Радиоуправляемые крокодилы

2000 год в Ёбурге стал эпохой promotion промвойн: передел собственности в промышленности транслировался телевидением чуть ли не в прямом эфире.

21 января на свободу вышел жестокий рейдер Павел Федулёв. Он отсидел в одиночке СИЗО ровно год и, по слухам, потребовался для решения специфических задач. На день выхода он назначил 18 деловых встреч. Истеблишмент области ожидал начала какой-нибудь новой баталии. Всё так и случилось.

Знатоки утверждали, что Россель хочет вернуть области Качканарский горно-обогатительный комбинат – предприятие мощное и богатое. Качканар надо было вырвать у нынешнего хозяина, магната Джалола Хайдарова, и передать олигарху Козицыну. Правительство области владело «золотой акцией» ГОКа – долей в 20 %, а Козицына Россель считал единомышленником и спасителем региона.

Бармалей Федулёв оказался при деле. Он ещё в 1997 году купил пакет акций Качканара, обобрал ГОК и продал акции Хайдарову. Ну как продал… Деньги взял, но акции не отдал. ГОК – монополист, он оклемается, и тогда с помощью акций рейдер сможет обобрать ГОК во второй раз. Федулёв ушёл в подполье, но в 1999 году попался и сел в СИЗО. И вот теперь его выпустили. Точнее, спустили с цепи.

28 января РУБОП и Федулёв с пальбой захватили ГОК. Качканар заперли блокпостами: в город не пускали без прописки, «собрания иногородних» были под запретом. Всё для того, чтобы провести съезд акционеров без представителей законных владельцев. Владельцев пытался защитить промышленник Антон Баков – по городу рыскали бригады его движения «Май», но РУБОП недвусмысленно передёрнул затворы автоматов. Федулёв заставил акционеров принять нужные решения, а потом команда Козицына принялась банкротить предприятие: это был эффективный способ законно поменять всё так, как надо победителям.

Баков боролся за Качканар не из пролетарской солидарности трудящихся. До появления Федулёва и Козицына ГОК был поставщиком сырья для Серовского металлургического завода Бакова, а Россель и Козицын были противниками Бакова. Понятно, что, сказавши Федулёву: «Качканар – взять!» – большие боссы потом скажут: «Серов – взять!» Они и сказали.

28 апреля 2000 года на Серовский завод ворвались три сотни омоновцев из Екатеринбурга и Тагила, экипированных, словно для высадки на Марс. Операцией руководил Федулёв. Работников заводоуправления камуфлированные марсиане за шиворот вытаскивали на улицу, будто мешки волочили. Заняв контору, бойцы болгарками взрезали дверь директорского кабинета для Андрея Козицына.

А Бакову на заводе верили, поэтому три дня возле заводоуправления гудели митинги. В майские праздники 5 тысяч человек – половина работников завода – вместо посадки картошки пришли орать на площадь. Напрасно. Марсиане и не вздрогнули в своих скафандрах. Баков отступил. Но ни в коем случае не сдался.

После этих побед Федулёв решил, что он сполна расплатился с заступниками за свою свободу. Рейдер преобразился. Он надел интеллигентные очки без диоптрий, чтобы выглядеть респектабельным бизнесменом, и двинулся на выборы в Палату представителей областного Заксобрания. Он нашлёпал листовок: мол, нашёл «золото партии» и вообще работает по заданию Путина, и его избрали.

А в планах неукротимого рейдера был захват завода «Уралхиммаш». Пакет его акций Федулёв купил ещё в 1996 году на пару с партнёром Андреем Сосниным. Потом Федулёв послал к Соснину киллеров и дальше владел активом единолично. Однако к лету 2000 года «Химмашем» рулил уже промышленник Малик Гайсин, соратник Антона Бакова, который умел давать сдачи так, что мало не покажется.

С августа адвокаты и юристы Федулёва толкались с адвокатами и юристами Гайсина, наконец Федулёв получил на руки нужное решение суда. 13 сентября 2000 года судебные приставы и ухорезы Федулёва объявили о смене руководства «Уралхиммаша», ворвались в здание заводоуправления и забаррикадировались. Перед администрацией загомонил растерянный митинг. Гайсин кликнул Бакова.

Многомудрый и коварный Баков, виртуоз самопиара, призвал журналистов и подъехал к заводоуправлению «Химмаша» на автовышке. Митингующие оттащили припаркованные у входа легковушки, и Баков десантировался в окно третьего этажа – выше баррикад федулёвцев. И вскоре весь Ёбург кинулся к телевизорам: на экране в узких коридорах заводоуправления с матюгами дрались федулёвцы и химмашевцы, с треском ломали двери и крушили мебель, а депутат Заксобрания Антон Баков в директорском кабинете вытрясал из директорского кресла клещом вцепившегося в подлокотники депутата Заксобрания Павла Федулёва.

На Химмаш примчался мэр Аркадий Чернецкий – всё разруливать и всех успокаивать. ОМОН вытаскивал побитых из коридоров и кабинетов администрации завода – а страна уже смотрела в новостях схватку за «Химмаш». Позорище одно, а не промышленная политика! И Россель прямо в эфире раздражённо посоветовал Федулёву не нарываться. «Химмаш» вернулся Гайсину. Баков восторжествовал.

А Федулёв обиделся на Росселя. Он полагал, что имеет полное право доить «Химмаш», так как помог губернатору вернуть Качканарский ГОК. Федулёв даже заявил, что власть сама разрешила ему захватить «Химмаш». Какое вероломство – отнимать подарок обратно!

