Наматывая провод на длинную планку пилота, Кирилл шагал через огородные грядки к дому Токаревых. Окна там не светились, разве что с другой стороны. Дом стоял в сумраке будто нежилой. Кирилл неудержимо приближался к крыльцу. Провод виток за витком укладывался на пилот. Кончику всё равно быть, думал Кирилл. Всё равно придётся сказать Лизе, что он уезжает, и вряд ли он сможет уклониться от надрывных разговоров. Лиза заплачет? Заистерит?

Кирилл просто не знал, что ему делать. Он в любом случае покинет деревню, не завтра, так послезавтра. Но вопрос в другом. В том, что у его отношений с Лизой нет перспективы. Остаться насовсем – без комментариев. А приезжать сюда изредка – значит, внушать Лизе напрасную надежду. В Москве тяга к Лизе развеется, это точно.

Можно, конечно, взять Лизу к себе… Кирилл не хотел такого сравнения, но оно само напрашивалось: будто завести в Москве корову. Здесь, в деревне Калитино, Лиза нужна ему, да. А вообще?..

Кирилл подошёл к крыльцу. Провод нырял под запертую дверь веранды. Стучать бесполезно: через две двери его стук в доме не услышат. Вот откуда эта странная деревенская традиция – барабанить в окно… Кирилл положил пилот на крыльцо и обошёл дом. В окошках, за которыми вроде как была комната Лизы, сквозь занавески неярко горела настольная лампа.

Он тихонько побренчал пальцами в стекло. Через миг занавеска сдвинулась, кто-то посмотрел на Кирилла, а потом окошко открылось. Против света Кирилл узнал Лизу по ореолу растрёпанных волос.

– Лиза, выйди, – прошептал Кирилл. – Поговорить надо.

Он направился обратно к крыльцу.

Лиза стояла в проёме босая, одетая в цветастый халатик.

– Я провод хочу забрать, – пояснил Кирилл, поднимаясь по ступенькам. Он показал пилот. – Надо вилку из розетки выдернуть.

Лиза молча ушла в дом. Кирилл прислонился плечом к косяку. Лиза вернулась и протянула Кириллу вилку с хвостом провода.

– У… у… – попробовала сказать она.

Кирилл понял, что она хочет спросить: «Уезжаете?» Из темноты веранды Лиза прямо и смело смотрела в лицо Кирилла. А Кирилл не мог смотреть так же прямо, хотя почти не различал лица Лизы.

– Мы уезжаем рано утром, – сказал он, глядя в сторону, и протянул приготовленные деньги. – Это Раисе Петровне за электричество.

Лиза деньги не брала. С отказа от денег должна начаться сцена оскорблённой гордости, подумал Кирилл. Но ведь он ничего не обещал Лизе. Он и не трахался с нею, чтобы оказаться обязанным.

– С-совсем? – спросила Лиза.

– Совсем.

Лиза взяла деньги и сунула в карман халата. Она стояла и молчала. Какими были её глаза, Кирилл не знал. Он тоже стоял и молчал. А чего стоять? Лиза деньги взяла. Значит, в расчёте.

Не бери у нас ничего. Он заплатил за то, что взял.

– Я пойду, – сказал Кирилл, отлепляясь от косяка.

Ну, и всё. Нет больше в его жизни Лизы, псоглавцев, тайны торфяных карьеров. Надо было сразу признаться себе, что влюбился в Лизу, подумал Кирилл. Тогда бы сейчас Лиза простилась с ним хотя бы с грустью. Но он ничего не сделал, чтобы чего-то ожидать в ответ.

– П-погоди… – прошептала Лиза.

Она скрылась в доме. Иконой, что ли, меня благословит? – подумал Кирилл, стараясь настроиться на язвительный лад. Но Лиза вернулась на веранду без иконы и молча начала всовывать босые ноги в резиновые сапоги.

Они вышли на крыльцо. Лиза прикрыла дверь и показала Кириллу какой-то ключ, слабо блеснувший в мутной темноте.

– Там… весь дом… пустой, – тихо сказала Лиза. – П-пойдём… туда?

Кирилл не понял: что, Лиза решила переспать с ним напоследок?

Дымная тёмная улица была без людей, окна школы – без света. Лиза вела Кирилла мимо школы к соседнему дому, который был обшит сайдингом и стоял без хозяев.

– Хозяева… городские, – прошептала Лиза. – Я им… клубнику… поливаю. Они ключ… мне… оставляют.

Лиза на Кирилла не смотрела, а Кирилл то и дело оглядывался на Лизу. Она казалась обычной, спокойной, заторможенной, но Кирилл понимал, что всё не так. В душе у Лизы всё горит. Но чего Лиза хочет? Попрощаться насовсем? Или привязать его к себе? Только в деревне, наверное, ещё верят, что постелью можно привязать.

