* * *

Все было почти точно так же, как и при обычном подпространственном броске на борту транспортного лайнера «Космотрека». Провал в небытие, а потом затихающий гул где-то в подсознании, не в ушах... Металлический привкус во рту и острая, непередаваемая тоска о чем-то ускользающем из заветного, давно позабытого уголка души. О чем-то страшно важном, но неумолимо исчезающем, тающем...

Рус, не открывая глаз, нащупал в нарукавном кармане упаковку психоэлеватора и сунул в рот пару сладковатых таблеток. Потом открыл глаза и сверился с показаниями приборов. После чего принялся торопливо расстегивать ремни, удерживавшие его в пилотском кресле. Надо было покидать приемный модуль как можно скорее. В первые минут сорок после броска это устройство могло выкинуть неожиданные фокусы. Например, превратиться в источник жесткого излучения.

Сервомоторы завели свою жалостливую песню, но сдюжили с тяжеленной крышкой выходного люка. Воздух Мира Молний сперва слегка одурманил Руса. Холодный ночной воздух, настоянный за предыдущий день на непривычных ароматах чужого края. Воздух был разреженный и в то же время пыльный. Спрыгнув на каменистый грунт и оглядевшись, Рус понял, что так и должно быть. Место, куда был заброшен приемный модуль, оказалось высокогорным плато, а сам подпространственный бросок порядком тряхнул и сам модуль, и окружающую местность — над плато медленно оседали облака подброшенной в небо пыли.

Поправив рюкзак, Рус припустил трусцой в направлении скал, возвышающихся в паре сотен метров от врывшегося в каменистую твердь приемного модуля. На тренировках в Центре подготовки все его действия по прибытии на Блуждающую были расписаны по долям секунды и отработаны до автоматизма на макетах местности. Там, в укрытии, он сможет оглядеться и сориентироваться в пространстве.

Все было так, как подсказывала ему карта, составленная на основе всех собранных в Центре данных о Сумеречных Землях, и в то же время — совсем не так. Все здесь действительно было завороженным. Лишенным реальности. Словно во сне привидевшимся. Наверное, виной тому еле заметный трепещущий свет, пробивающийся сквозь наслоения туч. В тучах тонули вершины гор, в непроницаемом мраке ущелья и долины казались бездонными, в преисподнюю низвергающимися пропастями.

Цель, до которой ему предстояло добраться, располагалась, казалось бы, совсем близко на одной из скалистых «полок» на склоне горного кряжа, находящегося неподалеку от плато, на которое волею судеб подпространственный переход выбросил Руса. Должно быть, в хороший бинокль днем можно рассмотреть сливающиеся с камнем сооружения Скальных Храмов, один из которых приютил Находящего Пути.

Но для того чтобы добраться до этой цели, надо спуститься в зияющую черной пропастью долину и преодолеть Худые леса. Судя по сведениям из Меморандума Беглеца, не всякому это удавалось.

Рус бросил взгляд на часы и прикинул, что опасность миновала, пора ему заняться перемонтированием приемного модуля в модуль отправки. На это, по его расчетам, должна была уйти оставшаяся часть ночи. Конечно, он не мог определить, какая ее часть уже миновала, ему показалось, что камень скал не до конца отдал накопленное за день тепло. Стало быть, до рассвета еще далеко.

Только шагах в десяти он заметил вдруг, что уже не одинок здесь, среди нагромождений мертвого камня. На массивной раме люка грузового отсека примостился пушистый комок тьмы. Тьма эта посверкивала маленькими глазками-бусинками и цепко держалась за рифленый металл длинными, похожими на потеки смолы пальцами скрытых в непроницаемо-черной шерстке лапок. Рус лихорадочно перебрал в памяти описания существ, которые, предположительно, могли встретиться ему в этих краях, не припомнил ничего даже отдаленно похожего.

Он потянулся к кобуре бластера, но существо на люке укоризненно покачало головой и неодобрительно зацокало. Тогда Рус успокаивающе помахал зверьку и, демонстрируя полное дружелюбие, нарочито неторопливыми движениями вытащил из нагрудного кармана упаковку таблеток глюкозы — витаминизированной и ароматизированной. Он показал угощение зверьку, облизнулся, чтобы дать понять, насколько оно вкусно, и кинул таблетку на щебень — неподалеку от модуля.

Зверек проявил неожиданную доверчивость и проворство. Миг — и он исчез с окантовки люка, а глюкоза — с каменистого грунта. Рус несколько секунд искал его глазами, но это было, видно, занятием бесполезным. Он вздохнул, включил механизм, открывающий люк, и принялся за распаковку дополнительных блоков, которые предстояло установить на модуле.

 

Глава 4

ВСТРЕЧИ ЛЮДЕЙ ПОСВЯЩЕННЫХ

Пронизывающий ветер гнал сеющийся мелкой, моросящей влагой туман между редкими стволами Ведьмина леса.

У ветров здесь были имена.

Этот был назван в честь плохих времен — Ветром Тьмы. И еще — Ветром Злых Дней. И должен был принести их с собой — эти плохие времена... Листья шуршали под этим недобрым ветром, заглушая звук шагов, но Анна все равно старалась шагать бесшумно — годы службы Лесу и Мгле не прошли даром. Тихо, очень тихо ступала Анна вдоль опушки, несмотря на то что приходилось справляться и с другой почти невыполнимой задачей — заслоняясь полой плаща от беспощадного Ветра Злых Дней, нести к Мертвому Камню светлого воска, от тайных огней затепленную свечу.

Птица Кром трижды прокричала ей в спину — птица Кром с планеты Кром. И змеи Медных Камней трижды уползали из-под ее почти невесомых шагов. Но Анна неотрывно смотрела только на светлое пламя свечи. На мгновение оно полыхнуло отчаянным, предсмертным всполохом, обморочно сжалось, словно решив совсем уж сдаться — тонкой струйкой копоти изойти в мятущуюся тьму вокруг... И сама эта тьма стала в тот миг и вовсе беспросветной: мчащиеся в бездне неба нижние облака совсем уж было заслонили трепещущий свет Настоящего Неба. Но Анна знала, что это только кажется ей.

Свет Молний не гаснет никогда. Меркнет, становится незаметен. Но никогда не гаснет до конца.

Не погасла и свеча. Пламя метнулось, поперхнулось копотью и вновь заколыхалось неровным, грозящим сорваться стягом над светящимся изнутри столбиком свечи. И, словно отразившись в далеком, незримом зеркале, в темноте, среди редких стволов неприметно замерцал второй язычок светлого пламени. Пламени, со стремительной неспешностью летящего по-над замшелыми валунами, черными колодами гнилых пней, то исчезая за почти неразличимыми во тьме стволами, то появляясь из-за невидимой преграды, вновь разгораясь под дуновением этой тьмы. Летящего к той же цели, к которой несла свой огонь Анна, — к поляне Мертвого Камня.

Они почти одновременно подошли к ней — странно ровной, заросшей другой, не такой, как на обычных полянах Леса, травой, окружавшей асимметричный сгусток тьмы посредине — Мертвый Камень.

Мертвый Камень, Ловец Заблудших Душ...

Но Анна не спешила ступить в круг Другой Травы: на границе поляны она застыла, прикрывая трепетное пламя полами плаща. Точно так же — без единого слова — замерла по другую сторону поляны и вторая — как две капли воды похожая на нее — полурастворившаяся во тьме, чуть подсвеченная зыбким огнем фигура.

Два огня ждали, пока появится третий...

И он возник — такой же неровный и трепетный, такая же почти неразличимая во тьме тень принесла его к поляне с Другой Травой.

Только тогда все три тени одновременно вступили в Круг и приблизились к Мертвому Камню. Три свечи встали в поросшие серым мхом ниши, три тускло блеснувших ножа легли перед ними. Здесь Ветер Злых Дней был не властен над крохотными язычками пламени, и они, вытянувшись, замерли, источая во тьму над собой тонкие струйки копоти. Как бы питая тьму тьмой.

— Ну вот... — первым нарушил молчание тот, что пришел последним, человек невысокий, седой и бывалый.

Под плащом на нем был надет бушлат морского десантника со споротыми знаками различий. Да и вся его экипировка была оттуда — из той жизни, где простые люди ходят по одной дорожке с людьми Жестокого Ремесла, где и слыхом не слыхивали про свечи, которые не задувает Ветер Тьмы.

— Ну вот, — снова повторил этот человек. — Вот и дождались Знака... Трое пришли, чтобы не дать случиться беде. Чтобы Пятеро могли встретить Пятерых.

— Начинается охота, — глухо сказала та тень, что принесла вторую свечу.

Ее по-прежнему трудно было разглядеть — не старую еще вроде женщину, лицо которой, тонкое и нервное, почти совсем утонуло в тени капюшона. Ей словно что-то мешало шагнуть в круг ровного, ясного света свечей, и она оставалась там — на границе трепещущей почти невидимыми всполохами Тьмы.

— Мы... — Она наконец оторвала взгляд от светлого пламени. — Мы должны сделать выбор. Как вы понимаете, теперь нам очень скоро будет предложено выбирать...

— Что до меня, — сурово сказал принесший третью свечу, — то я свое выбрал давно: мне с Их Величеством решительно не по пути... Их Величество давно уже стал просто жалкой тенью Неназываемого...

— Мы в этом не сомневались, — сказала Анна, чувствуя, что ей надо опередить ту, что второй поставила свечу на камень. — Мы не сомневались, что если бы выбор делал один ты, Торн, то Император никогда бы не получил помощи Мглы. Но только дело в том, что мы не можем принять решение поодиночке. И большинством голосов его принять мы не можем... Только наше общее, единое решение имеет силу...

— Ну что же — видно, разговор нам предстоит долгий. — тут он сделал приглашающий жест и сам первым опустился на сухую траву поляны.

— Раз уж я начал... — Он сложил «домиком» кончики пальцев и сосредоточил свое внимание на них, — Раз уж я начал... Нет сомнения в том, что Их Величество пожелает ровно того же чего пожелает Неназываемый, — того, чтобы с этими Пятерыми, что пришли сейчас, сталось бы в точности то же, что и с теми — давешними... Но Пророчество утверждает нечто совершенно иное... Вот тут я и спрошу тебя, Анна, и тебя, Хло: стоит ли нам только для того, чтобы угодить государю, идти заведомо против Пророчества?..

Та, что звалась Хло, нервно дернула плечом:

— Пророчество на то и Пророчество, что понять его можно по-разному. Это только тогда, когда оно уже сбудется, все окажется совершенно очевидным. Но — только тогда... А ты, Торн, берешься судить вперед...

— Если Пророчество — вовсе никакое не Пророчество, а так — бабушка надвое сказала, — веско возразил Торн, — так тогда на черта нужны и мы с вами, и служение наше с вами Силам Мглы? Нет! Нас — немногих — Мгла недаром отметила. И Понимание Знаков дала — не зря! Пророчество ясно гласит: «Трое придут и не дадут случиться беде. Когда Пятеро встретят Пятерых, то падет Драконов Запрет, и Мир станет свободен от Драконов, а Драконы — от Мира...»

— Ты находишь это совершенно ясным, Торн? — вопрошающе заломила бровь Хло. — Ты знаешь, например, что такое Драконов Запрет? Или ты уверен, что Трое — мы то есть — должны именно помочь встрече Старых Пятерых с Новыми? Может быть, «не дать случиться Беде» это как раз значит — не дать им встретиться? Ведь ты именно так думаешь? О-о-о... Я хорошо знаю твой примитивный ум, Торн. Твой простой и надежный ум. Он хорош, чтобы прикидывать планы сражений и разбираться в хитростях придворных интриг... А вот для того чтобы трактовать Пророчество, ты слишком мелок, Торн. Но, к сожалению, только этим ты и занимаешься последнее время...

Прежде чем наливавшийся во время этой тирады черным сарказмом Торн успел вспылить, Анна резким жестом вскинула перед собой ребром поставленную ладонь. Словно беззвучным, коротким вскриком оборвала нить начавшегося спора.

— Не мне судить, Хло, насколько прост наш брат в своем толковании Пророчества... — резко вступила она в разговор. — Важно то, что, сдается мне, Неназываемый понимает его точно так же. И это единственное, что важно для нас... Здесь и сейчас.

Не успеет трижды минуть Тьма, как нам будет предложено найти и передать в руки людей Неназываемого тех Пятерых, что пришли. Или найти и уничтожить. Что то же самое...

— Ты так уверена в этом, сестра? — вскинула на нее свой неприязненный взгляд та, что на этой поляне звалась Хло.

— Не меньше, чем ты... — Ответ Анны прозвучал совсем в другой тональности.

Это была не реплика в споре, а скорее усталый совет матери, адресованный зарвавшейся дочери, — кончать болтать ерунду.

— Не возьму я в толк, — хмуро повернулся Торн к Хло. — Ты скажи, чтобы понятно было, — что ты делать предлагаешь: Новым Пятерым путь указать и в пути этом от беды беречь, в сторонке постоять до поры или этим Пятерым — как Неназываемому наверняка угодно будет — пути не давать?

— Я предлагаю ждать. — Хло уставилась на Торна немигающим взглядом. — Ждать до той поры, пока сам ход событий не сделает нам понятным смысл Пророчества. И ты, и Неназываемый доверились крикам деревенских знахарей и можете оба крупно проиграть в той игре, что затевается...

— Всякий, кто на поле боя хочет остаться в сторонке, будет бит, Хло, — насмешливо возразил Торн. Он подхватил с земли причудливого вида веточку и теперь чертил ею в траве невидимые знаки. — И будет бит обеими сторонами...

— Нам не впервой оставаться над схваткой. — Хло выпрямилась и превратилась, кажется, в воплощение отрешенности от дел мирских.

Она замерла, глядя в пространство, всем своим видом по казывая, что предоставляет слово своим младшим и менее рассудительным партнерам. Но Анна была уже достаточно научена опытом общения с этой себялюбивой и вздорной ведьмой, чтобы оставить последнее слово за ней. Тем более что ясно было, каким будет это последнее слово. Поэтому она сыграла на опережение:

— Это не пройдет, Хло! — бросила она. — Не надо нам твоего молчания!

— Что ты имеешь в виду?! — резко повернулась к ней Хло. — Что именно не пройдет?!

— Да твое обычное представление — «Когда между нами — слугами Мглы — нет согласия — слово за старшим!».

В сумраке Торн еле слышным звуком обозначил свою одобрительную усмешку.

— Вот как? Ты знаешь другое правило?

Тон Хло стал уж и вовсе стеклянно хрупок и неприязнен.

— Да, сестра. Я теперь лучше разбираюсь в тех правилах, по которым Мгла играет с нами. Лучше, чем тогда, когда позволяла тебе, опытной старшей подруге, вытирать сопли мне, сосунку-новичку. Правило старшинства хорошо в других играх. А при том раскладе, что выходит у нас, дело решает жребий!

— Что ж...

Хло презрительно повела плечом.

— Может быть, ты и впрямь веришь в то, что говоришь, младшая сестра... В то, что стала хоть что-то смыслить в Играх Мглы. Но вот кое-какие простые вещи ты позабыла...

— Какие? — неожиданно прогудел из-под своего капюшона Торн.

Похоже, что он решил отойти от своего правила, к которому прибегал всегда, как только тон Анны или Хло становился резок. «Пусть бабы разбираются между собой сами, а я покурю в сторонке» — так звучало это правило.

— Какие такие простые вещи позабыла сестра Анна?

Хло бросила на Торна холодный взгляд, в котором на фунт ледяного равнодушия приходилась ровно унция недоуменного удивления и хорошо заметная щепотка презрения.

— Сестра Анна позабыла, что правильный жребий нам — людям Мглы — выпадает только на Белом Талере, — сухо, словно напоминая, что дважды два равно четырем, сообщила она. — Ну а талер, даже Белый, как и все монеты во Вселенной имеет только две стороны...

— Ну и?.. — невозмутимо промычал Торн.

— Жребий Белого Талера позволяет выбрать одно из двух решений, Торн. Из двух, а не из трех...

— А разве их три? — все с тем же невозмутимым недоумением осведомился Торн.

— Если я правильно поняла, — все так же холодно отчеканила Хло, — мы выбираем одно из трех — принять сторону Государя, стать на сторону Пяти Явившихся или ждать, пока Мгла не поможет нам истолковать смысл Пророчества...

— Х-хе!... — с деланным изумлением пожал плечами Торн. — По-моему, один из этих вариантов никто и не предлагал... Так что из двух решений выбираем, сестра. Из двух...

Короткая молния гнева, на мгновение словно высветившая черты Хло, выдала ее с головой. По крайней мере, в глазах Анны.

«Интересно, — подумала она, — стареющая ведьма просто хочет забрать под себя все Дары Мглы и сделаться главной среди нас или... С чего ей так хочется угодить Неназываемому?..»

— Ну что ж... — преодолев себя, глухо и невыразительно произнесла Хло. — Вы, я вижу, оба за жребий?

— Именно так, сестра, именно так... — с нарочитой усталостью в голосе подтвердил Торн.

Анна просто опустила веки в знак согласия с ним и легким кивком это согласие закрепила.

— В таком случае, — все тем же глухим и невыразительным голосом игрока — проигравшего, но не сдавшегося — определила Хло, — не будем откладывать надолго. Белый Талер — здесь, мы в сборе. Ждать нечего, Сестра и Брат.

Торн стал на колени, наклонился к подножию камня, поднял камешек помельче и постучал о Камень змеиным стуком. Из незаметной щели между твердью Мертвого Камня и поросшей черным мхом почвы выскользнула медная, тускло поблескивающая струйка — страж-змейка. Признав своих, мелкий, но разящий всякого чужака мгновенной смертью гад, покоившись, скользнул в сторонку и свился неприметной завитушкой среди палой листвы.

Торн с легким вздохом облегчения плавным движением погрузил правую руку по локоть в скрытую под Камнем нишу и — мгновение спустя — благополучно извлек оттуда небольшой кожаный кошель, туго затянутый прочной бечевой. Поколдовав немного с мудреным узлом, он вытряхнул на широкую, мозолистую ладонь старинную серебряную монету с диковинным гербом с одной стороны и означенным номиналом в один талер с другой.

— Ну что же... — хрипловато пробасил он, выпрямляясь в полный рост. — На орла ставим — принять сторону Пяти. Нет возражений?

Хло только неприязненно дернула плечом. Скорее всего, просто в знак неодобрения того, что Торн, не спросясь, взял на себя роль распорядителя предстоящего коротенького обряда. Анна просто промолчала в знак согласия.

— Ну а «решетка»... — продолжил басить Брат Мглы, — «решетка» — ясное дело — ждем-с... Бросаем?

Обе женщины согласно кивнули.

Тяжелая кисть Брата Торна сжалась, скрыв в себе заговоренную монету, и с размаху, коротким движением рванулась вверх, разжалась и отправила Белый Талер ввысь — навстречу тусклому пламени Небес. И пламя это, отразившись в металле, зло сверкнуло в глаза Троим вопрошающим.

Талер, торопливо вращаясь, застыл в высшей точке своей траектории и тяжело устремился вниз — в подставленную Братом ладонь.

Но скрыться в ней он не успел.

Стремительным, почти незаметным глазу движением Сестра Хло перехватила падающую монету и зажала ее в сухонькой, словно из крепкой древесины сработанной ладошке. На Торна она бросила полный скрытого торжества взгляд.

Брат ничем не выдал своего отношения к столь явно выраженному ему недоверию. Со стороны могло показаться, что он вообще не придал уловке Сестры никакого значения. Анна — еле заметно — брезгливо поморщилась, бросив на Хло осуждающий взгляд, тоже едва заметный.

Хло решительно вытянула руку перед собой, повернула сжатую ладонь вверх и разжала ее. Все трое одновременно склонились над лежащей на ней монетой.

— Решка! — пожал плечами Брат Торн. — Ожидание нам выпало...

Он деловито подковырнул Белый Талер с ладошки Хло, дохнул на него, обтер обшлагом рукава и полез под Камень — укрыть числящийся по неписаному уговору за ним Талер в тщательно охраняемом смертоносным гадом тайничке.

— Ну что ж, — чопорно произнесла Хло, — поклянемся, Сестра и Брат, что не предпримем никаких действий, могущих повлиять на исход встречи Пяти новых с Пятью старыми, до той поры, пока...

— Э-э... Не та формулировочка, уважаемая сестра! — прогудел Брат Торн, поднимаясь на ноги и отряхивая с ладоней приставшие к ней землю и прелую листву. — По мне так ты не той клятвой клясться надумала...

Хло приподняла левую бровь, и вид ее стал чопорен уже просто невыносимо. Она даже сделала крохотный — чисто символический — шажок в сторону, показывая, что раз так, то она готова уступить свое место на условной трибуне неотесанному грубияну.

— Вот в чем мы с вами, Сестры, поклянемся, — хриплым, прикрякивающим баском определил Торн. — Мы клянемся Мгле — узлом и крюком, змеей и стрелой, иглой и молотом, — что ни один из нас не воспользуется твоей, Мгла, с нами дружбой, чтобы исход встречи Пятерых с Пятерыми по своей воле поменять, до той поры пока не явишь нам Знак. Ждем, Мгла, твоего Знака — ясно явленного и разуму понятного! Клянемся!

Произнесена Клятва была хоть и неблагозвучным прокуренным басом старого вояки, но произнесена с таким внутренним напряжением и напряжение это с такой силой разрядилось в последнем ее слове, что обе Сестры просто машинально — вслед за Братом — вскинули руки в Знаке Верности.

Некоторое время Трое молчали. Потом Хло пожала плечами, высоко вскинув их, словно хотела взмахнуть несуществующими крыльями.

— Мне кажется, что мы с вами обсудили нашу... ммм... проблему, Сестра и Брат, и приняли определенное решение...

— Осталось договориться, — прогудел Торн, — сразу расходимся и по одному события, как говорится, отслеживаем или как? Или кому-то из нас поручим за Знаками Мглы на этот счет приглядывать? Да и за нами, грешными, тоже... Не ровен, как водится, час...

— Кому из нас ты не доверяешь, Брат Торн?

Голос Анны стал неожиданно ломок и возвысился на четверть октавы.

— Помилуй, Сестра... — всплеснул руками Брат. — Дык я ж так... для порядка предложил просто... чтоб потом не говорили...

Он бросил косой взгляд на Хло, давая понять, чей злой язык и чью явную неудовлетворенность выпавшим решением имел в виду. Для Хло этот взгляд не остался незамеченным.

— Однако, — демонстративно глядя в сторону и ни к кому персонально не обращаясь, бросила она, — предмет нашего обсуждения больше походит на нечто полагающее ему конец... Пожалуй, нам пора расстаться, — сухо, как престарелая бонна-наставница, произнесла она и поджала губы. — Расстаться на время, конечно...

— Верно! — отечески добродушно поддержал ее Брат Торн. — Тут каждому на свой манер, в уединении, в спокойствии к себе и к миру прислушаться стоит...

— Ну что ж, — все так же отводя взгляд в сторону, — согласилась Хло. — До встречи, Сестра... До встречи, Брат...

Она взяла из ниши свою свечу и повернулась лицом к тьме. И тьма поглотила ее.

Торн и Анна молча забрали свои свечи, повернулись — каждый в свою сторону — и бесшумно скрылись в чаще. Теперь Мертвый Камень снова стал просто сгустком мрака посреди полянки, заросшей странной травой.

* * *

Торн не спешил. Он выбрал самую короткую дорогу к еле слышному, но слышимому издалека ключу, укрытому в крохотной лощинке, к которой вела незаметная, почти несуществующая тропка. Брат был уверен, что по этой тропинке к ключу спустится и Травница — Анна. Травница не могла выйти к ключу, не проведав перед этим своих заповедных полян.

Устроившись на камне чуть поодаль от ручейка, убегавшего куда-то в темень обступившей ключ чащобы, Торн терпеливо ждал. Время начинало поджимать — Торну еще предстояли встречи этой ночью.

Анна появилась из сумрака лесных зарослей, держа в руках пару связок какой-то лесной зелени, и быстрым, легким шагом направилась к озерцу, которое питал тихий ключ и откуда брал начало незаметный ручеек. Когда она оказалась совсем рядом, Торн привлек ее внимание осторожным покашливанием.

Анна вздрогнула и воззрилась на Брата с недоуменной досадой.

— Опять ты за свое, — угрюмо бросила она. — Если у тебя ко мне разговор, какого лешего ты не сказал всего, что хотел, там — у Камня?

— Камень — не самое удобное место для таких разговоров, которые Мгла не понимает... — пожал плечами Торн. — Или которые она может понять по-своему. Скажи, сестрица, у тебя никогда не было такого чувства... такого ощущения, что Камень нас подслушивает?

— Чудак ты, Брат, — пожала плечами Анна. — Конечно же слушает. И ты это прекрасно знаешь. Иначе зачем нам у него собираться? Ты ведь совсем других ушей опасался. Так ведь?

— Если ты — про сестрицы Хло ушки, так, пожалуй, права будешь, — усмехнулся Торн. — Только не опасаюсь я этих ушек-то. Против Клятвы грешить не намерен. А все равно, что сестрице нашей слышать надо, так то она уже услышала, а уж что не для ее слуха, так и не надо сестрицу в соблазн вводить. Я ей и так чуть не высказал, чего дамам высказывать не полагается. Это когда она Талер на лету перехватила. Видала ее физиономию? Она бы еще язык мне показала!

— Ладно, не кипятись, Брат...

Анна положила руку на плечо Торна.

— Говори уж — что там у тебя. А то пора мне заняться моими отварами да настоями...

Анна присела над берегом озерца и принялась укладывать плоские, покрытые водой камни связки принесенных с бою трав. Торн, почесывая в затылке, следил за этим ее занятием.

— Птичья трава должна как следует отлежаться в проточной воде, — пояснила Травница, поймав его любопытный взгляд. — Чтобы дурман ушел, а целебное начало закрепилось. Иначе пользы не будет. Так слушаю я тебя...

— Я вот что рассудил... — хмуро прогудел Брат, присаживаясь на бережок подле разложенных на песке связок травы. — Не годится нам в сторонке держаться в такой момент. Я бы даже сказал, нам — всем троим — надо бы Пришлых перехватить и, по крайней мере, глаз с них не спускать...

— Ты же только что говорил о Клятве... — напомнила ему Анна.

Голос ее отдавал горечью.

— Говорил, — совершенно спокойно признал Торн, — Говорил, что нарушать не намерен. И не нарушу!

Анна оставила в покое травы, сложила руки на коленях и с удивлением уставилась на Брата.

— В чем мы поклялись-то, сестрица? Помнишь? — с лукавым прищуром деревенского хитрована осведомился Брат Торн. — «Узлом и крюком, змеей и стрелой, иглой и молотом»? А?

— В том, что будем ждать Знака — ясно явленного и уму понятного... — снова пожала плечами Травница.

— Этточно, — согласился с ней Брат. — Но я не про то...

— Ну и еще мы поклялись не вмешиваться в ту игру, в которую предстоит сыграть старой Пятерке с новой.

Лукаво прищурившись, Торн сокрушенно покачал головой.

— В травах своих, сестрица, ты, конечно, толк знаешь. А вот психологии вовсе не обучена. А потому порой сама не понимаешь, в чем поклялась. Вот как сейчас, например.

— Вот как? — удивленно подняла брови Анна.

— Именно... — хитро кивнул ей Брат. — Именно что поклялась, а клятву свою понимать и не подумала. Ты же ведь всего лишь обещала дружбу Мглы не использовать на наши с Пятерками мелочные игры — и все. Разве кто из нас обещал свой нос в дело не совать и за версту Пятерых обходить? Да нет же! Да и Мгле самой не угодно нас рабами своими видеть...

Секунду Анна смотрела на Торна чуть сузившимися и ставшими вмиг неподвижными зрачками.

— Так... — сказала она задумчиво. — Значит, ты считаешь что до тех пор, пока мы играем по правилам простых смертных, руки у нас — свободны? И каждый из нас может потихоньку играть в свою игру?

— Ты правильно меня поняла, Анна, — заверил ее Брат. — Только у меня маленькая поправочка будет к этой твоей догадке... Каждый, говоришь, в свою?.. А вот у меня будет к тому как раз та самая поправочка. Мне, сестрица, сдается, что наши с тобой две партии лучше будет сыграть в четыре руки...

— Стало быть, — усмехнулась Анна своей почти незаметной улыбкой, — я тебе могу чем-то помочь в какой-то твоей, Брат, затее... Но уж тогда и ты мне в чем-то помочь обязан. Только вот никак не выдумаю в чем...

— Так затея-то у нас, — добродушно прогудел Брат, — я думаю, общая... Нам ведь чего надо? Нам с тобой, сестрица, вроде, ниоткуда ничего не надо... Нам с тобой, наоборот, вовсе того не надо, чтобы снова Война Магий началась... А ведь начнется — если не присмотреть... Ты пойми, сестрица: я ж не лезть в дела их непонятные хочу... бог с ними, с делами этими. Я, что за люди придут, посмотреть хочу... И кому из них доверять — старым или новым, — для себя решить хочу. Для себя — понимаешь? И если уж без драки не обойдется, то для себя решить — на чьей стороне мне быть. Без подсказок — понимаешь? Не куклы мы. Не на веревочках Мгла нас водит...

Минуту только тихий шелест ручья, уносящего из крохотного озерца избыток подаренной ключом влаги, нарушал наступившую тишину. Потом Травница тихо кивнула. И — так же тихо — прокомментировала этот свой кивок.

— Ну что же... Ты, наверное, в детстве был непослушным ребенком, Брат. Я, наверное, тоже. Только не хочу я лезть в эту кашу, как прошлый раз. Хочу сначала разобраться. К тому времени и Знак поспеет...

— А не будет Знака, — уверенно подхватил ее слова Торн, тем чтобы закончить на свой манер, — так, значит, не против Мать-Мгла нам самим выбор предоставить...

— Жаль, Брат, — вздохнула Анна, — что тебя в отрочестве в кадеты определили. А не законникам в учение отдали. Из тебя знатный крючкотвор получился бы... Ну да ладно. Меня уговаривать не стоит. Выкладывай свой план. Ведь за этим меня ждал?

— Да какой там план, сестрица! — с досадой махнул рукой Торн. — Тут плана пока никакого не проглядывается... Вслепую торкаться приходится. Никакой не план у меня, а так — пара идей смутных...

Он искоса глянул на собеседницу. Та выдержала паузу, не вставив от себя ни слова.

— Ну, одна мысль — она на поверхности лежит — к главному из Пятерых подкатиться... К Знающему... Если к кому вся лесная братия и ходит на исповедь и причастие, так это к нему. И у тебя и у меня прямого выхода на него нет. Но на его подруг — уж и не знаю, теперешних или все-таки бывших — выходы имеем. Ты — на Видящую, я — на Целительницу... Вот так и пойдем — двумя путями. Каждый по своему пути. Но как что ценное от него узнаем — сразу делимся друг с другом... Ну и... И сестрицу Хло не забудем поставить в известность... Если это будет для нее важно...

«О да, конечно, — прочитал он в ставшем ироничным взгляде Сестры Анны. — А что важно для бедняжки Хло и что для нее не важно, мы уж решим по своему разумению...»

— Ну что ты так глядишь на меня, Энни? — недовольно буркнул Торн, отводя глаза в сторону. — Ты, ей-богу, заставляешь меня чувствовать себя прямо-таки заговорщиком...

Анна вздохнула — безнадежным вздохом старшей сестры, давно оставившей надежду наставить малолетнего брата-шалопая на путь истинный.

— Ладно, Торн...

Ее рука снова успокаивающе легла на плечо Брата.

— Ну конечно, я постараюсь связаться с Видящей След. Конечно, я постараюсь предстать пред светлые очи Знающего Пути... Конечно, я приведу в действие все свои связи с лесными друзьями... И — конечно — я не стану держать в секрете ни от тебя, Брат, ни от Сестры Хло того, что мне станет известно о Пяти — старых и новых... Ты прав — в этом не будет никакого прегрешения против Клятвы. Но разве это все, о чем ты хотел договориться со мной, Брат?

Торн покачал головой, вперясь глазами в стеклянную гладь озерца.

— Есть и второй моментик, Энни... Я же говорил, что идей у меня на сейчас — две. Так вот, вторая — такая... Я тут уже принял меры кое-какие... Ты ж хорошо понимаешь, что о чем у нас у Камня речь пойдет — догадаться не трудно было. Ну и пока я ничего никому пообещать не успел, загодя кое с кем из людишек, что в курсе здешних дел, поговорить сумел. В том числе — кой с кем из Славного Сословия...

— Ага... Это со старым забулдыгой Рённом то есть... — иронически скривила уголки губ Анна. — С Украшением Славного Сословия...

— Зря ты его так... — нахмурился Торн. — Сэр Рённ по части знания здешних делишек кому хочешь сто очков вперед даст. Он мне пообещал и сам поинтересоваться, не привалило ли новеньких Извне, и товарищей своих этой же морокой, как говорится, озадачить... А преславный сэр, хоть он как есть по натуре своей — винная бочка, слово свое крепко держит...

— Поверь, Брат, я на твою дружбу с преславным сэром ничуть не покушаюсь...

Энни улыбнулась все той же усталой улыбкой старшей сестры непутевого брата.

— Даже более того, Торн. Я никакого отношения к ней не имею. И не возьму в толк, с чего ты вдруг...

— Понимаешь, Энни...

Торн остановил Сестру осторожным движением тяжелой ладони.

— Мы с преславным сэром, видишь ли, так уговорились, что если что узнает он о делах, с новой Пятеркой связанных, такое что-нибудь, о чем поговорить стоит, так в условленном месте — есть у нас с ним такое, у самого Тракта — камешек белый оставит. А если еще и найдет что-то такое, что за след сойдет, так два таких камушка...

Брат Торн жестом провинциального фокусника извлек левую руку из складок своего тяжелого плаща и протянул перед бой ладонь, на которой покоились два не особо примечательных белых камешка.

— Вот что я нашел в нашем тайничке, — прогудел он. — Как раз перед тем, сестричка, как на встречу нашу отправиться... А сейчас вот пойду с Рённом на встречу. Раз вызывает — надо идти... А как поговорю с сэром и заберу у него какую-никакую находочку его, так ты, Энни, мне и понадобишься. Сумеешь меня через час-полтора у плеса встретить? Ну, знаешь место, где я рыбешку прикармливаю?

— Ты хочешь, — вздохнула Энни, — чтобы я тут же с находкой этой к Видящей подалась?

— Угадала... — одобрительно прогудел Торн. — Чтобы след остыть не успел... А там, глядишь, и выйдем на гостей — хоть на одного...

Анна замерла, пристально вглядываясь в поверхность озерца. Потом скептически покачала головой.

— Получается, что мы Пятерых на след гостя выведем? Ну а, если они вовсе и не рады ему, гостю этому, будут?

— Я так, сестрица, разумею, — отрубил Торн, поднимаясь в полный рост и отряхивая ладони, — если уж Славное Сословие о госте этом дозналось, то и Пятеро скоро лучше нас все знать будут — о гостях... Но тогда уж наше дело — совсем сторона будет. А вот если мы подсуетимся, да при том, как повстречаются они, сами поприсутствуем — совсем другой оборот получится. Какой-никакой, а контроль над всем этим сохраним. Сможем воспрепятствовать, если зло какое затеется...

Сестра снова помолчала. Потом и сама поднялась с земли.

— Пожалуй, ты прав, Брат, — коротко бросила она. — Ступай. Я буду ждать у плеса...

* * *

Хло осторожно спустилась по склону глубокого оврага и неслышными шагами двинулась по течению струящегося по о дну ручья. Идти ей пришлось недолго: «Пчелка» — крохотный вертолет-одноместка ждал ее, заваленный ветками «рваного дерева» там же, где она его и оставила у подножия развесистого древесного гиганта, который у каждого из местных племен имел иное имя. Двое верных слуг — из здешних туземцев — тут же вынырнули из прохладной тьмы и, не дожидаясь приказа, принялись проворно освобождать машину от маскировки.

Хло терпеливо дождалась конца этого занятия. Поблагодарив верных аборигенов молчаливым кивком, другим кивком она отпустила их. Пусть отходят в своих пещерах-землянках от того страха, которого они наверняка натерпелись, ожидая Сестру Мглы здесь, на самой черте, отделявшей Праведный Край от пребывающего во власти злых чар Леса. Наверняка оба неказистых мужичка наплетут своим благоверным и многочисленному сопливому потомству с три короба о виденных ими здесь чудесах.

Мужички действительно поторопились ретироваться и торопливо шли не оборачиваясь до тех пор, пока не вышли на равнину. Только там они позволили себе наконец обернуться и, задрав головы, проводить взглядом крохотный вертолет, с легким гулом унесший Сестру Хло в направлении гор, высвеченных огнем полыхавших на их вершинах коронных разрядов.

* * *

Конечно, Хло могла посадить «Пчелку» прямо на для того вообще-то и предназначенную площадку на крыше главного монастырского корпуса. А потом спокойно отправиться отдыхать. Скоро, судя по всем признакам, Молнии должны набрать силу и мощь, и Период Света (тот, что Пришлые называют «день») должен будет наступить во всей своей красе. Это значит — с серебристым туманом, затопляющим низины, с дождями, смывающими туман, и с непременной службой Богам Света, на которой надо было присутствовать отдохнувшей и просветленной.

Никто бы и слова не сказал Сестре Братства Мглы — разве что мать-настоятельница при встрече скорчила бы недовольную гримаску на своей обезьяньей рожице, но... Но не стоило дразнить гусей.

Поэтому «Пчелка» оставила Сестру Хло у часовенки, утопавшей в серебристом облачке листвы здешних ясеней, и на автомате ушла в свой ближайший ангар. А Сестра Братства Мглы, не торопясь, отправилась пешком добираться до ворот Монастыря.

Молчаливая привратница отворила ей калитку и бесшумно затворила ее за ней. Молчаливые тени сестер-послушниц торопливо прошмыгнули мимо нее в узких проходах и на лестнице, ведущей в ее келью. Меченая Мглой обитала в Монастыре на тех же точно правах, что и остальные сестры, посвятившие свою жизнь следованию Праведному Учению. Она неукоснительно следовала всем канонам поведения, принятым здесь, — кроме тех случаев, когда Служение Мгле требовало отступиться от здешнего сурового устава, как это случилось, например, в эту ночь. Сестра Мглы ничем не отличалась от всех послушниц Учения. Только вопросов ей не задавали. Никто и никогда.

* * *

В келье Хло освободилась от дорожного плаща, омыла лицо и руки из чаши с кристально чистой водой и быстрыми, легкими шагами подошла к скрытой расшитой тусклыми рунами занавесью стене.

Присутствие этой занавеси было единственным отличием кельи Хло от других келий Монастыря. Отодвинув ее в сторону, Хло оказалась не перед голой стеной, как это случилось бы в любой из келий, а перед вправленным в тяжелую, темного металла раму зеркалом. Чуть ниже располагался небольшой, оснащенный множеством дверец и ящичков секретер.

Сестра уперлась в зеркало задумчивым взглядом. И оно начало темнеть. Сначала — совсем незаметно, только тени сгустились в нем. Словно в той — зазеркальной — келье стали наступать сумерки. А затем и вовсе наступила ночь. Хло потрясла головой.

Мгла предупреждала ее.

— Кто-то из нас был нечестен сегодня, — тихо прошептала она. — Кто-то солгал всем. И себе, может быть. Потому что в сердце своем отступил уже от данного обещания — ждать... Кто? Анна — вспыльчива. По-детски глупа... Но не лжива. И Торн — хитер, далеко не прост. Но в то же время чист сердцем. Этого у него не отнимешь...

Значит, лгу я? Ведь Мгла не ошибается...

Так или иначе, надо было быть в курсе того, что предпримут в ближайшее время ее Сестра и Брат по Мгле. Хло аккуратно подняла крышку секретера, выдвинула ящик со сложенными в нем причудливыми предметами — инструментами и атрибутами магии Мира Молний. Конечно, здесь — в своей келье — она и не думала хранить те из них, с которыми могла работать всерьез. Это был ее обменный фонд — и то не из главных, а так, чтобы было чем махнуться с кем-нибудь из мелких сошек, кружащих вокруг Магии и порой вылавливающих в этой мутной водичке что-либо ценное.

Не понимая истинной ценности находки, сошки охотно меняли найденное на безделицы, припасенные в секретере хитрой Хло. В общем, это был по всем своим признакам второстепенный ящичек со второстепенными ценностями в нем.

Дело было не в них — Хло решительно, одной ей известным движением сдвинула заднюю стенку ящика, и из открывшегося тайничка, которому, казалось бы, по всем законам, людским и божеским, просто негде было разместиться в пространстве того шедевра столярного искусства, что представлял собой ее простенький на вид секретер, извлекла небольшой, старинной работы браслет.

Пару минут она задумчиво разглядывала его. Дар Его Величества, который наверняка был не чем иным, как скрытым Даром Неназываемого. Хло не приняла и не отвергла тогда, теперь уже — много лет назад. Оставила на хранение. Скажем так...

Хло вернула украшенный рунной резьбой браслет на место и задвинула ящик секретера. «В этот раз мы тоже обойдемся без помощи Вашего Величества, — поморщившись, сказала себе она. — И без помощи того, кто стоит за вами...»

Она присела на грубо сколоченный табурет, придвинутый к секретеру, достала из лежащей на его крышке папки листок бумаги и набросала короткую — в две-три строки — записку. Потом позвонила в крошечный бронзовый колокольчик, поднялась и снова стала надевать дорожный плащ.

В дверях появилась девочка — из самых младших послушниц, ростом малая, кроткая и сопливая. Она замерла, не смея переступить порог.

— Передашь Матери-настоятельнице, — распорядилась Хло, протягивая ей сложенный листок. — И никому больше. Перед самой службой. Не раньше.

Она заперла за собой дверь кельи и, не оборачиваясь, двинулась прочь.

Послушница молча поклонилась ей вслед.

* * *

Торн миновал заброшенную мельницу и по развалинам плотины, преграждавшей течение речушки, что брала начало в Высоких озерах, перебрался на противоположный берег. Здесь, на краю заросшей колючей, черной травой поляны стоял заброшенный лет двадцать тому назад дом мельника.

Ясное дело: чтобы держать мукомольню здесь, на самом рубеже меж Праведными Краями и Худыми лесами, надо было обладать не только недюжинной смелостью, но и некоторыми другими качествами — из тех, что у простого люда никак не в почете. В частности, для этого надо уметь знаться-якшаться со всякой местной нечистью и время от времени оной угождать, потакая всяким ее — нечисти той — мерзким затеям. А то и самому в затеях этих участвовать... Словом, когда было Мельниково хозяйство обитаемо и обжито, иначе как по делу сюда нос совать никому в голову не приходило. А сейчас и вовсе глухим местом стал этот угол.

Человека, у которого все те качества да умения присутствовали бы в нужном сочетании, не находилось в крае вот уже третий десяток лет, после того как однажды прибывшие сюда со своим зерном окрестные селяне нашли обиталище последнего содержателя мукомольни в спешке покинутым и брошенным на разор и поругание.

Что в спешке — о том свидетельствовали многочисленные признаки, выразительно описанные прибывшим в ближнее село представителям властей мирских и духовных немногочисленными очевидцами страшной картины. Выслушав их рассказы, и власти (дьяк из Монастыря Дела Доброго и окружной пристав), и общество (все, кому не лень было языки почесать в трактире или в дороге по Тракту до города) остались единодушны. Порешили, что, видно, не совсем пропащей душой Грон Фирст (так последний мельник от рождения наречен был) являлся и, видно, потому не угодил кому-то из слуг Неназываемого, которыми — дело опять-таки ясное — кишат и Леса и Предлесье. Слуги те с ним, с Гроном Фирстом по кличке Темный как-то по-своему и разделались, стало быть. А потому совать нос в дом его и на плотину — дело худое. С тех пор дом и стоял заброшенным, а по Сумеречным загуляла еще одна недобрая легенда о здешних местах.

Брата Торна это вполне устраивало.

Небо над темной громадой леса светлеть еще не думало, но огненный полог Небес словно приблизился к земле, стал ниже. Еще с десяток часов — и станет так светло, что можно будет читать разборчиво написанный текст, не разводя для того огня и не зажигая свечи. Впрочем, пока и без всякого лишнего света Торн разыскал в разрушенной стене скрытый густым кустарником пролом и пробрался сначала во двор Мельникова дома, а затем через окно, забранное тяжелыми створками, засов которых, однако, легко поддался его умению, и в сам дом.

Брошенное жилище мельника, водившего дружбу с окрестной нечистью, здешний народец грабить поостерегся на том основании, что такое добро огрести — себе дороже обернется. Нечисти же добро то, видно, и вовсе ни к чему было, так что Брат расположился на давно им обжитой мельниковой кухне не без удобства и даже камин растопить и разжечь импровизированные — из плошек с фитилями, плавающими в застывшем жиру, — светильники не убоялся. В предвидении приема гостя он даже загодя озаботился тем, чтобы в подполе (вход в который был им умело забаррикадирован и замаскирован) сохранился, заботливо им пополняемый, запас не худшего вина и провизии. Очень вовремя — аккурат накануне — жители Аугусты, здешнего селения, довольно богатого, очень кстати поклонились Мгле в лице Брата Торна упитанным кабанчиком — чтоб охота в сезон была удачной, урожай не весь на корню погиб да мясной породы рогатые жабы по рекам-озерам к нересту не перевелись. Конечно, играть роль сельского колдуна и пробавляться положенными тому воздаяниями истинному Брату во Мгле было как-то стремно, так ведь суеверия темного народа — коли таковые уж существуют помимо наших воли и желания — должны же хоть сколько-то пользы приносить людям сведущим и посвященным? То-то и оно...

Не только кухня та, но и весь домище был Братом уже давненько неплохо обжит. Служил он ему не только временным пристанищем, но и местом встреч с разного рода нужным народом. Нужным-то нужным, но в дружбе с Братом Мглы замеченным быть не желающим. А то и вовсе лишних глаз не терпящим.

Вот как, например, сегодняшний его гость — Украшение Славного Сословия, сэр Рённ — Рог Несущий.

Рог имелся в виду Орденский. Гербовый. Тот, что на Сходах Сословия за Круглым Столом наполняли добрым вином, чествуя победителей, поминая побежденных и наказывая штрафною чаркой ко Сходу припозднившихся. Именно этот Рог, принадлежавший зверю, неведомо какому, но, по всему видать, немалому в своем роде-племени, сэр и хранил. И обязан был вовремя доставлять на очередной Сход. С чем и справлялся вполне успешно, как и родитель его, от которого столь славная и почетная обязанность к сэру и перешла. Намеков же о возможности приобретения в комплект к Орденскому других каких рогов сэр не терпел, поскольку, будучи принципиальным холостяком, рогами наделить мог, вестимо, кого угодно, но вот приобрести таковые не способен был по определению.

В эту ночь сэр условным знаком, у Тракта оставленным, настоятельно просил Брата Торна, с которым в закадычной дружбе состоял сызмальства, о встрече важности и секретности необычайной. Конечно, как и все его Сословие — сильно пьющее и сильно же бестолковое, — сэр Рённ мог неправильно понять те просьбы и пожелания, с которыми парой дней раньше подкатился к нему Брат Торн. А потому мог попросту отнять у Брата уйму времени ради сущей ахинеи. Но мог и впрямь что-то для дела важное разнюхать.

При любом раскладе просьбой обидчивого по природе своей сэра пренебрегать не стоило.

* * *

Гейнц Сигурд — Главный Дворецкий Его Императорского Величества Тана Алексиса XXIII к появлению этого самого Величества в Потайном кабинете был полностью готов. После заседаний Верховной Коллегии Магов организм Его Величества всегда требовал отдыха и уединения именно в Потайном кабинете, куда — кроме Гейнца и, разумеется, самого Императора — не допускалось ни одно живое существо.

Для отдохновения августейшей души было приготовлено все необходимое — к камину, не растопленному по причине затянувшегося тепла на дворе, было пододвинуто любимое, смахивающее на парадный Каменный Трон, но только из дуба сработанное кресло Его Величества, и на кресле этом уютно располагались не менее Его Величеством любимые подушки и подушечки. На отдельном столике, прикрытые кипенно-белой салфеткой, ждали своего часа объемистые хрустальные графины с охлажденными винами трех сортов и достойные каждого из представителей аристократии хмельной лозы кубки, украшенные филигранной чеканкой и искусной чернью. Чуть поодаль от скрытых белоснежным полотном шедевров резного хрусталя и замысловатой филиграни манила глаз старинного литья серебряная ваза, щедро наполненная отборнейшими фруктами, предназначенными сопровождать веселящее и умиротворяющее содержимое графинов в царственный желудок.

А увеселения и умиротворения душа Его Величества настоятельно требовала всякий раз после беседы с господами колдунами. Беседы эти приводили монарха в прескверное состояние духа, и, лишь изливая накопленную в сердце — за время многочасовых прений Верховной Коллегии — досаду своему верному Гейнцу и заполняя — с небольшими интервалами — освобождаемое этой досадой пространство глотком-другим доброго вина, Отец Народов и Брат Богов постепенно вновь становился самим собой. Беседы с Гейнцем волшебным образом возвращали ему силы, чтобы нести далее по жизненному пути крест Императора Сумеречных Земель, Гаранта законности и Арбитра споров... А также обладателя еще тридцати шести или тридцати семи титулов, но уже менее важных и не обязательных в неофициальной обстановке.

Так было и в этот раз. Его Величество вошел в кабинет, устало подволакивая ноги и язвительно улыбаясь. Собственно, только язвительную улыбку и могло по-настоящему выразить его благородно-утонченное, но все-таки как-то по-щучьи скроенное лицо. Вообще, что-то было не так не только с лицом, но и со всей фигурой Императора. И широкоплеч он был, и строен, в точности как и целая череда его предков, чьи портреты — в полный рост, и на коне верхом — украшали анфиладу внутренних покоев дворца. Однако ни величественная осанка, ни благородное серебро волос и бороды, ни орлиный взгляд не делали его настоящим Императором. Что-то неуловимое подсказывало постороннему глазу, что предъявленный на обозрение внешний облик Его Величества Тана XXIII скрывает на самом деле товар с гнильцой.

— Маги — вот оно, истинное зло нашего времени! — доверительно сообщил удрученный монарх своему верному слуге и без сил опустился в кресло.

За этим последовали откровения, составленные в более крепких выражениях.

Надо заметить, что основания для того, чтобы быть откровенным именно с Гейнцем, у Его Величества были. Ну хотя бы потому, что династия Сигурдов — дворецких сначала королей, а затем Императоров Сумеречных Земель — могла своей древностью посоперничать с любой из ветвей Высочайшей Фамилии, из которых и рекрутировались все короли и Императоры этого края. И все эти короли и императоры по старинной традиции в гораздо большей степени полагались на своих дворецких, чем на подаренных любящей злые шутки Судьбой родственников и уж тем более на самостоятельно прогрызших себе дорогу к власти министров и маршалов. Сигурды никогда не подводили Престол. Бывало, что Престол давал маху. Сигурды — никогда.

Свои сентенции о злокозненности колдовской гильдии Его Величество произносил регулярно и всякий раз — до крайности выразительно. Но сегодня день выдался и вовсе уж неудачный, потому, опорожнив наполовину кубок красного, Император уточнил свое мнение о мерзком ему «шаманском отродье» в выражениях особо сильных — из тех, что монаршим устам произносить вроде бы и не пристало... Гейнц сочувственно кивал и заботливо поправлял подушечку под монаршим затылком.

Сочувствия Государь и впрямь был достоин. Уже хотя бы потому, что в своей неприязни к Колдовскому Сословию находился где-то на грани раздвоения личности. Не мог он в этой неприязни быть последовательным по той простой причине, что, для того чтобы иметь право председательствовать на заседаниях Верховной Коллегии люто ненавидимой им Гильдии Магов, Его Величество и сам должен был быть магом. Притом не просто магом, а Магом Высокого Дома, посвященным в необходимые для того Таинства и прошедшим не менее необходимые Испытания. И в далеких теперь отрочестве и юности нынешний монарх, а в ту пору только еще Принц-Наследник был согласно древней традиции обучен колдовским наукам в Скрытых Монастырях и вполне мог теперь при желании гасить взглядом свечи, останавливать в полете малых птах или, скажем, раскуривать трубку от своего левого мизинца. Однако же умениями этими брезговал пользоваться и за упоминание о них, бывало, карал усекновением языков или других частей того или иного излишне болтливого организма — вплоть до головы.

Полагали, что неприязнь эта брала свое начало в детских годах Государя, когда перед пострижением в послушники Тайной Обители малолетний Наследник Престола проходил домашнее обучение под руководством Черного Настоятеля Коронаса — личности во всех отношениях омерзительной, но крайне авторитетной как при дворе, так и среди знатоков колдовских ремесел. Слухи об отношениях малолетнего воспитанника и его зловещего воспитателя ходили разные. В том числе и такие, за которые лишали дворянского, а то — вдобавок — и еще какого жизненно необходимого достоинства.

Так или иначе, но факт остается фактом — восшествие на престол Тана Алексиса сопровождалось — помимо трехдневных Неминуемых Торжеств и Высочайшей Амнистии — еще и Высочайшим Рескриптом. Рескрипт предписывал: всех представителей рода Коронасов, коих изловить удастся, подвергнуть моральной укоризне с последующим полным поражением в правах и публичным четвертованием. Сия крайняя мера была, впрочем, тут же — под влиянием Гильдии и Сената — заменена высылкой всего упомянутого рода на Чумные земли — на прокорм и правление. Воспитание же собственного наследника император Тан — скрепя сердце — доверил магу Озрику из рода Мегалов, славного своим благочестием.

Однако именно Озрик на позавчерашнем и сегодняшнем заседаниях Коллегии играл первую скрипку в стройном оркестре оппозиции, не желавшей принимать самых убедительных доводов Председательствующего. А Председательствующий, то бишь Император Тан собственной персоной, просто обязан был — в силу клятвы, данной им Неназываемому, — убедить Гильдию повлиять на исполнение Предсказания, явленного трое суток тому назад. Предсказание тем и хорошо, что исполниться может так, а может и иначе. Смотря что разуметь под словами всегда нарочито темными. В данном случае Стоящий над Царями категорически требовал, что исполниться оно было должно в соответствии именно с его — Неназываемого — и ничьими больше пожеланиями.

Маги же вертелись, словно ужи под вилами, и уводили обсуждение этого недвусмысленного пункта повестки дня куда-то в сторону философических споров и умозрительных построений. Императору уже тошно было от их явно злонамеренного словоблудия.

— Стоит мне призадуматься, — вздохнул он, — не слишком ли я возвысил этого Озрика и не слишком ли много прав дал этой чертовой Коллегии. Плесни-ка еще немного кносского, Гейнц...

* * *

Однако спокойно вкусить дары кносских винокурен Его Величеству не удалось. Колокольчики сигнала Срочного Обращения рассыпали по внутренним покоям Дворца мелодичнейшую трель, ничего хорошего не предвещавшую. В ответ на раздраженно-величественный кивок монарха Главный Дворецкий молниеносным и в то же время исполненным достоинства движением поднес к уху трубку селектора. Выслушав нечто очень короткое и очень важное, он почтительно склонился к нервически закопошившемуся в своем кресле Величеству.

— Личный Посланец, Государь, — голосом, проникнутым искренним сожалением о прерванном отдохновении монарха, доложил он. — Речь идет об аудиенции... Внеочередной и срочной...

Государь туг же — словно кол проглотив — выпрямился и сосредоточенно впился глазами в нечто пребывающее в непосредственной близости от кончика царственного носа, но, по всему судя, недоступное взорам простых смертных. Одной рукой он впился в набалдашник левого подлокотника кресла, изображающий державу, а пальцами другой руки забарабанил по правому подлокотнику, отбивая что-то в духе марша «Имперских соколов».

— Кто на этот раз? — коротко бросил он куда-то в пространство перед собой.

— Снова тот Пришлый, — с сожалением в голосе доложил Гейнц.

— Тот наглец, что носит титул Князя Миров Обретенных? — переспросил Император, надеясь, что все-таки ослышался.

— Именно он, — печально признал дворецкий факт, который не мог не огорчить Государя.

Глаза Императора так и остались сведенными к переносице, но он собрался с силами, коротко и нервно вздохнул и поднялся с кресла.

— Пусть Посланцу передадут, — отчеканил он, — что я жду его в Лесных Покоях. Пусть там приготовят все как должно и проводят князя туда. Через десять минут.

С этими словами Его Величество резко простер свою правую длань со слегка скрюченной от нетерпения ладонью в сторону и немного назад. Гейнц без промедления вложил в эту ладонь до краев наполненный кубок тенрисского и уважительным поклоном приветствовал те звуки, с которыми содержимое сосуда проследовало в августейшую утробу.

Осушив кубок единым махом, Государь не глядя протянул его в пространство сбоку от себя, где кубок встретили услужливые руки Гейнца. Монарх же демократично — тыльной стороной ладони — отер бороду и усы и, не говоря худого слова и не оборачиваясь, твердой и быстрой поступью устремился прочь из обители отдохновения — навстречу суете сует, заполняющих весь остальной мир.

