Глава 1

УЛИЧНЫЕ БЕСПОРЯДКИ

Ким посмотрел на часы, на пачку баксов и энергично потер глаза. Потом направился в крошечную умывальную комнату и умылся ледяной водой. Втиснулся в нишу-кухоньку, примыкающую к офису, заварил себе крепчайший кофе без сахара и выпил его одним глотком.

Только после этого он смог спокойно вернуться за рабочий стол и взяться за дело.

Сперва он вызвал на экран дисплея ответ на сделанный после визита Орри запрос. Никакого доктора Гаррета в числе лицензированных медиков Нью-Чепеля не значилось.

Зато в самом безнадежном из ящиков письменного стола отыскалась-таки карточка с кодом личного канала связи его доброго приятеля — лейтенанта Ника Стольникова по прозвищу Тамагочи. (Народ — да частенько и сам Ким — произносил Никово прозвище, оканчивая его на «а» — Тамагоча, но Ник как-то отыскал верное написание и часто попрекал собеседников их темнотой.)

Карточка эта уцелела еще со времен самого первого расследования, выпавшего Киму в здешних краях, — смешного дела о подкинутых близнецах. Надо заметить, что код этот Ник мало кому доверял. Памятуя о том, что злоупотреблять оказанным доверием — дело скверное, Ким не тревожил Ника по этому номеру больше двух или трех раз. Теперь снова настала пора воспользоваться своей маленькой привилегией.

Голос Ника был усталым и даже — несмотря на относительно ранний час — походил на голос человека, собравшегося отойти ко сну и неожиданно потревоженного во время исполнения этого маленького обряда. Впрочем, Киму Тамагочи был искренне рад.

— Тут у меня маленький вопрос к тебе, — пояснил после обычных приветствий Агент на Контракте причину своей назойливости. — Не мог бы ты...

— Для тебя, потомок Чингисхана, я все могу. Но только не по телефону и не сейчас. У меня по расписанию прием пищи. А через час — сон. Я, знаешь ли, после ночной смены. Причем всю ночь разнимал сцепившихся придурков в Нижнем. Боюсь, что меня будут мучить кошмары...

— Я думаю, что за час я уложусь со своей проблемой, — торопливо предложил Ким. — Ты где сейчас? Я тебя до дому подброшу — по дороге и поговорим... Дело несложное.

Тут Ким мысленно помолился Дин-тан-Лину — Простому Богу Лжи: пусть если уж дело сложное, то хотя бы не слишком.

— Подбросишь, говоришь? Это неплохо...

В голосе Тамагочи послышались отзвуки счастливого озарения.

— Ведь если ты будешь за рулем, то я смогу промочить горло чем-нибудь покрепче «колы»? — предположил он.

— Вот именно, — со всей серьезностью подтвердил Ким. — Так где мне ловить тебя?

— У «Порванной струны». Ты знаешь, где это...

— Ну и занесло же тебя... — заметил Ким, шаря в ящике стола в поисках пультика от своей «пульчинеллы».

— Тут, понимаешь, какой-то обколовшийся лопух приставал к людям. Пришлось зайти. А как раз у меня по расписанию...

— Прием пищи. Понял, — констатировал Ким, со вздохом облегчения вытягивая пультик. — Жди. Буду минут через двадцать.

Три минуты у него ушло на поиски плаща и новой записной книжки. Этот архаичный атрибут — черная записная книжка, новая для каждого нового дела, — почерпнутый им в детстве из очередного детективного романа, почему-то казался ему всегда необходимой деталью для проведения толкового расследования. Во всяком случае, без нее он был, как без рук, хотя и заглядывал в свои записи редко — ввиду их, как правило, малого отношения к делу.

На улице его встретил прохладный ветерок — ветерок то ли ранней весны, то ли начала осени — сезона, вечно царившего на просторах Большой Колонии. Ветерок теребил, норовя окончательно сорвать его дешевенький — в три цвета — постер, украшавший рекламный шит на противоположной стороне улицы.

«Объединимся в вере!» — аршинными буквами гласил плакат. И буквами помельче ненавязчиво предлагал: «Жертвуйте на Храм Единения». Призыв сопровождала трогательная картинка — фигуры человека и андроида, дружески обнявшиеся на фоне предполагаемого к сооружению храма. Поскольку человека от андроида отличить почти невозможно, художник за отсутствием реальных анатомических различий постарался таковые создать. В результате изображение «универсального социального рабочего» было украшено горилльими, чуть не до земли руками, косолапыми нижними конечностями и добродушной, плоскогубой и плосконосой физиономией; изображение выглядело карикатурным и, по существу, оскорбительным. Поперек андроида шла добавленная кем-то позже и второпях надпись по трафарету: «Нечисть с улиц — вон!» Мог ли Ким раньше хотя бы подумать, что этот плакат будет представлять для него какой-то интерес. Он вздохнул и нажал на прикрепленной к брелку панельке кнопку вызова кара.

«Пульчинелла» живо откликнулась на призыв дистанционного пульта — и резво выкатила из-за угла.

Под «дворником» лобового стекла она волокла целый букет штрафных квитанций.

* * *

Штрафы за просроченную парковку, за отсутствие стандартного радиоотзыва и за невымытый капот Ким, скрепя сердце, готов был признать справедливыми. Но штраф за нарушение «урбанистической эстетики» он счел прямым оскорблением трудолюбивого и послушного механизма. Мелковатый по размеру кар был вполне симпатичен на вид и, припаркованный у старого здания Ратуши, ничуть не портил его вида. Так, по крайней мере, считал Агент на Контракте.

Предаваясь этим горестным размышлениям, Ким чуть не проехал мимо Тамагочи, машущего руками, как крыльями ветряной мельницы. Хотя, видит бог, не заметить мужика двухметрового роста и с добрую сотню килограммов весом, облаченного к тому же в полицейский мундир, было сложно.

— Ты сегодня задумчив, чингисид... — заметил Ник, не без труда втискиваясь в свободное пространство салона «пульчи», не занятое еще самим Кимом и сумкой с теннисной ракеткой. — Что — подвернулось очередное «убийство в запертой комнате»?

Ким тронул кар с места и тяжело вздохнул. На подколки по поводу своего родства с Темурчином он не обижался. У самого Ника внешность была отмечена — как и у многих русских — всеми признаками ордынского происхождения его далеких предков. Пожалуй, корейские предки Кима оставили даже меньший след на его физиономии.

Ким вытащил из кармана мобильник, перевел его в режим автоответчика — чтоб не мешал — и покосился на приятеля.

— Слушай, Ник, — начал он с постороннего вопроса, чтобы «размочить» разговор. — А почему тебя в городе зовут так странно — Тамагочи? Это что-то японское?

— Угу, — отозвался Ник. — Японское и древнее. По-моему, что-то самурайское. Можно гордиться.

В кармане у него запищали часы. Ник вздохнул:

— Время таблетки пить.

— Желудок? — поинтересовался Ким, покосившись на этикетку на баночке в руках собеседника.

— Профилактика... — вздохнул Тамагочи. — Работа нервная. А у меня — предрасположенность к язве. Итак — зачем тебе дядя Стольников?

— Да пустяки... Тут мне уточнить пару вопросов надо — для клиента, на предмет страховки...

— Скажи мне честно, ученик Шерлока Холмса, — наклонился к нему Ник, — твой клиент не собирается подавать в суд на действия полиции?

— Нет, — уверенно ответил Ким. — Похоже, что с полицией мои клиенты дела иметь не хотят. Ни на этом, ни на том свете.

Он помолчал, глядя в глаза Стольникова, и проникновенным голосом попросил:

— Расскажи мне, Тамагоча, что там у вас в Нижнем городе вышло со Скрипачом такое, что он к врачам загремел, а его сынишка и вовсе исчез куда-то?

Ник смотрел на Кима с тем недоумением, которое возникает у человека, собравшегося выпить стаканчик виски и обнаружившего там настой шиповника.

— Так и ты — про драку эту? На Тик-Таке? Тьфу ты, глупость какая! Меня уже вконец заманали с этой притчей — и полиция, и из новостей... А теперь — и ты еще... Ну, слушай...

* * *

Рассказ Тамагочи о происшедшем был предельно прост. Да и что, в самом деле, можно было поведать интересного про то, как на закате последнего дня месяца Ленивого бога в кофейню «Три шутника» влетел — «с глазами бешеной селедки», по выражению очевидцев, — Тедди Рубинчик и заорал: «Там опять те!!! Бешеные, как эти!!!.. Это ужас, что сейчас будет!!! Ужас, вам говорят!!!»

Выкрикнув свое сообщение, Тедди, сломя голову, нырнул в служебный вход и ретировался через кухонный зал, перевернув по дороге противень с грибной поджаркой.

— Злые языки утверждают, — мрачно заметил Тамагочи, — что при этом Тедди прихватил с собой кус копченого альдебаранского ската и латунную поварешку — историческую реликвию, которой содержатель кофейни старина Санти очень дорожил. Но это — скажу я тебе — просто ложь. Выдумки. Не таков Тедди Рубинчик, чтобы под шумок размениваться на мелочи.

Он неодобрительно вздохнул и добавил сурово:

— Совсем не таков...

Так или иначе, но, сделав свое дело — посеяв в сердцах собравшихся страх и недоумение, — Тедди стремительно покинул место предстоящего действия. Общественность же, тусовавшаяся в «Шутниках», тут же разделилась на тех, кого охватила паника — они устремились по следам Рубинчика, сея в служебных помещениях — кухне и подсобке — страх и разорение, и тех, кто отважился нестройной толпой вывалиться на улицу, чтобы своими глазами узреть происходящее.

* * *

В зале остались только двое: хозяин кофейни — невозмутимый, как папа римский, Джузеппе Санти, и столь же невозмутимый — только не такой массивный — Скрипач Нолан. Скрипач сидел в дальнем темноватом углу небольшого зала — сухой, похожий на кузнечика старик с резкими, выразительными чертами узкого худого лица. На лице этом отдельной от него жизнью жили глаза — словно из-под маски усталого мудреца выглядывал на свет божий жадный до жизни, любопытный юнец.

Джузеппе не теряя времени принялся набивать на клавиатуре терминала связи код полиции.

— Черт бы побрал этих сегрегатов! — бормотал он себе под нос, дожидаясь, пока кибердежурный соизволит ответить на вызов. — Оголтелые ребята! Так я и знал, что сегодня что-то затевается — андроиды-то все с утра попрятались куда-то. Словно ветром сдуло!

Андроидов действительно не наблюдалось — ни в самой кофейне, ни окрест. Такое тотальное исчезновение этих незлобивых и услужливых созданий могло говорить опытному наблюдателю только об одном — близится крепкая потасовка между разбушевавшимися представителями вида гомо сапиенс.

Музыкант безмолвствовал, с задумчивым интересом созерцая в окно-витрину разворачивающиеся на улице события. Казалось, его пробирал холод, и это в довольно теплом и уютном малом зале «Трех шутников». Своими длинными пальцами музыканта он обхватил стоявшую перед ним огромную пиалу с иссиня-черным, по его личному рецепту заваренным настоем тридцати трех трав — по одной от каждого из Тридцати Трех Миров, как любил он шутить. Впрочем, никто толком не знал, когда Скрипач Нолан шутит, а когда возвещает святую истину.

Казалось, он ждал чего-то. Чего-то такого, что было неизмеримо значительнее происходившего за пуленепробиваемым стеклом витрины.

А происходило там вот что: в ближний конец улицы — из-за поворота на Цербер-штрассе — вываливались шеренга за шеренгой сегрегаты. Нестройные ряды разношерстной и подогретой разной крепости напитками публики. С виду толпа выглядела хотя и агрессивно настроенной, но все-таки довольно безобидной оравой. Никто не выставлял на всеобщее обозрение ни нунчаков, ни городошных бит, ни велосипедных цепей. Только карманы и отвороты курток топорщились весьма недвусмысленно, да выражение лиц — общее для всех — обещало многое.

Сама по себе толпа была невелика — менее сотни человек. Орава. Орава — вот было ее настоящее имя. Слегка упорядоченная и оснащенная внешними признаками цивильного уличного шествия орава. Но каждый из этой неполной сотни горлопанов пыжился за четверых.

Народ, топтавшийся у «Трех шутников», с растущей опаской наблюдал за движением этой плотной людской массы. По мере приближения к неназванной, но четко намеченной линии бузотеры все меньше себя сдерживали. Над головами демонстрантов колыхались неплохо исполненные, на заказ, плакаты.

Тоже с виду безобидные.

«Нечисть с улиц вон!» — гласили одни. «Гражданские права — гражданам!» — требовали другие. «Род людской — в опасности!» — предупреждали третьи.

Самый придирчивый цензор не нашел бы в этих — визированных, кстати, муниципалитетом — текстовках никакого призыва к насилию. Тем более к насилию над представителями какой-то конкретной социальной группы, населяющей богом хранимый Нью-Чепель.

В самом деле — ну разве место нечисти на улицах приличного города? Правильно — не место, раз уж она нечисть. И разве любой психически нормальный человек станет возражать против того, чтобы гражданскими правами, отвоеванными в нелегкой борьбе, пользовались именно те, кого принято называть гражданами? Тоже правильно — никто не станет. А разве мало опасностей угрожает роду людскому с самых первых мгновений появления его во Вселенной? И разве не достойны внимания те, кто на опасности эти бесстрашно указывает? И тут все верно — и опасностей людям хватает на этом свете, и к предупреждениям прозорливых мудрецов прислушиваться нужно...

Бесспорно, все это так.

Вот только даже самый бестолковый гражданин Большой Колонии прекрасно знал, кого «сеги» именуют «нечистью». Андроидов — кого же еще! И только их. И теми «негражданами», на которых слюнявые либералы и презренные мертволюбы норовили распространить священные права граждан Бэ-Ка, были конечно же они. Именно они — андроиды! И уж точно — той опасностью, что нависла над обосновавшейся под, здешним солнышком частью рода людского, были, разумеется, тоже они — растреклятые андроиды!

* * *

Андроиды, андроиды, андроиды...

Всего веку их в Большой Колонии на текущий последний День месяца Ленивого бога было ровно двадцать лет. Именно тогда — два десятилетия (почти целое поколение) назад — концерн «Айзеке энимэйшн» выпустил в мир своего первого серийного «универсального социального работника» — упрощенную и предельно удешевленную модель боевого биоробота времен Империи, приспособленного выполнять функции идеального разнорабочего. Так сказать, «универсального солдата» со снятым вооружением. Как физическим, так и психологическим. Технологическое старье — по правде говоря. Но — старье перспективное.

Замысел был неплох и явно санкционирован кем-то на самых верхах Федерации — во Дворце Директората. Почему бы, в самом деле, не опробовать в тихом углу — вдалеке от излишне чувствительной к гуманитарным проблемам общественности Метрополии новый тип социального института — рабство, основанное на труде рабов, только для этого рабства и созданных? Не угнетенных, не принуждаемых к рабскому труду — нет! Наоборот — только на рабский труд и способных, находящих в нем свое счастье и призвание и ничего, кроме забот по своему жизнеобеспечению, не требующих взамен! Не порабощенных, не изуродованных насилием, нет — сотворенных такими изначально! И — главное — предельно понятливых и универсальных!

Ну и что с того, что предки — там, на Земле, как черт от ладана открещивались от такого пути? Они даже проекты по использованию для черной работы мутантных гуманоидов — «братьев наших меньших», вроде шимпанзе — вынесли за пределы Метрополии и засекретили. И вполне удовлетворяются широким применением специализированных автоматов. Один кибер знает, как ставить клизму больному, другой — куда ее ставить. Вот и чудненько.

Громоздко, конечно, зато допускает массу комбинаций. И главное — никакого намека на насилие ни над личностью, ни над «квазиличностью». Никаких морально-философских проблем.

Но Большой Колонии земные традиции — не указ.

Конечно, никто здесь не говорил о рабстве и рабах. Просто речь шла о «назревшей необходимости заменить в сфере услуг малоэффективные специализированные сервисные автоматы универсальным, коллективно самоорганизующимся и социально ориентированным устройством по обслуживанию запросов лиц, коллективов и нужд муниципальных служб». Так предпочитали выражаться авторы проекта. Проект успешно прошел правовую и прочие экспертизы Сети Управления и был запущен в дело.

Мало того — он сработал.

В течение пяти первых лет своего существования в Большой Колонии армия андроидов числом сначала в восемь, а затем почти в двадцать миллионов заполнила все вакансии на «черных» работах здешнего Мира — от золотарей до пожарных. Только вот функции полицейских им решено было не доверять — согласно закону робототехники о невозможности причинения роботом вреда человеку своим действием или бездействием, по «великому Айзеку».

Соответственно все двести миллионов людского населения Бэ-Ка тут же воспряли духом и пополнили ряды содержателей (и клиентов) игорных домов, притонов, кофеен, пиццерий, ремонтных мастерских и питейных заведений. Прогресс в этой области потрясал приезжих. Пополнились также ряды высококвалифицированных специалистов — Бэ-Ка стала завоевывать себе место на рынках высоких технологий. Правда, тут как раз уровень достижений пока что сильно отличался от ожидаемого — не в лучшую сторону.

Плоховато дело обстояло и со всякого рода полезными паразитами общества, вроде веб-дизайнеров, поэтов, композиторов, сценаристов и гениев компьютерной графики. Нежданно приключившееся материальное благополучие пока что слабо способствовало расцвету культурной жизни. Это требовало тихого и сытого загнивания общества на протяжении жизни нескольких поколений в преддверии какого-нибудь очередного потрясения. За отсутствием этих условий культуре Большой Колонии приходилось пробавляться всяким завозным ширпотребом — всеми активно презираемым и жадно потребляемым не отходя от кассы.

Одни только здешние хакеры расцвели безмерно. Начали поговаривать о том, что они стали пятой властью в Бэ-Ка.

Наибольший же прогресс демонстрировали две социальные группы людского населения этого Мира — бюрократия и безработные. И та и другая умножили свои ряды на два-три порядка. Злые языки утверждали, что теперь экономика Колонии работает только на две статьи — премиальные для чиновных бонз и «вэлфер» для бездельников во втором поколении.

Что до разумных аборигенов Планеты Чуева — звеннов и тахо, то они остались, как всегда, безразличны к чудачествам землян. Первые еще больше уединились в своих священных лесах и подземных лазах и стали совсем уж редко попадаться людям на глаза. А вторые — следуя свойственной им непонятной логике — развили учение о Пришествии андроидов как начале эры новых святых, угнетаемых их создателями и мучителями, под которыми молчаливо подразумевались Неназываемые — то бишь люди. Никаких выводов из этого учения не следовало, кроме и без того всем известной необходимости уединяться на Болотах и там молитвами и постом крепить себя в вере назло тем самым Неназываемым.

Последним, впрочем, было глубоко наплевать и на тех и на других — у них было достаточно собственных причин для головной боли. Начало второго десятилетия эры андроидов уже со всей очевидностью напоминало кошмар. Тот самый кошмар, что предсказывали здравомыслящие противники Проекта.

Ведь о том, что «универсальный сервисный робот», в конечном счете, должен обладать способностями человека, знали все. А заодно — и это тоже было очевидно — придется наделить его и всеми человеческими потребностями, в том числе потребностями в человеческих правах и свободах. Обо всем этом не говорил и не писал только ленивый, начиная еще с того самого древнего чеха, что придумал слово «робот». И о том, что создание такого «универсального раба» выйдет боком, тоже немало говорили. О том, что это нововведение обернется новым одичанием, возвратом к рабовладельческой морали и ее перенесением на своего брата — гомо сапиенс, — предупреждали даже не провидцы, а просто достаточно здравомыслящие люди.

И наконец, андроиды стали отдушиной для всех негрофобов, антисемитов и прочих свихнувшихся на идеях расовой исключительности психов. До той поры полиция при мощной информационной поддержке Сети Управления успешно сводила на нет все акты взаимной агрессии среди людей. Но андроиды людьми признаны не были и, следовательно, были куда менее защищены от вспышек насилия. Кроме того, поскольку Большая Колония с первых дней ее освоения была прибежищем людей, далеких от ортодоксии, расистам на ней делать было просто нечего. До появления андроидов. Сначала начали бить их. Потом — их защитников. Потом терпение Сети начало истощаться.

Как всегда, Сеть начала с актов информационных.

Возникло мощное общественное движение «Откажемся от рабства», объединившее как сторонников немедленного уравнивания андроидов в гражданских правах с людьми, так и сторонников их немедленного и повсеместного истребления в целях ликвидации источника смуты.

Совещательная комиссия стала — один за другим — выдвигать на экспертизу Сети проекты сокращения сфер использования андроидов и уменьшения их числа — не травмирующими общественность методами.

А затем разразились скандалы. Скандал с разоблачением торговли людьми, выдаваемыми за андроидов. Скандал с использованием андроидов в сделках с наркотиками и — как это было сформулировано в здешней довольно-таки пуританской прессе — в «аморальных целях эротического плана». Скандал с избранием муниципальным головой — в прямом соответствии с Законами Великого Айзека — замаскированного андроида. И стало ясно, что эксперимент Колонии благополучно испустил дух и требует тихого, не привлекающего внимания захоронения, пока сведения о его бесславном конце не стали достоянием всей Федерации.

Тут-то Большая Сеть тоже кое-что испустила, а именно — исторгла из недр своих «Постановление о прекращении эксплуатации универсальной сервисной автоматики». Производство андроидов было полностью прекращено, на ремонтные работы в отношении них наложены строжайшие ограничения, равносильные запрету, а коммерческое использование биороботов в пределах юрисдикции Большой Колонии безоговорочно запрещено под угрозой самых суровых кар. Сюда автоматически относились применение всех видов денежных расчетов между андроидами и между андроидами и людьми, а значит, и полная невозможность расплатиться с «универсальным рабочим» за услуги, даже предложенные им человеку вполне добровольно. Предполагалось, что поставленные в такие условия андроиды долго не протянут и быстренько сойдут на нет — в порядке естественного убывания.

Поскольку андроиды не считались людьми, моральная компонента при оценке «Постановления» не применялась, и оно не могло быть признано злым делом, так же, впрочем, как и добрым.

Кроме того, на андроидов принципиально не распространялось действие Конституции и всех видов законодательства Большой Колонии, кроме разве что закона о соблюдении мер гуманности при отправлении законов Федерации да еще закона об охране животных.

Мотивировка при этом была безупречна — андроиды не способны признать существование души, а следовательно, ее лишены. Чем и отличаются — принципиально — от людей и к таковым причислены быть не могут. Присутствовал и «аргумент от биологии» — с людьми андроиды, безусловно, не скрещивались.

* * *

Общественность Большой Колонии единодушно усмотрела в «Постановлении» яркое свидетельство того, что идиотские решения принимать могут не только сами люди, но и созданные ими компьютерные системы.

Но для Сети общественность не указ. Вот Сеть для общественности — еще как! Поэтому наученная горьким опытом общественность единодушно сделала вид, что безропотно подчиняется указаниям скопища интегральных схем и переплетения волоконных кабелей.

После чего начался цирк.

Андроиды, будучи внутренне устроены по образу и подобию своих создателей, точно так же, как и те, безропотно умирать от голода, холода и отсутствия медицинской помощи вовсе не собирались. А люди — со своей стороны — не торопились вернуться к пультам мусороуборочных агрегатов, унылой возне с переборкой отслуживших свое движков и уборке больничных палат за неспособными себя обслужить инвалидами. Еще меньше желающих было работать на объектах повышенного риска — космических и глубоководных установках, в цехах вредных производств.

Компромисс нашли быстро.

Андроиды — этакие доброхоты — стали дарить свой труд людям Большой Колонии бесплатно. А те — точно так же, по доброте душевной — соглашались кормить и поить общину ставших социально ущербными бывших «универсальных социальных рабочих». Быстренько и без особых хлопот возникла и подпольная медицина для андроидов — либо откровенно противозаконная, либо в клиниках на территориях, не подпадающих под юрисдикцию Бэ-Ка. На «чужих» орбитальных станциях, при вечно нуждающихся в деньгах посольствах бедноватых Миров... Короче говоря, система использования андроидов, раз возникнув, не пожелала спокойно умирать. Она только стала в тысячу раз более сложной и лицемерной. Всяческих злоупотреблений — по сравнению с которыми те, что послужили основанием для принятия «Постановления», были просто «цветочками» — стало просто не счесть. Рабство и работорговля, ранее узаконенные, а ныне ставшие внезаконными оказались в десятки раз более жестокими и беспощадными к своим жертвам.

Города Большой Колонии переполнились толпами благорасположенных к людям — о, этот Первый Закон робототехники! — слегка неуклюжих миляг, готовых за кусок пиццы или чашку горячего супа вывернуться перед своим благодетелем наизнанку. Естественно, среди благодетелей нашлись такие, которые находили весьма оригинальное применение подобному напору добровольно предлагаемых услуг — в обход достаточно формальных Законов Айзека. А затем появились и андроиды со снятыми Законами. Такие, что вполне могли обслуживать траффик наркотиков или быть киллерами. А что тут удивительного? Все, что настроено, легко сбить с настройки. Гораздо легче, чем настроить вновь.

Крайне неприятной неожиданностью оказалось то, что никакой тенденции к снижению числа андроидов специалисты не обнаруживали. Скорее наоборот — последние лет пять поговаривали, что от андроидов скоро житья не станет и что состав их вроде как даже помолодел. Причины видели то ли в существовании мощной подпольной индустрии производства андроидов, то ли в том, что клятые твари нашли-таки способ размножаться самостоятельно. Сперва такое предположение подняли на смех — самовоспроизведение андроидов не было предусмотрено ни их конструкцией, ни интересами производителя — кому нужен товар, который, будучи продан, затем начнет изготовлять себя сам? Но смеяться поторопились. Привлеченные к ответу специалисты «Айзеке энимэйшн» с большим скрипом раскололись и выдали засекреченную руководством концерна информацию. На крайний случай — при остановке основного производства (из-за аварии, нехватки средств, бойкота и т. д.) — способность к размножению все-таки была заложена в андроидов. Правда, ее чрезвычайно остроумно и как полагали разработчики — надежно заблокировали. Но кто не знает, что замки не от воров сделаны...

Как именно обстояло дело — не знал никто. И, похоже, не хотел знать. Ни Сеть, ни муниципальные власти Большой Колонии не торопились предпринимать расследование феномена неистребимости «универсальных рабочих».

А самым неприятным было то, что начала размываться, становиться все более зыбкой сословная грань между как бы рабами и как бы свободными людьми. Дошло до того, что человек со стороны уже не всегда был уверен, имеет ли он дело со смахивающим на андроида «бомжом», или с бомжеватым андроидом.

Весь этот процесс специалисты из Федеральной социологической службы окрестили мудреным именем «социальная эутрофикация» — «заболачивание общества». Защитив на материалах, собранных в Большой Колонии, не одну дюжину диссертаций по этой теме, они могли чувствовать себя вполне удовлетворенными. Чего никак нельзя было сказать, например, о жителях Нью-Чепеля. Как и обо всех обитателях Большой Колонии, впрочем.

Общество раскололось на «интегратов» — сторонников немедленного или поэтапного признания андроидов равной в правах с людьми частью населения Большой Колонии, а также постепенной интеграции с ними — со всеми вытекающими отсюда последствиями. И «сегрегатов» — весьма истерически настроенную и разношерстную партию, требующую полной изоляции андроидов, их изгнания, а вообще говоря — поголовного их уничтожения.

Людям деловым да и огромному числу лиц, склонных ловить рыбку в мутной воде, не нравилась ни та ни другая крайность, и это отражалось в опросах общественного мнения, на которые — в данном вопросе — ориентировалась Сеть Управления. Соответственно Сеть и не спешила с принятием мер.

Общество Большой Колонии отнеслось безразлично и к истерическому визгу сегрегатов, и к витиеватому бормотанию либеральствующих демократов-интегратов. От всего этого быстро устали. Гораздо внимательнее прислушивались люди к тихому, проникновенному голосу старика Нолана. Голос этот ненавязчиво отвечал на те вопросы, которые мог задавать ему любой.

Собственно, Скрипач Нолан не мог называться проповедником. Он никого ничему не учил. Он только отвечал на вопросы. Да иногда еще играл на скрипке. Он давно уже жил так — ходил по кофейням, играл на скрипке и отвечал на вопросы. Много-много лет подряд. И вот из ответов на эти вопросы — ответов, которые чьи-то заботливые руки старательно записывали, снабжая, как это принято в евангелической практике, комментариями, сложилось Учение.

Учение о Храме Единения, о слиянии душ всех, наделенных разумом, и о противостоянии духу вражды и ненависти, увлекшему за собой довольно много влиятельнейших лиц Колонии. Проповедь этого учения не сделала Скрипача Нолана ни пророком, ни богачом, ни политиком.

Политические и религиозные бури проносились над Нижним городом, а старый Нолан все сидел по кофейням, играл на скрипке и отвечал на вопросы — тем, кто его спрашивал. И посматривал по сторонам.

Вот и сейчас он внимательно наблюдал за тем, куда катит волна событий — там, за окном витрины. И, кажется, приготовился вмешаться.

* * *

А события разворачивались стремительно.

Стена надвигающихся «сегов» — уже от самой Цербер-штрассе — сперва вполголоса, затем все громче и громче начала скандировать:

«Нечисть — вон! Нечисть — вон!! Вон!! Вон!!!»

Это уже было угрозой.

Но и противостояла этой накатывавшей волне уже не просто кучка растерянных ротозеев. Так могло быть еще два года назад, от силы год. Теперь же жители Нижнего города были народом ученым. Сценарий предстоящего действа был уже ими расписан «от и до».

Те законопослушные граждане, кто публичные беспорядки не одобрял, заблаговременно растворились в пространстве. Лишь самые смелые из них заняли наблюдательные посты за окнами дежурной аптеки на углу. Остальные заведения, расположенные на одной с «Тремя шутниками» коротенькой Тик-Так-стрит, поспешили закрыться на непредвиденный перерыв. Впрочем, за приспущенными жалюзи хорошо просматривались прижатые к небьющемуся стеклу носы их любопытных владельцев и не успевших убраться восвояси посетителей.

Оставшиеся же неукротимые интеграты поспешно укрепили свои ряды сбегающимися отовсюду сторонниками и пустили по рукам годный для предстоящего сражения инвентарь. В ход шло все — от излюбленных народом бит, бейсбольных и городошных, до палок сервелата твердого копчения, не уступающих своими боевыми качествами полицейской дубинке, и весьма схожих с ними товаров из ближайшего секс-шопа.

Главное, чтобы соответствующий предмет никак не проходил в грядущем полицейском протоколе в графе «оружие». Это должен был быть предмет сугубо мирного назначения, «случайно оказавшийся в руках» или подобранный (в целях самозащиты, разумеется) на месте действия.

К тому моменту, когда между уже сравнявшимися в числе рядами интегратов и сегрегатов оставалось метров двадцать, цивильные лозунги, скандируемые последними, сменились нестройными, но свирепыми залпами ругательств. Атакуемая сторона не осталась в долгу и вдобавок к вербальным действиям поколебавшись немного, двинула свои ряды навстречу врагу.

Сойдясь прямо перед витриной соседнего с «Шутниками» «Интим-шопа», оба воинства застыли в ожидании.

Соблюдая многовековые традиции такого рода представлений, в сузившийся до трех-четырех метров разрыв между готовыми к сражению армиями вышли для нанесения завершающих взаимных оскорблений мастера этого неподражаемого искусства.

Со стороны интегратов выступил массивный и невозмутимый, словно голем, Абрам Гринштейн, известный в Нижнем городе как виртуоз слова и мастер рукопашного боя. Сегрегатов же собрался достойно представить малорослый и юркий — смахивающий на сорвавшегося с вертела и потому слегка недожаренного, но уже хорошо прокопченного петушка — Жозе Челидзе. Последний в рекомендациях не нуждался.

Как и положено, из стоящей поодаль толпы любопытствующих раздался истошный крик:

«Не дайте!.. Не дайте этим кучерявым сцепиться!! Это ж будет ужас что!!! Море крови будет!!! Море крови, вам говорят!»

Ответом на этот вопль было лишь звенящее ожиданием молчание.

Штатные оскорбители безмолвно сверлили друг друга ненавидящими взорами.

А вот дальше сценарий слегка поломался.

То ли Джонни-Мухолову (известному среди сегрегатов любителю кулачных разборок) пауза показалась затянувшейся, то ли он решил, что пора и себя показать, то ли просто от острой нехватки виски в организме шарики у Джонни заехали за ролики. Выйдя из рядов сегрегатов, он вразвалочку приблизился к застывшим в позе взаимного презрения парламентерам и, не говоря худого слова, огрел Гринштейна городошной битой по темени.

Бита разлетелась в щепки.

Глаза Гринштейна вылезли из орбит, и их свирепый взгляд уперся точно в переносицу Джонни.

Последовала непереводимая игра слов и крутой замах пудового Абрамова кулачища.

Внутри кофейни старины Санти Скрипач Нолан, видно, решил, что пора и ему вовремя сказанным словом разрядить сгустившиеся страсти. Скрипач поднялся из-за стола.

И тут на плечо его легла крепкая, затянутая в кожаную перчатку рука.

* * *

Впоследствии Джузеппе Санти так и не смог объяснить представителю закона Нику Стольникову, когда и откуда в тесноватом малом зале его заведения возникли эти двое.

— Пойми, Тамагоча, — втолковывал он ему. — На затылке у меня глаз нет. Я на улицу смотрел, а не на задний проход...

Санти имел в виду, конечно, проход служебный — с кухни. В общем, он действительно был слишком занят происходившим на улице. Так или иначе, но они — эти двое — уже были в кофейне, когда «снаружи началось».

Они были похожи, как близнецы, — два смуглых, крепко сбитых типа, одетых, словно на похороны. Оба были в черных кожаных перчатках, а физиономии — презрительные и скучающие.

— Эти свиньи, — сетовал старина Джузеппе, — даже шляпы не сняли в помещении.

Шляп типы, действительно, не сняли. Они просто сразу приступили к делу. Один стал справа от Скрипача, другой — слева. Этот последний и ухватил Нолана за плечо.

— Папаша, — глухим, угрожающим голосом спросил он, — мальчишка где?

Он собрался усадить Скрипача обратно за стол — просто нажатием руки. Но это у него не получилось.

Нолан с молчаливым презрением посмотрел на эту руку и аккуратным движением двух пальцев сбросил ее с плеча. После этого вытер пальцы салфеткой, повернулся к типу спиной и вознамерился покинуть помещение.

Путь ему преградил второй тип. А первый снова ухватил за плечо левой рукой. В правой у него появился нож. Довольно неприятный, явно не кухонный инструмент.

— Не дури, папаша, — предупредил тип и попробовал развернуть старика к себе лицом.

И в этом он тоже не преуспел — пришлось ему, слегка семеня, сделать вокруг Скрипача полукруг, чтобы стать прямо перед ним. Из рукава второго типа прямо ему в ладонь выпал короткий стилет с рукоятью-кастетом.

Вид холодного оружия порядком напряг старину Джузеппе, отвлекши его наконец от потасовки за окном.

— Эй, ребята! — окликнул он типов. — Вы чего тут надумали?

Тип со стилетом не торопясь обернулся на его слова и все так же не спеша, продевая на ходу пальцы в проемы кастета, подошел к стойке.

— Да вот, нам позвонить надо, папаша. Кое-куда. Телефончик есть?

Джузеппе, ощущая под ложечкой отчетливый холодок, кивнул на лежавший на стойке блок связи. Тип взял аппаратик, критически осмотрел его, взвесил на ладони и аккуратно приложил им в висок старому Санти. А потом еще пару раз по темени. Старик, надо сказать, был крепок — он и не подумал отрубаться, а лишь имитировал обморок, весьма натурально грохнувшись под стойку.

— А вот блочок хлипким оказался, — сетовал он потом Тамагочи, задумчиво рассматривая разъехавшийся по швам корпус изделия здешнего филиала «Белл лабораториз». — Для хорошей драки ни к черту не пригоден...

Дальнейшие события он воспринимал только на слух.

