«Прошло еще несколько мучительных дней, и по дорогам хлынула армия — рокочущая, бессильная, полная отчаяния орда. Не армия побежденных, и даже не полчища беглецов, а просто расформированная армия. Защитники родины возмутились, не желая принять перемирия, на которое соглашался маршал Даву, и они стали нежелательными, их выгнали из Парижа, выслали за Луару, потому что правительство должно было очистить столицу, перед тем как сдать ее союзникам», — пишет Филипп Эриа.
На аллее, огибавшей Марсово поле, вскоре разместятся пруссаки, Елисейские Поля будут заняты казаками, а в Булонском лесу разбиты палатки солдат Веллингтона.
«Железный герцог» посетил дом мадам Рекамье и самодовольно заявил:
— Ну и побил же я его!
Исполненный достоинства ответ Жюли заставил Веллингтона прикусить язык.
2 августа фанатики-роялисты растерзали маршала Брюна. Это случилось ночью в авиньонской гостинице «Пале-Рояль». Л а Бедуайер был расстрелян 19 августа на Гренельском поле.
Маршал Монсей отказался участвовать в суде над Неем. Старого воина лишили звания пэра и заключили в крепость на три месяца. Ней был осужден пэрами и расстрелян 7 декабря. Пять его коллег-маршалов подписали смертный приговор. Корсиканец Орнано пытался освободить Нея, но был арестован и изгнан из Франции.
Когда обвиненному в государственной измене Лавалетту зачитали смертный приговор, генерал посмотрел на часы. Но он остался в живых благодаря удивительной женщине, своей жене! Мадам Лавалетт навестила мужа в тюрьме Консьержери за день до казни, и верный слуга Наполеона бежал, переодевшись в ее платье. Эта подлинная история похожа на вымышленную, — но, может быть, польза литературных романов состоит и в том, что их авторы указывают людям способы действий в критических ситуациях?
Даже Людовик XVIII оценил самопожертвование мадам Лавалетт. «Она одна из нас всех выполнила свой долг», — сказал король.
В 1822 году ее муж-беглец был помилован и вернулся во Францию.
Строитель мавзолея для семейства Буссардель из романа Филиппа Эриа «Семья Буссардель» рассказывал, что когда его молодых подмастерьев забрали в армию, то пришлось нанять стариков-каменщиков, а в качестве подручных к ним приставить учеников, «молокососов лет по пятнадцати». Только так и был выполнен заказ!
«Покончено с рекрутчиной, с народным ополчением и с внезапными призывами в действующую армию. Все миновало, все кануло в прошлое. Матери избавились от тяжелой муки, жены вздохнули с облегчением: больше не будут убивать сыновей и мужей. Племя мужчин, более десяти лет жившее в разлуке с племенем женщин, ныне соединится с ним, и к племени женщин вернется сон».
«Снова, как и всегда, — отмечает Фернан Бродель, — мир, пришедший на смену войне, оказывается прекрасным лекарем. Все приходит в движение, некоторые передовые секторы экономики: финансовые операции, коммерческие товарищества, новые отрасли металлургической и химической промышленности, лионские общества газового освещения, каналы, пароходы, железные дороги — обновляются сами и приближают обновление других сфер…»
Во время «Ста дней» Шапталь осуществлял общее руководство сельским хозяйством, коммерцией и промышленностью, приняв титул государственного министра и звание пэра. Оно было отобрано Людовиком XVIII, но возвращено в 1819 году — тогда же, когда ученый завершил свой капитальный труд «Французская промышленность». В 1820 году он будет избран почетным членом Петербургской Академии наук
Временно вышли из моды батальные сцены, и Орас Берне не сможет выставить свои картины даже в 1822 году. Он будет показывать их в мастерской. Но в дальнейшем художник сделает блестящую карьеру — станет директором Французской Академии в Риме, побывает с армией в Алжире, поедет с дипломатическими поручениями в Россию, где напишет картины по заказам двора.
А последний французский король и последний император попросят его расписать батальными сценами Версальский дворец. Художник выполнит заказы. Его патетические композиции, остродраматическая экзотика, картины яростных схваток и бурных пейзажей напомнят о легендарной эпохе, питавшей вдохновение мастера.
Исключенный из Академии наук Давид будет изгнан и за пределы Франции. Он поселится в Бельгии и создаст несколько больших и тяжеловесных композиций. Но рука, писавшая «Зеленщицу», еще выведет запоминающиеся портреты — например Сиейеса, тоже изгнанника, или трех гентских дам.
В дальнейшем он упорно отказывался возбудить ходатайство о разрешении вернуться на родину. Пожалуй, это хороший повод еще раз произнести: «Я вас приветствую, Давид!»
В 1816 году возобновились занятия в ранее закрытой Политехнической школе — Бурбоны как будто перестали бояться этого «рассадника революции». Но ее студенты еще заявят о себе и в 1830 году одними из первых выступят против ненавистной монархии.
Стендаль будет тратить свои сбережения, поскольку «не купил ренты на наградные Наполеона в 1808 или 1809 году», путешествовать по Италии, писать о живописи, писать для «Эдинбургского обозрения» и, в конце концов, попросит друзей устроить его на государственную службу.
