Неподвижные кедры глядят в синее небо. Каждой веткой, каждой гранью длинной хвои пьют они тонкую синь воздуха и свет солнца. Над кедрами выплыло белое облачко с растрепанными волокнистыми краями. Оно тут же разорвалось надвое. Теперь уже два облачка поплыли одно за другим.

В густо-зеленой плотной кроне старого кедра завозилась белка: глянула круглым глазом в небо, на землю, недовольно цокнула, запрыгала с одной ветки на другую и, вытянув пушистый хвост, птицей перелетела на второе, потом на третье дерево.

Она давно скрылась в густом кедровнике, а растревоженные ею ветви все продолжали качаться. Вслед за ними медленно замахали пушистыми лапами другие ветви. Кедры сдержанно зашумели. Казалось, маленькая белка растревожила лес от края до края. Но нет. Это с моря потянуло ветром, и белка поспешила уйти от него, укрыться в глубокой затиши.

Море открывалось тут же, за узкой полоской деревьев. На гальке, вблизи воды, догорал костер. От костра поднялись двое подростков в синих рубашках из грубой материи и в легких спортивных брюках.

— Давай уходить, Очир, как бы чего не надуло, — сказал старший, с большими, синими, немного выпуклыми глазами. Ветер взъерошил ему светлые волосы.

— Пора, — согласился Очир, поменьше ростом, черноволосый, гладко стриженный. — Нас ждут, наверно.

Они поднялись на коренной берег к самым кедрам и оглянулись.

Море, уже помрачневшее, покрытое густой рябью, было пустынно. И только справа над волнами что-то маячило.

— Смотри-ка, Сеня, парус! — крикнул Очир.

Сеня долго вглядывался, пока не увидел серый квадрат паруса.

— Завидую я тебе, — сказал он товарищу. — Глаза у тебя узкие, а видят много.

Очир засмеялся.

— А ты прищурься. Может, больше увидишь.

— Не чуди. А куда лодка идет?

— К нам, однако.

— Тогда давай подождем.

— Ладно, — согласился Очир и поставил ведерко у корней кедра.

Время шло. Ветер быстро крепчал, переходя в шторм. Лодку прижимало к берегу. Но видно было, что берег не очень привлекает тех, кто в лодке. Они упорно направляют ее косо к ветру, стараясь идти как можно дальше от берега.

Гулко бьется о берег море. Над головами шумят кедры. А друзья, забыв обо всем, пристально смотрят на затерявшуюся в море лодку.

— Кто бы это мог быть?

— Приплывут — узнаем.

Парус дрожит, качается, все ниже клонится к волнам, но верно и быстро несет лодку вперед.

Море посерело. Вдали оно слилось с таким же серым небом. Оттуда с тревожным криком пролетели к гнездовьям задержавшиеся на промысле чайки.

— Холодно, — чуть слышно сказал Сеня и встал за толстый ствол кедра.

Кедры шумели глухо. Вниз упала сухая ветка. Сеня с опаской поглядел на вершину.

— Ничего, подождем, — немного громче ответил Очир, притулившийся у другого толстого кедра. — Они скоро придут сюда. Может, помощь какая нужна будет.

По морю катились волны с крутыми пенными гребнями. Вздымаясь, они порой закрывали собой не только лодку, но и парус.

Вот парус выпрямился, повернулся на одном месте, опал и затем выгнулся всем полотнищем, казалось, готовый улететь. Но лодка снова пошла под косым ветром, и вдруг…

— Они уходят обратно! — крикнул Очир, все время не спускавший глаз с лодки.

Синие глаза Сени видели хуже. Он еще не разобрал, что там произошло, и поэтому промолчал.

— Обратно пошли, говорю! — снова прокричал Очир, которому казалось, что его товарищ безучастен к тем, кто в лодке, и это сердило его. Но сейчас и Сеня уже заметил, что лодка под косо поставленным парусом пытается уйти обратно.

— И что они там придумали? — сокрушался Очир.

Все измучились и, убедившись, что искать ночью бесполезно, встревоженные, ушли обратно.

Через три дня утих шторм, и ребята снова обследовали берег с моря. На этот раз поиски оказались небезрезультатными: у скал плавало несколько досок разбитой лодки и обломок весла.

Но никаких следов людей обнаружить так и не удалось.

 

Три друга

Байкал отштормил, отбуйствовал.

Только у самого берега было видно, как он ровно дышит. Там, где к воде вплотную подступила серая скала, волны разбивались, образуя тонкие пенные гребни.

«Кто ту-у-ут?» — глухо отзывалась скала на каждый удар волны.

«Что ты спи-и-ишь?»— тихо спрашивала уходящая обратно вода.

У скалы, на горбатом камне, сидит четырнадцатилетний бурятский мальчик Чимнт Цыренов. Карие глаза кажутся на худощавом лице очень большими. Они пристально смотрят, как рождаются и гаснут на волнах кружевные узоры пены. Мальчик видит, что волны разбиваются о скалу каждая по-разному, но в звуках прибоя ему слышится всегда одно и то же:

«Кто ту-у-уу-ут?»

«Что ты спи-и-ишь?»

Чимнт любит ходить к высокой скале и слушать шум прибоя. Лучше делать это одному: тогда яснее говор воды и камней, а главное, можно без помехи думать. Думать долго и о разном.

У мальчишеских дум широкие крылья. Они часто уносят его далеко-далеко. В такие минуты Чимит перестает слышать прибой и не замечает голубых просторов моря. Но где бы ни носили его крылатые думы, он всегда видит себя на берегу Байкала, взрослым, сильным парнем, то в высоких рыбацких сапогах у невода, то мотористом на быстроходном катере, то в белом халате мастером на консервном заводе…

Сзади раздался пронзительный свист. Одновременно в воду упали два камня. По воде побежали круги. Не успев широко разбежаться, они сломались на мелких волнах.

Чимит обернулся. Смеясь, по откосу спускались два его друга — Бадма Галсанов и Матвей Лозинин. Толстяк Бадма шел осторожно, боясь оступиться. Он часто останавливался и тщательно оглядывал камни, выбирая, куда поставить ногу.

Чимит засмеялся:

— Чего боишься? Маленький, что ли? Бадма промолчал.

Матвей, худенький, тонконогий мальчик, легко перепрыгивая с камня на камень, весело посмеиваясь над Бадмой, обогнал его. На голове озорно топорщился круто завернутый вихор светлых волос. При каждом прыжке вихор вздрагивал, словно петушиный гребень.

— Мотя, помоги ему, — сказал Чимит.

Матвей остановился, поджидая Бадму, и протянул ему руку.

— Иди, иди! Я уже как-нибудь сам, — отмахнулся Бадма.

— Ты под ноги смотришь. Так скорее упадешь. В море больше гляди, — посоветовал Матвей. — Тверже ногу ставь. Тут камни надежные.

Бадма остановился в раздумье, потом шагнул смелей. Первая удача обрадовала его. Он поднял голову и сделал еще несколько твердых шагов.

— Ну вот, твой страх тебя испугался, — похвалил его Чимит, когда ребята спустились к самой воде.

Ему хотелось сказать что-нибудь приятное, чтобы успокоить друга, но тот уже надулся от обиды:

— Страх, страх! Что вы пристали? Тоже мне храбрые!

Взял полосатый камень и, размахнувшись сплеча, сердито бросил его в воду. Камень весело булькнул.

Веселый всплеск воды навел Бадму на новую мысль. Глаза его лукаво заблестели.

— А ну, давайте купаться, если вы храбрые. Матвей подтянул и без того короткие штанишки и осторожно вошел в воду. Через полминуты он выскочил на берег.

— Не нравится? — спросил Бадма. Матвей зябко повел плечами.

— Почему молчишь? Раньше был такой речистый.

— Холодно, — нехотя ответил Матвей и сконфуженно отвернулся.

— Холодно? Да что ты? Бадма прищурился.

— Правду говорят, что слабому теленку и летом мороз. — Он повернулся к Чимиту: — А ты такой же храбрый?

Чимит нерешительно посмотрел на море.

— Эх, смельчаки! — Бадма начал быстро раздеваться.

Сбросив одежду, постоял, чтобы дать просохнуть телу, и решительно двинулся к воде.

— Значит, никто не хочет? Глядите, храбрые телята!

Разбежался, прыгнул в воду.

На том месте, где скрылся Бадма, оседали брызги, толклись маленькие короткие волны.

— Ой, что такое? Разве можно так долго? — заволновался Матвей.

Чимит тоже встревожился и ближе опустился к воде.

Бадма появился внезапно. Лица у ребят повеселели.

Но ему было не до веселья. Он почувствовал, как обжигающе холодна байкальская вода, и сердито затряс черной стриженой головой.

Словно стылыми обручами кто-то сжимал тело. Хотелось крикнуть, но Бадма пересилил себя и молча продолжал грести в море.

Однако каждый новый взмах руками давался ему все тяжелее. Пловец, поняв, что дальнейшее упрямство до добра не доведет, круто развернулся и быстро поплыл к берегу.

Выскочив из воды, синий от холода, задыхаясь, Бадма подбежал к лежащему недалеко большому прогретому солнцем камню и лег на него мокрой грудью.

Сильные руки Чимита отодрали его от камня.

— Вставай, побежим по берегу! — приказал он и с силой потянул Бадму за собой.

Не бросая руки приятеля, Чимит пробежал с ним метров сто и повернул обратно.

— Вот теперь садись грейся!

— Упрямый ты! — упрекнул Бадму Матвей. — Лед еще недавно разошелся, а он в море лезет.

— В «Пионерской правде» пишут, что ребята в других местах еще до экзаменов купаться начали. А тут экзамены прошли, а в воду не сунешься! Ну и край у нас, — сказал Бадма.

— Не везде сразу весна приходит, — возразил Чимит, обращаясь к Бадме. — А чем тебе наш край не нравится? Тут и тайга, и горы, и целое море. Да про наш Байкал столько песен сложено. В Москве по радио поют.

— Песнями сыт не будешь, — надевая рубашку, ответил Бадма. — Так бабушка Дарима говорила.

— А ты не прячься за бабушку. Она про Байкал так не скажет.

— Бабушка Дарима любит Байкал, — подтвердил Матвей. — Помнишь, сколько она про него сказок рассказывала?

Из-за мыса появился и медленно пошел в море тяжелый баркас. За ним побежали широкие усики легких волн. В баркасе, чуть покачиваясь, стоя, рыбаки сбрасывали невод.

Ребята оживились. Баркас описал широкую дугу и стал приближаться к берегу. Невод большой, тысяча метров. И дуга получилась тоже большая, пологая.

— Опять невод, опять рыба, — поморщился Бадма. — Надоело все.

— И что ты скрипишь? Что ты хнычешь? — спросил Матвей, смотря в недовольные глаза Бадмы.

Бадма низко сдвинул брови.

— Уйду в город, — сказал он глухо. — Хорошо там. Автомобилей ходит больше, чем лодок на Байкале. Заводы какие, железная дорога! Поступлю в ремесленное. Буду паровозы строить или машинистом стану.

Чувство Бадмы было непонятно Матвею, но оно вселяло тревогу в душу мальчика.

— Твердо уйти хочешь? — спросил он, надеясь, что Бадма сейчас махнет рукой и, смеясь, скажет, что пошутил.

Бадма молча утвердительно кивнул головой.

— Значит, ты уйдешь, я уйду, Чимит уйдет, Валя тоже. И все так. А потом что? Колхоз закрывать? Чтобы лесом все заросло?

— Я делу хочу учиться! — с запальчивостью сказал Бадма.

— А у нас делу не научиться? Да?

Чимнт сердито закусил нижнюю губу, глаза его широко открылись, густые брови поднялись дугой. Глядя исподлобья, он шагнул к Бадме.

— А чему? Чему мы тут научимся? Коров доить? Это девчоночье дело. Ну и учитесь, вам это самый раз. А мне техника нужна. Вот!

— Думаешь, технику только за морем найдешь? — с обидой спросил Чимит и по-взрослому показал рукой в тихую даль Байкала.

Бадма тоже окинул взглядом спокойный простор воды и вздохнул. Горячность друзей, с которой они выступили против его мыслей, смутила его.

— Конечно, там, а какая же тут техника?

— Два катера будет, электричество проведут. На ферме моторы пустят, — сказал Матвей.

— Это когда еще будет. Матвей шагнул к Бадме.

— А ты помоги или сам сделай. На готовенькое легко. Это все умеют.

— Ладно. Оставь его, Мотя. — Чимит обнял худенького Матвея. — Может, у него таланты такие. Пусть едет. Не бойся, не зарастет наш берег без него. Пойдем.

Обнявшись, они пошли по теплому песку туда, где рыбаки тянули широкий невод.

Слева набегали на берег мелкие волны и, поиграв песком, шурша, уходили обратно. Солнце спешило высушить мокрый песок, но не успевало. Приходила новая волна и заливала его. Над этой узкой полоской то уходящего под воду, то обнажавшегося берега струился тонкий парок.

Бадма остался один. Он долго стоял, удивленно глядя вслед ушедшим друзьям, озабоченно почесывая лоб.

— Ух вы, расфасонились! — сказал он громко, хотя его некому было слушать. — Все равно сами уедете. Кому в городе жить неохота!

Он не умел долго печалиться и, отмахнувшись от своих дум, вприпрыжку пустился догонять товарищей.

 

Рыбаки

На берегу собралось много народу. Улов был плохой. Свирепые штормы разбросали косяки рыбы, нарушили ее пути-дороги.

Кругом стояло много ребят. Они тоже по-взрослому озабоченно глядели в море, на широкую дугу невода.

Только Бадма не глядел на невод, не думал о рыбе. Хитро кося узкими глазами, он осторожно направился в сторону белокурой девочки, своей одноклассницы Вали Антоновой, сделал вид, что хочет пройти мимо, но, поравнявшись с ней, внезапно дернул ее за тугие русые косы.

Она не вскрикнула, а тут же круто повернулась и изо всех сил двумя руками толкнула Бадму в грудь.

Бадма тяжело, мешком хлопнулся на песок. Он не ожидал от Вали такой прыти и теперь, лежа на песке, запрокинув голову, смотрел на нее с изумлением.

Притворно покряхтывая, будто ушибся, поднялся, стряхнул с одежды песок и пошел в сторону. Но по дороге не утерпел, ловко ухватил двумя пальцами широкий вздернутый нос своей маленькой двоюродной сестры Дул мы.

Та испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками. В тот же миг на Бадму ястребом налетела Валя, сбила его с ног. Он упал лицом вниз, а Валя жестоко молотила кулаком по его широкой спине.

— Вот тебе, вот! Будешь знать, жирный баран! Не давай рукам воли!

Взрослые сердито зашикали, словно шум, поднятый ребятами, мог распугать рыбу.

Запыхавшаяся Валя отпустила Бадму.

— Совсем плохой Бадма, — прижавшись к Вале, горько пожаловалась маленькая Дулма.

— Если обидит, скажи мне — вдвоем мы с ним всегда справимся.

Крупные капли пота дрожали на лбу и густых светлых бровях девочки.

Невод тянули лошадью. Медленно по кругу ходил буланый конь. На ворот со скрипом наматывался толстый пеньковый канат.

К берегу подтянули мотню невода.

— Пуда три, не больше, — разочарованно определил подошедший председатель колхоза Гомбо Цыдыпович.

Задумчиво подкрутил черные усы, погладил подстриженные бобриком короткие черные, с густой проседью волосы.

Не торопясь подошел еще ближе к трепещущей рыбе и долго смотрел на нее, точно хотел все пересчитать.

— Омулька-то почти и нет.

Наклонился, привычным жестом выхватил из кучи одну серебристую рыбу с зеленоватой спинкой.

— Видно, ушел кормиться в другие, дальние места. Придется и нам уходить, — сказал он со вздохом. — Не разведали нынче море как следует, понадеялись на старые данные.

Женщины собрали и унесли рыбу. Невод председатель приказал развесить для просушки.

— Значит, теперь, наверное, уедут, — сказал Матвей. — Раньше хоть помаленьку, да ловили, а сегодня окончательно рассердились.

— Какая радость по два пуда ловить! Вот в прошлом году по сотне вынимали.

Чимит умел говорить как-то степенно, по-взрослому деловито.

Матвей промолчал. Он не помнит, по скольку ловили в прошлом году. И по правде говоря, ему сейчас не очень-то верится, что за один раз можно поймать столько рыбы.

— Что, не веришь? — как бы поняв его мысли, спросил Чимит. — Что тут особенного, сто пудов! — И кивнул головой на жерди, где развесили невод. — Он же, смотри, какая махина. И рыба тогда валом шла.

— А на новом месте они тоже будут по сто пудов ловить?

— Там-то будут. Там, наверно, рыба давно подошла.

— Давай попросимся с ними, — предложил Матвей. — Что нам тут целое лето делать? Как ты думаешь, возьмут нас?

— Может, возьмут, если хорошо попросить. Пойдем! Сейчас все зависело от председателя колхоза. Тот стоял один, внимательно осматриваясь кругом, и, казалось, искал, не осталось ли на берегу чего недоделанного, забытого.

— Что вам, ребята?

— Дядя Гомбо, когда уходите? — спросил Чимит.

— Завтра, наверно. Придет катер с комбината, и пойдем.

— Ребят нынче брать будете?

— А как же. Всех, кто постарше, заберем. Надо же вас рыбацкому делу учить.

Потом его громко позвали колхозники, и он, прервав разговор, почти бегом направился к амбару.

— Значит, едем? — Матвей весело завертелся на одной ноге, выдавив в песке глубокую ямку. — Пошли собираться!

Чимит ухватил Матвея за руку, и они бегом направились к деревне.

 

Песня ведет

— Матвей! Матвей! Вставай! Пойдем на берег.

Матвей, спавший на крыльце, открыл глаза. Было еще рано. Только маленькие три облачка в небе чуть-чуть золотились.

— Куда ты, Бадма, в такую рань всполошился? — приподнимая с подушки голову, спросил Матвей.

— Какая рань?.. Уедут наши, останемся одни.

— Чудак, все равно не возьмут. Мне мать запретила, — с дрожью в голосе, готовый заплакать, сказал Матвей. — Дома оставаться велит.

— А ты попроси отца. Он отпустит.

— Что ты! Они всегда заодно.

— Ничего, Чимит председателя попросит. Он ему не откажет. Потом, думаешь, им ребята не понадобятся? Эх, да еще как! Костер развести, чаи вскипятить. Мало ли мелкой работы? Очень просто, что и возьмут. Чимит уже на берегу. Пошли!

Матвей быстро встал, оделся.

Над горами появилось солнце. Появилось не все, только маленьким краешком, а кругом все засияло, заискрилось. От деревьев легли голубые тени. На траве засеребрилась крупная роса.

— Ух, по морю поедем, места разные увидим! — с восхищением говорил Матвей, стараясь попасть в ногу с Бадмой. — И дело настоящее дадут нам.

Бадма решил тоже не отставать от друзей и побывать на новом промысле. Правда, его интересовала не рыба, а просто хотелось пожить на рыбацком стане.

— Я сразу на баркас попрошусь гребцом.

— Ох, из тебя гребец. Баркас — это не маленький подъездочек. Сила нужна.

— Ну к лошадям на ворот стану.

— А если кашу варить?

— Можно и кашу!..

Спустились на песчаный берег, пошли к Чимиту.

Чимит сидел возле невода и смотрел в море.

Под первыми лучами солнца вода была в нем не зеленая, не синяя, какой она бывала обычно днем, а молочно-розовая. Такой ее Чимиту еще не удавалось видеть. И вообще ему никогда не приходилось вставать так рано.

Оказывается, рано утром все выглядит по-новому. Сейчас не только море, но и горы не те: все кругом позолочено, всегда синий воздух над Байкалом казался розовым, листья на деревьях блестящие, словно смазанные маслом, жесткая хвоя кедров поголубела и казалась мягче.

«Обязательно буду вставать теперь на восходе солнца, — решил Чимит. — Лучше стану ложиться с вечера пораньше».

На берегу стали появляться первые рыбаки. Размашисто шагая, прошел отец Матвея, в синей косоворотке, с двумя новенькими веслами на плечах. На его загорелом лице белели только брови.

Семен Лозинин был веселым человеком. Улыбка никогда не сходила с его простодушного лица с узким подбородком. Вот и сейчас, проходя мимо ребят, он улыбнулся и многозначительно кивнул головой, дескать: «Жаль мне вас, ребята, но ничего не поделаешь».

Рыбаки принялись готовить в дорогу баркасы. На один складывали невод, на другие грузили припасы, постели, одежду.

К десяти часам на горизонте появилась маленькая черная точка. Она быстро увеличивалась, вырастала из моря.

— Катер! Катер! — закричали мальчики.

— Комбинатовский катер идет!

Катер шел на полной скорости, как бы боясь опоздать к намеченному сроку.

— Это «Быстрый» идет, — определил Чимит.

Подойдя ближе, катер приветствовал рыбаков звонкой сиреной. Был он длинный, узкогрудый, настоящее морское судно, быстроходное и устойчивое.

На палубе, перед застекленной штурвальной рубкой стоял с рупором в руках старшина катера. Он широко улыбался. Среди удивительно белых зубов — один золотой. Новенькая тельняшка туго обтягивала широкую, крепкую грудь.

Старшина поднял ко рту рупор и зычно крикнул:

— Эй, на берегу!

— Есть на берегу! — отозвался Гомбо Цыдыпович.

— Поторопитесь!