— Я говорю — не дури, дед! — продолжал пугать Скрипача тип с ножиком. — Говори, где мальчишка? Он ведь к тебе пошел — с денежкой от Волыны? Так куда ты его отправил?

— Никаких денег ни от какого Волыны Орри мне не приносил, — спокойно отвечал Нолан. — Его нет с утра. С утра дети ходят в коллеж — вы это знаете?

— Хрена с маслом заманишь твоего Орри в коллеж! — прервал его тип. — Прячешь ты его. С утра прячешь. С ночи, точнее... С той самой поры, когда с Болот весть про Предсказание пришла...

— Так вы знаете про Предсказание?

Голос Нолана чуть изменился.

— Вроде как дрогнул он у него — голос-то, — объяснял потом Джузеппе.

— Тогда, — продолжил Скрипач, — вы понимаете сами, что я не скажу вам, где находится мальчик. Ни при каких обстоятельствах...

— Не скажешь? — зло осведомился тип. — Ни при каких, говоришь, обстоятельствах? А при таких вот?! А при вот таких?!!

— Не знаю, что он там ему делал, — рассказывал Джузеппе, — но Скрипач застонал вроде... А ведь кремень старик... А тут как раз на улице разгон начался. Полиция подоспела.

— Скорее! — распорядился тип со стилетом. — Не хочет признаваться, куда шкета дел, — и не надо! Малек сам притащится — к папочке на похороны.

— А и верно, — согласился первый тип. — Замочим урода, и дело с концом! Парнишка сам придет. Не сможет не прийти...

Тут уж Джузеппе не выдержал — понял, что отсидеться у него не получится. Надо заступаться за старого друга.

— Я, понимаешь, не привык терять клиентуру таким вот образом... — пояснил он Нику.

Устыдившись своей трусости, старый Санти взялся за имевшийся у него на всякий пожарный случай инструмент — заряженный картечью дедов двуствольный дробовик, надежно упрятанный под стойкой. Конечно, «Три шутника» — не подпольное казино, но и Нижний город, в котором кофейня расположена, — не детская площадка. Так что по паре стволов с выправленной на них лицензией сыскалось бы здесь даже в лавке, торгующей детскими подгузниками.

Не рискуя подставляться, Джузеппе лишь поднял над стойкой оба ствола своей пушки и грозно рявкнул:

— А ну бросай оружие, ребята!

Ребята уставились на стволы, как бараны на новые ворота.

Потом тот, что был вооружен стилетом, лениво бросил через плечо напарнику:

— Кончай старого дурня. Поскорее! Копы на горизонте!

А сам, не торопясь, двинулся прямо на пушку Джузеппе, поигрывая стилетом.

— Ты соображаешь, что прешь на людей пана Волыны? — осведомился он у скрытого стойкой Джузеппе,

— Соображаю! — зло отозвался тот.

Дальше произошло сразу много всякого-разного.

Тип с ножиком сунул этот нож Нолану под ребра. Раз, другой... И замахнулся для третьего удара.

Но ударить не успел.

От кухонной двери ядром клочковатой шерсти и ненависти метнулся средних размеров, но жуткого вида пес.

— Брендик во гневе кого хочешь со страху укакаться заставит, — сообщил Тамагочи Киму. — Брендик, это у Орри собака такая, непонятная...

Ким не стал извещать Ника, что уже знаком с Бренди.

Упомянутого эффекта псина, судя по всему, добилась. Тип с ножом едва успел прикрыть лицо и горло. И был сбит с ног намертво вцепившимся в его руку защитником Скрипача.

А вслед за псом в кофейню влетел запыхавшийся Орри. И замер в растерянности посреди зала.

Растеряться было отчего.

Именно в этот момент решимость Джузеппе постоять за друга пересилила его природный ужас перед насилием и заставила нажать сразу на оба спусковых крючка своего древнего орудия убийства. Орудие сработало.

Один заряд попал по назначению — в плечо типа со стилетом. И раскрутил его волчком. Стилет отлетел в сторону, а сам тип, проделав не по своей воле удивительнейшее балетное па, грохнулся на четвереньки и так — на всех четырех — ринулся вон черным ходом через кухню, на задворки Раббиш-плаза.

— В суперкевларе гад был, — объяснял потом людям Джузеппе. — Эх, дал я маху. В рожу ему надо было целить...

Вообще-то Джузеппе не целил никуда конкретно — он давил на спуск, плотно зажмурив оба глаза. Второй заряд чудом не снес Нолану голову и пришелся аккурат в украшавшую стену кофейни репродукцию «Шоколадницы» Лиотара, превратив ее в «Гернику» Пикассо.

Бандит, атакованный Брендиком, оставил псу рукав своего похоронного сюртука и молча ломанул в дверь, ведущую на улицу, крепко боднув входящего в эту дверь лейтенанта Стольникова.

* * *

Тот со своими людьми как раз прибыл для ликвидации беспорядков и, бросив усиленный наряд на разгон взбесившихся придурков, решил проверить, не пострадало ли подконтрольное ему заведение Санти. Удар дурной бандитской башкой в живот был для него полной неожиданностью. Как был при полной боевой выкладке, так и сел он в дверях, преградив путь кинувшемуся за своим врагом псу. Враг же тем временем был таков.

— Что тут у тебя творится, Джузеппе?! — растерянно спросил Тамагочи, созерцая заполнившие кофейню клубы порохового дыма. — Эти уроды докатились до огнестрела?! Что с тобой, Нолан?

Скрипач, казалось, не обратил на происходящее ни малейшего внимания. Его левая рука была крепко прижата к животу — чуть ниже ребер. И сквозь пальцы пульсирующими толчками текла кровь.

— Беги! — сказал он.

Слова давались ему с трудом. Поэтому говорил он коротко и глухо.

— Беги, Орри! Это приказ — понял?

— Папа... — растерянно спросил Орри. Первый раз старый Джузеппе слышал, чтобы Орри назвал Нолана папой. Нолана его приемыш всегда называл Ноланом.

— Они тебя?.. — непонимающе произнес мальчишка. — Я принес...

— Беги! — снова выдавил из себя Нолан. — Я сказал — беги! Триз тебе скажет куда... И инструмент. Ты знаешь где... Унеси инструмент... Беги.

Он покачнулся.

Орри панически стрельнул глазами вправо, влево. Он явно разрывался между желанием хоть как-то помочь Нолану и необходимостью подчиниться полученному приказу.

— Ну?! — прикрикнул на него Скрипач.

Ему с большим трудом удавалось повышать голос.

— Беги! Мне помогут! Ты же видишь — полиция здесь. И Джузеппе. И на ногах я сам стою...

Похоже, эти аргументы наконец подействовали. Орри, ухватив за поводок свирепо рычащего Брендика, в мгновение ока — только один раз напоследок оглянувшись на Нолана — исчез с места действия через разгромленную кухню и кладовку. Ник и пальцем не пошевелил, чтобы задержать малька.

Скрипач слабо улыбнулся — то ли Тамагочи, то ли чему-то своему, — сгорбился и плашмя рухнул на пол поперек всего малого зала кофейни Джузеппе.

Вот, собственно, и все, что мог рассказать Ник Киму.

Ничего интересного.

— Одно — ножевое, двойное... И еще два перелома — вот и весь итог междусобойчика, — закончил рассказ Тамагочи. — Как только полиция прибыла, всех бузотеров как ветром сдуло. Они у меня ученые...

— Ножевое, это Нолан? — поинтересовался Ким.

— Он самый...

— А ты уверен, что это можно отнести за счет уличных беспорядков?

— По времени — как раз. А так... Сдается мне, что и беспорядки эти были устроены, чтобы под шумок Скрипача пришить... Затея пана Волыны и его людишек. Кстати, мой тебе совет. Этого дерьма не трожь. Зажми нос и не наступай. Они просто уголовники. Не сами по себе. У них крыша еще та... Можно черт-те на что нарваться. Вот так, потомок Чингисхана...

Ким почесал в затылке. Ставить Тамагочи в известность о том, что нанят этим самым дерьмом за неплохие бабки, он не торопился.

— Куда Скрипача определили? В какую больницу?

— Его Гаррет к себе увез.

Агент на Контракте с интересом взглянул на собеседника.

— Гаррет? Он врач? В смысле — доктор?

— В смысле — доктор. Юриспруденции. Интертрепи... Тьфу — интерпретирует постановления Сети. Богатый тип. И очень симпатизирует этой затее с Храмом Единения. Так что у него Скрипач как у Христа за пазухой.

Ким помолчал.

— А там не было еще чего-нибудь... Ну, чего-то необычного:

— Было всякое, чего в протокол заносить не стали... Ну, уйма синяков и ссадин. Одному чудаку задницу порвали.

— Это чем же его так? — поинтересовался Ким.

— Фаллоимитатором. Да-да. Они попутно «Интим-шоп» распетушить успели. Вот и... В общем, пострадавший попросил в протокол такое не заносить. Сам, сказал, разберется.

— Ясно, — констатировал Ким. — В общем, ничего необычного.

— Ничего, — пожал плечами Тамагочи. В кармане у него снова запели часы.

— Снова пилюли? — сочувственно спросил Ким.

— Да нет... — устало махнул рукой Ник. — Прогулка. Я, перед тем как лечь, должен четверть часа по воздуху гулять. Останови свою таратайку. Пройдемся через парк.

— С твоим режимом не соскучишься, — признал Ким, выбираясь из кара. — Кто тебе прописал такое?

— Журналы читаю, — пояснил Тамагочи. — Слушаю по Ти-Ви беседы со специалистами. И делаю выводы...

— Тогда понятно, — с некоторым разочарованием согласился Ким.

Он надавил на клавишу пульта, и осиротевшая «Пульчинелла», покорно хрюкнув мотором, покатилась самостоятельно разыскивать себе место для парковки. Ким и Ник затопали под горку по прихотливо извивающимся тропинкам Парка Шести Патриархов. Парк этот был куском девственного леса, сохраненного причудами градостроителей прямо посреди бестолкового и шумного Нью-Чепеля, и путь через него был поистине тернистым.

Некоторое время они продирались через заросли, не отвлекаясь на пустые разговоры.

— Послушай, — наконец нарушил заполненное дружным сопением молчание Ким. — А что собой представляет этот пацан, из-за которого — по словам Санти — весь сыр-бор разгорелся? Зачем он сдался этим бандитам и куда, вообще говоря, делся?

Стольников остановился, тяжело отдуваясь и прикидывая, какое расстояние еще предстояло преодолеть обоим любителям пеших прогулок. Оно было достаточно велико. Прежде чем выйти в район уютных коттеджей, в рассрочку купленных народом среднего достатка, вроде Тамагочи, им придется основательно попотеть.

— Зачем тебе это? — с досадой спросил Ник, не глядя в глаза Киму. — Тебя что — храмовики наняли спасать свои деньжонки? Не стоящее дело... Если пацан денежки эти действительно свистнул, то теперь их у него уже реквизировал кто-нибудь из здешних лихих людишек. В таком случае жалко малька. За такую сумму могли и пришить вместе с барбосом его... Но скорее всего, — продолжил он, возобновляя спуск по крутой и взятой в плотное окружение колючим кустарником тропке, — денежки уплыли к погромщикам...

— Пардон, — смутился Ким. — Каким образом погромщики могли забрать деньги у Нолана, если...

— Ты про каких погромщиков говоришь? — раздраженно повернулся к нему Тамагочи. — Я тебе не про тех, что на Тик-Таке повеселились... Я про тех, что тем временем Ноланову нору грабанули...

Ким снова смутился и, разведя руками, чуть не сверзился в пересекавший их дорогу ручей.

— Ты мне про это ничего не говорил...

— А ты не спрашивал, господин басурман. Тебя интересовал мордобой на Тик-Так-стрит. Я рассказал все как на духу. Теперь, оказывается, тебя интересуют пропавшие взносы на Храм Единения...

— Не прикидывайся шлангом, Ник! Эти вещи взаимосвязаны... Это же очевидно.

— Отнюдь! — Стольников скроил непроницаемую мину. — Хозяин дома вызвал полицию разобраться в дебоше, который учинили трое неизвестных в квартире, снимаемой уважаемым Ноланом, как раз в то время, когда еще двое бандитов пытались спровадить Скрипача на тот свет в кофейне Санти. Мы явились, как только смогли, и констатировали акт вандализма. По квартире словно прошелся твой дальний родственничек — Мамай... Незваные гости просто перевернули все вверх дном. И дураку ясно, что искали что-то. Но, похоже, ничего особенного не унесли. Если там было что уносить... Что взять со старого холостяка?

Тамагочи утер пот с физиономии. Ким кашлянул, чтобы сдвинуть разговор с мертвой точки.

— Каждая собака в Нижнем городе знает, — продолжал Ник, — что есть только две вещи, ради которых на старика могут покуситься. Его скрипка и казна Храма. Точнее, взносы на его строительство. Но Скрипач не идиот, чтобы хранить такие вещи у себя дома под подушкой. Или даже в сейфе. Тем более что там и сейфа-то никакого нет. Никто не подал заявления в полицию о пропаже казны и тем более скрипки. Но все уверены, что казны больше не увидят. Почему — не объясняет никто. Так что... не все так очевидно, как тебе кажется, Агент. Ведь ты уже снова Агент, правда? Кто-то нанял тебя?

Ким нахмурился.

— Ладно-ладно... — дал задний ход Тамагочи. — Понимаю — профессиональная тайна и все такое...

— Бог с ними, с деньгами и скрипками...

Ким принялся растирать колено, которым неудачно въехал в угол отменно твердого валуна.

— Меня сейчас больше всего интересует сам мальчишка. Почему — не стану распространяться. Сам сказал — «профессиональная тайна и все такое»...

— Знаешь, Агент, — развел руками Тамагочи. — Каждый мальчишка — это целая Вселенная! И с какого боку тебя интересует та Вселенная, которую зовут Орри Нолан?

— Ну, для начала я хотел бы знать, откуда он взялся. Ведь, в конце концов даже если Скрипач — его настоящий отец — чего только на свете не бывает, — то кто его мать?

Тамагочи уныло хрюкнул.

— Ким, ни о каком настоящем отцовстве не может быть и речи! Просто старый колдун в одну ненастную ночь — год назад — принес мальчишку из лесу, худого, как палка, насмерть простуженного, грязного, как тысяча чертенят, и завернутого в какой-то лоскут с рунами и росписью времен Предтеч. Впрочем, насчет рун и росписи скорее всего врут. Но во что-то этот зверек завернут, конечно, был.

— Скрипач не объяснил полиции, где нашел ребенка?

— Может, и объяснил. Но объяснение это до нас, простых смертных, не довели. Скрипач, конечно, великий затворник и, молчальник, но у него порой прорезаются совершенно неожиданные связи в верхах. Он поболтал часок-другой с полицмейстером Нью-Чепеля, при закрытых дверях нанес визит муниципальному голове, и — раз-два — ему выправили разрешение на усыновление малька и другое разрешение — до малька совершеннолетия не начинать в отношении него официального расследования на предмет установления прав наследства и степени вины его истинных родителей. В оставлении без присмотра и так далее...

— Интересно... — задумчиво промычал Ким, карабкаясь (теперь уже наконец вверх) по тропинке, в конце которой замаячили долгожданные силуэты городских зданий. И вдруг высказал дикую догадку:

— А он, часом, не андроид, этот Орри?

Тамагочи уставился на него, как на дурня.

— Андроиды, дорогой, детьми не бывают. Кроме того, его бы сразу засекли, по первому же анализу крови...

— Извини, — вздохнул Ким. — Спорол-с... А вот с усыновлением — тут интересно...

— Очень, — согласился с ним Тамагочи. — Но, как говорится, не нашего ума дело. Что до мальчонки, то, похоже, травмирован он был сильно. Говорят, первое время ни читать, ни писать не умел. Говорил и то еле-еле... Но старик его выходил. Вам видеть малька приходилось? Вы с ним похожи, кстати.

— Мельком... — уклончиво определил характер утреннего знакомства со своим юным нанимателем Ким.

— Ну, тогда знаешь, — беспечно продолжил Тамагочи, — парнишка теперь для своего возраста в общем-то в форме. Хотя и тощий, как щепка. Разумеется, старый хвастун распустил слухи о том, что самолично — за год всего — от нуля выучил малька читать-писать и говорить. Но это брешут. Разумеется, у мальчонки просто память восстановилась. А Скрипач не мешал, да в обиду малька не давал. За что ему на том свете зачтется. Хотя... Я лично считаю, что оно к лучшему было б, если бы в воспитатели ему кого-нибудь попроще определили... И помоложе.

— М-м-м? — озадаченно глянул на него Ким.

— Чересчур шустер парнишка. Куда старому деду за ним углядеть? Вроде как к учебе его пристроил, а в классе его только и видели. Вроде как дома учится. Только это все фигня. Шастает он по всему Нижнему городу, как будто там и родился. А в Нижнем хорошему не научат.

Ник вздохнул и махнул рукой.

— Он такой... Неслух. И язык у него подвешен оказался получше, пожалуй, чем у самого Скрипача. Даром что немым его нашли. Просто удивительно, как он еще ни в одну банду малолеток не залетел. Хотя у нас в отделе малолеток на него сигналов тьма. Но серьезного в общем-то ничего. Нолан его, слава богу, каким-то делом все ж занял — он вроде курьера при нем. По храмовым его делам и вообще...

— А про какое Предсказание говорил Санти? — вспомнил тут Ким. — Ну, что те бандиты упоминали, когда добивались от Скрипача, куда делся мальчишка...

Тамагочи поскреб в затылке.

— А бес его знает... Я в эту муру вникать даже не пробую. У этой компании без конца то Предсказание, то Весть, то фиг его знает что...

Он примолк, отдуваясь.

— Что тебе еще про малька рассказать? Я ж не нянька ему...

Они выбрались наконец из тенистых пределов парка на залитую утренним солнышком парковочную стоянку — в двух шагах от Тамагочина особнячка. К легкому удивлению Кима, верная «пульчинелла» смирно приткнулась в ее северном углу. За дворником была заткнута штрафная квитанция за неправильную маркировку номерного знака.

* * *

К дверям черного хода, ведущим на кухоньку жилища Алекса Триза, Орри подобрался второй раз за эти сутки. И второй раз ответом на его осторожное условное поскребывание в двери — неприметные и порядком обшарпанные, ведущие на пожарную лестницу старого (только в шесть этажей) полуаварийного доходного дома, угрюмо притулившегося на границе Старого и Нижнего города, — была тишина. Полная и абсолютная. Тишина, более тихая, чем та, которой бывает наполнено по-настоящему пустое жилище.

Орри бесшумно присел на холодную стальную ступеньку и задумался.

Он всегда знал, что жизнь — непростая штука и что она любит выкидывать самые разные фокусы. Но сейчас она явно перестаралась. Первый раз с Орри случилось такое — Нолан послал его к кому-то, а этого «кого-то» бог весть где теперь искать. Тем более тревожно это было, что речь шла не о каком-то «кто-то», а о старом, надежном, как Норрский дуб, Алексе Тризе.

Мало того, что тот сгинул без следа, не сказав ни словечка ни Рокки — бармену из «Океана», ни Ронни-старьевщику.

Мало того, что никто из ошивающихся на причалах парней и стариков не видел его со вчерашнего дня. Алекса не было и в его норе. В норе этой поджидал Орри кто-то чужой. Совсем не Алекс. Кто-то, от кого пахло мертвой тишиной.

Орри передернуло.

Куда податься теперь?

Только не к друзьям Нолана. С ними, видно, стали происходить худые вещи...

Внизу — у выхода на задворки — еле слышно заскулил Брендик.

Зря пес шума не поднимал никогда. Орри все так же бесшумно поднялся и тихо по стенке стал спускаться вниз, при каждом повороте стремительно на ничтожную долю секунды заглядывая за угол. Но засады на лестнице не было. Орри выскользнул на захламленный самым невероятным мусором двор Тризова дома и присел над совершенно охрипшим за это время псом.

— Ну что ты? — вполголоса спросил он. — Блохи, что ли, одолели тебя, бедного?

— Нет. То не блохи...

На плечо Орри мягко легла знакомая рука.

— То я его побеспокоил...

Орри даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать перехитрившего его хитреца.

— Привет, дядя Клава, — протянул он с некоторым разочарованием, бросив косой взгляд за спину.

И тут же был ухвачен за ухо жесткими, крепкими, как тиски, пальцами мастера-краснодеревщика.

— Твое ухо? — осведомился Вредный Мохо, осторожно поворачивая Орри лицом к себе.

— М-мое... Чье же еще. Ой, больно! Отпусти, Клава!..

— А будет мое. Если еще раз назовешь меня Клавой, — наставительно заметил обладатель железных пальцев. — Унесу с собой, повешу на гвоздик и буду выдавать его тебе только по праздникам. Запомни, что имя мое Клавдий. А того лучше называй меня как все люди...

— Все люди тебя Вредным Мохо называют... — довел до сведения Клавдия ущемленный, но не сдающий своих позиций Орри.

Клавдий немного довернул его «лопух»:

— Для тебя я — дядя Мохо. Понял?

Брендак обнажил грозного вида зубы и тихо, но неодобрительно зарычал на обидчика своего верного друга. Обидчик, хоть и сам числился в Брендиковых друзьях, не должен был допускать того, что только старику Нолану позволительно.

Мохо покосился на песика и ухо Орри отпустил.

— Понял... — мрачно буркнул Орри, потирая ущемленный орган.

— Раз понял, пошли.

Мохо тихонько подтолкнул Орри в спину.

— Отсюда ноги уносить надо. И быстро. Ждут здесь тебя. И у меня дома ждали. Только они у меня...

Тут Мохо довольно хмыкнул в свою пушистую и непокорную бороду.

— Они у меня дождались... Совсем не того, чего хотели...

Он уже пересек двор — своей стремительно-неторопливой, вразвалочку походкой — и через малозаметный пролом в стене выскользнул на утопавшие в зелени Прудовые бульвары. Орри вприпрыжку еле поспевал за старым приятелем Нолана. Брендик следовал за ними немного в стороне — как бы сам по себе.

— Куда ты меня?.. — чуть задыхаясь от быстрой ходьбы, полюбопытствовал Орри.

— На Кудыкину гору! — сурово отрезал Моро. — К папаше твоему.

— К Нолану? — обрадовался Орри. — Как он там — у дока Гарриета?

— У дока Гарриета... — передразнил его Мохо. — У дока Гарриета... У дока своей мигрени хватает, кроме того чтобы еще и Скрипача у себя прятать. Это для всех он у дока Гарриета. А для тебя — совсем в другом месте. Туда и идем. Точнее едем.

Они остановились у невзрачного «фольксвагена», приткнутого к обочине. Мохо стукнул условным стуком в боковое окошко, и в нем показалась заспанная физиономия Рыжего Уитни. Уитни был Клавдию давним приятелем. И был он шкипером при собственной яхте. Морской, не космической. Уитни приветливо кивнул Орри и кряхтя отворил ему заднюю дверцу.

— Полезай сюда, — указал Мохо мальку. — На пол. И я рядом устроюсь. А ты, Рыжий, нас тем вот пледом прикрой. Не должны мы светиться, пока через город катиться будем... Вот так....

Это он произнес уже из-под пыльного покрывала, которым Уитни накрыл его и скрючившегося в три погибели Орри.

— А теперь дуй к Малой гавани... твоя «Матильда» без тебя небось уже соскучилась...

— Ясно, — буркнул Уитни, усаживаясь за руль. — Ну, сидите тихо, конспираторы...

Кар натужно засипел движком, чихнул и покатил по дороге.

К морю.

* * *

Ким помахал вслед убывшему в лоно семьи Тамагочи, поудобнее устроился в кабинке верной «пульчи», отыскал в «бардачке» свой мобильник, переведенный на время расспросов вечно занятого Ника в режим автоответчика, и включил его. Тот тут же сообщил ему, что на его имя за это время приспели аж два сообщения: одно — текстовое, другое — голосом. Ким начал с первого.

«Свяжитесь со мною как можно скорее, — гласило оно. — Это в ваших интересах! Номер моего канала я вам оставил в записке. Г. Г.»

— А второй раз настукать свой номерок этому Г. Г. было слабо. А может, не этому, а этой... Впрочем, посмотрим, что там в адресовке письма...

Номер, с которого было послано сообщение, в адресовке присутствовал. Ким настукал его на кнопочной панельке и через несколько секунд выяснил, что попал в бар казино «Коллапс». Трубку взял бармен и после минуты-другой пререканий сообщил, что да, действительно, на аппарате с полчаса висел какой-то хмырь. Звонил не меньше чем по дюжине номеров. Минут десять назад вернул наконец трубку и отвалил. Похоже, был весьма расстроен тем, что не смог дозвониться куда-то. А куда — бог весть...

— Если он у вас снова появится, — возможно любезнее попросил Ким, — то пусть оставит...

— Не появится! — хмуро оборвал его бармен. — Будьте уверены. А если появится, то единственное, что он здесь мне оставит на память, так это пару-тройку своих гнилых зубов! В этом тоже можете быть уверены...

— Малый чем-то насолил вам? — посочувствовал невидимому собеседнику Ким.

— Вам, мастер, я вижу, — тоже, — все так же мрачно бросил бармен, — если вы его так упорно ищете. Стервец за разговоры расплатился льготными жетонами. От заведения. То есть я думал, что это жетоны. А стал ссыпать эту дрянь в кассу, так и увидел, что это какие-то рупии не рупии... В общем, непонятно что. Размер у них — точно под наши жетоны... Никогда меня так не накалывали...

— Сочувствую, — вздохнул Ким и переключился на прослушивание второго сообщения.

Запыхавшимся голосом Орри уведомил, что у него все в порядке и он отправляется искать отца. Звонок был сделан из той самой аптеки Поччо, о которой малек упоминал при своем историческом визите в Кимово агентство. «Ну что ж, — пожал плечами Ким. — Пора бы мне связаться с его почтенным родителем...»

— Я могу поговорить с доктором Гарриетом? — осведомился он у секретарши, снявшей трубку.

Судя по голосу, эта особа съела на завтрак что-то не располагавшее к приятной беседе. А запила это что-то уж точно чистым уксусом.

— Профессор Гарриет не принимает, — сообщил этот голос. — Можете сегодня не обращаться к нему. У профессора мигрень.

— Гм... Собственно, я хотел бы договориться о встрече...

— Профессор принимает только у себя в офисе. Я могу записать вас э-э...

Секретарша, видно, справилась по дисплею компьютера:

— Я могу записать вас на прием на конец Пьяного месяца.

«Месяц Пьяного бога... Притом — его конец. Это чуть ли не через шесть недель», — озадаченно прикинул Ким.

— Я не могу так долго ждать...

— Это ваши проблемы, мастер.

— Не вешайте трубку! — торопливо вскрикнул Ким. — Собственно, мне всего лишь нужно поговорить с вашим э-э... гостем. С господином Ноланом...

— Господин Нолан не в том состоянии, чтобы с кем-то разговаривать, — отрезала секретарша.

И повесила-таки трубку.

Ким шмыгнул носом с досады и призадумался.

Ладно. Бог с ним, с Ноланом, Он как будто в полной безопасности. Надо, конечно, поставить его в известность о деятельности приемного сына, но это может подождать. Гораздо важнее не дать людям Волыны сцапать малька. И с самим паном разобраться.

Конечно, по логике вещей следовало, по крайней мере, тут же расторгнуть контракт с «крестным отцом» отпетой шайки, но... Но и это могло подождать. Тем более что от Волыны можно было выдоить небесполезную информацию. Не говоря уж о наличных.

Мук совести на этот счет Ким не испытывал.

Чтобы собраться с мыслями, он вытащил свой электрокарандаш, потом — девственно чистую записную книжку и раскрыл ее на первой странице. Подумал немного и написал на ней первое, что пришло в голову:

«Храм.

Предсказание.

Лоскут с рунами».

И сам удивился — с чего бы именно эти слова припомнились ему сейчас.

Потом раскрыл ноутбук и запросил в Сети адреса и коды каналов связи Клавдия Мохо и Александра Триза. С этой справкой проблем не было. Но не было и самих Александра и Клавдия. По крайней мере, у мобильников.

Ким израсходовал еще один из своего обширного запаса тяжелых вздохов и тронул «пульчинеллу» с места — искать встречи с поручителями Нолана Нолана — музыканта, подтвердившими его возможность быть приемным отцом малолетнего Оруэлла Нолана.

* * *

Малолетний Нолан тем временем стоял в изголовье узкой солдатской койки, занимавшей большую часть тесного помещения. На койке, едва помещаясь на ней, лежал Скрипач. Он улыбался Орри. И Орри тоже улыбался: наконец он впервые за эти сутки чувствовал себя спокойно. Пол под его ногами слегка покачивался. «Матильда», в каюте которой происходила его встреча с отцом, стояла на причале в крохотной бухте, врезавшейся в берег недалеко от восточной окраины Нью-Чепеля, а море сегодня было неспокойно.

— Как ты? — спросил Орри.

— Не трать время на глупые вопросы, — едва слышно ответил Скрипач. — Я выкарабкаюсь. И приду... Когда будет надо. Слушай меня внимательно. Я не успел...

Скрипач умолк. Улыбка погасла на его лице. Орри не произносил ни звука. Тихо стоял и ждал.

— Вот что...

Голос Скрипача хотя и был слабым, но выговаривать слова он старался отчетливо.

— Тебе многое придется сделать теперь самому. В одиночку.... Мохо тебе будет помогать... И Триз тоже. Только сначала вы обязательно должны выручить Алекса из беды... И он поможет... Но главное ты должен будешь сделать сам... И, скорее всего, в одиночку...

— Я знаю, — торопливо кивнул Орри. — Инструмент. Надо его вернуть и надежно спрятать... И деньги для Храма...

— Да. — В голосе Скрипача прозвучала еле заметная досада. — И инструмент... И деньги... Но главное — это совсем другое... Главное — это то, что сказано было в Предсказании...

Орри испуганно сглотнул слюну.

— Я-я... Я должен найти Код? Да?

Нолан закрыл на секунду глаза и тихо сказал:

— Да. Найти Код и изменить судьбу мира... Только и всего... Но он в плохих руках сейчас — этот Код. Тебе будет очень трудно.

— В чьих... У кого в руках этот... этот Код?

— Сейчас трудно сказать, Орри. Но последний, кто им владел, даже не знал, что ему досталось. Он мог... Он мог просто продать его за горсть монет. Как ненужное барахло. Как простой кусок платины. Это ведь обычная карточка. Код записан на обычной карте памяти лазерным лучом. Только и всего. Обычная карточка. Вроде тех, которыми расплачиваются в супермаркете. Только платиновая. Серая такая. Незаметная... Его звали Барри — того человека... Барри-Циркач. Мы были дружны с ним. Пока не появилась эта карта... Предсказание пришло слишком поздно... Нет... Я путаюсь — слишком рано...

— А сейчас?.. Этот Циркач — где он?

— Он сошелся с плохими людьми, Орри. И сам стал таким, как они... Он стал очень опасен теперь. Но начни искать с него.

Нолан смолк, собираясь с силами.

— Но все это будет очень трудно, Орри. Поэтому сначала тебе обязательно... Обязательно надо будет сделать одну вещь...

— Какую? Я все сделаю, как ты скажешь...

Скрипач молчал. Потом сделал над собой усилие и заговорил снова.

— Сонное озеро... Помнишь, мы ходили к нему?

— Помню... — тоже очень тихо, но отчетливо ответил Орри. — Только... При чем тут Сонное озеро?

Скрипач и не подумал вдаваться в объяснения.

— Там — недалеко от берега, на дальнем конце озера — бьет ключ, ты помнишь? Я еще не разрешил тебе пить ту воду...

— Да, я помню...

Орри наморщил лоб:

— Там еще долго надо идти вдоль берега — через лес... Лес звеннов...

— Правильно. Ты сможешь туда добраться сам? Так, чтобы никто не увязался за тобой?

Орри уверенно, но по-прежнему не понимая, о чем идет речь, кивнул головой.

— Да, конечно, смогу.

— Этот ключ бьет из-под камня... Он не очень велик, этот камешек... Ты с ним справишься. Только... Надо прийти туда вечером. На ночь... Когда уже звезды будут видны в небе...

На минуту-другую Скрипач умолк и, прикрыв глаза, собирался с силами.

— Надо этот камень перевернуть. Там... На нижней его стороне выбито слово. Запомни, как оно пишется. Обязательно запомни, Орри. И потом положи камень на место. Сделай все, как было раньше. И напейся воды из этого ключа. Пей много. Ровно столько, сколько захочешь... Потом уходи. Найди место, где спрятаться на ночь...

— Я знаю, — торопливо отозвался Орри. — Там — немного выше в лес — хижина...

— Правильно. Спрячься в ней на ночь. И спи. Только запомни, это важно, — когда сон начнет приходить к тебе, ты должен повторять то слово — с камня. Только читай его наоборот — с конца к началу. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Орри. — От конца к началу. Задом наперед...

— Вот-вот, — устало прикрыв глаза, подтвердил Скрипач. — Тогда получится заклинание... Я из одной старой сказки взял его. Оно — ключ. Запустит в тебе программу. Программу использования скрытых резервов. Задом наперед повторяй то слово. От конца к началу. Ты понял?

— Понял, — снова кивнул Орри. — А что... А что будет потом?

Странное волнение охватило его, и от этого он стал немного заикаться.

— Потом ты, скорее всего, просто заснешь. Она дарит сон — эта вода из ключа... Недаром ведь озеро зовут Сонным... А когда проснешься, сможешь многое такое, чего никто не может...

Орри растерянно молчал. Потом потряс головой.

— А... а как? Как я узнаю, как делать это... Ну, те вещи, которые никто...

Нолан улыбнулся.

— Ты сам поймешь...

Снова Орри тряхнул своими иссиня-черными, словно кровельными ножницами остриженными волосами.

— Странно... Странно, папа... Как будто... Мне кажется, как будто ты мне уже рассказывал все это — ну, про камень... Про ключ... И еще что-то. Только я не помню...

Нолан молчал. Минуту. Еще минуту, пожалуй. Потом заговорил — совсем уж тихо и чуть сбиваясь.

— Когда я... Когда я тебя... Ну, скажем, когда я тебя учил... Пусть будет — «учил»... Так вот. Тогда я в тебя заложил... Запрограммировал... Очень большие возможности — на случай, если придет беда... Я надеялся, что не придется запускать этот... резерв. Но вот приходится все-таки... Это будет тяжело тебе... Но ты справишься. Ты у меня шустрый.

Скрипач еле заметно улыбнулся.

— И тогда ты сможешь много такого, чего люди не могут...

Орри буквально впился взглядом в лицо приемного отца. Губы его вздрагивали. Он догадывался. О чем-то таком, о чем только ему дано было догадаться.

— Такого... — повторил он вслед за Ноланом. — Такого, чего люди не могут... Но я ведь человек, папа? Я ведь человек?!

 

Глава 2

ЛЕС ЗВЕННОВ

Найти место работы — оно же и место жительства — Клавдия Мохо труда не составляло. Старый краснодеревщик позаботился установить рекламные щиты, приглашающие всех желающих сделать мебель на заказ «в стиле любого из Людовиков» посетить «Мастерские Мохо и Френкеля», на перекрестках вокруг Теплого квартала. Там эти мастерские и располагались — среди множества подобных же заведений. Собственно мастерскими назывался небольшой — на четыре верстака — цех, похожий на обычный сарай. К цеху примыкал офис, витрина которого была украшена голограммами с образцами изделий, могущих быть здесь заказанными по весьма сходной цене. Изделия были в основном имитацией шедевров мебельного искусства далекого прошлого. Кто мог бы платить поистине астрономическую цену за этакую работу, догадаться было трудно — Теплый квартал не изобиловал роскошными особняками, и дорогие лимузины не скользили по его улочкам. Впрочем, надо думать, достаточно было получить пару-тройку заказов на такой вот псевдоантиквариат, чтобы обеспечить хозяевам и работникам вполне сносное существование до следующего такого заказа. Похоже, за офисом располагались жилые комнаты — одна или две, судя по размерам здания. Ни в цеху, ни в офисе признаков жизни заметно не было. Никакого Мохо. И тем более никакого Френкеля. Ким несколько раз нажал сенсор дверного звонка, постучал в двери офиса и сарая и, оглядевшись по сторонам, перешел к прямому нарушению закона о неприкосновенности жилища Он обошел мастерские вокруг и легко обнаружил дверцу, ведущую в сарай с задворок. На ней и замка-то не было — створку придерживала простая щеколда. Тоже с претензией на принадлежность к антиквариату. Но не способная противостоять простому перочинному ножу и толике сообразительности любого желающего посетить мастерские в отсутствие хозяев. О какой-либо сигнализации вообще речи не было. Видно, в Теплом квартале воровать было не принято — здесь вам не Нижний город.

