Кирилл считал, что в интернете есть информация абсолютно обо всём, и главная проблема поиска в сети – сформулировать вопрос. Сейчас такой проблемы не было.

Пока ноутбук разгонялся, Кирилл вспоминал, что со школы он знает о раскольниках. Получалось не очень много и не очень складно. Конечно, боярыня Морозова. Какая-то избушка в дремучем лесу: геологи нашли семью, которая 300 лет прожила в тайге и теперь изумляется полиэтилену, говорит, что это «мягкое стекло»… Нет, это, вроде, из другой темы, хотя чёрт знает… Патриарх Никон… Патриарх… Nikon для Кирилла был совсем другим брендом: «Зеркальная камера Nikon по результатам теста отмечена знаком “Фото Travel The Best”»…

Кирилл настучал в поисковом окне Google «Боярыня Морозова».

Оказывается, жила она вовсе не при Петре I. Красивая молодая баба, верховная дворцовая боярыня, богатства полные сундуки. Она овдовела в тридцать лет и стала хозяйкой огромных имений, сын – мальчик. Отгрохала себе вполне европейскую усадьбу, гоняла на карете. Да, ненавидела патриарха Никона, но его вообще мало кто любил. Вокруг богатой вдовы вертелись враги патриарха, дули в уши, но она тоже была не дура. Для Морозовой заново выйти замуж означало поставить под угрозу благополучие сына Иванушки. Однако царь мог принудить. И тогда Федосья Прокопьевна решила постричься в монахини.

Но как это сделать? По новому образцу? А вдруг царь отменит все новшества? Тогда она опять невеста – и затолкают её под венец с каким-нибудь дворцовым прощелыгой. Прежние обряды, безусловно, надёжнее, но они под запретом. И боярыня постриглась по старому образцу, хотя пришлось принимать постриг тайно. Кирилл понимал боярыню. Его тётка Анжела тоже не выходила замуж за дядю Димку, чтобы её квартира, где сейчас живёт Кирилл, досталась детям Кирилла, когда они появятся. Дядя Димка всё промотает.

Через шесть недель после пострига боярыни государь Алексей Михалыч венчался с новой женой. Морозова на свадьбу не явилась: монахиням гулять не положено. Царь от такого оскорбления озверел.

Морозову и её сестру Евдокию заковали в кандалы, потом сослали в монастырь под Псков. Сослали куда-то и братьев. Владения отняли, сына тоже отняли, и мальчонка умер. Морозова прокляла царя. Теперь она поневоле превратилась в ярую раскольницу.

Через три года её с сестрой вернули в Москву. К тому времени и сам Никон был в немилости. Новый патриарх увещевал боярыню и её сестру отказаться от старой веры, но бабы стояли насмерть. Им уже сложили костёр, их пытали на дыбе, а они не уступили. Их отправили в монастырь под Калугу, посадили в земляную яму и уморили голодом. Упс. Раскольники почитают Федосью Морозову святой.

Кирилл почесал затылок и включил чайник, чтобы сделать кофе. Валерий и Гугер приедут ещё не скоро. Есть время порыться в и-нете. Н-да. Говорят, раскольники были упёртыми ретроградами, против всего нового и современного… Но в их сопротивлении была огромная человеческая правота. Да и чему они сопротивлялись?

Патриарх Никон начинал карьеру попиком среди глухой мордвы. Дети его умерли. Замордованный, он сдал жену в монастырь, ушёл на Соловецкие острова и стал монахом. Больше всего он мечтал о власти. Рассорившись с владыками Соловков, он бежал в другой монастырь Поморья, где был произведён в игумены. Как игумен, он познакомился с молодым Алексеем Михалычем. Царь перевёл Никона в Москву, где мордовского попа сначала утвердили новгородским митрополитом, а через три года – патриархом всея Руси. Путь от мордвы до Кремля занял у Никона семнадцать лет. Никон взлетел до неба – и свалился в штопор.

Он попросту подмял молодого царя под себя. Зомбировал. Ещё та, видать, была харизма у священника. Даже в титуле Никон именовал себя «господин и государь». Царь Алексей Михалыч, если отлучался, оставлял патриарха главой государства. Однако Никону и этого было мало. Он желал подчинить царя и по закону, а для этого задумал стать Вселенским патриархом: управлять всеми православными церквями.

Ключевой в этом вопросе была Греческая церковь, потому что русские получили православие от греков. Но Греческая церковь уже сильно отличалась от русской. Покорённая Греция жила под Турцией. Чтобы Греция сдерживала Турцию, Европа помогала грекам в их борьбе с оккупантами. Но за это греки заплатили сближением своих православных обрядов с католическими. А Русская православная церковь не сильно изменилась со времён крещения Руси.