Однако нежное сердце рейдера простило губернатора, и Федулёв сообщил прессе: «Я всё равно поддерживаю Росселя, нашего любимого дедушку. Он старенький, но какой уж есть». После такого спича Россель страшно разозлился и порекомендовал прокуратуре заняться Федулёвым, который тотчас стал «самым неэффективным собственником». А премьер Алексей Воробьёв пообещал Павлу Федулёву наградить его вместо медали чугунной гирей.

В итоге областная власть откажется от безбашенного сподвижника, который краёв не видит. За старые грехи с акциями ГОКа Федулёва в 2002 году снова упакуют в темницу. Но в 2003-м Федулёв выскочит под залог как новенький. В 2004 году его будут судить за Качканарский ГОК уже в третий раз и дадут три года – однако непотопляемого рейдера амнистируют прямо в зале суда.

А общество не очень-то разобралось, кто с кем воевал: Федулёв с Гайсиным, Козицын с Баковым или Чернецкий с Росселем? При чём тут Качканар с его ГОКом и Серовский завод с движением «Май»? Но всем было понятно, что за каждым из участников промвойн стояли большие идеи, большие силы и большая решимость. Острозубые журналисты назвали соперников «радиоуправляемыми крокодилами».

 

Тузик и грелка

Москва понимала, что истинное сопротивление её колонизаторскому диктату – не одиозный сепаратизм, а демократический федерализм, поэтому системно она боролась именно с федерализмом. Очередной атакой стало введение института полномочных представителей президента в федеральных округах – полпредов.

Они были задуманы как ещё одно око государево. Указ об учреждении полпредств президент Путин подписал 13 мая 2000 года. Пятеро из первых семи полпредов были силовиками, в том числе и генерал Пётр Латышев, заместитель министра внутренних дел. Генерал Латышев собирался на Урал под наставления директора ФСБ Николая Патрушева, дескать, УрФО – это оргпреступность, коррупция и наркомафия. А губернатор Россель, разумеется, – сепаратист.

Перед Росселем встала задача: надо дискредитировать полпреда в регионе, не вступая в конфликт с Москвой. Полпред сколько угодно может хозяйничать в других областях, но в Свердловской области он – пятое колесо в телеге. Новая и ненужная сила, к которой аутсайдеры кинутся за помощью, нарушая равновесие.

Полпред приехал в Екатеринбург и начал озираться, где бы ему поселиться. По статусу полпреду полагалась собственная резиденция. Генерал Латышев хотел получить красивый исторический особняк. Сперва генеральский взор пал на дом Малахова (улица Луначарского, дом 171), однако это здание оказалось слишком тесным для аппарата полпредства, хотя аппарат был небольшой.

Потом хитроумный Россель предложил Латышеву на выбор Дворец пионеров или Дом актёра. Интеллигенция города тотчас встала в боевую стойку. Латышев заподозрил неладное и благоразумно решил въехать в административное здание на Октябрьской площади, где находилось областное министерство госимущества.

Но не тут-то было. Россель не дал Латышеву уклониться от скандала. В июле 2000 года Россель обязал чиновников приступать к выселению Дворца пионеров и одновременно обещал интеллигенции, что не допустит такого безобразия.

Дворец пионеров – самый, наверное, знаменитый исторический ансамбль Екатеринбурга. Это усадьба золотопромышленников Расторгуева и Харитонова, построенная в начале XIX века по проекту архитектора Томмазо Адамини, единственный дворцовый комплекс Урала. В 1824 году здесь останавливался император Александр I. С дивным дворцом, старым парком и тёмным прудом связано много жутких легенд.

С 1936 года в этих чертогах пионеры били в барабаны, разводили рыбок и выпиливали лобзиками, а тайком от вожатых искали в подвалах сундуки с золотом и замурованные подземные ходы, где к стенам на цепях прикованы скелеты. Посмотреть на счастливое советское детство сюда приходили Джавахарлал Неру, Хо Ши Мин и Фидель Кастро. И вот теперь вдруг припёрся какой-то московский дядька генерал, разогнал детские кружки и решил тут поселиться, как Медведь в избушке Зайца. Загремел дикий скандал на всю страну.

Заячья избушка тоже загомонила. Был создан родительский комитет. 31 июля он повёл педагогов, родителей и кружковцев к Белому дому на акцию протеста. Гневные люди несли плакаты: «Война с детьми – позор!», «Генерал – один, детей – четыре тысячи!», «Дворцы – чиновникам, развалины – детям?» Возле здания, где сидели чиновники полпредства, появились пикеты из школьников. Дворец Расторгуевых – Харитоновых СМИ издевательски переименовали в Петродворец.

Усадьба Расторгуевых – Харитоновых

Кремль не понял: что не так? В Екатеринбург прилетел гонец от президента и привёз официальный указ о передаче комплекса Дворца пионеров Латышеву, который единственный из полпредов оставался пока без резиденции. Московские чиновники были свято уверены, что им по праву надо брать всё самое лучшее.

А генерал Латышев тоже повёл себя неполитично. Он стал говорить, что он не виноват и ничего не знает, а протесты проплачены, они фаза войны Росселя и Чернецкого. Это подлило масла в огонь. «Нам не дают денег даже на кисточки и краски детишкам! – закричали учителя. – Что за проплаты? Вы там охренели?» Полпреду вручили петицию, которую подписали 2300 человек. Какие-то горячие люди начали бить во дворце стёкла. О ситуации рассказывали все телеканалы.

Вездесущий Антон Баков, который только что с подачи Росселя потерял Серовский завод, не упустил возможности отомстить и нанёс свой удар: движение «Май» выступило с инициативой отдать полпреду резиденцию губернатора.

