Глава 1

БОГ НАДЕЖД

«И все-таки надо, надо было отправляться в путь верхом, а не на проклятом внедорожнике!» — сказал себе Дмитрий Шаленый, более известный среди галактической уголовщины как Шишел-Мышел, а среди рыцарства Заразы как «Рыцарь без коня».

Не то чтобы жизнь не научила Дмитрия держаться в седле. На парадных выездах, учиняемых Орденом по разным случаям, он неплохо управлялся с покладистой кобылой, что звалась Мариэттой. Кобылу ту без лишних разговоров ему всегда рад был безвозмездно ссудить на день-два преславный Коннетабль Ордена, достойнейший сэр Стрит. Но при этом Дмитрий прекрасно понимал, что смотрится он на коне не лучше, чем корова во храме Божием. То есть вообще-то просто и непритязательно, но больно уж привлекательно для черни, охочей до всяческих забав, и для сплетников, которых хватает среди собратьев по Ордену.

Иногда ему приходила в голову прямо-таки абсурдная мысль о том, что, принимая его прошение об отставке, принцесса Феста даровала ему достоинство Рыцаря Дорог в качестве изощренной мести за такое пренебрежение близостью к Престолу.

Дело усугублялось еще и тем обстоятельством, что, то ли желая сделать приятное принцессе, которая оставалась-таки закадычной подругой Шишела, то ли по дури, порожденной сердечным уважением к Дмитрию, Конклав Ордена, не мудрствуя лукаво, вверил Шишелу высокую честь быть хранителем Жезла, а на парадных выездах — почетным выносящим Жезл Ордена.

Многочисленные обиженные Орденом водители транспортных средств давно упражнялись в остроумии относительно этого орденского атрибута, и шуточка о том, что Полосатый Жезл есть не что иное, как увеличенная копия фаллоимитатора для зебры-переростка, уже проела плешь Шаленому.

Дмитрий достаточно хорошо представлял себе, как он выглядит со стороны, вооруженный этим сомнительным символом и восседающий на покорной Мариэтте. Неся на себе чуть ли не четверть тонны чугунных мышц, скомпонованных в дизайне медведя-гризли и забранных в парадный наряд Ордена, Шишел являл собой зрелище, на которое валил народ со всех концов Семи Городов. Знаменосец Ордена, доблестный сэр Смыга, всякий раз пенял Шишелу после парада, что он «отвлекает на себя внимание толпы».

Так или иначе, а на дежурные «рабочие» выезды, которые по уставу Ордена всякий уважающий себя Рыцарь Дорог должен был совершать не менее шести в месяц, Дмитрий отправлялся на своем верном «лендровере». Вот как сейчас.

В свое время — в краткий период пребывания министром без портфеля в кабинете принцессы Фесты — он этих самых «лендроверов» для перепродажи населению и пополнения тем казны умудрился закупить чертову уйму. И эти надежные и неприхотливые внедорожники возложенных на них надежд, как правило, не обманывали.

Но в этот раз с выбором транспорта у Шишела вышла незадача. Дожди, лившие всю предыдущую неделю, и отсутствие хоть какого-то присмотра превратили Тракт в нечто совершенно непригодное для движения колесного транспорта. Даже «лендроверу» здесь приходилось нелегко.

Так что ничего удивительного в том, что точно такой же «лендровер», на каком пробирался сейчас по Тракту и сам Шишел, замаячил впереди. Видно, какой-то бедолага прямо по курсу — довел свой внедорожник до того места, где злая судьба прервала его путь нешуточной поломкой.

Но чем ближе Дмитрий оказывался к месту происшествия, тем все больше странных деталей замечал его наметанный глаз. Глаз Рыцаря Дорог с некоторым стажем. И по совместительству глаз заматерелого медвежатника (стаж которого если и был прерван, то только временно). А медвежатника ждут на каждом шагу ловушки, расставляемые людьми Закона. Оттого и глаз у Шишела был, как мы уже сказали выше, наметанный.

Прежде всего, настораживала позиция, занятая «лендровером»: машина была поставлена на сужении Тракта. Конкретно между крутым и неогороженным, разумеется, спуском к речушке, абсолютно безымянной, зато глубокой и стремительной, и здоровенным — размером с хорошую скалу — дрянь-деревом. За громадой этого неприятного феномена местной флоры раскинулась гладь Больших Трясин — бескрайняя и непроходимая.

По Трясинам пробираться могли разве что пошаливающие на Тракте лихие людишки. И то далеко не все.

Кар стоял практически поперек Тракта, блокируя всякую возможность проезда. Ко всему прочему машина была поставлена на домкрат. Это превращало ее в непреодолимое препятствие на пути любого путника — стоило тому хоть чуть припоздниться и не проскочить сужение Тракта до того, как его пробкой заткнул вышеупомянутый «лендровер».

Еще более поражало воображение то, что одно из колес отсутствовало напрочь. Его просто нигде не было. Оно не валялось на земле, поодаль от машины, не было прислонено и к ее борту. Не виднелось ничего подобного и в отворенной кабине кара, по которой все увереннее и увереннее начинал барабанить собравшийся с силами дождь.

И уж совсем странно смотрелись растопыренные ноги водителя, торчащие из-под приподнятого корпуса автомобиля. Предположительно тот был занят какими-то ремонтными работами. Но вид этих ног производил жутковатое впечатление. Слишком индифферентно и отрешенно они торчали из-под кара.

И главное, какой же уважающий себя водила полезет под брюхо своего средства передвижения, не подстелив хоть что-нибудь влагонепроницаемое? Это после ночных-то проливных и затяжных дождей, которые могли превратить лежание на голой земле поперек Тракта в некий вид купания. Для садомазохистов, вероятно. Нормальному человеку смотреть на подобное занятие со стороны причинило бы страдания. Шишел не был исключением. И вышло так, что по причине доброго, в принципе, сердца сострадание к мокнущему в холодной луже горемыке одержало победу в его душе над инстинктом осторожности.

А к осторожности взывали все примеченные его поднаторелым глазом странности места действия. «Засада! Элементарная дорожная засада!» — буквально орало ему в ухо это самое чувство. Но Шишел не внял ему.

Он подогнал свою тачку поближе к терпящему бедствие средству передвижения и выбрался из кабины. Прихватив из кузова запаску, повесил ее на левую руку. Правой поправил под курткой ствол, болтающийся в наплечной кобуре, и двинулся к машине. Едва он оказался в достаточной близости от торчавших из-под кузова ног бедолаги — опа!!!

Вот вам они оба! Братья Хого-Фого.

Один чертиком выскочил из-за машины и пошел на Дмитрия спереди, второй, спрыгнув с корявых ветвей дрянь-дерева, блокировал Шишелу путь к отступлению. Оба были в черных нарядах а-ля ниндзя. У обоих на спинах болтались мечи в ножнах. В руках каждый держал по боевому топорику, и братья сразу же принялись мастерски жонглировать. В общем-то и без этой эквилибристики все было предельно ясно.

Вот только кто из двоих был Хого, а кто — Фого, оставалось под вопросом. Впрочем, этот вопрос сейчас не слишком волновал Шишела.

«Ну ты попал!..» — сообщил ему свое мнение внутренний демон. Демона Шишел подцепил на Шараде, но это совсем другая история.

— Ну вы, ребята, попали! — мрачно произнес Дмитрий и выхватил из-под куртки ствол.

Этого братья-разбойники не ожидали.

Дело в том, что они были прекрасно осведомлены о содержании эдикта принцессы Фесты, повелевающего умерщвлять на месте и без разговоров всех, при ком обнаружится огнестрельное оружие и не обнаружится высочайшего разрешения на ношение оного. Эдикты принцессы, надо сказать, выполнялись неукоснительно. Тем паче эдикт о стволах. Помогало делу и то, что огнестрел был на Заразе в огромном дефиците. А разрешение на него имели только люди бранного ремесла да Городская Стража Семи Городов. И еще, разумеется, рыцари Доблестных Орденов. Орден Дорог входил в число Доблестных.

Но, на свою беду, как раз Рыцаря Дорог оба бандита не распознали в Шишеле. И, скорее всего, не слышали ни одного анекдота про эту личность. Их ввело в заблуждение и отсутствие коня и доспехов, и то, что свою орденскую бляху Дмитрий таскал в кармане и без дела никому в нос не совал.

Явление на сцену «действующего лица» неплохого калибра, известного как «Глок-Миллениум», произвело на братьев совершенно неизгладимое впечатление. Однако реакция их при этом сильно различалась.

Тот, что наступал спереди, резко отступил за корпус «лендровера». Тот, что заходил сзади, наоборот, с боевым воплем ринулся на Шишела и с размаху рубанул его топором.

Сделал он это не подумав.

Беда его состояла в том, что Дмитрий, не успев полностью повернуться к нему, только и смог, что выставить перед собой запаску. Запаска была повышенной устойчивости. По крайней мере, для езды по Тракту. Изделие фирмы «Мишлен» согласно рекламным посулам выдерживало даже автоматную очередь. Похоже, что по какой-то неведомой причине реклама неожиданным образом не соврала. Покрышка запаски доблестно отразила яростный удар боевого топора точно в лоб нападавшему.

Хого (а может, и Фого — кто их разберет) на несколько секунд замер — уронив топор, выпрямившись и остолбенев. Так вот постоял секунд тридцать-сорок — пошатываясь и с великим удивлением глядя на что-то, видимое ему одному и находящееся в двух сантиметрах от его носа. Потом произнес, словно обращаясь к кому-то, пребывающему в его закадычных друзьях:

— Ладно... Ты победил... Меч твой...

И грянулся физиономией в дорожную грязь.

Шишел отбросил запаску и резко развернулся ко второму из братьев. Но того и след простыл. Семимильными прыжками разбойник удалялся по Трясинам, уже исчезая в зыбкой мгле, вечно царящей над зловонной, испещренной неровными кочками гладью. Палить ему вслед было бы глупейшим делом.

Только лягушек пугать, которых на Заразе, впрочем, сроду не видали. Огнедышащие драконы — другое дело.

Шишел наклонился над поверженным им Хого, а может быть, Фого, перевернул его и проверил дыхание и пульс. Не было ни того ни другого. Ни дыхания, ни пульса. Пролом во лбу уже заполнила черная, дурная кровь. По уму, следовало бы вколоть пострадавшему какой-нибудь из стабилизаторов и быстренько доставить в реанимацию. Только на Заразе, где все не так, как у людей, стабилизатору, даже устаревшему и просроченному, неоткуда было взяться в походной аптечке Рыцаря Дорог.

Все это вовсе не радовало Дмитрия. Он даже за деньги не мог бы вспомнить, когда такие вещи радовали его. Никогда он на человеческую жизнь не покушался. И в самых острых ситуациях мокрухи избегал. А сейчас вот... И ведь тоже вроде как и не виноват, тем не менее хочешь не хочешь, а «жмурик» налицо.

«Хреново, — обрисовал положение вещей его внутренний демон. — Еще никогда на тебе мокрухи не числилось...»

Шишел и без него понимал, что дело дрянь. Надо было что-то срочно предпринять. Он вынул из кармана мобильник, но это средство связи молчало.

Шишел поднатужился, подхватил пострадавшего на руки и постарался определить его в кузов своего кара. При этом меч, притороченный за спиной у разбойника, порядком мешал ему. Пришлось снимать с бездвижного противника испачканную в запекшейся крови амуницию.

И вдруг, едва коснувшись руки Шишела, меч словно ожил. Какая-то не то теплая, не то, наоборот, обжигающе-ледяная волна прокатилась по пальцам, вверх по руке и... прямо куда-то в самую душу. Шишел нервно вздрогнул.

Первым его побуждением было отшвырнуть чертов клинок и перекреститься. Меч, похоже, был предметом Магии. А с такими предметами у Шишела были связаны главным образом не очень приятные воспоминания. Однако он моментально унял нервную дрожь и стал внимательно присматриваться к мечу. Он прекрасно знал, что здесь, в Закрытом Мире, так просто от этой чертовщины не избавиться. Как и не заполучить ее.

«Есть только четыре способа избавиться от этой штуки, — напомнил ему внутренний демон. — А точнее, пять. Честно, без умысла, потерять. Обменять на другую магическую хрень. Пасть в бою и тем самым отдать свой предмет Магии победителю. И, наконец, подарить от чистого сердца. Желая добра тому, кого одариваешь. Ну и — сам знаешь — можно еще в магические кости проиграть». Кстати сказать, последнему, пятому, способу и обязан был Шишел обладанием назойливым собеседником, в самый неподходящий момент подающим свои непрошеные реплики. Демон был его выигрышем.

Проиграть его или потерять Шишелу так до сих пор и не удалось. Проиграть — потому что играть в магические кости он больше не рисковал. Ну их к дьяволу. А потеряться демон не мог никоим образом, поскольку обитал в сознании своего хозяина, откуда имел наглость частенько напоминать о своем существовании, чем вызывал у последнего приступы злобы.

Шишел тяжело вздохнул и засунул меч в багажник — до кучи к разному инструменту, сваленному там. Опустил сиденье и пристроил бездыханного Хого-Фого в более-менее пристойной для пострадавшего позе.

И только теперь вспомнил про то, что на месте действия осталось еще одно действующее лицо. Снова, испустив тяжелый вздох, он подошел к раскуроченному автомобилю и осторожно носком ботинка потрогал одну из торчавших из-под кузова ног. Та судорожно дернулась и попыталась скрыться под кузовом. Но неудачно.

Это порадовало Шишела. Водила-горемыка, стало быть, скорее жив, чем мертв. Вид этих довольно коротких ног, одетых в широкие вельветовые брюки и обутых в узконосые мокасины, показался ему знакомым. Он обошел машину и поглядел на ее номер. Потом, усмехнувшись, энергично подошел к продолжавшим нервно елозить по дорожной грязи нижним конечностям.

— Можете вылезать, мистер как вас там! — добродушно прогудел он. — Плохие парни убрались...

Никаких изменений в поведении видимой части водителя не произошло. Разве что елозить по месиву из глины и щебенки его ступни стали более энергично. Было непонятно: то ли он оглох, то ли считал холодные грязевые ванны исключительно полезными для своего здоровья. Шишел в очередной раз вздохнул, крякнул с досады и, ухватив бедолагу за щиколотки, выдернул его на свет божий.

Перепачканный твидовый пиджак, в который была упакована большая (и довольно упитанная) тушка страдальца, был совсем еще недавно пиджаком в клетку. И в области воротника и нагрудного кармашка таковым и оставался. На кармашек была пришпилена опознавательная карточка, извещавшая всякого, кто умеет читать, о том, как страдальца зовут в миру. Уши тот зажимал руками, а глаза продолжал держать плотно зажмуренными.

— Ну и долго ты будешь морочить мне голову?! — проревел Шишел, сдвинув одну из ладоней приятеля с его ушной раковины. — Так и собираешься переждать горе-злосчастье?

Страдалец повертел головой, поморгал и потряс немного щеками. Затем спросил:

— Э-это ты, Шишел? А где эти?..

— Это я. А «этих» вы долго не увидите, мистер Челлини.

Последнее (произнесенное тоном весьма ироничным) относилось к опознавательной карточке, пришпиленной к нагрудному карману твидового пиджака.

— Да, здесь я Челлини! — горделиво признал обладатель громкой фамилии. — При иммиграции разрешено менять свои имена. По-моему, звучит вполне пристойно — Чел-ли-ни!

— Хорошо запоминается, — только и заметил Шишел и поинтересовался:

— Так как ты напоролся на этих братцев?

— Взрывать надо эти чертовы деревца к едрене-фене! — в сердцах крякнул приятель Шишела, кивая на дрянь-дерево. — Растут где не надо! Братцы с веток спрыгнули — чуть ли мне прямо не под колеса!

— А ты затормозил, — вздохнул Шишел. — Дальнейшее ясно.

— Я и понять ничего не успел! — тараща глаза-маслины, продолжил свою взволнованную речь поименованный мистер Челлини. — Выдернули из кабины, отметелили, колесо заставили снять и туда, под откос, скинуть... И потом приказали лежать под машиной. Будто я исправляю там что-то. Ну... Я делал, что приказывали... А куда они...

Он снова завертел головой.

— Один отправился по болотам скакать, — пожав плечами, пояснил Шишел. — А на второго, если соскучился, можешь посмотреть, он у меня в кабине отдыхает. А заодно, кстати, подскажешь, кто это был: Хого или Фого...

Челлини нехотя приблизился к машине Шаленого и осторожно заглянул в нее.

— По-моему, Фого это... — неуверенно промямлил он. — Чем это ты его?

— Так это не я... — развел руками Шишел. — Сам себя, козел, замочил... Со всей дури этой штукой, — он пнул оставшийся валяться на дороге боевой топор, — да вот по этой!.. — и пнул запаску. — Боюсь, что не откачают. Я его к сэру Стриту в Стриткасл отвезу. На предмет опознания, ну и, может, оказания помощи... Тебя туда не подбросить?

— Лучше не надо, — покачал головой Челлини. — Я — только что оттуда...

— У тебя дела с кем-то из людей Коннетабля? — дался диву Шишел.

— С самим! — гордо ответствовал Челлини. Он пожал плечами, давая понять, что изумлен и даже несколько обижен такой постановкой вопроса. — Видишь ли, через неделю Большой Размен. И проходить он будет в этом году как раз под эгидой Коннетабля Стрита. А я, к твоему сведению, меняла. Заезжал уладить организационные вопросы... А сейчас опаздываю на сделку в Саттервиль. И если ты поможешь мне с колесом...

— Возьмешь мое, — буркнул озадаченный Шишел. — Твое надо еще вытаскивать оттуда, — кивнул он в сторону крутого склона. — Я задержусь и займусь им... А ты, говоришь, опаздываешь...

Сопя и покрякивая, приятели принялись ставить запаску на место выбывшего из игры колеса.

— Да, меняются люди со временем, — заметил Шишел, подтягивая болт. — Надо же, ты — и занялся обменом магической дребедени. — Он выпрямился и пнул ногой колесо — больше в знак того, что дело сделано, чем для проверки его упругости. — И даже на Большой Размен допущен... — покачал он головой. — Значит, смыслить кое-что в этом стал... С Коннетаблями дела имеешь.

— Ну, вообще-то, я и другой бизнес держу... — торопливо признался Челлини, усаживаясь за руль. — Хотя вокруг Магии тоже неплохие денежки крутятся. Особенно в Семи Городах.

— Что же ты ко мне ни разу не зашел? — поинтересовался Шишел. — Как ручкой мне после посадки сделал, так и пропал, как сквозь землю провалился.

— Знаешь, — вздохнул Челлини, запуская движок, — сначала ты был лицо к Престолу приближенное... А это штука опасная... А потом вроде как лицо от Престола удаленное. Это тоже опасно. А потом уже и времени столько прошло, что мало ли что там у тебя... Сам же говоришь: люди меняются...

* * *

Действительно, приятель Шишела «по прошлой жизни» на сделку безбожно опаздывал. К тому же ему требовалось время на то, чтобы в ближайшей придорожной гостинице привести себя в порядок и переодеться. Нельзя же заниматься бизнесом в таком виде, словно ночевал в свинарнике!

Поэтому он пренебрег одной рутинной обязанностью, которую должен был исполнять регулярно в связи со своей деятельностью некоммерческого характера. (Занимался он и такой.)

Всего-то и надо было — проверить, не болтается ли в условленном месте определенный человек. Вот уже больше года таковой там не появлялся. Собственно, не появлялся вообще на памяти Челлини. Так что изрядно перенервничавший в это утро бизнесмен решил, что не грех будет разок и пропустить одну такую проверку.

Как назло, ожидаемый человек ожиданий не обманул и в одежде монаха Церкви Учителя именно в этот раз в условленном месте и объявился. Место было выбрано не без юмора. Монаху надлежало околачиваться на небольшой площади напротив дома, чей фронтон был украшен изваянием Проказника — теологической противоположности Учителя, почитаемого его верой. Впрочем, изваяние стоило того, чтобы поглазеть на него минут десять. Было оно, конечно, не здешней работы и красовалось на доме задолго до того, как началась колонизация Заразы. В пору, когда герои пантеона Учителя еще не воплотились в канонические образы изобразительных искусств.

Такого Проказника монах видел впервые и поэтому рассматривал его с любопытством и интересом. Прождав положенное время, он неприметно убыл в сторону шумной аллеи Гастингс, где из первого попавшегося по дороге автомата отправил электронное письмо в анонимный «почтовый ящик».

* * *

Дом, украшенный древним, вывезенным с одного из Старых Миров изваянием Проказника, вовсе не был храмом этого божества. По крайней мере, храмом в прямом смысле этого слова. Хотя, безусловно, здание это было посвящено именно ему. Ведь почти на всех своих изображениях Проказник если не творит свои не всегда добрые шутки, то занят игрой. Или — это почти каноническая для игорных домов версия — предлагает сыграть тем, кто задержится у священного изображения.

Так вот, перед Чоп-хаусом, известным больше как Дом Секача, на свой манер, вроде как по-турецки сидел худющий бронзовый оборвыш и с хитрой миной на голодной физиономии предлагал прохожим срезаться с ним в рассыпанные на игральном блюде магические кости. Время покрыло бронзу тонким слоем патины, но все равно Проказник был как живой. Многие поколения мальчишек и даже народ постарше пытались стащить весьма натурально исполненные кости, отчего те блестели, будто начищенные.

Бронзовый игрок был практически бесплатным зазывалой. Потому что в Доме Секача регулярно, пару раз в неделю, происходили самые крупные в Семи Городах турниры Игры в самые настоящие магические кости. Отнюдь не в их бронзовые подобия. Ее и называли Игрой с большой буквы, и никак иначе. Занятие это было крайне предосудительным — ввиду того что шутки с магией вечно влекут за собой неприятности для третьих лиц. Мы еще убедимся в этом. И над подобными турнирами, разумеется, тяготел запрет Магистрата.

Но если бы Магистрат хоть что-то мог поделать с Секачом, то в Семи Городах не было бы и духа Гарри Гордона, носившего эту кличку (и носившего ее не без гордости и не без оснований). Но дух сей в Городах был. Был и пропитывал, пожалуй, все области царства Запретного Бизнеса. От невинных кабаньих боев и «крышевания» в разной степени законного бизнеса до наркотрафика и контроля за торговлей органами для пересадки, «живым товаром» и оружием. Да всего и не перечесть. При этом, заметим, Гарри был еще не самой большой шишкой в криминальных кругах Семи Городов, хотя и входил если не в десятку, то уж наверняка в дюжину «нужных людей», державших на откупе здешний Магистрат и полицию.

Присутствовал в Семи Городах не только дух Секача, но и сам Секач — мужчина видный, всегда одетый с иголочки и уже начинающий стареть. Седина придавала ему даже некую респектабельность и легкий налет аристократизма. Правда, речь его носила обычно непарламентский характер и в хорошем обществе портила всю обедню.

Впрочем, в хорошем обществе Секача видели нечасто. Его фотогеничные, тщательно подстриженные усы ни разу не украсили экрана телевизора или страницы газет. И если ему и взбредало в голову раскошелиться на журналюг, то только затем, чтобы снять упоминание о своей персоне из эфира или прессы. «Светиться» ему было совершенно незачем.

Вообще, если он покидал свою резиденцию, то исключительно по делам или отправляясь на охоту. Так что из посторонних в лицо его знали в основном только крупные браконьеры, с которыми он был дружен. Ну и, разумеется, его прекрасно знали коллекционеры предметов Магии. Преимущественно магических игральных костей. Секач держал одну из лучших в Городах коллекцию этих металлических, деревянных, из кости или керамики выполненных кубиков. Но истинной его страстью было магическое оружие. Мечи, кинжалы, зеркала-убийцы и всякое такое, чему и названий-то толковых придумано не было. Однако же, к глубокому сожалению Секача, его коллекция подобной смертоносной амуниции не могла пока что считаться одной из лучших в Семи Городах. И это буквально ранило ему душу.

* * *

Несмотря на личность хозяина, Чоп-хаус не являлся уж таким гнездом греха и вертепом, как следовало бы ожидать. Два верхних этажа были всего лишь прекрасно обставленной и ухоженной (хотя и по-холостяцки) квартирой самого Секача. Стены внутренних помещений были обшиты панелями дорогих сортов древесины. Комнаты насыщены лучшими образцами бытовой техники. Далеко не дешевые — произведения самых разных видов искусств были не без вкуса размещены по всему жилищу. В доме имелись плавательный бассейн, спортзал и оранжерея — одним словом, земной рай, куда допуск имел не всякий смертный.

Гнездо же греха, где бушевали порой адские страсти, естественно, располагалось в подвале. Занимало оно, однако, далеко не весь подземный этаж. За получение права присутствовать на сражении требовалось выложить кругленькую сумму, а это было не всякому гражданину Семи Городов по карману. Поэтому зал для игры в кости был сравнительно небольшим помещением.

Итак, только кости. Все остальные незаконные виды бизнеса не были допущены в стены Дома Секача. Исключение для магических костей Гарри Гордон сделал лишь потому, что сам умел в них сражаться. Это было предметом его гордости.

Секач часто играл с претендентом на победу в турнире заключительную партию и редко когда проигрывал. Тем, кто доставал его вопросами о причине такого везения, он любил отвечать сакраментальной сентенцией: «Любая азартная игра, парень, это только на треть случай. И это очень хреновая треть! На другую треть это еще соображаловка. И если ты в ней, в игре, не уверен, то твое место у параши, парень! А на главную треть (тут Секач вздымал к небу указательный перст, увенчанный наманикюренным и толстым, как броня танка, ногтем) — это, блин, знание людей!» К каждому турниру он готовился тщательно, не оставляя вниманием личность каждого из возможных противников. Вынюхивал его слабые и сильные стороны. Точно так же он готовился и к турниру, который должен был состояться в эту ночь.

Сегодня Секач поднялся ни свет ни заря и первым делом вызвал «к ноге» своего первого помощника.

— Ну?.. — сурово бросил Гарри, хмуро уставившись на занимавшего изрядную часть его нетесного, заметим, кабинета громилу.

Легко было подумать, что Секачу не понравилось что-то во внешнем виде Себастьяна Горнецки, прозванного Себастьяном Мочильщиком. Громила был, однако, несмотря на ранний час, чисто выбрит, наряжен в более чем приличный костюм — даже подобранный в тон к галстуку платочек торчал из нагрудного кармана — и попахивал дорогим одеколоном. Впрочем, немолодому уже уголовнику со стажем, облеченному особым доверием самого Секача, полагалось выглядеть респектабельно. Ну хотя бы чтобы соответствовать вкусам шефа. Несмотря на полную дебильность, означенную природой на упитанной физиономии, Мочильщик справлялся не только с выбиванием долгов с крысятничающих «богатеньких зверушек» Семи Городов, но и с ролью главы «внешней разведки» Секача.

Мрачный вид Гарри ничуть не взволновал Себастьяна. Секач редко когда выглядел иначе.

— Я провентилировал этого перца, — сообщил Себастьян, усаживаясь на дорогой кожаный диван. — Это действительно приемный сын Шинни. Но фамилия у него по родному отцу — Звонков. Так сказать, в память. Тот накрылся, когда парень еще мочился в пеленки и говорить не умел... Кстати, тогда же накрылась и жена Шинни. При том что Шинни и отец парня были друзья не разлей вода... Так что хоть он и неродной, но для Шинни ближе родного. Хотя прохиндеем растет. Полиция им уже интересовалась не по-детски...

Себастьян вытянул из кармана футляр с сигарой и принялся ее раскуривать. Подобные вольности в присутствии шефа были Мочильщику дозволены за большие заслуги перед этим самым шефом и верность ему.

— Откуда столько монет набрал, чтобы на турнир выставляться? — поинтересовался Секач. Себастьян усмехнулся.

— Их трое — таких вот прохиндеистых парнишек. И одна девчонка. Поняли, что дурачить народ всякими псевдолотерейками и толкать лохам паленый товар долго не получится, и решили рискнуть. Скинулись. Насколько я знаю, магия это допускает. Я имею в виду: если несколько владельцев магических монет доверят вести игру кому-то одному. В смысле — добровольно... Так что...

— Ясно... — буркнул Секач. — Это неплохо. А как насчет слухов, что в кости за парня играет сам Господь Бог?

— Вот тут плохо, — вздохнул Себастьян. — Похоже, что в этом что-то есть...

* * *

В этом действительно что-то было.

Все дело в том, что Гринни (Грегори, Григорий, Гришка) уже в свои двадцать лет не хуже, чем Секач, знал, что любая игра состоит из тех самых трех частей. Причем, несмотря на младые годы, вторая часть (напомним — «соображаловка») проблем ему не создавала. А третья («знание людей») хорошо давалась ему по части интуитивного чувства партнеров и противников. Нет людей, которые полностью владели бы своими эмоциями. Даже если бы игроки садились за стол, нацепив маски — как это заведено у картежников Ауреллы, — Гринни по движениям пальцев, верчению на стульях, вздохам и кряхтению читал бы настроения и намерения игроков не хуже уличных вывесок. И прекрасно отличил бы игру от настоящих эмоций. Даже в игре по электронной почте люди умудряются выдавать себя. Ну хотя бы теми ошибками, которые делают. Правда, за такую чуткость в обыденной жизни Гринни приходилось порой платить тяжелыми нервными срывами и периодами мрачнейшей депрессии. И это было как раз его слабой стороной. Высокий, угловатый и худощавый, он был слишком нервен и неуравновешен. Зная за собой этот недостаток, как мог, гасил свои эмоции. Иногда — чересчур удачно, просто впадая в апатию. Если такое случалось в критические моменты, когда надо было принимать решение и действовать, то, увы, можно было сказать, что «дело — труба».

С везением (как вы помните, первой составной частью всякой азартной игры) у Гринни обстояло своеобразно. И хотя случались с ним невероятные неудачи, в целом с тех пор, как он взял в руки магические кости, везло ему невероятно. Микаэлла Кортни, поднаторевшая — даром что молодая — в делах магии, уверенно поставила ему диагноз. Согласно этому диагнозу, попади в руки Гринни нужный амулет — у него прорезался бы Дар управления случаем.

В общем, в задуманной четырьмя молодыми прохиндеями комбинации Гринни отводилась роль главной пробивной силы. Но — никак не руководителя. Руководителем проекта был Тимоти Стринг.

Из всей четверки ему одному удалось заняться бизнесом всерьез и даже заиметь свой офис. И магазинчик, который если и не давал сколько-нибудь приличного дохода, то, по крайней мере, служил неплохой «крышей» для бизнеса самого разного рода. Правда, бизнес, основанный на торговле «паленым» товаром, законным не назовешь, но и деловой жилки у Тимоти отнять было нельзя. Точно так же, как верности своим обязательствам и жесткости. Будучи лишь на пару лет старше Гринни, он вполне годился ему в отцы.

Сейчас, этим ранним утром, болтаясь между прилавками, уставленными самым неожиданным товаром, Гринни с тоской ждал, когда наконец Тимоти закончит торговаться с невероятно изворотливым вроде как макаронником Челлини, впарит тому нечто, чего днями хватились на складах «Грандисона», да так и не сыскали, и освободит время для настоящего дела. Это ж надо такому прохвосту такую фамилию присобачить. Хорошо, что звать этого толстенького живчика все-таки не Бенвенуто, а просто и скромно — Апостолос. Что сразу делало его из вроде как итальянца вроде как греком. Притом ни одна живая душа не дала бы руку на отсечение, что это настоящее, при рождении данное имя энергичного, частично лысоватого, частично кучерявого приземистого толстячка, любителя пиджаков в клетку и обладателя располагающей улыбки. Чтобы не ломать над этим голову, всяк, кто имел дело с упомянутым Апостолосом, остановился бы на погонялове Енот, что каким-то внечувственным образом ассоциировалось с обликом не лишенного обаяния проныры.

— Так как? — с явным подозрением в голосе спрашивал Енот у Тимоти. — Есть гарантия или нет гарантии?

— Я что-нибудь говорил о гарантии? — холодно парировал тот неуместный вопрос.

Наблюдать за диалогом этой парочки было презабавно. Хотя бы уже потому, что Тимоти внешне был полной противоположностью Еноту. Он был бледен, как выцветшая моль, коротко стрижен и имел комплекцию хорошо препарированного скелета.

— Опломбированный фирменный ящик, — продолжил он, — прямо со склада. И ноль документов.

— Но там полный комплект? — с надеждой в голосе продолжал настаивать на своем праве не покупать кота в мешке однофамилец титана Возрождения.

— На ящике все написано: корректор наводки, регулятор поля... И все такое. Инерционный стабилизатор — в комплекте отдельной поставки... Все предельно ясно.

Услышав что-то про корректор наводки и инерционный стабилизатор, Гринни подумал, что в ящике вполне может оказаться, скажем, какая-нибудь самонаводящаяся ракета. Он прислонился спиной к стеллажам и продолжил без особого интереса слушать вполне бессмысленный диалог.

— Может быть, документация там, внутри? — без особого энтузиазма предположил Енот.

Его колебания относительно решения приобрести обсуждаемый товар становились все более заметны.

— Может быть, — пожал плечами Тимоти. — А может быть, кирпичи и битое стекло. Я честно тебе объяснил, откуда вещь пришла. Мы оба всегда рискуем. И не одной только «капустой».

— Я заплачу за товар, только если ты вскроешь упаковку и я смогу посмотреть, что там.

— Хорошо, — согласился Тимоти. — Но только в том случае, если ты товар берешь. Гони деньги и заглядывай в ящик.

— А если там будет туфта? Тогда давай договоримся: ты возвращаешь баксы назад.

— Туфта — это что? — парировал Тимоти. — Это когда ты просто не хочешь выполнять уговор? Или когда это мусор в буквальном смысле?

— Туфта — это туфта, — с досадой произнес Енот. — Хватит тянуть резину.

Тимоти устало вздохнул и, кивнув в сторону внутренних дверей заведения, быстрым шагом двинулся к себе.

Офис Тимоти, честно говоря, более всего походил на склад, где среди высящихся пирамид разнокалиберных пакетов и ящиков каким-то непостижимым образом затесался довольно убогий канцелярский стол.

Вот на него-то, слегка поднатужившись, и водрузил хозяин кабинета довольно внушительных размеров ящик. Гринни проявил интерес к товару. Он наклонился и, склонив голову набок, выяснил, что Тимоти впаривает Еноту какую-то «Ангроглиссаду». Гадать о предназначении сей штуковины ему было лень, и он принялся рассматривать остальные коробки и вообще весь хлам, заполнявший офис. За его спиной некоторое время слышалось шуршание и скрип. Потом наступила тишина.

Наконец Тимоти спросил:

— Ну, ты доволен?

Челлини некоторое время молчал, посапывая, и только потом ответил вопросом на вопрос:

— А оно то самое, что надо? Похоже на трансформер... Знаешь, такой, для детей... Только очень большой...

— А ты что? Не знаешь, как должно выглядеть то, что покупаешь?

— Я ж на продажу покупаю! — возмутился Енот. — Я даже не знаю, зачем эта штука нужна.

