Я не очень понимаю, почему мы никуда не торопимся. Почему мы сидим вот уже два часа в номере, принимаем душ, лежим на диванах, вкусно ужинаем.
Как будто и не собираемся искать нахальное создание, разгуливающее на свободе и в безнаказанности с внушительной частью моей силы! Мне оно еще более интересно, мне не только свое нужно у него забрать, но еще и разузнать, как оно порвало поводки. Как отделалось от улыбчивой Ио, умеющей контролировать силу?
Я сижу на открытой веранде, или мансарде, хрен ее знает, как оно все называется, и смотрю на море. Честно говоря - хочу в нем искупаться. Я этого не делал слишком давно. Возможно, никогда этого не делал. А еще я попиваю из высокого стакана апельсиновый сок. Холодный, с кубиками льда. Сижу в мягком удобном кресле, под моими ступнями - пушистый ковер. И... и даже откровенно наслаждаюсь.
На плечо опускается рука. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Фэриен. Его ладонь лежит на моем плече слишком долго. Мне это не нравится. Медленно выпускаю из тела шипы. Они рвут мою кожу вместе с одеждой, и даже кресло, в котором я сижу.
- Ш-ш-ш, не нервничай, - успокаивающе бормочет Фэриен и спускает ладонь вниз по моей груди. И шипы, когти и весь остальной антураж впервые в жизни подвластен не мне, а ему. Все это послушно втягивается обратно в тело. Его самоуправство совсем мне не нравится, меня это злит и бесит, но пока что мне нечего ему противопоставить. Мое положение сейчас сравнимо разве что с положением военнопленного.
- Отвали, - мрачно, с нажимом, говорю я.
- Ты такой напряженный, - замечает Ио, проходя рядом и мимоходом касаясь ладонью моего плеча.
Потом встает напротив, наклоняется ко мне, берет меня за подбородок и заглядывает мне в глаза. Такие действия мне непривычны, но я терплю. Решаю, что не стоит дергаться по мелочам. Но она на этом не останавливается и гладит меня по волосам. Нет, это слишком снисходительно и покровительственно с ее стороны. Не по мне. Отодвигаюсь глубже в кресло, Ио снова шепчет:
- Да расслабься же ты!
Ей легко говорить! А если такое внимание меня злит? Фэриен еще этот... раздражает.
Я задаю им вопрос, надеясь отвлечь их слишком назойливый интерес от моей персоны:
- Как мы собираемся его искать?
Вместо ответа Ио задает вопрос мне:
- А как ты можешь его искать?
Вообще это сложно объяснить, каким образом я воспринимаю этот мир, какими способностями обладаю. Поэтому отвечаю как можно ближе к истине:
- Я просто чувствую украденное. Но не во всем мире сразу. Тем более - не с моими жалкими остатками силы.
- Значит, будем искать - неопределенно говорит Ио.
Она снова долго смотрит на меня. Мне не показалось - сочувственно? И говорит, только не мне, а Фэриену:
- А он совсем не такой.
- Какой? - спрашиваю мрачно.
Мне даже немного интересно, какой это я не такой, и какого они ожидали увидеть. Неприятно осознавать, что тебя считают неполноценным дьяволом.
Она отвечает:
- Ты не безжалостное чудовище, как нам говорили.
Я хмыкаю. Они меня просто мало видели.
Ио предлагает Фэриену посмотреть мне в глаза. Это какой-то аттракцион, думаю я. Фэриен бережно, но настойчиво поворачивает к себе мое лицо, внимательно всматривается. Что он там может увидеть у меня в глазах? Разве что - легкую усталость? Он так же, как и она, берет мое лицо в ладони. Я отворачиваюсь. Не хватало мне еще поцелуев!
Ио говорит Фэриену:
- Нам следовало сначала придти к нему. Перед тем, как заварить всю кашу.
Тот усмехается:
- Это было бы бесполезно.
И спрашивает меня:
- Ты бы стал с нами разговаривать двенадцать лет назад, Люцифер?
Я мрачно отвечаю:
- Не стал бы.
- Вот видишь, - пожимает плечами Фэриен, - это только сейчас с ним можно говорить.
Следующие слова Ио меня поражают:
- Я вижу сквозь тебя другой силуэт. У тебя белые крылья.
- Ты ошибаешься, - отвечаю, - у меня черные крылья. Рваные и с когтями. И сейчас их у меня нет. Благодаря тебе.
Но она меня не слышит, она думает о чем-то своем:
- Значит, все это правда?
- Что?
- Что ты был ангелом света? Возгордился, взбунтовался, был низвержен?
- Был, - отвечаю односложно.
Все было намного запутаннее и больнее, но говорить об этом я не хочу. И даже думать.
- Как ты думаешь, Люцифер, - спрашивает Фэриен, - мы... можем подружиться?
