В небе гвардейцы
Первое, что бросилось в глаза после посадки в Краснодаре, это множество различных самолетов, заполнивших аэродром. Тут были отечественные истребители конструкции Лавочкина, Яковлева, штурмовики Ильюшина, бомбардировщики Петлякова, американские «аэрокобры» и «бостоны».
Мы наблюдаем за возвращающимися домой группами.
– Обратите внимание! – подняв голову в небо, высказал свое мнение гвардии подполковник Осипов, – теперь уже летают не отдельными звеньями, а по двадцать – тридцать самолетов.
– А ведь прошло чуть больше четырех месяцев, и как все изменилось! Смотрите и радуйтесь – силища! Теперь наша авиация будет вести разговор с фашистами по-другому.
На следующий день полк перелетел на полевой аэродром, расположенный возле станицы Поповической, и вошел в состав смешанной авиационной дивизии. Здесь же базировались 16-й гвардейский и 45-й авиационные полки. В них служили прославленные летчики Александр Покрышкин, Григорий Речкалов, Вадим Фадеев, Павел Крюков, Андрей Труд, Николай Искрин, братья Дмитрий и Борис Глинки, особенно отличившиеся в боях с немецко-фашистскими захватчиками.
Когда-то, еще до начала войны, 45-й истребительный авиаполк базировался вместе с нами. Он также, как и наш полк вылетел на фронт. Соседи улетели в Крым, а мы, возвратившись из Ирана, попали под Ростов. Теперь полки встретились на Кубани в составе одной авиадивизии, командовал которой генерал-майор авиации Борман.
До прибытия техсостава летчики сразу же приступили к облету района боевых действий и одновременно начали выполнять несложные задачи по прикрытию аэродрома.
Командир эскадрильи из соседнего полка капитан Покрышкин, а также братья Глинки подробно рассказывали о тактике воздушных боев.
Боевые действия здесь заметно отличаются от тех, которые приходилось вести в 1941–42 годах, – говорил Александр Иванович. – Сейчас происходят уже не стычки в воздухе, не бои, а, в прямом смысле этого слова, сражения авиации. В воздухе одновременно находятся до ста с лишним машин противника и наших не меньше. Здесь, на Кубани, наша авиация должна полностью завоевать господство в воздухе.
Немцы во что бы то ни стало хотят исправить пошатнувшееся положение в воздухе и поэтому противопоставили нам свою, так называемую, «бриллиантовую группу». Эта истребительная группа вооружена «мессершмиттами» различных модификаций, предназначенных для ведения боевых действий на всех высотах. Имеются у них также и «Фокке-Вульф-190», но в меньшем количестве.
– Всю эту «бриллиантовую» сволочь надо и можно бить! – вставил бородатый старший лейтенант Вадим Фадеев.
– В настоящее время фашисты ведут ожесточенные бои над Новороссийском. Основные сражения происходят над городом и портом, над мысом Хако, над станицами Крымской, Киевской и на севере, в районе Темрюка. Давайте, товарищи, мы вам покажем расположение боевых порядков наземных войск противника и наших, – предложил Покрышкин.
– Спасибо, очень благодарны, – ответил командир полка.
– Кстати и «спитфайры» обязательно надо будет показать наземным войскам, особенно, зенитчикам, а то ваши английские птички сильно смахивают на «мессершмитты».
Замечание Александра Ивановича было уместным. Самолет «спитфайр», если смотреть на него в полете, действительно очень походил на «Мессершмитт-109». Такой же, небольших размеров хвост, длинный фюзеляж, под фюзеляжем радиаторы. И только в плане элипсовидное крыло заметно отличается от трапециевидного крыла «мессершмитта».
Тактика боевых действий советских истребителей к этому времени заметно изменилась: самолеты вылетали большими группами, эшелонировались по высоте, фронту и в глубину. Звенья и эскадрильи имели между собой надежную радиосвязь, а поэтому командиры могли постоянно руководить действиями подчиненных.
Особенно это четко вырисовывалось, когда в воздухе находились летчики 16-го Гвардейского полка. Именно в этом полку родилась знаменитая покрышкинская «этажерка», когда пары и четверки самолетов располагались широко по фронту, эшелонировались по высотам и летали острым пеленгом, прикрывая друг друга.
– Учтите, что вы летаете не на И-16, на которых вынуждены были крутиться клубком и выбивать противника буквально из-под хвоста друг у друга, – предупреждали нас товарищи по оружию.
Новая тактика была продиктована самой жизнью, боевым опытом, потому что заметно возросли скоростные характеристики самолетов, увеличилась мощность вооружения, а следовательно, и дальность поражения, возрос вертикальный маневр и значительно поднялась его высота. Все это привело к резкому изменению ранее существовавшей тактики.
– И еще одно обстоятельство учтите, – посоветовал Покрышкин, – немцы никогда не теряют скорость полета в том районе, где им предстоит вести боевые действия. Вы, вероятно, еще в прошлом испытали, что немцы всегда атаковали наши самолеты со стороны облаков или солнца, всегда старались маскироваться. Свой маневр они строили так, чтобы войти в район воздушного боя либо с большим преимуществом высоты, либо имея значительный запас скорости.
– Да на «ишачках» трудновато было встречаться с «мессершмиттами», – почесал затылок Виктор Савченко.
– Конечно, трудно, – согласился Александр Иванович. – Теперь иные времена. Мы располагаем отличной боевой техникой и в достаточном количестве. Сейчас мы можем навязать врагу новую формулу воздушного боя: «высота, скорость, маневр, огонь».
Однако, к сожалению, с самого начала боевых действий самолеты «спитфайр» мы использовали не совсем правильно. Обычно нам задавался какой-то определенный район для прикрытия наземных войск в пределах трех-четырех пунктов. При этом обязательно устанавливалось определенное время патрулирования и высота полета. Но, так как населенные пункты, определяющие район прикрытия, находились недалеко друг от друга, мы вынуждены были уменьшать скорость и таким образом оказывались в невыгодном по сравнению с противником положении.
Если же попытались бы «прочесывать» указанный район на больших скоростях, заблаговременно набрав высоту, то не могли бы уложиться в заданное время патрулирования и рисковали бы остаться без горючего.
Истребители противника быстро разгадали эту, не весьма продуманную «тактику» и начали наносить нам ощутимые удары. 28 апреля в первом же бою с фашистскими бомбардировщиками «спитфайры» поплатились не малой ценой.
