Глава первая

Выбор нового пути борьбы

Но тут молча сидевший Егор начал говорить:

– Илья, у нас есть ещё неотложное дело. Тебе о нём неизвестно. Но оно касается обещания нашего командира прокурору из генеральной, который не побоялся приехать к нам с целью предупредить о предстоящем нападении силовиков и «засветке» других трёх наших точек. Этот прокурор вёл дело по Космоленскому и сумел вычислить нас. Обещание Деда лично для меня приказ. Я запомнил номер телефона этого прокурора, данный им командиру. Считаю необходимым подумать, как выполнить этот приказ и заодно попытаться через него выяснить и саму ситуацию.

Внезапно вмешался полковник:

– Илья Степанович, поручите это мне. Я же формально не связан с Вами, так что у меня фактически руки развязаны. Мне это будет проще. Кроме того, у меня ведь тоже есть верные боевые товарищи, с кем тоже пришлось многое пережить, и они сейчас прикладывают все свои силы и возможности, дабы выяснить мою судьбу.

– Афанасий Игнатьевич, думаю, Вам некоторое время всё-таки не надо объявляться. Мне кажется, лучше всего будет, если Ваши товарищи, а главное официальные органы сочтут Вас погибшим вместе с командой. Насколько я понял, наш командир сымитировал Вашу гибель в пожаре и взрыве здания. Давайте и будем придерживаться этой версии, пока не увидим, что её опровергли, пока какой-нибудь новый прыткий прокурор или следователь её не разрушит. Хотя в Ваших словах есть резон. Но в этом случае всё надо тщательно отработать, а на это надо время, к тому же, Вы тоже имеете ранения и Вам также нужно залечивать раны. Вот я опасаюсь, – тут он усмехнулся, – как бы Ваши боевые товарищи действительно не перевернули всё в поисках Вас. Наши бы точно всё вывернули наизнанку. Лучше скажите нам, кому бы Вы доверились?

– В первую очередь моему заму – майору Ящерову, моему капитану Чечёткину. С ними я не раз, как принято говорить, ходил в разведку и смотрел безглазой. Да Вы сами знаете, как они отреагировали на приказы обезумевшего генерала. И ещё я бы доверился полковнику Сенцову и подполковнику Колесникову. С ними мне ещё в Афгане и Чечне пришлось вместе работать, наше братство не раз испытывалось на деле и скреплено кровью.

– Понимаю Вас, Афанасий Игнатьевич. После отработки Вашей версии, я представлю Вам машину и своего проверенного товарища. Он специалист, смею Вас заверить. Его в Москве никто не знает. Он и выполнит Ваше поручение, а заодно проследит и за Вашими боевыми товарищами. Не исключено, зная о Ваших взаимоотношениях, за ними будет установлена слежка. Он в этих делах хорошо разбирается. А сейчас Вы поедете к Сергею вместе с новыми боевыми товарищами и тоже начинаете залечивать раны. Как только с нашей точки зрения позволит обстановка, я пошлю к Вам того человека, о котором только что сказал, и Вы вместе с Николаем решите, как поступить. Так, Николай, ты ведь у нас теперь командир, за тобою последнее слово?

– Примем, Илья, твоё предложение за основу, выждем некоторое время. Насчёт ран, это ерунда и не с такими спокойно ходили, готовы действовать в любое время. Ну а когда хоть что-то прояснится, будем уже конкретно планировать наши действия, – это во-первых. Во-вторых, как приказал наш отец, нам надо сменить наш образ жизни и прежде всего, переменить свою шкуру, а уж потом и наше мышление, для этого действительно придётся сменить место. Здесь мы, уж прости, Илья, изрядно наследили, как бы ни подставили тебя, не надо рисковать.

Тут снова вмешался Егор:

– Илья, Сергей, Афанасий, прошу вас, очень прошу вас, узнайте, приложите все свои возможности узнать, кто послал этого идиота-мотострелка уничтожить нас. Иначе мне придётся брать этого кретина и допрашивать. Я не успокоюсь пока не отправлю того мерзавца в ад поджариваться. Никогда этого не прощу.

Гасан с Каримом тоже подтвердили:

– И мы не простим, теперь это наша цель в жизни!

Все уставились на Николая. Тот, поразмышляв, заключил:

– Узнать действительно надо, такое прощать тварям мы не должны. Не думаю, что бы те, кто отдавал этот приказ, не знали на кого посылают пацанов. Все облегчённо вздохнули. Но это надо сделать так, будто бы такое покушение произошло в рамках их разборок, которым как мы знаем «несть» числа. А для этого требуется не просто вычислить этого негодяя, но ещё кое-чего прознать про его подлые делишки, коих, уверен, за кормой у него не мало.

Слушавший все внимательно полковник попросил:

– Доверьте это мне и моим товарищам, они расшибутся, а всё узнают. Наши команды не раз взаимодействовали с мотострелками, связи с ними есть, концов полно. Выяснят. Вот насчёт делишек этого мерзавца – только на уровне слухов. Мои парни этим действиям не обучены. Но конечно вводную об этом мы получим, гарантирую.

Подумав, Николай произнёс:

– Ну что же, пока на этом остановимся, будем ориентироваться на развитие ситуации, я согласен с Ильёй: лучше всего, если нас официально сочтут погибшими и в этом случае действовать придётся при условии не расшифровки нас. Вам всё понятно, Афанасий Игнатьевич?

– Так точно, понятно.

На этом все дебаты закончились и приступили к реализации плана Ильи.

 

Глава вторая

Подготовка

Далее были переодевание, изучение новых документов, проверка своего личного оружия, прощание с Ильёй и долгий из-за движения в основном по второстепенным дорогам путь в пансионат Сергея. Приехали туда во второй половине дня. Их быстро расселили по двухместным номерам и сразу же повели на медицинский осмотр к целому ряду специалистов. Одни врачи поотдирали присохшие к ранам бинты, пластыри, повыдёргивали тампоны, осмотрели на рентгене, другие посмотрели флюорографию, снимали кардиограммы. С ними, с каждым долго беседовала женщина-психолог, заставили сдать анализы. К утру заключение по каждому было представлено Сергею. Ему обстоятельно объяснили состояние каждого бойца, предложили целый ряд лечебных мероприятий, начав с операций, которых никто, за исключением полковника, не избежал. Весь день проводились эти операции. Истерзанные ими, они с трудом поужинали и приняв от главврача, честно говоря, ошеломлённого той стойкостью, которую продемонстрировали эти парни, по дозе спирта, провалились в «мёртвый», но оздоровляющий сон. После того как всё «утихомирилось», главврач Трифон Сидорович спросил Сергея:

– А кто такие эти парни? В первый раз в своей жизни вижу вот таких, так переносящих боли и не малые, говорю Вам со всей ответственностью. Чего же такое с ними произошло?

Сергей поведал ему легенду, которую сотворил он и Илья. Вместе служили в десантно-штурмовой бригаде. Они бедствовали, отказались служить новым управителям. Решил им помочь, у меня, Вы знаете, много работы, многих проверенных людей надо, а на них я всегда могу положиться. Да по дороге, Вы же знаете, что творится сейчас в стране, крутые, борзые остановили, и начали беспредельничать. А парни, Вы же сами видели, какие они, сами их успокоили, этих отморозков. У тех, правда, оружия всякого было полно, а у моих только руки и ноги, вот и наполучали ран. А вот ранее случись им иметь кое-чего из арсенала, такого бы в жизнь не случилось. Из отморозков никто не выжил, гниют теперь мерзавцы в овраге. Да и не такие уж раны-то серьёзные, они вообще мне сказали:

– Сами вылечимся, чего врачей по пустякам беспокоить.

Трифон Сидорович, услышав Сергея, всплеснул руками:

– Раны пустяковые? Сами долечимся? Ну и ну. Скажу Вам, батенька, откровенно, раны-то не пустяковые, пусть выбросят из головы сие шапкозакидательство. Недели две, не менее! Вот так-то. Так и скажите им.

Подумав, уважительно добавив:

– А парни-то стойкие, настоящие мужчины… Я таких ещё не видел в своей практике.

Чего-то прикинув, отпер свой сейф, вытащил литровую колбу спирта, отдал её Сергею со словами:

– Вот отдайте от меня своим товарищам, пусть только никому, а особенно лечащим не говорят о нём, ну и не подведут меня. Знаете, не хочется перед коллегами выглядеть этаким…

Он помахал пальцами.

– Ну Вы знаете, кем. А парни настоящие. Умели же ранее воспитывать чёрт возьми! Они там закордонникам били по зубам, как полагаете?

– Это точно, Трифон Сидорович, они умели с ними управляться, да те и не особенно стремились лезть против них, как узнают кто перед ними.

Неожиданно врач добавил:

– И Вам, Сергей Иванович я бы порекомендовал выпить вместе с ними. Выглядите Вы так, как будто с похорон отца явились, Вы уж простите меня.

Сказал и осёкся, увидев, как тут же изменилось его лицо. Сергей же скрипнул зубами, выхватил колбу, круто развернулся и почти бегом вышел из кабинета главврача, оставив того в полном недоумении и растерянности.

Далее пошли будни раненых и излечиваемых, то, что они уже многократно проходили. Трифон Сидорович то ли чего-то понял, то ли просто почувствовал, но помимо чисто лечебных процедур разработал вместе с психологом целую программу психологической разгрузки – фитнес-чаи, всякого рода ванны, соляную пещеру и так далее. Парни молча, не высказывая ни одобрения, ни протеста, переносили все процедуры. Да и для них самих такие, что называется, под завязку, загрузки, были к лучшему, меньше времени и сил оставалось на всякие «самокопания» и самобичевания. Лишённые привычных для них активных действий, утрата, лежащая тяжким грузом у них на душе, неутолимая жажда мести не давали им покоя, как только они оставались наедине с собой в ещё «не загнанном» состоянии. Особенно тяжело было Егору. Он отлично понимал одно из изречений своего наставника, светлая ему память: «Худая стоянка – хуже доброгопохода!» Мучительное бездействие, не знание обстановки, ожидание неизвестно чего, необходимость всё время быть мобилизованным, готовым дать отпор, тут же сняться с этого тихого, комфортного для других, но не для него, его буквально изматывало. Ранее в присутствии Деда он никогда так не терзался, он же знал – есть человек, который всё проанализирует, продумает, примет решение, а теперь? Он только горестно разводил руками. Как-то, когда ему было особенно тяжко, он в неожиданно образовавшийся свободный промежуток времени забрёл в небольшой храм в селе, расположенном на холмике возле лесочка, в котором находился пансионат. В нём ему неожиданно стало легче, будто груз утраты как-то уменьшился, что ли. Он поставил несколько свечей за упокой своих родителей, погибших боевых товарищей и, конечно, за своего названного отца. Поставив свечи, глядя на их мерцающие огоньки, он, неожиданно для себя, задумался о прожитой им жизни и пройденном пути, о том, что готовит им будущее. Почему-то ему виделось – всё светлое, всё чистое уже в прошлом, впереди виделась какая-то непонятная мгла. Внезапно услышал возле себя тихий, но проникающий прямо в душу голос. Он обернулся и увидел священника, почти ровесника себе. Тот смотрел ему прямо в глаза мудрым, не по годам взором и говорил:

– Не смущайтесь, человек, и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом, так что радость несёт скорбь, а скорби – радость. Вам, добрый человек, это кажется странным, но вспомните слова Спасителя:

– Жена егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир. – День сменяет ночь, ночь – день, ненастная погода – ведро, так и скорбь и радость сменяют друг друга.

Егор покачал головою:

– Нет, батюшка, есть такие потери, которые невозвратимы, они отнимают большую часть твоей души, сердца. С ними невозможно никогда смириться, ведь с ними как бы погибает и твоя часть души.

– Что мне сказать тебе, добрый человек? Я понимаю тебя, но о чём рёк преподобный Никон:

– Сила страданий не в величине самих страданий, а в том, как человече переносит сии страдания. И один и тот же факт по видимости разным людям причиняет страдания в разной степени. Это зависит от того, как человече принимает их.

Священник ещё раз проникновенно взглянул Егору в глаза, улыбнулся одобряюще, огладил каштановую с проседью бороду, подумал и сказал:

– Тут что самое главное? Что надо помнить? Не впадай в уныние, не дай сему греху преодолеть себя. Ибо, как учил тот же старец Никон:

– Унывать не следует. И в скорбных переживаниях сокрыта милость Божия. Непостижимо для нас строит Господь жизнь нашу. Знай, сын мой, причиною упадка духа и страха, конечно суть наши грехи. Обратись к себе, подумай! Всё ли ты делал правильно, по законам Божьим? Почему возникла причина для такого уныния? Где его истоки в твоей жизни, найди их, очистись от них. А что темно бывает, то рассмотри совесть: нет ли какого нераскаянного грешка, вот как учат наши старцы. Царство им Небесное! Сумеешь, сын мой, преодолеть сей недуг, и ты получишь, непременно получишь утешение. Знай, утешение или предваряет, или последует мятеж, а сему причиною наше страстное устроение: страсти наши суть дверь, затворяющая перед нами сию духовную радость.

– Но как преодолеть, отец мой? Да и возможно ли это в таких случаях?

– На это, добрый человек, есть способ, надо обратиться к слову Божьему. Оно даёт страждущему ключ для борения с этим грехом: чтобы был плод духовный, нужны известные условия: Семья (слово) хорошая и почва хорошая. Плод созревает при наличия терпения. Сколько было случаев, когда человек, не видя ожидаемого плода, впадал в уныние, и все его труды пропадали. Надо иметь решимость всё терпеть. Только тогда можно надеяться на получение желаемого. В терпении Вашем стяжите души Ваши. Богом так определено, чтобы каждый человек имел в жизни сей какой-либо крест, то есть прискорбие душевное, который он должен благодушно несть, ибо от малодушия и нетерпения никакой пользы нет. И когда многие скорби и праведным людям в жизни сей случались, то мы люди небезгрешные, кольми паче все должны терпеть. Вот как учат эти старцы, сын мой. Помни, добрый человек, ещё одно их поучение:

– Царство Божье нудится, и без понуждений его никто не получал. Надо сносить тяготы, а для этого проси у Господа терпения.

Странное дело, но после услышанного Егору стало заметно легче, вроде бы в этом мире он стал вдруг различать светлые краски, свежее духовение, запахи. Эти новые ощущения ещё были мимолётными, ещё не овладели им, но влияние их уже было несомненным. Священник, наблюдавший за ним, улыбнулся:

– Вот и хорошо, сын мой. Иди с миром и помни: скорбь приводит к унынию, являющемуся одним из смертных грехов. Преодолеть это можно только терпением. И только тогда Всемогущий и Всеблагий Господь пошлёт тебе утешение.

Психотерапевт, внимательно следивший за результатами проводимых сеансов у Егора, буквально тут же заметил заметные сдвиги, положительные сдвиги. О чём было доложено главврачу. На собранном консилиуме, было решено усилить и дополнить эти сеансы. А вот Карим с Гасаном как-то стали потихоньку, полегоньку «оттаивать», всё чаще и чаще останавливать свои взгляды на молоденький женский персонал. А они не жалели ни улыбок, ни чисто женских уловок, благо чем повертеть, чем посверкать в улыбке природа их не обделила. Они сразу же отличили этих крепких, мужественных, молчаливых парней от тех, с кем им до этого приходилось иметь дело. От них веяло несокрушимой энергией, стальной волей и силой. В их присутствии, странное дело, эти молоденькие, ещё плохо знающие жизнь, хотя и успели уже «хлебнуть лиха» от свалившейся им на голову непонятно откуда взявшейся власти, установленных ею порядков, чувствовали себя защищёнными, страхи куда-то уходили, исчезали, а на смену им приходили ощущения молодости, своей значимости в этой жизни. И это невольно притягивало их к этим непонятным, но сильным, мужественным парням. В окружении этой молодости, цветущей назло всем мерзостям, тяготам вновь устроенного порядка, души Карима и Гасана тоже начали оживать. Уже подобие улыбки стали появляться на их суровых, мрачных лицах.

– «Beate omnes esse volumus!» – «Все мы хотим быть счастливыми!» – Кто против? Если есть такой, то он просто урод! Моральный урод!

Великий Гораций писал:

– Жизнь ничего не дарует без тяжёлых трудов, волнений…

А уж чего, чего этого им столько выпало, сколько хватило бы на десятки-сотни других. Их души, сердца стали со скрипом, скрежетом избавляться от тех скреп, оков, коими они по своей воле стягивались во имя великой цели, служению Родине. Под этой созданной их волей бронёй вдруг обнаружились участки, совершенно не защищённые от того, что за многие годы сумели сотворить люди. Всё тут было: и любовь, и ненависть, и благородство, и подлость, да и многое чего, причём в последнее время всё более пакостного, ибо все деяния «новоявленных апостолов» были явно инициированы самим Сатаной.

Так пролетела неделя, началась другая. И тут к их радости наконец-то приехали Илья с полковником, который категорически отказался заниматься реабилитацией с царапиной, полученной во время боя, решил справиться сам. Всех собрали в одном из номеров. Доложил Илья. Из его доклада им стало ясно следующее: возбуждено уголовное дело, которое на контроле в администрации президента и генеральной прокуратуры. Дело поручено тому самому прокурору, который и идентифицировал их команду. Дело уже завершено и передано по инстанции. В заключении также сказано:

– В результате умелых действий силовых структур при поддержке мотострелкового отделения преступная группировка в полном составе, вместе с пришедшим к ним в качестве заложника полковником Яблоковым Афанасием Игнатьевичем, уничтожена, установлена личность человека, настоявшего на подключении к операций военного подразделения и отдавшего соответствующий приказ. Им оказался заместитель министра обороны генерал-майор Коровяк Сергей Игнатьевич, являющийся, по сути дела, «глазами и ушами семейки» в этом министерстве. О нём подготовлены необходимые сведения, которые могут послужить основой операции возмездия. Собраны данные о капитане Чижикове Прохоре Игнатьевиче, которому присвоено за успешно проведённую операцию звание подполковника… В общем, ситуация вполне благополучная для команды. Самое главное в нынешней обстановке – не наследить, не дать себя идентифицировать. Далее началось обсуждение, что надо сделать для этого. Начал Николай:

– Я смогу сообщить о своём решении через день после поездки в Домодедово.

Затем сказал своё слово Егор:

– Мне нужно для принятия решения два дня после поездки в город Коломна.

Все заулыбались. Егор резко выпрямился:

– Не вижу причины скрывать. Да мне нужно переговорить с Катей.

Николай нажал ему на плечо:

– Чудак, да кто же против? Все только рады будут! Мы же все знаем, чего тебе говорил и советовал наш командир, давай решай с Катей, только будь очень осторожен. Там ведь мы провернули такое дело, что мало не покажется нигде. А знаешь что, я тебя одного не отпущу. Поеду с тобой.

Егор было запротестовал, но Николай был непреклонен:

– Решено и точка! Не забывай слова Ильи о необходимости учитывать возникшую ситуацию. Любой прокол, любой непредвиденный случай может всё перевернуть, отчего пострадает не только команда и много других людей. Эти поездки придётся планировать как операции. Я тебе помогу в этом, ну а в другом – ты уж сам, тут я пас.

Поднялся Карим:

– Я пятнадцать лет не был на Родине, не знаю, как там живут мои отец, мать, брат и сёстры. Уверен, сильно бедствуют. Попробую открыть там какое-нибудь дело и жить так, как у нас принято.

– Хорошо, Карим, твоё решение для нас закон. Ты же знаешь, что отец открыл на каждого из всех нас счета, на каждом по полмиллиона долларов. Илья и Сергей тебя в течение месяца, в зависимости от твоих успехов, попробуют обучить основам бизнеса, тебе всегда будет оказываться любая необходимая помощь, так сказать, по первому твоему сигналу. Обещаем – в обиду не дадим, ты всегда можешь рассчитывать на всю команду, повторяю, всю и Опанаса с Казимиром в том числе.

У Карима от услышанного «лицо посветлело», он принялся благодарить, но Николай остановил:

– Так нас учил отец – «держаться всем вместе, всем встречать беду, помогать и давать отпор». И до тех пор, пока я жив, а Вы признаёте меня старшим, так и будет! Все мы братья!

Встал Гасан и, запинаясь, признался:

– Я, как и Карим, тоже хочу вернуться к себе на Родину, тоже хочу там жить, заняться бизнесом, правда, ещё не знаю каким.

Николай остановил его:

– Гасан, тебя, как и Карима, Илья с Сергеем поднатаскают основам становления и ведения бизнеса. У тебя есть стартовый капитал. Всё необходимое, помощь тебе будет оказана. Единственное чего меня беспокоит, так это то, что теперь это уже другие государства, там другие порядки. Не знаю и к худшему или к лучшему это. Оба Вы поедете по другим документам, с соответствующими легендами, которые придётся ещё тщательно разработать. Кроме того, нам всем без исключения придётся сделать пластические операции. Так что извините меня и уж простите. Жить в семье своих Вам можно только в душе. Это закон!

Карим, Егор, Гасан сразу же погрустнели. Продолжил Илья:

– Правильно сказал старший. Об этом мне ещё говорил наш отец. У меня на примете есть хороший специалист, – тут он усмехнулся, – правда, берёт немало за свой труд, но делает чисто и, как говорится, без информации. Недельки две придётся потерпеть и не высовываться никуда.

Николай снова взял слово, но на этот раз спросил у бойцов:

– С командой мы решили, а вот как быть с полковником?

Все молчали и это молчание прервал Сергей:

– Я уже прикидывал с ним, как быть дальше. Ясно, что и ему теперь придётся жить с другими документами, по легенде и тоже пройти пластические операции. Хорошо, что пока семьи не нажил, ты уж прости меня за эти слова, Афанасий Игнатьевич. Сейчас я открываю под Челябинском, в бывшем закрытом городке, новое перспективное производство. Мне нужен порядочный, честный человек, руководитель, который не живёт только ради своего кармана, а замечает и других людей. Мы его, конечно, подучим и на первое время дадим небольшую команду менеджеров в помощь. Как, Афанасий Игнатьевич, согласны?

– Моим условием, единственным, будет привлечение к этому делу моих заместителей майора Ящерова и капитана Чечёткина.

– Ну что ж, это условие принимается, но не сразу, а только после того, как Вы установите полный контакт с работниками этого производства. От ненужных избавитесь, наберёте новых, работа пойдёт, все, кто будет участвовать в производстве, почувствуют в Вас своего. Вот тогда и милости просим. Это уж, Афанасий Игнатьевич, наше условие.

Николай подтвердил:

– Мы тоже считаем, некоторое время Вам придётся обождать со своими замами. И ещё, все что было сказано Кариму и Гасану, в полной мере будет относиться и к Вам.

Полковник только развёл руками. Подвёл черту вновь Николай:

– Карим, у тебя ещё лечение, как мне сказал Трифон Сидорович, не менее недели, Гасан, у тебя тоже. Мы с Егором выезжаем послезавтра, два дня будем отсутствовать. Сергей, тебе придётся найти нам две машины и, чем чёрт не шутит, оснастить их спецтехникой и оружием, так как разработал наш командир. Машины лучше взять с толкучки, по генеральной доверенности на кого-нибудь из своих, кому ты можешь довериться. Машины должны быть приеместыми, с хорошим движком таким, чтобы не было проблем. За день управишься?

– Сделаем.

– Илья, за тобой специалист по пластическим операциям. Договаривайся, начнём через неделю. Я и Егор – его первые пациенты, а через несколько дней – Карим, Гасан и Афанасий Игнатьевич. Деньги снимаешь с этого счёта, – он протянул ему бумажку с нужными реквизитами. – Снимаешь себе и Сергею столько, сколько надо. Это наш, так сказать, «общак». Поэтому изымать чего-либо из оборота Ваших фирм не будем. Мы люди не бедные, учтите все. Но это не значит, что с ним можно допускать вольности. Все траты под моим контролем. А сейчас, Сергей, распорядись насчёт баньки с парилкой.

Вечером сходили в неё, где снова помянули своего отца, ибо уже был девятый день со дня его гибели.

На следующий день Илья уехал, а Николай с Егором принялись составлять список необходимого им в поездке. За спецсредствами, оружием и снаряжением поехали Сергей со своим помощником Василием. По координатам, переданным им Николаем, разыскали тайник, вскрыли и отобрали нужное. Вернулись во второй половине дня. К этому времени в гараже уже стояли две «слегка» подержанные иномарки. Егор занялся оружием, снаряжением и спецсредствами, а Николай машинами. Под его указания два – слесарь и механик, коим и сам легендарный Левша остался бы доволен, оборудовали все необходимые тайники. Почти всю ночь кипела работа. Утром не очень-то и выспавшиеся два боевых друга уселись по машинам, обняли оставшихся и отправились в дорогу. Как и было решено, заехали сначала в Домодедово. Егор и Николай проехали по двум разным гостиницам, сняли два двухместных номера. Егор остался ждать в своём номере, а его друг поехал к Ларисе. Их разговор был труден. Он фактически, со своим предложением был «как снег на голову». Его предложение было простым и откровенным:

– Жить вместе. Так сложилась ситуация по независящим от него обстоятельствам. Прежняя его служба фактически кончилась. Теперь он гражданский человек и начинает новую жизнь, что называется, «с листа». Лучшего человека, чем Лариса он не знает. У него кроме неё нет больше никого. Финансово он обеспечен. Ему предлагают приличную должность. Решать вопрос о дальнейшем надо ему лично и, к сожалению, на размышление отпущено очень немного времени. Он, безусловно, всё понимает – в обычной ситуации должно быть длительное ухаживание, узнавание, более тесное знакомство, но вот так складывается. Он дает ей слово, если она по каким-либо причинам будет недовольна им, если их совместная жизнь не сложится, то он не будет препятствовать никакому её решению.

Ошеломлённая Лариса задумалась. Ранее он представлялся каким-то сказочным, а его действия – поражающими. После его отъезда вдруг исчез этот бандит, местный мафиози, который положил глаз на её музей; обстановка в городе резко изменилась, все бандиты кто погиб, кто разбежался; вся бандитская верхушка Московской области, хозяйствующая в том числе в их городе, ушла «в распыл». Кроме того, он ей понравился, чего тут лукавить. От него «веяло» силой, энергией, порядочностью. И, тем не менее, она сразу почувствовала – в этой жизни он разбирается плоховато, несмотря на всю его мужественность, волю и силу, похоже, он просто ещё не жил в этой обыденности, не знал основных её законов и вообще будто явился с какой-то другой планеты. Лариса хорошо понимала – с ним она будет ограждена от любых опасностей, защищена, ей верилось в его слово, ибо понимала – он не умеет врать, лукавить. Но вот так бросить своё любимое дело, родителей, дом, подруг. Кинуться, сломя голову, в неизвестное, пусть оно и не сулит на первый взгляд ничего страшного, а наоборот, ей было очень трудно. Она подняла на него свои большие серые глаза:

– Николай, твоё предложение, а я верю, что оно идёт от всего сердца, мне, не буду лукавить, приятно. Я о тебе все эти дни думала и даже дурочка представляла. Вот ты приедешь с большим букетом и сделаешь мне предложение. А вот сейчас, когда ты это сделал, растерялась. Понимаешь, я простая, слабая женщина. Это ты такой смелый, сильный и решительный, но я-то та, о которой тебе честно сказала. Да и саму-то жизнь плохо знаю. А вдруг ты ошибся во мне, вдруг мы не сумеем наладить нашу совместную жизнь? Тогда как?

– Я же тебе, Лариса, объяснил. Ты всегда будешь решать, никаких препятствий с моей стороны не будет.

– Николай, но всё это так, если это я обнаружу, замечу, а как быть, если это ты обнаружишь. Я же вижу, ты такой человек, который никогда мне этого не скажет, ты же в этом случае просто будешь мучиться, и мне от этого будет ещё хуже. Неужели не понимаешь?

Увидев, как у него дрогнули черты мужественного лица, как враз погрустнели глаза, Лариса обругала себя за неумение говорить, ясно и чётко изложить свои мысли. После некоторой паузы, продолжила:

– Николай, пойми. Я же тебя совсем не знаю, чем ты занимаешься, что делаешь, каков ты в жизни. Нет, конечно, вижу, ты честный, порядочный, сильный человек, врать не умеешь, но вот как в остальном?

Она развела руками.

– И вообще, к чему такая спешка? Неужели нельзя некоторое время подождать?

Он грустно усмехнулся:

– Хорошо, Лариса, через два дня я заеду за ответом, но вот больше ждать, пойми меня правильно, не смогу. От твоего ответа, скажу тебе честно, вообще зависит моя судьба, моё будущее, быть ли мне в России или за рубежом всю оставшуюся жизнь.

– Как, – ахнула она, – совсем, совсем за рубежом? И в Россию не приезжать?

Николай пожал плечами:

– Такие вот дела, Лариса. Что ж, думай, если тебе это так надо, решай, я своё слово сказал. А за букет, ты извини, очень торопился. У меня ещё есть нерешённые дела. Жди меня через пару дней.

Он решительно подошёл к ней, взял за локотки, легко приподнял, поцеловал в вспыхнувшие румянцем щёчки, поставил, круто развернулся и пошёл к машине. Лариса, услышав, как взревел двигатель его иномарки, не чувствуя ног, выскочила на крыльцо, но уже вдали замельтешила пыль за стремительно удаляющейся машиной. Постояв на крыльце и продрогнув, вернулась к себе и тут заметила – на столе лежит тёмно-бордовая коробочка. Раскрыла её, и в ней обнаружилось золотое обручальное кольцо, явно очень дорогое. Она вытащила его, повертела, рассматривая, надела на тонкий хрупкий пальчик, снова завертела уже ручкой и вдруг залилась слезами. Ей стало очень жалко этого, казавшегося ранее таким сильным, мужественным и вдруг оказавшимся таким ранимым. И ещё очень жалко себя, свою внезапно показавшуюся ей нелепой, бестолковой жизнь. Вот даже в такой, очень ответственный для каждой женщины момент – «предложения руки и сердца» – всё было как-то прозаично, лишено даже намёка на сказочность, торжественность. Она сидела и плакала и ей всё больше и больше становилось жалко себя. Конечно, Лариса не была монашкой! Да с такой внешностью и фигуркой многие парни и мужчины заглядывались на неё. Чего уж тут скрывать. Но то ли в её характере был какой-то изъян, то ли она была слишком требовательна, довольно быстро её избранники, коим она, как говорится, вся раскрывалась, покидали, не объясняя толком причин. Потом она не раз видела их, вполне довольных, с другими, более незаметными что ли девушками. Почему-то эти парни ей казались даже счастливыми. Понять, почему так всё происходило, она никак не могла. Ей мать не раз пеняла:

– Смотри дочка, довыбираешься, останешься «бобылкой»!

Лариса сидела и лила безутешные слёзы, не решаясь сделать выбор. Николай сильно раздосадованный, где-то даже потрясённый её, как он в горячке понял, отказом, мрачный вошёл в номер Егора. Тот посмотрел ему в лицо, но не стал ни о чём расспрашивать, справедливо решив – если надо, сам расскажет. Но истоки этой мрачности понял сразу. Накрывая стол, сказал.

– Николай, я как-то читал Тургенева, так вот он написал: «Мужчина может сказать, что дважды два – четыре, а женщина вполне может произнести, что дважды два – стеариновая свечка».

Николай недоумённо спросил:

– Ты чего имеешь в виду?

– Да ничего особенного, друг. Могу тебе ещё одну фразочку подкинуть для размышления, из библии, между прочим: «Три вещи непостижимы для меня и четырёх я не понимаю: пути орла в небе; пути змеи на скале; пути корабля в море и пути мужчины к сердцу женщины…»

– И не поймёшь, братишка, вот попробуешь сам поискать, тогда можно и говорить с тобой об этом.

– Э-э, друже, как называет нас Опанас. Напоминаю тебе ещё одну мудрость, коли нас на них потянуло. Может она тебе сейчас поможет: «Большинство женщин сдаётся не потому, что сильна их страсть, а потому, что велика их слабость. Вот почему обычно имеют такой успех предприимчивые мужчины, хотя они отнюдь непривлекательные».

Николай усмехнулся:

– Ишь, теоретик! Вот посмотрим, каким ты будешь в Коломне. Они поели продуктов, приготовленных по распоряжению Сергея им в дорогу, и «погнали» дальше.

Николай, погружённый в свои мрачноватые мысли, молча ехал за машиной Егора. А у того по мере приближения к этому городу всё отчётливее и отчётливее росло чувство тревоги. Вообще-то он привык к такого рода ощущениям, оно не раз спасало ему жизнь. Но одно дело в боевой обстановке, когда обостряются все чувства и, более того, возникает ещё одно, характерное только для высококлассного профи, а другое дело сейчас в мирное время. Хотя какое оно мирное? Если фактически развёрнута война против своего народа, война безжалостная, на уничтожение. От этих выродков, пусть и поющих сладкими голосами, трудно ожидать чего-нибудь хорошего. Да и это громогласно объявляемое «хотение как лучше», чистой воды лицемерие, очередная попытка скрыть свою звериную сущность каким-нибудь популизмом и не более того.

Как учил великий специалист по управлению Николо Макиавели: «Дерзкие планы, хитроумно задуманные правителем или кандидатом в его, вначале кажутся легко реализуемыми, но по мере их реализации уже не видятся легко реализуемыми, причём их исход, как правило, тяжёл и непредсказуем для народа». Но что им, этим новоявленным властителям, до науки управлять? Вынырнувшие неизвестно откуда, со скудным багажом знаний, основанных по большей части на науке прислуживать и хищений с барского стола? Они даже и не слышали, не говоря уж об изучении творений великих специалистов, коих человечество в этой области накопило не мало. Янь Фу, китайский публицист начала двадцатого столетия заметил и кстати весьма поучительно: «В том случае, когда во главу угла у правителя и его окружения выдвигается познание, а личное, причём оно не искореняется, а наоборот поощряется, то всегда расцветает пышным, вонючим цветом злоупотребления в управлении государством, приносящим огромный вред и самому государству, и его народу». Что к этому можно ещё добавить?

 

Глава третья

Гибель Кати

Въехав в Коломну, как условились, сняли две квартиры, оплатив проживание сразу за месяц. На квартире Николая ещё раз обговорили план действий. Егор съездит к Кате, поговорит с ней и вернётся сюда, здесь они вместе окончательно и порешают.

С тревогой, бьющимся сердцем Егор подъехал к детскому дому. Нажал кнопку домофона, объяснил к кому приехал. Наступила какая-то непонятная тишина, ещё более усилившая растущую в нём тревогу. Прошло некоторое время, внезапно дверь распахнулась, и в проёме показалась сама директриса Надежда Васильевна. Она растерянно посмотпела на чего, а его сеплне внезапно кула-то «ухнуло» ноги впаз стали «ватными». Надежда Васильевна, сразу поняв его состояние, взяла его за руку и, чего-то говоря, повела к себе. Он шёл, механически переставляя ноги, ничего не понимая из её слов, а в голове «стучала» одна мысль:

– С Катей беда… С Катей беда…

Усадив его в кресло, ушла в приёмную, долго там возилась, наконец, вошла с подносом, там был кофейник, чашки, конфеты, печенье. Поставив поднос на стол, посмотрела на него и опустила глаза. Постояв так, вдруг развернулась, сходила к стенке, вытащила бутылку коньяка и два бокала, разлила и пододвинула один к нему. Всё так же не глядя на него, дрогнувшим голосом попросила:

– Выпей, Егор.

Он отодвинул бокал, поднял на неё глаза:

– Надежда Васильевна, что случилось? С Катей?

– Да…, Егор, ты выпей… Я всё расскажу.

– Говорите. Я жду.

Надежда Васильевна вдруг расплакалась. Тут же из приёмной выскочила секретарша, ещё женщина, за ней ещё и ещё. Они попытались было успокоить свою начальницу, подсовывая стакан с водой, но вскоре и сами рыдали. Егор молчал потрясённый. С трудом, подавив на некоторое время рыдание, Надежда Васильевна «выдавила»:

– Не…ет больше нашей Катеньки…

Егор как «одеревенел», с трудом разжимая губы, произнёс:

– Как это случилось?

А затем крикнул:

– Ну!.. Говорите же!

Этот крик вроде подействовал. Одна из женщин произнесла:

– Её убили…, убили и её мать… Вернее, та умерла, увидев начало пыток Катеньки. И Катя их не выдержала.

После произнесённых страшных слов Надежда Васильевна кое-как овладела собой, попросила всех выйти. Оставшись вдвоём, она стала расхаживать по кабинету.

Он спросил:

– Кто это сделал? Когда?

– Послушай, Егор, нам здесь жить, да жить. Тебе об этом никто не скажет. Но слухи таковы: бандиты Китайца. Катю мы похоронили неделю назад, что ещё тебе скажу. У меня двоюродный брат, он служит в УВД. Он порядочный человек, не из нынешних, за это его держат на вторых ролях, хотя Павел и отличный специалист. Тебе лучше с ним поговорить.

– Как это сделать?

– Ты, Егор, посиди здесь. Вот, выпей, а я схожу. Скоро вернусь. Ты жди.

Она быстро вышла, как бы боясь услышать какие-то ещё вопросы и посмотреть ему ненароком в глаза. Егор встал, хотел пройтись, но ноги были как деревянные. Он снова сел. Вспомнив науку управлять собой в стрессовых ситуациях, попытался использовать некоторые приёмы. И это помогло. Он стал приходить в себя от этого страшного известия. Встал, ноги уже слушались его. Сжавшиеся от судороги мышцы вновь стали эластичными, послушными. Мрачный блеск холодной решимости, не предвещающий ничего хорошего для того, на кого обрушится его гнев, «зажёгся» в его глазах, ставших блестящими, как холодная сталь. Он мерил шагами кабинет, стараясь урегулировать дыхание, биение своего сердца, возродить к жизни своё сильное тело, упорядочить в голове свои мысли, всё ещё мятущиеся от страшного удара. Наконец вошла Надежда Васильевна, взглянула на него и тут же отвела глаза, тихо попросила:

– Поехали, Егор, он тебя ждёт.

Услышав эти слова, он, твёрдо ступая, не оглядываясь, пошёл. Охранник испугано и в то же время жалостливо смотрел на него и заплаканную директрису, поспешно открыл дверь. Сырая, серая погода сразу же окутала их. Они быстро прошли к машине, сели в неё. Егор, посмотрев на трясущуюся как в ознобе Надежду Васильевну, включил на полную катушку обогрев салона. Увидев, что она более-менее перестала трястись, спросил:

– Куда?

– Прямо по этой улице, её проедем всю и направо, там будет кафе «Сириус».

Ничего не ответив, Егор включил передачу и поехал ровно, уверенно. Доехали довольно быстро. Кафе было одним из тех, кои расплодились в большом количестве в малых городах с претензией на нечто, но скучноватое, не очень опрятное и с дешёвыми запахами. С одного стола им махнул рукой коренастый с решительным лицом мужчина, одетый в штатское.