* * *

Лесные Покои Дворца служили местом конфиденциальных, не предназначенных для чужих глаз и ушей встреч Государя Сумеречных Земель с лицами, достойными самого наиделикатнейшего отношения, — такими, как путешествующие инкогнито владетели иных Пространств Мира Молний или особо влиятельные и могущественные Пришлые. Здесь тайный гость Императора мог — не замеченный никем — прожить сколь угодно долго. Несколько высоких, облицованных темным малахитом, сводчатых комнат-залов скрывали в себе и почивальню, и кабинет, и трапезную, и даже небольшой внутренний сад, напоминающий о лесных дебрях.

Именно здесь, в этой мрачноватой чащобе, и ждал Императора Посланец Неназываемого. Князь Миров Обретенных был внешне вполне обычным человеком. Не выделяли его ни рост, ни сложение, ни незамысловато скроенное — простолюдину более под стать — лицо. Необычностью одежд или поведения тайный гость тоже в глаза не бросался. Так выглядеть и так вести себя мог любой человек из тех, кого в Сумеречных Землях называют хозяевами жизни: отпрыск богатой купеческой династии, аристократ на дипломатической службе, потомственный член какой-нибудь из гильдий — ювелиров, часовщиков, врачей, адвокатов, что доход имеют солидный, а клиентуру — постоянную. Гость сидел на одном из двух кресел, придвинутых к каменному столику, и рассеянно изучал вьющиеся по стенам стебли всякой ползучей растительности — должно быть, пытался угадать, какие из них настоящие, живые, а какие — бронзовые, искусной ковки. За спиной гостя безмолвно высился ожидающий распоряжений камердинер.

Ни малейших признаков нетерпения Посланец не проявлял и уже этим одним вызвал у Его Величества привычный спазм бешенства. Князь Миров Обретенных тем-то и «доставал» Его Величество, что самым вызывающим образом игнорировал неписаные, но, по мнению Тана XXIII, совершенно необходимые для того, чтобы уберечь мир от полного хаоса, правила поведения. Правилам этим, по мнению монарха, должен был неукоснительно следовать каждый, кому, следуя повелению Судьбы, приходится соприкасаться с испепеляющей субстанцией Власти. И с его — Тана XXIII — точки зрения, Посланец — лицо, причастное к той Власти, что здесь, в озаренном трепетным светом молний мире, стоит превыше всех властей, — должен вести себя сообразно своему «калибру». Сейчас вот он просто обязан был излить на собеседника, заставившего его потерять пяток минут своего драгоценного времени, море сарказма и гневного недоумения. Когда же Посланец вместо того, чтобы каждым своим поступком — да что поступком, каждым словом и жестом! — втаптывать подчиненную ему сволочь (пусть даже сволочь венценосную) в грязь, корчит из себя нечто той сволочи равное, то это — предательство Системы! Это проступок не менее отвратительный, чем проступок простолюдина, не поспешившего сорвать с головы свой драный картуз перед благородным всадником. И, конечно, ровно столько же плетей, сколько следует отмерить за такой проступок тому простолюдину, заслуживает и любой представитель высших сословий, не желающий понять, что во имя сохранения мира и покоя под Сводами Трепещущих Огней он должен играть ту роль, что уготована ему его местом в Системе.

Верный правилам этикета, Посланец поднялся навстречу Императору и не опускался назад в кресло, пока не был приглашен к этому демонстративно гостеприимным жестом хозяина Дворца.

Осведомившись относительно того, чем гость предпочитает освежиться (гость предпочел минеральную воду), и дождавшись, покуда моментально доставивший на стол заказанное питье камердинер беззвучно удалится, Государь несколько расслабленно откинулся на спинку кресла и осведомился, не утомила ли гостя дорога. Посланец же отсек необходимые для завязывания беседы общие фразы коротким взмахом руки. Просто отмахнулся от скучной формальности.

— Мой шеф обеспокоен, — начал он с места в карьер. Только этот — ненавистный Его Величеству — тип был способен поименовать Неназываемого вот так запросто — шефом.

— Поверьте, — Его Величество прижал ладонь к сердцу, — мне будет очень горько сознавать, что мои скромные труды во благо Сумеречных Земель стали хотя бы в малейшей степени причиной такого беспокойства...

Лицо Посланца — простое и на вид добродушное — еле заметно дернулось.

— Ваше Величество... — произнес он, покручивая в ладонях запотевший бокал с пузырящейся минеральной водой. — Вы прекрасно понимаете, что, пока тут у вас, в Сумеречных, не начнутся голодные бунты или, скажем, гражданские войны, ваши способы управления Империей Пославшего меня нисколько не волнуют. Беспокойство вызывает другая сторона дела. Пославший меня просил уточнить одну только вещь...

Его Величество сделался сама любезность.

— Рад буду разрешить любые сомнения, которые...

— Вот именно о сомнениях и идет речь, — снова без особых церемоний оборвал Посланец царственного собеседника. — У Пославшего меня возникли совершенно определенные сомнения. Сомнения в том, что влияние Вашего Величества на определенные факторы... на определенные силы, которые определяют жизнь в здешних краях, действительно настолько велико, как мы это себе представляли. Или, точнее сказать, как вы нам это хотели представить...

На щучьих щечках Его Величества обозначились едва заметные желваки. Но любезная улыбка удержалась на его тонких губах.

— О чем это вы? — с усталым недоумением осведомился он. — О влиянии на кого именно и на что именно идет речь?

Посланник пригубил тихонько шипящую минералку и слегка наклонился над столом, приблизив свое лицо к лицу Государя, что при других обстоятельствах можно было счесть за покушение на придворный этикет.

— Прежде всего, Ваше Величество, — доверительно сказал гость, — речь идет о магах...

Его Величество нервно дернулся.

— Ну, князь, поскольку я занимаю в иерархии соответствующей Гильдии не последнее место...

— Вот именно...

В голосе Посланца четко обозначил себя привкус яда иронии.

— Формально вы даже эту Гильдию возглавляете...

— Возглавляю!

Император раздражение выпрямился в кресле и, как мог, приосанился.

— Возглавляю. И именно поэтому вполне контролирую все основные стороны деятельности этой братии... — стеклянным голосом отрезал он.

Разговор с пренеприятным гостем вышел на уж вконец неприятную Его Величеству тему.

— Тогда почему же вы как Председатель Верховной Коллегии не смогли — на двух подряд этой Коллегии заседаниях — провести простое и совершенно недвусмысленное решение? — осведомился Посланник.

И, надо сказать, совершенно резонно осведомился.

— Простое и недвусмысленное, — повторил он с некоторым нажимом в голосе. — Такое, о котором просил вас Пославший меня...

Император прикрыл глаза мгновенно потяжелевшими веками.

«Не успело еще заседание окончиться, — с тоской подумал он, — а Посланец уже полностью в курсе принятых решений. Вот вам и запирающие заклятия, вот вам и магические клятвы...»

Наступила тяжелая пауза. Посланец явно считал, что сказал достаточно, что теперь очередь Государя проявить красноречие. Точнее, дать объяснения.

— Вы знаете не хуже меня, — рассеянно, словно не придавая сказанному особого значения, начал Государь, — что Коллегия — это всего лишь говорильня. Сборище безответственных болтунов. Им лишь бы покрасоваться друг перед другом... У каждого свои интересы. Тем более когда речь идет об отношениях с Пятью. Если вас интересует мое мнение, то...

— Меня вообще ничего не интересует в этих краях... — снова оборвал его Князь Миров Обретенных. — А вот Того, Кто Меня Послал (он так и произнес эти слова — явно начиная каждое с заглавной буквы), — его интересуют вовсе не мнения Вашего Величества, а ваши дела. Конкретные результаты. А еще точнее — их, результатов этих, на сегодняшний день полное отсутствие!

Тонкая в кисти рука Императора вспугнутой птицей взлетела с подлокотника кресла, призывая сурового собеседника выслушать новые слова оправдания. Посланец Неназываемого смолк, демонстрируя терпение и готовность оценить аргументы оскандалившегося монарха.

— Поверьте мне, — торопливо вставил в образовавшуюся паузу Государь, — если бы Неназываемый в большей мере положился на меня... Позволил бы мне большую свободу действий... Не ставил бы непременным условием выносить вопрос о пришествии новой Пятерки на заседание Коллегии... Тогда работа с господами шаманами уже дала бы результаты.

Его Величество даже заломил пальцы, силясь выразить то, как нелегко ему дается критика действий Неназываемого.

— Не следовало, Князь, совершенно не следовало вопрос о Пяти Новых выносить на Коллегию. Здесь так дела не делаются...

— А вообще — они здесь делаются? — уже не скрывая яда в голосе, подал свою реплику Посланец.

— С вашего позволения, — с достоинством откашлявшись, означил свою позицию монарх, — я буду работать с господами колдунами... э-э... индивидуально. На глазах у своих собратьев по Гильдии ни один из этих облезлых попугаев ни словом не обмолвится о том, что хотя бы допускает саму мысль о том, что с Пришл... с Приходящими Извне можно затевать запретные игры. И что можно ставить палки в колеса Пятерым.

— Для них более приемлема конфронтация с Пославшим меня? — саркастически заломил бровь Посланник.

— Гильдия попала меж двух огней, — пожал плечами Государь. — Потому-то от имени Магов она не скажет ни «да», ни «нет». Никогда! По крайней мере, до той поры, пока их не прижмут к стенке...

— Так за чем же дело стало? — точно таким же пожатием плеч отозвался Посланец. — Вы играете на своем поле, Государь Император Сумеречных Земель. Вам и карты в руки. Надо припереть Гильдию к стенке — так найдите стену покрепче и...

— А вот это уже опасно! — В голосе Государя зазвучала менторская жесть. — Маги — осиное гнездо, в котором девяносто процентов тварей не способны ни на что. Зато десять процентов — способны на все! Вот с этими десятью процентами я и буду работать. Остальные — пустая трата времени. Каждый из них живет дюжиной работающих приемов, смысла которых не понимает, а держится на болтовне и интригах. Самостоятельно никто из этих шарлатанов на конфликт с Пятеркой не пойдет. Но вот та — десятая часть... Особенно те из них, кто помоложе или кто был в свое время обойден, обижен... Таких можно — работая с ними с глазу на глаз — уломать на то, чтобы они пошли на риск, чтобы услужить Неназываемому. А за ними — когда им улыбнется удача — пойдут многие...

— Тому, Кто Послал меня, — сухо оборвал его Посланец, — не нужны многие! Ему нужны все! Как один!

На секунду-другую Император снова прикрыл глаза.

«Ну почему?! — уныло подумал он. — Почему, о боги, от века повелось, что в этом Мире порядки диктуют Пришедшие Извне? Пришлые! Не те, кто Мир Молний складывал по кирпичику. Не те, кто родился и стал собою здесь, под трепещущими сполохами небесами. Почему он — потомок владетелей Сумеречных Земель от Обретения Миром его Памяти — должен быть разменной монетой в играх между Пришлыми: Пятерками — старыми и новыми, Неназываемым и вот этим — Князем Миров Обретенных?.. А ведь и верно, Князь-то, похоже, фигура, от Неназываемого тоже отдельно стоящая... Самостоятельная...»

Последнее соображение пришло в голову Государя неожиданно — по наитию. Игривое тенрисское что ли, подсказало?.. И монарх заметил себе, что мысль эту надо — при случае — припомнить и обдумать как следует...

— Они и пойдут за теми, кто прислушается к пожеланиям Неназываемого, — заверил он Посланца, постаравшись придать голосу как можно большую уверенность. — Именно — все, как один. Как только поймут...

На уста Императора просилось: «Как только поймут, на чьей стороне Судьба», но он сглотнул сию ересь вместе с набежавшим под язык избытком слюны и закончил:

— Как только поймут, по какую от них сторону стоит кормушка...

Посланец уперся в переносье Его Величества тяжелым, неприязненным взглядом.

— Вы намекаете, — ледяным тоном произнес он, — на то, что Пославший меня должен каким-то образом явить свое могущество господам Магам? Напомнить им об этом могуществе?

М-да... Посланник действительно был понятлив. Но свое понимание намеков Его Величества Князь, кажется, повернул совсем не той стороной, какую имел в виду Император. Вместо обещания некоего дополнительного блага слова о необходимости напомнить магам о могуществе Неназываемого содержали в себе... угрозу. Ну и черт с ними, с магами... Может, им даже на пользу пойдет, если Неназываемый их всех перепугает хоть до поноса...

— Так или иначе, — произнес Государь, украсив свои уста наилюбезнейшей улыбкой, — я рассчитываю на то, что на господ колдунов с вашей стороны будет оказано... э-э... некое воздействие. Не на Гильдию — примите это еще раз во внимание, — а лично на каждого. И в первую очередь на тех, с кем я вступлю в контакт... С кем намерен встретиться в том путешествии, в которое мне придется отправиться сразу после нашей с вами беседы, Князь.

Произнеся эти слова, Государь сам немало им удивился. До этого момента ни малейшего намека на мысль о посещении гнезда чертовых шаманов ему в голову не приходило. Однако идея эта — не в мозгу, а прямо-таки на языке у него родившаяся — была не так уж и плоха.

Что и говорить, великая вещь это тенрисское...

Посланец, похоже, тоже оценил инициативу Государя.

— Ну что же... — задумчиво произнес он. — Это я, пожалуй, могу обещать вам — от имени Пославшего меня. Хотя само по себе то, что вы нуждаетесь в такой... м-м-м... поддержке, отнюдь не свидетельствует о вашем влиянии, Ваше Высочество.

На скулах Императора проступили белые пятна.

— Разумеется, — аккуратно следя за своей интонацией, произнес он, — я буду неукоснительно ставить вас в известность о том, в каком порядке и в какое время встречусь с каждым из намеченных мною лиц...

Посланец натянуто улыбнулся.

— Не стоит утруждать себя еще и этой докукой, Ваше Величество... — кисло произнес он. — Поверьте, нам не составит большого труда быть, как говорится, в курсе дела. Постоянно и своевременно. И когда это станет необходимо, с вами свяжется шеф. Или я. Надеюсь, вы не собираетесь в дороге расставаться с Даром Пославшего меня?

Посланец указал взглядом на лежащую на плечах Императора стальную цепь. Плоские, тусклого металла звенья ее были испещрены едва заметными рунами. Император знал о многих особых свойствах этого «сувенира», принятого им от Неназываемого в ночь Коронации. И догадывался о существовании еще большего количества других свойств Дара, о которых ему знать не полагалось. В данной ситуации Его Величеству не оставалось ничего другого, кроме как изобразить всем своим видом полнейшую готовность ни на миг не расставаться со столь драгоценным предметом убранства своего костюма.

Посланец понимающе улыбнулся, но тут же улыбку свою погасил, решительно поставил недопитый стакан с минеральной водой на стол и, выпрямившись, впился взглядом в собеседника.

— Я думаю, — произнес он неприязненным тоном, — что с магами вы — с нашей тем более помощью — найдете общий язык. Разумеется, чем быстрее у вас это получится, тем лучше. Но, к сожалению, маги — не те, кто решает, чему в конечном счете быть, а чему не бывать в Сумеречных Землях. Есть еще одна сила в этих краях. И с этой силой вы, Ваше Величество, тоже должны уметь находить общий язык...

Теперь улыбка уже не смогла удержаться на монарших устах. Ее почти мгновенно сменила гримаса злого и горестного сарказма.

— Если вы, Князь, имеете в виду Троих Меченных Мглой, то...

— Я имею в виду Мглу, — резко оборвал его Посланец. — Саму Мглу как таковую. Меченые не так уж важны. Они лишь передаточное звено. Связующая субстанция. Если теперешняя Тройка не идет навстречу вашим пожеланиям, то...

Лицо Государя молнией перечеркнула судорога злобной досады.

— Любой из Тройки, — произнес он голосом, в котором уже явно означилась неприязнь к собеседнику, — повторяю, любой или все они вместе взятые могут хоть сейчас отправиться в изгнание, в застенок или прямо на плаху. Каждый из них — всего лишь простой слабый смертный. Но за каждым из них стоит Мгла. Она подчиняется им, когда на то есть ее, Мглы, воля. Она их хранит и защищает. Но она же и отдает их на заклание, когда сочтет это нужным. И еще — Мгла мстит за них.

— Вот как? — Посланец изобразил на своей простецкой физиономии искреннее удивление: — Ваше Величество, оказывается, только недавно о том узнали? И не в курсе того, как защитить себя от происков Мглы?

Его Величество поморщился.

— Мои отношения с Мглой — это мое дело, Князь... Вся беда состоит в том, что Мгла — субстанция чуткая, обмануть ее нельзя. Она работает на Меченых только тогда, когда их решения бывают действительно едиными и ни от кого, кроме них самих, не зависящими... Так что давить на Троих бессмысленно. Эффект, скорее всего, будет прямо противоположным.

— Значит, только единогласный и самостоятельный выбор... — медленно повторил Посланец и выпрямился.

Он уже пришел к какому-то — своему — решению. Похоже, что о Мгле и Меченых он знал то, чего не знал Его Величество. Или Князь просто думал, что Император этого не знает.

— Именно так — единогласный и самостоятельный, — твердо отчеканил Государь. — И то, что пока они решили от окончательного решения воздержаться, скорее хорошо, чем плохо... У меня, конечно, есть подходы кое к кому из Тройки, но...

Посланец решительно поднялся из-за стола.

— Вам не стоит беспокоиться об этом, Ваше Величество. Сосредоточьтесь целиком на контактах с магами. Меченные Мглой теперь моя забота!

* * *

Здесь следовало таиться от посторонних глаз. Здесь самым опасным местом были дороги — заброшенные и зарастающие бурьяном дороги, пронизывавшие Худые леса некогда, словно сеть кровеносных сосудов. Теперь они стали средоточием опасной, хищной гнили — разбойного люда, бродяг, способных охмурить самого тертого пройдоху, а порой и существ вовсе не понятных. Роду людскому чуждых и враждебных.

Однако и в обход дорог гулять по буреломам было делом далеко не безопасным. Хотя комбинезон, в который был наряжен посланец Обитаемых Миров, и защищал — довольно надежно — от укусов змей или даже от шальной пули, гарантии полной безопасности он вовсе не давал. Перспектива же провести в Лесах предстоящую ночь, или, как надо было говорить здесь, часы Тьмы, Руса вовсе не радовала, и он поставил себе цель — пересечь эти гиблые места засветло. Благо тронуться в путь ему удалось пораньше — монтаж: дополнительных блоков на модуль подпространственного перехода занял гораздо меньше времени, чем он ожидал.

Худые леса дали о себе знать сначала все более и более густыми зарослями кустарника, встречавшимися ему на пути, а потом уж и уверенно тянущимися к пылающим Небесам причудливыми деревцами. Одни из них были совершенно незнакомы ему, другие — вполне можно было найти в учебнике ботаники, изданном где-нибудь в Метрополии. Но в целом местность была еще слишком открытой для того, чтобы можно было спокойно передвигаться по ней, рассчитывая оставаться необнаруженным.

Рус полагался на здешнее подобие предрассветной мглы и на выбранный им с самого начала способ передвижения — короткими бросками от одного укрытия до другого. Это было довольно наивно, но все же лучше, чем ничего. Прежде чем окончательно посветлело, ему удалось добраться до опушки уже настоящего лесного массива — мрачного и простиравшегося, казалось, куда-то в сумеречную бесконечность.

Проделывая этот маршрут, он пару раз вынужден был застывать и с замиранием сердца вжиматься в каменистый грунт, ища защиты у чахлых кустиков или у непритязательной груды камней. Оба раза тревога оказалась ложной.

Первый раз, когда где-то внизу, среди затянутого дымкой моря деревьев вдруг возник и взлетел до небес рев, подобный тому, который испускали, наверное, миллионы лет назад бродившие по далекой Земле гигантские динозавры. Только рев этот был какой-то неживой, механический. Словно здешние динозавры были выкованы из титанового сплава и приводились в действие допотопными паровыми движками. Допотопными, но, по всему судя, весьма мощными.

А второй раз на него стала надвигаться погоня. Невидимая, грозная погоня. Сначала вдалеке, а потом все ближе и ближе над пологим склоном стал раздаваться топот сотен копыт. Он громом разнесся по отрогам горных кряжей, надвинулся, заполнил все пространство вокруг. Земля содрогалась под тяжестью скачущих легионов. К грохоту копыт добавились невнятные возгласы и звон оружия. Погоня настигла Пришлого, теперь они были уже здесь — его стремительные преследователи.

Но никого не было вокруг.

Осторожно приподняв голову, Рус мог убедиться в этом воочию. Ни травинки не шелохнулось поблизости. Ни облачка пыли не поднялось над склоном. Птицы смолкли. Он только теперь обратил внимание, что, спускаясь к лесу, слышал их странное пение. Если то, конечно, были птицы. Но сейчас они смолкли.

А погоня прокатилась дальше. Стала тише. Свернула за изгиб горного склона и словно растаяла. Снова он был один.

Рус поднялся, отряхнул с себя пыль и уже не так испуганно, как раньше, двинулся вперед. До Леса оставалось совсем ничего. Вот уже его прохладная тень легла ему на лицо. И снова стало слышно странное пение птиц. Рус попробовал рассмотреть их в листве, но не очень преуспел в этом. Кроны здешних деревьев слишком плотны.

Он уже было вздохнул свободно, когда понял, что кто-то внимательно смотрит на него. Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы, перехватив этот взгляд, повернуться лицом к тому, кто продолжал таращиться на него. То был его ночной знакомец — пушистый, черный, как душа грешника, зверек с любопытными глазами-пуговками. Зверек сидел на плече у всадника.

 

Глава 5

МАРИКА ВИДЯЩАЯ СЛЕД

Стук копыт по заброшенному тракту зазвучал вовремя — не дав Торну впасть в уныние затянувшегося ожидания, кускам кабаньего мяса, насаженным на вертела, — пригореть, а вину, загодя разлитому по объемистым кружкам, — выдохнуться. Стук этот приблизился, запнулся, сбился с ритма и почти стих, утонув в густом листовом опаде.

Чуть позже тренированный слух Брата различил тихое цоканье подков где-то почти у ограды. Оно сменилось еле слышным пофыркиванием Рённова Альдебарана, оставленного где-то у импровизированной коновязи и осторожным шорохом, производимым самим сэром, пробиравшимся через хламом заваленный и бурьяном поросший мельников двор. Шорох этот, впрочем, можно было считать и вовсе не слышным, так как его вполне заглушало позвякивание доспехов и оружия, с которыми сэр Рённ если и расставался, то не иначе как только в бане. Да и лязг этот тоже шел не в счет. Его с лихвой перекрывали редкие по крепости и изысканности своей эпитеты и метафоры, которыми сэр сопровождал каждый свой очередной неуспех в борьбе с особенностями пересеченной местности, преодолеваемой им.

Наконец сэр постучал в ставни быстрым условным стуком и, как был — при плаще, шпорах и мече, — перевалился через высокий, массивный подоконник прямо на руки к готовому принять его наилучшим образом Брату Торну.

— А ты неосторожен, братец, — сурово попенял он хозяину, отдирая разного рода репьи и колючки, прицепившиеся к его амуниции.

Полутемное помещение, в котором он очутился, удостоилось мрачного и подозрительного взгляда из-под бровей.

— Из трубы — дым столбом, — продолжил он, — в окнах — свет просматривается...

— Сущая ерунда, сэр! — отмахнулся от этих придирок Брат Торн, помогая гостю освободиться от репьев, плаща и части дорожного снаряжения. — Дым... Свет... Да местные жители, завидев такие дела, берут ноги в руки и в дальнейшем вокруг этого места только круги нарезают — чем шире, тем лучше... Боятся, понимаешь, что кто-то из тех, кто не на сон грядущий помянут будь, с проверкой сюда заявился — не завелось ли новых тут хозяев, вызнает... Это — простой люд. Ну, а кто поболе в таких вещах разумеет, так с теми я в прятки и не играю... У таких Брат Торн весь как есть на виду — вот он: помыслы чисты, дела — Мировому Добру Угодны, душа — Вечному открыта, утроба — свое берет, а лишнего не просит!

Он гулко хлопнул себя по объемистому чреву и удовлетворенно захохотал. Широким жестом указал гостю на лавку. Ренн осторожно опустился на лавку рядом с ворохом своей экипировки и с благодарным вздохом принял из рук гостеприимного хозяина кружку вина и вертел с кусками дымящегося мяса. Не обидел, впрочем, Брат Торн и себя.

Некоторое время под сводами захламленной кухни слышалась только энергичная работа двух пар крепких челюстей, хруст разрываемого мяса да плеск щедрой рукой наливаемого вина. Потом Брат Торн как бы между делом, вытирая жирные пятерни о бороду, поинтересовался:

— А ведь скучно стало в наших Палестинах после того, как Черный Рыцарь убрался восвояси?

Начинать деловые беседы в этих краях было принято издалека, используя, однако, повод, хоть сколько-нибудь не лишенный актуальности. Что до истории с Черным Рыцарем Мо, то от нее народу Сумеречных икалось уже второе поколение подряд. Пожалуй, то был страшнейший из Пришлых.

Не считая, конечно, Неназываемого...

— М-м-да... — согласился сэр Рённ, справляясь с принятым на зуб хрящиком. — Черный Рыцарь — это да... То была э-по-пе-я... Истинный, Брат, бой бобра с козлом... Истинный...

Тут сражение зубов сэра с хрящиком закончилось сокрушительным поражением последнего.

— Истинный... Впрочем, новые Пятеро... Они многое обещают в этом смысле?

— Гм... — пожал плечами Торн, круговыми движениями помешивая вино в зажатой в руке кружке. — Именно это я и хочу понять. И тут мне большой подмогой является помощь твоего, сэр, Сословия... До меня дошли слухи, что та просьба, с которой...

— О да!!! — вскинул руки в знак согласия с уважаемым собеседником сэр Рённ. — Не может быть споров — мы обоюдно заинтересованы в том, чтобы вовремя и достойно встретить новых Пятерых. Повторение истории с сэром Мо не устроит ни вас, ни нас. Поэтому, как только мы получили ваш, Брат, знак... Мы не просто «уделили этому вопросу время», как вы изволили выразиться. Мы пустились прочесывать все уголки Земель, которые хоть когда-либо имели отношение к действию Врат... Мы расставили засады... Раскинули сети... Но...

— Но?..

Благодушная улыбка не то чтобы исчезла с физиономии Торна, нет... Она просто мгновенно застыла, превратившись в маску, в прорези которой выглядывали полные цепкого внимания глаза Меченного Мглой.

— Не говори мне, сэр, что в сетях ваших не запуталась ровным счетом ни одна рыбешка и ни одна тварь лесная, а в капканах ваших оказалось пусто — хоть шаром покати... — усмехнулся Торн, прихлебывая вино.

— Ну, тогда бы я с тобой на встречу и не напрашивался... — резонно парировал сэр, мрачнея на глазах и в то же время прикидывая, с какого бы боку подступиться к самому наиаппетитнейшему куску кабаньего мяса, сбереженному им на своем вертеле напоследок.

— Хочешь, я скажу тебе, что там у вас вышло? — голосом, преисполненным наиподлейшего ехидства, осведомился Брат Торн. — Я скажу... Скажу... Капкан-то у вас, видать, щелкнул. Щелкнул... Сети ваши задрыгались-задрожали... Да только вы — господа всадники — замешкались. А дичь-то тем временем то ли силки порвала, то ли — птица гордая — себе самой лапку перекусила да вам на память в капкане том и оставила, а сама, как говорится, и была такова. Угадал? Я ж предупреждал — в Пятерки абы кто не приходит. А кто придет, так то будет народ ушлый. Что называется — оторви да брось! У каждого — Дар!

— Да уж не учи ученого... — невесело буркнул сэр Рённ, угрюмо рассматривая доставшийся ему полным дымящейся кабанины, а сейчас до обидного пустой вертел. — Что с Пятерыми — новые они или прежние — надо ухо востро держать, в Сословии только разве что малые дети не знают... Не очень ты сегодня угадлив, братец. А можно сказать, так и не угадлив, как говорится, вовсе-совсем!

Сэр Рённ сердито поболтал остатки вина на дне своей кружки.

— Одним словом, — недовольным тоном продолжил он, — приметили тут наши людишки, еще до того, как ты, братец, к нам со своим геморроем подвалиться успел, что среди Лоскутного Племени секрет какой-то загулял... А сам, Брат, знаешь: Лоскутных Племен короли, они не меньше чем одним Вратам хозяевами приходятся... Кочующим.

Торн помрачнел. Лоскутное Племя через свои Кочующие Врата уже не раз пропускало в Мир Молний всякое-разное Недоброе. Недаром ходят слухи, хоть и отпирается Племя от них, как может, что и за пришествие Неназываемого все шесть Племен и восемь Народов, обитающих под Огненными Небесами, Лоскутному Племени кланяться должны. Да и что хорошего ждать от племени, которое, ничего не боясь, по Худым лесам ночами без всякого к хозяевам этих мест уважения шастает? С кем оно там знается, это племя? Одним словом — дурной народ, со Злом познавшийся... Недаром Государь Тан, по примеру своих предков, не реже чем раз в пару Больших Зим — по плохому духа расположению — народец этот то на крестах распинает, то в болотах топит, а то и по-простому — на кострах палит...

— Ну, — продолжил свой рассказ сэр Торн, — явно тут кем-то из Пятерых запахло, а по таким делам сам сэр Стефан с обоими своими братьями и, натурально, с отрядами их тут же к королю теперешнему Лоскутному, к самому Мири Пэлу, и пожаловали — аккурат тот всем табором своим сына своего младшего свадьбу играть надумал...

Сэр зловеще улыбнулся.

— Была бы им свадебка — та еще...

Торн хорошо представил себе, как это выглядело: тьма лесной поляны, разодранная пламенем костров, пестрый, разношерстный — от мала до велика — люд вокруг костров тех гомонящий, причудливые тени кибиток — гигантские и уродливые на экране стены вековых деревьев вокруг... И вдруг — словно черти из бутылки — в просветах между стволов, со всех сторон сразу — всадники! Во всеоружии! С мечами и кнутами. С раскрученными над головами арканами и «моргенштернами»! С диким гиком и свистом! С именем Доброго Дела на знамени!

И — полнейший переполох курятника под бомбежкой. Перевернутые столы, опрокинутые кибитки и возы, осатаневшие кони, женщины, влекущие своих чад бог весть куда... Сами эти чада, путающиеся под ногами и копытами, вперемежку с домашней птицей, крадеными поросятами и ошалевшими псами. Мужчины, пытающиеся уберечь и женщин, и детей, и добро — все сразу, а заодно хоть что-то объяснить рыцарям в броне, гарцующим на остатках праздничного пиршества... Непослушное пламя разметанных костров... Пожар в сумасшедшем доме. Во тьме ночной и под вулкана извержение...

Сэр Рённ щелкнул в воздухе пальцами, привлекая внимание отдавшегося своим мыслям Брата.

— Полыхать бы, Брат, той свадьбе синим пламенем, — гудел он, — да старый Мири все вовремя просек, в ножки Стефановым людям повалился и все, о чем спрашивали его, и выложил. Как на духу. В смысле — без утайки, похоже... В общем, в том все и дело было, что Врата Кочующие — тот сундук его поганый — еще одним Пришлым неделю назад разродился. Причем не простым, а таким, которого здесь, похоже, поджидали...

— Что значит — «поджидали»? — поинтересовался Торн.

— А то, что Одиночка — помнишь такую? — письмецо для него специально оставила. Точнее — пакет. Еще давненько... Так вот...

— Стоп, стоп, стоп, стоп... — попридержал плавное течение речи своего гостя Брат Торн. — С этого места — поподробнее, пожалуйста...

Он подлил в кружки хмельного, снял с углей вовремя поспевшие вертела с благоухающими, пронизанными янтарными прослойками сала ломтями мяса и бросил их на оловянное блюдо посреди стола. Сам же воплотил своей позой и выражением лица само Внимание.

— Да ты ж лучше меня ту историю знаешь... — прогудел сэр Рённ, с вожделением косясь на еще скворчащую кипящим жиром кабанину.

— Я и знаю, будь спокоен, — уверенно пробасил Брат, скрыв физиономию в недрах винной кружки.

В том, что история Одиночки основательно выветрилась из его памяти (если она туда и попадала когда-либо вообще), Брату сознаваться не хотелось. Помнилось ему только, что кличка та закрепилась за какой-то из одиночных Пришлых, что появляются в Мире Молний время от времени — без всяки знамений, тому предшествующих, и без знаков, эти явления определяющих, — в отличие от того, когда приходят очередные Пятеро. Та Пришлая покрутилась какое-то время среди Племен, да и попала в конце концов в услужение к Неназываемому. Так со многими Извне явившимися бывает. Всех и не упомнишь.

— Ты про пакет, про письмо-то уточни... — подтолкнул Брат впавшего в некую растерянность и потому переключившегося на наполнение своей утробы сэра.

— А что пакет? — развел сэр руками. — С ним у нас действительно прокол получился, так ведь все едино — не знает из нас никто, что в том пакете было. Так — догадываемся только... Запечатан он был, да и теми буковками, видно, надписан, что Пришлые пользуют. Как они лопотать начинают, так на слух все вроде ясно-понятно. А как накалякают что черным по белому, так все — конец. Ищи толмача... Ну, одним словом, перед тем как к Неназываемому податься, оставила Одиночка у Мири ту штуку — «тому, мол, кто следом за мной явится... Чтоб, значит, верным путем за мной шел». Ни хрена себе «верный путь» — скажу. Прямиком к Неназываемому в лапы... Ну да, впрочем, эт’я отвлекся... С тем, в общем, она и отчалила. Сам знаешь куда. В общем, оставила она пакет этот и приметы еще назвала — того, кому письмецо адресовано. И — никому больше! Но главное — имя!

Брат Торн поморщился, словно от зубной боли.

— Ну так давай, рожай! — нетерпеливо поторопил он собеседника. — Кто там из сундука того вылез? На кого похож, как по имени?

Сэр Рённ неловко завозился, разыскивая что-то в многочисленных карманах своей куртки. Наконец вытащил на свет божий листок плотной бумаги с ладонь размером и, поднеся его к свету плошки-светильника, прочел что-то про себя, старательно шевеля губами. Вновь обратил рассеянный взгляд своих серых, слегка навыкате глаз на собеседника и доложил:

— Имя-то? Да идиотское. Как и все у них, у Пришлых... Форрест, — прочитал он по слогам. — Форрест Дю... Тампль! Форрест Дю Тампль, одним словом. И приметы — вот. Рост выше среднего... Ну и все такое. Рот... Нос... Шрам над бровью... Словом — мужик как мужик. Вот...

Он двинул листок по столу к Торну и продолжил:

— Ну, как только Пришлый тот пакет вскрыл и то, что в нем было, прочитал, так тут же в путь и собрался. Ну а Мири, натурально, за штаны его не стал удерживать. Пришлый — он далеко не всегда подарок. В общем, как только оклемался тот Форрест да научился говоры здешние понимать, так и подался прямехонько в Горные Края. В обход Лесов, естественно. Причем, что обидно, ну прямо из-под самого Серафимова носа ушел. Тот смекнул и по горячему следу за ним и ломанул. Даже на Лоскутный народец времени тратить не стал — да и ни к чему это было, если уж они к нему честно, всем сердцем, с открытой душою... Ну... паре-тройке злыдней — из тех, что конокрадством особо славны были, — головы он, конечно, снял, да девок с полдюжины люди его с собой увели. А так — друзьями, можно сказать, расстались. Тут как раз и я со своим отрядиком Стефана нагнал и при расставании том поприсутствовал... Мири все еще в гости заезжать предлагал. Аж прослезился на прощание... Но не до того нашим было. Девок Серафим с молоденьким Айни к себе в Шантен отправил, а сам — налегке — за Пришлым двинул. Только тут нехорошо вышло...

Сэр отхлебнул вина и тяжко о чем-то задумался. Брат Торн напомнил ему о себе выразительным покашливанием.

— Словом, что и говорить, — покачал головой сэр Рённ. — Вовремя мы вслед Форресту тому тронулись. Да вот все ж запоздали малость. Промешкали...

— Ты бы, сэр, ближе к делу факты излагал, — морщась, как от зубной боли, поторопил его Брат Торн.

Он уже прикинул, что, судя по всему, сразу после этой беседы с украшением Славного Сословия ему придется отправляться в путь. И отправляться поспешно. Поэтому он лихорадочно шарил взглядом по погруженной в сумрак комнате в поисках своих брошенных где-то тут пожитков, которые надо было не забыть прихватить с собой. Сэр покосился на него и засопел — слегка обиженно.

— В общем, — угрюмо прогудел он, — получилось так, что поджидали того Форреста в дороге... Шепчущие поджидали. Судя по всему, из тех, что от Неназываемого к Меняле так и не переметнулись. Так вот, ждали они Пришлого в Колючей лощине и оттуда в Мертволесье то ли заманили, то ли силком затащили. Мы бы его и в жизнь не сыскали — если бы не Сморчок. Помнишь — конюх мой. Из лесного люда он. А потому тот еще следопыт. Вовремя он на Форреста этого вывел. Еще немного, и хрен его б мы и видели... Шепчущие его в паутинное гнездо загнали. К тому времени как мы к нему через буераки всякие добрались, висел он, голубь, в паутине той подлой головкой книзу, спеленатый, что твой младенец. И уже не боле младенца того соображать мог. А твари Шепчущие уже вокруг него хоровод свой водили... Все мечи мы об них да о паутину ту к черту потупили...

О, это Брат Торн тоже ясно представил себе: в чем-то подобном ему, ветерану Его Величества Десантного Легиона, приходилось участвовать — и не раз. Мерцающий мрак, белесая поземка «слепого молока», стелющаяся по мертвой земле... Жутковатые нагромождения бурелома Мертволесья и фосфорически светящиеся клочья парализующей паутины на них. Всполохи далекого Небесного Пламени, отраженные сталью клинков... Хриплый визг Шепчущих, их срубленные, катящиеся по кочкам головы, продолжающие пучить бельма невидящих глаз и беззвучно выкрикивать какие-то злые заклинания, перебирая своими вывернутыми губами-присосками. Пляска не желающих падать, обезглавленных тел. И руки — отсеченные и продолжающие ползти, цепляться за черную землю, чтобы воссоединиться с другими корчащимися вокруг обрубками в одно химерическое целое...

И на все это смотрят сквозь задепившую их паутину не живые и не мертвые глаза кого-то взятого в плен упругими паучьими пеленами, повисшего где-то по ту сторону добра и зла. Теряющего — капля за каплей — свою человеческую суть.

— Ну а когда кончили мы эту дрянь в капусту рубить, — продолжал сэр Рённ, — то призадумались...

Вот призадумавшихся на поле брани вождей Славного Сословия Брат Торн вообразить себе мог с большим трудом. Но раз славный своей честностью и прямотой сэр Рённ так говорит, значит, было что-то в этом роде, было...

— А призадумавшись, — вел свой рассказ сэр Рённ, — мы и смекнули, что не могла Шепчущая мразь сама собой догадаться, что этим путем и в эту именно ночь мимо ее владений Пришлого понесет. Кто-то его маршрут наперед знал... А как узнать мог, если в пакетик тот, что Одиночка оставила, глаз не запустил? А? Вот то-то и оно! Тут гадать нечего — торганул, стало быть, старик Пэл своим секретом-то...

Ну и я — ясное дело — своим людям «по коням», скомандовал, и ломанули мы по второму заходу на Лоскутную свадебку гостями...

— Постой, постой, — притормозил сэра Брат. — А этот... Форрест... С ним-то что?

Сэр выразительно пожал плечами.

— А что с ним? Да ничего! Он теперь, считай, по твоей части. Пока что Серафим его к себе в Шантен повез. Но, опять же, сам понимаешь — что против яда паучьего тамошние коновалы? Угаснет он таким макаром через недельку-другую. А может, того хуже — закуклится... Тогда уж, сам знаешь, всем нам забот будет — мало не покажется... Так что на тебя вся и надежда. Это ты у Целительницы в друзьях-товарищах ходишь...

Торн остановил его движением руки.

— Ясно. Мое дело — верно! И — немедля! Все у тебя? Больше ничего путного у Лоскутных выведать не удалось?

— Как так не удалось? — приосанился сэр и отбросил на блюдо второй вертел, освобожденный от аппетитного груза. — Удалось! Кое-что, но удалось! Ты б не перебивал меня, брат... Я об том как раз и речь веду...

Он отхлебнул вина и насупился.

— Лоскутное отродье бесовское меня с отрядом своим ждать на старом месте не соизволило. Не удостоило, понимаешь, такой чести. Побросали половину шмотья своего, возы запрягли и — только их и видели! Только тут у меня на такие хитрые штучки свой штопорок имеется...

Сэр со значением ухмыльнулся в густые усы.

— Знаю я, кого при случае спросить-расспросить про то, кто, куда, когда и какой тропой-дорогой через Леса пер...

— Это ты про Мелких? — небрежно уточнил Торн. Рённ испуганно оглянулся и суеверно сплюнул.

— Про Шуршиков я, про Бегунков лесных... «Мелкими» их называть не след. Услышат — обида будет. А услышат точно — их в Лесах где только нет... Я с ними дружбу рушить не хочу... Не враг я народцу этому. А вот Лоскутные, как раз часто им обиду всякую творят. И разорение. По местам их заповедным со своими возами-кибитками прут, захоронки их со снедью или другой добычей какой в распыл пускают... Так что Бегункам этим ворюгам месть какую-нибудь учинить или просто нагадить всяко — благое, считай, дело. Одним словом, новую стояночку Пэловых людишек они мне мигом указали. За пяток монет всего. И ходить далеко не пришлось — там же у речки и накрыл я Лоскутников...

Сэр, улыбнувшись какому-то воспоминанию, отхлебнул еще пару глотков вина.

— Ну, сам Мири артачиться не стал. Повздыхал только малость о том, что себя не послушал — с самого начала от пакета того и вообще от секретов Пришлых добра не ждал, ан нет — все равно с делами ихними связался...

— Сундук свой старик Мири продавать еще не надумал? — иронически улыбнувшись, поинтересовался Торн.

И он сам и сэр Рённ прекрасно знали, что, сколько бы докуки и неприятностей ни доставило Лоскутному Племени обладание Кочующими Вратами, воплощенными в пресловутом Сундуке Предтеч, есть и всегда останется масса причин, по которым с Вратами этими бродячий народ никогда не расстанется и чужакам его местонахождения не раскроет. И одна из причин этих — вера в то, что через них, через эти неведомо когда и неведомо как доставшиеся Врата, Лоскутное Племя пришло в Мир Молний. Изгнанное из какого-то другого — много лучшего — Мира. И подразумевала, конечно, эта вера и то еще, что, когда будет дан Знак и настанет Пора, через те же Врата Лоскутный народ и уйдет — куда-то туда, где в путанице дорог и тропинок, соединяющей Миры и Времена, ждет их лучшая доля. Коли на то будет воля Судьбы Бродяг.

В конце концов, для всех, кто приходил сюда, Мир Молний был чужим. Какой-то долгой остановкой на пути к неведомой цели. Испытанием, но не домом.

— Так вот, — продолжил сэр Рённ свой рассказ о задушевной беседе со старым Пэлом. — Пакетик-то этот отдавал Мири человеку, что от Неназываемого приходил. Тоже из Пришлых. Назвался Посланцем. Недавно — когда Ветра менялись...

«Но все-таки до того, как Знак был... — прикинул про себя Торн. — Но концы-то с концами не сходятся. Одиночка — у Неназываемого в услужении, а письмо ее прочесть специальный человек приезжает... Значит, нет там между людишками Пришлыми друг к другу доверия...»

— Ненадолго пакетец взял тот человек от Неназываемого... — вздохнул сэр Рённ. — И вернул — на вид — нераспечатанным... Да толку что? И дурню ясно, что конверты да печати не от такого народа сделаны... Как звали типа этого, что письмо на посмотр выманил, Мири сказал — не знает. И я ему верю. У старика правило железное — лишнего в голову не брать... А типу тому — на кой ляд бродяге какому-то свои имена-прозвища открывать?! Посланец — он Посланец и есть... По-сла-нец!

Торн тяжело вздохнул. Отхлебнул из кружки.

— Ладно, сэр. Как того засланца зовут и что еще тут такого он вызнал и откуда — мне репу чесать...

Сквернословием Брат Торн, можно сказать, что и не грешил всуе. Однако подручных Неназываемого, да и самого частенько именовал словами вроде необидными, но стремными какими-то — вроде вот «засланца» того же...

— А сейчас, — энергично откашлялся он, — по последней, и — погнал я. Дела, вижу, назревают — будь здоров!

Он снова разлил вино по кружкам: гостю — от души, а себе — осторожно, больше для виду. Негоже было Брату Мглы уж и вовсе пьяным быть в такие времена, что нынче подступили к порогу Сумеречных Земель. Решительно встряхнувшись, он всем видом своим показал собеседнику, что засиживаться за столом больше не намерен.

— Погоди, Брат! — придержал его сэр Рённ. — Тут у меня есть что тебе показать... Да и порассказать еще будет о чем...

Он смущенно засуетился под раздосадованным взглядом Торна. Манера славного сэра — о важном вспоминать только к концу разговора — допекала Брата необыкновенно. Тот об этом догадывался, но ничего со своим капризным норовом поделать не мог.

— Тут... — прогудел он, роясь в ворохе своей амуниции, — тут пацанва эта лесная... Ну, я про Малый Народец — не им в уши будь сказано, ты ж понимаешь... Так вот — они мне напоследок вот экую странность для дальнейшего разбирательства впарили... Говорят, точно — Пришлых вещица. И вроде совсем недавно Оттуда...

Сэр почесал в затылке.

— Тут дело, в общем, в том, что в прошлую ночь с Гор сразу двое Пришлых явились. Приметы у них такие...

Сэр заскрипел кожей куртки и многочисленных своих ремней, ремешков и ремешочков и не без труда — откуда-то из подбрюшного кармана — вытянул еще клок бумаги, небрежно оторванный и многажды сложенный. Клок был покрыт неудобочитаемыми каракулями в сумраке и спешке сделанных заметок.

— Один — коренастый, чернявый, с проседью... Одет не по-нашему, естественно. Вроде при оружии. Второй — помельче, рыхлый такой... Словом, роста невеликого, но дороден... Лицо — что твоя тарелка. Волосы — редкие, светлые, в завиток...

«О боги! — мысленно вскричал Брат Торн, выслушивая косноязычное описание внешности еще одного незваного гостя Мира Молний. — Пришлые чуть ли не новой Пятеркой в полном составе бродят окрест, а преславный сэр только сейчас — и то по случаю — припомнил это обстоятельство...»

— Они вместе объявились? — постарался он уточнить складывающуюся расстановку сил.

— Как разаккурат наоборот! — живо возразил ему сэр Рённ. — Один — тот, что покруче, — сразу по темноте. Другой — к рассветной ясности поближе. И похоже, что искали они один другого... Да только не сошлись. Один вроде дорогу свою знал — вниз по реке шел. Прямиком в Леса, значит... А другой покружил, покружил, да так след его и потерялся. То ли назад в горы двинул, то ли затаился где... Так вот... Его — эта вещь.

Сэр приподнял свой брошенный поодаль на скамью плащ и из его потайного кармана вытянул нечто бережно завернутое в потертую, но на удивление чистую тряпицу. Из тряпицы же своим чередом явилась на свет божий вещь, для всех, кроме Мира Молний, Населенных Миров вполне обычная, — бутыль темного небьющегося стекла из-под фабричного розлива спиртного. Была она практически пуста, укупорена типовой гермопробкой и украшена не лишенной определенного изящества этикеткой, исполненной на одном из языков Пришлых.

— На десяток имперских реалов подняли меня, паршивцы... — пробормотал он, крутя диковинную вещицу перед своими светлыми, навыкате глазами. — Может, и одурачили по обыкновению своему противному — не знаю уж... Но больно уж на следок похоже... На настоящий следок...

— Ты про каких паршивцев говоришь-то? — постарался уточнить Брат.

— Да про Мири и сынка его... Не того, что свадьбу играл, а старшего его брата — Одноглазого... Он эту диковину отцу и приволок...

Сэр Рённ снова покрутил диковину перед носом.

— Опять же... Сморчок говорил, что Магией от этой штуковины так и разит... За версту, как говорится.

Брат Торн задумчиво кивнул и принял загадочную емкость из рук преславного сэра. Нахмурившись как можно более глубокомысленно, он откупорил ее и осторожно произвел своей могучей дланью несколько взмахов над разверстым горлышком, принюхиваясь к аромату, источаемому еле заметными остатками некогда содержавшейся в бутыли жидкости.

— Ммм... Что-то крепкое! — воодушевился сэр Рённ, нос которого уверенным румпелем развернулся в сторону источника нового запаха. — Пришлые называют такое «коньяк»... — сообщил он.

Если сэр и не знал чего-то по части греющих душу и веселящих сердце напитков, то, по общему мнению всех его Друзей и знакомых, этого «чего-то» и знать не стоило.

Сэр еще разок-другой втянул в себя воздух и призадумался.

— Н-но... — протянул он.

Брат Торн и сам ощутил уже присутствие среди летучих ингредиентов заурядного, в общем-то, спиртного некоего «но». Вещица была безусловно Извне. Но каким боком она относилась к Магии? Как ни крути, однако Брату Мглы не след было показывать простому смертному (пусть даже и немало украшающему собой Славное Сословие), что его — Брата — чутье на Магическое будет (особенно после второй кружки красного) куда как пожиже, чем у какого-то конюха по кличке Сморчок.

Он решительным движением поплотнее укупорил бутыль, выпрямился и изрек:

— Так что ж, Пришлые этак вот и разгуливают по здешним местам, выпивают, понимаешь, стеклом пустым мусорят где ни попадя, а нам до того вроде как и дела нет?

Он повертел перед собой творением стеклодувного мастерства какого-то из нездешних Миров и добавил:

— Притом мусорят, паршивцы, не простым стеклом, а таким, в котором жижа магическая недавно плескалась... За мусорщиков они нас тут держат, что ли, не пойму?..

— Да нет!... — Сэр Рённ устало отмахнулся от столь вздорных слов своего закадычного друга. — В том-то и дело, что Пришлый — тот, которого под прошлое утро с гор принесло, — был какой-то ненормальный... На остальных непохожий... Он, видно, не понял вовсе, на какой свет попал. Но одно за ним заметить успели, прежде чем унесло его неведомо куда.

Сэр крякнул, в один присест ополовинил содержимое своей кружки и закусил стебельком пряной травки.

— Кружил-кружил чудак этот по лесу, — продолжил он. — Кружил-кружил... Удивительно, как в западню или яму какую-нибудь не влез... Так вот — покружил этак, да и вышел наконец к Тракту... А там — у дороги — огляделся этак пристально, осторожно. Потом деревце приметное отыскал с дуплом подходящим да в него, в дупло это, стекло свое пустое и схоронил. Видно, в стекле том смысл какой-то для него заключен. И видно — рано ли, поздно ли, а придут за ним... За стеклом пустым. Может, он сам, а может, кто другой... Только в делах здешних он, конечно, ровно дитя малое... Пацанва лесная у него чуть ли не под ногами вертелась, а он не провидел и не услышал ни-че-го-шень-ки! Сынок Мири с целой компанией ему чуть ли не на пятки наступают, а он — пень пеньком. Только головой крутит, а все не в ту сторону. Лоскутные — сам знаешь — мастера глаза отводить... Так что чудак тот лишь, говорят, ушами иногда прядал. Словно кобыла, которую мошка достает...

— А потом? — поторопил его Брат.

— А потом вроде потопал он по Тракту и в места такие полез, что даже Лоскутные за ним идти не решились. Сперли из дупла стекло поганое и — в табор. Спереть-то сперли, а что делать с ним, не решили. А тут и я подвернулся с расспросами своими... С твоим, Брат, порученьицем — следок Пришлых поискать. Ну, Мири тут же и смекнул, что, кроме меня, ему на то стекло покупателя хрен найти. Но торговался за него круто — с девятисот монет начал! Но, со мной потолковав, до десяти спустился. А дальше — ни в какую! Ну я и сам... Из своего кармана...

Вторичное напоминание о тратах, в которые ввело сэра исполнение дружеской просьбы Брата, сопровождаемое выразительным покашливанием, возымело свое действие на утратившего было всякую сообразительность Брата. Крякнув, он поднялся из-за стола и принялся с сопением шарить в отдаленном углу кухни. Посвятив несколько долгих минут этому занятию, он отыскал под кучей наваленного там хлама ничем не отличающуюся от других плиту каменного пола, подцепил ее каминной кочергой и, приподняв, запустил в образовавшуюся щель руку. Назад он ее вытащил, зажав в горсти неполную дюжину монет золотой чеканки с гербами самых разных земель и профилями самых разных персон, когда-либо царствовавших на территории Сумеречных Земель.

Не вдаваясь в пересчет тяжелых кругляшей, он — неким подобием рукопожатия — вложил их в ладонь сэра Рённа. Сэр с выражением лица, говорящим: «Ну право же, стоило ли вам утруждать себя подобными пустяками, Брат?..» определил монеты в один из многочисленных карманов своей кожаной куртки, бросив на них лишь один, но цепкий, словно абордажный крюк, взгляд. Увиденное вполне устроило сэра и подняло его настроение.

— А вы уверены, сэр, — поинтересовался тем временем Брат Торн, — что Лоскутное Племя и впрямь упустило того бедолагу, а, скажем, не сдало его за соответствующее вознаграждение все тому же засланцу?..

— Посланцу, — то ли поправил его, то ли просто перевел на понятный для себя язык слова Брата сэр Рённ. — Не думаю, Брат, не думаю... Лоскутные, они хоть и подлое племя, а с Неназываемым дела вести боятся... Да если б и сдали они бедолагу того — так стекло-то это ведь непременно с ним заодно к тому же покупателю и пошло бы... Верно я рассуждаю, Брат Торн?

— Пожалуй что и да... — рассеянно промычал Брат.

Вернувшись к столу, он уже не опускался на лавку, а оставался стоять с кружкой в руках, намекая гостю, что рассматривает предстоящий тост как заключительный.

— Ну, славный сэр, — невесело усмехнулся Торн, — если за пазухой у тебя не затерялся еще десяток-другой новых Пришлых, о которых ты не нашел времени упомянуть, то...

Славный сэр отозвался понимающим гудением.

— Если это так, — продолжил Торн, — то расстаюсь я с тобой ненадолго, но поспешно... иначе, прости, со многим неотложным мне не справиться...

Он вздохнул.

— Славное Сословие, сэр Рённ, в твоем лице сильно помогло Братству Мглы. Вам не долго придется ждать нашей благодарности. И мы рассчитываем на то, что наше сотрудничество в такой сложный момент продлится...

— Хорош речи толкать, — добродушно завозражал сэр. Торн потер лоб и бросил на сэра Рённа требовательный взгляд.

— Ты меня очень обяжешь... — произнес он, стараясь впечатать каждое свое слово в размягченное вином и кабаниной сознание сэра. — Ты очень обяжешь меня, если как можно скорее поставишь сэра Серафима в известность о том, что в ближайшее время я заявлюсь к нему в Шантен в сопровождении надежного целителя. Для всех других посетителей — буде такие явятся — его пострадавший от козней Шепчущего народа гость должен оставаться недоступен. Лучше, если о нем вообще никто не будет знать. Кроме тех, разумеется, кто уже знает... Я знаю...

Он отмахнулся от собиравшегося что-то произнести сэра рённа.

— Я знаю, что Славное Сословие не любит слышать слова «должен» от посторонних... Но...

— О, не беспокойся, Брат! — взмахнул руками сэр Рённ. — Когда речь идет о Магии, о Пришлых, о Мгле и тому подобных вещах, в которых смыслят немногие — вот вроде тебя, Брат, — мы, люди твердой руки и чистого сердца, становимся тихи, как овечки, и послушны всем советам и требованиям такого вот знающего люда... Когда ему доверяем, разумеется. Вот как тебе, Брат!

Он взял в руки кружку и, стоя, отсалютовал ею Торну.

* * *

Анна ждала Брата Торна там, где и было условлено, — у скрытой зарослями кустарника и высоких трав заводи. Она устроилась на выброшенной когда-то давно на крохотную отмель и успевшей уже порасти мхом колоде. Травница коротала время, меланхолично скармливая крошки своего прихваченного в дорогу и оставшегося нетронутым ужина какой-то водной живности, кишащей у бережка.

Торна она заметила издалека и, не меняя позы, помахала ему рукой.

— Ваша встреча состоялась? — рассеянно осведомилась она, когда Брат подошел поближе. — Как поживает сэр Рённ? По-прежнему украшает Славное Сословие своими делами и помыслами? И вина в него влезает не меньше прежнего? Как в сорокаведерную бочку?

— Где-то так... — добродушно прогудел Торн, присаживаясь рядом — места на колоде хватало. — Однако и в этот раз оказался полезен — заметь это для себя, Сестра. Сэр вот, к примеру, успел разузнать, что у Лоскутного Племени аж трое из Новых Пятерых отметились...

Анна молча пожала плечами.

— Так вот, — продолжил Торн. — Одного из новоприбывших Славное Сословие уже к себе в гости — в Шантен — заполучить сподобилось. К сэру Серафиму на отдых и излечение... Правда, излечение ему понадобится крутое... Я бы сказал — крутейшее... После встречи с Шепчущими, правда, считай — хорошо отделался... Так что мне этой ночкой и не спать — пойду Исцеляющей в ножки кидаться. Против паучьего яду она одна только сила... Надо, чтоб госпожа Цинь в Шантен поспела скорее, чем человек от Неназываемого... А такой уже объявился в наших краях. Легок, как говорится, на помине... Ты об этом знаешь?

