Служкин сидел на кухне, пил чай, курил и читал газету, выкраденную из соседского почтового ящика. Надя у плиты резала картошку для ужина. Тата в комнате играла в больницу. Пуджик сидел в открытой форточке и смотрел на птичек.

— Ну что ты все читаешь, читаешь, — раздраженно сказала Надя. — Дома как бирюк, слова от тебя не дождешься. Поговорил бы со мной.

— Надо дочитать побыстрее, — не отрываясь от газеты, оправдывался Служкин. — Сунуть обратно в ящик, чтобы не заметили...

— Брать не надо чужое.

— Так на свое денег нет...

— Так заработай! Кстати, ты так и не объяснил, почему уволился.

— А чего тут объяснять? — Служкин пожал плечами. — Разодрался с начальством, да и все. Начальство решило, что в лице меня оно взрастило глисту длиною в версту.

— Наверное, так оно и есть.

— Ну как вот с тобой разговаривать, Надя, если на каждое мое положение от тебя унижение? — вздохнул Служкин.

— Чего заслужил, — буркнула Надя. — И где ты теперь работать собираешься? Я тебя кормить не намерена, учти.

— А-а, не знаю. Будет день, будет хлеб. Будкин звал куда-то в свою фирму. То ли колеса шиповать, то ли колбасу воровать...

Надя поставила сковородку на газ, прикрыла крышкой и уселась за стол напротив Служкина.

— Я не хочу, чтобы ты работал у Будкина, — твердо сказала она.

— Это еще почему? — удивился Служкин, отодвигая газету.

— Не хочу ни в чем от него зависеть. — Надя закурила. — И не желаю, чтобы у него был лишний повод приходить в мой дом.

— Уже что-то новенькое, — серьезно заметил Служкин, окончательно откладывая газету. — Вообще-то Будкин не нуждается в поводах, чтобы приходить в гости... Он сам себе повод. Но ведь вроде бы до сих пор, извини, ты была рада его лицезреть...

— Не суйся в это! — грубо оборвала Служкина Надя.

— Тогда, пожалуй, я все же дочитаю газету, — помолчав, сказал Служкин. — Э-э... где же эта статья про каторжный труд манекенщиц?..

Надя в упрямом молчании докурила сигарету и только потом произнесла — твердо и безразлично:

— Отныне у меня с Будкиным все кончено.

Служкин вздохнул и опять свернул газету.

— А что у вас стряслось, пока я был в походе? — спросил он.

— Ничего, — мрачно ответила Надя.

— Как же так? Ни с того ни с сего — развод?

— Ни с того ни с сего, — кивнула Надя. — Просто я поняла, что мне это не нужно. Есть ребенок, дом, работа, какой-никакой муж, — в общем, видимость нормальной жизни, ну и достаточно этого. А Будкин — уже лишнее.

— Я не понял, — осторожно подступился Служкин, — вы что, больше не любите друг друга, или только больше не спите, или вообще не разговариваете — как?..

— Будкин для меня — пустое место.

— Позволь, а причина?

— Нет причины. Я почувствовала, что хватит, — и закончила, вот и вся причина. Не для чего это все.

— А ты его по-прежнему любишь?

— Да.

— А он тебя?

— И он меня.

— Странно все это... Самомучительство какое-то...

— Тебе не понять. Но так надо. А ты сам знаешь: если я чего решила — так и будет. В отличие от тебя, я не безвольная тряпка.

Служкин задумчиво закурил другую сигарету.

— И что, тебе сейчас очень плохо?

— Очень, — спокойно и искренне призналась Надя. — Но в твоих утешениях я не нуждаюсь.

— Да я бы и не полез тебя утешать... Что ж, сама вызвала — сама и держи удар. Умение терять — самая необходимая штука в нашей жизни. А в твоем решении виноват, конечно, я?

— Ты больше всего.

— Как это понимать? Я встал поперек вашей любви? Или ты решила, что остаться со мной надежнее? Или что иное?

— Да все вместе, — равнодушно ответила Надя. — И первое, и второе, и третье, и десятое.

— Ну а мне что делать? Перелететь с диванчика на кроватку?

— Нет. — Надя устало покачала головой. — Живи на своем диванчике. Между нами все остается по-прежнему. И навсегда.