К осени страсти потихоньку улеглись. 1 сентября дворец, как всегда, открыл двери юным кружковцам. Власть сообщила, что построит полпреду другой домик, и в октябре объявила архитектурный конкурс на здание резиденции.

5 августа 2002 года Путин подпишет указ о строительстве новой резиденции уральского полпреда на улице Добролюбова на месте усадьбы купца Рязанова (эту площадку федеральная власть выдернула из рук Общества еврейской культуры).

Проект дворцового комплекса разработает строительная компания с Кипра. Старинный дом купца Рязанова, возведённый в 1809 году, перенесут в сторону на 100 метров. Но работы по сооружению резиденции растянутся на восемь лет.

Полпред Пётр Латышев не доживёт до открытия резиденции. 2 декабря 2008 года он умрёт во время командировки в Москву.

В 2010 году на берегу Исети вырастет огромный и роскошный комплекс а-ля барокко. В городе его станут язвительно называть Букингемским дворцом.

Аппарат полпредства будет небольшой, а комплекс – огромный. В 2012 году депутат-коммунист предложит новому полпреду не шиковать и передать дворец детям, например, под Дом пионеров. Полпред ответит: нецелесообразно.

История битвы учителей и генерала за Дворец пионеров пополнила свод преданий знаменитой усадьбы золотопромышленников и вошла отдельной темой в роман писателя Владислава Крапивина «Семь фунтов брамсельного ветра». А для Ёбурга с тех пор полпред стал фигурой легковесной, несопоставимой по значению с губернатором. Вот так многоопытный и лукавый Россель, верноподданнически уступая, расправился со столичным варягом, словно Тузик с грелкой.

 

Лузер и «Мрамор»

Питерское издательство «Пушкинский фонд» в 2000 году собралось издать книгу стихов екатеринбургского поэта Бориса Рыжего. В издательстве думали, не выпустить ли ещё и книгу екатеринбургского поэта Романа Тягунова, но в конце концов решили, что городу, если это не столица, достаточно одного гениального стихотворца. Тягунов, упс, пролетел. Он вообще оказался лузером. «Аутсайдер андеграунда» – назовёт его писатель Евгений Касимов.

Тягунов был на 12 лет старше Рыжего. Закончил мехмат Уральского университета. Работал где попало. Жил в скромной хрущобе на улице Сурикова. Бухал с друзьями. Коллекционировал пишущие машинки и письменные отказы из журналов и издательств. Пел под гитару. При жизни книг у него не было, да и после смерти – только одна: её издал меценат Евгений Ройзман.

Публика узнала Тягунова в 1987 году по стихотворению, в котором «кариатиды города Свердловска свободной кистью делают наброски», а Гомер ведёт троянского коня по улицам в библиотеку. Стихотворение называлось «В библиотеку имени меня записывают только сумасшедших».

Литературный отпрыск то ли Велимира Хлебникова, то ли Льюиса Кэрролла, он писал странные стихи, совершенные по форме и туманные по содержанию.

Роман Тягунов, вспыльчивый выдумщик, словно не выходил из загадочного состояния «хюбрис». Однажды он сообщил друзьям, что получил бешеные деньги за то, что сочинил слоганы для корпораций: «Toyota – ощущение полёта», «Nissan – поднимаешься к небесам». Он был не приспособлен к жизни и мог играть в пятнашки на минном поле. Это он придумал страшную премию «Мрамор».

Какие-то друзья Тягунова, наркоманы, работали в ООО «Мрамор»: фирма изготовляла надгробные памятники, в том числе из мрамора. Тягунов предложил фирме вот такую идею. Объявляем конкурс на лучшее стихотворение о вечности. Победителю фирма ставит мраморный памятник в виде книги, где высечен стих-лауреат. Конкурс и сопутствующая шумиха – это пиар для фирмы. Организаторы – сам Тягунов, фантастический «пчеловек» и «словелас», и его друг поэт Дмитрий Рябоконь, хмурый запойный врун. Жюри – поэт Олег Дозморов, рассудительный интеллектуал, и поэт Борис Рыжий. ООО «Мрамор» подумало и согласилось. Премию тоже назвали «Мрамор». Легкомысленные поэты не подумали, что похоронный бизнес – вотчина криминала, а шутки про смерть – буриме с сатаной.

Летом 2000 года Тягунов взял у «мраморщиков» деньги на оплату работы журналистов и жюри – и закутил. Он даже придумал самый короткий стишок на заданную тему: «Оп-ля, умер, бля!» «Царило нездоровое веселье», – напишет потом Евгений Касимов. Неугомонный Тягунов просадил и растряс все деньги. А осенью 2000 года «мраморщики» потребовали результат. Или верни бабло.

Тягунов плакал друзьям, что его убьют, не отвечал на телефонные звонки, прятался и даже малодушно соврал кредиторам, что это Олег Дозморов и Борис Рыжий виноваты – деньги взяли, а ничего не сделали. Рыжий выцепил Тягунова, чтобы набить морду, но Тягунов убежал. И как-то неловко было винить его – не от мира же сего человек. Поэт. Хоть ему и 38 лет, он как ребёнок. Что взять?..

Однако рано утром 30 декабря 2000 года в доме на улице Челюскинцев вдруг распахнулось окно на пятом этаже, из окна вывалился человек и упал на заснеженный асфальт. Это был Роман Тягунов. То ли он покончил с собой, то ли его выбросили за долги. Оп-ля, умер, бля. В квартире, откуда вылетел Тягунов, был притон наркоманов. Истинную причину гибели поэта до сих пор не выяснили.