Последовала пауза.

— Знаешь, я тоже, — с ядом в голосе сообщил ему Тимоти. — Мне такие знания без пользы... Ты мне заказал товар, я нашел...

«Ну дают! — подумал Гринни. — Когда-нибудь Тим доторгуется — этак вот...»

— Ты платишь? — уже с раздражением осведомился Тимоти у Челлини. — Или ты затем пришел, чтобы просто так глаза на эту штуку таращить? Типа того, что у меня свободного времени до хрена?

— Ну знаешь, — уныло прогундел Енот, — двести «орликов» за незнамо что — это перебор получается. Сбрось половину. Или накинь чего в придачу...

Тимоти без лишних слов прихватил с полки небольшую приятного вида коробочку и кинул ее Еноту. Тот поймал и повертел приборчик перед носом.

— Шифратор к «мобиле»?

— Угу. И дешифратор тоже, — подтвердил Тимоти. — Причем без прямого подключения. Достаточно настроить и таскать в кармане. Полицейские дешифраторы отдыхают...

— Так ведь нужна парная... Для того, с кем... — закапризничал Енот.

— Вот «того, с кем» и присылай ко мне, — жестко оборвал его Тимоти. — Продам со скидкой.

Енот разочарованно повертел дешифратор перед носом и сунул в карман.

— И это всё? — спросил он разочарованно.

— Нет! — окрысился Тимоти. — У меня тут еще шапка Мономаха где-то завалялась! Прямой доставкой из Метрополии. Не помню только, из Кремля иль из Эрмитажа!.. — Он решительно задвинул крышку ящика. — Знаешь, я раздумал вещь продавать. Она мне самому пригодится. Витрину украшать.

— Ладно, не кипятись, — вздохнул Енот и с удрученным сопением полез за бумажником. В бумажнике, судя по его виду, мог уместиться валютный запас какого-нибудь не особенно большого государства.

Еще некоторое время Гринни наблюдал, как Енот пытался расплатиться с Тимоти кредитными карточками банка Магистратуры, затем заплатил-таки «орликами», ухватился за ящик с «Ангроглиссадой» и с кряхтением поволок его на задний двор, к своему кару.

Тимоти, не говоря худого слова, отпер свой сейф, бросил на верхнюю полку до кучи пару сотенных, полученных от Челлини, а с нижней достал кожаный кисет и положил его на стол.

— Мои три, — сухо сказал он. — Первую сам нашел. Еще там. В Простом Мире... Остальные две на всякую всячину выменял. Которую с Джея еще в багаже притащили. Больше магии у меня не осталось. Не подведешь?

Гринни ответил ему только взглядом. Тим понимающе кивнул, развязал кисет и вытряхнул три тяжелые, из тускло поблескивающих сплавов монеты на тисненую крышку кожаного бювара — единственного предмета роскоши, украшавшего его основательно захламленный стол. Гринни полез в карман и молча выложил рядом свою тройку магических монет. Когда-то, в день совершеннолетия, его приемный отец Шеннон О'Нейл вручил ему оставшуюся от погибшего отца мелкую магическую монетку «твинк», приносящую добрые сны. Ее Гринни давно проиграл. Но в ту пору, когда она еще была его монеткой и давала право участвовать в играх любителей, успел выиграть пару других, котирующихся куда как выше. Правда, так же как и все игроки, он никогда не использовал их силу. Это означало бы, по всеобщему мнению, верный сглаз и неудачу в игре. Третью монету, а с ней и право участвовать в «настоящих» турнирах он выиграл только недавно. Собственно, это и дало толчок их затее.

Некоторое время они любовались красотой неброской чеканки, таинственным блеском неведомых металлов, из которых были сработаны эти увесистые диски и многоугольники (может, они были и не монетами вовсе?). Потом Тимоти решительным движением сгреб все шесть монет в кисет, затянул его потуже и упрятал во внутренний карман.

— К Сянчику или к Мике теперь? — осведомился Гринни.

— Мика просила раньше полудня к ней не появляться, — пожал плечами Тим. — Так что к Сяну как раз успеваем.

* * *

Из всех четырех приятелей Сян Ли был единственным, кто жил в полнейшей гармонии и дружбе с Законом. Хотя Закон на территории Семи Городов был настолько запутан и стремен, что это казалось совершенно невозможным. Сян, как и многие поколения его предков — выходцев с берегов желтых рек, был поваром и на паях с двумя братьями (старшим и младшим) содержал ресторанчик на довольно респектабельном отрезке Мэйн-стрит. Ресторанчик, правда, предстояло выкупать у давшего под него кредит банка еще долгие и долгие годы.

Репутацией заведения Сян чрезвычайно гордился и вошедших с черного хода Гринни и Тима не пустил даже на порог блещущей чистотой и чудесами современной техники кухни. Разговор состоялся в кабинете Сяна, размерами не превышающем аварийную капсулу патрульного орбитера. Громоздящийся в углу этой каморки сейф всегда напоминал Гринни неразрешимую задачу о том, как больший предмет можно поместить внутри меньшего.

Впрочем, обеспокоил его не давно привычный слоноподобный несгораемый шкаф.

Гринни впервые увидел на круглой, как полная луна, физиономии Сяна тень тревоги и сосредоточенность игрока.

Обычно физиономии этой было свойственно выражение благостной радости от созерцания собеседника или счастья от возможности обслужить долгожданного клиента. А иногда — в компании с друзьями — просто дурашливого веселья. Суровый Сян — это было дурное предзнаменование.

Три его монеты не были, собственно, его монетами. Сян никогда не играл в магические кости или другие подобные игры, в которых такие монеты посчастливилось бы выиграть. Среди предков его не было ни одного, кто был бы связан с Магией — даже простых гадальщиков. Так что и наследство, полученное им и братьями, ничего магического, на что можно было бы выменять такие монеты, не содержало. Нет... Сян представлял в четверке китайскую общину, в которой нашлось трое обладателей магических монет, пожелавших удвоить их количество в своих заветных кошельках. Уговорить на эту роль именно Сяна (а уговорить его было совсем нелегко) их подвигло то, что в лучших друзьях Сяна ходил Гринни.

Когда-то в другой жизни — во время перелета из Мира Малой колонии в Закрытый Мир — их родители жили в недрах корабля бок о бок. Приемный отец Гришки Звонкова и родной Сяна сдружились на почве одинаковых интересов. Шеннон собирался открыть на Заразе свой бар (он его и открыл впоследствии), а отец Сяна — свой ресторан (но в этом преуспели уже только его сыновья). Сошлись и их совсем малые тогда отпрыски — но не столько интересами, сколько их различиями. Их достоинства и недостатки дополняли друг друга, словно зубья сдвинутых вместе расчесок.

Вечно встревоженный и нервный Гринни то и дело подзуживал (иногда не без успеха) уравновешенного и добродушно-беспечного Сяна на разного рода проделки. А тот, в свою очередь, всячески наставлял Гринни на путь истинный и вечно учил, в чем состоит жизненное предназначение достойного сына своих родителей. С тех пор и по нынешнее время он чувствовал себя ответственным за похождения своего приятеля. Кем-то вроде его старшего брата. Принимая во внимание то, что Сян был года на два младше Гринни и, как и все потомки выходцев с берегов Хуанхэ, выглядел к тому же моложе своих европеоидных сверстников, такое распределение ролей среди них двоих забавляло всех, кто их знал достаточно хорошо. Тем не менее каждый из них был чем-то жизненно необходим для другого.

Вот и сейчас, поглядев на Гринни, Сян покачал головой и заметил, что в день турнира тому надо было бы получше выспаться и не налегать с утра ни на спиртное, ни на кофе, ни на...

— Тебе что-то мерещится, Сянчик, — остановил его Тимоти. — Я за Гринни присматриваю и отвечаю. Как-никак мы в него вкладываем по полной.

— Меня мешки под глазами у него беспокоят, — озабоченно вздохнул Сян и полез в сейф за своим вкладом в игру.

— Так... Типа бессонница... — вялым голосом объяснил Гринни. — Так, на ночь припоминал все, что про Секача говорят. А такие воспоминания, знаешь ли, как-то сна не навевают. Опять же снотворного никогда не пью. А тем более перед хорошей игрой... Так что слегка дурной теперь. Ну ничего. Днем часика четыре поспать успею.

— Это верно, — одобрил его слова Сян, уже наполовину скрывшийся в недрах несгораемого шкафа. — Перед игрой поспать — святое дело. Говорят, изредка везучим сам Киш-ар-Беш в таком сне приходит. Побеседовать. И если его верно понять...

— Не учи ты его, — остановил поток речи китайца хмурый сегодня Тимоти. — Гринни знает, что ему делать перед игрой. А про Киша он тебе самому все сплетни рассказать может, так что не учи дедушку кашлять...

Он был прав. Хотя Киш-ар-Беш и не посещал Гринни в снах, его ум впитал с детства столько россказней и легенд о Непобедимом Боге Игр, что не принимать его всерьез (а так принято относиться к Пестрой Вере и ее богам по всему Обитаемому Космосу) он просто не мог. И никогда не забывал благодарить того после удачной игры маленьким жертвоприношением. Когда купюрой в пять «орликов», сжигаемой перед изваянием Киша, а когда свечкой, затепленной в часовенке Пестрой Веры.

Но у Сяна в уголке его офиса-каморки пропитанная благовониями свечка теплилась перед янтарным, похожим на нэцкэ изваянием другого, тоже вполне заслуживающего уважения бога — изваянием Наири-о-Наори — Доверчивого Бога Надежд.

Решение они приняли уже давно и всерьез. Меняя одни магические игрушки на другие, не сделать ни денег, ни удачи. Приводить в действие магическую мелочовку вроде отдельных монет — себе дороже. И магию транжирить, и только душу себе травить. Для того чтобы счастье действительно улыбнулось тебе, надо завладеть большой массой Магии. Или огромным количеством мелочовки, или чем-то одним, но стоящим. Дары, находки, обмен и поединки для достижения такой цели — путь долгий, ненадежный и порой смертельно опасный. Только одно может привести к цели — победа в Игре!

Правда, завладеть сильной Магией — значит превратиться в мага самому, а в этом есть что-то жуткое. Но каждый делает свой выбор. И Тим, Гринни, Сян и Микаэлла его сделали.

* * *

— И чего мы монеты наши под замком храним? — уныло спросил Гринни, наблюдая за копошением Сяна в недрах сейфа. — Просто рефлекс какой-то...

Вопрос он адресовал не кому-то из друзей персонально, а так — в пространство.

— Ведь каждый дурак знает, что магический предмет спереть — только приключения на свой зад поиметь...

Действительно, уж где-где, а в Закрытом Мире и стар и млад сызмальства знали, что предметы Магии можно заполучить лишь пятью, и только пятью способами: найти, поменять на другой магический атрибут, выиграть, унаследовать у предков или у насмерть поверженного в честном бою противника. Купля-продажа, воровство или ограбление могли привести к весьма бедственным для приобретателя последствиям. В лучшем случае — к потере предметом магической силы.

— Что под замком держишь — того не потеряешь! — поучительно провозгласил Сян, появляясь на свет божий с шелковым, расшитым лепестками лотоса сверточком в руках.

Мелодично позвякивающий сверток был помещен в центр очищенного от посторонних предметов столика и с величайшим уважением развернут. Глазам друзей предстали еще три вполне подлинные — это было видно как-то само по себе — магические монеты.

Конечно, в китайской общине не принято «кидать» своих тем более в делах, связанных с магией. Но береженого бог бережет. Гринни подержал по очереди монеты в ладонях. Закрыв глаза, впитал нечто, исходившее от каждой из них, снова разложил на платке и молча кивнул — «порядок!».

Как водится, тут же, в самый неподходящий момент, за дверью кабинета послышался шум: возбужденное лопотание младшего брата Сяна, возмущенные восклицания, издаваемые кем-то весьма знакомым всем трем друзьям. Дверь отворилась, и в кабинет колобком вкатился разъяренный обладатель клетчатого пиджака, импозантной лысины и живописных остатков кучерявой шевелюры, а именно Апостолос Челлини, известный в миру как Енот. Каким чудом в комнатушке уместился четвертый представитель рода людского, объяснить трудно.

Сян молниеносно свернул платок и накрыл его каталогом «Сабатье».

— Тимоти! — сверкнув глазами, произнес Енот. — Я расторгаю сделку! Ты впарил мне невообразимое дерьмо!

Он швырнул на стол дешифратор, который совсем недавно фигурировал как «приз от фирмы» при купле-продаже таинственной «Ангроглиссады».

— Как ты меня тут отыскал? — холодно поинтересовался Тимоти, беря аппаратик и рассматривая его со всех сторон, словно неведомое насекомое. — Что-нибудь не так?

— Не пудри мне мозги! — возмутился Челлини. — Тебя найти сейчас, как говорят на Террамото, легче, чем найти блоху на кобеле сторожа городской помойки! Все Семь Городов знают, что вы, четверо корешей, скинулись монетками под сегодняшний турнир в Чоп-хаусе! Народ бурлит, пари заключает, делает ставки, а ты думаешь, что сидишь, как Мальчик с пальчик под чертовой шапкой-невидимкой! Любому, кто о ваших делах хоть чуть-чуть наслышан, ясно как божий день при хорошей метеосводке, что вы все кучкуетесь у кого-то из вашей четверки! Но у тебя тебя нет, у Гринни тоже. Элли сидит одна и грызет ногти... Это, кстати, очень плохая привычка для девушки ее лет — грызть ногти... И...

— Енот! — остановил его словоизлияния Тимоти. — Кто кому тут пудрит мозги? Если бы ты научился произносить раз этак в десять меньше слов в минуту, ты бы сильно вырос в глазах общества. И люди бы к тебе потянулись... Говори по делу, что не так с вещью?

— Знаешь, Тим, — снова вскипел Челлини. — Нормальному человеку мне проще объяснить, что с вещью «так»! Ее можно включить и выключить — и это самое лучшее, на что она способна! Еще она может работать на прием. Но только на одном канале. Переключить ее никак не можно!

— Стоп-стоп-стоп! — снова притормозил его Тимоти. — Как так «никак не можно»? Парный дешифратор у кого? Ты что — успел уже прикупить такой?

— Да нет! — отмахнулся Енот. — Я такую фигню и не думал покупать. Я просто включил — посмотреть, что будет. А фигня вдруг начала болтать. Отвратительный, между прочим, разговор пришлось выслушать бедному Апостолосу Челлини по твоей вине! Вот послушай!

— У меня труба с этой штукой не согласована, — пожал плечами Тимоти. — И вообще...

— А там внутренний динамик есть, — уведомил его Енот. Тимоти ткнул в клавишу. Каморку наполнило противное потрескивание. Тимоти пожал плечами.

— Нажми «Воспроизведение предыдущего разговора», — подсказал Енот, подпрыгивая от желания предъявить доказательства дерьмоподобия подсунутого ему товара.

Тимоти нажал.

«...Говорил! — прозвучал в динамике хрипловатый низкий голос. — Всегда говорил, что если ты не будешь халтурить, Макс, то все у тебя будет не хуже, чем сейчас. Больше порошка тебе сейчас ни к чему... (Послышалось протестующее кудахтанье, издаваемое на другом конце канала Очевидно, Максом.) Говорю: это тебе же на пользу. Окучивай этих своих зоологов, не халтурь и не петушись. Как принесешь что-нибудь в таком роде, как сегодня, дозу увеличу. Если, конечно, не попытаешься нас обштопать. Знаешь, что бывает за такие вещи?»

Голос с противоположного конца канала заверил, что знает. И попытался вставить что-то еще, но его собеседник, не давая себе труда выслушивать вздорное блекотание, уже отключился от линии.

— Явно антиобщественные элементы сидят на том канале! — констатировал Енот. — Не дай бог, узнают, что какой-то Челлини прослушивает их разговорчики! Очень милую свинью ты мне подложил, Тим! И как я ни корячился, чтоб с этого канала убраться, — ни черта!

— Так, а ты инструкцию читал? — поинтересовался Гринни. — Там должен быть файлик с инструкцией... Может...

— А мне плевать, что там понаписано, в этой инструкции! — снова вскипел Енот. Если я включаю штуку, которая должна защищать разговор от прослушивания, и тут же впираюсь в чей-то — не для чужих ушей — разговор, то на кой она мне сдалась, хрень эта? Сделку аннулирую — и точка!

— Резонно, — согласился Тимоти и бросил дешифратор на стол. — Только...

— Слушай, Тим! — пришел на помощь другу Сян. — Пусть Енот у меня отобедает от пуза. В разумных пределах... И сочтем это компенсацией. А мы с тобой, — кивнул он Тимоти, — потом сочтемся...

Мысль о халявном обеде в неплохом китайском ресторанчике явно показалась Челлини привлекательной. Но так просто сдаваться было не в его привычках.

— Да мне теперь и сам товар тот на фиг не нужен! — возмущенно воскликнул он. — Куда я это счастье дену?

— Это почему же так? — вскинулся Тимоти. — Только-только знал, куда девать. И вот уже не знаешь? Как это?

— А так, что покупателя моего в Высокий дом взяли. Люди Байера. Так что мне этот трансформер ни к чему! — фыркнул Енот.

— Люди Байера? — поразился Сян. — Ну ты попал, Енот! Это не Родни Паркера, случайно?

— А ты уже знаешь? — огорченно воздел брови Челлини.

— Еще с утра, — пожал плечами Сян. — О таких вещах сразу узнают все Семь Городов — когда люди Байера берутся за дело, то...

Он выразительно скривил губы.

Орден «Своих», возглавляемый преславным Лео Байером — Страшным Коннетаблем, поставил своей задачей пресекать всяческие тайные проникновения Иного Разума в Закрытый Мир. То есть, по общему мнению, занимался охотой на ведьм. Никакой Магистрат Байеру со товарищи был не указ И хоть жертвы Ордена насчитывались единицами, вцепившись в какую-нибудь из них, Орден не ослаблял хватки и последствия для жертвы и для выявленных сообщников бывали самыми мрачными.

— Ну и что, что «люди Байера»! Да хоть черт с дьяволом! — высказался по существу дела Тимоти. — Я не то что на товар, я и на то, что с твоим покупателем ни черта не случится, гарантии не давал. Рыбка задом не плывет! Твой был риск — твои и проблемы. Или на халяву харчишься у Сяна, или — ариведерчи!

Теперь уже Енот вынужден был признать правоту оппонента.

— Но я пообедаю на пару! — сообщил он. — Скорее всего, завтра, около трех.

— Ладно, — махнул рукой Сян. — Приводите свою подругу, мистер Челлини. Будем вам рады...

— Отлично, — принял условия капитуляции Енот и уже в дверях обернулся, чтобы добавить: — Но, скорее всего, со мною будет не дама, а... э-э... деловой партнер. И старый друг молодости.

— Это уже трое, выходит! — возмутился было Сян. — А тетушку Сарру с внучатами ты ко мне не приведешь на дармовщинку?

— Я имел в виду одного и того же человека! — с достоинством пояснил Енот и убыл, оставив после себя аромат дешевого одеколона и чувство всеобщего облегчения.

* * *

— Уфф!! Запарил! — бросил Тимоти. — Спасибо, что выручил, Сянчик! За мной не станет. Только учти: у нашего Енотика неплохой аппетит. И, думаю, приятеля он приведет тоже не дистрофика... Хорошо еще, если тот будет не любитель станцевать на столе, покрушить мебель и пострелять в потолок... И по сторонам тоже...

Взяв снова дешифратор, он огляделся, словно ища урну для мусора.

— Чувствую, эту хрень мне не сбыть с рук до конца дней моих! Вроде партия была небракованная... Но ничего не поделаешь. Сперва полдюжины штук неведомо для кого прикупил Чувырла... Ты, кстати, его прелестный голосок в записи слушал.

— Чувырла? Макс Чумацки? — уточнил Гринни. — Этот ушлепок дорогую технику дюжинами покупает? Смешно.

Тимоти поморщился при каком-то воспоминании.

— Не для себя, ясен пень, берет. Для кого-то, Гринни, для кого-то... И то делает это по-уродски. Как и все, что он делает... На второй день приволок этот аппарат обратно и стал талдычить, что машинка не пашет. Я тогда подумал, что он просто в инструкции не разобрался. Но для понту тут же заменил ему аппарат и еще раз показал, что да как... А этот так без дела на полке и валялся, пока Енота ко мне не принесло. А теперь вот, гляжу, действительно: канал убрать иль заменить не получается. Придется в утиль отправить. Здесь кто такую вещь починит? А все равно досада берет, когда подумаешь, что там какой-нибудь вшивенький контакт отвалился... Но кто ж знает, что там Чувырла своими кривыми граблями понаворотил?..

— Слушай, — предложил Сян. — А может, сначала Мике вещь покажем? Раз уж к ней сейчас намылились. А что? У нее руки из нужного места растут... И разбирается во всем, что к магии относится. А к магии относится всё.

Тимоти скептически скосился на него.

— Если сама не сдюжит, — подкрепил свои слова Сян, — так кого-нибудь присоветует. Здесь, в Семи Городах, все, кто хоть на что-то путное способен, друг друга знают... А так тебе вдобавок и парный аппарат не продать.

— Ты иногда путные вещи советуешь, — признал Тимоти, сунул дешифратор в карман и кивнул приятелям, приглашая двигаться за собой.

— Я здесь останусь, — покачал головой Сян. — Сейчас клиент волной пойдет: обеденный перерыв в офисах. Все столики расписаны. Я после шести дела Вану сдаю...

Гринни понимающе кивнул.

— Ну вот, к двадцати ноль-ноль и подтягивайся ко мне или лучше сразу к тому пабу у Чоп-хауса... «Топор и плаха», одним словом...

— Ребята, вы забыли монеты, — напомнил развернувшимся к выходу друзьям Сян.

* * *

Мастерская Микаэллы Кортни (Мики — для друзей, Элли — для прочих) располагалась на «ничейной территории» — в лощине, разделявшей Грибные Места и Светлые холмы — земли весьма респектабельной застройки. В лощине же сейчас активно строились гаражи и ангары, за один из которых и можно было принять место работы и обитания Микаэллы.

Друзей своих она дожидалась, коротая время в рассматривании старых открыток, погруженная в воспоминания о родном мире. Терранова, бесспорно, была куда более богатым и цивилизованным миром, чем Зараза. Тут нельзя было и слова возразить. Но тоска по открыточно-синим небесам, по словно рекламными, дизайнерами вырисованным снежным горам и лазурным заливам была у Микаэллы замешена совсем не на сожалении о том, что она предпочла голодный и бурлящий мир сытому и застывшему.

Она — в который уже раз — пыталась проанализировать это чувство чего-то совершенного и непоправимого уже... Но ей вовсе не хотелось вернуться в покинутый ею мир. Да, она тосковала по нему, этому миру, тоской волка, воющего на луну. Но меньше всего ей нужен был обратный билет туда — к пляжам в лазурных лагунах и фуникулерам, уносящим состоятельных любителей гор в их стихию.

Тимоти не пришлось окликать свою давнюю по меркам слишком молодого Закрытого Мира подругу. Та всегда была созданием очень чутким к присутствию любых других живых существ. А уж костлявого и энергичного Тимоти чуяла за версту. Тем более что тот означил свое с Гринни появление в ее мастерской порядочным грохотом и скрежетом. Полутьма в сочетании с металлическими листами, набросанными под ногами, тому очень способствовала. Тем более дополненная обилием всякого хлама и инструментария, расположенного в самых неподходящих с точки зрения здравого смысла местах.

— Ну вот...

Микаэлла поднялась из-за стола (точнее, странного гибрида письменного стола с верстаком и токарным станком, смахнула открытки в ящик. Ящик со скрипом и дребезжанием задвинула, а на месте открыток на столе оказался небольшой шелковый сверток. Развернув его, девушка аккуратно, в ряд расположила на расшитом неброским узором шелке три почти одинаковые магические монетки. Тим и Гринни молча стояли вокруг стола. Тим понимающе цокнул языком.

Несмотря на небольшой размер, монетки были из тех, что котируются довольно высоко. Микаэлла глянула на него с какой-то жалостью — как старшая сестра на младшего брата. Хотя старше Тимоти она уж никак не выглядела.

— Вот эту... — Она двинула одну из монет. — Эту надо проиграть. Где-нибудь к концу матча. Чтобы она недолго маячила на столе.

— Почему, Мика? — поинтересовался Гринни.

— Она кривая, — пояснила Микаэлла.

— То есть фальшивая? — уточнил Тимоти. Его невообразимо тощая физиономия изобразила недоумение. Тоже невообразимое.

— Я сказала — кривая, — зло уточнила мастер околомагических ремесел. — Она магическим действием обладает. Но тоже кривым. Ею лучше владеть, но не пользоваться.

Тимоти подхватил монету со стола и покрутил ее у себя перед глазами.

— И откуда у тебя эта прелесть?

— Я ее сама сделала, — пожала плечами Микаэлла. Воцарилась тишина.

— То есть денежка все-таки поддельная, — скорее заключил, чем спросил Тимоти. — Но с магическими какими-то свойствами. Неприятными, как я полагаю.

— Если монета обладает какими-то магическими свойствами, то это настоящая магическая монета! — чеканя слова, произнесла Микаэлла. — А она обладает. Ее демон честно выполнил те две просьбы, которые смог. Но взял с меня слишком большую плату. Но теперь мы с ним в расчете. Пусть уходит к тому, кто хочет заключать сделки с дьяволом.

— Как так?.. — почесал в затылке Гринни. — Ты что, знаешь технологию изготовления магических штучек?

— Нет, — покачала головой Микаэлла. — Это происходит случайно. И очень редко. Когда делаешь копию на уровне молекулярного или даже понуклонного копирования. Как вы знаете, практически это не удается. Это правда. Но... не вся правда.

Она забрала монету из рук Тимоти и бросила ее к остальным.

— В одном случае из тысячи, нет, из миллиона такая копия начинает работать, — пояснила она. — Но работает обязательно неправильно. Словно назло! Удачей это не назовешь. Вот я и скопировала одну очень перспективную монетку себе на голову. Знала же, дура, чем это грозит. Самонадеянная была. Глупая совсем. За две моих просьбы, что были выполнены, мне пришлось выполнять приказы демона монеты все эти годы. Под страхом Превращения.

— А о чем же ты допросилась черта, Мика? — с флегматичным видом поинтересовался Тимоти.

— Мастерство и молодость, — сухо ответила Микаэлла. — И не спрашивайте, что приказывал мне демон. У меня в памяти это стерто. Или доступ к этим воспоминаниям закодирован. И не дай мне бог узнать код. А то, что сохранилось, настолько дико и нелогично, что это только для дурдома.

Мастерство Микаэллы как специалиста по «предметам Магии» было и впрямь необыкновенное. И смотрелась она, пожалуй, не на «-дцать», а на «-надцать». Гринни впервые задумался над тем, что, по слухам, Мика еще до начала колонизации Закрытого Мира знала Шишела Друга Престола. И знала чисто в деловом плане. Выполнила для него какой-то головоломный заказ. За что и была взята в Закрытый Мир. И, похоже, это не было блефом.

— А это хорошо будет — подбросить такую бомбочку кому-то, кто заграбастает «малый куш»? — с сомнением спросил Гринни.

— Среди игроков нет таких идиотов и идиоток, какой была я, — отмахнулась от его слов Микаэлла. — Они выигрывают всю эту мелочь не для того, чтобы ею по назначению пользоваться, а чтобы обменять потом на что-то крупное. Как вот вы задумали. И уж тогда, когда получат на руки что-то путное, посоветовавшись с магами, пускают вещь в дело. А у Секача — а он-то «малый куш» и возьмет, в обиде не останется — монетка эта в сейфе проваляется до невесть каких времен. В общем, берете вы меня в свою компанию или нет?

— Берем, — нестройным, но вполне уверенным хором ответили Тимоти и Гринни.

Отступать было поздно. Решение они приняли, как было сказано выше, уже давно и всерьез.

* * *

Сказать, что дом 33 по Ботанической ничем не отличался от других, достаточно трудно. Потому что на относительно короткой Ботанической не было ни одного похожего дома. Единственное, что придавало этим сооружениям толику сходства, так это одинаковая обшарпанность и запущенность. Обшарпанность и запущенность, правда еще только начинающиеся, но уже подающие надежды. Точнее — питающие безнадежность. В общем, правильнее было бы сказать, что тридцать третий дом ничем не выделялся на фоне утомительного, поношенного разнообразия здешней архитектуры.

Скрытое глазу различие состояло в том, что фасад тридцать третьего дома был много уже основного корпуса, потеснившего на заднем плане соседей. В плане дом выглядел тупым, широким клином.

Второе отличие состояло в том, что в доме 33 по Ботанической разводили драконов.

Собственно, совсем маленьких дракончиков. Не больше крупного геккона каждый. Вырасти в смертельно опасных огнедышащих тварей крошкам предстояло на пустынных полигонах далеких горных плато, а на аукционах, проходивших пару раз в год, обученных и тренированных, их за бешеные деньги приобретал объявленный вне закона Орден Разбойных рыцарей. Секретные силы Армии самообороны тоже не прочь были приобрести этих злобных тварей — в количестве, потребном противостоять драконьим соединениям Разбойных рыцарей. Авиация и зенитная артиллерия пока что были против них малоэффективны.

Здесь же, на Ботанической, в одном из тайных инкубаторов столь перспективные крошки лишь вылуплялись из яиц, которые сюда заботливо и всегда вовремя доставляли из других мест.

Ясно, что и занятия немногочисленных обитателей дома 33 были сугубо конспиративны. Орден Драконоборцев и еще три Ордена, поставившие своей целью очистить Заразу от драконьей нечисти, разоряли, уничтожали, выжигали каленым железом драконьи фермы, школы и инкубаторы. Но никому из рыцарей этих преславных Орденов пока не пришло в голову, что один такой, правда не самый большой, инкубатор расположен всего в получасе неспешной ходьбы от замка Магистратуры, где заседали представители всех Орденов, не враждующих с Законом.

Сегодня, в тот час, когда четверо друзей готовились — каждый на свой манер — к решающему для них турниру, все остальные участники предстоящих событий были заняты кто чем. Секач обсуждал свои планы с Себастьяном Мочильщиком. Шишел стучал в ворота Стриткасла. Енот имел проблемы с трансформером «Ангроглиссадой». А в сухом и обжигающем воздухе камеры инкубатора под лучами почти инфракрасного, тускло мерцающего света мудреных ламп над искусственной кладкой драконьих яиц задумчиво стояли двое.

— Уже на подходе, — сказал блаженного вида, слегка женоподобный блондин — из тех, что за рост получают у русских прозвища «колокольня», «верста коломенская» и тому подобные. — Этот выводок получше будет, чем прошлые разы... Продукт — класс! Это я тебе, Швед, говорю как специалист. Не стоило фьючерс заключать. Прогадали мы сильно...

— Удивляюсь, Мутти, — отозвался Швед, — как у тебя еще крыша вконец не потекла от «грезника». Кое-что соображаешь все-таки. Ты у нас единственный драконолог с дипломом. Не хочется искать другого. А ты то видеофильмы без Ти-Ви смотреть умудряешься, то про книжку, которую всю ночь читал, рассказываешь долго и увлеченно... И сильно удивляешься, когда выясняется, что книжки этой у тебя сроду не было и вообще такой в природе не существует... Завязывай с Чувырлой. Не нравится мне, что он тебе с Пугалом по дешевке порошок толкает. А там, глядишь, еще и приплачивать станет. Чтоб не отвыкли. Вы его к нашему домику прикормили, а он вас к чему-то такому, что еще не выявилось. Но вот выявится, боюсь.

Швед был невысок, сложен крепко, но коряво, простоват на вид, волосы имел светлые и редкие. Но в отличие от его несколько артистически выглядящего собеседника глаза Шведа не заволакивала мутноватая поволока и движения были скоординированнее и точнее. Хотя накопившаяся за сезон созревания «продукта» усталость делала их слегка замедленными.

— Ну что ты! — возмутился Мутти. — Макс просто одинокий, нелепый человек, который ищет у окружающих понимания... Тебе следует быть терпимее к людям. И тогда...

Зазвеневший где-то в недрах дома звонок прервал его нравоучительный монолог. Оба собеседника заспешили к выходу.

* * *

Но к тому моменту, когда они вошли в вестибюль, услужливый третий член команды драконоводов уже отпирал закрытую почти на дюжину замков входную дверь.

Швед подобрался. Ему было что сказать этому третьему.

— Янек, — тихим, но въедливым голосом начал он, — объясни мне, глупому, зачем у нас видеокамера на входе, автоматика на замках и тамбур между дверями? Ведь мы тут, кажется, драконий инкубатор содержим — не так ли?

— Швед, ты кругом прав! — признал Янек.

— Так какого же черта, вместо того чтобы, оставаясь на месте и глядя на экран, нажать на кнопочку, ты отрываешь задницу от стула и прешься сам откручивать все замки и щеколды. Не проверив, кто пожаловал, и не закрыв тамбур?

Янек, уже отворяя дверь, одновременно умудрился развести руками.

— Так это ж Коста!

Подтверждая его слова, в дверях и впрямь появился Коста Леонидис — пьяный вусмерть и с неизвестным типом под руку. Тип был элегантен и черен, как эбонитовый корпус антикварного телефона. Но не напоминал это устройство решительно ничем больше. Скорее он напоминал искусно остриженного и прихорошенного усилиями мастера парикмахерского дела домашнего песика. Только глаза у этого песика были волчьи.

«Песик» сжимал в левой руке черного дерева трость с резным набалдашником в виде головы Люцифера На трость он не опирался, а так — слегка жонглировал ею на весу.

— Это М-мишель, — сообщил Коста. — Я ему п-продал наших м-малюток... Огнедышащих... Но тссс!

— Господи! Коста! — взвился Швед. — Ты вышел на пятнадцать минут, чтобы в банкомате получить наличные. А вернулся через четыре часа, в дрезину бухой и с каким-то пуделем под руку! А если бы это был не Коста? — повернулся он к возящемуся теперь с запиранием двери Янеку. — Понимаешь? Не Коста, а чертовы драконоборцы?! Или просто грабители?

— Покуда я с вами, ребята, не стоит бояться таких вещей, — рассеянно бросил «пудель» и двинулся к ведущей наверх лестнице.

На этом пути он уронил висящего на нем Косту в случившееся по дороге кресло. А Шведа ухватил за плечо и повлек за собой. Был он, оказывается, силен необычайно. И глаза у него были даже не волчьи, понял теперь Швед. Нет, это были мутные глаза бешеного зверя. Мутные глаза сбесившегося хищника... на изящном, даже изысканно красивом лице черного аристократа, украшенном любезной улыбкой. Швед не стал сопротивляться.

— Я хотел, чтобы вы поняли, — ласковым, убедительным тоном втолковывал ему «пудель», — что вам теперь со мной работать. И ни с кем другим больше. Разве что с вашими поставщиками...

— Да кто ты такой, парень? — наконец набрался духу и выдавил из себя вопрос Швед.