Но главное — он создаст великое произведение. Наполеон не присутствует там непосредственно, но его дух не дает покоя ни героям, ни читателям.
Жюльен Сорель слышит разговор двух попутчиков по дороге в Париж
«— Никогда Франция не пользовалась таким уважением среди народов, как эти тринадцать лет, когда он царствовал. Все, все, что тогда ни делалось, было полно величия.
— Твой император, чтоб его черт побрал, — возразил сорокачетырехлетний господин, — был велик только на полях сражений да еще когда он навел порядок в финансах в тысяча восемьсот втором году. А что означает все его поведение после этого? Все эти его камергеры, и эта помпа, и приемы в Тюильри — все это просто повторение, новое издание все той же монархической чепухи. Его подновили, подправили, это издание, и оно могло бы еще продержаться век, а то и два. Знати и попам захотелось вернуться к старому, но у них нет той железной руки, которая умела бы преподнести его публике.
— Вот уж поистине речь старого газетчика!
— Кто меня согнал с моей земли? — продолжал разъяренный газетчик. — Попы, которых Наполеон вернул своим конкордатом, вместо того чтобы держать их на том же положении, как держат в государстве врачей, адвокатов, астрономов, считать их за обыкновенных граждан и отнюдь не интересоваться ремеслом, при помощи которого они зарабатывают себе на хлеб. Разве сейчас могли бы существовать эти наглецы-дворянчики, если бы твой Бонапарт не понаделал из них баронов да князей? Нет, они уже доживали свой век. А теперь, после попов, вот именно эти-то сельские аристократишки больше всего мне крови и испортили, они-то и заставили меня либералом сделаться».
«Что он начал мечом, я довершу пером», — скажет Бальзак
Тальма не отречется от бывшего покровителя. Исполняя главную роль в трагедии Э. Жуй «Сулла», премьера которой состоялась в «Комеди Франсез» 27 декабря 1821 года, он сделает себе грим императора. Это вызовет бешеную атаку роялистской прессы. Некоторые журналисты даже предложат преследовать актера в судебном порядке.
А мадемуазель Жорж ответит герцогу Беррийскому, назвавшему ее «прекрасной бонапартисткой»: «Да, принц, этому знамени я буду вечно приносить присягу».
Доктор Ларрей читал лекции по хирургии в Парижской высшей медицинской школе, продолжал заниматься врачебной практикой и писал книги по военной хирургии. В 1829 году он стал членом Парижской Академии наук
Ларрей умер в один год со Стендалем. Его имя вместе с именами других героев Франции увековечено на Триумфальной арке в Париже.
Белые — Наполеон, черные — генерал Бертран. Играно в 1818 году.
1. Kf3 Кc6 2. е4 е5 3. d4 Kd4 4. Kd4 ed 5. Cc4 Cc5 6. c3 Фе7 7. O-O Фе5 8. f4 dc3+ 9. Kph1 cb 10. Cf7+ Kpd8 11. fe baФ 12. Cg8 Ce7 13. Фb3 а5 14. Лf8+ Cf8 15. Cg5+ Ce7 16. Ce7+ Kpe7 17. Фf7+ Kpd8 18. Фf8Х
Мат! Наполеон разделал соперника под орех. Браво, император!
«Серый сюртук и шляпа Наполеона, выставленные на шесте на брестском побережье, заставили бы Европу стать в ружье». Пэр Шатобриан, выступая в палате, почтил императора этой филиппикой — и не мог бы придумать ничего лучшего для того, чтобы угодить Наполеону, томившемуся на острове Святой Елены.
«Я считал ниже своего достоинства сдаться любому из тех монархов, чьи страны я завоевал и в чьи столицы входил с триумфом, — говорил Наполеон доктору О'Мира, — и я решил довериться вам, кого я никогда не побеждал. Я сурово наказан за то хорошее мнение, которое имел о вас, и за то, что полагался на вас, вместо того чтобы сдаться моему тестю или императору Александру, любой из которых относился бы ко мне с величайшим уважением».
В 1813 году, когда великая борьба еще продолжалась, Александр наотрез отказался принять Коленкура — бывшего посла в Петербурге. Но после своей победы готов был принять самого французского императора.
Да, в 1814 году Александр предлагал Наполеону поселиться в России, но поверженный колосс не принял приглашения! И его отправили на Эльбу, где лишили положенного содержания, а позже на Святую Елену, где не позволяли и шагу ступить без мелочного контроля.
Желал бы Александр встречи с бывшим тираном в последующие годы? Он направляет на остров Святой Елены графа де Бальмена, который займет должность комиссара при английском губернаторе Хадсоне Лоу, а затем и женится на дочери «тюремщика» Наполеона.
Нет, третья встреча Александра с Наполеоном уже не могла состояться. Закончился поединок решительного гения латинской расы, воспитанного на Плутархе, считавшего Европу «кротовой норой» и видевшего грандиозные перспективы на Востоке, с молодым царем — прелестным внешне, часто колеблющимся, но феноменально выносливым.