Кирилл знал, что постель стоит недорого. Он видел, как Веронике было хорошо с ним в постели. Но это не помешало ей уйти, когда всё остальное у Кирилла для неё стало второсортным. Кстати, и Вероника легла с ним сама, он не звал. Она просто забралась в его койку, когда он остался ночевать у друзей в общежитии. За ту близость Кирилл переселил Веронику к себе, в квартиру тётки. И что это ему дало?..

Если Лиза рассчитывает, что после секса Кирилл увезёт её в Москву, то она ошибается. Была у него мысль позвать Лизу с собой, да, но мысль – не твёрдое решение. Зря Лиза надеется, что сексом превратит свою надежду в его гарантию. Москву надо заслужить. Если Лиза хочет к нему, то должна дать больше, чем у него уже есть. А у него есть Москва. Что может быть больше этого?

Лиза открыла калитку, пропустила Кирилла вперёд и закрыла калитку. Потом обогнала Кирилла, поднялась на крыльцо, отперла дверь и опять пропустила Кирилла вперёд. Кирилл почувствовал себя каким-то начальником, перед которым заискивают.

Лиза не включала свет, но и так было видно всё. Кирилл стоял посреди тёмной комнаты и оглядывался, а Лиза по-хозяйски застилала широкую кровать чистым и чужим бельём, которое доставала из шкафа-стенки. Комната была обставлена по-городскому: кресла, ЖК-телевизор, уютные бра, журнальный столик на колёсиках, евроокна с врезанным кондишном. Хозяева жили со сдержанным комфортом. Наверное, приезжали на неделю в месяц, загорали в шезлонгах, ели малину с настоящими сливками, купались, катались на велосипедах. Это была достойная, добропорядочная, немножко дворянская жизнь на даче, а не купеческие загулы Шестакова, когда в бассейне плавают проститутки, а хозяин с перепоя блюёт вискарём в рокарии.

Кирилл рассматривал Лизу, точно она была его расторопной служанкой – босоногой, от усердия растрепавшейся, в лёгком халате, надетом словно бы только для приличия. И Лиза сняла халат. Загнув руки, расстегнула и сняла лифчик, наклонившись, спустила трусики. Потом откинула одеяло и застыла, ожидая Кирилла. Кирилл сел на кровать спиной к Лизе, разделся и сразу сунулся под одеяло. Лиза осторожно легла рядом.

Не надо туда. Ладно, забыли про это.

Она вся была из тугих и живых округлостей и пахла горько и тонко, словно из торфяной гари вымыло почвенную духоту чада, и остался благородный жар пламени. Кирилл не думал, что у Лизы такие мягкие губы и такие тяжёлые волосы. Оказывается, он раньше и не испытывал тёмной звериной сладости повелевать женщиной по-настоящему, но только после этого можно было говорить о женщине «моя». То, что делала Лиза, по-старинному называлось «отдаваться». Вероника же всегда только «дозволяла». Чего хотела Вероника, всегда было приятно для неё и немножко стыдно для Кирилла, а сейчас ему было приятно делать, что хотел он, и это было немножко стыдно для Лизы. Ведь Лиза, понял Кирилл, ничего не знала. Да и кто мог рассказать ей о самой себе через нежность и ласку – Год овалов, что ли, который зажимал рот и заламывал руку в болевом приёме? И Лиза впервые закричала не от боли и обиды. Закричала чисто и ясно и в то же время как-то тихо, для одного только Кирилла, чтобы из этих стен её голос не вырвался во тьму деревни Калитино.

Кирилл повалился на спину и долго лежал без движения, тяжело дыша. Лиза тихонько пристроилась рядом на боку, Кирилл чувствовал касание её груди. Он поглядел на Лизу. Лиза подпёрла голову рукой и глядела на Кирилла. У неё припухли и губы, и глаза.

– Щекотишься, – тихо сказал Кирилл, и Лиза послушно убрала с его скулы прядку своих волос.

Кирилл ни о чём не думал. Его засасывало в сладкую дрёму. Он бы заснул, поддавшись, но Лиза почему-то полезла через него, встала с кровати и пошла к выходу.

– Я сейчас, – оборачиваясь, виновато сказала она.

Держась за косяк, она по очереди засовывала ноги в сапоги.

Негромко хлопнула входная дверь.

Кирилл приподнялся на локте и выглянул в окно.

Лиза, голая, только в резиновых сапогах, прошла к воротам. В дымной тьме она казалась призраком – обнажённая и потому ещё более нереальная. Она открыла калитку, оглянулась и сделала рукой движение, словно приглашала кого-то выйти со двора на улицу. Кого? Кирилл недоумевал. А потом увидел, что по двору друг за другом бегут две собаки, большая и поменьше. Это им Лиза открыла калитку.

Кирилл подскочил на кровати и проснулся. Он всё-таки задремал. Лиза лежала рядом, подперев голову, и легко, почти невесомо, гладила его по лицу.

