— И мы позавтракаем, — решил Матвей Петрович, подсаживаясь и пожимая Сагайде руку.
Потом посмотрел повнимательнее на тележку с Сагайдиным заказом, как раз подкаченную к столику, и решил:
— Заодно и пообедаем. Когда там придется…
А вот у Вадима с аппетитом оказалось плохо.
Не исключено, что из-за Сагайдиного доклада, слабо вяжущегося с атмосферой завтрака на веранде.
Итак, Узень, около трех ночи. Первомайский, проезд. Освещения там нет. Глухие заборы. Десяток домиков в глубине усадеб. Троих обитателей разбудили выстрелы. Два выстрела. Еще трое местных уверяют, что спали и ничего не слышали. Может, правда, а может, просто не хотят связываться с милицией.
Одним выстрелом был смертельно ранен Георгий Деркач, другим — убита его жена, Клавдия Деркач. Преподавательница. Оба выстрела из одного и того же оружия, видимо, револьвера. По предварительным данным — старый «наган». Женщине пуля попала в затылок. Классический карательный выстрел. Мгновенная смерть. Возможно, даже не успела ничего понять. Волосы опалены. Георгию выстрелили в спину, под левую лопатку. Тоже — в упор. Одежда прожжена, на теле — пороховая гарь. После выстрела Деркач пробежал шагов тридцать и упал замертво: сильное внутреннее кровотечение и болевой шок. Какое-то время агонизировал: есть следы на грунте и на одежде… Тяжелая смерть.
— Время?
— Примерно два тридцать. Вряд ли раньше — в десять минут третьего их видели живыми, — но и не позже трех. Эксперт убежден.
— Что их занесло в этот… Первомайский проезд в такое время?
— Возвращались из школы, с выпускного вечера дочери. В два часа от школы отошел автобус — детям заказана турбаза на три дня. Домой отправились с группой других родителей, потом шли одни. Через Первомайский проезд к их дому идти ближе.
— Сократили.
— Выходит, так.
— Ладно. Когда обнаружены тела?
— В начале четвертого. Пенсионер Ващенко, из второго номера по Первомайскому проезду, позвонил в милицию — его разбудили выстрелы и крики. Дежурный… Ну, не сразу поверил, но потом все-таки связался с патрульной ПМГ, направил в проезд…
— Возле тел никого не было?
— Нет. Ващенко не выходил за калитку, но уверяет, что никого больше не видел и не слышал.
— Следы?
— С начала третьего и до пяти шел дождь. Небольшой, но… Не обнаружено отчетливых следов, только протектора автомашины…
— Зафиксирован?
— Да. Пробовали применить собаку — но ничего не вышло. Дождь.
— Что с детьми Деркачей?
— Дочка на турбазе. Я послал туда сержанта — присмотрит и постарается поделикатней сообщить.
— Ну-ну.
— А второй ребенок, мальчик — он уже неделю как у бабушки. На Кировском. Я туда дозвонился; все тихо.
Сагайда сделал паузу и добавил:
— Еще одно. Я посчитал необходимым осмотреть дом Деркача.
— Вы убитого сразу опознали?
— Ко времени моего приезда на место уже весь райотдел знал. Фигура памятная.
— Что на квартире?
— Приехали в шесть двадцать — я не хотел без санкции, ну, и пока оформил… А там кто-то уже побывал. Сорваны ковры, шкаф вывернут…
— Замок взломан?
— По внешнему виду — нет. А чем открывали — пока не знаю. Эксперт работает, но… В область бы! А то без гарантии…
— Ключи у супругов найдены?
— Да. У обоих…
…А Вадим в это время все вспоминал свой последний разговор с Деркачом. С глазу на глаз. Вспоминал, как Жора говорил, понизив голос:
— Слушай, я с тобой, как с умным. Ты меня за пацана не держи. Узнает кто об этих моих словах — мне конец. Мне плевать, есть ли что у тебя, кроме, видеозаписи…
— А вы за меня не беспокойтесь.
— Своих забот хватает… Мне сейчас, ей-богу, проще всего — сесть, в зоне не пропаду, да за детей боюсь. У тебя дети есть?
— Не женат. Но это к делу…
— А у меня — двое. И старшая — девочка. Сообразил?
— Кто вам угрожает?
— Пока не знаю. А вот они — все обо мне знают. Все… И что у меня есть крепкие ребята — тоже знали…
— И что им было надо от вас?
— Работа… Город маленький, меня здесь каждая собака знает… Боятся… И в отделении корешки остались — а чего там, все знают, что «мусор из дома не выметет…».
— Вы хотите сказать, что рэкет — это по заданию.
— Именно.
— И кто давал задание?
