Кай не забыл ни про печенье для странных птиц, ни про бутылку хорошего виски. Кирилл очень кстати вызвал его — в день отгула. Удалось предусмотреть даже барбекью и корнишоны. Они втроем (наблюдателей от Хозяев в этот раз окрест видно не было, должно быть, так и было надо) устроили костерок в расщелине между валунами у опушки рощи. Поставили на тлеющие уголья мангал, выпили по первой.
— Ну, вы, я вижу, дозрели, господин кандидат в кладбищенские смотрители, — Кай кивнул Кириллу и положил себе на пластиковую тарелку пару кусков аппетитного на вид филе, — и вы, господин Посвященный, для того, чтобы просветить непосвященного.
— Дозрели. С вашей помощью, господин следователь, — с каким-то мрачным удовлетворением согласился Фальк и, проглотив содержимое второй стопки, хрустнул огурчиком. — Хотя и сами могли б умом дойти... Кладбище, говорите... Погост. Последнее воплощение... Х-хе... Куда, спрашиваете, они потом деваются? Да никуда... — Он повел рукой в сторону таинственно шепчущей рощи. — Вот этак и висят. Не иссыхают и не гниют. И птички их не трогают. Так вот и висят...
Он налил по третьей.
— Дозревают... Превращаются. Трансформируются...
Кирилл встал. Провел рукой по глазам.
— Как?! Это?.. Эти...
Фальк рассыпался беззвучным смехом.
— Это! Это самое, друг мой! Эх вы все — новенькие... Кладбище.. Посмертное перерождение... Да эти коконы — никакие не трупы! Роща и не думает ими питаться — наоборот, это она их питает... Обменивается с ними гормонами, метаболитами... Такой у них цикл... Она сезон — зеленая, запасает сахара, белки... А сезон — голая. Тогда ей коконы необходимы — иначе ни дерево цикл не закончит, ни кокон... Регуляторы роста и все такое... Коконы — они коконы и есть! Мешки для куколок... Были «черти», стали — куколки... Ангельские куколки!
— Ангельские? — Кирилл в остолбенении уставился на Фалька.
— Ну конечно! Конечно и именно!!! Ангельские!!! Ты же сам не хуже меня знаешь, как строение и физиология «чертей» похожи на строение и физиологию земных насекомых! На строение и физиологию вида с полным метаморфозом! Ну там — плюс-минус лапоть... А если так, то и весь их жизненный цикл должен быть чем-то вроде того, что мы у какой-нибудь бабочки-капустницы видим. Ну так он действительно такой и есть! Ангелы — это их финальная стадия. Или — наоборот — исходная, первоначальная, если хочешь... Да ты и сам сейчас увидишь...
И Кирилл увидел — ждать пришлось недолго — как серый, сморщенный кулек кокона, тот, что висел на стволе, который высился поближе, у самой опушки, начал преображаться. Он стал сначала робко и медленно, а затем все быстрее и увереннее — расправляться, словно кто-то невидимый вдыхал в него воздух. Расправился, сделался каким-то странно асимметричным то ли плодом, то ли воздушным шариком, затрепетал на несуществующем ветру и вдруг начал выпускать, исторгать из себя нечто. Нечто, сверкнувшее в лучах рассвета радужным разворотом крыльев и точеными, изысканно прекрасными формами...
Что-то во всем этом было такое, что Кирилл и сам ощутил свое единение с происходящим, свое в нем участие... Он сделал шаг вперед — к охваченному трепетом дереву — потом другой, третий... Волосы на затылке его зашевелились.
Ему показалось, что в нем самом и внутри всего великого кристалла мироздания грянула какая-то нечеловеческая музыка... Аккорд...
Белое, словно из призрачной, дыму или тени подобной плоти рожденное кольцо, морщась и скручиваясь, сошло с плеч явившегося миру творения и медленно, нехотя легло к подножию ствола — теперь вдруг застывшего, словно струной вытянувшегося в каком-то сладостном напряжении.
«Потом оно потемнеет, — подумал Кирилл. — Станет черным. Распадется. В него нельзя будет ступать до того...»
Он сделал еще один шаг...
— Не спугни... — глухо окликнул его Фальк.
Но и сам шагнул следом. На метр-полтора отстав от него, двинулся к роще и федеральный следователь.
А невероятно прекрасный Ангел взмахнул — чуть неумело еще — радужными крыльями, оторвался от ветки, с которой так долго был единым целым, перепорхнул — недалеко, на веточку повыше — и, нахохлившись, замер там.
— Просыхает... — уважительно пояснил Фальк и потянул обоих своих спутников за рукава. — А теперь пошли, пошли... Ходу отсюда!!!