— Я теперь твои папа и мама, — все так же ласково ответил нежданный гость. — Для начала я беру у вас весь выводок этого сезона...

— Как это «берете», мистер? — развел руками Швед, остановившись перед дверью офиса. — У нас фьючерсная сделка. Товар продан. Весь выводок этого сезона.

— Во-первых, ты ошибаешься, парень, — заверил его гость.

Он толкнул дверь, вошел в офис и удобно расположился за председательским столом в кресле, в котором Швед привык видеть себя.

— Ты ошибаешься, — повторил он. — Выводок — это не ваш товар. Вам платят не за самих дракончиков, а за работу и за риск. Вот это ваш товар. А хозяин выводка получает за то, что разрешает пользоваться своими летучими огнеметами, много больше. Мне вот захотелось стать таким хозяином... Вот я и покупаю этот выводок у его прошлого хозяина. Вы не против?

— По мне, хоть ансамбль песни и пляски себе заводите, — пожал плечами Швед и, за неимением выбора, опустился в кресло для посетителей. — Но я заключил сделку. И если вы, мистер, такой крутой, то должны хорошо знать, что бывает с теми, кто в нашем деле отступается от своего слова. А мой заказчик...

— Это ты про Рихарда Бражника? — с презрительной миной поинтересовался гость. — Про Модника? Выражайтесь правильно. Грамотно выражайтесь, ребята. Он дракош у вас не покупает. Он их арендует. Для тренажа и воспитания. Он полигон имеет на примете, тренеров. С их труда и кормится. Они ему за поставку дракош его долю отстегнут. Из того, что им хозяин драконов от платы конечного арендатора, на которого дракоши пахать будут, определит. Но только у меня есть другой полигон на примете. Покруче. И без всяких Бражников-посредников. — Он брезгливо поморщился, полез во внутренний карман и вытащил оттуда кожаный футляр для сигар. — Э-э... Не нравился мне Рихард. Никогда не нравился... Ты, наверное, знаешь, что этот парень по два раза на день делал себе маникюр? Любил это занятие...

Гость открыл футляр, полюбовался его содержимым, извлек из него, как показалось Шведу, какую-то странную сигару, бросил ее на стол. При соприкосновении с крышкой стола сигара издала звук, совсем не похожий на шорох плотно свернутых табачных листьев.

— Узнаешь маникюрчик? — осведомился «пудель» у Шведа, который, застыв от ужаса, смотрел на то, что лежало перед ним на столе.

— Не переживай за бедолагу, — посоветовал ему гость. — Ему этот пальчик уже без надобности... Главное то, что он тебя больше не побеспокоит. Фьючерс ваш считай аннулированным. Закуривай, — добавил он, убирая палец Модника в футляр, а вместо него вытягивая оттуда настоящую «гавану».

Швед машинально взял сигару и уставился на «пуделя», как кролик на удава.

— Вот и место освободилось, — заметил тот, разглядывая содержимое футляра. — Знаешь, что я вставлю сюда, рядышком?

Швед с тупой обреченностью смотрел в мутные желтые гляделки.

— Твой поганый член я сюда заткну! — уже без всякой ласки в голосе заорал гость. — Оторву с корнем и буду носить этак вот! Если ты, сука, еще хоть раз обзовешь меня Пуделем!!!

Мишель Лакост, по кличке Кобра, ненавидел свое второе (и более популярное в народе) погонялово. Собственно, оно было на самом деле первым. Прицепившимся к нему, еще когда он бегал на подхвате у самых последних «шестерок» «черной мафии» в одном из мегаполисов Метрополии. Давно — по здешним меркам.

— А теперь слушай меня внимательно, — продолжил он, мгновенно успокоившись.

 

Глава 2

БОГ ЖЕЛАНИЙ

В темноватом гараже Енот мрачно сидел на ящике из-под запчастей к комбайну и предавался грустным размышлениям. Другой ящик, распакованный и содержащий в себе столь не пришедшуюся ко времени покупку, стоял рядом. «Как же все-таки сбыть проклятую штуковину с рук и не остаться в накладе?» — спрашивал себя Енот. Похоже, для этого надо было хотя бы знать, что такое эта самая «Ангроглиссада». Документации ящик не содержал.

На самом же дурацком трансформере не было написано ровным счетом ничего.

Точнее, ничего, что было бы доступно разуму нормального индивида. Какие-то значки в столбик были врезаны в металл корпуса. Но их значение было покрыто мраком. Это наводило на мысль, что предназначена штуковина была для жителей каких-нибудь Желтых Лун, где в ходу был китайский...

Енот вперил свой взгляд в дурацкие иероглифы, пытаясь разгадать их сокровенный смысл. Что-то не понравилось ему в их виде. Что-то было с ними не так.

Ах вот что! Сейчас они были одинаковыми. Все, кроме последнего, в самом низу. Енот мог поклясться, что такого не было, когда он пялился на эту надпись в тот раз — когда занес ящик в гараж. Да-да... Тогда одинаковыми — вот такими косыми паучками или звездочками — были три первых, что сверху, значка. Два последних от них здорово отличались. А сейчас — только один... Ой!

На глазах у Енота этот единственный — не такой, как все, — изменился. Из чего-то, напоминающего нарисованный детскими каракулями кораблик, стал чем-то, напоминающим астрологический знак Меркурия.

Енот потряс головой, потер глаза и пощупал трансформер. Металл был холодный, значок — отчетливо рельефный... Как может мгновенно измениться рисунок, вырезанный по стали?

С сомнением Енот посмотрел на софит, освещавший нутро гаража. Нет, конечно, все дело в освещении. Он поднялся, поправил софит и снова сел, уставившись на идиотские иероглифы. И тут же помянул нечистого.

Теперь все четыре значка были совершенно одинаковыми — косыми звездочками-паучками.

— Чтоб тебе пропасть! — пробормотал Енот. — Что мне это напоминает? Что-то очень нехорошее...

А напомнило это ему цифры на индикаторе таймера бомбы, одна за другой превращающиеся в нули. Только не сверху вниз, а слева направо. Любимый прием режиссеров остросюжетной видеопродукции.

«Чье-то время истекло...» — с нехорошим чувством шевеления мурашек в различных частях тела подумал Енот. И замер.

Но не происходило ровным счетом ничего.

И мысли незадачливого обладателя «Ангроглиссады» вернулись к прежней проблеме: кому она могла быть хоть на фиг нужна — «глиссада» эта?

Самое простое, что можно было придумать на этот счет, — просто сделать запрос в Сеть. Только на Заразе, известное дело, все не как у людей. И Сеть здесь завелась не так уж и давно, и выхода во Всемирную у нее не было... И главное, послав запрос, в котором содержится название проклятой штуковины, — наследишь. То, что Паркер еще с утра давал показания в застенке Ордена, тревожило. По какой-нибудь причине в показаниях этих может фигурировать клятый ящик и название идиотского изделия, в нем находящегося. И тогда запрос относительно этого — единственного, надо полагать, на Заразе — изделия выведет людей Ордена и людей Закона на след того, кто за каким-то чертом интересовался этой фигней. Очень это надо?

Нет. Не очень...

Но можно сделать и так... Енот подошел к заваленному бумажным хламом и огрызками карандашей верстаку у окна и отыскал на нем свой мобильник. Нашел в его памяти номер канала репортера «Городских новостей» Тони Крюгера и нажал клавишу вызова. Он намеревался попросить старого приятеля сделать запрос с редакционного компа. Тогда концы отыскать будет очень трудно. Но Тони все не отзывался, как вдруг произошло нечто, самым серьезным образом отвлекшее Енота от задуманного разговора.

Он услышал за спиной шорох. Очень отчетливый шорох.

Затем звук металла, скользящего по металлу. Тот, что звучит между кликами «ку-клукс-клан!» — звук взводимого затвора. Енот испуганно обернулся.

И испугался еще больше.

Трансформер поднимался из своего ящика. Поднимался и на ходу менял форму и размеры. Р-раз — у него из корпуса высунулась башка. Металлическая башка в металлическом капюшоне. С пустыми провалами глаз. Еще р-раз — и руки растопырились в разные стороны...

— Ч-черт!! — прошептал Енот. — Воистину черт из коробки!

И стал пятиться к выходу. Осторожно, чтобы не привлечь внимания проклятого «черта». Но не тут-то было! Дурацкий ящик из-под запчастей подвернулся ему под ноги, и Челлини с размаху грянулся седалищем о давно не метенный пол. И оказался лицом к лицу с уже покинувшим свою упаковку посланцем дьявола. Это буквально парализовало его.

«Ей-же Господи, — сообщил он свое мнение обо всем этом Всевышнему, — посылать человеку два таких ужаснейших потрясения за один всего-то день — это явный перебор!»

Обитатель ящика «Ангроглиссады» стоял во весь рост. Рост этот был — сантиметров сто семьдесят. Он напоминал выполненную из темного, хорошо отполированного металла фигуру человека в каком-то средневековом наряде. Глядящие в упор пустые глазницы вызывали у Енота нехорошие ассоциации. А накинутый на плечи капюшон с фестончиками — уж и вовсе дурные. Он только не мог припомнить, с чем именно.

Эволюция зловещей фигуры тем временем продолжалась. Она начала сочиться какой-то дымкой и через мгновение окружила себя туманом. Точнее, тонкой пеленой белесой мглы. Мгла эта, однако, начала быстро обретать цвет и форму. Она уплотнилась, облекла металлического истукана, словно перчатка руку. Какая-то зыбь пробежала по ней, добавляя порожденному образу последние штрихи.

И вот перед Енотом стоял сухопарый человек в черном трико и красном капюшоне. Из-за плеч его выглядывала рукоять чего-то явно режущего или колющего. Тип хмуро смотрел на Енота.

— Вы Паркер? — строго спросил он. Голос у него был как у телеведущего, без малейшего акцента.

— Н-нет! — потряс щеками Енот. — Паркера забрали люди Байера...

— А вы кто? — осведомился «черт из коробки» все так же строго.

— А вы-то кто?! — вопросом на вопрос ответил Енот, обретая способность выказывать некое неповиновение. С кряхтением он принялся подниматься с пола.

— Я... — Тут, похоже, гость из ящика слегка призадумался. — Как в этом Мире называется человек, которого посылают, чтобы уничтожать?

— Как?! Всех уничтожать, кого встретил?

Енот, уже принявшийся было отряхивать пострадавшие от приземления на грязный пол брюки, замер в ожидании ответа. Он был для него весьма важен.

— Нет, не всех, — уточнил по некотором размышлении гость. — Только указанный объект. И помехи. И тех, кто будет их создавать.

Это прозвучало многообещающе. Но создавать выходцу из ящика помехи Енот не собирался.

— Тогда тебя называют «киллер», — с некоторым облегчением просветил он гостя и возобновил чистку брюк. — Тебе... Вам не Паркера, часом, заказали?

— Ответ неправильный! — строго произнес гость. Енот вздрогнул, ожидая, что за такой оценкой последует наказание. И наказание это будет суровым.

— Киллер, — пояснил гость, — это человек, которого нанимают за деньги, чтобы он кого-то убил. Как правило, другого человека. А меня не нанимали. Я выполняю свое предназначение... Паркер должен был помочь найти объект...

— Тогда вы, извините, палач, — сообщил ему свое мнение Енот. — Правда, палачам тоже должны платить. Но они именно выполняют свое предназначение. И одеты вы как палач. Как это я сразу не сообразил? Прямо как в кино. Или в детской книжке. А за спиной у вас ни дать ни взять самый настоящий топор. Головы рубить...

— Пожалуй, это точное определение, — заключил гость. — Я — палач. Это достаточно точное слово. Просто я не думал, что оно сохранилось у вас в языке... И выгляжу я действительно как палач. И это... — Он быстрым движением вынул из-за спины топор, и впрямь словно взятый на прокат из киностудии. — И этим можно отрубить голову...

Енот уже жалел о проявленном любопытстве.

«Терминатор чертов!» — подумал он, вспомнив древнюю видеосказку. В той сказке, помнится, всем встречным и поперечным очень похожего посланца злых сил приходилось туго.

Но пронесло. Топор снова спрятался за спину Палача. В петлю на его плече.

— Однако, — снова суровым голосом продолжил гость, — мне необходимо видеть Паркера. Без него я не смогу найти объект... И вы не ответили мне — кто вы! Отвечайте мне только правду. У меня есть возможность проверить любую информацию.

— Понимаете...

Глаза у Енота забегали, словно он уже в чем-то провинился перед жутким гостем.

— Если вас интересует, как меня зовут, — торопливо заговорил он, — то, вот видите, на бейджике написано, что я Апостолос Челлини.

Он постучал пальцем по опознавательной карточке у себя на груди. Это была святая правда. Написано на карточке было именно это. А ничего другого он и не утверждал. Например, того, что это его истинное имя.

— Я свободный предприниматель. На сегодняшний день — меняла. Менялы... Это не те, кто обменивает деньги... Хотя я и могу... Тоже... Но здесь менялами называют тех, кто... Посредников, одним словом. Тех, кто посредничает при обмене предметами Магии... И Паркер тоже меняла... Я должен был для него выкупить ва... вот этот контейнер. У одних парней... Я и выкупил. Но за это время люди из Ордена «Своих» забрали Родни в свой застенок...

— Вы очень много говорите, господин Челлини, — остановил его гость. — И очень сложно. «Люди Байера» и «люди Ордена “Своих”» — это одно и то же?

— Именно так!..

Енот сглотнул слюну и энергично закивал.

— Почему Паркер сам не забрал контейнер со склада компании «Грандисон»?

— Это сложная история...

Енот снова судорожно сглотнул.

* * *

История контейнера действительно была сложной. Доставленные из Старых Миров предметы — а доставлялись они только «с оказией» и вопреки законам Федерации Тридцати Трех Миров — поступали на склады компаний, занимающихся такого рода торговлей, путями часто окольными, без прямого указания имен и адресов отправителей и получателей. Ясное дело, что при таком бизнесе толклось много нечистого на руку народу. Не диво, что контейнер, адресованный Родни Паркеру, бесследно испарился в недрах складов «Грандисона». Заявлять в полицию тот не стал. Это было и бессмысленно, и — как теперь понял Енот — дьявольски опасно. Родни лишь поставил на уши всех своих надежных знакомых (а среди таковых числился и Енот), обещая им златые горы. Златые горы выставлялись тому, кто в кратчайший срок найдет на черном рынке и выкупит для него некий товар, приходивший на склад по такому-то (фиктивному, конечно) адресу и со склада пропавший. Товар был им детально описан, совершенно никому другому не нужный товар, как утверждал Родни, вполне безопасный товар. Последнее, похоже, было наглым блефом.

Надежные знакомые охотно пошли навстречу Паркеру. Все знали, что златые горы у Родни в закромах сверкают своими вершинами и шелестят вполне федеральной зеленью.

В одиночку Родни, конечно, не справился бы с такой задачей. Но в компании с надежными людьми она не представлялась невыполнимой. Хотя черный рынок Семи Городов и был огромен, полдюжины хорошо знающих его людишек было достаточно, чтобы отыскать в его недрах любой предмет. Повезло из всей полудюжины, конечно, лишь одному. И этим единственным был Апостолос Челлини. Правда, повезло ему весьма относительно, как он убеждался все больше и больше.

Жулью, осуществившему хищение, не повезло. Несмотря на то что среди местных умельцев большой спрос имела любая аппаратура, никому из них «Ангроглиссада» и на фиг не сдалась. Как сказал кто-то из авторитетных мастеровых, «из этой хрени и самогонного аппарата не изваяешь...» А поскольку аппарат такой на Заразе могли «изваять» практически из чего угодно, вещь была действительно абсолютно бесполезной. Истинный же получатель, который, может, и хорошо заплатил бы за товар, был жулью неизвестен и признаков жизни не подавал. Секреты истинных адресов получателей «люди на выдаче» раскрывали разве что под пытками.

Вся «розыскная бригада» Паркера старалась действовать тихо и шума не поднимать, используя только конфиденциальные каналы. Чтобы жулье не узнало и не задрало цену. Но какая-то зыбь прошла все-таки по бескрайним рядам подпольной торговли Семи Городов.

— Вот что, — сказал трое суток тому назад старший Зильберман Апостолосу, зайдя к нему на чашечку кофе и попросив хозяина «слушать сюда». — Я знаю, у кого вещь, но я никогда не смогу вещь получить. Я могу только немного сказать тебе, куда идти. Тебе отдадут. Мне — нет! Никогда!

— И сколько ты за это хочешь? — по-деловому поставил вопрос Енот.

Вообще-то после последних слов Зильбермана его можно было просто отправить куда-нибудь подальше. Все было ясно как божий день. Почему кто-либо мог отказать Ари Зильберману в явно выгодной сделке и не отказать в том же первому попавшемуся, скажите мне? Только потому, что этот «кто-либо» — ярый антисемит. Другого объяснения нет. Единственным антисемитом в кругах скупщиков краденого Семи Городов был Щука, он же Мыкола Просыпа. Можно было прямиком идти к нему. Но в деловых кругах теневого мира Семи Городов не принято было обижать старика Зильбермана.

Сошлись на том, что, получив от Родни златые горы, Апостолос отсыпет в карман Ари Зильбермана ровно половину. В конце концов, это было справедливо. Завершив торг, Енот бросил: «Ну?»

— Вещь выкупил Щука, у Гадины Рутгерта, — раскололся Ари. — Всего-то за пятьдесят «крылатиков». А со мной отказался даже говорить. Хотя я начал с пятисот федеральных.

Несмотря на строжайший запрет, валюта Старых Миров котировалась на черном рынке гораздо выше местного «орла». «Орла» нежно называли «крылатиком», «пташкой», «пернатым», «орликом» и бог весть еще как. Но предпочитали ему федеральные баксы из Старых Миров.

— Ты бы только слышал, Апостолос, — продолжал Зильберман, — куда этот негодяй послал меня с моими деньгами! Ты знаешь, я сам старый сквернослов, но такого...

Что и говорить, искусством табуированной лексики Просыпа владел на уровне мастер-класса.

— Вот такое вот мое еврейское счастье, — заключил старик свои объяснения.

— Мне следовало бы поднять свою доли до шестидесяти... — задумчиво произнес Енот. — Мне будет нелегко работать с Щукой.

— Почему же? — изобразил искреннее удивление Зильберман. — Ты всегда прекрасно ладил с людьми...

— Ты сам знаешь, Ари, — вздохнул (и вздохнул совсем непритворно) Енот, — Щука и меня числит в евреях...

— Но ты ведь не еврей, Апостолос? — с некоторым подозрением в голосе спросил Зильберман, опасливо присматриваясь к профилю собеседника. — Ты не посещаешь синагогу, не соблюдаешь шаббат, за милую душу трескаешь трефную пищу... И, наконец, ты же ведь необрезанный! Нет-нет-нет! — пресек он попытки Енота что-то возразить ему в том духе, что «поди расскажи все это Николе». Он крепко ухватил Енота за запястье и доверительным жестом прижал его руку к столу, а сам перегнулся через столик — к уху Апостолоса. — Не возражай! Ты необрезанный! Нина с Грибных Мест это подтвердит! И есть еще достойные женщины, которые не станут обманывать! Так что тебе есть что предъявить этому негодяю!

Енот представил себя предъявляющим Мыколе Просыпе свой основной аргумент непричастности к семитскому корню. И чем чревато этакое предъявление. Но златые горы стоили того.

К тому же одна нестандартная идея посетила его. На нестандартные идеи Енот был горазд.

— В конце концов, — горячо продолжал Зильберман, — мы можем нанять какого-нибудь поца скандинавской наружности...

— Поца... Это — рискованно, — отрезал Апостолос. — Ладно, я берусь за дело, Ари.

* * *

И приступил он к реализации своей нестандартной идеи. В основе ее лежала уверенность в том, что старый Ари, слегка сдвинутый на почве своей переоценки местного антисемитизма, что-то не понял в ситуации. Не таким антисемитом был Щука, чтобы отказаться от дуриком идущей в руки полштуки. А за целую штуку он отдал бы товар хоть главному раввину проклятой Федерации.

Значит, либо Щука знал другого покупателя (хуже всего, если самого Родни). Либо... это был не тот Щука!

Начал Енот со второго варианта. Потому, что первый был абсолютно фатален.

Для этого он первым делом направил свои стопы в бильярдную клуба яхтсменов, отыскал там Гадину Рутгерта и угостил его кружечкой пива.

— Я снова свел дружбу с Мыколой Щукой?! — посреди мирного разговора «за то, за другое» возмутился тот. — Да старому Зильберману это приснилось. У него уже глюки пошли насчет всемирного гойского заговора. Можно подумать, что у нас тут один Просыпа в «щуках» ходит...

— Неужто еще кто такое погонялово подцепил? — наивно поинтересовался Енот, чувствуя, что выходит на цель.

— Да тот же покойный Муренго... — пожал плечами Гадина и отхлебнул пивка. — Да мало ли кто!

Покойники решительно не интересовали Енота как перспективные партнеры.

— Ну, тот уже «этажом выше переехал», — усмехнулся он. — А в Семи Городах, выходит, все ж таки Просыпа — единственная щука, что еще не кверху брюхом плавает.

— Пфе! — презрительно поморщился Гадина. — С одной щукой — вполне живою — ты вроде бы неплохо дела ведешь...

— Это с кем же? — поразился Енот.

— Да с тем тощим парнем, что магазин типа секонд-хенда на площади Эпидемии держит. Вот щука так щука. Морда худая, острая, сам скелет скелетом, а взгляд ну точно щучий!

— Это с Тимоти Стрингом, что ли? — догадался Енот. — Так его ж обычно Толстяком дразнят...

— Ну а по мне, Щука он, — отрубил Рутгерт. — Больно торговаться умеет. На днях ободрал меня как липку...

Апостолос тяжело вздохнул. Он знал, что Тимоти хорошо умеет торговаться. И столь же хорошо информирован о веяниях черного рынка.

* * *

И вот конспект этой истории — с купюрами и без ненужных деталей, но в сильно запутанном виде — обрушил Енот на голову своего инфернального гостя.

Если тот и не понял чего (а чудом было бы, если бы он понял хоть что-то вообще), то ничем не выдал этого. Он только смотрел на Енота холодным взглядом, терпеливо дожидаясь, когда тот наконец выдохнется. Когда дождался, сказал только:

— Вы слишком много говорите, господин Челлини. Так каким образом я могу как можно скорее увидеть господина Паркера? Повторяю, вы должны мне говорить только правду.

Апостолос тяжело вздохнул.

— Я уже объяснил вам, что сегодня с утра Родни загребли рыцари Ордена «Своих». Вы в курсе того, что это такое?

— Я хотел бы выслушать ваше объяснение, — несколько уклончиво, но очень строго произнес Палач.

По всей видимости, он знал некий тайный способ извлекать из запутанной речи Енота какую-то смысловую составляющую. Или думал, что знает. Так или иначе, он сам напросился еще на четверть часа довольно сбивчивых и путаных объяснений того, что кто попал в лапы «Своих», еще иначе как конченым психом воли не видел. И на этих ребят, кроме Престола, никакой управы нет. И стволы у них разрешены любые, притом чаще всего они вооружены не по-детски... — И, несколько понизив голос, Апостолос Челлини стал пояснять, что вообще-то цели у «Своих» — чрезвычайно благородные. Но вот методы их получили в народе неоднозначную оценку...

— Цели тех, кто послал меня, — прервал его наконец Палач, — точно совпадают с целями этих «Своих».

Еноту ничего не оставалось, кроме как одеревенеть от изумления.

— Кроме того, — продолжил гость из ящика, — я не собираюсь освобождать господина Паркера. Мне нужно только переброситься с ним парой слов. Пусть даже в присутствии посторонних...

— Никто вас к нему не пустит, — сокрушенно развел руками Енот. — А если и пустит, то...

Мысли бедолаги заклинило, когда он сообразил, что совершенно не может представить себе, как будет выглядеть это самое «то...». И еще он сообразил штуку куда более странную. А именно то, что этак запанибрата учит уму-разуму, как учил бы какого-нибудь новичка, объявившегося в Семи Городах, нечто, что вовсе не было никаким новичком. Оно вообще не было человеком. И всего лишь полчаса тому назад испугало его до полусмерти.

— Мне придется немного подготовиться, — решительно произнес Палач. — Меня пропустят.

— К-как подготовиться? — задал Енот, пожалуй, самый глупый вопрос, который можно было измыслить в сложившейся ситуации.

— Собственно, это не должно вас волновать. Я достаточно подготовлен в вопросах организации вашей жизни здесь. Так что мне не надо будет тратить слишком много времени на то, чтобы найти Паркера. Единственное, что требуется от вас, — это забыть о моем появлении и о моем существовании вообще. Вы способны на это?

Палач посмотрел на Енота испытующим взглядом. Ни капли иронии не было в его голосе.

— Если нет... я могу помочь вам.

— Можете быть во мне уверены, — торопливо ответствовал Апостолос. — Я...

— Это вы должны быть уверены во мне! — оборвал его Палач. — Во мне и в моих возможностях!

— Я только хочу предупредить вас... — все так же торопливо и услужливо затараторил Енот. — В таком виде, как вы сейчас одеты... И вообще... Вам так не стоит появляться в городе...

Палач смотрел на него отеческим терпеливым взглядом. И только когда Апостолос запнулся, захлебнувшись в желании доказать свое искреннее желание быть полезным гостю, пусть и незваному, заговорил.

— Вы очень заботливы, — все с той же ледяной серьезностью произнес гость. — Но я в курсе дела. Вы можете оказать мне только единственную услугу.

Енот принял позу полнейшей готовности действительно быть полезным. И оставаться таковым как можно дольше.

— Удалитесь в свое жилище, — объяснил ему смысл ожидаемой услуги гость. — Удалитесь и сделайте так, чтобы... Чтобы, скажем, полчаса, сюда... в это помещение, я имею в виду, не прошел никто. В случае если это будет невозможно, предупредите меня.

Он взял со стола мобильник Енота и кинул его хозяину резко и неожиданно. Так что тому пришлось проделать сложное балетное па, чтобы перехватить телефон в полете. То, что ему это удалось, он записал в число самых больших достижений своей жизни. Учитывая его комплекцию и балетную подготовку, он был прав.

Совершив сей отчаянный подвиг, Енот уставился на гостя совершенно круглыми глазами.

— К-как?.. Каким образом я вас предупрежу?

Палач еле заметно улыбнулся:

— Просто быстренько наберите любой номер. Чтобы вызов поступил в эфир... Можете даже номер полиции или этих... Ордена «Своих». Я способен воспринимать сигналы этих штучек... — Он кивнул на мобильник. — Этого мне будет достаточно. У вас здесь есть утилизатор?

Енота обдало ледяной волной страха. Он представил себе собственный расчлененный труп, исчезающий в пасти утилизатора.

— В-вот... — кивнул он в сторону громоздящегося в углу агрегата.

— Он действует? — осведомился гость. Енот нашел в себе силы кивнуть.

— Благодарю вас, — тоном, не подразумевающим продолжения разговора, сказал Палач. — Ступайте!

— Д-да... Разумеется! — затараторил Енот. — Я сейчас! Я немедленно!

И его словно ветром вынесло в дверь, ведущую в дом.

* * *

На черной лестнице, куда выходила эта дверь, Енот, чтобы не рухнуть, вцепился в перила и, обливаясь холодным потом, на подкашивающихся ногах стал карабкаться наверх. «Необходимо наглухо запереться в своем кабинете и не выходить оттуда, даже если сам Сатана явится по мою душу! — Мозги его работали на полных оборотах. — Защита! Вот что тебе нужно! — объяснил Енот сам себе. — Кто-нибудь из тех, кто с такими штуками запанибрата... Ведь есть же такие! Здесь, на чертовой Заразе!..»

И тут внутренний голос сказал ему: «Стоп! Ты уже знаешь такого человека! Разговаривал с ним только сегодняшним утром. И это не просто человек, которому приходилось иметь дело с Магией. Это — человек со связями при Дворе!»

Енот уже чуть было не надавил клавишу мобильника, чтобы немедленно набрать номер Шишела, но вовремя схватил себя за руку.

«Полчаса! — сказал он себе. — Полчаса надо выждать, чтобы эта тварь убралась из гаража! Но боже ж ты мой! Что, если через эти полчаса меня уже по кускам сбросят в глотку утилизатора? Недаром же эта тварь о нем спрашивала!»

Он кое-как добрался до двери кабинета. С трудом сообразил, как отпереть собственным ключом собственный замок. Но запер дверь за собой — стремительно!

И тут же обернулся, так, словно его окликнул нечистый. В голову стукнула мысль, что в его святая святых — где-нибудь под столом или за креслом притаилось и сейчас кинется на него еще какое-нибудь чудище.

Но никакого чудища в кабинете не было. От пережитого страха ноги Енота стали совершенно ватными, и он, прислонившись к стене, начал медленно сползать на пол.

Как вдруг сам себя — мысленно, конечно, — за шиворот подтянул вверх и привел в некое подобие стойки «смирно» — ну, такой, какую бы сделала наделенная громадной силой воли медуза.

«Полчаса, — сказал он себе снова, зажигая все, что только имелись в кабинете, лампы и панели освещения. — Бежать не годится. Эта тварь, должно быть, подсматривает за тобой и использует твою, Енот, попытку к бегству как повод, чтобы с тебя заживо содрать шкуру... Хотя зачем ему повод, скажите мне, пожалуйста?»

В том, что Палач не простит ему ни одного ложного шага, Енот был уверен — эта уверенность таилась в нем где-то на уровне спинного мозга. И это — несмотря на то что общение их длилось, пожалуй, менее получаса. Это была Ее Величество Интуиция. А на интуицию свою Енот полагался всегда, когда Логика и Опыт молчали, поджав хвосты и норовя укрыться в уголке сознания потемнее.

Он посмотрел на часы: ждать оставалось двадцать семь минут.

«Потом пойду, — решил Енот, — и, не заглядывая в гараж, запру его. А потом ломану в город и сниму номер в гостинице подальше. А лучше — в кемпинге. И отсижусь с недельку. На дно лягу. Но прежде всего свяжусь с Шишелом. Так вернее...»

Енот снова бросил на часы нервный взгляд. Положительно — время остановилось в его кабинете. Он заглянул в ящик стола — проверить, не затерялась ли там, вопреки законам природы и эдиктам принцессы Фесты, какая-нибудь пушка.

Пушки не было. Оно и к лучшему. Енот подошел к холодильнику, открыл его и задумчиво посмотрел на томящуюся батарею банок пива. Покачал головой и закрыл холодильник. Подошел к заветному шкафчику с «тяжелой артиллерией» и извлек оттуда бутыль контрабандной граппы. Задумался, выбирая подходящую случаю емкость, махнул рукой и основательно приложился к горлышку. Резко выдохнул и задумался — ставить граппу на место или приложиться к целительному напитку еще раз.

И в этот момент в дверь постучали.

Енот решительно приложился еще.

«Ты идиот! — бросил он себе, закрывая шкафчик со спиртным и решительно направляясь к двери. — Оставил, старый дурак, дверь незапертой... И вот теперь — все, кто угодно... Все, кто угодно, и всё, что угодно... шастают... по... твоему... дому!»

— Кто там! — рявкнул он так, что впервые сам испугался своего голоса. — Кого принес черт?!

Вполне возможно, что он кого другого и испугал бы. Но только не старую грымзу Пьеретту де Сен-Пьер. Его секретаршу и по совместительству домохозяйку с функциями уборщицы.

— Я, конечно, слышала, что вам туго пришлось этим утром, мсье Челлини, — с большим ядом в голосе произнесла она. — Но это еще не повод, чтобы повышать голос на даму...

— Простите, мэм, — только и вымолвил Енот, отворяя дверь. — Я совершенно забыл за всеми делами, что у вас сегодня день уборки...

— Принимаю ваши извинения, мсье... — сухо парировала все еще уязвленная Пьеретта. — Уборку я закончила, вот ваши ключи. Должна сообщить вам, что там внизу один джентльмен желает вас видеть... Не знаю, правда, пожелает ли мсье встречаться с...

— Джентльмен уже не внизу, — раздалось у нее за спиной.

Пьеретта дернулась, как ужаленная, Апостолос же ограничился тем, что удивленно выкатил глаза. Посетитель был худощав, наряжен в свитер с высоким горлом, легкого брезента брюки и тяжелые армейские ботинки.

Родни Паркер почти всегда одевался так.

* * *

— Джентльмен уже наверху, — устало продолжил Родни. — И мсье с ним встретиться пожелает... Обязательно пожелает. Ведь я не обманываю мадам де Сен-Пы, а, Енотик?

«Енотик» только посторонился, давая проход своему неведомо как покинувшему узилище Ордена партнеру. Он молча принял ключи из рук мадам и с максимально возможной благодарностью во взгляде отвесил ей поклон-кивок. Та в знак глубочайшего неодобрения происходящего поджала губы и торопливо удалилась.

Этим она, по крайней мере, избежала очень больших неприятностей.

Енот прислушался, сработал ли автоматический замок, после того как захлопнулась наружная дверь за его столь универсальной и столь деспотичной служащей, и тщательно запер дверь своего кабинета. Родни уже устроился в кресле «для почетных посетителей» и покручивался в нем направо-налево.

— Весь город только и судачит, — начал разговор Енот, — о том, что тебя заграбастали люди Байера. А ты жив-здоров, сидишь у меня в офисе: еще и рассчитывая угоститься виски? Объясни мне: почему это так?

Родни поморщился.

— Политика, дорогой мой... Орден у Престола в немилости... Кстати, от виски я бы не отказался.

Енот молча поставил перед еще одним незваным гостем шкалик «Шивас-Регаль» и высказал свое мнение:

— Орден-то с принцессой не в ладах с самого начала. Но пока что нашего брата из тюряги не выпускали, чтоб Престолу угодить. Такого еще не было. Скажи честно: «хвост» тебе не привесили?

Родни проглотил виски и скроил брезгливую мину.

Ничего необычного в противоречиях Двора и Престола с некоторыми особо шустрыми Орденами не было. На системе рыцарских Орденов держалось многое на Заразе и даже в Семи Городах, где Закон более или менее подавал признаки жизни. Но полностью отдавать свои прерогативы бандам вооруженных «братков» в планы Престола не входило. Тем более когда какая-то из таких банд претендовала на то, чтобы монополизировать право «охоты на ведьм», что было чревато раздвоением всех вообще силовых структур в поддающихся контролю районах планеты. Ссылка на эти противоречия выглядела, однако, не очень убедительной. Обычно судьбы жертв «простого звания» не становились предметом особого внимания Престола. И Ордену любые действия в их отношении сходили с рук.

Так что чудесное освобождение Родни вызывало у Енота вполне обоснованные подозрения.

— Что ж я, сука, что ли, хвост за собой приводить? Ты лучше расскажи, — усмехнулся Родни, — как это вы с Дорожниками засаду на лихих братцев устроили? Об этом тоже все Семь Городов шелестят... Неужели у тебя смелости хватило живцом-приманкой работать и в луже под каром лежать, поджидая этих типов? Не побоялся воспаление легких заработать? Братьев действительно обоих в капусту изрубили?

