В 1799 году почтовая карета — «редкая и опасная роскошь», пишет Альбер Вандаль. Если француз отправляется в путь, то в дилижансе — «грязном, оборванном, чуть живом», запряженном клячами. «…Эта фура с трудом движется по ужасным дорогам, через ухабы и рытвины; иной раз приходится объехать препятствие, тогда дилижанс сворачивает прямо на поле, где грязь до колена, и, чтобы вытащить его оттуда, нужны усилия десятка быков. Если местность неоткрытая, вечерний привал несет с собой тревогу и вам снятся дурные сны в гостиницах, которые все слывут разбойничьими притонами. Вы едете дальше и чем ближе к опушке бора, чем больше по дороге холмов и откосов, тем больше опасность. Но вот на одном из поворотов блеснули наведенные ружья и из кустов выскакивают какие-то сатанинские фигуры с черными лицами, закрытыми крепом или выпачканными сажей. Эти страшные маски окружают карету Лошади бьются в постромках; почтальон или кондуктор, видя направленные на них ружейные дула, под страхом смерти принуждены остановиться.. Разбойники шарят в карете, выбирают из взломанных сундуков казенные деньги, бумаги, мешки с пакетами. Путешественники подвергаются строгому допросу, и горе тому, кто окажется чиновником, священником, присягавшим конституции, офицером, покупщиком национальных имуществ или просто известным патриотом. Чаще всего его тут же на месте пристрелят и уж самое меньшее, если ограбят дочиста, отберут деньги и платье и бросят на дороге избитым и голым. Остальным пассажирам велят проваливать на все четыре стороны».

Бывали банды многочисленные, но чаще они состояли из четырех или пяти человек. Преступники могли вести мирную жизнь, а в условленное время сходиться для разбоя. В Альпах целые деревни стали разбойничьими, а в окрестностях Оржера, что в департаменте Эры-и-Луары, обитало хорошо организованное и великолепно оснащенное сообщество — атаманы, их заместители, кладовщики, шпионы, гонцы, швеи, повара, наставники ребят (gosses), лекарь, цирюльник и даже священник! 

Они промышляли не только на дорогах. Порой врывались в дома, убивали людей и отнимали деньги. Они повсюду: на западе страны и в Провансе, в устьях Роны, Варе, Воклюзе и Нижних Альпах. Это остатки роялистских банд, беглые рекруты, бродяги без паспорта и «поджариватели», или «истопники», терроризировавшие Северную Францию. Последние пытали людей огнем, отнимая деньги и ценности.

Крестьяне, ставшие собственниками земли, работают в поле. Бандиты, как правило, нападают на богатых и на тех, кто так или иначе связан с властью, но не трогают простых тружеников и сельских рабочих.

В 1799 году традиционная ярмарка в Бокере проводилась под защитой пехоты и кавалерии. (Когда Наполеон писал свой «Ужин в Бокере», он не привел в памфлете подобных деталей — а ведь то было в ужасном 1793 году!)

Ярмарка проходит днем, а ночь принадлежит контрабандистам. В Париже они оккупировали восток города. «Контрабандистов насчитывают больше десяти тысяч, — доносит полиция, — все народ храбрый, мужественный, отлично вооруженный; ими предводительствуют смелые предприимчивые вожди: говорят, они заклятые враги правительства. Между портом Ла-Рапэ и Ла-Вильетт живет около 2500 контрабандистов; жилища их расположены за стенами, но невдалеке от них; при домах довольно обширные склады товаров. Многие из главарей хвастаются тем, что, если бы началось движение, они могли бы направить по желанию всех своих подчиненных…»

Из правительственной переписки: «Сборщики податей при перевозке денежных сумм подвергаются величайшей опасности: на днях ограблены двое, ехавшие с транспортами из Вигана и Сюзы; назначенные на постой солдаты не смеют явиться в дом к плательщикам налогов по причине открытого сопротивления этих последних».

Кажется, что в ту пору вся Франция была вне контроля правительства! В окрестностях Парижа бродили «роялисты боевого закона», готовившие нападения на членов Директории. Это была настоящая война униженных против тех, кто что-либо приобрел в годы революции.

Бонапарт, который сам пострадал от разбоя (его багаж был захвачен под Эксом, на обратном пути из Египта), направил на борьбу с разбойниками отряды регулярной армии и в течение полугода уничтожил массовый бандитизм.

