у волка.

Боря кивнул, он и сам знал о способностях наставника.

— Не поверил он этому Роме. Распили они, по его словам, бутылку коньяка, а потом он ещё раз предложил тому парню тест пройти. В общем, говорит, это формальность, у нас положено. И после дозы у того тест прошёл уже чуть хуже, чем в прошлый раз. Однозначные выводы сделать было, вроде, и нельзя. Но, говорит, после коньяка у нормальных людей реакции ослабевают. А тут — наоборот. Возможно, признаки тренированности. Может, ещё что-то в нём нашёл, не знаю, но после этого никаких сомнений у Денисыча уже не было. В тот же вечер привёл он ко мне Иво, чтобы не спалить его общением с этим Романом. А Роману с Эдиком продолжает вешать лапшу на уши.

Тем временем они подошли к дому девушки. Боря однажды уже заходил к Олесе — она жила с родителями в огромной четырёхкомнатной квартире. Наш герой не знал, была ли договорённость о таком раннем визите, но оказалось, что та была уже на ногах и ждёт заговорщиков. Выглядела Олеся озабоченно, сразу приложила палец к губам, призывая гостей не шуметь.

— Ну, рассказывай, — сказала она, как только ребята прошли на кухню.

Пока Кос рассказывал обо всех новостях, Олеся никаких эмоций не проявляла. Она, не спрашивая, поставила разогревать тушёную картошку с курицей, сделала тосты и салат из овощей. Боря с удовольствием наблюдал за её лаконичными и мягкими движениями. Ему казалось, что на вырастающие угрозы она реагировала усилением гастрономической поддержки. И на какой-то момент ему стало комфортно и уютно.

После того как Косик закончил, она сказала только: „Ешьте“.

Поскольку никто не знал, что делать дальше, оба гостя решили поступить так, как предлагала хозяйка. Ели молча, а, закончив, вернулись к вопросам: кто виноват и что делать?

— Вот теперь и посудите: долго ли нам ходить на свободе? — разъяснял свою позицию Косик. — Считаю, что о нас либо уже знают, либо узнают в самое ближайшее время. И тогда начнётся то, чего мы опасались. В лучшем случае прочистят мозги, и мы, довольные жизнью, будем коптить северное небо до пенсии. Либо вообще сдадут в институт для опытов. В общем, перспективы самые светлые.

— И что предлагаешь? — спросила Олеся на удивление спокойно.

— Этап первый, собираем кровь в пробирочки, и я отношу их Денисычу, — усмехнулся Косик. — Это обязательный этап. Надо подстраховаться от того, что кто-то из нас уже тоже под колпаком.

— А как же конспирация? — спросил Борис.

— Всё договорено. Я их оставлю в условленном месте… В общем, не переживай. Этап второй — проводим нашу акцию как можно скорее, предлагаю уже сегодня.

— Так у нас ещё ничего не готово! — возразила Олеся.

Борис был с ней полностью солидарен.

— А что не готово?

— Ну, с проникновением не всё понятно, да и сообщение только начали монтировать.

По этому поводу проспорили минут двадцать. Косик доказывал, что все вопросы можно решить до вечера, завтра уже может быть поздно, а ролик вообще можно закончить после. Борис считал, что можно день-два подождать, получше подготовиться. Хотя, конечно, велик риск быть арестованными в любой момент. В общем, ничего так и не решили. Затем Олеся сходила за оборудованием и взяла у всех троих анализ крови, добавила какое-то вещество и тщательно запаковала в коробку от конфет.

Начали присыпаться родители. Косик заторопился относить пробирки, столкнулся в прихожей с заспанной мамой в халате, поздоровался и убежал.

Когда он ушёл, Боря понял, что делать совершенно нечего. Спать он не хотел, да и вряд ли уснул бы в чужой квартире. От скуки начал болтать с Олесей и так увлёкся, что не заметил, как пролетело больше двух часов. Так уж получилось, что он впервые остался наедине с девушкой. В глубине души она ему очень нравилась. Он даже немного ревновал её к Косику. Но, конечно же, не мог позволить себе подумать о ней, как об объекте сексуального интереса. Всё же девушка друга — это святое.

Олеся совсем не была похожа на его Люду. Та была на её фоне мягкой и даже, наверно, немного безвольной. Возможно, причиной этому был не столько характер, сколько триколитрон. Она всегда слушалась родителей, старалась самостоятельных решений не принимать. Была, наверно, не глупой, но и ум свой, свои способности — словно боялась выпячивать. В общем, в сравнении с Бориной собеседницей кое в чём проигрывала. Олеся, в отличие от неё, всё делала исключительно сама, категорически отвергала предложения друга помочь в учёбе. Получалось это у неё не намного хуже, чем у Коса. Хотя и он, несмотря на периодические хвосты, уверенно шёл на красный диплом. Через несколько месяцев оба закончат институт. И кто знает, как сложится их жизнь?

— Во всяком случае, вам гораздо проще, вас двое, — сказал он по этому поводу девушке. — Если захотите, можете уехать куда-нибудь. Да и о Системе знаете достаточно, чтобы не попасться.

— Да, можно уехать. Но с другой стороны мне кажется, что мы нужны здесь. В Морильске есть наша организация, люди, которые нас понимают. Да тут ещё — возможность пощипать Систему. Как можно отказаться от такого шанса дать разведку боем? Они изучают нас, а мы их… Знаешь, все люди, не заметив этого, разделились на две расы. Нету ни масонов, ни тамплиеров, ни евреев. Нету врагов в традиционном понимании. Просто есть „чистые“ и „серые“. А наша проблема в том, что мы, вроде, принадлежим к расе „чистых“, но находимся на стороне „серых“… Если честно, я не сильно верю в успех этой акции. Но я — с вами. Чтобы помочь вам, если смогу, выйти из этого живыми. А ещё — попытаться извлечь из неудач, коль скоро такие будут, уроки для следующих поколений борцов.

Нет, всё же это была удивительная девушка! В противоположность той же Люде ей не нужны были никакие советы, она сама знала обо всём и, наверно, чувствовала даже некоторое превосходство над своим возлюбленным. Не о таких ли женщинах писал Некрасов? Да и остались ли они ещё в русских селеньях, опущенных мусором социализма и потрясениями девяностых, пронивелированных Системой?

Потом говорили об особенностях кодирования. Борис вспомнил об Эдуарде — он действительно видел его на руднике. Оказывается, они вместе работали… А недели три назад ему показалось, что прямо у них в раздевалках применяли кодеры. Он как раз шёл со смены. Все, кто был рядом с ним, остановились от накрывшей волны инфразвука, а он с трудом дополз до своих шкафчиков и только там пришёл в себя — в их закутке кодирующий сигнал практически не был слышен. Через несколько минут, когда обёрнутый в полотенце он шёл в душ, всё было как обычно: очнувшиеся коллеги начинали снимать спецодежду, посторонних не было. Он тогда подумал ещё: хорошо хоть не за ним пришли. Не иначе, как Эдуарда тогда и брали.

После разговора о Системе они постепенно перешли на менее актуальные темы. Борис знал, что его товарищи были заядлыми поклонниками горнолыжного спорта. Он и сам уже не раз собирался податься в горнолыжники, но всё как-то откладывал. Теперь же был решительно настроен „причесать гору“ в ближайший сезон. Уж если ему покорились беговые лыжи и винтовка, то с горными — сам Бог велел справиться.

Дальше выяснилось, что Косик недавно перешёл с горных лыж на доску, чем сильно разозлил Олесю. Она долго объясняла, насколько это неудобный и коварный снаряд, как неуклюже передвигаются сноубордисты возле подъёмника, что даже стоять на мало-мальски крутом склоне нельзя: или ехать, или садиться. А два её одногруппника травмировались этой весной на досках: один сломал руку, второй вообще переломал всё что ломается, поэтому вынужден был уйти в академ и вообще только-только начинает ходить после тяжёлых травм.

Подробное описание хода лечения её одногруппника натолкнуло Бориса на мысль, что неспроста она так свободно владеет медицинскими терминами. Да и кровь из вены берёт… Не хуже, наверно, чем Надя, исчезнувшая из его жизни так же внезапно, как и появившаяся… Наш герой не удержался и спросил об этом у девушки.

— Ты угадал, — улыбнулась она, — я проучилась два года в медучилище.

— Проучилась?

— Да, не стала заканчивать. Не хотела я туда идти, да родители настояли… Это было последнее, в чём я пошла им на уступки.