- Что? - не веря своим ушам, переспрашиваю я. Как ему вообще в голову такое пришло - "подружиться". Еще и слово-то какое подобрал. Вот сейчас я все брошу и начну и ними "дружить".
- Я хотел сказать - у нас много общего. Нам есть о чем поговорить, что обсудить. Ты же хочешь узнать побольше о нашей жизни, а мы - о твоей?
Он видит, с какой иронией я на него смотрю, но все равно продолжает убеждать:
- Да, конечно, наше знакомство началось не очень приятно.
Я думаю о том, что если все те зверства, что были учинены со мной, в его устах звучат как "не очень приятное начало знакомства", то мне даже не хочется знать, какова по его понятиям серьезная ссора. И вообще я предпочел бы держаться от него как можно дальше. И самое лучшее - вообще никогда его не видеть. Разве что в гробу в белых тапках. С удовольствием кинул бы землицы в его могилку.
Тем временем Фэриен говорит:
- Но я могу попросить прощения. И думаю, всем будет легче, если мы будем доверять друг другу или хотя бы попробуем.
- Чего тебе еще от меня надо? Если ты думаешь, что я мечтаю с тобой общаться - ты ошибаешься.
- Нет, я говорю хотя бы о том, чтобы ты перестал злиться, - поправляется он.
- А давай я тебя убью, брошу где-нибудь в вонючей яме, потом посажу на цепь, потом трахну, а после скажу: "Ой, извини, я не со зла" - и ты вдруг начнешь со мной ладить. И мы будем жить долго и счастливо.
- Разве тебе неинтересно узнать, кто мы такие? - проигнорировав мою тираду, лукаво улыбается он.
- Неинтересно, - отрезаю я, хотя мне не терпится узнать, откуда они приперлись. Чисто из практических соображений - чтобы потом разнести их гнездо в клочья. Чтобы подобной дряни там больше не могло вырасти.
- Зря ты так, - Ио опускается в стоящее рядом кресло, ее ладонь накрывает мою. Резким движением я убираю руку и вообще отодвигаюсь от девушки.
Она вздыхает:
- А если нам и правда жаль, что так получилось?
- Это ваши проблемы, - отвечаю я.
- А если ты нам нравишься? - ее голос звучит нежно, завораживающе. Для любого другого парня, кроме меня.
- Это ваши проблемы, - упорно повторяю я.
- Насколько мы поняли, ты очень давно... одинок, - осторожно говорит она, - и тебе, как и всем другим живым существам, нужно внимание.
Я ничего не отвечаю. Пусть думает, что хочет. И пусть не надеется, что меня может интересовать ее внимание. Само по себе внимание мне, конечно, нужно, спорить не буду, и даже знаю, чье... но уж точно не этой нахальной девчонки.
Несколько минут Ио помалкивает, и я даже начинаю надеяться, что допрос окончен, но потом она задает странный вопрос:
- А что ты делал все это время на земле, Люцифер?
- Воевал, - отвечаю первое, что приходит в голову.
- С кем? - мягко спрашивает она.
Теперь я уже вынужден задуматься. И через десяток ударов сердца, хорошенько подумав, отвечаю:
- Да, наверно, с самим собой.
И опять опускаю голову. Потому что сам понимаю, насколько это правда. Я всего лишь продолжал воевать. Мне было все равно, с кем. Глубоко вдыхаю, сильно выдыхаю, считаю до десяти, но к горлу неумолимо подкатывает ком. Что это со мной? Неизведанное волнение охватывает меня, и справиться с ним я не могу. Кажется, я готов заплакать. Докатился. Или довели меня. Ага, до края.
Ио снова пытается меня погладить, шепчет что-то ласковое, тот же Фэриен от нее не отстает. Стряхиваю с себя их руки, встаю из кресла и отхожу к перилам. Стою и смотрю на волны. Зрелище передо мной расстилается удивительно живописное. Всегда завидовал маринистам - они умеют писать первозданную мощь. А сейчас водная стихия спокойна, как котенок на печке. Волны не шумят - они мурлычут. Им хорошо - они гладят песок, и тот одаривает их ответной лаской. Дело близится к вечеру, пляж почти пустой, потому никто не мешает морю целовать берег. Разве что розовые облака подглядывают. Тоже завидуют наверно. И у них есть для этого основания - облака одиноки, они плывут по небосклону друг за дружкой, и все никак не могут догнать. А уж когда догонят - не могут поладить. Ругаются, злятся, разборки устраивают, молниями жгутся. Наверно, выясняют, кто главнее. Все, как у людей. Потом ругань облаков заканчивается слезами. Море тоже не всегда любит берег, когда оно бушует - берегу не позавидуешь. Видимо, такова жизнь. Везде - среди людей, животных и стихий. И даже дьяволы и пришельцы подвластны заведенному распорядку.