— Эй, торопись! — приказал Гомбо Цыдыпович. На берегу стало еще оживленнее. Рыбаки начали прощаться с семьями.

— Пойдем к председателю, — сказал Бадма. — А то забудут о нас совсем.

Председатель был все время занят. То там, то тут нужен был его совет, окончательное веское слово. Сухощавый, быстроногий, он легко передвигался от одной группы рыбаков к другой.

— Дядя Гомбо, возьмите нас с собой, — попросил Чимит, осторожно подталкивая перед собой Бадму и Матвея.

— Мы можем варить уху, рыбу выбирать, — поспешил поддержать друга Матвей.

— Вот что, ребята, — немного подумав, сказал Гомбо Цыдыпович. — Вам придется остаться дома. Уху варить есть кому и без вас. Наши рыбачки это лучше сделают.

Он взял за плечи Матвея и Бадму и повернул их лицом к морю, как бы показывая им, что время для разговора кончается.

Чимит подошел вплотную к председателю.

— Ну, они, правда, еще маленькие… А я?.. — сказал он с надеждой.

— Ты, конечно, старше.

Бадма и Матвей озадаченно затихли. Неужели Чимит бросит их и уедет один?

— Мы оставляем их на тебя, Чимит, — сказал председатель. — Приглядывай за ними.

Чимит удивленно заморгал глазами.

— Ну как же так? Что я с ними буду делать тут?

— Все. Слово старших твердо. Я не один это решал. Так матери просили: «Не трогайте ребят, — говорят, — нам одним без них никак нельзя».

— Не взяли, — со вздохом сказал Матвей.

— Ну и не взяли, — вдруг рассердился Чимит. — А зачем нас брать? Что мы умеем? Малыши мы, и все тут.

Баркасы уже качались на зеленых волнах. Катер, легонько постукивая, взял на буксир передний баркас, а за ним потянулись остальные.

— Гомбо Цыдыпович! Отчаливаем! — крикнул старшина катера.

— Чимит! — позвал председатель. — А ну-ка, доставь меня на катер.

Тот вздохнул, подошел к легкой лодке и сердито спихнул ее в воду. В лодку прыгнули Бадма с Матвеем и разобрали весла.

Переполненная лодка грузно осела. Чимит, правя рулевым веслом, лихо подвернул лодку к катеру. Председатель перебрался на буксир.

Шумно заработал винт и развел крутую волну.

Чимит повернул лодку к берегу.

На баркасах запели. Громкий чистый голос Семена Лозинина сильно и высоко поднял песню, будто вырвал ее из водных глубин:

На трех баркасах подхватил хорошо слаженный хор:

Песня была старинная, хорошая. Пели ее тоже хорошо, самозабвенно, как всегда поют рабочие люди.

Буксирные канаты натянулись, и маленький караван баркасов потянулся за катером. В море было просторно и тихо.

Когда караван ушел далеко, песня на короткий миг затихла, как бы утонула в море. Потом она слышалась вновь, звучала тепло, волнующе. И казалось, что не катер, а раздольная песня повела рыбаков в сизую даль моря.

Чимит стоял на берегу, крепко сжав кулаки от обиды. Он рвался в эту зовущую даль моря, к большому рыбацкому делу, а его не приняли.

 

Белый катер

После полудня Чимиту захотелось побыть одному. Задумавшись, он ушел далеко за поселок. Дорога здесь раздваивалась. Одна уходила влево, к речке, вторая — вправо, в тайгу. Он пошел по второй и пришел к высокой сопке. На ней колхозники вырубили лес для построек и на дрова, и сопка облысела.

Сверху лес не свозили, а скатывали, и только у подножия грузили: зимой на сани, летом на раскаты.

Чимиту захотелось посмотреть с сопки на тайгу, на юры, на Байкал.

На сопку вела тропинка. Но Чимит стал подниматься не по ней, а напрямик.

Когда он наконец поднялся на сопку, солнце уже коснулось дальних гор, покраснело и быстро скрылось, точно растаяло. Над тайгой задрожала лиловая дымка. Чимиту одному стало скучно. Он повернулся и стал смотреть на Байкал.

Там, где чуть заметная черная линия отчеркивала голубое небо от синей воды, он увидел что-то маленькое, белое.

«Чайка на ночевку летит», — подумал Чимит.

Через несколько минут он уже понял, что это не чайка, а катер, и быстро сбежал вниз.

На низком берегу с удивлением остановился: Байкал, на сколько хватает глаз, чист и спокоен. Он не мог этому поверить. Глаза никогда не подводили Чимита. Катер, видно, свернул и пошел стороной.

В поселке тихо. Набегавшиеся за день ребята улеглись спать.

Сгущались сумерки. Стало прохладно. Надо идти домой. В последний раз взглянул на Байкал и забыл про дом.

Словно подброшенный из глубин волной, качался белый катер.

Не дойдя метров пятнадцати до берега, катер вдруг забурлил винтами и подался назад.

«С глубокой осадкой. Наткнулся на мелкое место». — И Чимит замахал руками, показывая, где лучше причалить.

На катере свернули влево.

Причалив, матросы бросили на берег узкий трап. По трапу сошел высокий мужчина с рыжей бородкой.

— Здравствуй, рыбак, — сказал он басом. — Сведи-ка меня к председателю.

Но Чимит решил прежде узнать, что за люди пришли на белом катере.

— Вы к нам за рыбой?

— Нет. Мы экспедиция. Хотим купить у вас молока. Чимит показал рукой в сторону села.

— Вон белый дом, пять окон. Видите, где свет зажгли?

Приезжий зашагал к правлению. Чимит остался на месте.

На катере никого не было видно. Мальчик постоял немного и смело пошел по трапу. Перешагнул борт катера и остановился. Из рубки окликнули:

— Эй, парень, ты куда? Чимит пошел на голос.

— Поглядеть хочу.

— Что ж у нас диковинного?

— Не рыбацкий у вас катер. С осадкой и белый.

Дверь рубки открылась. Показался молодой курчавый парень в синей рубашке с высоко засученными рукавами. Он оперся о косяк двери и стал бесцеремонно рассматривать Чимита.

— Молоко у вас есть?

— Есть. Колхоз ведь, — спокойно ответил Чимит.

— А рыба?

— Рыбы мало. Не пришла нынче.

— Что же вы делаете?

— Мы ничего. А рыбаки на другой промысел ушли.

— Бывает, — задумчиво сказал курчавый. На корме появилась женщина в белом халате.

— Это ваш доктор? — спросил Чимит.

— Надежда Семеновна-то? Научный работник она. Как раз по рыбе.

Женщина услышала разговор, подошла к ним.

— У нас гости, Сережа? — певуче спросила она курчавого парня.

Сережа заулыбался, стал прямо, торопливо примял рукой растрепанные кудри.

— Да, Надежда Семеновна. Вот рыбак с берега пришел.

Чимит привык видеть на катерах женщин здоровых, широколицых, с крепкими руками и всегда обутых в сапоги или грубые башмаки. А тут стояла хрупкая, с узкими плечами. На ногах легкие туфли на низком каблуке. Из-под белого докторского колпачка на голове выбивались плохо видимые в сумерках, должно быть рыжие, волосы.

А она немного удивилась, увидев перед собой мальчика. Но заговорила с ним, как со взрослым.

— Что это у вас, товарищ рыбак, на берегу так голо? Один только баркасик чернеет. И невода не видно.

— Не подошел омуль нынче. Рыбаки на Оленьи пески ушли.

— Не подошел? — удивилась Надежда Семеновна. — С чего бы?

— Председатель говорил, будто корма омулю возле нас нет.

На катере включили свет. Загорелись лампочки в рубке, на мачте, возле кормовой надстройки и ярко осветили палубу. Брызнул свет из иллюминаторов и широкими кругами лег на воду.

В ярком свете лицо Надежды Семеновны показалось Чимиту очень озабоченным. И голос как-то потерял свою певучесть.

— Корм для омуля возле вас есть. Мы сейчас проверяли. Тут что-то не то.

Для Чимита же теперь было все ясно: омуль не пришел, рыбаки ушли ловить в другое место. О чем тут больше говорить? Его интересовало другое.

— А глубокое возле нас море?

— По старым данным, неглубокое. А сегодня мы не мерили. Взяли только пробу на планктон, — ответила Надежда Семеновна.

Стало тихо. И в этой тишине вдруг захрустел песок на берегу. Из темноты вынырнула бородатая фигура. Человек нес на плече бидон с молоком.

Перекинув бидон с одного плеча на другое, он шагнул на трап. Под тяжелыми шагами трап прогибался, громко хлопал по воде.

— Вот и молоко принес! — громко, на всю палубу, сказал бородатый. Не останавливаясь, он снял с плеча бидон и понес его перед собой по лестнице в трюм.

И Надежда Семеновна и кудрявый молчали. За бортом плескалась вода. Над горой появилась луна, качнулась набок, оторвалась от горы и поплыла, белая, круглая, в просторное небо. На Байкале заплясало широкое переливчатое пятно света. На берегу стало все видно до самого поселка.

— А как вы проверяете, что есть на дне Байкала? — спросил Чимит.

Надежда Семеновна ответила не сразу и не совсем ясно:

— Спускаем за борт лот — такую трубу — и берем пробы.

Из люка поднялся бородатый с бидоном.

— Готовьтесь к отплытию! Надо спешить! — приказал он. — Вот отнесу бидон, и отчалим.

Чимит вызвался отнести пустой бидон на ферму. Бородатый поблагодарил.

И бородатый, и курчавый Сережа, и Надежда Семеновна попрощались с ним за руку. Когда Чимит уже ступил на трап, Надежда Семеновна сказала:

— Задал ты мне задачу, рыбак. Куда же девался ваш омуль?

 

Важный разговор

…После обеда Чимит разыскал Матвея и Бадму и повел их к морю.

Когда у Чимита бывало тревожно на душе или его одолевали трудные мысли, он всегда уходил к морю. Там легче дышалось, хорошо думалось.

— Давайте разведаем Байкал у нашего берега, — предложил Чимит. — Глубину измерим, что на дне есть, узнаем.

— Это хорошо, когда сам все знаешь, — согласился Бадма. — Когда от других про что спрашиваешь, бывает, что чуточку не веришь: то ли так, то ли нет. А когда сам увидишь — это лучше.

— Про то и говорю. Какие же мы пионеры, если не знаем, что рядом с нами есть. Самим все разведывать надо.

— А как? — не совсем веря в затею друга, спросил Матвей.

— Есть у меня план один. — Чимит наклонился ближе к ребятам. — Сделаем канат метров сто, привяжем трубку короткую и опустим в море. Когда труба нижним концом ударится о дно, в нее забьется земля, ил, песок, что там только есть.

— Здорово ты, Чимит, придумал, — сказал Матвей. — Мы же теперь все вдоль берега обшарим. И вдруг что-нибудь такое найдем, про что никто не знал?

— Садись, не пляши, — дернул его за рубаху Бадма. — Рано плясать.

Он и сам ничего не имел против плана Чимита. Затея с трубкой ему понравилась, хотя в деталях осталась для него не совсем ясной.

Во второй половине дня каждый был занят сбором тонких витых веревок.

На следующий день общими усилиями удалось связать сравнительно ровный канат в сто двадцать метров. На каждом метре был завязан узел. На десятом — привязана белая ленточка.

Чимит принес короткий, сантиметров в тридцать, отрезок трубы диаметром чуть побольше медного пятачка.

Один конец ее имел нарезку. Чимит по нарезке намотал проволоку. Такая проволочная обвязка хорошо держала трубу. От обвязки проволока отходила тремя ровными концами. Концы прикрепил к веревке.

 

Бадма не верит в удачу

Бадма долго разглядывал трубу, что-то соображая, морща смуглый лоб, и сокрушенно покачал головой.

— Что, думаешь, не выдержит? — встревожился Чимит.

— Выдержит, проволока и веревка выдержат! Только не будет толку с твоей трубы.

— Почему не будет? Ты же вчера сам был согласен.

— Мало что было вчера. А сегодня не верю. Ничего она не достанет со дна моря.

— Как не достанет?

Чимит, озлившись, обеими руками поднял трубу вверх и вдруг со всего размаха всадил ее в землю.

— Ну и что?

— Как ну и что? Гляди! — вырвал трубу из земли и показал Бадме.

Отверстие трубы было глубоко забито землей.

— Видал, машинист-механик?

— Ой, какой ты скорый! — развел руками Бадма. — Пойдем к морю.

— Зачем к морю?

— Там увидишь.

Бадма ухватил трубу и решительно зашагал к воде.

Чимит и Матвей переглянулись, пожали плечами. Но пошли за ним.

Открытым концом трубки Бадма зачерпнул воды, поднял трубку на вытянутых руках, вынес на берег.

— Смотри теперь ты.

Из забитого землей конца трубки начала просачиваться вода. Наконец пробка шлепнулась на песок.

— Видел, что будет?

Смуглое лицо Чимита помрачнело.

«Как же так? — думал он. — Я старше Бадмы, сколько дней думал и вынашивал план, а маленький толстяк Бадма все расстроил. И ему ничего нельзя возразить».

— Постой, постой!

Чимит отобрал у Бадмы злополучную трубу и стал в раздумье вертеть ее в руках. На его худощавом лице резко выступили скулы, и лицо стало злым, некрасивым.

— Легкий ты человек, Бадма! — запальчиво сказал Матвей. — Выходит, надо бросить дело, а? Ругать все умеют. А ты помоги, подумай.

— А что мне думать? Не моя затея.

— Затея-то Чимита. А дело общее. Должны мы помочь или нет?

— Вот ты и помогай, разумный такой.

— Что я помогу! Я не механик. Вот в огороде или на ферме я дело хорошо знаю.

Чимит, не обращая внимания на спор друзей, накрыл верхний конец трубки ладонью и опустил ее в воду. Потом долго и сильно вдавливал трубу в дно.

Бадма разочарованно махнул рукой и отошел далеко от воды. Матвей остался возле Чимита.

Несколько раз покрутив трубу под водой, Чимит поспешно вынул ее. Лишь мельком взглянув на нижний конец, радостно крикнул:

— Есть! Есть! Бадма! Гляди! — Разбрызгивая воду, бегом кинулся на берег.

— Гляди, машинист-механик!

Бадма с интересом оглядел трубу. Отверстие было плотно забито донным грунтом.

— Не должно быть.

— Вот и должно быть. Матвей видел. Я прикрыл верх трубы ладонью.

У Бадмы на широком лбу легли глубокие складки. Он начал догадываться. Но Чимит опередил его.

— Понимаешь, Бадма, — торопливо заговорил он. — Все дело в воздухе: нужно, чтобы в трубу не попала вода. Вот сейчас воду сверху рука не пустила, потому и песок в трубе остался.

— Значит, труба сверху должна быть закрыта?

— Обязательно закрыта. Чтобы ни одна капля не просачивалась.

Находка Чимита обрадовала и Бадму.

— Теперь и я вижу, дело пойдет.

Через час верх трубы был забит деревянной пробкой. Для верности Матвей предложил обмотать пробку тряпкой и засмолить. Так и сделали. Теперь уж действительно ни одна капля воды не могла попасть в трубу.

— А как назовем твое изобретение? — спросил Матвей.

Он искренне верил, что теперь-то они исследуют все море, от берега до самых больших глубин, где-то возле Ушканьих островов.

Повеселевший Чимит любовно погладил свою трубу, которая теперь ему казалась уже каким-то загадочным снарядом.

— Я уже думал. Пусть называется глубокомер.

— Ну, это и не выговоришь. Надо что-нибудь короче.

— А зачем короче? Есть же молокомер. Все выговаривают.

На этом и порешили.

— Знаешь, Чимит, давай попробуем сегодня, — предложил Бадма. — Мы недалеко, здесь, у берега.

Не терпелось испробовать трубу в действии и Матвею. Чимит уступил.

— Ладно, — согласился он. — Только скорей и недалеко.

 

Новая неудача

— Садись, Матвей, на весла! — приказал Чимит. — А мы будем опускать глубокомер.

Матвей сел на скамейку и поднял весла.

Бадма взял в руки глубокомер и перенес его через борт. Чимит принялся спускать канат. Вот глубокомер исчез в воде. Ребята низко наклонились через борт.

На большой глубине белые и черные камни казались плоскими плитками.

— Пять, семь метров, — отсчитывал Бадма. — Скоро дно.

Натянутая веревка дрогнула, ослабла, потом снова натянулась.

— Стой! Стой! — закричал Чимит. — Подымай!

— Что такое?

— Глубокомер падает набок. Только коснулся дна и упал.

Бадма, приподняв трубу на несколько метров, с силой отпустил веревку. Труба коснулась грунта и повалилась набок.

Выбрали канат. Подняли глубокомер на борт лодки. В свободном отверстии трубки не оказалось ни одной крупинки грунта.

— На камень, однако, попала труба, — решил вслух Бадма. — Грунт неровный. Ткнулась ребром среза и упала.

— Матвей, передвинь лодку метра на три вперед! — приказал расстроенный Чимит. — Еще раз попробуем.

Но и на этот раз, чуть коснувшись грунта, труба медленно легла боком.

Матвей, не снимая с уключин, положил весла вдоль бортов лодки.

— А вам в классе ничего об этом не говорили? — спросил он Чимита.

— О чем? — удивился Чимит.

— Да вот о том, почему труба падает.

— Ну и смудрил, Мотька. При чем тут труба?

— А Гомбо Цыдыпович говорил, что наука для того и придумана, чтобы жизни помогать.

Чимит с удивлением глянул на тихого Матвея. В самом деле, он придумал глубокомер, и Матвей и Бадма понадеялись, что теперь они узнают новое о Байкале. Не беда, что глубокомер пока действует плохо. Не всякое дело сразу идет. Даже у взрослых помехи бывают. А Матвей прав. Ведь учился же он. Старше всех тут.

— Человек, когда подумает как следует, всегда выход найдет, — словно отгадывая мысли Чимита, сказал Бадма. — Давай прибавим нашему глубокомеру веса.

— Может, это годится?

Матвей подал найденную им на дне лодки большую ржавую гайку.

— Наверно, рыбаки для грузила брали.

— А чего же, — взвесив ее на руке, сказал Бадма. — Тяжелая, вот мы и прикрутим сверху.

Чимит взял в руки гайку и долго рассматривал ее, потом стал надевать на трубу.

— Шире трубы. Спадать будет.

— А мы ее закрепим деревянными клинышками, — предложил Матвей.

— Если закрепить на самом конце, гайка будет мешать трубе врезаться в дно. Подымем ее сантиметров на семь выше, — заключил Чимит.

Так и сделали. Глубокомер снова пошел в воду.

Чимит и Бадма склонились за борт. Но в воде уже ничего не видно. Лодку отнесло на глубокое место.

— Двадцать два метра, — объявил Бадма.

— Потянем!

Ребята в четвертый раз начали поднимать глубокомер.

На этот раз их старания увенчались успехом. Выходной конец трубы оказался забитым донным грунтом.

— А я и сейчас боялся, что не получится, — признался Бадма.

Чимнт передал трубу Бадме, тот протянул Матвею. Матвей поковырял пальцем и вернул Чимиту.

Содержимое глубокомера вытряхнули на дно лодки. Это был песок с примесью ила. На самом верху, в глубине трубы, оказались бурые игольчатые водоросли.

— Ну вот и узнали, что на дне есть.

Бадма раскинул на ладони хрупкие водоросли. Бурые иголочки в полтора сантиметра длиной под солнцем начали увядать, съеживаться. Через минуту они стали похожи на кусочки мокрых ниток.

— Не терпят солнца.

— Ясно. Там прохладно и темнее, — сказал, берясь за весло, Матвей.

— Это ничего. Мы еще не это узнаем, — пообещал Чимит, любовно поглаживая прибор.

Матвей сильным ударом правого весла повернул лодку носом к берегу.

Солнце начало уплывать за горы. На воде посвежело. Одинокие чайки, весь день кормившиеся далеко в море, теперь тоже возвращались на землю.

На берегу ребята надежно спрятали глубокомер и моток каната.

Ночь надвигалась тихая и теплая. Светили крупные, но неяркие звезды. Над морем встала большая круглая луна, протянула к берегу длинную золотую дорожку.

Старые кедры кинули через дорогу широкие тени и сами заснули: ни одна ветка не пошевелится, не прошумит.

 

Находка

В деревне все еще спали, а Чимит уже отнес в лодку глубокомер, мотки каната.

Солнце медленно поднималось из-за гор.

Чимит, скучая в одиночестве, раскачивал лодку.

Под бортами плескалась вода. От лодки пахло смолой, старыми канатами и рыбой.

С высокого берега донесся пронзительный свист.

Чимит вскинул голову. Оттуда бежали Бадма и Матвей.

— Что же вы, засони, до обеда будете прохлаждаться?

— Я Бадму долго ждал, — оправдывался Матвей. — Ленив на подъем толстяк, вместе с бабкой еле разбудили.

— Ладно бурчать, — отмахнулся Бадма. — Еще успеем, весь день наш… — Откуда начнем? — спросил Бадма, когда они отплыли от берега.

Чимит поглядел в воду. Еще было видно дно, глубина меньше восемнадцати метров.

— Тут мы уже знаем, что есть на дне. Отплыли еще метров пятьдесят. Бадма глянул за борт.

— Дна совсем не видно.

— Ладно, попробуем здесь, — согласился Чимит.

Глубокомер перенесли за борт, и он быстро ушел в мутно-зеленую воду.

— Тридцать девять метров! — установил глубину Бадма.