Патрулируя в заданном районе на малой скорости полета и будучи привязанной к населенным пунктам, группа «спитфайров» не могла свободно маневрировать и взаимодействовать в парах и звеньях, В то же время истребители противника, использовав преимущество в высоте, беспрепятственно атаковали нас.
«Высота, скорость, маневр, огонь!» – в этой покрышкинской формуле был заключен большой смысл. Истребитель всегда должен находиться выше противника, отсюда – скорость, и он может построить желаемый маневр, обеспечив тем самым внезапность атаки.
Теперь мы стали действовать, сообразуясь с конкретной обстановкой, складывавшейся в воздухе, и результаты не заставили себя ждать.
Но лиха беда – начало. Заметное внешнее сходство «спитфайров» с «мессершмиттами» не только сковывало свободу действий в небе, но и приносило более серьезные неприятности. Наши зенитчики все же принимали «спитфайры» за фашистов и, не стесняясь, открывали по ним огонь. Атаковали «спитфайров» не только зенитчики, но и летчики других авиационных частей, базировавшихся на соседних аэродромах.
К тому же в заблуждение вводили собратьев по оружию и желтые стрелы, нарисованные вдоль фюзеляжа, которыми мы украсили свои «спитфайры», – отличительный знак полка.
Были приняты срочные контрмеры – содрать с фюзеляжей традиционные «украшения».
Вооружившись стамесками, отвертками, металлическими линейками, перочинными ножами и прочими острыми предметами, мы пошли в атаку на желтые стрелы.
Скобяными работами мы были заняты все свободное время между вылетами, а потом, подкрашивали фюзеляж светло-серой краской, под цвет англичанина, Но и после того, как были уничтожены стрелы, все же некоторые летчики и зенитчики продолжали путать «спитфайр» с «мессершмиттом». В один из вылетов нашими «яками» был атакован самолет гвардии лейтенанта Мироненко.
А в другом воздушном бою и мне представилась возможность «на себе ощутить удары наших соседей».
Дело было так. Я атаковал фашистский бомбардировщик Ю-87, и, оказавшись в очень выгодном положении, наверняка смог бы его сбить. Но тут, будто по команде, появились наши «яки».
– Яшка! – кричу по радио. – Яша! Не мешай атаковывать! Прикрой меня, я свой!
Но наш летчик, видно не поняв или не расслышав команды, зашел в хвост, да как полоснет изо всех огневых точек!
Высота две тысячи метров. Смотрю – самолет мой начинает вращаться: крыло пробито, из-под капота пар повалил. Хотел было прыгать с парашютом, но высота уже мала. Снизил скорость и кое-как вывел «спитфайр» из крутой спирали. Еле домой добрался.
Командование тут же приняло срочные меры. Решили рассадить нас по всем соседним аэродромам, чтобы ознакомить летчиков и зенитчиков с английскими самолетами.
Во время облета аэродромов довелось мне встретиться с летчиком, который атаковал и подбил мой самолет, но претензий к нему предъявлять не пришлось: многие летчики и технический состав соседних полков были поражены исключительным сходством «спитфайра» с «мессершмиттом».
Зенитчики, даже зная о нашем прилете, на всякий случай держали «спитфайров» на прицеле.
– Что вы такие негостеприимные? – шутили мы, – Вы же знали, кто к вам прилетает?
– Знать-то знали. Да чем черт не шутит…
Соседи буквально ощупывали самолеты, осматривали их со всех сторон и качали головами.
Мы взлетали и показывали «спитфайры» во всех положениях, под разными ракурсами на малой высоте, в наборе, в лоб и с хвоста – смотрите, запоминайте, как выглядит заморский гость.
После этих процедур нас оставили в покое. Теперь можно было с новой силой навалиться на фашистов.
Воздушные бои на Кубани происходили с участием большого количества самолетов. Начинались они, обычно, с рассвета. Как только локаторы обнаруживали, что фашистская авиация поднялась в воздух, без промедления взлетали со всех аэродромов советские истребители и тут – начиналось!
В небе собирались истребители всех марок, на всех высотах – от бреющего полета до восьми-десяти тысяч метров. Кипит воздушный бой. Горят самолеты противника. И наши тоже. Подбитые тянут каждый на свою территорию, за ними длинные шлейфы дыма и пара. Повсюду парашюты. Разноцветный купол – это фашист, белый купол – советский летчик.
Ежедневно приходилось делать по пять-семь боевых вылетов. Требовалось огромное напряжение сил, чтобы удержаться в этом бешеном ритме воздушных боев и не сдать физически. Мы чертовски уставали, однако морально чувствовали себя превосходно.
Кончался апрель, наступала настоящая жара. Она сильно изматывала людей, не хотелось ничего есть. Бывало, наступят сумерки, придешь в помещение, ляжешь на койку и тут же мгновенно заснешь. А в четыре часа утра снова подъем и снова в очередной вылет.
Приходилось и так работать: выполним четыре-пять полетов, а солнце только за полдень перевалило. После прохлады в воздухе, жара наваливается, как в парной бане. Найдешь какую-нибудь небольшую тень, приляжешь передохнуть и видишь – с флягой идет полковой врач, Зеня Давидович, нальет граммов восемьдесят портвейна, чтобы силы поддержать, выпьешь и становится лучше. Потом техник на голову свежей воды выльет – совсем легче.
И хватает такой «подзарядки» еще на один, очередной вылет, на новый воздушный бой.
Но вот бой закончился. Прилетаешь на аэродром усталый, выберешься из самолета и с ног валишься. И снова «на помощи» бежит Зеня Давидович, а техник уже приготовил котелок свежей воды, чтобы вылить ее на разгоряченную и усталую голову.
Ночь южная, звездная, темная. Над линией фронта полыхают взрывы, вонзаются в небо лучи прожекторов, вспыхивают разрывы зенитных снарядов. А у нас тихо. Летчики спят. Техники возятся с машинами. Девчата-оружейницы колдуют возле пушек и пулеметов. Где-то негромко звучит радио: «В течение 29 апреля на фронтах существенных изменений не произошло, – сообщает в сводке Совинформбюро. – На Кубани – части Н-ского соединения овладели несколькими опорными пунктами противника. Советская авиация поддерживала действия наземных частей и нанесла противнику тяжелые потери».