— Телефон…
Георгий помолчал, разминая незажженную сигарету. И сказал после паузы:
— Может быть, позже расскажу… Когда проверю. Есть у меня коммутаторные соображения…
Не верилось, ох не верилось Вадику; а Деркач закурил, помолчал немного и добавил:
— И тебя — тоже проверю.
Нет, не прибавляли эти воспоминания аппетит. Так и подмывало рвануть на себе рубаху, посыпать голову песком и завопить:
— Это я, я виноват! Не послушал, не поверил… — и затем ринуться искупать свою вину, проливая праведный гнев на…
А вот на кого — Вадим никак не мог пока решить. Не вычислялось. …Хоть бы уверенность, пусть предварительная, но уверенность… Но не было и ее.
Наверное, не было уверенности и у Шеремета. Иначе почему бы он внезапно сменил тон обращения к майору:
— Откуда вы мне прозвонились?
— Из дома, — не задумываясь, ответил Николай, — а что?
— Соединение — автоматическое?
— Да, конечно.
— А дом — свой?
— Не совсем. Но никто посторонний…
— Вы уверены?
— Да… А почему вы не спрашиваете, из какого такого дома?
Матвей Петрович усмехнулся:
— Полагаю, от Стеценко Татьяны Михайловны, год рождения 59-й, разведенная, преподаватель Узеньской ДСШ № 1. Вот не помню только, по какому классу.
В общем-то Сагайда был готов к такому ответу. Чуть сильнее порозовел и сообщил, с эдаким вызовом:
— По струнным.
А потом все-таки добавил:
— А у вас неплохие информаторы.
— Никудышные, — бросил Матвей Петрович, отодвигая пустую салатницу, — одиннадцатый час, а мы еще не знаем, ни кто убил, ни даже — за что. А насчет сведений о частной жизни — должен же я подумать, кто набивается на неофициальный контакт.
— Так вы поняли, что я…
— Вычислил. И получилось, что звонок был нужен вовсе не для того, чтобы предупредить Вадика. Нет?
— Естественно. Хочется, чтобы вы, лично, приехали.
— Полюбуйся, — сказал Матвей Петрович Вадику, кое-как ковыряющему вилкой жаркое с грибами, — издевается почем зря. Над тобой, кстати. Ему, видишь, Шеремет понадобился, а не какой-то там желторотик.
— Поквитаемся, — в тон пообещал Вадик.
— Он вроде парень неплохой, — сказал Сагайда как об отсутствующем, — но здесь так складывается… Узел в этом деле, а может — перекресток… Решающий. Нельзя промахнуться.
— А что, в прокуратуре — больше никого?
Сагайда усмехнулся:
— У меня тоже «информаторы». По вашим делам «неприкасаемых» почти не оставалось. А если оставались, то оказывалось, что Шеремет сие дело не заканчивал и не по своей воле: срочно перебрасывали на что-то другое. А зажимал, почему-то лишь стрелочников, некто другой… Скажем, авторитетный товарищ Хижняк, из больших любителей во все совать нос…
Шеремет поднял голову и внимательно посмотрел в глаза Сагайде. Очень внимательно. И, не проронив ни слова, снова принялся завтракать. Наверно, с минуту только и было слышно, что позвякивание вилок да перекличку воробьев в кустах у веранды.
Потом Шеремет отодвинул тарелку, взглянул на часы и обратился к Вадику:
— Слушай, магазин-то уже открыт. Не в службу, а в дружбу, глянь, нет ли там импортных лезвий?
Вряд ли Вадикова физиономия излучала чрезмерный энтузиазм, когда он прошел к выходу.
Было видно, как он, руки в карманах куртки, протопал улочкой, ненадолго задержался у рефрижератора и нырнул в сельмаг.
— Вы ему не доверяете? — искренне удивился Сагайда.
— На все сто, — успокоил майора Матвей Петрович, — свой парень. Только не хочу, чтобы он подходил предвзято… Пусть сам смотрит. И делает выводы.
— Это ваши игры. Главное, чтобы парень был наш. Но в одиночку ему не потянуть. Печенкой чувствую. Крупняк мы зацепили. И без ваших связей, головы и авторитета…
— Интересный вы перечень составили, товарищ майор. «Связи»…
— Ну, я имел в виду не блатные, а с областными организациями… Матвей Петрович, я хочу, чтобы нас было не только вынужденное официальное сотрудничество. Ситуация такова, что…
— А я, — внезапно перебил его Шеремет, — почему я этого должен хотеть?