Подняли глубокомер. Чимит вынул блокнот, карандаш и записал:

«Сегодня на глубине тридцати девяти метров достали только бурый ил. Водорослей уже нет. Может, для них не хватает света?»

Отплыли еще немного. На этот раз глубина прибавилась на пять метров. Зато глубокомер задал ребятам загадку. Вместе с бурым илом он принес маленького забавного рачка.

Чимит сделал новую запись:

«Из глубины в сорок пять метров достали много бурого ила и в нем рачка. Весь рачок покрыт щитками. Щитки не мешают ему быстро двигаться, сжиматься в калачик и растягиваться. На маленькой голове два круглых глаза. Надо ртом две пары твердых усов. Верхние длиннее, нижние короче. У него шесть ног. Там, где ноги вырастают из тела, они тоже закрыты щитками. Некоторые щитки разной окраски. Непонятно, как рачок оказался на буром иле, ведь его там легко заметить. Мы думаем, что он попал случайно. Надо спросить об этом учителя».

Дальше глубина начала возрастать: шестьдесят, семьдесят шесть, восемьдесят девять метров. Грунт дна повсюду был один и тот же. С глубины восьмидесяти девяти метров достали червяка, покрытого щетинками.

Описав и червя, Чимит поместил его в банку вместе с рачком.

Матвей продвинул лодку еще дальше. Снова канат раскручивается и уходит в воду, сначала медленно, потом все быстрее.

— Семьдесят! Восемьдесят! — отсчитывал Бадма. — Девяносто, девяносто пять!

Руку Чимита рвануло к самой воде. Он испуганно откинулся на середину лодки.

— Не хватило каната!

— Вот так глубина! — Бадма озадаченно покачал головой — кто бы мог подумать. Совсем рядом с берегом. — А может, здесь такая же глубина, как возле Ушканьих островов, — тысяча метров?

— Все может быть, — отозвался взволнованный Чимит.

— Ничего, мы канатик прибавим, — за всех решил Бадма.

Матвей неуверенно покачал головой.

— На тысячу метров и каната не найти.

— Поищем как следует, — ответил Чимит.

Лодку повернули влево и стали продвигаться параллельно берегу.

Справа глубокомер не доставал дна, слева держалась глубина в семьдесят — восемьдесят метров. Со дна поднимался тот же бурый ил.

Первая неизмеримая глубина была обнаружена как раз против устья реки Тыры. Чем дальше ребята удалялись в сторону от устья реки, тем круче барьер загибался к берегу.

Глубокомер снова не достал дна, но когда его подняли, большой тяжелой гайки на нем не оказалось.

Бадма огорченно вздохнул:

— Сломалась машина.

Солнце высоко поднялось над морем. На берегу в зеленой низине виднелась родная деревня. Вокруг нее громоздились невысокие сопки, поросшие сосной, а за ними, замыкая всю низину в кольцо, поднимались обнаженные острые скалы.

 

Кто на том берегу?

— Смотри-ка, дымок, — Матвей показал на восток, — у желтых скал.

Чимит приложил ко лбу ладонь щитком над глазами и пристально поглядел вдаль, куда показывал Матвей.

— Правильно, дымок, — подтвердил он. — У самой воды костер. Только что зажгли.

— Почему ты думаешь, что у воды? — спросил Бадма, который наконец-то увидел тоненький столбик дыма.

— Потому, что никто не станет в это время зажигать костры далеко от воды.

— А почему ты думаешь, что только что разожгли? — Если костер горит давно, он не дает много дыма. Такой костер мы бы отсюда не увидели.

Отдохнув, они снова принялись грести. Солнце припекало, но холодная вода Байкала смягчала жару. Далекий берег, отвесные скалы и горные склоны выступали теперь ярче, словно их кто-то подрисовал.

Далекий дымок медленно таял, становился почти незаметным: то ли невидимый костер разгорелся ярким бездымным пламенем, то ли угасал.

— Чимит, а может, это наши? — неуверенно спросил Матвей.

— А что? Очень просто, это наши и есть. — Бадма порывисто встал, накренив лодку.

— Тише, утопишь! — испуганно крикнул Матвей и ухватился за борт, стараясь уравновесить лодку.

— Давайте сплаваем к ним, все точно узнаем. Ведь тут близко, только рукой подать, — предложил Бадма, усаживаясь на свое место.

— Ну и придумал, — рассмеялся Чимит. — До того берега километров пятнадцать, не меньше. А разве мы в два конца туда и обратно сумеем выгрести до вечера?

С моря внезапно, словно из разогретой печи, пахнуло горячим ветром.

Друзья удивленно переглянулись.

Через минуту и воздух и вода снова были неподвижны.

Не успели ребята разговориться, как налетел новый порыв горячего ветра.

На море появилась рябь, и снова поверхность воды разгладилась. Но Чимит понимал, что это ненадолго. Порывы ветра повторятся. Так часто бывает во второй половине дня. Правда, сегодня ветром уже тянуло несколько раньше.

И вот снова по воде пошла мелкая рябь.

Глаза у Бадмы весело заблестели.

— Давай все-таки добежим с ветерком до того дымка, — предложил он.

Чимиту и самому хотелось побывать у желтых скал, на том далеком зеленом берегу.

Он намочил за бортом пальцы и поднял руку.

«По такому ветру лодка пойдет ходко, — подумал он. — Часа через два мы побываем у того костра. Кто там? Может, наши, может, лесорубы, а может, геологи спустились с гор. Вот интересно бы поговорить с ними, попить чаю».

— Подымай парус, — настаивал Бадма и сам нагнулся, чтобы поднять со дна лодки мачту и привязанный к ней скатанный парус.

Путешествие под парусом к незнакомому берегу явно пугало Матвея.

— А если запоздаем, заночуем там, — неожиданно сказал Чимит и стал помогать Бадме устанавливать мачту.

Развернулся и резко хлопнул парус. Плотное серое полотнище наполнилось ветром и с силой рвануло лодку вперед.

 

Шторм

Ветер усиливался. Лодка шла ходко.

Бадма прежде почувствовал, потом увидел, как пол лодкой вода будто вспухла, приподнялась, потом куда-то провалилась.

Так родилась первая большая волна, за ней вторая. Лодку накренило и начало сильно покачивать.

Бадма и Матвей пока не испытывали особого страха. Они верили своему старшему товарищу и во всем на него надеялись.

Чимит был рад, что ребята ведут себя спокойно, молчат, не суетятся.

На волнах появились и начали ломаться острые гребни. Чимит забеспокоился и на минуту упустил управление парусом. Лодка как бы застыла на одном месте. Рядом горой встала зеленая волна.

Бадма закрыл глаза, пугливо наклонил голову и сжался в комок. Только руки крепко вцепились в сиденье.

Первым опомнился маленький Матвей. Он изо всех сил налег на кормовое весло, и лодка стала повертываться носом к волне. Полного поворота она сделать не успела.: волна обрушилась теперь только на самый край кормы, накрыв с головой Матвея и сильно забрызгав Чимита.

Весь мокрый, отплевываясь, Матвей продолжал крепко держать весло, надежно поставив лодку вразрез волне.

— Молодец! — не поворачиваясь к нему, похвалил Чимит. — Так держать.

Тому хотелось крикнуть по-матросски: «Есть так держать!» Но сильный ветер забил ему рот, и он только качнул головой.

— Бадма! На весла! — пересиливая ветер, крикнул Чимит.

Бадма, с тревогой наблюдавший на носу, как набегают теперь уже черные волны, низко пригибаясь, перебрался на середину лодки.

Чимит начал торопливо убирать парус.

— Погоди! Зачем ты это делаешь? — запротестовал Бадма. — Пока не страшно. Домой завтра вернемся.

— Нет. Это задул баргузин! — крикнул Чимит, продолжая возиться с парусом. — Будем пробиваться домой на веслах.

Поглядев еще раз на крутые волны, Бадма тоже решил, что следует вернуться домой. Но зачем снимать парус?

— Чимит! Побежим с парусом! Делай поворот!

Чимит снова начал закреплять парус, только уменьшив его.

Под косым ветром шли недолго. Бортовая качка не давала покоя. На дне лодки переливалась вода.

Пройдя километра полтора, ребята с тревогой заметили, что их сильно несет к берегу. Береговые скалы поднимались уже близко, высокие, мрачные. Порою ребятам казалось, что они слышат, как у скал, разбиваясь, шумят волны.

Теперь Чимит твердо решил убрать парус и идти только на веслах: с парусом не справиться.

Без паруса лодка легче держалась на волне.

— Скалы близко! Разобьемся! — тревожно крикнул Бадма.

С моря набежал холодный туман, окутал лодку так плотно, что ребята перестали видеть друг друга.

Туман пронесся дальше и закрыл берег. Чимит и Бадма долго гребли молча, с опаской глядя на берег, укрытый туманом.

Бадма выбился из сил. Уже несколько раз его весло, не коснувшись воды, проскользнуло в воздухе.

— Что, устал? — напрягая голос, спросил Чимит. Бадма не ответил, только ниже опустил стриженую голову.

Чимиту стало холодно и неприятно, словно он остался в лодке один. Но, взглянув на внимательное и напряженное лицо Матвея, снова приободрился. Ему захотелось ободрить и Бадму. Однако в голову не приходило ничего утешительного.

Лицо Бадмы побледнело, губы стали совсем синими.

Туман у берега исчез.

У Матвея занемели руки. Он решил устроиться поудобнее. Лодка вильнула вправо, и гребень волны обрушился через борт…

«Все! Вот и смерть пришла». — Бадма вжал голову в плечи и закрыл глаза.

Чимит и Матвей, не глядя на Бадму, изо всех сил стали разворачивать лодку вразрез волне.

Лодка грузно осела. Всплыли и мешали ногам доски настила, мотки каната от глубокомера. Боком плавало от борта к борту маленькое старое ведерко.

— Бадма! Выкачивай воду! — Чимит отобрал у него весло. — Я буду грести один.

Бадма сел прямо в воду и начал вычерпывать ее ведерком.

Лодка, поскрипывая, взлетела на крутой волне. За кормой, казалось прямо из воды, вздыбились горы. Теперь они были уже близко. Чимит понял — их неумолимо несет на скалы.

Когда гребень волны надломился и лодка стала сползать вниз, Чимиту показалось, что гора тоже наклонилась и падает им навстречу.

Прежде чем лодка скрылась в провале между волнами, он успел заметить, что гора против них как бы разрублена сверху донизу. Видно, весной по этому разлому-желобу сверху падает вода.

Новая волна опять подхватила и подняла лодку на гребне. Теперь Чимит вгляделся в гору еще внимательнее. И опять он сделал важное открытие: под самой горой волны, откатываясь, обнажили полоску гальки.

Чимит посветлел.

Бадма вылил из лодки воду и взялся было за весла, но Чимит крикнул:

— Убери свое весло, пойдем к берегу!

Матвей повернулся и посмотрел на берег.

Гора встала почти рядом. Он подался к середине лодки, согнулся, готовый к прыжку. На узкой спине резко выступили маленькие острые лопатки.

У другого борта, также полусогнувшись, замер Бадма.

Чимит правил к берегу. Сейчас он один был в ответе и за лодку и за друзей. Чуть прозевай он — их снесет туда, где у скал нет галечной отмели. Там нет спасения.

Ревет море, стонет ветер. Лодку бросает с волны на волну, и кажется, что она сама прыжками несется к скале.

Гора поднялась и заслонила собой небо. Со страшной силой лодка ударилась днищем о камень.

Чимит плыл к берегу. Он не видел, выпрыгнули ребята или их, как и его, выбросило за борт.

Когда Чимит встал на дно, то заметил, что на воде пузырится рубаха Матвея.

Он кинулся к нему, выхватил из воды и несколько раз сильно встряхнул за плечи.

Тот шумно рыгнул водой. Потом, заикаясь от холода и страха, спросил:

— Раз-разбились?

— Разбились!

Чимит схватил Матвея в охапку, прошел с ним несколько шагов и крепко прижал его к скале. Они как бы слились с камнем.

Волна ушла. Чимит, еще чувствуя ее тяжесть на плечах, подтолкнул Матвея на первый уступ. Тот, оглядевшись, сам шагнул еще выше. Матвей теперь в безопасности.

Чуть пошатываясь и отплевываясь, к ним присоединился Бадма.

Им удалось подняться по неровностям скалы на небольшой карниз.

— Все! — сказал Чимит и радостно засмеялся.

У Матвея гулко билось сердце. Он прижал к груди руку и, не найдя слов, улыбаясь, молча кивнул Чимиту.

Внизу бесилось море, то выбрасывало под скалу расщепленные остатки лодки, то снова уносило их обратно.

Бадма долго смотрел на игру волн и хрипло сказал:

— Будет нам теперь за лодку.

— Думаешь, за одну лодку? За все будет, — заверил Чимит. — Дома по головке не погладят.

— А больше всех тебе попадет. — Бадма подмигнул: — Ты старше.

— Ну и пусть! Не заплачу. И на тебя валить не стану. Жалко, глубокомер утопили.

— Вон болтается твой глубокомер. — Бадма показал рукой туда, где плясал на волне клубок каната. — На что тебе сейчас эта труба нужна?

— Канат в горах нужен не меньше, чем на море.

Чимит быстро скользнул вниз. Через минуту он поднялся, за ним погромыхивала по камням железная труба глубокомера.

 

Штурм горы

На ребят со всей силой обрушивался ветер. Они стали мерзнуть.

— Худо тут. Что делать? — постукивая зубами, спросил Матвей.

— Надо лезть вверх, — твердо сказал Чимит.

— Ты что чудишь? — У Матвея от удивления даже перестали стучать зубы. — Разве здесь влезешь?

— Попробуй, а мы посмотрим, какой ты прыткий. Тут и ветру зацепиться негде, — сказал Бадма.

— А мы и не здесь. Пройдем в ту расщелину. Мальчики перебрались в расщелину. Здесь ветер так завывал, будто дул в горло пустой бутылки.

По желобу мальчики поднялись метров на семь. Дальше отвесной стеной метров на десять поднималась скала, а там, наверху, угадывалась площадка.

— Ну вот и тут труба, — сказал измученный Бадма.

— А что? Труба? — оживился Чимит. — Это ты хорошо придумал. Сейчас!

Бадма вовсе не имел в виду трубу глубокомера. Однако он понял, что его слова навели Чимита на какую-то мысль. И сказал:

— Попробуем трубу… Ну, давай!

Чимнт стал бросать трубу на веревке, но она, звеня по камням, скатывалась вниз.

— Ничего не выйдет, — махнул рукой Бадма. — Подождем до завтра. Там видно будет.

У Чимита росло злое упрямство. Он готов был бросать трубу до самого утра.

Наконец труба прочно застряла вверху. Чимит изо всех сил подергал веревку.

— Ну что ж, пожалуй, можно лезть. Кто первый?

— Пусть первым лезет Бадма, — предложил Матвей. — Ом тяжелый. Если его веревка выдержит, нам нечего бояться.

— А если не выдержит, то я должен первым разбиться, так? Сами лезьте. А я и подожду.

— Не бойся, — успокоил его Чимит. — Начинать придется тебе, Матвей. Ты легче всех. Подымешься — закрепи трубу покрепче.

Бадма повеселел. Матвей, вздохнув, полез по веревке.

Хотя никто из ребят не был альпинистом, им все же удалось взобраться на вторую площадку.

Небо плотно заволокло тучами. Темнело. Через час придет настоящая ночь. Мокрые рубашки и штаны леденит на холодном ветру. Негде укрыться, только скалы и ветер. К утру можно замерзнуть насмерть.

Перед глазами скала уперлась в мутное небо и гудит от ветра. В сумеречном свете Чимиту кажется, что она уже не так крута.

— Надо… лезть… вверх, — говорит он, дрожа от холода.

Бадма глядит туда, но почти ничего не видит. В грохоте ветра и моря ему слышится шум уходящего поезда, на который он не попал и теперь никогда не попадет. Глаза застилают слезы.

— Нас оттуда ветром сдует.

— А здесь замерзнем! — крикнул Чимит. Он больше ни о чем не спрашивал. Обвязал веревкой Бадму. Передним концом с трубой крепко обвязал себя, второй конец отдал Матвею.

Они поползли вверх, действуя локтями и коленями. Вверху сильно загрохотало. В стороне почти рядом прокатились сорванные ветром камни. Выше ветер дул еще сильнее.

— Прижимайся плотней! — не останавливаясь и не поворачиваясь, приказал Чимит.

Выл ветер, темнело небо. То здесь, то там, скатываясь, стучали сорванные сверху мелкие камни. Карабкались, не останавливаясь, молча, сдирая на коленях и локтях кожу и не замечая этого!

Чимит остановился, Бадма и Матвей не на шутку встревожились. Подтянулись к нему, легли рядом.

— Что такое?

— Слышите?

В неистовом вое и грохоте ветра послышались тягучие, успокаивающие звуки. Шумела тайга.

 

Ночь в тайге

Прибрежный лес стонал от ветра своими вершинами, но только наверху. Внизу было тихо и, как ребятам казалось, теплее.

— Ну, пошли, — сказал Чимит. — Только держитесь ближе. Если всем в одно место глядеть, дорога виднее будет. Пошли!

— А не заблудимся? — Бадма взял его за руку.

— Я эти места знаю.

Чимит соврал. И Бадма ему не поверил. Но твердость в его голосе успокоила Бадму.

Однако Чимиту хорошо было известно, что в лесу легко заблудиться даже днем. А про ночь и говорить нечего. Надо быть особенно внимательным.

Выбранное направление нужно чем-то проверять. А чем? В небе ни луны, ни звезд. Стволы деревьев еле видны.

На душе у Чимита неспокойно. Он пошел тише. Бадма держится за его локоть, Матвей — за край рубахи.

Иногда то один, то другой тихо предупреждают: справа пень, слева валежина. И все обходят высокий пень или разом осторожно перелезают через ствол бурелома.

Говорили мало и тихо. Кто знает, что делается кругом? Может, где-то рядом притаился зверь?

Напрягая зрение, Чимит отыскивал впереди себя осины и шел на них. Крупные серые стволы осин заметнее в темноте.

Они подошли к толстой, в два обхвата, осине и, прижавшись к ее шершавому стволу, отдыхали. Дерево гудело от напряжения. Вдруг вверху громко затрещало. Казалось, что дерево раздиралось надвое. Ребята бросились в стороны.

С треском сорвался сук и упал там, где только что стояли ребята.

Чимит вспомнил, что хрупкие осины больше всех деревьев страдают от штормов, и стал придерживаться хвойных деревьев.

Прошло с полчаса. Чимит остановился.

Деревья шумели тише. Матвей почувствовал, как проходит его настороженность. Бадма чувствовал себя совсем хорошо.

Только одному Чимиту не нравился этот утихающий шум деревьев.

И хотя ему не хотелось расстраивать товарищей, он сказал не то, что они ждали.

— Мы очень далеко забрались в тайгу. Тут, видно, ложбина. Оттого и ветер тише.

На этот раз Чимит повел ребят, круто забирая влево, чтобы подойти ближе к берегу.

Шли молча, громко дыша и оглядываясь по сторонам. Ветер не усиливался. Но Чимит не менял направления. Он знал, что там море.

Лес зашумел громче.

Впереди блеснули огоньки, вдруг погасли и снова зажглись.

Оторопевшие мальчики застыли на месте. Огоньки поплыли в темноте и вдруг устремились прямо на ребят. Мальчики бросились в разные стороны.

Чимит поднялся с земли, ощупал себя. Нигде ничего не больно. Пошарил кругом руками: пусто.

— Бадма! — позвал он тихо. — А Бадма!

— Тут я, — глухо отозвался Бадма и завозился, подымаясь на ноги.

— А Матвей жив?

— И я жив. Кто это?

Матвей запомнил, как два светящихся глаза поднялись над ним и исчезли вверху. И вдруг громко и радостно, словно нашел что-то очень нужное, крикнул:

— Ребята! Это сова!

Да, это была сова. Видно, ее напугал штормовой ветер, и она приютилась у самой земли.

Лишь к полуночи они выбрались из лесу. Сразу от опушки начался крутой спуск, поросший мелким кустарником. Впереди, где шумели волны, горели костры. В свете огня мелькали человеческие фигуры.

Женщины подкладывали в костры дрова. Пламя вспыхивало с новой силой. Но на огни к берегу приходили только черные, с белыми гребнями волны.

С разбегу Чимит подскочил к матери, ухватился за теплые руки, заглянул в ее встревоженные глаза.

 

Суд

Чимит и Бадма спали глубоким спокойным сном. Но Матвей метался в постели и невнятно разговаривал. Ему снилось, что он все еще плывет в лодке по бурному Байкалу.

Сквозь тревожный сон Матвей почувствовал, что в комнате кто-то чужой.

Мгновенно он открыл глаза. Перед ним стояла Валя Антонова.

— Вставай, моряк. Чимита и Бадму я уже подняла.

— А где они? — протирая глаза, спросил Матвей.

— Дома, одеваются. Сейчас завтракать будут. «Иди, — говорят, — к Матвею, разбуди его».

— Ты побудь немного за перегородкой, я сейчас оденусь.

Ему хотелось расспросить ее о том, что говорили о них в деревне.

Валя зашла за перегородку, Матвей оделся, убрал постель.

— Ну, посиди еще маленько, — попросил он Валю. — А я сейчас умоюсь.

— Тебя если слушаться, весь день просидишь, — засмеялась Валя, но уселась у стола.

Ей очень хотелось побольше узнать у Матвея о вчерашнем приключении. Чимит и Бадма не захотели говорить с ней. Она спросила:

— Ну как, страшно было? Я бы умерла со страху.