— Воспаление — не знаю, а радикулит точно я себе обеспечил, — вздохнул Енот. Только никакой засады никакие Дорожники не устраивали. Все наоборот было. Один только Фого и убит был. Точней — сам себя своим же топором и уделал.

— Ты даешь... — с нескрываемой иронией заметил Родни. Енот махнул рукой.

— Трудно тут эту петрушку объяснить.

Ну не объяснять же человеку, что большую часть произошедшего сражения он просто пропустил, забившись под кузов «лендровера» — зажмурив глаза и зажав ладонями уши.

— Вот видишь, — попенял ему Родни. — Не все так просто в двух словах объяснить. А поэтому давай по делу. Ты товар у Щуки перекупил?

Холодок прошелся по спине Енота.

— Ты, я вижу, уже успел с Зильберманом переговорить? — с неудовлетворением констатировал он. — Ну так вот: глюконавт наш старый Ари! Не было у Просыпы никакого твоего товара. Просто сроду не было — и всё! — Енот замолчал, придерживая Родни энергичным жестом короткой ручки. — Но я могу тебе устроить встречу с одним интересующим тебя лицом. Прямо сейчас. Если ты сможешь подождать пять минут. Здесь. В этом кресле.

Родни с прищуром уставился на Енота.

— Слушай... — произнес он. — Я, конечно, доверяю тебе, Апостолос. Но было бы очень хорошо, если бы ты не говорил загадками. В той истории, в которую мы влипли, нам нужно предельно доверять друг другу...

— Я тебе, Родни, полностью доверяю, но еще больше — своей интуиции, которая подсказывает, что ты пришел ко мне за своим товаром. Забирай его и уноси подальше! Старик Зильберман все перепутал, но я эту хрень все-таки для тебя достал! Не спрашивай, как и откуда...

Родни перегнулся через стол, и глаза его, до сих пор ироничные и глубоко упрятанные в складках тяжело набрякших век, вдруг выкатились, грозя выскочить из орбит.

— Говори честно, Енот! Я удвою сумму! Говори — что произошло?! Оно... Ну то, что было в ящике... Оно заработало? Оно должно было заработать! Если его не активировали до контрольного срока, он должен был активироваться сам!

— Он и активировался, — подтвердил Енот. — Он активировался, твой чертов Терминатор!.. Палач... Удваиваешь, говоришь? Да мне за все, что я натерпелся, за то, что ты в дело меня втравил такое, за которое головы снимают, надо, блин, столько заплатить, что ты всю жизнь не отработаешь! Ты ж как подставил меня, задница! Так что не надо мне никаких денег! Только забери эту сволочь и вали от меня подальше! Я на такие штучки не подписывался!

— Не вибрируй! — прервал его Родни. И грохнул кулаком по столу. — Да ты не знаешь, дурачина, что, можно сказать, помогаешь спасать человечество. По крайней мере, ту его часть, что имела глупость здесь, на Заразе, собраться!

— Не знаю и знать не хочу! — Енот тоже приложился к столу своим полным кулачком. — Я не хочу в таких делах светиться, за которые лишают жизни без суда и следствия!

— То, что было в ящике, — продолжал гнуть свое Родни, — это дар очень высокоразвитой цивилизации. От наших, можно сказать, небесных кураторов. Это высокоспециализированный робот. Масса функций и возможностей. Искусственный интеллект и все такое... Он должен найти и уничтожить очень опасное наследие сгинувшей цивилизации. Она оставила после себя устройство, которое, если попадет в руки разумных существ, приведет их к гибели! Этакий информационный и экономический наркотик, которому не сможет противостоять наша цивилизация...

— Кончай хмуреж! — мрачно отрубил Енот, судорожно дуя на ушибленную об стол руку. — Сейчас я тебя сведу с роботом этим высокоспециализированным, и можешь с ним целоваться. Только не здесь, а где угодно в другом месте. От меня подальше. — И вольный предприниматель двинулся к двери. — Сиди здесь, — распорядился он уже в дверях. — Сиди и не отворяй никому, кроме меня!

* * *

Спускаясь по черной лестнице, Енот мысленно клял себя за легкомысленный, под наплывом эмоций сделанный им отказ от вознаграждения за труды. Тем более — от двойного вознаграждения.

«Ладно, ладно, — утешал он себя, входя в гараж. — Все тот же старый Ари не устает повторять. “Не заглатывайте наживку слишком глубоко, господа! Ее могут из вас вытащить вместе с желудком!” — Енот завертел головой, отыскивая в полутьме фигуру Палача. — Господи, может, его уже черти унесли куда-нибудь подальше? — подумал с надеждой. — Жаль, конечно, что денежки просвистели мимо, но...»

Тут его мысли резко изменили свое направление.

Потому что кого-то он все-таки узрел. И потому еще, что фигура, маячившая в царившем в гараже полумраке, никак не была фигурой Палача. Это была другая, неплохо знакомая жителям Семи Городов, фигура.

Высокий, крепко сбитый тип, одетый словно для верховой охоты. Но скроен его наряд был не из шерстяной ткани, а из суперкевлара, и был «охотник» при орденском мече — длинном и узком. Эфес меча украшала эмблема «Своих».

Аккуратная, черная, словно бархатная, бородка. Въевшийся в каждую черточку лица, годами не проходящий скепсис. И пронзительные, глубоко посаженные темно-карие глаза.

Коннетабль Лео Байер собственной персоной.

— К вашим услугам! — пятясь к двери, поклонился ему Енот с отрешенно-ошалелым видом. — Чем обязан видеть вас в моем... э-э... доме, Коннетабль?

Последовала несколько затянувшаяся пауза. Появление столь высокой персоны в захламленном гараже дома, расположенного далеко не в самом фешенебельном районе Семи Городов, было, вообще-то говоря, неким очередным нарушением естественного хода вещей во Вселенной, в которой привык обретаться Апостолос Челлини. Но на сегодня его способность удивляться уже исчерпала свои ресурсы на пару недель вперед.

А вот Коннетабль еще не утратил способности удивляться и смотрел на Енота с некоторой оторопью.

— Это что? — спросил он наконец не без растерянности в голосе, привычно въедливом и мягком. — Ваш персональный трюк?

— Вы про что? — и вовсе уж недоуменно воззрился на него Енот.

— Да про то, как вы умудрились, только что покинув меня и выйдя вон в те ворота, через пять секунд скатиться мне на голову, выходя из этой вот двери?

— А... Э... Вы что, застали меня здесь? — начиная о чем-то наконец догадываться, спросил Енот. — И что я делал здесь?

Сэр Байер пожал плечами:

— Вы сжигали какой-то хлам в утилизаторе...

— В утилизаторе?

Енот шагнул к утилизатору. Тот еще излучал тепло. Енот растерянно оглядел внутренность гаража. И тут Ее Величество Интуиция подсказала ему, что именно распалось на молекулы в плазменной мусоросжигательной печи.

Нигде не было видно и следа от контейнера, содержавшего якобы некое устройство с нелепейшим названием «Ангроглиссада».

— Вы этого что — не помните? — продолжал допытываться Байер. — Не помните нашего разговора?

И вдруг лицо Коннетабля изменилось, озаренное догадкой.

— Черт возьми! — вскричал он. — Вы только что из дома?! Родни Паркер у вас? Там?! Быстрее туда!

* * *

Только сейчас Енот понял, что кроме них в гараже и во дворике его дома в неприметных углах и за всяческими подходящими предметами притаились еще пять-шесть человек Ордена. Сейчас они — все при оружии — не дожидаясь дополнительных команд, вроссыпь кинулись блокировать ходы-выходы дома.

В левой руке у Байера, словно по мановению волшебной палочки, возник здоровенный пистолет, а правая привычно скользнула на рукоять меча: раздался еле слышный среди поднявшегося шума щелчок, и ножны его распахнулись, как распахивается футляр для очков, выпустив из себя узкий прямой клинок, они тут же сами собой захлопнулись.

Ощетинившись оружием, Коннетабль бросился в дверь, ведущую в дом. Енот никогда бы и не вздумал последовать за ним, если бы не страх остаться одному в пустом, темном гараже, в котором явился ему Палач.

Как это ни странно, но Енот лишь на шаг-два отстал от стремительного Лео Байера. Возиться с дверью кабинета не пришлось — та была отперта и открылась настежь под ударом Байерового сапога.

Сам Лео сразу же занял позицию посередине комнаты и лихорадочно осматривался по сторонам. А Енот влетел в собственный офис от толчка ринувшихся туда же двух бойцов орденской дружины. Один из них бросился к окнам, другой — занял позицию у двери.

В комнате стало тесно от клинков и стволов. Только один лишь Родни Паркер не проявил ни малейших признаков суеты. Он сидел все в том же вращающемся кресле «для почетных посетителей», блаженно развалясь в нем и ласково удерживая на коленях свою начисто срубленную голову.

* * *

— Знаете ли, дражайший мой Шишел, — гудел сэр Стрит, жестом приглашая Дмитрия пройти в трапезную. — Кой черт их разберет: Фого это был или Хого... Док Крузерс утверждает, что ему все равно не поможешь. Так что нам остается только выпить за ужином хорошего «Замкового» за то, чтобы негодяю потеплее было в аду. Вот даст о себе знать тот из братьев, кто остался в живых, — тогда и выяснится, кто есть кто... А покойника сегодня же заберут люди из Городской Стражи. Я уже отправил курьера на Крутые холмы... А пока полежит у меня в леднике.

Шишел тяжело вздохнул и осведомился, где перед ужином можно вымыть руки. А также и отлить.

— Пойдемте, провожу вас, а заодно составлю и компанию, — добродушно пробасил сэр Стрит. — У меня есть что показать вам...

— Не сомневаюсь, — заверил его Шишел несколько растерянно.

— Я имею в виду, что я ремонт учинил. И теперь в Стриткасле сантехника не хуже, чем во Дворце... А вовсе не то, что вы подумали. Впрочем, не смущайтесь. Сегодня вы у меня почетный гость... Даже не представляете, от какой докуки вы избавили меня, устранив одного из двух ушлепков. А что до того, которого из них именно, так их родная мама не различала, говорят. Мало того что они похожи как две капли воды, так они вдобавок еще и рожи себе разрисовывали то так, то этак. В общем, различать их можно только по мечам, а не по лицам... Я имею в виду магические мечи. Вы знаете историю этих их мечей?

— Замечательная у вас в замке сантехника, — отозвался Шишел, ополаскивая руки в пахнущей свежими яблоками воде. — Производства Океании? Большая редкость на рынке... Мечи, говорите?.. — Он подставил руки под струю горячего сухого воздуха. — Если их можно различить по мечам, то один — у меня в машине. Прикажете принести?

Сэр Стрит изменился в лице.

— Магический меч — у вас в машине? Один из пары мечей Ньюмена?! Господи! Как я не сообразил! Как же я не сообразил, что братья-негодяи беспрерывно таскают эти мечи при себе! Как я не сообразил, что это ваш законный боевой трофей!

Войдя в трапезную, сэр Стрит принялся энергично щелкать пальцами и хлопать в ладоши, вызывая дежурных учеников Ордена, в обязанности которых заодно входило и исполнение роли прислуги в замке Коннетабля. Меч был доставлен наиболее шустрым из них — в наилучшем виде и всего через несколько минут.

После чего всем посторонним велено было оставить сэра Стрита и Дмитрия наедине — для конфиденциальной беседы. Тем более что общая трапеза уже закончилась. Для хозяина замка и его гостя ужин был сервирован отдельно, и прислуживал за столом лишь верный оруженосец Коннетабля — андроид по имени Тригг, выходец с Большой колонии. Да еще один из пажей был послан к библиотекарю замка за потребовавшимся сэру Стриту фолиантом. Как только фолиант был доставлен, паж был с благодарностью выставлен вон.

Шишела проблемы Магии волновали мало — и то только в том отношении, что старался держаться как можно дальше от них Поэтому он без лишних слов отдавал должное ужину, вполглаза оценивая реакцию хозяина на вид его боевого трофея. Стол был представлен в основном продукцией придорожных ферм, процветающих под патронажем Ордена Дорог и лично сэра Стрита, и винокуренного заводика, также процветающего, но уже прямо при замке Коннетабля. Так закусить можно было далеко не везде в Семи Городах. И тем более где-нибудь окрест. Так что Шишел не намерен был пренебрегать редкостным угощением.

После выпитого за здоровье гостеприимного хозяина объемистого бокала мысль еще об одной возможности, которую дарит ему случай, посетила его. Но он не стал торопиться, предоставляя партнеру начать партию первым.

Сэр Стрит тем временем предался любованию мечом. Тот и впрямь заслуживал восхищения. Изготовленный по неведомой технологии, целиком выточенный из одного куска металла — и клинок, и рукоять, и гарда — он был прекрасно сбалансирован, словно специально изготовлен для руки человека. Хотя вряд ли те, кто создали его, сильно напоминали людей. По узкому, темного металла лезвию еле заметной полоской инея или застывшей дымки скользил тонкий орнамент. Он и глазу-то был виден не под всяким углом. А на ощупь металл оставался гладким.

— Прекрасное творение... — произнес сэр Стрит. — И прекрасное оружие. Даже если забыть о его магических свойствах. К сожалению, свойства эти проявляются только у пары, когда они оба находятся в одних руках. Служат одному хозяину...

— Да? — из вежливости отреагировал Шишел, обрабатывая запеченный со специями бараний бок.

— Вот прекрасная статья об этой паре мечей. — Коннетабль развернул к Шишелу забранный в кожаный переплет фолиант. — Принадлежит перу Арчибальда Ньюмена. Мне не надо объяснять вам, кто это такой и что значит его подпись хотя бы под двумя строчками текста? А здесь таких строчек на целых две дюжины страниц. Да еще фотографии и рисунки...

Шишел слыхал краем уха об этом авторе И даже мог припомнить, что в прошлом теперь уже веке тот посетил все известные на то время миры, «инфицированные» Магией. Причем многие из них — неоднократно. Что этот человек был дружен со многими людьми сект и каст, соприкасавшихся с тем, что, по умолчании, именовалось Магией Предтеч. И еще — ему вспомнилось, что, как и многие материалы, относящиеся к Магии, сочинения Ньюмена в Федерации были запрещены к распространению и копированию.

На Заразу, естественно, не распространялись законы Федерации. Скорее даже наоборот. Следование им не приветствовалось Престолом. Однако, как уже было упомянуто, на Магию Шишел смотрел в основном как на источник неприятностей. Поэтому на предложенные его вниманию страницы лишь скосил вежливый взгляд. Не более того.

Мечи — точно такие, как тот, что достался Шишелу, — были изображены на развороте текста статьи. Один — на одной странице. Другой — на соседней. Они были зеркальными отображениями друг друга.

— Первый из них — тот, что окрещен теперь «правым», — найден на Джее, — благостно рокотал сэр Стрит. — Второй — в теперешней терминологии «левый» — предположительно пришел с Шарады. Сравнить их друг с другом додумался только через полсотни лет все тот же Ньюмен. Потому в честь его эту пару и назвали. Почти все время оба меча находились в разных руках. А когда попадали в одни, то с владельцем их рано или поздно приключались весьма значительные жизненные пертурбации. Сам Ньюмен собрал все бытовавшие в Обитаемом Космосе мнения о том, какого рода властью наделяют мечи своего владельца.

Все, кто достаточно изучил этот вопрос, сходятся на том, что мечи раскрепощают своего владельца. Снимают те тормоза в подсознании, которые мешают реализоваться его внутреннему потенциалу. Однако это рискованный дар. Он может как возвысить своего обладателя, так и низвергнуть его в пучину кровавых преступлений.

Достоверно известны три человека, в руках которых сходились оба меча. Китаец Лу Шень с Желтых Лун — игрок в магические кости (говорили, что довольно посредственный). Он неожиданно удалился от мирской суеты, создал братство бродячих монахов и разработал собственную философию бытия и боевых искусств. И то и другое до сих пор процветает по всему Обитаемому Космосу. Жил исключительно долго. Перед смертью подарил оба меча, представьте себе, малолетнему воришке из приюта для детей с преступными наклонностями. Это в Метрополии. Должно быть, хотел таким образом открыть дорогу тому хорошему, что было в душе мальца. Малец этот жив и поныне. И зовется он Кривой Император. Правит на Харуре — несчастной заснеженной, погруженной в вечный мрак планете, власть на которой захватила созданная им община «Свободных и равных». Развлекается тем, что сталкивает своих вассалов в бесконечных междоусобных войнах. Это его способ существования... Но мечи не удержались в руках Кривого Императора. Да, наверное, и не нужны стали ему больше. И он их выменял — по одиночке. С тем расчетом, чтобы они никогда уже не сошлись.

Сэр Стрит презрительно скривился, отхлебнул вина и продолжил:

— Но они сошлись-таки еще раз. В руках Агнес Эспинозы. Сначала обычной медсестры на Квесте, а затем известного всему Обитаемому Космосу борца с эпидемиями. Она не оставила ни мемуаров, ни воспоминаний. Как она заполучила мечи и куда они делись, после того как она погибла во время событий на Аваллоне, достоверно не известно никому. Вот так... — Сэр Стрит отложил фолиант в сторону. — Каким образом мечи попали сюда, неясно. Один долгое время даже выставлялся в «Галерее редкостей», затем — то в одном, то в другом из городских музейчиков. Потом вроде объявлялся на первых Разменах... Оказался каким-то образом у известного коллекционера Терри Милна, который все силы положил на то, чтобы отыскать второй меч. У него были какие-то основания думать, что артефакт тоже здесь, на Заразе. Так оно и оказалось. Но только к тому моменту, когда Господь прибрал Милна к себе. А его меч по сложившимся правилам выставили как джекпот на подпольной игре. Там его и заполучил Фого. Кстати, вот этот и есть тот самый, «правый» меч, который теперь достался вам, сэр Шишел! Так что теперь не осталось ни малейших сомнений в том, что вы помогли избавить свет именно от паскуды Фого. Еще раз примите мои поздравления...

Шишел почтительно кивнул, не прекращая обсасывать баранье ребро.

— Ну а второй меч... — продолжил сэр Стрит, наполняя свой бокал и глазами показывая, что не мешало бы и Шишелу последовать его примеру. — Второй меч каким-то образом нашел своего хозяина в лице довольно загадочной личности — Симона Ионеску. Карточного шулера, повсюду распускавшего о себе слухи, в которых намекалось на его чуть ли не прямую связь то ли с потусторонними силами, то ли с тайными потомками Предтеч. При этом в качестве доказательств фигурировали тот самый меч и еще пара-тройка предметов магии. Бог его знает — настоящих или подделок. Дуралей, одним словом, доигрался. В том смысле, что раздразнил Хого. Тому и так не давали спать мысли, что этакая штука есть у его брата, который уже потому не достоин такой чести, что на четыре минуты позднее его появился на свет божий. А вот у него самого нет ничего подобного. И тут еще какой-то цыганский прощелыга помахивает у него под носом как раз тем, чем он мог бы хоть как-то утереть нос своему везучему братику — недостающая половина пары, которая дала бы обоим мечам и их обладателю невероятное могущество.

— М-да, — согласился Шишел, наливая себе вина. — Это, должно быть, задевало парня за живое...

— Так или иначе, — вздохнул Коннетабль, — но Хого по какому-то поводу вызвал этого мадьярского дурня на поединок.

— Вряд ли мадьярского, — задумчиво заметил Шишел, рассматривая окружающую действительность через налитое в бокал «Замковое». — Скорее уж румынского или молдавского...

— Ну, вам, славянам, — пожал плечами сэр Стрит, — легче разобраться, кто у вас есть кто...

Шишел решил не тыкать Коннетабля носом в прорехи его этнографических познаний и промолчал — с видом достаточно значительным.

— Надо сказать, — продолжил хозяин стола и замка, — что спровоцировать Симона-картежника на поножовщину было легче, чем у бэби отнять леденец. На нем и самом грешки были — по части загубленных душ. Но Хого настоял на том, чтобы драться по правилам — на саблях. А в этом деле оба брата Хого-Фого — большие мастера...

— Вот и не хватались бы за топоры, — мрачно сыронизировал Шишел.

— О-о-о... — покачал головой сэр Стрит. — Тогда тебе пришлось бы плохо... Даже ствол — прости за откровенность — тебе бы не помог... Словом, те, кто это дело видел, рассказывают, что даже и смотреть было, в сущности, не на что. Ну дал Хого этому мадьяру у себя под носом помахать сабелькой, потом сделал выпад небольшой — те из свидетелей, что зазевались, и заметить не успели — и всё: представление окончено! Симон с перерезанной глоткой отходит к праотцам. О реанимации вопрос не стоит. Хого снимает с хворостины свой приз — заранее вывешенный, — заворачивает в овчинку и, не говоря худого слова, удаляется. Трупчик подбрасывают на Тракт, и все идет своим чередом. Знаешь, Шишел... Я на твоем месте погостил бы у меня недельку-другую. Пока не прояснится, какие у Хого намерения. В отношении тебя. Боюсь, что очень дурные...

— Спасибо, Джонатан. — Не часто Шишел позволял себе обращаться к Коннетаблю Ордена по имени. — Спасибо... Но я, знаешь, привык не прятаться от неведомо чего. В таких ситуациях надо работать на опережение...

— Это как же? — недоуменно развел руками сэр Стрит.

— Пока не знаю, — пожал плечами Шишел. — Для начала доберусь до города и поставлю богу свечку. А там... утро вечера мудренее... Господь вразумит.

— Ну, хорошо, если так... — снова развел руками, на этот раз огорченно, сэр Стрит.

— У меня вот встречное предложение есть, — начал разыгрывать вслух задуманный гамбит Шишел.

И Коннетабль всем своим видом дал понять, что предвидел этот момент. Он выпрямился в кресле, чуть наклонился в направлении Шишела и впился в него глазами.

— Ну, говори! — произнес он тоном, полным ожидания. — Хотя постой! Давай выпьем...

— За все хорошее, что ли? — неуверенно предположил Шишел.

— За то, чтобы оставаться друзьями! — решительно сказал Коннетабль.

Глухо звякнул хрусталь, и с водопроводным урчанием две солидные емкости, наполненные «Замковым», опорожнились в две не менее солидные глотки.

— Так вот я о чем, — приступил Шишел к делу, обстоятельно утерев бороду салфеткой. — Я вижу, ты о мечах тех уже давно задумываешься. Оно и понятно: гуляют они буквально под носом, да на руках у бандюков. Это не дело! А у тебя, вижу, глаза загорелись и книжка нужная тут же под рукой очутилась... А книжка-то редкая. И в бабки не слабые она тебе, видно, стала. Это не случайно ведь. А мне вот меч этот без надобности. Я ж говорил как-то, что зарок дал: с Магией дела не иметь! Так что все очень даже срастается: я от чистого сердца, с открытой душой...

— Нет!!! — неожиданно, в сердцах, врезал по столу кулаком сэр Стрит. Секунда-другая потребовалась ему, чтобы взять себя в руки и смахнуть со штанов пролившийся на них чесночный соус. — Я не могу принять от тебя такого подарка. Прости меня, сэр Шишел, но это было бы большой политической ошибкой с моей стороны!

«Сэр Шишел» только удивленно повел головой.

— Пойми, — продолжил Коннетабль — Я не могу принять от тебя дар, который может возвысить меня или низвергнуть в бездну, и после этого делать вид, что ничего не случилось! Можно подарить человеку маленькую удачу или немного нового знания... Но Судьбу не дарят! Я буду всю оставшуюся жизнь сознавать, что своим взлетом или падением обязан лишь тому, что кому-то — пусть даже моему хорошему боевому товарищу — не по вкусу этот путь. И он уступил его мне — просто так! За ненадобностью!

Шишел, ошарашенно молчавший во время этого монолога, наконец спохватился и попытался перебить так неожиданного сорвавшегося с цепи сэра.

— Дык я не... Я ж не имел в виду... Я... И отчего вы решили, благородный сэр, что я дарю вам не просто некомплектный металлолом, а какую-то Судьбу? Ведь второй-то меч бог его весть где гуляет... Так что...

Джонатан чуть поостыл, но сохранил на лице суровость, а в голосе металл.

— Тогда еще хуже, дорогой мой Шишел! Тогда — еще хуже!! Тогда получается, что ты даришь мне не предмет Магии, который может быть подарен только от чистого сердца и должен быть отвергнут при малейшем подозрении, что это не так, тогда получается, что ты даешь мне взятку в виде произведения оружейного и прикладного искусства, имеющего немалую стоимость на рынке такого рода изделий!

— Вот это ты загну-у-ул! — диву дался Шишел, откинувшись в кресле и начиная наливаться гневом. — Так ты... Так вы...

— Не кипятись! Я не сомневаюсь, что это не так! — оборвал его Коннетабль. — Наливай еще. Выпьем и разберемся! Ну... — Он наполнил свой бокал. — Ну, в общем — за взаимопонимание... Я теперь не сомневаюсь, Дмитрий, что заполучу и второй меч. Прости меня за откровенность, но ты сейчас сделался такой приманкой для Хого, что мне надо быть начеку и насадить его на вертел раньше, чем это сделаешь ты. Не в этом дело... Раз уж так или иначе я получаю из твоих рук новую Судьбу, то... Одним словом, заполучить твой меч мне хотелось бы менее унизительным для меня способом...

«Надеюсь, — подумал Шишел, глотая вино, — что Коннетаблю не придет в голову вызывать меня на честный бой из-за проклятого ковыряльника. Это уж ни в какие ворота не лезет!»

— Значит, хочешь меняться? — как можно более сурово спросил он. — Предупреждаю: в кости играть не стану. С меня одного раза хватило!

— Да, будем меняться! — воскликнул сэр Стрит и, чуть пошатнувшись, поднялся из-за стола.

— Хочешь сделаться великим, как Лу Шень, Кривой Император и эта... Эспиноза? — с тревогой осведомился Шишел.

Сэр Стрит бросил на него тяжелый взгляд:

— Хочу, брат ты мой Дмитрий. Хочу! Для чего же рождается человек, как не для великих дел?

Он нетвердым шагом пересек трапезную, остановился перед стеной, на которой пристроилось не меньше дюжины миниатюрных алтариков Пестрой Веры, вытащил из кармана сотенную федеральными баксами и запалил ее перед ликом Мануан-Огни — Коварного бога Желаний.

С минуту посмотрел на пламя и кивнул Шишелу:

— У меня есть нечто достойное для обмена! Следуй за мной!

* * *

То, что Коннетабль, как бывший участник двух экспедиций на Скимитару, не чужд коллекционированию предметов Магии и со вниманием относится к связанным с ними обстоятельствами, Шишел прекрасно знал. Но то, что в его коллекцию могло войти что-то достойное встать в один ряд с парными магическими мечами, было для него полным сюрпризом.

Святая святых магической коллекции сэра Стрита располагалась, к удивлению Дмитрия, не в глубоких подвалах замка, а в одной из его башен — в той, в которую вела лестница из кабинета преславного сэра.

Под самой крышей башни в небольшой комнатке почти без окон перед Шишелом предстала чуть ли не дюжина намертво запертых шкафов, молчаливо выстроившихся вдоль стен. Сэр Стрит безошибочно определил среди них нужный ему. Видимо, заветный. Поковырявшись с полминуты ключом в его замке, он торжественно произнес:

— Вот, смотри! — и распахнул створки.

Панель освещения под потолком вполне справлялась со своими обязанностями, и содержимое шкафа открылось Шишелу достаточно ясно. По крайней мере, настолько, чтобы уяснить себе, что ничего особенного он перед собой не видит. Оно так и должно было быть: как правило, большую часть времени предметы Магии выглядят самым заурядным хламом, который не всякому старьевщику еще может оказаться интересен.

Так что задаваться вопросом, какой из многочисленных предметов непонятного назначения, любовно размещенных хозяином на полках заветного шкафа, был той гордостью его собрания, которая предлагалась на обмен, Шишел и не думал. Его, честно говоря, вообще не интересовало, что там будет ему предложено. Чем бы это ни оказалось, он намерен был как можно скорее избавиться от этой чертовщинки любым из дозволенных законами Магии способов. Впрочем, нет... Один из этих способов, а именно: потерять хреновину вместе с жизнью в честном бою — был для Дмитрия не слишком привлекателен.

Из вежливости к хозяину он изобразил на физиономии живейший интерес к содержимому шкафа.

— Вот... — повторил уже менее уверенно сэр Стрит, приглядываясь к чему-то на четвертой снизу полке. — Видите эту вещь?

Он взял предмет, который имел в виду, и продемонстрировал гостю. Какая-то растерянность сквозила в его поведении.

— Симпатичная куклища, — признал Шишел, уставившись добродушным взором на отлитого из металла и непонятной керамики болвана ростом чуть ли не в полметра. Болван был не чем иным, как стилизованным и очень ядовитым изображением самого сэра Стрита.

И следовательно, в понимании Дмитрия, никак не мог относиться к предметам Магии. Поэтому гость не мог ничего путного добавить к уже высказанной им одобрительной оценке этого изделия.

— И кто ж вам такой шаржик изваял? — растерянно осведомился он.

— Кто, кто... Да никто! — с досадой отозвался преславный сэр. — Сам он изваялся! Еще позавчера эта штука была чем-то вроде кофемолки. А с неделю назад — креслом... Понимаешь, меняется она. То стоит, стоит себе и ничего ей не делается. А потом: раз! И стала уже чем-нибудь совершенно непохожим...

— Прямо на глазах? — удивился Шишел.

— Нет, — покачал головой Коннетабль. — Ни разу на моих глазах это не происходило. Всегда без свидетелей. Такая вот штука... Я ее у Фландерса выиграл... Он ее называл Джокер.

— У самого Фландерса? — поразился Шишел.

Один из самых мужественных первопроходцев Закрытого Мира Рафаэль Фландерс был для него чем-то вроде бога, живущего по нелепой прихоти среди людей. И то, что с этим божеством можно было сыгрануть партию в строжайше запрещенные магические кости, было для него вещью совершенно невообразимой.

— А что в этом удивительного? — пожал плечами сэр Стрит. — Мы же с ним вместе на Скимитаре чуть ли не целый год сидели. Вот и сошлись. А вот из-за этой штуки рассорились. Он очень жалеет, что проиграл мне ее. А в дар назад принимать отказывается. Вообще со мной дела иметь не хочет. Считает, что я коварно воспользовался его слабостью... Такие вот пироги...

Скимитара, названная так в честь старинной турецкой кривой сабли, была одной из самых загадочных планет системы Заразы. Планетой, почти пригодной для заселения, но — только почти. Основной особенностью ее, заставившей переселенцев из Старых Миров потратиться на организацию на этой планете постоянной базы, была Магия Предтеч. На Скимитаре энтузиасты, подобные Фландерсу, накопали огромное количество сохранившихся в целости и сохранности следов пребывания Предтеч. В том числе — и предметов Магии. А уж уговорить на денежное вливание Престол в лице принцессы Фесты, тронувшейся на перспективах, которые, по ее мнению, открывали такие артефакты, им не стоило большого труда.

— Ну и что эта штука может? — для проформы осведомился Шишел.

На самом деле он ни за какие коврижки не собирался прибегать в каком бы то ни было деле к помощи Магии.

— Если это кто и знает, — пожал плечами сэр Стрит, — так только сам Фландерс. Но он — молчит. Говорит, что в этой штуке таятся возможности, для которых человечество еще не созрело. Во как! Очень сокрушался, когда хакеры влезли в файлы с его дневниками. И с тех пор записи ведет только на бумаге. Если сможешь у него что-то выведать или отыскать те файлы, что выкрали хакеры, — твое счастье. Как видишь, ситуация очень похожа на случай с мечами...

— Ну а его, Фландерса, предшественники что говорили на этот счет?

Шишела уже начал одолевать его вечный недуг — любопытство.

— У Рафаэля не было предшественников, — с досадой произнес сэр Стрит. — Он нашел Джокера на Скимитаре. Вместе со мной. Точнее, он говорит, что сам Джокер лично пришел к нам. Случилось это в его дежурство. А мне не повезло. Я как раз после дежурства отсыпался. — Сэр Стрит закручинился. — Эх, как вспомню те годы... Сколько всего было! И сколько всего было упущено... Так вы согласны на обмен, сэр Шишел?

— Разумеется! — заверил его Дмитрий.

* * *

Ларри Брага мог бы стать вторым человеком после Себастьяна Мочильщика в команде Секача, но предпочитал быть человеком, который существует «сам по себе». Он выполнял разовые поручения от разных хозяев — за разовую оплату, как правило. Но чаще всего все-таки от Секача. Тот ценил его за то, что с поручениями он справлялся всегда безукоризненно, без шума и не «грузил» заказчика лишней информацией. Ларри появлялся в кабинете шефа только для того, чтобы доложить, что «вопрос улажен». И получить плату за сделанную работу. Поэтому с деликатными поручениями Секач обращался в первую очередь к Ларри. Это при том, что Ларри всегда мог и отказаться «уладить дело».

«Улаживать вопросы» было его семейным бизнесом. «Вопросы улаживали» его отец и раньше — в Старых Мирах — его дед. А здесь, на Заразе, в не таком уж и далеком будущем «дела улаживать», вероятно, предстояло двоим его сыновьям, пока что прилежным воспитанникам средней школы.

Сказанное выше вовсе не следует понимать в том смысле, что Ларри был потомственным адвокатом или стряпчим.

Стокилограммовый атлет в дорогом «прикиде», принятом среди здешнего народца, живущего «по понятиям», короткая стрижка и физиономия, подобная некоему железобетонному изделию, — таков был облик Ларри Браги. Правда, из общей картины выпадали глаза Ларри — слишком живые и выразительные для людей его круга. Выдававшие наличие незаурядного ума, пусть даже ума, используемого не по назначению.

Но предполагать, будто Ларри принадлежал к числу тех паразитов, что кормятся от Закона, точнее от его несовершенств, было бы просто глупо. Скорее наоборот. Ларри улаживал «вопросы», в которых от адвокатов и стряпчих нет ровным счетом никакой пользы, кроме вреда. Ларри требовался Гарри Гордону только в тех щекотливых ситуациях, в которых в основном слово имел «товарищ Маузер». Впрочем, любителем стрельбы (и чего-то вроде того, чтобы самому быть мишенью) Ларри не являлся. Он очень ценил то разрешение на ношение огнестрельного оружия, которое выбил для него Секач. Но никогда и нигде не забывал, что всегда и в любой ситуации крайне желательно, чтобы «товарищ Маузер» высказывался как можно более лаконично, а лучше всего — и вовсе не появлялся на месте действия. В этом отношении его функции были прямо противоположны функциям Себастьяна Горнецки.

Сегодня, за два часа до начала очередного подпольного матча, Ларри зашел в кабинет мистера Гордона, чтобы доложить, что конфликт между парой людишек из Красных Камней и Грибных Мест больше не будет отвлекать внимание Секача от более важных дел.