— Знаю, — усмехнулась Анна. — Есть такая магия — «радиоперехват» называется...

Торн усмехнулся, показывая, что оценил шутку. Потом движением руки отвел шутки в сторону.

— Ладно, сестрица. Этот гость Шантена и все сложности с уговорами Целительницы... Все это — моя головная боль. А твою, Энни, я принес с собой... Сюда.

Торн скинул с плеча дорожный мешок, присел на корточки, распутывая шнурок, стягивающий его горловину, и наконец извлек на свет божий давешнюю бутыль Пришлого. Анна осторожно приняла пустое стекло из рук Брата и молча повертела его перед глазами, слушая весьма лаконичные пояснения Брата. Откупорила склянку и осторожно вдохнула запах остатков ее содержимого. Задумавшись, заломила бровь — несколько иронично: как-никак, из таинственного сосуда несло в основном спиртным. Потом положила руку на плечо умолкшего и безмолвно наблюдавшего за ней Торна.

— Значит, ты думаешь, что я должна отнести эту находочку к Видящей?

— Так о том и говорю, сестрица... — недоуменно загудел Торн. — Вещь побывала в руках, по крайней мере, у одного из Новой Пятерки...

Анна оборвала его, сухо и звонко щелкнув в воздухе своими крепкими, длинными, как у пианистки, пальцами.

— Ты думаешь, я не поняла твоего рассказа?

Она поежилась и, не дожидаясь ответа, заговорила быстро и тревожно.

— Ты меня было уговорил, Брат, а вот сейчас — по здравом размышлении — снова меня сомнение берет... По букве — Клятву мы вроде блюдем... Но ведь мы — не простые смертные... вот дело-то в чем. Мы — Трое Меченных Мглой. И хотим мы этого или не хотим, а получается, что, поклявшись ждать, мы тем не менее начинаем вовсю действовать. И хочешь не хочешь, а получается так, что действуем мы от имени Матери-Мглы...

— Так я и знал! — с досадой крякнул Брат. — Тебя, сестрица, одну оставлять — только делу вредить. Тем более в месте таком... раздумчивом... Как тебе время на размышление дашь, так ты всенепременно весь уговор шиворот-навыворот перевернешь...

Он тяжело засопел, успокаивая нервы.

— Лишку ты хватаешь, Энни... Ждать мы договорились. Ждать — а не бездействовать! Бездействие и ожидание — далеко не одно и тоже, Сестра! Вспомни премудрого Рэя: «Порой мудрость состоит в том, чтобы в бездействии видеть действие». Ведь прикинь — именно бездействуя, мы и становимся на одну из сторон. И тем как раз и нарушаем наш уговор с Матерью-Мглой! Мы ведь о чем уговорились? Мы о том уговорились, чтобы Знака от Мглы дожидаться — подсказки — чью сторону принять. Сторону Пятерых — не важно, Старых или Новых, — или сторону Неназываемого... А теперь прикинь: что значит сделать выбор в его — Неназываемого — пользу? Это значит — стравить Новую Пятерку со Старой. Чтобы они друг друга или извели, или до предела ослабили. А заодно в драку эту втянуть все здешние племена и народы. Это у него здорово получается. Тут все до драк охочи... Только Пятеро да Мать-Мгла равновесие и держат... Они Неназываемому — главная помеха.

Торн знал, что говорит: пришествие Неназываемого ознаменовалось в Сумеречных Землях, да и во всем Мире Молний, пожалуй, неслыханной сварой и смутой, которые немало способствовали его — Неназываемого — возвышению, а заодно и восшествию на престол нынешнего государя Земель — Тана Алексиса XXIII.

Анна слегка поежилась.

— Что-то мы все философами становимся... — угрюмо буркнула она. — Но уж если «Книгу подсказок» цитировать, так до конца. У Рэя там дальше сказано: «Мудрость заключена и в том, чтобы в действии усмотреть бездействие»... Ты, Брат, подумал о том, что если ты приведешь Целительницу к одному из Пришлых, а я через эту штуку — она помахала в воздухе чудной бутылью — выведу Видящую на второго, то получится как раз, что мы своими действиями поставим две Пятерки в неравное положение? Попросту отдадим новых Пришлых в полное распоряжение старых...

Торн упрямо покачал головой.

— Мы имеем не какую-то философскую проблему, Сестра. Мы имеем живого человека, который без помощи Целительницы попросту обречен на ужасную участь. Какую не всякому врагу пожелаешь. Вот захочет ли Целительница его спасать — другой вопрос. Но если мы не обратимся к ней, то получится, что мы — я и ты — берем его смерть на себя. А это к тому же может быть и не просто смерть. Ты лучше меня знаешь, что Шепчущие могут наколдовать кое-что и похуже смерти. А что до второго из Пришлых... Тут — тебе решать. Можешь просто забросить это стекло куда-нибудь подальше и забыть о нем. Кто как, а я тебе — слова не скажу...

Анна молчала, думая о чем-то своем, коснулась кончиками пальцев темной, кажущейся тяжелой, словно мазут, воды — по заводи побежали трепещущие, еле заметные круги волн.

— Я решу сама, Брат... Оставь меня одну. Или тебе есть что сказать мне еще?

— Да пожалуй больше нечего, — признал Брат. Он тяжело поднялся на ноги и протянул Анне тускло поблескивающую карточку.

— Это наших с преславным сэром разговоров запись. Найди время послушать. Не найдешь — сразу в огонь определи... Одним словом, до встречи, Сестра...

Сестра все так же молчала, не отрывая взгляда от тяжелой глади воды. Ее в который уж раз поразила странность собственной судьбы. И вообще — странность выбора, что сделал с Мать-Мгла. Ну что общего могло быть у них Троих: у ветеран Морского Десанта, подавшегося в лесные бродяги, у странной монахини из странного монастыря и у нее самой, лесной Травницы, так же далекой от мирских забот, как Огненные Небеса далеки от тоскливой тверди, что стелется под ногами.

Шаги Брата стихли в глубине чащобы, и скоро откуда-то из поднебесья стал слышен — правда, слышен еле-еле — характерный звук движка «Лаланда» — юркой авиетки с вертикальным взлетом-посадкой. Звук приблизился, сменил тональность и оборвался, через минуту зазвучал снова, теперь уже удаляясь куда-то в направлении неровных всполохов над зубцами гор. Там он и стих окончательно. Брат явно прибег к мере, считавшейся среди Меченных Мглой исключительной, — вызвал свой личный транспорт. Впрочем, он, разумеется, был прав — тот Пришлый, что попался в паутину Шепчущего Племени, был, надо думать, плох, а Шантен — не ближний свет.

Анна снова поежилась — от темных вод заводи все явственнее тянуло холодом — и тихо щелкнула крышкой потертого амулета-медальона — вещицы, почти неприметной даже на фоне скромного наряда Травницы. Потертая, темного металла крышка скрывала под собой клавиатуру и экранчик блока связи — старомодного, как сказал бы любой житель Федерации. Но в Мире Молний обладание подобными средствами связи было привилегией немногих. Привилегией довольно сомнительной — бурная магнитосфера Мира ограничивала возможность радиосвязи до минимума. Но те, кто должен был услышать Анну, находились неподалеку.

* * *

Анна все глубже и глубже заходила в лес. Тропинка, которая завела ее в самое сердце глухой чащи, стала едва заметна. Только тайные, ничего не говорящие глазам непосвященного знаки — особым образом заломленные травинки, увядшие листья не растущих окрест деревьев, сложившиеся в условный Узор сухие ветви — указывали путь, которым надо было следовать, чтобы не угодить в какую-нибудь из многочисленных ловушек, разбросанных окрест. Или просто не заплутать в зарослях, сплетенных ветвями, стволами, вьющимися побегами растений, словно созданных отравленным наркотиком воображением обезумевшего художника. Растений, которые и растениями-то назвать не всегда язык поворачивался.

В волглой ложбинке, в нише, свитой невинным на вид черным кустарником, ей почудилась засада. Рука ее потянулась к надежно прикрытому металлическим кожухом светильнику, что висел на поясе, но она удержалась от того, чтобы выдать себя светом его огонька. Просто остановилась и, притаившись, стала всматриваться в темную глубину кокона, сплетенного ветвями.

Там — в коконе этом — действительно угадывалась человеческая фигура. Тоже притаившаяся и ждущая. И только после долгого и томительного всматривания в сгустившийся сумрак Анна поняла, что видит лишь подобие человека. Приблизившись и чуть приподняв задвижку фонаря, она уже отчетливо различила перед собой сплетенное из мелких веточек и побегов изваяние, в точности, портретно воспроизводившее облик кого-то, кому совсем недавно не повезло тут. Кого-то, кто не понял тайных знаков тропы...

А еще немного погодя — после того, как она миновала бочажок с темной, мертвой водицей, — не стало и знаков. Пора было остановиться.

Анна знала, что если даже повернет с середины пути и пойдет обратно — по памяти или по цепочке знаков, которые миновала недавно, — то все равно назад, к началу пути ей не вернуться. Лес собьет ее с дороги. Но это вовсе не пугало ее. Меченным Мглой не привыкать ходить заклятыми путями.

Она глянула на ставший еле различимым в сплетении сомкнувшихся над нею густых крон трепещущий огонь Небес и присела на шершавый валун — чуть поодаль от тихо журчащего где-то в зарослях высоких трав невидимого ручья. Анна не сомневалась, что ее одиночество здесь, в этой глухой чащобе, не более чем иллюзия и не одна пара глаз, хорошо укрытая в тенях Леса, внимательно наблюдает за каждым ее движением. Малый Народец — каины — неприметен, но он пронизывает своим присутствием все здесь.

Присутствует всюду, но остается невидим, пока сам не захочет показать себя человеческому глазу.

А потому бессмысленно вертеть головой по сторонам и напрягать зрение, вглядываясь в игру теней в листве кустарника и расщелинах камня. Расслабься, прикрой глаза и жди. Слушай Лес. Слушай шорох листвы и голоса невидимых тварей. Вдыхай аромат травы и ветерка, забравшегося сюда издалека. Ощути ласку невидимой паутины, опускающейся на твое лицо. Иногда тебе будет чудиться всякое — еле слышный звон колокольчиков и смешливый шепот, например. Или запах нагретого воска горящих свечей. Неслышный топот крошечных ног. Или еще что-нибудь. Не обращай внимания. Растворись в пространстве Леса и жди.

И если ты пришел туда, где ты нужен, если верно угадал время и место, то рано или поздно крохотная ручка потреплет тебя за рукав. Потом осторожно коснется пальцев...

Анна вздрогнула и открыла глаза.

* * *

Тайри-Тойри стоял внизу, среди причудливых трав и нетерпеливо теребил ее руку.

— Здесь нельзя засыпать, Энни, — тихо, с укоризной в едва слышимом голосе напомнил он ей. — Если ты хочешь говорить с Хозяйкой — иди за мной...

Анна осторожно поднялась с камня, достала из котомки загодя приготовленную тесьму и протянула ее кончик Тайри.

— Веди меня, — тихо произнесла она.

И чуть было не добавила «малыш». Но вовремя прикусила язык. Вслух Тайри и его соплеменников можно было называть — не обижая их — только лишь «пронырами», «работягами», «пострелятами» и всякими другими именами, не намекающими прямо на их физические размеры.

«И почему это смешливый Малый Народец начисто лишается чувства юмора, когда ему намекают на его малый рост? Или называют гномами? — пожала плечами Анна. — Впрочем, если поставить себя на их место... К тому же, несмотря на детские замашки и смешные клички — кстати, это мы их им даем, большие люди, потому что не только выговорить, но и расслышать их настоящих чудных имен не способны, — большинство каинов — создания весьма почтенного возраста. По людским меркам, конечно.

Ловкому Тайри — верному слуге Видящей След — никак не меньше, чем самому старому из стариков, которых я знала. Он помнит не одну Пятерку Пришлых...»

Тесьма слегка натянулась и повлекла Анну под полог кустарника — вслед за мгновенно исчезнувшим из виду Тайри. Теперь надо было идти особо осторожно, чтобы не затоптать ненароком кого-то из оставшихся невидимыми в густой траве спутников.

Тот, кто создавал Малый Народец, явно или сам был человеком, или собирался устроить в свое время какой-то симбиоз «малых» и людей. Слишком — без всякой на то надобности — очеловечил он их, слишком многими людскими качествами, часто возведенными в степень пародии, наделил он их. Кое-кто из ученого люда до сих пор до хрипоты спорит о том, не были ли эти крохотные — дюйма в четыре ростом — подобия людей каким-то из «пробных шаров» Предтеч. Результатом генетических экспериментов с «человеческим материалом». С людьми Предтечи экспериментировали, пожалуй, чаще и больше, чем с представителями других разумных рас Космоса, которых они в незапамятные времена заманили, а то и просто выкрали из самых разных уголков Мироздания и собрали в своей причудливой коллекции разумов здесь, под небом Молний. Возможно, ими хотели населить какой-то более подходящий для этих малоросликов Мир. А может, и населили. А здесь — в плавильном котле Мира Молний — остались то ли излишки, то ли резервные остатки этого чудного отродья — просто позабытые, а может, сохраняемые до поры до времени. Так же как и заблудившиеся в этом Мире племена еще семи — не меньше — разумных рас, прижившихся под трепещущим пламенем здешних Небес.

Конечно, если присмотреться, многое было «не так» в строении тел этих, с виду похожих на карикатуры на представителей рода людского. Мышцы были на вид «пожиже», а руки-ноги подлиннее, чем у обычных людей. Увеличь их до нормального человеческого роста — и их головы показались бы уродливо большими, словно причудливые шапки грибов, насаженные на крепкие пеньки плотно сбитых туловищ. Но в своем мирке, спрятанном в дремучих зарослях трав, в лабиринтах пещерных нор и пронизывающих горные кряжи ходов-туннелей, они — облаченные в крепко сшитые из шкур каких-то им одним известных тварей одежды, перепоясанные причудливыми поясами и перевязями, увешанные диковинным оружием, освещающие свои темные пути крошечными золотистыми фонариками и дающие о себе знать друг другу звоном миниатюрных колокольчиков и напевами серебряных дудочек — смотрелись очень гармонично сложенными и даже не лишенными какого-то героического флера.

Тайри нырнул в щель неожиданно выросшей перед Анной скалы, и Сестре Мглы пришлось протискиваться за ним следом, а потом и сгорбиться в три погибели, когда каменные стены сомкнулись над ней в низкий свод. Странный запах — чужой и смрадный — стал ощутим в сыром воздухе подземелья. Свет фонариков Тайри и еще двух его спутников — теперь и они перестали прятаться от Анны — был скорее светом путеводных огоньков, но никак не тем светом, который позволял видеть хоть что-то вокруг, кроме самого фонарика разумеется.

— Я зажгу свой фонарь, Тайри? — тихо попросила Анна, очередной раз основательно приложившись скулой к незамеченному вовремя выступу скалы и вторично оступившись в протекавший под ногами ручей.

— Не надо... — ответил ей из темноты еле слышный голосок. — Здесь — не наш путь. Шепчущее Племя дает нам дорогу. А они, ты знаешь...

Что и говорить, свет в обители Шепчущего Племени был совсем ни к чему. И Шепчущих он мог расстроить, и самой Анне вовсе не хотелось увидеть того, что мог осветить здесь ее фонарь.

«Вот, оказывается, что за странный дух здесь стоит, — сообразила Анна. — Я могла бы и догадаться, куда попала...»

Шепчущие — Темное Племя... Ни на что не похожие создания, умеющие самым невероятным образом изменять свой облик. Наделенные невероятной способностью регенерировать чуть ли не из фарша. Способные разделяться на части и, наоборот, сливаться друг с другом в одного монстра... Возможно, это вообще было единое существо, части которого могли жить по отдельности, а могли соединяться друг с другом в любых комбинациях. Один бесконечно многоликий Шепчущий. Кто знает? Темное племя обреталось по подземельям Сумеречных Земель испокон веку. Еще с тех пор, когда Предтечи стаскивали в Мир Молний и смешивали в этом огромном котле образцы разумных рас со всех уголков Вселенной. Говорят, что когда-то Шепчущие были верным инструментом этих экспериментов Предтеч. А может, и самими Предтечами, выродившимися теперь в странных ночных тварей, с наступлением темноты выбирающихся из подземелий на болота и караулящих свои жертвы на их зыбких тропах.

Они вовсе не утоляли свой голод людской плотью или плотью других разумных созданий. Они не жаждали даже просто смерти попавшихся в их лапы неудачников. Нет, ими владела жажда иного рода.

Шепчущие владели искусством превращения. Жертве было суждено стать коконом, облепленным вязкой паутиной. Иногда — на считанные дни, иногда — на долгие годы. А потом кокон этот усыхал, сморщивался, и находящееся в нем существо снова обретало жизнь и свободу. Но человеком это существо уже не было. Разные превращения претерпевали узники паутинных коконов одни из них становились Шепчущими, другие — немыслимыми чудовищами, третьи — просто слегка человекоподобными существами, словно вышедшими из страшных сказок. Впрочем, чего-чего, а удивительных созданий в Мире Молний хватало. С одними из Превращенных Шепчущие продолжали работать, порой ввергая сотворенного монстра во все новые и новые циклы превращений, других— «исследовали». Люди знающие считали, что подземное царство Темного Племени — не что иное, как брошенная Предтечами лаборатория, в которой те творили все новые и новые разумные расы, предназначенные для заселения каких-то дальних Миров. Лаборатория, продолжающая свою давно уже ставшую бессмысленной работу. Лаборатория, в которой оставленный там живой инструмент творит все новых монстров и исследует свои наиболее интересные изделия. «Исследования» эти, как правило, кончались мучительной смертью «объекта изучения». Но некоторых отпускали на свободу, видимо утратив к ним всякий интерес.

Одни из отпущенных были агрессивны и опасны. Таких рано или поздно приходилось уничтожать. Другие пополняли орду лесной нечисти. Бывали и такие, что приживались среди людей. Многих из Превращенных брали к себе в услужение маги...

Естественно, большой любви людское население Сумеречных Земель к Темному Племени не испытывало. Удальцы из Славного Сословия, такие как сэр Рённ например, при случае крошили клятую нечисть в капусту и предавали огню — чтобы не срослась и не ожила. Временами — с подачи очередного государя — затевались карательные экспедиции на предмет полного искоренения этой напасти. Но больших успехов такие походы обычно не приносили. В лучшем случае Шепчущие надолго исчезали в своих пещерах, затем снова объявлялись ночами в болотном крае. Попытки хоть как-то вступить с Темным Племенем в переговоры успеха не приносили. Хотя были Шепчущие разумны, и кое-кто из магов похвалялся, что владеет их языком — «языком шепота»...

С каинами Шепчущие не воевали и даже оказывали им мелкие услуги — как вот сейчас, разрешив пройти через свои владения. И еще — они никогда не трогали Меченных Мглой.

Еле слышный звук воды, стремящейся неведомо куда и неведомо откуда по своему подземному руслу, вселял тревогу. Но когда ноги Травницы коснулись холодных струй подземной реки, она испытала даже какое-то странное успокоение.

— Жди, — тихо молвил в темноте Тайри.

Анна ответила кивком, словно в окружающей темноте можно было увидеть это ее движение. Впрочем, может быть, ее спутник и в самом деле хорошо разглядел его — у Малого Народца зрение устроено не так, как у простых людей. Они зорки во тьме, и слабенького света их причудливых фонариков им достаточно для того, чтобы разглядеть в ней — этой тьме — многое недоступное взгляду обычного человека.

Трудно сказать, сколь долго им пришлось ждать. Травница вдруг потеряла ощущение времени. Но время от этого не перестало существовать. И в свой срок еле заметное во мраке подземелья движение вод принесло из мрака темную, из одного ствола дерева выдолбленную лодку. У ее носовой части светился слабым светом небольшой фонарь. А темную фигуру с веслом, высившуюся на корме, Анна рассматривать не стала. Она не любила Шепчущих — даже тех, что были «своими». И старалась не думать о них.

Она осторожно ступила в лодку и помогла перебраться туда крошечным проводникам. Темный лодочник оттолкнул суденышко от берега, и оно заскользило по ледяным водам подземной реки, подчиняясь их неслышному течению. Снова время стало ускользать от Травницы. Его заменило что-то другое — такое же таинственное. Что-то, что хорошо понимаешь в детстве, но забываешь, взрослея. Может быть, то, что служит временем во сне.

Тихое прикосновение ручонки Тайри разбудило Анну.

Лодка, покачиваясь, стояла у сколоченного из грубых досок причала. Откуда-то сочился призрачный свет. Анна окончательно стряхнула с себя сон, поклонилась — в знак благодарности — жутковатому лодочнику и со вздохом облегчения покинула лодку. Каины уже ждали ее на причале.

Свет — еле видимый — проникал на причал из далекого выхода из подземелий. Там Небеса разгорались набирающим силу дневным пламенем. Травницу все еще не отпускала сморившая ее усталость, и она пару раз оступилась, следуя за своими проводниками вдоль поблескивающей под ногами струйки воды.

— Не бойся, Энни, — прошелестел из темноты Тайри. — Потерпи немного. Мы придем уже скоро... Сейчас мы выйдем в сад Хозяйки...

* * *

И они действительно вышли в сад.

Вышли из горловины старинного грота, откуда ручей, промочивший во тьме скального лабиринта обувь Анны, выбегал уже живописным и звонким подобием малой речушки и устремлялся по каменному руслу вниз — невинный и чистенький, оставивший во мраке подземелья всю свою память о мерзких тайнах Шепчущего Племени.

Анна подняла голову к светлеющим Небесам.

«Утро, — подумала она. — Пришлые называют это „утром“... Скоро станет совсем светло».

Потом Анна огляделась.

Эта часть Леса и впрямь могла считаться садом — заброшенным, заросшим, заселенным призраками прошлого садом. А в глубине сада стоял Дом Видящей След.

Этот дом можно было назвать и замком: строившееся и одновременно разрушавшееся много веков подряд здание, в котором сочетались десятка два архитектурных замыслов и воплотились бредовые фантазии не одного потерявшего разум зодчего. Здание это множество раз переходило от одного здешнего племени к другому, сменило множество хозяев. Теперь оно было Домом Видящей След.

Во владениях своей Хозяйки Малый Народец уже не таился, и Анна поразилась тому, как много их здесь — деловитых мальков, снующих окрест по своим и своей хозяйки делам.

Видящая След, как всегда, встретила свою подругу по-простому — не в сумраке кабинета, уставленного предметами, долженствующими означать магическое могущество хозяйки, а в небольшой, залитой ровным светом люминесцентных ламп оранжерее.

Да и держала себя Видящая просто — не было сегодня в ее репертуаре приемчиков, обычных для высоко вознесшихся Пришлых. Отрешенного, вперенного во что-то, чего простым смертным узреть не дано, взгляда, осанки, подобающей более особам королевских кровей, властной стали в голосе. Из глубины оранжереи навстречу Анне вышла по-домашнему одетая, улыбающаяся, миниатюрная женщина — из тех, что до глубокой старости производят впечатление молоденьких. По-детски милое лицо хозяйки Дома было упрятано в копну иссиня-черных волос, а половину лица, казалось, занимали васильковые — в контраст волосам — глаза. В глазах этих не было и намека на связь с тайными силами этого мира. Только тень тревоги жила в них — где-то в глубине.

Рядом с Видящей Анна всегда начинала себя чувствовать неуклюжей, долговязой нескладехой. Видящая поражала Анну своей неподвластностью времени. Говорят, что это — общая черта всех Пришлых. То ли старость забывает про них надолго, то ли они просто не успевают состариться за то время, что выпадает им, чтобы пройти свое испытание и уйти дальше по пути Превращений... Да, старость, может, и забывает про них, а вот Судьба, бывает, вспоминает. И часто.

Впрочем, не только во внешности было дело, не в том, что Видящая оставалась привлекательной, сохранившей в облике что-то детское миниатюрной ведьмочкой. Будь она даже обтянутым пергаментной кожей скелетом или призраком, бренчащим цепями, Травница все равно была бы влюблена в свою подругу — за внутреннюю молодость, которой та была наделена. И которую дарила всем, кто понимал ее так, как понимала Травница. Впрочем, сегодняшняя их встреча вряд ли закончится задушевным разговором за чашкой настоянного на травах чая.

— Здравствуй, Видящая След, — поклонившись, произнесла Анна.

— Здравствуй, Травница, — невеселым от необходимости выслушивать и произносить прозвища-титулы голосом отозвалась хозяйка. — Присаживайся.

Она небрежно махнула чуть испачканной в оранжерейной земле рукой в сторону каменной скамьи. Анна опустилась на шершавую плиту и, сняв с плеча котомку, поставила ее себе на колени.

— Показывай вашу находку, — кивнула ей хозяйка. — И давай без церемоний! Ты для меня — просто Энни, а я для тебя — просто Марика. Договорились? И доставай же ты на свет божий свое сокровище!

— Ты уже обо всем знаешь... — вздохнула Анна и принялась развязывать стягивающий горловину котомки шнур.

— Мои пострелята еще прошлой ночью что-то видели и что-то слышали... — усмехнулась Марика. — В Лесах и на Тракте. Но Лоскутное Племя их опередило... Спасибо, что ты решила мне помочь в этом деле...

— Ты должна знать, — глухо, с трудом подбирая слова, стала объяснять Анна. — Это не просто помощь... — Она запнулась. — Я д-должна быть уверена, что мы — Меченные Мглой — не бросаем свой меч ни на одну из двух чаш весов...

— Ты хочешь от меня клятвы? — как-то отрешенно-беззаботно спросила Марика. — Какой? Я верю, что мы поймем друг друга...

— Я должна быть уверена, что вы — Пятеро — не обратите нашу помощь во вред тем, кто пришел вам на смену... Мы связаны клятвой перед Матерью-Мглой.

Марика смотрела на подругу прозрачным, без тени тревожной задумчивости взглядом.

— Я готова поклясться, что сама не причиню вреда никому из Новых Пятерых... — не задумываясь, произнесла она. — Не причиню его — первой. И не позволю этого своим друзьям. Но только в том случае, если никому из нас не придется защищать себя или своих друзей. Тебя устроит, если я поклянусь в этом?

Анна молча кивнула.

— Тогда — клянусь! — сухо и строго отрубила Марика, вскинув к огню Небес тонкую руку.

Она помолчала немного, взяла протянутую ей странную склянку и чуть небрежно прикинула ее на вес. Улыбнулась.

— Давно я не встречала старый добрый «Космос». Это питье, Энни, продается в буфетах всех Космотерминалов. Там...

Она неопределенно взмахнула рукой в сторону трепещущих пламенем Небес.

— Примерно как «Дурная кровь» — в каждой приличной таверне здесь, в этих краях. Странно...

Она осторожно поставила пустое стекло на скамью и, присев перед ней на корточки, стала приглядываться к нему. Потом протянула к странной склянке руки, погладила ее кончиками пальцев... Закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то нездешнему...

Анне всегда хотелось представить себе, что происходит в сознании Видящей, когда она прослеживает пути вещей в пространстве и во времени, их встречи с людьми и живыми тварями. Но представить ей это никогда не удавалось.

Марика еще с минуту-другую сидела неподвижно. Потом быстро — словно вспорхнула — поднялась на ноги и поднесла сосуд к лицу. Откупорила его, вдохнула давно забытый запах не слишком дорогого коньяка и тут же вернула пробку на место. Отставила лесную находку в сторону и резко свела пальцы в замок.

Она узнала этот едва заметный аромат, приметавшийся к запаху спиртного. Хотя ей всего лишь раз пришлось ощутить его. Далеко отсюда. И теперь уже — довольно давно.

— «Жидкие Врата», — сказала она тихо. Скорее всего — самой себе. — Господи, глупость какая...

Она прикрыла глаза и как-то сразу осунулась. Ушла в себя.

«Жидкие Врата»... Энни опасливо покосилась на пустое стекло. Пустое, да не совсем... Она тихо поднялась со скамьи и отступила на шаг — чтобы не мешать Марике. За те несколько лет, что она водила дружбу с Видящей, Анна хорошо усвоила, что в те минуты, когда той овладевает ее странный Дар, посторонним вообще не стоит быть рядом. А раз уж пришлось, то надо держаться тише воды и ниже травы — чтобы не нарушить это глубокое — в саму себя — погружение Видящей.

А в этот раз — так, по крайней мере, показалось Анне — в сумеречной глубине подсознания что-то не получается у Видящей. Что-то ей не дается. Озадачивает ее.

Никто другой не заметил бы этого. Не смог бы прочитать это по ее почти неподвижному лицу — лицу спящего ребенка. Но именно по лицам детей Анна училась в свое время читать души людей. Эта способность — читать по лицам — была ее давним проклятием. Вот и сейчас она не сводила глаз с чуть подрагивающих уголков губ Марики и что-то мучительно решала вместе с ней. Делала какой-то выбор. Ей казалось, что еще мгновение — и она поймет какой. Сама станет такой же, как Марика, — Пришлой Ведьмой, Видящей След. Впрочем, она хорошо понимала, что это предчувствие обманывает ее. Ей давно была знакома эта иллюзия. Анна даже улыбнулась ей — этой незримой обманщице — как своей старой знакомой.

Марика открыла глаза и тряхнула головой. Бросила на Анну успокаивающий взгляд и тихо хлопнула в ладоши. Еле слышные шажки засеменили издалека, и через несколько мгновений по левую руку от Видящей словно из-под земли вырос крохотный, подчеркнуто серьезный каин.

От прочих «лесных пострелят» его отличал, кроме этой глубокой серьезности, пожалуй, только фосфорически-белый воротничок — деталь, забавно сочетавшаяся с традиционным нарядом Малого Народца, нарядом мастерового и охотника. Сплошная кожа — из шкурок каких-то прячущихся в густотравье тварей, ремни, карманы, кармашки — простые и потайные...

Анна никак не могла вспомнить, как зовут этого педантичного зануду — доверенного секретаря-порученца Видящей.

— У нас проблемы, Шорри... — вздохнула Марика, поворачиваясь к гному. — Найди Лонни и передай: пусть велит своим следопытам — пяти-шести самым толковым — приготовиться к выходу в Лес. Будет охота на Пришлого. Его придется вытаскивать прямо из-под носа у людей Неназываемого... Может, сразу двух Пришлых... Пусть ребятишки поторопятся. Мы будем их ждать на Стеклянной тропе.

Анна оценила это как бы невзначай брошенное «мы».

Она встретилась взглядом с Видящей. Та улыбнулась, взмахом ладони отпуская Шорри. Подхватила со скамьи склянку Пришлых.

— Придется держать это под замком, — сказала она. — Слишком многим может приглянуться это стекло. А точнее — то, что осталось на его стенках...

Анна кивнула, давая понять, что разделяет тревогу подруги.

— Я думаю, ты не против? — бросила та и кивком головы пригласила Анну следовать за собой в Дом. — Я говорю, ты ведь не против того, чтобы участвовать в поисках? Так тебе будет много спокойнее за твое обещание Мгле.

— Ты дала слово, и я спокойна, — ответила Анна, с трудом поспевая за ней в отворившуюся тяжелую дубовую дверь. — Другое дело — что и от меня может быть польза... Я тоже кое-что смыслю в лесных тропках...

Марика кивнула, легко взбегая по винтовой лестнице. Остановилась на площадке у дверей на галерею второго этажа. Повернулась к Анне, которая задержалась внизу.

— Конечно, Энни, — согласилась она. — Ты знаешь Лес не хуже любого каина. Но ты ведь устала? Подожди здесь, я распоряжусь о чае — том, твоем... Он прекрасно восстанавливает силы. Если немного вздремнешь — еще лучше. Сама понимаешь — у нас будет непростой Поиск сегодня...

Она скрылась за дверью-ширмой, расшитой знаками неведомого Анне языка. На несколько минут Травница осталась наедине с собой. И — с Домом.

Он был, как всегда, странен — Дом Видящей. Был он словно необитаем — пуст и чисто прибран, словно приготовлен к расставанию. Анне казалось, что Видящая в Доме жить и не собиралась, а просто навела в нем порядок, накинула чехлы на старинную мебель, а сама обосновалась в небольшом, больше похожем на затейливую антикварную лавчонку кабинете. А может, он больше походил на какую-то мастерскую — этот кабинет. Анна часто бывала в нем и хорошо помнила его внутреннее убранство.

Там — этажом выше — на низеньких лавках-столах были разложены и разбросаны предметы странные и никому, наверное, в Сумеречных Землях не известные. На полках стояли книги в причудливых переплетах, а в стенах мерцали экраны, в которых то ползли непонятные узоры, то возникали какие-то знаки и видения. Странное то было место.

А здесь, в пустом, светлом зале не было ничего, кроме нескольких лавок из потемневшего от времени дерева вдоль стен. Да еще на стенах висело несколько по шелку выполненных картин, вставленных в простые рамы, тоже почерневшие, словно закопченные. Изображали картины, должно быть, пейзажи, существовавшие в тех, других Мирах, что — Извне... На других полотнах — тоже выполненных в необычной, нездешней манере — Анна видела цветы, растения, животных — тоже не таких, как здесь, — чужих...

Особенно долго рассматривать убранство зала — и без того ей хорошо знакомое — Анне не пришлось. Тихое, но хорошо различимое в тишине покашливание, исходившее откуда-то от двери на веранду, привлекло ее внимание: там из-за серой портьеры высовывалось крошечное личико слуги-каина. Анну приглашали пройти на балкон, где ей подан завтрак.

Травницу всегда разбирало любопытство — хотелось хоть раз подсмотреть, как каины управляются с хитрым искусством сервировки стола для хозяйки и ее гостей. Анне представлялось, что лесные крохи никак не могут обойтись в этом деле без какой-нибудь — гигантской по их масштабам — машинерии. Без каких-нибудь лебедок, полиспастов, подъемных башен, в общем всего такого, что можно повидать на строительстве замка, крепости или собора. Но всякий раз прислуга Видящей успевала сделать свое дело, не показываясь на глаза посторонним. И всякий раз результаты их незримой и бесшумной активности являлись ей в сиянии полной законченности и таинственной завершенности.

Как вот сейчас. Словно вышколенной горничной накрытый стол. Гренки, ветчина, суфле и чай на травах. Разумеется, скрупулезно заваренный по ее — Травницы — рецепту.

Именно здешние травы и их секреты свели Анну-Травницу с Марикой Видящей След. В ту пору — теперь уже довольно далекую — Марика была еще новичком в Мире Молний и даже с помощью доставшегося ей во владение Малого Народца трудно приживалась в Сумеречных Землях. Анна-Травница, Меченная Мглой — замкнутая обитательница заброшенных скитов и зимовий — неожиданно для себя самой, как и для остальных двоих Меченных Мглой, сошлась с Марикой Видящей След, Пришлой колдуньей из Новой Пятерки. Сейчас они уже могли считаться близкими подругами.

Дружбой своей Анна не злоупотребляла. По-прежнему на девять десятых их разговоры были посвящены особенностям разной целебной зелени Сумеречных Земель. За годы общения Марика и Анна всего несколькими словами обмолвились о тех силах, что стояли за каждой из них. Ни обо Мгле, ни о Магии Предтеч всуе говорить у них было не принято. Обе они неукоснительно соблюдали это правило. Сегодняшний день был исключением.

К поданным блюдам Анна притронулась больше из вежливости, чтобы не обидеть хозяйку. Она очень странной находила это обыкновение Пришлых — с утра накидываться на обильную, тяжелую еду, словно специально для того чтобы убить часы утренней рассветной легкости ленивой сонливостью, источаемой плотно набитым желудком. Чай же был заварен на удивление умело, и Травница, не торопясь, маленькими глотками чашку за чашкой опустошила весь чайничек, в котором был подан настой.

Настой тот действительно оказал на Анну свое действие — накопившаяся за бессонную ночь усталость покинула ее. Травница обрела ясность сознания, а дух ее исполнился утренней бодрости.

Появившаяся на балконе Марика застала гостью уже вполне готовой тронуться в путь по тропам Худых лесов. Сама Видящая — в удобном, слегка потертом дорожном наряде, при легком рюкзачке, закинутом за спину, — была почти неотличима от обитателей этих краев.

Им не потребовалось много времени на то, чтобы собраться в путь. Уже через полчаса тень Леса поглотила их.

* * *

— Видите? — прервал долгое молчание всадник, указывая на вершину небольшого холма, который начал неожиданно вырастать перед путниками словно ниоткуда. На вершине этой находился довольно уютного вида дом.

— Это — мой дом, — объяснил Русу всадник. — Вы будете моим гостем. До тех пор, пока мы не поймем, кто вы такой.

Рус уже успел догадаться, что гостеприимство незнакомца отличается весьма заметным своеобразием.

С момента их встречи прошло уже немало времени, и они успели основательно удалиться от той лесной опушки, где эта встреча произошла, но представиться друг другу успели только наполовину. Рус назвал себя и без особых церемоний объяснил, что направляется к Скальным Храмам для встречи с человеком, который его ждет.

На что всадник, почесывая за ушком черную пушистую тварь, устроившуюся у него на плече, высказался в том духе, что для всех будет только легче, если они продолжат движение вместе. К сожалению, он не может предложить господину Рядову коня, но путь недалек, и если тот не откажется подержаться некоторое время за стремя, то они без проблем смогут позавтракать обсудить интересующие их вопросы в более комфортабельной обстановке. Себя называть всадник и не подумал. Поэтому, а может, и по какой-то иной причине свой не слишком долгий путь по довольно широкой тропе оба они — и гость и хозяин — проделали в молчании.

Собственно говоря, у Руса не было оснований отказываться от приглашения. Во-первых, всадник даже не намекнул на возможность задержать его силой. Да и оружия при нем, похоже, не было. А оружие, которым Центр снабдил Руса, оставалось при нем. Во-вторых, указанное им направление не слишком отличалось от того, в котором намеревался продолжать свое движение Рус. Если бы в намерения так незаметно приблизившегося к нему всадника входило отправить Пришлого на тот свет, то он для того имел достаточно хорошую возможность. И раз ею не воспользовался, то, стало быть, его намерения были другими. Ну и, наконец, просто не стоило обострять обстановку. Если это и был арест, то арест, проведенный в крайне мягкой форме. Вот и сейчас Рус не стал выражать слишком уж большого недовольства этим безапелляционным «вы будете моим гостем до тех пор, пока...». Он только осведомился:

— «Мы» — это?..

Всадник пожал плечами.

— Это я и некоторые другие... Те, кому приходится присматривать за странниками вроде вас. Но лучше мы поговорим с вами в стенах дома. Они — будьте уверены — не имеют ушей. По крайней мере, таких, о которых я не знал бы. А Лес — полон ушей и глаз...

Он снова почесал за ушком черного пушистика, понимающе переглянулся с ним и скормил зверьку извлеченный из кармана орешек.

У ворот, ведущих во дворик перед жилищем столь гостеприимного всадника, его ожидал преисполненный почтения пожилой слуга, которому спешившийся хозяин передал поводья и своего пушистого подопечного. Зверьку при этом был оказан не меньший решпект, чем самому хозяину. Рус же слугою просто не был отнесен к числу предметов, заслуживающих внимания. Хозяин простым кивком предложил гостю заходить в помещение.

Дом был невелик и, судя по всему, выстроен далеко не в этом веке. Внутри он, впрочем, не выглядел ни ветхим, ни заброшенным, как это казалось со стороны. Русу было предложено присесть-отдохнуть с дороги, а заодно и подкрепиться — чем-то вроде плоховато приготовленного рагу и тепловатого отвара, мало отличавшегося по вкусу от кипяченой воды.

Рус окинул взглядом нехитрое убранство комнаты, которая, видно, служила одновременно и прихожей, и гостиной, и столовой, и кабинетом хозяина дома. Хозяин этот явно не грешил пристрастием к роскоши. Обстановка комнаты сводилась к трем табуретам, широкому столу и некоему подобию конторки, где в беспорядке находились бумаги и переплетенные в кожу фолианты.

— Так кому же я все-таки обязан таким гостеприимством? — осведомился наконец Рус.

— Вообще-то, — пожал плечами хозяин, — для здешнего народа я — Антуан Парре, хозяин пары гостиниц на Новом Тракте. Но перед вами мне придется выступать в несколько ином качестве...

— Вы ненароком не из неназываемых будете? — устало предположил Рус.

— Вы угадали, господин Рядов, — с легкой досадой в голосе подтвердил хозяин дома.

 

Глава 6

ШЕГА ПО КЛИЧКЕ КЛЮЧИК

То, что он не один в Лесу, Николай понял еще во время второй своей ночевки, на которую устроился в странном домишке, расположившемся прямо среди непролазной чащобы. Нет, еще раньше — до того, как он нашел еле заметную тропинку, что привела его к этому домишке. Когда стал замечать, что из чащи, из-под густых кустов, из черной тени причудливых зарослей поблескивают чужим, потусторонним блеском глаза каких-то явно к нему — Николаю Чудину — присматривающихся тварей. Что-то настолько недоброе было в этих взглядах, что, несмотря на голод и усталость, спать Николаю совершенно не хотелось. Он накидал на пол внутри домишки кучу относительно сухой листвы и свернулся на ней калачиком, натянув поплотнее куртку — дурацкая форма охранника «Звездного Берега» все еще была на нем — и приготовился как-то перекемарить здешнюю ночь. Или то, что здесь, в Мире Молний, заменяло ночь. Однако сон его все же сморил. И тут — уже засыпая — он испытал страннейший глюк.

Ему почудилось, что кто-то крохотный протопал совсем рядом с его ухом, будто какой-то маленький зверек. Это было само по себе неприятно. А когда кромешная тьма вдруг пролепетала в то самое ухо — с дьявольски странным акцентом: «Не бойся темноты. Иди с нами...», стало еще неприятнее. Когда тьма советует тебе ее не бояться, это пугает само по себе. Николай погрозил в кромешный мрак пудовым кулачищем, левой рукой нащупал на поясе портативный прожектор — часть комплекта обмундирования охранника «Берега» — и залил пространство перед собой потоком яркого зеленовато-белого света. В правой руке он сжимал пистолет — тот, что отобрал у типа, с которым столкнулся в покоях сэра Лента. Глаза не сразу привыкли к яркому свету, и Николай с трудом понял, что видит перед собой.

После чего обалдел окончательно. Прямо перед ним, заслоняя личико от яркого сияния, стоял крохотный человечек. Человечек ростом в вершок, но затянутый в кожаные доспехи и вооруженный довольно длинным мечом, висевшим в кожаных же ножнах на поясе. Позади него, в полутьме, толклось еще трое или четверо таких же, словно выскочивших из книжки детских сказок.

— Не свети мне в глаза, — попросила его галлюцинация тем же лепечущим голосом, которым только что говорила с ним тьма.

«Так... — отрешенно подумал Николай. — Вот уже и гномики нам мерещатся...» Но на всякий случай направил фонарик в потолок. Теперь вся комнатушка заполнилась более мягким, но неприятно призрачным, мертвенным светом.

— Вы что? — растерянно спросил Чудин. — Вы — на самом деле?.. Вы — г-гномы здешние?

— Если хочешь с нами говорить по-хорошему, — слегка угрюмо сообщила ему настырная галлюцинация, — то спрячь оружие. И слова «гномы» при нас не говори! Мы — каины. Слыхал о таких?

Нет, ни о каких каинах Чудин ни разу в жизни не слыхал. В чем и сознался, растерянно покачав головой. Пистолет он убрал за пояс.

— Это не важно, — небрежно бросила воинственная кроха. — Давай не будем терять времени. Мы пришли за тобой. Ты ведь потерял дорогу? Мы еле нашли тебя. Но теперь все будет в порядке. Мы отведем тебя к Хозяйке. Она накормит тебя. Ты ведь хочешь есть?

Есть Чудин хотел невероятно. Поэтому он не раздумывая поднялся и стал отряхивать с себя остатки листвы. Фонарик-прожектор он положил так, чтобы тот светил в стену.

— Если накормит, так пойдемте... — согласился он. — А она — Хозяйка ваша... Она что — тоже?..

— Не задавай лишних вопросов, — нетерпеливо оборвало его крохотное создание. — Дорога трудная, а нам надо успеть привести тебя в Дом — пока еще Темная Пора... Хозяйка и ее подруга не смогли сами пробраться сюда. Они ждут нас у моста...

* * *

На балконе, открывавшем вид на сад, простирающийся перед Домом Видящей, был накрыт легкий то ли очень ранний завтрак, то ли очень поздний ужин. Несколько видов травяных настоев, три вида пирожков с разной начинкой, здешнее подобие сыра и соус, похожий на варенье (а может, варенье, похожее на соус), — вот, пожалуй, и все. Чревоугодие не входило в привычки Видящей, даже когда ей случалось принимать гостей. Она и Травница тихо перебрасывались малозначащими замечаниями, расположившись в двух придвинутых к столу плетеных креслах. Третье ждало задержавшегося, чтобы привести себя в порядок, Николая.

Он появился, стряхивая с бороды капли воды и настороженно озираясь.

Марика произнесла традиционное:

— Здравствуй, Гость... Садись и угощайся.

После чего перешла на «вы».

— Надеюсь, вы не в обиде за то, что ваше оружие пока побудет у меня под замком? Там оно в полной безопасности, а нам всем будет спокойнее...

Марика произнесла это на том наречии, на котором всегда говорили между собой Пришлые. Оно не слишком отличалось от того говора, что был в ходу в Сумеречных Землях, и Анна хорошо понимала ее, хотя на слух диалект этот был ей странен.

— Здравствуйте, мэм, — как можно более вежливо отозвался Николай и без долгих церемоний грузно опустился в кресло и принялся за пирожки. — Разрешите представиться, — произнес он несколько невнятно по причине набитого рта, — Чудин Николай Николаевич. Э... Предприниматель. Насчет ствола моего я не волнуюсь. Палить я ни в кого вроде не собираюсь.

— Марика, — коротко представилась Видящая. — Марика. Карой. Моя профессия — видеть судьбу вещей. В основном — их прошлую судьбу. След.

Николай потряс головой.

— Вы... э-э... розыском пропаж занимаетесь, что ли, мэм?

— В некотором роде... Я неправильно сказала — профессия. Это называется — Дар. Розыск пропаж и объяснение появлений — тоже. Вот вроде вашего тут... Заодно опекаю Малый Народец. Я, видите ли, одна из Пятерых. Это — такой союз...

— Ах Дар... — пробормотал гость.

Марика чуть удивленно заломила бровь.

— Вам знакомо это понятие? Вы, должно быть, побывали на Джее или на Шараде? Впрочем, давайте по порядку.

Она пододвинула свое кресло ближе к столу и уставилась в глаза гостя испытующим взглядом. Довольно доброжелательным взглядом.

— Кто вас сюда послал, Николай? Кто и зачем? Здесь плохие места для случайных прогулок...

Николай как завороженный, не отрывая взгляда, созерцал бурную деятельность каинов — внизу, на лужайке те производили что-то типа генеральной уборки. Лужайку они явно вознамерились превратить в культурный газон.

— Так, стало быть, вы у них за главного? — рассеянно осведомился он, словно пропустив мимо ушей заданный вопрос.

Потом тряхнул головой, будто сбрасывая сонную одурь, и перевел взгляд на Видящую.

— Видите ли, мэм... Вы уж простите, но я для начала сам кое о чем хочу у вас спросить... Вы, я вижу, человек в этих краях не последний... И, может, знаете такого... Целителя... Его еще Гуго Глоссом зовут...

— У вас, Николай, к нему дело? — вопросительно склонила голову набок Марика.

«Как это похоже на Пришлых, — подумала Травница. — Они разговаривают друг с другом вопросами. И очень не любят давать ответы».

— В некотором роде — да... — пожал плечами Чудин. — Действительно — дело... Если тут что-то не так... Если вы на этого господина смотрите косо, то...

— Может быть, — осторожно предположила Марика, — вам нужен просто Целитель? Не господин Глосс, а именно Целитель? Или вообще кто-то из нас, Пятерых? Вы слыхали о здешних Пятерых, Николай?

— Да так... — неопределенно протянул Затейник. — Кое-что... Только вот мне именно Гуго Глосса назвали.

Марика огорченно вздохнула и слегка развела руками.

— Вам не повезло, Николай. Глосса здесь уже нет. И никого из его Пятерки — тоже. Одни ушли дальше, с другими — случилось всякое...

— Дальше — это куда? — Опасливо поинтересовался Николай.

Вопрос этот вызвал у Марики спазм какого-то мрачного веселья.

— Знаешь, мне самой хотелось бы знать — куда! И самое скверное в том, что у меня есть шансы самой узнать это...

Она подавила судорожный вздох и отвернулась.

— И Глосс... Он тоже отправился дальше?

Голос Чудина стал тревожен и глух.

— С ним случилось... странное, — торопливо и неопределенно ответила Марика и поднялась на ноги.

Зябко поправила наброшенную на плечи ветровку.

— Вот что... Мне кажется, что вы влипли в довольно сложную историю, господин Чудин. В сложную и довольно для вас опасную. Если угодно, можете не доверяться мне. И если вы еще на кого-то можете положиться в этом Мире, дело ваше. Но если вы намерены полагаться только на собственные силы, то считайте, что пропали. Я... Точнее — мы... Мы можем вам пригодиться, господин Чудин. Мы — это Пятеро. Новые. Другие. А вы уже догадываетесь, что Пятеро кое-что значат в этом Мире и на этих Землях. Лучше, если у вас не будет от нас секретов. Я имею в виду — секретов, связанных с вашим тут появлением. Выкладывайте напрямую — что привело вас сюда?

Николай потер нос тыльной стороной ладони. Поморщился. Отодвинул опустевшую посуду.

— В открытую, так в открытую... Только это — довольно путаная история, мэм. Впрочем... Вы ведь, по всему судя, не здешняя... Если позволите догадаться откуда, то...

— Не тратьте зря времени на догадки, господин Чудин! — остановила его Марика. — Я — с Джея. Родилась там и выросла. Будет случай — расскажу о себе подробнее... Но сейчас — о вас речь, Николай Вы уж разрешите к вам — по имени... Так что не бойтесь, что вас не поймут. Если чего не пойму — спрошу, будьте уверены. Ладно, чего не хотите — не говорите. За язык вас не тяну. Вам же хуже.

Николай откашлялся. Снова потер нос. Посмотрел на начинающийся дождь за окном. Потом заговорил. Хрипловато и глухо. Иногда запинаясь и с трудом подбирая слова.

— Я сюда, к вам, мэм, пожаловал прямиком из мест, как говорится, не столь отдаленных. С Фронтира. Это ничего, мэм, что я не в ладах с законом? Был и, положа руку на сердце, признаюсь — так не в ладах и остаюсь...

— Если вы про Закон Федерации... — Марика равнодушно дернула плечом. — Тот Закон остался там — за Небесами. Здесь все по-другому. Постарайтесь поскорее понять, что здесь и как. И быть честным. В отношении к нам, по крайней мере...

Гость нервно сглотнул и пригубил травяной настой.

— Так про что я? Ах да — Фронтир... Исправлагеря... За что и как я там срок мотал, я, с вашего позволения, мэм, излагать не буду. Это к делу совершенно не относится. К делу пацан относится. Шега... За ним я сюда и пришел.

— Пацан? — Марика удивленно подняла бровь. — То есть мальчик? Ребенок? Это что — ваш сын? Как он мог сюда попасть?

Николай досадливо крякнул и почесал в затылке.

— Можно сказать, что и так, мэм. Сын. Только — не родной... У людей вроде меня, мэм, — у таких, которым что ни день — срок ломится, — семей, как правило, не бывает. И если и бывают у такого народа родные дети-внуки, так мы, мэм, никогда почти о них ни сном ни духом не слыхивали. С таких отцов, как я, скажу вам честно, ни алиментов, ни даже памяти путевой ждать не приходится. Тут не в том дело.

Он запнулся.

— В общем, так... Дело было на Шараде. Я тогда кое-какие — дела в Транзитной фактории имел. Там и жил — в гостинице, разумеется. Вся Транзитная, считайте, мэм, — одни только сплошные гостиницы да посольства с консульствами... Встретились мы с Шегой впервой, когда он у меня товар увел...

* * *

И действительно: встреча этих двоих — старого и малого — была окрашена отнюдь не в идиллические тона.

Собственно, встретиться они и не должны были вообще. По крайней мере, Шега на тот момент вовсе не мечтал встретиться с владельцем тяжеленного кейса, который ему удалось выудить из камеры хранения Северного Терминала Транзитной фактории. Николай же в тот самый момент был еще совершенно не в курсе, что уже благополучно избавлен от этой части своей добычи, честно изъятой им у заезжего специалиста по контрабанде ворованных драгоценностей. Так что и у него не было оснований стремиться ко встрече с Шегой. Однако их встреча состоялась.

Виной тому была свойственная Бенджамину Бриллейну (известному среди русской диаспоры Транзитной фактории как Беня Брыль) дурацкая инициатива. Инициатива эта выразилась в том, что в одну прекрасную ночь — в первом ее часу Николая разбудило заливистое пение валявшегося в изголовье его дивана мобильника. Свой код канала связи Чудин доверял не многим, и, стало быть, тревожить его в столь поздний час могла толька какая-нибудь скотина из числа особо близких друзей. И точно — в трубке затараторил прерываемый торопливым придыханием голос Бени. Голос этот нес какую-то чушь про некую возможность, упускать которую ни в коем случае не следовало. Минут через пять обмена раздраженным, но совершенно невразумительным мычанием с одного конца провода и горячечной скороговоркой с другого один из участников этого обмена (Николай) наконец понял хоть что-то. А именно то, что ему второпях пытаются втюхать для дальнейшего сбыта прекрасную коллекцию ювелирных изделий старой работы. При этом обещают неплохой процент от предстоящей сделки.

Второй участник переговоров сперва был информирован о том, что подобные сделки в данный момент Николаю и на фиг не нужны. Но затем в душу Затейника вкралось нехорошее предчувствие.

— А ну, — скомандовал он Бене. — Давай-ка сюда — ко мне в номер. С причиндалом этим. И бегом. Скачками!

Чудин перешел в положение сидя и энергично потряс головой, сбрасывая сон. Ему было над чем подумать сейчас. Черный рынок тесного мирка транзитных гостей Шарады Затейник знал лучше, чем содержимое своих карманов. А уж и вовсе узкий сектор торговли антиквариатом представлял себе во всех деталях. И если в этом секторе совершенно неожиданно возникает набор антикварных брюликов... Тем более если брюлики эти явно жгут руки даже такому тертому калачу, как Беня Брыль, то... То что, собственно говоря, это значит? А значит это то, что либо в игру вошел кто-то ранее ему — Затейнику не известный, либо...

Реализовалось именно оно — это второе «либо».

* * *

После того как порядком запыхавшийся Беня с суетливым достоинством разместил свой товар на журнальном столике — перед суровым взглядом Чудина, все стало предельно ясно. Оторвав взгляд от чарующего блеска мерцающих в приглушенном свете торшера «стекляшек», Беня узрел прямо перед своим носом нечто еще более впечатляющее — зрачок пистолетного дула. Зрачок этот был суров и скептичен.

Беня с трудом оторвался от этого поразительного зрелища и встретился недоуменным взглядом со стариной Ником-Затейником. Легче ему от этого не стало.

— Т-ты что? — ошарашенно выдавил он из себя. — Т-ты чего, Ник?! За тобой ведь отродясь такого не водилось...

— Чего это такого за мною никогда не водилось? — голосом, не предвещавшим ровно ничего хорошего, поинтересовался Николай.

— Да т-такого, — борясь с нервическим заиканием, ответствовал Беня, — т-такого, чтобы ты с-своих дрючил! Т-тебе это...

— Вот как? — все тем же многообещающим голосом прервал его Чудин. — Это я-то кого-то дрючу? А вот мне сдается, что кто-то хочет мне впарить мой же товар! Да еще и поиметь денежки от его реализации! И вот что, Бенджамин: если ты сейчас же как на духу не выложишь мне, каким образом во это вот все из моего сейфа в Терминале переехало к тебе лапы...

— Из с-сейфа?.. В Т-терминале?.. — переспросил Брыль, начиная наконец хоть что-то понимать. — М-может, ты еще номер ячейки мне скажешь?

— Скажу, — с тихим бешенством в голосе заверил его Николай. — Зет — восемьсот восемьдесят четыре. Это тебе хоть что-нибудь говорит?

Беня с тяжелым вздохом опустился в кресло и уставился на Ника выпученными глазами.

— Похоже... — пробормотал он, — похоже, что чертов малец здорово подставил нас...

— Какой еще малец? — с досадой осведомился Николай, убирая пушку от греха подальше — в накинутую поверх пижамы наплечную кобуру.

Ответ на этот вопрос занял у него довольно большой кусок жизни. По крайней мере, он таким ему показался — этот кусок.