– Павел, – вздохнула его спутница.

Они подошли. Надежда Васильевна представила их друг другу. Егор оценивающе окинул взглядом мужчину, тот тоже цепко осмотрел его. Помолчав, он предложил:

– Ты, Надюш, иди. У нас тут мужской разговор. За углом стоит моя машина, сядешь и подождёшь в ней, держи ключи.

Она взяла их, ещё раз виновато взглянула на Егора и ушла.

– Павел, заказывай сам, мне лично всё равно, денег не жалей. – Тот пожал плечами, внимательно прочитал меню, сделал заказ. После этого повернулся и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Мне Надежда объяснила, что Вы очень хорошо помогли её детскому дому. И ещё Вам надо знать, как погибла Катя, кто её убил и за что?

Егор помолчал недолго, полез в карман, достал пачку стодолларовых купюр, посмотрел ему в лицо и произнёс:

– Здесь десять тысяч долларов. Мне надо знать, кто всё это организовал, зачем и кто конкретные исполнители. Это аванс. За полученные сведения готов существенно добавить.

С этими словами накрыл пачку салфеткой, подвинул к собеседнику. Тот только покачал головой от удивления.

– М-да, Вы действительно решительный, деловой человек. Но не надо этого со мной. Я так Вам расскажу, что знаю об этом.

В ответ услышал твёрдое:

– Возьмите, может, придётся ещё кое-чего узнать уже по моей просьбе, они пригодятся.

Тут подошла официантка с тележкой, принялась выгружать привезённое на стол. Они молча ждали, пока она не закончила. Когда официантка ушла, Егор предложил:

– Предлагаю сначала поесть, а затем Вы и расскажите.

Павел пожал плечами, разлил водку по одним бокалам, а минералку – по другим, поднял свой:

– За упокой души Катерины Ивановны! Пусть земля ей будет пухом!

Одним глотком осушил его до дна. Егор же только «окунул губы в свой».

– Извини, Павел, мне ещё предстоит много дел.

Тот понимающе кивнул головой.

– Ну а я её ещё раз помяну и также её матушку. Я ведь знал Катеньку, она у моей сестрёнки работала, очень хорошая женщина была, очень. Да и вообще вся их семья… А на Катенькиного отца полгорода молилось. Такой был специалист. Царство ему небесное.

Он снова налил, выпил. Далее они, вернее Павел, ели в основном молча. У Егора «кусок в горло не лез». Через полчаса, вернее, похоже, сам Павел этим оттягивал трудный разговор, он закончил и начал говорить:

– Убийство это знаковое для нашего города. Погиб не кто-то из этой «вшивой», самозваной элиты, о коих говорят в городе: «Подох, туда ему и дорога». Погиб человек, которого все уважали, кто в глазах горожан был эталоном честности и порядочности. И как наши СМИ по указке этой элиты не пытались зажать, опустить, но её смерть вызвала соответствующую волну в городе. Свести всё к банальному грабежу – приезжие гастролёры, отморозками – а затем быстренько закрыть, власти не удалось. Пошли всякие слухи, домыслы и прочее, причём, весьма серьёзные, так как напрямую касались столпов города. А это, как понятно, для этой власти хуже всего, замарывалась их одежда настоящих демократов, хозяев. Пришлось им организовать следственную группу. Правда, весьма необычную, в неё включили самых, самых «тупарей» и тех, кто «водит носом по ветру», ожидая чутких начальственных указаний. Видимо понимая реноме этих служак и то, что о нём многие знают, в эту группу включили и ещё парочку не столь одиозных, извините за нескромность, и меня в том числе. Правда, моя роль в этом деле «быть на побегушках». Но я в курсе всех указаний. Так вот, эти указания сводятся к следующему: приезжие грабители искали ценности, деньги, ведь квартира-то известного человека; приезжие не могли знать о «бессеребренности» хозяина, поэтому и пытки, от которых погибли и Катенька, и её матушка. Эта главная версия, нужны её доказательства.

Сейчас в параллельной нашей группе действуют несколько человек из наиболее доверенных лиц генерала. Они работают с преступными группировками, пытаясь их руками организовать подставу. Далее сам генерал, что надо сказать для него не очень-то и характерно, обычно он в стороне от всякого следствия, так сказать, объективный, сторонний контроль и оценка, вертится вокруг нашей группы, вникая во все детали, указывает, направляет. В общем, по всем признакам – самое заинтересованное лицо!

Заметил я также великий интерес к этому делу, что уж совсем необычно в нашем городе, у самого прокурора. По моим оценкам, они оба «рулят» нашей и параллельной группами. В общем, очень сильный интерес этой парочки к убийству Катеньки. Такого на моей памяти ещё не было никогда. Да-а, есть ещё одно очень заинтересованное лицо, не знаю, ведомо оно Вам или нет. Это некий Самуил Яковлевич, ранее простой человек на побегушках у бывшего и по совместительству главного мафиози вице-мэра города. Ныне, после загадочного исчезновения этого чиновника, он стал влиятельным и богатым. Так вот он сильно, ну очень сильно интересуется проводимым делом и по-моему, правда прямых доказательств у меня нет, эта парочка докладывает ему о всех нюансах следствия. Не знаю, в курсе ли Вы происходящих в городе не так давно событий, связанных с исчезновением главного мафиози Петра Тимофеевича, бывшего настоящим хозяином нашего города. По моим сведениям, сейчас завершается раздел бывшего «царства» этого Петра Тимофеевича. Так как он до сих пор не объявился, а хозяйство, как известно, бесхозным не может долго быть, вот и решено его разделить. Этими новыми хозяевами кусков «царства» Петра Тимофеевича становится как раз троица. Ясно, пока хозяйство не укрепится в их руках, они всего опасаются, дуют, как говорится, на воду, боясь обжечься. «Пуганая ворона и куста боится» – слышали такую поговорку?

Так вот, «авторитет» Китаец, коего крышевал и коим управлял сам Пётр Тимофеевич, теперь под крышей этой троицы. Далее пока эти «тупари» изыскивают следы приезжих отморозков-грабителей, я сам, не привлекая внимания и ничего не оформляя документально, поискал другие следы. Не буду рассказывать, как это было сделано, Вам сейчас не до этих деталей, но скажу выводы о том, чего нашёл: во-первых, пытали Катеньку не ради выяснения того, где спрятаны драгоценности и ценности, а ради выбивания некой очень важной для заказчика информации; во-вторых, вломились в квартиру быки Китайца; в-третьих, у Китайца есть специалист по пыткам, его кликуха Малюта, вот ведь суки безграмотные, а про Малюту Скуратова наслышаны, засветился там он. Видели его кое-кто из жителей дома и опознали по предъявленной мной фотографии, но они, конечно, никому не расскажут об этом. Вот ты, Егор, теперь суди сам, кто организовал, кому это надо было, и кто исполнил.

Скажу для сведения, Надин детский дом попал под пристальное внимание этой троицы. Прикинь сам, вдруг Надино учреждение стало вполне удобоваримым госучреждением, что в нашем городе вообще-то необычно.

Сам Пётр Тимофеевич, который ранее «положил глаз» на него, собираясь превратить это здание в торгово-развлекательный комплекс, вдруг проникся к нему, выбросил из головы свои предыдущие планы и собственноручно помог возвратить нынешний статус.

Вот в мозгах троицы и «заплескалась» тревога, а вдруг эти новые хозяева свою линию гонят. Да ещё Китаец, едва оставшийся живым после разборки с другим этническим бандитом Рэзо, никак не успокоится, вроде не может осмыслить, от чего такое побоище произошло. Он, правда, теперь навёрстывает своё.

После того, как эта троица принялась его крышевать, он вовсю стал расходиться, остальные ОПГ только облизываются. Так вот этот Китаец вбил себе в голову – это инвесторы Надины всё сотворили, дабы обломать ему руки и выбить зубы. Надю-то он побоялся тронуть, знает мразь, что я его за такое дело «урою», на него у меня столько, что на десять пожизненных хватит, если только займётся им власть и голову оторвут свои же за паскудные его дела, узнай они о них.

Мне вот так всё это, Егор, представляется. Ты уж извини, многое из сказанного мной, мои мысли, нет реальных доказательств, но я знаю, кто эта троица, кто таков Китаец, поэтому и уверен в поведанном мной.

Егор молча слушал, некоторое время помолчал и спросил:

– Скажи, Павел, когда это дело будет закрыто?

– Уже не секрет, сегодня. Вечером нас собирает генерал, там и будет подведение итогов, раздача кому чего.

– Ещё, Павел, как ты думаешь, сумели ли эти палачи выпытать из Кати нужного им?

– По моим данным, нет. Этот Малюта, поднаторевший на пытках мужиков, здоровых, сильных, не рассчитал с Катей. Ты же знаешь, какая она – маленькая, худенькая, бледненькая, вот и не выдержала даже начальных этапов пытки. Мне один агент из этой ОПГ рассказывал, что Малюта целую неделю ходил весь в синяках с двумя выбитыми зубами, теперь правда вставил золотые, сверкает сволочь! А кто спрашивается мог поднять руку на палача? Только сам хозяин! Китаец! Ну и за что? Тоже понятно. А вот других доказательств у меня, Егор, нет, извини.

Егор встал:

– Извини, Павел, у меня дела. Больше не могу сидеть. Спасибо за информацию. Она мне очень важна.

Он снова полез в карман, вытащил ещё две пачки, положил на стол и накрыл салфеткой.

– Возьми и это, как я ранее говорил. Забудь о нашей встрече, если конечно, мне снова не понадобишься.

Вскоре Егор был уже в квартире у Николая. Увидев его лицо, встревожено спросил:

– Что случилось?

– Катю запытали до смерти, – коротко ответил он.

– Кто? Знаешь?

– Да!

 

Глава четвёртая

Возмездие мерзавцам

– Что делать решил?

– Наказать виновных. Ты, Николай, поедешь в администрацию. Помнишь того Сёму, что «шестерил» у главного мафиози города.

– Отлично помню эту мразь.

– Так вот, он теперь один из главных мафиозных боссов наряду с генералом и прокурором. Это они, эта троица – крыша Китайца. Тебе надо повесить жучок на одежду и маячок на машину. Он по старой памяти всё ещё ездит на «Лексусе» один. Ну а я пока займусь логовом Китайца. Ты слушаешь этого прохиндея, а я Китайца. Через три часа, встречаемся у логова Китайца, помнишь, где оно располагается, там и обсудим план дальнейших действий. Если что срочно, либо ты ко мне, либо я к тебе. Настрой свою рацию на связь. Ну всё, братишка, я «погнал».

Вскоре уже подъезжал к хорошо известной ему хазе Китайца. Снова выбрал тот же дом, тот же подъезд, то же окно на чердаке. Всадил пару жучков в раму и установил свой прибор дальней прослушки. Стал слушать. Шли обычные, так сказать, «хозяйственные» разговоры и указания, типичные для бандитских ОПГ. Через полтора часа прослушивания Егор услышал телефонный звонок по телефону хозяина, привлёкший сразу же его внимание. По специальному биноклю просматривая поведение бандита, он заметил, как тот оборвал все разговоры, указания, «отбросил» свой приказной тон:

– Слушаю, шеф… Хорошо буду… Человек шесть хватит? Где? Во сколько? У главного мента на даче?.. Да, шеф, а как с делом-то быть?.. Да, понимаю, что облажался с этой «лепилой», но кто же знал, что она так быстро «ласты склеит». Я уже своему Кату показал на будущее, впредь уже не повторит. Ему сказано, если так будет, то сам пойдёт, есть его кому заменить, вот он и попробует на Малюте своё ремесло… Значит, закрыли дело-то?.. А далее кого? Как бы, шеф, не влететь, ведь у неё брат много знает… Да, понимаю, понимаю, но он ведь начнёт копать, а это шустрый мент, не те, что это дело ворошили, он ведь глубоко копает, да и материалов у него на меня, да и на Вас, шеф, полно. Возьмёт и перешлёт куда надо, не нашему главному менту, на него похоже тоже многое есть… Хорошо, что присмотрите за ним, а то ведь и его придётся мочить, а это, сами знаете, дело опасливое, менты не прощают такого… Ладно, ладно, будем поаккуратнее, как советуете. Вот выждем, шеф, пару-тройку недель, тогда и «мочканём» её. Что? Через неделю? Но ведь это сразу же будет след к нам, да и на Вас тоже. Вы же подумайте меж собой хорошенько, чего так торопиться-то? Вот всё уляжется, толпа кончит базарить на эту тему, тогда и сделаем потихоньку… Лады, лады, понимаю, не мне решать, правда, мне в случае чего первым отвечать… Да не намекаю я, просто хорошо знаю, как будет… Есть, шеф, не рассуждать, а исполнять.

Он бросил трубку, принялся грязно ругаться, обзывал своего нового шефа разными ругательствами, на кои он был по-видимому весьма горазд. Выдохшись, приказал явиться своему помощнику. Когда тот вошёл, начал отдавать приказания:

– Отберёшь шестерых, к семи быть у главного мента на даче, ты знаешь её, уже бывал. Организуешь охрану, чтобы и мышь не проскочила, иначе тебя самого в задницу кому-нибудь целиком запихну. Ходить вокруг забора, около дома и входа непрерывно, понял? Но, учти, не мельтешить, не путаться под ногами у хозяина и его гостей. Там и сучек будет, как всегда, а они лярвы все пугливые и крикливые. Охранять будешь столько, сколько тебе скажут. Я тоже там буду, присмотрюсь к тебе. Всё, пошёл!

Затем последовало новое приказание:

– Плюха, ко мне… Слушай, Плюха, вот какое дело тебе поручаю, учти, оправдывай моё доверие. Съездишь на базу Каплуна, отберёшь «жрачки» и выпивки ну там «позабористее» и поделикатнее человек так на десять, хотя добавь ещё шесть – бабы будут. На них отберёшь отдельно. Там всякие «марципаны» и прочую чепуху. Далее главный мент любит, как нажрётся, всякую пиротехнику пускать, так ты после базы к жёлтому псу. Заберёшь у него ящик всяких петард и прочей ерунды. К восьми тридцати привезёшь всё на дачу этого мента, ты знаешь, не раз «жрачку с водярой» возил туда. Занесёшь, остальных вон, а сам будешь как это, ну стол накрывать. Тебе это сподручно, раз ранее в кабаке работал, дело знакомое. Но так, чтобы твою рожу не видели, подал, накрыл ну и как там у Вас было, смылся до нового приказа. Понял. Да приоденься, не таким чучелом. Всё-таки главные боссы города, да их «лярвы». Потом шеф обожрётся, да ещё чего доброго, прикажет тебя показать. Учти, выйдешь в половине седьмого, всё успеешь, возьмёшь с собой этого «обосравшегося ката» Малюту, пусть этот козёл «пошестерит», да погоняй его, не жалей. Пусть знает «пидор», как хозяина подводить. Ему это надо хорошо запомнить. Понял? Поедешь на микроавтобусе, на джипе едет Солитёр с быками, он там будет охранять. И смотри, Плюха, ежели что не так, подведёшь, «на круг» поставлю, ты меня знаешь. Всё, иди. Он ещё некоторое время поматерился на этих недоумков, умеющих только пить, жрать, да под юбки к бабам залезать. Вышел, приказал сидящим за телевизором телохранителям и водителю готовить его «Мерс» к поездке.

Через некоторое время Егор увидел, как из ворот выехал пятисотый «Мерседес». Егор посмотрел на часы, было половина шестого вечера. Собрал свои принадлежности, упаковал в сумку, спустился вниз и поехал к Николаю. У него вместе прослушали разговоры, ведущиеся новым мафиозным боссом Самуилом Яковлевичем, которому при нечаянном столкновении с Николаем в коридоре администрации нацепили жучок. Разговор с Китайцем ничего нового не дал, да и с прокурором, и генералом тоже. Было ясно: дело «благополучно» закрыли; троица собирается отметить это и продумать линию их дальнейшего поведения. Для решения некоторых вопросов они затребовали и самого Китайца, заодно повесив на него и его братков снабжение горячительным, закуской и охрану. Сие мероприятие намечено на девять вечера, место примечательное, располагающее к тому – на берегу озера, в лесочке, в поместье новоявленного барина, генерала УВД. На Сему генерал с прокурором единодушно возложили обязанность к двенадцати, когда они порешают свои вопросы, хорошо разогреются, подогнать пяток девочек помоложе, да пофигуристее и посмазливее. Сёма после получения этого задания, никогда ничего не откладывающий, тут же позвонил сутенёру Сержу. Дозвонился и велел:

– Отберёшь пяток, нет, лучше семь штук девчонок получше, приведёшь их в надлежащий порядок, ну там помоешь, нарядишь их в эротическое бельё и так далее, и привезёшь на дачу, на берегу озера, где уже не раз бывал. Учти, там будут хозяева города, не осрами меня, иначе в «пидоры» отдам. Надо чтобы они были у ворот в половине двенадцатого. Пусть ждут, пока позовут.

Услышав подобострастные:

– Всё будет выполнено, как Вы приказали, Самуил Яковлевич. Будете Вы лично и Ваши гости очень довольны. Для Вас лично сам отберу, новенькую, ещё не тронутую, четырнадцать лет. Не беспокойтесь, я её предупрежу, если что быкам отдам, а мать с братцем по рукам пущу. Девочка, как ягодка.

– Ну… ну, расхвалился, посмотрим, если подсунешь перезрелых, то самого отдам браткам, они там охрану несут, учти!

Быстро обсудили план действий. Николай слушает Сёму и едет на дачу генерала, а Егор продолжает заниматься братками Китайца. Договорившись, он покинул Николая и вернулся к логову Китайца и принялся терпеливо ждать. В назначенное Китайцем время из ворот выехал микроавтобус. Он не спеша покатил по уже темнеющим улицам города. За ним, повторяя все его манёвры и повороты, шёл Егор. Минут через двадцать подъехали к какому-то торговоразвлекательному центру. Из микроавтобуса вылезли двое, пошли к воротам приземистой одноэтажной пристройки. Один из них, громко ругаясь, громыхнул ногой в железную дверь. Их быстро впустили. Пробыли они с полчаса. Наконец вышла эта парочка и ещё несколько женщин, все они несли по картонной коробке. Один из мужчин открыл заднюю дверь микроавтобуса, сунул туда картонку и указал женщинам, те по очереди стали всовывать внутрь тару. Когда уже груз был практически погружен, одной из женщин пришлось здорово нагнуться, чтобы постараться вдвинуть свою коробку. Стоящий рядом мужчина, наблюдающий за погрузкой, вдруг ухватил её за ягодицы. Деловито сопя, задрал юбку и принялся шарить в её трусиках. Та завертела попой, пытаясь вырваться. Стоящие возле женщины, как по команде, отвернулись и гуськом пошли к воротам. Распалённый мужик уже не шарил, а просто сдирал с неё колготки вместе с трусиками, не обращая ни на что, ни на кого внимания. И наверняка удовлетворил бы свою похоть, бедная женщина, как ни билась в лапах насильника, не смогла вырваться. Внезапно послышался резкий окрик второго мужика, проверявшего колёса своей колымаги:

– Ну ты, Малюта! Кончай «кобелиться», марш в салон и поставь как надо коробки, чтобы не упали и не побились, время на исходе. Ты что, хочешь пойти на круг у Китайца? Так я помогу ему, расскажу, чем ты тут занялся вместо дела. Мужик громко засопел, звонко шлёпнул своей лапищей по оголённой заднице и, недовольно бурча, полез в салон устраивать коробки с грузом. Женщина, тихо плача и шмыгая покрасневшим носиком, быстро подтянула трусики с колготками и, озираясь по сторонам, шмыгнула к всё ещё отворённой калитке в воротах.

Плюха матюгнулся в адрес Малюты, закрыл задние дверки микроавтобуса, влез в кабину и резко поехал. Егор за ним. Через двадцать минут уже практически на выезде из города микроавтобус остановился у какого-то частного домика. Плюха, сидевший за рулём, засигналил. Из домика, а потом из-за деревянной калитки вышел человек, подошёл к машине:

– Чего надыть, Плюха?

– Живо ящик твоей пиротехники и смотри у меня, жёлтая морда! Подсунешь барахло, приедем, в задницу напихаем и подожжём.

– Не сумлевайся, Плюха, товар отборный, для себя держал, на свадьбу внучки готовил, тебе вот как лучшему другу отдаю.

Тому, похоже, лесть пришлась очень по душе.

– Ладно, не хвались, вот тебе.

Тут он обернулся, пошарив в одном ящике, вытащил три бутылки:

– От меня, на свадьбу твоей внучки.

Вскоре из кирпичного, добротного с железной дверью строения, стоящего невдалеке от домика, он вынес картонную коробку и осторожно поставил в салон микроавтобуса.

Плюха махнул рукой:

– Всё, бывай, а на свадьбу-то позови.

Микроавтобус «ударил» по газам и понёсся на выезд из города. Егор за ним, поглядывая на карту. Где-то уже через пятнадцать минут ему стало ясно, куда они несутся, на какой-то развилке обогнал их. Когда вдали замелькала гладь озера, он выбрал небольшой съезд с дороги, загнал почти под ель свою машину, быстро натянул милицейскую фуражку и кожаную куртку с капитанскими погонами, вытащив из-под заднего сидения. Со светящимся жезлом выбрался на полотно дороги, вовремя. На его требовательный взмах жезлом микроавтобус, явно нехотя, затормозил и остановился в нескольких метрах. Из водительского окошка высунулась физиономия Плюхи.

– Чего, служивый, тормозишь? Мы к твоему главному, чего он приказал, везём. Мы торопимся, смотри, будешь отвечать, если опоздаем по твоей милости.

Егор выхватил пистолет, заорал:

– Молчать, жулик! А ну выходи, мать твою, иначе твою колымагу вместе с тобой разнесу. Обокрали, гады, магазин и ещё придуриваются, думаешь, Вас не видели?

Плюха обомлел, но, видимо помня угрозу Китайца, заорал в свою очередь:

– Да какой магазин? Ты что? Сдурел?

Егор двинул ногой в дверку машины и ещё громче заорал:

– Выходи, воровская твоя харя!

И сильно дёрнул ручку дверки. Она распахнулась, и за ней на асфальт вывалился Плюха. Всадив ему каблук в рёбра, схватил его за шиворот и одним рывком впечатал его физиономию в стойку. Снова заорал, размахивая пистолетом:

– А тебе, сука, чего особое приглашение надо? Щас дырку в твоей башке сделаю!

Малюта, надо сказать, скорее озадаченный, чем перепуганный, молча вылез и встал:

– Ты чего, ворюга, встал, а ну иди сюда, документы твои будем смотреть, а затем тот товар, чего Вы наворовали.

Малюта, обогнув радиатор, подошёл и тут же получил удар рукояткой пистолета в голову, от которого мешком свалился на асфальт. Егор быстро обмотал скотчем руки, ноги, глаза и рот Малюты. Очнувшись, Плюха, вытирая рукавом разбитую физиономию, простонал:

– Ты чего творишь, «беспредельщик»? Мы же сюда вернёмся, на кусочки порежем.

Но получив ещё один удар, затих. Егор и ему сделал то же самое. Затем оттащил в лесок, примотал его к сосне, туда же подогнал и свою машину. Сунув под нос Плюхи свой нож, страшный в блеске луча уже появившейся луны, пнул его в рёбра и заорал:

– Колись, воровская харя, глотку как барану перережу.

Плюха заныл:

– Да чего колоться-то? Вон «жрачку» и питьё твоему главному с его гостями и бабами везу, как приказано.

Но тут же получил ещё раз по рёбрам и вопрос:

– Ладно ныть. Жить хочешь? Говори, кто там на охране, к кому обращаться, куда нести. Плюха, перепуганный насмерть, заторопился. Поспрашивав его недолго и уяснив требуемое, просто перебил ему шейные позвонки, перерезал скотч, привязывающий труп к сосне, оттащил тело в кусты. Сходил к валяющемуся «в отключке» Малюте, перетащил того на место Плюхи. Привязал точно также к сосне. Затем скинул куртку, фуражку и вместе с жезлом сложил в багажник машины. После этого вытащил один из ящиков с водкой, шприц из бардачка своей машины вместе с пузырьком, заправил его содержимое в отобранные им бутылки. Сунул под полу своей ветровки пистолет Стечкина. Затем, снова поприкидывав, из тайника вытащил кусок взрывчатки, вдавил в него радиовзрыватель и засунул всё это в коробку с пиротехническими изделиями. Ещё раз осмотрелся, уселся в кабину «микрика» и поехал. Подъехав, нагло загудел.

Через несколько минут ворота раздвинулись. Спустив стекло, стал смотреть. По двору шатались шесть вооружённых бандитов. По всему было видно – им это занятие уже осточертело. Они покуривали, лениво сплёвывали, лениво слушали вопли своего начальника. Эта охрана казалась им ненужной блажью их авторитета. Ну, действительно, кто полезет на дачу к генералу, начальнику УВД? Да ещё в такое время? Да ещё в таком удалённом месте? Только идиот. Сейчас Солитёр врежет этому Плюхе, опоздавшему на целых пятнадцать минут. Всё развлечение! Ишь, сука, опоздал, да ещё не вылазит и гудит. Ну, это уже наглость! За такое и «на правеж» к Китайцу запросто можно попасть. Подошёл Солитёр, одетый, как всегда, в длинный чёрный плащ, в чёрную шляпу на голове и тёмные очки. Разъярённый сходу заорал:

– Тебе, «пидор», Китаец чего приказал? К восьми тридцати подвезти, а ты? Чего сидишь, давай таскать!

Егор высунулся, осмотрел всё вокруг, открыл дверку и спрыгнул на землю. От неожиданности Солитёр отшатнулся и замолк. Все тоже молчали, рассматривая незнакомца. Наконец, старший промямлил:

– Ты кто? А где Плюха?

Парень усмехнулся и ответил:

– Я из центра, менеджер, а Плюха там с Малютой остались. Сказали животы схватило, не доедут. Вот хозяин зная, как Китаец рассердится, и направил меня сюда с товаром, что он сам отобрал. Вы, это самое, принимайте, да расписочку мне дайте, что всё довёз, ничего себе не «затырил». Вон хозяин список дал.

Солитёр заорал:

– Я тебе сейчас такую расписочку дам, на всю оставшуюся жизнь запомнишь!

– Мне что, мне хозяин сказал, я ему и передам Ваши слова. Пусть он с Вашим Китайцем сам разбирается, а уж с Плюхой пусть Китаец занимается.

– Ну ты, лох, чо гонишь? Да мы сами с твоим хозяином разберёмся. Говори про Малюту, где он?

– А, это тот мужик, который с Вашим Плюхой остался? Так как загрузили товар, они сунули мне ключи, вот этот список, а хозяин послал меня. Где они оба и Плюха, и Ваш Малюта, откуда мне ведомо, когда уезжал оба были живы, здоровы… Так Вы будете брать или нет? Тогда я поехал обратно.

– Ну, козёл, ты у меня «добазаришься»! Я тебе живо рога обломаю! А ну, «пидор», грузи всё на землю.

Егор ворча начал сгружать коробки на землю. Все быки окружили машину и с детским любопытством смотрели за его действиями. Никто не подумал ему помочь. Егор не спеша вытащил все коробки, сложил их двумя столбиками. Посмотрев на их освещённые фонарём рожи, опасливо стал задвигать поглубже в салон позвякивающий пакет. Это звяканье их всех насторожило, как настораживает гончих собак свежий след или принесённый порывом ветра запах добротного русака. Один из них, наиболее нетерпеливый, встрепенулся:

– Эй ты, «чмо»! Чего, козёл, прячешь?

Другие тоже загалдели. Но тут вмешался Солитёр:

– Кончайте базар! А ты, лох, чего прячешь? Ну вынь!

– Да мне Плюха Ваш приказал, это Вам не передавать, а вернуть ему вместе с машиной.

– Я те «щас, пидор», верну! Кому сказал – давай сюда!

– Мне что? Сами будете перед Плюхой отвечать за самоуправство.

Эти слова, видимо, сильно задели старшего. Он аж зашипел от злобы, но справившись, пнул Егора носком ботинка и прошипел:

– Заткнись, «паскуда», не выводи меня из себя.

Сунулся было к пакету, но затем, о чём-то подумав, приказал:

– Эй, Фонарь, посмотри-ка, чего этот лох от нас хочет «занычить»?

Из окружающей толпы вышел высокий парень с ярко красной рожей, опасливо поглядывая на пакет, сделал несколько осторожных шажков. Все тут же сделали не менее десяти обратно. Добредя до пакета, перекрестился несколько раз, зажмурился, ещё раз перекрестился и сунул несколько пальцев в пакет и вытащил бутылку, высоко поднял её: «Водяра, братва!» На его физиономии расплылась такая улыбка, что все тоже сразу же заулыбались, задвигались и вскоре злостный пакет оказался в руках Солитёра. Тот заглянул в него, задумался, бормоча:

– Ну всё, Плюха, быть тебе на круге вместе с Малютой, никуда не отопрётесь! Фонарь, снеси эту «водяру» в нашу каптёрку. Вот тебе ключ, положишь в сейф и обратно!

Тот плотоядно ухмыляясь, сунул бутылку обратно в пакет, подхватил его и пошёл. Видя эту ухмылку, Солитёр чего-то сообразил:

– Эй, Кулёк и Слиток, марш за Фонарём, да посмотрите, а то ведь выжрет всё один.

От толпы отделились двое и под завистливые взгляды остальных чуть ли не бегом помчались за Фонарём. Егор проговорил:

– Ну всё, пацаны, мне пора, я поехал. Меня Ваш Плюха и мой хозяин ждёт.

– Ни хрена, дойдёшь и так, а ну брысь от машины. Желток, отбери у лоха ключи.

Егор заныл:

– Да Вы чего, пацаны? Как дойдёшь? Да тут сколько километров, да по этой дороге, да в темень, да тут сейчас ни попутки, ни тачки не поймаешь.

– Жила, помоги лоху доехать, а то не понимает.

Подошёл здоровенный амбал, ухватил Егора за шиворот, поволок к воротам, дотащил, пнул и довольный загоготал:

– Включай передачу и вперёд!

Упавший на корточки Егор, поднялся и задом, задом попятился под дружный гогот бандюков. Через несколько метров развернулся и под дружный свист, вопли побежал. Вдогонку прозвучали несколько выстрелов. Но, похоже, братва стреляла для «понта» вверх. Забежав в лес, Егор уже не спеша пошёл к машине. Дойдя к привязанному Малюте, стал смотреть тому в его наглую, омерзительную сейчас ему до тошноты, физиономию палача. Тот под его взглядом только извивался, как червяк. Плюнув, он отошёл, сел в машину и стал ждать. Прошло полчаса, проехала одна машина, вторая, третья, четвёртая, а за ней и Николай. Егор уже ожидавший его у съезда, выскочил и махнул ему светящимся жезлом. Заведя свою машину рядом с Егоровой, вылез, спросил:

– Как дела?

Выслушав, подошёл к привязанному Малюте. Внимательно посмотрел в его рожу, пнул ногой по рёбрам и спросил:

– Эта тварь запытала твою Катю?

Увидев утвердительный кивок, предложил:

– Давай перекусим, а то целый день во рту ничего не было и примемся за дело. Вытащил из машины термос, пакет с бутербродами и пару больших яблок, всё выставил на капот. Они не спеша поели, всё тщательно прибрали. Коротко обсудили план своих действий. По завершении этого обсуждения Николай спросил:

– Чего возьмём с собой, Егор?

– Очки ночного видения, микрофон дальней прослушки, ружьё для всаживания жучков с набором этих устройств, я Стечкина, ты своё оружие, по паре гранат, ножи, ну и свои жилеты с разгрузкой и ещё прихвачу-ка свою снайперку.

Переоделись, вооружились, попрыгали, ничто не гремит, не стучало.

– Ну что? С Богом? Подобравшись к ограде, минут пятнадцать выбирали наблюдательные места, тщательно осмотрели двор. Егор всадил несколько «жучков» в рамы окон коттеджа, принялись прослушивать и наблюдать.

Вскоре в микрофоне с одного окна они услышали разговоры нескольких человек, явно носящих характер обсуждения ситуации и выработки определённых решений. Судя по всему, эти переговорщики совместили обсуждение с трапезой и выпивкой. Сначала был жестокий разнос Китайца, с обещанием сделать нужные оргвыводы в отношении его персоны. Егор только скрипел зубами, слушая этих подонков, хладнокровно угрожающих бандиту, не сумевшему пытками добиться признания у простой бабы. Затем они перешли, выгнав Китайца, к обсуждению планов на будущее. А планы были довольно грандиозны по масштабам этого района – ни более ни менее стать его хозяевами, полными и безоговорочными. Намечались те фирмы, предприятия, которые следовало прибрать, определялись те конкуренты, коих надо было убрать, ну и так далее. Организационную часть поручили Сёме, а на себя «взвалили» обеспечивающую и поддерживающую. Закончив обсуждение, вновь вызвали Китайца и жёстко напомнили о необходимости разобраться с этими непонятными инвесторами, нацелив его на директрису, которая явно в курсе кто они и как с ними она связывается. При этом гарантировали нейтрализацию её брата. Около двенадцати, основательно разогретые, довольные своими решениями, открывающимися перспективами и в ожидании девочек, они, по требованию генерала, выбрались во двор. Из охраны по двору прохаживался только Солитёр, в своей неизменной форме. Китаец, увидев его, на миг протрезвел, запинаясь, выдавил угрожающе:

– Где остальные?

Тот тут же смешался, вздрогнул, но вспомнив о чём-то, запинаясь, произнёс:

– Как приказано, шеф, наблюдают, не путаются под ногами.

Ему было страшно боязно, а вдруг босс потребует кого-нибудь и признает, что все вдрызг пьяны и объяты мертвецким сном. И как только с шести бутылок так напились? Наверно «пидоры» с собой привезли и не удержались, после того как выжрали эти реквизированные, добавили козлы! Но шеф снова впал в пьяную меланхолию, вызванную накачкой и угрозами!

– Вот козлы, умеют только командовать, а сами «руки в брюки», «чистоплюи сраные». Ну ничего, ещё не вечер. Китаец себя покажет. У него на них много чего есть. Вот наберёт побольше капитала, а там посмотрим. Этих уродов на тот свет отправить – раз плюнуть!

Но остальным гуляющим на терзания этого уголовника было плевать. Они власть! Они новые хозяева! Их ждут новые развлечения, богатство и положение. А что может быть слаще того? Что хочу, то и ворочу, – вот их лозунг на будущее, их будущее! Генерал, основательно «принявший на грудь», но в отличие от прокуроришки и «жидовина», всё ещё по старой закалке крепко державшийся на ногах, распоряжался, вернее священнодействовал. Ласково поглаживая толстыми волосатыми пальцами вытащенные петарды, довольно улыбался, как улыбается ребёнок новой или старой, но любимой игрушке, прицелился в луну и запустил. Раздался хлопок, восторженный вопль и вот в небе расцвёл куст разноцветных огней. Генерал восторженно орал, хлопал себя по ляжкам, приседал. Прокурор, опасливо косился на коробку с пиротехникой, разошедшегося генерала, на пьяного мрачного бандита и его зловещего охранника, на бессмысленно улыбающегося и еле стоящего «жидовина». Генерал внезапно прервал свой восторг, схватил его за руку, сунул ему петарду и заорал:

– Запускай, Владлен, пусть все знают – мы теперь хозяева! Мы! Запускай!

Тот, пятясь назад, неловко дёрнул за верёвочку, но ничего не произошло.

– Эх ты, «тютя-матютя», смотри, как надо! Смотри, как это здорово!

Он выхватил из руки прокурора петарду, резко дёрнул за верёвочку. И тут внезапно раздался взрыв. Из коробки во все стороны начали с визгом и хлопками разлетаться разноцветные шары, кусты. Часть из них угодила в дом, в окна, другая – в гараж, баню, другие бомбардировали в стоящие чуть ли не впритык машины. У генерала были оторваны ноги, у прокурора голова, у Сёмы разворочена грудная клетка, у Китайца переломан позвоночник, а на земле, действительно, как Солитёр, извивался в своём оборванном плаще без шляпы и очков помощник главного бандита. В это время к воротам подъехал Серж с девочками. Все они высыпали из микроавтобуса и стали разглядывать в открытую створку ворот на ужасную, но потрясающую воображение картину с таким многоцветьем, шумом, визгом и хлопками. К тому времени начало разгораться пламя подожжённых зданий, машин. Деревянный дом, сделанный по финской технологии, горел высоким, чистым пламенем, без дыма и смрада, как бы олицетворял собой очистительное пламя, чистящее попавшую в беде страну от гнусной нечисти. Вскоре из пристройки к воротам стали выскакивать горящие людишки. Они что-то орали, бестолково метались, сбивая друг друга, прыгали, катались, пытаясь сбить сжигающий их огонь. Но быстро затихли нескладными комками, издавая тошнотворный запах горящего мяса и дерьма.

Первым очнулся от этого ужасающего, но завораживающего огненного аутодафе Серж. Он увидел к тому же, что и машины начали гореть. Матерясь на вылезших девочек, загнал их обратно, быстро вскочил в кабину, газанул и погнал прочь. Вдогонку послышались взрывы бензобаков уже полыхающих машин. Николай посмотрел на бесстрастное лицо Егора.

– Давай своего палача, самое время воздать тому по заслугам.

Егор молча встал, повернулся и ушёл. Минут через двадцать вернулся, таща Малюту на своей спине, сбросил того на землю. Николай нагнулся, вскинул этот живой, всё ещё живой обгадившийся от увиденного куль себе на плечо. Но Егор молча перекинул этот куль на своё и пошёл, твёрдо ступая к ограде, к этому торжествующему пламени. Малюта, объятый животным ужасом от того понимания, чего ему предстоит, задёргался из последних сил, но это были просто жалкие конвульсии зверя, попавшего в несокрушимый капкан. Егор решительным движением перебросил обгадившегося палача через ограду, прямо в лужу ещё не загоревшегося бензина, вытекающего из лопнувшего бензобака припаркованного почти к ограде микроавтобуса, на котором он и доставил этой своре хищников «жрачку, водяру» и очистительный огонь. Сбросив сию омерзительную ношу, он отошёл от опаляющего пламени, бушующего на территории поместья, стал смотреть. Сначала по луже побежали синие тоненькие нити, затем они превратились в ручейки и наконец вся лужа оказалась в синем мерцающем и колеблющемся облачке. Валяющийся в ней огромный червяк завертелся, словно рыба на раскалённой сковородке. Ему удалось после того, как перегорели скотчевые путы, даже приподняться, выползти из лужи к сетчатому забору. Но он уже сам был весь в пламени, правда чадящим и смердящим. Егор молча упорно взирал на то, как подыхает эта тварь, как сначала лопается кожа, чернеет, обугливается то, что было ранее палачом, запылавшим на своём грязном и страшном веку по приказу ещё более грязного бандита немало людей.