Ох и трудным был для нас этот день 29 апреля! Летчиками полка было произведено двадцать восемь вылетов на сопровождение штурмовиков и пикировщиков, а также двадцать три вылета на прикрытие наземных войск. Четыре раза вступали мы в напряженнейшие воздушные бои с «мессершмиттами» и «фокке-вульфами».
13 апреля с рассвета и дотемна одна за другой взлетали группы «спитфайров» на прикрытие наземных войск от активных действий фашистской авиации.
Накануне 1 Мая командование Воздушной Армией приняло решение атаку позиций противника начать с вечера Действиями ночных бомбардировщиков, на рассвете нанести удар фронтовыми бомбардировщиками ТУ-2 и пикировщиками Петлякова, после чего должен последовать артиллерийский налет и, наконец, – наступление наземных войск на станицу Крымская.
Истребители рассредоточились по аэродромам, на которых базировались пикировщики. Четверка «спитфайров» под командованием Макарова имела задачу взаимодействовать с летчиками из 16-го гвардейского истребительного авиаполка во главе с командиром эскадрильи Фадеевым.
Мы произвели посадку на полевом аэродроме. Фадеев собрал общую группу истребителей.
– Кто у вас старший?
– На «спитфайрах» – я, – отвечает Макаров.
– Ну, а как будем действовать?
– Как положено.
– Нет, так дело не пойдет. «Спитфайры» будут в группе непосредственного прикрытия – пара слева, пара – справа, а я со своей четверкой займу место позади вас и буду действовать также попарно. Вот и получилась у нас восьмерка. Только наша четверка расположится километра на два выше.
– Что же из этого получится? – поинтересовался Макаров.
– Вы не беспокойтесь. Самое главное – это не допустить фашистских истребителей к пикировщикам. Всю группу бомбардировщиков нужно привести домой в полном составе.
Затем мы, истребители, встретились с экипажами бомбардировщиков. Это были замечательные ребята. На ужине в честь знакомства выпили по сто граммов наркомовской.
– Ребята! – сказал перед отдыхом Фадеев, – завтра надо поработать с полной нагрузкой. Приняли нас бомбардировщики хорошо, а за гостеприимство добром платят.
– Будем прикрывать «бомберов», как положено, – заверил Макаров.
Наутро, чуть забрезжил рассвет, – взлетели «петляковы». Вслед за ними поднялись истребители. Занимаем боевой порядок. Курс – станица Крымская. Уже километров за тридцать видно, как она окутана дымом. Это работа ночных бомбардировщиков.
Подлетаем к станице и видим: в воздухе появляется одна четверка «мессершмиттов», а за ней – вторая, третья.
– Я – «Борода», – слышим по радио голос Фадеева, – атакую!
Мы видим, как выше нас летчики группы Фадеева ведут бой и продолжаем сопровождать «петляковых». Пара «мессершмиттов» стремительно несется на пикировщиков. Макаров разворачивается в их сторону, встречает в лоб. Я своей парой захожу немцам в хвост. «Мессершмитты» тут же уходят в сторону.
Задача по прикрытию выполнена успешно. Все девять пикировщиков донесли груз до цели, сбросили бомбы и благополучно вернулись домой.
С каждым днем воздух становился все больше и больше насыщенным авиацией. С нашей стороны и со стороны немцев к фронту ежеминутно шли массы бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Воздух буквально сотрясался от гула моторов.
Затем наша дивизия прикрывала наземные войска. Каждый вылет – это ожесточенный бой.
Третьего мая командир эскадрильи, Солдатов, будучи ведущим четверки истребителей, в районе станицы Неберждаевской заметил группу немецких бомбардировщиков «Хейнкель-111». Набрав высоту, он атаковал один из фашистских самолетов и с предельно малого расстояния расстрелял его. Остальные «хейнкели» беспорядочно сбросили бомбы и ушли в сторону Крымского полуострова.
В это же время шестерка «спитфайров», под командованием Осипова, в бою с «мессершмиттами», применив энергичный вертикальный маневр, сумела отрезать истребителей прикрытия от бомбардировщиков, а другая группа «спитфайров» расстроила боевые порядки «хейнкелей» и не допустила их в район бомбометания.
Четверка «спитфайров» под командованием Чернецова обнаружила девять самолетов «Хейнкель-111» и девять Ю-88, следовавших к линии фронта под прикрытием двенадцати «мессершмиттов» и «Фокке-Вульф-190». Чернецов атаковал одного из «хейнкелей». Из группы прикрытия на Чернецова набросились сразу два «мессершмитта».
– Витя! У тебя в хвосте! – кричу ему по радио.
Чернецов резко делает отворот в сторону. Ведомый «мессершмитт» оказался впереди и мне оставалось только поточнее прицелиться. Открываю огонь. Фашистский истребитель, объятый пламенем, рухнул на землю.
Вечером снова вылетаем на прикрытие наземных войск. Группу ведет командир полка. Подходим к фронту. Сумерки сгущаются.
– «Спитфайры», внимание! – слышим голос с наземного командного пункта. – С запада, со стороны моря, идут восемнадцать «хейнкелей», сзади – десять, «мессершмиттов».
– Шикалов, Иванов! Атакуйте бомбардировщиков, – подает команду Осипов, – я иду на истребителей.
Увеличиваем скорость и разворачиваемся в сторону запада. Осипов, двумя четверками, идет на вертикаль вести бой с «мессершмиттами».
Фашистские бомбардировщики сомкнулись в плотном строю, змейкой, по три машины.
– Володя, атакую ведущего! – кричу Шикалову. Давай на второе звено.
Тут же замечаю, как сверху, почти отвесно, на меня несутся два «мессершмитта». Приказываю второй моей паре атаковать соседнее звено бомбардировщиков. Делаю горку, «мессеры» проскакивают вниз. А тем временем ведущий второй пары Мироненко поджег «хейнкеля». Фашистский бомбардировщик, резко снижаясь, стал уходить на свою территорию. У меня большой запас высоты. Ведущий группы «хейнкелей», не видят ни мой самолет, ни моего ведомого. «Мессершмитты» из группы прикрытия заняты боем с группой Осипова. Мы с ведомым энергично снижаемся, а потом с набором высоты подбираемся под первого «хейнкеля».
– Прикрой, атакую! – командую ведомому Рагозину.
– Давай!