Внутри сарая было довольно чисто и светло — крыша была наполовину застеклена. По стенам висели самые невероятные инструменты, а на верстаках крепились старенькие программируемые деревообрабатывающие автоматы. Однако и ручным чудом здесь не брезговали, судя по наличию классики столярного дела — рубанков, стамесок и уймы пил, пилок и пилочек самого разнообразного устройства и назначения. Приятно пахло стружкой и мастикой. На одном из верстаков была прикреплена записка, извещавшая «шефа» о том, что крышка секретера поставлена на просушку. Судя по угловатому почерку и лаконичной подписи «Торри», Мохо и Френкель не брезговали не только ручным трудом, но и трудом андроидов. И почерк и имя писавшего были характерны для этих «неграждан» Большой Колонии. Больше, на первый взгляд, в мастерской не было ровным счетом ничего интересного.

Ким уже принялся задумчиво изучать боковую дверь, ведущую, судя по всему, в офисную пристройку, когда вдруг уловил — боковым зрением — какое-то шевеление у дальней стены пустой на вид мастерской. Он повернулся в ту сторону и понял, что предметом, только что изменившим свое положение, была всего-навсего шляпа. Одна из двух ничем не примечательных черных шляп, брошенных на бумажные кули с каким-то барахлом, стоящие у торцовой стены помещения.

Агент на Контракте осторожно поправил надетую под пиджаком наплечную кобуру с газовым пистолетом, расстегнул пиджак и, держа руку на рукоятке газовика, осторожно приблизился к кулям. Когда он подошел к ним вплотную, услышал отчетливое сопение — тихое, но напряженное, исходившее из бумажных мешков. Это было достаточно странно. Подумав немного, Ким извлек газовик из кобуры и, держа его наготове, осторожно приподнял шляпу, украшавшую крайний справа мешок.

Из-под шляпы на него уставились полные ужаса и надежды глаза. Глаза эти украшали довольно малосимпатичную физиономию типичного громилы. Может быть, одного из тех, кто пару-часов назад приходил с визитом в офис агентства «Ким». Установить это точно было трудно — физиономию успели порядком изменить наметившаяся за время пребывания в бумажном куле щетина и основательный фонарь под левым глазом. Кроме того, физиономию эту здорово изменяло то обстоятельство, что изо рта громилы торчал некий предмет, природу которого Ким угадал не сразу, — цоколь электрической лампочки накаливания. Такие осветительные приборы можно видеть в исторических фильмах. Сама лампочка находилась у типа во рту и порядком осложняла ему жизнь: по подбородку из уголка рта бежала струйка слюны, стекавшая дальше на крахмальный воротничок и строгий галстук — насколько это позволял видеть край куля, стянутый вокруг шеи. Ким оттянул этот край и заглянул внутрь мешка.

Громила располагался в нем в согбенном — на манер эмбриона — положении, с той только разницей, что эмбрионам никто ног не связывает кожаными ремнями. Тем более не связывает их этакими замысловатыми и надежными узлами. Кисти рук пленника были заведены ему под подогнутые колени и там тоже крепко-накрепко связаны. Следовало отдать должное умельцу, этак вот надежно упаковавшему столь небезопасный груз.

Ким молча прошелся по карманам типа и ничего напоминающего оружие там не обнаружил. Вполне естественно... Он снова перевел взгляд на послушно зажатый в губах у связанного дурня ламповый цоколь.

— Какого черта? — удивленно спросил Ким. — Зачем вы засунули эту штуку в рот? Вы что, с ума сошли? Немедленно выплюньте! Это антикварная вещь! Она денег стоит...

Громила некоторое время смотрел на Агента, словно на привидение, а затем изобразил — движением глаз, ибо ничем другим он шевелить явно не мог — полную невозможность выполнить предъявленные ему требования.

— Ага... — сообразил Ким.

И на всякий случай приподнял вторую шляпу.

Картина, открывшаяся его взору, в точности воспроизводила предыдущую. Тип во втором мешке был, похоже, близнецом своего соседа справа. Трогательно торчащие изо рта у обоих цоколи антикварных ламп еще больше усиливали сходство между ними.

Такой фокус Киму приходилось видеть в каком-то историческом детективе. Действительно, засунуть себе в рот — допустим, не совсем по доброй воле, как это имело место в данном случае — этакую стеклянную грушу относительно легко, но вот самостоятельно извлечь куда как трудно.

Ким поместил левую шляпу на место, решив, что можно ограничиться предоставлением слова только одному из новых знакомых. Сделать это оказалось не так легко. Челюстной аппарат громилы — прекрасно развитый, но не отличавшийся гибкостью — прочно удерживал хрупкое стеклянное изделие в его пасти. Некоторое время, порядком измазавшись в слюнях пострадавшего, Агент был близок к отчаянию. Потом он оставил пациента в покое и принялся задумчиво перебирать валявшиеся на ближайшем верстаке инструменты.

Глаза пациента наполнились тягостным недоумением, и он умудрился издать — носом, видимо, — звук, исполненный вопрошающего ужаса.

— Тут без хирургического вмешательства не обойтись... — успокоил его Агент. — Небольшая такая операция... В конце концов, пациент как раз надежно зафиксирован, а потому в наркозе, в сущности, не нуждается...

Он задумчиво щелкнул кусачками.

Громила икнул от ужаса и каким-то чудом выплюнул осветительный прибор на землю. Ким едва успел перехватить антикварное изделие в полете.

— А теперь говорите, — приказал он. — Кто вы и как сюда попали?

— Т-ты с ума сошел! — с трудом возвращая себе умение правильно выговаривать слова, заорал громила. — Т-ты... убери эти железяки!

— Не командуй! — прикрикнул Агент. — Объясни лучше, что ты делал в чужом доме и как тебя угораздило этак вот — в упаковочку попасть?

— Да ты и сам-то здесь без ордера!.. Т-ты мне чуть челюсть не вывихнул, к-козел!.. — продолжал ругаться тип.

— За козла ответишь! — сурово оборвал его излияния Ким. И прицелился отвесить нахалу щелбан покрепче.

— Но-но! — взвыл тип. — За нас пан тебе глаз на задницу натянет! И тебе и Клаве твоему!

— Это ты про пана Волыну? — поинтересовался Агент. — Вот с ним мы сейчас и поговорим...

Он достал из кармана мобильник и визитку пана.

Визитку он подержал перед глазами своего неприятного собеседника.

— Я, знаешь ли, как раз работаю на господина Волыну. По Контракту. Сейчас придется ему на вас пожаловаться. Будешь хорошо себя вести, дам тебе самому объяснить, что тут у вас вышло.

Ким кивнул на трубку мобильника:

— Только сначала подскажи мне, где сейчас господин Мор? Кстати, как звать-то тебя, красавец? Неплохо бы нам и познакомиться...

Тип немного поостыл.

— Так ты — тот самый, извини за выражение, дефектив, которого шеф нам в помощь отрядил? Какого ж ты?.. Давай развязывай меня скорее, пока этот чертов столяр сюда полицию не навел... И Фреда, — тип кивнул на соседний куль, — Фредди не забудь...

Ким покачал головой.

— С этим повременим. С этим повременим, господин... Как тебя там? Этот — Фредди, а ты кто будешь? Как о тебе пану доложить?

Тип злобно выкатил глаза.

— Ты за кого меня держишь, сука такая?! Тебя зачем наняли — чтоб ты у нас под ногами путался?!

— Пока что это ты путаешься под ногами и у меня, и у твоего пана тоже, — уточнил Агент. — Вместе с Фредди. Ну ладно, не хочешь представиться — не надо. Я лучше пойду отсюда. Скучно с вами, ребята...

Он демонстративно развернулся спиной к типу и сделал шаг к выходу.

— Стой, ты — упертый! — раздалось ему вслед.

Упакованный в мешок громила, видно, наконец перепугался по-настоящему. В конце концов, неизвестно, что этот скуластый наплетет шефу. Да еще принимая во внимание приключившийся конфуз... Он даже попытался догнать Агента, подпрыгивая, словно участник соревнования по бегу в мешках, в своей упаковке в направлении его движения.

— Слушаю тебя, — вздохнул Ким, возвращаясь к пытающемуся сдвинуться с места мешку. — Итак, где Мор?

— Меня звать Руди, Рудольф... К твоему сведению, — облизнув пересохшие губы, несколько невпопад сообщил тип. — А ты, кажется, будешь Ким?

— Рад познакомиться, Руди, — отозвался Агент, задумчиво крутя в руках древнюю лампочку. — Так зачем вы пожаловали к господину Мохо, и что тут между вами вышло? И главное, что с этим господином сейчас и где мне его теперь искать?

— Пан распорядился, чтобы мы старого хрена заставили... Ну... встречу мальчишке назначить... Чтобы... Ну ясно, зачем. А он, старый пердун, хитер оказался. Засаду здесь устроил. Догадался, наверное, — после того, как Скрипачу шкурку попортили. И что самое подлое — в засаду андроидов поставил. Они-то нас и...

— Интересные у господина Мохо андроиды в друзьях ходят — покачал головой Агент. — С отключенным Первым Законом...

— Это не обязательно... — мрачно буркнул Руди. — А сам Клава сейчас хрен его знает где. Не доложился, знаешь ли...

— Так... — вздохнул Ким. — Я так понимаю, что пан не к одному господину Мохо людишек направил?

— Не к одному, наверное, — согласился Руди. — Но это не моего ума дело... Тут вопрос не ко мне. Ты давай поторопись, а то мне этак вот в мешке сидеть осточертело уже...

— Не спеши... — мягко осадил его Ким. — К Александру Тризу тоже от пана люди пошли?

— Да его еще ночью к пану привезли... Прямо из кабака. Его сейчас там уговаривают — ну, тоже... Вроде как помочь нам с мальчишкой этим... Наверное, уговорили уже... А...

— Угу... — умозаключил Ким и аккуратно вставил лампочку обратно Руди в рот.

Вошла она туда гораздо легче, чем выходила. Во всяком случае, повторить номер с освобождением от столь необычного кляпа Руди не удалось. Глаза бандита вылезли из орбит и выразили нечто, казалось бы, совершенно невыразимое. Чтобы не терзаться этим душераздирающим зрелищем, Ким прикрыл физиономию Руди его же шляпой и, сокрушенно вздохнув, покинул мастерскую.

* * *

Массивный блок связи на столе пана издал призывный звук, и Волына, послав собеседнику извиняющийся кивок, поднял трубку. Потом, услышав в трубке голос Кима, указал ему глазами на вторую, параллельную трубку. Тот поднес ее к уху.

— Послушайте, господин Волына, — сухо осведомился Агент на Контракте, — вы имеете привычку читать то, что подписываете?

— А в чем дело, парень? — недовольно поморщился пан.

— Дело в пункте восьмом моего Контракта, — все так же сухо уточнил Ким. — Там написано, что вы — Наниматель — берете на себя обязательство не препятствовать намеренно или непреднамеренно выполнению обязательств, взятых на себя мною — вашим Агентом...

— Ну и что ты хочешь этим сказать? — недоуменно промычал Волына.

— Только то, что вам надо позаботиться о том, чтобы ваши Руди-Фредди не задерживались долго в мастерской господина Мохо. Пошлите за ними грузовой контейнер. Они там сложены в мешках у северной стены... Мне, извините, некогда возиться с ними.

— Они...

Пан закашлялся.

— Их что?.. Они... В каком они состоянии?

— В том, которого они заслуживают! Я настоятельно прошу вас предоставить мне возможность самому заниматься поисками нужного вам лица. Вмешательство ваших людей только создает ненужные помехи. В противном случае я немедленно разрываю контракт.

— Не горячись, парень... — уже почти примирительно буркнул пан. — Ребята, я вижу, прокололись... Но...

— Просто это уже не первый ваш прокол, господин Волына. Напомнить вам о другом? О том, что вышло в «Трех шутниках»?

Пана перекосило.

— Это не телефонный разговор, парень...

— Если вы хотите всерьез играть в тайны Мадридского двора, пан, то побеспокойтесь о том, чтобы ваши люди не кричали на всех углах о том, что они работают на вас. Во всяком случае, не надо этого делать, как говорится, на месте действия. А они слишком это любят. Я только что в этом убедился.

— Я вижу, тебя уже кто-то из моих успел достать, — не без удовольствия констатировал пан.

— Вот именно. Учитывая то, что вы подсунули мне такое дело, которым уже активно интересуется прокуратура, вам следует богу свечку поставить за то, что я еще продолжаю на вас работать. Я, видите ли, подписывался быть участником поисков. Участником, а не соучастником. Ощутите разницу.

Пан задумчиво скосил глаза на кончик зажатой в уголке рта сигары.

— Ну что же... Я и впрямь кое о чем позабыл тебя предупредить, парень. Можешь просить прибавку...

— Я прошу о двух вещах, господин Волына. Во-первых, ваши люди не должны вмешиваться в ход розыска вашего юного друга. По крайней мере, до тех пор, пока я вас о том не попрошу.

Собеседник пана, внимательно прислушивавшийся к происходящему разговору, обменялся с ним выразительными взглядами, сделал пану знак, и пан, скривившись, буркнул в трубку:

— Идет. Принимаю. Больше тебе мои люди не попадутся.

— И, во-вторых, мне необходимо поговорить с господином Тризом. Он ведь находится у вас в гостях? Надеюсь, что у него со здоровьем все в порядке.

Волына ожесточенно жевал сигару.

— Ладно, — буркнул он, косясь на собеседника. — Приезжай. Поговорите...

— Так не пойдет.

Ким старался выдерживать безапелляционный тон.

— Вам придется попрощаться с Тризом. Как бы ни было вам приятно его общество. Я буду говорить с ним только на сугубо добровольных началах. Повторяю — я участник, а не соучастник. Передайте господину Тризу, что за ним заедет, ну, скажем, адвокат. И дайте мне знать, куда подъехать за ним. Немедленно. Тогда я обещаю вам, что у Триза не будет претензий к вам... В противном случае...

— Не надо пугать меня, парень...

Волына буквально перемалывал злосчастную гавану своими каменными челюстями.

— Поверьте, я и не думаю вас пугать. Я просто хочу уберечь вас от больших неприятностей. О том, что Триз «гостит» у вас, знаю не только я...

Последовал новый обмен многозначительными взглядами через широкий стол пана.

— Принято. И это тоже. Подрули к «Нептуну». К ресторану, а не к торговому залу... И жди там своего Триза. Его подвезут тебе в красном «феррари». Примешь с рук на руки. Будет хныкать — утешь. Деньги нужны?

— Пока нет, — ответил Ким и дал отбой.

* * *

Некоторое время в кабинете царила тишина. Потом Волына со вздохом раздавил окурок сигары в малахитовой пепельнице.

— Нет, каков, право, гаденыш! — с чувством произнес он. — Не успел взяться за дело, а уже диктует свои условия! Его, можно сказать, наняли для страховки...

— Вы ошибаетесь...

Собеседник Волыны — вальяжный, ухоженный старик в дорогом костюме от такого портного, которых в Большой Колонии можно было пересчитать по пальцам одной руки, откинулся в кресле и развеял остатки табачного дыма величественным мановением широкой ладони.

— Вы столкнулись с людьми, с которыми не так-то легко сладить, пан, — продолжил он. — Именно поэтому я присоединился к тем, кто рекомендовал вам нанять для этих, гм... поисков именно господина Яснова.

— Чтобы все имело вид законности?

Пан пожал плечами.

— Знаете, меня это как-то мало волнует... — он откинул крышку серебряной шкатулки и принялся выбирать новую сигару. — Важен результат...

— Вот именно, пан. Вот именно... Вашими привычными методами вы не добьетесь ровным счетом ничего. Вы недостаточно серьезно отнеслись к моему совету... На тех людей, с которыми мы столкнулись, нельзя давить. С ними не выйдет плутовать. За ними стоит сила. Магия, если вам угодно так это называть. Они примут только честную игру. Им доступна такая роскошь — играть честно. А Яснов будет играть честно. И именно поэтому добьется успеха. Поверьте, мальчишка найдет карту с Кодом. А Яснов — мальчишку. Все будет о'кей. Только...

Волына наклонился к собеседнику, готовый ловить каждое его слово.

— Только надо будет принять во внимание одно маленькое обстоятельство... — холодно бросил тот.

— Какое же? — осведомился Волына, судорожно сжав выбранную наконец сигару.

— В конце... В самом конце — он будет не на нашей стороне, пан.

* * *

Всю дорогу от Гавани Орри сосредоточенно молчал. Только пару раз приструнил порывавшегося выразить какие-то свои собачьи чувства Брендика. Мохо не мешал мальку думать о своем. В Гавани Мохо взял напрокат машину ненадежнее, чем «фольксваген» — доходяга Рыжего Уитни. Теперь они тряслись в крытом фургончике, надежно спрятанные в его грузовом отсеке от случайных наблюдателей, глазеюших на редкие на загородном шоссе корыта. И от неслучайных — тоже.

Заговорили они только тогда, когда послушный водила-кибер остановил фургон на смотровой площадке у Сонного озера. Дальше — поглубже в лес, по проселку Клавдий отогнал машину сам, вручную. Убедившись, что достаточно хорошо укрыл место предстоящего ночлега от любопытных глаз, он, тяжело кряхтя, выбрался из кабины и отпер заднюю дверцу фургона, выпуская Орри и Брендика на волю. Пес тут же воспользовался предоставленной свободой и устремился в ближайшие кусты — осуществлять предварительную рекогносцировку местности. Только его и видели. Лишь временами среди зарослей кустов и верхушек трав то там, то здесь мелькали его уши-бабочки и слышалось короткое, приглушенное потявкивание. Орри не спешил соскакивать на разогревшийся задень гравий. Болтая ногами, он присел на порожке открытой двери грузового отсека и покосился на Мохо.

— Слушай, Кл... — начал он и тут же, прикусив язык, поправился. — Слушай, дядя Мохо... Я раньше тебя об этом не спрашивал... Ну, боялся, что ли... А теперь все так оборачивается... В общем, как так получилось, что Нолан стал мне отцом? Как он меня нашел? Или он не нашел, а...

— А что же еще могло быть, Орри? Ведь не купил же папа тебя в магазине... Да ведь тебе сто раз это рассказывали. Просто это не такая веселая история — для тебя, по крайней мере. Про то, как твои родители оставили тебя одного в Рощах за Болотами...

— Вот и я про это самое...

Орри потер лоб и оставил на нем мазок копоти — видно, там, в кузове фургона, ухватился за что-то не слишком чистое.

— Странно это как-то... Раньше я об этом не думал — как раз потому, что мне про это рассказывали... Ведь если детей бросают... Ну оставляют там в Рощах... Так ведь это — совсем маленьких. Новорожденных или... А мне-то уже больше десяти тогда было... И почему... Почему я ничего не помню... Говорить Умею. Даже писать-считать... Ну и много разного такого... А не помню, как меня учили. Ничего не помню — ни кто они, эти мои родители, ни вообще что со мною было. Все помнят, а я — нет. Понимаешь, раньше мне казалось, что так оно и должно быть. Что со всеми так... А со всеми — вовсе не так. Мне смешно даже, когда я вспоминаю, что так думал... А вообще, не думал я раньше ни о чем. Просто верил Нолану и тебе. И Алексу...

— Так ведь...

Мохо, кряхтя, достал огромный клетчатый носовой платок, поплевал на него и принялся оттирать копоть со лба Орри. Тот досадливо завертел головой, стараясь уклониться от мешающей разговору процедуры.

— Так ведь болел ты сильно... — продолжал Клавдий, ловя ускользающую башку малька и придерживая ее за ухо. — Потом, может, все это вернется, когда вырастешь и станешь сильным... Самостоятельным... Тогда ты сможешь все правильно понять. А пока это твое подсознание сопротивляется...

Орри спрыгнул на землю и смотрел теперь на Клавдия снизу вверх. И взгляд его был полон сомнения и тревоги.

— Я об этом много думаю, дядя Мохо... Скажи... Может быть... Может, это я виноват? Может, я что-то такое сделал... Такое, о чем мне теперь не хотят рассказывать?

Мохо показалось даже, что голос мальчишки дрогнул. Он замахал на Орри руками.

— Брось ты такое выдумывать! И в голову не бери! Или это тебе пацанва в Нижнем в уши надула? Что ты такое мог тогда сделать! Да тебя тогда вообще...

Тут Мохо прикусил язык и, видно, вовремя. Потому что поймал во взгляде Орри уже не просто подозрение, а сгустившийся в черную молнию страх.

— Меня?.. Тогда?.. Меня — вообще?..

Теперь голос его дрогнул уже вполне отчетливо.

— Н-ну...

Мохо поскреб в затылке.

— Тогда... Тебя... Тогда тебя вообще щелчком убить можно было... Вот как, парень! — выпутался наконец из положения растерявшийся было Клавдий. — Так что ничего натворить ты и не смог бы, даже если бы уж очень хотел. И не выдумывай глупостей. Не забивай себе голову. В твоем возрасте надо больше думать о будущем, а не о том, что было и быльем поросло!

И, развивая достигнутый успех, тут же принял строгий вид и перевел разговор на тему, которая всегда успешно подавляла у Орри всякое желание продолжать полемику.

— Лучше поломай голову над тем, как по геометрии экзамен сдавать будешь...

Орри тут же обнаружил, что его обувка не готова к предстоящему путешествию, опустился на корточки и всерьез занялся этим. На Мохо он посматривал исподлобья.

Мохо и сам присел теперь на порожек фургона и тяжело вздохнул, глянув на начинавшее припекать уже не на шутку солнце.

— Слушай, — окликнул он занявшегося шнурками своих кроссовок Орри. — Ты уверен, что тебя не надо... Ну, проводить немного? Вокруг Сонного озера Лес — он не такой, как всюду...

— Я знаю...

Орри уверенно шмыгнул носом.

— Нолан часто ходил со мной тут... Так что провожатых не требуется.

И тут же хлопнул себя рукой по лбу.

— Я там... Под скамьей... Фляжку оставил такую... Из жести...

Мохо не поленился слазить в пыльное нутро фургончика за пустой фляжкой и помог Орри приладить ее на пояс, под куртку. Покончив с этим, оба выпрямились и улыбнулись друг другу.

Из кустов, почуяв момент расставания, молнией вылетел Брендик и тут же прибился к ногам своего приятеля. Но тот сурово распорядился:

— Вот что, пес пусть лучше здесь побудет. Он глупый еще...

Вытянув из котомки самодельный поводок, он принялся натягивать его на смертельно уязвленного друга. Потом протянул конец поводка Мохо.

— Присмотри за ним...

И уже снова строго обратился к Брендику:

— Ждать — понял?

«Понять-то понял...» — всем своим видом ответил уныло ссутулившийся Брендик. Он с неодобрением покосился на Клавдия, деловито привязывавшего его поводок к бамперу фургона.

— Вот что, — спохватился Клавдий. — Я тут тебе в дорогу... Сандвичи с луком и с печенкой... И с сыром. Бутерброды, одним словом...

Это малек одобрил.

Он протянул к Мохо свою уже снова помеченную мазком сажи ладошку.

— Ладно. Давай сюда бутерброды!

Мохо снова вздохнул — на этот раз облегченно. Раз малек не забыл про необходимость закусить в предстоящем походе, значит, меланхолия и черные подозрения ему нипочем.

Он протянул Орри увесистый пакет с запасом сандвичей и едва успел крикнуть «Счастливо!» вслед припустившему вниз по склону мальчишке. Тот остановился на миг, обернулся и помахал в ответ тонкой, дочерна загорелой рукой. Потом снова повернулся к озеру и замелькал между высокими, смолянистыми стволами деревьев, спускавшихся до самой воды и похожих издали на земные сосны. Стал еле заметным силуэтом среди резких перепадов света и тени. Исчез за крутизной берега. Словно растаял в полуденном свете, рушащемся с почти безоблачного неба.

Брендик будто ожидал этого момента — молниеносно вывернул голову из неумело сделанного ошейника и столь же молниеносно исчез в сельве вслед за хозяином, словно его и не было. Только пустой ошейник на поводке остался лежать на гравии проселка.

Мохо почесал в затылке, вздохнул еще разок и стал вытаскивать из фургона удочки и спальный мешок. Остаток дня можно было посвятить рыбалке, потом — вздремнуть в тени кара, а ночь — покемарить у костерка, позаботиться об ухе на завтрак. До следующего утра мальчишка не появится на горизонте. Зато утром будет голоден, как тысяча волчат...

* * *

«Нептун» — средних размеров торгово-развлекательный комплекс — был неплохим местом для проведения разных не требующих лишних свидетелей встреч не столько из-за какой-то своей уединенности, сколько наоборот — из-за постоянно царящей в нем толчеи. Стоянка у ресторана к тому же была совершенно изолирована от посторонних глаз бетонными навесами и рекламными щитами. Киму не пришлось слишком уж долго ожидать появления обещанного Большой красного «феррари».

Угадать, кто из трех человек, вышедших из кара, Александр Триз, не составляло труда. Двое выглядели, как видно, строго по уставу, неукоснительного следования которому требовал пан Волына — они наряжены были словно на похороны. Третий же — немалого роста, рано поседевший здоровяк — смотрелся сейчас скорее как главный виновник тех похорон. Щеки него были серые и впалые, взгляд мутный, весь он был как-то болезненно ссутулен. Заметно прихрамывал. Своему изображению из справочного файла местной сети он, однако, вполне соответствовал. Взгляд, брошенный им на Агента, был достаточно выразителен, чтобы тот мог понять, что ничего хорошего от этого нового знакомства ожидать ему не приходится. Ким вышел из кара ему навстречу.

— Вот... получи и распишись! — иронически бросил неотступно следовавший за пленником тип в черном и подтолкнул своего подопечного навстречу Агенту.

Ким сделал вид, что не понял иронии, и достал свой электрокарандаш.

— Расписка? — требовательно произнес он, протягивая руку за несуществующим, разумеется, документом.

Тип вылупился на него так, словно тот предложил ему между делом поставить — так, для порядка — очистительный клистир.

— Во, дурень-то... — пробормотал он, резко развернулся и скрылся в недрах «феррари». Машина тихонько взвыла сверхмощным движком и, с места набрав скорость, исчезла за ближайшим поворотом.

Ким протянул Тризу свою визитную карточку и распахнул церед ним дверцу «пульчинеллы».

— Будем знакомы. Я действую по просьбе ваших друзей. Позвольте подбросить вас до дома. Поверьте, вам теперь ничего не угрожает. В ближайшее время, по крайней мере.

Конечно, строго говоря, никакой «просьбы» формально не существовало. Но Ким счел, что не слишком кривит душой: и Орри, надо полагать, Клавдий Мохо, безусловно, не то что попросили — потребовали бы, чтобы Ким помог им выручить общего знакомого из беды. Будь они здесь.

— Вы можете выражаться яснее? — буркнул Триз, тяжело опускаясь на тесное сиденье. — У меня голова совершенно не варит...

Он внимательно перечитал визитку Кима.

— «Частный расследователь»... Ничего не понимаю... Как вы узнали, что эти олухи затащили меня в тот подвал? И... какие такие друзья?

— Простите...

Ким достал из «бардачка» портативный биомедицинский анализатор — штуковину дьявольски дорогую, но в выбранном им деле необходимую.

— Подержите немного.

Он протянул Тризу сенсорный блок. Тот неохотно сжал в кулаке штуковинку, похожую на елочную игрушку. Кулак у него был основательный. Ким забеспокоился даже, не раздавит ли он хлипкое на вид изделие «Шэдоу Интеруорлд».

Изделие испытание выдержало, и соединенный с ним анализатор, пропустив через свои электронные извилины данные о состоянии кожи, нервных окончаний, составе пота, крови (замер лазерным лучом) и еще о полуторе десятке показателей, выдал на мини-дисплей примерно то заключение, которого и ожидал Ким.

— Вас здорово накачали разной химией, Алекс. Причем не слишком профессионально накачали — вся эта химия легла на солидную дозу алкоголя. Могло плохо кончиться. Хотите заехать в ближайшую клинику — оформить заверенную справку?

Триз посмотрел на Агента исподлобья.

— А для чего? Я не собираюсь судиться с этой публикой. Себе дороже.

Ким пожал плечами и тронул «пульчу» с места.

Судя по всему, последействие «химии» все еще сильно сказывалось на ходе его мыслей. По крайней мере, он так и оставил вопросы, заданные Агенту, висеть в воздухе без ответа. Вместо того чтобы возвратиться к ним, он обхватил голову обеими руками и пробормотал, задумчиво глядя в пространство:

— Не помню толком ни-че-го! Как бы не наболтал им там лишнего...

Еще с минуту он все так же смотрел перед собой, беззвучно шевеля губами. Потом резко выпрямился и энергично спросил:

— Куда мы едем?!

— К вам домой, — пожал плечами Агент. — Вам надо хорошенько отоспаться...

— К черту! — оборвал его Триз. — Разворачивайте вашу таратайку и гоните на Прибрежное шоссе! К лесам...

Ким молча покосился на спутника и послушно повернул руль.

— Вам бы стоило привести себя в порядок, — заметил он. — Ну, душ холодный или...

Алекс потряс головой.

— Кофе, — отрезал он коротко. — Крепкий и много. Литр, не меньше!

Он энергично захлопал себя по карманам. Вытащил бумажник, заглянул в него и презрительно поморщился.

— Эти ишаки даже гроша мне не оставили. Слава богу, хотя бы бумаги на месте. А вот денежки — тю-тю. Все наизнанку вывернули. Искали что-то... Будто я стариковы деньги с собой таскаю...

— Не беспокойтесь, на кофе для вас я пару монет наскребу, успокоил его Ким. — Я верно еду? — Верно, — заверил его Триз. — Минут через пять — на выезде будет мотель. «Приют чужаков» называется. Подъедем поближе, притормозите. Кофе и душ — там именно...

Последние слова уже как-то плохо выговаривались у него.

Триз уронил голову на грудь и только с усилием снова возвратил ее в исходное положение.

— Чжанн, — выговорил он совершенно отчетливо. Агент с сомнением покосился на него.

— Если я проболтался про Джанни, то ему крышка... — с уверенностью сообщил сам себе Алекс. — Быстрее надо. Раньше, чем эти...

— Вы что имеете в виду? — поинтересовался Ким.

Больше для порядка, чем в надежде понять хоть что-то из бессвязного бормотания своего спутника, все еще одурманенного какой-то разновидностью «сыворотки истины».

— Я про Чжанна, — пояснил тот. — Это — звенн. У них у всех имена такие... Звенящие и жужжащие. Этот — Чжанн. Или для простоты — Джанни... Впрочем, это только для нас они такими именами пользуются... Так их вообще слышать невозможно. Ну, вы, наверно, и без меня про звеннов наслышаны. Хотя... Хотя на вид вы — не здешний...

— Я, конечно, плохо разбираюсь в здешней специфике, — признал Ким. — Но ничего. Вы говорите, говорите... Я разберусь. Чего не пойму — спрошу.

Триз скосил на Агента мутный глаз и снова потряс головой.

— Не въеду я никак... — выговорил он наконец. — Ты откуда взялся? И за какую команду играешь?

Ким вздохнул. Хотел бы он сам знать ответы на эти вопросы.

— Считайте, что я играю за Орри Нолана, — определил он то, что точно знал сам. — И не оттого, что я такой добрый. Я просто Агент на Контракте.

— И кто тебя нанял, Агент?

Судя по всему, мозги Триза начали потихоньку приходить в норму.

— Тайна клиента, — пожал плечами Ким. — Вы вправе не доверять мне. И, конечно, можете в любой момент послать меня к черту и...

— Не горячись, парень, — оборвал его Алекс. — Ситуация уж больно стремная... Ты... За тебя хоть кто-нибудь может поручиться? В Нижнем городе, разумеется. «Уважаемое общество» — не в счет...

Кима вдруг начал разбирать смех. Весь мир Большой Колонии вдруг предстал перед ним перевернутым с ног на голову. Обращение за помощью к закону сулило пострадавшему лишь удесятерение его неприятностей. Человек, принесший освобождение, вызывал у узника подозрения чуть ли не большие, чем пленившие его вороги. А рекомендация людей, считающихся приличной публикой — с точки зрения их «кредитной истории» в любом приличном банке, — могла только погубить репутацию рекомендуемого...

— Вот что, — поразмыслив немного, определил он. — Пожалуй, есть у нас с вами в Нижнем общий знакомый. Вы его должны хорошо знать — ну, хотя бы в связи со вчерашними событиями...

Триз нахмурился, уставившись на Агента с еще большим подозрением.

— Это про кого вы, мастер?

Ким усмехнулся как можно более благожелательно:

— Вам не приходилось иметь дело с офицером полиции по фамилии Стольников?

Физиономия Триза выразила полное недоумение.

— Это вы о ком?

Ким уже открыл было рот, чтобы уточнить — о ком, но тут Алекс треснул себя кулаком по лбу и тихо рассмеялся:

— Это ты про Тамагочу? Я и не сообразил... Так ты с ним корешишься, что ли?

Неожиданный переход на «ты» (и на слегка неправильный русский) был неплохим признаком.

— Ник обижается, когда его погонялово склоняют, — кротко заметил Ким. — Не склоняется оно у него. Тамагочи и все... Что-то японское и самурайское... А так мы в неплохих с ним отношениях. Он, правда, сперва хотел закатать меня в кутузку, но передумал. Это когда у старого Бромфельда украли одного внука, а вернули двух...

Триз расхохотался. Теперь уже от души. И тут же, мучительно поморщившись, сжал виски ладонями.

— Так ты — тот самый детектив с Прерии... — выдавил он, снова переходя на галактический пиджин. — Тогда с тобой можно иметь дело. О тебе неплохо говорили людишки оттуда... С тобой можно идти к звеннам...

Ким промолчал. Только чуть пожал плечами.

— Кстати, — вспомнил Алекс, — они нашли тебя?

— Кто? — несколько недоуменно отозвался Ким.

— Эти типы с Прерии. Они тебя искали. По крайней мере, один из них. Немного смешной тип. И фамилия смешная... Только позабыл какая... Что-то на Г... И имя тоже — на Г...

В голове у Кима невесомым облачком проплыла какая-то ассоциация — с чем-то досадным, но его отвлекли мучения собеседника. Алекс уточнил:

— К Нолану он подкатывался с каким-то делом. Только тот его вроде вежливо отшил...

Он снова потер виски.

— Голова раскалывается...

«Господи, — в очередной раз подумал Ким, — кого это угораздило натрепаться о каких-то моих подвигах — о каких, кстати? — именно здесь и именно среди публики Нижнего города?»

Но опять это был не тот случай, чтобы пускаться в расспросы на этот счет. Да и «Приют чужаков» уже появился из-за поворота...

* * *

Идти через Лес звеннов, взявший в кольцо Сонное озеро, была делом, на первый взгляд, совсем пустяшным. Знай только выдерживай направление и под ноги не забывай посматривать, чтобы ногу о корявое корневище не ободрать. Или не влезть в клейкую ловушку — одну из многих, расставлять которые звенны, облюбовавшие эти места, были большие мастера. Еще, конечно, неплохо бы обойтись без того, чтобы наступить на помет Ару-Моро. Но от такой беды ничто не убережет. Остается только полагаться на милость провидения, да на то, что все Ару в это время года откочевывают за Далекие хребты.

Как проклятые твари эти самые времена года различают — на славящейся неизменностью своего климата Планете Чуева, — оставалось немалой загадкой для здешних планетологов. Что до Орри, то он над такими вещами голову не ломал. А если и ломал, то редко. Пробираясь еле заметными тропками Леса, он не мог позволить себе отвлекаться на подобную ерунду.