— Так тебе сколько лет? Ты что старше Коса?

Девушка ответить не успела. Раздался звонок, и нарисовался Кос, бледный, как домотканое полотно. Он молча скинул куртку и прошёл в комнату Олеси. Ребята последовали за ним. У Бориса возникли плохие предчувствия: неужели Диортам добрался уже до Денисыча?

— Всё, — только и выговорил он через несколько секунд.

— Что всё? — спросили Олеся и Борис в один голос.

— Что с Денисычем? — добавила Олеся.

— Да с Денисычем-то как раз ничего, — начал приходить в себя Косик, — передал я ему анализы.

— Ну и как?

— Что, как?

— Что с анализами?

— Да не знаю я как анализы. Я и Денисыча-то видел только издалека. Проследил только чтобы он их забрал. Тут тема посерьёзнее.

— Что ещё? — не выдержала Олеся.

— После того как анализы передал, я домой забежал. Прохожу мимо комнаты брата, а он в душе плескается и песни поёт. Паваротти, блин! Заглянул я к нему, а у него на мониторе окошко оранжевое не закрыто. А я знаю, что это у них программа спецсвязи. Почтовый клиент с продвинутым аппаратным шифрованием…

— Ну… — нетерпеливо произнесла Олеся, видимо опасаясь, что Кос по привычке уйдёт в дебри технических тонкостей.

— Вообще, она через две минуты сама должна окна закрывать, но почему-то не закрыла. Завис компьютер, что ли?… В общем, там приказ: о розыске и взятии под негласный надзор Быкова Бориса Алексеевича 1976 г.р., уроженца города Серпухов Московской области, работающего машинистом электровоза на участке электровозного транспорта на объекте 19-У. Я просто охренел! Так и написано: что-то вроде „по подозрению в участии в деятельности незаконных бандформирований“. У меня просто ступор какой-то случился. Я стоял так, наверно, минуты две, и не знал что делать. Куда бежать? Попытаться как-то уничтожить приказ? Так ведь без толку…

— И что ты сделал?

У Бори состояние было не намного лучше, чем у его товарища в момент прочтения приказа. Пока он слушал, у него в голове пробежали, наверно, сотни мыслей. Самые безобидные были: „Как теперь на работе появиться?“, „А домой-то как прийти? Ведь сразу же повяжут…“.

— Да что сделал? Развернулся, и бегом из дома. К вам.

— Что же делать теперь? — взволнованно спросила побледневшая Олеся.

— Ну что, будете теперь спорить? — спросил как-то обозлённо Кос, посмотрев на товарищей и слегка прищурившись. — Или берёмся за руки, друзья, и сегодня вечером вставляем этой конторе „по самое не хочу“. Или разбегаемся и пропадаем поодиночке.

— Да. Тут уж возражать не приходится, — задумчиво ответила Олеся, — если Борьку повяжут, то на нас выходят автоматически.

Больше о дате проведения операции споров не было.

 

Глава 15

Весь вечер 7 сентября руководители операции „ОВД“ и медики из отдела „Т“ провели на „Хараелахском“. Тревога по поводу Константина Дмитриевича оказалось напрасной. Уже к приезду машин ему, можно сказать, ничего не угрожало. Толстая пожилая фельдшер оказалась на удивление расторопной в оказании первой помощи. Мгновенно сориентировавшись в ситуации, она с помощью нитроглицерина и инъекции кордарона вернула его к жизни.

Но допрашивать подозреваемого всё равно было нельзя. Собственный врач, привезённый группой, твёрдо заявил, что больного нужно госпитализировать. Поэтому его отправили под охраной в городскую больницу, а сами ещё и ещё раз прослушивали запись допроса, заканчивавшуюся хрипом допрашиваемого и топотом спецгруппы. Теперь сомнений не было: настоящий ПГ найден, его таинственный спутник — тоже. Оставалось, конечно, масса вопросов, которые не успели задать. В частности, о подробностях участия самого допрашиваемого в тайном выведении ПГ из шахты, о связи их обоих с раскручиваемой преступной группой и о многом другом.

Штаб долго обсуждал ситуацию, вырабатывая план дальнейших действий. Часть руководителей, во главе с первым замом и Геннадием Ивановичем, считала, что наступил „час икс“, и надо брать подозреваемых — всю необходимую информацию можно получить от имеющихся людей с помощью стандартных спецсредств. Но не менее авторитетная группа, возглавляемая Львом Самуиловичем и Ивановым, была категорически против. Их аргументы: не известно, имеет ли группа Калкин-Быков что-то общее с „ОВД“ и кто ещё имеется в этой группе; не выяснены цели сокрытия присутствия Быкова на аварии; не понятно, почему Калкин — „серый“? Кроме того, пока операция не перешла в активную фазу, можно рассчитывать на получение дополнительной исследовательской информации об „ОВД“ и готовящейся там операции.

— Зачем тогда было внедрять агента, успешно работающего в банде? — закончил свои аргументы Иванов.

После долгих споров, которые закончились заполночь, решили устроить перерыв на шесть часов — до восстановления здоровья Калкина, принципиальные решения принимать после окончания его допроса, а пока выяснить личные данные Быкова, его местонахождение и установить за ним скрытое наблюдение.

На этом и разъехались — отдыхать до утра.

Долго, конечно, отдыхать не пришлось. В шесть Андрея разбудили и доставили в городскую больницу. Врачи утверждали, что состояние больного удовлетворительное, поэтому спецгруппа снова взяла Калкина в оборот. Два часа продолжался допрос, а потом клиенту снова стало плохо, пришлось оставить его в покое.

Андрей почему-то догадывался, что сенсаций уже не будет. Он не разделял надежд Льва Самуиловича по поводу раскрытия чего-либо вроде шпионской сети или планируемого государственного переворота. Исполняющий обязанности второго заместителя чувствовал, что вся эта эпопея, хотя и имеет черты неумолимо надвигающихся эпохальных событий, на самом деле является чередой банальных совпадений, не способных повлиять ни на судьбы страны, ни на становление Системы. И оставит свой отпечаток только в судьбах отдельных людей, попавших в этот водоворот.

Несмотря на то, что допрос закончить так и не успели, основную информацию всё же получили. В истории Диортама стало меньше на одну тайну. Калкин не знал ни того, является ли Быков „чистым“, ни того, что его так долго искали диортамовцы. Не знал он и об Организации с её Системой. Умысла спрятать ПГ и ввести в заблуждение органы — тоже не имел. История с исчезновением Быкова выглядела просто фантастически. Калкин утверждал, что нашёл Бориса на подземной базе, когда все уже поднялись. Так как он сам присутствовал на наряде перед аварией, то знал, что Борис в шахте. После этого они, ни от кого не скрываясь, поднялись на поверхность. То, что он сам втайне сдал фонарь Быкова, объяснил плохим состоянием своего рабочего, который еле шёл.

Самым странным было то, что Бориса не оказалось в списках ламповой. Но и это объяснилось совершенно обыденным образом. По словам Калкина, на следующий день к нему обратилась начальница ламповой с тем, чтобы он помог ей свести баланс спускавшихся в шахту перед аварией рабочих. Оказывается, она тоже обнаружила лишнего человека и, зная о грядущих проверках, пыталась привести в порядок документацию. Калкин согласился за небольшое вознаграждение „забыть“ о том, что Борис пережил аварию. То есть, дальнейшие его действия были продиктованы исключительно меркантильными интересами, и даже при самом пристрастном отношении подлегали лишь под совершенно незначительные статьи УК.

Ввести в заблуждение администрацию рудника и самого Быкова было делом техники. По документам все две недели отдыха после аварии Борис работал на общих основаниях. А премиальные суммы Калкин закрыл ему из собственного фонда премирования.

Остальная информация была уже не так интересна. Андрей только молча скрежетал зубами, слушая о начальнице ламповой: он хорошо помнил допрос любвеобильной ламповщицы и своё желание попросить о её наказании именно эту женщину. Вот она, птица удачи, пролетевшая рядом, но не давшаяся в руки! Достаточно было ему тогда отыскать эту начальницу и, скорее всего, Быкова нашли бы на полтора месяца раньше. А Андрей, соответственно, был бы уже не и.о. Второго, а просто — Вторым. Но, увы, эти слова „Второй заместитель“, звучавшие как музыка, оставались всего лишь мечтами. Операция, судя по всему, подходила к концу. Андрея успели оттеснить с главных ролей несколько других счастливчиков, не стесняющихся при случае сделать свой маленький карьерный гешефт.