Николай не выдержал, подошёл к нему и почти силой увёл. Довёл до машины, вытащил фляжку, чуть ли не силой сунул её горлышко ему в рот и вылил почти половину содержимого. Водка сделала своё дело. Егор закашлялся, на глазах появились слёзы, он их молча, машинально смахнул.

– Едем, братишка. Ты своё дело сделал! Воздал этим подонкам по заслугам. Но нам надо убираться отсюда. Только сначала запрячем хорошенько этого Плюху.

Николай подвязал к заднему бамперу сухую ёлку, покатался по площадке, пока Егор ожидал его на бетонке. Выехав, подозвал, показал на карту:

– Поедем окружной дорогой, она ведёт на озеро, которое облюбовано рыбаками и охотниками, а далее просёлочными дорогами. Выберемся к городу и въедем в него, минуя посты. Плюху берём с собой, «заховаем» где-нибудь в дороге. Я еду впереди, ты за мной. Едем не спеша. Главное никого не встретить по дороге. Придётся предпринимать меры. Дальний свет не включать, дистанцию соблюдать. В случае чего сворачивай и затихай, дай проехать встречной. Всё ясно?

Егор мотнул головой.

Проехав метров двести, взяли бандита за руки, ноги, выдернули из багажника, оттащили в овраг, свалили на него гнилую берёзу, засыпавшую бандита трухой и, посыпая антисобакином, вернулись. Николай посмотрел на мрачного Егора, вытащил из бардачка несколько таблеток:

– Вот, прими, на всякий случай. Ты как? Сможешь вести машину?

– Смогу, я в полном порядке, – твёрдо заявил Егор.

– Тогда поехали. Я впереди, ты за мной. Не спеши.

Аккуратно доехали. Слава Богу, никого не встретили, хотя несколько костров на берегу озера они увидели. Объехав его по песчаной дороге, снова выехали в лесок. В нём метрах в тридцати увидели грунтовую дорогу, ведущую в город. В гостинице Николай проводил до его номера, там допили фляжку. После того как Егор под наблюдением своего старшего улёгся спать, он ушёл. Ночью Николай не мучился, его не терзала страшная смерть нелюдей. Убеждение в том, что эти твари, усевшиеся как вши на шею народа, другого и не заслуживают, сидело в нём прочно и все эти размышления – «не по христиански, не по закону» его не трогали. По какому закону? По тому, который установлен этим режимом? Да они его же сами растоптали, введя в ранг закона «беспредел», право сильного или «денежного мешка»? Так что пусть не проливают крокодиловы слёзы, когда им отпускается той же мерой! А вот Егор, тот в основном видел только свою Катю. Она ему виделась почему-то на покрытой цветами поляне, на опушке лесочка из берёзок. Она не смеялась, не плакала, только грустно смотрела и улыбалась ему, словно жалела его:

– Как он будет жить без неё.

Он всё пытался объяснить ей:

– Преступники, кто задумал сие изуверство, все наказаны и им воздано по заслугам.

Но она своим взглядом заставляла его умолкнуть, словно это её совершенно не волновало. А вот то, что он остался в этой жизни совершенно один, это-то больше всего и печалило её. Егор же всё отчётливо понимал, но почему-то каждый раз пытался вновь и вновь объяснить ей:

– Преступники наказаны, никто не ушёл от ответа.

Так и промучился до самого утра, пока его не разбудил Николай. Встал совершенно разбитый, делать ничего не хотелось. С трудом заставил себя пойти умыться, а когда взглянул в зеркало, то поразился, как он изменился за прошедшие сутки: под глазами тёмные круги, глаза, похоже, ушли в глазницы и смотрели из них как из дула, такие же грозные и беспощадные. По углам рта появились жёсткие складки. На лице выражение бескомпромиссности, решительности. Почему-то вдруг очень явственно обозначился твёрдый подбородок, а щёки наоборот – слегка впали. Волосы совсем поседели. Долго стоял он перед зеркалом, изучая своё изменившееся лицо, до тех пор, пока его не позвал Николай, соорудивший из имеющихся в холодильнике продуктов завтрак и сварив кофе. Уже полностью собранный, готовый к действиям он решительно вышел из ванной комнаты. Увидев его таким, Николай покачал головой и просто попросил:

– Егор, давай договоримся, по крайней мере, на сегодня. Ты только переговоришь с тем, с кем ты планировал, но вот действовать, если это понадобиться, будем вместе. Этого я не приказываю, хотя у меня есть такое право, а просто прошу как друга, с кем мы вместе многое прошли и пережили.

Егор взглянул на него в упор. И вновь Николай поразился, насколько его боевой товарищ изменился. Тот, посмотрев на него, о чём-то подумал, кивнул в знак согласия.

– Тогда, братишка, договоримся о следующем. Я следую за тобой, мешать тебе не буду, не беспокойся, но вот этот датчик будет при тебе. Так мне проще вмешаться и понять твои намерения. Не спорь, это не обсуждается. Ещё раз повторяю, твоим беседам с нужными тебе людьми мешать не буду.

Эти слова по каким-то ассоциациям вдруг напомнили Егору то время, когда ему были даны задания от Родины, и они выполнялись пусть и с большим напряжением и громадной ежеминутной опасностью. Особенно ему вдруг вспомнилось то, в котором он, преображённый в паломника, мусульманина, должен был встретиться со связником. Пришлось при подготовке довольно долго и упорно изучать библию каждого правоверного – Коран. В этой религии ему, особенно в последнее время, импонировало то, что всякие преступники, предатели и отступники обязательно находили свой бесславный, позорный конец. Крепко запомнилась ему одна сура:

– А те, которые приобрели злые деяния, воздаяние за злые деяния подобным ему и постигнет их унижение, нет у них никаких защитников Аллаха! Их лица покрыты точно кусками мрачной ночи. Эти обители огня в нём они пребывают вечно.

Вот так, всё чётко и ясно! Конец твой таков, если не хочешь понимать Божьих законов, не хочешь следовать им, а находишься во власти Сатаны. Грань между добродетелью и преступлением по этой религии необычайно чётко выражена.

– Тем, которые добродеяли – доброе и придача и не покроют их лица пыль и унижение. Это – обители рая, в нём они пребывают вечно. И что важно для любого правоверного, согласно данной религии, это необходимость сражаться с такими преступниками, сатанинскими отродьями.

– Сражайтесь с ними – накажет их Аллах вашими руками, и опозорит их, и поможет Вам против них, и исцелит грудь у верующих.

Чем больше ему вспоминалось это задание и суры Корана, кои он должен был хорошенько изучить и запомнить, тем яснее становилась мысль этой, почти ныне миллиардной части населения земли.

– Жить надо по законам Божьим! А те, кто их нарушает или призывают, побуждают нарушать, как это сейчас происходит в его стране, те, в конце концов, получат огненную гиену.

И наверняка, сколько будет существовать человечество, всегда будут находиться такие, кои стремятся жить по другим заповедям, законам, ибо их на такое подвигает их хозяин, идол – Сатана. Но они не имеют никакой длительной перспективы. Правда, Божья правда, всесильна! Пусть на какое-то время эти нелюди с их сатанинскими законами и восторжествуют, но они в конечном итоге обречены, исчезнут, как исчезает плесень при ярком солнечном свете.

– И раньше они стремились к смуте и переворачивали перед тобой дело, пока не пришла истина, и проявилось повеление Аллаха, хотя они и ненавидели.

Не было сейчас у Егора никакого чувства сожаления о содеянном им, ни малейшего угрызения совести. А ещё, если во время акции он как бы заморозил свои чувства, загнал их в некий участок мозга, не давая им оттуда выйти, то теперь они стали прорываться из сооружённой его волей камеры. И в первую очередь это горе по утрате его Катеньки. Ему всё отчётливее становилось ясно: на жизненном пути такой человек, как Катенька, с которым бы ему было легко, всё понятно, к которому тянулось бы его сердце, человека кристальной честности, чистоты, потрясающей женственности и великой самоотверженности больше не встретится. Потеря Кати, так же как и потеря его названного отца, мудрого наставника, его родителей, невозвратимы и незаменимы! Без них, этих истинных маяков в его жизни, она сама, по крайней мере, для него лично, жизнь слепа! Он вдруг ощутил какую-то зыбкость под собой, потерю опоры, которая давала ему силы бороться, побеждать в борьбе за правое дело, ранее так хорошо понимаемое им, воспитанное в нём. Один из великих древних философов однажды заметил, и Егор эту фразу хорошо запомнил:

– Несравненный дар, могучая стойкость души. С нею в жизни ничего не страшно!

Он внезапно понял: основой стойкости души были его наставник, а затем в эту основу органически, хоть и ненадолго «вплелась» Катенька. Нет, сейчас ему не было страшно, просто безразличие, пустота – вот чего теперь становилось основным в его душе. Ну и, конечно, огонь ненависти к этим сатанинским отродьям, выросшим как поганки, на его Родине. Их попытки изувечить могущественнейший в мире народ, разрушить его культуру, а по большому счёту, науськиваемые западными благодетелями, вообще стереть его с лица земли. Скорее всего, ему было ясно, он или умрёт, или погибнет с этой ненавистью. Егор ещё не смог до конца осознать, какой страшный поворот произошёл в его судьбе. Ж.Боссюэ писал: «Жизнь человечья похожа на дорогу, кончающуюся страшной пропастью». Именно с этого поворота и начался новый путь Егора по жизненной дороге. Гонсар полностью прав, говоря:

Отныне он, как знаменитый Тиль Уленшпигель, будет идти по этой жизни с «пеплом», стучащим в его сердце, и он, этот пепел, никогда, до самой его смерти не погаснет! Если ранее он, команда во главе с их командиром выступали в роли своеобразных мстителей, коих, как они считали, немало в их пусть и поруганном, но не сдавшемся отечестве, то сейчас ему в одиночку предстояло играть уже другую роль. Правда, схожую по своей обоснованности с той, что игралась им ранее, но всё-таки другую, по другим законам жизни. Эта роль фактически противоречила христианским законам, хотя и была в согласии с реально действующими среди людей, особенно среди тех, кто занимался «золотым тельцом». Он никогда не читал трудов китайского философа Цзи Жу и не знал сформулированное им правило: «Нельзя не искать правду, но нельзя отворачиваться от жизни в этом мире». Возможно, если бы его наставник когда-нибудь и разъяснил это правило, то он вполне возможно и смог бы избежать, как его боевые товарищи уготованной ему участи. Но Егор как раз поступил наоборот – попытался отвернуться от этой жизни, посчитав, что ничего радостного, светлого она уже больше ему не сулит. С ним, как он теперь решил, осталось только его мастерство бойца, да «пепел, стучащий в сердце», неукротимый костёр ненависти, ко всем тем, кто поднял свою грязную руку на всё то, ради чего он и его боевые товарищи не жалели ни своих сил, здоровья, жизни, на всё святое для них.

Николай понимал состояние Егора. Он-то хорошо его знал. Но вот сейчас перед собой он видел совсем другого человека и как говорить с ним, как поступать, чего делать не очень-то и представлял себе. Подумав, решил – это всё-таки временно, всё вернётся «на круги своя», к тому, чему учил их учитель, наставник. А сейчас разумнее всего просто сделать вид, что ничего нового, никаких пугающих перемен не заметил.

Пригласил за стол. Они позавтракали, «перебросившись» всего несколькими фразами. Но попив кофе, неожиданно принялись обсуждать свои планы. Николай настаивал побыстрее уехать из города. Ведь то, чего свершилось для этого, в принципе, небольшого городка, является форменным ЧП. Наверняка понаедут из области, да и из самой столицы разные служивые, будут думать, да рядить, как бы им сие событие в первую очередь на пользу себе или своим хозяевам повернуть, да кого основательно тряхнуть – им же тоже козлы отпущения нужны, особенно в таком резонансном ЧП. Наверх-то тоже придётся докладывать. Ведь как ни крути, а столпов их поганого сообщества эта власть лишились. Но Егор покачал головой в знак несогласия:

– Поверь моему слову, ничего особенного не будет. Пошумят в СМИ: «Каких замечательных людей унесла из жизни нелепая судьба». Да начнут исполнять приказы хозяев по переделу временно бесхозной собственности. Что, впервые разве? Действовать они будут уже как ставленники будущих собственников – это же очевидно, это закон их стаи.

Николай только покачал головой:

– Мне бы твой оптимизм. Не все же в этих органах честь и совесть продали. Ты же сам мне говорил о брате Надежды Васильевны, ну а в этом деле, сам же хорошо знаешь – «многое шито белыми нитками», копни поглубже и кое-чего стоящее можно зацепить. Ведь не скроешь же, что взрыв этого ящика с пиротехникой не смог бы принести такие тяжкие последствия. А как зацепят «ниточку», то пойдут по ней – кому это выгодно? Что предшествовало? Ну и так далее. Возьми и всплыви пытка и гибель Кати ради получения от неё информации о непонятных инвесторах, с прибытием которых в этом городе началась полоса происшествий и чудес. Тут и большого ума не надо.

– Стоп, стоп, Николай! Остановись! Я уверен – действовать эта группа будет с оглядкой на будущих собственников. А тем чего надо? Расследование деталей и версий – это долго и нудно, причём на их глазах бесхозное имущество объявилось. В «гробу» они такое расследование видели. Им подавай законные бумаги на закрытие этого дела и законные бумаги на захват всей собственности, ну на худой конец, хотя бы часть её. Да между ними будущими собственниками и их представителями в группе уже развернулась «подковёрная борьба». Что они идиоты дорогое время упускать? Не играют они, Николай, по таким правилам. В основе их бизнеса лейтмотив, как в животном мире, – кто первый прибыл, тот и насытился!

Я тут подумал, братишка, и вот чего решил:

– Помимо беседы с одним человеком, мне нужно сделать ещё несколько дел. Во-первых, вчера я по понятным причинам не передал приготовленные деньги для этого детдома. Во-вторых, я намерен установить памятник на могиле Кати. В-третьих, послушать братца Надежды Васильевны, что у них в УВД думают, какова обстановка сейчас. В-четвёртых, уж очень у меня чешутся руки добить это паскудное воинство Китайца. Понимаю, свято место пусто не бывает, но в данном случае мне сам Бог велел сделать это.

Николай послушал, покачал головой:

– Одного я тебя не отпущу, будем поступать, как условились, пойдём вдвоём, я тебя слушаю, но не мешаю, выступаю только в крайнем случае. Теперь это уже моё командирское слово.

Егор пожал плечами:

– Не вижу большого смысла таскаться за мной, но если это командирское слово, то вынужден подчиниться.

Через полчаса, позавтракав, они разошлись и встретились уже на стоянке автомашин. Сначала Егор направился к Надежде Васильевне. Он знал, как важны сейчас для детского дома финансовые средства. К тому же, когда ещё поступит от Сергея перевод. Да как бы опять не начались в грядущие смутные времена новые беды для них – по известной схеме – неплатежи, отключение и так далее. Ведь любителей превращений всего, на что остановится их глаз, в храм торговли, секса, немало, не только Пётр Тимофеевич. Передал ей деньги, та долго его благодарила, затем почему-то шёпотом сообщила:

– Брат хочет с Вами поговорить, сегодня на том же месте в тринадцать часов.

Егор кивнул головой и ответил.

– Буду.

И в свою очередь спросил:

– Не могла бы она с ним проехаться на кладбище? У кого документы на могилы?

Надежда Васильевна закивала головой и заплакала. Когда она проплакалась, полезла в сейф, вытащила удостоверение.

– Вот, мы хоронили её всем детдомом… в одну ограду… где лежит её отец. Мне помог брат, да местное телевидение со СМИ… Они вмешались. Ведь Вы слышали, как в нашем городе относились к её отцу, да и самих их в городе тоже любили… кроме высокого начальства, почти весь город пришёл их проводить… Целый митинг образовался, все требовали найти преступников и наказать.

– Их уже нашли и наказали, – мрачно произнёс Егор.

– Кто? – удивлённо спросила она. – Я, правда, слышала, что во время пьянки вчера поздно вечером сгорели прокурор, генерал и чиновник администрации вместе с охраной и прислугой. Да, ещё и воровской авторитет Китаец. Но особенно-то не предала этому значения. Ну, сгорели и сгорели, их в городе никто не любил и хорошего слова о них никто не скажет, а наоборот, – она запнулась.

– Вот именно, собаке – собачья смерть, – снова мрачно прервал Егор.

Она с испугом взглянула на него.

– Они что? Катю с мамой убили?

Но он только ответил:

– От Бога не скроешь свои паскудные дела… Ну так Вы едете?

– Да, да конечно.

Через сорок минут были на кладбище. Внутри небольшой оградки рядом с хорошим гранитным памятником разместились два земляных холмика. Были они такими беззащитными, скромными, что у Егора сердце защемило. Он подошёл, встал на колени, погладил по очереди каждый холмик дрожащей рукой, тихо шепнул:

– Спи спокойно, Катенька. Твоя гибель не осталась неотомщенной. Преступники уже в аду и держат ответ за свои преступления. Это моя вина перед тобой. Прости меня, не уберёг. Теперь этот крест буду нести всю оставшуюся жизнь.

Он вытащил платок, отщипнул небольшую горсть земли с холмика, завернул в платок, сунул во внутренний карман куртки. Ещё раз погладил Катин холмик.

– Прости меня, Катенька, не уберёг.

Резко встал, в упор взглянул на плачущую Надежду Васильевну, та даже отшатнулась от его взгляда. С трудом овладев собой, запинаясь произнёс:

– Покажите, где тут кладбищенских дел мастера обитают, хочу памятник заказать.

Та засуетилась:

– Пойдёмте, пойдёмте, я укажу.

Они прошли к директору кладбища. Им был толстый, суетливый и потный армянин с бегающими тёмными глазами, вислым носом, и непрерывно растущей чёрной щетиной на щеках и бороде. Егор, глядя в упор на бегающие глаза, произнёс:

– Мне нужно быстро изготовить и установить памятник.

Армянин тут же заявил:

– Только через три месяца, а так как скоро будет зима, то только весной.

Егор шагнул к нему, ухватил за шиворот, резко сдёрнул со стула и раздельно произнёс:

– Ты что, не понял? Я же сказал быстро! Ты не плети, а говори сколько, да показывай свои образцы.

Вися на его руке, директор ещё больше вспотел, пот даже заструился по его лицу. Залебезил:

– Мы, конечно, можем постараться для уважаемых людей, но Вы же понимаете, требуется тогда доплатить.

Егор, всё ещё продолжая держать его практически на весу, рявкнул:

– Ты что, ара? Халтуришь в чужой стране и до сих пор не научился понимать язык этой страны? Я тебя, дебила русским языком спрашиваю – сколько?

С этими словами кинул его на стул. Тот, плюхнувшись, как жаба, отдуваясь и вытирая пот, залебезил:

– Если за гранитный, не полированный, то тысячу долларов выйдет, а вот если за чёрный полированный мрамор, то две с половиной, ну ещё надо добавить триста долларов за подпись.

Егор вытащил три тысячи, кинул на стол:

– Чтобы через два дня стоял, приеду, проверю. Не будет его, самого поставлю вместо памятника, понял? Надежда Васильевна, где текст?

Та быстренько вытащила удостоверение, села и списала фамилии, имя, отчество, даты рождения и смерти. Егор взял и ткнул бумажкой в армянина.

– Сделаешь всё одним памятником, а фотографии тебе сегодня же привезут. И смотри, ара! Не играй с огнём, поставлю вместо памятника! Всё, пойдёмте Надежда Васильевна.

Сопровождаемые выскочившим из-за стола и буквально катящимся толстым круглым шариком хозяином, льстиво говорящим:

– Не беспокойтесь, уважаемый господин, будет сделано в лучшем виде.

Но Егор его не слушал. Взяв за локоть директрису, надо сказать совершенно ошеломлённую увиденным и услышанным, провёл её к машине. Там спросил:

– Вы найдёте фотографии, сможете их передать этому кладбищенскому червю?

– Да, да. Не беспокойтесь. У нас есть, остались после похорон, сегодня же пошлю кого-нибудь.

Потом озадаченно спросила:

– А Вы думаете, он сделает? Не обманет? Вы же ему такую кучу «денжищ» передали и без расписки, без документа. Вдруг сбежит?

– Никуда он не сбежит от этого бизнеса. Он столько денег выплатил крыше этого кладбища за эту должность, будет теперь сия толстая вонючка сидеть и «отбивать» эти деньги. Ну а я, всё равно проверю. Пусть только попробует надуть, ему это во много дороже обойдётся. Он, торгашская его душа, хорошо запомнил мои слова.

Далее ехали молча. Она на него посматривала, явно хотела о чём-то спросить, но почему-то не решалась. А Егор всё ещё под впечатлением от увиденных могил, под одной из которых навсегда упокоилась женщина, вошедшая светлым, чистым, ясным лучиком в его жизнь, тоже молчал. У детского дома предупредил её:

– Надежда Васильевна, обо мне никому! Ничего не знаю. Просто сказали, и сопроводила, а кто таков неведомо. Запомнили?

Она горестно закивала головой:

– Во-о, дожили, о людях, которые в наше тяжелейшее время помогают выжить детишкам, нельзя никому рассказывать!

Она снова горестно вздохнула, но вдруг подошла к нему, обняла и ободряюще сказала:

– Ты уж, Егор, держись! Что же поделаешь, время какое. Власть-то кому сейчас принадлежит? Ей плевать на народ. Жить-то всё равно надо, назло этим. Ты ещё не старый. Может когда-нибудь и наладится у тебя. Я знаю, ты Катеньку…

Тут она снова заплакала и сквозь рыдания произнесла:

– Как и мы, никогда не забудешь… Но что же делать? Уже ничего не исправишь. Ничегошеньки.

Егор скрипнул зубами, неловко погладил её по сгорбленной от горя спине, отстранился, сел в машину и резко газанул. Но быстро взял себя в руки и уже аккуратно поехал к известному кафе. Там сделал заказ и задумался. Официантка, средних лет женщина с простым типичным русским лицом «крепко сбитая», довольно быстро принесла заказ, хотела было его о чём-то спросить, но увидев его «опустошённый взгляд», мрачный вид, тихо отошла. Она решила, что у этого мужественного парня какое-то большое горе, ей стало очень жалко его, хотелось, как это принято в русском мире, поддержать, утешить, но не решалась: вдруг не поймёт, вдруг решит, что навязываюсь. Так и сдержала свой порыв.

Очнулся он от своих горестных раздумий, от хлопка по плечу. Подняв глаза, увидел своего знакомца Павла. Тот ободряюще улыбнулся ему. Павлу был симпатичен этот мужчина, много повидавший всяких разных людей на своём жизненном пути, он сразу же выделил его по манере держаться, по реакциям, точным, сдержанным движениям, а главное – по быстро оценивающему, цепкому и всё замечающему взгляду. По себе знал – выработать такой, ох, как нелегко, для этого надо пройти тяжелейшие испытания и, судя по всему, он их прошёл и не раз.

Для Павла не представляло трудности оценить его профессионализм высоко, а может быть и вообще высочайшего класса. И ему было очевидно с первых же минут их знакомства, какой удар получил этот человек. Он сразу же понял – это профессионал ответит, быстро и жестоко. И то, что произошло ночью, честно говоря, поразило. Он, несмотря на своё предвидение, ожидание, даже и не представлял того конца этим, возомнившим себя хозяевами, мерзавцам. Такое сделать за такой короткий промежуток времени, да так, чтобы вся эта поганая шайка получила по заслугам, мог сделать только супер-профессионал. К тому же, со слов своей сестрёнки, он знал, приехал-то этот человек в сущности один, без какого-либо специального снаряжения, подготовки. И вот такое? Быстрое, беспощадное, жестокое отмщение. М-да, есть же ещё такие люди! Егор пододвинул ему меню.

– Павел, заказывай, что тебе надо. У меня видишь, уже есть.

Официантка, увидев знакомого мента, о котором все её знакомые отзывались только хорошо, тут же подошла, приняла заказ и даже кое-чего отсоветовала брать и предложила сама. Павел удивлённо посмотрел на неё, но увидев доброжелательный взгляд и где-то даже жалость, взглянул на Егора, чего-то понял, поблагодарил её, сказав далее, что последует её совету. Она довольно быстро «обернулась» и сожалеюще сказала:

– А вот жаркое придётся немного подождать, оно у нас фирменное и готовят только после заказа.

Когда она отошла, Павел не спеша принялся за еду. Егор молчал. Но теперь его взгляд снова был цепким, целеустремлённым, жёстким. Ясно было – он снова готов к бою, всё личное сейчас отодвинуто в сторону, чтобы не мешало! Осознав это, Павел даже прекратил есть, отложил в сторону вилку. Но тут же ощутил на своей руке крепкую тяжёлую ладонь. И встретил неожиданно мягкий, даже смущённый взгляд:

– Ешьте, ешьте. Я вижу же, у Вас была тяжёлая ночь и трудный день, вряд ли Вы успели поесть. Не спешите, я подожду.

Это удивило Павла, откуда было этому человеку знать, что его в четвёртом часу ночи поднял с постели звонок дежурного с приказом срочно явиться к заместителю начальника УВД. А вот там такое началось, что только сейчас он впервые за всё это время смог сесть за стол. Пожав плечами, но ничего не сказав, вновь принялся за еду, но уже значительно быстрее. И вновь увидел этот взгляд и услышал:

– Не спешите, кто знает, когда Вы снова сможете поесть. Воспользуйтесь этой паузой.

А тут и официантка принесла пышущее жаркое, распространяющее аппетитные запахи, не сдержавшись, Павел, повёл ноздрями, и вновь услышал:

– Вот, вот правильно, не спешите, я подожду.

И действительно он молча ждал, думая о чём-то своём. Павел последовал совету, поел, запил рюмкой водки, отодвинув в сторону графинчик, закурил. Курнул несколько раз, отложил сигарету:

– Да, Вы правы. Сегодня ночь, вернее, с раннего утра меня вызвали к первому заму генерала, на срочно созванное совещание. Погибли, можно сказать, первые люди города – генерал, прокурор, видный чиновник администрации и к тому же, в дополнение к этой славной компании хозяин ОПГ – Китаец вместе с охраной. Зам получил указание из Москвы: готовиться к приезду специальной группы, которая возьмёт на себя руководство расследованием этого знакового происшествия. Ему приказано подготовить для включения в эту группу пять-шесть человек, имеющих большой опыт в оперативно-розыскных и следственных мероприятиях. Критерий отбора – невзирая на лица, должности, только профессионализм. Меня, видимо, поэтому и включили в неё.

В шесть утра, совещание проводил уже один из приезжих. Он распределил нас на разные участки работы. К этому времени наши специалисты уже могли дать кое-какие предварительные заключения о происшествии. Генерал и его компания были жертвами теракта. Найдены следы взрывчатки. Идёт идентификация трупов, допрос членов ОПГ, кого смогли задержать. Меня определили на поиски одного из бандитов – Плюхи. Из результатов допроса нескольких бандитов следует, что именно он должен был доставить в поместье генерала спиртное и съестное. Но похоже, его среди трупов нет. Сейчас, конечно, приезжие всё сами проверяют, у них свои специалисты. Но вот многое из полученного нашими подтверждается. Я вот сейчас весь в поисках Плюхи. Двое из его бывших «подельников» утверждают, что видели его уже сегодня. Даже указывают где, в каких местах, в какое время. Мы всё проверили, не подтверждается. Да и я сам думаю – не найдём мы его. Если это было заказное, то Плюха простой исполнитель и его, скорее всего, убрали. Там невдалеке, в лесочке нашли место, где некоторое время стояли две машины. Скорее всего, это были те, которые «вели» Плюху. Опытные ребятки. Место хорошо зачистили. Следов для идентификации машин не оставили. Уехали по просёлочной дороге вдоль озера. Сейчас группа разыскивает рыбаков и опрашивает их: кто, что видел, слышал. Но, думаю, ничего путного не услышим. В город они если и въезжали, то мимо постов ГАИ, а скорее всего, просто побыстрее перебрались в другой район. Здесь их искать пустое дело. А этого Плюху, у меня нет сомнения, во всяком случае, я так объясняю новому начальству – ликвидировали. Зачем он им – балласт! Но мне приказано искать – живого или мёртвого. Да ещё, нашли следы микроавтобуса, стоящего у ворот во время этого теракта. Сначала думали, что это контролёры, наблюдатели. Но я, зная художества и наклонности генерала, предложил другую версию:

– Сутенёр, привёзший женщин, увидев эту картину, испугался и смылся по понятным причинам. Наши-то начальники начали – честь генерала, УВД, ну и всякое такое. Однако главный из приезжих, выслушав меня, приказал лично мне проверить эту версию. А чего тут проверять. Раз Сёма там был, он и заказывал женщин. Так в этой компании и было ранее, ещё при Петре Тимофеевиче. А с ним работали только два сутенёра, другим он не доверял. У одного из них – Жорика я в гараже и обнаружил этот микроавтобус, ну и расколол. Всё так и было. А вот Плюху пока найти не удалось. Да думаю, и не найду. Валяется где-нибудь в ямине зарытый или засыпанный. Когда-нибудь звери раскопают, но это когда ещё будет. Да и нет большого смысла его искать. Всё ясно. «Мавр сделал своё дело – мавр больше не нужен», – так, кажется, в таких случаях говорят. Да и чего бандита этого жалеть? Туда ему и дорога. Похоже, главный тоже склоняется к этой мысли. Ему ведь наверняка приказали в кротчайшие сроки раскрыть убийство! А на этого Плюху сколько времени придётся потратить, да какова ещё вероятность найти. Главный-то в прошлом неплохой «следак» был, хорошо это знает. И след к заказчику был наверняка только один, через Плюху. Ищи теперь этого заказчика.

Он, конечно, объявится, когда начнётся передел хозяйства Китайца, а может быть и месть. Ведь этот Китаец способствовал, вернее, был прямым участником уничтожения в нашем городе этнической группировки Рэзо. А эти «зверьки» такого не прощают. Я уже высказал эти соображения главному. Не знаю, чего он предпримет, но выслушал. Возможно, проверит кое-кого из тех, кто в области околачивается. Но мне он ничего в этом направлении не поручал. И ещё, по моим наблюдениям, этой приезжей команде, во всяком случае уж главному это точно, были даны негласные указания о быстром завершении дела. Похоже «сверху» торопятся закрыть это дело. Главная версия – это Плюха! Даже заказчик не очень интересен сейчас. Далее, конечно, его будут искать будущие владельцы растащенного имущества этой троицы – генерала, прокурора и Сёмы. А как же иначе? Этот заказчик, как меч в рукаве, не знаешь, когда и на кого обрушится, но обрушится это точно. Вот и будут его искать, но это долгий процесс, а времени будущим хозяевам терять невозможно. Это против закона сей стаи. Тут главное – успеть первым прибежать и ухватить. Сейчас главный ориентирует всех на эту версию, ему надо закрыть побыстрее дело. Но и сесть в лужу со скороспелкой не очень-то хочется. На всякий случай и другие версии обрабатываются, но это для порядка, меня к ним не привлекают. А времени пообщаться с нашими ещё не было. Да, честно говоря, они-то и не очень стремятся помочь «чужим дядям». Они тут поработают, а может и дров наломают, а нашим-то оставаться здесь, на этой земле и всё это подчищать или отмываться. Что не так? Не в первый раз? Но конечно, сделаем, приложим максимум сил и прочее.

Кое-кому, разумеется, влетит, кого-то, пользуясь случаем, подвинут вверх, а кого и заберут к себе. Тут многое может повлиять. Все это прекрасно понимают. След по взрывчатке, который было наши принялись обрабатывать, быстро затих. Главный не первый раз, похоже, такие следы отрабатывал, знает какова вероятность, что какое-либо другое ведомство раскроется перед чужаком в существующем бардаке. Тем более что поводов для затягивания времени, да и просто угробить все его грозные бумажки у чиновников, поднаторевших в межведомственных битвах и связях, есть более чем предостаточно. В общем, полагаю, ещё один-два дня и дело закроют. Это Плюха подложил в коробку с пиротехникой взрывчатку, где он её достал, не так уж и важно, сейчас сие не проблема. Это всё подтверждается допросом и Жёлтого пса, и хозяев торговоразвлекательного комплекса, снабдившего Плюху и горячительным, и съестным, и бандитами, слышавшими приказ Китайца Плюхе. Как он сумел отвертеться от смерти, ведь микроавтобус, на котором он приехал, остался во дворе поместья и тоже сгорел, тут, конечно, разные догадки. Главное, что его останки внутри не найдены, а значит сумел!

Да думаю, наверху и не будут особенно-то вникать, главное, что был соблюдён порядок и бумажки были бы оформлены как надо, а эти приезжие ребятишки сие умеют хорошо делать, поднаторели. К тому же, по моим наблюдениям «чужие дядьки» осведомлены о ранее пронесшихся в нашем городе событиях и каким образом эта троица обзавелась хозяйством! Обзавелась, да похоже, не поделилась кое с кем. Вот он их пустил «в распыл», может быть, даже догадываясь, что ему ничего не достанется, более сильные акулы отгрызут. А может, кто его знает, и надеется на чью-то руку. Мне можно только гадать. В общем, поживём – увидим. Кто воспользуется и чего последует.

На всякий случай приезжие потенциальных владельцев стали отслеживать, но пока ничего конкретного не добыли. Конечно, многие из попавших на глаза прибывшим засуетились, а кое-кто просто спрятался или намыливает ноги за границу, там отсидятся, пока всё не утихнет, не без этого. Но это же обычный способ пережить трудные времена.

Егор тут же вспомнил А.Ривароля, заметившего: «Иным людям богатство только и приносит, что страх потерять его». Ведь многие из тех, кто сумел в век тотального грабежа любыми способами, правдами и неправдами ухватить свою толику народного состояния, теперь намертво вцепились в неё, а наученные горьким опытом поспешили от греха подальше спрятаться. Ну а тот, кто пренебрёг этим опытом, тот ещё пожалеет об этом. Ведь этим чужакам нужен козёл отпущения, возиться будут с ними, пока не утихнет резонанс, и оставшееся бесхозным хозяйство не растащат по рукам, да хотя бы потому, чтобы не мешали и не рыпались. Уж будущие хозяева таких вычислят, если не знают заранее, большого-то секрета в этом нет.

Выслушав его, Егор задал вопрос:

– Значит, считаешь, они Плюху на заглавную роль подставляют?

– На заглавную вряд ли, уровень не тот, а вот в качестве исполнителя – то точно!

– А заказчик один из тех, кто нацелился и предпринимает определённые меры, дабы отхватить кусок из бесхозного хозяйства?

– Во всяком случае, ищут такого, им же нужно что-то говорить о заказчике. И ещё один вариант заказчика – это по линии Китайца, и его прошлой схватке с этнобандой Рэзо.

Выслушав, Егор помолчал, пристально глядя ему в глаза, полез в карман, вытащил пачку, накрыл салфеткой и подвинул. Но Павел категорически отказался:

– Лично я считаю происшедшее благим делом для нашего города, избавить его от такой кучки мерзавцев – это важно для жителей.

– Ой, Павел, другие, идущие им на смену, разве лучше будут?

– Во всяком случае – это урок! Да новеньким время для обживания понадобится, может, и они призадумаются, зная об этом конце.

Егор усмехнулся:

– А те, которые собирают золото и серебро и не расходуют на пути Аллаха – обрадуй их мучительным наказанием. В тот день, когда в огне гиены будет это разожжено, и будут заклеймены их лбы, и бока, и хребты! Это то, что Вы собирали, сберегли для самих себя. Вкусите же то, что Вы сберегли!

Павел удивлённо воззрился на него и услышал:

– Мне в моей жизни пришлось быть паломником мусульманином и поэтому серьёзно изучать их основную книгу Коран. В ней вот так чётко и без экивоков. Не то, что в законах нынешней власти, выдающее чёрное за белое.

– Жаль, что у нас не так?

– В принципе, у нас тоже похоже, примерно так же, но вот нет такого, как у них, почитания указаний Пророка. Там все эти указания и предписания – закон! И без всяких дураков будь любезен исполнять. Но, разумеется, и у них есть люди, для которых нет правил без исключений. Ладно, остановимся на этом. У меня Павел, только одна просьба – сберегите Надежду, она была в очень большой опасности, её очередь была следующей, а за ней и Вы, чтобы не мешали. Я, не вдаваясь в подробности, сам это слышал. Сейчас сие в связи с гибелью организаторов отложено. Но кто знает, вдруг из новых хозяев Вашего города найдётся любитель пойти по стопам Петра Тимофеевича и пожелает превратить детский дом Вашей сестрёнки в позорище секса и торговли. Один раз отбились, но Вы наверно слышали: «Большие состояния нажиты подлостью, свинством!» А таких потенциальных подлецов сейчас власть плодит, как тараканов. Присмотрите за ней, у неё благородное, очень нужное сейчас дело, особенно в такие времена – спасение детишек, будущего нашего народа. Инвесторы, конечно, продолжат свою помощь, можете не сомневаться, но тут главное своевременная поддержка. Я Вам оставлю телефон одного крупного бизнесмена. Он, правда, сам не инвестор и в этих делах не участник, но у него есть возможность связаться с кем-нибудь из инвесторов.

Егор чётким почерком написал телефон, дал его прочитать, спросил:

– Запомнили, не забудете? Если не уверены, зашифруйте, а эту бумажку я сожгу.

Павел ещё несколько раз прочитал и кивнул головой:

– Жгите.

Дождавшись пока в пепельнице не сгорит этот листок, Егор тщательно размял его, поднял глаза:

– Когда будете говорить, скажите: «От Деда», – Вас поймут. Запомнили? Вас поймут. Ещё раз спасибо за помощь, ну а деньги возьмите, употребите их на нужное дело, к примеру, передайте какому-нибудь дому престарелых или купите нужное для этих несчастных. Им сейчас многое нужно.

Егор встал, пожал ему руку и, не оглядываясь, твёрдым шагом, глядя прямо перед собой, вышел. Павел посидел молча, обдумывал оговоренное, забрал пачку и тоже вышел.

На квартире его встретил Николай.

– Ну что решил вопросы? Едем обратно?

– Да, конечно, сейчас что здесь делать. По дороге расскажу, как развиваются события. В двух словах – как и предполагали. Мне надо через несколько дней опять сюда наведаться, проверить, как этот могильных дел мастер поставит памятник Катеньке и её маме. Уж больно у него рожа отъявленного мошенника. Без проверки не обойтись.

– Хорошо, Егор, съездим. Ну а сейчас что? Едем или сначала чего-нибудь перекусим?

– Братишка, я лично сыт по горло, да и не лезет мне здесь ничего, тошно здесь. Если ты хочешь, то давай, продуктов в холодильнике навалом.