То, что Секач слушал его вполуха и пребывал в некоей эйфории, будучи чем-то к делу не относящимся до крайности доволен, Брага заметил сразу. Но это касалось его в наименьшей степени.

Закончив краткий доклад, он уже было повернулся к двери, но немного притормозил и, откашлявшись, сказал довольно равнодушным тоном:

— Может быть, это не мое дело, мистер Гордон, но... Вы знаете, что на воротах заднего двора у вас кто-то висит?

— В самом деле? — поразился Секач. — И что же так просто и висит?

— В петле. На ремне, — уточнил Ларри. — Судя по всему, на собственном. Я имею в виду, что штаны с него свалились. Но его это, наверное, уже не волнует. Покойники, как я заметил, удивительно спокойно относятся к подобным вещам... Я просто думаю, что кто-то что-то, может быть, этим хотел вам сказать? Например, сам покойный.

— Кто бы это мог быть? — задумчиво поскреб подбородок Гордон.

Всяко бывало в Чоп-хаусе. Было разок так, что один очень сильно загнанный в угол подполковник Городской Стражи вышиб себе мозги прямо в кабинете у Секача. Бывало и так, что игроки «ставили на перо» друг друга и лиц к их неудачам непричастных. Бывало, что и вешались — с горя. Вообще много чего бывало. Так что ничем особо поразительным новость, принесенная Ларри, не являлась. Однако требовала-таки внимания.

— По-моему, — все так же равнодушно заметил Ларри, — это один из братьев Хого-Фого.

— Тогда, — умозаключил Себастьян, — я бы даже сказал, что это, скорее всего, Хого. Потому что Фого сегодня поутру Дорожники замочили на Тракте. И кроме того...

Секач остановил его, придержав за руку.

— Всего один Дорожник, — внес свои дополнения Ларри. — Шишел-Мышел. Вы его знаете.

— Ты это точно знаешь? — Секач вскинул на него пристальный взгляд.

— Я, мистер Гордон, никогда не говорю того, в чем не уверен, — напомнил ему Ларри. Это было святой истиной.

— Пошли, — мотнул головой Секач. — Я должен убедиться... И надо убрать это украшение. Скоро народ начнет собираться на Игру. Мне такая реклама — без надобности.

* * *

Ларри примерился к узлу ремня, затянутому на верхней перекладине решетчатой створки ворот. Потом терпеливо воззрился на Гордона. Тот кивнул. Ларри перерезал ремень и спустил покойника наземь.

— Да, он, — заключил Секач и пнул Хого в бок носком остроносого полуботинка. — Вот что, Ларри... — Он достал из внутреннего кармана роскошный бумажник и отсчитал из него несколько купюр. Купюры протянул Браге. — Не сочти за труд, Ларри... Вывези эту падаль на Трясины и определи в топь ненадежнее. Ну, в том, что трепаться ты не будешь, я уверен, так что даже не напоминаю. А вот завтра с утра зайди — будет работа... Впрочем... Вот что — завтра, если сможешь, то сегодня найди Шишела и выясни, как он намерен распорядиться тем трофеем, что ему достался от Фого... У него должен объявиться такой трофей. Про меня — ни слова... Ну ты у нас не глупый. Как только узнаешь, сразу мухой ко мне...

— Я вас понял, мистер Гордон, — с вежливым равнодушием произнес Ларри.

Он достал из кармана пультик и набрал команду своему кару. Меньше чем через минуту из сгущающихся сумерек выкатилась серебристая тушка «Форда Торпедо» и тихонько просигналила хозяину подфарниками. Еще через минуту Себастьян и Секач были лишены приятного общества покойного Хого и остались вдвоем в пустом и безлюдном пока что дворе.

— Не ожидал я, — задумчиво бросил Секач, — что у парня такие хлипкие нервы...

— Может быть... — задумчиво молвил Мочильщик. — Может, он и не сам...

Секач решительно повернулся спиной к воротам и зашагал в Чоп-хаус.

Себастьян поторопился за ним.

— Прикинем, — рассуждал Секач, меряя двор широкими шагами. — В середине дня Хого вваливается ко мне в расстроенных чувствах... Вообще весь из себя никакой. И сообщает, что хочет ни больше ни меньше как со мной махнуться. Магию — на Магию. Свой меч — «левый» из пары — на Зеркало Смерти. Ни фига себе заявочка! Я честно предлагаю ему просто сыгрануть — тут же, на месте. Одно против другого. Долго торгуемся. Выставляем в дополнение всякую мелочишку. Наконец играем. Игра складывается сложно. По дороге Хого пьет все, что может гореть. Выкладывает мне, что Зеркало сдалось ему, чтоб мстить за то, что брата его замочили. Мы, конечно, ему сочувствуем и подливаем. В конце Хого проигрывается вчистую и лезет драться. Но уже плохо стоит на ногах. Я забираю меч, и вы, ребята, вышвыриваете его на задний двор. Следующий раз мы его видим уже в петле...

— По пьяни еще не то мужики творят, — резонно заметил Мочильщик, взбегая по лестнице вслед за шефом. — А Хого, уже когда к тебе заявился, был здорово подогретым. Больно за брата своего кручинился, наверное. А может, и не по пьяни... Может, у ворот повстречал кого-нибудь... Из тех, кто давно с ним хотел вот этак поговорить...

Секач молча вошел в кабинет, кивнул Себастьяну, чтобы тот закрыл дверь, и подошел к тяжелому железному шкафу — из тех, в которых в казармах хранят огнестрельное оружие. Отперев его, Гордон осторожно и с нежностью извлек на свет божий нечто, завернутое в тонкую шкуру местной козлоногой обезьяны. Положил сверток на стол, развернул и некоторое время любовался похожим на иней узором клинка, явно вышедшего не из рук мастеров, ведущих свой род от Адама и Евы. Потом достал из бара бутыль виски и подошел к другому шкафу — полки в нем были заставлены алтариками божков, в которых никто не верил всерьез. Чарка виски досталась Коварному богу Желаний.

— В конце концов, — бросил Секач, рассеянно созерцая миниатюрный, жадный лик божества, — не наше это дело, сам ли Хого отправился к праотцам или кто-то ему с этим делом слегка помог. Не фига вдребезину бухим шататься по таким местам, как наш дворик! Верно, Себастьян?

Мочильщик отозвался одобрительным «гы!».

 

Глава 3

БОГ ОТЧАЯНИЯ

— Папеле, — обратился к старику Зильберману его почтительный, уже сорокалетний сын Мордехай (для близкого круга — Мордка). — Я хотел спросить вас: вы опять собираетесь в бега, папеле? Или мне просто так кажется?

— Не будь идиотом, сынок, — дал ему добрый совет старый Ари. — А лучше помоги поднять эту глупую крышку... Неужели ты, прожив так долго в этом месте, так и не понял, что когда твой папа берет свой кейс, с которым он прилетел сюда, и берет с собой Тору, то это всегда значит, что твоему папе надо немного убежать? Чтобы у всех нас не было неприятностей. Боже мой! Что это за место, куда ты нас определил, чтобы мы тут мучились, как в аду?! — возвел он глаза к потолку подвала. — Что это за место, Господи, где старому Ари приходится раз в год лезть под землю, словно кроту? Я ведь уже не так молод, Господи. Ты это заметил?

— Что случилось, папеле? — с тревогой спросил Мордка. — Почему вы так волнуетесь? Вы хорошо поужинали, вы хотели пройтись до реки. Но вместо этого я прихожу и нахожу вас в нашем погребе с вашим старым кейсом и Торой?

— Ты бы тоже так волновался, сынок, если бы узнал, что тобою очень сильно интересуется Лео Байер и его архангелы.

— Но ведь сэр Байер только поговорил с тобой и спокойно ушел... И, по-моему, он вел себя очень почтительно...

— Настолько почтительно, что поставил четырех своих человек присматривать за старым Ари, — отозвался папеле с большой горечью в голосе. — По крайней мере, я вижу четырех. Этот Родни Паркер — я хочу сказать тебе, сынок, — он оказался очень нехорошим человеком. Он нас всех — своих честных партнеров — втравил в такое дело, которым немножко интересуется сэр Байер. А нет ничего хуже, чем заниматься делами, которыми интересуется сэр Байер, сынок. Родни Паркер очень нехорошо сделал нам всем. Я даже думаю, — тут старый Ари перешел на шепот, — что он сделал так потому, что он антисемит!

Мордка тяжело вздохнул. «Вот доживу я до тех же лет, что папочка, — подумал он, — и тоже в каждом прохиндее, который меня надует, буду видеть антисемита... Дайте только дожить, и вы увидите...» Вслух же он согласился с отцом:

— Да, папеле, Родни Паркер — очень нехороший человек. Настолько нехороший, что его убили. Сегодня в обед. Взяли и убили человека, как будто он для этого родился! И говорят, это сделали люди Байера. В доме у этого смешного грека. — Он подумал и добавил: — Или итальянца.

— Перестань болтать языком! — решительно приказал Ари. — И помоги мне наконец поднять крышку!

Речь шла о крышке, хорошо замаскированной в полу подвала. Она скрывала спуск в туннель, промытый обмелевшей теперь подводной рекой. Отсюда можно было пройти в места, где переждать опасность было надежнее, чем по своему адресу. Ари искренне считал, что о туннеле этом люди Закона и люди Страшного Коннетабля не догадываются. Был ли он прав, сказать трудно.

Вид разверстой пасти спуска в здешний Аид вызвал у старика прилив сентиментальности.

— Давай попрощаемся, сын! — сказал он с чувством. — Я уже очень старый человек, и мы можем больше не увидеться.

— Типун вам на язык, папеле! — дрогнувшим голосом молвил Мордка. — Но... Но если вы так сделаете, я хотел бы, чтобы вы меня простили... Я чуть было не совершил великий грех сегодня, папеле...

Глаза его наполнились слезами.

— Говори, сын... — голосом, исполненным подозрения, благословил сына на исповедь старый Ари.

— Я хотел этим вечером пойти в Чоп-хаус и играть там в магические кости...

— Это очень глупо, сын, — сухо сказал Ари. — Для того чтобы играть в магические кости, надо иметь магические монеты. Целых три магические монеты. Не меньше. Или другие магические предметы, которые можно выставить на Игру...

— У меня была магическая монета. Та, которую вы подарили мне на день сорокалетия, папеле...

— Ты очень, очень огорчил меня, сын, — еще более сухо дал оценку намерениям своего отпрыска Ари.

— А остальные две вложил в Игру Рябой Али, — совсем упавшим голосом уведомил его сын. — И, по-моему, одна из них была фальшивой.

— Но ведь Али исповедует веру в Аллаха. Он мусульманин... — не понял его старый Зильберман.

— Суннит, — уточнил Мордка.

— Я прокляну тебя, сын, — уведомил его Ари и стал пробовать носком ботинка, не скользко ли будет спускаться по вырубленным в черной скале ступеням.

— Но Бог не дал нам согрешить, — горячо заверил его Мордка.

— Это хорошо, сын, — дал оценку ситуации старик и приготовился к спуску в здешний филиал Аида.

— Ты не хочешь знать, как он это сделал, папеле? — огорченно спросил Мордка.

— Долго ты будешь отнимать у меня время? — возмутился Ари. — Его и так уже мало осталось у старого Зильбермана.

— Он послал к нам того из братьев, что разбойничают на Трясинах. Того, что тогда — помнишь, три года назад? — загнал в Трясину караван вездеходов с оборудованием для новой больницы? Мы должны были получить за эти вещи хорошие деньги. Ты хорошо помнишь этого человека?

— Их было-таки двое. — Ари хорошо помнил тот случай. — И один вездеход вел твой брат Шлойме...

— А еще один вездеход вел сын Рябого Али — Джибраил, — напомнил отцу обстоятельства дела Мордка. — Всего в караване было шесть машин, шесть водителей и пятеро человек охраны — из Ордена Охраны Путников. Братья Хого-Фого обещали, что если эти люди отдадут им свой груз, свои деньги и свое оружие, то они помогут им выбраться из Трясин. Те им отдали всё, а братья их всех расстреляли из их же пулеметов. Только двое охранников остались живы. По ошибке, наверное. Или они были очень хорошими людьми и Бог сохранил им жизнь... Но ведь и Шлойме был очень хорошим человеком, хотя и играл иногда в карты?

— Это было большое горе для всех нас, сын, — вздохнул отец.

— И для семьи Али тоже, — уточнил Мордка. — Именно после этого случая мы с ним стали лучше относиться друг к другу.

Ари промолчал, поджав губы.

— И вот мы встретили этого человека... — продолжил его сын. — Это было на заднем дворе Чоп-хауса.

— Вряд ли он узнал вас, — подумав, определил старик. — Но вы правильно сделали, что поняли этот знак, который послал вам Бог, и вернулись по домам.

— Он нас не мог узнать, — объяснил ему сын. — Да и мы бы его не узнали, наверное. Но он был сильно пьян и пристал к нам. Нес всякую околесицу. Он, оказывается, был очень огорчен тем, что какой-то хороший человек зарезал его брата на Тракте. Сегодня утром.

— Я знаю об этом, — кивнул Ари. — Я думаю, ему многое простится на том свете. Этому хорошему человеку, я имею в виду.

— Ну и когда мы поняли, кто это... — несколько запинаясь, продолжил Мордка. — Когда м-мы это поняли... То мы... Мы ушли не сразу. Но ушли. Никто не видел... Ну а Хого остался висеть на воротах у Секача. А душа его — гореть в геенне огненной... Я надеюсь, что это так... А потом мы пошли... Я — в синагогу, а Али — в мечеть... Ты простишь меня, отец?

Наступила пауза.

Потом Ари поставил свой кейс на пол и молча положил освободившуюся руку на голову сыну. Другой рукой, левой, он крепче прижал к себе том Торы. Если бы Мордехай осмелился поднять глаза, то увидел бы, что по устам папеле змеится счастливая улыбка. Улыбка отмщения.

Старик чтил Тору. А Тора никогда не советовала, получив по одной щеке, подставлять другую. Человек, которому пришла в голову подобная идея, явился на далекую отсюда Землю много позже, чем была написана мудрая книга.

* * *

— Ладно, — бросил Секач, покончив с принесением жертвы божку Пестрой Веры. — Нас сильно отвлекли. А времени у нас почти не осталось. — Он пристроился на краешке своего стола и плеснул виски себе и Мочильщику. — Ты вроде говорил, что у тебя против каждого из игроков есть свой убойный прямо-таки ход... Меня интересует, какой ход у тебя припасен для этого русского приемыша.

Себастьян лукаво ухмыльнулся. Это у него получилось в точности на манер одного из политиков двадцатого столетия — лучики-морщинки легли вокруг его глаз.

— Дело в том, что где-то к концу игры у нас будет возможность схватить этих обнаглевших птенчиков за ручку...

— Неужели этот парень думает, что сможет «передернуть», играя в такой компании? — поразился Секач, как будто Себастьян сообщил ему о какой-то уж и вовсе из ряда вон выходящей непристойности.

— Да нет... — покачал головой Мочильщик. — Правил Гринни не нарушит... Не такой человек. Просто у него одна монета будет кривая...

— Это как? — Секач подлил себе еще виски. — Порченая, что ли?

— А так, — отозвался Себастьян и тоже плеснул себе спиртного. — И магическая, и, однако же, людьми сделанная. Большая редкость, замечу. Такими иногда цыганские маги играют. А строгими правилами их ставить в Игре запрещено. Наравне с фальшивыми. У тех, кого на этом ловят, «все ставки аннулируются и уходят в джек-пот». А самих таких игроков, бывает, что и бьют... Нужен только специалист, чтобы распознать мог. У меня такой есть на примете...

Секач задумчиво смотрел на Мочильщика:

— Информация надежная? Откуда?

— Эту монетку одна девица сварганила. Из той же компании... У нее в связи с этим какая-то история вышла...

— Так она уже попадалась на подделках? Что-то я не слышал ничего подобного. Что за девица?

— Нет, мистер Гордон. То другого рода история была. Не имевшая отношения к властям. Что-то темное... Связанное с Магией. Девицу вы знаете. Это Элли Кортни. Помните историю с магическими замками?

— Х-хе! Вот, оказывается, кто! — почти восхитился Секач. — Ну и компания там подобралась у них.

— Так вот, — уточнил Себастьян. — У девочки были серьезные неприятности по части Магии. Она кое-что сболтнула на этот счет — главным образом всякими недомолвками. Слишком умная, как говорится. Но знающие люди просекли, что, как только появится первая возможность, она попробует от этой монеты избавиться... Не может быть, чтобы она эту монету не выставила на Игру. Их у нее и так не очень много, таких монет. Еще одна или две.

— Я спрашивал, откуда информация? — сурово напомнил Секач.

— От Чувырлы, — с некоторым смущением признался Мочильщик. И тут же добавил: — Но в данном случае его можно считать надежным источником информации.

— Макс Чумацки... — Секач выговорил это имя, словно скверно пахнущее ругательство. — Это же дерьмо, как говорится, еще того замеса... Еще не было человека, с которым он имел дело и которого бы рано или поздно не подставил. И ты предлагаешь мне верить тем байкам, что он распространяет? Он, скорее всего, зол на девицу. Я помню, что после той истории с замками она его и на порог не пускает... А чертов нарк рассчитывал чем-то там у нее поживиться. Вот теперь и сочиняет...

— Дело тоньше, — покачал головой Себастьян. — До той истории с замками Чувырла у Элли не то чтобы в лепших друзьях ходил... Даже не в друзьях вовсе. Но вроде как в делах ей помощь оказывал. На людях что-то вроде ее импресарио корчил. А после подмены тех замков стало ясно, что он просто разнюхивал, где что плохо у Элли лежит. «Жучки» расставлял. И все такое. Или для кого-то наводчиком работал, или сам воображал, что у девочки где-то несметные богатства запрятаны. Но после того как на замках попался, Элли его шуганула из своей мастерской, как блохастую псину. И — кстати о блохах — «жучки» его ему в морду бросила. Но, видно, не все нашла. Макс тоже не лыком шит. Потому что от Макса продолжала кое-какая информация плыть... Вчера вот насчет монетки той он мне кое-что наплел. А сегодня в обед кое-что добавил.

— И сколько взял?

— Под обещание продал. Что если наврал, то просто сломанной челюстью не отделается. А если инфа его подтвердится, то с меня пятьдесят. Федеральными. Он знает, что мое слово — железное.

— Под обещание... — задумчиво протянул Секач, покачивая свешенной с края стола ногой. — Под обещание... Тогда это похоже на правду...

* * *

Лео Байер двумя пальцами левой руки потер глаза, так что казалось, что он хочет взять их в щепоть и выбросить вон. Потом выдвинул боковой ящик стола, но не стал туда заглядывать, а устремил внимательный взгляд на тихо потевшего перед ним вольного предпринимателя Апостолоса Челлини.

— Подытожим, — произнес он устало. — Поправьте меня, если я неверно передам ваши слова.

Вольный предприниматель всем своим видом выразил готовность оказывать посильную помощь святому делу Ордена.

— Покойный меняла Паркер, — начал уже в который раз зачитывать Еноту конспект его показаний Страшный Коннетабль, — действительно просил вас заняться поисками некоего груза, который прибыл для него, по его словам, откуда-то из Старых Миров, но... э-э... затерялся на складах компании услуг «Грандисон». Это так?

— Именно так, — со всей охотой подтвердил Енот.

— Прекрасно...

Коннетабль разгладил лежащий перед ним листок.

— Через некоторое время, а именно позавчера, некто Ари Зильберман поставил вас в известность, что вышеупомянутый груз находится в руках владельца скаковых конюшен и ряда ферм Мыколы Просыпы... Кстати, вы не знаете, где можно найти упомянутого Зильбермана? Не считая, разумеется, адресов его квартиры и офиса?

— Нет, — испуганно ответил Енот. — В том смысле, что да... То есть вы меня запутали, благородный сэр...

— Постарайтесь выражаться яснее, — посоветовал ему Коннетабль, мучительно морщась.

Пошел всего третий час их задушевной беседы. Но способ, которым излагал свои мысли вольный предприниматель Челлини, уже стал вызывать у главного охотника за Чужими стойкую и притом довольно сильную мигрень.

— Я имею в виду то, что вы конечно же правы, сэр, — торопливо стал объяснять Енот. — Только вы не правы совершенно! Старик Зильберман действительно живет по своему адресу. Но я не могу знать, где он живет, когда он не бывает там... В смысле — ни по своему адресу, ни в своем офисе, ни в синагоге! Мы с ним совсем не разговариваем о таких вещах! Зачем?! Нам и так есть о чем разговаривать — Апостолосу Челлини и старому Ари Зильберману! Например...

— Стоп!

Коннетабль пришлепнул лежащий перед ним листок бумаги, словно по тому крался нахальный таракан. И снова попытался взять в щепоть свои глазные яблоки.

— Я уже понял, что вы не знаете, где находится почтенный Ари Зильберман, — сказал он голосом, по которому чувствовалось, что его, голоса этого, обладатель старается из последних сил сохранить спокойствие. — Вы и не обязаны это знать. Но вы подтверждаете, что именно он утверждал, что искомый вами и покойным Родни Паркером груз находится в руках господина Просыпы? Да или нет?

Енот развел короткими ручками.

— Разве же я утверждал что-нибудь другое, сэр?

— «Да» или «нет»! — напомнил Страшный Коннетабль. — Вы ведь не хотите ввести меня в заблуждение?

Енот всем своим видом показывал, что оказался в тупике из-за непонятливости высокопоставленного собеседника. Он постарался растолковать свою мысль как можно яснее:

— Нет — в том смысле, что конечно же да... Я ничего другого и не говорил... Следовательно, вы можете считать, что...

— Значит, «да», — волевым усилием подвел итог путанице Коннетабль. — Вы не помните еще чего-нибудь, что сообщил вам почтенный Зильберман в этой связи? Например, каким образом этот груз попал к господину Просыпе? Или откуда он, Зильберман, взял, что груз этот находится в руках именно у этого господина, а не где-либо еще?

Енот воздел свои ручки к небу.

— Я сам хотел бы знать это! Никакого груза для покойного Паркера у Щу... У-у... У уважаемого Просыпы не было и в помине. Он это и самому почтенному Зильберману так и сказал... Точнее, он сказал ему...

— Стоп! — снова прервал его Байер. — Где же стали искать этот груз вы?

Енот попробовал расстегнуть пуговку на воротнике, но не преуспел в этом занятии.

— Знаете, достопочтенный сэр... Скажу вам честно: у меня есть и другие дела... Более важные, чем искать незнамо что неведомо где...

— Одним словом, вы не занимались этими поисками.

— Именно так, сэр! И не думал заниматься! Почтенный Зильберман вас направил ко мне только по той причине, что он непроходимый идиот! Он подумал, что я прямиком после того, как выслушал его бредни, побегу трясти задницей перед этой скотиной — уважаемым господином Просыпой! Дудки! Если вы хотите знать мое мнение о...

— Не хочу! — чуть ли не по слогам произнес сэр Байер. — Итак, вы не занимались поисками потерянного груза и не знаете, где он находится. Так?

— Именно так! — с энтузиазмом подтвердил Енот.

Разговор подошел к моменту, которого он опасался больше всего. Сейчас должны были снова последовать скользкие вопросы. О том, как в его кабинете неожиданно объявился почтенный меняла Родни Паркер сам по себе и его голова — сама по себе... Что не есть хорошо.

Однако к этой части их долгого разговора Коннетабль возвращаться не стал. Он, по-прежнему не заглядывая в ящик, извлек из него коротенькую, но массивную, из какого-то особо корявого дерева вырезанную трубку и объемистый кисет. Потом отпер с помощью ключика, висящего на длинной цепочке у него на шее, еще один ящик, бросил в него многострадальный листок, хранящий запись его разговора с Енотом, и снова запер его.

— Вы пока поразмыслите над тем, что вы мне наговорили, — мрачно посоветовал он вольному предпринимателю, поднимаясь из-за стола. — Может быть, припомните какие-нибудь обстоятельства, о которых, по вашему мнению, стоило бы мне сообщить... Или измените показания... А я пока выйду, выкурю трубочку... А потом мы подпишем протокол...

Енот остался один в кабинете Коннетабля, помещении довольно мрачном. Стены его были обшиты панелями темного дерева. А украшением служили копии работ известных живописцев, изображающих страдания святых мучеников...

* * *

На балюстраде, опоясывающей Замок задушевных бесед, сэр Байер похлопал себя по карманам и крякнул с досады.

Позади него раздалось деликатное покашливание и щелчок зажигалки.

— Я так и знал, сэр, что свою вы забудете, — пряча в усах улыбку, посочувствовал шефу лучший сыскарь Ордена Роман Плонски, протягивая Страшному Коннетаблю огонек. — Все остается в силе?

— Да, Ромми, — кивнул сэр Байер. — Отпускаем этого клоуна на все четыре стороны. То, что не он снес башку мерзавцу Паркеру, ясно как божий день. Так же, как и то, что среди нас теперь бродит дьявол. Притом дьявол, который, по всей видимости, может принимать обличье любого смертного.

В последнем Лео Байера убедил даже не столько Апостолос Челлини, который, попрощавшись с ним, вышел из гаража через ворота, а через считаные секунды вошел в гараж через дверь, ведущую в дом, не имея представления о том, что уже виделся со Страшным Коннетаблем несколько минут назад.... А скорее то обстоятельство, и досадное обстоятельство, что буквально под самым его носом кабинет Челлини, а затем и его дом покинул человек, по словам наблюдателей как две капли воды похожий на него самого — сэра Лео Байера. К немалому удивлению наблюдателей, сначала их шеф удалился по кривой улице Вознесшихся, не воспользовавшись своим служебным автомобилем. А затем он вновь появился из дома Челлини — охваченный гневом и раздающий направо и налево тычки и грозные «ценные указания».

— У меня все подготовлено, — доложил Роман. — Как только Челлини покинет ваш кабинет, я и двое моих людей установим за ним слежку, не спуская с него глаз ни на мгновение.

Сэр Байер сделал затяжку и выпустил дым вниз, себе под ноги.

— Запись с «жучка», которым мы снабдили Паркера, так и не удалось прочитать? — спросил он вроде бы невзначай.

— Нет, — вздохнул Плонски. — Ребята из лаборатории говорят: пустой номер. Сдох «жучок»...

— Будьте осторожны, — буркнул шеф. — Вы видели, чем обошлась неосторожность проклятому иуде Паркеру.

— Не думаю, что этот тюфяк состоит в сговоре с Сатаной, — пожал плечами Плонски. — Скорее всего, дьявол шел за нами по пятам. И когда мы послали Паркера в дом Челлини, он принял образ хозяина. Больше он ему уже не понадобится... Боюсь, мы зря потеряем время.

Лицо сэра Байера сделалось суровым.

— Твое слабое место, Роман, это то, что ты иногда недооцениваешь и партнеров и противника. Этот Челлини не так уж прост, как тебе кажется. — Он снова затянулся трубочкой и, задумавшись, добавил: — Да и дьявол — тоже...

* * *

Выйдя из Замка задушевных бесед целым и невредимым, Енот вовсе не ощутил себя счастливейшим из смертных, как того можно было ожидать.

«Так просто Орден от тебя не отцепится, Енотик, — сказал он себе. — Не думай и не мечтай. Ты — в “разработке”! Под колпаком, дорогой мой, под колпаком... И — будь уверен — под колпаком надежным. Да и дьявол из ящика может в любое время вспомнить о тебе».

Он обратил взгляд своих глаз-маслин к быстро темнеющим небесам, словно накрывший его колпак был зрим и осязаем. Но увидел лишь первые звезды, загорающиеся в вышине. Чужие звезды чужого ему до сих пор мира.

Однако жизнь продолжалась. Надо было спать, есть и выполнять свои обязанностями перед клиентами. Однако появляться дома Еноту было не с руки. Все окрест уже знали, что Апостолоса Челлини посетили «Свои» и что из его дома вынесли покойника, а самого его — правда, без наручников — увезли в Замок задушевных бесед. Желающих увидеть его и задать ему сотни идиотских вопросов будет тьма.

Слава богу, никому из журналюг не пришло в голову, что попавший в Замок человек может выйти из него на волю еще до наступления темноты. Такое допущение иначе чем идиотством окрестить решительно было нельзя. Так что никто из шакалов пера не караулил Енота на выходе. Да и вышел-то он, строго говоря, не из Замка, а из подъезда одного из домов на противоположной стороне реки. Так — через подземный ход — из Замка выпускали тех, к кому не хотели привлекать внимания.

Выспаться, поесть и привести себя в порядок можно было в любом из подходящих местечек, загодя присмотренных и тщательно «окученных» Енотом. Пока придется все делать под носом у наблюдателей Байера. Заодно, глядишь, наблюдатели эти сами «засветятся». Пытаться сейчас «нырнуть», пустить в ход закаченные в тайниках документы на чужие имена, обналичить кредитные карточки пока не горит... Надо взять тайм-аут. А дела можно делать, связываясь с компом в своем офисе через здешнюю Сеть. Худо-бедно, а работает болезная...

С идеей как-то выйти на Шишела Енот не расстался. Но действовать напрямую означало светиться перед «Своими». Нет, вопрос надо обмозговать... Где-нибудь за столиком с доброй закуской... Еноту вдруг дьявольски захотелось есть. В чем, впрочем, не было ровно ничего удивительного. Тут как о чем-то, что было с ним в далеком прошлом, он вспомнил, что назавтра ему обещан дармовой обед «от пуза» на двоих в ресторанчике Сяна. Что ж... Этой возможностью он решил не пренебрегать и использовать ее наилучшим образом.

Но — завтра будет только завтра. А есть отчаянно хотелось сегодня и сейчас. Вытащив свой мобильник, он начал вызывать такси.

* * *

— Ну все. Мне пора, — решительно произнес Гринни. — Ждите меня здесь, ребята, и костерите последними словами. Вернусь ближе к полуночи. Со щитом или на щите.

— Ни пуха тебе ни пера! — напутствовал его Сян, который никогда не забывал про ритуальную часть любой затеи.

Тимми и Мика просто сделали Гринни ручкой. И тот исчез в дверях.

Вздохнув, Тимоти повернулся к заскучавшему было бармену. В «Топоре и плахе», одном из немногих пабов, был самый настоящий, живой бармен. Не кибер-автомат. Не удивляйтесь. На Заразе такое сплошь и рядом.

— Три пива, — буркнул Тимоти. — А лучше — сразу шесть.

— Я буду только имбирное, — предупредила Мика. — Или колу.

— Все равно — шесть вашего фирменного и большую колу для дамы, — уточнил Тимоти. — Нам тут сидеть долго. И если можно, переключи Ти-Ви на что-нибудь повеселее.

Из двух действовавших в Семи Городах каналов один транслировал дебаты в Магистрате, а другой — учебный фильм о способах оказания первой помощи. Бармен выбрал последнее.

Когда на поясе у Микаэллы залился трелью мобильник, друзья уже успели узнать, как определять, получил ли пострадавший сотрясение мозга или же является таким козлом от рождения, а также, что надо делать в случае отравления ребенка плодами дрянь-дерева.

Девушка допила колу, нехотя поднесла трубку к уху и приветствовала звонившего мрачным «ну?..». Дурные предчувствия одолевали ее.

Послушав с минуту говорившего на другом конце канала связи, она нахмурилась и морщась, как от приступа мигрени, попросила:

— Шишел, дорогой... Не грузи меня сегодня. Я понимаю, у тебя проблемы. Но давай — завтра. Ладно? Ты уж извини... — и отключила трубку.

Вид мобильника навел Тимоти на одну почти позабытую за делами вещицу.

— Вот что, Мика... — начал он, доставая из внутреннего кармана давешний, поуродованный предположительно дурнем Чувырлой дешифратор. — На-ка посмотри...

— Посмотрела, — сообщила ему Микаэлла, выждав секунд пять или шесть. — Знаешь, ума у меня от этого не прибавилось.

— Это дешифратор, — пояснил Тимоти.

— Да, это дешифратор, — признала Микаэлла. — Сдаюсь, ты выиграл. С тебя кола.

— Понимаешь, Мика, — задумчиво протянул Тимоти и положил аппарат на стойку. — Один урод мне, похоже, сбил у этой штуки настройку... Колу для мисс, пожалуйста. Маковую.

Последнее было адресовано бармену.

Тот с сомнением посмотрел на часы и заметил, что время, вообще говоря, уже не детское и если у мисс нет удостоверения...

Мисс предъявила удостоверение личности, получила маковую колу и поинтересовалась у Тимми:

— Какой урод?

— Макс Чумацки, — отмахнулся Тимоти. — Ты его не знаешь. Это не важно.

— Еще как знаю, — заверила его Микаэлла. — Чувырла. Говнюк еще тот.

— Так вот, — горестно сообщил ей Тимми, — он это еще раз доказал: вернул мне вещь в неисправном состоянии. Эта штука теперь все время ловит один и тот же канал и его дешифрует. И можно круглые сутки слушать голосок Чувырлы и его друзей. Но мне это не надо. Я не могу продать вещь... У тебя нет знакомых, которые...

— У меня есть знакомые, — вздохнула Мика, взяла дешифратор со стойки и кинула его в висевшую на плече сумку. — Это всё?

* * *

— Еще раз прокрути мне схему того, как этот тип намеревается из Магии делать деньги, — попросил Мутти Шведа. — Это выше моего понимания. Магию ведь задумывали так, чтобы все время Магия была бы отдельно, а денежки отдельно.

— Ты розовый идеалист, Мутти! — отмахнулся от него Янек. — Швед заманался уже объяснять тебе простые вещи...

Швед только зло зыркнул на обоих болтунов. Они отвлекали его от довольно важного занятия. Занятие это состояло в том, что он извлекал из стоящей перед ним кожаной сумки одну за другой пачки «орликов», пересчитывал их и укладывал аккуратными стопками на журнальном столике перед собой. В отдельную кучку укладывались попадающиеся среди золотистых «орлов» невзрачные на вид сотенные федеральной «зелени». Сидевший рядом Коста Леонидис зачарованно провожал каждую из них благоговейным взглядом.

«Орлики», что пересчитывал Швед, люди Пуделя внесли и сдали четверым «зоологам» под расчет через пять минут после того, как Пудель, он же Мишель Лакост, разъяснив своим новым подопечным ситуацию, убыл болеть за своего человека на подпольный матч в Чоп-хаусе.

Швед с шумом выпустил воздух из ноздрей, отложил в сторону непересчитанную пачку денег и зло уставился на бестолкового партнера.

— Нет, — обессиленно выдавил он из себя. — Для этого надо быть дипломированным драконоведом, чтобы не понимать простых вещей. Ты не задумывался, Мутти? Почему это «деньги — отдельно, Магия — отдельно»? А от какой такой радости самые большие коллекции предметов Магии оказываются в руках у самых богатых буратинок нашего мира, а не у кого-нибудь другого?