Так напишет Борис Рыжий. Он будет переживать смерть товарища, но скоро и его самого не станет. Друзья увяжут самоубийство Рыжего с гибелью Тягунова: в списке деятелей премии «Мрамор» Тягунов был номер один, Рыжий – номер два.

Странные взаимосвязи этой истории останутся тайной бандитской эпохи. А вокруг тайны засияет городская легенда о зловещей премии «Мрамор», когда поэты столь опрометчиво задумали обмануть бандитов и пошутить над вечностью.

 

Не пережить потерю

Сложно придумать более благополучную биографию, чем у поэта Бориса Рыжего. Рыжий, кстати, – это настоящая фамилия, а не псевдоним. Борис родился в 1974 году и оказался любимым ребёнком в семье: его баловали и родители, и две старшие сестры. Мама – врач, папа – геолог, профессор Горного института. Жили Рыжие в четырёхкомнатной квартире на Вторчике – Вторчермете.

Учился Борис хорошо и ботаном не был: в восьмом классе стал чемпионом Свердловска по боксу среди юношей. В девятом классе влюбился в одноклассницу Ирину, в 1991 году окончил школу, поступил в Горный институт под крыло к отцу и женился на Ирине. Родители переехали в квартиру на улице Шейнкмана, дом 108, а молодожёны – в отдельную квартиру поблизости.

Через год «Российская газета» опубликовала первые стихи Бориса, ещё через год у Рыжего родился сын Артём. В 1996 году Рыжий стал лауреатом Всероссийского Пушкинского студенческого конкурса поэзии. В 1997 году получил диплом и поступил в аспирантуру. В 1999-м его наградили престижной премией «Антибукер». В 2000 году у 26-летнего поэта в Петербурге вышла первая книга стихов «И всё такое…». Рыжий завершил учёбу в аспирантуре и съездил в Роттердам на Всемирный фестиваль поэзии. Семья, друзья, подруги, вино, слава и перспектива. Всё прекрасно.

Но что-то было не то. Вечером 6 мая 2001 года Боря допоздна засиделся у родителей, за кофе душевно беседовали о том о сём, и сын остался ночевать на квартире у папы с мамой. А ранним утром, пока все спали, в своей комнате он изладил петлю и повесился на двери балкона.

Книга Бориса Рыжего

Почему?! По-че-му?! Словно бы сработала какая-то дьявольская программа, загоняющая русского поэта возраста Лермонтова и Есенина в ловчую яму суицида. Этой гибели нет внятного объяснения. Впрочем, самоубийство Рыжего – это рифма к тому главному впечатлению от жизни, которое следует искать в его стихах.

Он был удивительно музыкален в слове и удивительно точен в ритме. Этакий абсолютный слух к поэзии. А ведь мальчишка. Просто совсем ещё мальчишка. Порою хулиган, который дерзко рифмует «окурки – в Петербурге» и «папироски – в Свердловске». Но он и мыслил как поэт: не зарифмовывал опыт, не выдавал за стихотворение развёрнутую метафору, а ощущал событие как поэтическую фразу.

Его оценили хотя и сразу, однако неправильно. Столичные критики сочли поэзию Рыжего этакой есенинщиной: «Я читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт…». А Рыжий подыгрывал критикам. Работал на имидж. Пригодился даже шрам через левую скулу, полученный ещё в детстве от разбитой стеклянной банки, – теперь шрам выглядел свидетельством жёсткой жизни поэта среди мокрушников и жиганов. Рыжему самому эта уголовщина по-мальчишески льстила.

Хотя речь шла не о блатных. Речь шла о маргиналах, о люмпен-пролетариях, которых всегда много на окраинах больших промышленных городов. Школьник Боря Рыжий жил на Вторчике – в рабочем районе Свердловска, где половина обитателей отсидела по пьянке-хулиганке, а в студенческие годы Рыжего город превратился в криминальный Ёбург, где любая дворовая шантрапа строила из себя крутых гангстеров с Уралмаша. А поэт Борис Рыжий этих людей жалел. Он ощущал какую-то вину за то, что у него в жизни – вот так, а у этих людей – эдак.

Такого от него, конечно, не ждали. Профессорский сынок, эгоцентрик и поэт, боксёр и позёр, красавчик и сноб, он был человеком сложным и резким, особенно когда пришла слава. В литературной среде Екатеринбурга Рыжего не любили – считали выскочкой, завидовали. В редакции журнала «Урал» Рыжий поссорился с самим Колядой. Надменность стала ответом Бориса Рыжего всем знакомым на все их дурацкие вопросы. И вдруг такое снисхождение к ничтожеству…

Он увидел в этих людях отражение своей судьбы и своего времени. Ведь всё менялось: детство на юность, СССР на Россию, Свердловск на Екатеринбург, ценности коллективизма на ценности индивидуализма… Для гармонического поэта эпоха перемен выглядела как торжество отчуждения. Отчуждения от семей, от друзей и любимых, от города и от правды, в конце концов – от самой жизни. А люмпены, маргиналы – они как бы профессиональные отчужденцы. Образ потери.

 

«Добрым словом и пистолетом»

Знаменитый гангстер Аль Капоне говорил: «Добрым словом и пистолетом вы можете добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом». А фильм «Крёстный отец» учил: в борьбе за место под солнцем вполне допустимы любые злодейства, но потом следует идти в политику, ибо политик способен создать себе любое прошлое. И лидеры «Уралмаша» двинулись в политику.

Впрочем, дело было не только в желании отмыться от крови и пороховой гари бандитских переделов. Разгромив всех своих врагов, группировка «Уралмаш» реально захотела сделать свой город лучше и имела свой проект будущего.