Андрею стало грустно от понимания упущенных возможностей. Он уже не так внимательно следил за ходом допроса. Информация, полученная от Калкина, в общих чертах соответствовала показаниям Тридцать Пятого и рукоятчицы. Да и оснований сомневаться в показаниях человека, находившегося в состоянии триколитронового транса, не было.

После окончания допроса и передачи Калкина попечению кардиологов, среди штабистов снова разгорелся спор о дальнейших шагах операции. Проницательный читатель, наверно, догадается, что часть штаба снова ратовала за немедленный переход к активной фазе операции „ОВД“. Часть же считала, что делать это преждевременно, так как по Калкину-Быкову остаётся много вопросов, главные из которых: где находится Быков и не связан ли он каким-то образом с „ОВД“?

После длительных дебатов, временами переходивших в перебранку между первым замом и Ивановым, решили всё же к активной фазе операции не переходить. А для поиска Быкова и получения информации по нему — привлечь силы милиции.

 

Глава 16

Весь день заговорщики готовились к операции. Так как Иво уже всё равно был в курсе событий, то привлекли и его — для записи и монтажа ролика.

Кое-что пришлось подкорректировать. К счастью, брат Косика в тот вечер работал. Кос вызвался сам закодировать его на то, чтобы он пропустил его или Бориса на пульт и помог сделать всё что потребуется. Поэтому он убежал ближе к обеду и отсутствовал часа три. Тем временем ребята редактировали ролик. Олеся уверяла, что проблем с его запуском быть не должно, хотя подробности этой части операции почему-то утаивались от обоих неофитов.

Прибежавший после обеда Косик отозвал Борю в ванную. Иво сидел за компьютером, Олеся ему помогала. В ванной спринтер закрыл дверь и достал из-за пазухи свёрток. Когда обёрточная бумага упала на пол, Борис увидел знакомую по армии сталь пистолета Макарова.

— Вот, это тебе, — протянул его Боре.

— Зачем мне? — удивился тот. — Мы что, собираемся убивать кого-то? Сам бери его с собой.

— Нет, тебе он скорее понадобится, — не отступал Кос. — Твоя часть операции более сложна. Если что-то пойдёт не так, припугнёшь оружием.

Боря ничего не ответил. Он взял в руку тёплый пистолет. Сразу живо вспомнилась казарма, десятки часов, проведённых в первый год службы за чисткой личного оружия офицеров роты, длинный ряд табуреток в центральном проходе, запах ружейной смазки и пороха…

Привычным движением достал обойму, проверил её содержимое: пять патронов, боевые. „А других-то я к Макарову и не видел“, — подумал он. Патроны были не новые, хорошо затёртые. Их тёплые тельца приятно тяжелили ладонь.

— Откуда дровишки? — иронично спросил у Косика, вставляя патроны в обойму.

— Откуда-откуда, — напустил тот на себя важности. — Отдашь потом, после операции. Спрячь и пошли.

Выйдя из ванной, Боря спрятал пистолет во внутренний карман куртки. Родители Олеси были ещё на работе, так что им никто не мешал.

— Расклад, пока такой: около десяти вечера выдвигаемся на исходные, — ещё раз уточнил Косик, когда все собрались возле компьютера. — Ровно в десять ноль-ноль созваниваемся по сотовым в режиме конференцсвязи. Все проверьте заряд и наличие денег на счёте. Гарнитуры у всех? Дальше я звоню брату, говорю ему кодовое слово. Он, вроде, нормально сегодня закодировался. Будем надеяться, с этой частью операции проблем не будет.

— Наши роли остаются такими же? — уточнила Олеся.

— Да. Ты идёшь со мной, Иво — с Борисом. Хотя ваше присутствие, в общем, не обязательно. Просто будете подстраховывать. В помещения не заходите.

Потом обратился к Борису:

— Если команде он подчинится, то сам откроет тебе дверь в здание. После того как войдёшь, он должен тебя слушаться. Просто скажешь ему понизить подачу триколитрона с Объекта-11 в сто раз. Говори медленно и внятно. Если начнёт сопротивляться, повторишь код, — он протянул Борису листочек с несколькими написанными на нём словами. — А как только он это выполнит, скажешь ему выпустить тебя на улицу. Если что-то пойдёт не так, то ты сам должен снизить подачу. Это не сложно. Там стоит отдельный монитор. Не на стене из мониторов, где транслируется изображение с камер, а один из трёх, которые стоят отдельно. На нём так и написано: „Объект номер одиннадцать“. На нём — три окна, но могут быть открыты и ещё какие-нибудь. То, которое показывает подачу триколитрона, небольшое такое, продолговатое. Его не сложно отличить: там должно быть написано „массовая подача“.

Далее Кос объяснил порядок действий: что нужно сделать, чтобы самому поменять дозировку. Заставил Борю повторить все операции от открытия меню „Корректировка режима“ до стирания записи о вмешательстве в систему в окне „Редактирование лога“.

После этого решили сделать перерыв, отдохнуть перед тяжёлой ночью. Иво ещё не закончил монтировать сообщение. По его словам, ещё нужно как минимум несколько часов, но он сможет закончить и у себя дома, позже. После чего он ушёл к себе домой, пообещав прийти к половине девятого. А ребята остались — Косик не рекомендовал товарищу идти домой. Он был уверен, что сегодня, да и в ближайшее время, его никто не тронет. Но следить, после того как обнаружат, будут наверняка.

Затем подробно обсуждали действия после акции на Объекте. Кос считал, что Боре нужно срочно увольняться и куда-нибудь уехать — есть ещё надежда, что его не арестуют. Начали прикидывать варианты продолжения операции, и вообще действий, в случае ареста Бориса. Пришли к выводу, что каждый из группы должен иметь личный план на случай ареста любого из товарищей. Причём, отдельные пункты его должны быть одинаковыми для всех, например места сбора и средства конспирации. А некоторые — секретными от других. Сразу засели за написание общей, несекретной части плана. Но тут вмешалась Олеся и, несмотря на протесты друзей, уложила их спать. Хитрая девушка разместила ребят в разных комнатах. Так что, немного поворочавшись, оба со временем всё же действительно уснули.

Иво пришёл в двадцать пять минут девятого. Родители Олеси уже вернулись с работы, и были очень удивлены обилию гостей у себя дома. Но старались не вмешиваться в их разговоры, что гостям, в общем-то, и было нужно.

Ребята заметно нервничали, так что Олеся заставила их уже в который раз выпить валерьянку. Пока заговорщики спали, она приготовила шикарный ужин, но он остался почти не тронутым. Посидели, попили чайку, помолчали.

— Ну всё, — сказал Кос как можно непринуждённее, — пора!

 

Глава 17

Постепенно Вера стала понимать, за какую неподъёмную работу взялась. Размеры её базы данных постепенно разрастались, а переработанной оставалась только небольшая часть оцифрованных архивов. По её просьбе, подкреплённой твёрдыми суммами, ещё несколько раз ей записывали материалы. Так что постепенно у неё оказались почти все электронные документы центрального городского архива. Но сколько ценной информации было в тысячах папок и коробок, пылившихся на стеллажах, сложно даже представить.

После того как появилась масса имён, произведений и событий, стал возникать вопрос: куда двигаться дальше? Пётр Павлович настаивал, что нужно продолжать исследование деятельности известных писателей и артистов. Он предлагал ей выбрать пока одного или нескольких, по которым Вера сможет найти самую интересную информацию. Например, Гумилёва или Смоктуновского. А затем целенаправленно набирать факты конкретно по этим людям. При такой схеме он даже обещал выделить кого-нибудь из стажёров для помощи в разборе архива.

У Веры же постепенно формировалась другая точка зрения на этот вопрос. Перебирая сотни и тысячи листов самых различных документов, она постепенно погружалась в мир героической истории этого недружелюбного города. Мир, к которому она привыкла относиться с иронией московского сноба или негодованием человека, не желающего смириться с масштабами всесоюзной бойни, постепенно менялся и затягивал её.