Снова на моем плече чья-то рука. А я даже не хочу знать, чья. Оставьте же меня в покое! Эти чудики, как мухи назойливые, и не вредят, и шлепнуть хочется.
- Идем купаться! - предлагает Фэриен. Понимаю, что он хочет отвлечь меня. Решаю, что действительно, стоит попробовать.
Стягиваю рубашку и джинсы, снова залитые моей кровью и распоротые в десятке мест моими же шипами. Да, эти джинсы остается только выкинуть. И не мешало бы подальше, чтобы какая-нибудь обслуга не заподозрила убийства. Лишний шум нам не нужен.
А потом я спускаюсь по деревянной лестнице и иду босиком по песку. Хочется упасть и поваляться в нем, как это делают дети. Но я никогда не был ребенком. Я могу всего лишь предполагать, каково это.
Фэриен уже раздевается и с диким ревом бросается в воду. Не думал я, что его легкие способны рождать такие звуки...
Набежавшая волна ластится к моим ногам. Правильно делаешь, волна.
Вхожу в воду по грудь и ныряю. Прогретое за день море ласкает тело, но я уже несколько предубежденно отношусь к любого рода ласкам. Плыву все дальше и погружаюсь все глубже. Я очень давно этого не делал. Моему телу нужен воздух, я передергиваю плечами, и пониже лопаток открываются жабры. Вот тебе воздух, тело, дыши, пока я добрый. Наслаждаюсь глубиной, но внезапно чувствую, как из меня уходит малая часть силы. Это, значит, меня уже дергают за поводок. Еще немножко, еще. Быстро плыву обратно к берегу, выныриваю прямо перед Ио и хмуро говорю:
- Я не совсем дурак, Ио. Я способен понять, что мне от тебя не уплыть. Уже убедился, что не могу оборвать поводок. Дай мне просто поплавать. Не дергай меня, ладно?
Она сконфуженно улыбается и возвращает мне отобранное. Вижу, что на ней нет купальника, она безо всякого стеснения стоит в воде голышом. Я разворачиваюсь и погружаюсь снова. И плаваю среди водорослей, камней и рыб, наверно, целый час. Даже поднимаю несколько раковин, в которых, уверен, есть жемчужины. Осьминог пускает мне в лицо темное облачко, но я не обращаю на него внимания, только смеюсь под водой. Моей силы хватит, чтобы вывернуть это море наизнанку. Это приятно - плыть, когда любая мурена инстинктивно чувствует, кто ты, и прячет свои зубы, пока их не выбили.
Мне хорошо. Это удивительно и странно - притом, что я лишен трети своих способностей, посажен на крючок, с которого не сорваться, мною командуют, меня, черт подери, изнасиловали - а мне хорошо!
По истечении часа из меня очень медленно и аккуратно уходит с полпроцента. Только полпроцента, не больше. Ты меня зовешь, Ио? Так мне больше нравится. К тому же за час бултыханий в море я почти успокоился. Нужно будет обязательно обдумать все случившееся, но сначала нужно взять себя в руки и попытаться приспособиться.
Я выбираюсь на берег. Она стоит у кромки воды одна. Теперь уже не голенькая, на ней надето легкомысленно короткое платье. Фэриен, видимо, уже накупался вдоволь. Она видит у меня в руках раковины, спрашивает, что это.
Вместо ответа выпускаю из мизинца один коготь, вскрываю раковины, собираю из них жемчужинки и протягиваю ей.
- Это мне? - спрашивает.
- Извини за джинсы, - говорю я.
Она собирает с моей ладони жемчужины, потом берет меня за руку, и я не вырываюсь. Ладно уже, пусть ее.
Мы возвращаемся в номер, и она опять отправляет меня в душ. В принципе, мне достаточно полсекунды, чтобы и волосы мои высохли, и песок с морской солью испарились с кожи, но я уже знаю, как приятно принимать душ, и потому послушно в него топаю. А когда возвращаюсь, вижу уже настоящий ужин в номере, а не просто булочки с кофе. Мы вместе все это едим, они оживленно болтают, но мне не хочется участвовать в их разговорах. После ужина беру сигарету из пачки Фэриена. Я много чего курил в свое время. Знаю, что такое гашиш, кальян, а уж трубку мира, набитую табаком, раскуривал еще с индейцами до того, как Колумб открыл Америку. Но от первой затяжки по-детски закашлялся. Это я всю эту дрянь курил, а мое теперешнее тело - видимо, нет.
Но одну-то сигарету я дотянул до конца. А когда вернулся в гостиную - никого в ней не обнаружил. Прошествовал в спальню и увидел их там обоих, едва прикрытых покрывалом, на широченной королевской кровати. Они ждали меня и призывно улыбались. И я пошел к ним. Не знаю, почему. Захотелось. Безумный день заканчивался, я был опустошен и потерян. Мне нужно было немного нежности...
А к середине ночи я уже не понимал, чьи губы целую...