«Глеб, почему вы не отвечаете?» — написала Орли. Потом: «Что всё это значит?» Потом: «Нет, я не поняла». Потом она позвонила.

К тому времени охранник уже утащил Глеба в подсобку клуба, и здесь какие-то люди захлопотали над Глебом: сняли пиджак, уложили на кушетку, накрыли лоб конвертом из полотенца со льдом.

— Избили его? Обчистили? — слышал Глеб над собой. — Истерика?

— Кокса, что ли, передёрнул?

— Не, он просто бухой.

— Он брал-то вроде немного… Я его видел краем глаза, стоял там у входа за столбом всё время.

— Может, он эпилептик?

— Скорую вызвали?

Кто-то раскрыл бумажник Глеба и прочитал визитку в окошке:

— Тяженко Глеб Сергеевич, медиаменеджер, компания «ДиКСи».

— «ДиКСи» — крутая контора, не фуфло. Парень просто промахнулся с нормой. Со всеми бывает.

Глеб сбросил со лба тяжёлое, сырое и ледяное полотенце и сел, его поддержали за плечи.

— Извините, — глухо сказал он, не глядя по сторонам. — Сорвался…

— Да нормально всё, чувак, — ответили ему, — Только там за стакан разбитый надо заплатить.

Через полчаса Глеб, умытый и в пальто, неуверенно выбрался из дверей клуба во дворик. Он был сильно пьян, еле держался на ногах. Из кармана у него торчала открытая бутылка виски, купленная в баре. Влажное лицо обожгло морозом. В это время и зазвонил айфон.

— Глеб, что-то случилось? — сразу спросила Орли.

— Нич-чё-о… — промычал Глеб, мотая головой, — Тока-а я тут демона в-вашего ув-виэл-л, Орли…

— Вы где?

— Вэ-э-э Мо-оскве!

— Вы на улице? Я слышу гудки. — Действительно, со Звенигородки доносились гудки. — Вы один?

— Х-х-к перс-ст!

— Глеб, соберитесь, скажите, где вы? — настойчиво допытывалась Орли. — Это же опасно! Ночь, холод, а вы пьяный и один!

— Глеп-п в клубе «Хлеп-п»… Риф-фма!

— Стойте, где стоите! — распоряжалась Орли. — Пейте, курите, что вы там ещё делаете?.. Я знаю этот клуб. Сейчас вас заберут!

— Пю, — кивнул Глеб. — К-рю…

Он не очень-то соображал, что происходит, с кем он говорил, что ему приказали делать, но почему-то остался во дворике. Он курил, потихоньку трезвел на морозе и глядел на небо сквозь железные конструкции кровли. Звёзд не было видно: их гасил свет города.

А потом рядом с Глебом оказался невысокий молодой человек в короткой курточке и в полосатой вязаной шапочке с бомбошкой. Он виновато улыбался Глебу. Улыбка у него была хорошая, открытая.

— Вы Глеб Сергеевич? — спросил он, подхватывая пошатнувшегося Глеба под локоть.

— Похож-же, да, — пробормотал Глеб. — К сож-жалению…

Шея молодого человека была объёмно обмотана шарфом.

— Меня Орли за вами послала. Я вас отвезу. Где ваша машина?

— Да где-то там!.. — Глеб махнул рукой в сторону Ваганьковского кладбища и едва не свалился.

— Я — Слава. Если запомните…

Слава крепко взял Глеба под руку и потащил вперёд.

— К-худа поэд-дем? — спросил Глеб.

— К нам домой. Отлежитесь у нас.

— Х-к вам — х-кому?

— Ко мне и Орли. Мы вместе живём.

— А-а… — шатаясь, сказал Глеб. — Вы э-ё муж?

— Ну, можно и так сказать, — улыбнулся Слава. — Осторожнее, Глеб Сергеевич, тут лужа замёрзла, катушка…

Слава бережно вёл Глеба по улице, держась ближе к витринам, огороженным поручнями: здесь навстречу попадалось меньше народа, проще было лавировать. Прохожие шли сквозь зарево витрин, как сквозь разные световые объёмы — белый, зелёный, жёлтый, красный, голубой. В потоке людей, в потоке машин было что-то гипнотическое, хотелось стать частью этого движения. Голова у Глеба прояснялась.

— Вы давно… вместе? — Глеб подбирал слова ещё с трудом.

— Года два.

— Орли… очень… хорошая… э-э-э…

— Девушка, — подсказал Слава.