Он поднялся с продавленного дивана, подошел к Ти-Ви, что-то вещавшему в углу гостиной, в которой происходил разговор, и переключил его на музыкальную программу. В отличие от «Топора и плахи», дом 33 по Ботанической был оснащен чертовой уймой кабельных каналов.

— Магия сама по себе, Мутти, не продается за деньги. В этом вся ее подлая натура, — пояснил Швед. — Но услуги, оказываемые Магией, вполне продаются. Нельзя продать самих дракончиков. Но можно продать их работу, боевую работу. И из полученного дохода содержать таких, как мы, «зоологов». И тренеров. И подпольные базы. Но большую часть дохода оставлять себе. Владельцы драконов — богатый народ. Вот Пудель и захотел к их компании присоединиться. Они только купоны стригут с таких, как мы. Ты думаешь, с этой кучи «капусты», — он кивнул на сумку у себя под ногами, — мы получим большой навар? Нет, дорогой. Все это предназначено хозяину нынешней кладки. Как отступные. Мы договорились не называть вслух имен. Поэтому промолчу. Себе мы оставляем обычный процент и премиальные за проведение переговоров с хозяином кладки. Если мы, конечно, проведем эти переговоры успешно. Вся беда в том, что хозяева дракош — народ скрытный. И с кем попало не общаются. Поэтому-то Пудель и нуждается в наших услугах. Потому что настоящих хозяев кладок знаем только мы. И только с нами эти хозяева станут разговаривать.

— И как мы заставим хозяина драконов согласиться на такую дурацкую сделку? — поинтересовался Коста.

— Мы оба слышали, что сказал мсье Лакост, — напомнил Швед. — В случае отрицательного результата мы лишаемся премиальных и передаем ведение переговоров напрямую самому мсье Лакосту.

— То есть сливаем хозяина Пуделю? — уточнил Коста. — Это не называется сделкой... И это не называется партнерством. Пудель — просто дурак. Магия не терпит насилия, шантажа и обмана.

— Да, — пожал плечами Швед. — Лакост — придурок. Но придурок, который знает то, о чем ты забыл. Если хочешь, Мутти тебе прочтет лекцию о том, что драконы приобретают магические свойства только на втором, а то и на третьем году жизни. Когда «становятся на крыло». Им Магией надо заразиться и переболеть. Причем хворают они, болезные, тяжело. Некоторые дохнут. А некоторых выбраковывать приходится. Они к Магии — имунны. Так ящерами и остаются. Фокус в том, что хозяин кладки остается и хозяином драконов, из нее вылупившихся. Как видишь, Магия за деньги таки приобретается. Так что в этом смысле наш Пудель ровно ничем не рискует. А что до честного бизнеса, то я не Джордано Бруно, чтобы терпеть паяльник в заднице ради соблюдения правил игры...

Его излияния прервал переливчато зазвучавший сигнал дверного сенсора.

— Гос-с-споди, кого это несет сюда? — нервно спросил Швед и проверил, на месте ли бейсбольная бита — традиционное орудие самообороны от непрошеных гостей. Бита была на месте — стояла прислоненной к дивану.

Янек дал себе труд покоситься в сторону экранчика системы внешнего наблюдения.

— Да это Чувырла, — махнул он рукой. — К тебе, Мутти.

— Почему это только ко мне? — обиженно возразил тот, но поднялся, чтобы нажать кнопку замка.

Швед хотел добавить к своим словам что-то достаточно нелицеприятное, но по лестнице уже зацокали подбитые фигурными подковками ковбойские сапожки Макса Чумацки. Швед решительно застегнул сумку, накрыл разложенные на столике купюры сдернутым с дивана пледом, с недовольным видом уселся в кресло и сосредоточил свое внимание на экране Ти-Ви.

Макс Чумацки был закадычным приятелем всех, кто еще не сподобился въехать ему в морду. От Мутти ожидать этого было трудно. Янека и Косту он еще не довел до нужной кондиции. А Швед его просто игнорировал. Поэтому в небольшой комнатке, исполнявшей здесь роль гостиной, Макс чувствовал себя как дома.

Надо заметить, что гостиную эту он своим видом не украсил. Смахивал Чувырла больше на белесую моль. Только на моль с крысиной мордочкой. Глаза его были вечно красны и безостановочно бегали, словно опасаясь, что пропустят что-то существенное в окружающей обстановке. Например, что-нибудь, что плохо лежит.

Не дожидаясь приглашения, он вальяжно развалился в свободном кресле у журнального столика.

— Ну что, закурим? — осведомился Чувырла, извлекая из кармана грязноватого плаща портсигар. — Отличный «грезничек»... У хорошего знакомого достал партию...

— Я пас, — хмуро бросил Швед, не потрудившись даже повернуться к гостю.

— И почем травка? — поинтересовался Коста, потянувшись за самодельной сигареткой.

— Для вас — в долг, ребята... — добродушно отозвался Чувырла, раздавая самокрутки «зоологам» и нацеливаясь закурить сам. — Почти что даром...

Мутти понюхал цигарку и с видом знатока покачал головой.

— Не бойся! — захихикал Чувырла. — «Товар сертифицирован»!

Он потянулся за большой настольной в виде бронзового дракона зажигалкой и зацепил покрывавший столик плед. Золотистые «орлики» водопадом хлынули на пол.

— Да я смотрю, вы здесь, ребята, не бедствуете... — крякнул Чувырла, нагибаясь, чтобы собрать рассыпавшиеся купюры.

— Убери грабли! — строго сказал ему Коста, грохаясь на колени и торопливо сгребая золотистое половодье в плед.

— Да я что, я — как скажете... — с демонстративной обидой буркнул Макс и присел — уже не на кресло, а на краешек дивана.

Для такого перемещения у него были свои причины. Он наконец-то смог дотянуться до прилепленного под сиденьем «жучка». «Жучок», оформленный под невинный комок засохшей жвачки, ничем не выдавал себя — ничего не излучал, а только заносил в память каждый звук, раздававшийся в помещении. Сейчас дешевенькая память его уже была близка к переполнению. Чувырла без особых усилий снял устройство, определил его в карман и заменил новым. Все это прошло совершенно незамеченным: «зоологи» были заняты сбором купюр с пыльного ковра.

— Ну вы, я вижу, сильно заняты, ребята, — сохраняя обиженный тон, пробормотал гость, поднимаясь с дивана. — Я тогда пошел...

— Да, лучше заходи как-нибудь в другой раз, — виновато пробормотал Мутти, пытаясь бейсбольной битой извлечь забившуюся под шкаф золотистую бумажку. — Ты уж не обижайся...

Каблуки Чувырлы торопливо зацокали вниз по лестнице.

— Я буду не я, — буркнул Коста, прислушиваясь — хлопнула ли входная дверь, — если подлюка не утащил с собой пару сотенных...

* * *

— Твой пропуск, парень! — с ленцой окликнул Гринни мордоворот на входе.

Конечно, бизнес Секача был «священной коровой», неприкосновенной в общем-то для людей Закона. Представить себе налет Городской Стражи на игорный зал Чоп-хауса мог только человек, одаренный большой фантазией и начисто лишенный чувства юмора. Если уж и было от кого ждать подвоха, так только от кого-либо из партнеров и конкурентов Гордона, чего-то с ним не поделивших, или от какого-то закусившего вдруг удила Ордена.

Так или иначе, несмотря на очевидную безнаказанность Секача — хотя бы внешнюю, — тот тщательно соблюдал конспирацию.

Входили игроки и приглашенные зрители исключительно с черного хода, оставив свои роскошные кары на стоянках не ближе чем за квартал от Чоп-хауса. Желающих поставить свои магические монеты на того или иного игрока или на самого себя было гораздо больше, чем мог за раз вместить скромный игровой зал. Поэтому в зал (по очереди, расписанной на полгода вперед) допускались только сами игроки или лица, сподобившиеся предъявить записку, собственноручно написанную Секачом и им же подписанную. Эти автографы тут же на входе и забирали даже у самых важных персон. Во избежание повторного использования

— Я в списке, — коротко бросил Гринни.

— Я знаю парня в лицо, — буркнул второй охранник и заглянул в список. — Монеты с тобой?

Гринни молча предъявил кожаный кисет.

— Записано: «Ставка за четверых», — констатировал охранник. Он пересчитал монеты. — Двенадцать. Проходи!

Следующая пара охранников — в коридоре — обыскала его. Один — вручную, другой — с помощью хитроумного детектора. Третья пара стражей — уже на входе собственно в зал — оставалась совершенно равнодушна. Что входило в функции этих двоих, Гринни не знал.

Зал был убран строго — никаких вульгарных «магических» росписей, никаких атрибутов дешевой кунсткамеры. Только массивный стол для Игры посередине, тяжелые дубовые стулья для шести игроков вокруг. Помост для судей, точнее — скамья на возвышении на три-четыре персоны, отгороженная от зала трибуной-барьером. И в три яруса скамьи для зрителей вдоль стен. Не больше чем на две дюжины мест. Толчея недопустима. Если вы не входили в число личных друзей Секача, то место на такой — не слишком комфортабельной — лавке обошлось бы вам в стоимость неплохого автомобиля. Правда, колу, виски и соленые орешки подали бы вам совершенно бесплатно.

Секач сидел во главе стола. Пока что всего лишь как Хозяин Игры и почетный зритель. Его партия всегда бывала последней. Провожала игроков к столу и рассаживала их по местам модератор Игры — седая как лунь и сухая, как демон пустыни Азазель, Тася Млинская. Ужасная тетка, связываться с которой побаивался и сам Секач.

Гринни досталось место прямо под трибуной судей и напротив Секача. Не самая лучшая позиция. Но спорить не приходилось. Трое игроков, пришедших раньше, уже заняли свои места и тихо сидели, приглядываясь друг к другу. Лишь один из них, Везунчик Тони, явно выделывался на публику. Разминал пальцы с помощью хитроумных упражнений, со значением елозил задом по стулу, бросал то на кого-нибудь из сидящих за столом, то в зал исполненные таинственного смысла взгляды, давая понять, что он на короткой ноге со многими из пришедших поглазеть на Игру богатеев.

«Он вылетит из Игры первым, — отрешенно подумал Гринни. — От силы — вторым. Как эта “дешевая повидла” вообще сюда просочилась?»

Тася провела к столу последних двух игроков и окинула взглядом зал.

Все поняли, что отсчет времени уже пошел.

Последние зрители расселись по местам. Игрокам подали тоник. Везунчик попросил заменить пойло на виски. Ему принесли.

Гонг!

Один удар — предупреждение. Тишина.

* * *

— Напоминаю! — каркающим голосом провозгласила Тася. — Игра идет в три раунда. — В каждом раунде: ставки, розыгрыш костей, размен костей, бросок. Двое выбывают после первого раунда и оставляют ставку в Игре. Двое — точно на тех же условиях — выбывают во втором. Оставшиеся двое могут поделить выигрыш и закончить Игру.

Зачитывая правила, Тася поворачивалась то вправо, то влево. То ли проверяла, не оглохли ли слушатели. То ли давала этим слушателям лицезреть свой аристократический профиль. Профиль этот наводил даже сведущих людей на бредовую мысль о том, что, может, и впрямь существовала в незапамятные времена в Российской, надо полагать, империи (на худой конец в Речи Посполитой) династия князей Млинских.

— В последнем раунде, если игроки решают продолжить Игру, — продолжала она, — выбывает один из двух оставшихся. По желанию Хозяина Игры играется четвертый раунд — с победителем. Победитель не может отказаться. Отказ равен проигрышу. Это всё. Все всё расслышали? Ни у кого уши не заложило?

Ответом ей был тихий гул. Нестройный и невнятный.

Гонг!! Два удара. Полная готовность.

Везунчик Тони демонстративно смаковал виски. Гринни смотрел перед собой. Мимо зрачков Секача. Это у него получалось.

К столу подошел служитель с деревянным подносом. На подносе — кости. Встал за спиной Секача.

— Кто-нибудь желает проверить подлинность инструмента Игры?! — прокаркала Тася. — Повторяю. Тот, кто хочет убедиться в подлинности костей, может это сделать сейчас.

— Дайте-ка сюда на пробу... пару... — небрежно попросили с трибуны судей.

Знакомый голос.

Гринни осторожно посмотрел через плечо. Мэтью Честертон! Во как! Давно Мэта в Семи Городах видно не было. И вот — нате. Один из трех судей... В общем-то, какое Гринни до этого дело? Но любая неожиданность в Игре неприятна. Наверное, потому что отвлекает. Да, конечно.

Служитель почтительно приблизился к трибуне судей, и Мэтью Честертон наугад подхватил с подноса две кости — костяную и металлическую. Для порядка рассмотрел их, положив на ладонь под разными углами. Прислушался к ним, принюхался... Хорошо, что не лизнул.

«Дешевый спектакль, — подумал Гринни. — И все-таки зачем здесь этот клоун? Ведь зачем-то Секач пригласил его сюда. Посадил на судейскую трибуну... В костях Мэт разбирается не лучше любого другого. А в чем он по-настоящему разбирается?»

Какая-то неясная тревога коснулась его души холодным лезвием.

— Я удовлетворен, — сообщил Честертон, возвращая кости на поднос.

Служитель ссыпал содержимое подноса в огромный кожаный кисет, затянул его горловину и принялся с большим почтением перетряхивать его.

Гонг! Сигнал игрокам.

— Господа, приготовьтесь делать ставки! — каркнула Тася жестким, жестяным голосом. — Напоминаю: размер ставки — не менее четырех монет! Разрешается ставить монеты, доверенные игрокам любыми другими лицами. — Млинская снова обвела игроков взглядом коршуна. — Ваши монеты — на стол, господа! Напоминаю: все время Игры все выставленные на Игру монеты должны находиться на виду у всех, на столе. В любой момент любой из игроков или любой из судей может потребовать проверки выставленных на Игру монет — всех сразу или любой из них — на подлинность. Напоминаю. Предъявивший фальшивую монету лишается всех выставленных на Игру монет. Лишается права участвовать в Игре. Лишается права участвовать во всех других Играх этого дома. Лишается права входить в зал Игр навсегда.

Тася, не глядя, подтянула под себя кресло на колесиках и, опускаясь в него, добавила то, чего не говорила обычно:

— Напоминаю. Строгие Правила приравнивают кривые монеты к фальшивым.

Ловушка захлопнулась.

* * *

Такси в Семи Городах еще только пробивало себе дорогу. И если вы думаете, что, выйдя на улицу и нажав предназначенную для вызова такси кнопочку на корпусе вашего мобильника, вы его дождетесь, что через пару минут (ну минут через пять максимум) по кромке тротуара к вам подплывет привычно ярко-желтая «субмарина» такси-автомата и голосом робота извинится за задержку, то вы жестоко ошибаетесь. Так — не было. По крайней мере, так не было на Заразе и особенно в Семи Городах.

А эту самую кнопочку считайте пустым декоративным украшением вашего средства связи.

Еноту пришлось связываться подряд с четырьмя фирмами, практикующими в Семи Городах извоз пассажиров, пока наконец бестолковый диспетчер «Крылатых колесниц» не соизволил пообещать ему, что «минут через пятнадцать-двадцать кто-нибудь из наших парней освободится и завернет за вами... Если ему будет по пути».

Вольный предприниматель скрипнул зубами и стал пристраивать мобильник на поясе. Тут-то и раздался у него за спиной тихий знакомый голос:

— Разрешите предложить вам воспользоваться моей машиной, мистер. Уверен, что нам по пути...

Ни монашеский наряд, ни слегка измененный голос не могли ввести Енота в заблуждение. Сердце его радостно екнуло. И горестно в то же время. Он послушно последовал за монахом к небольшому «Субару Каприз», стоящему поодаль.

— Вы на редкость не вовремя нашли меня, святой отец, — тихо произнес Енот, усаживаясь справа от места водителя. Водителем был, понятное дело, сам носитель одеяния посвятивших себя вере Учителя.

Он без лишних слов захлопнул дверь и устало уведомил пассажира:

— Всякое прослушивание блокируется только в полностью закрытом салоне.

«Субару» тронулся с места.

— Что происходит, резидент? — спросил монах, выруливая в путаницу кривых улиц Речного Порта. — Я уже счел вас пропавшим без вести.

Енот только горестно усмехнулся:

— Вы, отче, разгуливаете под капюшоном. А мне вот приходится ходить под колпаком...

«Отче» промолчал.

* * *

Гонг!

— Ставки первого раунда, господа. Напоминаю, — каркнула Тася. — Выигравший будет вправе требовать обмена выигранных монет на любой из выставленных на обмен призов. Но только — после партии с Хозяином Игры. Кладите ваши монеты на белую линию...

Гринни выложил первые четыре монеты из своих двенадцати. Три — полученные от Сяна и одну — монету Тимоти. Монету Микаэллы он решил приберечь напоследок. На душе у него скребли кошки.

— Теперь каждый из господ игроков получает на руки по шесть костей. Каких — определит рулетка.

Тася запустила руку в кожаный кисет, оказавшийся уже перед ней, и выбросила на поднос ровно полдюжины совершенно непохожих друг на друга кубиков.

Первая шестерка костей пошла!

Служитель крутанул рулетку.

Ворожба началась. Зрители большей частью зачарованно смотрели на метания блестящего шарика по бешено вращающейся чаше, в отличие от рулетки казино разбитой только на шесть секторов. Игроки просто терпеливо ждали. Возможно, Везунчик и выпендривался каким-то новым способом, но на него не смотрел никто. Гринни — в том числе.

Метания шарика становились все менее и менее паническими. Наконец он с затихающим «глок-глок-глок...» замер в каком-то из секторов. Номера секторов, понятное дело, совпадали с номерами, под которыми значились игроки. Гринни выпал четвертый. Шарик остановился на шестом.

Служитель ссыпал кости перед усатым Ноэлем Ашкенази.

Затем последовали: номер три — Везунчик, номер четыре — Гринни, номер один — Хосе Мартинес, номер пять — Бенедикт Мальта...

Номеру второму — Ване Четному — без закручивания рулетки досталось шесть последних костей, оставшихся в кисете.

Наступила слегка потрескивающая напряжением пауза.

* * *

Гонг!

Первый размен костей.

Размен костей... Первая фаза Игры. Каждый из игроков, пожалуй, без всяких сомнений согласился бы с тем, что размен — это решающий для каждого из них этап Игры (и обязательно становился таковым, но никто не мог сказать точно — в какой момент). У каждого игрока была своя теория насчет того, какой обмен ему выгоден, а какой нет. Каждый стремится набрать в своей «горсти» самый «удачливый» набор магических костей. Фокус Игры состоит в том, что, после того как — ударом гонга, конечно, — будет остановлен размен, решать, кому в Игре оставаться, будут уже сами кости.

Торг между игроками шел на привычном для них языке жестов и обмена короткими, непонятными для непосвященных, фразами. Гринни достался — на его взгляд — неплохой расклад, но парой костей он таки обменялся с Мальтой и Четным. Не поучаствовать в размене было дурным тоном.

Снова прозвучал гонг.

Игроки сложили кости в кожаные стаканы и принялись трясти. Трясли каждый на свой манер. Шептали заклинания. Гринни свой набор магических слов решил оставить напоследок. Всяк знает, что в Игре одно заклинание работает только один раз. Не больше. Первым выкинул свои кости Ашкенази. Последним — Везунчик. Секунд десять игроки рассматривали выпавшие у каждого из них комбинации. Потом Мальта молча налил себе виски, проглотил его, поднялся и вышел из-за стола. Он даже не стал занимать место в зале, чтобы досмотреть, как сложится Игра. Просто повернулся и покинул зал. Везунчик отреагировал на неудачу (а она, как верно угадал Гринни, его постигла) куда как более бурно. Побледнел, хватил об пол стакан с виски и был мгновенно выдворен из зала двумя мордоворотами из охраны.

Самой выигрышной была комбинация Ашкенази. Тася лопаточкой отодвинула выложенные на белую линию монеты к нему.

Гринни потер лоб. По своей силе комбинация, выпавшая у него, была третьей с конца. Он тоже позволил себе глоток виски. И почувствовал на себе пристальный взгляд Секача.

* * *

Гонг!

Второй тайм Игры. Ставки второго раунда.

Теперь в запасе у Гринни остались только его собственные монеты и монетка Микаэллы. Ашкенази — строго по правилам — выставил на Игру весь свой выигрыш, убрав с белой линии только четыре монеты — по выбору. Как свой выигрыш первого тура. Такое право у Игроков было.

Розыгрыш костей. Размен...

Перед тем как вытряхнуть свой набор костей на зеленое сукно стола, Гринни все-таки произнес еле слышно одно из своих заклинаний. Оно, видно, помогло. В этот раз он снова остался в Игре. С дистанции сошли Мартинес и Ашкенази. Последний — сохранив (и немного увеличив) свой запас магических монет. Оба остались в зале — досматривать третий и — неминуемый — четвертый раунд.

Во время короткого перерыва, ожидая, когда же снова по нервам ударит гулкая медь гонга, Четный и Гринни потихоньку прихлебывали виски и осторожно присматривались друг к другу поверх стаканов.

Гонг!

«Делайте ставки, господа»...

Четный поднял руку и негромко произнес: «Игра на равных».

Это был удар под дых. Это означало, что сам он выкладывает на белую линию все выигранные монеты и все, что были оставлены для третьего раунда, — в сумме тридцать шесть монет. Но ровно столько же дожен выложить и его противник. Если противник этого не сделает, то потребовавший «Игры на равных» считается победителем, но ставка проигравшего сохраняется за ним. Такое не приветствовалось. Но Строгими Правилами допускалось.

Тася Млинская молча повернулась к Гринни. Тот также молча указал глазами на выложенные им на белую черту четыре монетки. Ровно четыре — ни больше ни меньше.

Наступила тишина.

* * *

— Внимание, господа! — проскрежетала Млинская. — Игрок потребовал «Игры на равных». Противник, как я понимаю, не имеет нужного количества монет. У него есть право просить дополнительные монеты у того, кто пожелает участвовать в его ставке. Есть здесь такие?

Она обвела зал взглядом.

В глубине зала гулко откашлялся сухой, субтильный, с иголочки одетый Николас Толль. Всем известный игрок, дожидавшийся второй Игры этой ночи. То, что он богат на магические монеты, было известно каждому.

— Парень два раза был на грани фола, — произнес он резко. — Я не стану рисковать. И никому из вас не советую. У нас впереди — еще вторая и третья Игра.

Снова наступила тишина.

И в тишине этой добродушно прогудел голос Секача:

— Ты слишком уж наезжаешь на мальчишку... Надо дать ему шанс... Слушай-ка, Гринни... — Секач обратил свою физиономию к молодому игроку. — Подумай... Может быть, конечно, тебе и не стоит рисковать. Но если ты желаешь рискнуть, то... Я тебя поддержу. Только, понимаешь, я не меценат. Ты знаешь условия такой помощи.

Взгляд Гринни заметался между каменной физиономией Секача, иссушенным профилем Млинской и ничего не выражающей маской Четного. Это были даже не лица. Маски Игры. Он затравленно посмотрел в зал. Там среди взглядов, исполненных холодного и циничного любопытства, были и такие, в которых читалось и сочувствие поставленному перед нелегким выбором совсем молодому парню.

А сочувствовать была причина. Все знали, что означают «условия такой помощи». Вот это и было одним из способов делать из Магии деньги. Довольно грязным способом, но кто из сидевших в зале осмелился бы бросить такой упрек Хозяину Игры?

На игрока делал ставку владелец костей. Но за эту услугу надо было платить — по счетчику.

— Я делаю на тебя ставку, — счел нужным объяснить Секач. — Ставлю недостающие монеты. И мы заключаем пари. Если ты выиграешь у парня, то имеешь право взять выигрыш и на весь сыграть со мною. Я предложу тебе самый высокий приз. Знаешь какой?

— Знаю, — ответил, сглотнув слюну, Гринни.

Все знали это. Высшим призом сегодняшних Игр были магические кости. Полный их набор. Хорошая основа для хорошего бизнеса.

— И знаешь... Если ты выиграешь у этого парня, — продолжил Секач, — то считай, что ты мне, можно сказать, ничего не должен. Отдашь, когда заработаешь.

Это был воистину великодушный жест. Зал затих: великодушие Секача означало прелюдию к какой-то исключительной подлости.

— Ну вот, а если ты меня разочаруешь... — Лицо Секача стало из просто жесткого совсем жестким. — Тогда, Гринни, тебе придется выплатить все по полной программе. По правилам. Как-никак я рискую тридцатью двумя монетами.

Гринни мгновенно прикинул в уме, сколько он будет должен. Точностью расчета можно было пренебречь. Он хорошо понимал, что таких денег он не будет держать в руках никогда в жизни. Разве что если сам сделается содержателем подпольного игорного дома. И то даже в таком случае это еще не факт. И неожиданно для себя самого услышал собственный голос:

— Принято. Принято, мистер Гордон.

Секач еще раз смерил парня испытующим взглядом и кивнул возникшему, словно из ниоткуда, Мочильщику.

Тот — жестом фокусника, из-за спины — достал и положил на стол потертый кожаный кисет. И стал из этого кисета одну за другой извлекать магические монеты. Продемонстрировав каждую залу и судьям, принялся укладывать их столбиком на белую линию. Всякий раз при этом он бросал на Четного косой взгляд, и тот непрестанно кивал в подтверждение того, что согласен со сделанной ставкой.

На белой линии — рядом с кинутыми россыпью монетами Четного и выложенными в ряд монетками Гринни выросли два солидных столбика монет, поставленных на Гринни Секачом. Зрелище было, что называется, не требующим лишних слов.

— Господа, ставки сделаны! — объявила старая карга Млинская и повторила роковую формулу еще пару раз: «Господа, ставки сделаны. Господа, ставки сделаны». А для особо непонятливых объяснила: — Ставки сделаны, господа!

Гринни глотнул виски и даже не почувствовал его вкуса.

Гонг!

Раздача костей. Пронзительный взгляд — зрачки в зрачки. Почти формальный, ничего уже не значащий торг парой костей...

Гонг!!

Снова гипнотизирующий обмен взглядами. Сложные фигуры, выписываемые зажатыми в ладонях кожаными стаканами. Пассы. Заклинания...

Гонг!!!

Кости высыпаются на стол и ложатся сложным узором, определяющим волю Судьбы.

Четный секунду-другую окаменело смотрит на этот узор, потом отрешенно и обессиленно откидывается на спинку стула...

— Ну что ж, — прозвучал в тишине по-прежнему добродушный говорок Секача, обращенный к Гринни. — Твоя взяла, сынок. Не желаешь ли сыграть на все со мной?

Ответ не подразумевал отказа. Только коротенький перерыв — на глоток виски. Собственно, ради этой короткой фразы и была затеяна вся Игра. Гринни ответил коротко:

— Принято, мистер Гордон.

Наступила пауза. Секач откинулся в кресле и посвятил минуту-другую раскуриванию сигары.

— Ну, раз уж Игра пошла по-крупному... — Он выпустил в пространство над столом клуб ароматного дыма. — Раз пошла Игра всерьез...

Он скосился на Четного. Тот поднялся и на ватных ногах добрался до первого ряда. Тяжело рухнул на первое же попавшееся сиденье и по-прежнему бессмысленным взором уставился в пространство перед собой.

— Так вот, — закончил Секач. — Раз уж играем на большой приз, то надо соблюсти все формальности. Пойми, я ничуть не сомневаюсь в тебе, сынок... Но Игра есть Игра. Мэт!

Он щелкнул пальцами в сторону трибуны судей. Мэтью Честертон почтительно поднялся со своего места и снизошел к столу игроков.

— Играем на большой приз, — сообщил ему Секач и без того очевидный факт. — Будь добр, подтверди, что ставки в порядке.

Лицо Мэта Честертона не дрогнуло. Только покривилось чуток.

— Со ставками не все в порядке, господин Гордон.

Он наклонился и уверенно взял из четырех монет, выложенных Гринни, монету Микаэллы. Потом повернулся к Звонкову и строго осведомился:

— Ведь это вы выставили на Игру эту монету?

Отрицать очевидное было бессмысленно.

С этого момента окружающее начало медленно вращаться вокруг Гринни и одновременно двоиться и даже троиться, словно пыталось расщепиться на несколько не зависимых друг от друга реальностей, которые бы зажили каждая своей жизнью.

— Монета кривая, — с чувством бросил Мэтью. — Вы потребуете доказательств или не будете спорить?

Он швырнул монету Гринни и, не дожидаясь ответа, повернулся и зашагал назад — к трибуне судей. Всем своим видом он выражал глубочайшее презрение к обмишурившемуся игроку.

В очередной раз тишина повисла в зале. На этот раз определенно гробовая.

— Ты огорчил меня, сынок... — наконец произнес Секач. — Более того, ты меня разочаровал. Ну что же... Ты, оказывается, не выиграл... Ты проиграл... А значит, должен мне... Тебе нарисовать на бумажке или сам посчитаешь?

С боков к Гринни придвинулись двое охранников.

По залу прокатился ропот. Еще немного — и могло начаться уж и совсем страшное.

Но Секач голосом перекрыл шум вскипающего мордобоя.

— Не надо месилова, ребята. Парня подставил кто-то из тех, кто на него поставил. Парень виноват только в том, что доверился какому-то, кто оказался похитрей его...

Гринни, пребывая в состоянии какого-то растроения или расчетверения личности, стал вылезать из-за стола. Даже неопытному глазу было видно, что он едва держится на ногах.

— С парня достаточно того, что он попал на довольно большие бабки, — почти ласково продолжил Секач. — Это, конечно, серьезная для тебя проблема, сынок. Но ты ведь управишься с ней за недельку? — Он проводил пошатывающегося и отрешенно уставившегося в пространство перед собой Гринни почти отеческим взглядом. Потом кивнул Мочильщику: — Парень совсем плох. Будь добр, проследи, чтобы с ним ничего не приключилось...

Мочильщик понимающе кивнул и словно растворился в воздухе.

— Ну что же... — помолчав, обратился Секач к Четному, по-прежнему сидевшему на первой скамье и пытавшемуся прийти в себя от неожиданного кульбита Судьбы. — Ты теперь проходишь за победителя третьего раунда. Играешь партию на большой приз?

Четный отрицательно помотал головой.

Млинская лопаточкой подвинула монеты к Хозяину Игры.

— Ты вправе забрать свою ставку, — мягко прогудел Секач, кивнув Четному.

— Первая Игра закончена! — объявила Млинская.

* * *

Гринни шел по улице, не видя перед собой ничего. И ничуть не удивился, наткнувшись на ставшего на его пути скалой Мочильщика. Просто уставился на него совершенно шальным взором.

— Ты понял, парень, что залетел на пятьсот тысяч «орликов»? — осведомился тот, придерживая Гринни за отвороты пиджака. — И не ты один, а вся ваша компашка. Доходит до тебя?

Он встряхнул Гринни, и тот ответил ему взглядом — понимающим, хотя и мутным.

— Так вот, — чуть ли не по слогам стал объяснять Мочильщик. — Втолкуй своим дружкам, что у вас, голубчиков, неделя сроку на все про все. И вы не открутитесь, дорогие! Не уложитесь — начнем вас зачищать. Сперва всяческие члены и членики поотрезаем, ну а что дальше будет — легко додуматься.

Он отпустил Гринни. Тот, пошатнулся, но остался стоять на ногах. Помотал головой и нетвердым шагом двинулся поперек площади — к сумеречно сияющей вывеске паба «Топор и плаха».

* * *

В паб Гринни не столько вошел, сколько впал. Все трое его приятелей без всяких слов поняли, что дело — швах. И даже не просто швах, а много хуже. Как ни странно, нервы сдали в первую очередь у всегда сдержанного и хладнокровного Тимоти. После первых же слов, которые выдавил из себя Гринни, он заорал: «Я его убью!» и чуть было не осуществил свое намерение, но был удержан Сяном.

Когда же Гринни, проглотив протянутый ему Микаэллой стакан спиртного, добрался в своем рассказе до суммы финансовой задолженности Секачу, уже Тимоти пришлось удерживать Сяна от совершения акта смертоубийства своего ближайшего друга.

И только Микаэлла избежала каких-либо эмоциональных взрывов. Она пребывала в состоянии какой-то отрешенности. Она уже мысленно, без слов взяла вину на себя. И поэтому просто смотрела перед собой пустым, лишенным всякого выражения взглядом. И взгляд этот привел в чувство и Сяна и Тимоти. Очень нехорошим был этот взгляд. Взгляд человека, которого уже нет.

— Вот что, — определил Тим. — Если ты считаешь себя виноватой, то виноваты мы все. Раз согласились играть на таких условиях. И ты... не больше виновата, чем любой из нас. Раз мы приняли правила Игры.

Он сунул кредитную карточку в щель кассы, и сервисный автомат тут же выставил перед ним двойное виски. Тимоти молча передвинул стакан к Гринни, который проглотил его содержимое как лекарство. Потом вытащил свою кредитку и удачно попал ею в нужное место сервисного автомата. Получил еще сто грамм крепчайшего местного самогона и тоже проглотил его, не меняя выражения лица.

— Слушай, ты до дома дойдешь? — осторожно осведомился Тимоти. — Ты вообще меня слышишь? Сейчас мы в ауте. Ни до чего не додумаемся, потому что не сможем. Давайте по домам. Необходимо выспаться и протрезветь. Завтра с утра встречаемся и думаем. Сейчас мы все должны прийти в норму. Просто-напросто. А там — сесть и думать.

— О чем думать-то? — возопил Сян. — Если бы я знал, как за неделю сделать полмиллиона «орликов», я бы не пахал в своем сраном ресторане, а...

Тимоти отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и с ударением на каждом слове пояснил суть дела:

— Тем не менее нам придется сообразить: как их сделать. Хотя бы раз в жизни. Потому что без этого и жизни не будет. Ни у кого из нас. Порешат всех по очереди — и точка!

В общем-то он был прав.

Гринни чуть качнулся вперед-назад, вправо-влево и словно в забытьи двинулся к выходу.

— Стоп! — сказал Тимоти Сяну, попытавшемуся было остановить приятеля. — Сейчас не надо его трогать... Завтра. Всё — завтра...

* * *

Снова осознавать себя Гринни начал на какой-то малознакомой ему площади — где-то за Саттервилем, ближе к Речному Порту. И осознавать себя в этот раз было ему непереносимо больно и тошно. Ему даже не приходило в голову искать виновника своих бед на стороне. Винить кого бы то ни было, кроме самого себя. Например, Микаэллу.

«Я козел! — не переставал повторять он. — Я козел из козлов!..»

С этими словами он и вошел в приютившийся в углу площади довольно уютный на вид ночной бар. До полудюжины полуночников, коротающих время за стойкой, остались, в общем-то, равнодушны к этому его заявлению. В большинстве своем даже не обернулись на обозначившийся шум. Но убедившись, что погрома не намечается, утратили к происходящему всякий интерес. Ну считает себя человек козлом, так и пусть себе считает... Ему виднее. В конце концов, все мы козлы. Одни — больше, другие — меньше...