Чтобы стать Вселенским патриархом, общим для русских и греков, Никон должен был либо греков переделать на русский образец, либо русских – на греческий. Греков контролировали и Турция, и Европа. Так что принуждать своих к изменению обрядов было куда проще, чем греков. В этом и состояла суть реформы Никона. В 1654 году Никон постановил перелицевать русские обряды на греческий лад.

Отступничество греков не было тайной. Мотивы Никона тоже были понятны. Только вот Алексей Михалыч верил, что если Никон станет Вселенским патриархом, то он станет царём Константинополя, а Москва – третьим Римом. Реформа Никона пошла с подачи государя.

Кирилл не поленился и посмотрел, что такое «Москва – третий Рим». Это теория, которую придумал псковский старец Филофей за 130 лет до деяний Никона. Филофей изложил свою теорию в письме к Великому князю Ивану III, когда объяснял правильное исполнение крестного знамения и грех мужеложества. Ещё раз – упс.

Кирилл налил кофе. Выходит, реформа Никона с точки зрения нации не имела оправдания. Сопротивление староверов было вполне разумно, потому что они протестовали против дела, нужного только одному Никону.

…Удача сопутствовала Никону всего четыре года. Никон попросту распоясался, охамел. Какого-то епископа он избил прямо в храме при всём народе. Любовь царя начала остывать. Свирепый и грубый Никон достал всех. Почуяв охлаждение государя, Никон раскапризничался и удалился в монастырь Новый Иерусалим, который сам же и основал.

Кирилл дул на кофе и вспоминал, как он ездил в Новой Иерусалим на экскурсию. Он помнил собор, удивительную пирамиду с куполами, а что экскурсоводша рассказывала про Никона – забыл напрочь.

Никон думал, что Алексей Михалыч раскается и позовёт его назад. Но враги не спали, и без Никона вправили царю мозги на место. Царь осерчал на патриарха. Пока Никон обижался, его лишили должности. А через шесть лет вообще осудили и сослали в Ферапонтов монастырь.

Кирилл посмотрел, что с Никоном было дальше. Пятнадцать лет он провёл в опале в Ферапонтовой, а потом в Кирилло-Белозерской обители. Жил, в общем, неплохо, доносили, что даже с девками грешил. Его помиловал царь Фёдор Алексеевич, дозволил вернуться в Новый Иерусалим, но по дороге туда больной Никон умер под Ярославлем.

А Никонова реформа шла своим ходом и без Никона. Священники переписывали книги, внедряли новые обряды. Двуперстие заменили троеперстием, восьмиконечный крест – четырёхконечным, и так далее. Кирилл не стал вникать в эти тонкости, его интересовали люди.

Реформа расколола нацию надвое: «никониане» и староверы. У «никониан», вроде как модернистов, аргументы были самые тупые: «так начальство велело». А кондовые, замшелые раскольники взывали к здравому смыслу. Каноны на то и нужны, чтобы быть неизменными. Нельзя в угоду властолюбию царя или патриарха подгибать веру под сиюминутные расклады политических сил.

Но более того. Битва «никониан» и староверов вовлекла в себя тех, кому не было никакого дела до Никона или обрядов. Тех, кто был в целом недоволен порядками Русского государства. Эти недовольные присоединялись, естественно, к раскольникам, и осуждение реформы морально оправдывало их личный бунт. Реформа Никона не сблизила с греками, а разъединила русских. Вот тебе и модернизация.

Кирилл снова включил чайник. Эти древние споры, оказывается, ничуть не устарели. А чего им устаревать, если по торфяным карьерам в дыму пожаров до сих пор бродят раскольничьи псоглавцы?..

…Главой раскола считали священника Иоанна Неронова. Кирилл почитал про него и решил, что Неронов, скорее, был просто склочным, вечно недовольным старикашкой. Его сослали на север, в Кандалакшу, он бежал на Соловки, оттуда – обратно в Москву. По дороге принял монашество, чтобы, в случае чего, его судили бы церковным судом, а не как государственного изменника. Но в Москве он сдался Никону и покорился. А когда Никона низвергли, он опять восстал – и опять был отправлен в ссылку. Едва запахло отлучением от церкви, Неронов снова покаялся в расколе. В конце концов, его сделали настоятелем московского Данилова монастыря, он успокоился, хотя изредка и брюзжал. Хорош вожак, скептически подумал Кирилл.

Настоящим духовным лидером раскольников был неукротимый протопоп Аввакум. Уж он-то и мог называться фанатиком, хотя в его фанатизме было что-то бесконечно человеческое. Он был фанатиком не идеи, а самого бога, который всегда висел в небе над Аввакумом и встревал во все передряги протопопа. Тут же вертелась и свора бесов, всюду пакостивших Аввакуму. Из-за этой суматохи ангелов и демонов мятежный протопоп напомнил Кириллу странствующего укротителя.