Ещё в 1995 году на первых губернаторских выборах Ёбург знал, что грозный «Уралмаш» голосует за Росселя. В 1996 году на выборах президента группировка организовала движение «Коллективы предприятий и организаций Среднего Урала в поддержку Б.Н. Ельцина». За это Александру Хабарову, лидеру ОПГ, вручили благодарственное письмо от президента и подарочные часы от губернатора. С 1996 года парни из ОПГ настойчиво баллотировались в различные выборные органы власти – городские, областные и федеральные. С третьего, с пятого, с восьмого раза уралмашевцы всё-таки пролезали в политическую номенклатуру.

Но уралмашевцы представляли не каждый сам себя, а единую силу – ОПГ. Её требовалось легализовать, и группировка совершила деяние, немыслимое по дерзости: 6 мая 1999 года был зарегистрирован ОПС «Уралмаш» – Общественно-политический союз. Вообще-то буквы ОПС означали «организованное преступное сообщество». «Уралмаш» не поменял аббревиатуру «из форсу бандитского», но журналист Дмитрий Карасюк, пресс-секретарь ОПС, изобрёл новую, приличную расшифровку. Руководителем ОПС стал Александр Хабаров, руководитель ОПГ. Ближайшим советником Хабарова был давний друг и соратник Сергей Воробьёв. Всего же учредителями значилось 23 человека.

Никого не обманула перелицовка ОПГ «Уралмаш» в ОПС «Уралмаш»: город отлично понимал, ху из ху. Но группировка реально менялась – менялась вне зависимости от переименований. Словно бы Хабаров приказал: «Наступило время стать хорошими парнями!» А приказы в группировке не обсуждались.

Пресс-конференция ОПС «Уралмаш»

Город зарос баннерами с рекламой ОПС «Уралмаш» – приезжие, увидев такое, слегка шизели. А ОПС опубликовал свою программу, совершенно здравую и очень самоуверенную. Горожане читали в газетах: «“Уралмаш” говорит власти: не мешайте работать, и мы разберёмся с экономикой. “Уралмаш” говорит власти: мы сможем хозяйствовать даже при глупых законах, если они будут одинаковы для всех. “Уралмаш” говорит людям: работайте там, где вам за труд платят. Если большинство это поймёт, Урал станет самым динамичным и богатым краем».

ОПС «Уралмаш» настырно полез во все-все городские проблемы и принялся неутомимо творить добрые дела. С такой же, наверное, неотвратимостью десять лет назад «быки» ОПГ искали и потрошили кооператоров. ОПС выкупил местное отделение Социалистической партии и поддержал её социальные программы.

А вообще «Уралмаш» вкладывался в спорт: финансировал 12 спортклубов. В «родовом гнезде» – на стадионе «Уралмаш» – Союз ежегодно проводил огромный спортивный праздник, свою личную олимпиаду. На ристалища приезжали сотни разных спортивных команд, а потом выступали поп-звёзды. Весь день у входа на стадион уралмашевские колдыри получали бесплатное разливное пиво из бочек.

«Уралмаш» даже во времена бандитской юности не торговал наркотой, это было принципиальное решение бывших спортсменов: дурь – западло. Теперь ОПС помогал фонду «Город без наркотиков» Евгения Ройзмана. Появилась городская легенда про то, что уралмашевцы ловили по Ёбургу наркобарыг, привязывали их к деревьям, а потом втыкали им в зад все шприцы, что нашли в карманах.

Особое внимание Союз уделял безопасности на улицах. ОПС создал охранное предприятие: его секьюрити дежурили в четырёх десятках школ Чкаловского и Орджоникидзевского районов. На Уралмаше и Эльмаше ОПС организовал патрули добровольных народных дружин, наблюдающие за порядком, и местные жители стали называть свои районы «хабаровским краем».

Город видел пресс-конференции Общественно-политического союза, видел былых бригадиров группировки, которые теперь мирно сидели в ряд за столом с микрофонами и минералкой под логотипами медиабрендов: люди с жёсткими лицами фронтовых полковников, но одетые в о-очень дорогие костюмы. И почему-то хотелось верить этим полковникам. Ну не все же победители сволочи.

Удивительно: лидеры ОПГ «Уралмаш» оказались идеалистами. Сначала они хотели нагнуть весь мир, потом хотели осчастливить его. Идеология группировки эволюционировала: сперва было – «ограбим всех!», потом – «ограбим чужих!», а под конец стало – «поможем своим!». Журналист Сергей Плотников писал: «У уралмашевских всегда был этакий большевистский синдром – установление собственной справедливости. Отнять у плохих парней и отдать хорошим. Мол, мы всех плохих ребят перекосим, и будет у нас капитализм с человеческим лицом».

Непростые отношения связывали «Уралмаш» с губернатором Росселем. ОПС поддержал Росселя на выборах 1999 года. Город был потрясён губернаторскими аудиенциями лидеров ОПС; губернаторский департамент информации рассылал фото, на которых Эдуард Россель сидел за столом переговоров с Александром Хабаровым и Сергеем Воробьёвым. Потом на пресс-конференции Россель как-то подозрительно сбивчиво рассказывал: «Этот товарищ, так сказать, уралмашевский лидер, он там вор, бандит и так далее. Я приглашаю его к себе, говорю: ну, садись, вор, расскажи, как ты живёшь, туда-сюда, значит. И даю поручение: тратить деньги на капитальное строительство в Свердловской области…»

Впрочем, встречи с руководителями общественных движений (а ОПС и был общественным движением) входили в обязанности губернатора. И Россель, и его чиновники, и сами уралмашевцы потом с агрессивным нажимом утверждали, что не было никакой группировки «Уралмаш». Были друзья-бизнесмены с Уралмаша. Хабаров говорил, что он – старый товарищ Константина Цыганова, работник баскетбольного клуба «Уралмаш», прописан в коммуналке. И всё это было правдой. Не подкопаешься. Да и какой безумец посмеет подкапываться?