— Да ничего особенного. Ну, бросало крепко, на скалы несло. Чуть не утонули, а так ничего, нас же трое было. Это когда один, то страшно.

Матвей захватил мыло, зубной порошок, полотенце и вышел на улицу. Вале пришлось долго ждать.

— Торопись, — сказала Валя, когда он вернулся. — Скоро собрание. Созывают всех ребят. Все из-за вас.

— Ругать, наверно, хотят?

— Будут, однако… немножко.

Матвей задумался: на собрание не придет ни один настоящий рыбак. Только женщины огородной и животноводческой бригад.

— Тебе хорошо говорить, нас целым колхозом ругать будут.

— Какой там колхоз, все уехали. И ста человек не наберется. Пошли!

В правлении колхоза негде было повернуться. Матвей хотел протиснуться вперед, чтобы найти друзей, но Валя потянула его за руку, и они стали у двери.

Собрание открыла заместитель председателя правления Наталья Цыреновна. Она повела речь о доярках, пастухах, огородницах. Называла имена, говорила, как много у них работы и как трудно им порой управляться с делом, присматривать за домом.

Она кинула взгляд на первые скамьи левого ряда. Успокоившийся было Матвей насторожился.

— Авдотья Лозинина у нас лучшая доярка, — продолжала она. — У нее вчера был очень трудный день. Ей бы хорошо отдохнуть. А чем порадовал ее сын Матвей? Вместе с Чимитом и Бадмой он ушел на лодке в море. Там они попали в шторм и чуть не погибли.

Снова посмотрела в угол левого ряда. Матвей понял: Чимит и Бадма сидят там.

Голос Натальи Цыреновны стал жестким.

— Чимит, выйди к столу! — приказала она.

В комнате стало тихо. Так тихо, что в самых задних рядах слышно было, как робко скрипнула под Чимитом скамья.

Чимнт подошел к столу, повернувшись к собранию, потупился.

Матвей рванулся вперед, работая локтями, стал пробираться к столу.

— Чимит не виноват! — крикнул он. — Это я и Бадма виноваты. Нам захотелось к нашим рыбакам. Мы уговорили его.

Подошел и встал с ними рядом похудевший за эту ночь толстяк Бадма.

— Нет, все равно я виноват, — чуть придерживая локоть Матвея, выступил вперед Чимит. — А мы дело думали сделать. Мы не хотели, чтобы так вышло.

Потом высказывались колхозницы. Говорили они долго и сурово. Упрекали ребят в озорстве и непослушании.

Только Дарима, совсем седая, но еще крепкая, широкая в плечах старуха, не во всем разделяла мнение большинства.

Она любила смелых людей и готова была прощать им многое.

Когда ругали Матвея и Чимита, она молча поджимала губы.

Но когда женщины стали говорить, что ребята должны помогать взрослым, что им надо найти настоящую работу, она утвердительно качнула головой.

Наталья Цыреновна закрыла собрание. Все стали расходиться.

Бабушка Дарима дождалась Наталью Цыреновну, взяла ее под руку и отвела в сторону.

— Что это ты ребят журишь? Какие смельчаки растут! И сколько ни жури, но переживший шторм захочет пережить бурю. А выстоявшие в бурю не устрашатся урагана. Разве мы не такие росли?

 

Сбор друзей

Шторм утихал. Гулко билось о берег море, но еще весь день на берегу стонали, гнулись деревья.

Лишь семь старых кедров, посаженных когда-то против семи домов первых поселенцев, стояли тверже других.

Почти все теперешние жители деревни с детства помнят их такими же могучими, с широкими кронами. Только самая старая в колхозе бабушка Дарима помнит их молодыми.

Чимит видит в окно, как старые кедры подбирают длинные тонкие ветви, как бы стараясь сделать меньше, но плотнее свою куполообразную крону. В стороне сердито отбивается ветвями от ветра молодая лиственница. Затишье. К плетню провел через улицу табунок кур красный, с серебристой шеей петух. Втянув голову в плечи, вдоль улицы пробежала Валя Антонова.

Чимит плотнее приник к окну. Валя быстро скрылась, так и не взглянув на окно Чимита.

На улице появился Матвей. Он шел не торопясь, заложив руки в карманы, и так смотрел по сторонам, будто впервые попал в деревню.

Широким ровным шагом взрослого человека он подошел к старому кедру, сбил на затылок серенькую кепку и долго разглядывал ветви. Потом подошел к самому стволу и попробовал его обнять. Рук не хватило. Тогда Матвей приник к нему ухом.

Чимиту тоже вдруг захотелось побежать к Матвею и вместе с ним послушать, о чем шумит, на что жалуется или чему радуется кряжистый кедр.

Но Матвей уже отошел от дерева и направился к дому Чимита.

— Здравствуй! — сказал он, входя в избу. — Ты меня звал?

Чимит обрадовался другу, но вынужден был сознаться, что не звал.

— А меня бабушка Дарима послала. Иди, говорит, к Чимиту. Вам сейчас вместе надо быть.

— А скажи-ка, — Чимит лукаво посмотрел на друга, — что это тебе старый кедр на ухо шептал?

Матвей сделал серьезное лицо.

— Он сказал, что видел много штормов и все на одном месте стоит. А вы, говорит, от одного шторма раскисли.

— Ох и сочинитель ты, Мотька! — улыбнулся Чимит.

— Ну и пусть, сочинил маленько. Это же не вредно.

— Не вредно, а обидно. Ладно, не будем ссориться. Я тебя только за это немного помну! — И Чимит сгреб в охапку приятеля.

Худенький Матвей оказался очень вертким. Чимиту никак не удавалось побороть его.

— Ого, ты, брат, крепкий. Я совсем не думал, что меня упаришь, — сказал он, запыхавшись.

— Отец говорил: неважно, что человек худенький, важно, чтоб он был жилистый.

— А Бадма только с виду крепкий. А сила не та. Я его сразу укладываю, — похвастался Чимит.

В сенцах послышались чьи-то шаги. Через минуту в дверь колобком вкатился и сам Бадма.

— Ух и ветрище, чуть с ног не свалил, — сказал он, утирая слезившиеся глаза.

— И тебя бабушка Дарима прислала? — спросил Чимит.

— Да. Ты же просил ее.

— Нет, не просил.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Да такой я угадчик.

Но тут же, не выдержав серьезного тона, смеясь, рассказал, что Матвея тоже прислала бабушка Дарима.

Сама старушка в это время шла мимо дома. Под окнами замедлила шаги. Прислушалась. В избе весело звучали ребячьи голоса. Она взошла на крыльцо, по-хозяйски открыла дверь.

Увидев ее, ребята смутились, притихли.

— Вот и собрались вместе, — сказала она тихо, задумчиво, будто давно сидела в этой комнате и вела с ребятами долгую интересную беседу.

— Вместе бурю перемудрили, вместе перед народом ответ держали. Вам теперь всегда вместе надо быть. «У моря жить — вместе быть».

Бабушка Дарима глянула на Бадму и продолжала:

— Море нас кормит, поит. И богато оно, и красиво. Только любить его мало. Надо, чтоб оно вас любило. А оно у нас любит не каждого. Только сильных и смелых признает наше море. Хуже всего на море трусу.

Внимательно посмотрела на ребят, как бы проверяя: готовы ли они стать сильными и смелыми. Ребята совсем притихли.

— Вчера вы не только озорство, но и смелость свою проявили. Шторм не легкий был, а вы не упали духом. Полюбит вас море.

Она попросила рассказать ей все, что с ними было, начиная с выхода в море и до возвращения на берег.

Рассказывал Чимит. Говорил он скупо, без подробностей. Боялся, что его обвинят в хвастовстве.

Старая Дарима слушала, опершись на локти.

Чимит закончил рассказ. Бабушка встала, отошла к окну, кинула взор на высокую гору за речкой. Гора наполовину поросла густыми соснами. Выше белел обдуваемый холодными ветрами камень.

Торопливо повернулась к окну и молча поманила ребят рукой.

— Смотрите-ка!

Мальчики сгрудились у окна. Им казалось, что на высоте границы леса и камня кто-то медленно машет белым платком.

— Птица летит, — вглядевшись, сказал Чимит.

— Птица, правильно. А какая?

— Чайка, наверно, — сказал Матвей.

Бабушка Дарима отрицательно покачала головой.

— Нет, чайка мельче.

— Может, журавль, — вслух подумал Бадма.

Бабушка Дарима пристально поглядела на притихших ребят.

— Лебедок это, ребята. На гнездовье потянул. Чимит стал внимательно следить за белой птицей.

Он не раз слышал, что вверх по реке есть озеро, где живут лебеди, а вот сразу не мог догадаться.

Лебедь скрылся из глаз, а ребята с бабушкой Даримой все не отходили от окна.

— Раньше лебедей на Байкале совсем не было. Только пролетали весной над нашим краем, — сказала Дарима.

— Почему же они теперь живут? — спросил Матвей.

— По-разному люди рассказывают об этом. Говорят, что где-то далеко на Севере вывела пара лебедей маленьких лебедят. Росли лебеди тихими и послушными, никогда не перечили матери, во всем ее слушались.

Только один непоседливый, не в меру любопытный был. Все ему надо увидеть, все самому узнать. То от гнезда далеко, к самым лисьим норам, уйдет, то к чужим птицам прибьется, и те его поклюют. Измучились с ним родители, наставляя на путь истинный.

Родительская наука пошла ему впрок. Вырос он смелым и сильным лебедем.

Улетели осенью птицы на юг. Весело было молодому лебедю над новыми местами лететь. То горы каменные под ним, то реки долгие, то озера синие. Летит себе, чуть слышно песню поет, дорогу, как старый лебедь учил, запоминает.

Провели лебеди зиму в теплых странах. Пошла весна по земле, и лебеди вслед за ней двинулись. Родина, как мать, всех зовет.

Летят птицы, радуются знакомым местам, что внизу раскинулись.

Только один молодой лебедь не вниз, а вверх посматривает. Давно понравился ему месяц ясный.

Летел тот лебедь последним в стае. В конце стаи всегда молодых и сильных ставят, чтобы не давали отставать слабым.

И так его всю дорогу манил ясный месяц, что захотелось ему подняться и поглядеть, что на месяце делается.

«Отлучусь ненадолго, а потом нагоню стаю», — решил он и, взмахнув крыльями, подался вверх.

Но легко задумать — трудно сделать. Уже высоко взлетел отважный лебедь, а ясный месяц не стал ближе.

Еще поднялся лебедь. Холодно вверху стало, дышать трудно. Чувствует — слабеют крылья, шум в голове. И понял молодой лебедок, что зазнался он, не по силам дело затеял.

Поднимался еще на зорьке, а сейчас уже солнце взошло. Глянул вниз, а вся земля, как небо, синим дымком подернута, совсем не видно, куда лететь надо.

Затосковал лебедь, крикнул что было силы. Но никто ему не отозвался.

Глянул еще раз на землю и удивился: там такой же рог месяца виднеется.

«Значит, было когда-то у месяца два рога, — подумал он. — Один, видно, сломался и упал на землю».

Обрадовался лебедок и поспешил скорей к земле. Чем ниже летит, тем теплее и легче дышать становилось.

Спустился вниз, а рог месяца оказался большим светлым озером. Значит, упал сверху, ударился о горы и стал чистой прозрачной водой.

Понравилось лебедку на Байкале. Прожил у нас целое лето один. Осенью пристал к пролетной стае и улетел на юг. Весной вернулся уже не один, а с молодой лебедкой. С тех пор и повелись у нас на Байкале свои лебеди…

— Это, должно быть, правда, — сказал Матвей и заботливо пригладил вихрастые волосы. — Наш Байкал и на карте, как месяц, лежит.

— Истинная правда, — подтвердила рассказчица.

— Почему же они теперь не на Байкале, а на Лебедином озере живут? — спросил Бадма.

— Эта птица тишину любит. На Байкале теперь кораблей много ходит и штормит часто. А на Лебедином озере и от людей далеко, и безветренно там.

— Далеко ли до Лебединого озера? — полюбопытствовал Чимит.

— Тебе и туда захотелось?

— Захотелось, — сознался Чимит. — Только не пустят теперь никуда.

— Туда-то пустят. Для вашего роста это озеро теперь не так уж далеко.

Через несколько дней после беседы с бабушкой Даримой в колхоз пришел лесник. Он принес постановление сельского Совета выделить ему трех колхозников на несколько дней.

Наталья Цыреновна испуганно замахала руками:

— Где я людей возьму? Все на промысел ушли. Даже ферму почти без работников оставили.

— Не торгуйтесь, Наталья Цыреновна, — не торопясь говорил лесник, пожилой мужчина с широкими рыжими усами. — Это же постановление Совета. Как же ты его не выполнишь?

Наталья Цыреновна притихла, задумалась. Через минуту она снова вскинула большие, широко открытые глаза и с надеждой спросила:

— А ребят послать можно, Артем Сазонович?

— Мне же не грибы собирать, — обиделся лесник.

— Да они уже большие, — заверила Наталья Цыреновна. — Один шестой класс кончил.

И чтобы окончательно уговорить лесника, подошла ближе, легонько взяла его за рукав белого парусинового костюма.

— Мы тебе не троих, а десять выделим. На этот раз задумался лесник.

— Ладно, давайте ребят. Только самых старших, — согласился он. — На свой риск беру. Может, что и выйдет.

Утром у здания правления колхоза выстроились девять мальчиков.

У каждого за плечами был вещевой мешок с продуктами и парой белья. У пяти человек — легкие топоры. Бадма держал поперечную пилу, Матвей и Чимит — лопаты.

Взяли четыре чайника и по эмалированной кружке.

 

Поход

Тыра — река мелкая, но широкая и стремительная. Вода в ней теплее байкальской, но такая же чистая и светлая. Тыра становилась глубокой и бурливой только в конце мая, в период таяния снега в горах. Сейчас половодье прошло, вода спала.

Тропа шла вдоль низкого берега. Иногда она уклонялась далеко в сторону, иногда приходилось идти у самой воды.

Вблизи Байкала, по низкому берегу и на островах, росли такие густые заросли тальника, что пройти по ним можно было, лишь врубаясь топором или по готовым, давно кем-то проложенным тропам.

Дальше от Байкала низкий берег выравнивался, поднимался выше. Здесь среди тальников острыми вершинами пробивались ели и лиственницы.

Еще дальше берег становился суше, веселее. На песке и гальке лежал большой слой чернозема. Здесь росли старые лиственницы, белоствольные березы, краснели стволы высоких сосен.

Там, где плотными рощами зеленели тальники, ютилась птичья мелкота. Пели птицы здесь дольше и азартнее, потому что сюда позднее приходило утро.

У тальников цепочка ребят сильно растянулась. Чимит, шедший с лесником впереди, остановился и стал пропускать ребят мимо себя.

— Эй, Тарас, что задумался? — крикнул он похожему на Бадму толстяку, но с курчавыми золотистыми волосами. На плечах у того висела на ленте войлочная бурятская шляпа.

— Чего стоишь? Птиц, что ли, заслушался?

— Ага, — обрадовался Тарас.

Чимит не вернулся к леснику, а пошел последним. Боялся, что кто-нибудь отстанет и тогда придется тратить время на поиски.

У берега реки тайга стала гуще. С дерева на дерево перелетали кедровки. Где-то в стороне настойчиво тарабанил по дереву лесной лекарь — дятел.

На самую маковку островерхой ели уселась кукушка. Она усердно кланялась в сторону высокой горы. Но голос ее внизу был еле слышен.

— Ишь как гостей встречает, — сказал Матвей. — Кланяется нам. Дескать, милости просим.

— Так и должно быть, — отозвался лесник. — Человеку все должно поклоняться. Он хозяин на земле.

Впереди к реке вплотную подступила высокая гора.

За поворотом гора оказалась изрезанной выступами, террасами, глубокими щелями. В этих каменных щелях жили тысячи стрижей.

Ребята остановились. Столько птиц еще никому из них не удавалось видеть. Они тучей носились над рекой.

— Ой, ой, вороны! Гнезда разоряют! — с тревогой крикнул Матвей.

Черные сибирские вороны действительно липли к скалам, разыскивая гнезда, чтобы их разграбить.

— Эх, р-ружья нет, — сказал Матвей.

— Это ни к чему, — заметил лесник. — Всех воронов в тайге не перебьешь. Да и стрелять здесь неловко. Выстрелишь по одному ворону, а убьешь десяток стрижей. А гнезда в таких щелях так запрятаны, что вороне до них не добраться. Да и птицы, когда их много, умеют постоять за себя. Посмотрите-ка!..

Он показал рукой на край скалы.

Ребята одобрительно загудели. Там катался огромный птичий клубок. Он спускался ниже и ниже, одновременно все отдаляясь от скалы. Наконец клубок распался, и из него шарахнулась в сторону ворона.

Птицы с криком яростно нападали на ворону, не давая ей подняться.

Наконец ворона, видно, поняла, что путь вверх для нее окончательно закрыт. Она сложила крылья и камнем полетела вниз. Преследовавшие ее птицы, не ожидавшие такого маневра, отстали.

Над водой ворона широко раскинула крылья и полетела, почти касаясь воды. Рот ее был широко открыт. Она пролетела недалеко от путников и юркнула в лесную чащу.

Ребята зашумели:

— Вот так наелась!

— Отлетала по этой дорожке!

— Вот видите, какая польза всем вместе жить, — сказал Артем Сазонович. — Ласточки совсем маленькие пичужки, а когда они вместе, любого врага осилят. Дружба да лад в жизни — великое дело.

Птицы снова подняли пронзительный крик. Мимо скалы быстро летел серый ястреб. Но он не решился приблизиться к птичьим гнездам. Летел осторожно, с оглядкой.

— Поодаль, с опаской пробирается, — качнул головой Артем Сазонович. — Видно, когда-нибудь проучили и его, вот теперь и сам сторонится.

Он проследил за полетом ястреба и добавил:

— В тальники подался. Там мелкие птицы порознь живут.

 

Чудесный остров

Солнце поднялось высоко. Тянуло к воде. Самые высокие деревья почти не давали тени. Ребята совсем притомились.

Шедший впереди Бадма повернулся и поднял руку. Все остановились и озадаченно посмотрели на Бадму.

— Братцы, а мы ведь сегодня ни разу не искупались. Надо сделать привал. — И он решительно начал снимать рубашку.

— Не советую, — спокойно заметил Артем Сазонович.

— Почему? — удивился Бадма. — Ведь тут и дно хорошее.

— Вода холодная.

— Я в Байкале купался, а в Тыре вода куда теплее.

— Только не здесь, — спокойно возразил лесник. Бадма с рубашкой в руке упрямо пошел к берегу.

Шагнув в воду, он будто обжегся, быстро переступил с ноги на ногу.

— Да-а, — сказал он смущенно и стал выбираться на берег. — В такую воду лезть не поманивает.

— Что за штука? — удивился Чимит. — Все купаются в Тыре, а тут даже Бадма вылез обратно.

Бадма раздраженно отозвался:

— Попробуй сам. Не вода, а настоящий лед.

— Пройдем километра три, там можно будет купаться. — Лесник повернулся и зашагал вперед.

Тропа ушла в тайгу, пересекла сырую лощину, потом вновь вывела к берегу реки.

На берегу росла густая трава. Посредине реки тянулся большой и высокий остров. На нем росли лиственницы, ели, несколько берез.

Остров отделялся от берега неширокой, но полноводной протокой.

— Отойдите подальше от берега, — распорядился Артем Сазонович.

— А почему? — спросил Бадма, снова возвращаясь к обрыву.

— Отойди, не озоруй! — повысил голос лесник. — Вода подмывает берег.

Бадма торопливо попятился назад. Лесник показал на остров.

Многие деревья стояли у самого обрыва, низко наклонив стволы. Одна лиственница лежала на воде, и вода напористо раскачивала ее.

На глазах у ребят на острове с шумом поползла вниз огромная глыба земли с растущей на ней молодой елью.

На том месте, откуда упала ель, под толстым слоем почвы блеснуло что-то желтовато-белое.

— Белый камень! — крикнул Тарас.

— Это лед, — сказал лесник.

Ребята смотрели то на лесника, то на ледяной остров. Лесник стал рассказывать историю острова.

— Когда-то, очень давно, здесь в полноводье села на мель льдина. На нее налезла вторая, третья. Образовался большой ледяной затор. Вода поднялась высоко, но не могла сдвинуть ледяную плотину. Тогда она нашла себе новый путь. Лед так и остался на месте.

Часть его растаяла. Береговой ветер надувал на лед пыль, песок, старые листья и закрыл его от солнца.

Прошло много лет. На льду образовалась помпа. Птицы и ветер принесли семена. Из них выросли травы, деревья.

Река опять создала себе преграду то ли изо льда, то ли из песка и камня. И вода хлынула обратно по старому руслу, начала размывать берег и ледяной остров. Вот почему в реке здесь холодная вода.

— А выше вода теплее? — спросил Чимит.

— Пройдем еще немного, и можно купаться.

Через километр ребята увидели на реке высокий песчаный островок. На нем кое-где росли жиденькие прутики тополей.

— Это тоже ледяной остров.

Артем Сазонович умерил шаг, чтобы никто не отставал и всем было хорошо слышно.

— Здесь лед занесло песком, и он не тает. Но это еще молодой остров. Видите, на нем почти ничего не растет. Пройдут многие годы, и на нем тоже зашумит лес.

Ребята молчали. На их глазах раскрывался великим закон жизни: старое разрушается, новое создается.