Она просто не могла представить, что люди, жившие в столь невыносимых условиях, могли любить и мечтать, а в свободное от работы время — творить, или хотя бы вынашивать планы бессмертных произведений. Но самое главное — оставаться людьми. Чего стоила, например, организация в пятидесятых годах молочной фермы, обеспечивающей морильских детей свежим молоком? Не порошковым, как сейчас, а свежим! Явление, в современном городе совершенно непредставимое! Получается, что сегодня её дети не будут иметь даже того, что имели несколько десятилетий назад? Поражённая Вера уже не хотела писать о столпах отечественной науки и литературы. Ей хотелось раскрыть пласт культуры практически никогда не поднимавшийся: материальный и духовный мир этого изолированного сообщества совершенно уникальных людей, бросивших вызов смерти и отупляющей бессмысленности лагерного существования. Читая местные газеты, информационные листки, распоряжения, она интуитивно чувствовала как невозможные климатические и убогие бытовые условия, адский труд накладывают отпечаток на мировосприятие авторов, на их язык и обычаи. И мимо этого она пройти не смогла.

Ещё не зная точно, о чём конкретно будут её статьи, если это вообще будут статьи, она решила разрабатывать тему взаимосвязи материальной и духовной культуры Морильска эпохи культа личности. Конечно же, Пётр Павлович не был в восторге от такого поворота в работе Веры. Предлагая эту тему, он преследовал свои вполне определённые цели, в которые не вписывались Верины новаторские планы. Поэтому, вначале мягко, потом всё более настойчиво, он начинал давить в свою сторону. Когда аргументы о никчемности темы и потерях времени не подействовали, он стал действовать более решительно — потребовал скорейших результатов в виде реальных статей. Этот удар ниже пояса популярен в журналистском цехе как надёжное средство, позволяющее приземлить не в меру творческих авторов.

В общем, вечером пятого сентября Вера получила чёткое задание: в течение двух недель подготовить статью на две тысячи знаков, которая будет открывать историко-культурный цикл, анонсированный газетой. В противном случае, она лишалась внештатного членства в газете и, естественно, всякой поддержки со стороны Главного.

Эта новость, конечно, не привела супругу и.о. Второго в шок, но и приятной не показалась. Пришлось срочно корректировать планы своей работы, чтобы успеть подготовить что-нибудь стоящее.

Не прибавлял энтузиазма и постепенно усиливающийся токсикоз беременности. После того как её два раза стошнило в самые неподходящие моменты, она обратилась к Евдокии Степановне. Та её обследовала, никакой патологии не нашла, уверила, что беременность проходит нормально, а это — обычное явление для первого триместра и скоро пройдёт, выписала витамины и препараты железа. Напоследок шёпотом посоветовала в случае сильной тошноты — полфужера настоящего и очень холодного шампанского, как самое лучшее и секретное средство её молодости.

К седьмому числу Вера сделала первые наброски статьи и выяснила, что единственным продуктом, не вызывающим у неё тошноту, являются большие зелёные яблоки из маленького магазинчика на углу, штат которого состоял из двух азербайджанцев — молодого и постарше. Только яблоками и спасалась.

 

Глава 18

Работы по организации поисков Быкова и составлению внушительных отчётов продлились до вечера. Несмотря на все усилия, подозреваемого так и не нашли. Программисты подключили рабочий компьютер Андрея к информационной системе УВД, так что все необходимые данные можно было получать прямо на месте. После того, как спецгруппа не нашла Бориса ни на работе, ни дома, привлекли милицию и сделали по нему ориентировку.

Через несколько часов у Второго были все данные по нему, включая фото и биографию. Из города тот не уезжал. И деться ему было совершенно некуда — специфика Морильска такова, что незаметно уехать из него почти невозможно. Оставалось только ждать.

Начальство и командировочные на правах привилегированных сотрудников сразу после окончания утренних дебатов разъехались отдыхать. Так что поиски пришлось организовывать им с Олегом. Но после обеда все снова подтянулись, работу закончили только к вечеру.

В восьмом часу, уставший, он вернулся домой. Поцеловал тихую Веру, которая догадывалась, что сейчас у мужа на работе решаются все вопросы, какими он был занят в последние месяцы.

Андрей, ожидавший недовольства жены, был приятно удивлён её покладистостью и ждавшим ужином. Поэтому после того, как посуда была убрана в посудомойку, сел на диване и начал слушать рассказ жены об её исследовании.

— Ты понимаешь, не совсем понятно, когда сюда попали Жаров со Смоктуновским. Думаю, это факты известные, но в архиве я на такую информацию пока не вышла. А перерывать сотни статей и монографий — нет времени. Через неделю статья должна быть на столе у нашего толстяка.

— Да какие проблемы? — ответил Андрей. — Надо в милиции запросить. У них архивы все в электронном виде, включая энкавэдэшные по зэкам. С послевоенного времени можно любого человека проследить. Что ж ты сразу не сказала?

— А ты можешь узнать? — осторожно поинтересовалась Вера.

— Да что там узнать? У меня на комп сегодня их базу подключили. Так что любые такие вещи могу узнать в течение пяти минут.

— Класс! Как я тебя люблю! — загорелась глазами Вера.

— Только вот какая незадача… Что если отключат скоро? Надо бы с утреца не забыть посмотреть… Или, знаешь, давай-ка я сейчас съезжу. Минутная работа. А если не успею, придётся ментам официальный запрос составлять.

— Спасибо, солнышко, прошептала ему на ухо Вера.

Андрей вызвал машину и начал одеваться. „В этом проклятом Морильске в сентябре надо одеваться как зимой. А уж зимой-то…“ — думал он, надевая утеплённую куртку.

Но вдруг случилось странное: когда он уже собрался выходить, Вера вдруг появилась из зала с испуганными глазами, молча подбежала к нему, повисла на шее и начала целовать. Он ничего не понял, тоже приобнял её в ответ и отпустил дверную ручку.

Через минуту к ней вернулся дар речи.

— Не надо никуда уходить, милый, — прошептала она ему на ухо, не ослабляя объятий.

— Почему? — также прошептал ей в ответ Андрей.

— Не надо…

На лице жены он заметил слёзы.

— Не надо ничего… Не уходи… Пожалуйста!

— Ну… я же пообещал тебе, — недоумённо ответил Андрей. — Сейчас быстренько съезжу и буду через час… Машина уже наверно ждёт.

Он решительно освободился от сладких объятий и ушёл. Оставшись одна, Вера сползла по стене на паркет и оставалась там ещё долго — её душили рыдания.

Машина привезла Андрея по серебрящимся инеем улицам к знакомому до боли зданию, когда уже стемнело. Невдалеке стоял одетый в чёрное высокий мужчина, которого не выхватили из мрака фары „Паджеро“. Не заметив его, Андрей поднялся на крыльцо дома и дёрнул ручку двери. К его удивлению, она оказалась закрытой. „Странно, — подумал он. — Обычно закрывали не раньше двенадцати, а тут — только начало одиннадцатого“.

* * *

Увидев, что, скорее всего, не заметен водителю, Иво сделал несколько шагов за угол дома и сказал в микрофон:

— Это третий. Третий на связи. Два человека подъехали на джипе, кажется, служебном. Один подошёл к двери. Дверь закрыта. Как поняли?… Говорит по переговорному устройству? В-ов? Какой второй заместитель?… Всё-всё, молчу, работайте.

После того как раздался сигнал интеркома, Борис пришёл в замешательство, но через секунду пришёл в себя и быстро выяснил у Андрея Молчанова, кто пришёл. Огромный брат Косика выглядел внушительно, но был послушен как дрессированный пёс. Узнав, что это В-ов — второй заместитель начальника филиала и руководитель операции „ОВД“, Борис взял небольшой тайм-аут, приказав Малышу не отвечать по интеркому без команды.

— Что делать-то, Кос?

— Думаю, лучше всего его пустить, — был ответ из наушника. — Если не пустишь, то через двадцать минут тут будет половина Диортама. В общем, действуй. Порядок такой: ещё раз повтори кодовое слово брату; прикажи ему закрыться в туалете, включить воду и не слушать ничьих команд кроме твоих; открывай дистанционно дверь, сам спрячься где-нибудь. Как только этот В-ов войдёт на пульт — пистолет ему к голове, сразу клади на землю, обыщи, а ещё лучше, свяжи чем-нибудь. Наверно, потом надо будет этого Второго забирать с собой, а то всё сорвётся. Ну, давай, не тяни, а то он заподозрит неладное.

Боря так и поступил. Всё прошло относительно неплохо. В коридор пуленепробиваемого стеклянного бокса зашёл молодой худой парень, ростом с Бориса. Когда увидел наведённый на него ствол, почему-то странно улыбнулся, но дал отвести себя в помещение центрального пульта и положить на пол. Оружия при нём не было. Борису не удалось найти наручники, поэтому он кое-как завязал парню руки скотчем за спиной. В течение всей процедуры тот почему-то довольно улыбался, чем сильно раздражал заговорщика, и без того сильно нервничавшего.