Примерно в такую жизненную философию посвятил Гринни бармен, отмеривший ему первое двойное виски. На третьем двойном Гринни попытался остановить себя. Хотя, возможно, это было четвертое или шестое двойное. Но не тут-то было! Легче было остановить на ходу разогнавшийся локомотив. Измотавшие сами себя бесконечными упреками мозги его просто жаждали быть оглушенными.

Сам ли он смог «притормозить» или его вышвырнули из заведения, Гринни не мог вспомнить. В памяти на этот счет у него не сохранилось ровным счетом ничего. Или, наоборот, слишком много. В момент, когда заблудившееся где-то сознание снова посетило его, он на автопилоте уже почти добрался до родных мест. По сторонам тянулись кварталы улицы Сиреневых Лилий, ведущей, понятное дело, к площади Эпидемий. Той, на которой базировался магазинчик-офис Тимоти Стринга. Этот магазинчик Гринни мог спокойно рассматривать из окна своей квартирки, которую снимал с тех пор, как стал жить один.

Беда же состояла теперь в том, что ноги постепенно переставали слушаться Гринни, и навалившаяся вялая усталость подсказывала ему прекрасный способ избавиться от необходимости преодолеть последние сотни метров до своего жилища. Провести остаток ночи на ближайшей скамейке. Или просто под забором.

Но этот вариант не устроил те остатки сознания, что упорно копошились в его черепе. И, двигаясь короткими перебежками от одной точки опоры до другой, Гринни достиг расположенной неподалеку часовенки Пестрой Веры. Теплый трепещущий свет, льющийся из ее приоткрытых дверей, почему-то придал ему силы. Вернул уверенность в себе.

Почти твердым шагом (один только раз пришлось придержать норовящую повернуться под несколько необычным углом окружающую действительность, ухватившись за косяк двери) он вошел в часовенку и на минуту-другую замер, слегка покачиваясь и пытаясь поймать витающую где-то рядом мысль.

Потом, действуя по наитию, он принялся хлопать себя по карманам и нашел-таки остатки своей наличности. Видимо, он так плохо управлялся с «капустой», что какая-то добрая душа позаботилась, чтобы он не растерял свои «орлики». Добрая душа пребывала, видимо, тоже в состоянии далеко не полной трезвости. Купюры были спрессованы в почти неразделимый комок и засунуты поглубже в нагрудный кармашек пиджака. То есть в самое неожиданное, с точки зрения Гринни, место.

Он отслоил-таки от денежного комка несколько золотистых бумажек и стал двигаться вдоль одной из стен часовенки, мимо неровными шеренгами выстроившихся на полках изваяний божков Пестрой Веры. Перед некоторыми фигурками трепетало пламя свечей, лампадок и курильниц. Нужного ему божка он отыскал не сразу.

То был бог, которого не любил никто. И найти его алтарик можно было лишь в часовнях и храмах. Никто не хотел держать в своем жилище алтарь Уинну-а-Онноу — Неукротимого бога Отчаяния.

Гринни запалил свои купюры от ближайшего огонька, помахал занявшимся пламенем перед носом злого божка и прошептал в его лицо бешеным шепотом:

— Убирайся! Отцепись! Нетроньменя, скотина!! Нетронь!!!

 

Глава 4

БОГ ОШИБОК

Быть меж двух огней, вертеться между молотом и наковальней, сидеть между двух стульев — вот было жизненное предопределение Енота. Его Судьбой. Но сейчас он ощущал, что госпожа Судьба загнала его в чересчур уж узкий тупик.

Быть резидентом федералов в Закрытом Мире — уже само по себе довольно стремное занятие, на которое не первый встречный дал бы согласие. Ну первым встречным Енот не был. Когда у человека за плечами стаж работы на галактическую мафию, а затем — в ее же рядах — на Федеральное управление расследований, то встретить такого субъекта живым и здоровым не всякому удастся за всю свою жизнь в этом грешном мире. Что же до согласия на предложение занять должность, исходящее от господ федералов... Для человека с таким послужным списком, к сожалению, вопрос насчет того, согласен ли он с решениями, которые относительно его самого принимают «наверху», не более чем некая фигура вежливости.

Он как можно более обтекаемо отвечал на вопросы, которые один за другим задавал ему проверяющий. Это было очень сложно. Не только потому, что приходилось быстро придумывать невразумительные ответы на вполне ясные вопросы. Это было для Енота делом нетрудным. Даже пустяковым. Таким, которое он вел «на автомате». Чего-чего, а морочить людям голову было его профессией. Даже, выражаясь точнее, призванием. Плохо было другое. То, что морочить голову приходилось человеку, которого он по-настоящему уважал и который был ему чем-то симпатичен. При всем том, что пару раз чуть было не отправил Енота, созерцать небо в клеточку. К тому же морочить голову этому человеку было, в общем-то, бесполезно. Но...

Но его сковывал страх. И страх основательный. Если только этим утром тебе выпало сомнительное удовольствие полюбоваться обезглавленным трупом, привольно расположившимся в кресле твоего офиса, то не так-то легко отмахнуться от причины, по которой с твоим деловым партнером приключилась этакая неприятность. А приключилась она из-за того, что тот сдал гостя Байеру. Сдал, не успев еще и встретиться с этим своим гостем. Такого гостя врагу не пожелаешь. Какая бездна извергла — на его, Енота, несчастье, — этого разноликого монстра, вольный предприниматель понятия не имел. И, честно говоря, не хотел иметь. И теперь его страх распространялся и на человека, который прислан сюда совсем из иных мест. И именно для того прислан, чтобы разобраться в том, что же, в конце концов, за странная игра разыгрывается здесь. Игра между грозным Управлением и его простоватым и бестолковым на вид резидентом. Или игра между ними и всем этим непонятным, «инфицированным Магией» Закрытым Миром.

Разговор между проверяемым и проверяющим — дело всегда деликатное не только для одного проверяемого (как может показаться). Результат любой проверки может дурным боком обернуться и для самого проверяющего. Всякий проверяющий — коли у него все в порядке с серым веществом коры головного мозга — должен хорошо представлять, чем для него лично обернутся результаты его проверки. Кроме того, если ситуация сложна, а проверяемый не взят в кандалы, а из себя есть хоть сколько-то «вольная пташка», то пташку эту можно запросто спугнуть. Толкнуть запутавшегося союзника в объятия противника неосторожно заданным вопросом. Или ненужной угрозой и без того уже запуганному партнеру.

Проверяющий прекрасно знал это. Как знал и то, что ни его партнер, ни ситуация, в которой тот находится, отнюдь не просты. И поэтому предполагал, что с некоторыми — очень волнующими его — вопросами надо скрепя сердце повременить.

— Итак, вы считаете, что я посетил вас не вовремя? — рассеянно спросил монах, приглядываясь к пролетающим за окном пейзажам незнакомого ему города.

— Не вовремя — это не то слово! — нервически повел плечами Енот и стал приглаживать остатки своей шевелюры. — Вы нехорошо подставились... Неужели вы не в курсе того, что произошло?

— Вы имеете в виду убийство в вашем офисе? Это было в сегодняшних «Новостях». С этого места поподробнее, пожалуйста. Почему вами занялась не Городская Стража, а «Свои»?

— Господи! Вы знали, что я влип в такую передрягу!.. И вы пошли на встречу со мной?!

— Мало того, — сухо улыбнулся проверяющий. — Я еще и записался на прием к Коннетаблю Байеру. Не удивляйтесь. Надеюсь, наша с ним встреча будет полезной.

Енот откинулся на спинку сиденья и уставился на собеседника взглядом, остановившимся от изумления.

— Я ведь не представился вам до конца... — снова улыбнулся проверяющий.

* * *

— Ну и что за рыбка клюнула на наш крючок? — устало осведомился Страшный Коннетабль у секретаря, почтительно возникшего перед ним. — Вот так сразу и клюнула, не успели мы еще, как говорится, по уму этому субъекту наш «хвост» подвесить...

— Плонски уже его вычислил, — с готовностью доложил расторопный помощник, не заглядывая даже в листок, прихваченный с собой. — Это человек Конгрегации. Аббат Шануа. Филипп Шануа. До переселения в Закрытый Мир жил и работал в Метрополии, на Парагее и Джее. Вернулся из командировки в Старые Миры. Там был по личному заданию его преосвященства Люстига... Должен сказать, что совсем недавно записался на прием к вам лично.

— Вот как... Аббат церкви Учителя... — Коннетабль хрустнул пальцами. — Личный порученец Люстига, однако... Вы...

— Я позволил себе смелость позвонить в Конгрегацию, — упредил секретарь вопрос шефа. — Меня заверили, что речь идет о человеке надежном и наделенном известными вам полномочиями...

Отношения Конгрегации с Орденом были далеко не просты. То, что его преосвященство Марсель Люстиг возглавляет внешнюю разведку церкви Учителя (да и то, что у церкви есть своя разведка), знали на Заразе немногие. Лео Байер, однако, в число этих немногих входил. Сейчас он только слегка заломил бровь в знак того, что очередная пилюля им проглочена.

— Вот как... Оказывается, наши дублеры по церковной линии неплохо присматривают за нами... Вечная привычка путаться под ногами у деловых людей! Объясните Роману Плонски, что терять время на этого шута горохового не стоит. Это не тот след, что нам нужен. Говорите, записан ко мне на прием? Хорошо. Придется поболтать с этим пронырой. Но помаринуйте его часок-другой в приемной...

Секретарь почтительнейше поклонился и исчез — словно бы и не было его в мрачноватом кабинете.

Коннетабль с минуту-другую походил взад-вперед по комнате, остановился у окна и снова задумчиво хрустнул пальцами. «Учиться надо у проклятых святош... Учиться... Оперативности», — сказал он себе. И вернулся за рабочий стол. К текущим делам.

* * *

Енот с любопытством и даже с некоторым трепетом повертел в пальцах визитную карточку проверяющего.

— Право, не ожидал... — Он осторожно, с уважением вернул карточку своему старому знакомцу. — М-да... — с глубоким одобрением произнес он. — Когда Управление делает крышу, то делает ее в два слоя — не меньше. Замаскировать агента под агента — это, скажу вам, неплохая, в общем-то, мысль. Неплохая, хочу сказать я вам...

— Вы поняли, по чьему ведомству прохожу я по этой легенде? — скорее дал понять, чем осведомился проверяющий.

Проверямый посмотрел на него больными глазами. И кивнул в знак того, что уж о том, что такое разведка Конгрегации, он осведомлен.

— Это хорошо... — тихо проговорил он. — Это очень хорошо... Но... Как эта крыша защитит меня?

Человек в наряде монаха строго покачал головой.

— Я думаю, что сэр Байер уже знает, что вы ходите под этой крышей. Но вас я попрошу: только в крайнем, самом крайнем случае вспоминать о том, что небольшая секция Святой Конгрегации — та, которую курирует его преосвященство Марсель Люстиг, — имеет к вам хоть какое-то отношение. И может хоть чем-то помочь. Упаси вас бог от этого. Козырять такими вещами не стоит.

Проверящий смолк, словно сосредоточившись на стремительно скользящем снаружи пейзаже. Прошло несколько мгновений.

— У тебя... — спросил он, переходя на «ты». — У тебя серьезные проблемы? Которые трудно объяснить?

— Их опасно объяснять... — Енот зажмурился и ослабил узел галстука. — Мне надо лечь на дно... И вот что... Шеф, поймите меня... Да, крыша у вас что надо. Для господ «Своих», для разведки Престола... Но со мной — другой случай. Очень сильно я влип. Я сейчас, знаете, шеф, что-то вроде Ангела Смерти... — Он замолчал на секунду, сам пораженный родившейся у него непроизвольно метафорой. — Понимаете, случилась тут со мной такая петрушка, что я для всех, с кем стыкуюсь, опасен стал. Вот — для Паркера тоже. Я сам дам знать, когда это кончится. Если жив буду. А сейчас, шеф, прошу вас: постарайтесь быть от меня подальше. Как можно дальше...

Обряженный монахом человек некоторое время пытливо смотрел на своего подопечного. Они достаточно долго знали друг друга, эти двое. И оба были в курсе того, что бывает такое знание, которым лучше не делиться даже с друзьями. Потому что это знание притягивает смерть. Поэтому оба молчали.

— Вам безразлично, у какой гостиницы вас высадить? — наконец осведомился проверяющий. Вот там, впереди, приличный с виду отель...

— Высадите меня лучше на перекрестке, там, немного подальше, есть неплохой ресторанчик с итальянской кухней. Я практически целый день ничего в рот не брал. А когда мне случается не поесть, у меня мозги начинают давать сбои. Уж извините, шеф, что не приглашаю вас поужинать со мной... Но вам лучше...

— Держаться от тебя подальше. Я это уже понял. — Проверяющий притормозил у обочины и невесело улыбнулся на прощанье своему подопечному. — Постарайтесь остаться живым.

* * *

Енот быстро удалился от высадившего его в полусотне метров от ресторанчика «субару», стараясь не оборачиваться. И еще — не думать о своих проблемах хотя бы полчаса. «Спокойно, по-человечески поесть. Вот что тебе надо, резидент, — сказал он себе. — Хорошенько поесть. Чуть-чуть расслабиться. Может быть, и выпить немного. А уж потом закатиться в какой-нибудь незаметный уголок и подумать о том, как быть. На голодный желудок придумать что-то путное вряд ли удастся».

С этой мыслью он вошел в знакомый ему ресторанчик «Папы Поччо» и огляделся по сторонам, подыскивая, за каким бы из свободных столиков устроиться. И остолбенел.

В углу за накрытым.в красную и белую клетку скатертью столиком сидел и подавал ему знак некто, очень хорошо знакомый ему. Угол утопал в тени, но не узнать человека, с которым он расстался меньше чем пять минут назад, Енот не мог. Ему помахивал рукой не кто иной, как обряженный монахом проверяющий.

«Что он, бегом на полусогнутых меня обогнал? — подумал чисто автоматически Енот. — Да еще и успел слопать половину огромного бифштекса?» — озадачился он, глядя на тарелку, стоящую перед монахом.

— Господи... — пробормотал резидент, послушно подходя к столику. — Я же сказал, что вам надо пока держаться подальше от меня. Что сейчас со мной очень опасно иметь дело...

Он понуро уселся напротив странного собеседника и уставился на экранчик электронного меню.

— Зачем вы продолжаете рисковать? — тихо спросил он, стараясь не привлекать ничьего внимания. — Зачем кинулись мне вдогонку?

— Понимаете, Апостолос, — задумчиво произнес его визави. — Я подумал над тем, что вы рассказали мне, и понял, что должен срочно уточнить некоторые детали относительно этого вашего гостя, который вам достался в наследство от господина Паркера. В виде адресованного ему груза. Вы, кажется, назвали его Палачом?

Мозги у Енота словно взболтали миксером.

«Я же ни словом не обмолвился об этом черте из коробки! — пронеслось у него в голове. — Или это провал в памяти? Амнезия? Допрос под гипнозом, который затем из этой самой памяти, шеф стер? Да нет, все, наверное, проще...»

Он поднял глаза на собеседника.

— Шеф... Вы, наверное, уже не первый день следите за мной? Если вы уж знаете, что произошло... Не понимаю только, зачем вы говорите мне, что услышали обо всем этом от меня? Вы от меня об этом не слышали! Я же не произнес ни звука обо всем этом, а вы морочите голову бедному резиденту... Раньше вы так не...

Он запнулся и, чтобы не свалиться со стула, вцепился обеими руками в стол. При этом побледнел как полотно, словно узрел привидение. Впрочем, почти так оно и было.

Хорошо знакомое ему лицо проверяющего на глазах превращалось во что-то, чего Енот не желал бы видеть никогда. Оно становилось лицом Палача.

* * *

Электронное меню напомнило осторожным миганием о том, что пора бы уже и сделать заказ, потыкав в его кнопочки, или — голосом, прямо самому папе Поччо, если заказ нестандартен. Это мигание вывело Енота из ступора и принудило его хоть к каким-то рефлекторным действиям. Хотя действия эти и не были им до конца осознаны. Он автоматически принялся давить на кнопки и клавиши, не отводя ошалелых выпученных глаз от своего инфернального визави.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Палач. — Это не галлюцинация. Это просто проверка. Согласитесь, что доверие — главное, что вам необходимо в отношениях со мной... А доверие подразумевает возможность проверки. Не так ли?

Енот машинально оглянулся. Никто из пяти-шести посетителей, увлеченных беседой друг с другом и поглощением и впрямь стоящей внимания гурманов продукции кухни папы Поччо, не обратил внимания на метаморфозу физиономии устроившегося в затененном углу странного клиента. (Впрочем, нестранного народа в Семи Городах было мало. Мир переселенцев и неудачников был переполнен чудаками.) Ни разговор, происходящий за угловым столиком, ни его участники не заинтересовали других посетителей ресторана. Только официант-автомат — самодвижущаяся тележка, увенчанная подносом с заказанными блюдами, — суетливо торопилась к угловому столику.

— Не волнуйтесь, — усмехнулся Палач. — Считайте, что вы прошли проверку. Я теперь уверен, что вы не проболтались обо мне вашему партнеру. Точнее, вашему шефу, как вы изволили выразиться. На данном этапе наших с вами отношений безразлично, что вы, оказывается, не простой коммерсант. Я даже не стану интересоваться, чей вы агент. Скорее всего, федералов, как вы их называете... — Он язвительно улыбнулся. — Вижу, что я не ошибся. Что ж, это может оказаться даже полезным... Я уже говорил вам, что действую полностью в интересах вашей цивилизации. Я вовсе не враг вам.

«Ни черта себе “не враг”! — подумал Енот. — Какого же черта вам, дядя, не отдаться властям и не объяснить, кто и что столь опасно для человечества и для Закрытого Мира, в частности, что его, благодетеля нашего, прислали сюда сносить головы ни в чем не повинным менялам... Может, и не враг вы, но уж не друг — точно».

Но вслух выражать это свое мнение он не стал.

— Но сейчас меня интересует, — продолжил Палач, — лишь то, что вы пока не... э-э... как это говорится... Что вы не ставите мне палок в колеса. Мне нужен человек, которому я мог бы доверять. Поэтому я немного присматривал за вами. Ваша беседа с господином Байером меня довольно позабавила. Уклоняться, от неудобных вопросов вы умеете. Но, конечно, меня сильно обеспокоило то, что вы уединились с неизвестным мне партнером в автомобиле, снабженном приспособлением против прослушивания. Пришлось устроить эту небольшую проверку. Повторяю: вы ее выдержали. На данный момент.

Енот отрешенно следил, как киберофициант расставляет перед ним на столе его заказ. Довольно бредовый по своей сути. Не до гастрономии было Еноту, когда он делал заказ. Но мысли в его голове уже складывались в некую нехитрую мозаику. Он поправил галстук.

— Не знаю, чем могу быть вам полезен, — произнес он так, как если бы перед ним сидел просто приставший к нему не по делу докучливый клиент.

— Сейчас я это объясню вам, — заверил его Палач. — И кивнул на расставленные перед собеседником блюда. — Хотя бы сделайте вид, что едите. Мы не должны привлекать к себе внимание.

Енот только сейчас понял, что перед ним стоит заказанный им в момент невменяемости торт-мороженое и рыбная пицца с острой приправой. А также — очень к месту — стеклянный кувшин с местным горьким пивом. Вольный предприниматель налил себе полную кружку премерзкого напитка и в мгновение ока опустошил ее. Закусил мороженым.

«Интересно сегодня кушает синьор Челлини, — подумал папа Поччо. Он со скуки наблюдал за происходящим в зале через полупрозрачное зеркало в стене позади стойки бара. — Раньше вдребезину бухой он сюда не заглядывал... Впрочем, с кем не бывает, в конце концов...»

— Так вот, — продолжил Палач, — вам придется выполнить мою просьбу. Довольно несложную. Предполагалось, что ее выполнит господин Паркер. Но, вы сами понимаете, обстоятельства этому не способствуют...

Енот, не говоря худого слова, снова наполнил объемистую кружку и принялся опорожнять ее судорожными, напоминающими всхлипывания глотками.

— Вам надо приобрести для меня один предмет, — пояснил Палач. — Я мог бы сделать это и сам, но не знаю двух вещей: принятых здесь правил для таких сделок и... И того, как выглядит этот предмет.

«Здорово, — подумал Енот. — А я-то откуда это могу знать? Впрочем, здорово и то, что есть такие вещи, которые этот дьявол не знает».

От души у него немного отлегло. Речь шла о деле, здесь, на Заразе, ставшем для него вполне привычным. Это придавало вольному предпринимателю даже ощущение некоторого превосходства над жутковатым партнером.

— Это предмет Магии? — скорее догадался, чем спросил он.

— Вполне возможно, что здесь у вас он и считается предметом Магии, — пожал плечами Палач. — Во всяком случае, нынешний обладатель держит его в своей коллекции таких вот редкостей.

— Тогда простая покупка невозможна, — покачал головой Енот. — Лучше всего предпринять обмен. На какой-нибудь предмет, который владелец той штуки; что вам нужна, сочтет равноценным. Кстати — о ком идет речь? И что вы вообще знаете об этом предмете?

В ответ последовала уже знакомая Еноту улыбка Савонаролы.

— Владельца вы должны хорошо знать. Это сэр Джонатан Стрит. Коннетабль Ордена Дорог. Эту информацию мне сообщил господин Паркер. Как говорится, напоследок. — Посланец ада сделал выразительную паузу. — Поверьте, что уничтожить его диктовала только прямая необходимость. Что касается предмета, о котором идет речь, то он обладает способностью менять свой вид...

«Ну в точности, как ты сам!» — подумал Енот.

— Теперешний владелец называет его Джокер, — уточнил Палач. — Вы, скорее всего, слыхали об этом предмете.

«Стоп! — сказал сам себе Апостолос. — А ведь и вправду слышал я про эту благодать... Но что и когда?»

Он задумчиво кивнул. И воззрился на собеседника, теперь уже не с таким трепетом, как за минуту до того.

— И это всё, что вам будет нужно?

— Это всё, — заверил его Палач. — После этого вы сможете забыть обо мне. А теперь назовите, какие предметы Магии могли бы пойти в обмен на Джокера.

— Но... ведь у вас нет таких предметов? — уточнил Енот очевидный факт.

— Это не должно вас беспокоить, — ледяным тоном отрезал Палач. — Просто отвечайте на мои вопросы. И всё. Назовите мне эти предметы. И их владельцев.

Вольный предприниматель уставился в зрачки своего визави. И сделал это напрасно. Все то, что ему пришлось говорить потом, не было, вообще говоря, речью нормального менялы. Нормальные менялы не «сливают» своих партнеров и клиентов. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Енот и не «сливал». Просто кто-то другой за него выбалтывал содержимое его необъятной и путаной памяти. Обычный страх то был или хитрый гипноз? Ценой какого-то неимоверного усилия он отвел взгляд от нацеленных на него зрачков Палача. И закончил свои речи словами: «Вот, собственно, и весь список... Но я не представляю, как...»

При этих словах его передернуло. Потому что он как раз в этот момент хорошо представил себе — как. Каким образом может заполучить его непрошеный гость предмет для обмена на Джокера. И тут же его передернуло еще раз: он сообразил, что точно так же, как и эти предметы — банальным грабежом, без всяких затей с обменом, — Палач мог бы забрать и Джокера. Если бы знал, как тот выглядит.

— Вы уверены, что дали мне все подходящие адреса? — осведомился Палач, пытаясь снова встретиться взглядом с обливающимся холодным потом резидентом. — Всего-навсего четверо? Лоуренс Чатт, Махмуд Кадыр, Фанни Бианки и Борис Французов? Я не ошибся?

— Все правильно, — уныло подтвердил Енот.

— Когда надо, я вас найду, — утешил его собеседник, поднимаясь из-за стола. — Можете назначить встречу Коннетаблю...

— Она уже назначена, — торопливо выпалил Енот. — Завтра вечером... Правда, по другому поводу...

— Чудесно.

Опять улыбнувшись улыбкой бритвенного лезвия, собеседник его неторопливо покинул место действия.

Как всегда с ним бывало в случае крайнего расстройства, Енот «запал на хавчик», как изящно выражались древние славяне, и машинально, не глядя, отправлял в рот кусок за куском пиццу, салат и прочую заказанную наобум снедь, захлебывая ее остатками пива.

«Гос-с-споди, чего ж я наделал-то? — вертелось у него в голове. — Эту жуть к своим, можно сказать, коллегам направил... Надо бы этих четверых предупредить... Только вот — о чем? В каком обличье эта нелюдь к ним заявится?»

Ответа на этот вопрос дать ему не мог никто.

* * *

Секач с делано мрачным видом ожидал, пока в зале улягутся отголоски поднявшейся бури. Тем временем к нему через плечо наклонился Мочильщик и сообщил, что Ларри с новостями ждет его в кабинете.

Секач находился в состоянии полнейшей эйфории, хотя продолжал сохранять вид джентльмена, удрученного случившимся. Отдав распоряжения по поводу запуска второй команды игроков (предполагалось, что до трех часов пополуночи будет сыграно три партии), он поднялся со своего почетного места и энергичным шагом двинулся прочь из зала. Можно было подумать, что никого больше здесь и не было. Всем своим видом он давал понять, что у него нет настроения дальше лично участвовать в Игре.

— Я очень доволен твоей работой, Мэт, — бросил он на ходу порывавшемуся что-то сказать ему специалисту по Магии.

Тот покинул свое судейское место и торопливо пробивался следом за «большим боссом». Без сомнения, он желал получить в благодарность за свое своевременное вмешательство нечто более существенное, чем просто благодарный кивок украшенной благородными сединами головы Секача.

— Себастьян тебя проводит в библиотеку, — не оборачиваясь распорядился тот. — И побудет с тобой, чтоб не скучал. Подождешь меня — выкуришь сигару, перекинешься с ним парой слов. Полистаешь книжки... Там у меня есть новые поступления — может, тебе интересно будет... А я подойду скоро.

* * *

Ларри Брага с почтительным безразличием поднялся с гостевого кресла навстречу шефу и откашлялся. Секач собственноручно запер за собой дверь и, не опускаясь в кресло, стал напротив помощника, буравя того вопросительным взглядом.

— Быстро ты управился... — буркнул он одобрительно. — Что принес?

— Удачно обстоятельства сложились, — пожал плечами Ларри. — Я — на Тракт, а Шишел — с Тракта. Оба по ночной поре завернули в один и тот же кабак. На встречных курсах. Разговорились. Мы ведь с ним в неплохих отношениях. Так что информация из первых рук.

— Ну?.. — подтолкнул слишком неспешный, на его взгляд, ход повествования Секач.

— У Шаленого обычно секретов не бывает, — сообщил ему свое мнение Ларри. — Или бывают такие, о которых никто ничего не знает. Из истории с Фого он секрета не делает. Правда, говорит, что не мочил он этого типа. Несчастный случай с ним вышел. Очень его волнует это обстоятельство. Думаю, не врет.

— Меня это мало интересует, Ларри, — кашлянув, заметил Секач. — Главное, что «болотный братец» спекся.

— Ну а меч, мистер Гордон, если именно он вас интересует, — пояснил Ларри, — Шаленый тут же и обменял...

Секач скрипнул зубами. Но, в конце концов, не все же ему должно везти сегодня. Тем более что «сегодня» — уже благополучно кончилось. За Игрой полночь давно миновала.

— Он гостил у Коннетабля Стрита, — пояснил Ларри. — От него и ехал. Ночевать почему-то не стал. Так вот он с ним и махнулся. На какое-то магическое чучело, что ли... Сейчас ищет, кому бы эту радость с рук сбыть. Знаете, Дима Шаленый на Магию смотрит довольно криво...

— Вот это как раз дело десятое, — снова, означив свое недовольство энергичным покашливанием, прервал Брагу Секач. — А вот то, что на носу ежегодный Большой Размен и пойдет он под патронажем старого борова Стрита, — это дело первостепенной важности. Коннетабль, конечно, выставит вещь на обмен...

— Я этот вопрос прозондировал, мистер Гордон. Поскольку хорошо чувствую вашу в нем заинтересованность. Тут, как говорится, нашла коса на камень. Коннетабль не станет вещь выставлять на обмен. Ни на какой другой предмет менять ее не станет. И поодиночке ни с кем торговаться не будет. Зато он очень рассчитывает в ближайшее время заполучить вторую половину пары... Я имею в виду...

— Не надо мне объяснять, Ларри! — похлопал помощника по плечу Секач. — Ну, на «нет» и суда нет... — Он достал из бумажника несколько купюр и протянул их Браге. — Здешний Хэллоуин вроде как на носу? Хорошо отпразднуй его...

— Благодарю вас, мистер Гордон, — с минимумом эмоций произнес Брага и покинул кабинет шефа.

* * *

Неприязненно морщась, Секач походил немного взад-вперед по своему кабинету. На редкость удачно завершившийся день сменился ночью, которая преподнесла ему пренеприятнейший сюрприз. Сюрприз из тех, что и врагу не пожелаешь. Меч, бывший совсем рядом — в руках чудака Шишела, который Магию ни в грош не ставил, — ушел. Причем ушел не куда-нибудь, а в лапы Коннетабля Стрита, а уж он эту штуку ни за что не отдаст, какие бы магические блага ни предлагались ему взамен.

Кого-кого, а уж Джонатана Стрита в этом отношении Секач знал как самого себя. И надо же было растяпе Шишелу завернуть после побоища с братьями Хого-Фого в Стриткасл! Хотя, конечно, понятно: как не похвастаться перед своим Коннетаблем великой победой, а заодно и сбыть с рук вещицу, от которой чего ждать — неведомо.

А попадись ему вместо Стрита по дороге первый встречный — и меч бы достался этому встречному...

«Ладно, — сказал себе Секач. — Еще, как говорится, не вечер. У тебя в библиотеке, кстати, томится, в ожидании заработанной косточки дипломированный специалист по Магии. Неплохо бы сейчас, по горячему следу, проконсультироваться с ним».

* * *

Ну что же... Дополнительную консультацию Мэтью Честертон дать был не прочь — за дополнительную плату, конечно. Особенно после того, как в кармане у него приятно захрустел пухлый конверт с возмещением потерь его драгоценного рабочего времени в должности архивариуса Магистрата далеких Северных пристаней. Пара часов судейства в не совсем законном, но весьма популярном среди богатого народа матче в магические кости в Чоп-хаусе стоила неплохих денег.

Причем пухлость конверта этого обеспечивали не «фантики» валюты, сошедшей с печатных станков Дворцового монетного дворца всей Заразы повелительницы, светлейшей принцессы Фесты, а полноценная федеральная «зелень». Желание сотрудничать с таким прекрасным партнером, как мистер Гордон, подогревали в Мэтью также пара бокалов отменного (хотя и местного разлива) хереса и прекрасная (кажется, и впрямь из Метрополии добытая) сигара.

В свои пятьдесят лет слегка обрюзгший, но все еще сохранивший презентабельный вид, Мэт Честертон почти никогда не задумывался над тем, будет ли у него в бумажнике достаточно «орликов», чтобы оплатить крышу над головой и хлеб на столе. А также массу других, менее жизненно важных потребностей, которые не давали спокойно спать большинству его сверстников. Тех, что слишком поздно для своего возраста задумали начать новую жизнь в Закрытом Мире. В Старых Мирах такой привилегией были наделены, пожалуй, только зубные врачи и адвокаты. На Заразе — наемники и «специалисты по Магии».

Посторонних лиц в библиотеке Секача никогда не бывало, а уж сейчас тем более. Оборудован Чоп-хаус противоподслушивающими системами был чуть получше, чем замки Высочайшего Престола. Поэтому конфиденциальность разговора гарантировалась его участникам полнейшая.

Реакция Мэтью на горестное повествование Секача была совершенно неожиданная — смех!

Впрочем, смех не гомерический и далеко не безудержный. Вежливый смех доктора по адресу больного, который умудрился поставить сам себе ужасно страшный диагноз.

Промокнув уголки глаз от якобы выступивших от этого смеха слез, Мэт Честертон перешел к деловой части вопроса.

— Итак, вы только что говорили о пятистах федеральных баксах? — уточнил он. — О пятистах баксах за консультацию и о пятистах сверху за совет, как справиться с такой ситуацией?

— Мое слово — железное! — подтвердил свое обещание Секач.

— В таком случае, — улыбнулся Мэт Честертон, — можете начинать отсчитывать купюры. Ответ готов. Он был готов гораздо раньше, чем вы задали мне свой вопрос.

«Штука» федеральных баксов тихо легла у его левого локтя. В Чоп-хаусе никогда не говорили о деньгах в шутку.

— Я слушаю вас... — вкрадчиво произнес Секач.

Мэт Честертон отложил сигару и стал абсолютно серьезен. Он прекрасно знал, что означает вкрадчивый тон в устах Секача. «Ступай, ступай, мальчик... Веди меня туда, где зарыты твои сокровища. Но только помни: шаг вправо, шаг влево — считается побег. Прыжок на месте идет за провокацию... И палец мой лежит на спусковом крючке...»

— Вся беда тех, в чьи руки по одному попадали мечи Ньюмена, была в том, что они если и читали сочинения Арчи Ньюмена, то разве что его статейку в Магической Энциклопедии. А его «Завещания» не читал никто. Трудно, конечно, винить козлов за то, что они козлы, но... Признать сам этот факт приходится.

Архивариус аккуратно взял со стола «штуку» и определил ее во внутренний карман своего слегка потертого пиджака. С совершенно каменным лицом. Словно и не заметил, о чем шла речь.

Секач вытерпел и то, что его, хотя и косвенным образом — причислили к сонму козлов. Как вытерпел перед этим и холодно-безразличный, почти неприязненный тон Ларри Браги. Сегодня Гарри Гордон был в хорошем настроении.

— Дело в том — слушайте меня внимательно, мистер Гордон, — поднял Мэт свой указательный палец, означив тем важность должного быть произнесенным текста. — Все дело в том, мистер Гордон, что каждый отдельно взятый меч из пары предметом Магии не является. Арчибальд Ньюмен установил это с предельной точностью.

Воцарилась тишина.

— Повтори-ка, пожалуйста, Мэт, это самое, что ты сказал... — медленно выговаривая слова, попросил Секач.

— Охотно, — ядовито улыбнулся Честертон. — Каждый отдельно взятый меч из пары мечей Ньюмена является всем, чем угодно, например, коллекционным образцом оружейного мастерства или артефактом истории Предтеч... Понимаете, просто предметом самим по себе. Но — не предметом Магии. Предметом Магии является лишь пара мечей в руках одного хозяина. Не моя вина, что вы этого не знали.

Секач откинулся в кресле и распластался в нем, словно боксер после тяжелого раунда. Он смотрел на Мэта Честертона прозрачными, ничего не видящими глазами. Тот нахально налил себе еще хереса и отхлебнул.

— Ты заработал свою «штуку», Мэт, — наконец сказал Гарри. — Но если ты...

— Никаких «если»! — заверил его Мэт, снова прикладываясь к бокалу. — Здесь и сейчас, я знаю, чем отвечаю за свои слова.