Но век ОПС «Уралмаш» будет недолгим. В апреле 2002 года Александр Хабаров пройдёт в депутаты городской думы, и всем станет ясно, что никакие благотворительные программы и пиар-усилия не помогут ему прорваться выше уровня города. ОПС для Хабарова превратится в отработанную ступень ракеты-носителя. Поразмыслив, учредители ОПС поймут, что эта организация не имеет перспективы. 10 декабря 2002 года Общественно-политический союз «Уралмаш» будет официально распущен. Самороспуск ОПС милиция выдаст за разгром ОПГ.

 

Шоу должно продолжаться

В 1989 году геолог Леонид Гузовский, директор легендарного Геологического музея Горного института, впервые в жизни увидел в Европе чудо «минерал-шоу» – так называется мировой формат красочных выставок и ярмарок коллекционеров камня, резчиков по камню и ювелиров. Гузовский задумал завести практику таких вернисажей в Свердловске – в городе горщиков, самоцветчиков и камнерезов.

В 1990 году в аудитории при Геологическом музее Гузовский открыл первый маленький торжок образца «минерал-шоу». Назывался он, конечно, «Малахитовая шкатулка». Помогал Гузовскому студент Горного института Игорь Дубяго. Матёрые свердловские хитники-самоцветчики, эти зубры полевой геологии, покорители гор и пустынь, глухой тайги и дикой тундры, были в полном восторге: у них появилась площадка, чтобы хвастаться находками и ругаться с друзьями-соперниками.

На следующий год «Шкатулка» переехала в спортзал Дома спорта Горного института. Под командованием Дубяго студенты отрабатывали «хвосты» и, кряхтя, таскали в спортзал парты, составляя их в каре, как положено на «минерал-шоу». Продавцы уже боролись за места, а покупатели повалили толпой: всем было жуть как любопытно поглазеть на сокровища. Ярмарка обретала размах и вылезала из рамок форума для профи. Гузовский не стал душить бурную самодеятельность, а дружески передал всю эту головную боль лучшему специалисту – Игорю Дубяго.

«Минерал-шоу»

Студент Дубяго был человеком удивительных профессий. Он отучился в ПТУ на бульдозериста, служил в Морфлоте на корабле-пограничнике, а после дембеля поработал лесорубом. Гузовский сделал правильный выбор. Спокойный и волевой Дубяго жил по убеждениям: например, в армии он вступил в партию и просился в Афганистан. И на самоцветных ярмарках он работал за идею, во имя «миссии».

Директор Игорь Дубяго вывел ярмарку из тени Горного института и в декабре 1993 года провёл первое «Минерал-шоу». 134 экспонента и 2000 посетителей.

Дубяго искал хорошую площадку, и с 1995 года «Минерал-шоу» прописалось в Доме политпросвещения. Самоцветы привлекали всех. Пришли продавцы сырья, бизнесмены от ювелирки и обработки камня. Пришли журналисты и чиновники. Пришли бригадиры «Уралмаша», посмотрели всё и постановили не трогать «Шоу». Пришли модельеры и устроили дефиле: сшили своим красавицам спецплатья для каменных украшений. Пришли тысячи горожан. В Дом политпросвещения прибыли первые зарубежные партнёры «Минерал-шоу», и у первого же торговца-негра посетители ярмарки из какого-то непонятного протеста стащили половину товара.

В «лихие девяностые» на «Шоу» не раз заявлялся ОБЭП и кричал, что все тут бандиты, все торгуют крадеными изумрудами, ну-ка быстро сдавайте хитников! И ОБЭП отчасти был прав. В России не было – и нет – закона о камнесамоцветном сырье. Добытчиков самоцветов можно арестовывать как хитников, «браконьеров по минералам», и лишь узенькая лазейка в законодательстве позволяет горщикам считаться «собирателями». Жалкое звание. Воистину каменный век. А выставки «Минерал-шоу» и Дубяго дают самоцветчикам возможность легализации. Без неё не появится свободный рынок и не сформируется высокая культура камня.

В декабре 1999 года Дом политпросвещения окончательно превратился в Театр эстрады, и Дубяго перенёс свой вернисаж во Дворец культуры Уралмаша. Здесь «Шоу» находится и сейчас. Каждый месяц трёхэтажное мраморное фойе ДК на два дня заполняют знатоки камня: самоуверенные геологи с загорелыми шеями уличных работяг, мастера с пронзительными взглядами и осторожными жестами, хлопотливые закупщики с сумками на тележках, задумчивые ценители.

Туристы и покупатели ходят меж рядов из витрин и столиков, а за столиками в свете специальных ламп сидят серьёзные продавцы. Всюду огни, блики, блеск стекла или каменных граней, ячеистые ящички с фантастическими кристаллами, сверкающие друзы, похожие на дикобразов, искрящиеся россыпи, дробное сияние, ручьистые водопады бус и ожерелий. Здесь настроение сказки: таинственные драгоценности Магриба и Бенгалии – адаманты, смарагды и перлы; древнерусские вещие камни – яхонты и лалы, фатисы и юги, жады и таусаны; конечно, самоцветы Урала, заветные или заклятые, – малахит, переливт, яспис, орлец…

Камнерезному и ювелирному искусству посвящён изысканный и роскошный екатеринбургский журнал «Графо PLATINUM ». Он начал выходить с 2001 года. Его создатель и идеолог – Леонид Салмин, профессор кафедры графического дизайна Уральской архитектурной академии. Сначала журнал кажется апофеозом гламура, литургией luxury , но потом читатель понимает, что промысел златокузнецов и самоцветчиков – это «точка сборки» смыслов Урала, а журнал ведёт благородный разговор о семантике созидания и творчества, об архетипах камня и металла. «Минерал-шоу» и «Графо PLATINUM » фиксируют идентичность Урала в эпоху consumer society – се ля ви, за счёт надменного престижа и обжигающей цены.