Место для купания лесник выбрал за островком.

Река сразу огласилась веселым ребячьим криком. Озорнее всех кричал шумливый Бадма. Он любил купаться, умел лучше и дальше всех нырять.

Возня ребят переполошила таежных жителей. Из ближайших тальников поднялась и улетела серая утка. Лесник увидел, как метнулся из-под кустов заяц. Откуда-то прилетела кедровка, уселась на старую лиственницу, хотела сердито накричать на шумливых пришельцев. Но крикнула только раз, передумала и, взмахнув крыльями, улетела.

 

У костра

— Вот тут и заночуем, — сказал Артем Сазонович и круто свернул с тропы к трем лиственницам.

— Уже пришли? — спросил Чимит.

— Нет еще, не пришли. До кедровника километра два осталось, но ночевать лучше здесь. Кедровники беречь надо. Лишний огонь там ни к чему. А нас много. Костер большой понадобится. Да тут и вода рядом.

Не спеша он снял с плеч и положил на землю походный мешок. Его примеру последовали ребята.

Дав мальчикам немного передохнуть, лесник приказал собрать побольше дров, а сам свалил несколько тонких засохших деревьев и разрубил их на короткие поленья. Ребята перенесли их под лиственницы.

Из тайги поплыли к реке сумерки. Над лощиной заколебались серые холсты тумана. Сильнее запахло грибной сыростью, мхом.

Лесник сам сложил дрова в виде большого кольца и разжег костер.

Язычки пламени весело побежали по кругу, взметнулись вверх. Ребятам показалось, что старые лиственницы испуганно стали подбирать свои ветви, оберегая их от огня.

Хозяйственному Чимиту стало жаль расходовать столько дров.

— Костер нужно поменьше сделать, так нам дров не хватит, — сказал он леснику.

— А вы не ленитесь и заготовьте побольше, — стараясь скрыть усмешку, ответил лесник. Но тут же засмеялся. — Это ненадолго. Ночью будет гореть маленький костер.

И опять Чимиту показалось непонятным, почему сейчас нужно поддерживать большой костер, а ночью, когда могут подойти звери, — маленький.

— Не спеши, сейчас увидишь.

В большой костер лесник не подложил больше ни одной палки. Когда костер прогорел, Артем Сазонович взял рогатый сук и спихнул им все угли на пустовавший центр огненного кольца. Потом свежим веником туда же замел и оставшуюся золу. Образовался новый, небольшой костер.

— Ну как, такой годится? — лукаво спросил Артем Сазонович Чимита.

— Такой в самый раз, — согласился Чимит.

— Очень рад, что угодил. А теперь на прогретое место нанесите березовых веток. На них и уснем. Всю ночь земля греть станет. Никакая простуда не возьмет. Так в тайге всегда делают.

Ребята быстро натаскали и устлали ветками горячую землю.

— Молодцы, поработали хорошо, — похвалил лесник. — Можно и поужинать.

Матвей и Бадма забрали чайник и ушли к реке. Выйдя из освещенного круга, они пропали в темноте, словно растаяли.

Через минуту послышалось с реки, как звенела вода, наливаясь в чайник.

Напились чаю и легли спать. Сон долго не шел. Мальчики прислушивались к напряженной тишине ночи. То один, то другой подымал голову, всматриваясь в темноту.

Но в конце концов усталость взяла свое. Позже всех уснул лесник. Но спал он чутко, при каждом шорохе открывал глаза.

За ночь он несколько раз поднимался, подбрасывая дрова в костер.

Чимнт открыл глаза и удивился спросонок: над головой неподвижно застыли ветви лиственниц, между ними виднелось поголубевшее небо, тускло светилась одинокая звезда.

Повернулся на бок. Рядом тлел небольшой костер. Пахло дымом, распаренными березовыми листьями. Вокруг, разметавшись, спали ребята.

Чимит поднялся, осторожно подложил дров в костер.

Огонь ожил, заплясали узкие языки пламени.

— Это ты, Чимит? — приподняв голову, спросил лесник.

— Да. Проснулся. Скоро идти, наверно?

— Нет. Не спеши. Сейчас роса. Промокнем.

— Ну, я теперь все равно спать не буду.

— Хорошо. Подежурь немного, а я вздремну…

 

Знакомство с тайгой

Чимит осторожно вышел из-под лиственниц на узкую луговину и сел у ее края на старый пень. Свежий, наполненный таежными запахами воздух прогнал остатки сна.

Лес вокруг стоял темный, тихий. Ни шума, ни птичьего голоса. На западе, над сопками, неподвижно висели черные, задремавшие облака. Видно, плыли вчера к Байкалу, да в пути их захватила ночь, они и остановились на ночлег и все еще спят.

На востоке, над зубчатыми вершинами леса, тоже громоздились облака, оправленные в золото.

Под лиственницами раздался легкий шорох, потом тихий сдержанный кашель И твердые шаги.

Подошел лесник и сел рядом.

— Мне вот тоже не спится. С молодости в лесу живу, а еще ни одного утра не проспал.

Чимит внимательно глянул на лесника, слушая его неторопливую речь. Ему хотелось, чтобы лесник говорил долго и о разном. Ведь он, наверно, так много видел.

Но тот вдруг замолчал, задумался, глядя туда, где поднималось солнце.

Чимита поразило, что ни одна ветка на лиственницах не шелестела, не вздрагивала.

— Артем Сазонович, это и есть мертвая тайга? — спросил Чимит и повел рукой.

— Нет такой тайги! — сказал Артем Сазонович. — Не бывает!

И как бы в подтверждение его слов сначала в одном и сразу же в другом месте раздалось тихое, насмешливое:

«Пфьют-пить, пфьют-пить».

Двум певцам отозвалось еще несколько. Чимит жадно слушал, приоткрыв рот.

— Тихо поют, вполголоса, — сказал он. — Видно, не проснулись еще как следует.

— Птица всегда в полный голос поет, — сказал лесник. — Тихо кажется оттого, что это птицы-верховики, они в самых вершинах леса живут: корольки, лесные коньки.

Сам Артем Сазонович внимательно прислушивался. Вот раздался громкий веселый посвист низко над головой. Вслед за тем огласились песнями низкие кустарники.

— А ты говоришь — мертвая тайга, — сказал лесник. — Тайгу, парень, понимать надо. Только тогда она тебе настоящую красоту покажет.

Солнце заглянуло в долину.

Ночевавшее на вершине сопки маленькое облачко встрепенулось, поднялось выше и тихо двинулось в путь.

От костра потянуло горьким дымом. Скоро закипел чайник, и Артем Сазонович сказал, приглашая к «столу»:

— Подкрепляйтесь, ребята, как следует. Сегодня путь недальний, но работы будет много. — И он первым налил себе полную кружку густого чаю.

За ним потянулся к чайнику Чимит, но не донес руки и остановился. Ему послышался далекий звон колокольчика. Думая, что это просто почудилось, он тряхнул головой.

Начал прислушиваться и Бадма.

— Однако, колокольчик звенит где-то, — сказал он нерешительно.

— В ушах у тебя звенит, — засмеялся Тарас.

Артем Сазонович поставил кружку. На лице его отразилось недоумение. Теперь странный звук слышали все. Казалось, что кто-то далеко в тайге лениво взмахивал школьным звонком.

Ребята вскочили на ноги.

— Лошадь или корова чья-то с колокольчиком забрела, — сказал Тарас.

— Скот сюда не заходит, — пояснил Артем Сазонович. — Что-нибудь другое.

Ребята вышли на поляну. Колокольчик звучал все слышнее и слышнее.

По траве медленно поплыла чья-то угловатая тень, и звон колокольчика полился прямо сверху.

Все подняли головы: тяжело взмахивая длинными крыльями, неторопливо летел большой серый коршун.

— У него колокольчик на шее, — сказал Бадма. — Поймал кто-нибудь и привязал.

— Плохие у тебя глаза, парень, — заметил Артем Сазонович. — Это крылья звенят так.

При каждом взмахе маховые перья раздвигались. В эти щели с силой врывался воздух и мелодично звенел жестким оперением. Снизу казалось, что сильная птица разбивает крыльями ломкий звенящий воздух.

Пока ребята наблюдали за птицей со звенящими крыльями, под лиственницами хозяйничал непрошеный гость. Он попробовал сало и решил, что оно не годится. Затем гость заинтересовался сахаром. Потом, видно, решил полакомиться и хлебом.

Но тут ему не повезло: он зацепился за кружку с горячим чаем и опрокинул ее. То ли обжегся, то ли просто с перепугу он бросил хлеб и исчез.

Вернувшись к костру, ребята остановились в недоумении.

— Медведь, наверно, — боязливо оглядываясь, сказал Тарас.

— Медведя бы услыхали. И следы бы он везде оставил, — резонно заметил Чимит. — Кто-то другой похозяйничал.

— Да-а. Проворонили, — покачал головой Артем Сазонович. — Ну что ж, впредь наука.

— А кто это? — спросил Бадма.

— Да есть в тайге один такой озорник. Он и карманы очистит, если зазеваешься.

— Кто же это?

Невдалеке свистнул и, быстро зацокав коготками, взбежал на высокий пень маленький желтый зверек с черными полосами на спине.

Поводил узкой мордочкой, еще раз свистнул, будто поддразнивая огорченных ребят.

— Это его работа, — указал рукой на зверька лесник.

— Бурундук? — изумился Бадма.

— А что ты удивляешься, озорней его зверя в тайге нет.

Бурундук притих, внимательно наблюдая за ребятами.

Бадма, выбрав увесистую палку, с силой швырнул ее в бурундука.

Но тот быстро спрыгнул с пня и, посвистывая, побежал по стволу сломленной бурей сухой лиственницы.

 

Помощники лесника

Навстречу солнцу тянулись листья деревьев, высокие травы. Веселые цветы Забайкалья — саранки подымали свои большие оранжевые колокольчики. Густыми кустами цвели голубые ирисы, ветвистые дудники хвалились зонтиками своих соцветий. На лесных луговинах полыхали жаркими огнями купальницы, которые в Забайкалье так и называют — жарки. Белыми крестиками цвела земляника.

Над цветами летали пестрые крапивницы, белые капустницы, строгие, с многоугольными крыльями лимонницы.

От обилия красок казалось, что даже лесной воздух цветет.

Лесник, шедший впереди ребят, предостерегающе замахал руками.

Чимит и Бадма стали подходить на цыпочках.

Артем Сазонович расставил их за кустами так, чтобы они видели раскинувшуюся перед ними поляну.

На противоположном краю поляны рос молодой гибкий осинник.

Крупная горбоносая лосиха грудью надвигалась на тонкие осинки. Они покорно сгибались перед нею. Она объедала на них листья вместе с верхними побегами. Осинки распрямлялись позади нее уже голые, некрасивые. За лосихой пробирался лосенок.

Тоненький, длинноухий, он тянулся к зеленой траве, но голова на короткой шее не доставала до земли, и лосенок циркулем расставлял передние ноги.

Мальчики, затаив дыхание, смотрели на лосей, пока Тарас не наступил на сухую ветку.

Лосиха-мать подбежала к теленку, толкнула его мордой, повернулась и прыгнула в чащу. За ней, высоко подбирая длинные задние ноги, кинулся теленок.

Когда затих треск сучьев, лесник сказал:

— Видели?

Он был рад, что ему удалось познакомить ребят еще с двумя лесными жителями.

На поляне неподвижно, будто сонные, застыли травы. Тишину нарушали только звон насекомых и шорох ящериц в старой листве.

Но стоило вступить в кедровники, как стало сумрачно и прохладно. Под кедрами густо лежали коричневая хвоя, скорлупа орехов, остатки раздерганных белками шишек, да местами росли кустики голубики.

Лесник велел ребятам присматриваться к зеленым вершинам деревьев. В Иркутской области на кедры напал кедровый шелкопряд.

— Как только увидите хоть одну почерневшую ветку, зовите меня. Значит, заболели наши кедры. Надо спасать.

— Как же мы их будем спасать? — спросил Чимит.

— Самолеты вызовем. Пусть опылят кедровники. За весь день ребята нашли около сотни кедров, пораженных кедровыми шелкопрядами.

Место для ночлега лесник выбрал снова в стороне от кедровника, под лиственницами.

Как и вчера, костром прогрели землю, напились чаю.

После чая Бадма подсел к леснику.

— Почему кедрам такой почет? Их берегут больше всех деревьев, — спросил он Артема Сазоновича.

— Так испокон веков повелось. Любит и бережет народ кедровники. Это же сады Сибири. Вспомните, как недовольны бывают дома, когда вы сорвете еще зеленую кедровую шишку. Народ бережет свое богатство. Осенью люди придут шишковать — собирать орехи. Ведь орехи не только лакомство. Они большое подспорье в хозяйстве. Есть орехи на кедрах — значит, в тайге будет много белки. А раз есть в лесу белка — колхозы зимой хорошо выполнят план заготовок пушнины.

— А ядро кедрового ореха! Ведь в нем пятьдесят процентов масла, — продолжал лесник. — И какого масла! Чистейшего! На морозе не замерзает, не сохнет. Еще давно, при царском режиме, один иркутский учитель послал в Петербург целый доклад. Он писал, что кедровое масло годится для смазывания самых различных тонких приборов, что со всего мира пойдут в Россию заказы на кедровое масло.

Учителю не ответили. Но его доклад попал к германским капиталистам. Прочитали они и обрадовались. Завод построили. Только орехов-то у них своих нет. В России покупать тоже неудобно — дело рассекретить можно. Так они их в Канаде покупать стали. Масло это ввозили в Россию и втридорога продавали.

Из ореха можно и халву и крупу для детей делать. Вот потому и берегут кедровник.

Сняв свой выгоревший на солнце картуз из зеленого сукна, посмотрел на него в раздумье, надел снова.

— А у меня с кедровниками по-особому жизнь связана, — продолжал он, вздохнув. — Сиротой я рос. Ни отца, ни матери. Жил в людях. Лихо жилось. Работу как со взрослого требовали. Только по праздникам дышалось мало-мальски. Уйду, бывало, в кедровники и слушаю, как шумят кедры.

А раз так было. Трое ребят наших богачей забрались в кедровники, наломали еще незрелых шишек.

— Где взяли? — спрашивают у них в деревне. Те молчат. А отец одного и говорит:

— Темка Сазонов, наверно, дал. Его все по кедрам нечистая носит. Губит, байстрюк, шишки раньше времени.

Ну, ребята и рады, конечно.

— Да, — говорят, — это он нам дал. Знали, что за это наказать могут.

Пришел я вечером домой, а меня уже ищут. Всем селом по указке богачей выпороть для острастки решили. На улице и скамейка и розги уже приготовлены.

— А вы и дались? — озабоченно спросил Тарас.

— Что ж делать? Обступили кругом, за руки взяли. Взрослые ведь. Да и окаменел я совсем. Чую, за чужие грехи страдаю. «За что? — говорю. — Не трогал я шишек!» Никто и слушать не хочет. Только, когда стали на скамейку класть, слышу:

— Не сметь, ироды! Убью, кто тронет! Это подошел зверолов Тихон Самохин.

Очень бедный, но правильной жизни человек был. Прямой, всем говорил правду. Богачи злобились на него, но боялись. Бедные уважали за смелость.

Прижался я к нему, обнял, как отца родного.

— Обрадовались, что сирота, заступиться некому. Не он виноват. Богача Шипицына парни без времени шишковали. Коли у вас сердце мохом поросло, уйду я от вас и Артемку с собой возьму.

Так и вынес меня на руках из круга.

Через неделю мы с ним из деревни сюда, к Байкалу поближе, перебрались.

Научил он меня любить тайгу. Из-за него и лесником я стал. Охранять богатство народное, сады наши сибирские— главным своим делом почел.

Над горами погасла заря. Затихли вечерние песни птиц. К костру подступила и залегла кругом темная ночь.

 

Лебединое озеро

Три дня бродили ребята с лесником по тайге, разыскивая вредителей. Работа подходила к концу, и лесник, довольный помощью ребят, обещал показать им интересное озеро — единственное место вблизи Байкала, где поселились лебеди, о котором они уже знали из рассказов бабушки Даримы.

Лесник поднял ребят еще затемно. Когда он привел их к озеру, то над водой стоял густой предрассветный туман.

В трех шагах деревья тонули в сплошной серой мгле. Даже огненно-рыжие усы Артема Сазоновича казались серыми.

— Еще никогда так не бывало, — сокрушенно сказал Артем Сазонович. В это время года туман здесь редкий гость.

Лесник остановил ребят у куста жимолости. Ждали долго, тихо переговариваясь.

Где-то близко в тумане раздался громкий крик: «Клу-клу, клек-клу!»

Крик повторился.

Как близко. У самого берега почти, — прошептал Чимит.

— Это по воде так хорошо слышно, — ответил Артем Сазонович.

— Это он нас услышал, сигнал подает, — сказал Бадма.

— Вряд ли. Солнце встречает. Они всегда на восходе поют.

— Как же он видит солнце в таком тумане? — спросил Чимит.

— Кто его знает. Может, они по-особому как-то чувствуют. А может, глаз у них такой острый.

Лебедю никто не откликнулся, и он замолчал.

Прошло еще несколько минут. Потянул ветерок. Колыхнулся туман на озере. На нем образовалась светлая дорога. Открылась тихая розоватая гладь воды.

Но ветер стих. Туман снова сдвинулся, залил розовую дорожку на озере, наплыл на берег и еще плотнее окутал деревья.

Снова дважды прозвучал лебединый крик, но где-то далеко, у того берега.

Серый туман побелел. И когда с берега опять потянуло свежим ветром, туман вздрогнул и неторопливо поплыл в разные стороны, раздвигаясь, как занавес на сцене, открывая большое продолговатое озеро в зеленой раме леса. Недалеко от берега близко сходились друг к другу два узких и длинных островка, поросших травой и кустарником.

В озере синело небо с чуть заметными ленточками перистых облаков.

Ребята сгрудились у самого берега.

— Садись! — внезапно громким шепотом приказал Артем Сазонович.

Из-за острова, красиво изогнув шею, выплыл большой лебедь, осторожно глянул по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, вытянул вверх шею, приподнял грудь, остановился, несколько раз взмахнул крыльями и круто повернулся на одном месте.

Затем лебедь сложил крылья, глубже опустил в воду грудь и лениво застыл на месте.

Через несколько минут из-за другого острова выплыл второй лебедь и направился в широкий пролив между островами.

Первый лебедь, увидя другого, повернулся к нему и спокойно выжидал. Тот продолжал плыть, — то ли не видел, то ли не хотел замечать первого.

Но вот второй лебедь пересек какую-то невидимую границу. Первый круто выгнул шею, злобно зашипел, воинственно поднял крылья и, как корабль с поднятыми парусами, поплыл навстречу.

Второй лебедь не остановился, но и не принял боя. Описав крутую дугу, он с той же скоростью подался к своему острову. Стоило ему проплыть несколько метров, как первый лебедь успокоился и повернул обратно.

— Через свою границу не пускает, — разъяснил Артем Сазонович. — Тут у них все поделено. Пока выводят птенцов, на чужую воду ходить нельзя.

— Второй лебедь куда сильнее первого, — сказал Матвей, приглаживая непокорный светлый хохолок.

— Что же он так струсил?

— Неправым себя чувствовал, потому и отступил. На середину озера один за другим выплывали новые лебеди. Они резвились, плескались, чистили перья.

От веселой стаи откололись две птицы и поплыли к острову первого лебедя. Он спокойно пропустил их мимо себя, только повернул им вслед голову.

Чимит удивленно покачал головой.

— Смотри-ка, и с места не сдвинулся. А вы говорите — чужая, видно.

— Это молодые лебедки. Старый лебедь их никогда не тронет. А молодых лебедей-самцов все равно гоняет.

Молодые лебеди посредине озера всполошились. Будто по чьей-то команде поплыли в разные стороны, затем тесно сбились вместе.

Старый лебедь вскинул голову, посмотрел на остров, бегло оглядел озеро, несколько раз ударил крыльями о воду и, громко шипя, поплыл к острову. Но не вышел на него, а остался на воде.

— Смотрите, орел! — забывшись, крикнул Чимит и привстал за кустом.

— Тихо, испугаешь! — потянул его за плечо Бадма. Орел закружил над островом. Он, видимо, не решался нападать на птиц, сидящих на воде, а высматривал себе добычу на суше.

Догадался об этом и старый лебедь. Он беспокойно плавал, громко шипел, часто бил крыльями по воде, поднимая фонтаны брызг.

— Гнездо и лебедку спасает, вот и отвлекает на себя орла, — разъяснил Артем Сазонович.

— Ой, ой, глядите, взлетел! В воздухе драться будут! — крикнул Тарас.

Старый лебедь поднялся в воздух и отчаянно крикнул. Движения лебедя в сравнении с полетом орла были медленны, угловаты.

— Вот это он зря, — с раздражением сказал Артем Сазонович и нервно сломал зеленую ветку с куста жимолости, за которым они прятались. — В воздухе орел проворнее и сильнее его.

Лебедь, сделав в воздухе несколько кругов, снова сел на воду.

Старый грузный орел не хотел ловить добычу на воде, когда ее удалось высмотреть на острове. Сложив крылья, он камнем ринулся вниз.

Ребята замерли, привстав за кустами. Они ждали, что над островом вот-вот брызнет белый пух.

Старый лебедь кинулся к острову, тоскливо закричал.

Орел поднялся, и все облегченно вздохнули: в его когтях не было добычи. Видно, лебедка успела спрятаться.