Нос «спитфайра» направлен вперед, под брюхо фашисту. Огонь… – и я едва успеваю отвернуть самолет от бомбардировщика. Наблюдаю взрыв. У «хейнкеля» отвалилось крыло. Из самолета выбрасываются два парашютиста. Дух захватило: за сегодняшний день я сбиваю второй вражеский самолет!
Разворачиваюсь, уменьшаю скорость. Ко мне пристраивается пара Мироненко: наша четверка в сборе.
– Ну, как там у вас? – спрашивает Осипов.
– Нормально.
– Давайте наверх! Нас тут прижимают.
До предела увеличиваем скорость, уходим немного в сторону и затем, как можно быстрее, стараемся набрать высоту, чтобы оттуда обрушиться на «мессершмиттов».
Смотрим на «хейнкелей». На них уже основательно насели наши «яки» и так их начали полосовать, что те, сбросив бомбы на свои же войска, беспорядочно начали Удирать на запад.
Осмотриваюсь и никак не пойму: кто же выше нас: «фокке-вульфы» или «лавочкины»?
– Давай, давай, «спитфайр», – слышу по радио, – мы прикрываем.
Сразу стало веселее. Мы идем на выручку Осипову.
В эти майские дни 1943 года на Кубани было жарко не только летчикам, а и техническому составу. Каждый техник и механик работал с огромным напряжением сил. Через 20–30 минут вылетали группы. За короткое время надо было заправить самолеты горючим, устранить неисправности или повреждения, пополнить боекомплекты.
3 мая Главный маршал авиации Новиков за отличные боевые действия всему личному составу полка объявил благодарность. У всех радостное настроение. Мы видим оценку своей боевой работы.
После короткой ночи летчики продолжали вести активные бои. Только за день поднялось в воздух 52 самолета полка на прикрытие своих войск. Сбито девять фашистских самолетов, в том числе по два сбили Азаров и Шикалов.
Но победы доставались не легко. На фашистских самолетах летали тоже опытные летчики. С ними нужно было сражаться умеючи, с боевой смекалкой. И для наших летчиков, прошедших грозную и тяжелую школу боев, эта задача была по плечу.
А в ночь на 5 мая артиллеристы, пехотинцы и танкисты начали штурмовать станицу Крымскую. Ранним утром гвардии капитан Сапожников повел группу истребителей на прикрытие наземных войск. При подходе к линии фронта он заметил большую группу самолетов «Юнкерс-87».
Истребители стремительно атаковали фашистов и с первого же захода сбили один, а затем и второй бомбардировщик. Фашисты растерялись, беспорядочно сбросили бомбы и поспешно ушли на запад.
Вторая группа наших истребителей, под командованием Азарова, нанесла удар по фашистским самолетам, штурмовавшим наши войска. Азаров сбил «Юнкерс-87», а Ординарцев – «Мессершмитт-109».
Когда советская пехота ворвалась в станицу Крымскую, бои в воздухе достигли наивысшего напряжения. Эти дни, по мнению летчиков, были самыми жаркими за все время воздушных боев на Кубани. Пятого и шестого мая в воздухе разразилась такая потасовка, которую трудно себе представить.
Фашисты решили во чтобы то ни стало, любой ценой, внести перелом в воздушной обстановке. Они пошли ва-банк, бросив все свои самолеты в бой. Развернулись невероятных масштабов воздушные сражения. Самолетов у фашистов было очень много. Но еще больше теперь их было с нашей стороны, особенно истребителей.
Крылатые полки, едва заправившись горючим и пополнив боекомплект, вновь поднимались в воздух. Группы самолетов нашего полка водили в бой старшие лейтенанты Солдатов, Макаров, капитаны Сапожников и Чернецов. Неоднократно вылетал на задания командир полка Осипов.
Технический состав с тревогой смотрел в небо, ожидая возвращения своих летчиков. И каждый раз они возвращались с победой.
6 мая мы сбили шесть самолетов противника. Фашистская авиация была изгнана с поля боя, а станица Крымская освобождена наземными войсками. Однако бои проходили не без жертв с нашей стороны. Смертью храбрых пали летчики Николай Скворцов, Семен Мироненко, Григорий Кулагин.
Старший лейтенант Скворцов был отчаянно храбрым летчиком. На «спитфайре» он летал так, что английская техника не выдерживала русского характера. Однажды Николай после проведенного боя вернулся домой с поломанным в воздухе сиденьем. Сиденье летчика на «спитфайре» изготовлено так, что если в полете будет создана перегрузка, оно опустится на амортизаторах. Летчик при этом как бы просядет и воздействие перегрузки уменьшится. Внизу под сиденьем установлены два штыря-ограничителя, дальше которых сиденье не опустится. Однако англичане, вероятно, не рассчитывали на то, что «спитфайры» попадут на Кубань.
Скворцов в воздушных боях создавал такие перегрузки, от которых обрывались амортизаторы и не выдерживали ограничители. Сиденье проваливалось вниз. Возвращается Скворцов из полета, а его почти не видно в кабине – сиденье провалилось и уперлось в тягу управления рулем высоты.
– Ты что же это, самолет изуродовал? – смеются механики.
– Сам удивляюсь, но факт налицо: подкачала английская техника…
Погиб Николай Скворцов, защищая товарища. В одном из воздушных боев четверка «спитфайров» под командованием Скворцова встретилась с двенадцатью фашистскими бомбардировщиками, которых прикрывали шесть «мессершмиттов».
– «Спитфайрам» связать боем прикрытие! – поступила команда с земли. – Сейчас подойдут «яки».
– Вас понял, – ответил Скворцов.
Группа полезла наверх, чтобы принять воздушный бой на себя и оторвать прикрытие фашистов от их бомбардировщиков. Скворцов заходит ведущей паре «мессершмиттов» в хвост и начинает её преследовать. Проходит несколько минут. Наши «яки» уже набрали высоту и торопятся атаковать «юнкерсов».
Задача, поставленная группе Скворцова, выполнена. «Спитфайры» приняли на себя бой с «мессершмиттами». Один из вражеских бомбардировщиков горит и стремительно несется к земле. Но шлейф дыма тянется и за самолетом ведомого Скворцова – он старается перетянуть линию фронта.
– Держись, Кулагин! – кричит Скворцов попавшему в беду товарищу. – Я рядом!..