– Знаешь, Егор, и мне здесь тошновато. Лучше заберём Ларису, и где-нибудь поедим вместе, независимо от того, чего она решила, а до этого времени не умру, гарантирую.

– Ну, тогда поехали, тебе надо чего-нибудь забирать с собой из снятой квартиры?

– Обижаешь, я, как отшельник, всё своё ношу с собой. Всё, чего не на мне, в машине, кроме продуктов, те в холодильнике.

В квартире всё чистенько, точно так же, как и у тебя. Могу прямо сейчас ехать.

 

Глава пятая

Помочь боевому товарищу. Конец банде из пятой колонны

Вскоре они уже «рассекали» трассу. Как ни сдерживал себя Николай, но нет да нет прибавлял скорость, правда, довольно быстро, увидев удаляющуюся машину Егора, тут же притормаживал и со стыдом «обрывал» свои мысли о встрече с Ларисой, помня о той беде, что «навалилась» на его друга. Так и доехали до Домодедово. Был ещё, как говорится, не вечер, когда они остановились у её дома. Николай оправдываясь, сказал:

– Лариса хороший человек, просто ей вот так трудно решиться.

Егор предложил:

– Ты, братишка, если у Вас всё так не просто, не торопись с выводами, да и с разговорами тоже. Побудь с ней, поговори о том, о сём, о жизни. Постарайся из своих разговоров с ней узнать её получше, характер, наклонности, слабые струнки что ли. Тебя же этому учили. Но не производи допрос, боже тебя упаси. Деликатно, деликатно, помня, с кем имеешь дело. По моим понятиям, друг, тебе на это понадобится время, да и третий будет только лишним. Давай сделаем так: я подожду тебя в снятой квартире, а ты будешь решать это непростое дело. Только ещё раз говорю – не торопись! Помни, с кем имеешь дело.

– Ты тут во многом прав, братишка. Спорить не буду. Но я предлагаю несколько другое. Сначала мы все втроём съездим и поедим, поужинаем. Это даст ей возможность адаптироваться к ситуации. К тому же она посмотрит на моего брата, оценит сама тех, с кем я имею дело, а это немаловажно.

Егор хмыкнул:

– Сейчас я не из тех, с кем приятно иметь дело женщине, да и вообще кому бы то ни было могу и испортить «обедню» своим видом.

Николай приобнял его:

– Я знаю тебя, ты всё сделаешь, как надо. Нисколько не сомневаюсь.

Егор махнул рукой:

– Если считаешь, что не испорчу вечер, а наоборот даже помогу «войти в ситуацию», то пусть будет так, как ты решишь.

– Не испортишь ты мне, брат, а от нее мне нечего скрывать. Ну, а если не согласится, не сложится, то вместе поедем в ту «грёбаную» страну, исполнять приказ Деда. Вдвоём-то лучше, чем одному.

Егор только покачал головой.

– Николай, я тебе же говорил: женщина подчиняется своей слабости, вот и будь сильным, достойным этой слабости. И вообще, не пой «аллилуйя», рано ещё. По моему мнению, друг, у тебя все шансы есть, только сам не переубеди себя в обратном.

Николай махнул рукой:

– Ладно, знаток! Жди!

– Ни пуха, ни пера, брат. «Jta te Deus adjuved», – вспомнил он, напутствие графини, – «И да поможет тебе бог!»

Появился Николай с Ларисой только минут через сорок. Глядя в их лица, Егор не мог понять – договорились ли они, да и вообще затрагивали ли эту животрепещущую сейчас, как больной нерв, тему. Он постарался, как мог, сделать приветливое лицо, добросердечно поприветствовать. В ответ увидел смущённую, но «открытую» улыбку. Николай представил их друг другу.

– Это мой брат Егор, а она – самая замечательная на свете девушка Лариса.

Та «сильно смутилась», испуганно взглянула на Егора и «опустила глаза» в землю. Но, услышав:

– Подтверждаю, это брат!

Подняла лицо и снова улыбнулась светло и обрадовано.

Он, улыбаясь ей, спросил:

– А куда мы направимся? Ведь нам уже и поесть бы не мешало, весь день на ногах. Я это спрашиваю к тому, что в этом городе ничего не знаю.

Николай усмехнулся:

– Не дрейфь, брат! У нас такой штурман, враз в нужное место выведет так, Лариса?

Она усмехнулась и кивнула головой.

– Ну тогда веди нас, штурман, к ресторанчику «Домбай», что возле Белых столбов, там и приземлимся. Я слышал, там кухня не плохая.

– Ой, мне не приходилось в нём бывать, но тоже слышала о нём. Вывести Вас на него, я, конечно, выведу, это не сложно.

– Ну тогда вперёд…

Через час они после недолгого плутания по лесочку возле посёлка Белые столбы, подъехали к местной достопримечательности, имевшей то несомненное достоинство, что оно находилось вдали от ненужного глаза.

Прибыли они на небольшую стоянку, окружённую лесочком около одиноко стоящего одноэтажного кирпичного, обложенного «диким» камнем, здание. В начинающихся сумерках неярко «играла» вывеска – «Домбай». На стоянке было всего несколько машин.

В передней, куда они вошли, их встретили два молодца в типичном для охранников «прикиде». Привычно обшарив взглядом вошедших, поинтересовались:

– Оружие, наркотики есть?

Николай развёл руками:

– Меня можете обыскать, но даму не дам!

Те ухмыльнулись:

– Ладно уж, проходите.

Но по Егорову телу прошлись руками. Один из молодцов провёл их в зал, стилизованный под некий грот, с грубыми лавками и столами. На небольшой эстрадке двое – один на скрипке, другой – на саксофоне «вытягивали» грустную мелодию, коей скорее подпевала, нежели вела худенькая, стройная женщина в длинном, обтягивающем платье. Они уселись, к ним тут же подошла молодица в какой-то форме, близкой к той, что им приходилось видеть в Германии в пивных клубах. Приветливо улыбаясь, протянула меню, карту вин. Николай взял, быстро пролистал, спросил у Ларисы, чтобы ей хотелось из имеющегося в ресторане?

Та покраснела, пожала плечами.

– Ясно, тогда нам бы хотелось следующее…

Принялся перечислять, уточняя качество и поминутно спрашивая Егора:

– Как брат, возьмём?

Пока там, в кухне, готовили их заказ, шустрая официантка принесла вино, салаты, зелень и прочее. Николай наполнил бокалы, произнёс типичный для таких случаев тост, затем уже повторно шутливый, вызвавший на бледном личике Ларисы, покрасневшем от услышанного, улыбку. Так потихоньку за весёлыми разговорами с постепенно расслабляющейся дамой и «катился» их вечер. Были и шутки, и анекдоты, и забавные случаи. Егор тоже по мере своих сил принимал участие в этом застолье. Но шутил в основном всё-таки Николай. Лариса улыбалась, махала ручками, когда по её мнению эти шуточки выходили за рамки приличия. До главной темы было ещё далековато, как вдруг в зал вошла, вернее, ворвалась, как стая бродячих собак, группа одетых в спортивные штаны молодцов от двадцати до двадцати шести-семи. Все они были, как изготовленные на одном конвейере – коренастые, жилистые, с затянутыми чернотой подбородками и щеками, с обросшими курчавой шерстью головами, в одинаковых костюмах, кроссовках и кожаных куртках. Не обращая никакого внимания на окружающих, громко гортанили, размахивали руками, сплёвывали. Было их человек десять. Тут же сдвинули вместе два стола, придвинули лавки, расселись. Всё так же громко горланя, размахивая руками, махнули опасливо жмущимся к барной стойке официанткам. Те даже попятились, видимо, эту чёрную стаю они не раз уже имели возможность видеть во всей их дикой «распоясонности», вседозволенности.

Наконец, одна из них отделилась и неуверенно приблизилась, нервно протянула карту и меню ближайшему. Этим воспользовался другой соплеменник, вместе с картой ухватил и руку. Под гогот сидящих, подтянул к себе, крепко облапил волосатой рукой, на пальцах которой блестели два перстня. Один из сидящих, видимо старший, принялся перечислять. Дослушав заказ, ухвативший официантку оболтус провёл лапой по её груди и произнёс:

– С этим патом!

Она рванулась и под гогот, напоминающий гомон расшумевшихся обезьян, почти бегом унеслась прочь. Гогот, децибелы от их «трепотни» постепенно увеличивались. Им явно было плевать на посетителей, вели они себя здесь как хозяева. Вскоре две официантки подкатили две тележки, под их крики, гогот, тисканья и откровенные «залезания» под юбки, кое-как разгрузились и убежали. «Чёрные» явно расходились, как всякие примитивы не встречавшие отпора, доводили себя «до приключений», желая продемонстрировать свою силу, жестокость. Один из них сказал несколько слов, все враз «заржали», будто услышав что-то весёлое. Под их смех и выкрики Джохар, Джохар, встал довольно крупный экземпляр этой стаи, вразвалочку подошёл к опасливо косящимся на этого дикаря музыкантам. Подойдя, тот вытащил из кармана несколько скомканных ассигнаций, бросил их на пол и возвестил:

– Лэзгинку нада! Вон дэнги…

Музыканты прекратили играть и замерли. А дебил, явно наслаждаясь собой, упиваясь своей властью, заорал:

– Каму сказал? Быстро лэзгинку давай!

Скрипач посмотрел на жмущуюся у входа группу охранников, твёрдо заявил:

– Мы эту не знаем, у нас в России другие мелодии и песни. Здесь не Кавказ.

– A-а нэ Кавказ гавариш? Тогда она спаёт тэбэ.

Тут он схватил певицу, перекинул через плечо и понёс к столу. Там уселся, усадил её испуганную в полуобморочном состоянии на свои колени. Один из дебилов протянул ему бокал, наполненный вином. Джохар выхватил, поднёс ко рту певицы:

– Пэй, красавица. Пэй, патом спаёш нам лэзгинку.

Та начала вырываться, отворачивая лицо от лапы с бокалом. Но ублюдки, очень довольные, только гоготали, били от восторга себя волосатыми руками по ляжкам.

Внезапно Егор встал, бросил своим:

– Я сейчас, разберусь и решительно направился к стае.

Подойдя к дебилу, ухватившему певицу, резко хлопнул ладонями по его ушам. Тот онемел, раскрыв свою пасть. Выхватив из его ослабевших лап певицу, поставив её на пол и слегка прихлопнув по попе, Егор приказал:

– Быстро уходи.

Та, спотыкаясь, чуть не падая, убежала. Он же схватил за баранью шерсть всё ещё онемевшего дебила, с силой стукнул его головой о стол. От удара блюдо с зеленью разлетелось вдребезги. Вся стая на мгновение оцепенела, но опомнившись, стали повыскакивать с лавок и бросились на Егора. Но произошло то, что с этими ублюдками ещё никогда не происходило.

Вскоре все, кто вскочил, валялись в странных позах. По их виду специалисту было совершенно ясно – эти теперь, если конечно выживут, никогда на свои ножки сами не встанут и ручками не помахают. Сидевшая возле вожака этой стаи парочка, дико завизжав, выхватив один пистолет, а другой нож, бросились на Егора. Но им ещё надо было обежать сдвоенные столы. Этим и воспользовался он. Пущенная им, мгновенно схваченная со стола тарелка, буквально врубилась в висок орущего и размахивающего пистолетом бандита. Тот, получив удар, сразу же грохнулся на пол и затих бесформенной тушей. Второй же, обернувшись взглянул и продолжая визжать, клич боевиков «Аллах Акбар» прибавил скорость. Он уже обежал препятствие, как вскочивший на стол Егор нанёс удар ногой в голову. И этот тоже грохнулся на пол. Но в отличие от первого, сразу же неподвижно замершего, этот ещё «засучил» ногами и руками. Мельком взглянув на всё ещё дёргающего боевика-охранника, Егор прямо по столу прошёл к сидящей в торце парочке, один из которых явно был вожаком. Спрыгнув на пол, подойдя почти вплотную и пристально глядя в уже бегающие глаза старшего, тихо, но почему-то отчётливо слышимое в зале, приказал: «Встать свиньи и убрать за собой».

Парочка продолжала молчать и неподвижно сидеть, стараясь не смотреть в беспощадные сейчас глаза этого страшного для них человека. Вся бравада дикаря, решившего, что ему в этом краю всё дозволено, исчезла, слетала как шелуха. Остался только страх бывшего подворовывавшего сантехника, который он всегда испытывал при виде любого начальника или милиционера. Враз вернувшись в свою привычную шкуру, отбросив эту, успевшую нарасти за всего несколько лет, он сидел и с ужасом ожидал неминуемой расплаты за все те минуты своего торжества и совершаемые им зачастую бессмысленные жестокости, да и за преступления тоже. Мощный удар в челюсть сбросил это уже явно «засмердевшее» ничтожество. Удар ногой в голову прекратил поганый его век. Всё так же пристально глядя в глаза второму опешившему дикарю, тихо, но отчётливо спросил:

– А тебе, мерзавец, что тоже надо делать особое приглашение? А ну убирать, сволочь! Сжирай, тварь, прямо с пола. Звонкая оплеуха скинула бандита на пол, а пинок в зад заставил проскакать на четвереньках и уткнуться в блюдо с остатками салата, зелени и мяса. Тут же последовал приказ:

– А ну жрать, свинья!

Бандит неумело работая губами ухватил кусок мяса и листки салата, принялся, чавкая, жевать. Стояла мёртвая тишина, только слышны были гавкающие звуки, превратившегося в настоящее животное, этого некогда грозного, как считали он и его соплеменники, дикаря.

Егор сплюнул:

– Как был зверь, так им и остался.

Удар ногой и этот, дёрнувшись несколько раз, затих.

Оглядев зал, остановил свой взгляд на кучке онемевших официанток, испуганно жавшихся к барной стойке, на притихших охранников, замерших возле выхода из зала, на потрясённую бледную Ларису, он пошёл прямо к ней. Подойдя, сказал боевому товарищу:

– Ужин у нас сорван этими свиньями. Забирай Ларису и уезжаем.

Видя, что у Ларисы не двигаются ноги, ни руки, Николай взял её на руки и понёс к выходу. Идущий впереди Егор, пропустил его и, остановившись возле мнущихся и «прячущих от него свои глаза» сторожевиков, спросил:

– Кто старший?

Из кучки нерешительно вышел крупный, плотный, одетый в туже непонятную форму мужчина.

– Мне нужно тебе сказать несколько слов, давай отойдём. Они вышли из здания.

– Слушай, чего надо сейчас сделать. Во-первых, свяжись со своей крышей, пусть подъедет старший – с ним и обсудишь ситуацию, как её разруливать; во-вторых, всех посетителей выпроваживаешь, плату не берёшь, оплатишь все расходы из кармана того кабана, что у них за старшего, не беспокойся, у этой скотины денег много; в-третьих, строго-настрого, если они хотят жить, предупредишь официанток, они в зале ничего не видели и не слышали и, пусть по быстрому всё уберут; в-четвёртых, прикажешь своим служивым, чтобы всех этих бандитов выбросили наружу, поближе к стоянке; в-пятых, вызываешь «скорую помощь» – произошла разборка внутри этнической банды, есть пострадавшие. Они, когда приедут, сами вызовут милицию. Милиции говоришь тоже самое – внутренняя разборка, но лучше пусть говорит твоя крыша, она должна приехать первая. До её приезда дверь наглухо закрываешь, держишь своими архаровцами оборону, ну и последнее – нас не видел, не слышал и понятия не имеешь. Всё понял? Ну, тогда исполняй.

Выехав на трассу в сторону Домодедово и проехав несколько километров, остановились. Сойдясь, коротко обсудили обстановку. Мнение Егора было однозначным:

– Брать Ларису с собой и возвращаться в пансионат. В Домодедово ей оставаться нельзя. Потерю стольких бандитов, этот этнос не потерпит. Поднимут на свои деньги купленных, а также используя тот страх, который они напускают на обывателей. Довольно быстро – в течение нескольких дней вычислят Ларису, как звено, ведущее ко мне.

Николай его выслушал, вернулся в машину и минут десять говорил с Ларисой. Закончив, вылез и подошёл к Егору:

– Она говорит, что за пару дней всё подготовит и только тогда сможет уехать.

– Ну что ж, это Вам решать, я своё мнение сказал. Время уже пошло, можем и не успеть.

Больше они на эту тему не говорили. Отвезли Ларису домой, распрощались и уехали.

– Поздравляю, братишка, желаю тебе счастья с ней, ну а ты как? Останешься с ней или едешь со мной?

– Нет, еду с тобой, мне нельзя здесь «мельтешить», к тому же я обещал вернуться через два дня вместе с тобой. Да и подготовить нужно боевых товарищей, Сергея к приезду Ларисы.

Сергей встретил их радушно, но увидев «потемневшее» лицо Егора – его глаза, мрачно блестевшие, сразу же насторожился. Однако заметив знак, поданный Николаем, прекратил начавшиеся было расспросы. С утра Егора и Николая дотошно обследовали врачи, удивившиеся тому, как на них замечательно зажили раны. Однако они насторожились, видя психологическое состояние Егора. Но Сергей, присутствующий при всех их осмотрах специалистами, вовремя вмешался. Он, со слов Николая, уже знал о происшедшей трагедии Егора. К вечеру приехал Илья, все они собрались по старой привычке в бане. Заметно оздоровевшие Гасан и Карим, но тяжело переживавшие за Егора, всячески стараясь ничем не выдать своего знания, пытались поддержать его при удобном случае. Так обычно опекает отец, старший брат своего сына или братика с сестрёнкой, переживающих своё горе. Они помянули чаркой своего отца Деда. Илья доложил:

– Памятник уже стоит, раздал фотографии его.

После этого говорил уже как исполняющий обязанности командира Николай. Хотя он наотрез отказался от того, чтобы к нему обращались с этим званием:

– Я старший среди Вас. У нас был, есть и будет только один командир. Дай нам Бог исполнить его волю, приказ. До тех пор, пока он не выполнен, я только старший, да и то по Вашему добровольному признанию. Ну а если, не дай Бог, нам придётся идти на операцию ради спасения кого-нибудь или ещё по какой необходимости, то только в этом случае возьму на себя эту обязанность. Теперь по существу вопроса нашего совещания. Сергей, готовь специалиста по пластической операции. Через двое суток на неё идёт Егор, ещё через двое суток полковник, затем опять же через эти двое суток уже я. После – каждые трое суток Гасан и Карим. За эти дни Вы все должны вжиться, повторяю вжиться, в свои легенды. Имейте в виду, каждому, кроме Егора, посетить самому, лично и хорошенько изучить те места, заведения и прочее, которые указаны в легендах и документах. Как всё это делается, не мне Вас учить, у нас был учитель, лучше которого лично я не знаю. Все должны понять следующую истину – по этой легенде Вам придётся прожить оставшуюся жизнь. Чем она добротнее, чем лучше Вы в неё вживётесь, тем меньше проблем у Вас будет. У Егора, нашего брата по оружию, всем бывшим делам и прожитой совместно жизни, особая роль. После завершения пластической операции ему предстоит, согласно завещанию нашего отца, жить за рубежом и работа с накопленными денежными средствами. Как с ними обращаться и что делать, ему об этом расскажут Илья и Сергей, именно с ними ему придётся далее взаимодействовать. Скажу прямо, это очень тяжёлое испытание для любого из нас, но такова воля нашего отца.

И ещё, братья, Вам придётся обучиться основам бизнеса, то есть, чем Вам надлежит заниматься в дальнейшем. Ваши учителя – наши братья по оружию, которые уже прошли сию науку и добились успехов. Прошу отнестись к этой науке очень серьёзно и знайте, Ваши братья всегда придут к Вам на помощь. И ещё, это очень важно, Вы будете не просто бизнесменами, Вы будете теми, от которых зависит судьба, благосостояние, да и сама жизнь многих людей, поверивших в Вас. Пример у Вас перед глазами. Полковник, я прошу Вас вместе с Ильёй и Сергеем подготовить расписание, тематику занятий, с выездом на конкретные объекты, и перечень той документации, которую предстоит изучить. Всю техническую часть возьми на себя, Сергей. Я отъеду, через два дня займусь лично отработкой легенд, которые подготовлены уже по указанию нашего командира. Проверять усвоение тоже буду лично, никаких поблажек никому не будет. В мир отсюда Вы должны выйти новыми людьми, подготовленными к новой жизни. На этом я пока кончаю.

Далее они посидели, попарились, вспоминали Опанаса, Казимира. Договорились перед отъездом Егора на чужбину собраться ещё раз вместе в этом заведении, ведь кто знает, когда им представится возможность снова встретиться. Жизнь-то непредсказуема, какие ещё она преподнесёт им сюрпризы.

Весь следующий день Николай и Егор, хорошо помня «вбитую» в них проверенную поколениями предков мудрость: «Едешь на день – бери хлеба на неделю», тщательно собирались в предстоящую дорогу. Снова решили ехать на двух машинах, но уже других, которые были уже подготовлены Ильёй. Заполнили тайники снаряжением, оружием, спецтехникой и спецсредствами. Выбрали и подогнали по несколько комплектов одежды и обуви. Ещё раз вместе с автомеханиками проверили движки, ходовую часть. Видя тщательность их подготовки, Сергей всполошился и предложил поехать вместе с ними: лишние руки и голова им не помешает.

Но услышав от Николая:

– У тебя и здесь дел полно, а мы справимся и сами. Но, если что, то обязательно сообщим.

После завершения подготовки Николай и Егор обговорили кодовые слова по сотовику. Легли, как только освободились от дел. Рано утром уже были в дороге. Решено было сначала заехать в Домодедово, уж больно на душе у Николая было пасмурно и какое-то нехорошее предчувствие терзало его. Они уже почти подъехали к музею, как от него мимо них буквально пролетел огромный чёрный джип. Егор тут же услышал приказ:

– Проследи и выясни, куда помчался джип.

Он развернулся и, соблюдая все меры предосторожности, последовал за этим японским вездеходом.

Минут через десять услышал:

– Лариса похищена, судя по всему увезена на этом джипе, не упусти, сообщай о маршруте, я к тебе присоединюсь.

Выслушав его приказ, Егор предложил:

– Братишка, не горячись. Выясни, кому принадлежит этот вездеход, номер следующий. Установишь, сразу же сообщи. Но сдаётся мне, это от тех зверей, что я отправил в ад, – подсуетились твари. Я к этому времени выясню, где их логово и куда они доставят Ларису. Думаю, они сразу не будут её терзать. У нас будет в запасе ещё время. Выясним обстановку и решим, как действовать, у нас с тобой для этого всё есть. Работать надо, Николай, с трезвой головой и без эмоций.

Через двадцать минут Егор услышал:

– Это от тех зверей, что ты угомонил.

– Ясно, постарайся расколоть кого-нибудь из ОВД за деньги об этой этногруппе – сколько, где, ну и так далее. Не найдёшь такого знатока, тогда поступай по законам военного времени – берёшь и допрашиваешь какого-нибудь «зверька». Не церемонься, времени у нас мало. Ну а я, как подъедем к их логову, проведу разведку. Будем на связи.

Логовом южан был бывший пионерлагерь местного металлургического завода, неведомо каким образом оказавшийся в их лапах. Лагерь был окружён дощатым забором, в некоторых местах поваленный на окружавшие кусты и деревья. К нему вела грунтовая дорога, упирающаяся в сваренные из арматуры ворота. За ними виделись несколько хозяйственных построек из кирпича. Среди них выделялось двухэтажное здание, явно бывшие столовая и клуб. У ворот была неказистая, кое-как слепленная из пенобетонных блоков постройка, похоже, служившая для охраны укрытием для непогоды. Другой охраны, обычно «шастающей» по территории, не было видно, то ли ею охранялись только конкретные здания, то ли они настолько уверовали в свою силу и страх перед ними, что просто не считали нужным делать этого.

Егор сообщил Николаю координаты логова, обговорили через какое время и где встретит его. А сам переоделся уже в боевую форму, вооружился, прихватил бинокль, дистанционный микрофон, походил вокруг лагеря, выбрал довольно высокую и густую ель, залез на неё и принялся изучать, открывшийся как на ладони лагерь. После двадцатиминутного наблюдения установил: здание, которое он принял за столовую и клуб, охраняется снаружи двумя заросшими «чернотой» мордоворотами с автоматами; здание, похожее на гараж, тоже охраняется двумя такими же мордоворотами; на выезде из лагеря смена так же из двух джигитов. Через десять минут заметил одетого в штатскую одежду мужчину, явно не кавказца. По его виду легко было определить то, чем он занят в этом лагере – он истопник в местной котельной. Тот за время наблюдения пару раз выскакивал из своей котельной, быстренько добегал до небольшого зданьица, явно электротрансформаторная будка, стоящая на отшибе.

Время уже подходило к моменту встречи с Николаем. Егор спустился, прошёл километр вдоль грунтовки и принялся ждать возле поворота. Через десять минут он увидел машину Николая, вышел на дорогу. Они вместе заехали в густые кусты, замаскировали машину. Дав ему экипироваться и вооружиться, принялся докладывать обстановку. На блокноте нарисовал план лагеря, отметил расположение постов охраны, кратко охарактеризовал их качество. Ответив на вопросы своего друга, изложил созревший у него план. Для начала следовало захватить мужичонку из котельной и побеседовать с ним. Затем уже, с учётом полученных сведений, проникнуть в здание столовой-клуба, где явно располагается верхушка банды и уже там разобраться с ней, выяснив где находится Лариса. После этого заняться её освобождением. Как только Лариса будет освобождена, добить оставшуюся в живых мразь, ну а с мужичонкой поступить по обстоятельствам.

Подумав недолго, Николай согласился. Через десять минут они начали обход лагеря, подбираясь поближе к тому месту, где располагалась котельная. Добравшись до входа в неё, залегли в кустах, принялись ждать. Ждать пришлось минут десять. Покашливая, из неё выскочил этот мужичонка, сбегал в электробудку и с литровой бутылкой в одной руке, с пакетом в другой, обратно побежал в котельную. Егор и Николай метнулись за ним, вскочили внутрь, не дав тому запереть дверь на засов.

Мужичонка опешил:

– Вы… кто такие? Чегось надыть?

Егор отобрал бутылку, пакет, сложил всё на стол, усадил его на железный стул. Тот покорно сел, переводя взгляд с бутылки то на одного, то на другого не понятных ему мужиков. Такой формы, одежды ему явно ещё не приходилось видеть. Николай встал рядом, внимательно наблюдая за ним, а Егор отошёл и осмотрел котельную. Закончив, встал у двери. Николай молча налил из бутылки треть стакана, посмотрел на тоскливо следящим за его действиями истопника, подвинул к нему:

– Тебя как зовут-то, господин хороший, служащий у бандитов?

– Мокей… Мокей Илларионович звать.

– Так. Расскажи-ка нам, Мокей Илларионович, про этих «зверей», которых ты обслуживаешь?

– Вот ужо ты, господин, не знаю кто, дельно назвал. «Звери они, чистые звери». Откуда такая напасть-то? Какие только матери их уродили? «Звери» они, нелюдь и по-другому их никак не назовёшь, «язык не выворотишь». А чегось узнать-то про них хотите?

– Нам надо, Мокей Илларионович, очень надо понимаешь, знать следующее: где они квартируются в лагере; сколько их; где они оружие хранят; какой порядок у них; где пленников держат?

Мокей зачесал затылок, задумываясь:

– Да тут такое дело. Есть подвал, к ему ход из моей котельной идёт, правда, дверь к ему на замок большой запирается, но ход точно есть. Так в ём эти «звери» и держат своих пленников. Само-то их начальство живёт на втором этаже столовки, а другие в отдельном зданьице, где раньше детишки спали. Но все они за исключением тех, кто с оружиями на своих постах, как псы бродят, обычно в столовке сидят, да в эти их звериные игры – нарды, что ли, играют. Ну а начальство то по своим комнатам на втором этаже, там ранее во всякие игры играли, да книжки с картинками почитывали и разглядывали. В самой крайней – их вожак. Там он энтот паразит и сидит, и днюет, и ночует, ежели конечно не на разбое. Один бандит там «норкует», как хорёк какой. Ну и вонища-то у него, он же не моется, да не убирает за собой. Чисто лисья нора какая-то. В ней, энтой норе, и все свои орудия разбойные держит. Ключ от комнаты только сам носит, туда никого не пускает. А злобен, просто большой псих, таких только ранее в психушке держали, а у энтих за старшего. Так и ходит с пистолетом, чуть что, сразу выхватывает и орёт! Вот зараза-то! Перед ним ещё комната, в ней трое норкуют. Энти тоже не моются и не убирают, чисто харьки какие. Энти трое за ним по пятам, след в след, точно волки. Орудия свои разбойные в шкафчике напротив под замком держат. Где-то раздобыли, украли или сразбойничали и повесили на дверку. Завсегда запирают. Далее несколько пустых комнат, не знаю для чего им они, может, рассчитывают на пополнение банды, неведомо мне. А вот в другом конце коридора, в крайней комнате норкует ещё один – лысый, в очках. Тот умывается и где-то моется, убирает за собой, из той комнаты псиной не несёт. Все его побаиваются, да и сам ихний вожак не перечит тому. Тот правда не всегда норкует, где-то ещё околачивается, не знаю.

Да-а, забыл сказать про одну комнату. В ей шестеро живут, они из тех, кто охрану держат. Дверь её тяжёлая, дубовая, толстенная, окна с решётками. Ранее директорша в ей бухгалтерию держала. Энти тоже не моются, не убирают, спят как собаки, валяются, в нарды свои гоняют, да водку жрут. Вот на первом этаже все, кроме лысого столовуются, приходит утром тётка Ефросинья из деревни, наварит им, нажарит мяса, помоет посуду и уходит. Сейчас она дома уже, энту живодёрню не видит. А энти звери-то, как нажрутся, телевизор включат, да давай в свои нарды гонять, целые вечера гоняют, да водку с самогоном глушат. Лысый-то с ними не пьёт, не играет, всё у себя сидит. Да и вожак ихний тоже не всегда с ими «гужуется». Сейчас энти жрут, пьют и играют, а их старший и лысый по своим комнатам, ну чистые тараканы, тоже чёрные и усатые. А в соседнем здании, что ранее спальней слыла, живут четверо, с ними их вожак на разбойные дела гоняет, да ихний шофёр и механик. Энти только столовуются, а не пьют и не играют с охраной. Слушаются только Руслана вожака. Ну и рожи, чистые бандиты. Их даже лысый, очкастый побаивается. Но ведут себя в лагере тихо, правда, недавно сказнили двоих охранников. Нажрались так, что у ворот по одиночке стоять не умели. Ну их по приказу Руслана и застрелили на корм собакам. Есть у нас такое место, где я под бугор шлак скидываю, да Ефросинья, чего эти звери не дожрали тоже скидывает. Вот там и сказнили на виду всей охраны, чтобы знали, как ихний порядок блюсти.

– Мокей, а откуда ты это знаешь? Может сочиняешь?

– Откедова, откедова? Они же чурки сущие! То кран открутят по дурости или по своей силе, то ещё чего. Вот я горячую воду и перекрываю каждый день, только Ефросинье открываю. Несколько раз приходилось чинить, вот я ихнему Руслану и объявил:

– Сорвут кран, ошпарятся все, будут как раки варёные.

Ну тот и согласился на мои закрывания и открывания. Да ещё и «кранты» водяные в ихних комнатах проверяю в евонном присутствии. Вот только в комнату лысого хода нет.

– Значит так, Мокей, правильно поняли тебя: очкарик и вожак находятся на втором этаже; шестёрки и охранники тоже на втором; боевики с водителем и автомехаником в отдельном здании; двое сидят в сторожке у ворот; двое в гараже; двое у столовки: охрана идёт посменно, всего охранников двенадцать человек – одна смена в шесть человек охраняет, другая отдыхает; все свободные, кроме вожака, очкарика, шестёрок, боевиков и шофёра с механиком, сидят в столовой пьют, играют; шофёр с автомехаником в гараже, боевики у себя в своей комнате, так?

Мокей почесал голову:

– Ну, почти так. Знаете же у них всякая суета бывает. Бывает и шестёрки тоже в столовке сидят, правда, не пьют, но играют. Это бывает – один возле вожака, а другие играют. Вожак, правда, сердится, но ведь наверно понимает, бурчит конечно, но не бьёт за это.

– Ясно. Скажи, Мокей Илларионович, сможешь выполнить задание. Скажу прямо – не простое и очень сложное?

– Ежели энто ради того, чтобы извести энтих «зверей» из лагеря, то не побоюсь, вот только сумею ли? Вы мне «проскажите», а я подумаю, как лучше сделать. Но не побоюсь, знайте! Уж больно поганые энти «звери». Откуда только такие на нашу голову свалились.

– Тогда слушай что надо: во-первых, отвлечь охрану, когда скажем; во-вторых, вот эту коробочку положить незаметно в помещение, где боевики живут.

Мокей вскочил, вытянулся.

– Я готов, командуй.

– Подожди, сначала объясни, как ты собираешься сделать?

– Нет тут никакой хитрости. С Вашей коробочкой зайду в здание, да проверю «кранты» и где-нибудь всуну эту коробочку, место найду, небось в армии служил, понимаю для чего она. Не убегут, лишь бы сила в ей была достаточной. Вы ведь будете её запускать, когда надыть, я так понимаю. Ну, а потом охраной займусь. Тут совсем просто, эти собаки как увидят самогон, так про всё и забывают, правда, о казни помнят, до корячек не напиваются, но головы теряют, это уж точно. Они же все, кто наркотой, кто перваком балуются.

– Понятно, только ты объясни нам. Вот ты говоришь «звери», а сам служишь им?

– «Дык», так спалят лагерь-то. Он же ещё должен людям, детишкам послужить. Ненадолго же эти разбойники у нас, пройдёт энта зараза, пройдёт! Обязательно пройдёт! Должна пройти! А энтих «зверей» хуже всяких ненавижу. Один раз хотел газ на ночь пустить, да пожалел здание-то. Они же нелюди. Нечисть! Разбоем живут, это же всем видно.

– Понятно, Мокей Илларионович. Вот тебе коробка, начинай свой манёвр. Как сделаешь – доложишь, мы тебя здесь подождём. Помни, от твоего умения зависит успех всей операции. Ты в армии служил?

– Так точно, на Урале все годки отмотал.

– Ну, тогда тебя и нечему учить.

Мокей поскрёб затылок, с сожалением вздохнул, посмотрев на бутыль. Егор, заметив этот взгляд, вытащил пачку денег.

– Не жалей на святое дело, вот возьми.

Мокей вдруг резко выпрямился:

– Не надо мне денег, так сделаю. По совести, по правде.

Он завернул бутыль в какую-то ветошь, сунул коробочку во внутренний карман своего пиджака и вышел. Егор с Николаем незаметно выскользнули из котельной и залегли наблюдать в кустах. Мокей прошёл с ветошью до электробудки, повозился там и, вскоре уже, не пряча бутыль, вышел из неё, запер на ключ и пошёл обратно. Входя в котельную довольно прохрипел:

– Бегут шакалы, сейчас будут.

И точно вскоре послышался топот и у дверей появились двое обросших, вонючих мужиков. Но вломиться в котельную им не дали. Метнувшиеся Николай с Егором, тут же уложили их на землю с перебитыми шейными позвонками. Мокей отшатнувшийся в ужасе от увиденного, затем взял себя в руки, подошёл, посмотрел, снова зачесал затылок:

– Надо же, даже и пикнуть не успели, теперь на помойку, ну и умельцы парни, спецы!

– Мокей, – прервал его Николай, – давай, куда эту падаль тащить?

– Ды-к, тут рядышком, вон за кустами котлован, в него я шлак, а Ефросинья помои складываем. Там собаки завсегда дежурят, сожрут. Они дюже голодные ныне. Ранее, когда лагерь был им много доставалось.

– Хорошо, Мокей, а другие как же?

– А чего, доберусь потихоньку к гаражу и «оттендова» уже не таясь с бутылью, прибегут, ждите.

Он снова поскрёб затылок, завернул в ветошь бутыль и ушёл, низко пригнувшись и прячась в кустах. Постоял сзади гаража некоторое время, а затем уже не таясь, с открытой бутылью пошёл к котельной.

Только дошёл до неё, как из гаража вырвались двое таких же заросших, вонючих мужиков и гортанно вопя, размахивая руками, почти побежали за унесённой бутылью. И с этими, Николай с Егором разобрались молниеносно. На этот раз Мокей уже не жался опасливо, а наоборот, гордо выпрямившись, заявил:

– Как мы их, даже не пикнули. Супермены хреновы! Теперь собакам на корм, ежели конечно жрать эту вонючку станут. А то «калаши» нацепили и думают всё – хозяева. Вот Вам кукиш, «сволота». Теперь только в корм, жаль свиней нет, эти бы точно жрать стали, им всё равно, лишь бы мясо с костями было.

Они быстро стащили к котловану трупы, покидали их вниз. Вернувшись в котельную, Мокей налил полстакана, жадно выпил, посмотрел на парней.

– А Вам, спецы, тоже ведь надыть. Энтот, как его, стресс снять…

– Вот разделаемся с остальными, тогда и выпьем твоего первача.

– А что? У меня бывалочи гости директорши не раз просили: «Ты, Мокей, принеси своей слёзки-то, от неё душа жить хочет!» Вот попробуйте сами и не то ещё скажете!

– Попробуем, Мокей Илларионович, обязательно попробуем. С хорошим, находчивым бойцом чего же сомневаться. Ты сейчас у нас в команде.

– Есть, только званиев Ваших не ведаю.

– Я майор, он тоже.

– Есть, товарищ майор.

– Тогда проводи операцию с коробочкой. Как выполнишь, так сразу обратно, доложишь, получишь следующую. Исполнять!

– Есть, товарищ майор.

Он посмотрел на бутыль, вздохнул, взял разводной ключ, сумку с какими-то запчастями и ушёл. Отсутствовал двадцать минут. Вошёл и доложил:

– Товарищ майор, Ваше задание выполнено. Я коробочку возле стены недалеко от двери «заховал». Ежели рванёт, то всем там будет хана, каменный мешок с балками пришибёт, как крыс. Только чтобы энта мина была сильная.

Закончив доклад, подошёл к бутыли налил на донышко, ворчливо произнёс:

– Стресс энтот надо снять. Ни разу на тот свет никого не отправлял, даже скотину.

Он выпил, крякнул, стукнул кулаком по столу:

– А энтих не жалко! Потому нелюдь они! Разбойники, туда им и дорога… Приказывайте Мокею, чего надыть дальше делать.

– Сможешь провести нас на второй этаж, так чтобы шестёрки и прочие не всполошились?

– А чего трудного-то? Энти сейчас водку глотают, да на свои кубики глядят, аж рты раскрывают, только ихние слюни текут, ни хрена больше не видят. Проведу мимо, не раз приходилось вот так тихо проходить.