* * *

— Ну, — продолжил свой рассказ Николай, — Брыль со мной долго чикаться не стал, понял, что — извините за худое слово, мэм, — в дерьмо влип... С брюликами-то на руках заявился Гарри Люс — тот еще тип из молодых... Погонялово у него Овечка было. Что характерно. Но ума у него хватило, чтобы понять, что самому ему — в одиночку — товарец этот толком сбыть не удастся. И покупателей на такое он не знает, и подкатиться к уважаемым людям не сможет. А если и подкатится, так или обштопают его начисто, или просто-напросто «стекляшки» экспроприируют, а самому по голове настучат. А то, чего доброго, грохнут под шумок и скормят сельскохозяйственным животным. И такое бывало, мэм. На худой конец, копам сдадут... Так что, хоть умом он, как я уже сказал, в мутона пошел, а сообразил, что кого-то из тертого народа надо в долю брать. Ну и вылез на Беню. Тот, мэм, и вправду человек с опытом. И первым делом Овечку принудил рассказать доподлинно — откуда у него столь ценные вещицы. Потому что одно дело, если он просто квартирную или какую другую кражу учинил у каких-то раздолбаев, что брюлики на виду оставили. А совсем другое — если замочил кого... И только потом на меня вышел. Потому что знал, что на меня положиться можно. И что только я знаю, кому на Трассе можно за хорошие деньги сбыть такой товар.

Николай перевел дух и отхлебнул травяного настоя.

— Ну, в общем, тот, конечно, крутил-крутил, а наконец свой секрет выложил. И сообщника своего Бене сдал. А оказался сообщник этот малым пацаненком. Звать — Шега. Там это часто — имя есть, а фамилия вроде как и не нужна вовсе... Особенно у найденышей. Или брошенных. И кликуха у него была — Ключик. Он, понимаете, мэм, и вправду ключиком оказался. Там — на Шараде — с детьми переселенцев такое бывает... Я — про тех, которые подцепили Дар какой-нибудь...

Тут Николай снова опасливо глянул на Марику. Та и виду не подала, что приняла не слишком уважительное «подцепили» на свой счет.

— В общем, в тех краях так бывает... — стал объяснять Николай. — И бывает с теми из детворы, кто без особого присмотра живет. Или с компанией какой дурной связался... Или вообще в бродяжки подался... Не с каждым, конечно. И не с одним на сотню... Реже. Гораздо реже... Ну, словом, заносит таких в разные странные места. Там с ними такое и случается. Или встречают они странных людей. И не только людей, может быть... Знаете, они обо всем этом рассказывать не любят. Темнят... Ну, а те, кто с такими — Дар обретшими — постоянно дело имеют, так те, наоборот, от себя слишком уж добавляют. Короче, у таких вот неприкаянных бывает, что и прорезается эта штука. Одни зверей заколдовывать могут, другие судьбу предсказывать. Или вот, как у Шеги, — способность с замками дружить. И с другими всякими механизмами... Или, говорят, страшная такая штука бывает — порчу и смерть накликать. Посмотрит на тебя косо такой паренек — и кирдык! Самопроизвольная остановка сердца. Инсульт, паралич или какая другая зараза...

Чудин глянул на слушательниц в надежде на понимание. Понимание было.

— Ну, я лучше — про то, что Шега умел... Это древняя такая штука — Дар подчинять себе всякую механику. Хотя я неправильно сказал, мэм... «Подчинять» — не совсем то слово. Наверное, лучше сказать будет — они, у кого такие способности прорезались, умеют как-то с механизмами этими ну что ли в единое целое сливаться... Чувствуют ее — механику эту... Ну — не важно, в общем, как это получается, только у Шеги такой Дар был. Он уж потом понемногу-потихонечку мне о том порассказал, как это все у него сложилось-получилось.

Теперь лицо Чудина стало совсем другим. Напряженное беспокойство уходило, а на его место приходила какая-то отрешенная углубленность. Погруженность в себя. Трудно сказать, что успокоило его — травяной настой или воспоминания, которым он предался.

— Понимаете, мэм, — продолжил он, — оказалось, что Шега был из Проданных. Есть там такие. Они не то чтобы рабы... На рабство всюду запрет. Ну, и на Шараде тоже. Оно и действительно сроду никому не нужно. Кому, мэм, кроме одичавших горцев из Заброшенных Миров взбредет сегодня в голову содержать на своей шее раба? Да еще и откупаться за это идиотство от закона? И от этого закона еще и прятаться? Нет... Не знаю, как у вас тут, а на Шараде все сильно посложней будет... Просто малолетний работник — он на фиг, извините за грубое слово, мэм, на фиг, говорю, он кому там сдался. Только с профсоюзом за него судиться. Геморроя в жизни и без того хватает, думается мне... Но на таких вот детишек, к которым Дар какой-нибудь прицепился, там — в тех краях — настоящая, мэм, охота идет. А раз охота идет, так и охотники есть. Потому что есть на мальков этих спрос. Разный спрос, мэм. Разный.

Марика молча налила гостю свежую порцию настоя и всем своим видом показала, что слушает его внимательно.

— Ну, например, — продолжил тот. — Всякая мелкая шушера вроде Бени Брыля готова «пенками» довольствоваться. Использовать мальца в качестве отмычки — и дело с концом! Или как гадалку. Или если исцелять может — то кабинет подпольный открывают... А то и киллером делают. Я ж говорил вам про таких... Э, да что там! Всяко-разно ими пользуются. Но не так чтобы долго. Вычисляют их быстро. Или полиция, или — и это уж точно — те из охотников, что работают на шефов покрупнее. На тех, что знают, как из этих мальцов извлечь чего-то гораздо помасштабнее, чем сейфов вскрытие... Ну, всяческие специалисты, которые из таких вот Даром наделенных парнишек и девочек целые бригады создают и заказы потом принимают от тех, кто хорошо заплатить может, — на самые разные дела. Есть и другие — из местных уже. Из коренных обитателей Шарады. Тех, что не в Транзитной фактории обитают, а в Анклавах живут. Те посерьезнее будут... Их по-разному там называют. Чаще всего по старинке — магами. Такие мальцов одаренных в обучение, понимаете ли, мэм, берут... И тогда ждет их судьба, скажу я вам, интересная, но вовсе уж не человеческая. Одни так весь век и остаются у колдунов этих в услужении и, бывает, их, так сказать, бизнес наследуют. Другие, выучившись, бродить подаются. Часто в истории разные влипают. Те, у кого голова дурная. Бывает, что в «казенный дом» попадают, а бывает, что и на костер, мэм... Это ж ведь только в Транзитной фактории федеральные законы действуют. А там, в Анклавах, все по-другому... А бывает, что к какому-нибудь из правительств на службу идут.

Николай задумчиво крутил в руках опустевшую чашку.

— Но все они, мэм, — и те, и другие, и третьи — рискуют на науку нарваться. Есть на них, на мальцов, Даром наделенных, еще крутые покупатели. От лабораторий да институтов — Спецакадемии, Комплекса, Дальних баз... Ну и от всяких заведений и фирм, что поменьше. Эта публика и взрослых носителей Дара к себе заграбастать пытается тоже... Но те-то — люди самостоятельные и что к чему понимают... Господам спецученым, мэм, не магия сама по себе нужна. В смысле не чистый результат. Этим интересно, как это все работает. Потому они носителей Дара и изучают... У них — свои методы. Говоря коротко, мэм, если им покажется, что для пользы дела носителя Дара надо на кусочки порезать, так порежут, не моргнув глазом. Не сомневайтесь, мэм...

Судя по выражению лица и неторопливой, уверенной манере речи, гость знал что говорил.

— Нет, мэм, разумеется, они все это делают не просто ради удовлетворения собственного любопытства. Им за их работенку баксы плывут. И баксы немалые. От тех, кто в Обитаемом Космосе к власти рвется, как вот ребята с Харура. Ну и от тех, кто разработки по военной науке финансирует. Они на то, чтобы от Магии хоть кус малый урвать, любые денежки выложат. Их у них хватает. Так что охотничкам для них есть ради чего стараться.

Чудин поставил чашку на стол, уперся локтями в колени, а на сведенные в замок кисти рук водрузил свой уже украшенный пробивающейся иссине-черной щетиной подбородок.

— Ну, короче, вы уже поняли, мэм, что на Шараде для мальца, а тем более для мальца бездомного нет хуже несчастья, чем этакий вот Дар подцепить, — вздохнул он. — Ну так я и решил Шегу — пацана этого — под свое крыло взять. Правда, должен признаться, не сразу решил. Далеко не сразу. Только когда с мальцом поближе сошелся. И только тогда, когда понял, что Брыль с Овечкой удумали. Впрочем, чего тут понимать и до чего догадываться — верно, мэм? Разумеется, они Ключиком торгануть решили. Только вот покупателя понадежнее с лопатником потолще сразу найти не смогли. Ну так ведь и опять же ко мне на поклон прибежали.

Чудин не без гордости усмехнулся.

— Потому что я об этих делах знал впятеро больше их, всех вместе взятых. И потому что без меня они могли бы солидно подзалететь на этой истории. Что верно, то верно — имел я кое-какие связи и с Магами тамошними, и с людишками хитрыми, теми, что для науки диковины всякие на Шараде скупали... Разные связи, мэм. Только вот не по части торговли людьми.

Николай поморщился и стал наполнять свою чашку из услужливо пододвинутого ему чайничка.

— Что до меня, мэм, так не по душе с самого начала затея эта была. Людьми торговать — это не дело вовсе. А уж несмышленых мальцов в рабство или на смерть отправлять — так это совсем уже наипоследнее, простите за худое слово, паскудство. Но и вразрез с тамошней братвой идти — дело гиблое. Так что решил я на хитрость пойти и свой план на этот счет измыслил. Правда, такой, что, как говорится, по исполнении мне на Шараду путь уж точно заказан был бы...

Он покачал головой, сосредоточенно глядя на поверхность темно-янтарного настоя в своей чашке.

— Потому что это лучше — извините, мэм, — задом незащищенным на горячую сковородку присесть, чем тамошней братве в руки залететь, после того как братву эту — уж снова меня, мэм, за худое слово простите — объегорить... Особенно тем макаром, что я придумал.

Он пожал плечами.

— А впрочем, ничего особого я и не придумал: просто решил время потянуть. И за время это с помощью Дара, что Шеге достался, прикопить деньжат решил на порядочные для нас ксивы и на рейс — в какой-нибудь мирок поспокойнее. Типа Океании. А может, и в саму Метрополию. Ну уж а там мальца от дел моих в сторонку отвести и как-то по-хорошему пристроить. К людям порядочным — из тех, что с законом дружат. Потому что со мной — ну какая это ему жизнь будет? Верно, мэм? Над Шегой я вроде как шефство учинил. Забрал его от урода этого — Гарри-Овечки. Комнатенку ему нашел почище, приодел как следует. Беня и Гарри, понятное дело, не в восторге от всего этого были, но допетрили, что для пользы дела так лучше. До конца-то я им, конечно, не раскрылся...

* * *

Собственно, повлияло на решение, принятое Чудиным, странное сходство судеб — худенького, угловатого мальчишки Шеги по кличке Ключик и его собственной. Оба не помнили своих родителей и так никогда и не узнали, что сталось с ними. Оба с улицы попали в лапы лихих людей. Только вот никакого Дара Николай нигде не подцепил. Вместо этого за плечами у него была солидная криминальная «школа повышения квалификации» — тюряга для малолетних.

А вот Шега с миром исправительных заведений Федерации Тридцати Трех Миров еще не успел познакомиться. На его долю выпало знакомство с другой стороной жизни, с какой познакомиться можно было, пожалуй, только на Шараде.

* * *

— Понимаете, мэм, — продолжал свой рассказ Чудин, — я так прикинул, что, по всему судя, не должны были его родители быть сволочами... Не хочется мне так думать. Так же как и про своих. Просто где-то лихие времена тогда наступили. Сгинули они во время какой-то заварушки скорее всего. А Шега остался у кого-то на руках обузой. Как его на Шараду занесло — бог весть. Должно быть, попал мальчишка к кому-то, кто в те края переселялся. И этот кто-то, чтобы уж совсем на произвол судьбы ребенка не бросать, отдал его в Новый Приют. Это такое заведение поблизости от Транзитной фактории. Уже не сама Фактория, но еще и не Анклавы.

Гость повертел в воздухе рукой, пытаясь придать ясность своим словам.

— Он, вообще-то, только с той поры себя и помнит. А что до того было — все клочьями, все в тумане... Что раньше в каком-то большом доме жил, что по лесу гулял с добрым дядей каким-то. Потом — что везли его куда-то, что прятали в темных подвалах. Еще помнит, как на корабле летел. Но на каком и откуда — не помнит совершенно. Помнит только, что чужие люди им занимались, а он их все про маму спрашивал — когда она вернется? А они ему не отвечали. И что за добрый дядя его по лесу водил, и что за люди его прятали — не осталось в памяти. Он себя только в Новом Приюте сознавать начал. И то — есть провалы в памяти его о том месте...

Николай нахмурился, собираясь с мыслями.

— Вы, должно быть, не в курсе тамошних дел, мэм... Скажу только, что за этим Новым Приютом в Транзитной среди народа сведущего худая слава тянется. Вот и Шега странное о нем вспоминает... То есть если со стороны посмотреть, так все, как говорится, путем там было. И учили малышню приютскую счету-грамоте, и к чистоте-порядку приучали. И к тому, чтобы вообще по уму жить. И содержали их хоть, как говорится, по-спартански, но не совсем уж и в черном теле. Только...

Тут Чудин задумчиво поцокал языком.

— Только во всем том какое-то двойное донышко имелось. Ну вот, к примеру, рассказывал малец такие вещи. Учились они там в группах — человек по двенадцать-пятнадцать, по возрасту подобранных, по способностям. Но были у них и такие уроки, на которые их разводили человека по три. А иногда один на один с учителем занимались. Если, конечно, то учителя были — те странные люди, что работали с ними. Они, кстати, и учителями не назывались. А Наставниками...

Николай поморщился, словно на язык ему попалось что-то кислое. И продолжил.

— В общем, так и не смог Шега мне толком объяснить, чему его на этих странных занятиях обучали. Помнил только, что много было тестов разных. И еще — что гипноз на нем испытывали. Или что-то очень похожее на гипноз... И есть у меня подозрение, что не только гипноз и психотехники разные там на детишках отрабатывали. Потому что, когда рассказывал мне Шега про то, какие сны да видения к нему приходили после тех занятий, так мне очень даже хорошо припомнились те штуки, что ребята, которые галлюциногенами баловались, рассказывали... Помнил он еще, что возили его и еще нескольких пареньков постарше в странные места какие-то. Но тут тоже все путается. Не всегда Шега знал, что из ему запомнившегося действительно с ним было, а что — сны, да гипноз, да галлюцинации одни... Но одного из Наставников этих он запомнил так, что, думаю, вовек не забудет. Он, собственно, так только его и называл — Наставник. Ничего другого про него не говорил — стар тот или молод, светел или черен, зол или милостив. Одно только повторял: «Все обо мне он знал. Даже то, чего сам про себя не знаю...» Вот такой вот страшный тип в душу ему запал, мэм. Он у Шеги и обнаружил Дар — живой отмычкой служить.

Николай потер лоб и снова поморщился, словно глотая горькое лекарство.

— А особо ему какое-то место запомнилось... Такое, о котором он долго рассказывать не хотел. Но и в себе эту память носить боялся. Такое с людьми бывает: случится с тобой что-то такое, о чем никому рассказывать не стоит, ты и молчишь. Только память тебя гложет и гложет. До тех пор, пока не выложишь всю эту историю первому встречному. Ну, или не совсем первому, а во г. как у нас с Шегой получилось — тому, кто первый к тебе отнесется по-человечески. Я, мэм, доброго дядюшку из себя не корчил и розовых, извините, соплей не распускал. Просто не упускал случая объяснить мальцу, что к чему на этом свете. Ну и, конечно, планами своими поделился немного погодя. Вот тогда он и стал мне всякое такое... сокровенное о себе рассказывать. Тоже делиться стал — тем, что него на душе. И про это свое воспоминание... Или про сон — тоже... Это когда мы с ним как-то раз на природу, к реке выбрались да ближе к ночи костерок развели — он про это и заговорил.

Николай решительно отставил в сторону опустевшую чашку и жестом показал хозяйке, что больше наливать не надо.

— В общем, так... Его Наставник однажды пришел за ним поздним вечером. Ночью уже. Пришел и сказал, что им нужно побывать в одном месте. Вдвоем. Что Наставник довезет мальчика туда на своем «ровере». Что он — Наставник — долго ждал, когда Шега будет готов к тому, чтобы в том месте побывать. И теперь видит, что тот готов. И медлить нельзя.

Николай помолчал, сразу как-то потемнев лицом.

— Они туда долго добирались, — продолжил гость после почти полуминутной паузы. — Почти всю ночь. И поутру выехали на побережье. В дюны. Там — во сне том или в мороке — только дюны ему и запомнились. Только песок холодный под ногами. И ветер холодный. И небо над головой тоже холодное, серое... И море до горизонта мглой подернуто. Холодное и серое. И лес невдалеке — редкие такие деревья. Без листьев. Словно мертвые...

Там Наставник остановил машину, открыл дверцу и приказал: «Иди туда, в лес... Там сам все поймешь...»

И Шега побрел к лесу. Побрел, ежась от холодного ветра, утопая по щиколотку в ледяном песке, к теряющимся в сумраке угрюмого рассвета черным деревьям.

Николай поежился, словно тот ветер из зыбкого мира снов мальчика добрался до него здесь и пробился под плотное сукно бушлата.

— Вроде ничего страшного, мэм, малец и не рассказывал. Но... Каждый раз как вспомню, как он сидит, коленки ладонями обхватив... Весь из себя тоненький такой, напряженный, а глаза — большие, и слезы в них стоят... Сам глядит на огонь — и словно не видит его... Словно зверек маленький перед змеей... Ну я его и спросил — что было с ним там, в лесочке этом? А он молчит и только на огонь смотрит... А потом отвечает — рассеянно так: «Я там заблудился. И остался там. Навсегда». Я, помню, переспросил тогда: «Как это — навсегда? Хочешь сказать — на всю жизнь?»

Он глянул на Марику, словно ища у нее поддержки.

— Понимаете, я тогда подумал, что малец немного того... Умом тронулся после всего, что с ним в Приюте том сотворили. Должно быть, Шега это понял. Но взгляда от огня все оторвать никак не мог. Только повторил: «Навсегда». И я, знаете, так и не смог понять — возражает он мне или со мною соглашается... «Ты же, — говорю, — сейчас со мною здесь, у костерка сидишь. Живой и невредимый. Значит, выбрался ты оттуда, из леса того. В нем не остался...» А он на меня посмотрел как-то странно и кивнул: знаете, мэм, так вот, как мы иногда детишкам неразумным киваем. Когда о чем-то таком толкуем, чего им, малолеткам, вовек не понять... И сказал: «Это... совсем другое...» Потом помолчал еще немного и добавил: «Мне и сейчас еще он снится — этот лес... Будто я все брожу и брожу там с тем парнем, которого там встретил... И все говорю и говорю с ним...»

Чудин нахохлился в своем кресле и озадаченно поскреб бороду.

— Я, помнится, даже опешил, — продолжал он. «С каким, — говорю, — парнем?» Малец помолчал, подумал-подумал и говорит: «Он еще раньше меня туда забрел. Давно... И я хотел... Мне надо было его оттуда увести... Но... Он тоже — все еще там, в том лесу...»

Николай потер лоб и искоса глянул на Марику.

— Я даже не знаю, мэм, зачем я вам так все это расписываю. Потому что зыбко это все. Кажимость одна...

— Не беспокойтесь, господин Чудин, — успокоила его Видящая След. — Здесь все — тоже зыбко. Нам с вами придется иметь дело с вещами... с вещами весьма двусмысленными. Продолжайте. И будьте уверены в себе.

Николай снова потер лоб и откашлялся.

— Словом, страх мальцом овладел. И перед Наставником своим, и перед теми делами, что в Приюте том творились. И он в бега подался. А что для пацана двенадцати годков от роду означает в бегах жить, да ещев Транзитной фактории, будь она неладна? Это, мэм, означает, что попадает он прямехонько в лапы к Гарри-Овечке. А то и к кому похуже. Это еще очень повезло ему, что я его перехватил...

Николай тяжело вздохнул.

— Ну вот так мы и действовали. Таким вот путем... По моему, одним словом, плану... Было у меня на примете несколько людишек, которых от лишних денежек можно было избавить — без шума и пыли. Все такого сорта пройдохи, что в полицию им как бы и не с руки обращаться. И все бы так и вышло — самым наилучшим образом. Если бы не прокололся я по-глупому. Бес меня попутал тот чертов «форд» угонять...

* * *

Угон автомобиля не был целью задуманной Затейником операции. Просто ему на часок-другой потребовалось транспортное средство для доставки небольшого переносного сейфа в такое место, где Шега без помех смог бы поработать с его замками. Брать мальчонку с собой на дело — во взломанный относительно простыми приемами офис, откуда он собирался позаимствовать тот тяжеленный железный ящик, — Николай не стал. Рисковать мальчишкой не стоило.

Самым досадным было то, что забрать из уже «готового» офиса свою добычу он так и не успел. Копы остановили его на полпути. Дурацкий, не поставленный на сигнализацию «форд» числился, оказывается, в розыске. Брошен он был кем-то из местных налетчиков — при бегстве после попытки ограбления инкассаторской «тачки». Причем брошен в такой спешке, что на полу — за спинкой сиденья водителя, куда Чудин заглянуть еще не удосужился, — остался валяться вполне боеспособный ствол с бронебойными патронами в магазине.

Кому другому при сложившихся обстоятельствах удалось бы отмазаться, но на Затейника у Фемиды вырос преогромный зуб. Тем более что по принятым в Транзитной фактории правилам Фемиду здесь представлял суд того Мира, гражданином которого являлся преступник. А после того как прибывший из Колонии Святой Анны прокурор узрел на скамье подсудимых своего старого знакомого, судьба Затейника определилась довольно печальным образом. Он, впрочем, к самому факту предстоящей отсидки отнесся философски.

* * *

— Ну, в общем, конечно, мэм, — продолжал Николай свой рассказ, — срок мотать — это вам не пирожки лепить. Но не скажу, чтобы мне на Фронтире так уж и в тягость все было. Тем более что и срок, если разобраться, пустяковый вышел, и режим был с послаблениями. Однако пришлось мне оттуда в бега податься. С Фронтира бежать — это само по себе дело не из легких. А если у тебя до конца срока счет уже, почитай, на недели пошел, так это полным дурнем надо быть, чтобы побег удумать...

Николай махнул рукой и досадливо крякнул.

— К тому времени я, считайте, уже на положении вольнопоселенца на Фронтире обретался. Тоже не сахар, но не сравнить с теми, кого за «колючкой» держали. Так что мне только из-за Шеги в тех краях и не жилось. Душа за мальчишку ныла. Один он остался — без моего глазу... Нет, не то чтобы я уж совсем-напрочь такого расклада не предвидел. Кое-что я на всякий пожарный случай подготовил. Денежки кое-какие в надежных местах для него оставил. Заранее объяснил — куда деваться, коли со мной что приключится. И к кому идти... Но все это, сами понимаете, не дело. Так что за него вина на мне лежит. Вот и не было мне покоя — все пытался ему хоть пару слов переслать и от него хоть какую весточку получить. Ну и пару раз удавалось такое — пересылали мне о Шеге новости. От того человечка, что я за ним присматривать оставил. А в самом конце вдруг — раз и нате! Как снег на голову — и сам этот человечек на Фронтир приспел!

Гневно выкатив глаза, Николай треснул себя пудовым кулаком по колену.

— Был такой — Пауль Паульсен. Старый мой знакомый. Еще на Святой Анне мы с ним скорешились. Вот ему-то я Шегу и оставил. А он сам на Фронтир загремел! Явился не запылился. И такую мне, сволочь, историю поведал, что я, мэм, чуть на стенку от бешенства не полез!

Тут Николай снова смолк, прикусив губу и уставившись в пространство перед собой. Марика и Травница деликатно выжидали, пока Пришлый справится со своими эмоциями.

— Кличка у него была «Тетушка Полли». Или просто «Полли». Один только Шега его «дядей Полли» называл. Лысый такой мужик, солидный. И сам он на дело обычно не ходил. И правильно делал — не его профиль. Только завалил бы все. Но что спрятать получше да загнать подороже — тут у него татант был ого-го какой. И держали его все — и я тоже — за человека порядочного. Однако на поверку — сукою, простите, мэм, за худое слово, обернулся!

Николай снова приложился кулаком по колену.

— Поначалу все у них там путем шло. Пацан даже учиться ходил. Под чужим, естественно, именем, в обычный класс. Без всяких фокусов. И крыша у него над головой была, и не голодал он. Но потом у Полли жадность взыграла... Не ожидал я, правда, от него такого. Но что поделаешь — ошибка вышла...

* * *

Что и говорить, в Пауле Паульсене Чудин ошибся, и ошибся здорово. Нет, тот доверенные ему деньги на себя не тратил, и мальчишку держал далеко не в черном теле. Но не удержался от соблазна самому попользоваться необыкновенными способностями Шеги. О том, что Дар у Шеги имелся, догадаться Полли было не трудно. Раз Затейник заботится о чужом ребенке, тщательно скрывает его от посторонних глаз, то дело тут явно не во внезапно прорезавшихся в его душе отцовских чувствах. Точнее, не только в них.

Мальчонка, правда, крепко усвоил наставления Николая — ни одной живой душе ни словом не обмолвиться о своей дружбе с замками и прочей механикой. Да Полли и не давил на него. Но Брыль и мил-друг Гарри-Овечка столь усиленно искали неожиданно выпавшего из обращения Шегу, что привлекли внимание Полли. Ничем не выдавая себя, он довольно быстро раскрутил эту парочку на откровенность. После чего крепко задумался.

Полли охотно ходил по тому тонкому льду, который отделяет законопослушную жизнь от темных вод криминала. Он всегда был готов предложить свои услуги и свой многолетний опыт жизни в Транзитной фактории тем теневым дельцам, которые такого опыта были начисто лишены. Это было не самое доходное, но вполне безопасное занятие. Что до того, на какие статьи уголовного кодекса «тянули» дела клиентов Полли, то это просто не интересовало Пауля Паульсена. Сам он никогда не совал руки туда, где на них могли надеть стальные браслеты на замочках. Так что о том, чтобы использовать Дар Шеги прямо и непосредственно, и речи быть не могло. Русская поговорка «Не в свои сани не садись» была ему хорошо знакома — ее любил повторять Чудин.

Работать надо было тоньше, чтобы в финале предстать перед старым приятелем жертвой форсмажорных обстоятельств. На Шегу надо было найти очень специфического покупателя. Который заплатил бы за носителя Дара настоящие деньги. И — что не менее важно — такого, который бы не надумал расплатиться с Полли просто сунутым ему под нос стволом пистолета. И Полли принялся искать такого покупателя — тщательно и осторожно. Настолько тщательно и настолько осторожно, что, вполне возможно, и не успел бы управиться с этим делом вплоть до самого возвращения Николая из мест не столь отдаленных.

Изрядной помехой было для Полли то, что Всевышний не сподобил его стать законченным подлецом. Поэтому отдавать мальчонку в плохие руки ему не хотелось. Так бы и ходил Полли кругами в поисках подходящего покупателя до самого морковкина заговенья, если бы этот самый покупатель не нашел его сам.

Его нашел Наставник.

* * *

Наставник подошел к Полли именно там и тогда, где и когда к нему и стоило подходить. Полли только что запер дверь, украшенную табличкой «Паульсен и Нильсен. Консультационное агентство», и, перейдя на противоположную сторону улицы, устроился за стойкой бара «Три картежника». Собственно, эта стойка, а не украшенный многочисленными отметинами от загашенных сигарет письменный стол «Консультационного агентства» была постоянным рабочим местом Тетушки Полли. Однако вести вдумчивые деловые толковища он привык только с теми, кому было «назначено». Этого никак нельзя было сказать о типе, который подошел к нему в тот вечер и осведомился, не возражает ли господин Паульсен против того, чтобы угоститься кружечкой «Гиннеса» за его, тогда еще незнакомца, счет?

— Мне рекомендовал обратиться к вам один наш общий знакомый, — уточнил он и толкнул по стойке к локтю Полли белый прямоугольничек визитной карточки.

Полли скосил на визиткку глаза и прочитал имя рекомендателя незнакомца. Вот уж о ком ему не хотелось вспоминать, так это о Лайонеле Манфреди, настоятеле Нового Приюта Южного округа. Но пренебрегать такой рекомендацией явно не стоило. Тем более что уже в первые минуты разговора выяснилось, что дельце, с которым появился здесь этот сухопарый, с резкими чертами лица тип, вполне могло быть решено ко взаимному удовлетворению сторон.

Человек, пришедший от настоятеля, был согласен платить деньги — и деньги вполне приличные — даже не за то, чтобы увести с собой Шегу, а просто за то, чтобы поговорить с ним пару часов наедине. А дальнейшее парнишка должен будет решить уже сам.

Он так и представился, этот тип, — Наставник — и все тут.

Полли испытал даже какое-то облегчение — в конце концов он не предпринял ни одного шага для того, чтобы сдать Ключика на руки этому странному типу. Поэтому он не стал противиться Судьбе. Поиграв немного — для порядка — в непонятки и получив самые серьезные заверения в том, что с мальчишкой не случится ничего, что бы шло против его воли, Полли коротко оговорил условия предстоящего товарообмена, с совершенно независимым видом отвалил от стойки и покинул «Трех картежников», чтобы, выждав условленное время, добраться до «Депозит-банка».

Там, в абонентском ящике, код которого назвал ему Наставник, его уже ждала оговоренная сумма федеральной «зелени». Оперативно — ничего не скажешь. Взамен Полли оставил в ящике листок из блокнота, на котором печатными буквами нацарапал адрес пансионата, где проживал Шега, и то имя, под которым он там значился. После чего запер ящик, распихал кредитки по карманам и постарался забыть все про исшедшее как дурной сон.

* * *

Как и когда именно Наставник явился к Шеге, Полли не знал. И то, о чем они говорили при этой встрече, узнал далеко не сразу и, в общем-то, не по своей воле.

Просто Шега исчез. И появился уже тогда, когда Полли потерял надежду снова увидеть его. Шега пришел прощаться.

Полли не знал, когда мальчишка забрался в его офис, может — прошлым вечером, может — ночью, а может — утром, незадолго до того как Паульсен заглянул сюда — просмогреть пришедшую за выходные дни почту и сделать необходимые звонки. Шегу он заметил не сразу. Тот сидел, скорчившись в тяжелом, задвинутом в темный угол кресле, и только глаза его, ставшие похожими на глаза загнанного в угол зверька, сверкали из полутьмы — огромные и полные тоскливого страха.

— Ты что? — окликнул его Полли. — Ты... Тебя обидел кто-нибудь?

Шега искоса глянул на него и еще сильнее сжался на сиденье.

— Нет... — ответил он нехотя. — Просто я пришел с тобой попрощаться. С тобой и с дядей Ником. Я ухожу. Далеко. Наставник велел...

Разумеется, Полли не ожидал от того темного типа ровным счетом ничего хорошего. Но что произойдет вот так странно, он все-таки не ожидал.

— Наставник? — осторожно переспросил он. Уверенности в том, что тот стремный тип не «заложил» его Шеге, у него не было.

— Угу... — отозвался малец. — Вы про него не знаете, дядя Полли. Это — такой человек... Он послал меня в лес... Только вы и про тот лес не знаете... Лес на дюнах...

Полли подавил вздох облегчения и поблагодарил Господа за то, что его сделка с Наставником осталась для Шеги тайной.

— И не вздумай! — строго оборвал он мальчишку. — Какой, к черту, лес! Какие дюны! Кончай ерундой голову забивать — себе и другим! Твое дело сейчас — выучиться и человеком стать! Чтобы мне перед дядей Ником за тебя краснеть не пришлось! И здоровье тебе подправить надо — вон худой ты, словно щепка... Никуда не годится это! Чем вас в пансионате только кормят? Вот что, я тебе подкину сейчас десятка два баксов — чтоб ты фрукты себе прикупил, что ли... Ну там — толкового чего-нибудь. На конфеты-сладости — не трать!

Он принялся нервно шарить по карманам.

— Не... — остановил его Шега. — Не надо, дядя Полли. Я больше не вернусь в пансионат. Я должен найти того человека, что заблудился в том лесу — около моря... Я должен его увести. Из тех мест, куда он попал. Иначе большая беда будет.

Полли подтащил стул к креслу, в котором скорчился Шега, уселся поплотнее, а само кресло развернул так, чтобы лучше видеть лицо мальчишки.

— Слушай, — произнес он строго. — В какие это края ты двинуть собрался? Чем тебе голову задурил этот — как бишь его — Наставник?

Он чуть было не добавил: «И откуда Наставник этот на твою голову свалился?» Но побоялся услышать в ответ наивно-простое: «Так ведь это вы его ко мне прислали, дядя Полли...» Вместо этого он сурово бросил:

— И про какую такую беду ты мне тут толкуешь?

Глаза Шеги расширились, тонкие загорелые пальцы еще сильнее вцепились в потертую ткань на коленях джинсов. Мальчишка уставился прямо в зрачки Полли.

— Н-неназываемый... — тихо, чуть запинаясь, произнес он. — Неназываемый вырвется из Мира Молний. Вырвется и придет в наши Миры!

Сказал он это с такой силой убеждения, что Полли на миг как-то смешался, закашлялся и поднялся со стула, чтобы скрыть растерянность.

— Слушай! — загудел он, наклонившись к мальчику и придав голосу максимально возможную уверенность. — Здорово тебе мозги затемнили, я чувствую... Я, конечно, понимаю — не такой ты, как все. Можешь не отвечать — я нутром это чую. Но ты не думай, что от этого одного ты умней меня стал. Нечего тебе в этих мудростях путаться. Выбрось ты из головы всяких разных неназываемых. А Наставнику своему — коли снова объявится — такое скажи: мол, не отпускает меня дядя Полли — никуда, ни в какие края. Мал я еще, мол. И вот что... Раз такое дело, что на тебя Наставник твой столь сильное действие имеет... Вот что, перебирайся-ка ты, сынок, на пару недель на проживание к старому доброму дяде Полли и забудь ты на фиг про все эти заморочки с неназываемыми да с лесами всякими. Знаешь, лучше вывезу я тебя на природу — за город, на озера... А с Наставником твоим я...

С Наставником старый добрый дядя Полли намерен был теперь разобраться более основательно. Хотя, конечно, при мысли о такой разборке у него начинало неприятно ныть под ложечкой.

Конечно, это было с его — Наставника — стороны полнейшим свинством: одно дело — договориться, пусть даже и не за слишком умеренную плату, о свидании со своим бывшим учеником. И совсем другое — сманить пацана, в которого уже вложены хорошие денежки. Правда, не его, Пауля Паульсена, Николая-Затейника — кровные, но сие не суть как важно. Сманить в какие-то неведомые края, причем с явным намерением ни гроша за это не приплатить... Свинство и наглость!

Следовало притормозить Шегу и подождать, пока тип опять выползет из своей норы — торговаться. И уж тогда по меньшей мере удвоить цену. Эти соображения придавали монологу Полли особую убедительность.

Шега оборвал его, покачав головой. И такая отчаянная безнадега прорвалась в этом его коротком движении, что Полли мгновенно осекся и растерянно уставился на мальчишку.

— Не получится, — тихо сказал Шега. — Не получится, дядя Полли. Я не могу ослушаться. Пусть Ник простит... Он очень много хорошего для меня сделал... Хотел сделать. И ты меня прости, дядя Полли...

Потом Шега оглянулся, словно опасаясь, что его услышит кто-то посторонний, и заговорил быстро и сбивчиво, глотая слова и перескакивая с мысли на мысль.

— Но я знаю теперь! — горячо зашептал он. — Я теперь узнал, как вам стать богатыми! Очень богатыми!

Он снова боязливо оглянулся.

— Мне надо... Я не должен был рассказывать... Только это можно... Дяде Нику — можно! Чтобы он... Чтобы он пришел за мной. Туда...

— Стой-стой-стой!... — попробовал хоть как-то «въехать» в смысл его торопливых слов старый добрый дядя Полли. — Куда это — «туда»? Отчего это мы вдруг разбогатеть должны?

Шега сверкнул на него своими расширившимися от волнения глазами — глазами затравленного зверька — и тихо, но очень отчетливо прошептал:

— Я знаю, где достать «Жидкие Врата»!

Полли, который стоял перед мальчиком, согнувшись и уперев руки в колена, на какое-то мгновение замер, словно ему вступило в поясницу.

Понятное дело, как и все, кому пришлось хотя бы год-другой прожить в Транзитной фактории, Полли кое-что слышал о «Жидких Вратах». Он знал, что речь шла о неком средстве, которое, попав в организм человека, открывало ему путь в иные измерения, а через них — в какие-то невероятно далекие края. Края эти разные людишки называли по-разному. Чаще всего о тех, кому удалось воспользоваться «Жидкими Вратами», говорили иносказательно: «ушел туда, откуда редко приходят». Или: «теперь он — в Блуждающем Мире». Оттуда, куда уводили «Жидкие Врата», действительно не вернулся почти никто из тех легендарных личностей, которым удалось добыть эту субстанцию.

И о Блуждающем Мире, известном как действительно блуждающая между солнцами Галактики полумифическая планета, именуемая еще Миром Молний, он тоже слышал. Никто не знал, почему именно в этот Мир вели «Жидкие Врата».

Хранителями этой диковинной субстанции были именовавшиеся «магами» обитатели далеких и таинственных анклавов населенных пространств Шарады. Добраться до них, а затем сторговаться с магами и наконец живым — и с добычей в руках — вернуться в Транзитную факторию было делом фантастически трудным. Но — в случае удачи — на счастливчиков обрушивался золотой дождь. Всякого рода домыслов на этот счет ходило много. В большинство из них Полли не особенно верил.

Собственно, не верил бы вообще, если бы не знал доподлинно, что есть среди обитателей Транзитной фактории весьма состоятельные покупатели на «Врата». Покупатели, готовые даже за следовые количества этого соединения платить невероятные суммы наличными. Значит, было за что! Тем более что за этими скупщиками стояли весьма влиятельные силы. На уровне всего Обитаемого Космоса, начиная с самого Федерального Директората и кончая крупнейшими криминальными авторитетами.

Дело оборачивалось неожиданной для Полли стороной.

— Постой-постой, парень... — выговорил он наконец. — Кто это и чего наплел тебе про «Жидкие Врата»? Ты, малец, хоть знаешь, что это за штука?

Шега смотрел на Полли расширенными, потемневшими зрачками.

— З-знаю! — выдохнул он, чуть заикаясь. — Я... Я уйду через них... За тем человеком. Чтобы его оттуда забрать... Увести.

— Кого забрать? — сморщился Полли. — Кого увести?.. Да кого ты — малый мальчонка — сможешь забрать и увести оттуда?

— Ч-человека... — прошептал Шега. — Того парня из леса на дюнах...

Полли попытался собрать свои — разом перепутавшиеся — мысли в единое целое и представить себе, какой прок можно извлечь из обрушившейся на него головоломки. Это заняло у него минуты полторы-две сосредоточенного сопения. Лоб его покрылся мелкими бриллиантиками испарины.

— Ты ж малец совсем, — выдавил он из себя наконец. — Просто пропадешь там на фиг — только и всего...

Вдруг Полли начал горячиться.

— Почему это, спрашивается, он — Наставник этот твой — тебя, несмышленого, в пекло посылает? Почему сам туда не сунется? Что за дела такие?

— Н-нет... Не пропаду...

Шега сосредоточенно уставился куда-то в точку, расположенную сантиметрах в сорока за затылком Полли.

— Я знаю теперь, куда там идти. К тому... Кто научит... И — только я... Только я могу. Это — мой Дар такой... Дядя Ник не велел никому рассказывать... Только теперь — безразлично...

Действительно, про Дар Шеги Полли знать вовсе не полагалось. И то, что мальчишка теперь махнул рукой на запрет «дяди Ника», которого почитал как святого (и то правда — то был первый и пока последний порядочный — на свой, правда, манер — человек, встретившийся ему в его сознательной жизни), говорило о многом. О том, например, что он уже не надеялся больше вернуться в этот Мир. Это было серьезно.

А Шега торопливо, словно боясь, что бестолковый дядя Полли снова начнет прерывать его своими уговорами, сбивчиво стал объяснять, что без него никак не получится. Что только там — в Блуждающем Мире — его научат по-настоящему своим Даром пользоваться.

— Понимаешь, дядя Полли, — шепотом говорил он, — то, что я умею здесь, это только всего ничего. А там меня научат. И тогда заработает главное.

— Стоп-стоп-стоп! — снова притормозил его Полли. — Кто научит? Какое такое «главное»? Что ты такое, малец, мелешь?

— Главное... — Шега впился глазами в то невидимое, что пребывало перед его мысленным взором и вдохновляло его. — Главное, что тогда я смогу снимать Заклятие Неназываемого!

* * *

И мальчишка принялся с пятого на десятое объяснять доброму старому Полли, что ему надо сделать сразу же после того, как он очутится в странном мире, куда отправлял его Наставник.

— Там меня встретят... — торопливо шептал он. — Там — условлено. Там будут ждать. Один из Пяти.

Остается только удивляться тому, что Полли почти дословно запомнил эту горячечную скороговорку и смог — много позже, на лагерных нарах — подробно пересказать и растолковать все услышанное Нику Чудину.

Но это было потом. А тогда — в полутемном, пыльном офисе, под аккомпанемент задыхающегося всхлипывания Шеги — все это казалось просто каким-то спьяну привидевшимся, болезненным бредом. Но уже тогда Полли понимал, что только казалось. И еще он понимал, что мальчишка теперь для него потерян. Хотя, как будто, чего проще? Вот он — беззащитный малец — сидит, скорчившись на твоем кресле, в твоем кабинете. Возьми, да и просто-напросто не отпускай его к какому-то там Наставнику, и дело с концом! Ведь ты в своем праве, старина!

Но Полли понимал, что за мальчишкой тянется — издалека, не из этого Мира — цепочка чужой, не человеческой воли, противостоять которой ему не дано. Шегу теперь не удержать здесь никакими силами, замками и стенами. Сам не вырвется — за ним придут. Придут и отнимут.

Так что лучше Судьбе не перечить, а постараться извлечь из сложившейся ситуации хоть какую-то пользу. Тем более что польза действительно просматривалась. И не какая-нибудь, а вполне внушительная — в денежном своем выражении. Поэтому, взяв себя в руки, Паульсен терпеливо дождался, когда наконец, то ли исчерпав свои силы, то ли отчаявшись объяснить бестолковому Полли что-то так очевидное ему самому, Шега замолкнет, и тогда осторожно спросил его:

— Так ты сказал, что можешь оставить нам с дядей Ником на память немного «Жидких Врат»?

Шега медленно, словно возвращаясь из какого-то дальнего края, перевел свой взгляд с того невидимого, что до сих пор этот взгляд приковывало, на добродушную физиономию Паульсена.

— Нет, — произнес он как-то рассеянно. — Я не успею вам передать... Как только я доберусь до этого... Мне сразу придется уйти. Туда — в Блуждающий Мир... Я только знаю, где вы можете это взять. У кого это есть...

Полли наконец вспомнил, что в комнате, кроме кресла, в котором приютился Шега, существует и другая мебель. Он, не глядя, подтянул к себе стул, грохнулся в него и уставился в глаза мальчишки.

— Ну и у кого же в кухонном шкафу припрятан кувшинчик этого зелья? И чем нам ублажить Большого Страшного Дракона, который, наверное, сидит на той кухне под столом, на цепочке и охраняет это сокровище?

Шега тряхнул головой и сурово поглядел на него.

— Не надо так, дядя Полли... Это будет покупать Посол Лент. Тот богатый тип с Джея. Ему удалось договориться с магами из Темных Анклавов. Он — в обмен — привез им какие-то странные штуки с Джея. Вы же знаете, дядя Полли, там — на Джее — от Предтеч осталось много всякого... Того, что магическим называют. Ну, не такого, как тут, на Шараде, но похожего... Ну вот Посол Лент такой обмен и затеял.

Полли почесал в затылке, припоминая те услуги, которые ему пришлось оказывать сэру Ленту — высокому, худощавому пожилому джентльмену, воплощавшему, казалось, саму порядочность. Вспомнилось много интересного. А Шега торопливо продолжал:

— Только ему самому не с руки было по Анклавам путешествовать. Ну а Наставник уже давно за делами в Темных Анклавах присматривал. Ему тоже нужны были «Жидкие Врата». Только не на продажу... Ему нужно было в Блуждающий Мир своего человека закинуть. Меня. Он всегда знал, что в Анклавах это достать можно. Но ему предложить взамен было нечего. Поэтому он для Посла с магами торговался. Переговоры вел. А тот ему обещал за помощь и за риск с ним этой штукой поделиться. Но обманул.

Но я нашу долю заберу. Я смогу туда пройти. В дом Посла. В апартаменты... И забрать у него немного. Наставник вычислил, где он хранит. И сразу после этого уйду... Туда — за Врата...

Шега снова боязливо оглянулся.

— Только это — не главное... — прошептал он. — Посол Лент увезет «Врата» с собой. На Джей. Там ему много больше заплатят. В десятки раз. И Наставник рассказал, где он спрячет... Это Наставник сам придумал. Подсказал ему — раньше... До того, как они разошлись...

* * *

— Ну вы-то, мэм, теперь хорошо знаете где, — прервал свой сбивчивый рассказ Николай и кивнул на приютившуюся в углу склянку.

Помолчал немного. И закончил:

— Он ему много чего рассказал. И куда попадет. И к кому — к Гуго Глоссу — Целителю. И куда идти, и кого спрашивать. И все... И потом Шега ушел. Исчез... Полли не стал даже пытаться задержать его. Страх его, Полли, огромный страх разобрал...

Николай помотал головой, стряхивая нашедшее на него вдруг одурение. Сгорбился, прикрыл глаза и замолк на несколько мгновений.

— Вы думаете, Полли мне все это так запросто и выложил? Нет, мэм. Пришлось, как говорится, с ним попотеть...

Он безнадежно махнул рукой.

— Я вот все думаю, — продолжил Затейник после короткой паузы. — Случай то вышел или нет — то, что Полли со мной в одну колонию загремел? Или все же расчет чей-то? Так чей тогда?

* * *

По расчету или нет, а загремел Пауль Паульсен на исправительно-трудовые работы далеко не по своей воле. Загремел он на Фронтир благодаря своей жадности. Вернее, коктейль из скаредности с изрядной долей опасливой осторожности так вскружил голову старого доброго Полли, что тот решился покуситься на имущество, которое сэр Лент готовился прихватить с собою на родной Джей, не прибегая к услугам специалистов.

Это был единственный в его жизни случай, когда Полли позволил себе отступить от своего же собственного жизненного правила — никогда не идти вразрез с Его Величеством Законом.

И случай этот оказался роковым!

Полли — с того самого момента, когда копы сцапали его прямо на месте преступления при попытке проникнуть в кабинет сэра Лента, — усердно клял и корил себя за совершенную глупость и к моменту прибытия на Фронтир, где ему предстояло отбывать срок, щедро отмеренный ему приговором выездной сессии суда, представлял собой довольно жалкое, в смысле состояния своего морального духа, зрелище.

Неожиданную встречу с Затейником он воспринял как вполне логичное заключительное звено в цепи постигших его кар небесных. Николаю на самом деле не пришлось не то чтобы потеть, а даже прилагать особых усилий для того, чтобы вытряхнуть из Полли все подробности приключившейся с ним и Шегой истории. Кое о чем пришлось просто догадываться, извлекая крупицы истины из бесчисленных недомолвок и иносказаний вероломного приятеля. Кое-что подсказала интуиция.

Самое главное дошло до Николая не сразу. А когда дошло — времени у него уже оставалось в обрез. Срок пребывания Посла Лента на Шараде истекал в скорейшем времени!

* * *

— Вот тогда я и решил, — пояснил Чудин своим собеседницам, — что выбора-то у меня и нет. Одна дорога — в бега! И бегать мне до тех пор, пока не догоню парнишку.

Он уставился на Марику расширившимися зрачками.

— Ведь вы поймите, мэм! Он — Шега — ведь не затем же Полли всю эту затею с посольской контрабандой как на духу выложил, чтобы просто нам подзаработать подсобить. Он ведь на что надеялся? На то, мэм, что я приду за ним! Помогу из этой беды выбраться. Это ведь он мне дорожку указал — в эти края ваши... Вот я по дорожке той и притопал. Такие вот мои дела-делишки.

На минуту за столом воцарилось молчание. Анна осторожно переводила взгляд со всклокоченной бороды Пришлого на озадаченно поджатые губы Видящей. Наконец та потерла переносицу и энергично откашлялась.

— Значит, ты ограбил Посла... — не столько спросила, сколько констатировала она. — И привел с собой в наш мир какого-то своего приятеля...

Николай потряс головой.

— Вот с этим — все не так, мэм! Вовсе тот, что за мной увязался, не приятель мне! А если вы про Полли, так он на Фронтире отдыхать остался. А тот, что со мной пришел, еще один за «Жидкими Вратами» охотник оказался. Вместе нас там — прямо у Посла в номере — обложили. Не оставлять же его одного там — копам на растерзание... Да кабы только копам... Ну я и поделился зельем...

Марика и бровью не повела, выслушав это объяснение. Только глаза ее — и без того огромные — еще чуточку расширились, означив немалое удивление услышанным.

— Ты уверен, — осведомилась она, — что действительно оказал человеку услугу? Что ему будет лучше здесь, чем за решеткой?

Николай задумчиво поскреб в затылке. Покрутил головой, словно воротник вдруг стал ему тесен.

— В тот момент мне так казалось... — произнес он без особой уверенности. — Дело в том, что напарника его уже пришили. Конкуренты его, наверное... В общем — мочилово пошло... И я не уверен, мэм, совсем не уверен, что те копы, что приперли нас в том номере, — правильные копы...

— Да, я вижу, дела там у вас разворачивались самым крутым образом... — вздохнула Марика. — Ты уж, будь добр, остановись на этом месте поподробнее. Чтобы мы могли ясно представить, что теперь от вас — от тех, что Извне, — ожидать.

Чудин, стараясь говорить подоходчивей, принялся излагать хозяйке историю того, как ему удалось — в самые сжатые сроки — задумать и осуществить побег с Фронтира. О том, как ему удалось — только уже на Джее — догнать покинувшего Шараду Посла, о том, как перед самым заключением сделки сэра Лента с агентами Спецакадемии он неожиданно обнаружил, что господин Посол уже, что называется, глухо обложен еще двумя или тремя бандами охотников за «Жидкими Вратами».

— У меня, мэм, — пояснил он, — был только один козырь в этой игре. Всем остальным было мало просто добраться до «Врат». Им необходимо было еще и скрыться как-нибудь с этим товаром на руках. И при этом — заметьте, мэм, — еще и сохранить голову на плечах! Но и этого мало — им надо было еще как-то передать товар покупателю. А с того — получить деньги или услуги. И при этом — опять-таки — живыми остаться! Это, доложу вам, не фунт изюму! А вот что до меня, мэм, так тут дело куда более простое. Проще некуда. Добрался до Врат — и уходи в них! Только и всего. Что, в конечном счете, и получилось. Вот и все, мэм.

* * *

Анна не могла сказать, слушает ли Видящая След этот сбивчивый рассказ. Глаза Марики снова стали непроницаемы, вся она словно замкнулась в себе. Ушла в какую-то незримую даже для Меченных Мглой глубину. Похоже, Видящая даже не заметила, что Чудин закончил свой рассказ. Но наступившая тишина длилась недолго.

— Вот что, — произнесла Марика тоном довольно неприятным. — Этот ваш приятель... Вы хоть знаете, как его зовут?

Николай сокрушенно покачал головой.

— Он может странную роль сыграть... В этой игре, — задумчиво бросила Видящая. — Только...

Она смолкла, прислушиваясь к чему-то в себе.

— Очень жаль, — наконец произнесла она. — Жаль, что его путь и путь этого стекла пересеклись так ненадолго. Это путает след. Мне только недалеко видно, куда он ведет.

Она поморщилась, стараясь сосредоточиться вновь.

— Очень мало могу сказать о нем... Он по-прежнему в опасности. И он по-прежнему где-то рядом. Здесь, в Худых лесах. Ему не удалось уйти далеко. Точно он этого и не хотел. Тут... Тут есть какая-то ложь. Кто-то наврал тебе, Анна. Или, может быть, тебе, Гость. Что-то из того, что мы сейчас знаем о твоем приятеле, — вранье. Это все, что я вижу... Ладно!

Марика вернулась оттуда, где блуждала все эти последние мгновения, тряхнула головой и поднялась из плетеного кресла.

— Ты отдохни пока с дороги, Гость. Приведи себя в порядок и будь готов двинуться в дорогу — когда станет посветлее. Часов пять у тебя есть.

Она хлопнула в ладоши, со всех сторон послышался топот множества крохотных ног.

— Мои ребятишки тебя проводят и покажут что, где и как...

Николай опасливо покосился на дюжину готовых двинуться ему на помощь каинов. Те — послушные приказу своей патронессы — выступили из-за низко опущенных портьер ведущей в дом двери и замерли, вытянувшись шеренгой вдоль резного бордюра, окаймлявшего низ стены, отделявшей балюстраду от внутренних покоев. Гость осторожно поднялся с кресла и, стараясь не наступить на кого-нибудь из сопровождающих, последовал за возглавившим процессию Шорри.

— Постарайся за это время выспаться, — бросила ему вслед Марика. — Просто выспаться. Твоя проблема теперь — уже моя головная боль.

— Это вы про Шегу? — спросил Николай, обернувшись в дверях.

— Да, про него, — кивнула Видящая. — Про него.

* * *

Оставшись наедине с Травницей, Марика, не спеша, сосредоточенно думая о чем-то своем, принялась убирать со стола. Где-то на середине этой процедуры она додумала свою мысль и резким движением поставила на стол взятую было в руки чашку. Повернулась к Анне.

— Похоже, что с этого Шеги все и началось. Это теперешнее нашествие Пришлых. Кто-то — какой-то Наставник — забросил сюда мальчишку, который должен снять заклятие Неназываемого... Каково, а?

Травница нервно хрустнула пальцами.

— Кто-то хочет вмешаться в наши здешние дела. Кто-то оттуда. Извне.

— Это не очевидно, дорогая Анна. Не очевидно. Вполне возможно, что он отсюда пришел за мальчишкой — тот Наставник... Но не это главное. Важно, что Неназываемый, без сомнения, все сделает для того, чтобы этот мальчишка сгинул без следа! Если только он догадывается о его существовании. А он, скорее всего, догадывается.

Видящая выпрямилась и сложила руки «домиком», что обычно свидетельствовало о том, что она придает моменту особую важность.

— Но не только это важно, дорогая Анна. Ведь Наставник этот не просто зашвырнул мальчишку в этот Мир. Он указал ему, к кому и как идти. Но у Наставника была устаревшая информация. Адресат — прошлый Целитель — как говорится, выбыл. А теперешняя Целительница ни словом не обмолвилась о том, что встречала мальчишку. И — никто из остальных трех членов Пятерки...

— Ребенок, скорее всего, просто не добрался до вас, — вздохнула Травница. — Этот Мир жесток...

— Или все-таки дошел... — пожала плечами Видящая.

«Если все-таки он дошел до кого-то из Пяти, то этот „кто-то“, похоже, не доверяет остальным Четырем...» — закончила про себя ее мысль Анна. Но предпочла так — при себе — ее и оставить. Марика, впрочем, без труда прочитала эту мысль в ее глазах. И кивнула в подтверждение.

— Да, у нас все сложно. Ты можешь мне помочь. И ты, и этот наш Гость. Он ведь здесь тоже не случайно. Кем бы там ни был этот чертов Наставник, он — не идиот. По крайней мере, не такой идиот, чтобы случайно проболтаться мальчишке про секрет Посла. И уж наверняка не отпустил бы Шегу для этого идиотского прощания с «дядей Полли», если бы это ему не было нужно. Ясно что Наставнику или тем, кто за ним стоит, надо было и этого типа, — она кивнула на дверь, в которой скрылся Чудин, — заманить сюда, к нам.

— Наверное, — неуверенно предположила Травница, — чтобы он потом, когда дело будет сделано, вытащил паренька вместе с его Даром обратно. В их Мир...

Теперь уже Видящая хрустнула пальцами.

— Разве что так... — с сомнением в голосе произнесла она. — Знаешь, Энни, от таких людей, как этот Наставник — если это человек, конечно, — трудно ожидать бескорыстного гуманизма. А вот Дар этого мальчишки — вполне подходящая причина, чтобы не бросать его в здешних краях.

Она тряхнула головой, словно отгоняя невидимую муху.

— Но это, дорогая Энни, только одно из возможных объяснений. Только одно... И меня очень беспокоит тот, второй тип, которого наш Гость притащил с собой...

— Думаешь, и это не случайность? — покосилась на нее Травница. — Что и этого... попутчика Гостю Наставник подбросил?

— Ты знаешь, Энни, — вздохнула Видящая, — сдается мне, что в делах, связанных с судьбами этого Мира, случайностей не бывает... Но даже если его к нам забросил Его Величество случай, то мой Дар подсказывает мне, что с этим типом мы еще намучаемся. Знаешь, существует такая порода людей, которые только для того и рождаются, чтобы всем, с кем их сведет судьба, путать карты. Боюсь, что это именно тот случай.