Уж он-то знал, что благодушное безразличие Леса к шастающим по нему пришельцам с далеких звезд — мнимое. Обманчивое безразличие.

Конечно, ни насекомым, звенящим в мареве полуденного зноя, ни гадам, скользящим среди густых трав и причудливых нагромождений палого листа, ни зверям, таящимся в здешних чащобах, ни хищным птицам, парящим в струении воздушных потоков, не было никакого дела до несъедобной для них и нечувствительной к здешним ядам и хворям плоти землян, вторгшихся в этот мир. Мир — такой похожий на мир их родной планеты и такой им чужой.

Людям не стоило бояться здесь ни насекомых, ни гадов, ни птиц, ни зверей. Людям, как всегда, стоило опасаться только себе подобных.

И Орри опасался. Он внимательно присматривался к залитым полуденным светом прогалинам между темными стволами древних деревьев. Всякий, кто вздумал бы укрыться за каким-то из этих стволов, непременно отбросил бы на золото опавшей листвы свою четкую тень. И тень эта не укрылась бы от острых глаз Орри.

Точно так же, как не ускользнул бы от его слегка оттопыренных ушей ни один подозрительный звук из тихой симфонии шумов, звонов и скрипов, заполнявших воздух Леса.

Но это трудно — по крайней мере, для двенадцатилетнего малька — все время пребывать в состоянии опасливой, напряженной сосредоточенности. От этой сосредоточенности на еле заметных тенях и едва слышных звуках Орри устал гораздо больше, чем от петляния по едва видным тропинкам. Его все сильнее притягивал запах, исходящий от пакета с сандвичами. С луком и с печенкой. И с чем там еще?

Кажется, с сыром. Надо проверить.

Собственно, у ключа под камнем Орри надо было быть к ночи, так сказал Нолан. Так что вполне можно сделать дневной привал. Надо только добраться до Невидимого ручья. Там можно будет прикорнуть в тени больших валунов, зарывшись в теплую груду опавшей листы, и утолить голод бутербродами Клавдия, а жажду — водой из Невидимого ручья.

Ручей не заставил себя ждать, заявив о себе еле слышным журчанием между скрывающими его валунами и сырой свежестью, пахнувшей вдруг, словно ниоткуда. Орри сноровисто — как учил его Нолан — соорудил себе незаметное убежище под нависшим над ручьем валуном.

Усевшись там так, чтобы быть как можно незаметнее со стороны, он глубоко вдохнул уже начавший изменяться воздух Леса.

Да, верно, климат Большой Колонии не знал сезонных изменений. Но в то же время это было и неверно. Просто все сезоны здесь норовили сменить друг друга за одни сутки. Морозные рассветы сменялись сырыми и дождливыми утрами, а тем на смену приходил солнечный день, кульминацией которого становился пронизанный застывшим зноем, душный полдень, за ним следовал затянутый тучами, а потом — утопающий в струях проливного дождя вечер. А под конец пронизанный ледяными ветрами закат сменяла ночь, во время которой мог случиться и настоящий снежный буран.

Изменения природы здесь были молниеносны и нечувствительны в одно и то же время.

Вот и сейчас — воздух между вершинами все еще дрожал от полуденного зноя, нагретая почва источала тепло. Но Орри ясно ощутил в наполнившем его легкие воздухе сырой и горьковатый привкус осени. Он усыплял, этот привкус.

Орри набрал пригоршню ледяной воды из ручья и жадно проглотил ее. Потом еще и еще. А потом вдруг, не успев прожевать и первого куска сандвича из пакета, вдруг кувырнулся в приготовленную кучу листвы и замер, свернувшись калачиком, сморенный внезапно навалившимся на него глубоким сном.

* * *

Когда он открыл наконец глаза, далекое небо Большой Колонии уже затягивали тучи. Кое-где сквозь них еще пробивались яркие лучи здешнего солнца, и в лучах этих пели звенны.

Пели, звенели, шелестели так, словно Лес был полон ими. Да так оно и было — это был их час. И они старались вовсю: творили свое странное веселье — то ли спешное дело, то ли праздник, то ли обряд. Шелестом своим и звоном пугали непосвященных и приветствовали старых друзей. Сами кого-то пугались и радовались кому-то.

Но не показывались.

Про то, что Лес звеннов у Сонного озера — исконное обиталище этого древнего племени, озорного и опасливого, не знал в Большой Колонии только ленивый. Свидетельств тому было предостаточно. И гнезда, свитые на день и брошенные совсем недавно, и жертвы, возложенные на неприметные алтарики, и следы маленьких костерков — за минуты до появления людей тщательно загашенные. А еще были знаки и надписи — понятные только самим звеннам да немногим посвященным из других разумных племен. И обрядовые ленты травы на священных деревьях и кустарниках. И только самих звеннов не было видно.

Они открывались очень немногим — зыбкие и переменчивые, мастера отвода глаз, чемпионы быстроты, маскировки и мимикрии. Только тем, кому доверяли. Друзьям. Таких было немного в каждом поколении переселенцев с Земли и других, населенных человеческим племенем Миров. А среди этих немногих еще меньше было охотников рассказывать о звеннах лишнее. И уж совсем немногие — такие, как еретик от науки Да Коста да великий врун и насмешник Ангел Ангелов — сподобились оставить миру свои «Наблюдения и воспоминания». Книги обоих классиков звеннологии назывались одинаково, и в них-то и сосредоточились, собственно, основные знания Человечества еще об одном Разуме, встреченном им в его неудержимом и немного бессмысленном странствии по все новым и новым Мирам.

Были, правда, также многочисленные кадры спецсъемок и протоколы с подробнейшими описаниями случайных контактов со звеннами различных научных и ненаучных экспедиций, но они лишь немного добавляли к тому, что сами звенны пожелали рассказать о себе людям.

Они быстро освоили земные языки, эти звенны. И людскую письменность особенно. Ибо звуками общаться с ними не получалось. А вот люди языка звеннов так и не раскусили.

По крайней мере до такой степени, чтобы свободно ими пользоваться при общении с Зыбким племенем.

...Оно — это племя, действительно, соответствовало своему прозвищу — ненадежное и настырное одновременно.

Никто не знал, появятся ли звенны в условленном месте или снова обманут.

Никто — особенно из тех, кому часто приходилось бродить по лесам Большой Колонии — не знал, не выглянет ли сейчас из-за его плеча радужный лик звенна.

Никто никогда не видел мертвого звенна.

По крайней мере с тех пор, как охота на них была строжайше запрещена.

Они, конечно, были смертны. Как и все, что живет. Должно быть, много их гибло во время частых на этой планете лесных пожаров. Они никогда не искали спасения на равнинах. Там у них был враг более страшный, чем пламя лесного пала — голод и хищное племя крохотных мышей-пираний, обитавших в здешнем степном травостое.

Были, наверное, у представителей Зыбкого племени и другие причины смерти. Хвори и войны. Исполнение Клятв и обрядов. И те из звеннов, кто был дружен с людьми, бывало, исчезали навсегда. А те, кто приходил на их место — звенны завещали друг другу друзей, — искренне горевали по тем, кого не стало. Бывало, что и по людям тоже.

И звенны тщательно следили за тем, чтобы хрупкие, рассыпающиеся в пыль уже через несколько минут после того, как жизнь покидала их, останки ушедших в вечность соплеменников не доставались никому, кроме Огня и Ветра. Это были их боги смерти — Огонь и Ветер. И богами жизни и обновления тоже были они.

Огонь и Ветер. Ими часто клялись в Лесах.

* * *

Орри подобрал рассыпавшиеся по траве и листьям бутерброды — они уже начали черстветь, но местные муравьи оставили земную пищу в полном небрежении — и, недовольно сопя спросонок, пополз умываться из небольшого бочажка, что образовался в течении ручья — чуть поодаль.

Он плеснул себе в лицо пригоршню ледяного холода и ВДРУГ, присмотревшись к неверным очертаниям отраженного в неспокойной воде мира, понял, что за спиной у него — Лагах в двух от приютившего его валуна — сидит Чжанн.

— Привет! — с напускной небрежностью бросил он задумчивому звенну. — Давно меня тут сторожишь?

Бессмысленно было допытываться у гигантского богомола, откуда он взялся тут, как и зачем нашел Орри и вообще о чем-то, что тот и так скажет, если сочтет нужным. Точнее, напишет.

Радужным сиянием по воздуху.

«Все время, пока ты спал», — написал Чжанн.

И буквы, начертанные снующими с немыслимой частотой многочисленными конечностями звенна, сотканные им из света, отраженного в их псевдохитиновых чешуях, казалось, еще несколько мгновений парили в воздухе перед Орри.

Он поэтому и выучился читать так быстро и так рано — из-за дружбы со звеннами. Никак иначе общаться с ними было нельзя.

«Я долго шел за тобой, — добавил Чжанн. — Почти от самой дороги. Я не мог понять».

Орри поднялся с четверенек, подошел к звенну поближе и уселся, по-турецки скрестив ноги, немного наискосок от старого приятеля. Садиться прямо напротив он поостерегся бы. Опасно долго смотреть на звенна — вот так, глаза в глаза. И глаз у порядочного звенна — штук восемь или двенадцать. И голову кружат их — звеннов — бесконечные метаморфозы и стремительные переходы от одного облика к другому. Двух минут не пройдет, и начинает всякая чертовщина мерещиться. Поэтому человек знающий — а уж Орри-то тут собаку съел— разговаривает со звенном так: садится чуть поодаль от него и на диковинного собеседника только изредка, для порядка, поглядывает — чтобы тот не обижался на невнимание к нему, достойному представителю своего народа. Но чтобы и голова у тебя кругом не шла.

Только когда по воздуху поплывут призрачные, из отражений солнечных бликов сотканные надписи, надо быть внимательным. Они быстро меняются, эти надписи. А звенны не любят повторять сказанное.

То есть — тьфу! — начертанное.

— Чего... — недоуменно шмыгнул носом Орри, — чего ты не мог понять, Чжанн?

«Почему ты не пришел на встречу? Почему не сказал слов?»

Звенны пишут в воздухе по-разному. Одни так, словно школьники на доске. Другие — готикой. Третьи — нервными каракулями, едва понятно.

Чжанн писал той бегущей строкой, которую можно часто видеть в метро или в любом подземном переходе любого города, построенного землянами по всему Обитаемому Космосу. Вполне возможно, он и на самом деле бывал в том же, например, Нью-Чепеле — звенны существа любопытные и незаметные — и там и вдохновился такой манерой письма. Во всяком случае, читал Орри его послания без труда. Вот понимать их удавалось не всегда. Как вот сейчас, к примеру.

— Слов? — не понял Орри. — Встреча?

«Забери у меня деньги и уходи скорее. Опасно. Все больше и больше».

— Деньги...

Орри почесал в затылке:

— Кто тебе дал деньги для меня? И кому я должен отдать их?

«Алекс мне дал их, — побежала бегущая строка. — Не для тебя. Хранить. Пока не придет кто-нибудь и не скажет слова. Ты не сказал. Но я не могу держать их больше. Будет плохо. Я тебе скажу слова. Алекс тебе верит. И я верю тебе».

Орри потряс головой.

— Слушай, Чжанн... — неуверенно перебил он сбивчивый текст-скороговорку. — Если Алекс доверил деньги тебе... Это ведь храмовые денежки, да?..

«Да, — подтвердил Чжанн. — Алекс говорил, это — деньги на тот большой Дом Единения. Так называют...»

— Так называют Храм. Я знаю, — остановил его Орри. — Тогда храни эти деньги у себя, пока Алекс или кто-нибудь, кому он сказал условные слова...

«Правильно, — припомнил звенн. — Условные слова. Так Алекс и сказал — условные слова...»

— Так вот, Джанни... То есть — Чжанн... Ты мне веришь. Это очень хорошо... Только все равно ты должен отдать деньги только тому, кто придет к тебе с условными словами... Только тому.

«Я не могу больше держать их у себя... Я раньше не знал, теперь — знаю... Ведь мы — звенны — умеем немного заглядывать в будущее... Так вот, меня из-за этих денег ждут большие неприятности...»

Орри насупился:

— Это точно? У тебя не бывает с этим ошибок?

«Не бывает».

Цвет у бегущей строки был какой-то грустный.

— Тогда, Чжанн, они у тебя ведь все равно будут — эти неприятности. Отдашь ты мне эти деньги или не отдашь...

Похоже, что Чжанна несколько поразило столь философское умозаключение, прозвучавшее из уст малька, которого он совсем недавно знал совсем беспомощным и глупым.

«Это так... Только тогда деньги бы достались плохим людям. А ты их спрячешь. У тебя ведь тоже будут неприятности...»

Орри уставился на звенна, забыв о возможных неприятны, последствиях разглядывания этих обитателей Леса в упор.

— Что же ты молчал, глупый таракан? — изумился он. — Почему ты сразу не сказал об этом?

«Мне кажется, — все также грустно сообщил ему Чжанн, — что с Алексом тоже неприятности... Он хотел от кого-то спрятать деньги. Но не успел сказать тебе слова. Тебе надо быть вежливым».

— Ты лучше скажи, — насел на него Орри, — какие неприятности со мной будут? Когда? И Алекс — он в какую беду попал?

«Ничего не знаю про Алекса, — огорченно ответствовал обиженный, видно, на „глупого таракана“ Чжанн. — Так мне кажется. А ты встретишь людей, которые...»

Текст вдруг оборвался — звенн прислушивался к чему-то, происходящему в лесной чаще.

«Ты встретишь людей, которые охотятся за деньгами. Не обязательно за теми, которые отдам тебе я... Тебе надо быть хитрым».

Совет, конечно, был дельным, вот только для Орри совершенно излишним. Уж до того, что без хитрости в Большой Колонии пропадешь ни за грош, малек додумался сам — и давным-давно. В масштабе его коротенькой еще жизни.

«Скоро здесь будут плохие люди, — сообщил ему звенн. — Нам пора расставаться».

Он задумчиво качнулся из стороны в сторону, распадаясь при каждом движении, слагающемся из тысяч мелких рывков, на целый калейдоскоп призраков, повторяющих друг друга и в то же время неуловимо разнящихся. Потом протянул к Орри тонкую, словно и ненастоящую переднюю лапку, в которой была зажата электронная кредитка.

— Ого! — только и сказал Орри. Он не ожидал, что Алекс успел положить храмовые деньги в банк.

Однако сказать Чжанну о том, что никакие злые люди по этой карточке получить ни гроша не смогут — без знания кода вклада, который, верно, только Алекс и знал, — он не успел. Звенна уж и след простыл.

Орри так и стоял некоторое время, сжимая в ладони золотистый пластиковый прямоугольничек. Все-таки не стоило ему так долго пялиться на звенна, пусть даже тот и был его давним приятелем. Перед глазами у Орри плавали призрачные пятна, а в ушах отдавался еле слышный звенящий гул.

Должно быть, поэтому он и не заметил наблюдающих за ним издалека чужих глаз и не услышал затаенного чужого шороха.

Подобрал сандвичи, кое-как уложил их снова в пакет, оставив тот, к которому уже приступил перед тем, как сон сморил его. Этот он решил умять по дороге, спускаясь по тропинке вниз, вдоль Невидимого ручья к озеру. До ключа под камнем было еще далековато.

* * *

— Ты слышал? — спросила Каманера у Бэзила. — Похоже, кто-то доверил мальку порядочную сумму в федеральных баксах... Просто невероятно.

— Откуда ты взяла про баксы, Элли? — поразился тот, бесшумно спрыгивая наземь с нижней ветви здоровенного лесного гиганта и отряхивая с потертых брюк похожие на сосновые иглы. — И речи не было про баксы...

Бэзил Кац был не из тех, кто пропускает хоть слово из того, что говорится, если говорится это о деньгах, и особенно если для того, чтобы это услышать, приходится битый час сидеть в дупле неземного дерева, рискуя сверзиться оттуда прямехонько в гнездо здешних ос не ос, но на редкость злобно гудящих тварей грозного вида.

— Лопух, — поставила диагноз его напарница. — Ты хорошо разглядел кредитку, которую этот сверчок впарил мальку?

— На зрение не жалуюсь, — обиженно пожал плечами Бэзил. — Обычная универсальная карта. Все шесть галактических банков оплачивают счета по таким... Но если вклад сделан в местной валюте, то тогда его в местной же валюте и...

— То тогда ты — трижды лопух, — вздохнула Элен. — Помоги мне, в конце концов...

Бэзил галантно протянул ей руку, и легкая рыжая, как клочок лисьей шерсти, двадцатитрехлетняя пройдоха легко приземлилась на палую листву подле него.

— Ты слишком долго прожил в Метрополии, Бэз, — безнадежно махнула она рукой. — В этих краях ни один из шести Галактических банков не принимает на универсальный вклад местные деньги. Зона нестабильного валютного коридора... А ведь из нас двоих у тебя высшее экономическое...

Бэзил пожал плечами. За время своего относительно короткого партнерства с Каманерой он уже понял, что его высшее экономическое образование в здешних условиях и в подметки не годится незаконченному цирковому Элен.

«Зато мне лучше удаются пальцевые манипуляции», — утешил он себя.

— В общем, — решительно отрубила Элен, — мы не напрасно увязались за этим мальком. Ты говорил: «Потерялся, потерялся... Из дому убежал... Выкуп, выкуп... Благодарные родители...» А вот этого — не хотел?! Малек-то при денежках крутится!

— Только готов поклясться, что из малька этого денег не выбьешь даже отбойным молотком.

Каманера презрительно вздернула конопатый нос.

— Ты что? Собираешься пытать ребенка?

— Не собираюсь, конечно. Да он и знать не может кода вкладчика...

Элен бросила на Бэзила взгляд, полный сожаления:

— Ну, я думаю, он его узнает. С нашей помощью... — Она присела, сорвала травинку и пощекотала ею свои конопушки. — Малек на вид — смышленый... Дичок...

— Такому палец в рот не клади, — согласился Бэзил.

Элен снова пощекотала свой нос:

— Обидно будет, если с ним что-нибудь случится. А, Бэз?

— Да, — задумчиво согласился тот. — Это будет трудно пережить...

— Вот и я так думаю, Бэзил Разноглазый, — сурово подвела итог его партнерша. — Наш святой долг — как порядочных людей — присмотреть за парнишкой. Одним словом — взять над ним шефство. Не дать ему пропасть...

— Да, — воодушевленно подхватил Бэзил. — Ни ему, ни его денежкам.

— Почему, собственно его? — снова недоуменно пожала плечами Элен. — О том, как лучше распорядиться этими баксами, мы еще поговорим... А сейчас главное — познакомиться с мальком. Подружиться... Не дать ему в песок уйти, по крайней мере...

Она решительно встала:

— Так что пошли, Бэз! Нечего глазами хлопать! Малек — видишь — ближе к берегу держится. А мы, если поторопимся, успеем его перехватить. Через вон тот перевальчик и ломанем...

Медлить Бэзил не стал.

Две легкие поджарые фигуры торопливо двинулись к очерченному светлыми пятнами каменных осыпей отрогу здешней невысокой горной гряды.

Наперерез чудному мальку.

Надвигающийся сырой сумрак делал их почти невидимыми.

* * *

— Предсказание Хакеров? — переспросил Ким. — Я ничего не слышал о таком. Что это за Предсказание?

Ответа он не получил. Его собеседник отвлекся. Переключился на другое.

— Вот он! — ткнул рукой куда-то вперед Алекс. — Видишь, там — дальше по грунтовке...

Ким решительно ничего не видел в сгущающейся мгле.

— Почему ты... — начал было он.

— Потому! — оборвал его Триз. — Потому что я эти места как свои пять пальцев знаю... Сворачивай на проселок и езжай осторожненько — того и гляди на своих же и натолкнемся...

Ким осторожно повел «пульчинеллу» на ручном управлении по дороге, теряющейся в густом тумане. Несмотря на все принятые меры предосторожности, на фургон Мохо он чуть не налетел — свет фар выхватил потрепанную колымагу из предгрозового сумрака в самый последний момент. Встревоженный и заспанный Клавдий вынырнул из-за ее корпуса, словно спугнутый с ночлега леший.

Триз, не без труда выбравшись из тесного уюта мини-салона «пульчи», растопырив руки, кинулся ему навстречу. Ким с беспокойством прислушивался к заглушаемому первыми порывами холодного ветра обмену приветствиями старых друзей.

Конечно, проглотив уйму крепчайшего кофе и вымокнув под струями ледяного душа, Алекс обрел способность членораздельно выражать свои мысли, но вместе с нею к нему вернулась и способность следить за тем, что срывается с языка. И хотя настроен по отношению к Агенту он стал более дружелюбно и даже поведал ему кое-что интересное из истории появления Орри в Нью-Чепеле и его жизни тут, осторожность уже не изменяла ему. Киму пришлось задавать собеседнику тщательно замаскированные наводящие вопросы и вдумываться в смысл его уклончивых ответов. Путь скользкий и, главное, долгий.

По крайней мере более долгий, чем дорога, ведущая к Лесу звеннов у Сонного озера.

— Как я понял, — осторожно наводил разговор на нужную тему Ким, — приемный отец Орри прослыл в здешних краях чем-то вроде колдуна...

— Это молва, — отмахнулся Триз, присматриваясь к мелькавшему за окнами частоколу деревьев. — Вздорные слухи, распространяемые невеждами... На самом деле Нолан — прекрасный музыкант. Под другим именем был хорошо известен знатокам скрипичной музыки в Метрополии. У него вышли какие-то неприятности с коллегами, и он вынужден был покинуть большую сцену. Сменить имя. И все такое... А здесь он стал проповедником. Таким же прекрасным проповедником, как был музыкантом... И еще — педагогом. Спасал, так сказать, заблудшие души Нижнего города. Те, которые еще можно спасти, — души детей, потерянных среди живых, и души зверей, в души людские заблудших...

Алекс усмехнулся чему-то и рассеянно добавил, заглядевшись в окно:

— Зверей заблудших и трав полевых... Трав полевых и древес чащобных... Можно сказать, дарил им всем часть своей души... — Потряс головой, стряхивая с души какой-то нежданный морок. — Ну вот, а потом ему захотелось все-таки немного души вложить в кого-то, кто не уйдет от него... С ним останется. Станет его частью. А потом и его продолжением в будущее... По крайней мере, мне кажется, что старик хотел именно этого. Вот так и появился Орри... Все слухи о том, что мальчишка — особенный... Что Нолан его заколдовал — чушь, короче. Нолан просто его человеком делал...

— Ну что же... — отозвался Ким, приглядываясь к начавшей петлять дороге. — Можно сказать, мальчишке повезло. Наверное у своих настоящих родителей он не был счастлив... Но теперь у него снова начались неприятности — так ведь? После какого-то Предсказания... Что это за предсказание было? Кто и что предсказал ему?

Алекс скосил на Агента испытующий взгляд:

— Послушай, ты и на самом деле ничего не слышал о Великом Предсказании Хакеров? Ну и ну...

— Предсказание Хакеров? — переспросил Агент. — Я ничего не слышал о таком. Что это за Предсказание?

И тут разговор прервался. Алекс переключился на другое.

* * *

И вот теперь сквозь редкую сетку начинающегося дождя Ким смотрел, как Алекс дружески, но с силой колотит Клавдия по широкой спине, а Клавдий — с неменьшим воодушевлением — лупит приятеля по плечу.

Чтобы время не пропадало даром, он положил на колени свой комп и отстукал на клавишах запрос в Сеть: «Хакеров предсказание, Великое. Содержание и оценка специалистов».

Компьютер издал привычное икание — звуковое и визуальное. То, которое почему-то по всему Обитаемому Космосу называют «привет от Билли», и поведал Киму следующее:

«Великое Предсказание Хакеров — местн., Планета Чуева, Большая Колония — ежемесячно (раз в 40 местн. суток — т.е. в 1001 Земной Час) обновляемое сетевое сообщение. Публикуется незаконной организацией Хакеры всех Миров. См. также Клятва Хакеров. Великая Тайна Хакеров. Великая.

Мнение специалистов: введите код доступа. Содержание — доступ закрыт по соображениям социальной безопасности региона: введите особый код доступа».

Для кодов доступа, как водится, были заботливо оставлены разбитые на секции окошечки.

«Все у них Великое, — с досадой подумал Ким. — С большой буквы... А вот кода доступа к мнению просвещенных господ специалистов у меня и нет... Не говоря уж о коде доступа к содержанию документа».

Он наугад попробовал войти в закрытые файлы, использовав легально — в соответствии с выправленной по закону лицензией на ведение частных расследований — предоставленные ему коды и еще с полдюжины наворованных в разных источниках, но это, конечно, был дохлый номер.

Чтобы не сдаваться слишком уж легко, Ким обратился к выделенным цветом гиперссылки словам «Клятва Хакеров, Великая» и прочитал:

«Великая Клятва Хакеров — местн. Планета Чуева, Большая Колония — клятва, приносимая членами незаконной организации Хакеры всех Миров.

Текст — доступ закрыт по соображениям социальной безопасности региона: введите особый код доступа».

Ким не успокоился и посмотрел, что там по названию растреклятой незаконной организации — тоже выделенной цветами гиперссылки.

«Хакеры всех Миров, — доверительно сообщила ему Сеть — местн., Планета Чуева, Большая Колония — незаконная организация специалистов по компьютерному взлому. Известный состав: введите код доступа. Эмблема — следовало изображение черной кошки, обращенной к зрителю своей „казенной частью“. Обернувшейся к тому же, чтобы продемонстрировать этому зрителю свой ехидный оскал. Устав и история введите код доступа. Члены обязуются хранить Великую Тайну Хакеров (выделено цветом гиперссылки). Организация публикует ежемесячно (раз в 40 местн. суток — т.е. в 1001 Земной час) обновляемое сетевое сообщение, известное как великое Предсказание Хакеров (выделено цветом гиперссылки)».

Ким прошелся по словам «Великая Тайна...» и узнал:

«Великая Тайна Хакеров — местн., Планета Чуева, Большая Колония — клятва, приносимая членами незаконной организации Хакеры всех Миров.

Текст — доступ закрыт по соображениям социальной безопасности региона: введите особый код доступа.

См. также Предсказание Хакеров. Великое, и Клятва Хакеров. Великая».

Стараясь не взорваться от злости, Агент попытался проникнуть на странички частично кому-то известной информации о составе местной «всемирной» хакерской шарашки, о ее уставе и истории. Как ни странно, это ему удалось — сработал случайно сохранившийся в «мусорной корзине» код банковской полиции.

Историю и устав компьютерных лиходеев Ким слил в память своего компа для дальнейшего ознакомления в свободное время. А вот «известную информацию о составе» их организации — всего-то четыре имени, только три из которых сопровождались адресами — тщательно занес в записную книжку, некоторое время он смотрел на свои каракули, стараясь запомнить их:

«Довлатов Тенгиз — вторая городская тюрьма г. Нью-Чепель (Большая Колония);

Думштейн Аркадий — государственное учреждение принудительного лечения и реабилитации № 11З, пос. Парадиз-19 (Большая Колония);

Дуленко (Банева) Элеонора — пос. Чудачий (Независимые Территории), п/я 777.

Биндерман Джордж-Амадей — в розыске».

Судя по всему, принадлежность к «всемирной» лавочке хакеров автоматически влекла за собой попадание в места не столь отдаленные, в желтый дом или в изгнание. На выбор. На худой конец — пребывание в бегах.

Агенту практически не приходилось еще сталкиваться с этой — весьма специфической — стороной жизни здешнего Мира.

Он успел раз пять, неслышно шевеля губами, повторить эти имена, прежде чем Триз и Мохо вспомнили наконец про забытого было Агента и энергично замахали руками, приглашая Кима забираться в фургон.

В фургоне было грязновато, тепло и уютно. Взаимные представления не заняли слишком много времени. Мохо гостеприимно сунул гостям по кружке заваренного на крутом кипятке какао и, обращаясь в основном к Киму, стал разъяснять обстановку.

— С мальчиком пока — все о'кей... Виделся он со Скрипачом. Тот не то чтобы в порядке был, но выбирается, выкарабкивается... Сильно его порезали, конечно, сволочи эти...

Он отхлебнул из своей кружки и прислушался к дождю, который начинал все сильнее и сильнее барабанить по металлопластиковой крыше фургона.

Агент воспользовался образовавшейся паузой.

— Значит, он был у господина Гаррета? — осторожно попытался уточнить он.

Мохо с сомнением посмотрел на него.

— У Гаррета — не у Гаррета, а встретились они...

Он снова задумчиво отхлебнул какао. Дождь уже вовсю хлестал там — снаружи.

— Как-то он там теперь, — спросил Клавдий сам себя. И, горестно покачав головой, продолжил:

— Оно, конечно, лучше бы было его при себе держать... Да ведь Нолан — он все лучше знает. Хоть и слаб сейчас. Сказал — иди к Сонному один и на ночь — значит, так и надо... А с другой стороны, как посмотреть... С нами ему, бедному, может, как раз и опаснее всего... Алекса вон захомутали и на химию поставили. Да и ко мне прицеливались...

— Я это заметил, — подтвердил его опасения Ким. — Мне довелось побеседовать с двумя джентльменами, которых вы накормили старинными электрическими лампочками... Не беспокойтесь, я их потом после беседы назад вставил — лампочки эти... Где вы их только достали?..

Мохо посмотрел на него с некоторым неодобрением. Должно быть, ему не понравилось, что все кому не лень без спросу забредают в его мастерские. Но, подумав, он сменил гнев на милость.

— Х-хе!

В голосе краснодеревщика прозвучала двойная гордость — и за обладание предметами антиквариата и за их нетривиальное применение.

— Я, господин Агент, такие вещички буквально из-под земли добываю. Ведь если получаешь заказ на вещь под «двадцатый» — торшер, например, или там светильник, — так ведь не станешь же в него люминесцентную панельку впичуживать! Нет, лампу накаливания надо обеспечить. С патроном и проводами — чтоб все по натуре было... Иначе срамота получится. Новодел — не новодел, а так...

Он махнул рукой и, снова задумавшись, тяжело вздохнул.

— А фокус этот — лампу в рот засунуть так, чтобы потом не вытащить ни в какую, это мне еще дед рассказал. А ему — прадед...

— Один из этих типов сказал, что вам каким-то образом удалось напустить на них — на него и на его приятеля — ваших андроидов... — заметил Ким.

— Андроиды, они, мастер, у нас ничейные... — сурово заметил краснодеревщик. — А субчиков этих они мне в мешки засадить помогли для их же блага. Они ж не должны позволять человеку неприятности себе и другим причинять — так ведь? А кабы эти бандюки со мной что-нибудь сотворили, им же за то тюряга светила бы, ведь так? А тюряга, это, доложу я вам бо-о-ольшая неприятность... Так что и выходит, что для их же блага и надо было их того... Обездвижить. Так что с Первым Законом у нас все в порядке...

Последовал новый тяжелый вздох.

— Теперь субчиков этих, почитай, дружки их уж напрочь освободили... Поразнесли мне там все со злобы в клочья, небось... Ну да у меня вся потеха эта застрахована. Тем и живу, что страховки эти оплачиваю. Давно б пора сарай этот чертов в очередной раз спалить. А то господа страховые агенты даром свой хлеб едят...

— Не об этом печалиться надо, — оборвал его ламентиции Триз. — Сейчас надо Чжанна предупредить... А точнее, напрочь у него карточку забрать.

— О чем это вы? — осведомился Ким.

— Да все о денежках, — махнул рукой Алекс. — О чем же еще? Старик ведь у кого все сбережения свои хранил? И от концертов сборы и на Храм пожертвования... У меня, у кого же еще... А я, как жареным запахло, все баксы эти на номерной вклад определил. На универсальный, кодированный — в Пятом Галактическом. Конечно, процентов при таком раскладе кот наплакал. Считай — никаких. Зато гарантия.

Он отхлебнул какао и поморщился, обжегшись.

— Ну, карточку я сразу в эти места и снес, у Чжанна на хранение оставил...

— Надежно... — одобрил действия приятеля Мохо.

— А код, дурак, запомнил!

С досады Триз треснул кулаком по откидному столику, чуть не своротив его хлипкую крышку.

— Почему же дурак? — пожал плечами Клавдий.

— Потому что! — зло отрезал Триз. — Потому что идиот! Надо было делать все так, как такие вещи и делают — попросить клерка код запечатать в конверт, мне не показывая, а конверт у второго доверенного лица оставить. У такого, к которому люди Волыны не подберутся...

— А есть такие? — с сомнением спросил Мохо.

— Да имел я тут кое-кого в виду... — вздохнул Алекс. — А сейчас — боюсь я. Не выболтал ли я этим сукам чего — тогда, под «химией». И про Чжанна, и про код. И сам код...

Некоторое время все трое молчали.

— В конце концов... — нарушил молчание Мохо, — саму кредитную карточку они у звенна хрен получат. Звенна, его еще найти надо. А как найдешь — так словить. А как словишь — хоть какого-то толку от него добиться. А кто такое сможет?

Триз пожал плечами:

— Среди людей Волыны, конечно, никто. Но у них хватит денег, чтобы нанять хорошего охотника. Ловца. Сам знаешь — такие есть... Несмотря на все запреты...

Мохо поскреб в затылке:

— Где ж найдешь сейчас нашего Джанни. В дождь они ведь прячутся — звенны. По норам, по дуплам...

— И мальчишка тут же шастает, — раздраженно добавил Триз. — Как бы на гостей от Волыны не напоролся...

— Ну...

Мохо посмотрел на часы:

— Ну, Орри сейчас уже далеко. Подбирается к тому ключу, что у западного берега... Так что лишь бы не промок. Да и песик его следом за ним кинулся. А уж псина его в обиду не даст... Теперь они, наверное, вместе. Если б один был, то еще могло бы что-нибудь не то выйти. А так он вне опасности...

В этом старый краснодеревщик ошибался.

 

Глава 3

КЛЯТВЫ И ПРОХОДИМЦЫ

Орри дружил с Лесом. Поэтому ни холодный ветер, ни начинающийся дождь не слишком испугали его. Он быстро передвигался по сумеречным коридорам, пролегающим под кронами лесных гигантов и остающимся сухими даже под проливными дождями. Ночные холода тоже не были проблемой. В заброшенной хижине в лесу — над тем самым ключом под камнем.

Они должны были уже скоро появиться вдалеке — и ключ, и камень, а если присмотреться, то и хижина... Но еще раньше Орри приметил костерок. Маленький, но на редкость криво разожженный — с наветренной стороны кряжистого крауна, издали заметный не столько своим неверным огоньком, сколько едкой копотью, далеко тянущейся от него вдоль по ветру — прямо поперек дороги Орри. Разжигали костерок явно наугад подобранной поблизости дрянью — сыроватыми листьями и ветками того же крауна. И кого это занесло в такое глухое место, да еще вот так, на ночь глядя?

Орри, — сам того не желая, взял чуть в сторону и, осторожно приглядываясь к приютившимся у огонька фигурам незнакомых путников, понурых и явно намокших, стал приближаться к коптящему огню.

— Малек клюнул, — удовлетворенно сообщила Бэзилу Каманера. — Не оборачивайся... Запомни — из его болтовни с дурацким сверчком: Храм, плохие люди, деньги, Алекс...

— Да помню я все... — чуть слышно, но явно недовольно буркнул Кац.