А сверху наваливается новая четверка вражеских истребителей. Изо всех сил отбивается Скворцов, прикрывая боевого друга. Но силы слишком неравны, и одному из фашистов удается поджечь самолет Скворцова…
Николая не стало, погиб замечательный летчик, который самоотверженно дрался с немцами в небе Ростова, Крыма, Кубани. Не возвратился домой после боя и Григорий Кулагин.
Тяжело переживать потери боевых друзей. Невозможно было вычеркнуть из сердца имена близких товарищей, тех, с кем еще вчера делили радость и горе, вместе ощущали упоение боем и дыхание смерти. И мы мстили за павших товарищей, с утроенной яростью набрасываясь на врага.
Не щадя своей жизни, продолжали сражаться летчики полка. Только за шесть дней воздушных сражений, c 3 по 8 мая было сбито 26 самолетов противника.
…Глядя на красивое, почти юношеское лицо с ясными, голубыми глазами и выцветшими от солнца бровями Сережи Азарова, никто из непосвященных ни за что не сказал бы, что это – один из самых грозных для фашистов летчиков.
Его любили буквально все в полку. А командир эскадрильи Солдатов просто обожал своего заместителя. Азаров отвечал ему тем же. Эскадрилья по боевой и политической подготовке занимала первое место. И не случайно. На боевом счету летчиков было больше всех сбитых вражеских самолетов.
Умный, смелый, находчивый командир эскадрильи и такой же его заместитель сумели организовать людей, сплотить их в единый боевой коллектив, поднять чувство ответственности за судьбу Родины.
В полку говорили: «Солдатов и Азаров – это душа и отвага эскадрильи». И это было истиной. Они как бы дополняли друг друга и каждый готов был отдать жизнь за другого.
Эскадрилья славилась другими отважными летчиками – Шикаловым, Мартыновым, Серебряковым, Волошиным.
8 мая 1943 года. День был ясный, знойный. Солнце немилосердно жгло истерзанную бомбами и снарядами кубанскую землю. Тучный чернозем полей зарос бурьяном, дикой травой. Пыль огромными султанами висела над дорогами, по которым день и ночь двигались танки, автомашины, колонны пехоты и артиллерии.
Азаров забрался на верх капонира в надежде освежиться степным ветерком. Но воздух был недвижим. Одолевала жажда.
– Эх, скорее бы в небеса! – Там прохлада и врамя бежит быстрее.
Услышав голос летчика, показался из капонира и механик Григорьев.
– Как ты, Григорьев, думаешь, будет сегодня вылет?
– А что? Самолет в полной готовности.
– Знаю. Но я не об этом. Хочется в воздух подняться, там прохладнее.
– Прохладнее! А чего же вы каждый раз возвращаетесь в промокшем комбинезоне, аж соль выступает?
– Это, братец, ты мой, от работы. Там как закружится карусель, так голова из стороны в сторону будто маятник мотается.
– А опасность-то какая!
– На войне опасность каждую секунду рядом с нами бродит.
– Это верно, – согласился Григорьев. Азаров снова посмотрел в небо.
– Ух, жарко! У тебя в капонире не найдется глоточка холодненькой?
– С вечера флягу поглубже закопал, но должно быть нагрелась, солнце шпарит вовсю.
Азаров полез в капонир. Вода была хотя и не очень холодная, но свежая. Летчик с удовольствием глотал живительную влагу. Потом тыльной стороной ладони вытер губы, на минуту призадумался и спросил механика:
– А как ты думаешь, Григорьев, кто сейчас сильнее в воздухе: мы или немцы?
– Конечно, мы, – не задумываясь, ответил механик, скосив глаза на ордена командира.
– Да, теперь в небе фашистам стало тошно.
Сергей любил вот такие непринужденные беседы. И сейчас ему хотелось перекинуться словом со своим механиком. Но тут послышался голос моториста:
– Ракета!
Азаров, не торопясь, поднялся, отряхнул с брюк пыль, потянулся до хруста в костях и тут же ловко надел парашют.
– Вот и война снова начинается, – подмигнул Григорьеву. – Быстро прыгнул на «крыло» самолета и в одно мгновение уже был в кабине.
– Товарищ командир, запускаем?
– Не торопись, наш конь не подведет. Впрочем, давай, – согласился Сергей.
Мотор чихнул, хлопнул и заработал ровно и монотонно.
– Счастливо, командир! – крикнул Григорьев и махнул рукой в сторону рулежки.
Азаров увеличил обороты мотора, самолет выскочил из капонира и пошел на взлет. Четверка истребителей уже в небе. Самолеты построились в боевой порядок и пошли в сторону Крымской.
В первой паре Солдатов с Азаровым, вторую ведет Мартынов. Внизу кубанская земля клубится столбами пыли. При подходе к линии фронта по радио приказ:
– Патрулировать «квадрат два».
Перекладывая самолеты с крыла на крыло, четверка барражирует в заданной зоне. Самолетов противника пока нет. Внизу наши штурмовики обрабатывают передний край фашистов. Их прикрывают «яки». Извилистой лентой через бесконечные плавни пробивается к морю река Кубань. На юго-западе синеет полоска Черного моря.
Прошло десять минут. На одном из разворотов Азарова, осматривая заднюю полусферу, увидел шестерку «мессершмиттов». В ту же секунду в наушниках шлемофонов летчики услышали голос Сергея:
– Командир, сзади и выше «мессы».
– Вижу. Мартынов, следуй за мной.
Фашистские истребители ринулись в атаку, но не сумели использовать преимущества в высоте. Завязался бой.
Азаров, весь внимание, следует за командиром, как тень, защищает его, отсекая атаки немцев от хвоста. Фашисты упорно наседают.
Еще атака и «Мессершмитт-109» валится на крыло, потом переходит в штопор и врезается в землю. Не ушел фашист от меткого огня Азарова. Бой идет над нашей территорией. Там, внизу, с волнением следят тысячи людей за воздушной схваткой.
Вот еще один фашистский истребитель загорелся от огня Мартынова. Еще несколько минут боя, и немцам удается поджечь самолет Мартынова.
– Мартынов, прыгай! – кричит по радио Солдатов. – Да прыгай же!
Черная точка отделяется от падающего «спитфайра», и через несколько секунд над ней раскрывается белый купол парашюта. Ведомый Мартынова прикрывает своего командира.
Неравный бой Солдатова и Азарова с четырьмя «мессершмиттами» продолжается. Продержаться бы им немного и на помощь подоспеет ведомый Мартынова, Александр Серебряков.