— Привет, Борь, — наконец произнёс Второй.

— Мы знакомы? — спросил налётчик, наверно, больше для того, чтобы немного успокоиться.

— Конечно! — радостно подтвердил пленник. — Правда, заочно. Ты меня не знаешь. Я — Андрей, начальник отдела…

— Гонишь! — со злостью перебил его Борис. — Ты — второй заместитель начальника филиала.

— Не совсем так, — раздражение Бориса, кажется, никак не подействовало на Андрея. — Я всего лишь исполняю обязанности Второго. И, кажется, никогда им не стану.

— Если не заткнёшься, то точно не станешь!

— Ну зачем же так, Борь? Просто хочется побеседовать с человеком, которого так долго искал. Ты у нас кумир! Правда, искали мы тебя из-за аварии на „Хараелахском“. Но, видимо, недооценили твой потенциал… Аркадия Денисовича знаешь?

— Ты заткнёшься уже? — раздражённо крикнул Боря, который, кажется, начал втягиваться в разговор.

— А-а! Вижу, знаешь! — обрадовался Андрей. — Тогда всё встает на свои места. Правда, мы думали, что ваш теракт будет направлен против системы дозирования препарата… А вы вот как!

Боря не выдержал и подскочил к пленнику, поднёс к его лицу ствол пистолета и прорычал:

— Ещё слово, с-сука, и ты труп! — сам удивился, сколько жестокости в нём, оказывается, пряталось.

После чего пошёл к мониторам — искать тот, что управляет подачей. Он стоял слева, единственный монитор с трубкой накаливания. Взяв мышку, Боря начал разбираться с окнами, вспоминая инструкции Косика. Тот всё время был на связи и слышал весь разговор, но Борис не хотел пока с ним советоваться, чтобы не раскрываться перед диортамовцем.

— Ох, ёлки-палки, — снова послышался голос пленника, — да никак мы хотим отключить подачу препарата прямо с пульта? Умно, что скажешь!

Борис, сдерживаясь из последних сил, решил никак не реагировать на слова Андрея. Но через несколько секунд тот снова заговорил:

— Ты, жалкая букашка! Неужели ты думаешь, что в состоянии бороться с Системой? Ты думаешь, связав меня, или остановив подачу триколитрона в воду, что-то поменяешь?!

— Заткнись! — Борис сделал многозначительный жест пистолетом в сторону привязанного Второго. — Никто тебя не спрашивает.

Совмещение оси пистолетного ствола с головой снова остановило поток брани Андрея, но ненадолго.

— Ты считаешь себя борцом со всемирным злом и спасителем мира? Очнись! Мир уже десять лет как счастлив. Он благоденствует! Мы построили рай на земле! Ну, если и не совсем рай, то это — только временно. Победили голод и многие болезни! Люди стали поистине счастливы, им нравится их мир, их работа! Да-да, они получают удовольствие от труда! Они имеют всё, что им нужно! Уровень преступности снизился. Порядок в обществе и в душах! И это у нас, в России, где бардак был синонимом действительности! Ты хочешь разрушить действительно здоровое общество и ввергнуть его в пучину насилия и бед? Значить ты и есть носитель зла! Единственное, что меня в данной ситуации утешает, это то, что твои усилия абсолютно смехотворны…

Эти слова были последними, которые прозвучали в пустом зале перед тем, как хлопнул выстрел. Андрей упал с аккуратным отверстием на лице возле кончика носа. По стене стекало содержимое его черепной коробки — стрелять Борис не разучился.

Сложно сказать, что стало причиной этого убийства, совершённого уравновешенным и миролюбивым машинистом электровоза. Можно, конечно, предположить, что Второй как-то дополнительно спровоцировал его на этот нелепый и трагичный шаг. К сожалению, мы этого никогда уже не узнаем.

Он быстро вернулся к компьютеру, рассеяв голубоватое облачко дыма, наполнившее зал тонким запахом пороха. Времени было мало.

 

Глава 19

Автобус натужно гудел на подъёме, везя очередную смену на рудник. Все сидячие места были заняты, в проходе стояло несколько человек. Так этот автобус ехал и вчера, и месяц назад, и год. Так же он будет ехать и завтра. Ещё совсем недавно по обочинам желтели северные вербы, берёзы и лиственницы. Теперь мимо окон проносились только голые ветви, ждущие первого снега.

Но сегодня в автобусе было гораздо оживлённее, чем обычно. Группка из десятка плотных мужиков, одетых в одинаково тёмные куртки, и поэтому кажущихся родными братьями, обсуждала местную сенсацию, о которой сообщило „Морильское время“. Этот номер уже примелькался сидящему в сторонке парню большой тёмной фотографией на первой странице, предваряющей статью с рассказом о Цехе рафинирования катодов, досрочно выполнившем годовой план по драгметаллам. Но интерес, конечно же, вызывала не эта статья. На второй странице был не менее обширный материал о предотвращённом местными спецслужбами террористическом акте, в результате которого могли погибнуть многие морильские жители. Сама по себе эта новость могла взбудоражить кого угодно. Но ещё больший ажиотаж вызвало то, что двое из преступников работали на „Хараелахском“, а многие из споривших были даже знакомы с ними лично.

Статья появилась вчера, но уже несколько дней по городу бродили противоречивые слухи об этой операции.

— Говорят, что сколько телевизионщики ни пытались перехватить права на репортаж, им не разрешили, — рассказывал один из спорщиков. — Сильно уж секретная тема! Только, вот, газета и написала.

— Да! И какие подонки! Я ж их помню как облупленных! — возмущался другой. — Борька этот, электровозник! Тихий такой, прям ангелочек. А чё готовили?

— Это всё ваххабиты, точно вам говорю! — добавил третий. — Они привлекают людей в свою веру, потом сажают на наркотики, и люди становятся совсем безвольными. Что скажут им, то и делают. Сказали вот подмешать яд в воду, и те пошли выполнять. А что? Главные закопёрщики-то в стороне остались!

— Да они вообще где-нибудь, эти главные, в Грозном сидят… или Тбилиси, — вставил чётвёртый. — У нас-то предотвратили, а они в другом месте подготовят. Вспомните мои слова, когда где-нибудь в другом городе ещё аукнется!

— Да ты тоже скажешь, — не удержался пятый. — Сейчас всех поднимут на уши, будут сечь за всеми. Диоксин этот искать. Как, помнишь, в девяносто девятом гранулит искали?

— Гранулит, это у нас, голова! — снова отозвался третий. — А у них там посерьёзней взрывчатка была. Гексоген, пластид…

Какое-то время все молчали.

— Нет, мужики, ну я удивляюсь, — не выдержал один из пассажиров. — Это ж как надо людей ненавидеть, чтобы с ними водку пить, а втихаря готовить для них яд!

Опять разгорелся спор, в котором уже сложно было разобрать чьи-то слова.

Иво несколько раз хотел вставить какую-нибудь реплику, но каждый раз вовремя останавливался. Да и зачем? Пребывают люди в блаженном неведении — и пусть. Зачем им знать о триколитроне, о Диортаме и Системе? Страдать от убожества и бессмысленности своего существования? Подрывать устои отечественной экономики? Да уж, пусть лучше так…

Иво откинулся на сиденье, закрыл глаза и снова стал вспоминать события того дня. Сам он понял немного. Но из слухов о перестрелке возле объекта?11, сильно извращённого описания событий в „Морильском времени“ и рассказа Аркадия Денисовича удалось реконструировать ход событий. После того как Второй зашёл в здание, Иво слышал всё через гарнитуру: и старания Андрея установить контакт с Борисом, и последующую попытку вывести его из себя, и этот нелепый выстрел. Затем были слышны только переговоры Бориса с Косиком. Вначале они обсуждали процесс переключения подачи препарата, потом — что делать дальше.

Выход, предложенный Косиком, поддержали все (потому что, по сути, как-то иначе исправить ситуацию было нельзя): Борис выходит во двор, вместе с Иво захватывает машину с водителем; его связывают и увозят труп на машине; Косик уходит с объекта?11 и, при необходимости, присоединяется к ним.