Злобно заклекотав, орел набрал высоту, сделал короткий круг и по косой линии стремительно метнулся на старого лебедя.

В этот момент лебедь не видел орла. Лишь в последний миг он услышал нарастающий шум крыльев.

Орел ударил изо всей силы.

На месте, где до этого находился лебедь, поднялся столб зеленых брызг. Орел ожесточенно бил по воде крыльями и не мог подняться.

— Крепко уцепился он за лебедя. Пропадает лебедок, — сокрушенно сказал лесник и уже хотел крикнуть, чтобы испугать орла и отбить птицу.

— А лебедь-то вон где! — радостно крикнул Чимит. Все увидели, что лебедь оказался далеко позади орла.

Услышав шум крыльев, он успел нырнуть, и орел глубоко врезался в воду.

Лебедь не думал больше прятаться. Он подплыл сзади к орлу, ухватил его за конец крыла и быстро, не давая врагу опомниться, потащил его в глубь озера.

В широком проливе между двумя островами появился второй лебедь. Увидев поединок соседа с орлом, он остановился, помедлил и вдруг, к радости ребят, кинулся в драку. Он не плыл, а летел на помощь. Сев на воду и описав возле дерущихся круг, он неосторожно приблизился к орлу.

Орел с силой ударил его свободным крылом.

Лебедь отплыл немного в сторону, зашипел. Через несколько минут он снова подплыл к орлу, удачно сзади ухватил его за голову и стал взбираться ему на спину.

Орел начал тонуть. Судорожными усилиями ему удалось стряхнуть с себя лебедя. Он вынырнул. Но теперь у него было меньше сил.

Первый лебедь по-прежнему тащил его за крыло. Второй же повторил свой прием, снова ухватил противника за шею, рывком сунув голову в воду, и опять взобрался ему на спину.

Через несколько минут все было кончено. На поверхности воды осталось только несколько орлиных перьев.

Что-то пошипев друг другу, лебеди уплыли к своим островам.

Первый лебедь вышел на остров и, высоко поднимая ноги, пошел отыскивать свою лебедку. В его движениях, осанке было столько гордости, будто он всю жизнь только тем и занимался, что давал встрепку орлам.

— А я знаю, как сюда попали лебеди, — сказал Бадма. — Бабушка Дарима на днях рассказывала.

— Ну что ж, расскажи, что ты слыхал об этом, — попросил лесник.

Бадма, поджав под себя ноги и подражая бабушке Дариме, стал певуче рассказывать легенду о лебеде.

 

Рассказ лесника

— Ну, это, конечно, сказка, — заметил Артем Сазонович. — Красивая сказка. Бабушка Дарима сама ее сочинила. С лебедями дело было иначе…

Лесник поудобнее сел у костра, чтобы видеть всех ребят. Ребята разместились вокруг, затихли.

— Жил у этого озера лесник один, — начал Артем Сазонович. — Молодой был. Жил один, а не скучал. У него было много дел. А с делом человеку всегда не скучно.

Славно ему тут жилось. И птицы и звери его знали и не пугались. А много этой живности тут ютилось. Весной шум кругом стоял. Звери свои игры устраивали. Птицы песни пели с зари до зари. Летом же другая жизнь, деловая. Все у гнезд старались, детей растили.

Осенью на озере тише становилось. Птицы улетали, звери прятались в густую тайгу.

Одну осень лесник помнит до сих пор. Спустился той осенью на озеро лебедь с подбитым крылом. К себе близко не подпускал. Далеко держался от берега.

Но время шло. Стали морозы поджимать. От берега потянулись по воде ледяные закрайки.

<В оригинале отсутствует часть текста. Прим. авт. fb2>

…ветви деревьев, и сонные травы, и прикрывшиеся от жары венчики цветов.

Но надежда не оправдалась. Туча прошла над головами, не проронив на них ни одной капли влаги.

Чимит посмотрел ей вслед и, огорченно вздохнув, сказал:

— Прошла, и не капнуло, а впрочем, вроде прохладней от нее стало.

Тарас снял шляпу и, повертев взмокшей головой, подтвердил:

— Ясно. Прохладней стало.

Все оживились и в один голос заявили, что жара действительно спала.

Согласился с ними и лесник.

— Только туча тут не очень виновата, — сказал он.

— Откуда же холод взялся? — спросил больше всех страдающий от жары Бадма.

— Идем быстро. Байкал уже близко. Это наше море прохладой дышит. К вечеру дома будем.

— А вы еще возьмете нас в лес?

— Обязательно. Только теперь в другое место поведу, — пообещал лесник. — Ребята вы хорошие, не знаю, почему мне наказывали с вас глаз не спускать.

Чимит рассказал, как они хотели уехать с рыбаками. Как их оставили дома и они решили измерить дно Байкала.

Лесник с интересом слушал, как ребята вели измерения и достали первые пробы со дна Байкала. Он заметно огорчился, когда узнал, что перестал действовать глубокомер.

— Я вам подходящих гаек на днях принесу. Чимит досадливо махнул рукой.

— Не пустят нас теперь в море.

— Это почему же?

— Да все из-за дыма.

— Какого дыма?

Чимиту пришлось рассказать о таинственном дымке в зеленой низине за горами и о том, как они хотели узнать, кто там поселился.

Услыхав рассказ о шторме, лесник нахмурился.

— Да, на море надо быть осторожнее. Оно шутить не любит. А дымок часто в том месте вьется, — сказал он, повеселев. — Вам стоило бы побывать там.

— А вы были там? — спросил Бадма.

— Часто бываю. Лагерь там пионерский. Городские ребята живут.

— Из города? Так далеко?

— Что ж, что далеко. Зато место хорошее. Сухо. Сосновый бор.

— Вот нам бы к ним попасть, — мечтательно сказал Чимит. — Побывать у них, поговорить. Не пустят только нас теперь никуда из дому.

Он с надеждой посмотрел на лесника.

— Вот разве только с вами, Артем Сазонович.

— Через неделю у меня как раз дела там будут. Ладно, уговорю Наталью Цыреновну, отпустит.

— Погостим у них, — уже с полной уверенностью заговорил Чимит. — Может, они нам достать глубокое дно помогут. Городские-то ребята в технике, наверно, сильнее нас.

— Это конечно, — согласился Артем Сазонович. — Только почему технику одним городским отдавать? Разве нам в колхозах техника не нужна?

— Все равно не сравняться, — сказал Бадма. Они пришли в поселок в сумерки.

— Смотрите, через неделю пойдем, готовьтесь, — напомнил Артем Сазонович на прощанье. — Мне все равно кого-нибудь в помощь просить надо. А вы ребята старательные. Я уж теперь знаю.

 

Омуль пришел

Чимит разыскивал Бадму и Матвея. «Наверно, ушли на Байкал», — решил он и побежал к берегу.

С уходом рыбаков на далекий промысел на берегу стало пустынно. На желтом песке одиноко чернели баркас и две лодки.

У лодок ребят не оказалось. Чимит побежал на реку. Ребята, наверно, ушли купаться.

Проходя мимо старых вешал, где раньше бригада сушила невод, он встретил бабушку Дариму.

Она стояла, опершись о жерди, и внимательно смотрела на море, словно с нетерпением ждала, не появится ли там лодка.

Он учтиво поздоровался и хотел пройти мимо.

— А-а, это ты, Чимит. Здравствуй, — не поворачивая головы, сказала старая рыбачка.

Чимит почувствовал, что она чем-то озабочена.

— Подойди, Чимит, ближе, — как бы отвечая на его мысли, позвала она к себе. — Видишь, что там? — И показала рукой в море.

— Ничего там нет. Пусто кругом.

— Пусто! А рыба плавится, не видишь?

Прикрыв рукой глаза от солнца, он внимательно пригляделся. На серебристой глади Байкала часто появлялись и расходились мелкие круги. Играла рыба.

— Да, рыба плавится, — сказал он в раздумье.

— Кажется мне, Чимит, что это омуль пришел. И много его. Видишь, как играет.

Откуда-то появились и начали кружить над заливом чайки.

— Вот и чайки тут. Давно я их не видела. Значит, омуль идет.

Вначале Чимит этому обрадовался, а потом встревожился. Вот пришел омуль, а рыбаков нет. Ловить его некому. Покормится он у берега и снова уйдет в море, и никому от этого не будет пользы.

— Давайте я сбегаю к рыбакам. За день дойду.

— Это зачем?

— Скажу им, чтоб вернулись омуля ловить.

— Незачем их тревожить. У них рыба тоже есть. А то бы они давно вернулись. Сбегай-ка ты лучше к Наталье Цыреновне.

Наталья Цыреновна пришла неторопливой мужской походкой в голубом, с черными полосками просторном рабочем платье. Прямая, высокая, остановилась у вешал, положила на верхнюю жердь руки.

Так она долго стояла, молча глядя на зеленовато-розовую гладь залива, на игру рыбы, на многоголосую стаю крикливых прожорливых чаек.

Чаек становилось все больше и больше. Одни прилетали откуда-то из морской дали, другие — со стороны берега, от гнездовий. Круто скользя на косых белых крыльях, они бросались в воду, схватывали рыбу и тут же взмывали вверх.

Крики чаек напомнили Наталье Цыреновне о веселых днях промысла. На лицо набежала легкая тень. Ни на берегу, ни в море не было слышно веселого говора. Пуст берег. На серо-желтом песке уныло чернели старенький баркас и две лодки.

Продолжая глядеть в море, она твердо сказала.

— По всему видать — омуль пришел.

— Должно быть, омуль, — глубоко вздохнув, тихо отозвалась бабушка Дарима. — Что думаешь делать, Наталья?

— Надо решать.

— Правда. Вот ты и решай. Твое слово сейчас самое важное.

Но, может, потому, что от нее сейчас ждали важного и решительного слова, она боялась поспешить с ним.

Снова смотрела на светлую воду, на синее безоблачное небо, следила за полетом чаек. Они теперь вились не только над заливом, но и отлетали далеко в море.

«Значит, подходят новые большие косяки рыбы, — подумала она. — В таком множестве рыба долго не продержится здесь. Надо спешить».

— Будем ловить!

— Правда, Наталья. Надо ловить!

— Будем ловить сами, — подвела окончательный итог своим мыслям Наталья Цыреновна. — Человека три с фермы возьмем. С огородной бригады баб снимем. И ребят всех к делу.

При последних словах Чимит выпрямился и даже привстал на цыпочки, пусть Наталья Цыреновна знает, что на них можно положиться.

Но веселое настроение вдруг стало гаснуть. Он вспомнил, что рыбаки увезли все снасти и, кроме баркаса и двух лодок, на этом берегу ничего не осталось.

— А как же без невода?

— Есть у нас старый невод. Метров двести. В амбаре лежит.

У Чимита отлегло от сердца. Есть невод, пришла рыба. А уж ловить-то они сумеют!

 

Чимит играет сбор

Чимит изо всех сил побежал к школе. Разыскав сторожиху, попросил открыть пионерскую комнату, схватил горн и кинулся снова на берег.

— Ты что так скоро? — не видя спрятанного у него за спиной горна, спросила Наталья Цыреновна.

— Времени не хватит их искать. Они сами сейчас все здесь будут. — И он поднес к губам трубу.

С берега понеслась призывная песня горна. Она покатилась по водной глади Байкала, эхом повторилась в горах.

Первыми на зов трубы явились Валя и Дулма. Матвей и Бадма прибежали с мокрыми головами после купания. К берегу собирались и другие ребята. Одни шли из домов, другие с реки, третьи из леса.

Чимит продолжал трубить, одновременно проверяя глазами, кого еще нет на берегу. Наконец он опустил гори и повернулся к Наталье Цыреновне и бабушке Дари ме.

— Все!

— Спасибо, Чимит, — поблагодарила Наталья Цыреновна и, бегло глазами пересчитав ребят, сказала:

— Рыба пришла, ребята. К самому берегу привалила! Омуль! А ловить его у нас некому.

Ребята переглядывались и молчали.

— Что же вы молчите? Не хотите помочь?

— Как не хотим! — первым отозвался Матвей. Он понял, что Чимит не стал бы зря трубить общий сбор.

— Очень хотим, — подтвердила Валя, обнимая за плечи Дулму.

— Конечно, согласны. Все об этом давно думают, — поддержал Бадма. — Мы уже не маленькие.

— Согласны не согласны, а работать придется, — сказала Наталья Цыреновна. — Очень трудная обстановка создалась. Без вашей помощи упустим рыбу.

Ребята плотно сгрудились возле Натальи Цыреновны и бабушки Даримы, боясь, как бы кому не отказали в таком важном и интересном деле.

Наталья Цыреновна распорядилась:

— Мальчики, собирайте плетеные корзины. Чимнт, командуй ребятами. Я пойду поговорю с женщинами, бабушка Дарима с девочками будет чинить невод.

Ребята заглянули в сараи, на чердаки, обшарили сени, подполья. К вечеру в колхозном амбаре вдоль стен стояло десятка три корзин для рыбы, несколько черпаков, которыми черпают рыбу из невода. Лежали куски старых сетей, веревки.

Солнце закатилось. Угомонились под карнизами домов ласточки. От гор из тайги наплывали сумерки. А ребята не расходились. Все были в приподнятом настроении. Говорили о завтрашнем выходе в море, об интересных случаях с бывалыми рыбаками.

Пришли Валя и Дулма. Они помогали бабушке Дариме готовить невод.

— Ну как, починили? — спросил Чимит.

— Починили, — немного важничая, ответила Валя. — Там и работы-то на одну нитку.

Она перевернула вверх дном корзину и села на нее вместе с Дул мой.

— Ребята, а знаете, почему Валя с Дулмой всегда вместе? — хитро щурясь, спросил Бадма.

Ребята молчали. Трудно догадаться, что придумал Бадма.

— Ну, что же вы молчите? Почему?

— Подружки, потому что… — вяло ответил Матвей.

— Да пет. Они по одной ходить боятся.

Бадма ждал веселого смеха. Но его не получилось. Слишком торжественно все были настроены перед важным делом.

— Уж не тебя ли боимся? — чуть наморщив светлые брови, спросила Валя. — Забыл, как на песке валялся?

— Он только языком и умеет работать, — Дулма метнула на Бадму сердитый взгляд черных глаз.

— Бадма-а, а Бадма-а! — послышалось с дальнего конца улицы. — Ужинать иди-и!

В вечерней тишине женский голос казался очень громким и улетал далеко за деревню.

— Иди-и! — эхом отвечала ему потревоженная тайга. Ребята стали расходиться.

Последним уходил Чимит. Он еще раз по-хозяйски осмотрел амбар и остался доволен. У них теперь все есть, как у настоящих рыбаков.

Сумерки окутали деревню. Вершины кедров стали черными и казались плотнее.

Чимит шел по притихшей улице и улыбался. Завтра его ждала настоящая работа. О ней он мечтал с лета. Шел не спеша. Ноги мягко утопали в густой, отяжелевшей от вечерней росы пыли.

 

Утро юных рыбаков

Ночью Чимит спал плохо. Часто просыпался. Ему снился большой шторм. От ветра почти до земли гнулись кедры. Штормом выбрасывало на берег рыбу, и ее не успевали убирать.

Его разбудили птицы. Мимо раскрытого окна с пронзительным свистом пролетали стрижи. С Байкала доносились крики чаек.

«Рыбу жрут», — недовольно подумал Чимит и спрыгнул с кровати. Он быстро оделся и, не завтракая, побежал не к морю, а по деревне: будить ребят.

Солнце выглянуло из-за гор и ярко осветило берег и на нем пеструю стайку ребят. Под руководством Чимита они укладывали невод в большую лодку.

Бадма огорченно покачивал головой.

— Не невод, а коротышка. То ли дело у настоящих рыбаков, тысячу метров.

— По Сеньке шапка, а по рыбакам невод, — в тон Бадме ответил Чимит. — Что бы мы делали с неводом в тысячу метров?

— Как что? Тянули бы.

— И с этим намаемся.

Чимит знал, как трудно тянуть невод, особенно если он полон рыбы. В том, что у них рыба будет, он не сомневался.

На замет невода Наталья Цыреновна взяла Чимита, Бадму, Матвея, Тараса и Валю.

Баркас, качнувшись, двинулся в море. С берега закричали «ура», замахали руками.

Гребцы старались не ударить в грязь лицом перед старшими и в то же время внимательно смотрели, как Евдокия Петровна, мать Матвея, вместе с другими женщинами заметывали невод.

На воде было еще по-утреннему прохладно и тихо. Казалось, что воду кто-то разгладил огромным утюгом.

Невод тянули дружно, с веселыми шутками. Подавался он медленно, тяжело.

Улов оказался неожиданно большим.

— Омуль хороший, мерный, — солидно заметил Чимит, взвешивая на руке крупную рыбу.

— Точно, мерный, — подтвердила бабушка Дарима. — Для консервов в самый раз. И в коптилку пойдет.

— Только не проквасить бы в амбаре столько рыбы. Жара стоит, — с тревогой говорили женщины. — Вот если бы лед…

— Ага! Лед! — обрадовалась старая рыбачка. — Конечно, лед. На молочной ферме взять надо.

— У нас у самих немного. Если на рыбу потратим, с молоком проруха будет, — отозвалась Евдокия Петровна, хотя ей тоже не меньше других хотелось сохранить улов.

— Ничего, дадите немного, — по-хозяйски наступала бабушка Дарима.

Наталья Цыреновна решительно повернулась к женщинам.

— Возьмите льда с фермы сколько можно. Грузите в амбар.

Евдокия Петровна собрала ребят, приказала взять корзины и увела их за льдом.

В первый день рыбаки смогли только два раза забросить невод, на третий не хватило сил.

 

Рыбу ловить — не кашу варить

На второй день было не легче. В обеденный перерыв Бадма и Матвей сидели на теплом песке. Отдыхали. У них ныли руки в плечах, болела спина.

Подошел Чимит.

— Что, устали?

— Все болит, — сознался Бадма.

— А тебе еще невод маленьким казался. Рыбу ловить — не кашу варить.

— Ладно, теперь мы это и без тебя знаем, — проворчал Бадма. — Если человека все время курицей называть, он квохтать начнет.

Взгляд Чимита задержался на стоявшей у самой воды маленькой Дулме. Он торопливо зашагал к девочке.

Дулма сердито бросала камни в воду. Она не заметила, как Чимит подошел к ней.

— Что ты делаешь, Дулма?

Она вздрогнула, выронила камень, который только что хотела бросить, и закрыла лицо ладонями. Он легонько тронул ее за плечо.

— Зачем ты бросаешь камни?

— А что ее так много в Байкале?

— Кого? Рыбы?

— Ну да. Все кружится тут и не уходит.

— Дулма, если рыба уйдет, мы ничего не поймаем.

— А тебе мало? Целый амбар натаскали, и все мало, да?

— Ты просто устала, Дулма.

В карих глазах девочки стояли слезы.

— Разве я одна устала? — чуть слышно жаловалась Дулма. — Все устали. У девочек руки ломит.

— Ну что ж. Такое наше рыбацкое дело. Иди отдохни маленько.

Закусив губу, в раздумье Чимит вернулся к ребятам.

— Что это она? — спросил Матвей.

— Рыбу пугала от берега, чтобы ушла в море.

— К чему ей это?

— Ловить надоело. Устала она. Ребята промолчали.

— Тяжеловат невод, — негромко, как бы разговаривая сам с собой, продолжал Чимит. — Два дня проработали и устали. А что дальше будет?

— Ладно, вытянем как-нибудь, — попытался успокоить его Бадма.

Но в его словах не было уверенности. Сказал он это как-то вяло.

Долго молчали. Бадма лежал, опустив голову на руки, закрыв глаза, готовый уснуть. Матвей запрокинул голову и глядел в высокое небо, разыскивая в нем редкие и маленькие, как комочки пуха, облака.

Чимит в раздумье пересыпал в ладонях песок.

«Сегодня обессилела маленькая Дулма. Завтра это случится с другими. Да уж если честно говорить, надолго не хватит и самого Чимита. Руки ноют в локтях, и спина не железная, устанет, не разогнешь. А как же взрослые? — думал он. — Ведь у них вся жизнь так. в труде. Но они работают и радуются работе!»

Песок высыпался из рук Чимита.

Ему вдруг вспомнился рассказ лесника и синий дымок у далекого берега.

Сердце Чимита забилось чаще. Ему захотелось крикнуть ребятам что-нибудь озорное, растормошить их.

Но он сдержал себя и, стараясь быть спокойным, по-взрослому сказал:

— А что, если пойти сейчас в пионерский лагерь и попросить помощи?

Матвей встал и молча пододвинулся к Чимиту. Бадма приподнялся на локтях.

— Трудно нам одним. Если уговорить, знаете, как бы развернулись!

Бадма снова устало опустился на песок.

— Неловко как-то, Чимит, просить их. Ребята незнакомые. Высмеют они нас только.

— Ну что ж, что незнакомые. Какие же они пионеры, если смеяться станут! Настоящие пионеры всегда в трудном деле помогут.

— И почему ты, Бадма, так плохо о них говоришь? — вмешался Матвей. — Все городское хвалишь, а на городских ребят не надеешься, не доверяешь им.

— А что ты ругаешься? — Бадма поднялся и сел, стряхнув приставший к ладони песок. — Разве я против? Пойдем попросим. Конечно, хорошо, если помогут. А откажут, так и сами справимся.

— А ты сходишь? — спросил Чимнт. — Нельзя нам это дело откладывать.

— Хоть сейчас. — Бадма поднялся на ноги, готовый немедленно отправиться в пионерский лагерь.

