Когда заявился Служкин, Ветка ожесточенно лепила пельмени. Она сидела за столом в криво застегнутом, испачканном мукой халате, спиной к окну. Во все окно пылал закат. На его фоне Ветка выглядела черной, как черт. Ее лохматые кудри испускали дымные лучи наподобие лазерных.

— Ты чего так злобно стряпаешь? — поинтересовался Служкин, усаживаясь напротив. — Где у тебя Шуруп, где Колесников?..

— Шурупа мама забрала, а Колесников у Руневой.

— Э-э... не понял, — немного ошалел Служкин.

Ветка захлопнула и защипала ракушку пельменя, словно не желала слушать его оправданий.

— Чего не понял-то? Сам небось все знаешь. Колесников мне в пятницу позвонил, сказал, что его до понедельника посылают в командировку в область. А сегодня утром я поперлась в магазин, гляжу: он там с Руневой винище покупает. Да еще колбаса у него из кармана торчит. Копченая. Я такой колбасы уже год не жрала. В общем, поняла я, что Рунева и есть его любовница.

— Ну и что ты сделала, когда их застукала? — безрадостно поинтересовался Служкин.

— Ничего. Плюнула, купила теста да водяры взяла. Решила сегодня нажраться. Пришла домой, как дура вмазала немного, да чего-то не полезло на голодняк. Вот, думаю, под пельмени вкачаю. Ты будешь водку?

— Почему бы и нет? — задумчиво спросил себя Служкин. — Я нынче тоже один. Будкин Надю с Таткой к себе на дачу повез. Мне можно.

Ветка вскочила, тотчас выставила две чашки, выхватила откуда-то бутылку и разлила. Служкин поднял чашку, поглядел в нее и сказал:

— Ну, за здоровье молодых...

Он выпил и оскалился. Ветка тоже опрокинула водку и со слезами на глазах оторвала кусочек теста зажевать.

— А ты у Колесникова в курсе всего этого был? — спросила она.

— В курсе, — кивнул Служкин.

— И давно у них?

— Не приставай, все равно не буду рассказывать.

— Сейчас-то уж чего? — хмыкнула Ветка. — Тоже мне, партизан на допросе. Чего ж ты Руневу-то Колесникову уступил? Все ходил, стонал...

Служкин пожал плечами.

— Жил генерал, да жир разорвал, — туманно пояснил он.

— Бестолочь ты, Витька. Дырявые руки.

— На себя-то посмотри.

— Самое обидное не то, что он с ней трахается, — сказала Ветка. — Это ладно, по пьянке всякое бывает... Обидно то, что он ее любовницей сделал. Значит, гад, со мной разговаривал, а сам планировал, когда к ней пойти... Мне врал, а ей цветы дарил, про меня всякие гадости рассказывал, деньги на нее тратил, время... Да и я тоже хороша. На моих глазах они познакомились, и по всему видно было, что после этого у него кто-то завелся, и девки мне ее описывали один к одному, а я все сообразить не могла, идиотка...

— Вы, бабы, все такие, — успокоил ее Служкин. — Как шагающие экскаваторы. За десять верст ямы роете, а под пятой лягушки спят.

Ветка возмущенно фыркнула.

— И что ты собираешься делать? — спросил Служкин.

— А что делать? Ничего. В магазине они меня не видели. Колесников вернется в понедельник как огурчик, а я молчать буду в тряпочку. Я уже подумала: если ему скандал устроить или перестать с ним спать, так он, пожалуй, насовсем к Руневой уйдет. А куда я — без денег, без работы, без квартиры, да еще с ребенком на шее? И мужика тоже хочется — что мне, монашкой жить или снимать кого на улице? Если он до сих пор от меня не ушел, может, и совсем не уйдет. Поваландается с ней, перебесится и бросит. Что я, его не знаю?

— А говорила — если засечешь, то всех повесишь, город взорвешь... — разочарованно напомнил Служкин.

