Стенгазета была давно готова. Уличные художники постарались на славу. Главным украшением ее стал портрет Мухомора, срисованный с фотографии, которую дал художникам Волков. Он не сразу продемонстрировал Ларину результат своей работы. Решил выждать пару дней, чтобы работа казалась более весомой.

Наконец Волков развернул стенгазету перед капитаном.

—  Я не Репин,— сказал он,— как мог, так и нарисовал.

Удивленный Ларин рассмотрел газету.

—  Да у тебя талант, Слава,— сказал он.— Тебе не в менты нужно было, а в Академию художеств!

—  Дело не в таланте, Андрей.

— А в чем же?

Волков прищурился.

—  Мне твои слова о частях тела отдела в самую душу запали. Без них я бы ничего сделать не смог.

—  Главное, чтобы Мухомор это оценил. Давай я сам ему отнесу. Если что, пусть все шишки на меня летят.

С этими словами Ларин свернул стенгазету и пошел в кабинет Соловца.

—  Что это у тебя? — спросил Соловец, увидев Ларина.

Ларин молча развернул на столе перед майором стенгазету.

—  Я, конечно, не Айвазовский,— сказал он,— но раз надо, значит, надо. Вот посидел, набросал, как мог.

Соловец был поражен.

— Да... Лихо! — воскликнул он.— Не ожидал от тебя. Как это тебе удалось?

—  Видишь ли, Георгич, я по твоему совету раскрыл Устав, прочитал про воспитательную работу, проникся,— и вот результат!

—  Молодец, Андрюха! Отнесу это сам Мухомору. Если что, приму удар на себя.

Соловец направился со стенгазетой к Петренко.

—  Разрешите, товарищ подполковник? — спросил он.

Мухомор оторвался от бумаг.

—  Входи,— сказал он.— Что у тебя?

—  Вот, принес стенгазету.

—  Ну, показывай.

Соловец развернул стенгазету перед Мухомором.

— Так...— оценивающе сказал тот.— Работа проделана большая. Сам рисовал?

—  Я осуществлял общее руководство, товарищ подполковник.

—  Хорошо... Колор, может быть, немного темноват. Яркости не хватает.

—  Так ведь первый опыт такой работы.

—  Ладно, повесьте в коридоре,— удовлетворенно сказал Мухомор.