– Командир, у тебя в хвосте «мессы»! – кричит Азаров по радио.
Но было уже поздно, Солдатову не уйти от поражения.
– Держись! – крикнул Азаров и бросил самолет между Солдатовым и двумя «мессершмиттами». В тот миг в его машину впились десятки пуль и снарядов. Истребитель вздрогнул, накренился и стал штопорить. По плоскостям взметнулись языки пламени.
В кабине полно дыма, нечем дышать. Вспыхнула одежда и страшная режущая боль хлестанула по лицу и рукам. Напрягая последние силы, Азаров сбрасывает фонарь кабины. Объятый пламенем, он переваливается за борт и летит к земле огненным клубком.
Медленно бегут роковые секунды, опередив горящего Азарова не долетев до земли, взрывается «спитфайр». Будто испугавшись взрыва, раскрывается наконец парашют Азарова. Он плавно понес летчика к земле. Но погасить падением пламя на одежде не удалось. Сотни наших солдат, переживая, смотрели как на их глазах сгорает в кебе отважный летчик.
Азаров упал на землю и все еще продолжал срывать с себя горящую одежду. К нему на помощь бросились пехотинцы.
Сергей лежал, скорчившись от чудовищной боли. Клочья сорванной и еще дымящейся одежды прилипли к его кровоточащему телу, сплошь покрытому страшными ожогами.
Пехотинцы завернули Сергея в шелк парашюта и бережно понесли на руках к дороге. Подошла автомашина и Азарова осторожно подняли с земли.
– Не надо, ребята… – прошептал Азаров. – Как командир?
– С твоим командиром все в порядке, сынок, – ответил летчику какой-то пожилой солдат.
Но Азаров этого уже не услышал… Склонив головы, без пилоток, запыленные и потные стояли солдаты и… плакали.
Похоронили Сергея на холме возле Крымской, там, где были похоронены павшие смертью храбрых воины, бравшие штурмом эту станицу.
А через несколько дней был получен Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Сергею Азарову звания Героя Советского Союза за подвиги, совершенные им ранее, до трагического дня 8 мая 1943 года.
И снова бои, бои. Наземные войска ломают сопротивление врага. В воздухе уже нет безраздельного господства фашистской авиации, и мы надежно прикрываем свои войска. Фашисты несут большие потери. Значительно сузились их возможности для ударов с воздуха по нашим боевым позициям и тылам.
15 мая полк перебазировался ближе к линии фронта, на полевой аэродром, расположенный возле станицы Славянской. Станица утопает в фруктовых садах. На больших массивах виноградников работают женщины и дети.
Мы разместились в домах рабочих совхоза. Нас повсюду радушно принимают старики, женщины, подростки и особенно девчата.
– Слава богу, свои пришли, – крестятся старухи.
– Расскажите, что было у вас до освобождения станицы? – спрашиваем местных жителей.
– Долго рассказывать придется, – говорит старик с двумя георгиевскими крестами на полинялой гимнастерке и в казачьей фуражке. – Силантьич, погутарь ты с летчиками, а то у меня как-то сегодня язык туго ворочается.
– Аль дюже хлебнул? – интересуется другой дед( чуть помоложе.
– Не то что б дюже, а малость сподобились на радостях с танкистами. Ох и ребята! На все грудя ордена да медали понавешаны.
– Верим, дед, верим, нэ божись, – смеются летчики. – Рассказывай, как оно было здесь в последнее время.
– Дело было под Полтавой! – поглаживает дед усы. – Это даже трудно рассказать. У нас была такая распутица, что воробей и тот увязал в грязюке. А тут наша, значит, Красная Армия, нажимает. А немцу надо вывозить технику, запасы всякие, да фрицев своих. Самолетов грузовых у них было много. А грязь разбегу не дает. Вот тут-то оно и началось! Не знали, куда деваться, нехристи окаянные. По всей станице двери ободрали…
Действительно, для взлета своих транспортных самолетов фашисты ободрали всю станицу. На покрытие взлетных дорожек в ход пустили все: заборы, двери домов, ворота, доски с полов и прочее. Тяжелые самолеты взлетали и тянули за собой целые поезда грузовых планеров.
Взлетит транспортник Ю-52, а за ним на буксире три планера. Только успели набрать высоту, как появляются наши истребители и зажигают самолет-буксировщик. Планеры отцепляются и кто куда! Но уйти никому не удается. Горят и те самолеты, которые не успели взлететь. Об этом позаботились штурмовики, Долго будут помнить фашисты кубанскую весну 1943 года!
Наши войска повели энергичное наступление, и фашисты откатились до так называемой «Голубой линии», пролегавшей от Новороссийска, через станицу Крымскую, Киевскую и дальше, вдоль плавней реки Кубань до порта Темрюк.
Воздушные бои не утихали, но и не усиливались. В небе происходили непрерывные схватки, но уже не такие ожесточенные и многочисленные, как в первых числах мая. Наша авиация сломала хребет фашистским эскадрам и полностью овладела кубанским небом. Теперь в воздухе были хозяевами положения наши летчики. А подкрепления все прибывали.
Появился корпус истребителей конструкции Лавочкина. По своим боевым качествам «лавочкины» значительно превосходили самолеты фашистов.
Прибыл и авиационный корпус генерала Савицкого, вооруженный самолетами Як-1-Б. Летчики прилетели на Кубань с Дальнего Востока и были отлично подготовлены к боевым действиям. Но о тактике воздушного боя, применяемой немцами, они знали лишь понаслышке.
Прославленные асы кубанского неба Покрышкин, Речкалов, братья Глинки предложили прибывшим дальне-» восточникам познакомиться с воздушной обстановкой, и ввести их в курс дела так же, как и нас в свое время на «спитфайрах». Но питомцы Савицкого, надеясь на свою отличную технику, от помощи деликатно отказались:
– Ничего страшного, сами справимся.
– Пока будем знакомиться, и война кончится!
– Полетим, сами разберемся.
И полетели. Однако сразу поняли, что поспешность приводит к неудачам: как и в нашем полку, у них на первых порах были значительные потери. Дальневосточники были отчаянными и смелыми. Но отсутствие боевого опыта, конечно, сказывалось. Бывало, увидит кто-то из них вражеский самолет и атакует его до тех пор, пока не собьет. И не заметит, что увлекся так боем и так далеко ушел на территорию, занятую врагом, что теперь ему трудно придется одному против своры фашистских истребителей. Так погиб не один прекрасный летчик в результате горячности и необдуманности своих скоропалительных действий.