Травница неопределенно повела плечами. Она знала, что предчувствия редко обманывали ее подругу.

— Мне надо посоветоваться со своими... — тихо сказала она. — С другими Мечеными... Мне придется покинуть тебя.

Марика кивнула.

— Мне надо побыть одной, — тихо бросила она. — Подумать — с какого конца браться за дело. Если у тебя есть лишние час-два, подожди меня. Твоя комната — всегда в твоем распоряжении. Наверное, и тебе нужно время, чтобы переварить все это... Да и посоветоваться нам с тобой не помешает — сразу после этих размышлений. А сразу после этого отправляйся к своим. Я понимаю тебя.

Она выпрямилась, кивнула Анне и быстрым, легким шагом ушла. Анна подошла к перилам и стала смотреть на сад.

* * *

Закрыв за собой двери кабинета, Видящая След подошла к столу и сдвинула в сторону штору, укрывавшую широкую нишу слева от него. За шторой, склонившись в позе почтительнейшего внимания, возле игрушечной — под рост каина — потайной дверцы уже ждал ее распоряжений верный Шорри.

— Гость? — глядя мимо него, сухо осведомилась Видящая.

— Гость — в бане, Хозяйка, — с готовностью отвечал каин. — Думаю, что ужинать Гость не будет. Он очень устал и уже не голоден. Мы постелили ему в...

— Присматривайте за ним, — коротко распорядилась Марика, не проявив особого интереса к тому, где расположится на ночлег Пришлый. — В час птиц разбудите его. Пусть будет готов двинуться в путь.

Каин глубоким поклоном заверил Хозяйку в том, что ее указания будут выполнены беспрекословно.

— Мое радио? — все тем же рассеянным тоном поинтересовалась та.

— За это время получено две шифровки от ваших друзей, Хозяйка, — принялся обстоятельно докладывать гном. — Как всегда, много помех. Иногда исчезает слышимость. Записи — у вас на столе.

Он жестом указал на кожаный бювар, лежащий перед Хозяйкой.

— От наших друзей из Дворца только что получена депеша. Я взял на себя труд декодировать текст... Нам сообщают, что Его Величество, сказавшись больным, отменил все свои аудиенции на следующую неделю. На самом же деле король отбыл инкогнито в отдаленные районы Сумеречных Земель. Полагают, что он намерен встретиться с наиболее влиятельными членами Гильдии Магов. Видимо, первый визит он намерен нанести Робину-Книжнику... Но более важным наши друзья считают то, что состоялась встреча между Государем и Князем Миров Обреченных — Посланцем Неназываемого. После которой Посланец тоже покинул дворец. Есть мнение, что он намерен вступить в переговоры с Меченными Мглой.

* * *

— Тот, кого называют Неназываемым... — произнес он вслух. — Тот единственный, о котором известно всем... Он тоже был вашей ошибкой?

Лицо Парре еле заметно дернулось.

— Вы хорошо информированы. Ваша миссия здесь связана с деятельностью этого человека?

— Да, связана, — признал Рус. — Те, кто помог мне попасть сюда, считают, что он опасен не только для вашего Мира.

— Вы собираетесь встретиться с ним?

— Мне предстоит посоветоваться с тем, к кому я должен явиться сюда. Я назвал его вам...

— Сначала с ним посоветуется наш человек, — тоном спокойным, но не допускающим возражений отрезал Парре.

— А если я попробую добраться до него сам? — с некоторым раздражением осведомился Рус. — Вы станете чинить мне препятствия?

— Нет... — совершенно добродушным голосом отозвался хозяин. — Вы можете покинуть мой дом, когда вам это будет угодно. Но у вас будут трудности с выбором пути. Боюсь, что вам будет трудно найти дорогу обратно в Лес.

Он поднялся с низкого подоконника и с вежливой улыбкой предложил гостю взглянуть на вид, открывающийся из окна. Рус ясно помнил, что окно это выходит в ту сторону, откуда они подошли к дому. В сторону широкой лесной тропы. Но сейчас перед ним были только безжизненные склоны гор. Гор, совершенно незнакомых ему.

 

Глава 7

ЦИНЬ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА

Дом Целительницы был хоть и не мал, но скромен и ничем не выделялся из того пейзажа, в который был умело вписан. А пейзаж этот слагался из тонущих в тумане предгорий, с крутых каменистых склонов которых обрушивались в бесчисленные, ярусами расположенные озерца и озера столь же бесчисленные водопады и водопадики. Все здесь располагалось по горизонтали — параллельно слоям тумана и глади вод вытянулись сложенные из слоистого камня ступени скал, а им в параллель — приплюснутые, разделенные на плоские слои кроны здешних деревьев, забравшихся на уступы тающих во мгле каменных стен или склонившихся над озерными водами. А воды эти множили и без того бесчисленные слои тумана, камня и ветвей, отражая их на своей зыбкой поверхности.

В этом туманном лабиринте дом, вытянувшийся вдоль берега озера и словно придавленный своей плоской крышей с загнутыми к пасмурному небу краями, не бросался в глаза. Он просто был там, где его не могло не быть. И поэтому Торн даже не заметил, как увидел вдалеке — пока вдалеке — жилище Целительницы.

Он приземлил свой «Лаланд» близ малой рощицы на берегу озера, по ту сторону которого и протянулся вдоль берега дом, где обитала Цинь. Торн не сомневался, что не остался незамеченным, и поэтому не торопился покинуть рощицу. Он обошел свою авиетку кругом, проверив, все ли в порядке с ее шасси и прочими выступающими частями. Долго заниматься этим ему не пришлось.

— Здравствуй, Меченный Мглой, — произнес всадник, из тумана возникший у него за спиной.

Торн не спеша повернулся к нему лицом.

Их часто принимали за людей — чеани, Племя Сейвы. Конечно только издали. Достаточно было присмотреться к этим лесным созданиям поближе, как всякое сходство с людьми пропадало. И исчезало совсем, если посмотреть чеани в лицо. Последнее, впрочем, удавалось немногим — чеани никогда и нигде не появлялись без масок. Вот и у этого — чуть напоминающего богомола — всадника лицо закрывала ритуальная маска дозорного. Через ее — несколько неожиданно, с людской точки зрения, расположенные — прорези видны были только ледяные, ничего ровным счетом не выражающие глаза.

— Здравствуй, дозорный, — приветствовал всадника Торн. — Дома ли твоя Хозяйка?

Он тут же прикусил язык, употребив совсем не то слово, которое нужно было бы произнести.

— У чеани нет хозяев, — сухо уведомил его всадник.

И продолжал молча, в упор смотреть на гостя.

— Я имел в виду Ту, которая дружит с вами, — назвал Торн хозяйку дома над озером принятым среди чеани титулом, — у меня срочное дело к Целительнице.

— Отдай мне все оружие, которое есть у тебя, — распорядился всадник.

Торн послушно протянул ему свои кинжал и пистолет. И то и другое — рукоятью вперед. Всадник определил и то и другое в притороченный к седлу кожаный мешок и коротко кивнул.

— Идем. Держись за стремя.

— За машиной присмотрят? — кивнул Брат Мглы на «Лаланд».

— Присмотрят, — ответил дозорный.

И указал в направлении рощи.

Чеани — немногословны. И не удивительно — говорить голосом, который может воспринимать человек, для них то же самое, что петь на высоких нотах.

Торн посмотрел в указанном направлении и тоже удовлетворенно кивнул — из-за скрытых в тумане деревьев выступили еще двое всадников. Брат покрепче взялся за стремя.

* * *

Сложенный давным-давно из местного камня мостик, по которому они пересекли узкое озеро, выглядел на удивление легким. У него не было перил — только небольшие бортики, сильно выщербленные и покрытые золотистым мхом.

Должно быть, кто-то из дозорных уже оповестил Целительницу о прибытии гостя. Она вышла навстречу Торну и его молчаливому конвоиру. Брат немного растерялся, увидев и на ее лице маску. Что именно означала она, Торн не представлял — раньше он таких не видел. Целительница кивнула дозорному в знак благодарности, тот молча развернул коня и растаял в тумане: его не стало видно уже где-то на середине моста, по которому он только что провел Брата. Целительница жестом пригласила Торна в дом.

В большой, освещенной мягким светом скрытых светильников, прохладной комнате было много диковинного. Странные, неуловимо похожие на простирающийся за окнами пейзаж картины украшали стены. В стенах располагалось множество ниш, а вдоль стен тянулись низкие, словно прижавшиеся к полу, покрытые черным лаком сундуки, окованные тускло поблескивающим металлом. Кое-какие — ритуальные, судя по всему, — предметы располагались на причудливых этажерках и полочках, асимметрично расставленных и развешанных вокруг. Однако, несмотря на изобилие всяческих странностей, комната казалась просторной и даже какой-то пустоватой.

— Присаживайтесь, Брат Мглы, — предложила вошедшая следом за Торном Целительница и указала жестом на скамью около низкого, длинного стола в центре комнаты. — Вы голодны?

— Нет, госпожа Целительница, — ответил Брат. — Этой ночью я отлично отужинал с преславным сэром Рейном... И, кроме того, дело, с которым я прибыл, не терпит отлагательств...

— «Госпожа Цинь» звучит для меня приятнее, чем мой магический титул, — бросила Целительница, снимая причудливую маску и прилаживая ее на специальный крюк у двери. — Подарок, — кивнула она на искусно выполненную личину. — Я сподобилась спасти от смерти трех старейшин чеани — одного за другим. Они подумали и одарили меня этой штукой. Изготовлена специально под человеческое лицо — видите: глаза почти там, где надо...

Она усмехнулась немного иронически, а немного горделиво. Так умеют улыбаться только китайцы. Точнее, китаянки.

— Теперь приходится надевать ее, когда имею дело с чеани. Они весьма чувствительны к подобным вещам. Они вообще очень чувствительны. Это, наверное, одна из причин, почему они носят маски. Хотя это — чисто человеческое суждение.

Торн терпеливо сопел и демонстративно игнорировал приглашение хозяйки присесть.

— Вы торопитесь в Шантен? — небрежно осведомилась Цинь. — Тогда, может быть, нам по дороге...

Только сейчас Брат заметил, что одета хозяйка по-дорожному.

— Так вы, госпожа, уже в курсе дела? — с легкой досадой, но в то же время и обрадованно произнес он. — Тогда... Надеюсь, что еще не поздно бедолагу того...

Лицо китаянки словно окаменело.

— Мне и полагается быть в курсе таких дел. Появлений и исчезновений. Племя Сейвы не было бы Племенем Сейвы, если бы упустило явление Пришлого. И чеани не были бы моими друзьями, если бы немедленно не поставили меня в известность.

Цинь запнулась и бросила на Торна взгляд — искоса, словно сомневаясь, следует ли говорить ему то, что она собралась было сказать.

— Ну и, кроме того, вы, Брат, не первый из Трех, кто пришел ко мне с новостями...

— Хло, зар-р-раза! — хлопнул себя по коленям Брат Торн. — И что же она вам в уши надула, госпожа Цинь?

Госпожа Цинь не выразила своего отношения к этой вспышке гнева.

— Она всего лишь осторожна, господин Торн. Всего лишь осторожна... И она высказала далеко не глупые мысли относительно сложившейся ситуации...

Целительница подхватила со скамьи небольшой саквояж — такой, с каким в древности ходили по пациентам семейные врачи, — и энергично кивнула в сторону двери, как бы желая сказать: «Раз уж отказываетесь от моего гостеприимства, так давайте не будем мешкать!»

— Вы полагаете, — все тем же жестким голосом продолжила она, сбегая по плоским каменным ступеням, — что я собираюсь навестить того Пришлого в благотворительных целях? Вы, Брат, позабыли, что сюда никто не приходит просто так. Прежде всего я должна понять, что за гость к нам пожаловал. И в зависимости от этого и принять решение.

— Я так думаю, — прогудел Брат, поспешая за ней, — что сначала надо человека с того света вытянуть, а потом уж узнавать — какого, собственно, рожна его занесло в наши края...

— Вы наивны, Брат Мглы, — определила Цинь. — Вы не представляете себе такого варианта событий, при котором окажется, что этот невезучий Пришлый наделен Даром распространять безумие? Или даже смерть? Или каким-то другим разрушительным Даром? Разве в истории Сумеречных Земель не было ничего подобного? Разве так давно к нам явился последний из неназываемых? А Князь Миров Обреченных? Он был беспомощен и слаб, как дитя, но уже на ложе болезни смог натворить много бед.

Она остановилась недалеко от берега озера и сделала знак кому-то невидимому в тумане. Из белесой мглы появилась долговязая фигура чеани, ведущего под уздцы двух оседланных лошадей. Племени Сейвы туман — не помеха.

— Э-э... — начал Торн и откашлялся. — Может, того, не стоит лошадок-то зря мучить. У меня здесь поблизости есть транспорт получше... И главное — побыстрее и понадежнее.

— Фу, черт! — тряхнула головой Целительница. — Я и не подумала о том, что у вас, Меченых, есть эта привилегия. Совсем забыла.

Она дала конюху отмашку, и тот растворился во все более сгущающемся тумане, словно и не было его.

* * *

У сэра Серафима, безусловно, было доброе сердце. Но, кроме того, у него были четыре бестолковых разновозрастных сына, не слишком путевая дочь, исключительно сварливая супруга, масса забот по поддержанию на плаву своего слегка запущенного имения и очень серьезные обязательства перед Славным Сословием. Так что присутствие в Шантене сраженного ядом паутины Шепчущих Пришлого ложилось на его плечи довольно тяжелой обузой.

И не только на его. Раздраженный сверх меры сэр бродил по двору замка, подобно леопарду в клетке, и все, кто знал суровый норов и тяжкий характер воинственного хозяина, прятались в самых невероятных щелях и щелочках — чтобы только не попасть ему под тяжелую руку. Даже принесший добрую весть о скором появлении Брата Торна с каким-то подходящим целителем сэр Рённ старался держаться подальше от владетеля Шантена.

Поэтому, когда уши обитателей поместья уловили донесшийся из поднебесья ноющий звук движка «Лаланда», облегчение испытал не один только славный сэр. Как только сквозь густую рыжую растительность, покрывавшую добродушную, в общем-то физиономию, сэра, миру явилась счастливая улыбка, двор замка — только что совершенно безлюдный — буквально переполнился всяческой челядью, мастеровыми людьми и парой бестолковых пажей, спешивших наконец беспрепятственно заняться текущими делами. Все они прислушивались к приближающемуся звуку в небесах. Звук этот был хорошо знаком сэру Серафиму — с Братом Торном ему не раз пришлось делить и радостные, и горестные минуты жизни. При активном участии надежного, как верный клинок, «Лаланда». И уж в чем можно было быть уверенным на все сто процентов, так это в том, что просто посмотреть на безжизненного Пришлого Брат не помчится ни по земле, ни по воздуху. Для этого он был слишком серьезным мужчиной.

Процедура встречи Брата Мглы была хорошо отработана. Велев двоим великовозрастным пажам следовать за ним и прихватив по дороге себе в помощь старшего сына, сэр оседлал сивого жеребца и поторопился к предполагаемому месту посадки авиетки. Сэр Рённ поспешил присоединиться к этой маленькой кавалькаде.

Они поспели аккурат вовремя, и сын сэра Серафима — будущий сэр Жанвье — успел проявить признаки хорошего сословного воспитания, помогая по мере сил выбраться из кабины даме — крепко сбитой, миниатюрной китаянке с приятными, но жесткими чертами лица.

— Пожалуй, вы не знакомы... — прогудел Брат Торн, покидая кабину вслед за своей спутницей. — Разрешите, сэр, представить вам госпожу Целительницу.

Целительница приняла знаки глубочайшего почтения как нечто само собой разумеющееся и, не ожидая особых приглашений, двинулась к воротам замка. Сэр Серафим, здбегая то справа, то слева, как мог более толково изъяснял Целительнице суть происшедших событий. Пажи, под руководством Жанвье, принялись усердно разорять неподалеку расположенные стога сена и заваливать им самолетик — на предмет его маскировки. Торн угрюмо подергивал свою коротковатую бороду. Его томили мрачные предчувствия.

* * *

Вырванный из лап Шепчущего Племени Пришлый пребывал в глубокой коме. Он неподвижно покоился под шерстяным покрывалом на застеленной белоснежными простынями лежанке, укрытый от посторонних глаз в небольшой светелке в левом крыле замка. Цинь опустила свой сак на каменную табуреточку, поставленную в головах лежанки, а сама наклонилась над своим пациентом, внимательно присматриваясь к каждой его черточке.

Человек этот был высок, сухощав и далеко не стар. Впрочем, точно определить его возраст Торн не взялся бы. Действие «паутинного яда» сильно изменяло внешность человека. Обычно — сильно старило. Пришлый лежал вытянувшись и производил впечатление человека, просто прилегшего отдохнуть. Минутное блаженство от короткого отдыха среди трудов праведных было написано на его осунувшемся лице. Дыхание его можно было заметить, только присмотревшись и прислушавшись очень внимательно. Цинь взяла Пришлого за запястье. Пульс еле прощупывался.

— Вы обрезали паутину, которая на нем оставалась? — скорее констатировала, чем спросила она. — Это очень опасно...

— Я надел самые толстые из кожаных перчаток, что у меня были... — заверил ее сэр. — Правда, потом пришлось спалить их в камине. А клинок я...

— Это было опасно не столько для вас, сэр, — оборвала его Цинь, — сколько для него. — Резкое снятие контакта с этими гифами могло привести к шоку... А вы могли получить только ожог — не сильнее, чем от некоторых здешних трав или от укуса насекомого. Все остальное — предрассудки.

— Выходит, я зря загубил добро, — мрачно заметил владетель Шантена.

— Та-ак... На левой руке — на внешней ее стороне, ближе к кисти — незаживший еще порез... — пробормотала Целительница. — Это он заработал еще там. Откуда он явился к нам. Что у него было при себе? — не обращая внимания на огорчение сэра Серафима в связи с лишением перчаток и неплохого клинка, осведомилась она.

— Мы... Мы не стали осматривать его одежду. Она вся была в проклятой паутине... Вот она — в мешке, на полке... Больше с ним ничего не было. Разве что припрятал по дороге... Но вряд ли...

Цинь сурово, через плечо, глянула на славного сэра.

— Вообще, сэр Серафим, ваше присутствие здесь вовсе не обязательно. Будет лучше, если вы пришлете сюда слугу потолковее, а сами займетесь... Ну, текущими делами.

Сэр намек понял и ретировался с видом оскорбленного достоинства. Торн вопросительно взглянул на Цинь. Та придержала его, прикоснувшись к рукаву бушлата коротким, повелительным движением.

— Вы можете пригодиться, Брат... Как-никак опыт у вас побольше, чем у меня... Заодно и засвидетельствуете, что я играю честно. Осторожно, но честно. Осмотрите пока его вещи.

Она кивнула на сложенную на полке одежду Пришлого. Потом достала из своего саквояжа несколько причудливых, плотно укупоренных сосудов и, поискав глазами, где бы их расставить, поставила снадобья прямо на выстланный тонким шерстяным ковром пол. Расстелила рядом пару прихваченных с собой салфеток и расположила на них неполную дюжину инструментов, вид которых не вызвал у Брата Торна никаких хороших ассоциаций. Освободив каменную скамейку, Цинь присела в головах у странного пациента. В руках она сжимала два неприметных камешка.

Торн вздохнул и принялся вытряхивать из мешка одежду Пришлого, не опасаясь, что на руки ему попадет «паутинный яд». Он давно уже знал: без контакта с жертвой все виды активности паутины Шепчущих угасают в считанные часы, а сама она становится всего-навсего похожим на перхоть белесым прахом. Тем не менее Брат, стараясь не вдыхать эту мерзость, прибег к помощи присланного сэром Серафимом пажа и как можно тщательнее очистил одежду Пришлого. Он позаботился о том, чтобы седой прах не рассеялся по комнатушке и был аккуратно — весь, до последней пылинки — выметен из нее.

Торн проверил содержимое карманов куртки, рубахи, брюк и пары небольших подсумков, крепившихся на поясном ремне Пришлого. Он даже прощупал подкладку и швы одеяния, столь непохожего на его собственное. При этом он нет-нет, да посматривал на Целительницу.

Прижав камешки к вискам Пришлого и немного прикрыв глаза, Цинь что-то быстро-быстро говорила ему. Очень тихо и очень монотонно. Но в то же время — очень убедительно. От этого полуслышного ему речитатива Брат ощутил нечто вроде погружения в состояние между сном и явью. Состояние это он постарался стряхнуть с себя, занявшись изучением того, что нашел в карманах и подсумках Пришлого.

Ну, во-первых, во внутреннем кармане куртки Пришлого нашлись документы. По крайней мере, Торн счел это за документы. Это было редкостью. Обычно Пришлые, явившись в Мир Молний, ничем не могли удостоверить свою личность. Да и не стремились к тому. Никто здесь, кроме самих Пришлых, не имел ни малейшего понятия о жизни там, Извне. А для самих пришельцев, как правило, терял всякое значение практически весь опыт их жизни там, откуда они пришли...

Повертев в руках карточку-идентификатор, украшенную голограммой владельца, его адресом и краткими паспортными данными, Брат Торн уяснил, что перед ним на широкой лежанке в глубокой коме покоится некто Форрест Дю Тампль, гражданин Объединенных Республик Квесты. Это не так уж и много говорило Брату. Он знал, что с помощью хитроумных устройств, которыми располагают Пятеро (и, кроме них, еще лишь немногие в Сумеречных Землях), можно узнать много о каждом из обладателей таких карточек — информация записана на них в скрытой и очень компактной форме. Ну что ж, Целительнице этот орешек, наверное, по зубам. А вот ему — Брату Мглы — нет...

Форрест Дю Тампль имел при себе также нездешней работы пистолет с запасом заряженных обойм (в одном из подсумков), охотничий нож, аптечку и — в недавно распечатанном пакете с его именем на лицевой стороне — большую записную книжку. Ее Торн успел бегло пролистать. На некоторых страницах он задержался.

На них он узрел нечто, что напоминало страшно искаженные и коряво выполненные, но вполне узнаваемые кроки здешней местности. Выдержаны они были в разных масштабах — тут были и контуры Сумеречных Земель в целом, и более подробные зарисовки отдельных их районов. Эти зарисовки были испещрены какими-то пометками и значками. Еще интереснее оказались другие странички — исписанные мелким, бисерным почерком на причудливом, но, в общем-то, понятном Торну языке Пришлых. Точнее, на одном из многих их языков — самом распространенном. Кое-какие из страниц были озаглавлены странно написанными, но тоже вполне понятными и очень знакомыми именами. Были странички, посвященные монарху Сумеречных Земель, была своя страничка для Пятерых. И для Меченных Мглой тоже была своя страничка. Блокнот Пришлого был предельно сжатым путеводителем если не по всему Миру Молний, то по Сумеречным Землям определенно. Кто-то хорошо проинструктировал Форреста Дю Тампля, предвидя странствия по здешним краям.

Во втором подсумке Торн, к немалому своему удивлению, обнаружил несколько магических монет с Шарады и колдовских медальонов с Джея. Этот Форрест знал даже то, с какой валютой следует являться в Мир Молний...

И еще при Пришлом было письмо. Плотный, на совесть заклеенный желтый конверт, на котором от руки было написано только два слова:

Кристоферу Денджерфилду.

И ничего более.

* * *

А Форрест вдруг судорожно и глубоко вздохнул. Потом застонал — еле слышно. Цинь мгновенно отреагировала на это: она подхватила с расстеленных перед ней салфеток две странные, напоминающие тонкие жезлы спицы и вложила их в руки Пришлого. Потом взяла ровным счетом ничего магического не представляющий пневматический шприц и впрыснула своему пациенту какое-то неведомое снадобье — под лопатку, для чего ей пришлось, поднатужась, перевернуть Форреста Дю Тампля на бок. Вернув его в исходное положение, Цинь разожгла имевшуюся среди ее утвари миниатюрную спиртовку, налила из причудливых сосудов в металлическую чашку неравные доли каких-то таинственных ингредиентов, наполнив ее жидкостью примерно наполовину, и принялась чашку эту над огоньком спиртовки разогревать, перемешивая ее содержимое осторожными круговыми движениями. По комнате распространился слегка дурманящий, терпкий запах.

Инъекция и предшествовавшие ей магические процедуры возымели свое действие. Пришлый закашлялся и открыл глаза. Потом попробовал сесть, заходясь булькающим хрипом.

Цинь и Брат охотно помогли ему, подложив под спину подушки и спешно принесенную пажом кучу мягкой рухляди. Целительница поднесла к губам пациента давешнюю чашку с разогретым снадобьем и осторожно, чтобы ни капли не пролилось, заставила Пришлого выпить.

Форрест Дю Тампль зажмурился, покачнулся, но тут же сел прямо. Посмотрел вокруг — уверенно, но явно обалдело, как смотрит, бывает, на свои владения пьяный комендант крепости. Попробовал что-то выговорить. Язык плохо слушался своего хозяина. С третьего или четвертого раза ему удалось произнести нечто вроде «благодарю вас, мэм».

«Мэм» торопливо забрала у него свои жезлы-спицы и поднесла ему к губам чашку, наполненную новой смесью таинственных субстанций. Форрест покорно проглотил и это питье.

«А ведь опоит она Пришлого, стерва раскосая, — подумал про себя Торн. — Точно опоит... И как мне потом перед Мглой-Хозяйкой отчитываться? Ведь не хватать же ее за руки — сам привел...» Но вслух лишь предположил, что теперь гостю и крепенько выспаться — теперь по-хорошему уже — не помешает...

Цинь задумчиво покачала головой.

— Нет, Брат Мглы... Засыпать ему сейчас нельзя. Элементарно может снова в кому съехать. С ним сейчас поговорить надо... Молодой человек, — обратилась она к безмолвно и ошалело наблюдавшему за всем происходящим пажу. — Принесите что-нибудь, на что Брат Торн мог бы присесть, и какого-нибудь горячего питья — да побольше. Гостю сейчас требуется много жидкости... И ему обязательно надо согреться. После этого оставьте нас здесь втроем... Что, знобит? — повернулась Цинь к гостю, который, морщась, обхватил плечи руками крест-накрест. — Сейчас согреетесь, господин... Извините, еще не знаю вашего имени.

— Форрест, — представился гость. — Форрест Дю Тампль. Я — с Квесты...

— Брат Торн, — попросила Цинь, — будьте добры — передайте господину Дю Тамплю что-нибудь из его одежды, чтобы он мог накинуть на себя...

Торн подобрал с широкой полки рубашку и свитер гостя и его теплую куртку и бросил их на лежанку. Попутно он убрал с полки и сунул себе за пояс — под шерстяной балахон — его пистолет: не стоило стволам сейчас валяться на виду. Не ровен час разговор мог принять ненужный оборот. Цинь он протянул карточку, удостоверяющую личность гостя.

Тем временем явились миру вторая каменная скамеечка и пара дымящихся медовыми флюидами объемистых кувшинов. Громадных керамических кружек им принесли на всех — три штуки. После чего дверь в светелку деликатно, как бы сама собой прикрылась, и в комнате, как и велено было, осталось только трое.

* * *

Торн разлил питье по кружкам, и все трое отхлебнули по глотку.

«Черт возьми, — подумал Брат. — В Шантене весьма однозначно понимают идею согревающих напитков...» И сделал глоток побольше, покосившись на Целительницу.

— Ничего, — поняв его взгляд, отозвалась та. — Вот как раз это гостю сейчас не повредит...

Сама она еле прикоснулась губами к дымящейся кружке.

Гость сделал два небольших глотка и потряс головой.

— Гос-с-споди... — произнес он глухо. — Ну и сны ТАМ показывают...

— О снах мы тоже поговорим, — заверила его Цинь. — Но это — потом. А сейчас давайте о делах мирских, Форрест... Ничего, что я буду называть вас по имени? А меня зовите тоже по-простому — Цинь.

Торн поспешил представиться.

— Так вот, уважаемый Форрест, — продолжила Целительница, выждав, пока собеседники сделают еще по глотку. — Мне кажется, что мы имеем право проявить интерес в отношении того, что привело вас сюда. В самом деле — что? Вы уже смогли убедиться, что это не самый безопасный и не самый приятный из Миров...

— Я здесь...

Торн заметил, что взгляд гостя оставался мутен и не сфокусирован. А речь — явно затруднена. «Опоила его чертова баба, — подумал он. — Опоила или тем пользуется, что не оклемался гость наш еще...»

— Я здесь, можно считать, по приглашению... — закончил-таки свою фразу Форрест и улыбнулся — чуть глуповатой улыбкой.

— Вот как? — без особого удивления заметила Цинь. — Вас пригласили сюда ваши друзья?

Форрест задумался, некоторое время казалось, что он готов снова погрузиться в сон. Торн бросил на Цинь неодобрительный взгляд. Ему не нравилось, что игра идет явно не на равных.

— Д-да... — как-то неуверенно согласился Форрест. — В некотором роде это был мой друг — тот, что позвал меня сюда...

— Ему удалось передать вам письмо? Или кто-то на словах передал вам его приглашение? Кто он — этот ваш друг?

Форрест массировал лицо руками.

— Он... Этот человек... Он далеко пошел здесь... У него теперь снова свободный доступ в наши Миры...

Он запнулся, словно сбился с какой-то важной для него мысли. Цинь не мешала ему, а Торн и не собирался подталкивать.

— Свободный доступ... — повторил Форрест, словно напоминая себе самому, на чем прервалась нить его мысли. — В том-то и беда, — произнес он более уверенно. — Его нельзя впустить в Обитаемый Космос... Он, конечно, не сможет... Не сможет добиться своего... Но может наделать бед... Он уже послал своих людей... И не только людей...

Силы снова стали покидать гостя, слова его начали путаться, терять смысл... Цинь потянулась за новым шприцем, но Форрест встряхнулся и коротким жестом остановил ее.

— Нет, не надо. Все в порядке... Я, кажется, сказал уже, что я здесь по приглашению. Только, боюсь, что тот, кто пригласил меня в эти края, очень быстро пожалел о том, что был излишне откровенен со мной. И с другими... И послал за нами свою команду... Только я...

Форрест снова улыбнулся. Теперь его улыбка уже почти не была глуповатой. Скорее она была горьковатой улыбкой разочарованного человека. Может быть, человека, плохо понимающего, что с ним происходит. Но уже не бессмысленной гримасой полуидиота. «Похоже, парень быстро приходит в норму», — констатировал про себя Брат Торн.

— Только я, — продолжил Форрест, — хитрая дичь... Меня засадили за решетку, я из-за нее выкарабкался. Ко мне стали подбираться снова, а я... Как вы думаете, мэм, где прячется хитрая дичь, когда дракон выходит на охоту за ней?

— Наверное, на спине у дракона? — не столько спросила, сколько огласила старую охотничью мудрость Целительница.

— Вот так примерно я и поступил, мэм, — снова улыбнулся Форрест Дю Тампь.

— И как же зовут вашего Дракона, Гость?

Цинь улыбнулась, подбадривая гостя. Самую чуточку, краешками губ. Но гость то ли был еще недостаточно в себе, либо, наоборот, был уже себе на уме. Форрест кисло улыбнулся и откинулся на подушки.

— Это сложный разговор, — пробормотал он еле слышно. — Давайте отложим его хотя бы до завтра...

Цинь пригубила согревающее, поднялась со скамьи и стала задумчиво ходить по комнате.

— Ну что ж... — вздохнула она. — Действительно, вам еще слишком трудно много говорить. Мы можем попросту плохо понять друг друга. А взаимное непонимание для нас сейчас опасно. Опаснее, чем что-либо другое...

Стоя за спиной Торна, она с интересом листала блокнот гостя.

— Но и засыпать вам сейчас нельзя. Вот что... пусть Брат Торн побудет с вами. Поговорит на несложные темы... Наверное, у вас тоже есть к нам вопросы... Возможно, это вам обоим пойдет на пользу. Меня же ждут неотложные дела. Я вернусь через несколько часов. Тогда и поговорим. Посмотрим, как будет обстоять дело с вашим здоровьем к тому времени... Вы не возражаете, Брат Торн?

Брат Торн не возражал. Китаянка так ловко связала его по рукам и ногам, предоставив, казалось бы, роскошную возможность ночь напролет общаться с подозрительным Пришлым, что и сказать было нечего. Себе же она оставила полную свободу действий. И — уж в этом Торн не сомневался — эти несколько часов своего «тайм-аута» она потратит не зря.

Двери за Цинь затворились, Торн снова наполнил кружки все еще горячим питьем. Протянул гостю его кружку и подошел к полке, где были разложены пожитки Форреста. Взял в руки блокнот — ему было о чем спросить гостя относительно этой переплетенной в прочную кожу книжицы. И тут у него испортилось настроение.

С полки исчезло письмо. Пакет, адресованный Кристоферу Денджерфилду.

* * *

Дороги, проходящие через Худые леса, поросли черной травой. По ним уже испокон веку не прокатывалось колесо телеги и не ступало конское копыто. Разве что на Заброшенном тракте можно было увидеть вереницу пестрых фургонов Лоскутного Племени, сыны и дочери которого давно уже породнились со здешней нечистью, а потому не боятся ни богов, ни демонов. Из простого же люда, да и из люда сословного — то же: всяк, кто не болен на голову, места эти минует, либо делая немалый крюк — к предгорьям, либо — реками, заплатив ровно столько, сколько заломит в этот день кто-нибудь из лодочников.

Так что встретить на лесной дороге, вдалеке от Реки и от Тракта всадника, а тем более всадницу Посланник Неназываемого не ожидал. Сначала он подумал, что это звук копыт его коня гулким эхом отдается в лесной тишине и, заплутавшись меж золотисто-коричневых стволов деревьев, запоздало возращается к нему. Но дальнейшие события развеяли это его заблуждение. Из-за скрытого разросшимся кустарником поворота пегая кобыла — явно из конюшен Славного Сословия — вынесла навстречу ему неприхотливо, по-дорожному одетую амазонку. Амазонка, похоже, встрече не обрадовалась и умелым движением руки, сжимающей поводья, заставила своего коня разминуться с неожиданным встречным.

На Посланца наездница, казалось, не обратила внимания— только с полным безразличием мазнула по нему взглядом бездонных черных глаз. И как не было ее.

Но Посланец на то и прожил в Сумеречных Землях не один земной год, чтобы хорошо знать — случайности любят тянуться друг к другу. И поэтому, обострив до предела все свои чувства, он внимательно проэкзаменовал все доступное этим чувствам пространство вокруг. И не зря. По параллельной— почти скрытой стволами и кустарником — дороге вслед исчезнувшей всаднице бесшумно мчалась стремительная черная тень.

Но мчалась она все же недостаточно быстро.

«Еще немного, и этот чудак поймет, что никого уже не догонит по этим буеракам, — прикинул Посланец. — И тогда сбросит скорость и остановится подумать — что делать дальше. А то и повернет назад. Что ж...»

Не торопясь, Посланец провел своего коня меж лесных гигантов, миновал цепкие кусты и островки молодой поросли и вышел на ту самую параллельную просеку, по которой промчался почти незримый преследователь встреченной всадницы. Скакать по его следу пришлось недолго. Незадачливый наездник пребывал именно в том положении, которое ему мысленно определил Посланец: стоял у перекрестка заросших просек и сосредоточенно думал. Что-то в его осанке и повороте головы насторожило Посланца.

Ясно что — это тоже была женщина!

Посланец даже узнал ее со спины.

— Хло! — тихо окликнул он. — Сестра Хло-о!...

Сестра Хло быстро, но довольно неумело развернула коня, умудрилась при том не свалиться в листовой опад под ногами и впилась глазами в лицо приближающегося Посланца.

— Рад видеть, что вы не чужды конному виду спорта, Сестра... — улыбнулся Посланец. — Но Небеса темнеют. Вы можете не успеть добраться до вашего монастыря. От Шантена это не ближний свет... Вы ведь оттуда скачете? Разрешите составить вам компанию?

— Сестра-настоятельница не будет волноваться обо мне, — уклончиво ответила Хло, трогая коня с места.

— Да, они там совершенно спокойны за вас, — заверил ее Посланец, пристраивая своего коня голова в голову с конем Сестры. — Я совсем недавно говорил с сестрой Маргаритой... Представляете, какая незадача! Я еду к Старому маяку — там никто не имеет представления, куда делся бродяга Торн. А ведь он оттуда неделями не вылезает... Проехался по скитам да заимкам, где Сестра Травница имеет привычку бывать, — снова хоть шаром покати... К вам в монастырь наведался — та же история...

— Я не сомневаюсь, Князь, в том, что если бы вы предупредили нас, что желаете встретиться с нами — вместе или по отдельности, — то наверняка избежали бы лишних хлопот, — дипломатично пожала плечами Хло.

— К сожалению, у меня не было такой возможности, — сокрушенно вздохнул Посланец. — Но, по крайней мере, с вами мне повезло: я надеюсь, вы сможете уделить мне пару минут для весьма серьезного разговора? Торопиться вам, как мне кажется, некуда. Госпожа Целительница уже далеко отсюда.

— При чем здесь Целительница? — снова пожала плечами Сестра. — Вы же сами заметили, что я совершаю конную прогулку. Ничего более... К тому же не думаю, что вам со мной так уж особенно по пути...

— Оставим это... — поморщился Посланец. — Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. А времени у нас с вами почти что и нет. А то, которое все-таки есть, стремительно убывает. Ведь Новые Пятеро уже пришли в этот Мир.

— Да, — Хло сделала безразличное лицо, — они пришли. Я думаю, это не секрет для Пославшего вас.

— Для Пославшего меня нет секретов.

Иной реплики от Посланника и нельзя было ожидать. Только вот произнес он это дежурное речение без пафоса, слегка устало, как привычный разговорный штамп вроде «Ну и слава богу».

— Я полагаю, что Трое Меченных Мглой не оставили без внимания начавшиеся события? — продолжил он. — Более того, я полагаю, что Трое уже сошлись на одной какой-то точке зрения на происходящее. Выработали, как говорится, единую платформу...

Сестра выпрямилась в седле, присматриваясь к лицу собеседника.

— Разумеется, мы договорились между собой кое о чем на этот счет. Но...

— Но?.. — подтолкнул замерший маховик ее речи Посланник.

— Вы за этим пожаловали в наши края, Князь, и рыскаете окрест в поисках наших скромных особ? Только чтобы узнать наше мнение на этот счет? — уверенно увела разговор в сторону от своего неосторожно брошенного «но» Сестра Хло.

— Поверьте, — вяло улыбнулся Посланец, — и я сам, и Тот, Кто Послал меня, склонны придавать мнению Троих большое значение... Разумеется, в том случае, если вы не желаете оглашать ваш совместный вердикт, мне не остается ничего другого, кроме как принести вам свои извинения за причиненное беспокойство и...

— Если бы я хоть на минуту поверила вашим столь вежливым заверениям, — поморщилась Хло, придерживая своего коня, норовящего убраться подальше от Посланца, — то мне разве только и осталось бы теперь, что раскланяться и попрощаться с вами, Князь. Но зная ваше и Пославшего вас обыкновение доводить любое дело до конца... К тому же наше совместное решение и не секрет вовсе... Мы держим нейтралитет. Пока сама Мгла не даст недвусмысленного знака.

Посланец помолчал немного. Потом снова вывел на лицо наивежливейшую улыбку.

— Однако, как я понимаю, у вас, Сестра, возникли сильные сомнения в том, что ваши... э-э... партнеры строго придерживаются соглашения?

Хло бросила на него не слишком добрый, оценивающий взгляд.

— Не знаю, чем дала вам повод для подобного умозаключения...

— Своим «но», милейшая Сестра... Своим «но», оставшимся без продолжения. Но не только этим... И не только вы... Ну посудите сами — что должен был подумать я, узнав, что сразу после того, как маги объявили, что им был явлен Знак, все Трое Меченных Мглой срываются с насиженных мест и отправляются кто куда? Что я должен подумать, если верные информаторы доносят мне, что двое из вас направились навстречу Пятерым? Что я должен был подумать? И как должен был действовать?

Сестра смотрела на Посланца прозрачным, невидящим взором.

— А почему, собственно, вы должны действовать? Думать — думайте все, что вам угодно. А вот действовать... Дела Мглы касаются только нас, Меченных Мглой.

Посланец поморщился.

— Давайте не будем водить друг друга за нос... Вы же ясно представляете соотношение сил на этих благословенных землях, Сестра. Все здесь держится на очень зыбком балансе сил. Мгла и вы — Трое ее служителей. Пятеро носителей Великого Дара. И еще Пятеро, которые должны их сменить. Буйное Славное сословие. Государь и маги...

— И Неназываемый, — подсказала Хло.

— И Пославший меня... Разумеется. Так вот, стоит каким-то из этих сил вступить в коалицию, и снова все затрещит по швам. Так что ваше первоначальное решение о нейтралитете — решение мудрое. Хотя и ссорит вас с государем.

— Знаете, Князь, лекцию на тему о наших здесь распрях я и сама могла бы прочитать вам. В последней смуте были виноваты кто угодно, но не Меченные Мглой, — ответила Сестра. — Сказать кто?

— С тех пор много воды утекло, Сестра Хло... — невозмутимо гнул свое Посланец. — Не стоит ворошить прошлое. Важен настоящий момент. Постарайтесь понять Пославшего меня. Пятеро откровенно враждебны ему. Государь, наоборот, всецело предан. И — что немаловажно — имеет все основания опасаться Пятерых. Мгла нейтральна. Маги расколоты на несколько лагерей. Но в целом тоже держат нейтралитет. Но если Старые Пятеро стакнутся с Новыми — быть беде...

— Попросту говоря, — ядовито улыбнулась Хло, — Неназываемый опасается, что ему припомнят то, что своим появлением он вверг Сумеречные Земли в пучину смуты и междоусобицы. Такое возможно. Но если две Пятерки передерутся, то мы рискуем снова получить то же самое — междоусобицу и смуту. Нужны взаимные гарантии... что ни Пятеро, ни Пославший вас не предпримут попытки реванша.

— Вы совершенно не представляете планов того, кого упорно величаете Неназываемым, — твердо сказал Посланец. — Тратить силы на здешнюю мышиную возню он больше не намерен. Он получил от Мира Молний главное — мощь здешней магии. Дар Власти. И теперь его интересы лежат вне этого мирка. Обитаемый Космос — вот его новая арена.

Хло некоторое время молчала, покачиваясь в седле. Потом снова желчно улыбнулась.

— И такое здесь тоже было, Князь... Но, если это действительно так, ситуация меняется. Хотя бы на время. Если это действительно так...

— Было бы неплохо... — неопределенно-туманным тоном произнес Посланец, — было бы неплохо, если бы вы, Сестра, приняли участие в том, чтобы утвердить взаимопонимание между противостоящими сторонами. Это было бы высоко оценено...

Хло бросила на собеседника пристальный, полный подозрения взгляд.

— Вы это говорите от имени вашего господина?

— От имени Пославшего меня.

Было трудно понять, уклонился ли Посланец от ответа, поправив собеседницу в том смысле, что господином Неназываемый ему не является, или подтвердил то, что делает предложение от его имени. Хло решила остановиться на последнем.

— И это предложение касается меня лично или и других Меченных Мглой тоже? — осведомилась она. Посланец в который уж раз пожал плечами.

— Это зависит от вашего собственного выбора, Сестра Хло. Они достигли перекрестка с Заброшенным трактом. Сестра попридержала коня.

— В таком случае мне потребуется время на размышление. Нет-нет, — она предупредительно подняла руку. — Я прекрасно понимаю, что именно времени-то у нас у всех в обрез. Тем не менее прощаюсь с вами до обеденного часа. Встретиться можем снова здесь.

Не дожидаясь ответа, она развернула коня и пустила его рысью по Тракту. Прочь от смутившего ее душу собеседника.

* * *

— Он все-таки заснул?

Голос Целительницы прозвучал за спиной Торна неожиданно, но так тихо и ненавязчиво, что тот даже не вздрогнул.

— Вы уже вернулись, Целительница? — повернулся он к незаметно вошедшей в комнатушку китаянке. — Нет, наш гость не спит...

— С вашим другом не уснешь, — не открывая глаз, произнес Форрест. — Просто я задумался. Я, мэм, понимал, что попаду в очень сложную ситуацию. Но не представлял, насколько она окажется сложной.

— Если... Если мы на минуту-другую оставим вас наедине с собой, вы не отключитесь, мистер? — уже вполне по-земному, не так, как принято здесь, осведомилась Цинь.

— Да так будет даже лучше, — совершенно спокойно согласился Дю Тампль. — И вам и мне лучше побыть чуть-чуть наедине с собой.

Она подошла к полкам с брошенной там одеждой гостя и небрежно тронула куртку кончиками пальцев. Из ее ладони как-то сам собой выскользнул и лег на прежнее место конверт, адресованный Кристоферу Денджерфилду. Цинь кивнула Торну на дверь. Тот, крякнув, поднялся со скамеечки и, пробормотав что-то вроде: «Мы тут ненадолго», вышел из комнаты, пропустив Целительницу впереди себя. Та плотно притворила за собою дверь.

— Дело оборачивается очень плохо... — тихо произнесла она. — Точнее — очень сложно... Тебе удалось узнать от него что-то важное, Брат?

Торн тяжело вздохнул, огляделся — вокруг не было ни души, — подошел к окну в торце короткого коридора и пристроился на широком подоконнике, словно седой сыч на удобном суку.

— Нам удалось хорошо поговорить... Он почесал в затылке, достал свою трубку-носогрейку, повертел ее перед собой и снова спрятал в кисет.

— Он много интересного говорит... — продолжил он. — В общем, что-то не то получается — совсем... Никакой он не... Он не из Новых Пятерых... Он за ба... за подругой своей сюда заявился. Звать подругу ту Мэри-Энн. Фамилию не запомнил Да и не называл он ее, вообще-то, фамилию эту... Он думает, что какой-то из его приятелей протоптал дорожку сюда — в Мир Молний. И сманил с собой эту самую Мэри. Но, похоже, не в ней одной дело. Может, даже вовсе не в ней...

— Это интересно, — сухо, не поднимая глаз, признала Цинь. — Это похоже на те данные, что мне удалось добыть. Но...

— Но?.. — подтолкнул ее слова Брат Мглы.

— Но сами Пришлые могут вовсе и не осознавать истинное свое предназначение. То, ради которого перед ними отворили Врата. Это я не с чужих слов говорю вам, Брат. Случайно сюда не попадают. Мир Молний сам выбирает гостей.

— Вам виднее, Целительница, — сказал Брат Торн. — Только вот, по-моему, в непонятках он — Пришлый этот. Деле вроде, было не так уж чтобы слишком давнее, по земному, говорит, счету лет всего восемь тому назад все приключилось, когда те двое должны были в наши края забрести, ан вот, ни о чем таком мне, старому дурню, не известно. А ведь любой Приход Извне знак оставляет. И уж нам, Меченым, Мать-Мгла дала бы знать, случись что такое...

— Вы поразительно недогадливы, Брат, — пожала плечами Целительница.

— Может, и недогадлив, — насупился Торн. — Однако осторожен. Не давил я на гостя. Лишних вопросов не задавал. Об осторожности, кстати... Письмо-то его вы рисково забрали. Мог заметить... Не мое, конечно, дело вам замечания делать...

— Это только джентльмены не читают чужих писем, — иронически поморщилась китаянка. — Слыхали о такой породе людей, Брат? А нам — здешним колдунам — о Пришлых всю подноготную знать надо... Кстати, я не спрашиваю вас, почему Сестра Хло пыталась следовать за мной по пятам, когда я направилась, чтобы... Вы знаете, что есть способы прочесть письмо, не вскрывая конверта...

— Сестра Хло?..

Торн огорченно мигнул.

— От нее можно было ожидать такого. Но я не предусмотрел...

Цинь строго посмотрела на него.

— Очень жаль, что между Троими бродит тень недоверия...

Торн нахмурился.

— Кстати о доверии... Эти ваши чтецы закрытых писем... Они-то надежны?

— Надежны, — коротко отрубила Цинь. — У них есть все основания держать язык за зубами.

Она посмотрела на Торна исподлобья.

— Вы хотя бы прочли имя адресата на конверте, Брат?

— Прочел. Оно мне ничего не говорит. Ровным счетом.

Цинь высоко подняла брови.

— Вот теперь тебе удалось удивить меня, Брат... — вздохнула она. — Неужели вам Троим не известно, что Неназываемый до того, как Неназываемым стать, еще там — за Небесами — носил имя Кристофер Денджерфилд?

* * *

Теперь гость был уже почти в порядке. Настолько, что довольно непринужденно сбежал по лестнице (а лестницы в Шантене крутизны необычайной) в Малую трапезную, где был накрыт завтрак.

Впрочем, это был не совсем завтрак. Для завтрака было уже поздновато. Военный совет это был, лучше так назвать. И на стол бьшо подано только нечто завтрак символизирующее — салат с копченой медвежатиной, ореховая настойка для джентльменов и легкое вино для Целительницы. Плюс нечто, заменявшее чай (или кофе) и еще одно нечто заменявшее кофе (или чай). Целительнице было предоставлено почетное место — во главе стола. Хозяин имения и Украшение Славного Сословия присутствовали чисто протокольно, поскольку изначально в дела Троих и Пятерых носа не совали. Поэтому оба хранили значительный вид и основательно налегали на ореховую. Брат Торн уже покинул их компанию. Ему надо было поспешать на встречу Троих Меченных Мглой. Так что фактически собеседников было двое: Форрест и Целительница.

Разговор начала Цинь. И начала без лишних обиняков.

— В ночь и с утра мы о многом поговорили, Форрест, — обратилась она к гостю. — Разреши сделать тебе несколько неприятных сюрпризов...

— На приятные сюрпризы я и не рассчитываю, — ответил Дю Тампль.

Цинь иронически кивнула.

— Прежде всего, — продолжила она, — вы попали в центр целого урагана здешних страстей. В Мирах Федерации их назвали бы политическими. Но здесь все сложнее... Тот, кто вас интересует... Ведь вы имеете в виду господина Кристофера Денджерфилда?

Последовал кивок согласия. Цинь тяжело вздохнула.

— Вы недооцениваете того превращения, которое он претерпел в здешних местах. Вы считаете, что он стал тут всего лишь влиятельной особой...

— Ну... — Форрест задумчиво ковырнул салат вилкой. — Если брать в расчет его претензии, то меньше чем на звание Господа Бога он не был согласен...

Цинь ответила горьковатой усмешкой.

— Ну что ж... Ваш приятель почти добился своего. Осталось совсем чуть-чуть... Он стал весьма могучим носителем чуть ли не главного здесь Дара. Дара Власти... И носит титул Неназываемого.

Форрест продолжал рыхлить салат.

— Не знаю, мэм, могу ли я называть его теперь своим приятелем... Но Крис всегда добивался того, чего хотел. Знал, чего хотеть. И как. Но, я вижу, вы не выражаете слишком большого восторга по поводу того, что он занял место в здешнем пантеоне...

Цинь выпрямилась.

— Видите ли, его восхождение в ипостась Неназываемого сопровождалось смутой и междоусобицей. Погибла почти вся предыдущая Пятерка Носителей Дара. И множество простых смертных. Не известно, что было бы, если бы затея ему удалась... Сумеречные Земли стали бы каким-то Царством Тьмы. Мордором, извините за выражение...

— Мор... Чем?

— Не важно — это из древней литературы... Видите ли, как мы поняли из тех записей, которыми вас снабдил кто-то сведущий, и просто из разговоров с вами, вы должны понимать главное: основа основ жизни в этих краях — равновесие сил. Так же, впрочем, как и в любом из Миров. Только здесь силы весьма своеобразны. С развитием наук и ремесел не получается ничего. Здешние властители не хотят взорвать сложившуюся систему. Поэтому обычная для населенного Космоса техника используется здесь в редчайших случаях. И, как правило, тайно. Даже развитие вооружений не пошло дальше огнестрельной техники. Компьютеры, волоконная оптика и информационные сети приравнены к магии. А владеть магией дано не многим. Собственно, и магия, в том числе и наши Дары, и Мгла, и все с этим связанное — тоже самые обычные техника и технологии. И основаны они вовсе не на действии сверхъестественных сил, а на обычных законах природы. Просто это техника и технологии цивилизаций, которые на тысячи лет опередили нас. Точнее, остатки этих сверхтехнологий, которые живут здесь самостоятельной жизнью. И почти совсем непонятны для нас. Такие вещи — только в мизерных количествах — встречаются в разных местах Обитаемого Космоса. На Шараде, на Джее... Впрочем, не буду читать вам лекцию на эту тему.

— Да, — признал Форрест. — Я немного подкован в этих вопросах. Когда не буду понимать чего-то, спрошу — будьте уверены.

— Тем лучше, — кивнула Целительница.

А гостеприимный хозяин поспешил наполнить прекрасные образцы столового хрусталя, стоящие перед гостями, бодрящей влагой. После чего предложил означить с ее помощью важность момента.

— Так вот, — продолжила Цинь, — еще раз прошу понять: здешняя система жизни основана на равновесии сил. Боюсь, что ваш бывший приятель не отказался от мысли эту систему разрушить. И заменить чем-то вроде пирамиды, на вершине которой будет находиться он сам. Только он. И больше — никого! А все, что не захочет в эту пирамиду вписаться, он намерен сокрушить. Он проявил на пути к этому необыкновенные таланты и даже своего рода мудрость. Единственное, чего не дано ему понять, так это того, что путь, выбранный им, гибелен. И для Мира, в который он явился, и для него самого!

Целительница коснулась губами содержимого своего бокала и отставила бокал подальше — видно, винные погреба Шантена не удовлетворяли ее вкус.

— Он не понял, — Цинь решила довести мысль до конца, — того, что то равновесие сил, которое он застал здесь, далеко не случайно. Не понял, что Мир Молний — не просто обломок некогда всемогущей цивилизации Предтеч. Это... Это — действующий механизм. Инкубатор новых разумных рас. Арена для их гладиаторских игр. Их плавильный котел. И законы, что правят этим Миром, не дадут сбыться его честолюбивым замыслам. Но прежде чем он все-таки поймет это, прольется много крови...

Форрест неопределенно гмыкнул и отправил-таки в рот немного салата.

— Вы не можете представить себе, — вздохнула Цинь, — до какой степени эти годы изменили вашего знакомого. Из обычного человека...

— Крис никогда не был обычным человеком, — тихо заметил Форрест.

— Все равно, он сейчас — нечто совершенно иное, чем тот, кого вы знали, — возразила ему Целительница. — Трудно сказать, что в нем осталось от человека вообще... Поэтому ваши расчет ы на встречу с ним и с вашей подругой — самая наивная глупость!

Форрест угрюмо молчал, прожевывая ломтик ветчины.

— Что вы можете сообщить относительно Мэри-Энн? — наконец осведомился он. — Вам ведь знакомо и ее имя? Мне не надо пояснять, о ком идет речь?

— Не надо... — кивнула Цинь. — Не могу вас порадовать ровно ничем. — Она стала одним из камушков, из которых Неназываемый лепит свою пирамиду. Она...

— Мэри-Энн — не тот человек, которого можно использовать! — Тон гостя впервые стад резок. — Ни в качестве камешка для пирамиды, ни как-нибудь еще. Она из породы одиноких волков, мэм. А я эту породу хорошо знаю. Сам такой.

Цинь улыбнулась. Странной какой-то, «внутренней», не очень веселой улыбкой.

— Да, Гость, вы — сам такой. Вы даже не понимаете, насколько точно выразились. У вашей подруги и здешнее имя — Одиночка. Правда, это не совсем из-за характера. Так тут называют тех Пришлых... Вам знакомо это слово? Вы на него не обижаетесь? Оно и ко мне относится...

— На слова не обижаются, мэм. Обижаются на тот смысл, что в них вложен. В этом Мире мы — действительно Пришлые... Так что не будем мелочиться.

— Так вот, Одиночками у нас называют тех пришлых, которых сюда заносит не в составе новых Троек или Пятерок. Как бы случайно. Но не в том дело. Дело в том, Гость, что сюда никто не попадает случайно. Или просто по собственному желанию.

Она — искоса — бросила на гостя пристальный взгляд.

— Это относится и к вам, Форрест Дю Тампль! Этот Мир ищет по Вселенной... Ищет и находит то, что ему необходимо. Необходимо для той странной игры, что он ведет сам с собою уже невесть сколько тысячелетий. И, как правило, человек, проникающий под эти Небеса, чем-то необычен. Наделен какими-то свойствами, делающими его необходимым именно здесь и сейчас. В том случае, когда является ярко выраженный носитель того или иного Дара, это — знак. Чаще всего знак того, что кто-то из Пятерых не выдержал своего испытания. Мы ведь проходим здесь именно испытание... Тогда он должен вступить в борьбу с тем, кто пришел на его место, или просто уйти. Стать таким, как все...

Целительница горько усмехнулась.

— Тот, кто был Целителем до меня, — Гуго Глосс — выбрал именно этот путь. Думаю, он достоин уважения. Но... Но и жалости тоже.

Ее лицо вдруг стало очень человеческим — грустным и неясным.

— Или это может означать, что кому-то из нас надо отправляться дальше — в путь по Тропе Испытаний. К тому моменту уходящий уже знает, что ему надо для этого сделать.