Орри хорошо рассмотрел сидевших у костра только метров с двадцати — сумерки, раньше времени окутавшие Лес, давали себя знать. Эти двое были разными и вместе с тем похожими друг на друга. Легко, не для дороги одетая девушка — невысокая и легонькая на вид. Курносая и сильно конопатая — какими-то аристократическими, изысканными курносостью и конопатостью, как сказал бы себе Орри, если бы в его лексиконе присутствовали слова «изысканная» и «аристократическая». Но таких слов мальчишка из Нижнего города знать не мог, и Орри определил черты незнакомки как «чудные». Волосы девушки, уложенные коротко остриженным шлемом, отливали в свете костерка старинной медью. Глаза — большие, в пол-лица — были словно старше ее самой, взгляд их был пристальным и каким-то горьким. Словно разочарованным в чем-то — глубоко и надолго. Девушка ежилась под холодным ветром. Рыжий — как и она сама — свитерок вряд ли надежно защищал ее. Второй путник был постарше ее — этакий поджарый крепыш, одетый словно на танцы. Даже галстук зачем-то украшал его короткую шею, а из нагрудного кармана уж и вовсе ни к селу и ни к городу торчал франтоватый треугольник носового платочка в мелкую полоску — в тон галстуку. Физиономия франта была круглой и немыслимо хитрой. Глаза — узкие, внимательные щелочки, а изо рта пару раз — зато время, пока Орри рассматривал незнакомцев, укрывшись в наступающих сумерках — высунулся язык и плотоядно облизнул сложенные бантиком губы. Стрижен чужак был не по здешней моде — слишком коротко и на косой проборчик, словно хотел подчеркнуть странный пегий окрас доставшихся ему от бога волос. Они не были неприятны, эти двое. Скорее даже симпатичны. Но дьявольски подозрительны.

Совершенно неожиданно для Орри девушка вдруг помахала ему рукой — вполне доброжелательно и приветливо. Помахал ему и франт, тоже благожелательно, но не так энергично — с этакой вальяжной ленцой. Оказывается, чужаки уже давно заметили его. Орри залился пунцовым румянцем — слава богу, в полутьме незаметно было. Стыдно вот так проколоться — это ему-то, другу Леса. И перед кем — перед чужаками, которые толком и костра-то разжечь в здешних краях не умеют!

Теперь убегать уже не имело ни малейшего смысла. Стыдновато было убегать... Наоборот, стоило — и еще как стоило! — выяснить: что это за гастролеры завелись в здешних краях.

На вид вроде вполне безопасные чудаки. Но — непонятные...

Орри не торопясь, но и не подавая виду, что ждет от новых знакомцев подвоха, направился к костерку. Только от вонючего дыма отмахивался руками и головой.

— Привет! — бросил он еще издалека.

— Привет, — сказала девушка и улыбнулась Орри. Улыбка у нее была приятная — простая и искренняя. — Давай знакомиться: это — Бэзил. Бэзил Кац. Он играет на пианино... А я Элен Каманера. Я пою романсы. Мы — артисты... А ты, наверное, тот мальчик, которого тут все ищут?

Никто окрест не искал никакого мальчишку. Элен импровизировала. Камешек был брошен наугад. Но попал точно в цель.

— Может, и ищут... — пожал плечами Орри, — только я не знаю, кто бы это меня искал...

Но то, как эти плечи вздрогнули, выдало его с головой.

— А что вы по лесу ходите? — постарался перехватить инициативу мальчишка. — Вы, наверное, через перевал шли? И там вас и намочило... Там дождь всегда раньше начинается... А что такое романсы?

— Романсы, это такие красивые песни под музыку, мальчик, — вступил в разговор франтоватый Бэзил. — Как правило, старинные... Мы э-э... заблудились немного... Ты не в гостиницу идешь, мальчик? Мы здесь рядом остановились...

Он кивнул в сторону довольно далекого шоссе.

— В гостинице... В таверне, точнее. «У Зеленых чертей» — знаешь? Ты, наверное, тоже заплутал? Давай искать дорогу вместе... Кстати, как тебя все-таки зовут, мальчик?

Он, как и Элен, говорил искренне, убедительно, но только в интонациях этих чувствовался вкус сахарина.

— Орри... — представился малек.

— Я так и знала! — воскликнула Каманера, уловив мелькнувшее в его глазах-угольках недоверие и перехватывая инициативу. — Это как раз про тебя расспрашивают на шоссе... Но если ты пойдешь с нами, то...

— Простите, мне не по дороге... — перебил ее Орри. — Вы легко доберетесь до «Зеленых чертей»! Это вон туда. Обратно через перевал, до шоссе. Там возьмете к северу — до перекрестка с дорогой на Гранвилль. И по ней — до мостика. Там и будет это самое... Только это вроде того... Место плохое... Вы бы лучше...

— А нам там очень понравилось... — меланхолически вздохнула Элен. — Совсем там неплохо — тихо и кормят хорошо... Говорят. Нам, знаешь ли, еще не перевели гонорар... Что это у тебя, мальчик, сандвичи?

Что такое гонорар, Орри понятия не имел, но то, что его новые знакомцы основательно проголодались, он понял достаточно хорошо — по голодному блеску в глазах Каманеры. Бэзил предусмотрительно отвел взгляд в сторону.

— Да, мастер, — слегка смутился малек. — Хотите попробовать?

Он развернул пакет, и сандвичи — ровным счетом пять — предстали перед изголодавшимися партнерами. Шестой — с луком и печенкой — Орри успел-таки умять по дороге. Несколько раз он попытался поделиться едой с укрывавшимися в кустах от предстоящего дождя птицами и другими мелкими тварями, но много в том не преуспел. Конечно, он знал, что корм, пригодный для людей и прочих земных тварей (и еще — для андроидов), для здешней живности несъедобен, но никогда не терял надежды, что отучит хоть кого-то из этой братии от такого дурного предрассудка.

— Должно быть, очень вкусно! — предположила Каманера и с удивительными изяществом и стремительностью подхватила сандвич посимпатичнее и поднесла его к своим губкам. — У тебя и попить с собой есть?

Она указала глазами на выглядывающую из-под куртки Орри старенькую фляжку.

— Нет, она пустая... — горестно вздохнул Орри и для наглядности вытащил фляжку из-под куртки, раскупорил и потряс ею в воздухе. — Я хотел у ключа набрать ее... — объяснил он, пряча фляжку на место.

— У Странного ключа, мальчик? Зачем тебе та вода?

— Да... У Странного ключа... А вы что — знаете здешние места? Вот только я не успел той воды набрать...

— Жаль, — вздохнула девушка и надкусила сандвич. Зубки у Элен были что надо. Маленькие, но крепкие и острые. Особенно клычки... Они даже слегка испугали Орри. Он сам и не понял — чем.

Половины сандвича сразу как не бывало.

— В самом деле, твоя мама готовит удивительно симпатичные, м-м-г-мау... бутерброды! — признал Бэзил, с видимым безразличием потянувшись к свертку. Сандвича не стало за то время, пока в воздухе звучало короткое, но неразборчивое «м-м-г-мау...» Должно быть, пианист не сразу оценил все достоинства нового, наверно, для него блюда, поскольку за этим сандвичем сразу последовал другой. Реквиемом этому последнему прозвучало только короткое утробное урчание.

— А с сыром-то оно — куда как... — заметил Бэзил.

Каманера тут же проверила это. Она как раз освободила руки (и зубы), покончив со второй половиной выбранного сперва печеночного сандвича, и присоединилась к мнению партнера. На травке остался лежать только распотрошенный сверток с одиноко торчащим из него последним сырным сандвичем.

Орри вздохнул.

— У меня нет мамы... — признался он, и особой горечи в его голосе не прозвучало.

Горевать можно только о том, кого помнишь.

— Сандвичи эти делал Клав... дядя Мохо. Одним словом, «Зеленых чертей» вы легко найдете без меня, мастер Бэзил и мастер Элен... А мне совсем в другую сторону — к ключу — там, за соснами...

— О господи! — сокрушенно воскликнула «мастер Элен». — Как я не догадалась! Туда-то тебе как раз и нельзя, мальчик! Мы уже были там...

В этот момент она много бы дала за то, чтобы иметь хоть малейшее представление о том, как выглядит ключ, о котором помянул Орри, и окрестности этого ключа.

— Мы уже были там, — продолжила она уверенно. — Именно там сидит засада...

— Какая засада? — насторожился Орри.

— Полиция! — встрял в разговор Бэзил. — Там сидят в засаде полицейские и всех спрашивают про мальчика как раз с такими приметами, как у тебя... Они спрашивают еще про какого-то Алекса, — добавил он уже по наитию.

— Полиция нас искать не будет... — задумчиво почесал в затылке Орри и с еще большим подозрением покосился на Бэзила.

«Идиот!» — еле слышно процедила сквозь зубы Каманера и незаметно, но очень пребольно заехала носком туфли по лодыжке Каца.

Тот зашелся беззвучным шипением и принял значительный вид.

Тут на помощь его неуклюжей выдумке вдруг пришла сама действительность. Со стороны Ключа под Камнем донесся отчетливый перебрех полицейских псов и короткие отрывистые команды. Полиция и впрямь прочесывала местность.

Каманера окаменела.

«Накаркал!» — зло прошипела она, обращаясь к своему партнеру.

Тот только отмахнулся.

И было почему — к тявканью псов присоединились звуки похуже. Рычание и визг.

Орри замер. Тень какого-то предположения скользнула по его лицу. Но он тут же отогнал его и снова обратился в слух.

Далекая катавасия продолжалась — к визгу, лаю и рычанию присоединились чьи-то крики, уже вполне человеческие... Похоже, псы настигли кого-то и теперь вовсю когтили жертву. Жертва, правда, судя по доносившемуся собачьему визгу — уже отчаянному и порой прямо-таки душераздирающему, — дорого отдавала свою жизнь и свободу.

А потом захлопали выстрелы, не меньше полудюжины.

— Полиция. Это точно полиция, — тревожно пробормотал Орри.

Догадаться было нетрудно. Все нормальные люди носят нормальные стволы — беззвучные. И только полицейские и охотники пользуются оружием без глушителей, чтобы сигналить друг другу и распугивать простых смертных.

С минуту все трое молчали, прислушиваясь к тому, что происходило за пеленой все усиливающегося дождя. Но из-за шума дождя уже стало невозможно разобрать отдельные приходящие издалека звуки.

Воспользовавшись этим отвлекающим, как им показалось, моментом, оба партнера — и Кац и Каманера, одновременно атаковали последний из оставшихся сандвичей и сшиблись над ним в ожесточенной и беззвучной схватке.

Орри едва успел обернуться, чтобы застать финал баталии. Оба партнера обменивались злобными взглядами и сосредоточенно дожевывали каждый то, что сумел отстоять в схватке. Бэзил при этом отплевывался от рыжей шерсти свитерка Элен, забившейся ему меж зубов, а та в свою очередь осторожно проверяла — на месте ли различные части ее туалета, которые участвовали в схватке, завершившейся справедливым, в общем-то, разделом добычи.

— П-пойдем с нами м-мальчик... — с трудом справляясь с непрожеванными кусками сандвича, предложила Каманера. — Мы тебя п-прикроем...

— А то видел — с собаками охотятся, — поддержал ее Бэзил, оторвавшись от созерцания клока мохера, извлеченного изо рта. — Это на ребенка-то... Какие, право же, сволочи!

Он взял Орри за плечи, словно стараясь вернуть ему присутствие духа. Потом похлопал по спине и слегка встряхнул.

— Ты как, Орри?

— Ничего... — глухо отозвался мальчик. — И впрямь надо с вами уходить... Только костер загасите. Сейчас дождь кончится...

— И действительно...

Бэзил демонстративно нагнулся к костерку и принялся его закидывать чем попало. Костер гаснуть и не подумал, но в отместку чуть не удушил обидчика, испустив уйму отменно вонючего дыма.

Орри закашлялся и принялся, как мог, помогать пианисту.

— Т-ты... — давясь теперь уже кашлем и пытаясь развеять сизые клубы энергичными взмахами рук, выдавил из себя Бэзил. — Т-ты что-то уронил, мальчик... Ох ты!.. Это твое?

Он поднял с земли и протянул Орри золотистый прямоугольничек — электронную кредитную карточку, что дал ему Чжанн.

Орри машинально схватился за нагрудный карман. Он был пуст.

Он хорошо помнил, что застегивал карман на молнию. Да даже если бы он и не был застегнут — этот проклятый карман — карточка просто никак не могла бы выпасть из него, Орри готов был в этом поклясться.

Тем не менее факт был налицо — Бэзил только что на его глазах поднял карточку с земли и теперь, добродушно улыбаясь, протягивал ее ему — Орри. В лице пианиста не было ни малейшего подвоха — только самое искреннее удивление. В самом деле, откуда у малька взялась неиспорченная кредитная карточка солидного, во всех Мирах раскинувшего свои филиалы банка? Глаза Бэзила честно смотрели прямо в лицо Орри и слезились от проклятого дыма.

— Мое...

Орри протянул руку за карточкой.

— А ты, оказывается, у нас богач! — заметила Каманера, элегантно перехватив карточку на лету. Она присела к костру — чтобы поймать его свет, — быстро провела карточкой перед глазами и легким, невесомым движением возвратила ее в тот самый карман курточки Орри, откуда карточка эта так таинственно исчезла.

— Это не мои деньги... — торопливо и смущенно стал почему-то оправдываться малек. — Мне нужно передать это... Отнести...

— Так вот почему тебя так ищет дядя Алекс... — с укоризной в голосе произнесла Элен. — Или кто-то ищет тебя с дядей Алексом вместе...

— Это я ищу Алекса! — возразил Орри. — И он мне вовсе не дядя!

Костер наконец погас, и, словно по сигналу, дождь, ливший как из ведра, почти молниеносно стих.

Каманера, не теряя времени даром, легонько прихватила Орри за руку и стремительно повлекла его по мокрой тропинке.

— Пойдем с нами, мальчик, — повторила она. Бэзил заковылял за ними следом.

— Ну конечно, — уверенно объясняла Элен. — Я и не имела в виду, что Алекс — твой настоящий дядя... Это ведь просто так говорят про взрослых, знаешь, дядя Джон или...

— Дядя Мохо, — машинально подсказал Орри.

И прикусил язык.

Не стоило болтать так много.

«Дядя Мохо», — отметила про себя Каманера. — Он его уже второй раз поминает... Кажется, это тот тип, что снабдил его в дорогу такими ужасными сандвичами...»

— В общем, надо поскорее связаться с этим твоим дядей, — вмешался в разговор Бэзил. — Чтоб с тобой ничего такого не вышло... У него какой номер — чтобы ему позвонить, — у дяди Алекса?

Орри нахмурился, делая вид, что вспоминает что-то. На самом деле он просто лихорадочно соображал: стоит ли выдавать этим вот первым встречным — таким с виду симпатичным и таким подозрительным одновременно — номер канала Алекса. Крысиная — закоулками Нижнего города воспитанная — осторожность подсказывала ему простую истину: «Никогда, никому, ничего не выдавай! По крайней мере, ничего не выдавай даром!» Но хитрой осторожности Нижнего города противостояла мудрая осторожность — то ли данная ему с рождения, то ли от Скрипача Нолана идущая. Она подсказывала: «Враги все равно знают и номер блока связи Алекса, и его адрес. Мало того, они ждали тебя прямо у него дома. Будет как раз неплохо, если чужие люди — не ты сам — проверят: не вернулся ли Алекс домой. И не продолжают ли там подстерегать люди пана?»

— Он... Он есть в справочнике... — выбрал Орри соломоново решение. — А так — я не помню точно... Семь-семь-восемь... А потом то ли тридцать девять, то ли сорок восемь... А дальше и вообще не помню...

В конце концов, он не обидел недоверием новых знакомых и не выдал Алекса.

— Прекрасно! — похвалила его Каманера. — У Косты безусловно найдется справочник, и он позволит тебе позвонить дяде Алексу... Или дяде Мохо, который так хорошо готовит сандвичи...

Она сдержанно икнула. И пояснила:

— Коста — это хозяин «Зеленых чертей». Или арендатор. Я всегда путаю такие вещи...

В наступившей тишине на Лес, все еще мокрый, сочащийся сыростью Лес опускался ночной холод. Облака расступились, и первые ночные звезды послали свои лучи тем обитателям Большой Колонии и Независимых Территорий, которых не сморил еще сон.

«Надо прийти туда вечером. На ночь... Когда уже звезды будут видны в небе...» — вспомнил Орри слова Нолана.

Ч-черт! Не получалось у него пробраться в эту ночь к Ключу под Камнем. Никак не получалось! Нолан как в воду смотрел — предупреждал, чтобы он никому не давал увязаться за собой по дороге к Ключу. И надо же — увязались-таки! Приходилось топать на ночлег в таверну.

А у таверны той была дурная слава.

* * *

И вовсе не таверна то была по документам, а мотель. Мотель этот — носивший и вправду несколько предосудительное, но, говорят, исторически оправданное название «У Зеленых чертей» стоял на «ничейной земле». Там, где власть столичного ответвления Сети и заботы муниципалитета Нью-Чепеля — вместе с предусмотренными для этой территории привилегиями по части торговли спиртным и запретами на шалости с ценами — уже вроде бы кончалась, а власть Общепланетарного участка все той же Сети и заботы многочисленных региональных служб — с их ограничениями на сделки с алкогольной продукцией и льготами в области ценовой политики — еще как бы не начиналась.

В результате Коста Ставрос — очередной содержатель «Чертей», заведения на вид неприметного, только гнусным названием и выделяющегося — вовсю пользовался своим правом вовремя забывать о докучных запретах одних властей и вспоминать о небесполезных попустительствах других. Сколько себя помнят жители Большой Колонии, «Черти» не меняли своего традиционного облика — умеренно неопрятного, но довольно уютного мотеля.

Никому из непосвященных не приходило в голову, что эта небогатая на вид придорожная гостиничка у Горбатого мостика, вечно к тому же пустующая (ну кому вдруг приспичит становиться на постой, не доезжая совсем чуток до столицы или только что выехав из нее), является предметом постоянной головной боли армии налоговых инспекторов и источником обогащения уже не первого поколения ее содержателей. Отнюдь не доход от редких гостей делал ее золотой жилой, а заключавшиеся здесь, на «ничейной земле», сделки. Сделки, в результате которых меняли своих хозяев тонны самых разных товаров, под крышу «Чертей» никогда не попадавших. Даже и не существовавших вовсе — если речь шла об отмывании хорошенькой суммы федеральных баксов.

За свое посредничество хозяева мотеля брали немного. Но этого хватало — всех их обладание «Чертями» рано или поздно приводило либо в городское узилище (что случалось довольно редко), либо (гораздо чаще) на достаточно высокие посты в муниципальной иерархии Нью-Чепеля или, на худой конец, какой-нибудь окрестной Виллановы. Каждый из них внимательно присматривал за тем, чтобы новым хозяином мотеля становился надежный человек из «уважаемого общества». Никому не хотелось, чтобы всплывали на свет божий бухгалтерские книги давно прошедших лет или вдруг снова вспыхивал интерес к разным давно забытым происшествиям вроде исчезновения остановившихся на постой в гостеприимных «Чертях» лиц, как правило с темным прошлым или обнаружения в чьем-то багаже солидной упаковки с наркотиками. И всякого такого...

Коста — человек в Большой Колонии новый, несмотря на бродившие по Колонии слухи о его связях с лихими людьми и черным рынком андроидов — выдерживал пока требуемую марку, и дела мотеля шли прежними темпами — ни шатко, ни валко, а в самый раз. Был, был-таки у Ставросов фамильный нюх на то, к кому и как надо повернуться.

Сейчас нюх подсказывал Косте, что этой ночью бог пошлет ему гостей, с которыми надо будет держать ухо востро и ни в коем случае не спугнуть. Тогда и навар будет неслабый.

* * *

Окна мотеля Косты засветились вдалеке как раз тогда, когда из-за последних вечерних туч на мокрую и промерзшую землю Большой Колонии глянула Чистая Луна — царица местных ночей и предмет вдохновения натур поэтических.

Каманера, бесспорно, была таковой. Как и многие пребывающие не в ладах с законом лица. Кроме того, у Элен с лунами были особые отношения. С лунами этого Мира и с лунами других Миров тоже... А Чистая Луна Большой Колонии была ее талисманом. И ей она иногда молилась — стихами.

— мелодично прочла она по памяти.

Похоже, Элен и впрямь когда-то приходилось профессионально исполнять романсы.

«Не наши Злата блеск и звон, — подхватил то ли иронически то ли впав в сентиментальность, Бэзил. И совсем уж ернически закончил: — А были б наши — были б краше!»

— Ух ты! — восторженно воскликнул пораженный Орри. — Сами сочинили? Это и есть романсы?

Раньше ему не приходилось иметь дело с людьми, склонными под влиянием лунного света читать стихи. Со стихами он в основном имел дело только в Коллеж-Дениз — притом со стихами довольно скучными (зато поучительными). Так что ему вполне можно было простить наивное восхищение декламаторскими способностями новых знакомых, проявленными так к случаю.

— Пошляк ты, Кац... — вздохнула Элен. — Только и умеешь что коверкать чужие тексты. А ведь на самом деле как хорошо там дальше сказано:

— А? Это ведь про нас...

Если бы у Бэзила была шерсть, то она поднялась бы дыбом — так, по крайней мере, показалось Орри.

— Какая, право же, чушь! Типичные андроидские вирши! Им, видите ли, не дают гражданских прав, так по этому случаю — мировая скорбь и словоизвержение!

— При чем здесь андроиды! — грустно вздохнула Элен.

— Да при том, — пожал плечами Бэзил, — что андроид это написал, твой любимый Тирлим-бом-бом...

— Бирим! — поправила его Каманера. — Никакой он не Тирлим! Бирим! И без всяких бом-бом! А то, что он — андроид, не имеет ни малейшего значения. Это — общесчел... обчесщел... Тьфу! Общечеловеческое!

— Ага... — иронически заметил Бэзил. — Ты первому встречному за рюмкой чая раззвонила про свои шашни с лунным светом — что надо и чего не надо было... А этот стихоплет припомнил первые пришедшиеся к случаю стишата и с дури ума посвятил их твоему, с позволения сказать, светилу... И вот вам, пожалуйста, уже и общечеловеческая ценность! И общеандроидская тоже!

— Дурак ты, — снова меланхолично вздохнула Элен. — Это же действительно про всех! И про нас с тобой особенно! Кто мы на этой дурацкой планетке? Чужие! Хоть я на ней и родилась, а носит меня повсюду... Чужая я здесь... А ты так и вообще. Без роду, без племени... Чужие мы. Во всех Мирах. В Галактике. В Космосе. В Мироздании... Проходимцы...

— Опять твои антисемитские штучки! — возмутился Бэзил. — Это я-то без роду, без племени? Это я-то проходимец? Это мне весь мир — чужой? Да если ты хочешь знать, это вам, цыганскому племени, весь мир — чужое добро. Плохо положенное! Оттого тебя по всей Галактике и носит — ты ведь не просто цыганка, а и рыжая притом! Просто недоразумение какое-то! Такого не бывает, но ты — есть!

Он со значением втянул носом воздух. Таким носом, каким наделил его Создатель, можно было втянуть значительную часть атмосферы планеты, и побольше, чем Планета Чуева. Убедившись, что должное впечатление произведено, он с достоинством закончил:

— А для Каца весь мир — его! В кармане — только сунь руку и...

Он выразительно простер перед собой холеную длань и тут же получил по ней с размаху изящной и когтистой лапкой своей партнерши.

— А вот не надо совать руки!

Теперь ощетинилась уже и Каманера.

— Что ты имеешь против рыжих, пегий, разноглазый полукровка!?

Орри только сейчас заметил, что глаза у Бэзила, действительно, разные. Правый — черный, как антрацит, а левый — желтый, как Больная Луна. А вот у Каманеры оба глаза были зеленые — ведьмины. А сейчас даже, показалось ему, зрачки у нее от гнева сошлись в вертикальные щелочки. Орри даже мороз подрал по коже.

— Полукровка?! — окончательно завелся Бэзил. — Да мы, Кацы из Гаммельна, никогда...

— Брек! — шепотом крикнул Орри, и оба задиры с удивлением уставились на осмелевшую малявку. Но оба таки и стихли.

— Тут в Бэ-Ка все — полукровки, — запальчиво пояснил Орри.

Почему-то тоже шепотом.

— Может, и я тоже...

— Вот! — тихонько поддакнула Элен, перенося сделанный упрек почему-то целиком на своего спутника. — Я-то здесь провела детство и уж точно знаю. Все тут поперемешались. И никто не знает, кто кому еврей... А кому — цыган. Так что давайте жить дружно...

— Вот что...

Орри шмыгнул носом.

— В общем... Вы как, мне поможете? Или...

Вражды между бродягами сразу как не бывало. Оба его новых знакомых тут же расплылись в общей сияющей улыбке. Та часть этой улыбки, за которую отвечала Элен, выглядела вполне убедительно.

— Конечно, Орри, — вкрадчивым, словно котенок с холода, голосом промурлыкала она. — Неужели ты думаешь, мы покинем тебя в этом мокром лесу? Да еще голодного...

— Сейчас еще и снег будет, — заверил ее Орри. — Ты знаешь, если родилась тут...

— Сейчас зайдем к Косте, — с воодушевлением поддержал разговор Бэзил. — Заправимся, как следует, переночуем по-человечески, а там, как говорится, утро вечера мудренее...

— Тогда поклянитесь! — потребовал Орри и подчеркнул серьезность своего требования, сурово шмыгнув носом. — Клятвой звеннов...

— Клянусь! — воскликнул Бэзил охотно и торопливо.

— Ты хоть и Кац, а таки — дурак! — уведомила его Элен. — Хоть спросил бы, в чем клянешься... И чем...

— И Клятву звеннов делают не так, — по-прежнему сурово поддержал ее Орри.

Он быстро отошел под крону огромного птичьего дерева, отыскал место посуше и, сдвинув в сторону мокрую листву, стал сооружать из сухой листвы обрядовый костерок.

— Зажигалка есть? — спросил он у подошедшего к нему Бэзила.

Голос его стал глух и отрывист.

— Есть вот что.

Он протянул Орри шикарную штучку, коробок настоящих деревянных спичек — сделанная на заказ фиговинка. Прямая доставка из Метрополии. На этикетке были золотым вензелем по красному оттиснуты инициалы — В. Р. Ни Бэзилу, ни Элен они принадлежать явно не могли.

— А как этим зажигать? — озадаченно спросил Орри, вертя спички перед своим укороченного образца носом. Бэзил добродушно нагнулся над ним.

— Вот так, — показал он и поднес загоревшуюся спичку к кучке сухих листьев. Костерок занялся. В отличие от собрата, недавно испустившего свой едкий дух под кроной крауна, этот — подкормленный ароматно-горькой листвой птичьего дерева — почти не чадил. Горел ярко и светло, словно род свой вел от солнца и звезд.

Орри остался доволен.

— Протяните руки над костром, — попросил он.

Бэзил, опасливо хмурясь, осторожно, чтобы не подпалить рукава фрака, выполнил его просьбу. Каманера, зачарованно уставившись на огонь, как-то инстинктивно подалась назад. Орри словно не видел ее.

— Надо сказать так: Огню и Ветру... — подсказал он Бэзилу.

— Огню и Ветру, — повторил Бэзил, пожав плечами, словно показывая, что обряд сам по себе — каков бы он ни был — не может смутить урожденного Каца, потомка Кацев из Гам-мельна, что на Земле-матушке.

— Погоди клясться! — с неожиданной злобой в голосе остановила его Каманера.

Она с силой вцепилась в его рукав, словно не давая вскочить в какой-то поезд, невидимый, но явно не туда, куда надо, отходящий. И глаза у нее стали точно глазами ведьмы. Ведьмы, готовящейся перевоплотиться в лесную рысь.

— Ты уже поклялся один раз — Одноглазому. И отоварил нас работкой... Функцией... Теперь я от тебя отвязаться не могу, а ты — от меня...

— Так то была Клятва Рока... Я ведь не знал, что она магическая...

Бэзил снова пожал плечами, демонстрируя тем самым свою полную непричастность к чему-то очень для него и для его спутницы неприятному.

— Ты никогда не знаешь, чем клянешься! Из-за тебя я опять вернулась сюда — под луны...

— Ну и что, что под луны?! Ну и что, что под луны?!! — затрепыхался Бэзил, пытаясь вырвать рукав своего концертного фрака из цепких коготочков подруги. — Отпусти меня! Оставь меня в покое, фанатичка!! Я есть хочу!!!

Упоминание о процессе поглощения пиши произвело на Элен магическое действие. Она недоуменно, словно вспомнив о чем-то крайне важном, уставилась на Бэзила и сглотнула слюну, на долю секунды явив миру остренький кончик розового язычка, которым стремительно облизнула губы. Потом был оставлен в покое рукав пианиста, а взгляд Элен, на глазах наполняясь надеждой, переместился на насупленного Орри. Она убрала руки за спину.

— Ну, в самом деле... Почему бы и не поклясться, — милостиво молвила она. — Не обращай на меня внимания, Орри. Это так, нервы... У меня... У нас очень тяжелые времена были недавно... Давай, мальчик, говори, в чем тебе поклясться двум проходимцам?

Орри опять недовольно шмыгнул, сердито подобрал губы и уточнил:

— Да не мне. Клятву звенны дают Огню и Ветру... И вы оба не должны себя называть проходимцами... Если дадите клятву, то вы уже будете мои друзья. А не проходимцы какие-нибудь.

Он сурово глянул на Элен:

— Вынь руки из-за спины! Держи вот так!.. И ты, мастер, тоже, — повернулся он к Бэзилу. — И если хотите клясться, повторяйте...

Каманера нехотя расплела скрещенные за спиной пальцы, вытащила руки из-за спины...

И вдруг зачарованно уставилась на яркий — почти без следов какого-либо рельефа — лик Чистой Луны. Вновь явившиеся в небе тучи — теперь уже ночные, снеговые — еще не затмили его. Но совсем другое изменение совершалось с этим правильным, словно в мастерской небесного ювелира выкованным диском. На краю его появился изъян. Стал стремительно увеличиваться... И вот уже на сияющем фоне белого пламени лунного серебра означился черный диск. Поменьше — в треть лунного. Почти совершенно черный, изъеденный едва намеченными в непроглядной копоти его поверхности язвами кратеров и шрамами горных кряжей...

Приют — третья и самая низкая луна Большой Колонии — пересекал лик ее луны первой — Чистой. Чуть пониже центра, если смотреть из этого полушария.

— Прохождение... — тихим, упавшим голосом вымолвила Элен. — Нельзя...

— Вот он... — тоже расстроенно произнес Бэзил. — Легок, как говорится, на помине... Приют... Мы тут, кажется, поминали одного стихоплета? Так вот, можешь полюбоваться на его недавнее местонахождение, дорогая... Там о нем хорошо заботились. Есть кому... Зачем, спрашивается, было снова тянуть его сюда?

— Заткнись! — коротко оборвала его Каманера. — Прохождение... Такое не каждый год бывает. И вот — надо же...

А у Орри, наоборот, азартно вспыхнули глаза.

— Ну давайте! Надо успеть, пока не кончилось!..

Каманера вздрогнула и вместе с Бэзилом стала повторять следом за мальком: «Огню и Ветру — клянусь. Здесь, в Лесу звеннов, — клянусь. Клянусь, что Орри Нолан будет моим другом, пока есть Огонь и есть Ветер. И пусть Огонь и Ветер не дадут мне нарушить эту клятву. А нарушу ее — пусть Огонь сделает меня пеплом, а Ветер сделает пепел ничем. Все».

— А теперь так, — быстро сказал Орри, закатывая рукава.

Он прошептал слово-оберег и, присев над умирающим уже костерком, вытянул над ним руки. Элен еле слышно втянула воздух сквозь губы — ей показалось, что мальчишка сейчас обожжется насмерть. Бэзил просто отвернулся, морщась и жмурясь.

Орри затараторил быстро-быстро:

«Огню и Ветру — клянусь. Здесь, в Лесу звеннов, — клянусь. Клянусь, что Кац и Каманера будут мне друзьями, пока есть Огонь и есть Ветер. И пусть Огонь и Ветер не дадут мне нарушить эту клятву. А нарушу ее — пусть Огонь сделает меня пеплом, а Ветер сделает пепел ничем».

Поклявшись, он быстро вскочил и стал морщясь хлопать себя по обожженным-таки рукам.

— Это... чтобы... клятва... вернее... была! — объяснил он, отрывисто, так же, как и Каманера, сквозь зубы, втягивая в себя воздух.

Окажись здесь Агент, он, наверное, сделал бы то же самое.

— Надо... для... этого — обжечься, — закончил Орри свои объяснения и принялся затаптывать костерок. — Пошли к вашему Косте...

Приют покинул сияющий лунный диск. И снова стал невидим.

* * *

Вообще говоря, Коста Ставрос не собирался задерживаться в Большой Колонии надолго. Хотя бы потому, что за все время его пребывания в этой галактической глуши ни одна брачная контора и никто из наемных сватов-одиночек не смог найти ему в жены чистокровную гречанку. А честь рода Ставросов требовала, чтобы все его члены вели свое происхождение только от истинных греков. Да не просто от тех, кого угораздило иметь папу и маму подходящей национальности, а от потомственных греков-контрабандистов, которым просто гены не позволили бы опуститься до того, чтобы зарабатывать себе на хлеб банковским ремеслом или изготовлением софтвера.

Нет, контрабандистов в Большой Колонии, состоящей из неполной сотни «субъектов Федерации» с установившимся благодаря мудрому руководству Сети невероятно нелепым соотношением цен и таможенных правил, хватало. Можно было, сильно поднапрягшись, найти и чистокровную гречанку (из числа новеньких в Бэ-Ка). Но либо в семье подходящих контрабандистов дедушка оказывался португальцем, либо чистокровная красавица-гречанка происходила непременно из семьи, которая всю свою долгую историю прожила в мире и гармонии с законом, что было уж вовсе неприемлемо.

Надо было радикально менять ситуацию — поджимал возраст.

Для этого требовалось немногое. Всего лишь накопить сумму, потребную для того, чтобы убыть с нужным для открытия своего дела капиталом в более подходящие для его матримониальных планов места, — и только. Но накопить ее, даже продав перед отбытием чертовых «Чертей» (тут уж даже в мыслях Коста перестал обращать внимание на случайный каламбур), Ставрос мог только после десяти лет неустанного и убийственно нервного труда в порядком осточертевшей ему таверне. Был и еще вариант — пойти на какую-нибудь особо доходную, но и особо опасную авантюру. От первого варианта начинало ломить затылок, от второго — тянуть под ложечкой. А от все более и более глубокого осознания неизбежности окончательного выбора между этими вариантами Коста чернел ликом и мрачнел этого лика выражением, громоздясь — как правило, в полном одиночестве — за стойкой пустующего бара.

В таком положении — за две минуты до закрытия заведения— его и застала вломившаяся в «таверну» с ночного холода странная компания.

Котяру — Бэзила Каца — Ставрос знал еще с тех далеких теперь времен, когда тот был наводчиком на Океании, а по совместительству действительно пианистом-виртуозом, вхожим во многие дома тамошнего высшего света. О чем эти дома теперь горько жалели. Тогда ни он, ни Коста не помышляли ни о какой богом забытой Большой Колонии. Но времена меняются, и вот — судьба свела их в населенной свихнувшимися рабовладельцами глуши. Собственно, свела только позавчера.

Нельзя сказать, что с самого начала Коста был безумно рад появлению старого приятеля. Тем более что свои «е-2 — е-4»: «Знаешь, дружище, я что-то поиздержался в дороге, но когда выкуплю на таможне мой багаж...» с последующей просьбой о помощи в размере полусотни баксов — Бэзил сделал, еще не переступив толком порога «Зеленых чертей». «Плох стал Котяра», — умозаключил тогда Коста, объясняя старому другу, что тот может покинуть гостеприимных «Чертей» точно в том же темпе, в каком явился, — и без всяких баксов, разумеется. Максимумом дипломатических успехов Каца было соизволение Косты воспользоваться его настольным блоком связи — и то при условии, что тот сделает не больше одного звонка.

Теперь — двадцать восемь часов спустя — Коста решил, что Котяра вконец тронулся умом. Или ограбил рейсовый автобус. Что вообще-то было одно и то же.