Протопоп по-девичьи ревновал к чистоте обрядов, и за это его постоянно били. Изгнанный паствой из своего Юрьевца-Повольского, он явился в Москву. Сначала переписывал церковные книги, но потом Никон перепоручил эту работу грекам. Аввакум тотчас накатал царю жалобу с обличениями. Никон упёк жалобщика в тюрьму, затем сослал в Тобольск. Шесть лет Аввакум пропадал в дикой Сибири с одичавшими стрельцами, ходил в походы от Байкала до Амура. Попутно в своих сочинениях он клял всех – и греков, и царя, и Никона, и стрельцов.

Когда Никон рухнул, Аввакума вернули в Москву, но попросили не бушевать. Куда там: Аввакум всех разнёс в пух и прах. Его сослали в Мезень. Он не унялся. Его вернули в Москву и прокляли в Успенском соборе, а он ответил анафемой на тех, кто его проклинал. Потом в Чудовом монастыре в Кремле иноземные патриархи умоляли Аввакума смириться, а рядом в это время рубили головы его сподвижникам. Протопоп и тут не сдался. Его высекли кнутом и сослали в город Пустозёрск почти на Ледовитом океане, посадили в земляную тюрьму на хлеб и воду. Аввакум просидел там четырнадцать лет, писал разгромные письма и благословлял приходивших к нему раскольников. И тогда непокорного протопопа сожгли заживо в срубе. А раскольники восславили Аввакума как священномученика и исповедника.

Да… На такое не пойдёшь ради лишнего пальца при крещении. За раскольниками стояло попранное царём и церковью право жить так, как они считали нужным. Этим образом жизни они никому не мешали, а их травили, как зверей. От попов и бояр из своего дома сбежал каждый десятый русский. Это масштаб гражданской войны.

Кирилл думал, что беглые раскольники, плача, сидели в чащах по землянками и молились на унесённые иконы. На самом деле всё было не так. В глухих и далёких лесах раскольники строили церкви, могучие многолюдные деревни и монастыри-крепости, распахивали поля, учили детей, писали книги. Сложились мощные центры раскола: в Карелии вокруг городка Повенец, на волжских притоках Иргиз и Керженец, на реке Яик, на Среднем Урале, в Сибири на Тоболе, под Черниговом и в Польше. Это была другая Россия, параллельная.

Кирилл подумал, что ещё и альтернативная. Даже в каком-то смысле демократическая. Ведь здесь не имело значения ни боярство, ни дворянство. Власть принадлежала расколоучителям – политикам, и богатым старшинам – бизнесменам. А старая вера была чем-то вроде гражданства. И разные раскольничьи святые и мученики утверждали не истинность веры, а приверженность к своему сообществу.

Государство искало и карало беглецов. До Петра I раскольникам полагались кнут, острог и каторга, и в ответ раскольники устраивали чудовищные массовые самосожжения. Пётр перевёл наказание на деньги, хотя тюрьмы не опустели, а самосожжения не прекратились, и после Петра староверы научились зарабатывать бабки и платить за свою свободу. Стойкость их не поколебали ни пытки, ни рэкет.

В истории раскола Кирилл добрался до Керженца, но ему было интересно, чем дело закончилось. В 1800 году Александр I учредил Единоверческую церковь – такую, где обряды старого образца, а священники – официальные. Единоверие было эдаким насосом, чтобы откачивать народ из раскола. Но и это не помогло. В 1905 году царь Николай II признал все права старообрядческой церкви. В 1929 году и официальная Церковь признала старообрядческую церковь равной себе, а все былые проклятия – «яко не бывшие». В 1974 году она подтвердила это решение. Но поезд уже уехал. Общение двух православных церквей так доныне и не началось. «Упс» в третий раз.

Кирилл встал, налил себе кофе и бросил сахар. …Да, раскольники устояли в конкурентной борьбе, хотя их победу никто не признал, а сами они к славе не стремились. Их мир обрушила революция, которая в России обрушила все миры. Но если до сих пор даже в новостях Mail.ru изредка появляются известия о чудесах РПЦ – то икона заплакала, то молитва исцелила от рака, – почему бы не случаться и раскольничьим чудесам? Например, явлениям псоглавцев?.. Кирилл поставил пустую кружку рядом с чайником и вернулся к ноутбуку.

Раскольники, раскольники… Всё не так просто с их Псоглавцем. Псоглавец – не тотем, не наследие тёмных языческих сил, что прокралось в христианство и зацепилось за староверов как за самых дремучих людишек. Псоглавец был осознанно узаконен решительным и сильным сообществом. Которое закалилось в жестокой борьбе за место под солнцем. Которое строго следило за своей сохранностью. Которое наверняка беспощадно мстило тому, кто ушёл из зоны.