– Ты вот что, боец. Мы не можем рисковать, понимаешь? Надо на все сто процентов рассчитывать. А в твоём варианте многое рассчитано на удачу. Нам главное не только «зверей» положить, но ещё с вожаком и очкастым хорошенько побеседовать – кто такие, зачем в наши края прибыли, кто ими командует, а кто из наших высокопоставленных их прикрывает. Ясно? Сможешь?

– Я поначалу пройду туда сам, всё осмотрю, ан нет, тогда у меня на второй этаж другой ход есть, по пожарной лестнице.

– Лестница говоришь. Тогда боец сделаем так: ты поднимаешься сам поначалу один. Сможешь оттуда нас по пожарной лестнице в коридор впустить?

– Да ерунда, только шпингалеты в окне поднять и все дела.

– Тогда тебе команда: не привлекая внимания, поднимаешься на второй этаж, там открываешь окно, даёшь нам сигнал, мы поднимаемся, ты укажешь комнату очкарика и комнату вожака. Узнаешь, где шестёрки – внизу или у себя спят, и нам доложишь, только очень тихо. Затем вызываешь этого зверя в коридор. Сможешь?

– Да ерунда это. Нет тут ничего сложного. Постучу и скажу, что его солдаты опять кран с горячей водой по дурости сорвали, газ собрались тушить, такое уже бывало. Он обязательно выскочит порядок наводить. Уже бывало такое.

– После того как вызовешь этого Руслана, сразу же уходишь вниз, далее мы уже сами. Исполняй.

– Есть, товарищ майор. Только Вы мне «калашик»-то оставьте, уж больно мне этих «зверей» хотца пострелять. Ранее, когда был ещё совсем пацаном, с отцом на волков ходили. Потом их выбили, скорее по глупости, чем по надобности, мол, вредные звери. А тут вишь, какая напасть, новые волчары объявились, да ещё похуже прежних.

– Хорошо, Мокей, выбирай из четырёх. Только смотри внимательнее. Эти волки вряд ли когда-либо разбирали, чистили и смазывали их. Может отказать в нужный момент.

Мокей некоторое время повыбирал, поругался:

– Им бы сейчас нашего сержанта, тот бы им за такое отношение к оружию такого бы дал, всю оставшуюся службу только сортир и мыли бы. Наконец выбрал, протянул:

– Вот энтот, правда не мешало бы его для порядка разобрать, почистить и смазать.

– Нет времени, боец. Будем надеяться, что и волки они такие же, одного вида его испугаются и до стрельбы не дойдёт. Но ты крепко-накрепко запомни – без моей команды не стрелять!

– Не сомневайтесь, товарищ майор. Мы дисциплине приучены. Порядок знаем. Когда прикажите, тогда и положу их мордой в землю. У-у зверьё поганое!

Далее всё произошло, как спланировали. Минут через десять Мокей уже показался в окне второго этажа здания, и жестами принялся показывать бегущим из кустов Николаю и Егору об освобождении прохода в коридор. Первым скользнул по лестнице Егор и в коридоре сунул в руки донельзя обрадованного бойца выбранный им автомат. Дождавшись, когда и Николай поднимется, таинственно подмигивая, указал пальцем на одну из дверей, затем сложил пальцы и приложил их в виде очков к глазам. Егор кивнул головой, осторожно, стараясь не скрипнуть досками пола, скользнул к двери и встал пообок. Далее Мокей, следивший взглядом, скользнул за ним, повернулся к Николаю, пальцем указал на комнату охранников и помахал ладонью, а затем пальцем указал вниз. Затем указал пальцем на комнату шестёрок, поднял вверх два пальца, помахал ими и, сложив ладони вместе, приложил к щеке и даже для наглядности закрыл глаза и наклонил голову. Посмотрев на эту пантомиму, командир удовлетворённо кивнул головой и нагнул её в сторону комнаты вожака. Мокей подобрался, снял с предохранителя автомат и удивительно преобразившись, заскользил вслед за Николаем. Добравшись до двери, они, молча прислушиваясь, постояли возле неё. По знаку командира, он постучал и произнёс:

– Руслан, твои кран сорвали, газовую плиту тушат, ругаются ножами угрожают, взорвут ведь дом-то! В комнате зарычало, затопало, дверь распахнулась и на этом для этого вожака временно всё кончилось. Удар в шею, подхват грузное обросшее чёрной шерстью, остро пованивающее как бомж тело, не давая ему грохнуться об пол, втягивание в комнату, быстрое стягивание рук и ног, обматывание скотчем глаз и рта и разрезание брюк со стягиванием их на колени. Мокей даже обалдел от такого умения и быстроты. Стоял в изумлении и «хлопал глазами». Николай поманил его, тот осторожно скользнул к нему и таинственно зашептал:

– Шестёрки, может, и спят, но из комнаты не выходят, а охранник в столовке.

– Слушай команду, боец. Вот тебе на всякий случай пистолет этого Руслана. Спускаешься вниз, встанешь у выхода из столовки на второй этаж, если кто выскочит, разрешаю стрелять на поражение.

– Есть, товарищ командир. Положу, лягут как маленькие. У меня не дрогнет рука на них.

– Всё, исполнять! Дождавшись, когда Мокей спустился вниз, он кивнул Егору. Они навинтили на дула своих пистолетов глушители. Затем по сигналу рванули каждый в намеченные комнаты. От ударов ног, двери слетели с петель, раздались три хлопка. Стреляли они из положения лёжа, после совершённых переворотов в дверных проёмах. Результат – двое шестёрок так и не поднялись с постели, а очкарик, выронив пистолет, лелеял перебитую пулей руку. Егор подскочил к нему и одним ударом сбил этого хилого на вид, но оказавшегося плотным и жилистым очкарика, тут же вколол оглушённому в шею выхваченный из кармашка разгрузки шприц. Тот дёрнулся пару раз и затих. Егор поднял ему веки, подержал палец на шее. После этого вытянутым из его брюк ремнём, прикрутил запястья рук к щиколоткам ног, засунул в рот найденный в комнате толстый носок и, ещё раз всё осмотрев, вышел.

Николай скомандовал:

– Спускаешься вниз, ликвидируешь на входе охрану. Как услышишь взрыв, врываешься в столовку и «кладёшь» посетителей. Одного, двух оставляешь для допроса.

Николай прошёл в комнату, откуда можно было наблюдать за сидящими на лавке под грибком двумя заросшими детинами, явно покуривающими анашу. Через несколько минут наблюдения, увидел в кустах, в десяти метрах от грибка Егора. Тот осмотрелся, и вот оба охранника кулями улеглись у лавочки. Скользнув к ним, выдернув из их шей метательные ножи и обтерев их об тела убитых, вставив их обратно, он скользнул в дверь. Тут уж Николай не стал медлить, вытащил пульт, направил в сторону здания, где «норковали» по словам истопника боевики и нажал кнопку. Спустя несколько мгновений здание буквально на глазах приподнялось вверх и осело кучей кирпичей, балок, битых стёкол и шифера. Не глядя на происшедшее, он метнулся к другому окну, из которого открывался вид на гараж. Вскоре из дверей вышли и в недоумении уставились на разрушенное до основания здание двое в замасленных форменках. Раздались два выстрела и эти улеглись на не родной земле. Всю жизнь они трудились у себя в селениях, были уважаемыми людьми и вот, нате Вам, подались в сущности чужой край. Пусть они не грабили, не убивали. Но самыми настоящими соучастниками они всё-таки были, обеспечивали эти преступления, так сказать с технической точки зрения. Никто их сюда не звал, и у Николая не было никакого сомнения в их участии. Сразу же спустился вниз. У лестницы с автоматом наизготове, согнувшись, стоял возбуждённый и ничего не понимающий Мокей. Из столовки ничего не было слышно. Посмотрев на бойца, он скользнул к двери и ногой распахнул ее. В ответ никаких действий. Заглянув в щель, увидел валяющихся боевиков и пригнувшегося Егора. Крикнул ему, это я, братишка. Всё кончилось! Вскоре вместе с ошеломлённым увиденным Мокеем, спросил:

– Живые остались?

– Да, трое – один достаточно тяжело ранен, а двое так себе.

Осмотрев их, приказал:

– Боец, мы поднимаемся на второй этаж, нам надо побеседовать с вожаком и очкариком. Ты останешься охранять столовку. Трое раненых должны тихо лежать и никуда не двигаться. Ясно?

– Так точно, товарищ майор. Дождались «звери» своего конца. Пора уж волки поганые. Теперь только собакам на корм. Эти волчары у меня не пошевелятся, враз пулю в лобешник влеплю.

Поднявшись наверх разделились. Егор, вытянув из кармашка разгрузки диктофончик, протянул его Николаю, но тот отмахнулся:

– Он тебе нужнее, похоже, этот очкарик более важная птица, чем Руслан. Этот какой-нибудь полуграмотный бандит или жулик, выпущенный из тюрьмы их полоумным президентом. Мы поступим так: ты и я допрашиваем по полчаса порознь, мой – Руслан, твой – очкарик; ты записываешь всё, чего скажет твой пленник; после допросов встречаемся и принимаем решение. Не церемонься, у нас нет времени. Главное узнать: кто? Зачем? Какие цели? С кем? В каком месте? Куда?

Полчаса пролетело быстро. За это время, прострелив вторую руку и приложив к стопе пистолет, ему удалось сломить, как ему казалось, сопротивление очкарика. Но появление Николая разбило эту иллюзию. Выслушав, чего тот наговорил в диктофон, командир взглянул прямо в глаза близоруко щурящегося пленника, произнёс:

– Не хочешь без мучений, твое дело. Заговоришь с мучением.

Далее ни слова не говоря, из пистолета прострелил ему плечо.

Когда тот пришёл в себя, после пары не сильных ударов по рёбрам, бросил Егору:

– Даю ещё пятнадцать минут. Всё, чего этот мерзавец наговорил ранее, чистая туфта! Руслан уже успел многое об этом субчике и его делишках рассказать, в том числе зачем и для чего этот к нему прибыл. Не церемонься, если не будет говорить, бросим его собакам на корм. Пленник уже способный адекватно воспринимать услышанное, содрогнулся. Николай, увидя его реакцию, усмехнулся:

– Что, тварь? Не хочешь рассчитываться за свои поганые дела? А придётся. От тебя теперь зависит, какой смертью сдохнешь и в каких муках. Нам с тобой «валандаться» нету времени. Учти это! И ещё, Муса, прекращай придуриваться, это тебе не своему говённому президенту мозги пудрить. Ну а ты, – тут он обратился к Егору, – повторяю, не церемонься. У этого негодяя руки по локоть в крови и слезах наших людей. Самое ему место в помойке на корм собакам вместе с его другом Русланом. Этих голодных собак, благодаря нынешней власти и таким, как этот, сейчас развелось слишком много. Сожрут и кости обглодают.

– Он мне не друг, уголовник этот, – простонал пленник.

– Не знаю, лично он представил тебя таковым, Муса.

Он задумался, глядя на корчащегося от боли, но молчавшего пленника. Наконец произнёс:

– Впрочем, есть ещё варианты: говоришь всё чего знаешь, и в зависимости от сказанного либо умрёшь тихо без мучений, за исключением тех, что успел нажить, вздумав обмануть; либо обрабатываем тебе раны и сбрасываем у того дома, который ты указываешь. Учти при этом, в последнем варианте, сообщаемые тобой сведения должны быть легко проверяемые, только тогда мы твою особу доставим туда, куда скажешь, так что не успеешь получить сепсис, и не придётся «оттяпывать» тебе хирургом ногу и пару рук.

– А где гарантии?

– Ну и ну? Господин бывший редакторишка! Какие могут быть гарантии? Посуди сам. Если ты подробно и достоверно сообщаешь нам, зачем ты здесь околачиваешься в обществе никогда не моющихся, вечно страдающих от алкоголизма и наркоты бандитов, то ты нам больше не нужен. Ты своих больше будешь бояться!

Он снова обернулся к Егору:

– Пошарь в его логове хорошенько, не зря же Руслан говорил о его делах.

По его реакции Николаю стало ясно – его провокация удалась. Николай посмотрел на часы:

– Так, сейчас четырнадцать часов пятнадцать минут. Даю тебе, Муса, пять минут на принятие решения. Тут в моём присутствии. По их прошествии ты либо отправляешься на помойку к своему другу, уголовнику Руслану, либо с обработанными ранами оказываешься возле названного тобой дома.

Пока он говорил, пока «текло» отведённое время, Егор не терял времени. Простукивая кончиком ножа пол, оторвал пару досок, вытащил сумку, вроде докторского саквояжа и полиэтиленовый пакет с белым порошком. Тщательно осмотрев сумку, ножом разрезал бок саквояжа, режущим наподобие ножниц устройством, устроенным на его ноже, перерезал пару проволочек внутри, раскрыл и придвинул к командиру. Тот заглянул внутрь. Под толовой шашкой и взрывателем, закреплённым на створке сумки, лежали плотно уложенные пачки дензнаков.

– Так, значит, Ваш друг не врал. Это бандитский взнос в развитии суверенной волчьей республики, а это награда и поощрение на дальнейшие бандитские подвиги – героинчик! Я прав, господин редакторишка, правда, в прошлом.

Он снова взглянул на часы.

– У Вас осталось всего полминуты на размышление.

И тут Муса заговорил:

– Я не Муса, это для этих слухов. Я Рамзан Бекмураев, заместитель министра экономики в правительстве Ичкерия.

Они переглянулись.

– Ты слышал такое правительство? Такую страну?

Егор пожал плечами.

– Сейчас в каждой подворотке собака себя мэром считает, а уж среди бандитов то либо император, либо на худой конец президент. Ичкерия, что это? Какая-нибудь краюха бандитская, управляемая авторитетом?

– У нас не авторитет, а генерал, ещё советский – Джохар Дудаев.

– A-а это тот идиот, который изгнал из своей Ичкерии сорок процентов русского населения, обустроившего и преобразившего этот некогда дикий край? Теперь понял. И зачем же, Рамзан Бекмураев, пожаловал в наши края. Что? В Вашем уже нечем поживиться под мудрым управлением этого генерала Русофоба? Чего тебе не сиделось в этой «малине», всё же как никак начальник среди бандитов и простых чабанов?

– Меня послал сюда сам президент, чтобы я проконтролировал, – и тут он «осёкся», ведь далее неизбежно наступало то, чего предсказал ему этот страшный человек – своих ему придётся бояться больше всех других!

– Ну, давай же, давай редакторишка, «колись»! Чего замер? Мы же знаем чего и кого собирался контролировать и чего уже контролировал, не заставляй нас заниматься твоим членовредительством. Ты ведь уже засвечен по самую задницу! И не просто сдохнешь, мы же постараемся и твою семью, и весь твой тейп туда же отправить, заложив тебя. Один твой саквояж, который исчезнет – на всё потянет!

Скрипнув зубами и сверкнув глазами в лютой ненависти, он продолжил:

– Я должен, в том числе, проконтролировать финансовые поступления в нашу страну. Они все должны пойти на закупку лекарств, тёплой одежды, продовольствия и…, – тут он снова «осёкся»:

– Да выкладывай далее. Какой же бандит без оружия? Да тут всё ясно. Какой бандит будет заниматься физическим и другим трудом? Чего ждать от края, где все решили стать бандитами по призыву их полусумасшедшего генерала. Самое простое по их понятиям – это отобрать у тех, кто умеет работать, да ещё и работает! Ясно, какие поступления Вы ждёте от таких, как этот Руслан с его бандой, нашедшей свой конец на помойке в качестве корма для диких собак. В общем, редактор, нам в принципе всё ясно, остались только детали. Так что смотри сам, мы-то не торопимся, теперь ты должен торопиться изо всех своих сил будешь говорить. Или мы сначала по своим делам отойдём, а вернёмся сюда, когда их закончим, и продолжим по новой, согласно той программе, которую я тебе нарисовал?

Пересиливая себя, бандит кивнул головой:

– Буду говорить.

– Сколько раз ты уже побывал за пределами столь любезной тебе «малины»?

– Три раза.

– Перечисли даты.

Тот перечислил. Сделав последний шаг к предательству, ради спасения самого себя, он явно обрёл уверенность и надежду.

– Последний твой вояж сюда, когда прибыл?

– Неделю тому назад.

– Когда обратно?

– Осталось заехать к Хусейну, Хаддаму и Ахмаду.

– Забрать такие же саквояжи и отсыпать героинчику?

Тот молча кивнул головой.

– Говори, где они, как их найти, какие пароли и условия встречи. Вот тебе карандаш, листы бумаги.

Бандит скрипнул зубами:

– Руки ранены, не смогу.

– Ладно, говори поподробнее и учти, пойдёшь с нами. Если чего напутал тебе и твоему тейпу конец.

– Но я же истеку кровью, перевяжите.

Ему быстро сделали соответствующие уколы, обработали раны, наложили тугие повязки, обмотали бинтами. Всё время процедур пленник скрипел зубами, глухо постанывал. Закончив, Николай предупредил:

– Теперь, редактор, ты знаешь, если не отпустить вены через пару часов, тебе уже ничто не поможет. Поэтому говори быстрее и толковее.

Рамзан отлично знал лежки банд Хусейна, Хаддама и Ахмада. Вскоре на карте они были обведены кружочками. Ещё минут десять он толково объяснил подробности по их охране, зарегулированных встреч, паролях и сигналах. Уложились в двадцать минут. Напоследок Николай поинтересовался:

– Кто должен переслать эти саквояжики в Вашу «малину»?

Рамзан заметно сник, но затем, решительно мотнув головой, твёрдо произнёс:

– Салман. Он сегодня ночью должен получить все саквояжи. У него свой дипломатический канал пересылки, через одно посольство.

– Где его лёжка?

– Он живёт в Москве, но забирает поступления самолично, всё проверяет, кто и сколько собрал. Он у президента в большом доверии, у него большие полномочия. Сам он числится заместителем начальника службы безопасности.

– Ладно, об этом после поговорим. Место, где он забирает и проверяет сии поступления в Вашу «малину»?

– Он забирает их в Малаховке под Москвой. На улице Правды есть дом № 17, домишко так себе, но вот гараж кирпичный, большой, на три машины, не знаю, кто и зачем такой построил. Я должен на Джипе и ещё какой-нибудь машине в этот гараж заехать. Джип оставить, а сам уехать на другой машине. Груз находится в джипе. Ночью уже не знаю, как груз изымается, я же утром на машине опять заезжаю в гараж и уезжаю на джипе вместе с машиной. Такой бесконтактный способ передачи. Ни я, ни мои люди не видят ни Салмана, ни его людей. Эту передачу должен исполнить в половине двенадцатого ночи.

– Что ж, примитивно, но достаточно эффективно, если ничего об этом не знать, кому не следовало.

– Там есть наблюдатель, но я не знаю, где он находится.

– Ясно, теперь к делу, правда, уже к будущему. Редактор – теперь это твоё агентурное имя. Ты не «ерепенься, не ерепенься», уже, как говорится, «отъерепенился», а слушай дальше. Я вызываю врача, он тебя увезёт, где полечиться, полежишь, пока не заживут раны. Потом поможем тебе вернуться в твою «малину». Объяснения сам придумаешь, у тебя это лучше всех получается, в общем, разработаешь легенду о том, что с тобой произошло, куда делся и прочее, ориентируйся на раны, их-то не скроешь и по доброй воле себе не нанесёшь. Можешь заложить твоего «подельника» Руслана – мол, поехал, пострелял, думаешь убил, ограбил и скрылся. Конечно, будут проверять, но ничего путного не найдут. Собаки обглодают дочиста, а кости растащат. В принципе могут и поверить, но, конечно, из доверия выйдешь, ответственную должность больше не дадут. Будешь потихонечку работать в этой «малине». Думаю, на третьи роли тебя тоже не поставят, всё-таки много видел, слышал, знаешь. Да к тому же в свите твоего «пахана – генерала» наверняка есть кто-то из твоего тейпа, он не даст тебя замочить. Когда надо будет, на тебя выйдут.

Запоминай пароль: редактор, отзыв – фронтовой листок. Ну а кто лечил, где лечил, в этом вопросе мы тебе поможем, но всё это, сам понимаешь, будет после того, как мы проверим твои сведения. Но врач тебя осмотрит и окажет помощь в течение часа. Так что время есть ещё. Поэтому лежи и жди. Но на всякий случай мы тебя к кровати пристегнём. Можем дать для порядка и удобства спиртику, выпьешь и полегче будет смотреть на будущую жизнь.

С этими словами он отстегнул фляжку, протянул её к губам и приказал:

– Пей!

Тот сделал глоток, другой, посипел, разевая рот, закашлялся.

В коридоре Егор спросил:

– Выяснил про Ларису, где она? Что с ней?

Николай потемнел:

– Эти твари её бросили в тёмный, сырой подвал. Там есть лежак вот для таких, как она. С ней уже провели устрашающую беседу и Руслан, и этот очкарик, в общем, обрисовали в деталях, чего её ждёт, если не скажет про нас и где нас найти. Очкарик предложил переправить её в их Ичкерию, там её обработают и сделают шахидкой. У них, у этих сволочей, оказывается, уже образовался такой центр, им заправляют арабы – специалисты по этим делам, сволочи. Ух, как мне хочется пообщаться с этими джихадистами, да самих запустить в качестве шахида против своих же. Ключ от подвала я отобрал у Руслана, он его всегда при себе держит. Воинство-то его не очень надёжное, к тому же и попивают, и покуривают анашу, а некоторые героинчиком балуются. А в таком состоянии всё может взбрести в голову. Тем более, молодая, беззащитная женщина, одна. А так ключи при себе – надёжнее. Ход туда, действительно, есть и из котельной, и из столовки. Сейчас разберёмся с Мокеем и его пленниками, и я сам спущусь в подвал за Ларисой. Они спустились на первый этаж. Мокей воинственно прохаживался между лежащими смирно бандитами, лихо вскидывал автомат и щёлкая предохранителем при любом шевелении последних. Увидев вошедших, чётко отрапортовал:

– Ваше приказание выполнено, товарищ майор! Пленные не шевелились. Докладывает рядовой Комров Мокей Илларионович.

– Смирно, рядовой Комров, благодарю за службу! Вы награждаетесь за образцовое выполнение боевого задания денежной премией в размере десять тысяч долларов. Тот ещё более выпрямился, выпятил грудь и гаркнул:

– Служу…

Растерянно заморгал.

– Ёлки-палки? А кому мы теперь-то служим?

– Не бери в голову, Мокей Илларионович. Слушай следующий приказ. Развяжешь пленных, пусть они перетаскают трупы к ямине, разденут догола. Одежду сам сожжёшь в топке котельной, а трупы вниз, собакам на корм. Не забудь, на втором этаже тоже есть «жмурики» и их до кучи. В случае неповиновения со стороны пленных разрешаю стрелять на поражение. Такие пленные нам не нужны. Контролируй их с расстояния три-четыре шага. Далеко не отпускай. Сможешь?

– Так точно, товарищ майор! От меня не уйдёшь! Враз ноги перешибу!

Уходя услышали щелчок предохранителя и приказ:

– Ну, «звери», встать! Нечего глазами зря лупить! Скоко времени водку с харчами зазря переводили, теперь побегаете у меня, ежели жить хотите. Иначе враз положу мордой в могилу.

Николай распорядился:

– Егор свяжись с Сергеем, пусть возьмёт врача, полковника, посмотрим, каков он в деле, и сюда. Затем свяжешься уже с Ильёй, и ему надо с Василием прибыть сюда. Время на всё про всё полтора часа для Сергея, два с половиной для Ильи. Я за Ларисой. Встречаемся на втором этаже.

Через двадцать минут они встретились в коридоре второго этажа. Лариса заплаканная испуганно прижималась к Николаю.

Увидев Егора, чуть не кинулась к нему. Вид у неё был ещё тот: волосы спутаны, одежда местами порвана, на щеке синяк. Жалко улыбнулась сквозь слёзы.

– Вы меня спасли со своим братом? Эти звери, особенно их главный и этот в очках такие ужасы посулили, если не расскажу про Вас.

Она снова всхлипнула. Николай ласково погладил её:

– Они шакалы, Лариса. Все, кроме очкарика, уже в аду. Всё кончено, успокойся. Нет их на этом свете. Ну, перестань плакать. Уже всё прошло, нет никакой больше опасности.

Егор оставил их двоих, а сам посмотрел, как командует «вошедший во вкус» старый солдат. Когда пленники кончили свою работу, он подозвал Мокея. Тот грозно, приказал им ложиться мордой в землю, иначе ноги перебью, подошёл и услышал:

– Именем народа бандитов «в распыл».

Мокей растерянно заморгал:

– Ить они же бывшие колхозники. Их обманули, всякими посулами.

Но его «оборвали»:

– Мокей, простые колхозники к другому народу с оружием не шляются и не бандитствуют. Разве сам не видел, чего они тут у нас вытворяют?

Тот удручённо кивнул головой:

– Эт точно, сущие разбойники.

– Ну так как, исполнишь приказ?

Тот снова смущённо зашаркал ногой, но вдруг поднял голову и облегчённо заявил:

– Я им это, самогона по стакану налью напоследок. Пусть хоть помрут как люди.

– Боец, Комров. Главное – выполнить приказ, ясно?

– Есть, товарищ майор! А куда их потом деть?

– Туда же до кучи, когда разденешь, позовёшь меня, помогу.

– Есть, только Вы постойте чуток с ними, я до будки добегу, заберу для них самогону.

Егор усмехнулся:

– Беги, постою. Через несколько минут Мокей вернулся, неся банку первача, два солёных огурца и два куска хлеба. Поднял пленных, сунул каждому по полному бокалу, огурцу и куску хлеба. Посмотрел на них и приказал:

– Пейте, это Вам за работу!

Через несколько минут Егор услышал приказ:

– Становись, шагом марш!

А ещё спустя минут пять, послышалась автоматная очередь. Вскоре он подошёл, хмурый, опустошённый. Протянул автомат, долго смотрел на свои руки, как бы удивляясь содеянному ими. Хлопнув себя по ногам, покачав головой, вдруг заявил:

– Ёлки моталки, почему-то к последним нету у меня ненависти. А вот к другим… пальнул бы без жалости. А вот и энтих чего-то жалко.

Егор посмотрел на его переживания, но не стал разубеждать его, ни в чём-то уговаривать. Вернул автомат и сказал:

– Мы должны ехать. Охрана очкарика за тобой. Если кто из посторонних сюда сунется, то мочишь его, а сам дёру из лагеря. Затаишься где-нибудь по дороге, предупредишь нас. Учти боец, задание очень серьёзное, операция ещё продолжается. Сможешь выполнить? Не подведёшь?

– Никак нет, на Мокея Илларионовича можно положиться. Он ещё ни разу не подводил командира и не подведёт.

– Мы на тебя очень надеемся и верим в тебя.

Он снова вытянулся, гаркнул:

– Служу, опять поперхнулся, – вот ети, а кому теперича служу-то?

– Себе, своему народу! Понял?

– Так точно, понял. Только вот исполню Ваш приказ. Не успел одного полностью раздеть, да одежду в топку бросить.

– Хорошо, очкарик пока обездвижен, как выполнишь всё, так сразу на второй этаж.

– Есть, товарищ майор.

Через сорок минут они встречали Сергея и быстро проехали в лагерь. Перенесли очкарика в микроавтобус, отъехали на пару километров, свернули с дороги и встали в лесочке, там врач и занялся раненым. Егор с полковником и Сергеем вернулись в лагерь. Мокей, затаившийся с автоматом наизготовку, доложил Николаю:

– Товарищ майор, Ваше приказание выполнено. Очкарик никуда не делся, посторонние не приезжали.

Егор вытащил пачку денег:

– Боец, за образцовое выполнение задания, Вам, как ранее было доведено до Вашего сведения, вручается денежная премия.

Он протянул ошеломлённому Мокею деньги, пожал ему руку.

– А теперь слушай меня. Спрячешь свой «калаш», магазинов-то наверняка насобирал.

Тот смущённо заулыбался.

– Ладно, не будем, остальные «калаши» и всё, что найдёшь, завернёшь в плёнку и закопаешь, где-нибудь в укромном месте. После нас уйдёшь домой и вернёшься завтра с утра сюда, будешь исполнять далее свою работу. Кто приедет, начнёт спрашивать, ответишь:

– Тебя вчера под вечер выгнали, какое-то веселье намечалось «промеж» них, приказали утром придти. Ефросинье поможешь, пусть готовит еду, убирает посуду. Ты пришёл, а никого в лагере нет. Такое и ранее бывало, несколько раз по неделям не являлись, дела у них такие, они об этом ему не говорят. Стой на этом и не отступай. Прогнали, приказали утром выйти и исполнять свою работу.

– Ясно, товарищ майор! А с деньгами-то, чего делать? Тут вот ведь какие деньжища-то?

– Мокей, ты умный мужик, зачем тебе ими хвалиться или рассказывать кому-либо. Спрячешь, так чтобы об этом никто не знал, и будешь по нужде, понемногу тратить, только не на машины и прочее. Иначе, сам понимаешь, подведёшь себя, привлечёшь внимание этих «зверей», а что они собой представляют, какие у них нравы, ты хорошо знаешь. Они же всё равно будут искать пропавших, должны искать. Ты это понимаешь?

– Так точно, товарищ майор. Буду опасаться. Раз надо, так надо. На Мокея завсегда можно положиться.

– И ещё, Мокей, ты уж не сердись на нас, бросил бы ты это дело с самогоном. Ничего хорошего в нём нет, один разор, да здоровье губишь.

Он понурился:

– Так оно так, кто же спорит, но ведь жизнь-то какая пошла, с ума сойти можно.

– Мокей, это слабые люди с ума сходят, а ты сегодня себя показал боевым, сильным, на тебя можно положиться в деле, ты из тех, кто не может подвести.

– Это точно, на меня завсегда можно положиться, ежели я чего-нибудь обещаю, то завсегда исполню. Меня этому батяня учил, в том числе и ремешком.

– В общем, учти, мы в тебя верим. Теперь у Вас есть оружие, да и в деревне наверняка не один ты, кто с ним умеет управляться и ненавидит этих «зверей». Организуетесь, никто к Вам не сможет больше сесть на шею.

Он по обыкновению зачесал затылок.

– Эт точно, есть мужики, да опасаются, вишь, они, ведь энта нынешняя власть за этих «зверей».

– Власть-то власть, но ты же сам видел, каковы эти бандиты? Каково их воинское умение. Вон их сколько было, а нас троих не смогли преодолеть. Все в яме оказались. Так и Вы делайте, раз сделаете – больше не полезут, побегут от Вас. Сам же видел, каковы они, когда испуганы, а ты помни, о чём говорили и держись.

Егор пожал ему руку, обнял, похлопал по спине.

В микроавтобусе Николай рассказал Илье и Сергею о происшедшем, предложил, используя добытую информацию, ликвидировать этот отряд вражеской для нашего народа пятой колонны. Вопрос ликвидации всех трёх точек сбора дани осложнялся скоротечностью и плотностью графика передачи награбленных средств Рамзану Бекмуратову. Всего без учёта дороги на каждую такую встречу доводилось около пятнадцати минут. Для начала изъяли все деньги, заложенные в саквояж, набили его бумагами и заминировали по новому, так сказать, не извлекаемо. Пластит не пожалели. Таким же образом решили минировать и другие саквояжики, которые должны передать остальные бандгруппы. Николай решил использовать два отряда. Сначала ими уничтожались два сборщика Хусейн и Ходдам, а затем уже объединёнными силами ликвидировался Ахмад.

В первый отряд вошли сам Николай, Илья, Василий, во второй – Егор, Сергей и полковник.

Но как хорошо известно: человек предполагает, а Бог располагает!

Внезапно на связь вышел доктор с тревожной новостью:

– Пленник умирает, по всему видно отравился.

Николай приказал всем собраться, что было сделано через двадцать минут. Егор на своей машине, Василий на бандитском джипе, Николай на своей. Илья на микроавтобусе с доктором, Ларисой и умирающим пленником, Сергей на своём джипе. После короткого обсуждения план действий изменили. По предложению Егора решили не уничтожать всех, а ограничиться Ахмадом, при этом так, чтобы было ясно – сие сделано кем-то из троицы бандгрупп, так сказать, «перевести стрелки». Аргумент довольно простой. После уничтожения двух эмиссаров этого «грёбанного» правительства, грядёт жёсткая проверка. Подозрения в убийстве и похищение денег с наркотиками падёт на две выжившие группы. Надо просто постараться оставить как можно более ясные следы. Но это уже дело техники, мы этому обучены. После обсуждения с учётом предложения Егора решено: Николай с Василием, Ильёй и Бекмуратовым на заднем сидении объезжают Хуссейна и Хаддама. Используя информацию о пароле, отзыве и прочих «прибамбасах», забирают подготовленные ими для главного эмиссара, едут в Малаховку. На выезде из неё со стороны Москвы останавливаются и ждут Егора.

Тот с Сергеем, полковником уничтожают банду Ахмада, забирают приготовленную им дань, едут в Малаховку и там встречаются с Николаем. Машины Николая, Сергея прячут в найденном месте, которое предложил Николай, хорошо изучивший окружающие Домодедово места. Микроавтобус с Ларисой водитель перегоняет к Сергею в пансионат.

Под придирчивым взглядом Николая все экипировались, вооружились. Василий с Ильёй и сам Николай поверх этой экипировки надели куртки и спортивные штаны. Вести переговоры с бандитами будет сам командир, так как главный приболел и плохо себя чувствует. Это не должно особенно насторожить бандитов. Муса был очень осторожным, как правило, из машины не показывался, предоставлял право забирать дань Руслану и ему же передавать им пакет с героином. Этот, правда, не очень скрывал себя, но всегда следовал бандитской моде – с надвинутой на физиономию шапочкой, камуфляжная куртка с автоматом наизготове.

Убедившись, что всё подготовлено к операции, Николай приказал приступить к её выполнению. Они разъехались, сверив ещё раз часы и просмотрев карты.

В назначенный час джип подъехал к точке встречи, в километре от логова Хусейна. Обычно они встречались там раз в три недели. Место встречи располагалось на небольшой поляне в пятидесяти метрах от дороги, ведущей от трассы к логову. Поляна было окружена со всех сторон густым ельником. Пробраться в неё можно было только по грунтовке, проложенной в одном месте через этот ельник. Было уже темно, когда джип выехал на поляну и остановился, закупорив выход. На ней уже был другой внедорожник, обозначаемый габаритными фарами. Выехав на поляну, по приказу Николая, Василий пару раз, как это было и предусмотрено, мигнул «ближним светом». В ответ ему тоже мигнули из внедорожника. Спустя пару минут, из него вылезли двое вооружённых до зубов молодчиков. Они постояли, прислушались, осмотрелись, и один из них махнул рукой. Из машины вылезли ещё двое. Один из них держал наизготове пистолет, другой – саквояж. Василий, согласно разработанному бандитами ритуалу, мигнул ещё пару раз. Двое зашагали к джипу. Когда они были в трёх метрах, дверка джипа приоткрылась, из неё высунулся Николай в бандитском прикиде и выкрикнул:

– Пароль?

Шагающие в недоумении замерли. Николай демонстративно щёлкнул предохранителем ручного пулемёта, направил его прямо на них и вновь приказал:

– Пароль?

И тут только услышал:

– Ичкерия.

Не отводя в сторону дуло пулемёта, ответил:

– Волк!

Замершая парочка облегчённо вздохнула, потопталась некоторое время и двинулась к джипу. Подойдя поближе и вглядевшись, один из них с пистолетом в руке спросил удивлённо:

– А где Магомед?

– Э-э, Хусейн, кончай придуриваться. Руслан сейчас на дело поехал, срочно надо со свиньями разобраться. Меня вот отправил с Мусой.

Сомневающийся, видимо, не удовлетворился ответом, всё-таки не чеченец, а русский.

– А Муса здесь?

– Здесь, здесь, уважаемый… Только не советую лезть к нему, шибко злой сейчас, болеет, выстрелить может, сам знаешь – не любит, когда на него смотрят.

Сомневающиеся потоптался возле окошка, пытаясь поподробнее разглядеть сидящего на заднем сидении, но потом всё-таки решился и сунулся в приоткрытую дверку. И тут же из салона прозвучал выстрел. Сомневающемуся показалось, что пуля прямо погладила его голову, разрезая шапочку и обжигая бритый череп. Он судорожно, чуть не упав, отпрянул. Русский издевательски спросил:

– Ещё будешь смотреть?

Хусейн переминался. Он успел заметить в тёмном салоне какого-то человека в очках, ему даже показалось, что он узнал в нём большого начальника Мусу, он всё-таки колебался. Как это так? Не Руслан, а какой-то славянин, свинья русская? Однако все его сомнения прервал издевательский тон этого русака:

– Ну что, Хусейн? Отдаёшь или себе оставляешь на разживу, своей третьей жене? Смотри, как бы тебе за такие дела с живого шкуру не содрали и не обрезали баранью голову. Ты сам знаешь, чего украдёшь – оружие, лекарства для воинов джихада!

Упоминания о последствиях не сдачи дани тут же отрезвило Хусейна, он негромко приказал:

– Иса, отдай!

Тот тупо стоял, переминаясь.

– Кому сказал? Быстро!

Бандит, боязливо посматривая на уставленный, как ему казалось, прямо в живот, пулемёт, сделал несколько шагов, опустил саквояж и было попятился задом. Но его остановил вопрос:

– А что? Уже порошок не нужен?

Тот сразу встрепенулся, ноздри его задрожали, руки затряслись.

Русский захохотал:

– Вижу, вижу, нужны! Магомед, давай пакет!

Вскоре в лицо бандита полетел из джипа пакет. Ловко подхватив и судорожно прижав его к груди, тот развернулся и почти бегом направился к внедорожнику. Хусейн, всё ещё стоявший и молча наблюдавший за происшедшей сценой, мрачно сплюнул, развернулся и, стараясь не бежать, тоже быстро пошёл к внедорожнику. Громко хлопнула дверь джипа, включился слепящий дальний свет, двигатель взревел, машина, лихо выскочив на поляну, развернулась и умчалась. Оставшиеся на поляне ещё долго ругались, протирая ослеплённые глаза от беспощадного света.

Ситуация с Ходдамом повторилась почти в точности. Хаддам тоже насторожился, не поверил до конца, сунулся в салон убедиться, тоже отпрянул от выстрела, при этом упав на задницу. Один из охранников, растерявшись, выстрелил по джипу, пробив его крыло в двух местах. В ответ Николай запустил такую очередь, что вся охрана просто попадала на землю, закрывая голову руками, а внедорожник, разбрызгивая разбитые стёкла, весь затрясся от пробивающих его пулемётных пуль. В конце встречи снова слепящий свет фар, рык мощного движка и удаляющийся гул.