В здравом уме Бэзил не притащил бы с собой к Косте девицу. Причем — тут у Косты был глаз наметанный — девицу такую, которой палец в рот класть не следовало бы даже за большие деньги. Лицом она была изящна и конопата, одета — пристойно, а окрасом вышла в осеннюю лисицу. Только вот изысканный профиль ее украшал почти незаметный уже, но когда-то основательный «фонарь» под левым глазом. Свитерок был явно с чужого плеча и на одном рукаве, как ни маскируй, заметно надорван, а на другом — запятнан (да уж не кровью ли?.. Не-е-ет... Кетчупом, видно, — чур меня — конечно же, кетчупом...). Ну, а медно-бронзовая прическа все еще демонстрировала следы ножниц тюремного цирюльника.

«На Харуре сидела девка, — определил про себя Коста. — Точно, на Харуре. Там женщин в каталажке наголо не стригут, а такой вот шиньон делают...»

Того пуще был сопровождавший Котяру и его спутницу малек — шустрый, явно из местных, даже вроде на глаза попадался как-то. Одет бедновато, но не в лохмотья. И Котяру не боится. Да и уголовницу, что с ним, — тоже. Так или иначе, это не киднэппинг. И то слава богу. Кто ж он есть? Китайчонок — не китайчонок... Для вьетнамца слишком приземист, для казаха — наоборот... А против света поглядеть, так и за славянина сойдет, есть у них там такие — скуластые и раскосые. На Святой Анне плюнуть нельзя, чтоб в такого не попасть. Метис. Точно — метис, как и все здесь.

В любом случае это была не та компания, которую ожидал и вроде уже не дождался Ставрос.

Мальчонка, как ни странно, приглянулся Косте.

«Есть попросит — накормлю, — решил он. — И спереть мелочь какую-нибудь дам. До полутора баксов включительно. А что сопрет — это точно. По глазам вижу. Но не стану „ухи крутить“. Если, конечно, хамить не будет».

Хамить мальчонка вроде не стал — чинно уселся на лавке справа от вальяжно развалившегося за самым удобным столиком Котяры и слева от стриженой уголовницы и принялся разглядывать их снизу вверх, как диковинных зверушек. Ноги у него до полу не дотянулись, а потому заплелись одна вокруг другой хитрым кренделем. Уголовница погладила малька по криво стриженной макушке.

От компании разило холодом, голодом. И кострами.

С видимым безразличием Коста выгрузился из-за стойки, обмахнул клетчатой салфеткой сначала соседний столик, а уж затем и тот, за которым устроились гости. Потом разместил на своей физиономии необходимый минимум вежливого внимания и осведомился, терпеливо глядя в пространство, чего, собственно, господам мастерам надобно.

— Нам... — определил Котяра, с глубоким пренебрежением рассматривая слегка засаленный буклет с меню. — Нам, э-э...

— Нам пару сандвичей, — опередил его малек. — Можно вчерашних... Для старших. А мне гренку, если можно. И можно тоже вчерашнюю. И колы на всех...

Тут Бэзил заставил его умолкнуть громогласным «И-и-и-эппп!!!» и страшно выпученными глазами, а Элли больно придавила ему ладонь, которой малек держался за скамью.

— Да, — весело заявила уголовница, игриво повернувшись к Косте тем из своих профилей, что можно было помещать на обложке модного журнала. — Подайте нам пару вчерашних сандвичей — только без лука и без печенки, разумеется, а также гренок для Орри. Проследите, чтобы гренок был вчерашний. Ну и, конечно, — всем колы. Только не из холодильника. На дворе прохладно, знаете ли.

Она задумалась, перебирая в тонких пальцах изъятое у Бэзила меню.

— Н-ну... Ну а к этому, будьте добры, добавить... Ага — вот! Копченых языков... Ну, чтобы хватило на всех... Языки у вас телячьи?

— Нет, мадам, свиные, — ответствовал Коста, принимая правила непонятной еще ему игры. — И, знаете ли, мадам, они не вчерашние...

Орри озадаченно крутил головой, переводя взгляд с Элли на Бэзила, а с Бэзила на Косту.

— Тогда — отставим языки, — милостиво приняла Элли шутку трактирщика. — Пусть это будут... пусть это будут... Ага — пусть это будут ростбифы!

— Просто ростбифы, мадам? — уточнил Коста.

— С гарниром, разумеется. И вовсе не обязательно вчерашние...

Элен мило улыбнулась и на лице у нее появилось мечтательное выражение.

— Итак, — все так же мечтая о чем-то, продолжила она, — просто ростбифы. По двойной порции. И мне... Мне лично — с кр...

Тут она запнулась, преодолевая что-то в себе, и решительно закончила:

— С кровью! Мне двойной ростбиф с кровью! Чтобы был почти сырой!

— Элли... — тихо произнес Бэзил, с опасливым упреком глядя на спутницу своим злым желтым глазом. — Что — Полнолуние?

— Бэзил! — томно отозвалась та и положила свою ладонь на его руку. — Луна, Бэзил... Это всего лишь Полнолуние Чистой Луны. Это не страшно. Двух ростбифов с кровью вполне хватит... Ты же ведь не хочешь, чтобы...

Бэзила передернуло.

— Нет, дорогая, не хочу... Но ты обещала...

— Ах... — вздохнула Элен. — Ведь это всего лишь коровы...

— Бог с тобой, Элли.

Бэзил погасил желтый огонь в глазах, отобрал у Каманеры меню и сделал вид, что углубился в него.

— Но все дела надо будет закончить пораньше... — буркнул он уже примирительно и зыркнул на подругу уже другим — непроницаемо-антрацитовым глазом. — Тебе надо убраться отсюда вовремя. До того как Больная Луна...

— Оставь это! — уже резко и нетерпеливо оборвала его Элен.

Орри не понял этого разговора. Эти двое вообще говорили много непонятного.

Тем временем Бэзил распорядился, чтобы Коста в дополнение к ростбифам обеспечил усталых путников еще кучей всякой снеди — пирожками с курятиной, крабовым салатом, бужениной, артишоками («Нет у меня никаких артишоков! Они там для красоты вставлены!» — невозмутимо поправил его Ставрос), принес свежую дыню, бутыль хереса и какао для малька. Коста глядел теперь уже не в пространство, а куда-то меж разноцветных глаз заказчика. И взгляд его становился все более и более подозрительным.

— Вы кончили? — осведомился он, мрачно смахивая со стола клетчатой тряпицей что-то одному ему только зримое и делая вид, что отчаянно старается, чтобы это «что-то» не попало в физиономии клиентов.

— Пожалуй, все, — подумав, заключил Бэзил. — Да, вот еще — не забудьте о зубочистках, пожалуйста...

— А ты помнишь, Котяра, — с чувством спросил его сполна испивший всю чашу унижения, преподнесенную ему клятым прощелыгой, Ставрос, — что у меня не подают в долг?

— Что за тон? — возмутился поименованный Котярой потомок тех самых Кацев из Гаммельна, которые...

— Так в чем же проблема? — разрядила назревающий конфликт милейшая и снова благорасположенная ко всему миру Элен. — Обслуга э-э... сомневается в нашей платежеспособности?

При этом она окинула Косту рассеянным взглядом, не оставляющим сомнений в том, что она и не думает держать его за кого-либо, кроме невоспитанного полового.

— Элен! — поспешил усугубить унижение старого приятеля Бэзил. — Ты ошибаешься! Это же не ночной сторож и не мойщик полов... Позвольте вас представить друг другу: это...

Тут он сделал изящный жест в сторону своей спутницы:

— Это мисс Элен Каманера, артистка... А это...

Он чуть приобнял нависшего над ним Косту за необъятную талию.

— Это — мой ближайший друг Коста... Судьба наконец свела нас в столь далеких от мест нашей первой встречи краях... Коста, ты помнишь, как это было?..

Орри, не сподобившийся быть представленным хозяину заведения, ничуть не страдал от этого, а только лишь рыскал вокруг шустрым взглядом. Доносившиеся откуда-то с кухни запахи недавно приготовленной пищи придавали этому взгляду особую остроту и цепкость.

Коста тем временем освободил свой просторный торс от несколько навязчивых объятий старого приятеля и осведомился:

— Вот что, господа художники и артисты. Платить чем будем? Я предпочел бы увидеть шуршики, прежде чем изводить на вас съестное...

— О господи! — снова взяла на себя инициативу Элен. — Какие пустяки! Орри!

Она повернулась к Орри тем своим профилем, на котором синяк под глазом еще был заметен.

— Дорогой Орри, покажи господину э-э... Покажи дяде Косте свою замечательную кредитную карточку...

Орри с некоторым замешательством и с очень большой неохотой извлек на свет божий и повертел в воздухе золотистый кусочек пластика.

— Но... — хотел сказать он, однако не сказал: такой суровый взгляд устремили на него одновременно оба глаза Бэзила и один (подбитый) глаз Элен.

— Ну что ж, — все еще мрачно произнес Ставрос. — Дай-ка я гляну на твою игрушку, малек...

Орри с беспокойством проследил за путешествием карточки Пятого Галактического банка из его рук к носу Косты. В этот пункте своего маршрута кредитка задержалась. Не отводя взгляда налитых кровью глаз от свидетельства платежеспособности своих клиентов, Коста вытянул из кармана своего засаленного, но зато отороченного мехом жилета мобильник и настукал на его клавишах номер дежурного по банку.

— Вот что, — буркнул он в трубку, как только в ней зазвучал сладчайший голос робота, благодарящий его за то, что он решил воспользоваться услугами столь надежного банка, как...

— Вот что. Меня интересует платежеспособность карты серии...

Он назвал роботу серию и номер кредитной карточки Алекса Триза.

— Можете не беспокоиться, мастер, — заверил его любезный автомат. — Названная вами карта вполне платежеспособна. И — если вас интересует этот деликатный момент — не объявлена ее хозяином в розыск. Вы можете...

Ставрос упрятал мобильник в карман и, пожевав губами, недоуменно мотнул головой. Потом вернул карточку Орри.

— Кирак! — крикнул он в дверь кухни. — Кирак, ты слышал заказ? Принеси господам все по списку...

— Скажи, Коста, — весело поинтересовался Бэзил. — А что, здесь, в этих местах, действительно встречали зеленых чертей? Или такое название просто так, для красоты?..

— Святая правда, — неприязненно морщась, заверил его Ставрос. — Здесь они и жили, в развалинах мельницы, на которых потом построили мотель. Ее еще первопоселенцы соорудили — мельницу эту... А может, она и раньше здесь была, еще до людей... И не мельницей была вовсе...

— Ну, может быть, не совсем уж черти? — не унимался Бэзил, почувствовавший, что задел крайне неприятную для старого приятеля тему, и вовсю эксплуатируя это обстоятельство. — Может быть, твари поменьше — ну, ма-а-а-аленькие такие чертики?

— Нет, — отрубил Ставрос. — Тогда и мотель называли бы «У Зеленых чертиков»... А тут черти. Многим они до сих пор, говорят, попадаются — ближе к полуночи. Довольно крупные — экземпляры...

С тем он и убыл с поля боя, недовольно хмурясь и недоуменно тряся своими сединами.

— Не беспокойся, Орри, мы вернем дяде Алексу все деньги за этот ужин, все до копеечки! — ласково заверила Элен встревожившегося мальчишку. — Ну, подумай сам — разве он не накормил бы тебя, окажись он здесь? И разве он не угостил бы при этом нас, твоих друзей?

* * *

Кирак — самый корявый и плосколицый из андроидов, каких только видел Орри за всю свою коротенькую жизнь, — судя по всему, или подслушивал под дверью, или обладал обостренным слухом, потому что тут же засновал между кухней и столом, расставляя на нем заказанные блюда и обеденные приборы. Вид у него был обиженный, хотя никаких обид от новоприбывших клиентов он еще не потерпел. Бэзил тут же поспешил исправить это несоответствие:

— Скажи, Элен, — спросил он, указывая вилкой с нацепленным на нее ломтиком буженины в сторону услужливо спешащего к столу, груженного подносами Кирака, — неужели ты и после ознакомления с этим индивидом будешь твердить мне, что андроиды — не уроды?

Элен рассерженно бросила салфетку на стол.

— Ты еще не выпил, Бэз, а уже начинаешь задирать андроидов! Как это мерзко! Ты же ведь прекрасно знаешь, что несчастная дубина не сможет ответить тебе оскорблением на оскорбление...

— Конечно, не сможет, — не без гордости за свое положение отозвался Бэзил и, отправив буженину в рот, сделал андроиду знак наполнить его бокал. — Потому что знает — оскорбляя человека, он наносит ему вред. Так ведь, милейший Кирак?

— Именно так... — подтвердил Кирак, наливший Бэзилу херес и замерший по левую руку от него в позе «чего изволите?» — Я могу только углубить и развить вашу мысль, уважаемый клиент...

— Углуби и развей, — барственно заметил Бэзил, отхлебывая вино и откидываясь на спинку скамьи. — Философия дебилов порой бывает невероятно забавна...

— Я хотел всего лишь заметить, что, оскорбляя того, кто не может ответить на оскорбление...

Тут он принял у Элен опустевшую салатницу и услужливо наполнил хересом и ее милостиво подставленный бокал.

— Оскорбляя того, кто не может ответить на твое оскорбление, — продолжил андроид, — человек наносит вред прежде всего самому себе... А мы, андроиды, не должны допускать своим бездействием, чтобы...

Бэзил помрачнел.

— Мы недовольны тобой, милейший, — прервал он экскурс Кирака в моральную философию. — Где же вчерашние сандвичи, скотина? Ведь мы их заказывали...

Орри, напоминавший сейчас встревоженного воробья, мел подряд все съестное, оказавшееся в радиусе его досягаемости, и припрятывал кое-что из того, что не крошилось и не растекалось, в карманы своей куртки. В разговор старших он не вмешивался, но на Бэзила нахмурился. Он давно заметил, что многие новички в Большой Колонии сразу начинают вести себя с андроидами вот так — по-хамски. А у Бэзила явно был на андроидов какой-то свой, довольно большой, зуб. Похоже, что присутствие Элен заставляло этот зуб ныть с особой силой.

— Хозяин не держит у себя на кухне вчерашнего... — вежливо ответствовал тем временем Кирак. — Кроме того, я понял, что это была шутка. Андроиды отнюдь не лишены чувства юмора, что бы вы о них ни думали, мастер. Оно, видите ли, помогает нам в нашей жизненной борьбе...

С тем он в очередной раз и канул в недра кухонного зала — за ростбифами для Элен.

— Нет, — воззрился Бэзил на свою партнершу. — Каков этот недоделанный философ? Ты слышала, они уже и о борьбе стали рассуждать, эти ваши...

Тут «недоделанный философ» снова явил себя клиентам «Зеленых чертей» и водрузил перед каждым из них небольшую гору прекрасных ростбифов. У Элен гора эта истекала натуральной кровью.

— Ты знаешь, дубина, что ростбиф с кровью — это не просто сырое мясо? — вскинулся на него дипломированный пианист. — Такие кулинары-философы, как ты, вызывают у меня желание открутить им голову и вставить ее туда, где ей самое место!

Он подставил опустевший бокал, и Кирак послушно наполнил его вином.

— Не придирайся! — оборвала его Каманера, ноздри которой хищно расширились, вдыхая запах крови. — Ростбиф — самое то!

— Я должен предупредить вас о надвигающейся на вас опасности, мастер... — скорбно уведомил Кирак Бэзила.

— Что за опасность? Отравиться твоей стряпней, дурень?

— Отнюдь нет, мастер. Санитарный контроль доволен моей работой...

Кирак тяжело вздохнул.

— Дело в том, мастер, что я по опыту знаю, что люди, подобные вам, после второго или третьего бокала вина от слов переходят к делу... В смысле того, что вы говорили о перестановке моей головы... Так вот, мастеру Ставросу такие вещи не нравятся. Он нас — своих андроидов — защищает, словно отец родной... Своих — это значит, «своих друзей», — торопливо поправился он, припомнив пункт трудового законодательства. — Кроме того, господин Ставрос очень физически силен... И простите, но я заметил, что он не очень-то жалует вас, мастер... И я вряд ли смогу помочь, если мастер Ставрос начнет причинять вам вред... Это крайне прискорбно, но...

— Это какой же, спрашивается, вред станет причинять мне мастер Ставрос? — грозно выпятил грудь Бэзил.

Каманера, забыв про ростбиф, с интересом наблюдала за развернувшейся пикировкой.

— Он всегда мешает тем, кто обижает андроидов, тех, что помогают ему здесь, — с тяжелым вздохом пояснил Кирак. — Если, конечно, черти не начинают им мешать раньше... Не далее как вчера он помешал господину муниципальному советнику Терракоте намазать горчицей физиономию Мурри...

— Какому такому Мурри? — поморщился Бэзил, поднося ко рту бокал.

— Это мой помощник по кухне, мастер... У него еще не сформировались нужные рабочие навыки, но он подает большие надежды. Иногда хозяин выпускает его в зал обслуживать посетителей. Обычно нареканий к нему не бывает... Но у мастера Терракоты, по всей видимости, возникли...

— М-да?.. И какие же, позволь спросить? — поинтересовался Бэзил, смакуя действительно неплохой херес местного изготовления.

— Это мы не скоро узнаем... — скорбно склонил голову Кирак. — Мурри не понял смысла предъявленных ему претензий, а сам мастер Терракота вряд ли появится здесь скоро. Он пересек мост там, невдалеке от перекрестка — тут я позволю себе употребить выражение, которым воспользовался мастер Ставрос, — «далеко обгоняя собственный визг»... Мне будет жаль, если вам э-э... придется повторить этот своеобразный рекорд. От себя замечу, что визг господина Терракоты весьма напоминал визг поросенка, которому...

Бэзил поперхнулся хересом, и тот немного разбавил вылившиеся ему на колени струи горячего какао. Орри не сдержался и прыснул в свою чашку. Каманера весело расхохоталась и наконец впилась зубами в ростбиф. Ела она его самозабвенно — высасывая телячью плоть до последней капли, а потом, вяло и меланхолично, мечтательно прикрыв глаза, дожевывала обескровленные ломтики. Происходящим за столом она уже больше не интересовалась.

Не найдя окрест ни малейшего сочувствия своему гневу, Бэзил досадливо бросил андроиду:

— Подай мне салфетку и, будь добр, избавь от своего общества...

* * *

— Вот давно бы так, — заметил Ставрос, подходя к нему сзади. — Я это здесь быстро понял — почти сразу, как прилетел. Не трогай андроидов, и будешь жить спокойно. Они здесь умеют досадить тем, кто их утомляет. А мне так с моими надо еще и дружить, чтобы Комитет по наемному труду не придирался по разным поводам... Ну, вот что: не будешь заказывать еще чего на ужин — оплачивай счет и вали ночевать в домик. Они за изгородью, справа. Я включил ночлег в счет. Паренек ваш пусть переночует в гостевой, наверху. Там будет теплее. Что до мадам, то...

— Я останусь в гостиной, — благодушно уведомила его Каманера. — Сна ни в одном глазу. Полнолуние... Посмотрю новости по Ти-Ви. Давно не смотрела здешних новостей...

— Да, — торопливо подтвердил Бэзил. — Когда у Элен бессонница, ей лучше вот так...

— Воля ваша, — пожал плечами Ставрос. — Гони сто семьдесят баксов и, как говорится, располагай собой...

Наступил решающий момент.

— Орри, — медовым голосом обратился к мальку его новый Друг. — Будь добр, набери на аппарате дяди Косты номер э-э... Алекса. Ты ведь вспомнил его? Мне придется спросить у него кодовый номер твоей карточки...

Физиономия Ставроса вытянулась.

— Так вы... Так ты, мальчик, просто взял карту своего папы и... И даже не спросил у него кодового пароля?

— Алекс вовсе не мой папа...

Выражение тревоги и подозрительности явно обозначилось на физиономии Ставроса.

— Это сущие пустяки... — махнул рукой Бэзил. — Дайте мальчонке аппарат, и мы все урегулируем за пару минут...

Ставрос с подозрением протянул аппарат Орри. Того прошиб мелкий пот, но трубку он взял и мужественно настучал на клавиатуре домашний номер Алекса. Мобильник тот никогда с собой не таскал, чтобы не беспокоили.

Как и ожидал Орри, автоответчик не преминул уведомить его о том, что хозяина дома нет, и предложил оставить для него сообщение. Орри попытался улыбнуться и пожал плечами. Вышло довольно жалко. Он протянул аппарат Ставросу, но тот даже не заметил его.

Коста окончательно превратился в грозовую тучу, готовую обрушить страшной силы разряд на первого, кто под такой разряд угодит. Орри очень не хотелось оказаться этим «кем-то». В конце концов, он ничем не был виноват в происшедшем.

«Туча» подумала немного и развернулась в сторону Бэзила.

— В общем, обштопал ты меня... — задумчиво произнес Коста. — Пожрал, попил, девку свою накормил... Ладно, малек не в счет... И теперь думаешь вот так вот и уйти, как фраер?

— Ну, ты же сам проверял... — торопливо затараторил Кац. — Карта платежеспособна, ты эти деньги получишь... Уже сегодня же...

— Кто этот чертов Алекс? — грозно спросил Ставрос. — Это его карта вообще?

— Да, его... Но она... Он... Орри, как зовут дядю Алекса? И где его найти?

— Алекса зовут Алекс Триз, — внес в разговор ясность Орри. — «Прокат и обмен виртуальных игр»... А найти его сейчас трудно. Может, его плохие люди забрали. Может, не забрали, а он от них прячется...

— Неплохо... — констатировал Коста. — Неплохо ты меня нагрел, Котяра...

Он задумчиво рассматривал Каца анфас, чем вызвал у того непреодолимое желание повернуться в профиль. А еще лучше — просто забраться под стол.

— При ребенке я бить тебя не буду... — успокоил его Коста. — Но до тех пор, пока сто семьдесят баксов не будут у меня на столе, тебе придется погулять без твоего роскошного прикида... Мадам мы пока оставим у нас погостить, пацан тоже здесь целее будет, а ты, скотина, найдешь у меня в кладовке всякое барахлишко... То, что андроиды надевают мусор убирать, и в нем отправишься в город решать с Тризом своим, с плохими людьми, с хорошими и со всеми, с кем хочешь, где тебе эти сто семьдесят баксов достать. Хоть займи, хоть банк ограбь, хоть у аллаха из задницы вырви... А не принесешь до вечера, включаю «счетчик»... Лады?

— Господи, я не знал, что ты стал таким мелочным, Коста...

— Важен принцип! — грубо оборвал его содержатель «Зеленых чертей». — Я не люблю, когда старые друзья меня вот так накалывают по мелочам.

— Но зачем же лишать меня костюма?

Голос Бэзила перешел в режим верещания.

— Это же мой способ зарабатывать! Кто пустит меня в лохмотьях в приличный офис?!

— Так иди в неприличный! Радуйся, что я тебя не выпускаю отсюда вообще в чем мать родила! Все! Точка. Конец предложения. Абзац. Разговор закончен!

— Если тебе нужен залог, — продолжал верещать Бэзил, — то какой же это залог?

Он прихватил свой фрак за лацканы и принялся демонстрировать их Ставросу.

— Это? Это?! Он же потерт! Залит кофе и всякой дрянью... Какой это может быть залог?

— Что ты мне в нос суешь свою мануфактуру?! — взорвался Ставрос. — Знаю я ей цену! Я потому ее у тебя и забираю, что больше с тебя взять нечего. Только и всего...

— Но зачем же тебе это старье? Вот на Элен прекрасная юбка. А на мальчике совсем не ношенная почти куртка. Легкая и теплая... Или вот...

— Так ты, сука, уже и ребенка раздеть готов?! — зашипела молчавшая до сих пор Элен и грозно поднялась из кресла.

— Элен! Бога ради, контролируй себя, Элен! — с неподдельным испугом заорал Бэзил, стараясь поместить Косту между собой и своей спутницей. — Помни, что сейчас — Полнолуние...

Орри проворно выскочил из-за стола, успев сунуть в карманы еще пару пирожков. Потом он — второй раз за эти сутки — сказал «Брек!» и выставил вперед правую руку с поднятой ладонью.

— Сколько, вы говорите, мы должны вам? — обратился он к слегка оторопевшему Косте. — Сто семьдесят баксов? Пять сотен разменять можете?

Он уселся на пол, для удобства подвернув под себя ноги, вытащил из-под куртки свою фляжку и принялся отвинчивать у нее дно.

Присутствующие, в том числе Кирак и выглянувший из кухни Мурри, не без удивления наблюдали за его манипуляциями. Дно фляжки отошло легко и обнаружило простенький тайник, он занимал больше половины ее объема. Тайник был плотно набит банкнотами Первого Федерального. Так плотно, что они сейчас оправдывали свое прозвище — «капуста».

— Откуда это у тебя, мальчик? — вкрадчиво спросил Ставрос.

— Это, считайте, деньги Храма... — хмуро буркнул Орри. — От пана Волыны их мне передали для... В общем, на самом деле, чтобы выследить, куда я с ними пойду... Одним словом, придется занять — не пропадать же Бэзилу без штанов? Потом вернем... Так вы разменяете?

Он протянул купюру Ставросу. Тот разгладил ее, по старинке посмотрел на свет и кивнул Кираку.

— Принеси...

Через секунду верный андроид был уже снова перед Ставросом, держа наготове стальной ящик, служивший Косте, видимо, разменной кассой. Еще через минуту расчеты были благополучно окончены. Ящик убрался назат, в кабинет Косты, а фляжка-тайник вернулась под куртку Орри Воцарилась всеобщая тишина.

Потом Ставрос молча мотнул головой, предлагая Бэзилу пройти за ним.

* * *

В кабинете Ставрос кивнул Бэзилу на кресло, а сам втиснулся за видавший виды письменный стол.

— Признайся...

Он навалился животом на стол и вперил в Каца взгляг своих выпуклых глаз.

— Вы уговорили мальчишку грабануть папашу... Ну не па пашу, а какого-то лопуха из родственников, и бежать с вами на Трассу или еще куда-нибудь? Ты знаешь, что здесь делают с похитителями детей? Ты думаешь, тебе удастся по-тихому сплавить малька куда-то?

— Да нет! — замахал на него руками Бэзил. — Как бог свят — нет! Это все экспромт! Чистой воды экспромт! Мы с Элен...

— Кстати, Элен эту свою ты откуда раздобыл? Она с клеймом? Видно же, что на Харуре за решеткой побывала...

— Да нет, у нее нет клейма!.. Ты меня не путай! Элен, это другая песня...

— Говоришь, клейма нет? Значит, до суда сбежала... Говоришь, другая песня? Ну что ж, другая так другая... Откуда малек-то?

— Да из Лесу! Там его и встретили. Еще до дождя... Один-одинешенек...

Бэзил решил не усложнять разговора упоминаниями про звеннов. Да и про клятву Огню и Ветру решил лучше промолчать. Как и про другую свою клятву, из-за которой, собственно, и оказался здесь, в Бэ-Ка.

— И при нем — карточка эта... А говорить толком он не стал. Одни какие-то Алекс, Мохо... Теперь вот про Волыну какого-то...

Лицо Ставроса дернулось:

— Это ты вовремя про пана напомнил... Я чуть и не упустил... Только наперед учти: пан Волына не «какой-то». И никогда «каким-то» не будет! Такие, как он, Стук, Билли-Беда, здесь под крылышком у людей высокого полета гуляют. И не приведи тебя господи с ними на узкой дорожке встретиться...

Он замолчал, барабаня короткими волосатыми пальцами по столу.

— Однако же с мальком надо как-то быть... Быть с ним надо как-то...

Он снова уставился на ровным счетом ничего ему не говорящую физиономию Бэзила. Тот уставился на него:

— Кажется, и просто все... Как у младенца леденец стырить... Однако ж... Такие имена упоминаются... Лучше не рисковать... Не рисковать лучше... Вот что...

Он схватил трубку многоканального блока связи и ткнул в единственную кнопку — одну из многих, что теснились на панели памяти. Этому человеку Ставрос звонил частенько, и всякий раз набирать его номер целиком было уж слишком геморройно.

— Алло, Тедди? — приветствовал он своего собеседника. — Время позднее, а ты, я вижу, на ногах... Да... Да... Не жизнь, а сплошные поводы для бессонницы... Нет — только чистый воздух, чистая совесть и жизнь в деревне... Только это — никаких таблеток... Да, это нам не по карману... Послушай... Я здесь оторвался от городских сплетен... Да... Ты мне намекни... Намекни только — тебе фамилия Триз ничего не говорит? Вот как? Да — Алекс Триз... Ну, а если я добавлю сюда имя малька одного... Что? Да, именно... Орри его зовут... По-андроидски как-то... Но не... Что там у тебя?

Коста недоуменно уставился на Бэзила, словно тот мог объяснить ему, что приключилось на той стороне канала связи.

— Да... Да ты что?! Нет... Нет, не у меня... Не...

Трубка в его руке разразилась всполошным кудахтаньем, потом панически заверещала и смолкла. Ставрос подержал ее с минуту, глядя на пластмассовое изделие, словно на семи-батюшную гадюку. Потом точно таким же взглядом смерил сразу поджавшегося Каца.

— Кого ты привел ко мне?! — тихо спросил он.

Шепотом спросил.

Львиный рык и перекаты громовых раскатов навели бы на Бэзила меньше страху, чем этот шепот. Ответа Каца Ставрос дожидаться не стал. Просто несколько раз ткнул пальцем в трубку и доверительно сообщил:

— По-моему, Рубинчик свалился с кровати. Это для него опасно. Остеохондроз...

— Какой Рубинчик? — изумился Бэзил. — Лева Рубинчик из Метрополии? Его занесло в эти места? Как интересно!..

— Тедди. Тедди Рубинчик из Нижнего города... Ты его не знаешь, но это неважно. Зато он знает всех. Так вот, когда он узнал, что я спрашиваю про малька по имени Орри, да который еще имеет отношение к Алексу Тризу, то он упал с койки... Поверишь ли мне, Тедди Рубинчик упал с койки... Он очень возбудимый — Тедди... Он сказал, что нас всех убьют...

— Он что — чумной? — озадаченно спросил Бэзил.

— Кто? Тедди? Да нет, он просто холерик...

— Я про малька. У него что — болезнь какая-то, которой он нас всех перезаразил?

— Нет... Это не болезнь. Хуже... Он что-то такое знает, чего нельзя... Чего не хотят... Что-то связанное с каким-то Пророчеством... Или Предсказанием... Одним словом, Больше его заказали. Достать живым или мертвым... И всех, кому он что-то мог рассказать, под корень... И вот они его со вчерашнего дня и ловят...

— И с-сколько за него дают? — начав заикаться от волнения, осведомился Бэзил.

С минуту Ставрос печально разглядывал старого приятеля. Как, наверное, на далекой Земле разглядывают чудом к ним попавшего живого тропического богомола жители Алеутских островов.

— Новый ты в здешних местах. Неопытный... Запомни — такие люди, как Волына, платят только за то, чего не могут взять. И только тому, у кого взять не могут. У таких, как мы, Волына может просто взять то, что ему нужно. А потому мой тебе совет... Продай малька. Только не Больше, а тому, с кем Волына станет торговаться. Ты, конечно, на таком деле словишь мизер — ну, тысяч двадцать, двадцать пять от силы. Но останешься жив. И на кусок хлеба с маслом заработаешь и на фрак концертный... И на новый свитерок для твоей мамзели — а то в драном ходит... И продавай его немедленно. Раз Тедди Рубинчик знает, что про Орри его спрашивали из «Зеленых чертей», то скоро об этом будет знать весь Нью-Чепель. А раз об этом будет знать весь Нью-Чепель, скоро сюда пожалуют пан Волына и его люди... Тебе надо торопиться...

— Кому, кому я могу продать треклятого мальчишку? — заломил руки Бэзил.

— Да хоть первому встречному!

Коста стал решительно выбираться из-за стола. Это давалось ему нелегко.

— Кому угодно, лишь бы сбыть его с рук и перевести стрелки на других людишек...

— И где я возьму этого чертова первого встречного ночью в лесу, на безлюдье! Там уже, по-моему, пурга начинается...

Ставрос подошел к окну, прислушался...

— Знаешь, — вдруг сказал он решительно. — Пожалуй, я могу составить тебе протекцию. Ну, по части первого встречного... За известный процент, конечно...

— Век буду благодарен! — с энтузиазмом воскликнул Бэзил. — По рукам!

— По рукам, — подтвердил Коста.

И вот он тут как тут — легок на помине — этот первый встречный. Тот самый гость, которого Коста ждал с раннего вечера! И таки дождался!

Заверещали звонки, забухало дверное кольцо, а входная дверь бара распахнулась под напором ломящихся в нее людей и андроидов. Загудели гуделки, затрещали трещотки, зазвенели струны, и бар наполнился пестрым и непонятным, но, главное, развеселым народом. Не весел, а наоборот — мрачен, как снеговая туча, был только человек громадного роста — косая сажень в плечах, борода до пояса, на ногах — первопроходческие сапоги с печную трубу каждый. Взгляд тонет в кустистых бровях, нос картошкой торчит из медно-рыжих усов, а сам их обладатель по пояс тонет в такой же — медного отлива — бородище. Сверху на все это нахлобучена ковбойская лихая шляпа: к вашим услугам содержатель Подземных Театров Нью-Чепеля и окрестностей мастер Стук собственной персоной!

 

Глава 4

ЗАДОМ НАПЕРЕД

Мохо выглядел неважно — похоже, что ветреная, снежная ночь не принесла ему ни отдыха, ни успокоения. Проснувшись, Ким застал его в том же положении, в котором оставил, засыпая: сидящим на корявом пне, поодаль от приткнувшихся к сейве каров. Только накинутый в предвидении холодной ночи капюшон его ветровки был откинут, да зажатая в кулаке трубка-носогрейка (дед, видно, втихую частенько нарушал здешний идиотский закон о табакокурении) теперь еле дымилась. Да и сам старый краснодеревщик кемарил на свежем ветерке, не проявляя других признаков жизни.

Агент проспал всю ночь как убитый, навалив на себя кучу теплой ветоши — вполне пригодной, впрочем, чтобы сойти за одеяла. Он знал, что ночи в Большой Колонии холодные, но только теперь, на природе, прочувствовал — насколько!

Алекс, как стало ясно из того, что соизволил буркнуть в ответ на расспросы погруженный в мрачные мысли владелец «Мастерских», с первыми признаками наступающего рассвета отправился искать Чжанна — предупредить его о грозящей опасности, а заодно и разузнать о том, как там идут дела у Орри.

— Вы за него не беспокоитесь? — невпопад спросил Ким. И получил в ответ один из самых мрачных взглядов, которые приходилось наблюдать его органам зрения.

— Ничего с мальком случиться не может! — отчеканил вдруг Мохо мрачно и так веско, словно и не думал только что подремывать. — Не дурной он. Много раз бродил тут. И со Скрипачом и так, в одиночку. Да и чему случиться-то? Лес пустой стоит...

И тут, словно для того, чтобы опровергнуть его слова, тишина оборвалась.

Сначала с шоссе донесся тихий посвист резко тормозящих каров, потом из-за верхушек деревьев вынырнул бойкий геликоптер, украшенный красным крестом. Геликоптер немного поныл плоховато отрегулированными движками — прямо в зените, над головами Агента и краснодеревщика, — резко снизился и завис над просекой поодаль. И тут же стало слышно, как с хрустом, повизгиванием и громкой бранью по тропинке, уходящей вниз, к крутым берегам Сонного озера, стала карабкаться чертова уйма народу и зверья.

Лидировали с полдюжины егерей в пятнистом обмундировании, увешанные винчестерами неслабого калибра. Каждого из них тащил за собой на поводке свирепый пес бульдожьей породы. Егеря сурово матерились. Вслед за егерями — примерно в том же количестве и тоже при оружии — плелись полицейские. Они понуро молчали. И это было правильно — куда там простому копу до строевого егеря по части изящества слога и общей крепости выражений...

Предпоследним шел мрачный как туча Алекс Триз, а совсем уж последним — еще один егерь. Притом егерь вида совершенно озверелого. Одной рукой он придерживал свой винчестер, дулом которого подгонял злого как черт Алекса, а другой придерживал на плече здоровенную псину. Псина глубоко страдала.

И было отчего — судя по количеству нашлепок репарирующего геля и неумело наложенных повязок, пес выдержал сражение с неплохо укомплектованной моторизованной дивизией. Глаза у бульдога горели жаждой мщения.