— Мало ли что я говорила... Давай еще вмажем.

Они еще вмазали. Закатное пылание в окнах тускнело, и Служкин уже мог хорошенько рассмотреть Веткино лицо — грубо-красивое, чувственное, беспокойное.

— Ладно, не грусти, Витька, — сказала ему Ветка. — Я знаю, что ты в той же заднице, где и я. Фигня. Выживем, не сдохнем.

— В смысле?.. — не понял Служкин. — Про задницу-то поподробнее...

— Ну что Надя спит с Будкиным.

— А ты откуда узнала? — удивился Служкин.

— Колесников сказал. А ему Рунева растрепалась.

— Надо обо всем этом в газете корреспонденцию тиснуть, — заметил Служкин. — А то вдруг еще не все слыхали.

— Не понимаю, чего Надя в Будкине могла найти? — Ветка пожала плечами. — Будкин как Будкин, ничего особенного.

— Чего все бабы в нем находят, то и она нашла.

— А чего все в нем находят? Я тоже с ним переспала — все равно ни фига не прорубила.

— Ты-то когда умудрилась? — грустно удивился Служкин.

— Да уж не помню когда... Ты же сам рассказывал, как все бабы на него кидаются. Вот я и заинтересовалась. Пошла к нему в гости да потрахалась. И ни черта не допетрила, чего в нем такого.

— Что-то я не слышал раньше этой дивной истории...

— Да все забывала тебе рассказать, — отмахнулась Ветка.

— Жаль, что вспомнила.

— Не переживай. Дело житейское, как говорил Карлсон. Подумаешь, жена изменила, подумаешь, муж. Не война все-таки. Останутся — хорошо, а уйдут — фиг с ними. Я тогда за тебя замуж выйду. У меня Колесников еще семь раз слезами умоется. Я ему такие рога приделаю — в автобус не влезет. И ты тоже отомсти Наде. Пусть знает, выдра, что на ней свет клином не сошелся.

— Да не хочу я мстить, Ветка, — поморщился Служкин. — Я и не считаю, что она по отношению ко мне непорядочно поступила...

— Уж передо мной, Витька, не изображай из себя апостола, — скептически заметила Ветка. — Я-то знаю, какой ты самолюбивый. Ты, конечно, дурак: у себя под носом не разглядел, как они спелись. Но уж если лопухнулся, то отыграйся вволю, а не корчи благородного. И нечего стесняться, что любовницы пока не нашел. У меня тоже любовника сроду не было — так, уроды какие-то... Любовницу найти, наверное, потруднее, чем жену. Искать надо, а не философствовать.

— Ох, Ветка, как бы тебе объяснить... — вздохнул пьяный Служкин, стряхивая пепел себе в чашку. — Ты думаешь, у меня все так получается, потому что я не могу по-другому?.. Нет. Я просто хочу жить как святой.

— Это что ж, не трахаться ни с кем? — напрямик спросила Ветка.

— Нет, не то... — с досадой сказал Служкин.

— Так святые же не трахались.

— Дура. Не трахались монахи, а не все святые были монахами. Я и имею в виду такого святого. Так сказать, современного, в миру... Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь? Совершенная любовь изгоняет страх. Библия.

— Ни фига не понимаю! — Ветка потрясла кудрями. — Опять твои заморочки!.. Чокнутый ты, Витька. Все у тебя через задницу, не по-людски. Ты мне лучше скажи популярно: мы с тобой идем или что?

— Куда идем? — спросил Служкин, разливая водку.

— Куда-куда! В постельку. Трахаться.

— Нет, Ветка, — печально сказал Служкин. — Нехорошо это.

— Надю жалко, да? Или святость мешает?

— Дважды дура ты, — обиделся Служкин. — Ничего не понимаешь.

— А чего я должна понимать?

— Я, Ветка, тут в девочку влюбился, — смущенно признался Служкин.

— Вот, здрасьте! — изумилась Ветка. — В какую?

— В ученицу свою.