– Спи-спи! – обеспокоенно зашептала она ему как ребёнку.

– Кошмар приснился… – пробормотал Кирилл, расслабляясь и закрывая глаза.

Псоглавцы не отпускали его. Они уже были в памяти, в душе.

– Тебе здесь страшно… – печально прошептала Лиза. – Но это скоро закончится. Дома станет всё хорошо.

Это точно, подумал Кирилл. Дома станет всё хорошо. Псоглавцы, карьеры – они будут жуткими и прекрасными воспоминаниями. Он будет рассказывать о псоглавцах девчонкам, и девчонки станут просить свозить их в эту мрачную деревню, чтобы визжать здесь от ужаса и прижиматься грудями к его предплечью. Но подставлять груди можно и без деревни Калитино. И он никогда сюда не вернётся. Не потому, что здесь страшные псоглавцы, а потому, что здесь Лиза.

Ну как он возьмёт её в Москву? Кем она там будет? Москву надо заслужить. Интернатовского ЕГЭ Лизе не хватит, чтобы поступить на учёбу. Лиза стеснительная, неразговорчивая, и останется такой, даже если вылечит заикание. А вылечить – это ходить по больницам, полис, то-сё, прописка, деньги… Лиза, конечно, красивая. Такие сиськи, такая попка. Естественная блондинка. Похожие девочки устраиваются официанточками в рестораны «Ёлки-палки» и выскакивают замуж. Но Лизу не возьмут в «Ёлки-палки»: она не сможет улыбаться чужим людям с оценивающими взглядами, она не запомнит блюда меню, она перепутает все заказы. Да и глупо брать её с собой, чтобы она искала женихов в ресторане. В Москве Лизе место лишь лифтёршей, дворничихой, посудомойкой. Такую даже в подъезд на ресепшн не устроить. А сидеть дома и молча смотреть всю жизнь на Кутузовский… Нет, забирать Лизу в Москву – это жестоко по отношению к ней самой. Кирюша, это несерьёзно…

– Лиза, а ты хочешь в Москву? – спросил Кирилл.

Её лицо не дрогнуло, словно она давно уже всё решила.

– Я была в Москве, – тихо ответила Лиза, будто поездка исчерпала все отношения с Москвой. – Меня папка возил. Там у вас так красиво, столько огней… Я не могла понять, как можно спать в Москве? Надо смотреть, смотреть, смотреть… Ведь Кремль, Третьяковская галерея, Большой театр, всё настоящее… Я говорю папке: давай не будем спать, будем до утра кататься в метро. А он говорит, метро тоже на ночь закрывают. А мы устали уже. Целый день ходили. Видели собор Василия Блаженного, Останкинскую телевышку, часы такие забавные с куклами, Новодевичий монастырь, Музей Андрея Рублёва… Папка меня на корабле катал. Я МГУ увидала, думала, как здорово там учиться, сидишь на уроке, а урок в огромной башне. Но я в тот раз заснула, дурочка, и пол-Москвы своей проспала.

Лиза так и не ответила на его вопрос.

– А кем ты хотела быть?

– Ну, кем-нибудь, потихоньку…

Лиза потянулась за одеялом, но Кирилл остановил её. Голая – она откровенная.

– Учительницей, – сказала Лиза. – В младших классах. Чтобы уроки были как игры, но все научались читать и писать. Это самое важное – читать и писать.

Чтобы стать учителем начальной школы, подумал Кирилл, хватит педучилища где-нибудь в райцентре.

– Лиза… и всё-таки… – настаивал он.

Ему надо было услышать либо твёрдое «да», либо твёрдое «нет». Своего решения он не изменит. Но будет знать, что сделал, приняв это решение. Я правда помогу… Не получилось.

– Кирюша… – жалобно прошептала Лиза, словно просила пощады.

«Кирюшей» его называла Вероника. В этом её обращении Кирилл всегда прочитывал ласковое снисхождение. А пухлые, зацелованные губы Лизы произнесли «Кирюша» как ответный поцелуй.

Хочет Лиза в Москву или нет? Четыре года назад Кирилла поразил фильм «Дьявол носит Prada». Как там в финале фильма беспощадно отчеканила Миранда Пристли, гламурная акула, мудрая и циничная редакторша глянцевого журнала? «Этого хотят все».

– И всё-таки? – повторил Кирилл.

Лиза нежно погладила Кирилла по щеке.

– Кирюша, это не важно – где. Важно – с кем. Ты хороший. Самый хороший. Ты добрый, храбрый, сильный. У меня папка был такой. Я же не умерла, когда его не стало. Нигде – значит, ни с кем. Я всё понимаю. Ты не думай об этом, Кирюша. Ты не виноват. Ты засыпай, я разбужу тебя, когда будет надо.

Кирилл тоже всё понял. Ещё он понял, что Лиза хочет проститься с ним, пока он будет спать. Проститься с ним, но как бы без него.