Это, кажется, еще не приходило в голову Сагайде; несколько секунд он хлопал ресницами, но затем сказал твердо:
— Неужто вы в обратную сторону перестарались? У нас с вами — один путь. Поодиночке же будет сложнее. И вы знаете, что между моим и вашим начальством — немалая трещина…
— Пока что есть, — Матвей Петрович промокнул губы салфеткой, — хотя полагал, что это не общеизвестно. Впрочем, я сильно недооцениваю периферийные кадры.
Подозвав хозяйку, Шеремет рассчитался за себя и за Вадика. Сагайда тоже отдал трояк и, вытаскивая сигарету, спросил:
— Какие сейчас будут указания?
Шеремет подождал, пока тетка Явдоха отойдет подальше, и, еще раз изучающе взглянув на майора, ответил:
— Внешне — чисто официальные, служебные взаимоотношения. Все, как принято. А наедине… У тебя есть надежная «крыша»?
— Одну вы знаете.
— А еще что-нибудь, чтобы совсем без свидетелей?
— Есть одно забавное местечко… Как вы относитесь к гражданской обороне?
— Никак. А разве она еще действует?
— Не исключено. Во всяком случае, помещение имеет. Но не всегда занимает. — Сагайда, бросив взгляд по сторонам, протянул Матвею Петровичу ключ, — это недалеко от гостиницы, в центре. Пушкина, 26, табличка — курсы ГО. Посторонних нет, а есть скрытый выход. Только будьте осторожны: с «крышей» там все порядке, а вот пол там ненадежный.
— Пол? Это — в переносном?
— В самом прямом.
Шеремет, так же быстро оглядевшись, спрятал ключ в карман.
И невесело усмехнулся.
Знал, что так надо, что все обстоятельства сейчас усложнились, нужно ежеминутное напряжение сил и внимания. Борьба серьезная, в которой поначалу — не в последнюю очередь из-за нежелания признавать очевидное, привычки к извращенным словам и действиям, — организованной преступности дали большую фору. И все же — ох как трудно укладывалась в сознании необходимость жить по законам военного времени. Стоит ли удивляться, что сначала похоронили не одного товарища, соратника, единомышленника, а уж потом, со скрежетом зубовным, признали наличие присутствия нашей, отечественной мафии.
Стоит ли удивляться, что столько сотрудников погибло духовно, потеряв не жизнь, а профессиональную честь и мужество, прежде чем борьба была осознана и объявлена?..
— Связь? — спросил Шеремет.
Сагайда повел крутыми плечами.
— Увы, только телефонная, — протянул карточку с номерами, — верхний — мой кабинет, второй — радиотелефон в машине. Третий — курсы ГО. Четвертый — Татьяна. И договоримся: место встречи называть условно. В этом порядке. Например, «встречаемся в третьем». Или: «Подъеду в четвертый». И время: называть со сдвигом на полчаса. Договоримся, скажем, на шестнадцать — встречаемся в пятнадцать тридцать. Хорошо?
Шеремет согласно кивнул и вышел на крыльцо.
Вадик уже спешил от магазина, удерживая подмышкой сверток. Явно не лезвия. Небось, очередная тряпка, какой-нибудь особо никудышный куртец.
Не оборачиваясь к Сагайде, Матвей Петрович спросил:
— Все телефоны в Узени прослушиваются?
— Слава богу, пока — нет. Только наш коммутатор. Общий с исполкомом.
— Кто здесь напрямую связан с Хижняком?
— Зампред. Но доказательств — увы… И, само собой, по старой дружбе — Череватько.
— В город поедем по разным дорогам, — распорядился Шеремет, — и постарайся нас опередить.
— Вы — прямо в прокуратуру?
— Да. Поехали… — И не удержался, спросил: — А что это у тебя за тачка?
В первый раз на лице Сагайды появилась улыбка:
— Боевой трофей… — И продолжил, адресуясь уже и к подошедшему Вадику: — Позавчера наши рокеры сцепились с «качками». Кое-кого мы повязали, кое-кто — в больнице. Так что «тачка» суток на пятнадцать свободна.
Сагайда взял шлем, клацнул педалью кикстартера — и добавил:
— А мою машину «пасут».
Шеремет задержался на крыльце, глядя на майора.
Крепкий, мощный, как налитой. Кобура на поясе. Офицер — как с рекламного плаката.
Но вот Сагайда напялил поверх форменки черную кожанку, всю в заклепках, бляшках, цепочках, застегнул шлем, разукрашенный, как выставочное пасхальное яичко артели авангардистов, вскочил на карнавальную «Чезетту» — и как волшебник поработал! Какой там офицер, — рокерище, от которого надо держаться подальше и пристально разглядывать, право же, небезопасно.
Вздыбив пыль, мотоциклист скрылся.
Минуту спустя хлопнули дверцы и «Волга», круто развернувшись на площади, полетела к трассе.
До Узеня — двенадцать километров.