Навстречу этой процессии со стороны шоссе появились люди. Пара полицейских чинов при мундирах и погонах чуть ли не вприпрыжку поспешала за угрюмым типом в штатском. Тип был хоть и не при регалиях, но, видно, в большом звании, потому что при его появлении егеря стихли, копы подтянулись, а псы разом угомонились.

На Мохо с Кимом никто даже не подумал обращать внимание — словно и не было их вовсе. Один только Триз притормозил своего конвоира, который уперся стволом ему в спину так, что казалось, ствол либо вылезет сейчас у Алекса из живота, либо напрочь согнется пополам.

— Вот они! — заорал Алекс, указывая на приятелей, озадаченно топчущихся у фургона. — Вам нужны лица, способные меня удостоверить? Вот, вот они!

Сойдясь в одной точке, вся разношерстная компания вооруженных мужиков составила этакий не очень правильный круг, имевший в центре Агента на Контракте и совладельца «Мастерских Мохо и Френкеля» — словно именно они и были виновниками происходящего. Теперь и мрачный начальственный тип заметил их.

Собственно начальственного в нем было мало — ну тип как тип. Пальто в елочку, рост средний, глаза водянистые, вид усталый. Но все окружавшие его так старательно подтягивали животы и так пристально ели его глазами, что сомневаться не приходилось. Ким мучительно пытался вспомнить, по какому случаю ему уже приходилось лицезреть господина начальника, но все никак не мог — мешал антураж. Утренний лес уж очень не напоминал сумеречные недра полицейского ведомства Нью-Чепеля.

— А-а... Это вы, Яснов, — рассеянно буркнул тип. — Вас тоже привлекли к поискам этого беглого?

От удивления Ким чуть было не брякнул «да», но вовремя сообразил, что вряд ли орава полицейских, укрепленная егерской полуротой при поисковых псах, была брошена на поиски злосчастного мальчишки. Даже если обер-полицмейстеру за это на лапу дал сам пан Волына.

— Я здесь по частному делу... — неопределенно сообщил он.

— А это кто? — осведомился тип, с презрительным удивлением уставившись не столько на Триза, сколько на его конвоира.

— А сам ты кто?! — воинственно парировал его вопрос Алекс.

— Окружной комиссар Морзе, к вашим услугам, — сухо представился тип и снова требовательно воззрился на рослого егеря.

Ким вспомнил наконец, что именно Морзе подписывал больше года назад согласие местной полиции на выдачу «дипломированному специалисту Яснову Киму лицензии на проведение частных расследований на контрактно-договорной основе, на территории, находящейся под юрисдикцией Федеральных законов, действительных в БК». Вид у комиссара и тогда был усталый, правда и довольно ядовитый в придачу.

— Неизвестное лицо, — определил егерь своего пленника. — Задержан на территории Леса...

— Он что, — повернулся Морзе к старшему из полицейских — лейтенанту, судя по серебряному крокодилу на его шевроне, — похож на андроида?

— Никак нет, — с виноватой озадаченностью ответствовал лейтенант. — Но он препятствовал розыскам и погоне... Кроме того, наносил оскорбления лицам при исполнении...

— Я и сейчас повторю, — заверил его Триз, — что вы — не полицейские, а стадо олухов! Если вам поручили ловить преступника, то его и ловите, а не устраивайте собачьи бои со стрельбой и плясками... Да, я помешал вам прикончить пса и не вижу в этом ни состава преступления, ни...

— Он этого пса натравил на лейтенанта Приста, — вмешался в разговор егерь.

— Этого? — с демонстративным удивлением осведомился комиссар, указывая на взваленного на егерские плечи увечного бульдога.

— Да нет! — позволил себе осерчать на Комиссарову бестолковость рослый детина. — Суккуб, наоборот, можно сказать, лейтенанта спас. Отбил его у этой суки...

— Это был кобель, — заметил лейтенант.

Он, видимо, был более наблюдателен. И весьма немногословен. На протяжении всего дальнейшего разговора он только стоял по стойке «смирно» и выразительно вращал глазами. Говорить ему просто не дали.

— Кроме того, Бренди — вовсе не моя собака, — тут же вставил в разговор свое слово Триз. — И я не натравливал его ни на кого... Лейтенант первым...

Комиссар прикрыл глаза и молча скрипнул зубами.

— Лейтенант Прист! — сказал он с тем выражением, с которым обращаются психиатры к наиболее безнадежным из своих пациентов. — Вы получили простейшее из возможных задание: задержать беглого андроида. Вам было четко указано его местонахождение. Более того, вам в помощь отрядили егерскую команду со спецсобаками. Объясните мне, на кой черт вам сдались вооруженные егеря и такое количество псов? Притом боевых псов, а не ищеек! Для поимки всего-то одного андроида, который, в принципе — я повторяю: в прин-ци-пе! — человеку никакого вреда причинить не может. Ни действием, ни бездействием...

— Не скажите, господин комиссар, — возразил пятнистый верзила, к которому, собственно, комиссар и не думал обращаться. — Сейчас, после такого Предсказания, на андроидов вся столица косо смотрит. А уж чего ждать от андроида беглого, так вообще...

— За распространение идиотских слухов о всяких Предсказаниях полагается дисциплинарное взыскание, егерь! — зло оборвал его комиссар. — Чтобы я последний раз слышал эту чушь! Крыши у всех тут поехали от этого Предсказания...

И снова повернулся к онемевшему Присту.

— Логично было ожидать, лейтенант, что вы управитесь с делом за полчаса. От силы — за час. Вместо этого вы проводите в Лесу полночи, андроида упускаете, калечите казенную собаку и задерживаете вообще невесть кого, неведомо за что! Я прошу вас в двух словах объяснить мне — как такое стало возможным? Только это — и ничего больше!

Лейтенант Прист принялся с шумом втягивать воздух, готовя свой организм к нелегкой работе по сопряжению звуков в слова, а слов в предложения. Но начать рассказ ему помешали два вооруженных носилками санитара, они выбрались из чащи и кинулись к собравшимся с деловитым покрикиванием: «Где раненые?! Где тут раненые?!»

Прист уставился на них, словно на привидения и, не выпуская набранного внутрь воздуха, молча указал глазами на злосчастного Суккуба. Санитары озадаченно воззрились на несколько необычного пациента.

Егерь, не говоря худого слова, быстро и осторожно стащил своего пса со спины и вручил его медикам.

— Понимаете, — обратился он к Морзе. — Мы уже почти нашли этого урода, уже видели его почти что в упор — там, у ключика с особенной водой... И лейтенант Прист уже почти отдал команду на задержание, когда...

— Когда у него развязались шнурки на ботинках?! — зло осведомился комиссар, не глядя на егеря, а пожирая глазами онемевшего лейтенанта. — Или когда на него нашло затмение? Когда у вас земля разверзлась под ногами? Когда злые бесы овладели вами? Когда — что?! Что могло двум десяткам здоровых мужиков при оружии помешать в задержании бестолкового андроида?! Что, я спрашиваю?!

Санитары, махнув рукой на продолжающиеся на полянке препирательства, молча уволокли Суккуба по направлению к своему вертолету.

— Да насчет злых бесов почти что и верно... — заметил облаченный в пятнистую униформу детина. — Мы ту псину приблудную и не заметили даже, и откуда она взялась под ногами у лейтенанта. Ну, он ей — понятное дело — вломил хорошего пинка. Так что закувыркалась. Но кто ж знал, что она окажется такой злобной тварью?! А еще мужик этот... — он кивнул на приводящего себя в порядок Триза, — выскочил, замахал руками, заорал как сумасшедший...

— А что же мне прикажете делать, если все ваши псы, как бешеные, рванули прямо на Бренди?! — резонно возразил Триз.

— Полез прямо под пули...

— А за каким чертом вы стреляли по собаке?!

— Я подтверждаю, — взволнованно перебил попытавшегося что-то вымолвить комиссара Мохо. — Это не его собака. И ни на кого он натравить ее не мог! Бренди его бы не стал слушаться. Он вообще никого не слушается. Кроме Орри — иногда. И я подтверждаю личность задержанного... Это Александр Триз, проживающий...

— Да отпустите вы наконец человека! — распорядился комиссар. — И уберите вашу пушку — не приведи господь, она выпалит...

Егерь нехотя убрал свой винчестер за плечо и слегка подтолкнул Алекса по направлению к его приятелям: свободен, мол... Алекс тут же повернулся к нему и смерил детину возмущенным взглядом. Но от дальнейших высказываний воздержался.

— Так куда же вы дели Бренди? — подступился ко все еще безмолвствующему лейтенанту Мохо. — Ту собаку, что...

— Зараза искусала Суккуба... — вновь за лейтенанта ответил егерь. — И улизнула. Наверное, подыхать уползла, чтоб ей!..

— Господи! Если эти... застрелили Брендика насмерть, то!.. То я!.. — возопил Мохо. — Это будет такой удар для ребенка...

— Особо не рыдай, — успокоил его Триз. — Если Бренди и зацепили, то несильно... Таким мастерам в цистерну с дерьмом пулю с пяти метров вогнать — шесть попыток потребуется. Удивительно, как это они друг друга на фиг не перестреляли. Им потом еще и собственные кобели мешали — действительно, словно взбесились. Они их битый час уговаривали снова в погоню двинуться. Да куда там! За это время от них не то что андроид — черепаха Тортилла на паровом ходу в Независимые Территории смоется...

— Послушайте, — прервал его словоизлияния Агент на Контракте. — А Орри как же?

Он повернулся к застывшему в полной немоте и так и не успевшему выпустить набранный в грудь воздух лейтенанту Присту.

— А ваши люди не встретили в Лесу мальчишку? Ребенка лет двенадцати, от силы — четырнадцати? Таких здесь зовут мальками...

Он слишком поздно заметил сигналы, которые подавал ему Мохо, — тараща глаза и шевеля своей пушистой бородой — и осекся.

— Так здесь еще и дети бродят ночами? — досадливо осведомился Морзе. — Простите, но что вы вообще делаете в Лесу звеннов в такое время, господа? Вы все... Разыскиваете сбежавшего малька?..

— Нет, — резко ответил ему Алекс и тем избавил Агента от необходимости в деликатных объяснениях. — Мы, видите ли, привезли нашего знакомого показать ему звеннов. Он, знаете ли, никогда не видел живого звенна... А малек, это просто так... Бродит здесь один такой часто...

— Я, допустим, тоже никогда живого звенна не видел, — встрял в разговор давешний егерь. — А мертвого тем более... А вы этак вот сразу приехали, и вот вам нате и звенны. Смотри — не хочу.

— Представьте себе, именно так! — вызывающе задрал подбородок Алекс.

— Вы их прикармливаете, что ли? — с издевательской подначкой осведомился верзила. — Или что другое с ними делаете?

— Мы с ними дружим, — просветил его Триз. — На это, насколько я помню, лицензии не требуется?

— На это — не требуется, — нахмурился егерь, а вот на съезд автотехники с шоссе — требуется. При пересечении Леса звеннов.

— Вон она — лицензия, — буркнул Мохо, кивая на зеленую бумажку, укрепленную за стеклом фургончика.

— А у вас, мастер, лицензия есть? — продолжал приставать верзила.

Ким замешкался с ответом.

Комиссар между тем рявкнул нечто нечленораздельное о бездельниках и разгильдяях и, круто развернувшись, направился к шоссе, где в утреннем тумане поджидали его и его людей кары — хмурые, как и он сам.

— Комиссар! — окликнул его Агент. — Не будете ли вы так добры пояснить мне, чем Предсказание Хакеров так переполошило народ?

Морзе уставился на него так, словно Агент попросил у него мятный леденец.

— Вы знакомы с текстом этого м-м... документа?

— Пока нет, — честно признался Ким.

— Завидую вам! — порадовал его комиссар. — И не стремитесь забивать себе голову всякой ерундой. Приехали посмотреть на звеннов, вот и любуйтесь себе на здоровье. Не мне же, в конце концов, знакомить вас с документами, запрещенными к распространению...

Он снова резко развернулся и, уже не сбавляя шаг, двинулся к шоссе. За ним потопал лейтенант Прист. Теперь стало видно, что проделал Брендик с кормовой частью его форменных брюк. А брюки полицейским в Большой Колонии шили из тканей прочности куда как высокой.

Вся остальная компания потянулась за ним. Последним шествовал пятнистый верзила, бубня себе под нос нечто о подозрительных пентюхах, без толку болтающихся по Лесу.

— Далось вам это Предсказание, господин Яснов, — фыркнул себе под нос Мохо.

Было видно, что он уже жалеет, что эта тема вообще всплыла в их разговорах. Ким решительно поставил в этом месте своих размышлений над происходящим жирную воображаемую галочку. Мохо тем временем извлек на свет божий свою трубочку, опасливо укрытую в широченной ладони на время появления блюстителей закона, затянулся и продолжил:

— Сейчас надо думать, где малька ловить. Напрасно вы про него господину комиссару обмолвились — памятлив он... А Орри прячется, небось. Напугали его бандюки эти. Забился куда-нибудь, да и сидит, пережидает опасность...

— Ну, — пожал плечами Триз, — Орри не очень-то и перепугаешь. Они его и не заметили вовсе. Эти дятлы и мамонта живого у себя под носом не заметят, если на нем не будет габаритных огней... А Орри сейчас тащит Брендика. Лечить. Или к Тахо на Болота, или к нормальному ветеринару в город...

— Ох... — почесал в затылке краснодеревщик, но так и не сказал ничего, потому что из кустов выломился повернувший с полпути перекошенный и молчаливый лейтенант Прист.

Не говоря худого слова, он подошел к «пульчинелле» и прилепил ей на лобовое стекло штрафную квитанцию — за несанкционированный съезд с шоссе. Повернулся и снова исчез за кустами.

В лесу запели звенны.

* * *

«Заснула... Все-таки я позволила себе заснуть в ночь Полнолуния... — уныло призналась самой себе Каманера. — Напилась как сволочь — от всегдашнего скучного страха, что приходит ко мне этими ночами, — напилась. И заснула-таки... Но, может быть, все обошлось? Может, если что и было — никто ничего и не заметил?»

И тут же усмехнулась себе — той усмешкой, которой усмехаются только глубокие старухи или до срока повзрослевшие дети. И еще — такие, как она... Как же... А эта ломота в глазах, это тошнотворное отвращение к ясному дневному свету, так щедро льющемуся с небес? Да не отвращение — страх... А эти ногти — кривые и обломанные, — ногти, над которыми она корпела все вчерашнее утро, положив столько труда на то, чтобы сделать их безупречными... И то, что под ногтями... Гос-с-споди! Сделай так, чтобы то была только лишь лесная грязь... А откуда ей взяться — лесной-то грязи? Похоже, что она и не покидала ночью эту тесную комнатенку... Кстати — чью? Как ее сюда занесло?

Ах... Ну да, ну да... Тот очаровательный молодой араб... Он что-то долго и путано объяснял ей про сложности взаимоотношений в театре мастера Стука... До Элен так и не дошло, почему он через каждые три-четыре фразы сбивался на горячие объяснения того, что он никогда — ни-ког-да не согласится играть Арлекина до тех пор, пока... Пока что? И что было потом?

Каманеру передернуло.

Она осторожно заглянула под кровать (трупа там, слава богу, не было) и осмотрела простыни (тоже ничего ужасного, с точки зрения женщины двадцати с небольшим лет). Выглянула из окна, осторожно отодвинув полоски жалюзи. Ни полицейские кары, ни кареты «красного креста» не портили пейзаж. Что ж, возможно, они уже разъехались или укрылись с противоположной стороны дома. Следователь мирно попивает кофе на кухне, а полисмены ждут ее за дверью.

Ничего подобного, на лестнице, спускающейся в вестибюль мотеля, ни души. Господа артисты отсыпаются по разбросанным по территории мотеля домикам. Контейнеровозы с оборудованием расставлены по этой территории тут и там, как попало. Дежурный андроид дремлет за стойкой, погруженный в кроссворд. Тот — с физиономией-блином, что так забавно подкалывал надутого дурака Бэзила. Поздороваемся с ним... Милая улыбка, сделаем ему ручкой...

И сразу в душевую. Смыть все долой! Просто грязь это или... И руки — руки... Ногти всегда почему-то медленнее приходят в норму, чем зубы... Так... Теперь можно глянуть на себя в зеркало. Угу... Нормально. Все идет нормально. Улучшений по сравнению с прошлыми разами нет. Но нет и ухудшения... Господи — это же всего лишь Полнолуние Чистой Луны... Чего ты хочешь...

Все-таки беспокоит отсутствие вчерашнего кавалера. Есть что-то такое в арабах, покуда они молоды... М-да... Кавалеров я пугаю часто. Был случай, когда одного пришлось вертолетом снимать с верхушки сосны, с которой спуститься самостоятельно он никак не мог... Слава богу, парень оказался не болтлив — только обходил ее за километр, встречая в том маленьком городке. Но где же этот — как его, кстати, звали? Ломанул с перепугу в лес? Надрался виски и спит неведомо где? Коротает утро в городе, в приемной психиатра?

Ах, ну к чему мне эти неприятности?.. Ну к чему?..

Снаружи послышался бравурный писк сигнала подъехавшего на автопилоте кара — роскошная прогулочная модель. К сожалению, слишком яркого красного цвета. Прямо-таки пожарного. Интересно, кто это вызвал такой?

Долго гадать ей не пришлось — к машине вышел, поигрывая ключами, не кто иной, как Бэзил — несколько опухший после вчерашнего неожиданного пиршества и страшно довольный собой. У машины он стал в позу, достойную ее счастливого обладателя, и, опершись о крышу низко посаженного салона, приветственно помахал Элен. Та подошла и не без удивления стала осматривать представшую композицию...

— Мы выиграли в лотерею, Бэз? — невозмутимо осведомилась она. — Или ты получил наследство? Богатый дядюшка в Метрополии, да? Вовремя старикан склеил ласты...

— Не угадала, — картинно покачал головой Кац.

— Значит, ты обыграл Ставроса в карты. Он проспится и набьет тебе морду. Рано или поздно шулерские замашки тебя погубят...

— Опять не угадала! Присаживайся, прокатимся до города, я поведаю тебе, как следует делать деньги из ничего... Заодно, — добавил он, галантно сдвигая в сторону бесшумную дверь и помогая Элен занять место на заднем сиденье, — посмотришь на наше новое место работы...

Огненного цвета кар едва успел покинуть площадку перед «Зелеными чертями», как из дома пулей выскочили мастер Стук и его шофер. Оба они были куда злее упомянутых исчадий ада. Шофер ожесточенно давил на пульт дистанционного вызова «мерседеса» мастера, а сам мастер худыми словами клял Бэзила Каца, весь род его, а с ним вместе — все остальные колена израилевы.

— Чертов шаромыжник! — орал он, втискиваясь в мало подходивший ему по размерам кар. — Он решил продать мне товар и тут же увести его — прямо из-под носа! Потрясающее хамство! Догнать! Догнать его, сук-ку, не-мед-лен-но!!!

«Мерседес» рванул с места и устремился за беспородным, но достаточно быстрым каром Бэзила.

— Мы, оказывается, уже работаем? — спрашивала тем временем ничего не подозревавшая Элен у своего партнера. — Еще на кого-то?

— Тс-с-с! — Бэзил с укоризной прижал палец к губам. — Что значит «еще на кого-то»? Наш единственный работодатель сейчас — уважаемый мастер Стук. Мы выполняем для него, так сказать, деликатные поручения и оплату получаем в полном соответствии с мерой этой деликатности...

— Черт возьми!

Каманера не находила слов:

— Ты не нашел ничего лучше, как во время случайной пьявки наняться в услужение к содержателю половины притонов Нью-Чепеля! Да еще и меня впутать в это дело! Ты хоть соображаешь, с кем ты связался?

— Поверь мне, дорогая, — невозмутимо парировал Бэзил, — нам не придется сильно пачкать руки. И вообще напрягаться. Наш найм — чистейшая синекура. Способ расплатиться с нами за выгодную покупку...

— Час от часу не легче! — констатировала Элен. — Какую такую покупку ты умудрился впарить Стуку? Алмазные копи на Диане? Акции Объединенной энергосистемы Сириуса? Гудзонов залив на Земле-матушке?

— Я продал ему Орри... — скромно признался Бэзил.

— Орри? — ошалело уставилась на него Каманера и с силой хлопнула себя по лбу. — Вот про кого я забыла напрочь со всей этой пьянкой и Полнолунием!.. Немедленно поворачивай назад!

— Что у тебя с руками? — осторожно осведомился Бэзил, не рискуя ослушаться ее приказа. — Ты... Ты все-таки заснула вчера?

— Ты продал Орри?!!! — не слушая его, завопила Элен. — Ты продал Орри этому типу?!!! Какого же черта ты клялся Огнем и Ветром?!

— Да мало ли чем я клялся, — недоуменно пожал плечами ее коварный партнер. — Могу поклясться и Касторкой и Скипидаром, если хочешь...

— Дурачина! — определила развитие его умственных способностей Каманера. — Это — особая Клятва. Она... Она заставляет себя выполнять! Ты нас подставил!! Невероятно!!! Идиот!!! Скотина!!!

И она вцепилась Бэзилу в физиономию. Всеми десятью КОГТЯМИ.

— Что это они там делают? — поинтересовался шофер мастера Стука, пытаясь избежать лобового столкновения с неожиданно свернувшим и пошедшим на таран каром, догнать который ему было велено самым категорическим образом.

Стук не успел ответить на этот вопрос что-либо вразумительное, поскольку оба кара, изрядно бортанув друг друга на встречных курсах, разлетелись по разные обочины шоссе и замерли в полной неподвижности.

Содержателю Подземных Театров потребовалось секунд сорок, чтобы выдрать себя из сложившегося домиком кресла и вышибить заклинившую дверцу салона. Выбравшись из машины, он сжал покрепче оба своих кулака и двинулся навстречу выпорхнувшей из второго кара Элен.

Лоб магната шоу-бизнеса украшала солидная шишка, у Элен сошедший было «фонарь» под левым глазом сменил его родной брат — под правым. Оба участника предстоящих переговоров были настроены решительно.

— От-да-вай-те мальчишку! — выдавил из себя мастер Стук.

— Это вы отдавайте его! — зашипела в ответ Элен. — Я не давала согласия моему партнеру...

Партнер этот — с разодранной физиономией — наконец тоже выбрался из кара и, узрев, что шофер «мерседеса» движется на помощь шефу, вооружась никелированным гаечным ключом, подался в ближайшие кусты.

Водитель «мерса» решительными шагами пересек полсотни метров, разделявшие покалеченные автомобили, и заглянул в салон кара Бэзила. Там он, видно, не обнаружил того, что намеревался найти, и, все также решительно обогнув машину, рывком и не прибегая к помощи ключа, открыл багажник. Тот тоже не содержал искомого объекта. Водила повернулся к своему шефу и демонстративно развел руками — мол «ни-че-го!!!»

Стук остановился как вкопанный. На какое-то время способность к членораздельной и даже относительно вежливой речи вернулась к нему.

— Простите, мадам, но... Тут у нас обознатушки какие-то получаются...

Он уставился на гневную Элен:

— Вы считаете, что мальчишка находится у меня?

— Так ведь не у нас же! — парировала его вопрос Каманера. Переварив сказанное, оба участника переговоров снова застыли в недоумении.

— Я нич-ч-чего не понимаю! — охарактеризовала наконец положение дел Каманера.

Стук махнул рукой шоферу — не лезь, мол, погоди... и мрачным кивком головы пригласил все еще взъерошенную Элен отойти к обочине. Там оба они не создавали помех движению по шоссе и могли к тому же присесть на пни недавно выкорчеванных деревьев.

— Так мальчишка не с вами?.. — попытался уяснить себе положение дел Стук.

— Да откуда вы взяли, что он с нами должен быть?

— И какого же черта вы так шустро навострили лыжи от «Зеленых чертей»? С утра пораньше, покуда никто глаз не продрал?

— Вы, я вижу, за нами присматривали? — зло сверкнула на Стука своими зелеными глазищами Каманера.

— А как же?

Стук надулся от возмущения:

— После того, как кто-то выпустил мальчишку из кладовой... Не на кого было грешить, кроме вас двоих...

— А кто его запирал в эту кладовую?

Глаза Стука выпучились от изумления.

— Как кто? Ставрос его там и запер. После того, как они с этим вашим Кацем малька запродали мне. Там его и заперли до завтра. В смысле — до сегодня заперли. И сегодня я собирался чин-чином его оттуда забрать... Как вдруг кладовая оказывается пуста, словно башка с похмелья!

— Я не давала согласия Бэзилу на такую сделку!

Каманера даже подбоченилась и бросила окрест хищный взгляд. Высунувшаяся было из кустов физиономия Каца, украшенная боевыми шрамами, тотчас в тех же кустах и исчезла.

— И потом! Пеняйте на себя, если у вас не хватило ума приставить к кладовке своего человека!

— Не считайте меня за полного идиота, мисс! Человек там стоял. Но оказался придурком. Его, видите ли, с дежурства Зеленые Черти выманили на Болота!

Элен посмотрела на магната с оттенком сожаления во взгляде:

— Могу только поздравить вас с этакими подручными. Продолжайте в том же духе, и они скоро вас самого снесут к чертям на Болота! — Она безнадежно махнула рукой:

— Я с самого начала поняла, что с этим пострелом надо ухо держать востро. Таким из какой-то кладовки выбраться — раз плюнуть!

— Не скажите! — сердито возразил ей Стук. — Вы не знаете, какие кладовые здесь у Косты! Испанской инквизиции с ее подземельями только поучиться надо у него...

Он задумчиво уставился перед собой:

— А я-то был так уверен, что вы все трое — в сговоре. И что мальчишка прятался всю ночь где-то поблизости и теперь вот удирает с вами...

— Не с нами! — топнула ногой Каманера. — И не с вами! И хотела бы я, чтобы хоть кто-нибудь толком объяснил мне, где он! И что там с ним в кладовке приключилось?! Не крысы же его съели в самом деле?

— Ох!.. — Стук озадаченно сгреб свою бороду в кулак. — А ведь об этом я и не подумал...

* * *

Дать необходимые мастеру, да и Элен тоже пояснения могли, пожалуй, только два живых существа.

Одним из них был замерший над очередным вопросом кроссворда и одновременно дежурящий в «Чертях» Кирак. Вопрос («Где мнения высказываются прямо и свободно?» — слово из шести букв) никак не поддавался сонному разуму андроида. Самый естественный ответ — дурдом — никак не согласовывался с пересекающими словами. Про Орри спрашивать его просто никому не приходило в голову. Андроидов вообще лучше никогда не спрашивать о том, чего сам не знаешь без их помощи. Бестолковые они создания. Этим все и сказано.

Вторым существом, осведомленным о том, что приключилось в кладовке Ставроса на самом деле, был сам Орри.

Собственно, за прошедшую ночь с ним случилось следующее...

Сон сморил Орри в одночасье, почти сразу после того, как разом подобревший после появления долгожданных гостей Ставрос отправил его на кухню — напиться чаю и закусить пирожками в компании тамошних андроидов.

Чай был настоян на местных травах и напоминал ему те настои, которыми Нолан отпаивал его после той его долгой болезни, да и потом, когда Орри просто случалось простыть в ночном Лесу. А иногда и просто так, чтобы мальчишке крепче спалось. Да и пирожки тоже пришлись Орри по вкусу. Начиненные настоянной на меду маковой кашицей, они показались ему чем-то вроде тех яств, что продают в Верхнем городе в магазинах «Сладкий мир». Орри пожалел о том, что уже набил карманы той едой, которую подали Бэзилу и Элен за ужином. Но для пары-другой маковых пирожков в них место все-таки сыскалось.

Орри немного смущало то обстоятельство, что все три андроида (Кирак, Мурри и еще один, имени которого Орри не успел запомнить), «бескорыстно помогавшие» Ставросу в делах кулинарии и поддержания в «Зеленых чертях» чистоты и порядка, были ужасно «зажаты». Они даже чаепитие свое было затеяли за отдельным довольно невзрачного вида столом, чтобы не стеснять навязанного им гостя. Но разговор у них с Орри завязался быстро — андроиды были чрезвычайно возбуждены, увидев артистов Стука. Из этих артистов половина были андроидами. Это будило в кухонных работниках полузапретные мысли о том, как далеко может пойти любой из них в «современном обществе». От этого андроиды сделались веселее и разговорчивее. То один, то другой из них выскакивал прислужить в зал или в домики мотеля, куда стало перемещаться веселье, и быстро возвращался с чем-то интересным.

Впрочем, понятны, а следовательно, и интересны эти новости были только андроидам. Сам же Орри, у которого отчаянно слипались глаза, поддерживать разговор вскоре уже не мог, и ему так и не удалось уговорить никого из своих новых знакомцев угоститься ни этим чудным — специально для него заваренным — чаем, ни вкусной сдобой. Вместо этого они глотали заваренный на молоке черный чай с солью, лавровым листом и маслом, а заедали эту жижу здоровенными ломтями белесого пресного сыра.

Впрочем, долго созерцать этот ужас Орри не пришлось — под оживленное бормотание андроидов и сами они, и их малоаппетитное съестное, и сама кухня поплыли перед его глазами. Голова Орри наполнилась приятной тяжестью, склонилась к поверхности стола и уютно устроилась на ней. А потом глубокий сон поглотил все вокруг. Только ощущение легкого успокоительного неудобства от притороченной к поясу фляжке Некоторое время удерживалось в его проворно погружающемся в мир снов сознании. Потом и его не стало.

Но именно это отсутствие маленького неудобства, мешавшего сперва ему заснуть, и заставило его проснуться. Как-то рывком, сразу...

«Да нет! — сказал себе Орри. — Это, конечно, очень плохо, что кто-то спер у меня фляжку с денежками Волыны, но только проснулся я не от этого... А от того, что какая-то дурацкая тварь пробежала по мне. Это плохо...»

Он резко сел на лежанке, сооруженной из ящиков с попкорном, и стал оглядываться вокруг.

«Если это та самая гостевая наверху, про которую говорил усатый грек, — сказал себе Орри, — где, по его греческому мнению, будет теплее, то тут я с ним не соглашусь, будь он хоть древний римлянин! Холод здесь собачий!»

Он поежился, кутаясь в коротковатую куртку.

Маленькую комнатушку, в которой он оказался, освещал только сочившийся из крохотного окошка под самыми стропилами свет Чистой Луны — благо было полнолуние, и она плыла в небе Большой Колонии во всей своей нетронутой красе. Но этой иллюминации было достаточно, чтобы понять, что разместили его далеко не в самой комфортабельной комнате «Зеленых чертей». Стены были голые, синтепластовые. Впрочем, самих стен было почти не видно из-за громоздящихся вдоль них гор небрежно сваленных ящиков, кулей и канистр с этикетками настолько яркими, что, казалось, они светились в темноте. Потолок этого просторного чулана был смонтирован из ребристой металлокерамики. Это был даже не потолок, а просто внутренняя часть крыши — помещение-то было явно чердачное, нежилое...

«Что ж, насчет „наверху“ усатый Коста не соврал, — умозаключил Орри. — Тут все сходится...»

Все пространство между самой крышей и стропилами было затянуто канатоподобной паутиной, сплетенной местными сумеречными псевдопауками — существами, мало располагающими к уединению с ними, как, впрочем, и их земными подобиями.

Но пауки и паутина были не самым неприятным, что поджидало Орри в этом закутке. Самое неприятное он увидел, когда глянул на пол, на который уже было опустил ноги. Там по пыльному, век не метенному цементу оживленно шныряли создания, хорошо знакомые жителям половины Обитаемых Миров, населенных выходцами с Земли. Собственно, эти создания тоже могли себя числить полноправными выходцами с Родины Человечества.

Крыс — а это именно они разбудили Орри своей активной деятельностью — Человечество прихватывало с собой во все свои великие странствия. И благодарные твари никогда не упускали случая убедительно доказать, что всюду, где может ужиться человек, крыса точно уживется с двойным комфортом!

Волны Первой и Второй — не слишком удачных — Экспансий землян в иные миры так и оставили иные из наименее гостеприимных землеподобных планет безлюдными, но крысиный писк с тех пор уже не утихал под небесами тех неуютных уголков Вселенной.

В каждом из них крысы отдавали свое многочисленное потомство в жертву беспощадному богу Естественного Отбора, и взамен тот наделял их род новыми могучими приспособительными возможностями. Крысы мельчали и крупнели, мутировали, становились хитрее или примитивнее, лишались хвостов и обзаводились дополнительными желудками. Даже переходили на травоядение. Но оставались крысами — мерзкими и вредоносными обитателями сумеречных подполий Мироздания.

Там же, где люди не бросили крыс в беде, те на вид изменились мало — так и остались торпедообразными сгустками энергичной, обросшей серой шерстью коварной плоти, от которой ничего хорошего ждать не приходилось. Что же до крыс Большой Колонии, то своим размером и злобностью натуры они явно превосходили средние по Обитаемому Космосу показатели для своего вида.

Орри мог в этом убедиться воочию. Даже при таком скудном освещении. Поняв, что на разорение им выставлен целый склад плохо упакованного съестного (а именно таковым и были набиты карманы Орри), проворные твари не стали долго с ним миндальничать. Одна из них уже расправлялась с добытым из бокового кармана куртки ломтем буженины, поглощая его, кажется, вместе с салфеткой, в которую тот был завернут. Пробуждение Орри немного обескуражило серых разбойниц, но чувствовалось, что не надолго.

От обиды и холода Орри чуть было не расплакался, но, решив, по здравом размышлении, что распускать нюни не время, да и старый Нолан никак не одобрил бы хныканье в такой ситуации, он занялся другим делом.

Он привел в порядок потревоженные серым ворьем карманы — карточка Алекса тоже испарилась — и запустил в возящихся на полу тварей тяжеленной банкой с чем-то тушеным или маринованным — благо в этих метательных снарядах недостатка в кладовке не было. Крысы с недовольным писком ретировались в укрытия, которых в этом лабиринте ящиков и кулей тоже хватало.

Расчистив себе дорогу к двери, Орри очень скоро убедился, что только понапрасну потревожил своих соседей по заточению — да-да, теперь он убедился, что его именно заточили!

* * *

Дверь кладовой, сбитая из прочных и тяжелых досок, была заперта снаружи. Подергав ее, Орри убедился, что, хотя дверь слегка раскачивалась на петлях и временами был виден чуть ли не сантиметровый зазор между ней и притолокой, раскрыться ей мешал пудовый замок, судя по всему висящий на вкрученных в крепкую древесину кольцах. Слышно было, как он тяжело брякался о доски, когда Орри с размаху налегал на створку. В щель между притолокой и створкой двери даже удалось просунуть пальцы, но толку от этого было мало. Орри мог нащупать массивную дужку замка и даже те кольца, в которые она была продета (тоже толстенные и массивные), но сделать с ними хоть что-нибудь было решительно невозможно.

Увидев, что сами по себе они вовсе не интересуют непрошеного гостя, крысы вновь начали выбираться на открытое пространство и, образовав вокруг Орри опасливый кружок, стали наблюдать за его потугами обрести свободу. К тому времени, когда мальчишка уже порядком обессилел, за места в партере уже дрались, а самые предприимчивые особи, похоже, начали заключать пари на предполагаемые результаты состязания между мальком и дверью. Но тут весь крысиный кайф поломал хрипловатый и недовольный голос, раздавшийся из-за тяжелых досок: «Ты, давай кончай свои фокусы, парень! Прищемишь себе пальцы, а мне после за тебя отдуваться! Отойди от двери, тебе говорят!»

Наверное, у приставленного сторожить Орри типа имелись все основания быть недовольным таким раскладом: там внизу пьянка в разгаре. Дружки веселятся в свое удовольствие, заводят себе подружек, а потом свеженародившимися парочками разойдутся встречать утро по пустующим домикам мотеля и трейлерам Стукова каравана... А он — трезвый как удод поутру — должен прозябать здесь под самой крышей проклятой халупы, не только без подружки, но даже без глотка виски! И все из-за дурацкого мальчишки, который за каким-то дьяволом так вдруг сдался шефу! И хоть бы этот шкет дрых, натрескавшись на кухне под завязку, — так нет! Не спится чертовой козявке! Ведь видно же, что с этакой дверюгой и четыре таких лба, как мастер Стук, за неделю не управятся. Без ключа-то... А ключик — вот он...