Пленных не брали. Сообщников, укрывателей, перекупщиков награбленного и полицейских, виновных в попустительстве разбойникам, тут же казнили.

Оказалось, армия была единственной силой, способной победить бандитов. Ни жандармерия, ни Национальная гвардия со своими задачами не справлялись. Но главное зло было не в разбойниках, а в разложившейся, коррумпированной администрации.

Будущий маршал Монсей писал из Лиона: «Теперешние власти, и в особенности центральная администрация, благодаря своему взяточничеству и лихоимству, стали поистине общественным злом. Администрация все портит своим вмешательством, все расхолаживает своими внушениями, самим своим присутствием».

Альбер Вандаль назвал местные власти «четвертой разновидностью бандитов» — если считать, что представители первых трех останавливают курьеров и дилижансы, грабят на постоялых дворах, взламывают двери лавок, магазинов и квартир. В том же Лионе во главе департамента стояли люди, «присутствие которых казалось вызовом, брошенным общественной нравственности…».

Конечно, не весь бандитизм был немедленно искоренен, но страна постепенно вернулась к нормальной жизни. Бонапарт победил бандитов — безыдейных преступников, но не смог полностью одолеть шуанов, сражавшихся «за веру и короля».

Партизаны, действовавшие в департаментах Нижней Луары, Мэна и Луары, Сарты, Майенны, Илль-и-Вилены, Орны, Манша, Морбиана и Кот-дю-Нор, отличались необычайной дерзостью и жестокостью. Бонапарт захочет покорить весь мир, но до конца не справится с тем, что творилось зачастую в нескольких лье от Парижа!

Эти мстители нападали из засады. Они отваживались атаковать жандармские бригады и армейские полки. Шуаны угоняли скот, врывались на площади в базарные дни, разгоняли торговцев. Они устраивали массовые самосуды, выносили приговоры целым селениям и сжигали деревни. 

Незадолго до 18 брюмера шуаны вошли в Нант. Под прикрытием густого тумана они ринулись к центру города, подбадривая друг друга криками: «Да здравствует король! Сдавайтесь! Сдавайтесь! Вперед, ребята! Вперед!»

Чиновники, солдаты, буржуа высыпали на улицу, где уже гремели выстрелы. Еще до рассвета нападавшие покинули город, успев разорить дома и освободить нескольких заключенных.

В зоне, где кипит эта «война дворян», установлен свой порядок Власти подчиняются мятежникам. Места сохраняются только за теми, кто слепо повинуется. Шуаны проводят реквизиции, собирают королевские подати и десятину. У них своя сеть шпионства, «там и сям генеральные штабы с белыми султанами и крестом Святого Людовика, войска, развертывающиеся в линию, в мундирах, с флейтами и барабанами, даже небольшие кавалерийские отряды» (А. Вандаль).

Республиканские солдаты и офицеры сражались вяло, часто дезертировали и переходили на сторону шуанов. Весть о том, что Бонапарт стал консулом, оживила армию.

В 1800 году шуаны потерпели ряд поражений. Их вожди признали, что без иностранной помощи ничего не получится. «Англия соглашалась предоставить кое-какие средства для сопротивления, но не для победы», — вспоминал один из главарей.

Как передвигаться по Франции? Разумеется, лучше в собственном экипаже. Этот совет хорош для богатых французов и состоятельных туристов. Но можно путешествовать и в двухколесной почтовой тележке или в огромной почтовой карете — дилижансе.

Что такое дилижанс? Федор Глинка так описал его: «Дилижанс — преогромная и превыгодная карета, в которой всяк за сходную цену может нанять себе место. Тут сидишь, как в комнате, в обществе пятнадцати или шестнадцати разного звания, разных свойств и часто разных наций людей. Монах, лекарь, офицер, дряхлый старик и молодая девушка нередко случаются тут вместе. Всякий делает, что хочет. Один читает, другой говорит, третий дремлет, четвертый смеется, пятый зевает».

В путеводителе Ланглуа, опубликованном в 1806 году и переизданном в 1811-м, путешественнику не рекомендуется иметь при себе запечатанные конверты и обыкновенные письма под страхом «не только ареста, но и штрафа в размере 500 ливров за каждое письмо». Очень хорошо обзавестись двухзарядным пистолетом и ни в коем случае не следует доверяться извозчикам.