Наталью Цыреновну мальчики нашли в правлении.

— Что, наработались? — тихо спросила она, продолжая гонять по проволоке костяшки счетов.

— Не наработались, а заработались. — устало сказал Бадма.

Она покачала головой и тяжело вздохнула. У Чимита упало сердце. Так вздыхала мать, когда дело не удавалось.

— Не храбритесь. Все вижу.

Чимит решил, что наступило время говорить о главном, и выступил вперед.

Наталья Цыреновна внимательно выслушала его, встала из-за стола, подошла к ребятам и обняла сразу троих.

— Хорошо, идите в лагерь. Дорога тут прямая. Лучше вдвоем, веселее будет.

Бадма нетерпеливо махнул рукой.

— Не надо мне никого. Большие у невода нужны. А малыш только помешает. Шаг у него воробьиный. А мне ждать некогда.

— И то правда, — согласилась Наталья Цыреновна. — Только выходи сейчас же, чтобы до заката дойти. В лагере скажи, что ребята и сыты и пригреты будут.

Чимит попросил сохранить этот разговор пока в тайне.

— Это почему? — удивилась Наталья Цыреновна.

— А вдруг городские пионеры из лагеря не придут, насмешек не оберешься. И работать все станут хуже.

— Это правда. Хорошо, не скажем.

Чимнт отослал Матвея на берег, а сам пошел провожать Бадму.

Тропа подымалась в горы. По бокам тропы росла густая трава, темнели старые низкие пни. На них грелись, раздувая грудки, сонные ящерицы.

У придорожного куста на почерневший пень уселась черная, с оранжевыми разводами на крыльях бабочка. Она то распластывала крылья, то подымала их, как бы готовясь к полету.

Бадма сбавил шаг и, крадучись, на цыпочках стал подходить к пню, намереваясь поймать бабочку. Уже подойдя к цели, он вдруг от неожиданности отпрянул назад: с куста вспорхнула проворная сизая птица, ухватила бабочку и полетела в сторону леса.

— Вот здорово! Прямо перед носом… Будто корова языком слизнула. Чимит нахмурился.

— Ты пустяками не отвлекайся. Спешить надо. Каждая минута дорога.

— Ничего, успею.

— Ну до свиданья!

— Ладно, я скоро…

Бадма быстро подымался в гору. За кустами мелькала его клетчатая рубашка и черная стриженая голова.

Вот он повернулся.

Чимит помахал ему рукой.

 

В трудный час

Наступило новое рыбацкое утро. Черный баркас с неводом поплыл по розовой воде залива. Равномерно поскрипывал ворот. Щелкал бичом погоныч.

И опять, как и в первые дни, переполненный невод, грузно оседая на дно, медленно ползет к берегу. Вот уже у берега мотня, набитая рыбой, и Чимит с Матвеем черпают омуля плетеными ковшами и накладывают в корзинки.

Валя с Дулмой подхватили корзину с рыбой, пронесли ее всего несколько шагов и в изнеможении опустили на песок.

Чимит подбежал к девочкам.

— Что, девчата?

— Тяжело, — не поднимая на него глаз, ответила Валя.

— Ничего, будем набирать половину корзины. А скоро вообще легче будет.

На разгрузку первого невода ушло все утро.

Второй невод подтянули к берегу, но разгружать уже не хватило сил. Когда Наталья Цыреновна объявила перерыв, у берега в мотне невода грузно ворочалась рыба.

К Чимиту подошла Валя. Он испугался, что она сейчас начнет отпрашиваться домой, и решил сразу отчитать ее за это.

Валя заговорила о другом.

— Что это вы с Матвеем все в тайгу смотрите? И Бадмы сегодня нет.

Захваченный врасплох, Чимит медлил с ответом.

— Что молчишь? Чимит тихо спросил:

— А ты умеешь хранить тайну?

— Я-то? — искренне удивилась Валя.

— Я тоже умею!

Но тут, посмотрев на осунувшиеся личики Вали и Дулмы, на других мальчиков и девочек, работавших из последних сил, понял, что тайну больше хранить не следует. И он рассказал Вале об уходе Бадмы в лагерь пионеров.

— Скажи Дулме и всем девчонкам. Пусть потерпят немного.

Валя повеселела.

— Ой, скорей бы шли.

— Рано еще. Дорога длинная. Разве к обеду ждать надо!

Прихода пионеров никто не заметил. Бадма с разбегу подскочил к рыбакам и, смеясь, сгреб Чимита в охапку.

— Что ты? Шальной! — отбивался Чимит. — Мы и так еле на ногах держимся.

Потом он растрепал приглаженный светлый чубик Матвея, повернул на одном месте Валю и начал кружить вокруг себя легонькую Дулму.

Чимит вытер руки платком и пошел встречать ребят.

Они стояли в сторонке, в зеленых рубашках. Семь мальчиков и пять девочек, с маленькими узелками в руках.

— Здравствуйте, товарищи! — с непривычной для него торжественностью приветствовал их Чимит. — Мы очень рады, что вы пришли. Трудно нам, сами видите.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте! — вразнобой ответили пионеры.

От пришедших отделился мальчик с веселыми синими глазами и шагнул навстречу Чимиту. Крепко пожав руку, представился:

— Семен! А ты Чимит? Чимит кивнул.

Мальчик понравился Чимиту. Ростом Сеня был чуть повыше Чимита, но уже в плечах. Чимиту казалось, что он давно знал его, дружил с ним.

Два бурятских мальчика, Доржи и Очир, были удивительно похожи друг на друга, одного роста, оба стриженые, оба курносые, как близнецы, а на самом деле не были даже дальними родственниками.

Городские девочки все были высокие, крепкорукие, видно, из рабочих семей. Маленькая Дулма совсем терялась рядом с ними.

Девочки тоже стали знакомиться.

— Ой, как у вас хорошо! — обняв Валю за плечи, сказала краснощекая Настя Сизова.

— Правда? А у вас хуже? — спросила Валя.

— Да нет, тоже хорошо.

— В городе все такие большие пионерки? — с завистью спросила Дулма у высокой худенькой девочки с густыми веснушками на лице.

— Нет, моя сестренка еще меньше тебя.

— Правда? — обрадовалась Дулма.

У ребят шел свой разговор.

— А это вы здорово задумали — море измерять, — с ноткой зависти сказал Сеня и еще раз подал руку Чимиту.

Ладонь Чимита была шире, чем у Сени, но тот сразу сильно сдавил ее. Чимит поморщился от боли. Сеня улыбнулся. Раззадорившись, Чимит сам начал сжимать руку Сени. Теперь от боли поморщился гость.

Оба засмеялись.

— Ну что тут у вас? — Сеня огляделся. — Показывайте, что делать.

— Работа найдется, — солидно ответил Чимит.

 

Новое препятствие

Жара спадала. С моря потянуло легкой прохладой.

Накладывая рыбу в корзины, Чимит беспокойно вглядывался в Байкал: не натянуло бы шторма. Тогда всему делу конец. Да что шторм, Наталья Цыреновна не разрешит ловить даже при маленькой волне. Да и рыба не станет ждать. При первом волнении уйдет в море.

Но прохладу принес такой легкий ветерок, что у него не было сил взрябить водной глади.

Раздумья Чимита прервал Матвей. Толкнув приятеля ручкой черпака, он чуть заметно повел плечом в сторону пионеров.

— Смотри, что-то затевают.

Он не ошибся. Сеня с озабоченным видом подходил то к одному, то к другому из своих пионеров и о чем-то советовался.

Осторожно, не подавая вида, Чимит с Матвеем стали наблюдать за ними.

Поговорив со своими, Сеня высоко поднял руку.

— Есть предложение. Обсудить надо! — крикнул он.

— Может, прежде уберем рыбу, а потом поговорим?

Сеня почувствовал в ответе Чимита недобрые нотки и заторопился с разъяснениями.

— Мы и предлагаем новый способ уборки рыбы.

— Говори, послушаем, раз так, — сказал Чимнт не очень приветливо. Что могли предложить им, рыбацким детям, городские ребята?

Недоверчивость, с которой встретили его слова, смутила Сеню. Быстро и коротко, заметно волнуясь, он предложил не носить корзины каждой паре до самого амбара, а поставить ребят цепочкой и передавать корзины, как эстафету, от одной пары к другой.

Чимит повеселел.

— Ладно, пусть будет так. Как вы думаете, ребята? — обратился он к остальным.

— Можно попробовать, — за всех ответил Бадма.

Ему, как и Чимиту, было понятно, что по-новому работа пойдет дружней. Груженые корзины надо нести не до самого амбара, а только на своем участке. Руки отдыхают чаще.

Чимит и Сеня измерили расстояние до амбара, пересчитали ребят, расставили пары.

Матвей и Чимит быстро выхватили рыбу черпаками и свалили ее в корзину. Тарас и Очир легонько встряхнули корзину, чтобы рыба улеглась плотней. Так ее входило больше. Потом они бегом относили ее к ближайшему подъему.

У подъема стояли Бадма и Сеня. В расстегнутых рубашках, пружинисто покачиваясь на загорелых крепких ногах, они проворно схватывали корзину и в одну минуту доставляли дальше. Там стояли парами приезжие девочки.

Переполненные рыбой корзины исчезали в дверях амбара.

Из амбара пустые корзины одна за другой летели к берегу.

…Матвей и Чимит отложили в сторону свои черпаки и укладывали оставшуюся рыбу руками.

— Последняя! — крикнул, разогнувшись, Чимит.

— Последняя! — вместе с корзиной передал Бадме и Сене вспотевший Тарас.

— Последняя! — раздалось уже в средине цепи.

— Последняя! — чуть слышно прозвучало и замерло у самого амбара.

И сразу сломался строй, полетели в стороны пустые корзины. Девочки сгрудились вокруг Вали и уселись на берегу повыше, где кончался сыпучий песок и росла трава.

Веселый Очир озорно толкнул плечом похожего на него Доржи и пустился бежать, намереваясь вовлечь его в игру.

Тихий Доржи дружелюбно посмотрел на приятеля и остался на месте.

Тогда Очир вернулся и прошелся перед другом на руках.

Довольный Чимит окинул взглядом развеселившихся ребят и подумал:

«Совсем другое дело, когда работа не через силу».

Улыбнулся своим мыслям и так же мысленно, про себя, добавил:

«Не будь тут Сени, сам я бы, пожалуй, и не догадался так ловко расставить ребят».

За эти дни он загорел на солнце, похудел, стал тоньше и будто выше ростом. В глазах стало меньше живости, но появилось больше цепкого пристального внимания.

Это не укрылось и от ребят.

— Ты теперь, Чимит, стал и глазами думать, — сказал ему подошедший Бадма.

От амбара изо всех сил бежала Дулма и кричала:

— Чимит! Чимит!

С разбегу ткнулась ему головой в грудь.

— Чимит!

— Что ты? Что с тобой?

— Приказывай кончать ловить рыбу.

— Как? Зачем?

— Авдотья Петровна велела. Льда, говорит, нет.

У Чимита оборвалось сердце. Как же кончать, когда только началось такое интересное дело? Разыскал глазами Матвея и помахал ему рукой.

Матвей подбежал к приятелю.

Чимит взял его под руку и отвел в сторону.

— Ты ледяной остров помнишь?

— Как же… — Матвей начал догадываться, в чем дело. — Льду привезти?

— Да. Возьми маленькую лодку. Отбери пять ребят и плыви.

— Мне бы тех, кто в поход ходил.

— Хорошо, возьми и Тараса, он парень сильный. Топоры заберите.

Чимит подозвал Сеню и сказал ему:

— У нас ребят не хватает, может, ты своих пошлешь человека четыре на ледяной остров, за льдом.

— Хорошо. Только ты теперь над ними сам командуй. Ты же знаешь, что надо делать.

— Да нет, давай уж вместе. Не умею я городскими командовать.

— Ладно, давай вместе.

— Если и городские поедут, тогда к вечеру вернемся со льдом, — пообещал Матвей.

— Э-э. Так не годится, — погрозил пальцем Чимит. — Чтоб после обеда тут был. Лед очень нужен. И нам без вас трудно будет.

— Да на лодке же вверх по реке подниматься, — оправдывался Матвей. — А Тыра у нас, сам знаешь, какая быстрая.

— Ничего, зато обратно понесет лодку.

— Ладно, — после некоторого раздумья согласился Матвей. — Тогда я с ребятами пойду пешком, напрямик. Так будет скорей. Когда лодка подойдет, мы уже льда наломаем и к погрузке подготовим.

— Делай лучше и скорей! — Чимит хлопнул его по плечу. — Торопись. Нелегко без тебя будет.

 

Военная хитрость

Матвей повел свой отряд прямой дорогой.

Собственно, дороги не было. Имелось только направление на ледяной остров.

Он помнил, что остров находился за третьим поворотом реки. Вода здесь наталкивалась на серые гранитные скалы и подавалась влево, затопляя широкую низкую долину.

Лес встретил ребят настороженной тишиной: ни ветра, ни птичьей песни.

В полдневную жару городские ребята шли медленно, часто отставали. Матвею приходилось ожидать, пока они подтянутся.

Особенно упала дисциплина, когда пошли по ягодным местам. За эти дни созрела земляника, и теперь ею пропахла вся тайга. Перед самым лицом с кустов свисали крупные ягоды черной смородины.

Матвей сам было сбавил шаг, сорвал горсть ягод, но, глянув на высоко поднявшееся в небо солнце, крепко сжал губы и начал сзывать ребят.

Двое подошли нехотя, медленно, губы в ягоде. Один не отозвался совсем.

Матвей забеспокоился: тайги не знает, потеряется еще.

Усадив ребят, он отправился на поиски.

Мальчик стоял у куста черной смородины. Матвей остановился и раздраженно спросил:

— Ты кто, Очир или Доржи?

Тот изумленно посмотрел на Матвея.

— Какой я Доржи? Что ты путаешь?

— Похожи вы как две капли воды!

— И вовсе не похожи. Доржи совсем тихоня. Очир сердито отвернулся к кусту.

— Вижу, что ты бойкий на язык. Только вот на деле не такой.

— Ты меня на деле еще не видел, — продолжая обрывать смородину, сказал Очир.

— Вижу, какой ты в деле, весь поход мне тормозишь. Что ты к ягодам так прилип, не видел их никогда?

— Столько не видел, — спокойно, как бы поддразнивая Матвея, ответил, не отрываясь от смородины, Очир. — В городе ягоды не растут. На базаре покупать — деньги нужны. Это вы только такие счастливые. У вас, как при коммунизме, и молока и ягод сколько хочешь, и денег платить не надо.

Матвей растерянно махнул рукой, не зная, что ответить. Подошел к кусту смородины, приподнял одну низко склонившуюся к земле ветку.

Прикрытые листьями ягоды не особенно бросались в глаза. А сейчас, открытые, они свисали такими тяжелыми кистями, что даже у Матвея дрогнуло сердце. Он забыл и упрямого Очира, и других ребят, которые ждали его впереди, на тропе, и даже само дело, ради которого Чимит послал его на ледяной остров.

Было жарко. Хотелось пить. А ягоды, хотя еще и не совсем зрелые, такие пахучие, вкусные, приятно холодили, чуть пощипывали язык.

Левой рукой он приподнял ветви, а правой быстро обирал гроздья смородины. Собирал прямо горстью и также горстью отправлял в рот.

— Хватит! Пойдем! — крикнул он Очиру, отскочив от куста.

— Подожди минутку! — попросил Очир, торопливо засовывая ягоды в карманы.

— А ты лучше совсем приезжай к нам. Все твои будут.

— Я, наверно, так и сделаю, — серьезно сказал Очир. — Я на лесничего буду учиться.

Такое признание понравилось Матвею. Он начал ломать ветви, сплошь усыпанные ягодами. Наломав охапку, передал Очиру.

— За это ругают нас. Для тебя только. На, неси. Ягоды обирай и кушай на ходу, а нас больше не задерживай.

Увидев Очира с охапкой смородины в руках, ребята тоже начали ломать ветки.

Матвей схватился за голову.

«Что я наделал! Лесник узнает, стыда не оберешься!»

Хотел прикрикнуть на ребят и осекся. Ведь он сам начал первым. Нужно было срочно что-то придумать для спасения смородины.

— Не разбредайся! — крикнул он громко. — Дальше пойдет мочажина. Там волки водятся.

Ребята стали отходить от кустов и собираться вместе.

— А разве у вас много волков? — почему-то шепотом спросил Очир.

— Есть! — многозначительно ответил Матвей и предложил:

— Давайте, ребята, петь. Под песню и идти легче, и любой зверь убежит.

И, не дожидаясь согласия ребят, он затянул:

Ребята охотно и дружно подтянули:

Забылись и ягоды и волки. Песня сблизила ребят. Ровней становился шаг. И бездорожье уже не мешало. В разбуженном лесу стало весело и по-домашнему уютно. В нем теперь казалось светлее и просторнее, будто деревья сами незаметно расступались на пути.

Песня кончилась. Матвей затянул вторую:

Ребята подравняли шаг и грянули во весь голос-Друзья шагают в ногу, Никто не отстает, И песню всю дорогу, Кто хочет, тот поет…

— Ну, вот и пришли, — сказал Матвей и показал рукой на знакомый остров.

— Так скоро? — изумился Очир.

 

На ледяном острове

Перебраться на остров оказалось нелегко. Матвей поднял длинную сухую палку и стал измерять глубину протоки. У самого берега палка ушла в воду больше чем наполовину. Он вынул ее, примерил. Мокрая часть тычинины доставала до подбородка.

Матвей был самым рослым в группе.

— Это у берега. — Он озадаченно нахмурился. — А на середине с головкой. Что делать, Очир? — спросил Матвей.

Очир поглядел на остров, плывущий навстречу воде, прищурившись, глянул на солнце. Оно уже катилось за горы на отдых.

Очир взял у Матвея палку, тоже опустил в воду, только в другом месте. Палка еле достала дно.

— Придется переплывать, — сказал он и бросил палку в сторону.

— Переплывать? А на чем?.. Тарас лодку еще когда пригонит.

— Зачем же лодка? — удивился Очир. — Поплывем так.

— А как же топоры и лопаты? На шею их себе повесим? С ними, брат, не наплаваешь.

«Не пр-р-р-о-ехать, не пройти», — слышалось в переливе воды на камнях.

— Может, топоры и лопаты перебросить отсюда? — неуверенно предложил Очир.

Матвей спустился к воде, подобрал пару небольших обкатанных камней и вернулся на прежнее место.

На секунду примерился глазами и со всего размаха бросил камень. Камень достиг острова, но упал у самой воды.

— А теперь ты, — сказал Матвей и подал Очиру второй камень.

Тот взял, взвесил его на руке, отошел дальше от воды и с разбегу запустил вперед.

Камень на этот раз булькнул в воде в трех шагах от острова.

— Вот, видел? А топоры нам и до середины реки не добросить.

Очир спокойно уселся на траву. Похлопал по земле ладонью.

— Отдыхай, ребята. Будем ждать Тараса с лодкой.

Это не устраивало Матвея. Но он не стал спорить, в раздумье расхаживая по берегу.

На берегу пахло медом. Бабочки, похожие на цветы, кружились над полянкой. Но Матвей не замечал их, он то глядел на остров, то на протоку, глубина которой разрушала все планы.

У берега вода текла спокойно и блестела сталью. Но чуть дальше вода сверкала так, будто под ее тонким слоем рассыпаны осколки стекла.

Это заинтересовало Матвея. Он стал приглядываться. Полоса тянулась наискось до самого острова. И чем она уходила дальше, тем становилась шире.

— Мелкое место! — крикнул он и побежал вдоль берега. Остановился: здесь мель подошла почти к самому берегу. Матвей отважно шагнул в воду.

— Ура! Мелко.

По броду мальчики благополучно перешли протоку. Как только они ступили на остров, там поднялся переполох. Оказалось, что остров густо заселен птичьей мелкотой.

Ребята недоумевали, почему остров, представляющий собой крышу ледяного погреба, так понравился птицам, как будто в тайге нет для них подходящего теплого места.

Матвей объяснил, что птицам гнездиться на острове безопасней. Вода оберегает их от лисиц, горностаев и росомахи, которые любят поедать яйца и птенцов на Большой земле.

Над ребятами бойко порхала с сердитым писком славка-завирушка. Матвей знал, что ее гнездо трудно найти: оно или в кустарнике, или на молодой лиственнице, и за нее не беспокоился.

Но многие птицы вили гнезда прямо на земле. Ребята могли их нечаянно раздавить. Поэтому он решил поскорей увести всех к воде и начать заготовку льда.

Но увести ребят отсюда оказалось куда труднее, чем от сладких ягод. Они начали шарить по кустам.

Из-под ног Очира испуганно вспорхнула серенькая птица, побольше славки.

— Стой! — крикнул Матвей. — Не шевелись!

Он осторожно подошел к Очиру и стал медленно раздвигать перед ним траву. Под укрытием толстого дудника прямо на земле пряталось гнездо, а в нем хором пищали пятеро желторотых птенцов.

— Не дыши! — сказал Матвей. — А то родители узнают нас по запаху и откажутся от своих детей. Пошл и!

— Чьи это дети? — шепотом, прикрывая рот рукой, спросил удивленный Очир.

— Сверчковые.

— Что за сверчки? Это же птицы!

— Таежный сверчок называются. А по-ученому камышевкой зовут. Ну пошли лед рубить!

— Откуда ты все это знаешь? — допытывался Очир, которого немало удивляла такая осведомленность Матвея.