Быстро распределили роли при захвате машины. Борис в куртке и шапочке Второго (для внезапности) подходит к машине, открывает дверь, наводит ствол на водителя. Тогда подключается Иво, помогает связать водителя и они вместе выносят труп.

Почему всё дальше провалилось, никто так и не понял. Как только открылась дверь, в гарнитуре послышался топот и крики. Судя по тому, что на них пока никто не нападал, это происходило на объекте?11, или точнее, возле него, так как Кос уже должен был выходить. Иво из-за тёмного угла увидел, как Боря на секунду остановился, но потом продолжил путь — делать-то было уже нечего. Но как только подошёл к машине, во двор на огромной скорости влетели джип и микроавтобус. Когда из них, словно горох, выкатилось полтора десятка „людей в чёрном“, Иво предпочёл не высовываться. Так что слова Бориса: „Третий, не выходи“, — были уже лишними.

В течение нескольких секунд спецназ окружил Бориса полукольцом, наведя на него короткоствольные автоматы. Дальнейшее произошло в течение пяти секунд: истошные крики „руки за голову“, „на землю“, Борис не подчиняется; один из спецназовцев подскакивает к нему; в этот момент Борис достаёт из кармана пистолет, и успевает сделать три или четыре выстрела, пока не падает сам, сражённый несколькими короткими очередями.

Как только затихли звуки выстрелов, ошарашенный Иво услышал автоматные очереди и крики в гарнитуре. После этого послышались приглушённые маты и тяжёлое дыхание бегущих людей.

Ещё через несколько секунд послышался крик Косика:

— Все, кто жив, отключаются. Нас запалили.

Это слегка привело Иво в чувство. Испуганный и никем не замеченный, он потихоньку ретировался со двора. Только прибежав домой, он понял, насколько ему повезло: SIM-карта была зарегистрирована не на него, он купил её с рук года полтора назад ради редкого безлимитного тарифа. Следовательно, у него оставался шанс избежать участи товарищей (если никого из них самих не взяли). Он знал, что теперь IMEI-номер его телефона будет занесён в тревожные списки всех отечественных операторов. Поэтому, немного придя в себя, в ту же ночь сделал ещё одну вылазку и утопил телефон в Длинном озере.

Что случилось с Косом и Олесей, он узнал в тот же день от Аркадия Денисовича. Тот рассказал, что Олесю взяли тихо, пока спринтер был на объекте. При выходе из подъезда схватили и его. Он не оказал абсолютно никакого сопротивления. Его тщедушный вид, а также совершенно спокойное поведение при задержании, видимо, усыпили бдительность небольшой спецгруппы, приехавшей на микроавтобусе.

Молодых людей сразу посадили в задний отсек микроавтобуса. И здесь Кос уже не растерялся. Вместе с ними было всего два человека. Остальные два — в кабине. Не имея практически никаких шансов против двух тренированных бойцов, Кос каким-то чудом сумел завладеть оружием одного из них, сразу же убил первого и легко ранил второго. Выскочили ребята из автобуса вместе. Но шансы уйти от оставшихся двух профессионалов были не велики, даже, учитывая хорошую подготовленность заговорщиков. Через сотню метров Косика ранили в бок, он крикнул Олесе бежать и не оглядываться. И девушка, наверно, впервые в жизни послушалась своего возлюбленного. Это не менее странно, чем победа в схватке в кузове микроавтобуса, но, тем не менее, так было. Косик задержал спецгруппу на драгоценные несколько десятков секунд, которые позволили Олесе раствориться в городе. Сам же умер на месте от ещё нескольких пуль спецназовцев. При этом успел тяжело ранить одного из них, скончавшегося через несколько суток в местной больнице.

 

Глава 20

Спустя несколько часов после описанных событий была введена активная фаза операции. Руководил ею лично Лев Самуилович. Арестовали известных членов банды, а на следующий день — ещё двоих, личности которых установили в ходе допроса.

Из тех, кто был под наблюдением, заминка вышла только с предводителем — Аркадием Денисовичем. После известных событий он снова пропал из поля зрения наблюдателей, и появился только днём. Через десять минут спецгруппа, готовая к штурму квартиры, была на пороге. Но Аркадий Денисович был уже в сферах, недоступных даже Диортаму. „Бета“ ушёл из жизни, выстрелив себе в сердце из револьвера „Наган“ со спиленным номером. В руке у него нашли записку со странной надписью: „Yfrjcz dsrecb“.

Совсем плохо получилось и с обоими сообщниками. По свежим следам определили, что в теракте участвовали четыре человека. С мёртвых взять уже было нечего, а девушку быстро вычислили по номеру мобильного. Опергруппа была у неё дома в шестом часу утра. Удивленных диортамовцев, усиленных нарядом милиции, встретила заспанная мама девушки, сообщившая, что та срочно улетела на неделю „на материк“, к заболевшей бабушке. Зная, что ещё ночью она была в городе, спецгруппа бросилась в аэропорт. По дороге выяснилось, что самолёт с Олесей уже взлетел.

Обрадованный Лев Самуилович тут же отправил ориентировку в Москву. В Домодедово девушку ждали трое серьёзных мужчин в бронежилетах, скрытых под чёрными куртками. Задержанная от испуга долго не могла говорить, а когда заговорила в комнате для досмотра, то старший группы чуть не пробил кулаком со злости дыру в шкафу: девушка оказалась не Олесей, хотя была очень на неё похожа и даже одета в её приметную куртку. Рискуя заработать обезвоживание от обильных слёз, девушка рассказала, что Олеся — её давняя знакомая — попросила её съездить и срочно оформить в институте документы, так как сама должна не менее срочно лететь по делам в Красноярск. Почему Олесе настолько срочно понадобились документы, девушка затруднилась сказать. Впрочем, допрашивающих это не удивило, они быстро выяснили, что у девушки — явные признаки экспресс-кодирования, поэтому искать особую логику в её поступках необходимости не было.

Дальше выяснилось, что Олеся пообещала девушке 50 тысяч рублей за услугу — деньги по тем временам немалые. Отдав в аэропорту девушке половину обещанной суммы, она поменялась с ней паспортами и пошла на регистрацию красноярского рейса. Снова были подняты оперативники в Морильске и Красноярске. Но, хотя самолёт в Красноярск вылетел на полчаса позже московского, к моменту, когда об Олесе там узнали, он уже более двух часов как приземлился. Спецгруппа не смогла даже допросить экипаж — самолёт уже находился на пути в Дубай. В общем, исчезла Олеся.

На её поиски были брошены огромные ресурсы, прорабатывались разные, самые неимоверные сценарии её дальнейших действий. Беглянку ждали не только у всех выявленных родственников и знакомых, но и в аэропортах, на вокзалах и многочисленных приграничных городах всей нашей необъятной страны. Но всё оказалось напрасным: не только в городе проживания больной бабушки, но и вообще нигде не появилась девушка ни с документами Олеси, ни той, другой девушки, которая стала жертвой её бессовестного обмана.

У Льва Самуиловича оставалась последняя надежда найти беглянку: в прессе организовали утечку информации о том, что якобы удалось спасти одного из участников теракта — Александра Молчанова по кличке „Косик“. Но и этот старый надёжный способ ловли „на живца“ не принёс плодов — девушка не отреагировала.

Ничуть не лучше вышло и с неопознанным членом банды, о котором было известно только то, что он разговаривал с остальными тремя во время теракта. Как только задержали владельца номера сотового, стало ясно, что тот непричастен к заговору. И даже не потому, что тот был обычным „серым“ — молодой человек явно уже несколько дней не выходил из запоя. Этот худой небритый тип долго не мог понять, что хотят от него громилы, ворвавшиеся в квартиру с оружием. Первоначальный испуг у него быстро прошёл, когда он понял, что бить и тем более убивать его не собираются. Он стал очень разговорчивым, но рассказывал совсем не то, что хотели услышать спецы. Пришлось применить спецсредства, чтобы получить от него внятные ответы. Но и это не помогло — юный алкоголик не смог описать внешность покупателя SIM-карты.

Оставалась единственная надежда — зафиксировать один из телефонных аппаратов, принадлежавших террористам. Но, видимо, те были не так глупы, чтобы пользоваться „засвеченными“ трубками.

На фоне этих „успехов“ никого особенно не удивило, что двое из членов банды, находившиеся в отъезде, также растворились в народных массах — найти их не удалось. В общем, расследование заглохло.