— Ну да, — кивнул Глеб и тотчас поскользнулся. — У нас же в ощ-ществе пре… презуп… — Глеб выговорил максимально тщательно: — Презум-м-бы-ци-я не-вин-но-сти! Орли — девушка!

Слава засмеялся — легко и без всякой обиды. Он был приятный парень. Видно, что интеллигентный и миролюбивый. В нём, как и во многих коренных москвичах, не ощущалось оголтелых амбиций: это спокойствие было наследием третьего благополучного поколения.

— Орли очень хорошая девушка! — трепетно повторил он.

Да, понятно. Орли нашла себе вполне милого москвича — и живёт с ним. Сердечность и уют — что же в том дурного? Глеб вспомнил лицо Орли: нервное, еврейски-чувственное… Её глаза: мягко-нагловатые и смеющиеся… Её чёрно-красные губы… Орли не сочеталась со Славой. Слава был простоватый и некрасивый, округлый и мягкий, как матрас, — в общем, никакой. А Орли — упругая, как боксёрская перчатка.

— Это Орли придумала… меня… э-э… обогреть?

— Мы оба. Мы квартиру снимаем на Кубинке, две комнаты. У нас места хватит. А вас, извините, пока что надо контролировать.

— Я не мальчик.

— Ну что вы, Глеб Сергеевич… При чём тут всё такое?..

Глеб вывел Славу на улицу Макеева, где оставил машину. Прямая длинная улица с оградой кладбища, заиндевелыми кронами деревьев и фонарями чем-то напоминала строгую и благородную концертную флейту. «Лексус» слегка припорошило снежком, словно обдуло мукой, и казалось, что автомобиль поседел, преданно ожидая хозяина.

— Вы ведь доверите мне руль? — на всякий случай уточнил Слава.

Он замёрз в своей короткой курточке и пританцовывал, ожидая, пока Глеб найдёт ключи. Бомбошка болталась у него, как у Буратино.

— Да ради б-бога… — пробормотал Глеб.

Сигналка квакнула, «лексус» мигнул подфарниками и щёлкнул фиксаторами. Слава взял ключи и поспешил к двери водителя. Глеб подумал, достал из кармана бутылку виски, свинтил крышку и глотнул. Он знал, что сейчас опять захмелеет, но зато станет говорливым. А потом начнёт материться и страдать по какой-нибудь фигне.

Холодный алкоголь без трения провалился сквозь горло в желудок и только там расцвёл жарким чумным цветком. Глеб занюхал рукавом. Кашемировое пальто Cavalli пахло по-русски: снегом и бензином.

Глеб вложил себя в салон на переднее пассажирское место. Слава уже завёл двигатель и, виновато ёжась, держал ладони возле жалюзи кондишна — проверял, не пошло ли тепло от печки.

— Подождём, пока согреется, или поедем так? — спросил он.

— Я уже только что… э-э… с-с-согрелся, — сообщил Глеб.

— Понятно, — Слава тронул автомобиль с места. Движения его были размашистыми и неуверенными, он то и дело смотрел на свои руки.

— Какая приятная машина… — с уважением произнёс он.

— Потому что эта машина создана вовсе не людьми, а эволюцией, — покровительственно заявил Глеб. Новая порция алкоголя выводила его из косноязычия. — Каждый месяц с морской базы в Норфолке выходит флагман Второго флота атомный авианосец «Энтерпрайз». Огромными пелагическими тралами он тралит Саргассово море и разоряет гнёзда морских драконов, а в этих гнёздах — кладки из тысяч яиц. В яйцах дракона и находятся новорождённые «лексусы».

Слава, похоже, даже растерялся.

— Здорово, — смущённо сказал он.

По светофору он пересёк Звенигородку, направо не повернул, а докатил почти до Пресни и только там ушёл на Шмитовский проезд.

— Согласитесь, что похоже, будто «лексусы» вылупляются из яиц морских драконов. Такие уж это машины по дизайну: стремительные, сильные, эргономичные. — Глеб закурил. — По-настоящему крутые и стильные вещи всегда кажутся какими-то нерукотворными. Это верный признак качества! А вот по клубу «Хлеб» и группе «Муха» сразу видно, как и чем их делали. Я и сам такую хню могу сварганить!

Слева в темноте сияли футуристические звездолёты Москва-сити. Даже недостроенные, они всё равно выглядели творением совсем не человеческим. Казалось, что их создали инопланетяне из какой-то удивительной материи, которая людям неизвестна и неподвластна.