Осмотрев изрубленный пулемётной очередью внедорожник, Хаддам долго пинал этого идиота, вздумавшего стрелять по Мусе. Как говорится: «Дурак опаснее врага!»

Егор тем временем проводил намеченную операцию. После получасового наблюдения логова Ахмеда он установил – в нём почему-то всего четверо охранников. Похоже, остальные то ли готовятся на месте к встрече с грозным Мусой, то ли на какой-то – местного значения операции. В любом случае он посчитал, что на этот раз его команде – он, Сергей и полковник «подфартило», хотя и большее количество не повлияло бы на его решение атаковать и уничтожить. В основу своего довольно немудрёного плана он положил просто наглые и решительные, основанные на высоком профессионализме действий. Его решение, которое им было озвучено, не впечатляло ни манёврами, ни диспозициями, ни прочими указаниями, принимаемыми в различного рода штабах.

– Работаем в связке, я и Сергей. Твоя задача, полковник, на время наших действий в этом логове, задержать любого или любых, кто вздумает в него всунуться. Отходим только вместе.

Проверив экипировку, оружие, заставив своих боевых товарищей попрыгать, затем вместе с полковником выбрали место для засады, оставив ему ручной пулемёт, десяток гранат и «калаш» с четырьмя магазинами. Скомандовал Сергею:

– За мной, соблюдай дистанцию.

После этого они скользнули вдоль забора из толстых досок к воротам. У ворот же он, не скрываясь, заколотил в них ногой и нагло заорал:

– Эй, шахидня! Открывай ворота!

Вскоре калитка распахнулась и из неё, изрыгая ругательства и угрозы, выскочили два разъярённых джигита с «калашами», которые однако держали их как дубинки, явно намереваясь сначала отлупить ими наглеца. Но единственное чего успели они ещё сделать в этой жизни, так это всего пару прыжков в направлении этого явного идиота. Просвистели два метательных ножа, выхваченных Егором из специальных держателей, укреплённых на спине разгрузки. Джигиты ещё падали, пытаясь в смертельных судорогах вырвать из своих ключиц эти ножи, как он подскочил к ним и рубанул каждого по горлу своим спецназовским ножом. Рубанул характерным для всех моджахедов и уподобляющимся им приёмам, рассекая горло, что называется, от уха до уха. Вместе с подскочившим Сергеем их втащили во двор, вытащили ножи, заперли ворота на засов и заскользили к дому. Снова Егор «забухал» ногой в дверь и заорал:

– Эй, шахидня, открывай!

Входная дверь после пары ударов распахнулась, и в проёме показался разъярённый детина, размахивающий огромным ножом. Но махать ему долго не пришлось. Удар Егора ногой ему в промежность заставил детину согнуться и в таком положении замереть на некоторое время, разевая и закрывая в беззвучном крике свою пасть. Пока он был этим занят, Егор повторил этот излюбленный у кавказских джигитов приём, располосовав ему горло «от уха до уха». Спустив бездыханное тело на пол, он жестом указал Сергею на коридор, а сам скользнул в освещённую комнату, из которой неслись звуки какого-то боевика.

В ней в кресле, разваливаясь, сидел и пялился в телевизор заросший густым чёрным волосом детина. Увидев Егора, он вскочил, метнулся к шкафчику, где висел на ремне его «калаш». Но пущенный метательный нож остановил его порыв. Он ещё пытался, изогнувшись, выдернуть его, как подскочивший Егор рассёк ему горло опять «от уха до уха». Подхватив его тело, аккуратно уложил на пол, взглянул на Сергея. Тот, уже успевший обследовать коридор, пальцем указал на крайнюю дверь, расположенную в торце. Стояла мёртвая, насыщенная опасностью тишина. Этот вожак Ахмед похоже был «стреляным волком», наверняка, имея звериное чутьё, притаился изготовив оружие. Егор указал пальцем, где встать Сергею, а сам скользнул так, как он умел, к двери. Постояв, прислушавшись и убедившись, что Сергей занял нужную позицию, перевёл дыхание, ногой вышиб дверь и кувырком, стреляя в перевороте, влетел в комнату. Ахмед успел пустить очередь из автомата, но вся она пролетела выше влетевшего Егора, а вот его выстрел был точен – прямо в лоб бритого черепа. Встав на ноги, подошёл к убитому и сделал то, чего обычно делают боевики этого народа, – отрубил уши, нос. Сергей, уже успевший отвыкнуть от подобных зрелищ, содрогнулся и спросил:

– Зачем?

Егор, всё ещё тяжело дыша, хрипло ответил:

– Нам надо имитировать разборку между этими бандитами, а они всегда так поступают – шестёркам рубят горло, а главному отрубают уши и нос. Так сказать, их фирменный знак. Ну всё, хватит эмоций, ищи, время не терпит. Поиски заняли всего десять минут. Саквояж и ещё два пустых были найдены в нижнем ящике здоровенного шкафа. Сергей, взяв его и пустой, пошёл к выходу, а вот Егор задержался. Выгреб из карманов убитого все деньги, документы, отрубил палец с перстнем, повыбрасывал из ящиков стола и из шкафа бумаги, одежду, обувь. Набил в наволочку, выбросив из неё подушку, бумагами. Затем перевернул кровать, сгрёб в кучу ковёр, в общем, устроил типично варварский, зачастую бессмысленный погром.

Полковник увидев их, окровавленного Егора, Сергея с саквояжем даже перекрестился. В машине, усадив полковника за руль, Егор приказал, указывая на карту:

– К ближайшему водоёму!

Минут через двадцать после недолгих поисков подъехали к лесному озерцу. Егор вылез из машины, снял окровавленную экипировку, разделся и сразу прыгнул в воду. Поныряв, принялся с остервенением мыть с мылом руки, лицо, шею. Затем также с остервенением принялся замывать разгрузку, пулезащитный жилет. Ни Сергей, ни полковник не вмешивались. Они стояли, молчали, смотрели, стараясь не встречаться с ним взглядом. Покончив, Егор молча выскочил на берег, достал из машины полотенце, тренировочный, кроссовки. Оделся, вытер этим же полотенцем разгрузку, жилет, берцы, засунул всё в специальный мешок и положил его в багажник. За всё это время он не произнёс ни одного слова. Только усевшись в машину, вытащил фляжку, сделал глоток, произнёс:

– В Малаховку. Не спеши полковник, соблюдай правила. Время у нас достаточно.

Протянул Сергею фляжку.

– Прими, отвык ведь? В этом деле обязательно разгрузка нужна, хоть они и бандиты, да и нелюди вовсе.

Сергей, всё ещё опасаясь почему-то посмотреть ему в глаза, принял фляжку, сделал глоток, вернул. Далее снова ехали молча. Сергей, глядя на его действия в операции, не переставал поражаться. Таким он его никогда не видел, а ведь сколько времени работали вместе, чего не насмотрелись, чего пережили. Всё было, чего греха таить, но видеть такое хладнокровие, беспощадность, фактически машину убийства в своём друге ему ещё не приходилось. А он, выполнив свою страшную работу, фактически один, со стороны она вообще могла показаться в его руках обыденной рутиной и почему-то так же казалось сразу же, нет после отмытия и «принятия чарки» он выбросил из своей головы все кровавые и страшные подробности. Сергею даже показалось, что он уже обдумывает свои дальнейшие действия. Расправа над бандитами уже была для него в прошлом и непонятно чем – грозным или наоборот, очистительным.

В назначенном месте они прождали недолго, всего с полчаса. Егор передал Николаю саквояж и доложил о проведённой операции по уничтожению Ахмада. Командира очень интересовали подробности, особенно те детали, которые могли навести на версию бандитской разборки. Подвёл итоги коротко:

– Ну что же, ты сделал всё, чего мог в этой ситуации. Пусть теперь сами думают и разбираются – кто? За что? Куда? Это теперь их проблема. А ты, Егор, сможешь прямо сейчас заняться подготовкой саквояжей к ревизии их Салманом, или тебе ещё надо время «отойти»?

Но, встретив его жёсткий, упрямый, непримиримый взгляд, только коротко приказал:

– Все саквояжи отнести и сложить вон в том овражке. Туда же отнести и пустой, замени его на разрезанный, машины отогнать, всем отойти.

Когда приказ был выполнен Егор, зная уже способ минирования сумок, который применял минёр бандитов, довольно быстро обезвредил саквояжи. После этого вытащил из саквояжей Хусейна и Хаддама пачки денег, сложил их невдалеке. Затем осторожно положил на дно куски взрывчатки с электродетонатором, сверху прикрыл всё бумажным хламом, взятым у Ахмада, поверх неё положил металлическую пластину, соединённую проводком с клеммой довольно простого устройства. Поверх пластинки положил несколько пачек денег в упаковке, под бумагу которой засунул ещё одну металлическую пластину, так же соединённую с тонким проводком с другой клеммой этого же устройства. К двум оставшимся клеммам присоединил батарейку. Теперь изъятие любой пачки денег неизменно вызывало выработку схемой устройства импульса, подаваемого на электродетонатор, а вот поверх денег установил изготовленное минёром бандитов взрывное устройство. Работа была долгой, кропотливой, заняла полтора часа. Закончив, кивком позвал Николая и указал на снаряжённые саквояжи. Их осторожно перенесли в багажник джипа, обложили пенопластом и закрыли ковром, так как это делали по словам Мусы. Всё! Теперь осталось их доставить в гараж, в место, заготовленное для передачи, и ждать результата.

Первым уехал Сергей на пригнанной Ильёй машине. Он проехался мимо указанного дома с гаражом. Задача, которую ему поставил командир, была хоть и проста, но весьма ответственна – найти место наблюдения за гаражом. Правда долго выбирать не пришлось, да по сути дела, и не из чего. В небольшом удалении от объекта находилась явно сейчас безлюдная дача. Скорее всего, её навещали только по выходным. Она была одноэтажной, но с мансардой. Ворота запирали на щеколду. Подумав, он заехал во двор, запер ворота уже на внутреннюю задвижку. Обошёл, изучая дом. С противоположной улицы заметил явно кухонное окно. Открыть летнее окно не представляло труда, и вскоре он был уже внутри. Прошёлся по комнатам, посвечивая маленьким фонариком, нашёл лестницу, ведущую в мансарду. В ней располагались три небольшие комнатенки, явно служившие спальнями хозяевам. Только из одной комнаты оконце выходило на нужный дом. Чуть отодвинув шторку, принялся наблюдать. Минут через двадцать прекратил это наблюдение, спустился вниз, прошёл к машине. Взяв всё необходимое, вновь поднялся в мансарду в облюбованную комнату. Наладив принесённое оборудование, принялся наблюдать.

Через час засёк контролёра со стороны бандитов. Тот сидел в доме, прямо напротив гаража. Но то ли он был слишком неопытен, то ли считал это блажью своего шефа, особенно не маскировался, покуривал, правда, свет не зажигал. Огонёк его сигареты был отлично виден Сергею из его наблюдательного пункта. Всё было тихо, стояла тёмная безветренная ночь, всё небо было усыпано яркими звёздами. Изредка по улице проезжали машины местных жителей. Но вот точно в назначенное время к гаражу подъехали джип и машина Ильи. Из джипа не спеша, оглядываясь по сторонам в тёмной куртке с капюшоном вылез мужчина, прошёл к воротам гаража. Недолго повозился и вот с его помощью ворота распахнулись. Джип, а за ней машина плавно, не газуя, въехали внутрь. Одна сторона ворот прикрылась, но через минут пять вновь открылась, и из гаража выехала машина Ильи. Вновь тот же мужчина вылез из машины, закрыл гараж, уселся в неё, и она плавно уехала. Наблюдатель по-прежнему покуривал, но больше пока ничем себя не проявлял. Прошло ещё десять минут. Сергей по рации услышал голос командира:

– Назови своё место?

Сергей назвал.

– Всё видел, были ли какие действия со стороны?

– Нет, их наблюдатель только проконтролировал Ваш приезд.

– Через десять минут выходи на параллельную улицу и жди нас.

Он, как ему было приказано, прождав десять минут, спустился вниз, вылез в окно, через заросший сад, прошёл на параллельную улицу. Там затаился в кустах, принялся осматриваться. Вскоре заметил возле толстого дерева с низкой раскидистой кроной, тень. Стараясь не шуметь и не выдать себя подобрался поближе. Понаблюдав за ними, узнал – Егор и полковник. Они вздрогнули, когда он тихо произнёс:

– Привет, парни.

Он чётко и быстро доложил, как пройти к дому; где находится окно, через которое нужно пролезть в дом; которая комната на мансарде подходит для наблюдения; в каком доме находится наблюдатель от бандитов и где находится оставленная им машина.

В свою очередь ему объяснили местонахождение их машины и куда ему надо на ней вернуться. Передав ключи, они скользнули к даче. Вскоре прерванное наблюдение продолжилось. Один установил дистанционный микрофон и контролировал все звуки от наблюдателя до гаража, а второй через бинокль ночного видения отслеживал визуальную картину. Жучок, укрепленный на одном из стеллажей гаража, помалкивал. Минут через сорок томительного ожидания Егор наконец-то услышал голос наблюдателя:

– Иса, гаварит Нури, – у мэна чисто. Груз в гаражэ. Они уэхали. Никаво других нэ была, толка они одны. Падазритэлного нэ замэтил.

– Смотри, Нури, если чэго прапустыл, тэбэ сам Салман баранью голаву отрэжэт. Он такой, знаэшь, помнишь, как было с Ахмэтом.

– Нэт, нэт Иса, всэ чиста.

Прошло ещё пятнадцать минут, заработал жучок.

– Аслан, смотри груз. Три сумки, нэт чэтвэртой. Как быть-то? Вэдь ругат нас будэт. А мы что подэлаем. Мы жэ толко забрать должны и отвэзти и какой-то пакэт бальшой.

– Ты лучшэ нэ балтай, вывади машину из гаража и поихал к Салману, он ждёт нас. Эму скора нада эхат абратно. А с грузом пуст сам разбирается. Мы нэ причём. Вон Нури ничэго падазритэлного нэ видэл, было, как и раньше. Чего то у Мысы случилось, но это нэ нашэ дэло.

Вскоре створки ворот раскрылись полностью и из него задом выполз джип и не спеша поехал по улице. Полковник было метнулся к машине, стоящей во дворе дачи, но был остановлен Егором:

– Этот Салман перед получением и последующей отправкой груза, по словам Мусы, один раз самолично доставлявший бандитские деньги, дотошно их пересчитывает, правда не сам, это делает за него какой-то бухгалтер из их породы, но под его пристальным приглядом. Он же должен знать – кто, сколько сдал, определить, кто недодал и прочее. Этот эмиссар свою хазу расположил недалеко от гаража, не хочет рисковать, ведь по дороге всё может случиться, а тут проехал всего-то небольшую улицу и, пожалуйста, – груз сдал, груз принял. Взрыв мы в любом случае, если он будет, и услышим, и увидим. Но на всякий случай через пятнадцать минут к машине, будем блокировать хазу Салмана с этой стороны улицы, только придётся ликвидировать этого Нури.

В конце улицы скрылись огоньки джипа, стих гул мощного мотора, наступила тишина. Потянулось время ожидания. Казалась, ему не будет конца. Время почему-то тянулось как резиновое. Хоть Егор и «не показывал вида», он был уверен на все сто в своей мине, но мало ли какие случаются неожиданности? Как говорили мудрые предки: «Как ни крои, а швы всё равно наружу выйдут».

И ему очень не хотелось, чтобы швы его кроя обнаружили эти горцы. Он уже привстал, смотря на часы, взял свою снайперку с глушителем и оптикой ночного видения, чтобы пристрелить этого Нури, как сравнительно недалеко высоко вверх взметнулся столб пыли, щепок, осколков кирпича и пламени, а затем донёсся грохот и за ним сразу же два. На улицу, безумно завывая, выскочил Нури и, как сумасшедший, понёсся к месту взрыва. Егор смахнул с лица откуда-то появившийся пот, подмигнул полковнику:

– А вот теперь самое время объявиться на месте происшествия, да и с нашими там встретимся. Заодно и посмотрим, чего, кроме дерьма и вони, осталось от этого эмиссара самого президента. Ехать пришлось недолго. Сразу же в конце улицы они увидели груду битого кирпича, пылающие обломки брёвен, шифера и досок. Представить себе, что кто-нибудь мог сохраниться живым в этом горящем месиве, было невозможно. Вокруг этого горящего хлама метались вконец растерявшиеся обросшие, увешенные оружием молодцы и, похоже, сошедший с ума Нури. Как только они подъехали с другого конца улицы, показалась машина Ильи. Не сговариваясь и Егор, и полковник из своей машины, Николай с Сергеем и Ильёй из своей пустили длинную очередь по мятущимся боевикам. Дав по длинной очереди, они сразу же набрали скорость и уехали. На назначенном месте они были через полчаса. Командир поблагодарил всех, передал два мешка с деньгами Илье и Сергею, сказав:

– Вы лучше распорядитесь с ними.

Хотел было разрезать пакет и рассыпать белый порошок, отобранный у Мусы и недоданный Ахмету, но Сергей попросил:

– Дай его мне, я передам своим врачам-наркологам. Они знают, чего с ним делать.

Прощание было не долгим, но традиционным – обнимание, похлопывание по спине.

Через полтора часа Егор уже подъезжал к тому дому, где он снял квартиру. Оставив машины на двух разных стоянках, вошли в квартиру. Егор проверил метки, всё было в норме.

– Знаешь, друг, сегодня был с одной стороны мерзкий, грязный день, а с другой – даже неплохой для страны, пусть только в этом крае. Ведь мы с тобой Ларису из грязных лап бандитов вытащили? Вытащили! Подонкам за такие дела шеи поперебивали? Поперебивали! Две банды ликвидировали? Ликвидировали! Эмиссаров бандитской республики угробили вместе с их награбленным? Угробили! Все живы остались? Остались! Всё награбленное вернули народу? Пусть и в другом месте, но народу всё-таки вернули! А то, что пришлось повозиться в крови и грязи, то ничего с этим не поделаешь. При этом режиме все хорошие дела приходится совершать через такое, таким уж задумано нынешними благодетелями народа. Поэтому не кручинься, друг. Что получилось, то получилось! Давай-ка вспомним нашего наставника, отца, что он нас учил делать после операции.

– Баньку принять, «фронтовую» поднять; с боевыми товарищами за столом посидеть да поесть как следует, отоспаться, а потом уже на свежую голову: всё проанализировать, поискать совершённые ошибки; определить причину последних и наметить путь их исправления.

Так и поступили, конечно, в пределах возможного в данной ситуации.

Пока Николай принимал душ, Егор из имеющихся продуктов приготовил ужин. Как только командир вылез из ванны, его место тут же занял Егор. И странное дело, этот мерзкий запах пролитой бандитами крови, вонь их немытых тел и воспоминания сразу же охватили его удушающей, тошнотной волной. Он долго тёр себя мочалкой, почти сдирая кожу, но этот мерзкий запах всё не проходил. Оторвал его от этого занятия Николай, приоткрывший дверь в это помещение и некоторое время наблюдавший за ним:

– Ты чего, братишка? Растереть себя в порошок что ли хочешь? Плюнь на эту нечисть, она заслужила то, чего получила. Пошли, поужинаем, не ели ведь весь день, да и фронтовую, как нам завещал наш отец для снятия стресса, примем с тобой.

И странное дело, от его спокойного голоса у Егора вдруг пропал этот тошнотворный запах, куда-то исчезла душная волна. Он уже спокойно обмыл себя чистой, прохладной, струящейся водичкой из душа, вытерся и, замотавшись в полотенце, прошёл на кухню. Есть ему совсем не хотелось, но вот фронтовую, да не одну, они приняли и закусили. Николай съел свой ужин, а Егор только зелень, да кое-какие не мясные бутерброды. Николай произносил свои тосты, пытаясь расшевелить своего друга. Егор это прекрасно видел и понимал и по мере своих сил старался помочь ему в этом, но надо сказать, у него это плохо получалось. В конце концов, поняв тщётность своих попыток, решено было, не мешкая более, ложиться спать с тем, чтобы завтра пораньше поехать в Коломну. Как Николай «не выступал», ему было постелено на диване, а хозяин улёгся на ковре, найдя ещё одно чистое постельное бельё, приготовленное хозяйкой квартиры. Ему впрочем лежать на полу, хоть и на ковре, нисколько не помешало, он опасался только одного – как бы во сне к нему не пришли те кошмары, которые ему сегодня пришлось пережить. Но всё, к счастью, обошлось.

Утром первым проснулся он, быстро привёл себя в порядок, побрился, принял контрастный душ, насухо до красна растёрся, оделся в тренировочный и принялся разогревать вчерашние остатки ночной трапезы. Под его лёгкий шумок и «запашки» разогреваемой еды, проснулся и Николай. И он повторил моцион своего друга и заметно посвежевший пришёл на кухню.

За завтраком решили, что они едут в Коломну. Там Егор после заезда на съёмную квартиру едет на кладбище, утрясает все вопросы насчёт памятника Катеньке и её матери, возвращается уже на съёмную квартиру Николая, они пообедают и едут в пансионат к Сергею. Николай предложил свою помощь по кладбищенскому делу:

– Мало ли чего может быть. Сам знаешь, где и в какое время живём. Как говорится: «Жизнь всё хуже – воротник всё туже».

Но Егор только отмахнулся:

– Сам справлюсь. Отдыхай, думай о своей будущей жизни, планируй.

Хозяин «кладбищенского царства» был у себя в кабинете, когда туда, не обращая внимания на выкрики толстой армянки-секретарши, вошёл он. Хозяин поначалу растерялся, но на удивление быстро взял себя в руки. Даже приподнял свой толстый зад и объёмистое пузо в знак приветствия. Однако тут же на его масляной физиономии появилась наглая улыбка:

– A-а, господин, которому общие порядки не указ, – начал он глумливо.

Но Егор, заметив на пыльном стекле отражение двух явно боевиков за собой, прервал его:

– Похоже, это тебе, ара, договорённости и оплата не указ!

– Не люблю, когда на меня давят, угрожают, – всё так же нагло ухмыляясь, продолжил хозяин кладбища. – Тебе придётся добавить ещё столько же за быстрое изготовление и установку памятника, если, конечно, не хочешь, чтобы мы его снесли.

– Значит ты, ара, не понял, когда тебе русским языком объясняли, ну теперь пеняй на себя, могильный ублюдок.

Далее произошло то, чего менее всего ожидал кладбищенский дел мастер. В тех, кто встал за спину этого крутого, он был полностью уверен. Да и как не поверить? Он же знал, что эти парни «прошли огонь и воду» в Карабахе. По рассказам, которые ему довелось послушать, у них руки по локоть в крови, а с оружием просто спят. Сам он их жутко боялся, хотя и старался, выглядеть перед окружающими этаким хозяином с крутой защитой. На его глазах произошло немыслимое. Этот мужик буквально двумя-тремя движениями превратил кровавых боевиков, да ещё с такими средствами как бейсбольная бита, велосипедная цепь и ножи, в сломанные куклы. Только так и можно было оценить их нынешнее состояние. «Сделав» этих башибузуков, крутой шагнул к враз потерявшему свою уверенность и наглость хозяйчику. Пристально глядя ему в бегающие в животном ужасе выпученные глаза, ухватил его вислый нос, сильно дёрнул вниз, так что его лицо разбило лежащее на столе стекло, затем вздёрнул окровавленную физиономию вверх. Тот пробормотал плачущим голосом:

– Не надо больше, обойдусь уже данными.

– Это тебе теперь не надо, а вот мне-то как раз и надо! За тот моральный и физический вред, который ты вздумал по дурости и жадности учинить. А ведь я тебя, вонючий мешок дерьма, предупреждал! Не послушался! Теперь плати, скотина! А как же иначе? Напакостил – расплачивайся! Ну, сволочь, кому сказал, плати! Хозяин, размазывая кровь на лице, согласно закивал:

– Я заплачу, заплачу.

Бормоча эти слова и оправдания, полез в ящик стола, вытащил перевязанную резинкой пачку денег. Но, прежде чем отдать её, метнул взгляд на стоящий в углу сейф, в дверце которого торчал ключ. Егор усмехнулся:

– А вот мы сейчас сами посмотрим, сколько ты сможешь заплатить за свою пакость?

Под «плачущий» взгляд, шагнул к сейфу, повернул ключ, распахнул дверку.

– Вот те на, как поживают кладбищенские крысы.

С этими словами принялся выкладывать на стол пачки денег. Но вдруг замер.

– Постой, постой! А что это?

Он ухватил полотняный мешочек, плотно набитый чем-то твёрдым. С этим мешочком шагнул к столу. Владелец мешочка в полном ужасе сполз со стула. Егор выхватил из-за пояса свой нож, резанул прочный капроновый шнур, стягивающий горловину и высыпал содержимое на стол. Из него посыпались золотые коронки, перстни, кольца, серьги, броши и прочее. Сначала Егор ещё не осознал увиденное, но посмотрев в посеревшее лицо, в выпученные уже не от страха, а от ужаса глаза, вдруг всё сразу понял. Шагнул, ухватил мерзавца за шиворот, впечатал тушу в пол и произнёс зловеще:

– Колись, гад! Покойников грабишь?

Тот в полном ужасе засучил ногами:

– Я не сам, меня заставляют… Я отказывался… Они убьют меня… Я всё сдаю.

Егор «врезал» кулаком в эту мерзкую рожу, попав в ухо.

– Заткнись, мразь! Прекрати истерику! Говори по порядку. Для чего и кого грабишь покойников? Кто заставляет? Кому отдаёшь награбленное?

Тот сидел, открывая и закрывая рот, ставший вдруг похожим на жабью пасть. Егор оглянулся по сторонам и внезапно увидел в сейфе диктофон. Шагнув к сейфу, взял его, вернулся к столу, включил, проверил. Работает! Снова выключил. Посмотрел на микрокассету – есть такая! После этого вылив из графина воду на голову сидящего на полу хозяйчика, приказал:

– Встать, сесть за стол!

Тот безропотно исполнил приказ. Подвинув к нему диктофон, вновь приказал:

– Говори, мразь, но не смей врать, иначе пожалеешь, что на этот свет родился и позавидуешь этим бандитам.

Тот запинаясь начал:

– У нас война с Азерами. Промышленность остановилась, торговля прекратилась. Вот мы и вынуждены собирать где только можно деньги. Ведь нам нужно оружие, лекарство и прочее. Меня и послали сюда, купили эту должность, дали двух боевиков для охраны и ещё несколько – для раскопки могил. Они вот и копают, мне приносят, а я сдаю.

– Так, сука, значит русские покойники оплачивают Вашу войну?

Тот опустил голову и молчал.

– Ясно, значит так. Кому сдаёшь награбленное?

Тот, пряча свои выпученные глаза от сурового взгляда этого страшного мужика, отвернулся. Но тут же получив удар кулаком, свалился опять на пол, был поднят за шиворот и впечатан в стул.

– Я кому задал вопрос? – зловеще спросил Егор.

– Ювелиру Ашоту. Тот переплавляет, делает слитки и сам всё отдаёт Сумбату. Он уже собирает со всех земляков и пересылает Самвелу в Нахичевань.

– Где живут эти бандиты? Какая охрана? Не вздумай, жирная сука, врать!

Хозяйчик, сломленный, жалко запинаясь и путаясь, болезненно морщась, рассказал более-менее связанно. Ответил на поставленные вопросы. Закончив его допрашивать, Егор, прошёлся по кабинету несколько раз, развернувшись, остановился напротив этого поганца:

– Значит, так. Надо бы тебя за твои паскудные делишки отправить в ад к этим вот бандитам. Но, как я понимаю, ты теперь будешь своих бояться больше всех. Оставлю-ка я тебя жить на этом свете, но будешь слушаться меня или того, кто придёт от меня. Твоя агентурная кличка будет Могильщик. Смотри, вонючка, не вздумай хитрить, обманывать. Враз твои соплеменники получат копию этой записи. Понял? Насчёт этой падали, – он указал на валяющихся боевиков, – придумай сам. Мой тебе совет – закопай их в какую-нибудь могилу, а своим хозяевам скажешь, что ушли по каким-то своим делам и не вернулись. С секретаршей сам договорись. Объясни, чем это грозит ей лично и её родне. Всё, Могильщик, помни сказанное мной. Учти на будущее, я дважды не говорю одно и тоже. Помни хорошенько это.

С этими словами сгрёб мешочек, вновь набил его нутро, сложил пачки денег в лежащий на столе большой пакет, туда сунул и мешочек, оглядел ещё раз кабинет, хозяйчика, плюнул и вышел. Секретарша толстая, но миловидная молодая армяночка сидела за своим столом в полной растерянности. Она слышала громкие слова, стук и не знала, что делать. Егор подошёл к ней, погладил по плечу:

– Тебя как зовут, красавица?

– Гоар, – вскинув на него большие чёрные глаза, окаймлённые густыми длинными ресницами, ответила она.

Он снова погладил её по плечу:

– Гоар, тебя шеф зовёт, у него к тебе важное поручение. Иди к нему.

Она вскочила и умчалась, а он развернулся и пошёл к машине. Сев в неё задумался. Он понимал: нужно действовать стремительно, не упустив времени. И, хотя по словам армянина, у ювелира неплохая охрана из трёх боевиков, это не является для него основанием не продолжить. Вот только вопрос: нужно ли тащить с собой Николая? Ведь, по сути дела, он же втянет его в ещё одну разборку, теперь уже с армянской, вернее, с её карабахской ветвью. Стоит ли этого делать? Ему-то лично, сие, так сказать, «будет по барабану». У него отныне другая судьба, в другой стране, а вот Николай, доведись ему засветиться, вполне может стать мишенью, ему же жить в этой стране. А эти парни так просто не спускают потери «ветки» материальной поддержки их войны. Будут искать, копать.

Поприкидывав, решил всё-таки обойтись без его помощи, в конце-то концов, не такие уж они великие спецы. Заехав в какой-то заброшенный парк, экипировался в боевую форму по обычному раскладу. Сверху для камуфляжа надел просторную куртку и длинные спортивные штаны на молниях. Проверив всё, как обычно перед боевой операцией, поехал по установленному адресу к ювелиру.

Интересующий его дом нашёл довольно быстро. Это было одноэтажное с мансардой частное строение, типичное для этого городка. Фасад выходил на улицу, а сбоку и сзади его окружили огород и сад. С улицы его огораживал невысокий забор с разросшимися кустами. После проезда по улице он обнаружил пару видеокамер на доме. Это было удивительно для этой местности, но, принимая во внимание значение находящейся в нём личности, счёл сие вполне логичным. Подумав, понял – пробраться внутрь со стороны фасада без вывода из строя этой системы видеонаблюдения и видеоконтроля без специальной подготовки практически невозможно. Ни собак, ни наружной охраны им не обнаруживалось. Скорее всего, охрана дома полностью полагалась на эти «электронные глаза». Конечно, вывести из строя данные видеоустройства для него лично не представляло большого труда, достаточно только отстрелить кабель питания, идущий от столба к дому. Но это сразу же насторожило бы сидящих у монитора охранников и они бы наверняка предприняли соответствующие действия. Поприкидывав, решил сначала поискать другую возможность проникнуть в дом, а для этого его следовало бы обследовать и уже на основании его результатов разработать соответствующий план действий.

«Поколесив» по кварталу, обнаружил на параллельной улице, прямо напротив интересующего его строения, явно пустующий дом. Таких домов в этих городах, да и вообще в России, стало великое множество. Дети выросли, разъехались, кто получил квартиру или сумел построить свой более удобный с нынешними удобствами дом, или вообще переехал в другой край, а вот родители-то остались. Потихоньку старели, а когда пришёл к власти «демократический» режим, ряженный под демократов властитель, с помощью антинародной, прямо сказать, бесчеловечной реформы, лишил стариков-пенсионеров средств к существованию, всех их накоплений на старость, на похороны. Инфляция достигла сотен процентов, пенсии не позволяли фактически выживать, вот они стали вымирать. Как следствие и появились такие дома. Хорошо, если дети ещё приезжают, смотрят или как-то используют. К сожалению, в последнее время, фактически, как следствие «мудрого управления», наметилась ещё одна, очень опасная тенденция для русского народа. Жившие ранее «халявным бизнесом», правда, в примитивном его смысле, на туризме Россиян, стремящихся летом в тёплые, благодатные края, торговлей и сельским хозяйством, а ныне враз лишившийся всего этого, принялись тоже выживать. Нынешней власти и до этих народов тоже не дошли руки, а по большому счёту вообще было наплевать. Выскочившие из подполья местные теневики тут же захватили рычаги управления, в том числе и финансовые потоки из Центра в свои руки. Так как они умели только воровать, да заниматься тёмными полукриминальными, а зачастую и просто криминальными делами, чего из этого получилось, долго говорить не надо. В результате роскошь одних, нищета других, вот и вынуждены были жители этих краёв податься в другие места, где хоть как-то можно выжить, ведь выбор-то у них был прост. Жить только своим натуральным хозяйством, без возможности чего-либо продать за более-менее приемлемую цену – невозможно. Ведь преступники, обслуживающие эту новую элиту, сдирали с продуктов их хозяйства практически всё, чего можно. Оставалось только податься в другие края. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч двинулись с Кавказа в поисках лучшей жизни. Сначала это была молодёжь, более ушлые торгаши, не выдержавшие своей народной конкуренции или её ставленники, а за ними и их семьи.

Учитывая их тейповый, фактически феодальный менталитет, основанный на простой истине – у них выжить может только род, семья, достаточно было такому джигиту осесть в каком-нибудь городе, пробраться в основном только за взятку продажному чиновнику в любую организацию от чисто хозяйственной до судебноправоохранительной или завести на накопленные ранее теневым способом бизнес, в основном правда носящий этнический криминальный характер, как тут же начиналось переселение многочисленной родни. Эти приезжие, за редким исключением не владеющие русской речью, игнорирующие порядки и культуру того народа, куда они влезли со своими средневековыми обычаями и стали заселять такие дома, благо для них потомки не требовали больших денег, а во многих местах шустрые, наглые чиновники, пользуясь безграмотностью в юридическом отношении потомков, принялись их продавать, разумеется, за взятку, оформляя такие дома в виде «вымороченного имущества». Как правило, такие дома становились рассадниками криминала. Да по-другому и быть не могло. Малограмотные, не имеющие нормальной специальности и просто тёмные, привыкшие повиноваться старшим, что они могли делать в этой чуждой стране, к тому же переживавшей тяжёлые времена. Вот и получилось – палёная водка, наркотики, рэкет, проституция с помощью рекрутируемой части мужского населения переселенцев и обильно проливаемых жадным чиновникам откатов, взяток.

Пошли караваны через частные таможни на границе с грузом бывшие бензовозы, переделанные для перевозки низкокачественного спирта, который лихорадочно вырабатывался в сопредельных странах, да и на самом Кавказе. И эта лавина отравы потоком катилась вглубь России. Вот в таких-то домах, где втихую, а где вообще нисколько не таясь, она разливалась по бутылкам и распродавалась спившемуся населению. Вот об этом знали – от президента до любого участкового. Это был бизнес, пусть и грязный, очень грязный, но весьма прибыльный. Плевать им было на здоровье нации! Плевать они хотели и на сохранение генофонда великого народа! Это была одна из ветвей политики обезлюживания пространства российских земель! Поток переселенцев всё нарастал и нарастал.

А как же? Сопротивления или контроля этому со стороны властей не было никакого. Да и попробовали кто-нибудь из порядочных служивых попытаться как-то упорядочить этот поток. Тут же бы СМИ принялись на всех углах кричать о праве на свободу передвижения и прочих правах человека, да и те, у кого руки по локоть во взятках и коррупции, тут же бы взялись за его вразумление с тяжелейшими последствиями для рискнувшего. Вот и шла по России эта волна таких захватчиков, имеющая своей реализацией ещё более увлечение тягот русского населения. Поток переселения даже не успевал за вымиранием старшего поколения, чьим страшным напряжением физических и духовных сил была выиграна тяжелейшая война с оголтелым империализмом; восстановлено после огромных разрушений народное хозяйство; создано могучее государство, вставшее на пути оголтелого империалистического беспредела наследников гитлеровской Германии США, стремящегося за счёт колоссального богатства, нажитого на войне, грабить другие народы. Собственно за счёт этих-то стариков получили возможность жить эти новые правители, а не за счёт тех, перед кем они сейчас с таким, почти рабским усердием пресмыкаются. Ведь нынешние кукловоды не раз ставили перед собой людоедскую задачу уничтожить это государство. Именно только благодаря самоотверженному и, не побоюсь сказать, зачастую героическому труду оно и сохранено. И не их заслуга, что ещё не все дома полностью опустели и были заняты пришельцами.

Вот один из таких домов и попался Егору. От него вполне можно было огородами пробраться к задней части строения, ныне занимаемого ювелиром со своей охраной. Сунув в разгрузку шприц с сывороткой правды, диктофон, он оставил машину в переулке, так чтобы она не привлекала постороннего внимания, включил сигнализацию и скользнул к бесхозному дому. Вскоре он через заброшенный огород пробрался к забору, состоящему из частично сгнивших досок. Пролез в дыру и снова через заросший бурьяном и крапивой огород добрался до строения. Осторожно обошёл его заднюю часть. Заметил дверь, ранее служившую хозяевам выходом в огород, сад и сарай, пару запылённых окон. Стал поначалу «шуровать» отмычкой, но, похоже, этой дверью не пользовались со времён смерти стариков, так она разбухла и намертво заклинилась. Сделав несколько безуспешных попыток, выругавшись вполголоса и сплюнув, подобрался к окну, попытался чего-либо рассмотреть сквозь запылённое окно, но ничего не смог рассмотреть. Подумав, решился. Вытащил свой нож, в рукоятку которого был вделан приличных размеров технический алмаз. Вырезал им, стараясь не очень скрипеть, дырку в стекле, просунул туда кисть и с трудом приподнял шпингалет. Рама наружного окна с тихим скрежетом поддалась. С внутренним окном пришлось поступать таким же способом. Вскоре он был уже в комнате. По «вековой» пыли и полной запущенности ему стало ясно – ею не пользовались тоже много лет. Ранее она, по всей видимости, служила большой кладовкой. На самодельных стеллажах до сих пор стояли банки с засахарившимся вареньем, заплесневелыми огурцами и помидорами. Осторожно, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, добрался до двери. Она на удивление открылась без скрежета и скрипа. Заглянул в коридор. Рядом, с правой стороны находилась лестница, ведущая в мансарду, с левой – шёл недлинный коридор. В него выходили две двери – одна была плотно прикрыта, другая – нет.

Из неё слышались голоса двух мужчин. Егор прислушался. Армянский знал на бытовом уровне, но из их разговора всё-таки понял, что они перепирались из-за того, кому сегодня ехать на кладбище за сбором для хозяина. Почему-то обоим это было неприятным мероприятием. Третьего охранника не было не видно и не слышно. Конечно, по всем правилам требовалось установить его местонахождение, прежде чем приступать к нейтрализации защиты ювелира, но время и обстоятельства «поджимали». Навинтив глушитель, он заскользил по коридору и внезапно вылез в дверном проёме.