Форрест поскреб начинающий зарастать щетиной подбородок.

— Вас — всегда Пятеро? И всегда один из вас Целитель, другой...

— Это так и не так, — прервала его Цинь. — Нас Пятеро — тех, кто согласен с другими Четырьмя. Это очень древняя традиция. Но есть еще и Одиночки. Те, кто не захотел вступить в наш союз. Или не успел. И не всегда все пять Даров, которыми мы наделены, — те же, что и у предыдущих Пятерых. В прошлой Пятерке не было, например, никого, кто бы Видел След вещей и событий. Это очень редкий Дар. Зато был человек, наделенный Даром менять Судьбу... Но никогда среди Пятерых не бывает двух одинаковых Даров.

— Одиночки... — осторожно повторил Форрест. — Мэри-Энн, судя по тому, что вы сказали, как раз стала такой... Она не нашла с вами общего языка? Я же говорил, что...

— Говорили, что она — одинокий волк, — снова прервала его Цинь. — Но дело не в ее характере. Все мы Пятеро — одинокие волки. Каждый по-своему. Это — не помеха для вступления в союз. Конечно, кому-то из нас пришлось бы уступить ей место. Но мы не успели вступить в переговоры с ней. Неназываемый наложил на нее Заклятие Власти. И она теперь не вольна в своих действиях. Ее Дар находится во власти Неназываемого. Она сделала большую ошибку, когда направилась в его владения, не переговорив сначала ни с кем из нас...

— Так у нее был Дар? — Форрест удивленно уставился на Целительницу.

— Да, — кивнула та. — Был. И остается. Точно так же, как и у вас, Гость.

Она жестом остановила Форреста, готового прервать ее недоуменным вопросом.

— В этом не приходится сомневаться. Неназываемый — еще в ипостаси Кристофера Денджерфилда — посещал наш Мир. И не раз! И хорошо разобрался в сути своего Дара и в том, как находить Дар в других людях. И занимался такими поисками в вашем Мире долго и систематически. Так что его предложение вам — сделаться его партнером в борьбе за власть в этих краях — далеко не результат простого всплеска дружеских чувств...

— Здесь — в Мире Молний — он не мог выбрать себе таких партнеров? — пожал плечами Форрест. — А там — в родных краях — сразу двое. Причем оба в одном месте... Я уже говорил, что у меня с Мэри был совместный бизнес.

— Вот в этом-то мало удивительного, — усмехнулась Цинь. — У здешнего населения — за редчайшими исключениями — иммунитет к тому, что принято называть Дарами. Это не случайность. Может быть, у нас будет время об этом поговорить подробнее. Наделенные Даром здесь если и попадаются, то их с раннего детства «пасут». У здешних могущественных опекунов все под контролем.

— М-м... А маги? Они имеют ко всему этому какое-то отношение?

Лииго Целительницы дернулось.

— Маги? Жалкий, эгоистичный народец. Обычные людишки со всеми их слабостями и пороками. Но только их предки наложили лапу на множество документов и практически на все технологии, что остались от Предтеч. Они пользуются ими, как дикари могут пользоваться попавшим им в руки оружием погибшего воинства. Дикарь может понять, что, если нажать на спусковой крючок, пистолет выстрелит. Еще через два поколения его потомки могут догадаться, что способность стрелять дают пистолету патроны определенного калибра. И так далее... Примерно так.

Наши маги знают, что если произвести с теми штуками, которые они почитают за кольца, монеты, ожерелья Предтеч, определенные действия, то последует определенный результат. Не более того.

И эти свои обрывочные знания тщательно хранят, записывают каббалистическими знаками в тайных книгах и очень гордятся и дорожат этой недоношенной премудростью. Никогда ею не делятся ни со своими собратьями по Гильдии, ни с кем другим. Только передают ученикам — по наследству. Изредка сами открывают какие-то новые возможности своего магического барахла. Чаще — наоборот. Теряют и предают забвению то малое, что было известно. Пользуются они этим добром, правда, осторожно и изощренно. Но никогда не стремятся проникнуть в суть дела. Да и не могут. Здесь нет науки в земном смысле этого слова... А Извне сюда проникают только единицы. И, как правило, среди них нет подходящих специалистов. Хотя я знаю исключения из этого правила...

Целительница косо глянула на гостя, чтобы убедиться, что тот понял суть сказанного ему. Потом закончила:

— Так что здесь Пришлому подходящих подручных себе было не найти... Скорее уж он сам мог оказаться чьим-то рабом. Ни он один мог быть носителем Дара Власти. А вот там, Извне... Вас не должно удивлять, что Наделенные Даром в Мирах Федерации часто встречаются не поодиночке. Где есть один, там ищи и других... Где-то рядом. Потому что это не врожденное. Это как инфекция. Это можно подцепить, общаясь с магией Предтеч. Я это знаю не понаслышке. Ведь и вам приходилось сталкиваться с чем-то таким? Не так ли? Форрест кивнул:

— Да. Наш с Мэри бизнес был основан на торговле магическим антиквариатом... Вы думаете...

— Тут думать особенно не о чем, — ответила Цинь. — Точнее, думать следует о том, какого рода Дар достался вам, Форрест Дю Тампль. И о том, как вам избежать участи жертвы Заклятия Власти.

— Но... вы-то, Пятеро, устояли против его Дара. Значит... На вас не действует это самое Заклятие?

Цинь посмотрела на него с некоторой жалостью. Как на безнадежного ученика, которому выше удовлетворительной оценки не подняться никогда.

— Заклятие Власти, Гость, это не пуля, которую можно выпустить из-за угла. И не отрава, которую можно подмешать в вино или подсыпать в пищу. Это нечто вроде прививки. Посвящение в рабы. Оно требует выполнения особого обряда. Чтобы наложить Заклятие, надо, чтобы жертва позволила это сделать. Под действием убеждения, уговоров, обмана, дурманящей отравы. Реже этого можно добиться угрозами. Хотя, судя по хроникам Сумеречных Земель, и такое бывало. Мы — Пятеро — прикрываем друг друга от подобных вещей. И постараемся прикрыть и вас, Гость. Но вы — в очень уязвимой позиции.

Форрест помрачнел.

— И много у Криса теперь таких вот... пешек вроде Мэри-Энн? И какой Дар у нее-то прорезался? Если не секрет?

Цинь покрутила в пальцах так и оставшийся нетронутым бокал с молодым вином.

— Нет... Их не так много. С полдюжины — не больше. Сила Заклятия не может охватить слишком многих. Но зато Неназываемый выбирает себе в рабы тех, кто обладает наиболее эффективным Даром. А Дар Одиночки более чем эффективен. Она дарит Смерть.

* * *

Форрест стал и вовсе уж мрачен.

— И... И она им пользовалась — этим своим Даром?

— Увы — да. — Цинь исподлобья глянула на собеседника. — Не столь много, сколь устрашающе. Но нельзя ее винить за это. Кстати, это ведь она оставила вам тот блокнот... Путеводитель по Сумеречным Землям?

Форрест кивнул.

— Я вижу — он сильно устарел, этот путеводитель. Пятерка сменила состав. И... И многое другое.

Он замолчал на секунду.

— Скажите, а... А другие... Остальные его «камушки пирамиды» тоже заточены под такие вещи?

Цинь поморщилась.

— Да нет... В расчет можно принимать только одного. Неназываемый даже добился того, чтобы этому парню здешний государь пожаловал мистический титул. Князь Миров Обреченных. Это очень древний титул. И о многом свидетельствует. Но обычно его называют просто — Посланец. Его Неназываемый направляет вместо себя туда, где не желает появляться. Не желает или не может.

— И что за особый Дар у этого парня? — осведомился Форрест.

— Самый опасный для Неназываемого, — усмехнулась Целительница. — Самый для него опасный. Посланец — второй обладатель Дара Власти. Причем его Дар гораздо более силен, чем тот, который обнаружил в себе Кристофер Денджерфилд. С этим связаны некоторые сложности. Но об этом потом.

Она поднялась, давая понять, что все главное уже сказано. Ее завтрак остался нетронутым.

— Сейчас настала пора перемен. Многое указывает на это. Поэтому с вами, Гость, и с вашим Даром надо определиться как можно более быстро и более точно. Для этого нам надо встретиться как минимум еще с одним из Пятерых. С тем, кто лучше меня разбирается в таких вещах... Если вы чувствуете себя в силах, то готовьтесь отправиться в путь. Мне тоже надо сделать необходимые приготовления. У нас очень мало времени, Гость.

* * *

— Это ваш фирменный фокус? — с деланным равнодушием поинтересовался Рус, разглядывая неожиданно представший перед ним пейзаж: — Наведенная галлюцинация или просто гипноз? Или так у вас вообще принято?

Парре невесело улыбнулся в ответ.

— Можете действительно считать это спецификой местного гостеприимства. Ведь нам, проводникам, открыты некоторые тропинки не только между Мирами. Здесь и на Шараде, и на Джее есть места, не так уж далеко друг от друга расположенные — в пределах одного Мира сосредоточенные. Но между собой соединенные такими вот особенными тропинками. Мы их «переулками» называем. Только для того, чтобы эти места найти, надо иметь некоторые особые качества.

— Дар? — спросил Рус.

— Вам знакомо это понятие? — не столько спросил, сколько с облегчением констатировал Парре. — В таком случае нам будет легче понять друг друга. Да, для того чтобы пройти «переулком» туда, куда хочешь, надо или самому обладать Даром, или походить в учениках у того, кто или сам Даром наделен, или тоже выучился в свое время... Вот таким «переулком» я вас и провел к своему дому. Для обычных людей — таких, как вы, — эти тропинки тоже не закрыты. Но вы — да и любой другой из Обитаемых Миров — не смогли бы правильно сориентироваться в пути. Поэтому я и попросил вас держаться за мое стремя.

Изредка в такие места забредают и простые смертные. И долго потом не могут понять, что же, в конце концов, с ними приключилось. Не всегда это для них кончается просто легким испугом. В этих «переулках» иногда попадаются и вполне кондиционные скелеты. Не всюду, куда заводят наши тропинки, есть пища и вода.

Он поморщился и добавил:

— Но не всегда в этом дело...

Странная досада охватила Руса. Он даже не сразу понял ее причину. И только через минуту-другую сообразил, что впервые над ним злую шутку сыграла привычка всегда знать все нужные ему направления в окружающем пространстве. Впервые он понял, что это его «шестое чувство» не сработало. Ему показалось, что он ослеп. Но ослеп незаметно для окружающих. Внутреннее зрение перестало служить ему.

Еще несколько секунд у него заняло осознание того, что слепота, неожиданно доставшаяся ему, вовсе не абсолютна. Да и не слепота то была, а некое странное состояние, в котором оказывается человек, забредший в места, ему совсем незнакомые и непонятные. В которых, однако, ему теперь приходилось обживаться. Это ощущение породило в его душе надежду.

— Итак, — произнес он, отворачиваясь от окна, — мне остается ждать, к чему приведут ваши разговоры с тем, к кому я пришел? И как долго продлится это ожидание? Не проще ли будет...

— Не проще! — тихо, но с резким раздражением, проскользнувшим в голосе, оборвал его Парре. — Что бы вы ни предложили, вы не можете изменить принятой нами для таких случаев схемы действий. И поверьте, мы не заинтересованы в том, чтобы держать вас взаперти на полном пансионе до скончания века. И в том, чтобы пославшие вас принялись отправлять вам в помощь подкрепление.

Он подошел к своей конторке и начал перебирать сложенные там бумаги.

— Вам не придется скучать, — бросил он, не оборачиваясь к Русу. — С вами побеседуют еще несколько моих... друзей. У каждого из них свой интерес в ваших делах... Впрочем, ваша свобода здесь практически ничем не ограничена...

— Я могу, например, выйти за пределы вашего дома? — поинтересовался Рус. — Побродить по окрестностям?

— Мне не хотелось бы, чтобы потом пришлось вас разыскивать в этих скалах. Местность здесь пустынная. Водятся всяческие твари. Укусы некоторых здешних ящериц и змей не смертельны, но весьма неприятны...

— Я постараюсь не доставлять вам хлопот, — сказал Рус. — К тому же мне еще ни разу в жизни не приходилось заблудиться...

— Вот как?

Парре обернулся к нему. Лицо его было неподвижно. Только в светлых, словно выгоревших глазах, читалось цепкое любопытство.

— Ну что ж... Если вы так любите прогулки, то не стану вам в этом препятствовать. Вы не будете возражать, если Лорри будет вашим попутчиком?

Он кивнул в сторону небольшой ниши в стене, где устроилась — оставшись незамеченной — ночная пушистая тварь.

— Это... — недоуменно начал Рус.

— Это тоже Разум, — улыбнулся сухой, выцветшей улыбкой хозяин. — Только другой. Совсем другой...

 

Глава 8

ТОМ МЕНЯЛА ДУШ

На залитой трепещущим, как всегда здесь, но так похожим на солнечный, светом полянке, казалось, царило безмятежное позднее утро. Собственно, по понятиям людей Земли, так оно и было.

Только жужжание, да трескотня здешних насекомых, да шуршание обитающих в траве и кустарнике зверьков нарушали тишину этого уголка Худых лесов.

Вдруг поляну огласили тихое ржание, звук шагов и хруст приминаемого ногами и копытами валежника. Из уходящего вглубь чащи «туннеля», в который превратилась некогда проложенная здесь дорога, на поляну вышла девушка, почти еще девочка, одетая в пестрое рванье и ведущая под уздцы буланую лошадку. А следом появилась девушка постарше — одетая так, как одеваются совсем в других местах — далеко отсюда — люди, собирающиеся в путь.

— Ну вот и все, — сообщила ей младшая спутница. — Дальше я с тобой не могу... Тракт начинается вон там. Ты легко спустишься к нему по этой тропинке.

Она указала направление движением острого, чумазого подбородка и протянула спутнице поводья.

— Жаль, Кончита, что ты не остаешься с нами. Но раз ты уж так решила... Ты здорово в карты режешься и на коне держишься неплохо. Так что Чертомета выиграла честно. Постарайся не попасть в ловушку. Здесь их немало.

Она помолчала. Потом вытянула перед собой ладонь, на которой сверкнул тусклый серебряный диск нездешней чеканки.

— Это просил тебе передать тот... Смешной, что заблудился в Лесу. Он сказал, что это приносит счастье. Какой-то древнеамериканский талер. Или доллар... Если ты встретишь его друга... Он просил, чтобы он его нашел, если сможет. Так вот — он, этот смешной, будет с нами. Ему некуда идти. И он ничего не знает об этом Мире. Но он понравился старику Пэлу. Старик говорит, что от него может быть какой-то прок...

— Спасибо, Каэра!

Конча подбросила монету в воздух, поймала в полете и, не взглянув даже — орел выпал или решка, сунула ее в карман.

— Ты еще что-то хочешь сказать? — спросила она, уловив, как по лицу спутницы пробежала тревожная тень.

Каэра молчала, словно не зная, стоит ли говорить о том, что ее тревожило, или лучше промолчать об этом. Потом все-таки заговорила — сбивчиво и отрывисто.

— Ты ничего не узнаешь у магов, Кончита. Это народ корыстный и жуликоватый. И на самом деле они ничего не знают. Даже если ты сумеешь заработать какие-то деньги, они их просто вытянут из тебя. И ничего не дадут взамен. Лучше тебе идти к кому-нибудь из тех... Из Пятерых... Каждому из них свой народ служит. Так что они часто без всякой корысти Пришлому помочь могут. Только... Только рисково это все... Знаешь... Если ты своих друзей найти хочешь — так это лучше к Меняле Душ напрямую идти. Я ведь тебе уже рассказывала про такого?

Конча кивнула.

— Да, когда мы говорили про Пятерых.

Каэра еще помедлила.

— Понимаешь, сам он, говорят, многим может помочь. Душу, в Мире потерявшуюся, найти может, вычислить. Но вот народец, ему вверенный... Шепчущее Племя... Они опасные очень. Есть такие, что за ним не пошли, а при Неназываемом остались... А без него на Менялу не выйдешь... В общем, так. К Темной поре ближе постарайся осторожно к Горным колодцам выйти. Лучше если б не в одиночку, да кто ж тебе в таком деле попутчик?

— Ты думаешь, я знаю, где у вас тут эти самые Горные колодцы? — улыбнулась Конча.

— А ты не побоишься туда идти? — исподлобья глянула на нее провожатая. — Если я покажу тебе дорогу, а ты попадешься Шепчущим Неназываемого, то получится, что я тебя им отдала...

— Эти... Шепчущие — они убивают?

— Н-нет... — Голос Каэры потерял уверенность. — Они превращают... Все говорят, что это хуже смерти... Но, может, с Пришлыми у них все по-другому... В общем, так, — повторила девчонка, и голос ее окреп. — До сумерек ты туда успеешь добраться. Это по Тракту вверх. К Отрогам. И приглядывайся — по правой стороне будет знак. Когда уже подальше от реки заберешься... Камень такой — красноватый... В мой рост высотою. И на нем — птичий глаз вычернен. С мое лицо. Даже больше немного.

— Птичий?

— Все говорят — птичий... И действительно похоже... Это очень старый камень. От него дорога вверх пойдет. Там только до половины — до озерца малого — на коне добраться можно. Постарайся Чертомета понадежнее упрятать. Там Леса почти нет, но камни торчат высокие. Почти как деревья. Вот поводья привязать там трудно будет... А дальше развалины увидишь. Высоко. К ним тропинка есть. Только — трудная, крутая. А за развалинами и будут Колодцы. Над одним колокол висит. Позвонишь в него — много раз звонить нужно, — и жди. За тобой придут Шепчущие. Ты их, вообще, не пугайся, но близко лучше не подходи. Эти, что там обитают, они с Менялой в дружбе. Они тебя к нему и проводят. Они всех, кто в колокол звонит, к нему отводят. А уж с ним, может, у тебя и получится — в смысле договориться... Он же ведь тоже из ваших. Из Пришлых...

— Спасибо... — задумчиво наклонив голову набок, произнесла Конча. — Ну, тебе, наверное, пора возвращаться. Твой отец...

— Отец мне по первое число врежет. И за то, что тебя с Чертометом не устерегла, и за всякое-разное... На этот счет ты не волнуйся...

Конча посмотрела на загорелые босые ноги Каэры. На стройных девчоночьих ногах красовались рубцы, оставленные кнутом буйного нравом родителя. Ее новая подруга явно была не самой покорной дочерью Лоскутного Племени...

Каэра подняла руку в жесте прощания. Кончита Фарга взлетела в потертое седло, отсалютовала ей точно таким же жестом и исчезла в калейдоскопе теней, созданном склонившимися над Заброшенным Трактом кронами причудливых деревьев.

* * *

Легкое покашливание за спиной отвлекло Магнуса Равновеликого, более известного среди коллег по Гильдии как Робин-Книжник, от размышлений, которым он уже третий час предавался над шестьсот десятой страницей труда Иосифа Краткого «О триединстве и трех исходах Великой Мудрости».

Размышления фактического главы Гильдии Магов — номинально Книжник был лишь одним из ее Постоянных Секретарей — были, впрочем, сугубо мирскими. Посвящены они были предстоящему визиту его сиятельства князя Черни в его — Робина-Книжника — владения.

Владения эти были велики, богаты и, вообще говоря, сравнимы как по площади, так и по числу населяющих их душ с личными владениями августейшей фамилии. Собственно, именно личное богатство, а отнюдь не особые познания и умения в области магического ремесла сделали Магнуса Равновеликого формально вторым, а по сути — первым человеком в Гильдии Магов.

Дело, впрочем, было не во владениях этих. Размышления касались именно князя. Ни для кого из людей сведущих не было тайной, что под именем князя Черни скрывался обычно Его Величество Тан Алексис — законный государь Сумеречных Земель — в тех случаях, когда находил нужным посетить тот или иной удел своих владений инкогнито.

О том, что князь, следуя по своим неотложным делам, рассчитывает на ночлег и гостеприимство в замке Магнуса Равновеликого, Книжника известил специально высланный с этой целью герольд. Словно «сиятельство» и не подозревало, что члены Гильдии имеют и другие — более скорые и совершенные — способы связи. Сие было знаком высочайшего неудовольствия. К чему, впрочем, следовало быть готовым после решения, принятого Верховной Коллегией Гильдии на ее последнем заседании.

Вот почему мысли Равновеликого были мрачны. Как мрачен был и взгляд, который он обратил на потревожившего его покой ученика.

— В чем дело, Жан? — осведомился он. — Их светлость пожаловали?

— Вы всегда знаете наперед любую новость, Учитель...

Не удостоив склонившегося в льстивом поклоне Жана даже взглядом, маг поднялся из кресла и стремительным шагом покинул свой кабинет. Во двор замка он вышел уже не столь стремительно, но с полной достоинства поспешностью простирая руки для приветствия формального главы Гильдии.

Свита князя состояла всего из полудюжины телохранителей, пары слуг и неизменного «дорожного камердинера» — графа Нолля, который в момент появления Книжника на месте действия помогал «сиятельству» спешиться. Вся эта кавалькада почти полностью заняла собой не такой уж большой внутренний двор Магнусового замка. При мысли о том, в какие расходы ввергнет его необходимость кормить эту ораву и давать ей кров в течение, быть может, не одних суток, маг помрачнел окончательно.

Что, впрочем, не помешало ему расцвести самой радушной из своих улыбок и устремиться навстречу высокому гостю, рассыпаясь в дежурных приветствиях.

Гость, однако, не спешил выражать ответную радость. С кислой улыбкой он позволил Робину приложиться к небрежно поданной руке, на безымянном пальце которой поверх перчатки был надет массивный серебряный перстень с узором из рун — атрибут Верховного мага и знак того, что прибыл гость сюда именно в этом качестве.

— Ваши люди, сир, наверное, устали с дороги... — начал было Робин.

— Я не сомневаюсь, что о них здесь позаботятся, — оборвал его Тан Алексис, вполне по-хозяйски направляясь к парадному крыльцу замка. — Надеюсь, и для нас, грешных, найдется, что подать на стол, за которым нам придется скоротать время за одной весьма интересной беседой...

В этом гость, разумеется, не ошибался. В особом кабинете, на верхнем этаже замковой башни был уже накрыт стол. Все кулинарные пристрастия гостя были приняты во внимание. Вид из не слишком узких окон-бойниц открывался прекрасный. Слуги не стали отягощать господина и его высокого гостя своим присутствием и, сделав свое дело, удалились.

— Как я понимаю, Мудрейший, я удостоился чести принимать вас в своем доме в виду неких... э-э... надвигающихся событий? — взял на себя труд сделать первый ход в предстоящей им партии Робин-Книжник.

Он решил использовать принятое в Гильдии обращение к Верховному магу. «Мудрейший» — и все тут. Никакой путаницы с «сиятельствами» и «величествами». Тем более что Тан Алексис сам дал понять, что находится здесь именно в таком качестве. Предупредительно наполнив бокалы, хозяин склонил голову чуть набок, показывая, что с нетерпением ждет ответа собеседника.

Собеседник и не думал сейчас — за закрытыми дверьми — придерживаться правил этикета. Он в два глотка осушил свой бокал, отставил его подальше и грохнул кулаком по столу.

— Робин! Не будем валять дурака! Я не страдаю манией величия и прекрасно знаю, что в нашей маленькой лавочке всеми делами заправляешь ты! Мое дело — только сидеть во время заседаний в кресле председателя и милостиво улыбаться. Но это не означает, что ты не должен учитывать моих интересов! И интересов тех, кто стоит за мной!

— Я, как никто, далек от этого... — расстроенно молвил Робин.

— Тогда объясни мне, почему ты устроил на Верховной Коллегии этакое представление?! Если пользоваться теми дерьмовыми словами, которые научились говорить мои сенаторы, мне был вынесен «вердикт недоверия»!

— Это не так, поверьте, Мудрейший...

— Я не заявлял, сторону какого решения намерен занять. И, как это положено по традиции, воздержался при голосовании. Но ведь вы все — как один! — знали, что для меня жизненно важно, чтобы Предсказание было истолковано в том смысле, что Новые Пятеро изгонят Старых Пятерых! Ну и все такое насчет откроющихся Врат и далее — по тексту. Почему бы не принять за основу политики Гильдии именно такую трактовку этой бредятины?

— Мудрейший...

Робин позволил и себе отхлебнуть вина.

— Позвольте мне напомнить вам, Мудрейший, что я могу, допустим, заставить людей увидеть в небе летящего дракона. Я могу сделать куклу из дерева и заставить ее двигаться, говорить и даже гадать по картам. Я могу вызвать дождь или засуху. Но я не могу заставить девятерых членов Коллегии проголосовать против собственных интересов.

— А они, эти девять членов, хорошо понимают, в чем на самом деле состоит их интерес?

Взгляд Тана Алексиса стал буравящим. Это не сулило ничего хорошего.

— Думаю, что да.

Робин выдержал этот взгляд не моргнув глазом. Не того калибра был он маг, чтобы бояться государева гнева.

— Тогда — во время пришествия Неназываемого — Коллегия взяла его сторону. Будем называть вещи своими именами. Мы применили магию, чтобы поссорить две Пятерки. И последовала схватка. Сначала Пять Старых бились с Пятью Новыми. А потом уже все бились со всеми. И чем это кончилось для магов? Пятеро договорились с Пятерыми. Старые ушли с миром, а Новые воцарились надолго. И теперь союз Пяти простирает свою власть над половиной Сумеречных Земель и над третью народов, их населяющих. И магам закрыт путь туда, где властвует хоть один из Пяти. Отсюда и результаты последнего голосования. Никто не хочет снова оказаться в дураках...

— Лучше быть дураком, Робин...

Тан налил себе еще вина, сделал большой глоток и, брезгуя роскошными разносолами, закусил солеными орешками.

— Лучше быть дураком, Робин, чем покойником...

Равновеликий напрягся.

— Такие слова я слышу от тебя впервые, Мудрейший... Поясни свою мысль, если это не затруднит тебя.

— Не затруднит, — заверил его Тан. — Боюсь, что те, кто будет против пересмотра нашего последнего решения, рискуют встретиться с одной очень одинокой женщиной... С которой почему-то никто не хочет встречаться. А некоторых из них очень хочет повидать Князь Миров Обреченных. Он соскучился без кое-кого...

Губы Мудрейшего сложились в подобие злой улыбки. Робин потрясение смотрел в лицо высокого гостя.

— До сих пор, Мудрейший, ты свято исполнял свой долг и всячески защищал Гильдию и каждого из ее членов... Я не могу поверить тому, что услышал...

— Тебе придется в это поверить. И убедить в этом, по крайней мере, пятерых из девяти ослов, заседающих в Высшей Коллегии. Последнее решение должно быть отозвано и пересмотрено. Такое уже бывало.

Робин наконец отвел глаза от щучьей физиономии Тана.

— Вам известно непреложное правило, Мудрейший. Решение Коллегии может быть пересмотрено только по просьбе того, кто предложил проект этого решения. В данном случае речь идет о том, кого трудно переубедить. Озрик Мегал не станет... Не станет бояться угроз, — наконец нашел нужные слова Робин-Книжник.

Лицо государя дернулось.

— Ты не до конца изложил наше правило, Робин, — тихо произнес он. — Да, решение Верховной Коллегии не может быть пересмотрено без воли на то члена Коллегии, предложившего проект решения. Если он жив. Если только он жив, Робин...

* * *

Конечно, регулярные посещения клуба верховой езды пригодились Кончите Фарга в Мире Молний. Но до здешних наездников ей было далеко. Дорогу от меченного знаком Птичьего глаза камня, изысканно уродливого и непонятно откуда взявшегося среди желто-серых скал, раскинувшихся вокруг, она преодолела с трудом. Чертомет за время пути несколько раз вполне успешно доказывал справедливость данного ему имени. Поэтому Конча почувствовала себя несказанно счастливой, покинув наконец седло.

Вопреки предупреждению Каэры, проблем с «припарковкой» коня не возникло. Побродив немного в лабиринте, образованном гигантскими, шершавыми столбами скал, она неожиданно наткнулась на самую настоящую коновязь — вбитую в камень стальную скобу — прямо у ручейка, из которого Чертомет мог утолить свою жажду. И даже ниша для сена располагалась рядышком. В нее Конча вывалила запас сена из небольшого вьюка, прихваченного на всякий пожарный случай. Конь не был слишком голоден — по дороге через Лес он отдал должное подножному корму. И Конча не мешала ему в этом.

Вообще-то, она не представляла, что ей делать с выигранным в карты скакуном теперь, когда она покинула становище Лоскутного Племени. «Если в ближайшее время не удастся выйти на Форреста, — прикинула она, — то надо подороже сбыть конягу — тем же Лоскутным. Чтобы просто с голоду не сдохнуть...»

Передохнув немного и поужинав взятой в дорогу снедью, она решительно тронулась вверх по той самой — обещанной ей Каэрой — крутой тропке. Темнело гораздо быстрее, чем она рассчитывала.

«Забавно, — подумала Кончита. — Все время забываю, что здесь не вращение вокруг оси определяет ночь и день. А пульсации интенсивности разрядов на границе стратосферы. И ночь наступает по всей планете сразу. И утро — тоже...»

В сгущающемся сумраке она пару раз едва не сорвалась вниз по склону. И когда вышла к площадке, точнее — к скальной ступени, на которой возвышались Развалины, чувствовала себя уже снова выжатой как лимон.

Трудно сказать, развалинами чего были представшие перед ней руины. Это вполне мог быть и храм, и замок, и монастырь. А может, что-то индустриальное... Трудно было судить и о причине, по которой это раскинувшееся на многие сотни метров, некогда величественное сооружение пришло в запустение и было предано разрухе. На оставшемся свободном участке скальной «полки» действительно громоздилось великое множество колодцев. Наклонившись над одним из них, Конча услышала смутный гул — грозный голос подземных рек...

Девушка замешкалась с поисками колокола: он был слишком уж велик и непривычен. Отлитый из звонкого металла и украшенный странным чеканным узором, причудливой формы цилиндр высился над отдаленным колодцем, словно дополнявшая каменный сруб башенка, а удерживающие его на весу сваи почти терялись в сгустившейся темноте. Только сообразив, что перед ней возвышается именно то, что она искала, Конча осторожно коснулась холодного металла кончиками пальцев.

Ей показалось, что напряженный, вибрирующий звук живет в колоколе. Переливается в нем и рвется из него наружу. Надо только немного помочь ему. Она напряглась и слегка толкнула неподатливую металлическую массу. Колокол был тяжел. Еще бы — иначе его заставляли бы звонить хозяйничающие здесь, на высоте, ветры или случайно опустившиеся на него птицы.

Она толкнула еще раз, сильнее, уже принимая в расчет сопротивление инерции. И колокол грянул!

Колокольный звон повис над Отрогами. Волной стал расходиться окрест. А вслед первой волне поплыла вторая, третья. Конча, как зачарованная, все принуждала и принуждала колокол говорить с ней на его нечеловеческом, но до глубины души проникающем языке...

Потом заставила себя остановиться и, свернувшись в клубок, устроилась у подножия каменного колодца.

Тишина наступила не сразу. Звук колокола все плыл и плыл — то ли в кристально чистом воздухе Отрогов, то ли в усталом сознании Кончиты. Потом тишина взяла свое.

Оставалось только ждать.

* * *

Озрик из рода Мегалов, как и Робин-Книжник, не числился среди великих искусников магического ремесла. В отличие же от Робина, он не был чрезмерно богат. Авторитет его опирался на нечто другое.

Со времени восшествия государя Тана Алексиса на трон и падения дома Коронасов дом Мегалов возвысился и оброс связями при дворе. А сам Озрик Мегал, пробыв много лет наставником государева наследника в деле обучения того магическому ремеслу, пользовался репутацией человека, в политике сведущего лучше, чем кто-либо другой из Гильдии. К нему часто обращались за советами деликатного свойства, слово его для остальных членов Верховной Гильдии было непререкаемо. Принимая во внимание все это, Озрик мог чувствовать себя как у бога за пазухой.

Однако в эту ночь его снедало беспокойство. Конечно, и раньше ему приходилось перечить государю. Без этого он бы и не имел никакого авторитета, и в первую очередь в глазах самого государя. Но никогда противоречия между ним и Таном Алексисом не затрагивали жизненно важных для государя тем. В частности, никогда и речи не могло быть о том, чтобы не выполнить переданную устами Тана Алексиса волю Неназываемого. Теперь это случилось.

И вот Озрик Мегал сидел в своем загородном доме, пил горячий грог и ждал неприятностей. Впервые за много лет все складывалось не так, как он предвидел. Государь не призвал его к себе, чтобы выразить высочайшее недовольство решением Высшей Коллегии. Не явился к нему сам. Не прислал хоть какого-нибудь порученца. Ни слова, ни жеста. Тишина. И эта тишина настораживала.

Поэтому раздавшийся внизу звук дверного молотка даже ободрил Озрика. Он прислушался к голосу Аллена — старый слуга, должно быть, спрашивал, кто хочет видеть хозяина в столь поздний час. Последовал скрип открываемой двери. И снова наступила тишина.

Минуту-другую маг выжидал. Потом нервным движением взял со стола бронзовый колокольчик и осторожно тряхнул им. В ответ на мелодичный звон на пороге возник Бетт — младший из двух слуг, разделявших с Озриком ею одиночество в пустом доме.

— Бетти... — попросил маг. — Посмотри, пожалуйста, кто там приходил. Мне кажется, что Аллен позабыл запереть дверь.

Без лишних слов Бетт заторопился вниз по лестнице. Озрику показалось, что он услышал его голос. Смысла слов он не разобрал — только вопросительную интонацию сказанного. И снова наступила тишина.

* * *

Теперь Озрик знал, кого ему ждать. Он подумал о метательном ноже, лежащем в двух шагах от него, на письменном столе. Но было уже поздно.

Дарящая смерть стояла на пороге. Потом тихо вошла в кабинет. Стройная, слегка угловатая женщина в строгом платье. Высокие скулы. И осенний ветер приближающейся старости в глазах.

— Здравствуйте, леди, — усмехнулся старый маг. — Присаживайтесь. Вы принесли мне благословение от государя?

Дарящая присела в предложенное ей кресло и тоже усмехнулась в ответ.

— Вы же знаете, о Мудрый, что я служу вовсе не здешнему монарху.

— Значит, не ему я буду обязан вашим визитом?

— Совершенно верно. Государь всего лишь только не возражал против него.

— Он понимает, что тем самым он все равно предал Гильдию? И что из этого следует? Впрочем...

Маг безнадежно махнул рукой.

— Этот вопрос — не к вам, леди. Простите. А вот моих слуг вы благословили зря. Они не заслуживали этого.

— Я не могу оставлять следов, господин Озрик. Это необходимость. Если бы мне дали время, я дождалась бы, пока вы выйдете из дома, и просто прошла бы мимо вас на улице... Но мой приятель торопится... Впрочем, они все равно бы умерли — рано или поздно. Так даже лучше. Поверьте, благословленные мной не испытывают страданий.

— Думаю, что очень скоро, леди, я смогу это проверить. Но, к сожалению, не успею этому порадоваться.

Дарящая смерть улыбнулась.

— Вы не теряете присутствия духа. Это заслуживает уважения. Я могу сделать для вас что-нибудь? Понятное дело, речь не идет о прощальном письме или... И я не могу дать вам много времени. У меня немало работы сегодня.

Маг пожал плечами.

— Что ж... Не буду отнимать ваше время. Только допью мой грог — с вашего позволения. И еще — когда вы будете уходить, закройте за собой дверь, так чтобы замок защелкнулся. Я не хочу, чтобы первыми сюда пришли воры. Или бродячие псы.

— Не беспокойтесь об этом. Все будет как надо, — заверила его гостья.

Маг опустошил свой кубок и откинулся в кресле. С минуту Дарящая сидела неподвижно, разглядывая его лицо. Потом протянула руку и закрыла мертвые глаза. Поднялась из кресла, судорожно вздохнула и бесшумно ушла прочь.

* * *

Конча знала, что допустила ошибку, разрешив себе так устать. Тем более, что под рукой у нее не было ничего, чем можно было бы отодвинуть надвигающуюся завесу сна. Желание смежить веки и расслабиться стало уже непреодолимым.

Сон. Стремление выспаться любой ценой... В своей — сравнительно короткой еще — жизни Кончита Фрага уже не раз боролась с этим коварным противником и знала его хорошо. О эти сладко путающиеся мысли!.. О эти убаюкивающие воспоминания о том, чего никогда не было. Эти уводящие сознание за собой образы... Это сладкое безразличие ко всему...

Она заставила себя подняться на ноги. Встряхнулась по-собачьи. Пробежала трусцой круг вокруг колодца. Еще и еще один. Ухватила рукоять древнего ворота и, попотев, вытащила — вот чудо-то! — побитое, из неизвестного, но не подверженного рже металла сделанное ведро и из него напилась ледяной воды из подземного потока.

Все это придало ей бодрости. Но не так уж надолго. Отступившая усталость вернулась, снова стала охмурять ее соблазном крепкого, глубокого, как эти вот колодцы, сна.

«Да наврала все клятая девчонка! — шептал ей его величество Сон. — Сказки все это... Только зря себя измучаешь и будешь завтра ни рыба, ни мясо...»

Конча присела на корточки и спиной уперлась в каменный сруб. Опять проглядывающие сквозь тьму склоны гор поплыли у нее перед глазами. И мерещиться стало всякое...

Или не мерещиться?!

Тень стояла неподалеку от соседнего колодезного сруба. Сгусток тьмы, лишенный формы. Нет... Если присмотреться, то ночной морок обретал форму... Форму кого-то, чье лицо было скрыто монашеским куколем, надвинутым по самые глаза. Если, конечно, у этого кого-то были глаза. Тьма, забранная в капюшон...

И эта Тьма манила ее. Подзывала движением выброшенной вперед руки. Или подобия руки...

Конча поднялась в полный рост. Выпрямилась... Присмотрелась...

Что-то отвлекало ее. Что-то уводило ее внимание в сторону.

Она обернулась.

Вторая укутанная в капюшон тень манила ее. Точно теми же движениями, что и та — первая. Словно ее отражение в невидимом зеркале.

Конча вздрогнула и подалась в сторону. Прочь от той невидимой «линии огня» — оси, что связывала два зовущих ее призрака. Быстро глянула на того и на другого.

Нет, это было не отражение. Они были очень схожи, но не повторяли одна другую, эти сотканные из Тьмы фигуры. И манили Кончиту они по-разному.

Одна — та, позади которой уползала в небо скальная твердь, — приглашающе взмахивала подобием руки с какой-то, как показалось девушке, безнадежностью. Словно не надеясь, что Конча последует ее призыву. Так это — для проформы — «Следуй за мной, следуй за мной, будь добра...»

Вторая — та, за спиной которой круто уходил вниз каменистый откос, — заманивала, умоляла, просила: «Ну пойдем, пойдем, дорогая... Не медли... Не раздумывай... Следуй за мной...»

Конча тряхнула головой, стараясь уйти от досадного наваждения. «Это не они... Это я... — подумала она. — Это я фантазирую. Придумываю. Это же — не люди. У них все должно быть по-другому... Но...» Но надо было делать выбор. И она шагнула к той тени, что показалась ей безнадежно унылой и отчаявшейся. Почему-то отчаянию и безнадежности верилось больше, чем призывающей страсти. «Если я ошиблась, то как долго мне придется в том раскаиваться?» — подумала Кончита.

Она прошла уже полпути к уныло манящему ее призраку, когда нашла в себе силы обернуться. Та — вторая — тень продолжала повторять свои мольбы с удвоенной энергией. Или это показалось ей?

Конча отвернулась и так сжала кулаки, что ногти врезались ей в ладони — до крови. Обернулась снова.

Призрак исчез — словно и не было его.

Унылая тень подпустила ее к себе — метров на пятнадцать-двадцать. Потом стала отступать, повернулась к Кончите спиной и знаком еще раз пригласила следовать за собой. Конча повиновалась.

Сна больше не было — ни в одном глазу. Все ее тело и все ее сознание наполнились тревожным, неопределенным ожиданием. Который раз в своей короткой жизни Конча делала ставку на жизнь и на все, что в этой жизни ей было дорого.

Тень — еле различимая — бесшумно скользила впереди. Почти бесшумно. Потому что кое-какие звуки все-таки сопутствовали этому плавному скольжению. Шорох ткани. Скрип камешков под ногами (или тем, что у этого создания заменяло ноги). Что-то еще — трудноопределимое. Дыхание? Может быть... Кончу это радовало — эти звуки означали, что провожатый не был плодом ее расшалившегося воображения.

Они миновали нагромождение колодезных срубов и пространство, разделявшее площадь Горных колодцев и Развалины. В Развалинах Конча чуть не потеряла своего призрачного проводника — слишком много здесь было зыбких теней, игравших в прятки с провалами беспросветной Тьмы. Но призрак был терпелив, он останавливался через каждые несколько шагов и, ничем, правда, не выдавая себя, ждал, пока Кончита снова не обнаружит его. Как он догадывался о том, что снова попал в поле ее зрения, было для Кончи загадкой.

Следуя за тенью, она достигла дна подвальных сооружений здания, высившегося в центре всего обращенного в руины комплекса. Своды древних подвалов давно просели и обрушились. Но стены, разгораживавшие отсеки этих таинственных помещений, сохранились и образовали теперь причудливый лабиринт, выйти из которого было бы нелегко даже при свете дня. Под ногами то хрустел раскрошенный камень, то хлюпала оставшаяся от прошлых дождей вода. А время от времени тихо прошмыгивали, а то и проскальзывали невидимые твари. Не то пугливые, не то безразличные к незваным гостям.

У ближней к уходящим ввысь скалам стены, в черной, непроницаемой тени проводник Кончи стал говорить. Точнее, издавать звуки, похожие на человеческий шепот. Так проводник — в кромешной тьме — указывал Конче направление, в котором ей надо следовать за ним. Что-то подсказывало Кончите, что не стоит прибегать к помощи пристегнутого к поясу фонарика. Свет был этим местам противопоказан. И Конча вся обратилась в слух и осязание. И еще — в чувство равновесия. Она — словно на минном поле — тщательно выверяла каждый шаг, с величайшей осторожностью перенося свой — не такой уж и большой — вес с одной ноги на другую.

Однако на ступенях она едва не загремела вниз — в сырую утробу подземелья. На ступенях, которые совершенно неожиданно обозначились под ногами и вели круто вниз, в неведомые катакомбы, простершиеся, наверное, в недрах скалы, служившей опорой тому, чем некогда были Развалины. Холодный, кусающий ледяной пастью за сердце страх падения пронзил ее.

Но этот страх ни в какое сравнение не шел с тем страхом, который охватил ее, когда падение ее остановила чья-то сильная рука, крепко ухватившая за локоть и потянувшая прочь от разверзшегося под ногами провала. Потом она так и не смогла себе объяснить, как удалось ей сдержать вопль (а скорее всего, то должен был быть просто визг) ужаса, который готов был вырваться у нее при этом. Вместо того чтобы закричать, она просто спросила — сразу ставшим глухим голосом:

— Т-ты кто?

— Пожалуй что тот, к кому вы сюда пришли, храбрая мисс, — ответил ей из темноты не лишенный приятности баритон. Скрытый в темноте незнакомец слегка растягивал гласные и чуточку экономил на согласных — так говорят коренные обитатели далекого Джея. — Ведь вы не просто забрели сюда полюбоваться на развалины? И не шутки ради позвонили в тот стопудовый колокольчик, что над колодцем?

— Может, все-таки представитесь по-человечески? — сердито парировала Конча, стараясь попрочнее утвердиться на круто уходящих вниз ступенях.

— Давайте спустимся в более удобное для разговоров место, — миролюбиво предложил невидимый собеседник. — Там и представимся друг другу. А заодно и изложим свои проблемы...

— Я не против того, чтобы податься в место поудобнее этой норы, мистер, — согласилась Конча. — Только отпустите мою руку, пожалуйста. Вы мне синяков наделаете. Лучше я буду вас держать за рукав... У меня конь внизу остался. В скалах...

— О нем позаботятся... Вот мой рукав...

— Это кто позаботится? — возмущенно фыркнула Конча. — Эти ваши... черные?..

— Не бойтесь, мисс, — усмехнулся невидимый в темноте хозяин здешних мест. — Я дружен не только с нечистой силой.

* * *

— Здесь вы можете зажечь фонарик, если он у вас есть, — сообщил Кончите ее спутник после долгого спуска по лестницам и блуждания по залитым тьмой гулким коридорам. — На моих слуг свет действует неважно, но сейчас их нет с нами. Я их отпустил.

Конча ке заставила себя долго упрашивать и бодро щелкнула кнопкой своего мини-светильничка. Косо глянула на своего спутника и чуть было не испугалась вновь. Ей почудилось, что у того под накинутым капюшоном нет лица. Но тусклые отблески света на лбу и щеках ее провожатого и огромные белки его глаз тут же рассеяли ее недоумение — тот был всего-навсего чернокожим.

— Сюда, мисс...

Провожатый открыл перед Кончей небольшую дверь, за которой вспыхнул мягкий, не режущий глаза свет, и они вошли в просторную кабину, в общем-то, самого обычного, слегка старомодного лифта. Провожатый коснулся панели управления, двери закрылись, кабина заскользила вниз.

— Меня зовут Кончита Фарга, — представилась Конча. — Я — гражданка Малой Колонии. И попала сюда несколько необычным путем...

— Обычным путем сюда не попадают, — вздохнул негр. — А я, как вы догадались, — Меняла Душ. А если по-человечески — Томас Лэмберт Роббинс. Один из Пятерых Носителей Дара... Можно просто — Том.

Лифт и не думал останавливаться и, по разумению Кончи, недалек уже был от здешней преисподней.

— Почему, мистер Роббинс, вы не вышли сразу забрать меня от этих Колодцев? — сердито осведомилась Конча.

— Да потому, мисс Фарга, что по мою душу могла прийти не очаровательная молодая леди вроде вас, а некто совсем другой. Некто или нечто... В этих краях, мисс, быстро пропадает привычка рисковать. Единственное, что заставило меня вылезти из моей берлоги, так это то, что у меня начали сманивать посетителей. Или клиентов, если хотите... Вверенное мне племя оказалось не таким кротким, как те, что достались моим друзьям...

Лифт наконец остановился, и они вышли в узкий туннель, освещенный всего лишь парой далеко отстоящих друг от друга люминесцентных панелей. Туннель уходил во тьму. И тьма эта веяла свежей сыростью. Оттуда, из сырой прохлады, доносились приглушенный плеск и гул подземного потока. Конча чуть вздрогнула. Двери лифта с еле заметным чавканьем закрылись у нее за спиной.

— Сюда, — подсказал Том.

Он кивнул на одну из полудюжины тяжелых, окованных тусклым металлом дверей, украшавших правую стену туннеля. Противоположная стена была глухая — только черные лианы силовых кабелей тянулись вдоль нее. Не похоже, что все это было делом рук Предтеч. Пожалуй, этому туннелю исполнилось не так уж много десятилетий.

Том отворил дверь, и Конча оказалась в довольно просторной, вырубленной в скале комнате-пещере. Комната представляла собой странную смесь жилого помещения и рабочего кабинета. Вдоль одной из ее стен тянулись многоэтажные полки, заставленные не слишком понятными для непосвященных предметами. Это было типовое лабораторное оборудование. Наверное, несколько устаревшее. Верхний свет был пригашен. В полумраке мерцали экраны нескольких дисплеев, бесшумно перемигивались разноцветные бусинки индикаторов, тихо тлели в полумраке шкалы бог его знает для чего предназначенных приборов.

Но были там и предметы, которые кое-что говорили наметанному глазу младшей компаньонки торговца магическими артефактами Форреста Дю Тампля. Конча почувствовала в атмосфере этой полупещеры что-то хорошо ей знакомое.

У противоположной стены в ряд высились рефрижераторы, а рядом с ними приютилась непритязательного вида кухонька с крохотной разделочной доской и утопленными в стенных нишах микроволновкой и кухонькой-автоматом. Посередине комнаты простиралась ровная каменная плита на каменных же ножках. Она, видно, исполняла роль рабочего и — по совместительству — обеденного стола. На плите высились стопки распечаток и были разложены диаграммы, схемы, диски и кубики компьютерной памяти, всевозможные карандаши и маркеры. Небольшой участок поверхности стола был зарезервирован под угощение ожидавшегося гостя — там в круге света, очерченном небольшой настольной лампой, дымился кофейник, на подносе высилась горка сандвичей. Наличествовали также пара чашек, сахарница, молочник и разные мелочи, необходимые для выполнения обряда: пить кофе.

Том долго и тщательно мыл руки под ледяной водой, струящейся из старомодного крана над раковиной в углу пещеры, и тем принудил Кончу последовать его примеру. Подал ей бумажное полотенце и наполнил ее чашку.

— Садитесь, мисс Фарга.

Он вежливо пододвинул Кончите довольно неудобный, но крепко сработанный стул. Сам уселся так, чтобы лучше видеть лицо собеседницы. Двух одинаковых стульев в комнате не было, а кофейные чашки, украшавшие стол, явно не состояли в чересчур уж близком родстве друг с другом. Зато сам кофе был приготоштен отменно. Об этом можно было догадаться уже по одному его аромату. Том подождал, пока гостья пригубит дымящийся напиток, и спросил:

— Мне кажется, что у вас есть что рассказать мне, мисс?

* * *

Свой рассказ Конча отрепетировала, многократно повторив его и старику Пэлу, и своей новой подруге Каэре. И еще раз перебрала его по косточкам за время долгого пути от становища Лоскутного Племени до красного камня, меченного Птичьим глазом. Так что запнуться ей пришлось не больше чем пару раз. Том не прерывал ее лишними вопросами. Уточнил два-три неясных момента и только. Конче это понравилось.

— Вот, собственно, и все, — закончила она, отставив в сторону опустевшую — второй раз за время их разговора — чашку. — Для меня самой много есть непонятного в том, что произошло... Например, как получилось, что «нырнули» мы с Форрестом в проклятый сундук с разницей в несколько часов, а «вынырнули» — с разницей в несколько суток...

Том мягко улыбнулся.

— Вам, мисс, видно, не часто приходилось иметь дело с Порталами. Тем более с кочующими...

— Вообще никогда! — Конча возмущенно вздернула угловатые плечи. — Ни с кочующими, ни с какими другими! Я вообще не верила, что они существуют — эти Порталы Предтеч. Хоть я и насмотрелась в жизни всякой чертовщины, с магическим барахлом связанной, в это — не верила! Пока Форрест меня не убедил.

— Такие эффекты в работе Порталов — не диво, — вздохнул Том. — Ведь, когда пара космических кораблей совершает подпространственный переход и стартовавший позже оказывается в «точке выхода» на неделю раньше своего напарника, этому никто не удивляется... Физики могут спорить до хрипоты, но нам с вами, мисс, надо сосредоточиться на другом...

Он поднялся, подошел к холодильнику и достал графин с ледяной водой. Извлек плотно подогнанную хрустальную пробку, поставил на стол стаканы (одинаковые, что удивительно), налил пошедшей мелкими пузырьками водички себе и предложил Кончите.

— Здешняя минералка, мисс. Очень прочищает голову... Не бойтесь простудиться — вы ведь смелы необыкновенно. Вот так, с голыми руками, нырнуть в чужой мир, о котором и знали-то только по рассказам...

Конча хлебнула тихо шипящую воду и не нашла в ней ничего необычного. Особого просветления в ее голове не наступило. Наоборот, несмотря на только что выпитый крепкий кофе, ее вновь потянуло в сон.

— Я, по-моему, ясно объяснила вам, что мне некуда было бежать с того чердака... — пожала она плечами. — Только сюда. Мое положение было безвыходным...

— В этом я с вами не спорю, мисс... Единственное, что я хочу сказать... У меня создалось такое впечатление, что вы шли, так сказать, навстречу событиям. Вы знали, что перед вами — ловушка. И смело в нее шагнули.

Конча молча побалтывала кофейную гущу на дне чашки.

— Хотя...

Том неожиданно выпрямился в кресле, и Конча вдруг заметила, что он довольно молод.

— Хотя, мисс, в свое время я и все мы — Пятеро — оказались примерно в такой же ситуации. И вовсе не только по воле Судьбы. Это был выбор каждого из нас. Так что можете рассчитывать на наше понимание в этом вопросе...

Он наклонился поближе к лицу Кончиты.

— А теперь я хотел бы понять — какую цель вы поставили перед собой сейчас, мисс? Когда чуть-чуть осмотрелись в этом чужом для вас Мире? И когда поняли, что все мосты за вами сожжены? Какую помощь я могу предложить вам?

Теперь выпрямилась уже Кончита. Выпрямилась и напряглась, словно ей предстояло выполнить очень сложное гимнастическое упражнение на конкурсе, где ей не нужно было ни третье место, ни второе — только первое!

— Мне ничего здесь не нужно, господин Роббинс, — звонко выговорила она. — Прежде всего я хочу найти путь отсюда. И, как только найду его, уйду немедленно. Точнее... Уйду по нему, как только встречусь со своим другом, о котором говорила вам. С Форрестом Дю Тамплем. Мне кажется... Мне кажется, что он тоже не по своей воле тут. Он такой же беглец, как я. Только он еще и обманутый беглец...

— Вы думаете, что его друг... Что Кристофер Денджерфилд его обманывал? Это очень интересно. Почему вы думаете так?

Кончита задумчиво смотрела куда-то сквозь него, подбирая слова, чтобы выразить точнее какую-то очень непростую мысль.

— Знаете, Роббинс... Это — детство... В детстве человек очень хорошо понимает других... Взрослых... Все думают, что дети наивны, что их легко обмануть... Это потому, что сами давно позабыли себя в детстве. Никто так остро не чувствует ложь старших, как дети. Они очень многое понимают. Только вот не знают, что делать с этим своим пониманием. Может быть, не со всеми так, но со мной — так! Именно так! Так вот, я Форреста знала, когда еще была ребенком. И часто его видела вместе с Кристофером... Он лжив насквозь, этот Кристофер Денджерфилд! Я не понимаю, чем он так околдовал и его, и Мэри-Энн... Я несколько раз пыталась Форресту это объяснить. Но они были словно зомби. Во всем остальном — люди, а когда речь заходила о Денджерфилде, они становились зомби...

На минуту в комнате-пещере воцарилась тишина. Роббинс думал, сведя вместе кончики пальцев.

— Ну что ж... В интуиции вам не откажешь, мисс. И в смелости — тоже. Пожалуй, вы не напрасно завернули в этот наш лабиринт... Осталось только выяснить, какую роль для вас отвел Мир Молний...

— Я, Кончита Фрага, не собираюсь играть никаких ролей! — сухо отрезала девушка. — Если вы можете помочь мне найти моего друга и выбраться из этого, как вы сказали... лабиринта, то — называйте вашу цену. Если я не смогу ее уплатить, то нам лучше расстаться без лишних разговоров.

— Не горячитесь, мисс... — Роббинс скупым жестом попридержал вспышку раздражения, охватившего Кончу неожиданно для нее самой. — Вы еще плохо представляете себе ситуацию, в которой находитесь.

Он улыбнулся — грустно и ободряюще.

— Ну о какой плате может идти речь? Вы ведь и коня-то своего, и хлеб свой насущный чудом заполучили. Нет, что вы, я не преувеличиваю. Обштопать игроков из Лоскутного Племени в карты — это действительно чудо. Чудо уже само то, что вы проникли в этот Мир. И чудо — то, что вы, проделав дневной переход по Заброшенному тракту, не попали в руки ни одной из разбойных шаек, что шастают здесь. И вообще ни на кого не напоролись. Ни на кого и ни на что. И даже когда к вам подкрался ложный проводник — из Шепчущих, — вы сделали правильный выбор. Вы находите все это игрой случая?

— Я — везучая! — улыбнулась Конча. — У меня с собой счастливый доллар!

Ей вдруг захотелось загладить свою неожиданную резкость.

— Плесните мне еще вашей водицы. Она и вправду проясняет голову, — соврала Кончита.

Похоже, Роббинс заметил вранье, но ничем не выдал этого и с безукоризненной заботой о гостье, сквозящей во всех его движениях, наполнил ее стакан искрящейся минералкой.

— Дело в том, мисс, что люди никогда не приходят в Мир Молний сами. Их всегда приводит сюда их Дар. А раскиданные по Обитаемому Космосу остатки цивилизации Предтеч создают носителей таких Даров. Как бы заражают их ими. Или, может быть, наоборот, ставят им диагноз. Как-то находят их.

— Так вы и меня тогда числите среди Носителей?

В голосе Кончи прозвучала ирония.

— Вы в свои юные года немало пообщались с магическим антиквариатом, — продолжал развивать свою мысль Роббинс. — Так что все сходится. Остается поставить вам диагноз. Это — самое сложное.

Конча снова напряглась.

— Постойте, постойте! Мне вовсе не нужны никакие диагнозы. Точно так же, как эти ваши Дары! Я знаю, чем такие вещи пахнут!

Том опять попридержал ее, подняв в воздух сухую, желтоватую ладонь.