— Вот это, — Глеб ткнул пальцем в стекло, указывая на небоскрёбы, — нерукотворно! И не потому, что оно очень большое и очень дорогое! Я не знаю почему! Только оно не из нашего мира!

«Лексус» по дуге огибал светящиеся башни Москва-сити и всё никак не мог убежать от них. Он поднырнул под эстакаду развязки, свернул на Третье транспортное кольцо, перекатился по мосту через Москву-реку — а башни всё висели в небе и словно даже немного взлетели, чтобы не потеряться из виду.

— Вы москвич, Слава?

— Угу, — простецки согласился Слава.

Глеб уже разгорячился.

— Из-за МКАДа кажется, что в Москве — всё нерукотворное. Всё такое, как это! Особенно если новое, бля, и модное! Если актуальное, бля, и креативное! А потом осваиваешься, смотришь — хера с два! Туфта! Слабали такие же, как ты, и ничего в том нет гениального или просто умного! Секонд-хенд! Вторяк! Нифиля — спитая заварка!

— Вас группа «Муха» расстроила? — улыбнулся Слава. — Бросьте. Кто к этому серьёзно относится? Поп-культура, однодневки…

— Я не об этом! Я о том, что я через жопу вывернулся, в лепёшку разбился — всё ради того, чтобы жить здесь. Я, бля, победил! Я здесь! — Глеб приспустил стекло окошка и выбросил окурок. — Здесь — всё лучшее: я согласен с этим, иначе и не рвался бы сюда! Я потребляю это самое лучшее! Но бля-а-а… Я не хочу, чтобы лучшее было таким!

За Москвой-рекой, словно уворачиваясь от прямоугольной пасти тоннеля, освещённой изнутри жёлтыми фонарями, «лексус» ушёл вправо, на пандус Кутузовского проспекта. Потом впереди на фоне темноты площади Победы обрисовалась чёрно-белая Триумфальная арка, вся фигурно-оперная и странная здесь, как балетный танцор на танковых учениях. За ней светлела вогнутая строка музейного здания и высокий штык обелиска, будто подпёртый лучами прожекторов.

Глеб вытащил из кармана пальто бутылку вискаря и приложился к горлышку. Оказывается, как давно он не напивался вдрызг…

— Всё вокруг какое-то рукотворное, ремесленное — клубы, музыка, чувства, авторитеты, власть… — несло Глеба. — А подлинная реальность ощущается как нерукотворная. Выходит, я прорвался сюда, за МКАД, чтобы потреблять этот самопал, самосад, самогон?..

«Лексус» летел по Кутузовскому. Слава был спокоен и позитивен. Он и одет-то был как ребёнок, словно демонстрировал радость жизни.

— Глеб Сергеевич, критика бездуховности уже была в «Духлессе».

— Того, о чём я говорю, в «Духлессе» не было, — возразил Глеб. — Я-то как раз не про нищих духом. Я и сам нищий духом. Я про то, что у нас все бренды — подделки. А я-то рвался сюда за брендами.

— Машина у вас не подделка. И пальто не подделка.

— Жизнь — подделка. Надел пальто, сел в машину, а ехать некуда. Вот, зарулил в клуб на модную группу… Это место называется клубом только в журнале «Афиша». А эти люди называются группой только в ЖеЖе. Кто раздувает эту фальшивую реальность? Кто выдаёт самопал за брендовый товар? Кто накачивает байду ложным значением?

— Вы же сами сказали. Журнал «Афиша». Жежешечка. Тусовка.

— А для чего?

— Надо же как-то развлекаться. Так всегда и везде. — Слава ничем не возмущался, никого не винил: все имели право на жизнь, ничто не ново под луной, прав тот, кто ко всему подходит с иронией.

— А у меня с лажей развлекаться не получается! — зарычал Глеб, — У меня лажовые гондоны рвутся! Лажовый мир вокруг меня лопается, как пузырь! И я вдруг вижу, что вокруг — чума!

Слава сбросил скорость и под светофором повернул на Кубинку.

— Утро вечера мудренее, Глеб Сергеевич, — мягко сказал он. — Вы отоспитесь, успокоитесь и день начнёте с того, что напишете в Твиттер: «Был вчера на концерте группы „Муха“, круто!»

Слава ведал тайну благополучия даже не разумом, а генетикой.

Да, наверное, так и будет, подумал Глеб. Он побуянил, размазал слёзы по небритой харе, разорвал тельняшку на груди… И теперь немолодой хипстер может тональным кремом убрать из-под глаз тени усталости, а потом ещё выпить виски, если найдётся содовая.