Наполеон презирал врагов, Александр у них учился. Наполеон говорил, что победа приходит к самым упорным, — и она пришла к тому, кто поначалу был бит.
Но для кого Александр ее добыл — для себя или для Бурбонов?
«..По великой и многомудрой милости своей его величество король Людовик Восемнадцатый (последнее слово полностью, слышите вы … ученый чистописатель!), взяв в свои руки бразды правления, постиг (а ну-ка, что он там такое постиг, этот жирный шут?) высокую миссию, к выполнению коей был он призван божественным промыслом! — (Знак восклицательный и шесть точек — не бойтесь, судейские святоши возражать не станут!) И первой заботой его явилось, что и следует из даты упомянутого ниже ордонанса, уврачевать раны, причиненные ужасными и прискорбными бедствиями революционного времени, восстановив верных и многочисленных слуг своих (многочисленных — это должно польстить в суде!) во владении всем непроданным их имуществом, буде оно находилось в общественном пользовании, в обычном или чрезвычайном владении казны, буде, наконец, в дарственном владении общественных учреждений, ибо мы с полным на то основанием утверждаем, что именно таков смысл и дух прославленного и справедливого ордонанса…»
Шутник из адвокатской конторы, которую в очередной раз посетил бальзаковский полковник Шабер, диктует писцу текст прошения, смысл которого — в восстановлении имущественных прав старой аристократии. А граф Шабер, герой наполеоновских кампаний, «решивший исход сражения при Эйлау», напрасно ходит по конторам. Бывшая жена пустила его по миру, и он окончит свои дни в богадельне.
«Мною неожиданно овладел новый недуг — отвращение к человечеству, — признается Шабер юристу, пытавшемуся ему помочь. — Когда я вспоминаю, что Наполеон на острове Святой Елены, — все претит мне в этом мире».
Наполеон пророчески говорил о Бурбонах доктору О'Мира: «Они хотят внедрить в армии старую систему. Вместо того чтобы позволить сыновьям крестьян и рабочих получить право стать генералами, как это было в мое время, они хотят дать это право только старой аристократии, эмигрантам… Они ничему не научились, они ничего не забыли. Они стали причиной революции и последующего массового кровопролития; и теперь, после двадцати пяти лет ссылки и позора, они вернулись, отягощенные теми же пороками и преступлениями, за которые их изгнали из отечества. Они вернулись, чтобы породить новую революцию. Я знаю французов. Поверьте мне, что после шести или десяти лет все это племя будет уничтожено или сброшено в Сену».
Французы сбросили иго Бурбонов в июльские дни 1830 года. Ну а Наполеон? Был ли он отравлен? Или он умер от рака желудка — как и его отец Карло Буонапарте, родные сестры Полина и Каролина?
Канадскому миллионеру Бену Вейдеру удавалось достаточно долго продавать общественности редкий «товар» — результаты экспертизы, согласно которой император якобы был отравлен своим же приближенным, графом Монтолоном, — до тех пор, пока ведущий наполеоновед Жан Тюлар ему не возразил.
Суть возражения проста: нет доказательств того, что волосы, химический анализ которых выявил повышенное содержание мышьяка, действительно принадлежали Наполеону.
Есть и другие доводы. Если Монтолон — ненавистник и отравитель Наполеона, то почему после смерти императора граф добросовестно выполнял его завещание? Более того, в 1840 году «убийца» поддержал авантюриста Луи, будущего Наполеона III! За эту попытку государственного переворота Монтолон был на 20 лет посажен в тюрьму и вышел из нее лишь благодаря революции 1848 года.
Врачи говорят, что рак и телесная полнота — несовместимые вещи. Не будем спорить со знатоками, а просто внимательно изучим последние изображения Наполеона. На известных картинах, где он показан на смертном одре и в гробу, — У. Кроката, Н. Морена, Ж. П. Мозеса — мы видим отнюдь не толстяка.
В начале ссылки порядок содержания Наполеона был относительно либеральным и узник совершал прогулки. Но когда на остров прибыл генерал Лоу, условия стали крайне унизительными для императора.
Наполеон подолгу не выходил из дому, плохо спал, мало двигался и быстро тучнел. Затем он нашел кратковременное утешение в садовых занятиях, но болезнь неумолимо наступала.
Хадсон Лоу удалил доктора О'Мира, и у императора не осталось хороших врачей. «Если бы Ларрей был здесь, он бы не покидал моей комнаты и спал бы у подножия моей постели», — говорил Наполеон.
«Вдруг у него обнаружился упадок сил, он стал томиться и столь же быстро худеть», — пишет в своем очерке о жизни и государственной деятельности Наполеона профессор А. С. Трачевский.
Когда император испустил дух, приближенные были поражены его внешним видом: «Первый консул!»
«Что есть будущее? Что — прошлое? Что такое мы сами? Какой магический флюид окружает нас и мешает нам видеть то, что нам важнее всего было бы узнать? Мы рождаемся, живем, умираем среди чудесного… Кто знает, может быть, я скоро должен буду проливать слезы о непоправимом?..»