— От отца, от лесника. В школе книжки беру. Сам в два глаза вижу.

Найти подходящее место для рубки удалось не сразу.

С солнечной стороны лед сильно таял. Над ним, словно крыша, навис толстый слой земли, на котором росли тальники и молодые лиственницы. Земля осыпалась на тающий лед и грязью стекала вниз.

Матвей решил поискать более чистый лед и вместе с Очиром обошел вокруг острова.

Они нашли его с северной стороны. Сюда совсем не заглядывало солнце. Лед прикрыт свисающим карнизом земли.

Брать его из-под карниза было неловко и опасно. Карниз мог обрушиться. Подумав немного, Матвей стал подрубать сверху земляную крышу.

Тяжелый пласт оборвался и грузно скатился в реку, открыв ослепительно белую глыбу льда.

В это время Тарас пригнал лодку.

— Ой, я думал, у вас уже гора льда, — сказал он разочарованно.

— Гора и есть, — ответил Очир.

Тарас, весь потный от напряженной работы веслом и шестом, не принял шутки.

— Такую гору не увезешь. Вы, наверно, думали, что ледяной остров на буксире пойдет за нами.

Через полчаса в сплошной стене льда образовалась пещера. У ее устья клубился пар. Из пещеры ребята выкатывали куски льда и относили в лодку.

Тем, кто рубил, стоять на льду в тапочках было холодно, и они по очереди выходили греться на солнце. Таскать холодные глыбы льда тоже нелегко. Но ребята старались изо всех сил. И Матвей видел, что он управится почти в срок.

Лодку со льдом Матвей приказал накрыть широколистым дудником и тальником. Когда лодка стала похожа на зеленую копну травы, Матвей скомандовал:

— По местам!

Ребята отчалили от берега. Стремительная вода подхватила лодку и быстро понесла вниз, к Байкалу.

 

Приказ Чимита

На следующий день первый улов оказался самым богатым за все дни. Но Чимит почему-то хмурился, черпая рыбу из мотни. Возле корзины стояли Валя с Дулмой.

Чимит оперся на черпак.

— Знаешь, Валька, дело к тебе!..

— Что еще? — Она поправила тяжелые косы.

— Рыбы у нас — много, хоть ловить отказывайся, — продолжал Чимит.

— Только дело наладили. Зачем отказываться? Глаза у Дулмы удивленно расширились. Даже ей работа теперь не казалась в тягость. Что еще выдумал этот Чимит? В амбаре еще столько места есть, ловить да ловить.

— Не спасти нам рыбу, лед тает, пропадет. Ее перерабатывать надо. На завод послать. Может, ты, Валентина, сбегаешь на комбинат? Сообщишь, что у нас рыбу девать некуда. Они ведь не знают.

Валя надула губы.

— Ничего себе, «сбегаешь» — пятнадцать километров!

— Больше некому поручить. Ребята на неводе. Городские не найдут.

Валя недовольно кусала губы. Ей не хотелось уходить хоть и от трудной, но веселой артельной работы.

— Иди, Валя. Даю тебе пионерское поручение… Приказ!

— Сказал бы с утра…

— Ничего, придешь засветло. Ты шаговитая.

— А если мама не пустит?

— Как не пустит! Рыба погибнет! Наталья Цыреновна велела.

— Так бы и сказал…

— А я? — растерянно спросила Дулма.

— Тебя отпустить, кто же работать будет? Последние слова немного утешили Дулму.

Валя ушла, не сказав больше ни слова. Чимит долго смотрел ей вслед. На душе у него было тревожно. Почему он послал в дальний путь Валю и ни с кем не посоветовался? А ей соврал, что Наталья Цыреновна велела.

«Надо было, вот и послал, — оправдал он сам себя. — Когда тут бегать советоваться? Дело же горит. А если с ней что случится в дороге? Нет, не случится. Валя не такая, она смелая». Но тревога не уменьшалась, а росла.

…Дорога, по которой пошла Валя, из деревни уходила в тайгу, там она подымалась на гору и скатывалась к устью большой реки, где стоял самый крупный на Байкале Усть-Каменский рыбоконсервный комбинат. Дорога проходила через две деревни. Там можно было встретить попутную подводу и доехать до комбината. На это и рассчитывал Чимит, посылая Валю.

Но Валя не пошла по этой дороге. Она выбрала другой, более короткий путь, по берегу Байкала.

Идти здесь было трудней. Не было дороги, а только маленькая тропка. Валя решила, что здесь безопасней. Тайга только справа, слева — Байкал. Если встретится зверь — можно спастись вплавь. Да она не раз ходила этой дорогой в гости к тетке, которая жила на комбинате.

Сначала шагала весело. В тайге перекликались птицы. Лесные цветы поднимали к солнцу свои розовые, синие, желтые венчики.

Она вдруг почувствовала себя такой одинокой, брошенной. Ей хотелось увидеть хотя бы парус или силуэт катера.

Но море в этот день было пустынно. Ослепительно сверкала вода под щедрым солнцем.

В середине дня от скал потянуло жаром, как из печки. Замолкли птицы. Валя принялась петь сама и пропела все песни, какие знала. Когда замолкла, то услышала, как гудят злые слепни. Они стали жалить шею, лицо, руки.

Валя надела вязаную синюю кофточку, взятую на случай дождя, высоко подвязала тесемкой на шее, сломила ветку и стала отбиваться от слепней.

Валя сильно устала.

«Дойду вон до того поворота и отдохну», — решила она.

За поворотом оказался широкий густой лесок. Валя решила пройти его и отдохнуть на той стороне.

Неожиданно впереди раздалось злобное рычание.

Девочка оторопело остановилась. Испуганно забилось сердце. В ту же минуту прямо перед ней из-за куста поднялась медвежья голова с маленькими ушами и свирепо открытой пастью.

Валя хотела крикнуть. Из онемевшего горла не вырвалось ни одного звука.

«Надо бежать, — мелькнула мысль. — К берегу…»

Ноги не слушались, будто приросли к месту. По спине побежал мороз.

Медведь лязгнул зубами, свирепо рявкнул. Валя левой рукой сжала ворот кофточки, но не двинулась с места. Медведь продолжал рычать, но тоже не сделал ни одного шага вперед.

Так они стояли несколько минут, неотрывно глядя друг на друга.

Валя постепенно приходила в себя. Она осторожно сделала шаг назад. Медведь будто не заметил этого. Она подалась еще на три шага. Зверь оставался неподвижным.

Девочка осмелела и начала отступать еще дальше, настороженно наблюдая за зверем. Тот все стоял на одном месте, продолжая рычать. Ей показалось, что рычит он теперь тише.

Она уперлась спиной в лиственницу. Повернулась к дереву и по-мальчишески проворно стала забираться по стволу.

Ветви начинались очень высоко, но Валя быстро добралась до них и, как по лестнице, поднялась до самой вершины.

Высокое дерево тихонько раскачивалось. Но Валю это не беспокоило. Ей приходилось лазать по деревьям и в большой ветер. Ее занимал сейчас только медведь, что он делает там, внизу.

«Ушел он или остался? — думала девочка. — Что, если он сядет под деревом и будет сидеть? Или возьмет да и заберется на лиственницу. Что тогда?»

Она снимет кофточку и бросит ее в пасть медведя. Он схватит ее передними лапами, потеряет равновесие и упадет. Рассказывали, что такой случай был с одним рыбаком. Он спасся от медведя на дереве. Зверь полез за ним. Тогда рыбак бросил ему в морду свою фуфайку. Медведь схватил ее передними лапами. Задние не удержали его. Он упал и разбился.

Если не поможет кофточка, то она сломает длинный сук. Когда он полезет к ней на дерево, она выколет ему глаза. Слепой зверь на дереве не удержится и тоже упадет. И она сломила сук и при этом чуть сама не упала с дерева.

Где-то вдали, на Байкале, застучала моторная лодка. Валя прислушалась. Стук нарастал, моторка подходила ближе. Девочка стала звать на помощь. Моторка затихла.

Валя поняла, что ее не услышали, пригорюнилась. Переждала еще несколько минут, звук мотора не повторялся. Она снова начала звать на помощь.

Передохнув, она вдруг услышала лай собаки и начала кричать еще сильней.

Лай раздался где-то совсем близко, лаяли уже две собаки. Через несколько минут собаки залились во весь голос, послышалось рычание медведя.

«Значит, не ушел, — подумала Валя. — Ждал там».

У нее закружилась голова, и она, боясь свалиться, обняла ствол дерева, прижалась к нему.

Загрохотали один за другим два выстрела.

Она закричала отчаянно, изо всей силы.

— Ну, что так кричишь? — донеслось снизу. — Слезай, девочка, убили мы его.

Валя не помнила, как очутилась на земле. Здесь она уткнулась головой в колени высокого мужчины и разрыдалась.

Он дал ей выплакаться и только тихо гладил русые волосы.

— Однако, здорово перепугалась, — сказал другой охотник, маленький седенький старичок, — просто не в себе девчонка. Ну, ну, хватит, чего там!..

— Будешь не в себе, — ответил первый. — Не теленка встретила.

Наконец Валя успокоилась. Они отвели ее к убитому медведю.

Он лежал, поджав под себя передние лапы. Заднюю ногу медведя крепко сжимал тяжелый капкан. От капкана шла цепь к толстой двухметровой кедровой чурке.

Эта чурка, и без того тяжелая, к тому же попала между двумя лиственницами. Не зацепись чурка за корни, огромный медведь, конечно, утащил бы капкан вместе с ней далеко в лес, и Валя на этой тропе не встретила бы его.

В стороне злобно рычали собаки. Их привязали, чтобы они в ярости не испортили шкуру.

Охотники начали расспрашивать, откуда она и как попала в такое глухое место.

Валя стала рассказывать.

— Какую же вы наловили рыбу? Сорожка, наверно? — смеясь, спросил высокий охотник.

— Зачем сорожка? — носик Вали покраснел от обиды. — Хороший омуль. Настоящий, мерный.

— А откуда ты знаешь, что мерный? — старичок подмигнул высокому охотнику.

— Вот и знаю. Я же рыбачка, да и Чимит говорил.

— А много ли вы наловили? Может, и катер звать незачем?

— Как незачем? Целый амбар рыбой завалили. А рыба все идет и идет, прямо измучились.

— А не прокисла она у вас в амбаре?

— Что вы! Она же у нас на льду, и сверху льдом засыпали.

— Смотри-ка ты! — удивился старый охотник. — Серьезно дело поставлено. Значит, самый главный у вас Чимит?

— Зачем? Главные у нас Наталья Цыреновна, и Авдотья Петровна, да бабушка Дарима.

— Дарима Дамбаева?

— Ну конечно!

— Ну, тогда надо скорей в управление ехать. Дарима Дамбаева старая рыбачка. Она из-за пустяков людей беспокоить не станет.

С большим трудом охотники стащили медведя к воде и погрузили в лодку.

— Садись, дочка! — пригласил старичок. — Отвезем тебя на комбинат…

Валя вернулась вечером на катере. Но ни тогда, ни после почему-то никому, даже Дулме, не рассказала о встрече с медведем.

 

Тревога

Сколько дел у Чимита! Ему надо везде поспеть, обо всем подумать, самому разбудить ребят, первому пойти на замет невода, выбрав невод, позаботиться об укладке рыбы на лед. Да только ли это? Надо присмотреть за малышами, чтобы не отлынивали от дела, и вовремя был обед для городских пионеров.

Последние два дня он вставал поздно. Вот и сегодня уже пять часов, а он все еще лежит в постели. Начало работы в шесть. Чимит смотрит на часы и высчитывает, сколько ему можно еще поспать, чтобы успеть собрать ребят и не опоздать с первым заметом.

Но уснуть не удается.

Громко хлопнув дверью, в комнату вкатился Тарас. Он чем-то рассержен, трясет головой, и на ней суетливо пляшут светлые кольца волос.

— Там! Там! — только и может сказать он, переступив порог.

— Что там? — Чимит поспешно сбросил с себя легкое байковое одеяло.

— Я первый встал сегодня и вижу… чайки… Тарас взволнованно замахал руками и затряс головой.

— Что чайки, какие чайки?

— Чайки рыбу угнали, вот что… — выпалил Тарас и огорченно вздохнул.

— Да что ты дуришь? Как могли чайки угнать рыбу?

— Да, угнали! Совсем угнали!

— Не чайки угнали рыбу, чудак! Рыба уходит, а чайки за ней летят. Подымай ребят!

Сам Чимит бегом направился к дому, где ночевали городские пионеры. Уставшие за день, ребята крепко спали. Он рывком сорвал одеяло с Сени и крикнул:

— Все на берег! Тревога!

От ребят побежал на край поселка. Ожесточенно забарабанил в резной наличник окна дома Вали, где жили приезжие девочки.

— Валька! Всех девчонок к лодкам! Беда! Не задерживаясь, кинулся на берег, к неводу.

В розовом свете раннего утра далеко от берега табунились чайки.

Подбежал Бадма. С пригорка с визгом бежали девочки, за ними показались городские пионеры во главе с Сеней.

Чимит крикнул:

— Быстрей! По местам!

Это была решительная и властная команда. Так, наверное, командует капитан, когда кораблю грозит самая серьезная опасность. Да и сам Чимит сейчас похож на такого капитана. Всегда покорный чубик, лежавший на лбу, воинственно поднялся, черные густые брови плотно сдвинулись к широкой переносице.

— Рыба уходит! Торопись!

Трудно ребятам заниматься чем-нибудь без громкого разговора, веселого смеха. Но сейчас на берегу тишина. Без лишних слов снят с вешал невод и уложен в баркас. Гребцы заняли свои места, разобрали весла.

При выжидательном общем молчании баркас быстро пошел в море, оставляя на зеркальной глади два усика разбегающихся волн. Равномерно поскрипывали весла в уключинах, две молчаливые фигуры сбрасывали невод.

На берег пришли колхозницы. Бабушка Дарима подошла к Наталье Цыреновне.

— Видишь, что с чайками?

— Вижу. Провожают рыбу.

— Стало быть, много было. Вот и не прокормилась положенного срока. — Она тяжело вздохнула.

Подошел баркас с бечевой.

— А ну, потянем! — сказала Наталья Цыреновна. Вытянули невод быстро, легко.

Чимит, стоя над неводом, вспомнил, как так же вот стоял Гомбо Цыдыпович и безнадежно разводил руками.

И, подражая председателю, Чимит показал Сене на невод и степенно сказал:

— Да, дела…

Сеня тоже видел, что рыбы обидно мало. Но, желая утешить Чимита, он бодро ответил:

— Ничего. Сейчас еще повторим.

— Хватит с вас, — сказала подошедшая Наталья Цыреновна. — Вы и так много сделали. Теперь отдыхайте.

Бабушка Дарима взяла ее под руку.

— У них рыбацкое дело в крови. В нас удались, — сказала она. — Рыба ушла, а они горюют. Такие от дела не побегут.

 

Друзья

Прошло лето. В воскресенье Валя сидела на крутом берегу, под березой, и смотрела в светлую даль Байкала.

Когда ветер с моря прочесывал крону березы, с нее роем падали желтые листья. Листья были холодные и влажные.

Вале стало жаль ушедшего лета. Оно казалось таким коротким, прошло незаметно.

Сегодня она видела во сне, будто уже зима. На Байкале ровный, засыпанный снегом лед. Чимит запряг собак, лег грудью на санки и крикнул что-то. Собаки рванулись и понеслись. Откуда-то взялся серый туман и закрыл упряжку. Из тумана все тише и тише слышался голос Чимита, пока не умолк совсем. И у нее так тревожно стало в груди. Ведь на Байкале туман зимой опасен так же, как шторм летом.

А вчера в классе случилось событие, которое тоже трудно забыть. Учитель взял у нее учебник ботаники, чтобы обратить внимание учеников на красочную таблицу семейства крестоцветных.

Из учебника выпала маленькая зеленая книжечка. Учитель поднял ее, закрыл и торопливо положил на парту учебник, с маленькой книжечкой отошел к своему столу.

— Ребята! У кого есть еще такие книжки?

За партами встали Бадма и Матвей. Тарас занимался рядом, за стеной, в пятом классе, Чимит — в седьмом.

— Очень хорошо! Садитесь, — сказал учитель. Еще раз раскрыл книжечку и прочитал вслух.

— «Антонова Валентина Васильевна, шестьдесят трудодней». — И тут же пояснил: —Это трудовая книжка колхозника. Самая дорогая книжка. Ее ни в каком магазине и ни за какие деньги не купишь. Ее заработать нужно.

Да, она этого разговора не забудет. Не забудет потому, что у нее есть самая дорогая книжка. И еще потому, что ее первый раз в жизни назвали Валентиной Васильевной. Это очень приятно.

Где-то совсем близко послышались голоса. Валя прислушалась. Разговаривали в кустарнике за березой.

— Ты знаешь, что техник консервного завода про нее рассказывал? — говорил Чимит. — Когда она шла по тайге, ей встретился медведь. Медведь за ней. Она на дерево. Мимо по Байкалу шла моторка, Валя давай звать на помощь. Техник с приятелем услыхали, пришли и убили медведя.

— Струсила она, поди? — сказал Бадма.

— Струсила! Такая не струсит. Слезла с лиственницы и говорит: «Раз у вас есть моторка, поворачивайте и везите меня на комбинат, к директору. У меня очень важное дело». Ну, что тут им делать! Взвалили медведя, посадили ее сверху, завели мотор и поехали.

Валя быстро поднялась на ноги и хотела уйти. Но ребята заметили ее и пошли к ней.

— Валька, постой! — закричал Бадма. — Правда, ты медведя встретила?

Чимит, Бадма, Тарас и Матвей окружили Валю. Ребята за лето загорели, окрепли. Бадма стал еще шире в плечах.

Они сели вокруг Вали на опавшие листья. Но Валя продолжала стоять, и они тоже встали, смущенно одергивая рубашки.

— Медведя я тогда, правда, встретила, — говорила Валя, теребя перекинутые на грудь толстые, порыжевшие за лето косы. — Только Чимит зря говорил, что я не испугалась. Очень страшно было. Я медведя первый раз видела. Счастье мое, что медведь в капкане сидел. А то, наверное, вы не дождались бы ни меня, ни катера.

— Да, досталось нам всем в это лето, — задумчиво сказал Матвей. — А знаете, ребята, хорошо, когда тебе тяжело было, а ты сделал, все трудности одолел.

— С этого года мы к настоящему делу совсем близко стали, — подвел итог сказанному Чимит. — Дальше И жизнь, наверно, другая пойдет…

— Только знаешь, Чимит, этим летом со мной что-то случилось. Ну совсем необыкновенное, — вдруг пожаловалась Валя.

— Что ж ты молчала?

— Я сама только сейчас поняла это. Вот глядела и дивилась: трава нынче выросла невысокая. А с чего бы? Год-то хороший. И солнечный, и дожди в меру. А потом к кустам смородины, малины приглядываться стала. И опять как-то неловко. Кажется, ниже ростом они теперь. Сейчас на лодки смотрю. Беспокойно на душе. Будто меньше все стали. А в прошлом году большие были.

— Ой, Валька, к доктору бы тебя! — встревожился Бадма. — Худо видеть стала. Учиться трудно будет.

Валя растерянно заморгала ресницами. Она сама боялась этого. И вот Бадма подтверждает ее опасения.

Сейчас она ждала, что скажет Чимит. А он смотрел в ее глаза, большие, золотистые. И, как тогда у матери, увидел в них себя, маленький свой, крошечный портретик. Это обрадовало его. Нет, такие ясные глаза не могут плохо видеть. Эта мысль осветила ему все.

— Нет, Валя, глаза у тебя хорошие, — сказал Чимит. — И ты не бойся ничего. Ты просто выросла: что раньше казалось большим, теперь кажется меньше.

И всем сразу стало ясно и весело.

Шурша, падали листья с березы. Еще ниже, под обрывом, нехотя раздевались осинки. Рядом с ними ронял листья тополь.

— Ну вот, — как бы продолжая мысль, вновь заговорил Чимит. — А ты, Бадма, уходить от нас хочешь.

— А, не тревожьте вы меня, — отмахнулся Бадма. — , Ведь уйду же все равно. Не могу я без техники. Знаю, Матвей будет разводить рыбу. Чимит станет электриком. А кто же будет возить вашу рыбу и консервы?

Он хотел сказать еще что-то резкое, но вдруг умолк. Все с удивлением посмотрели на Бадму, не понимая, почему он внезапно замолчал.

— Знаете, ребята, — тихо заговорил Бадма. — Ведь Байкал скоро совсем другим станет. На Ангаре плотину достроили. Вода в Байкале на два метра выше поднимется. Низкие берега зальет.

— Заводы новые построят, — мечтательно сказала Валя. — Людей новых много приедет.

— Вот я и говорю: заводы. Вот я и буду на них работать. — Бадма вопрошающе посмотрел на Чимита, Матвея, дольше других его взгляд задержался на нежном лице Вали.

— Ой, друзья! Черти вы этакие! — Чимит порывисто обнял Бадму, Матвея, ближе пододвинул их к Вале. — Значит, все вместе, на нашем славном море. Всем хватит на нем дела.

— Только бы скорей вырасти, — с заметным смущением сказал Тарас.

— Теперь немного осталось, — утешил его Чимит. — Только сам не ленись, расти.

Они стали смотреть на родное море. Оно шумно дышало, накатывая на берег зеленые волны, будто уже начало наполняться новыми водами.

В лицо друзьям дул свежий ветер байкальской осени.