Порой посетителей смущает ощущение китча, подделки, «пластмассовости» сокровищ «Минерал-шоу». Стоп-стоп-стоп! Это в ларьках и палатках фальшак и ширпотреб, а не на «Шоу». Конечно, кое-кто из экспонентов тут гордо восседает на простеньких пластиковых стульях из летних кафе, но есть витрины, например с малышевскими изумрудами, где кольца и броши стоят по 50–100 тысяч. В особом боксе на «Шоу» работает эксперт-оценщик, который бесплатно определяет любой камень на подлинность. Каждое «Шоу» внимательно изучает вежливый китайский господин – консул, а Китай – главный соперник России по самоцветам.

Поле соперничества – не ассортимент и не стоимость сырья, а культура. Если в обществе существует культура камня, то и месторождения найдутся, и рынок сформируется. Миссия «Минерал-шоу», которую два десятилетия поддерживает Игорь Дубяго, – создание культуры камня. Половину прибыли от выставок Дубяго направляет на миссию. Его никто не просит об этом, а он делает – он идейный.

Игорь Дубяго

На «Минерал-шоу» можно купить учебники и пособия, образцы и коллекции, инструменты и материалы. Можно купить тур по знаменитым самоцветным копям. Здесь на стенде школьники могут попробовать промывать золото на оборудовании старателя (вместо золота – латунь). На станке камнереза можно распилить или отшлифовать выбранный камень. Это всё бесплатно. Просто иди и смотри, бери и делай. И как-то так получается, что золотой век на Урале – всегда каменный век.

 

Ёбург: оборотни и зомби

Многие журналисты искренне считали епископа Никона гомиком и подлецом, а потому в августе 1999 года в ресторане «Каменный мост» весело отмечали низложение несчастного Никона. На той пирушке возникла хорошая идея: надо снова найти какую-нибудь лютую пагубу и снова геройски побороть её. Инициатором борьбы стал бизнесмен Евгений Ройзман, совладелец фирмы «Ювелирный дом»; в сражениях с Никоном Ройзман сдружился с журналистами и хотел продолжить творить добро. А зло для борцов отыскалось быстро – наркота.

Она овладевала Ёбургом незаметно и неудержимо. Горожане привыкали, что в детских песочницах валяются шприцы с кровью, что оставленные на улицах машины вскрывают ради магнитол, что по утрам школьников нельзя выпускать из квартиры, не осмотрев подъезд, – вдруг там лежит скрюченный труп наркомана.

Наркота расползалась по городу из пяти цыганских посёлков: из Уктусского, Нижнеисетского, двух на Вторчике и одного в Ленинском районе. Посёлки были трущобами с роскошными дворцами наркобаронов (потом насчитают 102 дворца). Разбитые улицы в тех кварталах зарастали бурьяном, в котором отлёживались нарколыги, – не делать же для них тротуары и газоны. А менты всё знали: они не просто покрывали цыган, они состояли с барыгами в деловых отношениях. И цыгане торговали порошком открыто, из окошек в воротах, чуть ли не с лотков.

Ройзман, резкий парень с Уралмаша, ненавидел дурь. Другом Ройзмана был Дюша, Андрей Кабанов, по слухам – завязавший разбойник. Дюша 11 лет сидел на игле. Только архангелы знают, каким свирепым усилием воли Дюша вырвался из капкана дьявола. И ещё с ними был бизнесмен Игорь Варов.

Эти трое вместе с журналистом Андреем Санниковым с Десятого канала в цыганском посёлке Ленинского района скрытно сняли программу «Наркотеррор»: задокументировали беспредел ментов, барыг и нарколыг. Сюжеты пошли в эфир. Ёбург ошалел у экранов. В студию сразу позвонил Александр Хабаров, лидер ОПС «Уралмаш», и рявкнул в телефон: «Парни, вас всех убьют! Говорите везде, что вы под нашей защитой!» Так грозный «Уралмаш» прикрыл начинающих наркоборцов.

Первая акция наркоборцов и уралмашевцев прошла 22 сентября 1999 года. Полсотни друзей Варова, Ройзмана и Дюши и четыре сотни плечистых братков «Уралмаша» приехали в Ленинский цыганский посёлок на своих «девятках» или «Фордах», вылезли из машин и просто встали посреди улицы. Они не буянили, не угрожали, не хватали никого, а просто угрюмо переговаривались и посмеивались.

Евгений Ройзман и Дюша Кабанов

Это спокойное стояние барыгам показалось страшнее погрома. Цыгане закрылись в домах. А в посёлок, как обычно, шли и шли за дозой наркоманы. Но им никто ничего не продавал. Толпы раскумаренных нарков, качаясь, бессмысленно слонялись по улицам, сидели под кирпичными арками запертых ворот, валились в бурьян. Наркоманы выглядели как зомби: еле двигаются, сгорбленные, руки в карманах, серые лица обвисли, сами небритые-нечёсаные, гнилозубые.