Тут сторож с некоторым самодовольством похлопал себя по карману. И вдруг понял, что в обмундировании его — довольно стандартном обмундировании «шестерки при бугре» — не хватало чего-то очень существенного. Ствола!

— Дяденька! — взмолился тем временем Орри. — А за что меня?! Ведь я же — ничего! Ведь я же — никому!..

Орри, кстати, действительно не понимал, как так получилось, что после залитого ночными дождями Леса, после Клятвы Огня и Ветра, после тепла и уюта этой странной норы — мотеля Косты Ставроса — он вдруг взял да и оказался взаперти, наедине с сумеречными тварями, под надзором типа, которому (судя по голосу и выговору) в Нижнем городе уже на втором — от силы на третьем повороте начисто срезали бы подметки. Его явно наказывали. Но вот за что? Неужели за Предсказание? Да ведь глупость же все это! Фантазии хакерские!

Хотя — какие у хакеров фантазии?

Хоть бы знать, что они напредсказывали там в этот раз... Орри много бы дал, чтобы за прошедшие сутки ему кто-нибудь толком рассказал, что в очередном Предсказании такого про него и про Нолана наговорили, что все кругом кинулись их ловить и убивать.

Он оглянулся на крыс. Те уже снова набрались наглости — заходили с флангов, дергая азартно принюхивающимися носами. Пришлось быстренько запустить заранее припасенной банкой засахаренных цукатов в самую обнаглевшую из его соседок по заточению.

В рядах противника случились паника и замешательство. Но в этот момент внимание Орри привлекло то, что происходило за тяжелыми дверьми его узилища — там, на свободе...

Там сторож еле слышно — почти шепотом — начал какой-то странный разговор с кем-то другим.

С кем?

Орри на всякий случай отскочил от двери, снова забрался на ящики с попкорном и замер, прислушиваясь.

— Отдай! Отдай, говорю, сволочь! — убеждал кого-то сторож. — Отдай, а не то хуже будет!

Ответом на эти увещевания и угрозы было лишь какое-то насмешливое, даже глумливое блекотание. Было оно совсем неразборчивым, но явно издевательским. Ко всему оно сопровождалось каким-то кудахтающим и побулькивающим похохатыванием и взвизгиванием.

Орри стало жутковато. Одно дело крысы — ну, цапнут там, ну, пусть даже совсем закусают... твари опасные, мерзкие, но все-таки свои, понятные... «Посюсторонние», сказал бы Орри, если бы знал такое слово. И совсем другое — то, кудахтающее и клекочущее из темноты, с чем озверело ругался его сторож... Орри подобрал под себя ноги — не потому что боялся, что его за них схватят, а просто словно стараясь забраться под несуществующее одеяло. Была у него такая привычка, когда на ночь глядя вдруг вспоминалась ему какая-нибудь страшилка из тех, что любят гнать по Ти-Ви... Крысиную рать словно подменили. Сжавшись и, кажется, даже ощетинившись, серые твари подались по углам, и только глаза их противно сверкали теперь из темноты.

Шум за дверью все нарастал, а потом вдруг кудахтанье и похихикивание сменились дробным топотом словно бы детских ножек. Топот этот быстро истаял где-то вдали и внизу. Его почти сразу заглушил обрушившийся следом топот ножищ сторожа. Он покинул свой пост и стремительно грохотал вниз по невидимой лестнице, выкрикивая: «Стой! Верни ствол, ур-р-р-род!! Догоню — убью, с-с-сука!!!»

Затем наступила тишина. И Орри, и крысиная братия, затаив дыхание, прислушивались к тому, что творилось за тяжелыми створками двери.

Некоторое время там не творилось ничего. Только издалека доносились звуки затихающего по углам мотеля. Потом в шуршащей тишине прозвучали осторожные шаги. Кто-то тихо, стараясь не привлекать внимания, заступил на место пустившегося в погоню невесть за чем сторожа. Этот «кто-то» тихо приблизился к двери кладовки. Поскреб ее ногтями, кашлянул. Стал светить в щель галогеновым фонариком. Потом спросил чуть слышно: «Орри, ты спишь?»

Орри узнал этот голос. Хотя его обладатель никогда раньше не говорил с Орри шепотом, ошибиться было невозможно. Соскочить на пол бесшумно, не наступив при этом на хвост ни одной из серых разбойниц, оказалось делом несложным.

— Это ты, Кирак? — тоже как можно тише отозвался Орри.

— Да, я... Тебе надо уходить, малек... Бежать... Спрятаться... у тебя есть где спрятаться?

— Есть, — уверенно ответил Орри.

Объяснять, что уверенность эта проистекает только из веры в свою счастливую звезду, он не стал.

— Найду куда залезть, — заверил он Кирака. — Ты только отопри меня!

Кирак снаружи озадаченно засопел.

— Ты дверь... Дверь отопри скорее! — торопил его Орри. — Пока тип этот, что меня здесь взаперти держал, назад не вернулся!

Кирак засопел еще озадаченнее.

— Вот что... — зашептал он снова, теперь уже горячо, не заботясь о том, что кто-то может услышать его. — Не бойся. Он не вернется... Качок этот... Его, похоже, того... Черти зеленые с собой уволокли... Это точно... Это ж твои... Только... Только ключи от кладовки у него остались... С собой утащил, гад...

— Тогда... — Орри сглотнул вдруг заполнившую рот слюну. — Тогда гони за моими друзьями... Бэзил... Или Элен... Каманера... Они помогут...

— Ага... Держи карман шире! Они ж тебя Стуку и продали! Ты что, не понял, что Коста специально велел тебя травяным отваром напоить? И с маком этим пирожки тебе подсунуть? Да чтоб дрых ты без задних ног и не мешал им свои делишки обделывать! Или ты Предсказания не знаешь?

Наступила тишина. Орри ведь действительно не знал Предсказания... И не мог поверить, что его новые друзья, поклявшиеся Огню и Ветру, могли обмануть его...

Не дождавшись ответа, Кирак снова озадаченно засопел.

— Это... Ты... — наконец родил он какую-то новую идею. — Ты посмотри... Там под крышей окошко... Ты оттуда сможешь спуститься. Там стена неровная... Окошко это... У него решетка на винтах держится или как?

Предприняв довольно рискованную экспедицию по наваленным до самых стропил ящикам, кулям и коробкам, запутавшись в светящейся паутине, Орри установил — на винтах!

— На больших? — тут же стал уточнять Кирак.

— Вот на таких! — показал ему в свете фонаря в щель Орри.

— Сейчас... Сейчас я... — торопливо запыхтел Кирак и растаял во тьме.

Только брошенный им фонарик озарял сумеречным светом грязный потолок чердака по ту сторону двери. Орри, не теряя времени даром, принялся сооружать себе насест, устроившись на котором он смог бы орудовать с головками винтов решетки на окошке, ведущем на свободу.

Тут Орри чуть было не свалился от испуга со своего насеста: где-то совсем близко кто-то вдруг заорал благим матом и, похоже, стал ломиться в оконную раму — ту, что по соседству. Орри вновь затаился, тревожно прислушиваясь к происходившему снаружи. Шум вскоре стих. Никому до него не было никакого дела. Видно, когда «У Зеленых чертей» веселились, то уж веселились вовсю. Орри осторожно спустился к двери и попытался хоть что-то рассмотреть сквозь щель между дверью и притолокой. Но в бликах света от фонарика кроме пыли и грязных стен ничего и никого не было видно.

Кирак не заставил себя долго ждать.

— Эй! — засипел он задыхающимся голосом. — Ты здесь? Держи отвертку...

С отверткой тоже получилось непросто — в щель она не пролезала, а когда пролезла, оказалось — не та. Нужна была простая, а не крестовая. Кирак смотался за инструментом еще раз и сурово наказал: «Железку потом наружу брось. Под окно. А то с утра разбираться начнут...»

— Слушай... — спросил Орри уходящего уже андроида. — А чего это ты... Ну, отпустить меня надумал отсюда? По Первому Закону?

Кирак тихо фыркнул.

— Ты что? — спросил он. — Не понял? Ведь по Предсказанию же...

И после этого растаял в темноте.

Орри задумчиво пощупал жало отвертки и, оставив на потом размышления и догадки, полез сражаться с ржавыми винтами, удерживающими решетку на узком подпотолочном окошке. Проклятые винты не поддавались — их вкрутили в раму, наверное, лет сто назад. Несколько раз Орри казалось, что все пропало, и только злорадное попискивание, доносившееся снизу, заставляло его налегать на отвертку изо всей силы. И труды его не пропали даром: винты один за другим нехотя, со скрипом покинули свои гнезда и брякнулись в темноту — на головы крысиному войску.

К тому моменту, когда вниз, вызвав бурю протестующего писка, грохнулась и сама решетка, Орри уже с ног до головы был в пыли и в потревоженной паутине. Она уже не мерцала, а довольно заметно светилась, устилая его плечи и рукава. Но ему было сейчас не до забот о чистоте своего наряда. Все оставшиеся у него силы он положил на то, чтобы протиснуться в дурацкое окошко. Пришлось еще вернуться за отверткой — он вспомнил, что подведет Кирака, если оставит это свидетельство его соучастия тем, кто бросится на поиски поутру. Отвертку он выбросил так, чтобы та не затерялась, а упала поближе к стене. Ему показалось, что вслед за глухим ударом, сопровождавшим ее падение, последовал чей-то сдавленный вскрик. Но это явно был не его сторож и не кто-нибудь из той братии, что устроила за ним охоту. Те уж не стали бы таиться и сдерживать вопли, получив инструментом по голове. Орри стиснул зубы и снова полез в окошко.

«Ты сможешь спуститься», — сказал ему Кирак полчаса назад, сообщив о неровной стене. Большие оптимисты эти андроиды! Стена и впрямь изобиловала выступающими элементами — остатками карнизов, окнами и подоконниками, кирпичами, которым надоело сидеть на своем месте... Но все это мало способствовало безопасности спуска с высоты третьего этажа. Спуск этот напоминал скорее просто падение небольшого предмета с довольно опасной высоты, затрудняемое разного рода досадными препятствиями. На высоте трех-четырех метров препятствия эти кончились, и свободно грохнуться о землю мальчишке помешал только чей-то счастливо подвернувшийся загривок.

— О Аллах! — произнес его обладатель, поневоле с размаху становясь на четвереньки.

Орри оказался в положении всадника и — пришпорь он своего «скакуна» — тот, глядишь, понес бы его во всю прыть. Но малек не стал пользоваться этой экзотической возможностью, а скатился со своего спасителя и секунду-другую стоял примерно в таком же, как и тот, положении. Потом оба они выпрямились и уставились друг на друга.

Пострадавшим был молоденький, приятной наружности араб. Одежда его пребывала, мягко выражаясь, в беспорядке — рубаха лишь с одного боку была запихнута в штаны, а ноги босы. Он был явно перепуган.

Орри попытался пробормотать что-то вроде извинении, но от испуга при падении он почти утратил способность к членораздельной речи. Так что ему оставалось только неопределенно мычать и светиться — клятая паутина пристала к его одежде намертво.

Это произвело на юного араба неизгладимое впечатление: глаза его — и без того перепуганно вытаращенные — окончательно вылезли из орбит, а ноги подогнулись, не желая слушаться своего хозяина.

— Шайтан! — горестно вскрикнул он, скорее констатируя непреложный факт явления нечистого, чем желая обругать свалившегося ему на голову незнакомца. — Снова Шайтан! Это ночь Шайтана, мамой клянусь!

Придя к этому малоутешительному выводу, парень наконец сумел-таки повернуться на непослушных ногах и припустил куда-то в сторону шоссе.

Орри не стал вникать в детали странной встречи и тоже поспешил убраться подобру-поздорову — в сторону Сонного озера. Туда, где должен был находиться Ключ под Камнем.

Лужайка на заднем дворе «Зеленых чертей» опустела на минуту-другую. Потом из-за угла здания, не торопясь, вышел Кирак, подобрал валяющуюся на траве отвертку и с нею ушел восвояси.

* * *

Много позже, когда утро уже воцарилось над лесами и долами, взявшими Нью-Чепель в кольцо, на поляне этой все еще продолжали выяснять отношения мастер Стук, хмурый Ставрос, их присные и неразлучные Бэзил Кац и Элен Каманера. Чуть поодаль, уныло приткнувшись к объездной дорожке, стояли два покалеченных кара, с трудом сумевших доставить своих разъяренных хозяев обратно к гостеприимному обиталищу зеленых исчадий ада.

— Объясни мне одно, — допытывался Стук у понуро уставившегося в землю качка. — Как ты, пьяная скотина...

— Не очень пьяная, — уточнил качок. — Вы, мастер, и глотка мне не дали сделать, а сразу отправили сторожить этого придурошного малька...

— Вот именно! — навис над ним содержатель Подземных Театров. — Тебя отправили сто-ро-жить хорошо запертого мальчишку. Который к тому же спал как сурок! Сто-ро-жить! А не шляться по болотам! Хорошо, что андроиды Косты вас сами там отыскали! А то куковали бы вы оба на той кочке до Второго Пришествия! За каким чертом тебя туда понесло?

— За зеленым! — уверенно ответил качок. — Он, мастер, был весь из себя такой зеленый и светился немного...

— Сейчас ты, сволочь, станешь весь из себя зеленый! — пообещал ему мастер. — И...

— Нет, шеф! Он не врет! — горячо заступился за бедолагу молчавший до сих пор парень, поименованный Али — тонкий, черноглазый и смуглый.

Он опасливо глянул на Каманеру. Та с демонстративной рассеянностью рассматривала лазоревый небосвод над головой. Парень сглотнул слюну и продолжил:

— В гостинице, действительно... того...

— Что «того»?! — надвинулся на него резко помрачневший Коста. — Что в моей гостинице — «того»?

— Н-нечисто здесь... — преодолевая природную робость, настаивал на своем Али. — Черти тут водятся, я сам в-видел... И-и... и о-оборот...

— И кто еще? — скосилась на него, заломив левую бровь, Каманера.

— И-и... И — так... Разное... — поспешно оборвал сам себя юный Али, стараясь не встречаться взглядом с кошачьими, зелеными и непроницаемыми глазами Элен. — Я сам... Сам на черта налетел, на зеленого и светящегося... Когда бежал по коридору!

— А за каким дьяволом тебе надо было бегать по моим коридорам? — продолжал наседать на него Коста. — От кого ты убегал, спрашивается?

Али машинально схватился рукой за горло. Над широким воротом его рубахи виднелись два маленьких пятнышка. Ссадинки. Или укусы.

— Да так... Было от кого... — ответил он уклончиво. — В вашей гостинице, знаете, есть от кого убегать, господин Ставрос...

— Ну и что он тебе сделал, черт этот? — перебил и его и готового уже взорваться Косту мастер Стук. — Отчего тебя на болота понесло? Следом за дурнем этим? — он кивнул на качка.

— Он... Он пугал меня... — стал объяснять Али. — У него еще наган был... Здоровый такой револьвер...

— Это мой! — запальчиво воскликнул качок. — Эта сволочь утянула у меня ствол!

— Удивительно, как у тебя не утянули твои мужские причиндалы! — взорвался мастер. — Где она у тебя была — твоя пушка? Как всегда валялась на подоконнике?

— Шеф! Я только на секунду положил ствол рядом, когда раскуривал си...

— За каким хреном ты его вообще вертел в руках, дубина? Чтобы его у тебя отнял первый попавшийся ряженый придурок? Или ты от сонного малька отстреливаться собирался? Тебе вообще оружие в руки давать можно только под наркозом. Иначе непременно или подаришь пушку первому встречному, или умудришься выпалить сам себе в задницу, как на прошлое Рождество...

— То был не ряженый, мастер... Вы бы сами побывали на моем месте, ей-богу, тоже растерялись бы...

— Это точно, — подтвердил Али. — Это был самый настоящий черт... И я от него выскочил в окно. Я даже забыл, что это чердачный этаж, и чуть не свернул себе шею... И только я начал приходить в себя, как он свалился мне прямо на спину... Я еле успел унести ноги... А потом я услышал, как он кричит там, на Болотах... И решил, что надо помочь...

— Если на тебя и прыгнул черт, — задумчиво пробормотал качок, — то уже не мой. Другой...

— Да, — согласился Али. — Этот был без нагана... Он сначала швырнул мне на голову такую...

Он показал руками нечто, что должно было означать отвертку, неосмотрительно брошенную Орри в окно перед спуском.

— Я своего до самых Болот гонял, — не без гордости продолжил качок. — Если бы не проклятая трясина...

— Чтоб ты в ней утоп! — зло оборвал его мастер Стук. — Ты скажи мне, как мальку-то удалось из кладовой вылезти?!

— Так это ясно, — вмешался в разговор поостывший Ставрос. — Гаденыш винты скрутил на решетке. Там окно вроде вентиляционного — видите? На нем была решетка присобачена...

— Соплями, Коста, она у тебя присобачена была! — определил основную конструктивную особенность обсуждаемого приспособления босс шоу-бизнеса. — В общем, так: Буч, — он с презрением глянул на качка, — с Али, видно, квасили всю ночь. И квасили основательно, коли до зеленых чертей допились. Да и без марафета дело не обошлось, раз обоих на болота потом занесло... А малек тем временем прочухался, что к чему допетрил — не дурной, видно, — вам, задницы вы ишачьи, решеточку и своротил. Может, у него в кармане инструмент какой нашелся. Плохо мы обыскали его...

— Да у него в карманах какой только жратвы не напихано было! — развел руками Ставрос. — Я как руку сунул, так и влез...

Во что именно влез Коста, сунувшись в карман Орри, мастер Стук слушать не стал. Он с грозным видом повернулся к двум своим новым служащим.

— Ну что ж, — задумчиво сказал он, разглядывая залепленную репарирующим гелем физиономию Бэзила. — За руку вас ухватить не удалось, братцы мои...

Он закрутил бороду на три оборота вокруг ладони:

— Что и говорить, сплоховали мои ребята...

Качку Бучу достался еще один многообещающий взгляд шефа.

— Однако и то, что не вы это все подстроили, — тоже не факт... Так что вот как поступим... Раз уж вы подрядились у меня денежки зарабатывать...

— Э-э, нет! — резко оборвала его Элен. — Мой, с позволения сказать, партнер действовал без моего согласия! И страшно продешевил! Я не...

— Ваши разногласия... — густым басом протрубил Стук и навернул бороду на ладонь еще одним оборотом, — разрешайте сами. Друг с другом. Но денежки вы будете получать только за то, что возьмете сейчас ноги в руки и кинетесь искать вашего подопечного. Немедленно! Сразу! Аванс уже у вас на руках!

— Требую удвоить!

Каманера уперла руки в крутые бока:

— Или я не двинусь с места! И он тоже!

Она пригвоздила Бэзила к месту одним только взглядом.

Некоторое время они словно играли с мастером в гляделки. И верх взяла Каманера. Стук вытянул из заднего кармана бумажник, из него — электронную кредитку и потыкал немного кривым ногтем в ее сенсорную «плешь». Потом небрежно протянул карточку Элен.

— Черт с вами, мисс! Но если вы не найдете мальчишку за три дня...

Он не окончил своей угрозы и повернулся к Бучу и Али.

— А вы какого черта раззявили рты?! По местам! Живо!

Обоих провинившихся как ветром сдуло. Владелец Подземных Театров опустил тяжелую руку на плечо старого друга Косты, и оба они в горестном молчании побрели к зданию «Зеленых чертей».

Оставшись наедине, партнеры по Клятве Огня и Ветра некоторое время без особой симпатии смотрели друг на друга. Потом Бэзил вздохнул:

— Хотел бы я знать, где сейчас находится чертов мальчишка...

— Где бы он ни находился, — пожала плечами Элен, — он уже далеко отсюда.

В этом она ошибалась. И неудивительно, она ведь ничего не знала о многих событиях этой ночи. Все они начались и закончились еще тогда, когда в небе над Большой Колонией светили звезды.

* * *

Звезды все еще светили в небе над Лесом звеннов и над Сонным озером, когда Орри добрался наконец до неприметного плоского камня, из-под которого вытекал незаметный ручеек, почти сразу же сливавшийся с другим ручьем — побольше, — ну а тот уж впадал в само озеро, намыв в месте своего впадения небольшую отмель. На этой отмели, закатав штанины и зайдя по колени в ледяную воду, Орри и привел в порядок себя и свою одежку. Умывшись и отряхнувшись, он снова стал ощущать себя самим собой, словно и не было вовсе странного ночного приключения.

Он поглядел на небо. Надо было торопиться.

Нет, небо еще не было освещено утренней зарей. Но легкие облака уже были утренними — весенними. И ветер из пронизывающего, ледяного ветра ночной зимы становился просто прохладным ветром утра.

Перевернуть Камень было задачей нелегкой, но все-таки выполнимой. По счастью, в Лесу нашелся подходящий крепкий сук, который Орри использовал как рычаг, и валун хороший попался, чтобы использовать его для упора. На нижней стороне Камня, действительно, были выбиты буквы. Так, словно он когда-то служил частью фасада или мемориальной плиты. Чистая Луна еще не ушла с неба, и Орри, стоя над Камнем на коленях, легко прочитал слово:

РОБАТУМ.

«Робатум», — повторил он про себя. Потом еще раз и еще — «Робатум, робатум, робатум...»

Убедившись, что слово запомнилось крепко, он наклонился к Ключу, зачерпнул полную пригоршню воды и выпил — всю до капли. Странная это была вода — легкая и будто пронизанная каким-то внутренним теплом. Она не оставила во рту ни малейшего привкуса, будто он и не пил ее, эту воду. Напиться вдосталь необычной воды было трудно — Орри глотал ее пригоршню за пригоршней и так и не ощущал, что утолил жажду. А потом по телу его разлилось странное тепло, и он понял: «Все! Теперь хватит...»

Он привалил камень на место — снова надписью вниз — и медленно, уже с трудом переставляя тяжелеющие с каждой секундой ноги, поплелся вверх по берегу искать в чаще Потайную хижину.

* * *

Уже совсем недалеко — в двух-трех десятках шагов от хижины — усталость и какое-то блаженное, теплое безразличие ко всему, наполнившее его, чуть не взяли над ним верх, и, только собрав всю свою волю в кулак, Орри смог дотащиться до дверей.

И вот там-то сон с него как ветром сдуло!

В хижине побывали гости. И гости — чужие. Контрольки зацепленные за притолоку двери ветки и натянутая у порога незаметная ниточка — были не на месте. Да и сама дверь была прикрыта плоховато.

Орри напрягся, словно сделался ростом меньше, и — готовясь при первом же признаке опасности дать стрекача — осторожно приблизился к бревенчатой стене убежища и заглянул в окошко. В хижине кто-то был! И мало того, что был, но еще и спал, безмятежно похрапывая и причмокивая во сне! Спал прямо на той лежанке, где, бывало, спал сам Нолан. Другую лежанку — ту, что была прямо под окошком — разглядеть не удавалось. Для этого нужно было слишком уж сильно вывернуть шею. Но, судя по еле слышным звукам, на ней тоже кто-то расположился. Они были странно знакомы Орри, эти звуки...

Он присел под окном на корточки и задумался. В эту ночь с ним приключилось много странного. Но то, что он обнаружил сейчас, было самым странным. Орри тяжело вздохнул. Делать нечего, надо действовать — так или иначе.

Орри чуть слышно свистнул своим условным свистом.

В ответ послышалось короткое, встревоженное тявканье, сразу сменившееся полным надежды преданным поскуливанием. Что-то тяжелое шлепнулось на пол хижины и принялось передвигаться, стуча когтями по дереву и посапывая. Тут же храп спящего на лежанке Нолана типа резко оборвался, и недовольный молодой, чуть хрипловатый со сна голос окликнул источник стука и сопения:

— Ты куда, дурачок?! Лежи! Лежи! Тебе лежать надо!..

Но Брендик — это был именно он — и не подумал слушаться этих приказаний, а уже отворил ударом носа дверь хижины и, прихрамывая, устремился навстречу Орри. Следом за ним из двери высунулась лохматая голова, пытающаяся продрать свои страшно заспанные глаза, и спросила Орри:

— Ты кто?!

— А ты кто?! — не дал сбить себя с толку Орри. — Что случилось с Брендиком?

Последний вопрос был не лишним. Пес явно побывал в переделке: его передняя лапа была неумело перевязана чем-то вроде шарфика, разукрашенного пятнами крови. Одно из ушей не торчало вверх радостным флажком, а поникло, видимо тоже пострадав в неизвестной Орри схватке.

— Это полиция... — грустно объяснил обладатель лохматой головы, появляясь на свет божий уже целиком.

Был он высок, худощав, немного нескладен. Совсем недавно он был, наверное, еще подростком. А теперь находился в том возрасте, когда к нему уже больше подходило неопределенное — «молодой человек». Физиономия его Орри понравилась, хотя и озадачила какой-то просветленной отрешенностью.

— Они вообще озверели, — объяснил незнакомец. — Стреляют во все, что движется — глупые, несчастные люди...

— Сволочи они! Гады, а никакие не несчастные! — зло возразил Орри, полностью переключившийся на неумелое врачевание своего четвероногого друга. Пес вздрагивал, поскуливал, но, видно, до конца доверял неуклюжему лекарю.

— Какие же гады! — никак не мог успокоиться Орри. — А чего их принесло сюда в Лес? Делать им, что ли, нечего было, кроме как по лесам животных калечить?

— Это все из-за меня... — вздохнул лохматый тип. — Собственно, это меня они искали... А ваша собака меня спасла... Она дралась, как лев...

— Брендик кому хочешь козью морду устроит! — заверил собеседника Орри, не без гордости рассматривая переделанную им на свой манер повязку на лапе героической псины. — А чего тебя копы ищут?

И снова повторил свой вопрос — так и оставшийся без ответа.

— И кто ты такой?

Незнакомец скроил ироническую мину: «Я поэт, — сообщил он. — Зовуся Цветик. От меня вам всем приветик!» И снова тяжело вздохнул.

— Нет, серьёзно, — пояснил он. — Я действительно поэт. Только зовусь не Цветик, конечно, а Бирим. Просто Бирим. Вполне возможно, что ты когда-нибудь читал мои стихи. Или слышал... Будем же знакомы.

Судя по всему, назвавшийся Биримом тип высоко ценил свой поэтический дар. Скорее всего, даже немного преувеличивал его значение. Но насчет того, что Орри мог слышать его стихи, он не ошибся. Только вот Орри за обилием приключившихся событий не припомнил, что там декламировала Каманера, глядя на Чистую Луну.

— Раз тебя зовут Бирим, — с самым серьезным выражением лица заявил Орри, — то от нас тебе «Тирлим»! А меня зовут Оруэлл Нолан. Можно просто Орри... Имя у тебя какое-то... Андроидское...

Слово «Тирлим» заставило лицо Бирима — этакое тщательно вылепленное, с тонкими чертами лицо — нервно дернуться. От какого-то неприятного воспоминания, надо полагать.

— А я и есть андроид, — ответил он. Тон его сразу стал натянутым. — А тебе что — не нравятся андроиды, малек?

— Да нет... — пожал плечами Орри. — Дразниться не буду. Среди андроидов тоже много хороших людей...

Это вызвало у Бирима приступ саркастического смеха.

— Это надо записать! Еще тот афоризм! Только такой вот малек, как ты, и может брякнуть, что среди андроидов есть люди! Да еще хорошие. Притом много... Нет, это просится на бумагу...

— Слушай, ты, писатель, — обиженно насупился Орри. — Пошли в хижину. А то так нас отовсюду и видно, и слышно. А это нехорошо. Тебя вон полиция ищет. И меня тоже — кое-кто...

Он попробовал подхватить Брендика на руки, но тот оказался слишком для него тяжел. Тогда на помощь пришел Бирим. Брендик, который сроду не подпускал к себе чужих, неожиданно смиренно позволил взять себя на руки, из чего Орри умозаключил, что, наверное, есть в Бириме что-то, что расположило пса к нему. И насколько он знал Бренди — а знали они друг друга ровно столько, сколько Орри помнил себя, — это «что-то» не могло оказаться плохим.

— Ты не подумай чего, — бросил он на ходу Бириму. — Просто странно... Первый раз вижу такого молодого андроида. Ведь их... вас — больше не делают...

Бирим, который уже стоял в дверях, повернулся к нему, и градус иронии на его физиономии поднялся до высшей отметки.

— Не верь этим сказкам, малек! Сейчас в Бэ-Ка андроидов делают больше, чем при Империи. И никто, никому, ничего... Это, дружок, такой выгодный бизнес, что никакими законами никакая Сеть его не остановит... А я к тому же — андроид специализированный. Изготовлен по особому заказу мастера Стука... Наделен поэтическим талантом и артистической душою... Ни более, ни менее. Теперь мастер будет за мной гоняться по всей Колонии, пока не поймает. Или пока не убедится, что ловить уже некого. Боюсь, что этот час наступит уже вскоре... Я...

Бирим попытался сориентироваться в темноте внутреннего пространства хижины, но только с помощью Орри избежал неудачной посадки мимо лежанки.

— Я не сдамся им живым!.. — твердо закончил он.

В голосе его прозвучал вызов, словно он ожидал, что Орри немедленно начнет уговаривать его отдаться в руки властей и неведомого мастера.

Но Орри вместо этого молча стал пихать ему в руки — одно за другим — всяческие яства, спасенные от крысиной потравы в многочисленных карманах его уже изрядно перемазанной куртки.

— На вот ешь, — предложил он. — Ты, наверное, с утра не ел — раз в бегах...

Спрашивать Орри о происхождении его съестных припасов Бирим не стал. И медлить с их уничтожением тоже. Некоторое время в хижине слышны были только звуки, сопровождающие процесс интенсивного поглощения пищи. Убедившись, что с этим все в порядке, Орри задал вполне достойный малька, смыслящего кое-что в жизни, вопрос:

— А как этот твой мастер сумел напустить на тебя копов? Ведь ты... Ведь андроидов запрещено держать в собственности. Вы ведь — свободный народ...

Брендик тяжело соскользнул с колен Бирима и переправился в изножье лежанки, на которой устроился его хозяин. Виновато свернулся там в темноте.

— Свободный народ, говоришь? — все с тем же вызовом в голосе спросил Бирим. — И где же ты, скажи мне на милость, видел свободного андроида? Такого, которому не приходилось бы всю жизнь ишачить на людей?

Орри подумал немного и возразил — опять-таки резонно:

— Так ведь и людям всю жизнь приходится ишачить. На других людей... По крайней мере, всем, кого я знаю...

Бирим возмущенно фыркнул, но призадумался:

— Нет. Я не про то... Я не про то, что просто ишачить... Но... Ведь вы — люди — можете выбирать... На кого вам работать, где вам жить... Выбираете, кто вами будет править... А заодно — и нами... И у вас нет Ка-И...

Да, это точно, у людей их «программой» не был предусмотрен Ка-И — Категорический Императив — потребность в служении роду людскому. По крайней мере, у многих из них. Даже такому мальку, как Орри, это было понятно. В знак согласия он тяжело вздохнул.

Вода Ключа под Камнем начинала оказывать на него свое действие — слова и мысли уже начали путаться у Орри в голове, и он поторопился спросить:

— Ладно, так как же все-таки получилось, что копы гонятся за тобой?

— А так, что я — нарушитель Первого Закона. Так им сказали.

— Ты что, кого-то прикончил? — с явным недоверием спросил Орри. Он уже понял, что Бирим — из тех, кто неспособен убить даже муху по ошибке. Непреднамеренно. Но вопрос все-таки задал — чтоб Бирим испугался и перестал наконец рассуждать вокруг да около.

Это ему удалось.

— Ну вот, так сразу и прикончил! — раздраженно фыркнул из темноты Бирим. — Никого я не прикончил! Я присвоил — понимаешь — присвоил собственность мастера Стука. И тем нанес вред человеку. Первый Закон можно нарушить по-всякому...

— Ты чего — деньги у него спер? — удивился Орри. — Ведь андроиды же не воруют...

В темноте послышалось угрюмое сопение Бирима.

— По-твоему, спереть можно только деньги? Или какие-нибудь там бриллианты? Смешной ты, малек! Мастер заявил прокурору, что я присвоил его ин-тел-лек-ту-аль-ну-ю собственность! Понял что-нибудь? Интеллектуальную! Ты хоть слово такое слышал? Ин-тел-лек-ту-аль-ный?

Теперь угрюмо засопел Орри:

— Слышал, не дурной... Интеллектуальный — это когда в компьютере... В общем, когда не на самом деле...

Бирим фыркнул:

— Когда не на самом деле и в компьютере, это — виртуальный! А интеллектуальный — это когда в голове...

— А из головы разве что-нибудь украсть можно? — озадачился Орри. — И что — после того, как ты из головы у мастера чего-то там такое вытащил, он совсем дураком сделался?

— Дураком с тобой можно сделаться... — вздохнул Бирим. — Ничего к тому же из головы не вытаскивая. А только внимательно слушая. Интеллектуальная собственность, малек, это то, что ты создаешь с помощью интеллекта. Ума то есть. Стихи, например.

— А стихи — это что? Собственность? — в очередной раз удивился Орри. — Их же каждый может...

— Каждый может!..

Бирим даже поперхнулся от возмущения:

— Да ты хоть знаешь, что такое стихи, малек?..

— Конечно, знаю, — уверенно отозвался Орри. — Стихи — это рэп такой, рифмованный.

Некоторое время Бирим убито молчал. Потом спросил задумчиво:

— Ладно, ну а рэп тогда — это что такое?

— Н-ну... — задумчиво протянул Орри.

Вообще-то он хотел сказать, что «рэп — это когда ерунду всякую молотят под музыку и получается забавно так...», но воздержался. Он уже понял, что собеседник его на стихах сдвинутый. Поэтом называется. А поэты как раз стихи и сочиняют. И может быть, даже рэп. Хотя для рэпа, конечно, у них кишка тонка... Это не всякий может. Но Бирим этот воображает, наверное, что и такое потянет... Воображала он, чувствуется, тот еще...

— Н-ну... — он наконец сформулировал свою мысль так, чтобы не обидеть гостя-собеседника, вспомнив фразу, вычитанную из школьного учебника словесности, открытого им пару раз в жизни, — это ритмическая декламация... Которая... которая...

— Чудак ты! — решительно определил Бирим. — Рэп — это...

И затараторил быстро-быстро, сливая слова и аккомпанируя сам ртом, носом и, кажется, еще ушами, прищелкивая при этом пальцами и языком:

«Рэп — это сумбурсловиясностьмысли! Рэп! Это тормозшизыигаздлякайфовогооттяга И по Понедельникам он летает над заливом как стая птиц, Накурившихся умныхкниг. Но непонявшихвнихнифига А По пятницам рэпбродит позаблудшим душам каккарманник По Заброшенным переулкам И ищет лишний грошчтобыуйти В мир, гденетничйгокромемикрофонанабитогокрутой Че-Пухою И! Находит его В твоей кепке, что бросил к ногам Чтоб не мешалатебетараторить твой рэп-на-углу! Дзинь! Рэп, это надежный доход! Рэп он надежен как смерть И! Рэп так же важен, как жизнь. Но! Безжизни еще можно Прожить, а без рэпа — фиг! Рэп, это царство без...»

Тут Странная вода и усталость окончательно сделали свое дело, и Орри почувствовал, что медленно, но верно уплывает куда-то далеко. Совсем в иные места, чем здесь. Но он все-таки успел вспомнить главное.

«Надо читать заклинание, — подсказал ему из глубины памяти голос Нолана. — Ты помнишь Слово на Камне?»

Конечно, Орри помнил Слово: РОБАТУМ.

И он помнил, что произносить его надо не как обычно, а от конца к началу.

Задом наперед.

Он так и сделал. Закрыл глаза и, уплывая в сумеречные миры сна, стал повторять: «Мутабор! Мутабор! Мутабор!»