Утро было пасмурным. Тучи заволокли небо. Дождь, казалось, вот-вот начнется, но он все медлил, словно выжидая подходящего момента.

У проснувшегося Ларина слегка шумело в голове. Вчера после выпитого пива они с Соловцом еще добавили водки, и сегодня это давало себя знать. Оперативник вышел на улицу. Он решил дойти до Военно-морского музея пешком. Был выходной день. В Александровском парке, по которому шел Ларин, гуляли семейные пары. Играла музыка. Предчувствие дождя не пугало отдыхающую публику.

Ларин сел за столик открытого кафе. Оперативник заказал кружку пива. Ему сразу стало легче. В хорошем расположении духа капитан тронулся в сторону стрелки Васильевского острова.

Несмотря на выходной день искусствовед Алексей Вульф работал в своем кабинете. Когда к нему вошел Ларин, Вульф копался в своих записях, сидя за столом.

— Здравствуйте, Алексей Петрович,— сказал оперативник.

Вульф оторвался от бумаг.

— Добрый день.

Он встал навстречу капитану.

— Не желаете чайку?

Ларин пожал руку искусствоведу. Оперативник помнил, что Алексей Петрович делает все очень медленно.

— Нет, спасибо,— сказал он.

—  А я позволю себе. Раз уж вы меня все равно оторвали от работы...

— Извините, Алексей Петрович. Я совсем ненадолго.

Вульф махнул рукой.

— Да чего уж там... Вы присаживайтесь.

Ларин сел. Вульф налил себе кипяток из электрочайника и бросил в стакан пакетик чая.

— Ну...— сказал он, сев напротив оперативника.

— Алексей Петрович, у меня к вам вопрос опять по поводу той же картины,— сказал капитан.

— Тот Айвазовский, что был на фотографии?

— Именно.

— И что же вас интересует?

— Меня интересует название корабля.

Вульф отхлебнул из чашки.

— Понимаю,— сказал искусствовед.

Он сделал еще один глоток и начал рассказ.

—  Это казус в истории живописи,— сказал Вульф.— Автор, видимо, случайно пропустил букву «в» в слове «Цесаревич».

— А не мог он это сделать специально? — поинтересовался Ларин.

Маринист задумался.

—  Не думаю...— сказал он.— Впрочем, мы уже об этом не узнаем.

— Значит, Айвазовский ошибся и пропустил одну букву.

— Да. Но ошибку заметили не сразу, а тогда, когда картина стала переходить из одной коллекции в другую.

Ларин улыбнулся.

—  Интересно,— сказал он,— какова была реакция у того, кто первый заметил отсутствие буквы.

— Со временем эта ошибка стала восприниматься уже как достоинство картины,— объяснил Вульф.

Искусствовед продолжал не спеша глотать чай.

— Я слышал, что Айвазовский предлагал исправить надпись на судне, но владелец картины отказался от этого предложения.

Ларин задумался.

— То, о чем вы говорите, было где-нибудь зафиксировано? — спросил оперативник.

— Да, об этом много писали. Если хотите, могу сделать вам подборку...

После выходных подполковник Петренко решил устроить в Отделении субботник. Периодически, примерно один раз в квартал с Мухомором случались приступы любви к порядку и Уставу. Он попросил Соловца организовать работу во дворе и лично принял участие в даче указаний.

Оперативники расчистили территорию, вскопали газон и починили штакетник вокруг него. Объем работ был настолько велик, что потребовал немало времени и сил. Когда дело было сделано, старший лейтенант Волков по указанию майора сходил в магазин за пивом. Выйдя во двор Мухомор застал подчиненных за распитием пенного напитка.

— В чем дело? — обратился он к Соловцу.

— Задание выполнено, товарищ подполковник,— отрапортовал майор.

— И чем вы сейчас заняты?

— У нас перекур, Юрий Саныч,— сказал Дукалис. — Это не перекур, а пьянство в рабочее время.

Впрочем, голос Мухомора звучал добродушно.

— Через пятнадцать минут жду вас в своем кабинете. Отчитаетесь о проделанной работе.

Подполковник вернулся в здание Отделения. Оперативники закурили. Погода стояла солнечная.

— Эх,— сказал Дукалис, глядя на небо,— последние солнечные деньки!

Он был прав. Чувствовалось, что бабье лето заканчивается, и не за горами первые заморозки.

Вскоре оперативная бригада сидела в кабинете шефа. Соловец подробно отчитался о субботнике, который, почему-то был проведен в понедельник. Мухомор остался доволен. Перед тем, как отпустить подчиненных, он всеже решил поинтересоваться текущими делами.

—  Что еще интересного у нас происходит? — спросил он.

Слово взял Соловец.

— Капитан Ларин провел оперативные мероприятия, связанные с исчезновением картины из квартиры Михайловских.

Мухомор поморщился.

— Вы же ее уже вернули,— сказал он.— И дело закрыли.

— Да, но появились новые обстоятельства, указывающие на то, что во время реставрации картину могли поменять,— доложил Соловец.

— Что за обстоятельства?

Слово взял Ларин. Он положил на стол перед Мухомором фотографию.

—  Вот увеличенный снимок картины,— сказал он.— Эксперты подтверждают слова Михайловской, что до реставрации в названии корабля отсутствовала буква «в» в слове «Цесаревич». Я поговорил с экспертом-маринистом Вульфом. Он рассказал мне, что искусствоведам известно об этой ошибке Айвазовского.

Петренко с удивлением посмотрел на подчиненных.

—  Ничего не понимаю. Бред какой-то,— сказал он.

— Есть подозрение,— объяснил Соловец,— что реставратор Круглов подменил картину с целью завладеть подлинником Айвазовского.

Мухомор внимательно рассмотрел снимок.

— Да...— протянул он.

Затем подполковник почесал затылок.

—  Ладно,— сказал он,— если считаете целесообразным, займитесь этим. Но только в свободное от работы время. А в рабочее время занимайтесь делом.

Мухомор строго посмотрел на оперативников.

— Все. Идите. Работайте.