Нашествие зомби на цыганский посёлок показало всему городу чудовищный масштаб наркотеррора. Но у ментов-барыг хватило подлости назвать стояние в посёлке «переделом рынка наркоты в пользу ОПГ “Уралмаш”». А Варов, Ройзман и Дюша были просто героями. Вот такие обычные городские герои – с нелегальными пистолетами под ремнём тёртых джинсов и с готовностью погибнуть, но не сдать свою жизнь на произвол всякой мерзоте.

Эти парни где-то в недрах городской бюрократии отыскали полудохлый фонд «Город без наркотиков», вступили в него и возродили к жизни и борьбе. Игоря Варова избрали президентом. Варов равнялся на пример Эдгара Гувера, создателя ФБР: он блестяще разработал технологию деятельности Фонда. Аналогов Фонда в России не существовало. В первую очередь по идее Санникова был заведён пейджер, на который любой человек мог сбросить сообщение о торговле дурью. Пейджер тотчас раздуло от сигналов горожан. Фонд начал собирать информацию.

Вскоре Фонд уже имел огромную, можно сказать, кумулятивную базу данных: кто торгует и где, кто крышует и как, кто что имеет. Фондовцы вычислили все наркотрафики, вычертили схемы семейных бизнесов наркобаронов, составили реестры закрытых уголовных дел, цыганских дворцов и богатых иномарок, купленных «оборотнями». Фонд сразу подключил к своей работе прессу: пусть город знает. Андрей Санников рассказывал о ситуации в Ёбурге. В газете «Вечерние ведомости» Фонд публиковал подборки сообщений с пейджера.

Поздней осенью 1999 года Фонд и ОПС «Уралмаш» провели большой митинг. ОПС направил на площадь 1905 года работников своих фирм. Пришли и женщины и подростки. Они принесли транспаранты «Героин страшнее гексогена». С пафосной трибуны у ног каменного Ильича Ройзман, Варов и Дюша на весь Ёбург огласили имена и адреса барыг, назвали продажных ментов-наркоторговцев.

Митинг Фонда и ОПС «Уралмаш» на площади 1905 года

Но акция ничего не изменила. Власть надменно промолчала, а милиция не на шутку обозлилась. И Фонд начал работать без надежды на помощь государства.

В чём заключалась работа? Оперативники Фонда собирали сведения о барыге и готовили контрольную закупку наркоты. Для этого надо было изловить торчка-закупщика, склонить его к сотрудничеству, снабдить мечеными деньгами (а у милиции порой не было денег даже на минимальную закупку), обеспечить машинами (а у милиции не было бензина на выезды), найти понятых, оформить необходимые для спецоперации заявления. И лишь после этого фондовцы звали милиционеров, брали их под белы рученьки и везли на всё готовенькое: сделай своё дело, будь лапочкой. (Хотя, конечно, в Ёбурге не перевелись милиционеры честные и с чувством долга.) А потом фондовцы выступали общественными обвинителями на судах, иначе добрые суды могли выпустить барыг на свободу.

Первая операция Фонда прошла 23 апреля 2000 года в ночном клубе «Люк».

На все эти очень трудозатратные дела государство не дало ни гроша. Потому, собственно, общественная борьба с наркоторговлей и приняла форму Фонда: все, кто хотел помочь, перечисляли деньги, которые шли на транспорт и на небольшую зарплату сотрудникам, на центры реабилитации завязавших наркоманов и на офис по адресу Белинского, 19. И по телику ещё покажут, как яростный Дюша Кабанов машет подаренной саблей и вдохновенно кричит: «Смерть барыгам!!!»

Милицейские генералы не хотели скандалов с «оборотнями» и саботировали работу Фонда, а «оборотни» врали в прессе, строчили доносы, подавали в суд на Фонд, устраивали подставы. Дюша изумлённо посмеивался: «Это не мы грозим барыгам сдать их в милицию, это они нам так грозят!»

Фонду пришлось рушить многие мифы – и в обществе, и даже среди своих сотрудников. Нет лёгких наркотиков. Нет болезни «наркомания» – есть образ жизни. Нет непереносимой физиологической ломки. Нет наркоманского братства. Вопреки мнению поэтов, нет наркотического «расширения сознания», есть распад психики. Главный показатель борьбы с наркоторговлей – падение смертности, а не тонны изъятой дури: где не продают, там и не изымают. Худшие враги молодого нарка – жалостливые родители, которые на ломке несут своему чаду спасительную дозу.

В 2000 году РУБОП атаковал фирмы Варова и Ройзмана: обыски, уголовные дела… И тогда Ройзман вообще вышел из бизнеса. Зато Фонд придушил самую злую наркоторговлю города – в цыганском посёлке Ленинского района.

В 2001 году Фонд посадил самых подлых барыг – Таньку Морозовскую, Маму Розу и Зою Цыбульскую. Эти ведьмы превратили в зомби и столкнули в могилы сотни парней и девчонок Ёбурга. На зону отправились и несколько «оборотней». Власть признала незаконным первый цыганский дворец – хоромы Махмуда-оглы по адресу улица Военного Флота, 10. Фонд привёз бывших наркоманов, и под телекамеры ТАУ бывшие наркоманы ломами, кувалдами и голыми руками снесли проклятый дворец с лица земли – осталась груда колотого кирпича. И ещё два особняка потом сожгли неизвестные мстители.

Увы: в конце 2001 года рассорились Варов и Кабанов. Они были слишком разными. Игорь – апологет порядка, а Дюша – рубака с саблей. 26 декабря Игорь Варов объявил, что уходит. Но Фонд устоял. Его возглавил Евгений Ройзман.