Но в бою мастерство приобретается быстро, тем более, что летный состав корпуса генерала Савицкого был хорошо подготовлен, а сам «Дракон» – командир корпуса – имел огромный летный и жизненный опыт и был искуснейшим воздушным бойцом.
В том, что дальневосточные летчики были основательно подготовлены, мы убедились, как говорится, на собственной шкуре. Повторилось то же самое, что было чуть раньше, в конце апреля. Увидели они наши «спитфайры» и, приняв за немцев, давай шерстить так, что деваться некуда. Пришлось вновь лететь на аэродром, где базировались летчики дальневосточного корпуса, и снова показывать английские самолеты.
Сел и я на один из полевых аэродромов. Сразу же собрались летчики.
– Ребята, – говорю, – что же вы нас атакуете? Немцы нападают и вы тоже!
– Теперь нам понятно, – сконфуженно отвечают летчики после осмотра «спитфайра» и выполненного показного полета. – Больше не будем…
Однако знакомство знакомством и все же мы еще долго продолжали следить за летчиками, летающими на «яках», носы которых были окрашены в красный цвет. И не зря. Не прошло и несколько дней, как на меня снова напали красноносые дальневосточники.
– Свой! – кричу. – Яшка, брось дурить!
А он увлекся, лезет напролом и так из пушки жахнул, все крыло моего «спитфайра» разворотил. Едва я дотянул искалеченный истребитель до ближайшего аэродрома. Сел. Вижу и «як» садится рядом. Оказывается, полк, в котором он служит, базируется на этом же самом аэродроме.
Выскакиваю из кабины, подбегаю к летчику.
– Ты что же, сукин сын, мне самолет попортил! Ну что теперь с тобой сделать, скажи!
– Да я думал, что ты немец! – мнется смущенный летчик.
Самолет мне починили добротно: техники-дальневосточники помогали на совесть. Прошло еще немного времени, и мы привыкли друг к другу. Работали слаженно. Славными ребятами оказались питомцы генерала Савицкого.
Однажды пришлось наблюдать бой четырех наших «яков» прямо над аэродромом. В этом бою они подбили «Мессершмитт-109». Немецкий летчик, видя, что не сможет перетянуть линию фронта, выбросился с парашютом. Самолет упал, а летчик, приземлившись на пшеничное поле, пытался скрыться, дождаться темноты, с тем чтобы ночью перебраться к своим.
Командир полка приказал пленить фашиста. Но тот оказал отчаянное сопротивление, отстреливался и не подпускал к себе близко наших солдат. Тогда они разделились на две небольшие группы и, маскируясь в колосьях, стали пробираться к немцу. Через некоторое время один из солдат добрался до фашиста и так огрел его по спине прикладом карабина, что тот сразу стал, как шелковый.
Пленного фашиста привели на аэродром. Допрашивали без переводчика, при помощи полкового врача Зени Давидовича, который и здесь был незаменим. Видя перед собой еврея, фашист очень нервничал и извивался, как уж. Но потом под давлением Зениных улик успокоился и начал давать показания.
Допрос был весьма комичным. Мы, активно помогая своему «переводчику», выволакивали из памяти известные нам немецкие слова, жестикулировали. Я даже начал рисовать и пояснять на пальцах.
С трудом было установлено, что немецкий летчик, в свое время служил в войсках противовоздушной обороны Берлина, откуда и прибыл на Кубань.
Выяснилось также, что он работал инструктором в училище, имеет большой налет часов на истребителях, принимал участие в воздушных боях против англичан. Теперь он горевал, что его сбили, Да, «печальная» история.
Немецкий летчик видит, что к нему нет неприязненного отношения со стороны наших летчиков и решает узнать, кто же его сбил.
– Меня мог сбить только большой ас, – гордо заявил немец.
Высокого роста, рыжий, с хищным взглядом, фашист производил, прямо скажем, неприятное впечатление. По возрасту он был значительно старше любого из нас. Одним словом это был стреляный коршун.
– Я хочу знать, кто меня сбил, – настаивал немец.
– Девчонка тебя сбила, – ответил ему начальник штаба. – Наша Соня Булгакова. Не веришь?
После перевода слов майора Апароза, немец растерялся, потом отрицательно замотал головой. Мы поняли, начальник штаба хочет позлить фашиста.
Оружейницу Соню быстренько переодели в летную форму. Она появилась перед командиром полка, и в присутствии немца, лихо отрапортовала:
– Товарищ гвардии подполковник! Боевое задание выполнено. Вернулась без повреждений, сбила «Мессершмитт-109»!
У фашистского верзилы глаза полезли на лоб, он покраснел, как рак, и, забыв, что он в плену, заорал:
– Не может этого быть, чтобы меня сбила эта девчонка!
– Подумаешь, вояка, не таких сбивали! А с таким растяпой, как ты, и возиться-то нечего! – И, козырнув командиру полка, Соня небрежно сняла с головы шлем.
Русые кудри рассыпались по ее плечам и столько было в ней девичей свежести, что мы залюбовались нашей оружейницей.
– Да вы посмотрите, какая она красавица, – воскликнул кто-то из летчиков. – А мы, лопухи, и не замечали.
Раздался новый взрыв хохота. Фашистский летчик нагнул низко голову и медленно зашагал к автомашине, которая уже стояла наготове к поездке в штаб дивизии. Немец, оказывается, неплохо знал русский язык, а мы морочили тут голову. И вот слова Сони его окончательно доконали.
28 мая был очень удачный день. К десяти часам утра летчики полка сбили шесть самолетов противника. В 12 часов 17 минут наш штаб получил телеграмму:
«В период с 9 до 10 часов утра в районе станицы Запорожской летчики группы подполковника Осипова сбили три „Мессершмитта-109“. Подтверждают наземные войска.
Командир авиадивизии полковник Дзусов.
В эти дни жарких боев на наш сравнительно маленький полевой аэродром садились все подбитые самолеты; «яки», «лавочкины», «аэрокобры». Однажды умудрился сесть и пикировщик Пе-2. Посадку выполнил очень аккуратно, зарулил и остановился вблизи командного пункта. Из кабины вылезает экипаж.
Глянули мы и рты раскрыли: летчик и штурман – девушки, лет двадцати двух, а стрелку-радисту, девчонке, не больше восемнадцати, совсем юное создание.