Двое, ожесточённо спорящих боевиков, удивлённо воззрились на неизвестно каким образом оказавшегося в помещении мужчину. Но их недоумение было не долгим, всё-таки боевой практики у них было достаточно, оба метнулись к своим Узи, лежавшим на столике недалеко от пульта с монитором, на котором застыла картина входа в дом. Но ухватиться за оружие он им не дал. Прозвучали два негромких хлопка. Они, как споткнулись, медленно повалились на пол, где конвульсивно подёргавшись ногами, затихли.

Осмотрев комнату, ни до чего не дотрагиваясь, прислушался. Всё было вроде тихо, но это была настораживающая тишина. Осторожно развернулся, вышел и скользнул к другой двери, где мог затаиться третий охранник. У смой двери, открывающейся во внутрь, он встал, принялся прослушивать. Какое-то шевеление вроде бы услышал. Внезапно дверь распахнулась, из неё выскочил здоровенный детина, размахивающий нунчаками. Его нападение было весьма стремительным, первый удар был сильным и резким. Егор чисто автоматически успел среагировать. Нунчак просвистел над его головой, сбив шапочку и пробороздив по черепу, вырывая клоки волос и разрывая кожу. Боль от удара хотя и была весьма ощутимой, но не оглушила его, не обездвижила. Всё-таки его учили «держать удары». Второй он уже встретил, как положено, в бою с нунчаками. Блокировав нунчак, тут же обмотавший руку ниже кисти, рванулся к боевику и сильнейшим ударом в промежность опустил детину на четвереньки, затем ударом ребром ладони переломил ему шейные позвонки. Боевик, дёрнув несколько раз ногами, затих неподвижной тушей в коридоре. Почувствовав саднящую боль на голове, он провёл ладонью по ней, она окровавилась, но ничего страшного, вроде слабости или головокружения он не ощущал. Снова натянул сбитую нунчаком шапочку, привёл своё дыхание в норму и, полностью овладев собой, после этой скоротечной схватки, заскользил к лестнице. Но ему было ясно – как ни старался он всё сделать тихо, в последнем поединке шума не удалось избежать. Значит, следует удвоить, утроить осторожность. Наверняка этот ювелир, услышал подозрительный шум, предпринял с его точки зрения нужные меры предосторожности – скорее всего применение личного оружия. Вряд ли он держит «под рукой автомат», при наличии такой защиты из квалифицированных боевиков он ему ни к чему, а вот пистолет-то наверняка есть.

Прикинув план действий, Егор вновь заскользил по лестничной стеночке в мансарду. Но конечно не шуметь не удалось, несколько ступенек лестницы всё-таки скрипнули. Однако, по его мнению, это уже не играло большой роли. Наверняка ювелир уже притаился с пистолетом за большой массивной деревянной дверью, имевшей к тому же «фундаментальный» врезной замок. Оказавшись у двери, Егор долго не раздумывал. Прижавшись к стене, вытащил руку с пистолетом и несколько раз выстрелил в замок. Ещё не совсем утих звук выстрела и визг рикошетирующих пуль, как его нога с силой несколько раз двинула в дверное полотно. С противным скрежетом дверь распахнулась, и в образовавшийся проём метнулось его тело. Он буквально нырнул в него, в воздухе перевернулся и успел выстрелить ещё в полёте. Во время этого кульбита у него буквально под головой просвистели несколько пуль. Но не зря его муштровали, отрабатывая этот спасительный приём. Инструктор, буквально дрессировавший его, говорил:

– Учись парень делать это на автомате, успевай оценить обстановку и приучись стрелять в цель ещё в полёте. Тогда не раз вспомнишь меня. Этот приём не раз спасёт тебе жизнь.

Так и случилось.

Он успел и увернуться от пуль противника, и выстрелом обезоружить его. Когда Егор, перевернувшись, вскочил на ноги, то обнаружил – средних лет мужчина с чёрными курчавыми волосами, с густыми чёрными бровями и, как это типично для кавказцев, быстро отрастающей после бритья щетиной на щеках и подбородке, стоял, качаясь, нянча прострелянную руку. Из-под бровей, нависших над очками с толстыми линзами, на него с гневом и страданием смотрели его тёмные глаза. Егор подошёл, смотря в упор на ювелира, ногой отбросил пистолет в сторону и резким ударом послал его в нокаут.

Когда ювелир «пришёл в себя», то обнаружил – он сидит в своём кресле, руки и ноги стянуты и привязаны к спинке кресла и тумбе, а напавший на него ходит по комнате и внимательно её осматривает. Надо сказать, смотреть было на что. Вдоль одной из стен стоял длинный стол, весь уставленный пробирками, тиглями, газовыми горелками, подсоединённым к нескольким большим газовым баллонам. Заметил он аптекарские весы, пинцеты, кусачки и прочее снаряжение. В углу стоял огромный сейф, но ключа в нём не было. Похоже, к тому же ювелир и жил в этой комнате. В ней находились большой диван, платяной шкаф и приличной вместительности холодильник. В одном из углов виднелся рукомойник с большим баком, а рядом биотуалет. Осмотрев комнату, повернулся к пленнику, произнёс:

– Вот где ты обитаешь, ювелир, вот где ты награбленное у покойников переделываешь в поганые слитки.

Подойдя к нему вплотную, поднял его подбородок:

– Слушай меня, хорошенько слушай, тварь! У тебя два пути: первый – ты сам всё расскажешь без утайки, останешься жив; второй – я всё узнаю другим способом, но после этого ты сдохнешь вот в этом кресле.

Тот скрипнул зубами, сверкнул из под бровей чёрными глазами, но промолчал.

– Так, в героя, тварь, решил поиграть! Ну что же, ты сам этот путь выбрал?

С этими словами не сильно ударил его по виску. Ювелир отключился. Тут же, не теряя времени, сделал ему укол в вену сыворотки правды. Когда тот через некоторое время открыл тупо глядящие глаза, начался допрос под запись:

– Ты больше пяти лет здесь?

– Нет.

– Три года?

– Да.

– Отдаёшь переплавленное Сумбату?

– Да.

– Раз в неделю?

– Нет.

– Раз в две недели?

– Да.

– По килограмму?

– Нет.

– Больше?

– Да.

– Сам отвозишь?

– Да.

– С охраной?

– Да.

– Машины меняете?

– Да.

– Ключевые слова меняете?

– Да.

– Везёте сегодня?

– Да.

– Вечером?

– Да.

– В двенадцать часов?

– Нет.

– В двадцать один час?

– Да.

– Ключевые слова знаешь?

– Да, по телефону Сумбат мне говорит.

– Уже сказал?

– Да.

– Помнишь?

– Да.

– Назови.

– Карабах.

Далее ювелир разговорился, правда, ненадолго, всего минут восемь-девять. Внезапно его тело дёрнулось один раз, другой и замерло, а голова свалилась на плечо. Егор потрогал пульс на шее и не обнаружил. Посидев с пяток минут, поднёс к его рту стоящее на столе небольшое зеркало – оно не помутнело. Ещё раз «пощупал пульс» – его не было. Выругавшись: «Вот чёртов идиот, сдох раньше времени!», – принялся искать ключ.

Таковой он нашёл в брючном кармане ювелира. Взяв его, подошёл к сейфу, внимательно осмотрел его, не поленился отодрать плинтус, примыкающий вплотную к сейфу. Обнаружил пару тонких проводков. Проследил их путь, отдирая по ходу дальнейшие куски плинтусов, наконец, дошёл до конечного устройства. Это был переделанный радиотелефон.

Внимательно поизучав, нашёл кнопку с горящим диодом, нажал её – диод погас. Только после этого вставил ключ и открыл дверку сейфа. На верхней полке лежали шесть небольших золотых и серебряных слитков, несколько пачек денег в разной валюте. На нижней полке находились пара туго стянутых шнуром полотняных мешочков, наподобие того, что он реквизировал у хозяина кладбища, с десяток каких-то реактивов, коробочек, ещё один пистолет с четырьмя обоймами. Егор выгреб содержимое сейфа, оставив только пистолет, обоймы и реактивы, сложив всё в заплечный рюкзак, лежащий на одном из стульев, убрал в разгрузку диктофон, развязал ювелира. Тщательно зачистив эту комнату, спустился вниз. Подумав, выдернул из руки окровавленные нунчаки, сунул их тоже в рюкзак, прошёл в комнату с пультом. Разыскал гильзы, сунул их в карман, подумав забрал Узи охранников. Взглянул на трупы. Вдруг отчётливо понял – чужая жизнь, кроме братьев из команды, для него почти ничего не значит. Вот перед ним лежат убитые им парни, а у него никаких угрызений совести и даже жалости не ощущается. Вспоминалось наставление Деда:

– Убивать можно только закоренелых врагов Родины и её народа. Всем другим оставлять жизнь и возможность исправиться, искупить своим трудом преступления. Эту жизнь людям дал Господь Творец. Никто не появляется на этот свет преступником!

Глядя на них, до этого считая их зверями, бесчеловечными тварями, он увидел обманутых, запутавшихся, не очень развитых парней! В другое время они наверняка были бы сельскохозяйственными работниками или какими-нибудь мастеровыми. Им бы и в голову не пришло взять в руки оружие и бандитствовать. Вековая культура гор учила их уважать старость, защищать женщин, детей. Но вот пришла эта власть, вложила в их руки оружие, объяснила:

– Теперь им всё дозволено, главное – отныне хорошо пожить!

Даже не четыре Фрейдовских мотивов в жизни, а ещё проще – пить, жрать и трахать! Но вот за такую жизнь надо быть готовым по первому слову хозяина убивать. И они такими стали, по разным причинам, но стали! Кто знает, до какой степени их развратили. Вон как кинулись к своему оружию, даже не задумываясь! Способны ли они после всего этого в человеческий облик вернуться, в нормальную жизнь? Лично он не уверен! Сейчас ясно одно – это враг, жестокий, беспощадный, а с ним поступают по законам военного времени. Да и вообще-то, могут ли они, способны ли понять, кто есть истинный виновник обрушившейся на их землю беды; на землю, которую завоевали, освоили и отстояли в тяжелейших боях и тяготах их предки? Ранее для Егора, во всяком случае, после увиденного им беспредела, учинённого с помощью вот таких субчиков, невесть откуда взявшимися господами, казалось – это нелюди и поэтому их надо уничтожать. Но вот теперь, видя их разглаженные смертью лица, он всё-таки усомнился и опять вспомнил назидание Деда. Егор вдруг с тоской понял – внутри него, в его представлении о жизни, её законах произошло нечто важное, необратимое, а главное – не отвечающее Божьим законам! Он нарушил то, что так хотел воспитать в своих «сыновьях» их Дед, вечная ему память – «Dii te ament» – «Да хранят тебя Боги!» Нарушил! «Пепел, стучащий в его сердце», всё равно не есть оправдание, но поделать с собой он уже ничего не сможет. Его поведение, мотивация, отныне будет идти под этим знаком, не он это выбирал, его заставили! Принудили к этому нынешние «благодетели народа», установившие бесчеловечный криминальный порядок. Нету в нём уже того, что завещал людям Спаситель, любви к ближнему.

Далее осторожно выбрался из дома, прошёл огородами к другому и от него уже в переулок, где стояла его машина. Посидел в ней некоторое время, наблюдая, но, не увидев ничего, представляющего опасность, уехал. По дороге принялся прикидывать – продолжить ли ему самому разборку с этой бандой, посетив Сумбата, или предоставить это занятие органам. Ведь, как ни крути, но это всё-таки «паскуднейшее дело».

Подумав, решил сначала пообщаться с Павлом, выяснить обстановку и только после этого уже окончательно определиться. Время до вечера ещё есть. Взятое у ювелира и могильщика твёрдо решил – органам не отдавать, лучше передам через Сергея и Илью другим детским домам. Канал связи с Павлом шёл только через Надежду Васильевну. К ней он и поехал, но сначала опять заехал в заброшенный парк, там разоблачился из экипировки в обычную «гражданку». Охранник, уже другой, похоже, его не узнал, спросил:

– Кого надо?

Услышал:

– Директора.

Ушёл, закрыв за собой дверь. Через несколько минут, железная дверь с лязгом раскрылась.

– Вы знаете, как к ней пройти?

Он кивнул и пошёл. Секретарша, увидев его, вскочила, засуетилась.

– Проходите, проходите. Вас ждут.

В кабинете к нему сразу же подошла Надежда Васильевна.

– Заходите, Егор, присаживайтесь, мы ведь рады всегда Вас видеть. Я сейчас распоряжусь.

Она выскочила за дверь. Он огляделся, всё было по-прежнему, скинув куртку и шапочку на стул, уселся в указанное кресло. Тут быстрым шагом с подносом в руках прошла директриса, поставила поднос на стол и принялась разливать кофе. Егор сглотнул слюну. Запах этого напитка буквально вскружил ему голову, да и не ел он уже давно. Надежда Васильевна подвинула ему тарелку с бутербродами, вазочку с вареньем и тарелку с печеньем, взглянула на него и ахнула:

– Егор, что у Вас с головой?

Он провёл ладонью по волосам, ощутил подсохшую кровяную корку, но боли не чувствовал:

– Так, ерунда, просто царапина.

– Да какая же это царапина? У Вас же рана, похоже, чем-то глубоко рассекли. Наверняка и голова болит, да и гематома тоже есть, вон ведь какой удар был, даже клок волос выбит. Вам надо срочно сделать рентген, всё проверить, с этим шутить нельзя. Это наверно бандиты с кладбища на Вас напали. Они и мне начали было угрожать, да Павел их как следует предупредил, хорошо предупредил, отстали эти бандиты. А то с оружием в открытую ходят, ничего не боятся. Павел теперь уже в силе, его хорошо повысили.

– Больше эти чурки не ходят. Отходились! Закончились их кровавые дорожки!

– Как закончились?

– Так и закончились, как предписано бандитам.

Она растерянно смотрела на него, потом спохватилась:

– Давайте я хоть рану перекисью водорода протру, а то на неё страшно смотреть.

– Хорошо, протрите, но я приехал за тем, чтобы встретиться с Павлом, мне надо с ним кое-чего перед отъездом обсудить, желательно побыстрее.

Она закивала головой и вышла. Вскоре вернулась с молоденькой женщиной в белом халатике, представила:

– Это Лидия Михайловна. Теперь она вместо нашей Катеньки, – тут она всхлипнула, но быстро овладела собой. – Павел готов с Вами переговорить через час, но быстро, у Вас не более десяти минут.

Женщина, внимательно осмотрев рану, принялась протирать её кусочком бинта, смоченного перекисью водорода. Резко защипало рану, но Егор не шевелился и молчал. Закончив, Лидия Михайловна остановилась растерянно:

– Надо бы, Надежда Васильевна, рану зашить и забинтовать, а то рубец большой будет и вообще, она-то ведь открытая.

Та только открыла рот, но он её опередил:

– Минут за пятнадцать уложитесь?

Врач в изумлении «распахнула» свои глаза, не зная чем ответить.

Егор раздражённо сказал:

– Ну вот видите, Надежда Васильевна, не успею, так что придётся сие отложить до лучших времён.

Врач внезапно решилась:

– Я Вам могу скобки наложить, это быстро, правда придётся потерпеть, будет больно, ведь я за это время анестезию Вам не сделаю.

– Ничего, Лидия Михайловна, я потерплю, пройдёмте в Ваш кабинет.

Он встал и пошёл. Надежда Васильевна догнала его:

– Егор, ты уж побереги себя, мы за тебя все здесь очень переживаем. Ты для нас теперь дорогой… в общем, наш.

Она снова заплакала. Что-то «треснуло» в его закаменевшей душе, он обнял плачущую директрису, погладил по голове, как маленькую девочку:

– Всё будет хорошо, ничего со мной не случится. Самое тяжёлое уже прошло. А Вас я никогда не брошу, пока жив.

Сказав это, отстранился и догнал врача. Та не подвела, уложилась за отведённое им время. За время этой процедуры он не издал ни звука, а вот Лидия Михайловна кривила губки, нервно покусывала их, смахивала слёзы и всё время глядела глазами, полными слёз. Закончив, отошла и измученно произнесла:

– Всё, чего можно сделала, но вот рентген Вам всё-таки надо пройти.

Егор посмотрел на неё, погладил по руке:

– Спасибо Вам, я отныне Ваш должник, – и ушёл.

Доехал до кафе довольно быстро, благо дорогу хорошо изучил. До назначенного рандеву оставалось ещё минут десять. И тут он увидел подъезжающую машину Павла. Коротко просигналил и мигнул пару раз фарами. Павел вылез, осмотрелся и, увидев машущую руку, пошёл. В машине поприветствовали друг друга. Начал он:

– Значит так, Егор, давай всё в темпе, у меня мало времени. Обстановка в городе ощутимо изменилась, назначен новый начальник УВД со стороны. Тот пока ни в каких наших делах не замешан, поэтому на старые порядки ему наплевать. Чистит органы да и чиновничью рать основательно, благо компромата «выше крыши». Уж не знаю, сколько времени ему на это отпущено, сам же знаешь у местных много прикормленных наверху. Но работа пока кипит. Меня основательно повысили в звании и должности, короче за все годы скомпенсировали. Как и предполагалось, дело с гибелью генерала с прокурором «спустили на тормозах», не буду вдаваться в подробности. В общем, никому оно не нужно, но вот под него и начали чистку. Так, теперь что у тебя с этими армянами, чего это они вздумали на Надю наезжать?

Егор коротко изложил суть дела, затем вытащил диктофон.

– Послушай, Павел, тут две записи. Я по их цепочке прошёл, но не по всей, остался их смотритель в Вашем районе. Вот решил Вам его передать, органам то бишь. Не хочу оставлять след этим шакалам до Нади. Полагаю, раз у Вас такой деловой шеф появился, то кое-чего Вы и сами сможете сделать.

Павел вытащил из кармана переносную радиостанцию, коротко доложил:

– Задержусь на пятнадцать минут. Начинайте действовать по плану без меня, как освобожусь, то сразу же подъеду.

Повернулся к Егору:

– Включай свою шарманку.

Молча выслушал две кассеты, задал несколько вопросов:

– Могильщик это кто?

– Теперь, если захочешь, твой агент, главный хозяин кладбища, в котором покоится Катенька.

– Ювелир кто?

– Это промежуточное звено между такими, как Могильщик и смотрящий в этом регионе, адрес ты его уже слышал. Но предупреждаю – он и его охрана вздумали воевать со мной, правда у ювелира похоже сердце не выдержало, сам умер. Моих следов там нет, сразу же предупреждаю.

– Ясно, решим вопрос.

– Самое главное, Павел, думаю, по этому адресу, если сегодня не очень Вы поспешите, то в доме будет идеальная чистота. А вот со смотрителем не стоит тянуть. Он, судя по словам ювелира, опытный, всегда звонит ему перед встречей в самое разное время, если чего почувствует, то сразу же проверка и перебазирование, а всех замешанных в их мероприятии под нож, не мне тебя учить. Так все подпольные этнические криминальные группировки действуют. Скорее всего, мы теперь уже расстанемся навсегда. Мне в этом городе больше делать нечего. Тот номер телефона, что я тебе передал для оказания помощи Наде остаётся. Чем чёрт не шутит, кто знает, как дальше обстановка будет развиваться. Эти две кассеты бери с собой, решайте. Но ещё раз предупреждаю – действовать надо решительно, иначе они предпримут ответные действия. Как я понял – все они прошли Карабах, а там хорошо учатся. И ещё, они наверняка создали вокруг себя гнойную подушку в Вашем городе и выше, поэтому защитники у них обязательно появятся.

Павел хлопнул его по плечу:

– Я и сам так думаю. Попробую лично доложить шефу и дать ему прослушать. Дело и впрямь паскудное, да и на несколько статей тянет. Всё, Егор, удачи тебе. За детский дом не переживай, пока я жив, ничего с ним не случится. Банду Китайца мы, можно сказать, уже извели, кого посадили, кто ударился в бега. Кое-кого из мелких покровителей и прочих осколков крыши придавили. Извини, спешу. Ещё раз, удачи тебе.

Он и вылез из машины и вскоре только визг покрышек известил об окончании их встречи. Егор проследил взглядом за быстро удаляющимися огоньками, никто за ним не поехал. Посидел ещё минут пять и поехал к Николаю. Вскоре он уже был на его квартире. Тот встретил его встревоженным. Но расспрашивать сам не стал. Сначала покормил, а уж потом коротко приказал:

– Докладывай.

Выслушав, покачал головой:

– Егор, это неоправданный риск. Одному против банды боевиков! Хорошо, что всё кончилось вот этим шрамом.

– Николай, ты прости меня, не было времени, всё стремительно завертелось, надо было действовать быстро и решительно. И ещё скажу тебе, как брату, откровенно: не хотел впутывать тебя в эту разборку. Тебе жить в этой стране, да ещё с молодой женой. Сам же знаешь, каких зверей развёл этот режим. Думаю, коломенские твари мало чем отличаются от домодедовских да и других городов. Все они скроены по одним лекалам. Я, братишка, уверен – поступил правильно, и ты бы на моём месте сделал бы точно так.

Николай в сомнении покачал головой:

– А вот Дед, тот бы так не сделал и ты сам это знаешь не хуже меня. Ну ладно, что сделано, то сделано. Собираемся и уезжаем.

– Да, Николай, мне в этом городе больше делать нечего и сюда вряд ли, когда-нибудь вернусь, хотя у меня есть здесь дорогое место и родные люди. По предложению Николая не стали медлить и вскоре они, не останавливаясь и не задерживаясь нигде, ехали к себе.

 

Глава шестая

Возмездие убийцам командира

Спустя пару часов уже были в гостеприимном пансионате. Егору тут же заново «обработали» голову, сделали, как он ни возпажал, пентген головы, посоветовали полежать, но особо и не настаивали. Сергей организовал общий ужин, где они всей командой уже с Ларисой отметили возращение своих боевых товарищей и удачное завершение операции по разгрому одного из отрядов пятой колонны, ныне разбойного государства Ичкерия.

Было как всегда шумновато, все старались показать свою радость вот такой, как в старые времена встрече, хотя им было ясно – с уходом их дорогого Деда этим встречам, вернее тому накалу, сердечности и душевности, который спаивал их в единое целое, уже не бывать. В этой встрече, хотя этого и старался не показать каждый, боевые товарищи Егора заметили изменения, происшедшие с ним. Он стал замкнутым, не разговорчивым, черты лица «посуровели», а взгляд стал жёстким, цепким, оценивающим. Не все могли теперь вынести этот взгляд. Даже его «братья» по команде, знавшие его, что называется, «вдоль и поперёк», не раз смотревшие «безглазой» в её тёмные провалы и ничего, никого не боявшееся, и то предпочитали не встречать взгляд Егора. Поначалу все решили – это временное, «отойдёт», но они ошибались и довольно быстро поняли это. Время отныне не меняло его душевные раны, скорбь, а наоборот загоняло их куда-то вглубь сознания, откуда они «всплывали», причиняя «не загасшую» душевную боль. «Пепел, стучащий в его сердце», всё жёстче напоминал ему о тех бедах и страданиях и его народа, и его самого. Он стал сторониться людей, в том числе и своих братьев, предпочитать одиночество, которое стремился заполнить каким-либо делом. Молчаливость Егора просто бросалась в глаза, говорил только по необходимости, улыбка практически исчезла с его лица. Все попытки его «братьев» расшевелить, втянуть в какое-нибудь житейское дело, позволившее бы ему «придти в норму», уйти от переживаемого им горя, не приводили к успеху, а наоборот, казалось ещё больше заставляло «замыкаться» в себе.

На этой встрече, когда Лариса под благовидным предлогом покинула их застолье, Николай объявил, что на долю Егора выпала задача выполнить последнее задание их отца. Отныне ему придётся жить в Европе и там постепенно контролировать и реализировать те счета, открытые их командиром после работы с рядом толстосумов, успевших «грабануть» родную страну. Все искренне сочувствовали Егору. Ведь, по их разумению, он отныне обречён на одиночество – без друзей, без Родины, без той работы, которой отдал свои лучшие годы. Они чувствовали себя неловко, будто бы они бросают его, оставляя без какой-либо поддержки, наедине со своим горем. А ведь они вместе со своим Дедом всегда все эти годы своей совместной жизни и борьбы привыкли делить радость и горе на всех. Егор же прервал было начавшееся проявление сочувствия от своих братьев. Обведя каждого своим «новым взглядом», цепким, жёстким, сказал:

– Николай, я не уеду никуда до тех пор, пока не воздам этому «толстожопому лизоблюду», пославшему воинское подразделение из простых обманутых, одетых в форму пацанов, на лучшего бойца нашего народа. Мы с Вами отлично знаем – только глубокое чувство долга перед Родиной, перед народом и его будущем нашего командира не позволило уничтожить это подразделение, сохранила жизнь этим одураченным мальчишкам. Я не уеду, не успокоюсь до тех пор, пока эта тварь, неизвестно за какие заслуги, напялившая на себя генеральный мундир, не сдохнет!

Он ещё раз обвёл всех взглядом, в нём все увидели такую решимость, такую непоколебимую волю, такой приговор, что они невольно опустили глаза. Лишь Николай возразил:

– Егор, но ведь и мы так думаем. И мы не можем простить этому холую-генералу гибель нашего командира. Ты же знаешь – это наша общая боль!

– Вот ты и организуй так, чтобы, когда я освободился после операции, у меня были бы все данные для уничтожения этой «лизоблюдной паскудины».

– Хорошо, Егор, ложись спокойно на операцию, а мы тут, твои товарищи, постараемся. Обещаю, к твоему возвращению необходимые данные уже будут, право выбора возмездия будет за тобой. Как, братишки, добудем ему эти данные, предоставим право выбора, поможем ему в этом?

Все зашевелились, зашумели:

– Нельзя эту тварь оставлять безнаказанной… Сделаем, Егор… Не такая уж эта «птица недоступная»… Они все, суки дорвавшиеся до власти, мнят себя «бессмертными»… Думают, награбили, закупили органы, завели охрану и всё, до них теперь не добраться, видели мы и не таких, ещё и круче и всё равно сделали им гробовую доску. Давай, Егор, сделаем эту сволочь… Никуда он не денется от нашей руки…

Егор встал, обвёл их внезапно смягчившимся взглядом:

– Братья, у меня отныне в моей жизни только Вы одни!

Голос его на мгновение дрогнул, но вскоре опять стал «твёрдым».

– Одни на целом свете. Спасибо за то, что поняли меня. Я этого никогда не забуду, не забуду и наше боевое братство. Клянусь Вам! И ещё, помните: в трудную для Вас минуту, какой бы она ни была опасной и тяжёлой, где бы она не случилась, я буду с Вами, как и ранее, «плечом к плечу». Разделю всё. Ради Вас я готов на всё!

Установилась тишина. Все прекрасно понимали его, полностью разделяли сказанное, каждый бы мог сказать такое, но вот выразил общее мнение только Егор, их боевой товарищ, потерявший в этой жизни всё – Родину, родителей, учителя и наставника, друзей – братьев, любимую женщину. И это за всё то, что он успел сделать за свою сравнительно недолгую жизнь ради Родины, его народа, за все те раны, лишения и героизм, проявленный им многократно. После этих слов, он выпил под тосты своих братьев несколько чарок, но уже ни в каких разговорах не участвовал и, не удерживаемый более, сопровождаемый сочувственными взглядами, ушёл.

Утром Сергей отвёз его в небольшую частную клинику, расположенную в двадцати пяти километрах от пансионата. С ним поехал и Николай. Их встретил сравнительно ещё молодой врач. Сквозь толстые линзы очков на них смотрели внимательные глаза. Он провёл всех в свой кабинет, уселся за компьютер, сняв предварительно на цифровую видеокамеру лицо нового пациента в нескольких ракурсах. Выведя снимки на монитор начал «кудесничать» с ними, внимательно следя за их реакцией. Минут через двадцать пять таких манипуляций со снимками и Сергей, и Николай выдохнули:

– Вот этот образ ближе всего к его характеру, он вполне ему подойдёт.

И действительно, узнать Егора в этом новом лице будет весьма затруднительно. Только съёмка антропометрических данных могла бы помочь идентифицировать Егора. Врач нанёс на выбранное лицо небольшую бородку, усики, тоже совершенно изменившие уже и сам выбранный образ, и заметил:

– Это на всякий случай, мало ли чего может в жизни случиться. Советую иметь пару паспортов, один с чистым лицом, второй – вот с таким украшением. Ещё могу Вам посоветовать контактные линзы разного цвета. У меня прекрасный специалист, он сможет за всё время заживления швов их изготовить и подогнать, будете держать их у себя тоже на всякий случай. В крайнем случае, можете применять очки. Их тоже Вам здесь изготовят. Далее уже разговаривали «тет-а-тет» Сергей и врач. Когда он вышел, Николай и Сергей обняли Егора, пожелали ему успешной операции, наилучшего выздоровления и уехали. А затем, практически сразу же, началась необходимая работа. Через неделю в клинике появился уже Николай. Теперь уже ему предстояла такая операция. По его просьбе их оставили одних. Он сообщил:

– Объект идентифицирован, работает наружка, идёт отслеживание, изучение привычек, путей следования, мест обитания, выявление тех, с кем объект имеет дело. Предполагается дней через пять эту работу в целом закончить, а далее только за тобой.

Лицо Егора, исполосованное неглубокими шрамами, болезненно исказилось, но он смолчал, только пожал Николаю руку, обнял его и похлопал по давнишней привычке по спине. Через пять дней приехал Сергей с материалами проведённой работы, оставил их у Егора. Николай, уже с располосованным лицом, мог ненадолго просмотреть их, но обсуждать и комментировать не стал. Егор забрал привезённое к себе, сказав, что через пару дней можно уже будет говорить о плане возмездия, но предварительно надо будет ответить на возникшие у него вопросы.

Николай ничего не говорил, стягивающие повязки ограничивали его в говорильне, разрешалось произносить только отдельные, чисто функциональные слова. Но глаза его уже блестели, особенно когда он услышал решение своего друга.

Через пару дней Сергей был подвергнут довольно тщательному допросу то под недоумевающие взгляды, то под одобрительные кивки Николая. Егор долго терзал его. Затем настало время обсуждать предложенные планы возмездия. На этот раз Николай уже мог говорить, правда, медленно, осторожно и недолго. Остановились в качестве основного на первом варианте, а второй приняли за запасной. Договорились, если первый по каким-либо причинам не сработает, второй должен будет реализован уже через неделю, которая понадобится для работы по уничтожению этого варианта.

Уже до полного завершения заживления шрамов Егор полностью переключился на отшлифовку и подгонку деталей принятого варианта. День «X» наступал через четыре дня. К этому времени лицо Егора уже полностью «очистилось», только еле заметные, узкие и бледненькие шрамики ещё виднелись. За день до дня «X» на машине, предоставленной Ильёй, он и выздоровевший Гасан поехали к месту предполагаемого возмездия. Это место было выбрано там, где Гоголевский бульвар упирается в наземный переход у метро Кропоткинские ворота. Они проехали весь бульвар, ещё раз просмотрели проход толпы по переходу, прохронометрировали занимаемое этим время, развернулись, ещё раз проехали тем же путём, но уже во время, назначенное на операцию «возмездие».

К этому моменту поток машин «сильно» уплотнился, так как многие уже возвращались по домам с работы. Скорость этого потока заметно снизилась и временные интервалы прохода уменьшились. Людям фактически приходилось бежать, задевая радиаторы, дверки и бамперы машин, многие из которых к тому же заехали и переехали пешеходную дорожку. Из-за этой автомобильной «свистопляски», такой характерной для этого времени, многие пешеходы фактически «продирались» сквозь замерший, но готовый сорваться даже на жёлтый цвет транспортный поток. Оставив в ближайшем переулке Гасана с машиной, Егор несколько раз попытался проскользнуть между автомобилями. Ему это удалось!

На следующий день Егор с бородочкой и усиками, шикарной гривой волос в тирольской шляпе, так полюбившейся некоторым «модникам», в типичном прикиде служащего средней руки попрощался с Николаем, получив напутствие в виде «ни пуха, ни пера» и ответив «к чёрту», с Гасаном в качестве водителя, но на другой машине поехали в Москву. Из этого же пансионата выехали и полковник с Каримом, с водителем Колей. Всем пришлось пройти процесс преображения, руководимый Николаем, имевшим большой опыт в этом деле. Они попытались было попротестовать, ведь их роль заключалась только в оповещении Егора о прохождении и проезде объекта, но командир решил не рисковать, по опыту зная, что любая операция полна неожиданностей, вдруг на какую-нибудь видеокамеру попадут, всё-таки министерство обороны, режимный объект, уж там-то этих электронных глаз напихано немало.

За двадцать минут до назначенного по плану времени «X» полковник, как неоднократно бывавший в министерстве, принялся «барражировать» недалеко от ворот, возле министерской автостоянки, откуда собственно и выезжали служители, владельцы личных машин. Карим же занял позицию на скамейке бульвара, напротив шахматного клуба. Коля же с машиной припарковался возле метро Смоленское. Гасан с машиной и Егором заехал в заранее определённый переулок, откуда был узкий, извилистый, но относительно свободный выезд на ряд магистралей центра Москвы. Оставив Гасана сидеть в машине, Егор прошёл на бульвар и уселся на одну из скамеек вблизи метро Кропоткинские ворота. Ждать ему пришлось всего около пятнадцати минут. Сначала услышал в ушном микрофоне рации команду полковника:

– Первый, в пути.

Через пять минут команду уже Карима:

– Второй, прошёл.

Егор тут же встал, вытащил из кармана небольшой прямоугольный, но тяжеловатый предмет, завёрнутый в лист писчей бумаги, зажал его ладонью в тонкой перчатке, пошёл к переходу. БМВуху генерала, знакомую ему по снимкам наблюдения, узнал сразу же. Роскошная серебристая красавица остановилась во втором ряду второй полосе плотного потока. Стояла она практически на пешеходном переходе. Толпа, как только замер поток машин, тут же ринулась на другую сторону. Некоторые наиболее шустрые и нетерпеливые уже вовсю лавировали на другую сторону среди этих замерших, порыкивающих транспортных изделий. Среди них, практически ничем не выделяясь, маневрировал и Егор. Быстро скользя между машинами, его рука на долю секунды коснулась радиатора БМВухи, ладонь освободилась от зажатого в ней предмета. Вскоре он уже был на другой стороне перехода. Он быстро сделал несколько шагов по этой стороне. В это время поток машин рванулся на широкую магистраль, некогда омывающую знаменитый по своей глупости, если не сказать более – прямого преступления против культурного наследия русского народа, совершённого инородцем Лазарем Моисеевичем Кагановичем, плавательный бассейн. Палец его ладони, на этот раз сжимающий пульт, похожий на сотовик, коснулся красной кнопки. Несколько секунд томительного ожидания и вот наконец-то! БМВуха, такая красавица, вдруг встала на дыбы, как разъярённый медведь, разлохматилась обрывками листов железа и рухнула на землю, вся объятая пламенем. Затем до него донёсся звук взрыва. Ехавшие за ней машины, ещё не успевшие набрать скорость, судорожно пытались объехать пылающий и разбитый вдребезги остов, некогда замечательной машины, гордость, павшего на ниве честолюбия, подлости и цинизма чиновника.

Разнесённый взрывом двигатель своими кусками буквально порвал сидящего за рулём довольного жизнью, едущего в предвкушении предстоящего свидания с молодой девахой, приехавшей из Украины в поисках лучшей жизни и, чего скрывать, покровителя, способного эту полосу обывательского счастья в её судьбе обеспечить. Он уже «опробовал» эту деваху, представленную ему околачивающимся возле министерства сутенёром. Остался очень довольным её молодостью, свежестью и стараниями. Он сразу же решил завести её в качестве партнёра по сексуальным утехам, снял ей квартиру, обеспечил некой суммой, достаточной, по его мнению, для нормальной жизни этой девахи. Она, правда, осталась недовольной ни квартирой, ни суммой, но сутенёр ей объяснил:

– Сначала поработаешь с ним, а далее подберём менее скупого.

Егор не стал дожидаться каких-либо действий, а просто сквозными дворами прошёл к Гасану и вскоре они уже были возле Никитских ворот. Он молчал сидел, не выражая вслух никаких эмоций, только усталость и презрение было написано на его лице, а вот его друг радостно говорил:

– Как рвануло, аж, моя тачка содрогнулась, представляю каково там теперь, наверно и других машин знатно побило.

– Да нет, братишка, всю силу взрыва принял на себя двигатель этой немки, конечно, кое-какими осколками и побило несколько машин, но не серьёзно, так пустяки. Движок и кузов БМВухи фактически всё принял на себя, а вот от этой твари кроме обгорелых кусков и печёного дерьма точно ничего не осталось, даже в гроб от этой суки вряд ли чего наскребут, так пустой и загонят под землю.

Гасан ещё долго восторгался результатами возмездия этому подлому шакалу и с уважением посматривал на своего молчавшего, содравшего с лица усики и бородку, освободившегося от, по его мнению, нелепой «тирольки», друга. Так и ехали, соблюдая все правила. Их несколько раз всё-таки остановили, тщательно проверяли документы, багажник, заглядывали в салон. На вопрос Гасана:

– А чего они так народ трясут?

Обозлённый ГАИшник выматерился:

– Эти козлы награбили, да всё никак не поделят своё награбленное, вот и бьют друг друга, а нам, простым служивым, стой и лови! Ладно, давай рули, не хрена тут стоять да пытать нас. Сегодня вечером по телику сам всё услышишь. Учти, не дай Бог тебе сейчас правила нарушать, сразу попадёшь под горячую руку. Сам понимаешь.

От купюры он, правда, не отказался.

Всё также не спеша доехали до пансионата. Туда же вскоре подъехали и полковник с Каримом. И их также не раз тормозили на постах ГАИшники, шерстили и опрашивали. Полковник ничего не видел и не слышал, так как сразу же после своей команды прошёл в метро Арбатское, с которого добрался до метро Смоленское, а из него в машину Коли. Карим же и слышал, и даже видел пламя. Все они были рады совершённому возмездию, начали было расспрашивать Егора, но тот только ответил теми словами, что и Гасану:

– Получил тварь заслуженное. Остались только куски горелого мяса, да запёкшегося дерьма, гроб кинут в ямину фактически пустым.