— Слегка притормаживайте на поворотах, мисс. Глотните еще водички... Вот так... Видите ли, мисс... Я мог бы представить вам ситуацию таким образом, что вы восприняли бы необходимость использовать ваш Дар — каким бы он ни был — как плату за выполнение ваших желаний — найти друга и покинуть эти края... И в какой-то степени так оно и есть. Но это — одна сторона вопроса. А правильной постановкой вопроса будет сказать вам правду. Правда же, мисс, состоит в том, что вы явились... Или — точнее сказать — были призваны в этот Мир в такое время, когда всем нам предстоят очень большие испытания... Очередной раз поставлено под удар равновесие сил в этом Мире...

Он на секунду смолк, приглядываясь к лицу собеседницы. Лицо это было мрачным.

— Угу... — угрюмо произнесла Конча, обращаясь неведомо к кому.

Должно быть, к своей судьбе.

— Я же сказала — я везучая... Ну и что же тут у вас намечается?

— Об этом чуть позже, — снова успокаивающе улыбнулся Том. — Чуть позже и — много подробнее. В двух словах дела, что затеваются на Сумеречных Землях, не объяснить. Сейчас — поймите главное. Ваш Дар — каков бы он ни был, повторяю, каков бы он ни был — это не просто способ расплатиться за освобождение из здешних мест и за спасение вашего друга. Это еще и единственный для вас шанс выжить. И поэтому, хотя бы вы сами, Кончита Фарга, должны понять, чем наделило вас общение с обломками цивилизации Предтеч. И надо сказать, что вы пришли по адресу. Здесь не много таких, что могут поставить, так сказать, диагноз на ранних стадиях... э-э... болезни.

Он улыбнулся, давая понять, что именует Дар болезнью лишь в шутку.

— И я — один из таких... Не рекомендую вам медлить.

Конча молча взяла со стола отставленную было в сторону чашку с кофейной гущей и снова принялась побалтывать на ее дне четверть глотка коричневой жижи, словно в причудливом узоре капризной суспензии хотела найти ответ на одолевавшие ее вопросы.

— Ну... — наконец произнесла она. — И какое же испытание я должна пройти? Какие анализы сдать? Сеанс психоанализа по Фрейду? Не будет ли уже слишком для меня на сегодня? Дорога, знаете, была не из легких...

Том задумчиво поскреб подбородок. Потом нашел глазами на столе небольшой, причудливой формы стеклянный колокольчик и позвонил в него. Одна из полок у стены напротив съехала в сторону. Фигура, появившаяся в открывшемся проеме, сперва испугала Кончу, и лишь секунду спустя она поняла, что видит перед собой вовсе не тень, явившуюся из Племени Шепчуших, а обычного мальчишку лет двенадцати.

— Слушаю тебя, Меняла, — кротко прочирикал он.

— Конь мисс? — осведомился Том, строго уставившись на паренька.

— В ангаре, — доложил тот. — Сначала вел себя беспокойно, но потом мы подружились...

— Его зовут Чертомет, — уведомила его Конча. — И он любит, когда его с руки кормят хлебом.

— Угу, — ответил мальчишка. — И не приведи господи, если он попадется на глаза людям сэра Лэнгли... Его увели прямо из конюшни славного сэра...

— Пусть мисс постелят в нашей малой гостевой, — распорядился Роббинс, пропуская слова мальчишки мимо ушей. — И не забудьте хорошо проветрить помещение. Проследи за этими чучелами...

— Будет сделано, — бодро заверил его служка. — И... И вы позволите, чтобы Сонни остался у нас на ночь?

Меняла Душ воззрился на него сурово и раздосадованно.

— Так он до сих пор здесь?

Мальчишка издал какой-то неопределенный звук. Том махнул рукой.

— Не идти же ему через темный лес... Переночует у тебя в комнате. Сам ляжешь на полу, гостя — на лежанку. Все. Исполнять — быстро!

Потом повернулся к Кончите.

— Паренек — сирота... Здесь слишком много сирот. Всех в прислугу не возьмешь... Так что ему еще повезло. Впрочем, сейчас не стоит об этом. Вы говорили про психоанализ. Нет, подобной древности я, разумеется, не практикую. Так же как иудаистских и сатанинских обрядов. Я просто немного погуляю в вашем сознании этой ночью. А вам разрешаю погулять в моем. Возможно, после этого мы станем лучше понимать друг друга. А может, наоборот, возненавидим. Но одно я вам обещаю. Мы оба кое-что узнаем о вашем Даре.

Увидев, как округлились глаза Кончи, он тихо расхохотался.

— Да нет!... Никакой физической близости. Вы спокойно будете спать одна в хорошо закрытой комнате. Я отдаю вам ключ от нее. Вот видите?

Он снял с укрепленной у двери доски один из множества ключей, висевших там, и протянул его Кончите.

— Видите ли... Здесь мы все погружены в среду, переполненную творениями Предтеч. Нанороботы, искусственно созданные клоны микроорганизмов, измененные свойства вещества... Здесь очень много каналов передачи информации, о которых мы не подозреваем. И которые совершенно невозможны в большинстве Обитаемых Миров. В Мире Молний кое-кому доступно и некое подобие телепатии. Это вплотную связано с моим Даром... Я, как видите, пытаюсь хоть как-то разобраться в этом... Пока есть время.

Он обвел широким жестом свою лабораторию.

— Вот уж не знал, что мне, юристу по образованию, следователю Федерального Управления Расследований, вдруг когда-нибудь придется заниматься нейрофизиологией в условиях Мира Молний. Магического мира...

— Вы уверены, что ни у кого из нас не поедет крыша в результате этих ваших изысканий в моих мозгах? — угрюмо осведомилась Конча. — От меня-то что, собственно, требуется для того, чтобы разобраться с этой штукой — с моим Даром?

Снова Том почесал несуществующую бородку.

— Я не собирался просить вас ни о чем, кроме вашего согласия на проведение такого... м-м... сеанса. Делу мог бы помочь прием некоторых препаратов — вполне безвредных. Но я боюсь, что вы решите, что вас тут хотят опоить или отравить...

— Вы это могли сделать уже десять раз... — Конча обреченно махнула рукой. — Ладно. Если это облегчит вам работу... И к тому же — безвредно... Давайте сюда ваши пилюли. В конце концов — счастливый доллар со мной.

— Это не совсем пилюли, — сообщил Роббинс, доставая из холодильника объемистый флакон и заряженный разовый пневматический шприц. — Сможете сделать себе инъекцию? Перед тем как ложиться спать. Лучше — в предплечье. Вот так. Но прежде выпейте вот это.

Он кивнул на флакон.

— На вкус — гадость, конечно. Но там — в холодильнике — найдете чем запить...

Он снова потряс в воздухе колокольчиком.

Полка опять съехала в сторону, и шустрый служка торопливо обрисовался в просвете открывшейся за ней двери.

— Там все готово, господин Меняла, — бодро доложил он. Том с некоторым недоверием посмотрел на него и сардонически гмыкнул.

— Проводишь мисс до гостевой комнаты. Покажешь — где душ и все прочее...

— Когда разбудить мисс?

Том нахмурился.

— Пусть мисс хорошенько выспится. Завтра у нее тяжелый день. И у нас всех тоже.

* * *

Малая гостевая комната напоминала своим убранством несколько увеличившееся купе рельсового поезда — из тех, что до сих пор в ходу на Матушке-Земле. Стены, покрытые пластиком, с однообразным узором, четыре откидные полки-постели — одна из них уже застелена для гостьи. Матовые плафоны на потолке и никелированные ночнички в изголовьях. Пара откидных столиков. На одном из них — несколько журналов многолетней давности. Изданных в различных Мирах Обитаемого Космоса. Рядом лежала трубка блока связи. (Мальчишка, проводивший Кончу в эти апартаменты, предупредил: «Чтобы поговорить с господином Менялой, просто нажмите на „единичку“.) Наличествовал холодильник, а в нем — немереное количество здешней минералки и пара подносов с холодными закусками. За узкой дверцей — душ, умывальник и „удобства“.

Конча повернула ключ на два оборота, отыскала взглядом металлический стул — слава богу, не прикрученный ни к стене, ни к полу — и вставила его ножку в ручку двери в качестве дополнительной щеколды. Удача удачей, а остеречься все-таки следовало. И счастливый доллар иногда, говорят, подводит...

Минимально обезопасив свой досуг, она отдала должное душу и под его горячими струями разомлела окончательно. С трудом добрела до постели, вспомнив про наставления Роббинса, нашарила в кучке брошенной на пол одежды шприц и флакон и выполнила все, что следовало: проглотила содержимое флакона и сделала инъекцию в левое предплечье. Солоноватую гадость действительно хотелось запить хотя бы простой водой, но не было уже сил дойти до холодильника. Конча натянула одеяло на голову и провалилась в глубокий сон.

* * *

Странно. То, что ей удалось потом вспомнить об этом сне, вовсе не было связано с этой ночью и этим временем. И не сон то был, а какое-то странное воспоминание о том, что происходило где-то и когда-то совсем в другой жизни. Так ей, по крайней мере, казалось.

Она стояла перед непривычной архитектуры — под старину построенным — двухэтажным особняком красного кирпича. Нет, не она... Конечно не она. Стоял перед домом тот, чья память пришла к ней. Поднялся по ступенькам и осторожно нажал кнопку сенсора двери парадного. Потом ему пришлось недолго ждать в приемной, которая больше походила на филиал рабочего кабинета. А потом к нему вышел высокий, прямой старик с рублеными чертами лица. Время выбелило это лицо, но сохранило пригоршню веснушек на носу и щеках...

А потом вспомнился другой человек — крепко сбитый, с русой бородкой. Он вел его и еще троих спутников через болотистую равнину. И гигантские железные големы перекликались вдали — у затянутого зыбкой пеленой ночного тумана горизонта...

Затем в памяти всплыло самое яркое воспоминание: на деревянном столе, среди разложенных в беспорядке бумаг стоял продолговатый янтарный ларец и медленно наливался тусклым, красно-оранжевым светом. Низкий, почти неслышный, но мощный гул плыл в воздухе. Причудливый узор, в который складывались рисунки на кубиках, что составляли верхнюю грань ларца, странно притягивал взгляд. Из глубины сознания всплыло странное слово «Джейтест»...

Конча не удивлялась. Не удивлялась ни постоянно возвращающимся видениям странного, больше на тропические джунгли похожего леса, ни блужданию по пещерам, где в вырубленных нишах ждали своего часа причудливые камни, каждый из которых заключал в себе свою вселенную... Потом пришли воспоминания о друзьях, которых у нее никогда не было. Снова крепко сбитый русый богатырь. Высокий и сутулый тип, так сильно напоминавший ей старика, встретившего в своем доме того, кому принадлежал этот сон. Хрупкая брюнетка с васильковыми глазами. И китаянка, смуглая, с отрешенным взглядом узких глаз. Глаз, в которые можно было провалиться, как в черные бездонные колодцы... Конча не удивлялась этим воспоминаниям. Должно быть, потому, что в эти мгновения — или часы — она и не была Кончитой Фарга.

Очнулась она в непривычном для нее состоянии — опустошенная и в то же время прекрасно отдохнувшая и полная сил. Интересоваться тем, который час, она не стала. Привела себя в порядок, проглотила нечто, напоминающее заливное из курицы с салатом и запила до отвращения холодной минералкой. Взяла трубку блока связи и нажала на «единичку».

* * *

— Я не спрашиваю вас, мисс, о том, как вы провели ночь, — предупредительно произнес Том, предлагая Кончите снова занять место за столом.

Убранство его не слишком изменилось со вчерашнего дня. Все тот же кофейник, только со свежезаваренным кофе, те же, не родные одна другой, кофейные чашки и такие же, что и вчера, сандвичи. Меняла Душ, видно, не склонен был баловать разнообразием блюд ни себя самого, ни своих гостей.

— Да... Пожалуй, не стоит об этом, — согласилась Конча и сжала в ладонях чашку с обжигающе горячим напитком, стараясь хоть немного согреться.

Только сейчас она поняла, что порядком замерзла. И проглоченная ею сразу по пробуждении холодная закуска, запитая ледяной шипучкой, отнюдь не способствовала разогреву организма.

— Так или иначе, но мы кое-что узнали друг о друге, мисс, — улыбнулся Том и отправил в рот разом половину основательных размеров сандвича с ветчиной. — У вас нет ко мне вопросов?

— Н-не знаю...

Конча отхлебнула немного кофе.

— Может, это — только пустой интерес... «Джейтест»... Мне запомнилось это слово... Мне кажется, я слышала его раньше.

Том кивнул.

— Так называется Испытание, которое проходили воины Империи Зу. Это дело рук Предтеч. Если у них, конечно, были руки... Естественно, это мы его так называем. В те времена это звучало совершенно иначе. Но смысл примерно таков. Тест. Испытание. Испытание, которое надо пройти на Джее. И так еще можно назвать то устройство... тренажер, с помощью которого группа из пяти разумных существ подвергалась этому Испытанию. Он попал к нам в руки. Я чуть было не сказал: «случайно попал». Но вряд ли это так. Мы — Пятеро — прошли это Испытание. И в обмен на свободу Джейтест каждому из нас дал Дар. Дал и многократно усилил. И с этим мы и пришли сюда.

— Чтобы завоевать этот Мир? — осторожно спросила Конча.

Том рассмеялся.

— Меньше всего мы хотели завоевывать что-то. Просто случилось так, что нам не стало места там, в родном для нас Мире. Мы — такие же беглецы из мира людей, как и вы, Кончита... Мы надеялись найти здесь убежище. А оказалось, что нам предстоит новое Испытание. Еще более сложное, может быть, чем то, через которое мы прошли. С тех пор как нам в руки попала проклятая коробка, нам ничего не остается, как идти вперед и вперед по очень узкой тропинке...

Конче не надо было объяснять, о какой коробке идет речь. Привидевшийся ей янтарный короб все еще стоял у нее перед глазами.

— Он и сейчас у вас здесь — этот?..

Том отрицательно покачал головой.

— Эта штука осталась на Джее... И, надеюсь, ее еще не скоро найдут. Дай бог — не найдут вообще.

Конча снова глотнула обжигающий кофе.

— Наверное, вам неприятны мои вопросы... Потом... Я расспрошу вас обо всем этом как-нибудь потом... Скажите лучше, что вам удалось узнать обо мне. Что-нибудь получилось?

Том кивнул. Похоже, что ему не очень хотелось говорить Кончите о том, что ему пришлось узнать.

— Дар у вас есть. Я даже могу предположить — весьма примерно, — в чем он заключается. Но не будем торопиться. Есть способ проявить его. Тогда мы будем знать все точно. Пока что я могу сказать одно. Ваш дар, Кончита, странен.

* * *

Рус скормил Лорри еще один орешек панги — так здесь называлась какая-то странная разновидность земного орешника, преобразившегося в нечто совсем на себя не похожее.

Лорри безусловно заслужил это свое излюбленное лакомство. Он терпеливо ожидал вверенного его заботам гостя без малого четыре часа. Ровно столько времени Русу пришлось вести основателъно измотавшую его беседу с очередным интервьюером из числа неназываемых. Разговор их бесконечно перескакивал с пятого на десятое и то и дело начинал ходить по кругу. Беседа, однако, оказалась небесполезной. Невысокий, сухой и желчный человечек, который достался Русу в собеседники в этот раз, к концу их разговора несколько смягчился, видимо отчаявшись поймать Пришлого на лжи. Он неожиданно извлек из пухлой кожаной папки, которую принес с собой и не раскрывал все время их беседы, пачку распечаток. То были портреты.

— Посмотрите на эти лица внимательнее... — попросил Руса его собеседник. — Постарайтесь вспомнить — не приходилось ли вам встречать кого-нибудь из этих людей? Там — в Обитаемых Мирах...

Рус старательно перебрал тридцать с лишним разного качества портретов и узнал только одного из людей, запечатленных на них. То был Лорх.

Собеседник несколько раз переспросил Руса, уверен ли тот, что знает изображенного на листке человека. Убедившись, что Пришлый в своих словах уверен, он со значением переглянулся с молчаливо сидевшим поодаль хозяином. Тот поднялся из-за стола, быстро подошел к своему партнеру и заглянул ему через плечо. Потом с интересом глянул на Руса.

— Жаль... — задумчиво пробормотал он. — Жаль, что вы раньше ни словом не обмолвились об этом человеке... Впрочем, это не ваша вина. Ему приходится работать в совершенно невероятных обстоятельствах. Пожалуй...

Тут он снова переглянулся со своим партнером.

— Пожалуй, на сегодня нам стоит прерваться. Раз уж вам так любы прогулки по здешним окрестностям, то лучше до конца сегодняшнего дня вам предаться этому занятию... Тем более что Лорри уже соскучился по вашему обществу...

Рус не имел ничего против. Общество его симпатичного соглядатая было для него заметно приятнее, чем вечно ускользающие в неопределенность разговоры с очередным неназываемым. Тем более что относительно ближайших по времени прогулок по окрестностям у Руса были и свои планы.

С Лорри они стали друзьями. Может быть, тому виной та самая таблетка ароматизированной глюкозы, которой — совершенно бескорыстно — угостил Рус странного зверька сразу после того, как ступил в этот Мир. Для себя Рус так и не решил — был ли и впрямь разумен этот молчаливый соглядатай, приставленный к нему хозяином дома, одиноко стоявшего среди пустынных и безжизненных нагромождений камня. Возможно, Парре и шутил. Человеческую речь Лорри явно понимал, но звуки, которые издавал этот зверек, были на речь похожи лишь весьма отдаленно. Хотя Рус уже стал неплохо разбираться в том, что хотел сказать ему пушистый приятель своим цоканьем и посвистыванием. Вот сейчас Лорри, хотя и принял угощение, к выбору пути, который Рус сделал, поколебавшись немного и прислушавшись к чему-то внутри себя, был настроен неодобрительно. Рус вздохнул — ему не хотелось обижать пушистого симпатягу. Но испробовать возможности своего внутреннего зрения совершенно необходимо. Оно — это зрение, которое он всю жизнь воспринимал как нечто само собой разумеющееся, — в этом Мире неожиданно обострилось, открыло ему новые, совсем незнакомые грани окружавшего его пространства.

Оно перестало быть подобием координатной сетки, каким представлялось там — на Земле. В нем появились направления, неожиданно возникающие и резко меняющиеся при самых ничтожных поворотах головы или других перемещениях его «внутреннего» взгляда. И еще — в этом странном пространстве существовало какое-то самостоятельное движение. Иногда это были неуловимые, крадущиеся тени. Тени, мгновенно исчезающие из поля зрения, стоило на них сосредоточить внимание...

А иногда — как вот сейчас — это были течения... Незримые, неощутимые, норовящие увести сознание за собой... Неощутимые, однако то пронзительно ледяные, то усыпляюще-теплые, омывающие душу зыбкими водами сна...

Лорри предупреждающе сжал его плечо своей тонкой, на редкость сильной ладошкой.

Рус шагнул следом за холодным течением — в причудливую расщелину меж вплотную сошедшихся скал. Миновал заполненный искрящейся мглой коридор, стиснутый высокими каменными стенами. Пошел вдоль обозначившегося среди камней под ногами ручья... Оглянулся на померещившуюся позади, в сумраке, и тут же исчезнувшую тень — сутулый призрак, сжимавший в сухих птичьих лапках причудливый черный посох. Тряхнул головой, отгоняя морок. Шагнул вперед.

И вышел в совсем другие места.

«Переулок... — сказал он себе. — Я только что нашел „переулок“ и прошел им...»

Горы были теперь далеко. Злые коронные разряды обозначили вершины хребтов совсем не там, где Рус ожидал их увидеть. А внизу — там, на склонах, куда вывел его «переулок», в который он шагнул несколько мгновений тому назад, — высился Лес.

По шуршащему щебню, по скользкой, непривычно жесткой траве он стал спускаться к Лесу. Лорри снова предупреждающе сжал ладошку.

Рус огляделся. И заметил — на белом громадном камне на опушке — человеческую фигуру. Человек этот смотрел на него и явно ждал чего-то.

 

Глава 9

ПАВЕЛ ПОВЕЛЕВАЮЩИЙ ДЕМОНОМ

Полутьма еще окутывала мир. Кибитки и возы Лоскутного Племени пестрым караваном выкатывались из леса. Караван этот разноцветной змеею начинал извиваться по прихотливым изгибам узкой дороги, карабкающейся в горы.

На заднем бортике одной из последних кибиток, свесив ноги и не слишком беспокоясь о собственной безопасности, сидели двое. Оба были не молоды и не стары. Один — типичный человек бродячего народа, чернявый и жилистый, — курил свернутую из листа местного дерева самокрутку, второй — рыхловато сложенный, начинающий лысеть, кучерявый блондин — мученически морщился и отгонял ладонью дым, который ветром относило в его круглую, добродушную физиономию. В отличие от наряженного в живописные лохмотья спутника, этот человек был облачен в комбинезон работника охранной службы невероятно далеко отсюда отеля «Звездный Берег». Комбинезон этот, так же как и его хозяин, явно переживал не лучшие времена. Часть его деталей была вообще утрачена. А то, что осталось, остро требовало стирки и ремонта. К Лоскутному Племени кучерявый блондин явно не имел ни малейшего отношения. По крайней мере, до последнего времени. Об этом свидетельствовала и тонкая, но прочная цепочка, которая соединяла его левое запястье с одной из перекладин корпуса кибитки. Что, впрочем, нисколько не мешало пленнику совершенно по-дружески вести беседу со своим спутником.

— Куда мы теперь повернули? — живо поинтересовался он, выглянув за край брезентового полога кибитки. — А, Марко? В горы подались. Чего вы там потеряли? Одни каменюки кругом...

— К барону Черри в гости едем, — пояснил его собеседник. — Ты, братец Эйб, еще не знаешь, что тут не одни каменья. Тут такие домики встречаются, что графам да князьям впору в них жить. Вот у Черри как раз такой. И двор широкий. Он всегда наших хорошо принимает — Черри здешних перевалов, считай что хозяин. Передохнем, лошадок приведем в порядок. Заодно и тебя продадим.

— А купит? — засомневался братец Эйб. — На кой я ему — Черри этому?

— Не бойся, — хлопнул его по колену Марко. — Если ты и вправду оттуда, — он ткнул оттопыренным большим пальцем правой руки в тускло пылающие небеса, — то наверняка купит. Он же сам такой — с Пришлыми дружбу водит. Он, — тут Марко нагнулся к уху собеседника и, отгородившись рукой, сжимающей самокрутку, от невидимых соглядатаев, прошептал: — и к Неназываемому, и к Пятерым вхож. Понял, лопух, — и к тем, и к другим... Это уметь так надо. Х-хе! Так что купит за милую душу.

Тут он вернулся к нормальной человеческой речи и, главное, убрал от физиономии Эйба свое смрадное курево.

— Он тебя купит, а ты — сбежишь! Х-хе!

— А-а потом? — осведомился Эйб.

Собственно говоря, его тянуло спросить, а что будет, если он не станет убегать от этого самого Черри. Но что-то удержало его от этого. Что до Марко, то он словно и не догадывался о существовании такой возможности.

— А потом, — охотно отозвался он, — известное дело — снова к нам. А мы тебя — снова запродадим. Не боись — покупатели найдутся... Раз пять мы этот номер урвем. Это точно.

— А потом? — снова спросил Эйб.

— А потом — известно: побьют нас. Так и что с того? Нам не привыкать. — Марко откинулся на солому на дне кибитки.

Эйб же сгорбился и пригорюнился. Роль песика, выдрессированного для многократной продажи, мало улыбалась ему. Еще меньше улыбалось, правда, его теперешнее положение.

— Безвыходность, — сказал он сам себе, уныло разглядывая обхвативший его запястье наручник. — Безвыходность. Вот чего я не люблю в жизни! И кой черт понес меня в номер сэра Августа?!

— Чего ты там, братец Эйб? — поинтересовался из глубины кибитки задремавший было Марко.

— Возношу молитву господу... — вяло отозвался братец. — Кой только черт понес меня в номер сэра Августа?

* * *

Поселение было обнесено высоким частоколом. У ворот, как и положено, была выставлена стража. Правда, сейчас, когда небо только начинало светлеть, обоих дюжих молодцев, приставленных к воротам, похоже, сморил непреодолимый сон.

Посланец спешился и, ведя коня под уздцы, подошел к спящим поближе. Нагнулся над одним, над другим и выпрямился, болезненно морщась. Стражники уже успели окоченеть.

Отворив ворота и ведя коня за собой, он вошел в поселок. Тот казался пустым. Даже дым не поднимался из труб домов. Слышалось только квохтанье домашней птицы да блеяние домашнего скота. Потом где-то на задворках с протяжной тоской завыл пес. Животных явно что-то тревожило. Впрочем, ясно что. То, что их хозяев больше не было в живых.

Посланец оставил коня у первой попавшейся коновязи и заглянул в один дом, в другой. Всюду было примерно одно и то же. Ни крови, ни признаков борьбы. Просто люди, не успевшие проснуться. Умершие во сне. Мужчины, женщины, старики... И дети. Только в одном доме ребятишки лет десяти — брат и сестра, наверное, — почему-то не спали тогда. Или успели проснуться. И подбежали к дверям, чтобы посмотреть, как идет по поселку Дарящая смерть. У дверей они и остались лежать.

«Война? — спросил себя Посланец и попробовал слово на вкус. — Это война?»

Он пересек поселок и добрался до замка пешком. Прошел мимо мертвой стражи и мертвых слуг. Вошел в кабинет.

Магнус Равновеликий сидел в кресле перед раскрытой на шестьсот десятой странице книгой Иосифа Краткого. Борода мага была задрана к потолку.

Посланец просто для проформы тронул кончики его окоченевших пальцев. Пожал плечами: «Зачем?»

— Так надежнее, — произнес за его спиной глуховатый голос Неназываемого.

* * *

Посланец обернулся.

— Так надежнее, — повторил его шеф, выходя из библиотеки.

В отличие от ничем не приметного Посланца, Неназываемый удался всем — и внешностью, и одеждой, и манерой держать себя. Лицо его — узкое и смуглое — странно сочетало в себе черты римского патриция и индейского вождя. Ни нитки седины не просвечивало в черных, цвета воронова крыла, прямых волосах, чуть ниспадавших на лоб. Был он росл, строен и облачен в охотничий наряд из кожи, замши и тускло поблескивающего вороненого металла. В руках он держал позаимствованный в библиотеке Робина фолиант и рассеянно листал его.

— Теперь, — продолжил Неназываемый, вновь подняв глаза на Посланца, — когда они поймут цену своему своенравию, эти престарелые козлы единым стадом кинутся в наш загон.

Посланец поморщился.

— Вы поторопились, шеф. Я еще не закончил разбираться с Мечеными, с новыми Пришлыми. Впрочем, один из них уже сегодня будет беседовать со мной.

Неназываемый, не отрываясь от книги, вопросительно поднял бровь.

— Один из «горных баронов» взялся выкупить его для меня у Лоскутного Племени. Этот чудак, Пришлый, похоже, не нашел ничего лучше, как прибиться к одному из здешних таборов. Ну а те решили сбагрить лопуха подходящему покупателю.

— Зачем дожидаться, пока Лоскутные будут торговаться с этим твоим перекупщиком? Они того и гляди сыщут себе другого покупателя. Возьми Мэри-Энн и навести табор с ней на пару. Как видишь, — Неназываемый обвел рукой вокруг, — она работает быстро и эффективно. Впрочем, я не давлю на тебя. Просто маги — отдельно, а твоя миссия — отдельно...

Посланец помрачнел.

— Но... Ведь вы используете Мэри-Энн как танк или ракетную установку. Деревни можно сжигать снарядами. А Дарящая смерть — это... Это для штучной работы. Иначе она может просто слететь с катушек...

— Вот как?..

Неназываемый снова отвлекся от старинной книги и с деланным недоумением воззрился на Посланца.

— Оказывается, ты лучше знаешь, кого и как я должен использовать?

Посланец выдержал иронический взгляд шефа и пожал плечами.

— Этого я не говорил. Вспомните, вы сами приказали мне немедленно сообщать вам, если я найду, что какие-то ваши действия ошибочны.

— Гм...

Некоторое время Неназываемый рассматривал Посланца, словно какой-то редкий экземпляр насекомого, но затем сменил гнев на милость.

— Значит, ты поступил верно... Однако нечего тебе торчать тут, в царстве мертвых. Тебя ждет твоя миссия. Ступай.

* * *

Марко закемарил на сене, заполнявшем нутро кибитки, но у Авраама Фукса появился другой собеседник. К медленно двигавшейся кибитке пристроилась и без особых усилий поспевала за ней, придерживаясь рукой за деревянный бортик, босоногая и большеглазая Каэра.

— Здорово тебе от папаши влетело? — добродушно поинтересовался Эйб, улыбнувшись новой спутнице. — За то, что ты Кончиту отпустила. Да еще с конем вместе...

— Напрасно ты с нею не ушел, — ответила Каэра. — Потому что ничего хорошего ты так вот не дождешься.

— По крайней мере, девочка, — вздохнул Эйб, — здесь меня хотя бы кормят. Я, знаешь ли, не создан для здешних мест. Признаться, так я уже с голоду загибался, когда на ваш шалман бродячий наткнулся... И кой черт понес меня в номер сэра Августа?!

— Слабак ты, Эйб, — не столько с презрением, сколько с жалостью бросила Каэра.

Она была дочерью своего народа, а никто из Лоскутного Племени не променял бы свободу на кусок хлеба.

Каэра хотела сказать еще что-то, но осеклась и прислушалась. Издалека, из-за скрытого скалами поворота донесся еле слышный пока гул десятков конских копыт. И тут же откуда-то от головы каравана послышался пронзительный условный посвист.

С возов и кибиток горохом посыпались старые и малые. Мужчины, женщины, дети и седовласые старики. Самых старых и самых малых несли и волокли на руках. Вся эта пестрая толпа, словно вода в песок, стремительно впитывалась в складки местности и исчезала под прикрытием обступивших дорогу угрюмых скал. Марко спросонья «на автомате» выбросился из кибитки, скачками понесся вниз по склону. Каэра на миг задержалась рядом с осиротевшей кибиткой.

— Славное Сословие, разорви его на части! Не меньше дюжины!

В голосе девушки прозвучало злое отчаяние.

— Выследили все-таки! Знают, что когда мы в горы к баронам идем, так это с товаром. Сейчас свое барахлишко и лошадей назад заберут. И все остальное в придачу! Эх, Эйб, зря ты отдал свой счастливый доллар!

Эйб в ответ издал неопределенный, но умоляющий звук и глазами указал на приковывающую его к борту кибитки цепь.

— Э, да нет у меня сварочного аппарата! Да тебе они ничего плохого и не сделают! — махнула рукой Каэра. — Разве что на все четыре стороны отпустят. Ты ж этого хуже смерти боишься?..

Она снова отчаянно махнула рукой и легкой тенью исчезла в скалах.

На несколько удивительно долгих мгновений над брошенным караваном нависла тишина. И в этой тишине грозно нарастал топот копыт. Пока не вытеснил все остальные звуки во Вселенной.

* * *

Отряд вылетел из-за поворота и рассыпался цепью вдоль каравана. Их было почти две дюжины — закованных в сталь, увешанных всеми существующими в этом Мире видами оружия, совершенно озверелых конников. Четверо блокировали дорогу в голове пестрой колонны, четверо перекрыли пути отступления. Не меньше десятка принялись распрягать таборных лошадей и потрошить содержимое возов и кибиток. Еще с полдюжины встали вокруг, зорко озирая замершие в страхе окрестности.

Эйба не слишком интересовали детали тактики карательных операций летучих отрядов Славного Сословия. Он забился вглубь кибитки, насколько позволяла чертова цепь, зарылся в солому и с тревогой прислушивался к доносившимся извне звукам. «Кой черт понес меня в номер сэра Августа?!» — который раз спросил он у бога.

— Милейший сэр Персиваль! — орал глухой, как из бочки, голос. — Если зрение не изменяет мне, то ваша сивая кобылица нашлась. Соблаговолите взглянуть сюда!

— Эти скоты не удосужились даже вывести клеймо с лошадок из конюшен сэра Норта! — вторил ему хриплый бас откуда-то из середины каравана. — Славный сэр будет счастлив обрести их обратно, в свою собственность!...

— Вы только посмотрите! — перекрывал все шумы тонкий фальцет. — Здесь, в соломе! Столовое серебро! Подсвечники! Камешки! Клянусь, что это ворованное добро!

— Не тратьте даром время! — гудел чей-то начальственный глас. — Рубите поводья и гоните прочь всякую беспородную скотину! Забираем только клейменых. Нам чужое не надобно! Если дерьмо... Да не валандайтесь вы с барахлом этим! Валите телеги набок и тюки да узлы эти — по земле, мелкой россыпью! Что надо — само вывалится...

Совсем рядом под самым ухом Эйба зацокали тяжелые копыта, и уже знакомый ему хриплый бас провозгласил:

— Да тут кто-то есть... На цепочке, понимаешь!

Помянутая цепочка натянулась, поддетая острием меча, а потом это острие принялось ворошить солому, в которой нашел свое укрытие Авраам Фукс, рискуя лишить его то ли уха, то ли глаза, а то и носа. Перепуганный Эйб судорожно закопошился и со словами «Я... Я не... Не надо, мистер!» явил себя взору сурового и усатого конника, вооруженного предлинным одноручным мечом и древней конструкции автоматом, закинутым за плечо.

— А ну вылезай! — скомандовал тот. Эйб поспешил выполнить приказ, чуть было не вывихнув свою прикованную к перекладине руку.

— Ты кто, приятель? И откуда? — грозно осведомился всадник.

— Я... Я вообще не отсюда! — начал объясняться Эйб.

— Не отсюда?

Конник стал мрачен, словно грозовая туча.

— Пришлый, что ли?

И, повернувшись к товарищам, усердно потрошившим перевернутые и разгромленные возы, заорал во всю мощь своих голосовых связок:

— Господа! Вот это находка! Пожалуйте сюда, господа!

Первым за его спиной возник, видно, главарь рыцарской шайки — смахивающий на закованную в латы и усаженную на коня пивную бочку. Краснорожий и бородатый. И тоже при мече и стволе.

Тип наклонился и всмотрелся в лицо претендента на роль Пришлого.

— А что? — прогудел он. — Похож... Сукин сын — папаша Пэл! Таки утаил этого типа!

Он упер кончик меча в грудь Эйба.

— Что ты делаешь в таборе, Пришлый? Зачем тебя принесло сюда?

— М-меня везли п-продавать... — выдавил из себя Эйб. — Б-барону Черри...

Его слова вызвали дружный хохот конников, успевших собраться вокруг.

— Вы слышали, господа? — с притворным удивлением осведомился главарь шайки, развалясь в седле. — Вонючий бандюк с большой дороги — Одноухий Черри — ходит у нас в баронах!

Конники загоготали еще сильнее.

— Однако, — напустил на себя серьезность бочкообразный сэр, — что же прикажете делать с этим чудом в перьях?

— Отряхнуть от соломы, — предложил кто-то из собравшихся, — и дать пинка покрепче... Зачем нам эта головная боль, сэр Рённ?

— Ты в общем-то прав, — иронически скривился командир всадников. — Нам эта головная боль ни к чему. Но кое-кто из наших друзей не прочь ее заиметь... Вот что...

Он уселся в седле попрямее и посерьезнел.

— При другом раскладе я послал бы кого-нибудь из вас проводить этого чудака к одному моему приятелю, который очень интересуется Пришлыми. Но сейчас не время размениваться на всякое такое. Мы отведем типа к Паоло.

— Точно! — заметил тот конник, что первым обнаружил Эйба. — Паоло это оценит. Он сам из Пришлых. И живет тут рядом — за перевалом...

— Да, Паоло отблагодарит Сословие... — одобрительно бросил кто-то. — И, может быть, весьма существенно...

— Кто сказал, что Славное Сословие торгуется со своими друзьями?! — возмущенно взревел сэр Рённ и коротким взмахом меча рассек перекладину, к которой крепился удерживающий Эйба наручник. — Заканчивайте дело, друзья, и следуйте за мной к дому Паоло. Там нас, без сомнения, ждет дружественный прием.

Он подхватил освободившийся наручник и за цепочку подтянул Эйба поближе к себе.

— Держитесь за мое стремя, друг мой... — прогудел он. — Поторопимся...

Он, а за ним и большая часть отряда двинули коней неторопливым шагом в направлении к перевалу. Эйб вполне поспевал за ними. Он даже пару раз обернулся посмотреть на остатки разгромленного каравана. Отпущенные на свободу беспородные лошадки разбрелись далеко окрест, а небольшой табун некогда угнанных и теперь отбитых у разбежавшихся конокрадов породистых скакунов уже удалялся в сторону долины в сопровождении четырех-пяти конников помладше. Оставшиеся у перевернутых и разбитых возов и кибиток каратели были заняты завершающим этапом удачного рейда. Одни грузили на пару уцелевших и оставшихся запряженными возов трофеи Славного Сословия. Другие, вооружась канистрами с какой-то горючкой и факелами, предавали огню обломки телег и сваленный с них скарб Лоскутного Племени. Пегие столбы дыма поднимались над дорогой и были уже хорошо видны в долине и за перевалом...

* * *

— Вот перед вами и дом нашего друга Паоло...

Сэр Рённ простер руку в направлении невысокого холма, вершину которого венчал большой двухэтажный особняк, выстроенный, наверное, много поколений тому назад в каком-то изысканно аскетическом стиле. Материалом для здания послужил тот же светлый и неподатливый камень, из которого был сложен, кажется, весь здешний край. Поэтому Эйб не сразу заметил это сооружение. Сначала рассмотрел тень от дома, а потом уж и сам дом, обнесенный высоким — все из того же камня — забором. В окнах дома еле заметно отражались пылающие небеса, и оттого казалось, что в них затаилась подавленная злоба — словно в глазах маньяка, тщательно скрывающего свое безумие.

— Паоло — из ваших, — продолжал словоохотливый сэр. — Из Пришлых... Носитель Дара. Член Союза Пятерых... Это вам не маг какой-нибудь... Повелевающий Демоном... Он навел здесь — на Перевалах — порядок. Поставил на место эту сволочь — самозваных баронов... Помогает горцам. Посредничает в спорах. Если возникает резня — гасит эмоции... Так что если за тобой, приятель, нет особого греха, то можешь рассчитывать на его помощь... Хлебнешь еще? А то ты, я вижу, еле ноги передвигаешь.

Сэр — в который уж раз — протянул Эйбу объемистую фляжку с булькнувшей в ней прохладной влагой. Влаге этой цены бы не было, если бы не явно лишние в ней десяток-другой процентов алкоголя. Жажду содержимое фляжки преславного сэра удовлетворяло лишь на считанные мгновения, но в ноги ударяло основательно. Так что в этот раз Эйб пригубил флягу чисто символически — из вежливости к Украшению Славного Сословия.

За время не слишком долгого пути через перевал сам преславный сэр и его не менее словоохотливые, чем он сам, спутники ввели Эйба в курс здешней субординации и правильного обращения к титулованным лицам.

«Господи! — подумал Эйб. — Первое, о чем я попрошу хозяина этого дома, это о глотке воды. Самой обыкновенной воды из-под крана. И стану, наверное, самым счастливым человеком во Вселенной. И кой же черт понес меня в номер сэра Августа?!»

Дом Паоло приближался к ним со скоростью черепахи. Сначала надо было спуститься в каменистую долину, преодолеть ее, а потом взбираться к вершине холма, который оказался гораздо выше, чем представлялось с перевала. Но все имеет свой конец. Кавалькада сгрудилась перед воротами, украшенными сигнальным молотком в виде клюва диковинной птицы.

Сэр Рённ уверенно отбил по врезанной в потемневшую древесину ворот тяжелой металлической плите условный сигнал.

* * *

В ванне, под струями горячего душа, Эйб окончательно лишился сил. Он опустился на скользкое дно каменной ванны и некоторое время пребывал в какой-то прострации. Трудно сказать, сколько времени длилось его путешествие в мир лениво переплетающихся мыслей и уплывающего в неизвестную даль сознания. Пришел он в себя лишь тогда, когда горячие струи, низвергавшиеся на него, неожиданно сменились ледяными, пронзающими тело холодными иглами потоками. Видно, такой контраст был предусмотрен программой этой душевой.

Одежда, предоставленная ему любезным хозяином, разумеется, не была подогнана по размеру, но штаны, слава богу, не сваливались с его поубавившейся за последние дни в объеме поясницы, а рубаха не доходила до колен. Так что к обществу, собравшемуся в столовой, он спустился в более или менее пристойном виде.

Общество состояло из хозяина дома — крепко сбитого русого светлоглазого бородача, сэра Рённа, и еще пары высокопоставленных членов Славного Сословия. Остальным гостям было накрыто «в большом зале», откуда уже доносились звуки разгорающегося застолья.

— Надеюсь, — хозяин жестом указал Эйбу на оставленное для него кресло, перед которым стоял столовый прибор, — вы не откажетесь разделить с нами этот... э-э... поздний завтрак. Или ранний обед... И поделитесь с нами вашей историей...

Эйба не надо было просить дважды. Он поосновательнее устроился в предложенном ему кресле и наполнил свою тарелку из всех расставленных на столе блюд. Хозяин налил в его стопку хрустальной чистоты спиртного и предложил тост за знакомство.

— Кстати, о знакомствах, — сказал хозяин. — Давайте познакомимся поближе. Паоло — это, с позволения сказать, мой местный псевдоним. Меня следует называть...

— Повелевающий Демоном! — вставил в разговор свое слово уже слегка разомлевший сэр Рённ.

— Вы не совсем правы... — улыбнулся хозяин. — Повелевающий Демоном — это мой титул здесь. А имя, данное мне родителями, звучит как Павел. Павел Сухов — урожденный гражданин Республики Джей — к вашим услугам. Но поскольку привыкшим к здешнему диалекту правильное произношение плохо дается, то я согласен и на Паоло. Титулование оставим для торжественных случаев. Вам, должно быть, уже рассказали о... мм... об особенностях моего здесь положения. Так что я не стану много распространяться на этот счет. Лучше будет выслушать вашу историю. И — мой вам совет — не стоит темнить. Мы не судьи и не священнослужители. Поэтому давайте начистоту...

«Начистоту, так начистоту, — подумал Эйб, набивая рот несколько непривычного вкуса паштетом. — После того как я посидел на цепочке в виде товара, предназначенного на продажу, терять мне абсолютно нечего...»

— Авраам Фукс, — представился он. — Гражданин Джея... Как и вы, сэр. Выходит, земляки мы... Профессия — кражи со взломом.

* * *

Кромка перевала скрыла колышущиеся в мареве нагретого воздуха фигурки последних всадников Славного Сословия, покинувших место расправы с табором Лоскутного Племени. И только после этого отовсюду — из расщелин скал, из скрытых в здешней неверной тени каменных глыб, ложбин, из заброшенных нор некогда обитавших здесь тварей и, наконец, просто из-за каменных столбов, обступивших дорогу, — стали выбираться люди. Люди, в который раз лишившиеся всего своего добра и теперь пытающиеся на этом лишенном и капли воды плато спасти от жадного пламени остатки своего имущества.

Воздух над дорогой наполнился истошным воем, проклятиями, рыданием. В чем-чем, а в умении сдерживать эмоции женщин Лоскутного Племени заподозрить было нельзя. Как, впрочем, и в склонности покоряться ударам судьбы. Каждый, кто хоть немного был знаком с характером этого народа, мог быть уверен в том, что уже завтра, когда отвоются завывающие, отрыдаются рыдающие и смолкнут плачущие и проклинающие, наступит новый день. И на рынки и площади, на перекрестки дорог и под навесы придорожных таверн выкатится новая волна смуглых, черноглазых и цепких умельцев накрывать скорлупками орехов блестящие шарики, гадать по картам, по руке и бог знает как еще, угонять из запертых стойл все виды домашней живности, воровать все, что плохо лежит, и перепродавать ворованное, а также делать еще много такого, до чего не всякий ум человеческий может дойти в течение жизни.

Все это обязательно будет завтра.

А пока что вой, плач и рыдания смешивались в воздухе с дымом горящего скарба и возносились высоко над горной дорогой, ведущей к Перевалам.

И вдруг все оборвалось. Оборвалось по знаку одного-единственного человека. Старый Пэл стоял, предостерегающе вскинув руку, посреди дороги над парнем, прислонившим ухо к земле. Все смолкли, уставившись на старика с тревогой. А старик опустил руку, повернулся и зашагал к перекрестку, откуда недавно грянул на табор отряд преславных карателей. И сейчас оттуда все отчетливее доносился стук копыт. Секунда — и всадники были тут как тут. Только на этот раз их было всего двое. Мужчина и женщина. Обоих старый Пэл знал хорошо. Знал и боялся. Не дойдя дюжины шагов до этих двоих, старик встал на колени в дорожную пыль.

Посланец внимательно вглядывался в лицо вожака. Оно было неподвижно, словно высечено из камня. И только слезы, бежавшие по лицу, напоминали о том, что оно живое.

— Мы, кажется, не вовремя? — спросил Посланец. Старик сокрушенно покачал головой.

— Встретили конников? — продолжал задавать вопросы представитель Неназываемого. — Есть убитые?

— То были люди Рённа, — произнес старик. — Они никого не убили в этот раз. Просто не стали искать тех, кто успел спрятаться. Но они отняли у нас все!...

— Ты считаешь, что они поступили несправедливо? — холодно осведомился Посланник. — Учти, если бы вас взяли с поличным солдаты государя, то вы все просто болтались бы на виселице. Но это не мое дело. Я хочу узнать одну маленькую вещь... Ты ведь не откажешь мне в ответе, старина Пэл?

— Н-нет, что вы, сир... Как можно? — затряс головой старик.

Слова его были адресованы Посланнику. Но глаза неподвижно удерживали в поле зрения его спутницу — стройную, скуластую женщину, в глазах которой трепетал страх осени.

— Скажи, ведь вы направлялись во владения барона Черни? Ведь так, старина Пэл?

— Д-да, — лихорадочно закивал старик. — Святая правда, сир. Вы видите старого Пэла насквозь, сир...

— Скажи, а Пришлого, за которого Черни обещал тебе деньги, его ты вел с собой?

— О, от вас ничего не скроешь, сир...

— Где он сейчас?

— Мы... Я не смог уберечь Пришлого...

— Короче, — оборвал его Посланец. — Он жив?

— Его увели с собой Рённ и его люди...

Лицо Посланца свела еле заметная судорога. Старый Пэл прикрыл глаза, готовясь принять смерть. Неизбежную и мгновенную.

— Встань с колен, старый осел! — хрипло приказал Посланец. — Встань и держи вот это...

Из седельной сумки появился тяжелый, туго набитый кошелек. Посланец прикинул его на вес — золото глухо звякнуло — и швырнул старику под ноги. Тот поймал кошелек на лету. Золото звякнуло вновь.

— Это вам — на то, чтобы подняться из дерьма, — презрительно бросил подручный Неназываемого. — Держите, шакалы. Держите и помните щедрость Неназываемого!

Не удостоив рассыпающегося в благодарностях и норовящего «приложиться к ручке» Мири Пэла даже взгляда, Посланец кивнул своей так и не произнесшей ни слова, но окатившей Лоскутное Племя волной ледяного ужаса спутнице, развернул коня и пришпорил его. Оба всадника скрылись за поворотом, звук копыт их коней смолк. Словно никогда их здесь и не было.

«Какому из богов мне помолиться?» — подумал старик.

* * *

— Понимаете, — объяснял Эйб, — в этот чертов табор я подался с отчаяния. Я не знал, где я оказался. Не знал, как выбраться из этого дурацкого леса. Не знал просто, где добыть хоть какое-то пропитание...

— Вы говорили, — напомнил ему Павел, — что, кроме вас, в таборе оказалась еще и девушка откуда-то Извне...

— С Квесты, — уточнил Эйб. — Ее звали Кончита Фарга. Це знаю, откуда она взялась там. Она на такие вопросы не отвечала. Удивительная девочка... Обштопала в карты половину табора. Выиграла свободу и оседланного коня. И на нем ускакала. Перетащила на свою сторону одну отчаянную девицу из Лоскутных — и та помогла ей убежать. Фантастика...

Павел снова наполнил стопки, потер лоб и задумчиво уставился на замолкшего Эйба. Потом задал несколько неожиданный для того вопрос:

— До этого случая с товаром Посла Лента... Вам приходилось иметь дело с артефактами Предтеч?

— Почему вы меня спрашиваете об этом? — дернулся Эйб. — Ей же ей, я в эти игры с магией никогда не играл и играть не собирался...

— Послушайте, Фукс... — вздохнул Павел. — Или вам будет легче со мной разговаривать, если я буду величать вас по имени?

Эйб ответил судорожным кивком.

— Тогда буду называть вас Эйб... Так вот, Эйб, не старайтесь в моих вопросах видеть второе дно. Тем более третье. Поверьте — никто здесь, в этом Мире, не потянет вас к ответу за те дела, которыми вы занимались там — за Небесами. Но здесь постарайтесь не оступаться. Вы уже поняли, что Мир Молний — достаточно жестокое место.

Эйбу вспомнились дымы, ползущие в поднебесье над разоренным караваном. Он поежился.

— Поэтому, — продолжил Павел, — просто отвечайте на мои вопросы. И не задумывайтесь о том, почему я их вам задаю. Надо — и задаю. Вы поняли?

Эйб согласно кивнул.

— М-магия... — нерешительно произнес он. — Это такое дело, что лучше не связываться, вообще говоря... Хотя, с другой стороны, на какой-нибудь дурацкой безделушке можно такие деньжата огрести, что... В общем — приходилось. Только не спец я в этом деле. Фальшивку от настоящего товара не отличу — ни в какую... Мне настоящую-то вещицу — из тех, что от Предтеч остались, — может, только одну и видеть пришлось. И ту — год, почитай, с рук сбыть не мог...

— Это уже интересно, — заметил Павел, кладя вилку и нож поверх полупустой тарелки и наклоняясь к Эйбу поближе. — Что за зверь такой вам попался?

Эйб потер лоб. Воспоминания о той — давней теперь уже — истории явно не доставляли ему удовольствия.

— Да монета то была. Магическая. С Шарады... Есть там такие деньги, на которые купить ничего нельзя. Только на другую магию поменять разрешается... Мне ее один хмырь втер. В обмен, понятно. На кости игральные — тоже особенные. На Шараде тамошние маги такими забавляются. Мне-то они по дешевке достались. Не при копах будь сказано — ворованный был товарец. И к тому ж — я тогда думал — новодел. Фальшивка то есть... Ну и поменял с легким сердцем. Монетку эту я тоже за серьезную вещь не имел. Пока знатокам не показал. Но у нас знатоки-то, знаете, еще те темнилы... В общем, с одной стороны, говорят, мол, повезло вроде тебе — стоящий экземпляр попался... А с другой — не вздумай штуку эту продавать, счастья не будет. И все такое... Ну, в общем, и ходил я весь в сомнениях да в непонятках. Пока на девицу эту не напоролся ужасную... Кортни Микаэллу.

— Девицу... — пробормотал хранивший до сих пор молчание сэр Рённ. — О, как!

И наполнил свою стопку.

— В смысле — по возрасту, — пояснил Эйб. — И в том смысле, что незамужем. Но оно и понятно...

— Что — мордой вконец страшна? — предположил преславный сэр.

— Тут скорее наоборот, — задумчиво бросил Эйб. — Мордально вполне удалась. Ну и всем остальным тоже. Кроме манер разве что. И кроме характера. Просто у нее с магией отношения сложные. Она сызмальства со всякими такими штуками дело имела. Семейный, что ли, промысел у них такой был — не знаю. Не стану врать... Ну, в общем, она какую хотите вещицу — из Предтеч наследия — воспроизвести умела: комар носа не подточит. Она за тем и на Шараду заявилась — за подлинными образцами. Аж с Террановы добиралась. Во как... Но в прошлом у нее темное место есть. В общем, типа того, что она вроде как душу свою заложила. Черту не черту, а демону какому-то, что ли...

Он прервался на пару секунд. Потому что лицо Павла — лицо человека, от рождения спокойного и уравновешенного, — на мгновение исказила молния боли и ненависти. Впрочем, спокойная уверенность почти тут же снова вернулась на это лицо.

— Продолжайте, — буркнул Павел.

— Ну так вот... В общем-то до ее — Микаэллы этой — отношения с Дьяволом-Сатаной мне дела никакого нет и не было, а вот монету эту чертову я ей загнать думал — за хорошую цену. Ну, принес я товар в условленное место, показал... И тут она мне и выдала! Все разъяснила да по полочкам разложила. Магические монеты эти только обменять можно — на другую магию. Или в магические кости проиграть. И никак иначе. Продашь или потеряешь — хана тебе. По крайней мере, на такой планетке, как Шарада. Или нечисть тебя заберет, или сам нечистью станешь. Вот так вот. Таким вот образом. А у самой у Микаэллы ничего такого, на что монету ту обменять можно б было, не числилось. Так я и остался с этой хреновиной, как с чемоданом без ручки. И бросить нельзя, и таскать неудобно...

— Но вам все-таки удалось от этой монеты избавиться. Ведь так? — осведомился Павел.

— В общем, да... — угрюмо согласился Эйб. — Только с этим делом немного смухлевал я... Может, — теперь вот думаю — из-за этого и приключилась со мной вся эта чехарда? Но иначе я сделать не мог. Потому что невмоготу стало. Стал чувствовать, что хреново она на меня влиять начала, деньга эта чертова.

— И в чем это проявлялось? — с живым интересом спросил Павел.

— Да во всем! — мрачно отозвался его гость. — Мысли стали приходить дур-р-рацкие. Сны... И вообще, все кругом стало каким-то не таким представляться. Вот я и плюнул на все на это. И эту хрень обменял.

— И на что ж ты ее обменял? — снова вошел в разговор заинтригованный не на шутку сэр Рённ.

— На серебряный доллар, — вздохнул Эйб. — На счастливый серебряный доллар...

* * *

Ворота поместья Варрадеш — родового гнезда магов рода Донагонов — были сработаны на века. Сколоченные из черного — «чугунного» — дерева, они были еще вдобавок обшиты полосами крепчайшей стали и упрочены специальной пропиткой из трех смол. Были они высоки, мрачны и заперты.

Заперты перед лицом Их Сиятельства графа Черни. Перед лицом государя, если называть вещи своими именами. Это было неслыханно.

Дорожный камердинер государя граф Нолль, не торопясь, спешился и решительным шагом приблизился к воротам. Игнорировав дверной молоток и присобаченный рядом (словно на двери рядовых апартаментов многоквартирного дома) сенсор дверного звонка, граф обнажил меч и грохнул в дверь его рукоятью. Еще и еще раз.

Поместье словно вымерло.

Свита государя недоуменно переглядывалась, сам Тан Алексис был мрачен, как грозовая туча.

— Герольд... — бросил он коротко. — Где герольд, который должен был?..

— Видите ли, — несколько неуверенно промямлил дорожный камердинер, — дело в том, что посланный мною баронет Фуга...

В этот момент узкая створка врезанной в правую часть ворот калитки стремительно отворилась и стремительно же захлопнулась. В промежутке между этими двумя быстротечными событиями в проем калитки турманом вылетел и распростерся в пыли — легок на помине — баронет Фуга. Вслед ему успел последовать и его головной убор — украшенная пером птицы Кун (варварски сейчас сломанным) форменная шапка герольда.

Государева свита наблюдала происходящее в тупом остолбенении.

— Соизвольте встать на ноги и объясниться, баронет, — ужасающе тихо произнес Тан Алексис.

Баронет соизволил встать. Левый его глаз был украшен впечатляющим лиловым «фонарем». Баронет достал из-за обшлага и молча протянул государю запечатанный сургучом конверт.

Тан Алексис прикинул послание на вес, скользнул взглядом по отпечатанной в сургуче печати — то была Печать Большинства. Только по требованию большинства членов Гильдии Хранитель печатей Пастис Лесной мог извлечь этот атрибут и разрешить воспользоваться им в подтверждение решения, принятого большинством и закрепленного письменно. Брезгливо поморщившись, государь сломал печать.

Конверт содержал два листка. Один — с гербом Донагонов — был запиской (составленной с заметным небрежением правилами придворной субординации), в которой Донагон Молчаливый извещал графа Черни о том, что ввиду крайней занятости делами Гильдии вынужден покинуть на время свое имение и не может оказать какого-либо гостеприимства упомянутому графу.

Второй документ был коротким, по всей форме составленным предложением Верховному Магу Гильдии, Тану Властительному, явиться на экстренное и всеобщее собрание Гильдии, которое должно состояться в Высоком Храме в день Небес, в час смены стражи.

Повестка была подписана Секретарем и Хранителем печати. Половину плотного листа занимали оттиски печатей чуть ли не всех магических домов Сумеречных Земель.

С минуту государь думал, уронив голову на грудь. Потом выпрямился и жестом призвал к себе пажа-знаменосца. Тот приблизился и склонил древко знамени перед повелителем.

Тан Алексис резким движением сорвал с древка флаг рода Черни и швырнул его в пыль, под копыта коней.

— Разверни королевский штандарт! — приказал он. — Дальше я совершаю путь под этим знаменем! И поднимите на древко вымпел Войны!

* * *

— В конце концов, Ник сам напросился на этот обмен, — вздохнул Эйб, с сожалением озирая опустошенный стол. — Наплел мне небылиц про свой талисман. К тому же случай такой подвернулся, что вроде как доллар этот его свою силу продемонстрировал... Дело на Сендерелле было. Мы с ним, с Ником Юрски, вывозили... Ну, вывозили, скажем, такие вещи, за которые нас не погладили бы по головке, если бы копы нашли их у нас в багажнике.