К исходу первых суток после инцидента появилась-таки надежда размотать клубок произошедших событий. Возбуждённый третий зам сообщил Льву Самуиловичу, что, кажется, удаётся спасти жизнь одному из участников теракта. Тот самый Быков, успевший за столь короткое время наворотить дел и убить руководителя операции „ОВД“, вдруг передумал покидать этот мир. Несмотря на ранения, не представлявшиеся поначалу совместимыми с жизнью, мозг пациента начал подавать признаки глубокого ритма. Взволнованный Самуилыч поехал в клинику, где главврач гордо продемонстрировал энцефалограмму и долго рассказывал о значении каждого её изгиба. После этого сразу позвонил в Москву, попросил срочно прислать лучших нейрохирургов. И как в воду глядел: местные растяпы чуть не упустили пациента, хорошо хоть врачи из Москвы прилетели буквально через несколько часов.

Но радость руководителей Диортама была преждевременной. Быков, получивший несколько ранений, из которых самыми тяжёлыми были ранения в голову и печень, в сознание приходить не торопился. Уже отчаялись найти Олесю, четвёртого участника акции и двух человек из отпуска. Уже допросили-передопросили всех задержанных, а он лежал. Информация, которую могли бы от него получить, потеряла свою первоначальную ценность, поэтому надо было решать, что делать с ним дальше. Врачи не могли дать определённый прогноз, утверждали, что может выйти и так, и эдак: „Может прийти в себя, а может и не прийти. Может всё помнить, а может и обо всём забыть“. В общем, неопределённость в таких делах совершенно неприемлемая.

Постепенно стало очевидно, что большего сделать нельзя. Оставалось зализывать раны: хоронить погибших, помогать их семьям, писать отчёты. Поэтому вскоре Лев Самуилович засобирался домой в Москву.

Улетал он из Морильска пасмурным и снежным октябрьским утром. В самом городе было тихо, но по дороге слегка запуржило. Словоохотливый водитель начал рассказывать истории о том, как часто и по каким причинам задерживают рейсы, и развлекал этим Льва Самуиловича до самого аэропорта. По прибытию на место оказалось, что самолёты, несмотря на прогноз водителя, всё же летают.

Из сувениров Лев Самуилович вёз только несколько оригинальных поделок из бивня мамонта и моржового клыка. Вещей тоже имел не очень много, так что рассчитывал не сдавать свою сумку в багаж.

Стоя во внушительной очереди на регистрацию, он с тяжёлым чувством вспоминал события прошедших полутора месяцев. Нет, не так представлял он себе триумфальное возвращение домой. „Что мы имеем в итоге? Шесть второстепенных членов этой таинственной группы сопротивления Системе, которым промыли мозги и до сих пор не могут решить, что с ними делать дальше. Так ведь даже не удалось выяснить цели организации! Уже не говоря о четырёх исчезнувших… До сих пор не пришедший в сознание Быков? Хоть бы он до конца своих дней идиотом остался! Толку от него теперь немного… Предотвращённая по счастливой случайности попытка нарушить систему подачи триколитрона… Но какой, чёрт побери, ценой?!“ Погибший Андрей В-ов, на которого он возлагал большие надежды, потери среди спецназовцев…

Лев Самуилович вспомнил растерянные и ещё не успевшие покраснеть от слёз глаза его беременной вдовы, и заскрежетал зубами от чувства вины, злости и бессилия.

„Конечно, события многому научили. Предатель Молчанов… Хотя, какой он предатель? Ну, преступно попустительствовал родственнику в проникновении в тайны Системы. Так ведь до этого случая никто бы и предположить не мог, что так может обернуться. И без того „чистые“ сотрудники переносят огромные психологические нагрузки при общении с „серыми“ членами семьи. Опять же, говорят, жизнью не раз рисковал за Организацию. Правильно с ним, наверно, решили, хорошенько прочистив мозги, да направив, от греха, во Владивосток — работать „серым“ сотрудником тамошнего филиала“. Во Владике начальником — старый друг Льва Самуиловича. Он пообещал не обижать Малыша — тот и так себя примерно наказал…

Погруженный в эти тяжёлые мысли, Лев Самуилович чуть не пропустил свою очередь к стойке регистрации. Если бы не высокий парень, толкнувший вежливо его под локоть, наглые морильчане вытеснили бы незадачливого господина из очереди.

 

Глава 21

Иво летел в отпуск. Перед переводом в Управление компании его заставили отгулять накопившиеся три недели отпуска за вредность. Лысоватый мужичок в дорогом пальто ловил ворон и преграждал ему путь к стойке. Иво, конечно, мог бы обойти его, как это уже сделали несколько человек, но совесть не позволила, поэтому он слегка толкнул зазевавшегося путешественника. Тот очнулся, обернулся и поблагодарил. Лицо его показалось подозрительно знакомым. Даже отойдя от стойки кассы, он ещё какое-то время стоял и наблюдал за странным господином, не спеша направившимся на посадку.

Иво почему-то был уверен, что это кто-то из Диортама, но никак не мог вспомнить, кто именно. Потеряв надежду припомнить, при каких обстоятельствах он мог видеть лысого, Иво взял сумку и вышел на улицу, посмотреть напоследок на снежок.

Глядя на крупные снежинки, рисующие косые линии на брёвнах достраиваемой возле аэропорта часовенки, Иво снова вернулся мыслями к тому дню.

Придя под утро с Длинного озера, он попытался лечь и уснуть, понимая, что ничем помочь своим товарищам уже не сможет. Всё закончено! Его беспокоила судьба Косика и Олеси, но он опасался звонить им по телефону. Через полчаса не выдержал, оделся, вышел на улицу, пошёл по направлению к объекту?11. Во дворе было совершенно пустынно, но недалеко от подъезда, где, по описанию его товарищей, должна располагаться подстанция, стояли джип и микроавтобус с тонированными стёклами. Поэтому Иво прошёл двор, нигде не задерживаясь и стараясь не привлекать внимание. Уже на выходе из двора невольно замедлил шаг: между домов были видны несколько луж замёрзшей крови. Приглядевшись внимательнее, он заметил сколы на штукатурке и пулевые отверстия в окнах.

Ноги сами понесли его по направлению к дому Косика, благо, в Морильске в любую точку можно попасть пешком. Уже начали ходить автобусы, но почему-то хотелось побыть одному. Во дворе у Косика было совершенно спокойно, если не считать участившихся прохожих. А вот возле дома Олеси было на что посмотреть. Издалека бросились в глаза три дорогих автомобиля, в красноречивом беспорядке припаркованные буквально около самого входа, где нормальные люди машины никогда не оставляют. Когда Иво уже почти подошёл к ним, из подъезда выкатились и попрыгали в джипы несколько черных силуэтов, а за ними — два человека в пальто — степенно сели в Мерседес, толщина стёкол которого наталкивала на мысль, что они бронированные. Ни Олеси, ни Коса с ними не было.

„Уж не этот ли мужик сейчас садился на рейс? — вспомнил Иво. — Действительно похож, с такими же странными залысинами. Хотя какая разница? Битва-то закончена. Пусть живёт спокойно, ему ещё мир переустраивать…“

* * *

Прогулявшись по городу, Иво вернулся домой. Если бы не запрет Аркадия Денисовича на звонки, он бы связался с ним, потому что сидеть сложа руки было невыносимо. Да ещё выходной, как назло! Но Аркадий Денисович вскоре пришёл сам со своим неизменным потёртым портфельчиком. Он сильно похудел, а лицо его стало сероватого цвета.

— Всё знаю! — сразу же прервал он Иво, собиравшегося рассказывать о событиях прошедшей ночи. — Да и о вашей операции догадывался. В другое бы время всё пресёк, но сейчас уже это не имеет никакого смысла. Только не думал, что вот так замесится. Косика и Бориса нету… Олеся, кажется, успела убежать.

После рассказа Аркадия Денисовича о событиях возле подстанции, настала очередь Иво поведать о подготовке операции. Он стал рассказывать про планы и о том, что в итоге вышло. Денисыч слушал внимательно, не перебивая, только пару раз задавал уточняющие вопросы. Когда Иво, наконец, закончил, они немного помолчали.

— Всё… Нет больше нашего клуба. И ничего тут не поделаешь. Я попытался спасти пару человек, которых, предположительно, ещё не определили. Если успеют уехать, то у них есть шансы скрыться.

Подавленный Иво не знал, что ответить на его слова.