Теперь уже вся роща трепетала, содрогалась под невидимым напором тысяч стремящихся к новой жизни сущностей. И уже не запредельные — на грани восприятия — аккорды неслышимой музыки — куда там! — урагану подобный хорал, призрачный и немыслимо могучий одновременно, рушился на них, заполнил вселенную, возвещая приход в нее все новой и новой красоты и гармонии...
Все новые и новые Ангелы — каждый сверкнув в занимающемся рассвете — рассаживались в черно-белом, гротескном сплетении ветвей.
— Ходу!.. — продолжал подгонять спутников Фальк. — Ходу! Шашлык — в кулек, бутылки — в рюкзак, и — ходу! Теперь, Кирилл, у тебя, считай, суток трое отгула — пока вся эта канитель не закончится... О них теперь старшие позаботятся... Унесут их... На это у них, слава богу, ума хватает. А может — инстинкт...
— К-куда унесут? — Кирилл спотыкался о кочки и все оглядывался, оглядывался на то — остающееся позади...
— Да в птичники наши, будь они неладны — не успеваем строить их — куда же еще?! — с досадой отозвался Фальк, поджидая, пока замешкавшийся Кай отряхнет замаранную брючину и догонит его. — Раньше, понимаешь, пока их много было — «чертей» нормальных, не на «пепле» сидящих, — так у них они при семьях жили... Ангелы... По одному, по двое... А те, что побогаче — так целые выводки содержали... В основном — предков своих. Целую, так сказать, родословную и генеалогию в живом виде... Благо — есть они не просят, так только — балуются, гадить не гадят. Место разве что занимают, так зато э-э... услаждают душу... А сейчас, когда они через «пепел» этот в Ангелы все подались, так приходится фермы для них заводить, для бесхозных... А то их ведь ни одна зар-р-раза не берет! И перестрелять их всех к чертовой матери нельзя. Еще слишком много взрослых «чертей» на планете — не позволят. Да и накладное получится дело. Этически сомнительное к тому же... Но и в дикости их нельзя оставлять... Передохнуть они сами не передохнут — и не сомневайся! Но безобразничают страшно — игруны ведь! Проходу от них не будет. И так уже: машину где попало не поставишь, вещей нигде без присмотра не оставишь — упрут. Просто так — поиграться. Поиграют и бросят, где-нибудь за тридевять земель. Это же детство у них. Вечное детство... Хотя, с другой стороны, если, конечно, вдуматься...
Они остановились уже на солидном расстоянии от стремительно порождающей все новых и новых обитателей рощи.
— Так они разумны все-таки или нет? — раздраженно спросил вконец запыхавшийся Кирилл. — Они хоть прошлую жизнь помнят?
В небе над ними кружили, сбиваясь в стаи уже сотни бесхозных Ангелов. Не новорожденных — вполне взрослых. Тех, что еще в ночь тянуло сюда со всех уголков неба Инферны. Иные — из тех, что были, видно, полюбопытнее, ныряли вниз, приглядываясь к двум запыхавшимся чужакам. Некоторые — робко еще — пытались привлечь к себе их внимание.
— У них не в разуме дело, — с досадой отмахнулся Фальк. — И былую жизнь они вроде бы помнят, но не так совсем, как если бы «чертями» оставались... Так говорят... Все это им ни к чему... Существа вечные, без потребностей — только печенье трескать здоровы. А так — живут в свое удовольствие, движимые исключительно озорством и любопытством. Только множатся иногда. Для этого улетают на Острова. Редко-редко. Раз в сто лет, наверное. Это ты у ученых мужей спрашивай. Ну а яйца Ангелов вы видели. Они приносят их в себе — на Аш-Ларданар. И все это у них — только на свободе. В неволе — ни-ни. В курятнике в смысле... Так что это хорошо — что мы их по курятникам... А то редко, не редко, а когда их теперь кругом такая прорва... Ведь уже действительно почти все население планеты скоро в ангелочков перекачаем.
— Перекачаем... — повторил Кирилл. И сбился с мысли. — А яйца эти... — начал он. — Так их... Так в них...
— Так что и множатся они теперь много чаще, — мрачно продолжил Фальк. — Совокупляются там — на Островах... Это фаза развития у них такая, для, понимаешь, любви, возвышенных чувств... И кладки яиц. А яйца развиваются в новых Ангелов — если их не покупают Хозяева. А вот тогда, когда они попадают к ранарари, к «чертям», тогда они начинают развиваться по-другому... Несколько лет служат советниками семьи, руководят ее жизнью, а затем отдают последний приказ и... продолжают жизнь уже внутри ранарари.
— M-м... Они что — заглатывают его или как? — осведомился Кай.