– Смотрите, девчата с неба свалились! – заорал Серебряков.
– А вы что, ждали нас из преисподней? – оборвала его летчица пикировщика. – Это к тебе ведьма какая-нибудь на метле прилетит. А мы ангелы Марины Расковой. Слышал о таких?
– Ну как, Саша. Теперь ты понял, с кем имеешь дело? – шутили и смеялись мы над Серебряковым.
Девушки отошли в сторону. Слышим командир нападает на стрелка-радиста:
– Какого же ты дьявола не отстреливалась, когда фрицы заходили в атаку? – горячилась летчица.
– Я стреляла, но истребители прикрытия сплоховали. Связались с «мессершмиттами», а «фоке-вульфы» тут как тут. И, пожалуйста, один паразит прорвался.
– Прорвался! А ты куда смотрела, когда он прорвался?
У девушки-стрелка на глазах слезы. Жалко ее нам стало.
– Ну, что вы, девчата, на нее набросились? В бою всякое бывает. Самое главное, вы целы остались и сели хорошо.
Теперь они уже все втроем набросились на нас.
– А вы не лезьте не в свое дело!
– Ну, зачем же нас обижать. Успокойтесь, пойдемте в столовую, перекусим.
Водворился мир и мы вместе пошли в землянку. Выходим, а в это время четверка «спитфайров» ведет над аэродромом бой с четырьмя «фокке-вульфами». На бреющем полете через аэродром пролетает тройка, за ней – вторая штурмовиков Ил-2. Это наш Виктор Савченко сопровождал их на передовую, а теперь ведет домой. На подходе к аэродрому и увязались эти «фокки».
В воздухе грохот пушек. Девчата тоже вышли из землянки, уставились в небо. Наблюдают. «Илы» уже скрылись в направлении своего аэродрома, а «спитфайры» продолжают бой. Но вот истребители разошлись в стороны: немцы подались восвояси, а наши заходят на посадку.
Самолет Савченко сел, пробежал, остановился, но почему-то не рулит к капониру. Мотор продолжает работать. Мы садимся в машину – и к нему.
Савченко в кабине, голова бессильно свесилась на плечо. Я прыгаю на плоскость, открываю фонарь. Виктор без сознания, шея и комбинезон залиты кровью. Мы осторожно вытащили его из кабины, положили в машину и подъехали к командному пункту.
– В чем дело? – встревожился Осипов.
– Савченко тяжело ранен, без сознания.
– Немедленно в санчасть!
Девчата с бомбардировщика молча подходят к нам.
– Это ваше звено ходило на прикрытие? – спрашивает девушка-летчик.
– Наше.
– Вы, ребята, не обижайтесь на нас. Мы не вас имели в виду. А как дерутся ваши, своими глазами видели.
– Где санчасть находится? – спросила штурман пикировщика.
– Тут, недалеко, в станице. На второй улице, направо домов пять пройти.
Девушки ушли в станицу, где-то раздобыли цветов и навестили Виктора Савченко. Оказалось, пуля слегка пробила шею, но он все-таки много потерял крови.
– Если надо, возьмите для переливания нашу кровь, – убеждали Зеню Давидовича девушки, – У нас очень хорошая кровь!
– А разве у советских девушек может быть плохая кровь? – категорически заявил Зеня. – Но сейчас в ней нет надобности, потому что все в порядке.
Савченко потом рассказывал, что, увидя девушек с цветами, сразу почти выздоровел.
– Только шея болела, да и то будто бы меньше.
К вечеру прилетел связной самолет и привез к «петлякову» новый радиатор. Техники быстро поставили его и на следующий день девчата улетели.
– Не обижайтесь на нас! Спасибо за гостеприимство!
В конце июня полк получил приказ сдать «спитфайры», а самим выехать в тыл для переучивания на новые самолеты. «Спитфайры» сдали соседям, за исключением одного звена, которому следовало перелететь на полевой аэродром, находящийся в непосредственной близости от линии фронта и нести там дежурство в, так называемой, засаде.
Это значит, что мы самостоятельно должны были принимать решения и вылетать на обнаруженного визуально противника, или, как говорят летчики, вылетать «по зрячему», уничтожать самолеты-корректировщики, летавшие вдоль линии фронта.
Наше звено перелетело на замаскированный полевой аэродром, точнее не аэродром, а небольшую посадочную площадку.
И началась у нас охота за самолетом-корректировщиком «Фокке-Вульф-189», который попросту называли «рамой». Дежурить в засаде дело не легкое и не очень приятное. Площадка километрах в четырех-пяти от линии фронта. Снаряды летели буквально через головы. В течение дня приходилось раза четыре, иногда и больше переруливать самолеты на новые места, чтобы избежать поражения артиллерийским огнем.
Чуть светает, мы уже на ногах, в полной готовности ждем появления «рамы», чтобы перехватить ее и уничтожить. Как только появлялся в небе немецкий корректировщик, мы тут же поднимались в воздух. Но посадочная площадка была у противника под особым и постоянным наблюдением. Стоит только «спитфайрам» взлететь, как тут же «рама» разворачивалась и поспешно уходила.
Прошла неделя, вторая, Продолжаем дежурить. Систематически, чаще всего на рассвете, иногда днем в воздухе появляется фашистский корректировщик.
И все же мы сбили эту проклятую «раму».
В течение четырех-пяти дней мы внимательно изучали тактику корректировщика и с точностью до минуты записывали время появления «рамы» над линией фронта.
Таким образом, появился график вылетов фашистского самолета.
В один из июльских дней, вечером, все летчики и техники собрались и пришли к единому мнению, что завтра на рассвете в определенный час фашист обязательно должен будет корректировать огонь своей артиллерии.
На том и порешили, А утром, чуть свет, еще в сумерках, подняли пару «спитфайров» и приказали дежурить в стороне от района, где появится «рама».
И действительно, около шести часов утра фашист начал наблюдение за обстреливаемым районом наших войск.
Грохот канонады орудий потряс воздух. Все ясно! Подаем команду «спитфайрам», и те, не раздумывая, обрушились на врага. Зажатый в «клещи», фашист был сбит.
Дело было сделано. 14 июня связной привез телеграмму, в которой было приказано: «Дежурившему в засаде звену перелететь на другой аэродром, сдать самолеты соседнему полку, а самим отправиться в тыл для переучивания».