— Из всех членов нашего кружка у тебя, получается, самое выгодное положение. О тебе никто не знает, так что за тобой могут и не прийти… Если, конечно, Олесю не поймают… Но за неё я почему-то спокоен. Она любому парню фору даст. С Косиком они хорошей парой были. Такие могли бы и добиться чего-нибудь. — Аркадий Денисович грустно вздохнул и попытался платком убрать соринку из глаза. — Или хотя бы создать другую организацию…

Посидели, попили чайку. Сон у Иво совсем улетучился. Он рассказал, как сам пережил аварию на руднике, как общались с Борисом. Вспомнил, что, кажется, всё устроилось с его переводом в одно из многочисленных Управлений комбината. Так что, скорее всего, его работа на руднике — уже история.

Денисыч рассказал о том, как стал „чистым“ после охоты, когда пришлось неделю сидеть на скудном пайке в тундре на „точке“ в ожидании вездехода. О том, как почувствовал себя совсем другим человеком. Стал, естественно, обсуждать своё новое состояние с друзьями, а те сказали, что некоторые после долгих поездок в тундру тоже чувствуют какое-то просветление, но приписывают это другому воздуху и укладу жизни на охотничьих точках. Потом об этом услышал его старый институтский товарищ, обязанный ему жизнью, и посвятил в тайны Системы. Оказалось, что товарищ до ухода на пенсию работал в Диортаме…

— Что собираешься дальше делать? — спросил напоследок Денисыч.

— Да сам не знаю. В живых бы остаться пока, — ответил неуверенно Иво. — Как-то бороться с Диортамом сейчас бессмысленно. Саша с Борькой правильно придумали, что надо хотя бы донести правду до людей. Нужно только придумать, как это сделать… Если будут появляться „чистые“, буду им помогать. Может, со временем, удастся создать свой клуб…

— Да, только смотри: „чистыми“ могут оказаться агенты Диортама. Взять того же Романа — агента, которого нам пытались внедрить.

Денисыч ещё какое-то время рассказывал Иво, как ему удавалось скрываться от Диортама, наверно, рассчитывая на то, что он сможет использовать его опыт в дальнейшем.

— Ну что, всё же, думаешь на счёт методов борьбы? — прищурился Аркадий Денисович.

— Так я же сказал что думаю. Надо найти способ довести это до людей. Ход мыслей у ребят был правильный, только средства выбрали сомнительные. Главное — как-то людям об этом рассказать, а пусть бы они уже сами думали, что делать… — Иво взглянул в окно и увидел, как первые осторожные снежинки проверяют готовность города к зиме. — Ну не знаю, может, книгу об этом написать? Художественную. Говорят, под видом беллетристики проходят иногда серьёзные вещи… А если по нему ещё потом фильм снять…

— Что ж, идея интересная, — согласился Денисыч. — Наивная, но интересная. Я тоже об этом думал. И, знаешь, при всей банальности другого надёжного способа не нашёл. Так что попробуй, займись этим как-нибудь. Если сам не сможешь, может, кому-нибудь другому помоги. А то мне уже не успеть.

С этими словами Аркадий Денисович вручил Иво свой портфель.

— Многого я не успел тебе рассказать. Но тут найдёшь кое-что интересное. Поосторожнее с этими материалами, постарайся, чтобы о них никто не узнал. Веди себя, как будто ничего не произошло. И даст Бог, уляжется.

— Хорошо, — ответил Иво.

Выходя, Денисыч добавил:

— Ну всё, прощай! Наверно уже не увидимся.

— Почему не увидимся? Уезжаете?

— Нет, Иво, стар я уже бегать, — сказал Денисыч, обнял Иво и ушёл.

Что с ним случилось дальше, мы уже знаем. И Иво со временем тоже узнал. В портфеле оказались дневники Аркадия Денисовича, записи, касающиеся Диортама и его Системы, много других бесценных документов…

 

Глава 22

События в Морильске вызвали большой резонанс в городе. Именно в городе, так как за его пределами предотвращённый теракт по отравлению городской воды диоксинами так и остался не освещённым. Филиал вынужден был поместить статьи в местной газете, так как начали распространяться разные нежелательные слухи о ночных перестрелках, арестах и всём том, что досочинила неугомонная людская фантазия. Для того чтобы подавить слухи спецсредствами, филиалу пришлось бы задействовать значительные ресурсы. При всём могуществе, его возможности были ограничены, а люди требовались для многочисленных операций по разматыванию уже существующих клубков, вдоволь набросанных поверженной „ОВД“.

Поэтому после первой статьи вышла ещё одна, где говорилось о якобы выжившем Косике. Но далее никакой информации не публиковалось, и постепенно резонанс пошёл на убыль. А ещё через несколько месяцев события сентября и вовсе стали забываться.

Работа самого филиала тоже постепенно стала входить в нормальное русло по мере решения текущих проблем. В декабре Босса отправили на пенсию. Вместо него прислали молодого и энергичного руководителя из Иркутска.

О судьбе Малыша мы уже знаем. Андрея похоронили на родине, со всеми почестями, подобающими сотруднику спецслужб, погибшему при исполнении долга. Его жена, уехавшая на похороны, в Морильск так и не вернулась. Продавать квартиру и улаживать прочие дела приезжал уже её отец.

В Диортаме немного поменяли структуру отделов, установили более строгие правила безопасности, чтобы ничего подобного в дальнейшем произойти не могло. Приезжали ещё несколько комиссий из Москвы и других городов — проверяли систему собственной безопасности и разрабатывали методики для других филиалов. По результатам работы одной из комиссий „серый“ водитель филиала, Юрий Гончаренко, был представлен к награде. Это решение вызвало тихий ропот у многих „чистых“ сотрудников, считавших, что вся его заслуга состояла всего лишь в чётком выполнении тайного кода — нажатии спецкнопки в автомобиле после того, как один из руководителей филиала дольше минуты не смог попасть в здание.

Описанные события оставили след на всём городе: одна из комиссий (и не без оснований) пришла к выводу, что авария на „Хараелахском“, усиление „ОВД“ и попытка теракта взаимосвязаны, и память о них может пагубно повлиять на социальную и демографическую ситуацию в городе. Поэтому вскоре начал забываться не только теракт, но и пресловутая авария на руднике. Уже к лету следующего года об аварии не вспоминали даже те, кто её перенёс чуть больше года назад. Словно и не было никакой аварии. Что ж, короткая память — большое счастье, как сказал один мудрец.

Участок электровозной откатки „Хараелахского“ работал теперь без Бориса, о котором в городе больше никто ничего не узнал. А к концу осени ушёл и Иво, переведшийся по специальности. Больше громких событий на руднике не происходило, разве что в ноябре начальник участка по собственному желанию перешёл в машинисты электровоза. Это очень удивило весь рудник: никто не мог придумать ни одной причины для такого шага. Люди знающие даже считали, что директор не подпишет Константину Дмитриевичу заявление о переводе. Но тот подписал, а начальником участка стал Михалыч.

А что же Вера? Она мужественно перенесла все выпавшие на её плечи невзгоды и в положенный срок родила в Москве мальчика. Роды прошли благополучно, без осложнений, в клинике, где какие-либо осложнения трудно даже представить. Родители предлагали ей вообще поехать рожать в Германию, но она отказалась. Мальчика назвала Андрюшенькой и сейчас по-своему счастлива. Когда мальчику исполнился год, она вышла на работу хореографом в один из известных театров. По такому поводу её мама закончила творческую карьеру и ушла на пенсию — нянчить долгожданного внука.

Полученной страховки и материальной помощи в связи со смертью мужа хватило на то, чтобы при финансовом участии родителей купить однокомнатную квартиру в соседнем от них подъезде. Там она сейчас и живёт. По старой привычке иногда пишет статьи в один из глянцевых журналов. Говорят, собирается защищать диссертацию о малоизвестных течениях в поэзии эпохи ГУЛАГа. Наверно, скоро выйдет замуж. Но это, как говорится, уже совсем другая история.

Наш рассказ о последствиях морильских событий был бы неполон, если бы мы не упомянули, что в один день с Верой некая Алиса Русанова также родила мальчика в районной поликлинике города Родники Ивановской области, назвав его Александром.

Нигде не работающая Русанова проживала в этом провинциальном городке, в квартире, купленной за несколько месяцев до рождения ребёнка. Родственников в городе не имела, практически ни с кем не общалась. Источник её доходов также остался неизвестен. Через четыре месяца после родов внезапно продала квартиру и уехала с ребёнком в неизвестном направлении. Впрочем, искать её никто не стал.