Тихое утро. Шевчук с Захаркой сидят в широкой лодке — плоскодонке на середине речки. Замерли в неподвижности их поплавки. Сидят уже полчаса, а хоть бы одна поклёвка.

— Спит ещё рыба, — говорит Захарка и перебрасывает удочку на другое место. — Скоро должна проснуться. Слышишь, бабка Андрониха кричит, уток своих гонит. Значит, и рыбе пора просыпаться.

Над рекой стоит туман. Не широка речка Чулым, а берегов из-за тумана не видно. Не проглядываются и дома на берегу. Только слышно, как поют, надрываются деревенские петухи, будто удаль свою один перед другим показывают.

Рано потемну разбудил Шевчук Захарку. Уж очень мальчишка просился с ним на рыбалку. Ему нравится встречать новый день на реке. Хорошо здесь утром. Свежий, влажный и ароматный воздух. Дышится легко. У воды заросли камыша, ивы склонились над водой. Когда ветер рябит воду, кажется, что не на якоре стоишь, а плывёшь вдоль этих ив, мимо зарослей кувшинок.

Стая уток спустилась на воду, зашумела, закрякала. Утки радостно хлопали крыльями, ныряли, гонялись друг за дружкой. Шумно стало на реке.

— Жди теперь клёва. Разбудят утки рыбу, — пообещал Захарка.

Шевчук в тумане с трудом разглядел нескладный силуэт бабки Андронихи. Она стояла на берегу и следила за утками. Постояв несколько минут, старуха скрылась — пошла выгонять скотину. И тут Юрий Николаевич увидел, как Захаркин поплавок заплясал на воде, потом дёрнулся сильнее и поплыл в сторону.

— Клюёт, клюёт! — зашептал Шевчук горячо.

— Вижу! — Захарка ловко подсёк чебака. Блеснув чешуёй, небольшая рыбка затрепетала в руке мальчишки.

— Что же ты? Тебе ещё надо расти да расти, — тихо заговорил Захарка с рыбкой. Он аккуратно снял её с крючка и, к удивлению Шевчука, выпустил в воду. — Гуляй ещё, расти. А когда вырастешь, не попадайся.

Через пять минут второй чебак тоже нырнул в воду.

— Этак и на уху не наловим, — укоризненно сказал Шевчук.

— С мелюзги всё равно толку мало. Вот года через два из неё вырастет хорошая рыба. Дедушка Прохор, когда мы с ним рыбачим, всегда мелочь выпускает.

— Правильный твой дед, — говорит Юрий Николаевич и тоже отпускает в воду небольшого окунька. Странно, но, отпустив рыбку, почувствовал, как на душе стало легко и радостно, будто совершил геройский, благородный поступок.

Снова сидят молча. Иногда клюнет чебак или окунь — и опять затишье. Выкатилось из-за леса солнце, окрасило воду в огненно — красный цвет. Все вокруг преобразилось. Туман поднялся выше и скоро совсем исчез, словно его и не было вовсе. По берегу прошло стадо коров.

Утки бабки Андронихи, размяв крылья, принялись за кормёжку: ныряли, доставали из воды корешки, процеживали ил, шлёпали клювами — лопаточками. Только хвосты да жёлтые лапки торчали из воды. Крупные у бабки утята, не отличишь от старых уток.

Уже несколько окуней и чебаков оставлены на уху, спущены в садке за борт. Захарка снял куртку — солнце стало припекать.

— Смотри, что это с ним? — вдруг толкнул Захарка Шевчука в плечо и кивнул на утёнка. Вернее, на хвост, торчащий из воды. Хвост то уходил под воду, то выныривал снова, то метался из стороны в сторону.

— Запутался, может? — присмотрелся Шевчук.

— Какой запутался! Щука его поймала! — Захарка бросил удочку в лодку, схватил сачок. — Греби к нему быстрее!

Три сильных удара вёслами — и они среди утят. Те с криком шарахнулись в разные стороны.

— Утащила, — беспомощно оглянулся Захарка вокруг.

— Да нет, вот он, вот! — Шевчук увидел хвост утёнка и направил к нему лодку. Потом выхватил у Захарки сачок, взмахнул им.

Сильные крылья утёнка хлопали по воде, обдавая рыбаков брызгами. Шевчук никак не мог удержать лодку. Она, как назло, вертелась и уходила в сторону.

— Левее, левее давай! — шумел Захарка, бегая по лодке. Лодка качалась, едва не опрокидываясь.

И тут Шевчук увидел топляк — чёрное метровое полено. Оно вывернулось у самого борта, и в тот же миг Шевчук подхватил его сачком. Бревно неожиданно ожило, ударило по воде хвостом и окатило рыбаков с ног до головы водой.

— Щука!!

— Помогай! Держи лодку! — Шевчук упёрся в дно лодки коленями, пытаясь вытащить из воды сачок. Но он был такой тяжёлый, что Юрий Николаевич чуть-чуть не выпустил его из рук. Подскочил Захарка, и вдвоём они выволокли щуку вместе с утёнком в лодку.

— Вот это зверюга! На утят охотилась! — Захарка черпачком пытался разжать щуке пасть и освободить утенка.

— Осторожно, чтобы она тебе палец не откусила, — предупредил мальчика Шевчук.

— Видно, она и маленьких утят таскала. Только у бабки Андронихи четыре утёнка пропало. Такая и гуся может слопать.

Вдвоём они освободили утёнка, положили его на штормовку. Голова его обвисла, глаза были закрыты.

— Пропал ещё один утёнок. Помяла его эта зверюга, — сокрушался Захарка.

Но он ошибся. Через несколько минут утёнок попытался встать на лапки.

— Смотри, какой живучий. Теперь оживёт, — обрадовался Захарка. Он взял утёнка и выпустил на воду. — Вовремя мы подоспели.

Утёнок посидел ещё несколько минут неподвижно, а потом медленно поплыл к своим братьям.

— Ну что, и рыбку выпустим? — улыбаясь, спросил Шевчук. — Выросла ли она?

— Эта выросла, — засмеялся Захарка. — Килограммов десять, наверное, потянет.

Щука была почти чёрная, даже пятна на животе и боках тёмно — серые. Она спокойно лежала на дне лодки, только жабры её медленно поднимались и опускались.

— Накрой её моей штормовкой, чтобы на солнце не засыхала, — сказал Шевчук, направляя лодку к берегу.

Гордые, шли они с реки домой. Шевчук нёс щуку на плече, а Захарка поддерживал хвост.