— Прямо так, ни с того ни с сего, и — бац!

— Ну почему же... Она мне давно нравилась, но я как-то не определял своего отношения к ней. А недавно она вдруг попросилась со мной в поход — ну я и понял. Это только в кино: увидел — и любовь до гроба. А на самом деле все незаметно происходит. По порядку. Прозаично.

— И ты ее в любовницы взять решил?

— Господь с тобой! — испугался Служкин. — Она же маленькая! Ей всего четырнадцать лет! Я же ее вдвое старше!

— Ну и что? У нее, что ли, еще ничего не прорезалось или у тебя, что ли, уже отсохло?

У Служкина чуть искры из ушей не посыпались.

— Ветка, я тебя укушу! — скрипя зубами, предупредил он.

— Подумаешь, в девочку влюбился! — бесстрашно сказала Ветка и пренебрежительно махнула сигаретой. — Что, твоя девочка окочурится, если ты с кем-нибудь потрахаешься? Да уж она сама небось не девочка и такие фортеля откалывает — только шуба заворачивается! Тоже мне, нашел повод для воздержания!

— Ну, мне как-то перед собой неудобно... — промямлил Служкин.

— А кто только что говорил, — Ветка скорчила рожу и пропищала: — «Никого не делать залогом своего счастья»!.. Тебе такое счастье привалило — ни Колесникова, ни Шурупа, ни Нади, ни Таты, да я еще сама навязываюсь, — а ты за какую-то салагу уцепился!..

Служкин озадаченно поскреб затылок.

— Ну, в общем-то, ты права, — подумав, согласился он. — Только давай хоть водку допьем...

В комнате Ветка разодрала диван и с аппетитом сообщила:

— Еще никогда я не изменяла Колесникову в супружеской постели!

Ветка начала быстро раздеваться, расшвыривая вещи.

— Иди сюда, — велела она, валя Служкина на себя. — Под тобой, как под велосипедом... Ты, Витька, не думай, что чик-чик — и готово. Ты у меня сейчас работать будешь, как негр!

И Служкин действительно работал, как негр. Под его руками и губами Ветка бесстыже вертелась и корчилась, рычала, орала и материлась, мотала головой, колотила пятками, царапалась. Со стороны могло показаться, что Служкин в постели сражается со стаей бандарлогов.

— Сильнее, грубее, вот так, вот тут, — хрипло поучала Ветка, зажмуривая глаза. — Я тебе баба, а не микрохирургия!.. А-у-ум-м!..

Через некоторое время они упали с дивана на пол, и мокрая от пота Ветка, отползая от Служкина, простонала:

— Если, Витька, я еще раз кончу, то лопну...

Они полежали на полу, отдохнули.

— Давай теперь я тобою займусь, — подползая обратно, сказала Ветка. — А то у нас с тобой пока еще только рукопашная была...

— Валяй, — согласился Служкин. — Теперь ты будешь негром.

Однако негра из Ветки не получилось. Сколько она ни трудилась, чего бы ни выдумывала, ничего не помогло. Наконец Служкин начал отпихивать ее, страдальчески кряхтя:

— Ну тебя на фиг... Не видишь — один обмылок остался... Все, приехали, бензин кончился...

— Что же мы, толком и не потрахаемся?.. — усаживаясь, обескураженно спросила Ветка.

— А я что поделаю? — грустно сказал Служкин.

— Ну не расстраивайся. — Ветка извиняюще погладила Служкина по колену. — Мне с тобой и так было просто зашибись — чуть в космос не улетела. В другой раз все будет нормально... Только не внушай себе ничего.

— А чего мне внушать? — удивился Служкин. — Я и так про себя все знаю. Дома хожу как «тэ»-тридцать четыре...

— Тем более.

— Это, Ветка, судьба, — убежденно сказал Служкин. — И ничто иное. Сама посмотри, как она из меня насильно святого делает.

— Пить надо меньше, — философски заметила Ветка.