Не сговариваясь, даже специально приехал по этому случаю Илья, они собрались в гостиной пансионата. Из включенного телевизора понеслось скорбное:

– Сегодня в восемнадцать часов двадцать минут трагически оборвалась в результате совершённого теракта жизнь видного военачальника Коровяка Сергея Игнатьевича. Неизвестным или неизвестными была заминирована его машина, которая и была взорвана у метро Кропоткинские ворота. Других жертв теракта нет. Есть только несколько водителей, контуженных взрывом и раненных осколками взорванной БМВ, да несколько незначительно повреждённых машин. Пострадавшие доставлены в больницу скорой помощи Склифосовского. Создана следственная группа. В неё включены представители военной прокуратуры, ФСБ и МВД. Дело находится на личном контроле генерального прокурора. Начаты оперативно-следственные мероприятия по этому делу, возбуждённому по следующим статьям. Преступники не останутся безнаказанными. В министерстве создана приказом министра комиссия для похорон павшего от руки наймита. Светлая память о генерал-майоре Коровяке Сергее Игнатьевиче, видном борце за дело народа, демократические перемены в армии, навсегда останется в нашей памяти.

– М-да, вот так герой этот лизоблюд, прохиндей, видный военачальник… ну и ну… – только и вымолвил Сергей.

Егор же, посмотрев на выставленный на экране портрет мордастого с пухлыми щёчками и маленькими глазками с короткими ресницами и мешками под ними, с маленьким курносым носом, примостившимся между этими щеками, с пухлыми губами маленького рта и тройным подбородком, только сплюнул, выматерился, встал и ушёл к себе в номер.

Следующей задачей, которую он так же взял на себя, была операция по возмездию этому тупому карьеристу, служаке капитану.

К этому времени боевые братья полковника уже много разузнали об этой личности. Как и предполагали члены команды, он был не просто тупым салдафоном – «приказали, есть!», а ещё «себе на уме», мечтающий выбиться в начальники и хорошо пожить. Исполнив приказ теперь уже покойника генерала, вернее, выполнив его опьяневшими мальчишками в форме, он тут же «пошёл в гору». Как же герой! Уничтожил целую группу бандитов-террористов! Да ещё как? Сжёг живыми в назидание другим террористам! Страшное возмездие за их преступления, жуткое! Другие теперь сто раз подумают, как поднимать руку на священных в этом государстве «коров». И это сделал он – его заслуга! Теперь он вошёл в обойму сильных, пусть и малой сошкой, пусть, но его увидели, запомнили! Он им доказал, этим властителям, – по их приказу никого не пожалеет, узнали это! Он не то, что этот полковник СОБРовец, вишь ты разнюнился… Дед! Герой! Гордость народа… Тьфу, слюнтяй, а ещё афганец! Небось там тогда не думал, не размышлял? Приказали и пошли исполнять. Есть, мать твою, и никаких гвоздей. Это сейчас они все герои. Ещё и предсказывал, оправдывался, мол, эта команда всех положит. Но вот он-то доказал, обошёлся без крови бойцов – пацанов, а не этих бугаев СОБРовцев. Ишь понацепляли на себя всяких там жилетов и прочей амуниции, увешались разным оружием, готовы – непобедимые! А у него мальчишки в гимнастёрках, бушлатиках и ничего, угробили эту гордость народа. Вот как надо воевать! Как он, без всяких там соплей и манёвров! Не подставлять свою башку под пули. Пусть его самого ранило, зацепила случайная пуля. Ему это лично даже на руку, отдельные дивиденды. Как же пролил кровь! Во имя исполнения их приказа… Сами-то они, толстозадые жулики, ни за что не полезут в такие переделки, ничем не заманишь их туда, и никто ведь им не сможет приказать этого. «Хитрожопы», найдут тысячи уверток лишь бы отвертеться. Они этому обучены с детства, это у них в крови. Знаем! Видели своими глазами! Это жирный боров с генеральскими погонами, приехавший в часть, чуть ли ни с дрожью в голосе, требовал исполнить приказ сверху. Он ведь сам тоже получил от кого-то из «высших» это указание и отлично знал, что с ним будет, если ему не придётся его исполнить. Когда командование полка, ссылаясь на различные ведомственные инструкции, отказалось исполнять его, ведь это же боевая операция воинского подразделения внутри страны, что противоречит Конституции России, то жирный боров начал сначала угрожать, и затем уж предложил исполнять приказ силами добровольцев, обещал за это начальству разные блага и свою защиту. Из всего состава полка добровольцем вышел только он один со своим отделением, да и то «старики» отказались, пошла только зелёная молодь. Клюнули сопляки на дерьмовую водку и обещание отпустить на несколько суток домой, да ещё с денежной приплатой. Хорошо хоть два помощника всё-таки пошли, а то с кем ехать-то?

Поначалу, когда узнал, «сидячий» в полку на своей жирной заднице, что сжёг я эту «кодлу», то чуть ли не со слезами благодарил, наобещал с три короба, а потом, сволочь толстозадая, как всегда! Правда звание повысил аж до подполковника, чего уж мне точно в части не светило, не любит и не ценит меня командование полка, хотя я так стараюсь им угодить.

На должность этот боров не поскупился, заставил полковника приказ подписать, а того, кто на ней сидел, в отставку. Тот, правда, уже выслужил своё, но считал возможным просидеть ещё пару лет, командир части ведь не возражал, дело своё знал, исполнял обязанности как надо. Деньжонок этот боров тоже подкинул – премия от министерства за образцовое выполнение задания. И всё! Гад! В министерство к себе не взял, сволочь! Кинул! А мне теперь отдувайся перед другими за его приказ. Ведь эти чистоплюи из полка теперь брезгливо смотрят на меня, я теперь для них министерский холуй и палач! Как же, полизал задницу у этого борова и поднял руку на народных героев – чистоплюи! Ну конечно, ещё посмотрим, «кто на коне». Он теперь командует многими из них, а не они! У него сильная рука в министерстве, а не у них! Ничего они с ним не сделают, а вот он может такого наговорить этому заместителю министра, что быстро слетят на гражданку без пенсии. Он умеет шептать на ушко, шепнёт этому генералу, кто думает против него, кто «на кого зуб точит», он и даст такого пинка под зад тому, что только рваные штаны полетят. Придурки! При этой власти надо «под сильную руку» идти, а не против!

Прав был отец, царство ему небесное, тысячу раз прав, вдолбив своему сынку ещё тогда, когда об этой власти и слыхом не слыхали, такую простую истину. Он хоть и прапорщиком всего-навсего был, но голову хорошую имел на плечах. Как сумел дело поставить со своим складом! Все к нему с уважением и просьбами. Всем умел угодить, но зато и они ему не отказывали. Это же надо? Первым в дивизии получил «Жигули»! У полковников ещё не было, а у него уже каталась. Сына своего сумел протолкнуть в училище, чего уж говорить-то! Сам бы он ни за что экзамены не сдал, не давалась ему эта наука. Да и все шесть лет он, если говорить откровенно, «за уши тянул». Сколько напередовал начальнику училища, сколько наперевозил, один он только знает. А ведь простой прапорщик, правда, на складе, где дефицит по тогдашним временам был в приличном количестве. М-да! Вот бы сейчас порадовался за своего сынка, о котором иногда в сердцах сказывал:

– Не будет из этого лоботряса толку, сколько в него не вкладывай.

Ан, нет! Вышел толк-то папаня! Вышел! В люди выбился, в начальство! Уже подполковник! Многие из умников еле-еле в майоры дотянули, а он обогнал их да ещё как! А всё почему? Этому его папаня научил, жалко не дожил, царство ему небесное!

На новую работу он ещё не выходил, находился на долечивании, на амбулаторном варианте. Правда эта рана ему нисколько не мешала жрать водку, трахать разных баб, коим он сразу вдруг стал нужен. Ишь, вертихвостки! Почуяли сучки слабость в начальнике, поняли, что с ним можно по-человечески договориться о своих проблемах, так сказать, чисто бабским способом. А чего! Он не против, тут как учил отец – ты ей, она тебе? Всё по-людски! Он всё видит и понимает, у него в этом вопросе полный порядок. Надо чего, скидывай трусишки и раздвигай ножки! Вот так-то, уважаемые мадамы! А рана что же, заживёт потихоньку, хорошо, что только мышцы пробила, умная пуля кость не задела. Заживёт. Держаться за задницы и груди нисколько не мешает, пусть и левой только рукой, плевать, всё равно приятно! Хватает и держит, крепко держит, не вырвешься сучка, пока не получишь от него «в лузу», он этому обучен, вот так-то! И с кем выпить и закусить у него тоже есть. Объявились! В помощники лезут! Поняли, «кто в гору пошёл!»

Распорядок дня у него сейчас был простой. В первой половине дня подъём, завтрак, профилактические беседы с женой и сыном. Ишь, сопляк, отца родного, который его поит и кормит, сторониться стал. Молчит, а я ведь понимаю – это в школе ему «набубнили» – палач, живодёр! Ну, ничего, родная кровь, в конце концов, поймёт, для него я это сделал! Да и жене, хоть и тихоня, всё помалкивает, тоже надо профилактику сделать. А как же, ведь другие бабы ей наговаривают и многие просто из чистой зависти. Суки! Как же – обогнал ихних мужей! Затем уже заняться раной в гарнизонной поликлинике при госпитале, а уж потом и медсестричкой, которая возмечтала в этом госпитале стать старшей медсестрой. А других шансов кроме меня у неё на это нет и не будет. Пришлось за скидывания трусиков пообещать ей мою уже знаковую протекцию. Но, честно говоря, эта медсестричка того стоит! Ядрёна бабёнка, как крутит и подкидывает, аж дух замирает. Уму непостижимо! И ведь чего удивительно-то, от этой её возни рана совсем не болит, не чувствую её. Она мне объяснила – секс это фактически лучшая анестезия! Вот чудеса-то! Хочешь, чтоб ничего не болело, найди пошустрее бабёнку, да займись ей во всё своё удовольствие. Надо бы будет продолжить с ней, как выйду на службу, заживёт рана – возможностей-то больше появится. М-да, хороша баба-ягодка, в полном соку, в полном расцвете. Во второй половине дня он обедал дома, отдыхал после медицинских процедур и занятий с медсестричкой. Ну а к вечеру одевал свою форму с погонами в два просвета и уходил, коротко объяснив жене:

– По делам. Принимаю всё по новой службе.

Он и в самом деле приезжал в свой новый кабинет и часа три занимался приёмкой дел. Потом уж отъезжал на своих «Жигулях» к кому-нибудь из очередных кандидатур в его новую команду. А уж там этот кандидат старался вовсю. И стол организует и бабёнку «поядрёней» подставит. Знают черти, чем его можно улестить, взять. Но он не дурак, просто так за выпивку и «женскую лузу» должностями не разбрасывается! Ты заслужи сначала его внимание готовностью и преданностью, а вот тогда и решим. Ну а то, чего подсовывают в самом начале, так это их дело, лично он, Прохор Касьянович, ничего ещё не говорил, а от бабенки, коли она готова ножки раздвинуть, да «потрепыхаться», чего уж тут отказываться. Он мужик тоже в соку, как ей удовольствие принести умеет, много раз убеждался в этом. А вот после этого уже домой, на перину с законной. Очень любил ещё сонную жену насиловать, даже больше чем ядрёных трахать. Правда не всегда ему удавалось пьяным на «Жигулях» без происшествий добраться до дому.

Несколько раз это кончалось побитием его верного коня. Но это нисколько его не обескураживало. Друзья-прихлебатели тут же чинили его коня. После четвёртой аварии он стал ездить потише и к тому же пристрастился брать с собой в машину бабенку. Где-нибудь в лесочке тормозил, и начинал заниматься этим делом с ней. Почему-то ему очень полюбился такой секс в очень неудобной для таких занятий в машине. Правда, позы им приходилось изобретать немыслимые, но зато какой кайф, когда к примеру у неё колени упёрлись в крышу, а сама она на откинутом кресле. Тут вжимаешься в неё как прессом, до самого нутра доходишь! Только пищит да змеюкой извивается! А после такого хмель куда-то почти полностью исчезает, едешь далее уже почти трезвый. На прощание, где-нибудь ещё раз по-простому «двинешь несколько раз в её лузу» и пока, красавица, до следующей встречи, ежели захочешь. А что? Он мужик, как это сейчас любят говорить, демократичный. Он со всеми готов этим заняться, было бы только желание! Честно говоря, ему нравилась такая жизнь, хотя и очень хотелось начать командовать, показать теперь, кто здесь хозяин!

Распорядок дня этого мерзавца, его передвижения были тщательно изучены, прохонометрированы наружной, организуемой Ильёй. Дело ещё затруднялось тем, что иногда во хмелю, хотя напивался тот «до риз», надо сказать, он довольно редко, но бывало, в нём пробуждалось молодецкая удаль. В этом состоянии, плюнув на всё, громогласно заявлял, несмотря на все попытки кандидатов остановить, задержать до хоть начала вытрезвления:

– Ему бы только добраться до руля, а там поедет как Бог!

В такие поездки, приготовленные кандидатами бабёнки категорически отказывались ехать. Но и это его не останавливало, садился в свои «Жигули» и ехал. Хорошо, хоть быстро засыпал и с заглохшим мотором останавливался на дороге. Однажды он всё-таки в этом состоянии слетел с дороги и ударился раненным плечом в рулевую колонку. Утром лечащий врач причитал:

– Губишь свою рану, Прохор Касьянович, столько трудов положили её привести в норму и вот чуть ли ни снова начинай.

Перенеся вновь болезненные процедуры, он попритих и уже в таком вот разудалом состоянии не ездил, но возвращаться на своём коне и с согласной дамой не бросил.

День, когда он услышал по телевизору о позорной смерти своего новоявленного шефа – генерала, поверг его первоначально в ужас. Дело было днём, после возвращения его из госпиталя, дома никого ещё не было. Тут же промелькнула страшная, да чего там, просто кошмарная мысль – это расплата! Знать есть у этой банды, называемой героями бывшей Родины, соратнички «мать их ети». Эта догадка заставила его содрогнуться в ужасе. А ведь это он же исполнил приказ «толстожопого» ублюдка, напялившего на себя неизвестно за какие заслуги генеральный мундир, он! Все же отказались под различными предлогами, а вот Прохор Касьянович вылез как чирей. И теперь ему, как ни крути, придётся за это отвечать – за расстрел, за сожжение живых людей. От этой мысли у него подкосились ноги, в животе сначала заныло, а потом стало пусто, но зато в штанах полно. Не в силах стоять, он, испуская острую вонь, опустился на колени, упёрся руками в пол и так пополз в туалет. Там, стянув трясущейся здоровой рукой обгаженные штаны с трусами, вытряс из них дерьмо и всё так же пополз в ванную. Кое-как влез на подгибающихся ногах в ванную, включил воду. И вот тут только, обмывая себя, более-менее стал приходить в себя.

Первым делом принялся искать оправдание своему поступку. Ведь что получается, если судить по-человечески? Он офицер, ему отдали приказ, он обязан его выполнить, он же давал присягу. Отвечать должен не он исполнитель, а тот, кто отдавал сей приказ! К тому же ведь он лично не участвовал в этой бойне, ему эта команда из бандитов влепила пулю. Командовал-то в сущности его зам, он Прохор Касьянович, в это время был фактически невменяем, кто хочет пусть проверит? Это он на самом деле отдал последний приказ, ему и отвечать вместе с генералом. Да и солдаты, те тоже хороши, стреляли-то они, гашетки-то нажимали их пальцы, а не его. Ну и пусть после того, как приняли по стакану, зато приказ выполнили. Так ведь всегда бывает, все знают – после «фронтовой» и умирать в случае чего легче. Вон ведь сколько из начальства, да ещё какого эта команда отправила на тот свет, а сколько простого люда в форме обездвижила? Да и вообще, если бы он не передал приказ своему заму, неизвестно, сколько из его подразделения погибло молодых парней. А так только погибли бандиты. Ему же этот генерал объяснил:

– Это бандгруппа из бывших спецов, занявшихся террором. Что разве о таких не слышали? Да их ныне развелось как блох, все газеты и телевидение об этом только и жужжат! Да и немудрено! Эти «толстожопые» жулики скольким спецам под зад надавали. Живите, как хотите, ежели не желаете нам служить. А они специалисты в этом страшном деле, их специально обучали, вот они и стали применять свой класс, мастерство в таких погромных делах. Думать же надо, кого можно на свалку отправлять, а кого следует погодить! Этим, как он потом услышал, на любую зарубежную базу в том числе и американскую, охраняемую морпехами и, как их там – «зелёными беретами», пролезть было раз плюнуть, ведь их учили ранее настоящие специалисты, не те которые ныне. Вот и научили «мать их ети!»

Постепенно, стоя под ласковыми ручейками воды, Прохор Касьянович, как всякий слабый человек, всю жизнь стремившийся подставить вместо себя других, убедил себя. Лично он только промежуточное лицо, к тому же и пострадавшее больше всех. Если бы ни его умелые указания, пострадали бы десятки, да чего там – сотни неповинных людей, ведь ясно – этот генерал и его приказчики ни за что бы не успокоились. Уговорить-то он себя уговорил, но если честно говорить, не до конца. В глубине его души, на самом дне её засел непреходящий страх. Ему ясно было – никакими силами и попытками ему этот страх не изжить! Любое происшествие в этом направлении, пусть и маломальское, обязательно вздыбит волну этого липкого, доводящего до колик ужаса. И ещё ему было ясно – он лишился, как сейчас говорят все – «крыши». А поэтому теперь к нему будет и другое отношение в части. Срочно придётся искать замену этому «толстожопому». Ничего, там в этом гадюшнике, таких полно и им всем нужен уже проверенный, зарекомендовавший себя как надо человек! Он знает там кое-кого из тех, кто приезжал с этим замминистра к ним в часть. Они же все видели, слышали! Хорошо поняли, кто способен выполнить их приказ, а кто сдаёт назад и начнёт приводить всякие там доводы!

Уже более-менее придя в себя, вылез из ванны, вытерся, разыскал другие трусы и штаны, одел, обгаженные не поленился снести в помойку. После этого налил себе полный стакан и, не закусывая, выпил. Поначалу не почувствовал ни крепости, ни горечи спиртного, но внезапно оно «ударило» его в голову. На хмельных ногах добрался до дивана, плюхнулся и забылся сном, таким сном, как правило, спят те, кто совершил мерзкое дело, но судьба даёт ему время ещё пожить, а может как-то исправить содеянное, оставшись наедине со своей совестью. И в этом сне он всё ещё яростно убеждал кого-то в том, что его вины-то, по сути дела, и нет, а если и есть, то она незначительна.

Очнулся весь разбитый, опустошённый под звуки телефонного звонка. Измятый, почему-то опухший, весь потный добрёл до телефона, долго вслушивался в доносящийся до него рокот говорившего. Постепенно стал воспринимать речь говорящего. Это звонил его новый собутыльник, метящий к нему в замы. Тот объяснил:

– Народ уже собрался, поляна накрыта, женщины готовы к мероприятию, все ждут только своего шефа.

Он вдруг осознал:

– Ехать сейчас куда-то из-под такой, как ему показалось, надёжной крыши в охраняемом гарнизонном городке ему просто страшно! Сказавшись нездоровым, отказался.

Говорящий принялся убеждать:

– Примешь сто грамм, позанимаешься с красавицей, и вся хворь исчезнет, сам же рассказывал про анестезиологию…

Но он всё-таки не соблазнился, страх был сильнее любого сексуального желания, запросто подавлял его. Прохор Касьянович притих. Кроме дома, госпиталя, да кабинета никуда не выходил. Постепенно, видя, что до него нет никому никакого дела, никаких происшествий и страшилок по телевизору не говорили, начал смелеть. И когда дня через четыре метящий в замы вновь позвонил и предложил опять поляну, женщину и прочие радости, уже не отказался, хотя, если честно говоря, представив, что ему надо покинуть охраняемый гарнизонный посёлок и ехать за десять километров на дачу говорящего, страх снова начался подниматься в нём. Но ему быстро удалось подавить этот страх, убедив себя во мнительности:

– Ладно, начинайте без меня. Приеду, только мою тёлку не мните и даже пальцем не трогайте. Приеду проверю!

Услышав заверения на этот счёт, не дослушав, бросил трубку. Это мероприятие закончилось довольно благополучно. Вот только бедная дама была буквально им растерзана, особенно в машине. Там он уж заставил её повертеться, поакрабатничать. Так прошло ещё несколько дней, постепенно он отошёл от постоянного ожидания возмездия, страх его затаился ещё глубже, только изредка вдруг кольнёт и снова погрузится в глубины тайника его души. Он стал много пить, не жалеть родных, Галок, поставляемых ему жаждующими попасть в его команду на хорошие должности. На них, этих бедолагах, он и отводил душу, топя страх, отчаяние и ненависть к людям, не дающим ему, такому простому мужику нормально жить. Дамы, прошедшие в эти дни через его руки, теперь откровенно опасались его и шептали на ушко другим о его выкрутасах с ними.

В один из вечеров, приглашённый очередным соискателем места в его команде, Прохор Касьянович, «принял прилично на грудь» и «жёстко отодрав» очередную женщину, покинул дружеское застолье. Почему-то решил с собой её не брать, видимо её нытьё, стоны и упрашивания надоели. Плюхнувшись в машину, несмотря на все уговоры немного подождать или отвезти его на другой, он резко газанул и, чуть не врезавшись в столб ворот, вырулил и поехал. Кое-как выехал из лесочка, где находилась дача претендента. И тут его остановил ГАИшник. Возле стоящей их машины топтался ещё один. Невиданное, неслыханное дело! Он попытался нахрапом надавить на него, с пьяной удалью объясняя, чего этому дуболому в форме за это будет, как только он приедет в часть. Но тот, недолго послушав его выкрики и угрозы, вежливо попросил предъявить документы и дунуть в алкометр. Изучив его удостоверение, других у новоявленного подполковника не оказалось, посмотрел на показание алкометра, записал их. После этого составил протокол, попросил расписаться. Прохор Касьянович с пьяной ухмылкой:

– Пиши, пиши, контора, завтра у твоего начальника встретимся, – положил какую-то закорючку.

В это время Прохор Касьянович сзади услышал шаги, что-то кольнуло его в шею. Но он не обратил на это внимания. Разозлённый этой встречей, считай, в чистом поле, на безлюдной и безмашинной дороге, он полез в машину, уселся в кресло и отключился. Пришёл в себя в каком-то домике, оглядевшись, вдруг понял – у себя в садовом участке, в том строении, которое ему помог строить отец. Учитывая, что фактически строил отец, имевший ещё тогда большие возможности, этот домик был больше всего похож на настоящую дачу, а не те строения, которые лепили бог знает из чего другие офицеры и прапорщики. Но он, тем не менее, по совету своего мудрого папаши называл это сооружение всё-таки садовым домиком.

Сидел он в кресле, подаренном ему, ещё молодому офицеру, только начавшему тянуть лямку воинской службы, всё тот же папаша. Рядом стоял мужчина, вглядевшись в которого узнал ГАИшника, остановившего его в поле. Увидев его серые, блестящие сейчас как сталь, безжалостные глаза, облился холодным потом. Эти глаза ему ясно говорили:

– Пощады не будет никакой! Это расплата за его подлость!

Мужчина, следивший за его реакциями, мрачно усмехнулся:

– Понял, подлая душонка! Расплата пришла!

Прохор Касьянович задёргался, заверещал, выкладывая свои доводы, соображения. Кои он сотни раз «обкатывал» в своей голове, стараясь обелить себя. Дав ему некоторое время выложиться, мужчина резко оборвал его оправдательную речь.

– Говоришь ты, как настоящий русский офицер, обязан был выполнить приказ командования? А разве настоящие русские офицеры воевали против своего народа, убивали его лучших героев? Ты же видел, что все, кого этот генерал теребил, требуя выполнить его подлый приказ, отказались! Один ты предложил свои услуги. Говоришь, что не знал о героических делах этой команды, уничтожить которую ты же взялся? Опять врёшь! К тому времени уже в части знали, что полковник и его команда СОБРовцев отказалась поднять своё оружие против Деда, да и ОМОН вместе с милицией тоже не лезли в драку. Говоришь, сам рисковал головой, получил рану? Идиот, тебя же этим предупредили, а ведь могли просто пристрелить как бешеного пса, коим ты и был тогда. Пожалели, думали, одумается, поймёт! Говоришь, не ты исполнял приказ, а твой заместитель и солдаты? Опять врёшь! Своему заму, с которым будет особый разговор, отдал приказ именно ты! И ты передал солдатам два ящика водки, лично передал и приказал выпить перед атакой. И говоришь, Прохор, что ты только исполнял приказ, но тебе хорошо известно, что если приказ преступный, то ты, согласно Конституции этого же режима, имеешь полное право отказаться от его выполнения, как это сделали другие офицеры части, не чета такому «говнюку», как твоя особа. Весь твой бред в оправдание не стоит ни гроша ломаного, и тебе об этом хорошо известно.

У тебя такой выбор: или ты умрёшь той же смертью, которую ты уготовил народным героям ради своих шкурных интересов; или ты, как русский офицер, к коим себя безответственно причисляешь, поступишь так, как они всегда поступали, дорожа своей честью. В случае второго решения, получишь пистолет с одной пулей в стволе, но перед этим тебе придётся написать своей жене под мою диктовку. Учти, хоть ты теперь и называешь себя подполковником, сгореть заживо это очень страшно и больно.

Прохор в ужасе выслушал этого человека, снова принялся доказывать свою невиновность, но мужчина, блеснув «стальными» глазами, приказал заткнуться и определиться с выбором. Вошедший тихо и незаметно другой мужчина, яростно зашипел:

– Зачем ещё? Какой выбор? Собаке собачья смерть. Пусть другие на этой мрази учатся, как против народа идти! Пусть сам сволочь покупается в огне, собака!

– Подожди, Карим, мы ему уже дали выбор. Если он всё-таки офицер, а не полное дерьмо, то пусть сделает свой выбор между позорной смертью и умереть с достоинством.

Но шипящий от злости мужчина схватил Прохора за шиворот ткнул его к окну:

– Смотри, шайтан, чего тебя ждёт не дождётся.

К своему ужасу Прохор буквально до мельчайших деталей разглядел две канистры из его гаража и горящий костёр в бочке. Мужчина снова тряхнул безвольного подполковника и прорычал:

– Гореть будешь в бочке, облитой бензином! Понял, сука!?

Увиденное и услышанное потрясло Прохора. Он задёргался, обгадился и потерял сознание. Но валяться ему в таком состоянии не дали. Сильная рука проволокла его к горящей бочке, там же облила бензином и приподняла. И тут только Прохор в ужасе заорал:

– Я согласен написать, согласен…

Послышался приказ:

– Оттащи это смердящее дерьмо в дом, пусть пишет прощальное письмо.

Оно было коротким: «Прости, Таня, за всё. Искупаю свой грех и перед тобой тоже. Похорони сама, если сможешь. Не держи зла на меня. Я оказался слабым человеком. Прощай, твой навеки Прохор!»

Мужчина взял листок бумаги внимательно прочитал, положил обратно.

– Поставь дату и распишись.

Дождавшись, вытащил из кармана неожиданно табельный пистолет Прохора, как только сумели его раздобыть, но сразу же вспомнил – он же с момента страшного известия с ним не расставался нигде, даже спать под подушку кладёт. Щёлкнул отсоединённой обоймой, протянул и жёстко произнёс:

– Искупай свою подлость, Прохор. У тебя пара минут, всего пара минут, иначе сгоришь в бочке, как и обещали. Они вышли, постояли, хотели было снова войти, но тут прозвучал неожиданно громкий выстрел.

Вернувшись в комнату, увидели привалившегося к столу грудью Прохора. Из его головы, пробитой пулей, текла небольшая струйка крови. Карим подошёл поближе, нащупал артерию на шее, посмотрел ещё раз и произнёс:

– Сдох, шайтан! Зря ты его, Егор, не дал сжечь! Он это заслужил своей пакостной жизнью и убийством нашего Деда!

– Карим, теперь его Бог будет судить. Мы своё дело сделали. Осталось только произвести зачистку и обратно.

С этими словами он вставил в пистолет обойму, вернул на то место, откуда взял его. Ещё полчаса они производили зачистку дома и территории, а после этого уехали, на стоящей за оградой своей машине.

После совершения актов возмездия Егор сам принялся торопить со своим отъездом. Но Николай не давал «добро» до тех пор, пока тот окончательно не вжился в образ потомка поляка, жившего в России в Сибирском городке, оставившего свою семью и эмигрировавшего в Германию, где после нескольких лет проживания и скончался от инфаркта. Пришлось Егору поездить по местам «своего детства», посмотреть всё, чего надо, обстоятельно изучить «свою семью», её родословную, имеющиеся фотографии и даже суметь выпросить одну под каким-то предлогом, в которой мальчик лет семи чем-то сильно походил на него, конечно с поправкой на вырост.

И вот наступил день прощания его со своими боевыми братьями. Уже с утра вся команда была в сборе у Ильи. Они прошли к святой и дорогой для них могиле Деда. Молча в скорби выпили «фронтовую». Егор поклонился, наскрёб горсть земли с могилки, завернул в сшитый им самим из куска рюкзака мешочек, стянул его шнурком и положил во внутренний карман куртки.

Все молча следили за ним. Затем они отправились в приготовленную Ильёй баню. Там уже был накрыт стол, протоплена парилка. За столом хозяйствовала по единодушной просьбе Лариса. Началось чисто мужское прощание. Первая чарка, конечно, была за Учителя, наставника, вторая за тех, кто защищал вместе с ними Родину и пал в борьбе, и только третья – за Егора. Все искренне, чисто по-мужски желали ему удачи, хотя в глубине души хорошо понимали его нынешнее состояние. Каждый из них подарил ему на память личное, дорогое то, чего Егор не раз видел у них и что не раз сопровождало их в боевых операциях. Каждый старался сказать ему нечто тёплое, важное, сочувственное, каждый старался убедить его в неизменности их дружбы и братства, готовности прийти ему на помощь, если таковая потребуется. Все эти попытки были понятны ему, отзывались в его душе, но сломать ту броню, ту защитную корку, которой покрылась его душа, уже никто не мог. «Пепел безвинно погибших» стучал в его сердце, и ничто теперь уже не могло остановить этот «стук»! Конечно, от их речей, пожеланий трещины в корке то появлялись, чего уж там, но они не превратились в разломы. Этому непреодолимо мешали боль и отчаяние: от гибели самых дорогих для него; от расставания с отчизной, служению которой он отдал свои лучшие годы своей жизни, как говорится, «не щадя живота своего»; от прощания со своими братьями, с коими ему не мало пришлось пережить, преодолеть, добиться. Снова он становился скупым на слова, на улыбку, да и глаза по-прежнему светились непримиримостью, а взгляд не переставал быть цепким, оценивающим, отсвечивающим сталью. Только один раз, когда все, кроме Николая с Ларисой, ушли в парную, он достал из кармана коробочку и, чуть смущаясь, передал её Ларисе со словами:

– Он не знает, когда теперь их увидит. У них начинается новая совместная жизнь. Он тоже мечтал об этом, но судьба распорядилась по-другому. Ему хочется оставить им на память о себе нечто такое, которое давало бы знать, как хрупка эта жизнь, это счастье, и что его очень надо беречь, а вот он не смог. Примите от всей души и помните обо мне.

Лариса, как всякая женщина, не утерпела, раскрыла коробочку и ахнула:

– Егор, но ведь это страшно дорого!

– Лариса, для меня это вообще цены не имеет, всё это, скажу честно, предназначалось самой дорогой мне женщине, больше такой у меня никогда не будет, а вот этот подарок для Вас, Лариса, которая, как я хорошо знаю, дороже всех моему брату Николаю. Пусть этот подарок принесёт Вам счастье, благополучие в Вашей семейной жизни. Он даётся от чистого сердца. Поверьте!

У Ларисы от этих слов на глазах навернулись слёзы. Николай погрустнел. Увидев из реакции, Егор предложил выпить за них, счастливую пару – нашедших друг друга в эти тяжёлые для их народа времена. И вот только в эти минуты его глаза потеплели, складки лица как-то разгладились, отчего он сразу как-то утратил этот новый свой облик. Но опять ненадолго. После бокала всё обычное, ставшее уже привычным для него, вновь заняло своё место и на лице, и в душе!

Но и это грустное расставание прошло. По плану Егору, теперь уже Войцеху с Опанасом на машине ведомой Гасаном предстояло ранним утром выехать на Украину. Поэтому долго его не стали задерживать. На прощание каждый обнял Егора, теперь уже Войцеха, похлопал его по спине, как это они всегда делали, ещё раз пожелали удачи, напомнили о братстве. Николай, Опанас и теперь уже Войцех прошли к нему в комнату. В ней командир изложил план переезда в Германию, выработанный им с Опанасом. Они долго не разговаривали, выпили уже из фляжки за удачное завершение сей операции, ещё раз обняли его, похлопали по спине и ушли.

Войцех принялся перебирать и упаковывать отобранные им с собой вещи, в основном памятные и дорогие. Держа их в руках, в своих ладонях, он как бы касался их владельцев – живых, тёплых братьев. Долго сидел, смотрел на эти овеществлённые облики своих товарищей, поглаживал их, вспоминая отдельные эпизоды из боевого братства. Особо ласково осторожно, касался, можно сказать, благоговейно тех вещей, которые напоминали ему о его родителях, Деде и Кате. От этих прикосновений и воспоминаний у него сердце переставало «ныть», вернее, терзаться, и «пепел», непрерывно напоминающий ему о трагических событиях, куда-то исчезал на время. Ему даже почудилось, вот наваждение! Будто бы, сквозь какую-то туманную даль до него донеслись слова его Учителя:

– Егор, жизнь ещё не кончилась. У тебя есть братья, которым ты дорог и которым ты очень нужен! Да и Родина никуда не исчезла. Сейчас ей очень трудно, она нуждается в помощи и защите. На любом месте всегда можно помочь ей, надо только постараться. Очень постараться.

Ошеломлённый услышанным он на некоторое время замер, но стукнув кулаком по столу, воскликнул:

– Ай да наставник, вовремя успел донести до меня нужные слова! Вот именно! Он ещё нужен! И чтобы не случилось, он всегда будет помнить эти слова! Он ещё нужен братьям, Родине! А как же иначе-то? Ведь и они, его дорогие братушки, тоже уходят в новую жизнь. Вон как Илья и Сергей в этой новой нахлебались по горло всякого. И чтобы с ними случилось, не помоги им многократно Дед и не имея такой защиты, как руководимая им команда? Им же хорошо известен звериный оскал порядка, установленный этим режимом. Наверняка тоже ждёт и Николая, и Карима, и Гасана. Правда, они не беззащитны, не беспомощны, не представлены только самим себе. У них есть мощная финансовая и организационная поддержка. Да и, не будем лукавить, силовая тоже. Он, Егор, жизни своей не пожалеет ради их будущего. Даже не задумываясь, главное успеть!

От этих мыслей у него вновь душа на время перестала болезненно ныть. Он вновь почувствовал себя твёрдо стоящим на этой земле, а не на зыбкой основе. В общем, как ни крути, а жить продолжать надо, пусть не ради себя, так хоть ради братьев, Родины. Внезапно его «пронзила» мысль:

– А чего ты так расслабился, сник? Ведь есть же приказ Деда, он же предупреждал. Ты же добровольно пошёл за ним. Сам пошёл! Никто тебя не тянул. Ты же прекрасно знаешь, за что боролся Учитель, наставник! Отлично понимаешь, кому-то ведь надо продолжить начатое им. Пусть не путём боевой работы, хотя, кто знает, в этой жизни и такое не исключено, отнюдь не исключено. Но ведь кто-то должен подхватить упавшее знамя, выроненное их отцом. Ты же боец, ты давал клятву служить Родине, её народу. Сейчас твоё задание чётко сформулировано Учителем: поддержка за счёт отобранных у грабителей толстосумов самых обездоленных и беззащитных на своей Родине. Тебе отлично известно их нынешнее состояние. Для многих из них выполнение этого приказа наставника означает только одно – продолжение жизни! Чего уж тут ныть-то, теребить свои сердечные раны. Выполнять! Выполнять, невзирая ни на что! Выполнять до тех пор, пока не будет исчерпано всё собранное командой, или пока жив! Другого пути у тебя больше нет! А собранного ими немало, должно хватить, по крайней мере, тем, кому они уже определились в качестве спонсоров. Тьфу, слово-то какое поганое, хотя очень нужное. А там глядишь и опомнится великий народ, сбросит эту гниющую тяжёлую шкуру, наброшенную ему на голову! Опомнится! Должен опомниться! Дай-то Бог ему дожить до такого. Вот это-то и будет настоящим памятником их Учителю и наставнику.

От таких мыслей он немного успокоился, боль расставания не то, что утихла, а просто куда-то «погрузилась» в тайники его сердца. Приказал себе:

– Спать, завтра будет трудный день, надо иметь «свежую голову», быть готовым ко всему.

Спал и на этот раз так, как ранее перед выходом на боевую операцию.

Так завершился этап его жизни, в котором: радости и горе; потери и приобретения; служение Родине и народу одних сопровождались предательством других и всё тесно переплелось между собой. И как результат этого этапа – это «пепел, стучащий в сердце». Он, напоминающий о страшных личных потерях самых дорогих ему людей, требует возмездия! Воздаяния по их заслугам всем тем, кто причастен к грабежу Родины, её разорению, сведению до уровня третьесортного государства, кто довёл народ до нищеты, поставил на грань выживания, кто криминал, коррупцию взял в качестве основы управления. Теперь ему представляло жить уже на чужбине, возможности как-то противостоять волне беззакония, тотального насилия непосредственно в стране у него лично уже практически исчерпаны, но он твёрдо знал:

– В жизни всегда есть место поиску – и он будет находить эти возможности, пусть и опосредовано, в чужой стране. К тому же ему было хорошо известно:

– Эти новоявленные нувориши и не собираются долго жить в разграбленной, доведённой до нищеты и бесправия стране. Для дальнейшего проживания у них в этих сытых, законопослушных государствах приготовлены и замки, и яхты, и прочие условия роскошной жизни. Это же элита сих государств в обмен на возможность ею безнаказанно грабить нашу страну предоставила новоявленным властителям и их подельникам такую перспективу.

Он так же отлично знал:

– Вор никогда не перестанет воровать, переступать через закон, даже прячась под сень закона чужого государства.

А это значит – их пути обязательно когда-нибудь пересекутся с его. И тут многое зависит от него самого. К тому же он не одинок, за его спиной стоит команда, воспитанная и обученная уникальным наставником. И ей эти «жирные коты» не непреодолимое препятствие, тут нет никакого сомнения, уже убедился и не раз. А награбленное ими ещё послужит тому народу, которого они зверски и беспощадно обездолили. В общем, он отлично понимал: оружие «складывать» на полку он не будет; его задача – поддерживать форму и быть наготове, а для этого ему необходимо упорядочить свой быт, образ жизни в этой новой стране. И в этом ему должны помочь те знания, которые ему дали специалисты, когда ещё их команда проводила свои разведывательно-диверсионные операции в них.