— Это ты только думаешь, что знаешь... — позволил себе вставить свое слово в разговор Себастьян Мочильщик.

— Мне, — мягко улыбнулся в ответ специалист по Магии, — больше нечего добавить к тому, что я уже сказал. Если у вас нет вопросов ко мне, то я, пожалуй, не стану отнимать у вас время. Оно у вас ценится довольно дорого. Хорошее у вас курево, мистер Гордон... — добавил он, поднимаясь из кресла.

— Прихвати с собой пару сигар, — добродушно отозвался Секач.

И приспустил веки в ответ на немой вопрос во взгляде Мочильщика, обращенном к нему. Тот понял, что разговор окончен и клиент отпущен с миром. И протянул Честертону его шляпу.

— Я попрошу тебя, — вкрадчиво предостерег Секач, — не распространяться об этом нашем разговоре... И знаешь... Пусть, как ты говоришь, козлы... Пусть козлы и остаются в неведении относительно этого... завещания Арчи Ньюмена...

* * *

— Вообще-то тип обнаглел, — заметил Мочильщик, когда за специалистом по Магии закрылась дверь библиотеки.

Он извлек из кармана футляр со своими — местного Производства — сигарами, взял одну и принялся ее раскуривать, вопросительно поглядывая поверх огонька, на шефа.

— Ему надо закрепить в мозгах его обещание... — согласился шеф. — Надо его как следует припугнуть... — Тут Секач сделал паузу. И, поразмыслив, добавил: — И будет лучше, если он испугается до смерти. А то, знаешь ли, предстоит Большой Размен. Съезжается всякий народ... Кто его знает, с кем захочет Мэт поделиться своими знаниями...

— Заметано, шеф. Мне объяснять не надо, — деловито бросил Мочильщик, откидываясь в кресле.

Секач пребывал в задумчивости. Судьба Мэта Честертона не так уж и волновала его. Он рассеянно скользил взглядом по золотому тиснению корешков книг, выстроившихся на дорогих вощеных полках вдоль стен:

— Получается, что Шишел выменял у Джонатана какую-то магическую рухлядь, а ему подсунул всего-навсего самый обычный ковыряльник? — И вдруг хлопнул рукой по колену.

Ответа он не ждал. Впрочем, ответа и не последовало: Мочильщик прекрасно понимал, что вопрос адресован не ему.

— Нехорошо получилось... — продолжил Секач, иронически заломив бровь. У Шишела будут проблемы. Впрочем, его, а не наши... Важно вот что... Важно то, что с «правым» мечом, оказывается, можно обойтись ровно так же, как с любой другой железкой...

— Прийти и взять, — заключил Себастьян.

— Да, прийти и взять, — согласился Секач. — Вопрос только — кого послать на это дело. И...

— У меня в Стриткасле есть пара надежных людишек, — поставил шефа в известность Себастьян. — Уже завтра к утру мы будем знать, где у Коннетабля лежит «правый» меч. Или висит... Только эти мои людишки не годятся на то, чтобы вещь грамотно стибрить...

— И не надо их подставлять. Пошли на дело народ попроще. Только не полных идиотов. Пусть поживятся, оставят хорошо заметные следы взлома, чтобы достопочтенный сэр не грешил на своих...

— Понял, не дурак, — заверил шефа Мочильщик.

* * *

Поднявшись к себе в кабинет, Секач — второй раз за эти сутки — навестил свой пантеон богов Пестрой Веры. На этот раз рюмки бренди удостоился сослуживший ему сегодня неплохую службу Щедрый бог Ошибок — Тарараху-бин-Аооху.

* * *

— Нет, сегодня — не мой день, — устало произнес Махмуд Кадыр, поглядев на часы — Решительно не мой!

Утро выдалось для достопочтенного менялы довольно суетное. Сперва, еще до открытия офиса для посетителей, к нему пожаловал старый знакомый — Джек Филмер. Капитан налоговой гвардии. Он портил Махмуду настроение до восьми тридцати. Затем позвонила Кэтрин и сообщила, что на работу сегодня не выйдет по причине вызова в суд. Пришлось отыскивать по телефону Франческу, убывшую в отпуск, и упрашивать ее посекретарить денек за сверхурочные. Потом... В общем, к десяти часам достопочтенный Кадыр чувствовал себя так, словно уже проработал полный день — от звонка до звонка.

Так что когда прибывшая на место службы Франческа по селектору уведомила его, что к нему «посетитель по меняльным делам», Махмуд даже нервно посмотрел на часы, искренне ожидая, что его «приемные часы» уже закончились. И испытал немалый шок, выяснив, что фактически весь рабочий день еще впереди.

Посетитель оказался сухим джентльменом в возрасте. Его интересовал предстоящий Большой Размен и, в частности, тот товар, что собирался выставить на него достопочтенный Махмуд.

Вообще-то подобные «предварительные консультации» (известные под названием «инсайдерства») не приветствовались в сообществе менял. Даже были — что и говорить — прямо запрещены Правилами Размена. Но практиковались они постоянно. Покупать кота в мешке неохота было решительно никому.

Тертый калач, Махмуд прикинул, что посетитель смотрелся, конечно, не как полнейший уж «чайник» в меняльном деле. Скорее — как чужак со стороны. Но ему, Махмуду Кадыру, какое до этого дело? Хочет предстоящий участник Размена заранее знать сильные и слабые стороны «предмета», на который нацелился, — бог в помощь. То, что торговать подобными сведениями считалось большим грехом — проблема святых. Но никак не самих грешников.

Чуть-чуть непринужденной беседы — и стало совершенно ясно, что незнакомца (который неуловимо кого-то напоминал Махмуду) интересует, собственно, «Книга корней» Роуберна. Что говорило о его неплохой подкованности в делах не только мирских, но и в тех, что завязаны на Магии.

Книга та была большой головной болью для менял и знатоков артефактов Предтеч. Читать ее не решался почти никто из знакомых с историей вопроса. Ходили слухи о том, что каждый раз, раскрыв книгу, в ней всякий обнаруживал иной текст. Но самое большое значение имело то, что из этого текста можно было вычитать. Энтузиасты считали, что в «Книге корней» содержатся ответы на все вопросы, которые только может измыслить разум (не важно — человеческий или какой иной). Люди с опытом полагали, что тексты «Книги» — всего лишь некие высвобождающие подспудные способности Разума «ключи», благодаря которым сам Разум может находить решения вопросов, которые сам же и ставит перед собой. Но не приведи господь оступиться тому, кто пошел по этой дорожке. Многие из знатоков «Книги» плохо кончили.

Принимая во внимание то обстоятельство, что тексты «Книги корней» были написаны на Древних Языках, расшифровка которых была «вопросом далеко не однозначным», суждения об их реальной ценности (в понятиях меновой цены предметов Магии) варьировали в весьма широких пределах.

Впрочем, для Махмуда это было не важно. В перспективе его мечтаний маячили вовсе не разгадки вселенских тайн или обретение магического могущества, а просто-напросто приобретение «доходной Магии» — ну, скажем, пары полноценных драконьих кладок где-нибудь при надежном инкубаторе

— Давайте оговорим с самого начала ваши условия, — остановил он словоохотливого клиента. — Вы заинтересованы в «Книге корней». Давайте определим сначала, что вы можете выставить на обмен...

— Сначала, — строго определил клиент, — я хотел бы видеть «Книгу». А уж потом...

— Видеть «Книгу» вы можете непосредственно во время Размена, — пожал плечами Кадыр. — Но если...

— Назовите сумму сразу, — хмуро означил свои условия клиент, чем даже немного смутил своего партнера.

Так, «в лоб», все-таки не принято было в Семи Городах делать предложения о не совсем законных сделках. Но этот клиент явно был из залетных. И учить его здешним обычаям в обязанности Махмуда вовсе не входило.

Он только вздохнул и пожал плечами.

— Пойдемте.

* * *

Франческа взглядом горгоны Медузы проводила шефа, который повел заявившегося с утра типа на свой «склад». Попросту в хорошо запирающуюся комнату, где были припасены его резервы к предстоящему Размену. Собственно, те жалкие «сверхурочные», которые положил Скупой Махмуд ей за то, что выдернул ее из отпуска, как морковку из грядки, вовсе не столь уж и сдались ей. Просто не хотелось портить отношения со своим довольно склочным работодателем.

Шеф покинул «склад» довольно быстро и, коротко кивнув, исчез в наружной двери. Само по себе это не было чем-то необычным. Возможно, шеф что-то забыл в припаркованной перед офисом машине. Или просто надумал прогуляться по свежему воздуху. Такое тоже бывало.

Необычным было то, что шеф покинул клиента — причем клиента, который явно не входил в круг его доверенных лиц, — одного, на «складе», куда, например, самой Франческе вход был заказан. Впрочем, какое ей было до всего этого дело?

Подергивая время от времени плечиком — в знак своего недоумения — она допечатала ответы на полтора десятка писем и поразилась отсутствию дальнейших ценных указаний со стороны руководства. Беспокойство закралось в ее душу. В конце концов чем занимается оставленный без присмотра клиент в «святая святых» шефа?

Преодолев некоторое стеснение, Франческа поднялась из-за рабочего стола и, пройдя десятка два метров по коридору, деликатно постучала в дверь «заветной» комнаты. Ответа не последовало. Девушка тяжело вздохнула и приоткрыла дверь. Заглянула внутрь, вошла и остолбенела. Шеф, который на ее глазах покинул офис и не возвращался в него, сидел перед нею на полу, уронив голову на руки. В буквальном смысле — уронив. Голова его была аккуратно отсечена от туловища и покоилась в его лежащих на коленях руках. Сам этот факт не слишком потряс Франческу — слишком уж он выламывался из картины окружающей действительности. Ее по-настоящему перепугала кровь — чертова уйма крови, разлитой по полу, по столам и всюду вообще. В том, что сегодняшний день — «не его», шеф был, безусловно, прав.

Она, осторожно пятясь, вышла из жуткой комнаты. Закрыла дверь. И только тогда заорала — дико и оглушительно.

* * *

Енот позволил себе высунуть нос из тесного щитового домика кемпинга, в котором он приютился только для того, чтобы пообедать в небольшом кафе-вагоне тут же, в кемпинге на выезде из Красных Камней. Фаст-фуд никогда не был любимой пищей вольного предпринимателя. Но светиться в более людных местах после вчерашнего эпизода ему не хотелось еще более, чем давиться просроченным гамбургером или пережаренной яичницей — на выбор.

Поэтому он, стараясь не привлекать к себе особого внимания, поглощал и то и другое, запивая отвратительным эрзац-кофе и пялясь в «окно в мир» в виде беспрерывно работавшего Ти-Ви, настроенного на некий винегрет из хреновейшей музыки и новостей не краше. Среди всяких гадостей на тему о предстоящем повышении налогов, дважды за то время, пока Енот допивал свой кофе и дожевывал гамбургер, пролетело сообщение о «терроре, начатом со вчерашнего дня» против агентов по организации ежегодного Размена предметов Магии. Сегодня утром стало известно, что еще один из членов сообщества менял, достопочтенный Махмуд Кадыр, был умерщвлен точно таким же способом, как и его собрат по гильдии, господин Родни Паркер. То бишь — путем усекновения головы. Криминальный отдел Городской Стражи ведет расследование обоих преступлений.

Енота продрал мороз. Не было это, не могло быть случайным совпадением...

В кафе тем временем забрел посетитель — мальчик лет четырнадцати-пятнадцати. Не проявив никакого интереса к прилавку-автомату, он взгромоздился на стул у столика, за которым приютился притихший Енот. Устроился он точно напротив вольного предпринимателя, спиной ко всему остальному интерьеру вагончика.

Мальчишка был одет как большинство ребят его возраста, обитающих в не самых фешенебельных кварталах Семи Городов. Застиранная майка с короткими рукавами и идиотскими лозунгами на спине и животе, потертые шорты и сношенные кроссовки. На плече болталась брезентовая сумка. В общем, ничего особенного не представлял собой ребенок. Но повел он себя не слишком ординарно.

— Возьми мне какой-нибудь дребедени, — буркнул он тихо. — Чтобы на нас не таращились.

Голос у парнишки вполне соответствовал его возрасту. Но интонация... Енот мгновенно узнал эту жесткую, не слишком приятную манеру говорить — манеру Палача. Он остекленело воззрился на мальца.

— Это... Это вы?.. — спросил он вполголоса.

— А чем вы удивлены, мистер? — поинтересовался, болтая загорелыми, украшенными ссадинами ногами, мальчишка. — Вы еще вчера убедились в том, что внешность у меня изменчивая... Так возьмите какой-нибудь еды. Вы — мой дядюшка. Или, может быть, даже папа. Давайте проявляйте свою заботу.

Енот поднялся с места и, напоминая самому себе зомби из кинофильма, дошел до прилавка, сунул в щель автомата свою электронную кредитку и вернулся к столу с громадным пластиковым стаканом мороженого и пачкой попкорна. Малец между тем вытащил из наплечной сумки и положил перед «дядюшкой» довольно объемистый пакет из плотной желтой бумаги.

Енот сел за стол, поставил угощение перед «племянничком» и заглянул в пакет. Потом удивленно воззрился на своего с виду малолетнего соседа по столу.

— «Книга корней»? — удивленно спросил он. — Но ведь...

— Вы можете предложить эту книгу на обмен? — осведомился «племянник», активно ковыряясь в целом Монблане мороженого, высящемся перед ним. — Вам придется выменять одну-единственную вещь у Коннетабля Ордена Дорог. Только и всего. Если вы проявите достаточную настойчивость, то это не составит большого труда. И будет вознаграждено.

— Чем? — поинтересовался Енот.

Когда речь заходила о деньгах, он становился немногословен.

— Ну, хотя бы тем, что вы останетесь живым, — отозвался Палач, не отрываясь от мороженого.

Со стороны казалось, что дядюшка и его малолетний племянник просто болтают о пустяках, а заодно потихоньку уминают свой полдник.

Апостолос уперся взглядом в тарелку с недоеденной яичницей и мысленно приказал себе: «Будь спокоен. Не подавай виду... Не подавай виду...»

Мысль о том, что перед ним та самая «Книга корней», что собирался выставлять на Размен отдавший этим утром богу душу Махмуд Кадыр, пришла ему в голову почти молниеносно. Но столь же молниеносно его интуиция подсказала ему, что именно это предположение не стоит высказывать здесь и сейчас.

«А ведь это я дал ему “наколку” на Махмуда, — мрачно подумал Енот. — Уже второй покойник, как-то связанный с нашими с ним делами. Я становлюсь кем-то вроде Ангела Смерти на контракте...»

— Коннетабль, безусловно, проявит интерес к такому... э-э... раритету, — заверил Енот того, кто сидел напротив него. — Но сэр Стрит очень щепетилен в подобных вопросах. Его непременно заинтересует личность хозяина... э-э... предмета. И, если вы понимаете, о чем я говорю, его история...

Мальчишка увлеченно ковырял пластиковой ложечкой свое мороженое и был совершенно невозмутим. На мгновение Еноту даже пришла в голову идиотская мысль о том, что перед ним и вправду сидит обычный ребенок. Ребенок, который ест мороженое и абсолютно не понимает, о чем бормочет толстый дядька напротив него.

Но в этот момент парнишка поднял на него глаза и коротко бросил:

— Это не важно, какой ответ вы дадите сэру Стриту на подобные вопросы. Вещь не имеет хозяина, и вы можете считать, что нашли ее.

— Простите, но нашли ее вы, — поправил собеседника Енот. — А я только выполню ваше распоряжение и как профессиональный меняла буду всего лишь посредником при обмене «Книги» на... э-э... Джокера.

Мальчик покачал головой.

— Есть две вещи, которые тебе надо иметь в виду.

Енот выжидательно поднял брови.

— Ну?

— Первое — это то, что я не человек. И Магия меня за такого не примет. Так что владельцем «Книги» является тот, кто ее нашел. Считаем, что ты. Что касается сэра Стрита... Главное, чтобы он согласился на обмен. И чтобы то, что вы попросите взамен, как можно скорее оказалось в ваших руках. А затем — в моих.

Енот впал на пару минут в задумчивое оцепенение.

— Вы ведь собираетесь эту штуку, которую я должен для вас выменять, уничтожить? Так?

— Я этого не скрываю.

— Но тогда получается, что я все-таки не буду хозяином этого Джокера...

— Отчего же? Я просто объяснил вам, что Джокер — опаснейшая из всех вещей, что попадали в руки людей. И будет только лишь вполне естественно, если вы решите эту злокозненную штуку уничтожить. Ну а уж то, что вы сделаете это моими руками... это сущая мелочь, поверьте.

— Значит, я буду ответствен за уничтожение предмета Магии?

Мальчишка снова насмешливо покачал головой.

— Те, кто нашел Джокера, ошиблись. Это вовсе не предмет Магии.

Енот снова оцепенел.

— Но тогда обмен будет ненастоящий... У сэра Стрита не будет права обладать «Книгой»...

— Она вернется к вам. Вас это огорчает?

— Нет. Но у сэра могут возникнуть неприятности... Проблемы...

— Его проблемы. Не твои, — коротко бросил тот, кто сидел напротив.

Мальчишка поболтал ногами, закинув одну на другую, отставил початое мороженое в сторону, соскользнул со стула и исчез за дверью. Енот осторожно поднялся с места и подошел к широкому окну, открывавшему вид на кемпинг. Ему хотелось проследить, куда подастся его «опекун».

* * *

Мальчишки нигде не было. Автоматическая газонокосилка обрабатывала лужайку, и за нею присматривал расположившийся в шезлонге черный как смоль выходец из Африки, наряженный в комбинезон с эмблемой кемпинга. Пожилая миссис, одетая по-дорожному, прогуливала маленького песика. Двое пожилых горцев на скамейке для отдыха сражались в шахматы. Немного подальше играли в теннис двое парней студенческого возраста. Поодаль ждала своей партии с победителем скучающая девица с ракеткой... Палач мог воплотиться в любого из этих статистов. Даже, наверное, в забавного песика.

Енот отошел к своему столику и в два глотка допил выдающую себя за кофе бурду.

* * *

Не в привычках Микаэллы Кортни было надираться с горя в стельку. Само горе заменяло ей алкоголь, кружило ей голову и лишало сил. Она вошла в свою мастерскую в состоянии такой же прострации, в какой в свою квартирку возвратился этой ночью Гринни. Только тратиться на выпивку девушке не пришлось.

Больше всего ей хотелось ткнуться носом в подушку и разреветься, словно маленькая девочка. И хорошо бы на край кровати, немного погодя, присела мама. Выслушала бы рассказ о бедах своей дочурки и объяснила ей, что все это пустяки, в жизни бывает еще не такое... и что она уже большая девочка и не должна плакать и расстраиваться по таким пустякам. Но мамы давно не было.

И Микаэлла сама вспомнила, что она «уже большая девочка и не должна плакать и расстраиваться по таким пустякам». Она грохнулась в продавленное кресло, закинула ноги на свой стол-верстак и мрачно уставилась перед собой.

«Хватит терзать себя, Мика! — прикрикнула она на себя. — Надо мыслить конструктивно. Кон-струк-тив-но, Мика...»

Но слово «конструктивно» как было, так и оставалось для нее совершенно пустым звуком. Ничего не шло на ум. Даже то, с чего же, собственно, надо начинать мыслить. Ясно, что те лихорадочные глупости, что наболтали вчера Тимми и Сян, конструктивными мыслями никак не назовешь. Не было ничего конструктивного и в той отрешенной прострации, в которой пребывал Гринни. Но что тогда надо называть конструктивным? Тут ее мысль становилась в тупик.

Из тупика девушку вывел сигнал мобильника, брошенного ею на стол. Снова звонил Шишел и деликатно осведомлялся, как там у нее дела. Явно с видами на то, чтобы получить от Мики какую-то консультацию. Микаэлле, разумеется, было не до консультаций, но... Но надо было выходить из одурелого отчаяния, сковавшего ее. Вид человеческого лица, тем более лица хорошо знакомого и слегка бестолкового, был бы хорошим средством от тотальной меланхолии.

У Шишела проблемы? Что ж. Нет ничего лучше, для того чтобы забыть о своих проблемах, как заняться проблемами кого-нибудь другого. Чужие проблемы очень успокаивают! Это, как любил говорить сам Шишел, «медицинский факт».

— Ты бы заходил, Дмитрий, — ничуть не сфальшивив, устало произнесла она. — Век не виделись...

Шишел, которому обычно вечно некогда было заскочить на огонек, на этот раз откликнулся с энтузиазмом.

— Знаешь, — добавил он, уже собираясь заканчивать разговор, — у меня тут маленькая проблема... Похоже, что по твоей части... Если у тебя будет пара лишних минут...

Микаэлла заверила его, что именно пара минут у нее найдется. И отправилась на кухню — заваривать чай. Поразительно, что человек, низвергнутый в пучину отчаяния и вконец истерзавший себя угрызениями совести, может найти успокоение в споласкивании заварного чайника кипятком и приготовлении смеси из чайного листа, хотя и дрянного (плохо рос чайный куст на Заразе), но зато аж трех сортов. Пока Мика занимала себя этим успокоительным делом, из мастерской снова послышался сигнал вызова.

«То ли Дмитрий о чем-то позабыл, — подумала она, пожимая плечами, — то ли у кого-то из ребят родился очередной план. Скорее всего, бредовый».

Вздохнув, с заварным чайником в руках, она направилась обратно в мастерскую. Подхватив трубку со стола, она прижала ее к уху, придерживая аппаратик плечом. Но трубка глухо молчала. Сигнал вызова раздался тем временем снова.

Только тут Микаэлла сообразила, что звук издает не мобильник, а дурацкий дешифратор, которым она пообещала Тимми заняться. Когда-то тысячи две лет назад. Когда на них всех еще не обрушилась — по ее же собственной вине — лавина тяжкого несчастья.

Дешифратор как ни в чем не бывало валялся себе на одной из многочисленных полок, располагавшихся позади ее стола. Она как раз огибала это препятствие, чтобы как-то заставить заткнуться дурацкую пищалку, когда адресат, которому кто-то дозванивался, снял-таки трубку. Из динамика раздались раздраженные голоса. Мика не удержалась и поднесла аппаратик к уху. В трубке прозвучало:

— Вы, ребята, даете!

Это, без сомнения, был противный козлетон Чувырлы.

— Так хорошо дрыхнете, что удачу проспите... Наши зоологи сейчас при деньгах. Притом — не малых.

— А ты, Макс, часом, сейчас не под «грезничком»? — остановил скороговорку прохиндея резкий и неприязненный басок. — Впрочем, я вот Биллу передаю трубку. С ним и разбирайся.

— Да?.. — спросил откуда-то издалека явно начальственного тембра голос. — Какого рожна ты тревожишь народ звонками? Я же сто раз говорил: только не через эфир. Все важные дела — только лично и за закрытыми дверями!

— Ну, Билли, ты и формалист! — пожурил собеседника Чувырла. — Я же через кодированный канал... Штука архинадежная, дорогой товарищ! Архинадежная!

— Кончай паясничать! Говори по делу! — прикрикнул на него невидимый Билли. — И коротко. Кодированный канал, не кодированный, а нечего лишнее трепать...

— Так вот я и спрашиваю: вся моя работа что? Коту под хвост? Я надыбал исключительный момент! Когда все три фигни сошлись: и денежки, и кладка драконья. Уже до кондиции дошедшая. И четверо дурней к тому же. Которые, что все люди братья, считают. И на первый стук свое логово открывают. И вот, когда все это совпало, оказывается, что все это вам вроде как и не нужно. Все это завтра к вечеру уйдет, и дело с концом. И больше не повторится. И какой же ты после этого будешь Буффало Билл?

Последовала пауза.

— И все это просто так — без охраны?

— Ты будешь смеяться, Билли, но эти ребята думают, что про их бизнес никто и никогда нигде ничего не слышал. Такие вот чуваки.

— Сколько там денег?

— Ну, примерно столько, что можно засыпать в ванну и в них искупаться.

— Ты веришь, что всё так просто?

В этот момент в дверях появился Шишел, для порядка звякнув разок входным звонком. Из-за угла он только что звонил, что ли? Микаэлла выразительно прижала палец к губам. Разговор в трубке становился все интереснее для нее.

— Я верю, Билли, в то, что завтра к вечеру мы не получим на руки даже драконьего дерьма. Денежки уйдут. Просто я хочу знать, какого черта я корячусь, если...

— Не горячись, Макс. Скажи проще: эти педики откроют тебе завтра с утра без вопросов?

— Нет проблем! — уверенно провозгласил Чувырла. — Козлы еще те!

— Тогда — мухой ко мне. Обговорим всё.

Кликнул сигнал отбоя. Микаэлла потерла лоб. Проверила, записан ли разговор (он был записан). Положила дешифратор на место и рассеянно кивнула Дмитрию: «Проходи на кухню».

* * *

Кухонька Микаэллы была скроена явно не по габаритам Шишела. Тем более что явился он, волоча за плечами основательных размеров рюкзак.

— Ты в порядке, Мика? — осведомился он, присмотревшись к хозяйке. — Помочь не надо?

— Не в порядке, — уныло бросила та. — Но помогать не надо. Выкладывай свое «что делать?»

Шишел мрачно зыркнул на Мику и принялся расстегивать ремни рюкзака.

Мика с интересом следила за тем, что появлялось из брезентового мешка.

— Что это за самовар в сапогах? — поинтересовалась она.

— Шарж это, — пояснил Дмитрий, устанавливая предмет на кухонном столе. — Карикатура... Узнаешь — на кого?

Он грузно опустился на креслице у стола.

— Сэр Стрит завел себе личного скульптора-садомазохиста? — предположила Мика.

— Да нет... — покачал головой Шишел. — Это он сам...

Мысль о том, что почтенный глава Ордена Рыцарей Дорог и в прошлом один из прославленных исследователей Скимитары сэр Стрит впал в увлечение декоративно-прикладным искусством, несколько поразила Мику, так что она даже потрогала странный артефакт кончиком пальца, будто усомнившись в его реальности.

— Не в том смысле... — спохватился Дмитрий. — Не в том, что сам Джонатан слепил этот горшок. А в том, что он, горшок этот, сам собой слепился...

— Ах вот как... — протянула Микаэлла, приглядываясь к странному предмету. — Это он сам тебе сказал?

— Больше некому, — пожал плечами Дмитрий. — Мне пришлось выменять у него эту штуку. Но никто толком не знает, зачем она нужна. Если хочешь поподробнее, то налей чаю...

* * *

Имя Рафаэля Фландерса не столь уж и глубоко потрясло Мику. Как, впрочем, и вся история Джокера — точнее, та ее часть, которую Дмитрий сподобился услышать от сэра Стрита. Дослушав его несколько сбивчивый пересказ, она разлила по чашкам остатки заваренного чая, и так, с чашками в руках, они и перебрались вновь в мастерскую. Шишелу кроме чашки пришлось тащить с собой и отлитую из металла и керамики скульптурную карикатуру на своего Коннетабля.

Микаэлла не стала тратить время даром. Она быстрыми, хорошо отработанными движениями расставляла на своем «верстаке» всяческие инструменты, аппараты и аппаратики, не тратя и секунды на раздумья, где они могут находиться, притом, что никакого порядка в мастерской не наблюдалось даже в виде слабой тенденции.

— Сажай сюда эту куклу, — распорядилась Микаэлла. — Пока придерживай вот так...

Она принялась прилаживать датчики по всему корпусу нелепого изваяния. Потом принялась выполнять некий нелепый обряд: щелкая клавишами старенького настольного компа, присоединенного к паутине этих датчиков, подкручивая верньеры каких-то весьма допотопного вида устройств и просто поводя в воздухе предметами, мало напоминающими приличное научное оборудование.

Это ее занятие заняло довольно много времени. Однако удовлетворения, видно, не принесло. С озадаченным видом Микаэлла присела на краю рабочего стола и вперилась в странную куклу невидящим взглядом. Потом снова активно принялась за дело, только для того, чтобы через неполный час снова впасть в такое же оцепенение.

— Что-то не ладится, Мика? — осторожно осведомился Шаленый, как будто он мог чем-то помочь своей — теперь уже давней — подруге в той незадаче, что явно повергла ее в растерянность.

— Видишь ли, Дмитрий, — отозвалась Микаэлла. — Тут что-то странное...

Шишел мог вполне резонно возразить, что в делах, связанных с Магией, нестранных моментов, как правило, не попадается. Так уж получается. На то она и Магия. Но промолчал. Только видом своим показал, что ждет хоть каких-то разъяснений.

— Во-первых, это что-то очень сложное, — определила Микаэлла. — И оно работает. И сдается мне, что работает вполне исправно. Нет оснований думать, что вещь сломана. И это вовсе не работа Предтеч. Это вообще не Магия.

* * *

«Вовсе не Магия... — в сотый раз за этот вечер повторил Шишел, обращаясь сам к себе. — А если не Магия, то что же?»

Так или иначе, а промашка у него вышла нешуточная. Получалось, что он ни за что подставил своего Коннетабля. Хотя сам сэр Джонатан, собственно, и виноват в том, что объявил Джокера предметом Магии. Надо же проверять подобные вещи! Но... Но ведь он-то принял эту игрушку из рук Фландерса. А кто, как не Рафаэль Фландерс — один из самых крупных авторитетов в области Магии Предтеч, был живой гарантией того, что ошибки тут быть не могло! Но точно такой же гарантией для Шишела были слова Микаэллы. В период его не слишком удачного пребывания на Терранове она помогла ему осуществить один довольно дерзкий план. И в мастерстве и знаниях столь молодой на вид особы Дмитрий не сомневался. Противоречие это не давало ему покоя. Тем более что Микаэлла не спешила пускаться в обстоятельные объяснения, касающиеся обнаруженных ею фактов. Что-то отвлекало ее. Она нервно «смолила» самокрутку с черным табаком и запивала частыми глотками крепчайшего чая. И чай, и табак были местного производства и могли нормальным человеком потребляться только этак вот — в высокой концентрации и молниеносно, как лекарство.

— Вот что... — поскреб в затылке Шишел. — Тебе, я вижу, не до меня сейчас. — Я потом, когда все наладится... А пока сам попробую разобраться. Что там Фландерс на Скимитаре понаоткрывал...

— Что наладится? — нервно вскинулась Микаэлла. — Ладно... Действительно... У меня сейчас не все «окей». Но ты тут ничем помочь не можешь. Ты меня извини. Пожалуй, мне надо трогаться. По делам. А насчет Фландерса... Где-то у меня было...

Девушка углубилась в недра мастерской и принялась энергично копаться в одном из беспорядочно расставленных по ней шкафов. Затем — в другом. Наконец нашла что-то, что ее удовлетворило. Она подошла к рабочему столу и бросила перед Шишелом две стандартные карточки для лазерной записи.

— Вот, забирай... Мне эти мемуары — ни к чему. Одно время скандальное было чтение. Это те самые дневники Фландерса, которые уперли у него из компа хакеры. Да-да, те самые. Похоже, ты там кое-что сможешь про своего Джокера найти. Но они стремно очень написаны. В основном мало кто из этой галиматьи что понял...

— А сам Фландерс? — поинтересовался Шиш ел, крутя в руках врученные ему карточки. — Он-то сам на эту тему, кроме как в дневниках, чего-нибудь сказал?

Микаэлла неопределенно повела головой, словно уклоняясь от докучливой мухи.

— Фландерс сейчас живет на Речном острове, отшельником. И всех посылает... Легко понять куда. Иногда — особо упорным — поясняет, что, по его мнению, Человечество не доросло не только до Магии Предтеч, но и до собственных высоких технологий. И, скорее всего, не дорастет никогда. Мол, не те мы существа оказались. Не на те цели ориентированы. А поэтому снес он результаты своих научных исследований на помойку и занялся чем-то вроде выращивания капусты...

— Ну я пошел, — вздохнул Шишел и принялся упрятывать свое подозрительное приобретение все в тот же рюкзак-переросток. — Прости уж, что пришел не вовремя... Отвлек...

— Это хорошо, что отвлек, — угрюмо бросила Микаэлла, натягивая штормовку. — Ну и погодка на улице. До площади Эпидемий не подбросишь?

— Нет проблем! — заверил ее Дмитрий.

* * *

Высадив Микаэллу у дома, где обитал кто-то из ее приятелей, вдруг понадобившихся ей в эту ненастную ночь, Шишел некоторое время задумчиво смотрел ей вслед. Он размышлял над тем, что это, по сути дела, и по его вине девушка испортила себе судьбу. Да-да, как один из первооткрывателей Заразы, он нес ответственность за то, что Микаэлла вместо спокойной и обеспеченной жизни на благополучной Терранове выбрала иную участь. Вместе с десятками тысяч других искателей «иной жизни» она предпочла судьбу иммигрантки сюда, в Закрытый Мир. В котором жизнь, как стало Дмитрию почти кристально ясно теперь, оказалась вовсе не «иной», а скатывалась в уже проторенную колею, хорошо известную по опыту почти любого из Обитаемых Миров Федерации.

Впрочем, для Микаэллы, как специалиста по Магии, Закрытый Мир, насквозь пропитанный Магией Предтеч, возможно, открывал более заманчивые перспективы, чем для обычного переселенца.

Шишел вздохнул и поглядел на торчащего из рюкзака Джокера. Тот был неподвижен. Кукла куклой... И все-таки надо завтра же вернуть его Коннетаблю и объяснить пикантность ситуации.

«А не поздно будет завтра-то?» — вдруг подал голос его неожиданно проснувшийся внутренний демон.

Нестись дождливой ночью вдоль далеко не дружелюбных Трясин в Стриткасл Шишелу не улыбалось. К тому же припомнилось то обстоятельство, что где-то притаился и жаждет поквитаться с ним братец по собственной дури богу душу отдавшего Фого. Может, как раз — на ночном Тракте.

«Нет, — мысленно уведомил зловредного Хого Шишел. — Не поеду я в ночь с тобой на свиданку. Чай, не сдурел еще. Утопися лучше, милый друг, в трясине своей!»

Внутренний демон то ли в силу своего возможного дара ясновидения, то ли в силу совпадения попенял ему в том смысле, что кому быть повешенному, тот уж никак, даже при всем желании, не утонет.

«Да будет тебе! — прицыкнул на не вовремя высунувшегося из глубин подсознания собеседника Шишел. — Промашка, конечно, плохая получилась. Промашка... Ошибочка... Да мы вот сейчас...»

Он припомнил, что где-то здесь, совсем неподалеку, притаилась часовенка Пестрой Веры. Хоть никто и не верит всерьез в ее многочисленных (для каждого случая жизни своих) богов, бесов и демонов, однако... Задобрить хотя бы на эту ночь подходящего бога совсем не мешало, учитывая специфику сложившихся обстоятельств.

Шишел легко отыскал часовенку и в ней алтарик того, кто был ему нужен. Он порылся в карманах, достал смятый комок «орликов» и, поместив его перед ликом Тарараху-бин-Аооху — Щедрого бога Ошибок, запалил купюры от пламени ближайшей свечи.