Багаж путешественника, советует Ланглуа, не должен быть слишком велик: короб, чемодан, обтянутый «коровьей» кожей, шкатулка для драгоценностей, денег и векселей, обязательно снабженная специальными болтами — с тем, чтобы крепить ее в карете или номере гостиницы.

Тем, у кого нет своего экипажа, следует знать цены услуг: «Если ехать дилижансом, стоимость каждого лье, включая чаевые кучеру и кондуктору не превышает одного франка, а за две лошади при езде на почтовых с учетом платы хозяину гостиницы и слуге — пяти франков».

Все предосторожности связаны с необходимостью постоять за себя в случае появления грабителей. Конечно, при Империи уже нет тех банд, что были в смутное время. Однако «поджариватели» были ликвидированы лишь к 1803 году Силы и методы все те же — конные отряды, военные трибуналы.

19 октября 1807 года на почтовую карету госпожи Грассини, знаменитой итальянской певицы и любовницы Наполеона, напали четверо дезертиров швейцарского полка. Это произошло около Рувре. Женщина подверглась насилиям, была ограблена, но уже через два дня разбойники понесли кару. Храбрый Дюрандо, начальник Национальной гвардии, собственноручно убил двух грабителей и арестовал третьего, за что император включил его в Почетный легион.

Главы департаментов отчаянно боролись с нищенством и изгоняли бродяг. Те на время исчезали и появлялись вновь.

Префект департамента Канталь сообщал: «Действует некая черная банда, ежегодно прочесывающая самые бедные и отдаленные коммуны; набирая армию мальчишек, она посылает их в Париж, где дети становятся трубочистами или попрошайками».

Во время кризиса 1810 года из 50 тысяч парижских рабочих только в мае было уволено 20 тысяч. «Наполеон неоднократно говорил мне, — пишет Шапталь, — что он боится народных восстаний, когда они вызываются недостатком работы».

Чтобы занять людей, Наполеон организовал крупномасштабные земляные работы. За годы существования Империи на общественные работы было истрачено полтора миллиарда франков — колоссальная сумма!

Он выделил ссуды промышленникам, сделал крупные заказы для двора и предписал придворным Тюильри носить платье из шелка.

Как только начинают расти цены на хлеб, в памяти людей живо возникают картины недавнего голодного прошлого — вроде тех, когда бедняки из столичных предместий бежали к воротам боен. Там они лизали кровь убитых животных, стекавшую с желоба.

Наполеон панически боялся голодных бунтов и делал все возможное для того, чтобы удерживать хлебные цены на низком уровне. Накануне похода в Россию, когда хлеб значительно вздорожал, вернулись к «революционному максимуму», то есть твердым ценам. Это привело к временному исчезновению зерна с рынка, но катастрофы в столице все же удалось избежать.

В провинции не было хлеба и круп. «В окрестностях Лизье, — сообщает комиссар полиции города Кана, — бродят мертвенно-бледные, изможденные существа; по обочинам дорог расположились нищие, терпеливо ждущие сострадания путешественников. Пищей крестьян, не имевших в запасе даже овсяного хлеба, были молочные продукты, овощные супы, сыр и отруби».

А вот что отмечает префект департамента Приморских Альп: «Минувшей весной деревенская беднота питалась лишь дикими травами да корнеплодами, без всякой приправы и даже без соли; в некоторых населенных пунктах вместо соли употребляли морскую воду. Жуткое зрелище являли собой люди, сломленные нуждой и умершие от голода».

Плохи дела, если сама власть говорит о подобных явлениях! Очень напряженная ситуация, чреватая социальными взрывами, сложилась в портовом городе Шербуре, в Ренне, Шарлевилле, в департаменте Эн.

Множились беспорядки. Как и во времена Тюрго, нищие и отчаявшиеся люди захватывали мельницы и булочные, нападали на повозки и суда с хлебом, жгли фермы. Администрация не знала, что предпринять.

Наполеон примерно покарал одно из гнезд мятежа. Генерал Дюронель двинулся на Канн во главе большого отряда. Военный совет вынес восемь смертных приговоров, в том числе два заочных. Повесили шестерых, включая двух женщин-кружевниц.

В 1812–1813 годах были хорошие урожаи зерновых и положение в целом улучшилось.