— О, это довольно интересный обряд... Для того чтобы м-м... принять яйцо Ангела в себя, у ранарари есть физиологические механизмы... Они ничему, что мы имеем у людей и других тварей, не соответствуют. Вживление происходит понемногу, несколько недель подряд. В великой тайне, между прочим. Происходит прорастание нервной системы ранарари в этот белковый суперкомпьютер... Считается, что в этот период на ранарари, вынашивающего яйцо, снисходит неслыханная премудрость. Ну а еще через несколько месяцев яйцо рассасывается. Трансформируется в эмбрион. В один или в несколько... И на свет появляются маленькие ранарари — ящуренки... После чего все органы системы размножения отторгаются и очень быстро исчезают.
— Значит, ранарари — это... — почесал в затылке Кирилл.
— Это — личинки. «Черт» только тогда, когда в определенное состояние придет, дозреет — закукливается — сам видел, как это у них происходит. Это — не болезнь, не смерть — переход между стадиями. А из кокона появляется имаго — Ангел... А уж тот сотню-другую лет полетает-полетает, найдет себе друга или, соответственно, подругу, да яичко и отложит... А из яичка — снова молоденький «черт» вылезает, симпатичный такой ящуренок... То есть я понимаю, что они — насекомые, но и от динозавров у них что-то все же есть — согласись... Ну а мы его тут же — «пеплом», «пеплом»...
— Так «пепел»... — растерянно произнес Кирилл... — Это ведь...
— Господи, долго до тебя доходит... — устало вздохнул Фальк, извлек из рюкзака виски и стал разливать по слегка помятым при отступлении разовым стаканчикам.
Дикие Ангелы уже вовсю вились вокруг них.
— «Пепел» — это фактор превращения! — вразумил Кирилла Фальк. — Аналог какого-то гормона. Целого набора гормонов этих тварей. Его напоследок выдала земная наука. Совсем, правда, для других целей. Недаром тогда — в период первоначальных конфликтов, корабли Друзей, что якобы потерпели аварию, похищали и прятали... «Пепел» запускает программу превращения «черта» в Ангела. Вот так. Оттого он для них и наркотик — он же реализует, исполняет их самое заветное желание: завершить свой первый жизненный этап — тягостный и полный забот, неисполнимых желаний — и воплотиться в сущность вечную, беззаботную, полную радости и веселья. Фаза Ангела — это их рай, понимаешь? Ну вот за рай этот и опрокинем...
— Понимаю... — пробормотал Кирилл и отдышался после проглоченной стопки. — Но... Но зачем тогда «черти», вообще? Зачем их природа выдумала?
— Ишь ты какой... — Фальк придирчиво осмотрел корнишон и отправил его в рот целиком. — Природа, а точнее, Предтечи или кто-то им подобный, к твоему сведению, сначала так придумали, что Ангелы не раем были цивилизации «чертяк», а их адом и проклятием... Страшным будущим каждого из них — мотыльком-однодневкой без пищеварительного аппарата, с одними только гениталиями. Созданным только для того, чтобы совокупиться, отложить яйца и умереть голодной смертью. И каждый из них знал, что это — то неизбежное будущее, что ждет его. Так что распространены были различные способы замедлить процесс метаморфоза, как-то избежать его... Но со временем они нашли другие пути... Преодолели трагедию своего вида. Методами селекции, генетики, генетической инженерии сотворили Ангелов такими, каковы они есть. Из ада сделали рай. А мы — люди, Диаспора, пришли сюда как раз вовремя, чтобы подтолкнуть их на последний шаг... Роковой, может быть... Всех их в этот мотыльковый рай и отправить... Со взрослыми скоро покончено будет. Они, конечно, умом понимают, что это — конец их цивилизации, но, как видишь, каждый в отдельности не очень тому противится... Так что скоро одна только проблема и останется — яйца Ангелов вовремя находить, свозить в инкубаторы и молодняк «пеплом» прикармливать... Кое-кого, впрочем, планируем придерживать. В конце концов, должен же кто-то юридически быть нашим работодателем. Оправдывать существование Диаспоры...
Наступило короткое молчание. Потом Кай достал из кармана и протянул Фальку свой оберег.
— Это вам в обмен на ваши тайны. Эта штука, похоже, действительно, приносит удачу... Вам она теперь будет нужнее, чем мне.
— Знаю, — отозвался настоятель, подкинув странный орех на ладони. — Нам приходилось встречаться. Эти штуки любят находить своих прежних хозяев.
— Так получается... — Кирилл отвел взгляд от неба, остолбенело посмотрел на настоятеля. — Так получается, что мы — Диаспора — еще хуже чем... чем...
Кай промолчал, разглядывая кружение крыльев над головой.
— Хуже, лучше... — Фальк отвел глаза и рассеянно помахал совсем уж низко порхавшим Ангелам. — Чтобы судить да кручиниться, надо знать, что такое «хорошо» и что такое «плохо» — что есть Добро, а что Зло. А что есть Истина...
С неба к ним спорхнул Ангел, и Кай угостил его печеньем.