Эйб подумал и махнул рукой.

— Эх, да чего тут темнить — полтонны гринзейских цехинов мы вывозили. Довольно крупными купюрами. Это было в период смены валют — три года тому назад. Все эти бесконечные цехины, злотые, кроны и прочие тугрики заменили на региональные баксы. В отличие от баксов федеральных. Вы, должно быть, не слышали об этой кампании?

— Нет, — признал Павел. — Не слышал. Я слишком давно обитаю в этих краях...

— Ну, в общем, по ходу обмена на всей Трассе насобирали по несколько тонн всех этих региональных валют и предполагали их благополучно спалить. Фишка состояла в том, что обмен-то еще не всюду успел закончиться. Ну и кое-кому из людей влиятельных и уважаемых удалось — с помощью сообразительных ребят из службы охраны — завернуть партию этого добра прямо, можно сказать, от дверцы мусоросжигательной печи. Для повторного обмена. Тоже на Трассе, но чуть ли не на другом ее конце. Ну а Ник сосватал мне работенку по доставке товара в Космотерминал...

Эйб тяжело вздохнул.

— Право же, отстегнули нам за такую работенку сущий мизер. А ведь загреми мы с этой макулатурой, отдуваться-то только нам одним бы и пришлось — по полной программе... Остальные чистенькими бы из этого дерьма вышли. Если вы не знаете, что означает «таскать каштаны из огня», так вот это оно самое и есть...

Он с досадой отмахнулся от горьких воспоминаний.

— Словом, добираемся мы до Терминала, проселком, со стороны складов. Все идет как надо — и тут — как снег на голову — копы. Причем не какая-нибудь дорожная инспекция, а самая что ни на есть криминальная полиция. Выставили свой «луноход» поперек дороги, фонарями светят, стволами машут... Ну, мы — в непонятках, то ли отстреливаться и по грунту уходить с разворотом, то ли шлангами прикидываться, типа того что машинку-то взяли покататься — без спросу, правда, — а что там в кузове навалено, так мы не в курсе... Слабая, конечно, отмазка, но решили все ж за нее держаться. Все лучше, чем пуля в лоб.

— Разумно... — одобрил слова гостя Павел.

— Ну, тормозим. Тут к нам в салон вваливается пара федералов в штатском и начинает командовать — мол, жмите вперед, надо красный «Корвет», тут промелькнувший, нагнать. Опасные, мол, на нем преступники уходят. А у них — у федералов в смысле — движок не вовремя сдох. Так что мы со своим фургончиком как раз очень хорошо в ситуацию вписались. Можно сказать, очень даже к месту пришлись. В общем, гонялись мы за тем «Корветом» по проселкам, что вокруг Терминала, считайте, полночи. Короче, «Корвет» этот, а в нем тезку, извините, вашего — Пашу-Родимчика — другая группа взяла. Тот еще жук. На контрабанде оружия погорел. Да еще двоих копов шлепнул... При аресте и задержании. Ну да это другая история. А нас с миром отпустили. Даже документы не проверили. Еще спасибо сказали. И извинились.

Эйб жестом дал понять преславному сэру, что питья с него достаточно, и продолжил.

— Ну, в общем, довезли мы клятые цехины куда надо, а сами в ближайший бар свалили. Там-то Ник свой серебряный бакс и вытащил. «Только, — говорит, — он нас и спас. Потому — никогда с ним не расстанусь». И пошел байки травить про то, как деньга эта у него в роду от предка к потомку переходила и от каких бед кого и как уберегла... Ну а я ему про свою заморочку тоже всякого наплел. Чего было и чего не было. Так вот — слово за слово — и решили махнуться. И махнулись. Ник потом ругался страшно — в том смысле, что если бы не местный джин еловый, так никогда бы он бакса того серебряного из рук не выпустил. Но — что сделано, то сделано. С ним, кстати, ничего плохого потом и не случалось. Только вот на Харуре, говорят, тамошний верблюд его покусал. Но точно не знаю. Давно известий о нем не имею. Да и со мной тоже вроде ничего особого потом не приключилось. Если не считать того, что вот сюда загремел. Так что теперь понимаю— не зря вы меня про то спросили, не имел ли я с магией дел. Получается, что имел...

— На ваш серебряный бакс можно глянуть? — осведомился Павел.

— Да отдал я его, дурак! На счастье — Кончите в дорогу.

— А то влияние, которое магическая монета на вас оказывала, оно осталось?

— Да нет... — с облегчением произнес Эйб. — На нет сошло. Я уж и думать о том забыл. Вот только из-за вопроса вашего и вспомнил... Странно...

— Ничего странного, — вздохнул Павел. — Просто вы мало знаете об этих вещах. Теперь придется узнать побольше. Сегодня отдохните и приведите себя в порядок. А завтра мы нанесем визит человеку, который хорошо разбирается в таких делах. Тогда, может быть, нам удастся как-то определиться с вашей дальнейшей судьбой. Постарайтесь быть в форме — дорога будет не из легких.

* * *

Здесь, в низине, воздух был неподвижен, но издалека, от горных кряжей, громоздящихся на горизонте, доносилось еле слышное завывание ночного ветра, вечно дующего на Перевалах.

Птица Кром трижды прокричала в спину Травнице — птица Кром с планеты Кром. И змеи Медных Камней трижды уползали из-под ее легких ног. Но Анна неотрывно смотрела только на светлое пламя свечи.

Почти все было так, как во время последней их встречи у Камня. Кроме разве что ветра. Воздух был холоден, прозрачен и неподвижен в эту ночь. Три свечи тянули к потемневшему, словно закопченному небу, уверенные язычки светлого пламени.

Все трое молча поприветствовали друг друга условными жестами. Как всегда, Торн пришел последним. В этот раз он, видно, устал — устроился на плоском валуне чуть поодаль от Мертвого Камня и, вопреки обыкновению, не начинал разговор первым. Это взяла на себя Хло.

— Нам всем, кажется, есть что сказать друг другу? — осведомилась она.

— Есть, — согласилась Травница. — И первое, что я скажу вам, это то, что все оказалось куда сложнее, чем мы думали. Мне кажется... Мне кажется, что-то поломалось в этой системе... В той последовательности, в которой одни Пятеро сменяли других...

— Эта система сломалась еще раньше, — буркнул Торн. — Еще тогда, когда Неназываемый вторгся в этот Мир!...

— Давайте все-таки говорить по существу, — сухо оборвала его Хло. — Первой хотела что-то рассказать Сестра Анна. Давайте выслушаем ее. Только я думаю, что начать лучше с фактов, а не с умозрительных выводов...

— Я и говорю о фактах, — с нажимом в голосе продолжила Травница. — Раньше в Мир Молний приносило Пришлых, которые там — в своих Мирах — прошли какое-то Испытание. Которые выявили свой Дар и укрепили его... Но тот, кого Видящая отыскала в Лесу...

— Скажи, Сестра, — со смирением в голосе спросила Хло, — ведь она нашла этого Пришлого не без вашей помощи?

— Я была с ней во время этих поисков, — лаконично определила свою роль в происшедших событиях Анна.

Она все более уверенно училась у Хло искусству уклончивых ответов.

— И этот человек... Он не прошел Испытания?

— Он его не то что не прошел, Сестра. Он его не проходил! Мало того, он пришел не для того, чтобы искать что-то для себя в этом Мире. Ну хотя бы убежища... Нет — он пришел, чтобы забрать отсюда своего друга. Маленького мальчишку... Понимаете, Брат и Сестра? Забрать отсюда. Увести прочь из Мира Молний...

— Еще сутки назад я сказал бы, что это невозможно... — мрачно произнес Торн.

— А теперь вы уже не скажете этого? — спросила Хло.

— Сейчас уже не скажу. Потому что выяснил, что между нашим Миром и другими Мирами движение двустороннее. И довольно оживленное. Но однако...

Торн хлопнул себя ладонью по колену.

— Об этом — потом. Пусть сначала Сестра Анна подробнее расскажет о том, что она обнаружила там — у Видящей...

— В самом деле, — согласилась Хло. — Какого, собственно, малолетку собрался освобождать этот тип? Среди пришлых никогда не было детей...

Анна пожала плечами.

— Получается так, что все-таки были... Видящую, по крайней мере, это нисколько не удивило. Просто мы не все знаем. И потом...

Тень сомнения прозвучала в ее голосе. Но она тут же отвергла колебания. Меченные Мглой не имеют секретов друг от друга.

— И потом, — закончила она, — это не просто малолетка. Это малолетка, который, может, умеет снимать Заклятия.

— Вот с этого места — поподробнее, — попросил Торн.

* * *

Анна постаралась быть в своем рассказе точной, краткой и, главное, все-таки не сказать чего-нибудь лишнего. Она прекрасно понимала, что принесла в клюве настоящую бомбу. И что вовсе не обязательно это придется по вкусу ее партнерам. Молчание, наступившее после того, как она закончила свой рассказ, служило тому подтверждением.

— Ладно, — буркнул наконец Торн. — Подождем с выводами. Давайте сначала переварим все то, что накопали мы втроем... В сумме, так сказать. Чтобы картина получилась правильной.

— Ну вот мы тебя и слушаем, Брат, — поймала его на слове Хло. — Что накопал лично ты?

Хло умела оставлять последнее слово за собой.

— Вы можете смеяться, девочки, — хрипло прогудел он, — но тот Пришлый, которого я застал в Шантене, в гостях у славного сэра Серафима, тоже не после Испытания к нам пожаловал. И не для того, чтоб здесь обосноваться. За подружкой своей он сюда пожаловал...

— Ты это серьезно, Брат? — спросила Травница.

— Серьезнее некуда. Особенно если учесть, что этот Пришлый в бытие свое по ту сторону Небес ходил в друзьях-товарищах у одного нашего общего знакомого. Он еще известен как Неназываемый, этот наш общий знакомый... В некотором роде этот Пришлый им и приглашен в этот Мир... Вы еще сильнее удивитесь, когда узнаете, кто та подруга, за которой его принесло сюда.

«Гос-с-споди! — подумала Травница. — Ну и каша заваривается в Сумеречных Землях...»

— И каким же образом этот козырный туз оказался в колоде сэра Серафима? — недоуменно пробормотала Хло, обращаясь, видно, к самой себе.

И уже потом воззрилась на Брата Торна.

— Что ему, собственно говоря, было нужно в этом Шантене?

— Для того чтобы с этим разобраться, — вздохнул Брат Торн, — наберитесь терпения, Сестра Хло. И вы тоже, Сестра Анна.

— Мы все — внимание, — заверила его Хло.

* * *

Краткий устный отчет Брата Торна произвел, в общем-то, примерно такое же действие, что и более эмоциональный, но тоже подозрительно краткий рассказ Травницы. На поляне вокруг Мертвого Камня воцарилось минутное молчание. Нарушила его на этот раз Сестра Хло.

— Примем ваши слова такими, какие они есть, — определила она. — Мне кажется, что оба вы недоговариваете чего-то, о чем не считаете нужным ставить друг друга в известность. Я не могу упрекнуть вас в этом. По той простой причине, что и мне самой придется умолчать кое о чем.

Она бросила из-под полуопущенных ресниц пристальный взгляд на своих собеседников. Те не выразили особого недовольства сказанным ею.

— Речь идет о планах Неназываемого, — продолжила она уже более уверенно, — Мне пришло в голову сосредоточиться именно на них.

— Мне кажется, — пожала плечами Анна, — что его-то планы как раз достаточно ясны... Неназываемый не успокоится, пока не подомнет под себя все Сумеречные Земли. Или пока его не сотрет в порошок кто-то, кто окажется сильнее его. И то и другое, слава богу, пока далекая перспектива. Хотя если учесть то, что мы друг другу рассказали только что...

— У моих информаторов другие сведения, — мягко остановила ее Сестра Хло. — Мы напрасно принимаем Неназываемого за обычного маньяка, рвущегося к безграничной власти. Может быть, он был и не прочь сыграть такую роль — в ту пору, когда еще плохо представлял расстановку сил в наших краях. Но оказалось, что он достаточно гибок для того, чтобы извлечь выводы из того поражения, которое потерпел на первых порах. Нет, не подумайте, что я буду рассказывать вам сказки про то, как Неназываемый раскаялся и вот-вот свернет на стезю покаяния и добродетели. Он по-прежнему честолюбив и жесток. Но...

Она снова окинула осторожным взглядом исподлобья своих слушателей. Те явно были настроены скептически.

— Но он просто развернул свой корабль в другую сторону, — продолжила она. — Теперь его интересы вернулись к его родным Обитаемым Мирам. Тем, что лежат Извне. И Мир Молний ему теперь интересен не более, чем трамплин для того, чтобы заполучить свой кусок власти там — в Мирах гораздо более безопасных и гораздо более богатых и комфортабельных. Здесь он просто получил все необходимое для достижения этой цели — научился применять данный ему Дар Власти, развил его настолько, насколько это только возможно, приобрел опыт правления, создал покорных себе исполнителей своей воли, каждый из которых является носителем какого-либо Дара... Здесь он стиснут, блокирован силами не менее могушественными, чем он сам. А там — в Мирах Федерации — он не встретит фактически никакого сопротивления...

— Эх, — крякнул Брат Торн. — Кабы хотя половина этого была правдой... Да ты не подумай, Сестра, — то я не про тебя. Я про то, что информаторы твои, сдается мне, соврут — недорого возьмут...

Лицо сестры Хло еле заметно дернулось.

— Понимаю твое недоверие, Брат Торн. Я и сама точно так же восприняла бы такие слухи. Если бы они только не исходили из источников, которые заслуживают самого высокого доверия.

— И ты, разумеется, не можешь эти источники назвать. Ты, конечно, связана словом, — со скрытой насмешкой в голосе предположил Торн.

— А как ты иначе себе представляешь такие дела, Брат? — чуть повышенным тоном осведомилась Хло. — Впрочем, если ты жаждешь доказательств, то они будут. Нам предлагают помочь в деле организации встречи Пятерых и представителей Неназываемого.

— О, даже как! — крякнул Торн. — Интересно все складывается, да только... Тут и в дерьмо влипнуть недолго...

— Недолго, — согласилась Хло. — Дело требует проверки. Ею я сейчас и занимаюсь.

— Хотелось бы... — начал было формулировать очередной заковыристый вопрос Брат Торн, но тут Анна предупреждающе вскинула руку.

— Тихо! — прошептала она и приложила ладони к Мертвому Камню.

Там — глубоко внутри антрацитово-черной громады — медленно, но уверенно нарастал низкий, на грани инфразвука, гул. И постепенно в этом гуле начинал угадываться еще и иной, словно издалека приближающийся звук — исподволь набирающий силу перезвон тяжелых, неторопливых колоколов. Колоколов не этого мира...

Теперь уже все Трое стояли, прижав ладони к шершавой поверхности Камня, и молча впитывали в души что-то, что хотел сказать им этот гул и эти звоны. Понять это было самым главным для них сейчас.

Неторопливый перезвон достиг пика своей силы, окончательно переборол стихший почти изначальный, фоновый гул и неожиданно стих и сам. Не оборвался, а повис в воздухе последними своими медленно затихающими нотами. Момент наступления полной тишины остался неуловим.

И тишину эту первой нарушила Анна.

— Знак, — тихо сказала она. — Мать-Мгла зовет нас...

— В эту ночь мы в Долину уже не поспеем, — угрюмо бросил Брат Торн. — Небо уж разгорается. Стало быть, день Мать нам на подготовку дает. И на размышление. А поразмыслить нам есть о чем...

— Вот что, — неожиданно по-деловому сказала Анна. — Встречаемся у Трех мостов. В час первого сумрака. А до этого каждый работает в своем направлении. Постараемся быть во всеоружии.

— Да тут другого ничего и не выдумаешь, — пожал плечами Брат Торн.

— Надеюсь, — Сестра Хло строго поджала губы, — никто из нас не сделает за это время ошибки.

«Я тоже на это надеюсь», — подумала Травница.

* * *

В этот раз они встретились у плеса, не сговариваясь загодя. Над ровной, словно замершей гладью реки стоял плотный туман, в котором гулко разносились всплески и шорохи ночной жизни. Так почти всегда бывает в пору безветрия, когда Небеса еще только начинают разгораться злым дневным огнем.

Сперва Торн решил, что чутье изменило ему и Травница не поняла, что им необходимо обсудить сложившуюся ситуацию подальше от чутких ушек сестрицы Хло. Но, когда он уже собрался прекратить свои блуждания в тумане и двинуться прочь, Анна тихо окликнула его.

Она еле виднелась в белесой мгле — призрачной светлой тенью на границе между влажным песком отмели и неподвижной водой реки.

— Господи ты Боже мой! — вполголоса попенял ей Брат. — Чего же ты молчала, покуда я туда-сюда тыркался, словно незрячий?

— А ты уверен, что мы с тобой одни здесь — в этом молоке? — вопросом на вопрос отозвалась Травница. — Не стоит тут орать в полный голос. Садись...

Она шагнула в туман и словно растворилась в нем. Последовав за Сестрой, Торн обнаружил, что та уже устроилась на той самой замшелой колоде, сидя на которой они держали свой прошлый «военный совет».

— Ну, говори, — произнес он скрипучим голосом, занимая место на коряге, чуть поодаль от Травницы. — Ведь есть у тебя что сказать старому ворчуну, а?

— Да наверное, и у старых ворчунов бывают кое-какие секреты, которыми им стоило бы поделиться с младшей Сестрой? — усмехнулась Анна.

Помолчала, чертя веточкой по песку контуры древних рун. Потом заговорила, стараясь не вспугнуть окружавшую их тишину.

— Я не стала говорить о двух вещах... Во-первых, Марика... Видящая считает, что тип, который пришел сюда за своим приемышем, не случайный человек. Тому, кто забросил сюда этого мальчишку, ничего не стоило утаить от этого Чудина путь, который ведет сюда... Значит, что-то в нем есть такое...

— Думаешь — Дар? — торопливо спросил Торн.

— Видящая не сказала именно так. Но... Может быть, она это и имела в виду. Во всяком случае, она намерена вести этого типа в Горные Монастыри, к Находящему Путь... Он у них ведь вроде за главного. У Пятерых, я о них говорю...

— Он не то чтобы за главного у них... — Торн почесал в затылке. — Он просто больше всех знает о том, как работает эта мясорубка, в которой мы все крутимся. Может быть, даже лучше, чем здешние мудрецы. Он, собственно, только этим и занимается. Обошел вдоль и поперек все Сумеречные Земли. С магами дружен. Да и сам считай что маг... Хочет знать здесь все ходы-выходы. Говорят, что он даже знает, куда уходят каждый раз Старые Пятеро, когда приходят Новые. Но не то важно... Важно то, что, похоже, у этой Пятерки он — верховный орбитр. Ведь моего Пришлого потянули туда же. В Горные Монастыри. События начинают сходиться в какой-то один фокус... Так?

— Последнее слово — за Матерью-Мглой, — холодно констатировала Анна. — За эти сутки мы должны как-то определиться. Так или этак...

— Сутки... — мрачно буркнул Торн. — Сдается мне, что события сейчас поскачут таким галопом, что сутки эти нам покажутся вечностью...

— Ты считаешь...

Анна продолжила чертить веточкой по песку и произносила слова медленно, словно читая что-то там, на этом песке, написанное.

— Ты считаешь, Брат, что и нам следует направиться в горы — к Находящему Пути?

Торн пожал плечами.

— Все зависит от того, чем закончится наша встреча с Матерью-Мглой... Но мне очень хотелось бы узнать, что означает это нашествие таких странных Пришлых...

— А меня, — отозвалась Анна, — очень беспокоит эта история с тем мальчишкой. Я никогда не слышала о том, что сюда, к нам, могут попадать дети. Пусть даже несущие Дар.

Брат Торн вздохнул, взъерошил коротко остриженные волосы и искоса поглядел на Травницу.

— Понимаешь, я про того парнишку слыхал... Но... Словом я связан. Раз уж ты на эту историю сама вышла, то так тому и быть. Только мне об этом болтать не положено. Нет, тебе я доверяю без оговорок. Но слово есть слово. Сама понимаешь...

Анна усмехнулась.

— То-то у тебя был вид такой, словно ты мне рот заткнуть хотел, когда я про мальчугана этого рассказывать начала... Ну ладно... Темни дальше, темнила...

Она вдруг помрачнела.

— А может, и я напрасно все этак вот начистоту выложила... Есть у меня какое-то нехорошее предчувствие на этот счет...

— Эт точно, — согласился с ней Торн. — Чувствую — и ты тоже от сестрицы Хло добра не ждешь...

Анна посмотрела не то чтобы в глаза Брата, а куда-то сквозь него.

— До меня только сейчас дошло... Ведь она — как и мы все — никакими обязательствами не связана по отношению к тому мальчугану. А мальчуган этот — если он жив — для Неназываемого смертельно опасен. Вот и получается, что на руках у сестрицы — неубиенная козырная карта в той игре, которую она с Неназываемым затеяла...

Торн только тяжело кивнул седой головой.

Анна стремительно вскочила на ноги и с видимым трудом разжала крепко сжатые кулаки.

— Но ведь ни ты, Брат, ни я не поступили бы так? Верно? Не стали бы торговать жизнью ребенка? Значит, и Хло...

— Это ровным счетом ничего не значит, — угрюмо оборвал ее Торн. — Я с Сестрой Хло не один пуд соли съел. И знаю, что совесть ей заменяет личная преданность Матери-Мгле. Она верна нашим клятвам и никогда не предаст ни ее, ни нас. Потому что в таком случае потеряет все. Станет никем и ничем. Но любые другие законы ей не писаны. Ты не так давно вошла в Тройку, но, я думаю, уже заметила, что Хло способна оправдать любой свой грех. И приписать любое прегрешение тем, кто с ней не согласен.

Он снова взъерошил волосы своей могучей пятерней.

— Недаром она последней отчитываться стала. Да знай я, что она с людьми Неназываемого встречается... Вот тогда бы я тебе, сестрица, точно рот зажал.

— Послушай...

Анна нервно сжала ладони перед собой, словно собралась помолиться неожиданно явившемуся ей в тумане богу.

— Я не спрашиваю тебя ни о чем, Брат, но... Если ты имеешь возможность связаться с теми, у кого находится ребенок... Передай им, что возникла опасность... Что очень скоро на их подопечного начнется настоящая охота.

— Я именно это и собираюсь предпринять.

Торн тоже встал на ноги.

— Но нам надо действовать вместе и в согласии друг с другом, Сестра. Мне придется отправиться в город — навести кое-какие справки. Встретимся в той харчевне у Ратуши, ты знаешь, о чем я говорю. Я поспею туда к началу второй стражи. Мой тебе совет — постарайся хоть немного выспаться за это время. У нас будет очень тяжелый день.

* * *

Несколько мгновений у Руса ушло на то, чтобы преодолеть игру собственного воображения — на месте реального человека ему привиделась только что мелькнувшая в сумраке ущелья иссохшая ведьма с птичьими лапками вместо кистей рук. Но морок тут же рассеялся.

Вовсе не странный обитатель скрытых троп, соединяющих Миры и места, пристроился на белом валуне. Это был обычный мальчишка, обряженный в одеяние, несколько напоминающее пастушье. Наличествовала сумка, но ни посоха, ни каких-либо пасущихся тварей окрест не замечалось.

Мальчишка понял, что его наконец заметили, и помахал Русу рукой. Потом спрыгнул на траву и пошел ему навстречу. Лорри неодобрительно цокнул и беспокойно завозился на плече у Руса. Затем смолк и затаился — насколько это было возможно в его положении.

— Я тебя все-таки дождался... — угрюмо сказал парнишка, остановившись перед Пришлым. — Учитель ждет тебя...

Рус удивленно потер лоб.

— Откуда ты...

— Это не я, — деловито прервал его мальчуган. — Это Учитель. Он — Находящий Пути. Он знает здесь все ходы. И он догадался, что ты сможешь уйти сюда.

— Но я только случайно... — начал Рус.

— Учитель говорит, что случайно здесь ничего не происходит. У него все вот тут.

Мальчишка постучал ладонью по своей голове и дернул Руса за рукав.

— Пойдем! Время не ждет!

Лорри снова забеспокоился на плече у Руса. Он явно был недоволен происходящим. Рус покосился на него, затем на своего неожиданного спутника. Оба они уставились друг на друга — искоса и недобро. Похоже, они были старыми знакомыми. Рус наморщил лоб, пытаясь сообразить, не грозит ли ему какая-то ловушка. Вообще-то, так вот — скоропалительно — покидать гостеприимного, хотя и навязчивого Парре Рус не собирался. Пока что Рус только еще испытывал возможности своего Дара — благо хозяин еще не учуял тот Дар в своем госте. Но события вносили в его планы свои коррективы. Они развивались слишком стремительно, и время действительно не ждало.

— Как зовут Учителя? — осведомился Рус, принимая строгий вид. — И как зовут меня? Он тебе назвал мое имя?

— Тебя зовут Руслан, — охотно, но угрюмо уведомил его мальчишка. — А Учителя я назову тебе на ухо. Нечего всяким посторонним...

Ладошка Лорри резко стиснула плечо Руса и принялась незаметно, но энергично теребить его. Рус успокаивающе почесал зверька за ушком. Но тот не отозвался привычной трелью, шерсть его осталась настороженно вздыбленной. Чувствуя себя предателем, Рус наклонился к мальчишке и подставил ему свое ухо.

Но мальчишка и не подумал шептать что-то ему. Вместо этого он на какую-то долю мгновения раскрыл перед его носом свою темную ладошку — так, чтобы ее не видел зверек на плече. Рус только после того, как ладошка снова сжалась в кулак, сообразил, что прочитал написанное на ней слегка расплывшимися чернилами имя.

«Надо же, — подумал он, — хитрец — еще до того, как меня увидел, знал, о чем я его спрошу. И что, наверное, я буду не один».

Его размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Он выпрямился от резкой боли — Лорри цапнул его за ухо, соскочил с плеча и почти мгновенно исчез в кустарнике. Рука Руса рванулась к поясу, но вместо бластера он вытащил из подсумка всего-навсего спрей с комбинированным — анестезия — репарация — составом и выпустил на пострадавшее ухо солидную кляксу заживляющей пены.

Мальчишка сочувственно следил за его действиями:

— Здорово он тебя цапнул, — вздохнул он. — Теперь побежал хозяину ябедничать. Но отсюда он только к вечеру к нему доберется. «Переулками» сам ходить не умеет, гадина!

Он снова дернул еще не оправившегося от столь драматического разрыва с пушистым приятелем Руса за рукав.

— Пошли! Время не ждет!

 

Глава 10

КАЙЛ НАХОДЯЩИЙ ПУТИ

На ночь они устроили стоянку под сенью скалы. Каменная громада неплохо защищала от ветра и, кажется, еще хранила в себе остатки дневного тепла. Но уже в шаге от нее ледяной ветер пронизывал путников до костей.

— Холод... — уныло бросил Форрест. — Собачий холод у вас тут в горах...

— Это от Тьмы... — пояснил чеани, помогавший ему спешиться. — В часы Тьмы в горах всегда холодно.

Маска Путника, закрывавшая его лицо, оставалась бесстрастно-услужливой. Почти такая же украшала физиономию второго чеани, что был занят распаковкой багажа Целительницы. Багаж этот состоял, впрочем, всего лишь из небольшого рюкзака и плотно свернутого спального мешка. Второй — точно такой же — уже отстегивал от седла чеани-проводник Дю Тампля.

— У нас только два спальных мешка, — заметил Форрест. — Чеани не боятся холода?

— В общем-то, нет, — отозвалась Цинь. — Они просто впадают в оцепенение. До утреннего тепла. Но нам этого дожидаться не стоит. Разведем костер и отогреем. Нам до светлого часа надо дойти до Скальных монастырей. До Находящего Пути. Так что и спать придется недолго. Часа два с половиной. По очереди. Чеани в сторожа не годятся. В темноте видят хорошо, но при низкой температуре...

— Цепенеют. Я понял, — кивнул Форрест, расстилая выделенный ему спальник. — А на всю ночь костер разжигать не...

— Вот именно, — подтвердила Цинь. — «Не». Здесь — за Перевалами — всякие шатаются...

Чеани, похоже, уже начинали впадать в спячку. Но — с грехом пополам — успели натащить к стоянке хворосту. Откуда он взялся среди этих голых скал — причудливый и окаменевший, догадаться было трудно.

Бросили жребий. Первой дежурить выпало Цинь.

Целительница поплотнее укуталась в шерстяное одеяло, упрятала ноги в спальнике и притулилась спиной к теплой еще скале. Чеани тоже жались к камню, словно стремясь слиться с ним в единое целое. И со стороны могло показаться, что именно так и происходит — их движения становились все более медленными и угловатыми. А потом и вовсе прекратились. Оба чеани замерли, уткнув забранные масками лица в компактно сложенные членистые конечности. Теперь они меньше всего напоминали живые существа. Скорее уж какие-то причудливые камни, оставленные здесь так и не окончившим свою работу камнерезом. В стороне, привязанные к окаменевшим, словно кораллы, кустам, еле заметно прядая ушами, кемарили местные выносливые лошадки — те, что благополучно доставили путников сюда. Им нипочем были часы Тьмы.

Цинь перевела взгляд на Пришлого. Тот уже спал. День нелегкого пути и остатки колдовства Шепчущих окончательно сморили его. Скорчившийся в своем спальнике на манер эмбриона, он был совершенно неподвижен. Только глаза под сомкнутыми веками двигались — беспокойно, очень беспокойно.

Целительница уловила это движение и напряглась. Вся обратилась во внимание. И не зря.

Минуту-другую спустя дернулись пальцы выпростанной из спальника руки Форреста. Затем сам он изменил позу. Согнулся, сел. Освободил вторую руку, сжал лицо в ладонях. Потом опустил руки, осторожно уперся ими в землю. Открыл глаза.

— Здравствуй, Том, — грустно произнесла Цинь. — Ты все-таки нашел нас...

* * *

Сухой, высокий и сутуловатый человек стоял перед узким окном своей кельи-кабинета. Белесый свет неразгоревшихся еще небес высвечивал россыпь неярких веснушек на его невыразительном, словно чисто выстиранном, лице. Человек без особого интереса рассматривал открывавшийся его взору пейзаж — россыпи каменных глыб, близкая кромка бездонного обрыва, а по ту сторону пропасти — громоздящиеся к небу скалистые стены горного кряжа, рассекающего Сумеречные Земли на неравные и несхожие друг с другом части.

Пейзаж этот был уже давно знаком человеку, стоящему у окна. Этим утром он просто коротал время, скрашивая созерцанием безжизненных плато и отвесных склонов свое тревожное ожидание.

Тихий условный стук, раздавшийся у входа, не был для него неожиданностью.

— Я привел его, Учитель, — тихо произнес мальчик-служка, остановившись на пороге открывшейся перед ним двери. — Мы все сделали так, как ты сказал.

Учитель сделал шаг назад, пропуская служку и приведенного им человека. Гость был сравнительно молод и не выделялся бы ни лицом, ни сложением из общей массы прохожих там, на улицах городов любого из Обитаемых Миров. Но здесь — в Мире Молний — его внешность могла многое сказать Посвященным. Одежда гостя — прочный комбинезон со множеством карманов — делала его похожим на космонавта или пилота стратосферного истребителя. За спиной его был приторочен не слишком большой рюкзак. На ухе — нашлепка репарирующего геля.

— Вы... — начал гость. — Вас предупреждали о моем появлении? Я должен передать вам привет от Квинта...

— Предупреждали, — кивнул Учитель, плотно прихлопывая дверь за вошедшими. — Повесьте ваш багаж сюда. — Он указал на подходящий крюк, вбитый в каменную стену кельи. — Вы действительно виделись со стариком Квинтом?

Рус смутился.

— Честно говоря, я считал, что это всего лишь условная фраза...

— Жаль...

В голосе хозяина прозвучало разочарование.

— Ну что же... Давайте знакомиться. Впрочем, меня вам уже называли... Кайл Васецки. В прошлом — экзоархеолог, доктор наук, декан... В настоящем — Обладающий Даром. Член Союза Пятерых...

— Руслан Рядов, — представился гость. — Можно просто Рус. Постоянно живу в Кенигсберге. Это в Метрополии... На самой Земле. Не могу похвастаться своими учеными званиями, но... Я всего лишь Посредник. Двадцать с лишним лет стажа в «Трансгалактик». Вы, должно быть, представляете, в чем заключаются обязанности людей моей профессии?

— Ну, грубо говоря, вы — полномочный представитель вашей корпорации... Так сказать ее выездной посол.

— Один из многих, — улыбнулся Рус. — Но здесь я представляю вовсе не «Трансгалактик».

Мальчик-служка напомнил о себе тихим покашливанием. Кайл поднял руку в успокаивающем жесте.

— Принеси нам завтрак и можешь оставаться здесь и послушать нас, Сонни. Может быть, тебе будет полезно послушать, о чем мы будем говорить с господином Рядовым.

Сонни мгновенно исчез в соседней комнате. Учитель улыбнулся ему вслед и жестом указал Руслану на место у стола, больше похожего на журнальный столик, чем на обеденный стол. Гость не без труда устроился на предложенной ему каменной скамеечке. Кайл сел напротив.

— Должен поздравить вас, Руслан Рядов, — с некоторой торжественностью в голосе произнес он. — Вы — первый, кого удалось забросить в этот мир без помощи так называемой магии... Но, я полагаю, те, кто послал вас, — при постановке задачи не ограничивались только испытанием техники подпространственного перехода?

— Конечно нет, — признал Рус. — Будет проще, если вы, доктор, сразу прочитаете эти письма...

Он достал из внутреннего кармана плотный пакет и немного поколдовал с его пломбой. Потом вынул из него и протянул Кайлу два конверта, украшенных один — гербом Спецакадемии, другой — символом Федерального Управления Расследований.

— Должен сказать, — добавил Рус, — что у меня при себе есть еще один пакет — для одного из Пяти. Его зовут... Или звали раньше — Томас Лэмберт Роббинс.

— Его именно так и зовут по сей день, — еле заметно усмехнулся хозяин. — Но официальное, так сказать, его здесь величание — Том, Меняла Душ. Впрочем, он и на просто Том не обижается.

Рус, ощущая сильнейшую неловкость, закончил:

— Этот пакет просили передать ему лично в руки. Он — от прежних его... От его коллег. Меня предупредили, что только сам господин Роббинс знает, как вскрывают такого рода письма. Если что-то будет сделано не так, содержимое пакета самоуничтожится.

Узкие — словно шрам от разреза скальпелем — уста хозяина снова посетила ироническая улыбка.

— У вас будет возможность передать это послание лично Тому в руки. Ну а я, с вашего позволения, займусь тем, что адресовано мне самому...

Пока экс-декан Васецки распечатывал конверты и знакомился с их содержимым, в келье бесшумно возник Сонни и поставил на стол большой деревянный поднос с самыми обыкновенными бутербродами — с сыром и ветчиной. Признаться, Рус ожидал увидеть на столе нечто более экзотическое. Перед Русом Сонни поместил объемистую чашку с темным отваром. Отвар дымился, по келье поплыл его горьковатый аромат. Вторая — точно такая же — чашка досталась Учителю. Тот сперва словно и не заметил ее.

Учитель был погружен в чтение писем. Должно быть, для него это были не просто официальные предложения сотрудничества и заверения в соблюдении обязательств договаривающихся сторон. Несколько раз он поднимал глаза и приглядывался к сидевшему перед ним Русу. Мальчишка, поименованный Сонни, незаметно устроился в углу в позе лотоса и тихо уминал изъятый с подноса сандвич.

Кайл отложил письма в сторону, повертел в руках вложенную в одно из писем дискету и поднял взгляд на Руса.

— Похоже, что мое послание попало по адресу...

— Там... — Рус запнулся, подыскивая слово, — на Большой Земле...

— Здесь говорят «Извне», — подсказал ему Кайл. — Или «За Небесами». Но говорите так, как вам будет удобнее. «На Большой Земле» — тоже хорошо звучит.

Он отхлебнул горького отвара, взял ломоть хлеба с ветчиной и кивком предложил Русу, не стесняясь, приниматься за трапезу. Того не надо было долго уговаривать.

— В общем, они там изрядно обеспокоены, — более уверенно продолжил Рус, принимаясь за бутерброды. — Все. Вплоть до Федерального Директората. Похоже, что они не ожидали, что столкнутся с целой разведывательной сетью мира Молний в Мирах Федерации.

— Сейчас правильнее уже будет сказать — с личной разведкой Кристофера Денджерфилда... — усмехнулся Кайл. — Впрочем, я несправедлив к его предшественникам в роли Неназываемого. Начали обратное — если так можно выразиться — проникновение в Обитаемые Миры именно они. И к своим предшественникам я тоже несправедлив. Находящие Пути — те, что бывали здесь до меня, — изрядно помогли прошлым Неназываемым протаптывать дорожки в довольно интересные места. В том числе и в Обитаемые Миры...

— Вы писали об этом в своем меморандуме, — подтвердил Рус.

— Вас полностью ознакомили с этим документом? — поинтересовался Кайл.

— С некоторыми купюрами, — ответил Рус. — Как я понял, вы считаете, что реальная угроза для Федерации возникла только в последнее время?

— Если говорить более точно, то опасность стала реальной после появления здесь господина Денджерфилда, — ответил Кайл. — Те Неназываемые, что приходили в Сумеречные Земли до него...

— Сумеречные Земли — это одна страна или?.. — переспросил Рус. — Я, наверное, не до конца разобрался в вашем меморандуме...

— Так здесь называют обитаемую часть этого Мира, — пояснил Кайл. — По крайней мере, ту, что известна и описана здешними мудрецами в их сочинениях. В течение последнего тысячелетия это единая Империя. Вас, видно, готовили к заброске сюда по ускоренной программе...

Он снова отхлебнул темного отвара (довольно мерзкого на вкус, как показалось Русу) и вернулся к прерванной нити разговора.

— Предшественники господина Денджерфилда — по крайней мере, те, что мне известны, — пользовались возможностями выходить отсюда, из Мира Молний, в иные Миры, в основном, по мелочам. По-настоящему их беспокоила только лишь возможность появления здесь — в их вотчине — конкурентов. Непредвиденных и непредсказуемых. Для этого они и создавали вокруг тайных Порталов — Врат, по которым из других Миров сюда просачивались Посвященные, — целую паутину верных им организаций. Плодили различные культы, секты и тайные общества. Даже целые церкви порой создавали. Церкви, служащие выдуманным ими богам и святыням.

— Но ведь все-таки сюда приходили не только те, кого они готовы были пропустить, — заметил Рус.

— Ни одна система не совершенна, — улыбнулся Кайл. — И никто не может знать всех тропинок, что Предтечи проложили между Мирами... И никто не знает всех Посвященных — тех, что несут свои знания еще от Древних. По сравнению с ними вся эта новая поросль, насаженная Неназываемыми, — просто малые дети... Но об этом как-нибудь в другой раз.

Он поднялся и принялся мерить тесное пространство кельи довольно широкими шагами. По диагонали.

— Никто — подчеркиваю: никто — за то время, которое описывают здешние хроники и изустные сказания, не затевал похода отсюда — из Мира, которым правит псевдомагия и тайные знания Древних, в Реальное Мироздание, в котором правят совсем другие законы... Прежние Неназываемые ограничивались малым. Приторговывали предметами магии. Втихую пользовались благами технократических цивилизаций Обитаемого Космоса. В общем, использовали Философский Камень для того, чтобы сшибать мелочь на карманные расходы. И — надо же! — в череду этих сереньких проныр и бонвиванов вдруг затесался настоящий хищник — с огромными амбициями и с умением мыслить масштабно! — Кристофер Денджерфилд.

Учитель остановился у окна и устремил в просгранство отрешенный взгляд. Казалось, там, среди залитых разгорающимся трепетным светом Огненных Небес, нагромождений изуродованного неведомой силой камня, он видит что-то открытое ему одному. Сокровенное. Не подлежащее отрицанию.

— Должно быть, вы знакомы, — наконец продолжил он, — с обстоятельствами, при которых мне и другим членам нынешней Пятерки пришлось покинуть родной Мир. Мы не знали тогда, что нас ждет впереди. Не знали, что не ушли от своих судеб. Что всего лишь перешли на новый виток Испытания, которое дарит Избранным таинственная машинерия Предтеч. Но одно мы знали твердо: дороги назад нам нет. Я был уверен, что порвал все нити, связывающие меня с цивилизацией. По крайней мере, с цивилизацией Федерации Тридцати Трех Миров. Но в этом я ошибся.

Он оторвал наконец взгляд от пейзажа за окном и повернулся к Русу.

— Может быть, я переоцениваю возможности Неназываемого. Дай бог, чтобы это было так. Но он может принести в любой из Обитаемых Миров смерть и разрушение. Мы уже вдоволь насмотрелись на это здесь. Заклятие Власти — страшная штука. Он заставил служить себе самых сильных, самых способных и самых влиятельных людей Сумеречных Земель. Почти все они погибли, пытаясь привести его на престол абсолютной власти в этом Мире. Сейчас в его власти остались только такое ничтожество, как здешний номинальный монарх Тан Алексис, да несколько Пришлых, наделенных разными Дарами... Только мы, Пятеро, и смогли противостоять ему. Это было горько — сражаться с теми, кто был некогда добр и могуществен, но превратился в безвольный, послушный инструмент в руках циничного авантюриста... И не известно, чем бы закончилась эта свара, если бы свое слово не сказала Мгла.

— Мгла? — переспросил Рус.

— Мгла... — кивнул Кайл. — Еще одна из действующих сил этого Мира. Довольно непредсказуемая. Нам еще предстоит поговорить о ней. И, скорее всего, увидеть ее в действии.

Он помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли вспоминая что-то очень неприятное. Потом вернулся к прерванной мысли.

— Его удалось остановить. Но только здесь и только на время. А потери были несоразмерно велики. Когда я представил себе, что нечто подобное начнет происходить в моем родном мире... Вот тогда я и решился передать к вам, как вы выразились, на Большую Землю этот свой меморандум. Меморандум Беглеца. У меня ведь тоже есть на примете свои дорожки, по которым можно забросить курьера в Миры Федерации. И люди Денджерфилда даже не догадываются об их существовании...

Стараясь собраться с мыслями, Рус провел рукой по коротко стриженным волосам.

— Ваши предупреждения приняты во внимание. Разрабатываются самые различные меры для того, чтобы свести на нет возможные последствия вторжения из Мира Молний. Одна из таких мер — вот эта моя миссия... Но... Я так до конца и не понял, почему выбор пал именно на меня. Каким-то образом это оказалось связано с Элом... С моим исчезнувшим братом... Мне представили дело так, что именно от вас я смогу узнать обстоятельства этого дела... И о моей роли во всем том, что с этим связано...

Кайл вернулся к своей конторке — почти такой же, что Рус видел в доме Парре, — переложил с места на место листки писем, доставленных ему Русом.

— Пожалуй, — вздохнул он, — действительно вам, Руслан Рядов, стоит узнать теперь и то главное... Главное для вас. То, что заставило вас согласиться на ваше путешествие сюда.

Он взял с боковой полки тонкую стопку от руки исписанных листков и протянул ее Русу.

— Будет лучше, если вы сейчас ознакомитесь с вот этими моими заметками. Я их приготовил специально для того, кого должны были прислать в ответ на мой меморандум. Стало быть, для вас. Тогда нам с вами не придется тратить слишком много времени на разжевывание деталей. А я за это время ознакомлюсь с вашим досье.

Он помахал в воздухе дискетой, прилагавшейся к одному из писем с Большой Земли.

— Вы тут располагаете компьютерной техникой? — слегка удивился Рус.

— Отчего же нет? — усмехнулся Кайл. — Только вот работать с ней в здешних условиях тяжело. Приходится хорошо экранировать аппаратуру. И применять особые способы защиты информации.

Он подошел к двери в соседнюю келью.

— Постарайтесь хоть немного отдохнуть. Я не буду беспокоить вас часа полтора. И не пренебрегайте этим вот... Он кивнул на чашку с темной дымящейся горечью.

— Настой здешних трав, — пояснил он. — Сперва кажется отравой, но быстро привыкнете. Очень освежает. А нам с вами необходима бодрость. Сегодня у меня предвидится «приемный день». И с каждым из моих сегодняшних гостей вам имеет смысл познакомиться поближе.

* * *

— Мы довольно долго не виделись... — устало произнес Том устами Форреста Дю Тампля. — Дурацкая смута. Не только всех здешних перессорила, но и на нас зарубки оставила. На каждом...

— Да, — кивнула Цинь. — Обстоятельства нас долго не сводили. Не то чтобы они нас лоб в лоб столкнули, но и не сблизили они нас как-то... Но сегодня ветер вроде дует в другую сторону?

— Угу, — согласился Том. — Похоже, наступает время снова собираться вместе всем Пятерым...

Цинь нехотя кивнула.

— Пятерым... И Старым и Новым? — спросила она. И, не дожидаясь ответа, добавила:

— Тебе удалось заглянуть в моего гостя? Что он за штучка? И что за гость пожаловал к тебе?

Том неопределенно покачал головой — не своей, конечно, а головой Форреста.

— Не все так просто, Цинь. Не все так просто... Эта девочка, которая сюда залетела по шальной случайности... С ней надо быть поаккуратнее. Я, пожалуй, немного боюсь этого создания. Притом — еще не понял — почему. А вот твой... Ты еще ни о чем не догадываешься?

— Давай без загадок, Том... — устало вздохнула Цинь. — Помни о времени.

— Если без загадок, то мне кажется, что твой гость прибыл, как выражается Павел, «аккурат по твою душу». Он, похоже, твоя смена на посту Целителя. Это, конечно, только моя догадка... И еще... Он имеет какое-то отношение к той несчастной...

— К Дарящей Смерть? — усмехнулась Цинь. — Спасибо, я уже поняла это.

Она помолчала немного.

— Догадки... — вернулась она к словам Тома. — Когда мы сойдемся вместе, догадки кончатся.

— Ты предлагаешь сойтись у Кайла? — осведомился Том. — Я как раз собрался к нему.

— У него нашей компании будет тесно, — пожала плечами Цинь. — Я предлагаю сойтись в Часовне. Там, где наша компания встречалась последний раз. Там и лишних глаз меньше.

— В таком случае я оповещу наших... — решительно произнес Том.

И, чуть помолчав, добавил:

— Когда ты сказала, что когда мы соберемся, то с загадками будет покончено, ты имела в виду?..

— Да, Том, я имела в виду то, что пора пустить в ход мою химию. Она со мной.

— Это рискованно... Хотя... Если они согласятся пойти на это...

— Риск сильно уменьшился...

Голос Цинь снова стал уставшим.

— Я много поработала с этими препаратами... Будь мы на Джее или еще где-нибудь в Обитаемых Мирах, можно было бы уже разворачивать сеть пунктов по диагностике Дара. Потенциального и реализованного... Мы уже затянули сеанс. Как ты там?

Глаза Форреста снова начали затягиваться мутным сном, веки отяжелели, голова упала на грудь.

— Пожалуй действительно пора закончить это... — глухо пробормотал Том его устами. — А то завтра раскисну. А всю эту ночь мне предстоит видеть чужие сны...

Наступила тишина. Цинь поднялась и поправила капюшон спального мешка своего спутника. Став снова самим собой, Форрест Дю Тампль спал как убитый.

* * *

У города было три имени.

Моряки, люди, от моря кормящиеся, называли его просто Гавань. Гавань — с большой буквы. Ну хотя бы потому, что город был крупнейшим портом на побережье Темного океана. И потому, что он был именно той гаванью, в которую устремляются не только влекомые ветрами паруса, но и сердца и души людей, что ходят по морю под этими парусами.

Те из обитателей города, что не были связаны с морем, и торговый народ со всех концов Сумеречных Земель называли город древним, из забытых языков пришедшим словом Тершоал. По поводу того, что означает это слово и как оно звучало на самом деле — в те забытые времена, — спорили и писали многочисленные трактаты мудрецы и просто люди сведущие и досужие.

Местная же аристократия, почитавшая себя древнейшей в Сумеречных Землях, и те из горожан, кто почитал себя коренными жителями города, ведущими свой род от самых его основателей, не называли его иначе как Старая Столица. В этом был своего рода вызов сравнительно молодой (не дотянувшей еще и до тысячелетия своего воцарения на троне) династии Танов. Те перенесли столицу Сумеречных Земель в укрытый в лесах Предгорий Ночной Град и тем несказанно насолили Древним родам Мира Молний.

Город жгли и разрушали шесть раз — только на протяжении его письменной истории. Но ни разу врагам не удавалось полностью сровнять его с землей. Поэтому Тершоал представлял собой невероятный конгломерат архитектурных памятников всех времен и множества народов. В путаном лабиринте его кривых улиц и улочек не всякий старожил мог сразу найти верную дорогу.

Сестре Хло пришлось спрашивать дорогу четырежды. Когда наконец она стала узнавать нависшие над улочками причудливые балконы и многочисленные лавчонки, оккупировавшие первые этажи рассыпающихся от старости зданий, она вздохнула с облегчением и, отыскав затесавшуюся среди будок и будочек уличных ремесленников часовенку Пестрой Веры, принесла небольшую жертву Скупому богу Удачи — Кунта-ин-Шаю.

После этого ей пришлось, миновав замусоренный, грязноватый двор, отыскать вывеску мага-гадальщика — проржавевшую, с едва различимыми изображениями жезла, карт и костей, когда-то намалеванными на ней. Столь же малоразличимые буквы, расположенные чуть ниже, извещали, что всемирно известный маг и предсказатель судеб Клайв Бродячий за умеренную плату готов оказать помощь всем желающим знать и изменить к лучшему свою Судьбу, отвести порчу и найти защиту от хворей и несчастий. В резиденцию мага — подвальное логово-лавчонку — вели отменно скользкие ступеньки чертовски крутой каменной лестнички. Над незапертой дверью заведения был подвешен колокольчик, простуженным бряканьем известивший хозяина о появлении нового клиента.

Несмотря на свою всем известную скупость, Кунта-ин-Шай не подвел. Старый шарлатан Клайв Бродячий был не то чтобы хоть сколько-то трезв, но находился во вполне вменяемом состоянии. Узрев, что к нему пожаловала Сестра Хло, маг поднялся на ноги, обогнул прилавок и пододвинул гостье шаткое кресло, чтобы та удобнее разместилась за предназначенным для приема особо почетных посетителей трехногим обшарпанным столом.

— Господи, как давно я вас не видел, Дочь Мглы... — медовым голосом произнес он.

— Да, мы давно не виделись, — согласилась Хло, располагаясь на предложенном ей подозрительно поскрипывающем сиденье.

Она окинула тесное и грязноватое помещение лавчонки невеселым взглядом.

— Не сказала бы, что за это время твои дела пошли на лад...

Что и говорить, прославившийся некогда своим искусством и поражавший всех глубиной своих познаний Клайв Бродячий, похоже, спился вчистую. Всякие помыслы о том, чтобы вновь подняться к высотам прежней славы и мастерства, он оставил уже давно. Да что там, даже к просто приличной жизни он уже не стремился. Говорили, что причиной тому была некая несправедливость, учиненная в отношении него верхушкой Гильдии Магов. Говорили также, что у Клайва несчастным образом сложилась личная жизнь. Говорили, что его нервы не выдержали, когда он не смог спасти от Шепчущих своего лучшего друга... Да мало ли что еще говорили!

Для Сестры Хло все это не было интересным. Очевидным и непреложным фактом было лишь то, что сейчас на расшатанном стуле напротив нее, сгорбившись, сидел окончательно опустившийся, сломленный тип, наряженный в потертый, давно не стиранный шутовской наряд мага и ждал, когда наконец от неожиданной высокой гостьи ему перепадет пара монет, чтоб можно было послать мальчишку-подручного за бутылью дешевого винца.

Да, конечно, Клайв Бродячий был человеком опустившимся и сломленным. Но в то же время чрезвычайно осведомленным в делах тайных и от посторонних глаз надежно скрытых. Во многих из них он принимал участие, а о многих был наслышан. Собственно, именно приторговывая чужими секретами и секретишками и выполняя различные деликатные поручения лиц, не желающих «светиться» в сомнительного рода сделках, спившийся маг и добывал себе средства на жизнь. Гадание же, снятие порчи и прочая мишура были не более чем фиговым листком, прикрывающим этот его основной заработок.

— Что и говорить, Сестра... — вздохнул маг. — Что и говорить... Деньги идут к деньгам, а долги — к долгам...

— Неужели твои кредиторы, Бродячий, еще не оставили надежды вытрясти из тебя хоть грош? — картинно удивилась Сестра.

Маг затрясся от беззвучного смеха.

— Знаешь ли, Сестра, — вымолвил он наконец, — людям свойственно надеяться. Надежда, говорят, умирает последней...

Хло дождалась, пока приступ истерического веселья, охвативший мага, стихнет, и бросила как можно более небрежно:

— А ведь у тебя, Бродячий, есть товар... неплохой товар. Если тебе удастся его сбыть с умом, глядишь, и не будет за тобой никаких долгов. Да, может, и сверх того что-нибудь добавится...

Клайв откинулся в кресле. Борода его задумчиво распушилась, скрытые под густыми бровями глазки алчно блеснули.

— Что до товара, который у меня хранится вот в этом костяном сундуке... — Он выразительно постукал себя указательным пальцем по лысому черепу. — То у меня есть много чего предложить хорошему покупателю... Только б такой нашелся. Знаешь, Сестра, хорошую информацию так же трудно пристроить, как и породистого щенка. Трудно найти покупателя — такого, кому можно доверить такой товар, да чтоб еще и заплатил он столько, сколько тот товар стоит...

— Ближе к делу, милейший Клайв, — оборвала его Хло. — Ближе к делу... Возьмите бумагу и что-нибудь пишущее и набросайте мне список ваших долгов. Сколько времени это займет у вас? Мой клиент намерен расплатиться с вашими кредиторами. Так что постарайтесь быть точны... Вам на руки я эти деньги не выдам. Вы получите только сумму на обзаведение более приличным... м-м... офисом. Ваша воля, как вы ею распорядитесь...

Сестра, разумеется, была совершенно уверена, что щедрые «подъемные», которые она посулила магу, будут немедленно обращены в спиртное. Она ни минуты не сомневалась в том, что Клайву Бродячему суждено рано или поздно сдохнуть с перепоя в его вонючей норе под обшарпанной жестяной вывеской. Это мало трогало ее.

Маг вороном вспорхнул из-за шаткого стола. Полами своего, расписанного знаками Древних и рунами балахона он взмахивал, словно крыльями. Этаким манером он устремился за расшитую подобной же дребеденью занавеску — в скрытую за стойкой дверь во внутренние помещения лавки.

— Зачем же бумага? — возвестил он, почти молниеносно выныривая обратно. — Зачем же перо? Вот вам прекрасная распечатка... Я только внесу несколько последних... э-э... задолженностей... Буквально два-три пункта...

Он выхватил откуда-то из-под бороды огрызок карандаша и развернул распечатку. Она была длиной в его рост и еще немного стлалась по полу. Маг устроился на своем шатком насесте и принялся яростно что-то вписывать в самый низ этого пространного документа. Это заняло довольно много времени и отняло у мага последние силы. Наконец с громким «Уф-ф-ф-ф!» он откинулся на спинку своего ветхого стула и, не глядя, двинул распечатку по столу в направлении Сестры Хло. Та принялась аккуратно складывать ее.

— Ты даже не поинтересовался, — заметила она как бы между делом, — тем, какого рода информацию желает получить от тебя мой клиент...

— Я думаю, что раз ты, Сестра Хло, явилась ко мне с таким предложением, то, значит, нужный товарец у меня есть. И ты его мне назовешь. Не люблю я, когда со мной говорят загадками да голову ломать заставляют...

С этими словами маг задрал нечесаную бороду в потолок и сложил взятые в замок руки на объемистом животе. Сие символизировало готовность покорно выслушать собеседника.

Тут Сестра сделала стремительное, неуловимо быстрое движение и, перегнувшись через прилавок, за ухо вытащила на свет божий чумазого паренька, немного знакомого ей подручного Клайва, сына другого местного пьяницы.

— Да ты повзрослел, Хош, с того дня, как я тебя видела последний раз, — констатировала она. — Научился подслушивать... Ну-ка — держи!

Она с размаху вложила в грязную ладошку оборвыша пару увесистых монет.

— Быстренько принеси бутыль красного для своего учителя. Из вон той лавочки напротив. Учителю нужно прочистить мозги. Сдачу оставь себе. Купишь кусок мыла и отмоешься как следует. Хоть раз в жизни.

Юного Хоша как ветром сдуло.

— Э-э-э! — запротестовал было похмельный маг. — Да там не только на мыло хватит, а...

— Уймись! — оборвала его Хло. — Я пришла к тебе с таким предложением, что... что, когда ты его примешь, тебе не придется уже считать чужие гроши.

— Тогда побыстрее выкладывай его — это твое предложение, — почти простонал маг. — Признаться, у меня раскалывается голова...

— Ну что ж, — согласилась Хло. — Мой клиент ищет одного мальчишку... Лет двенадцати-тринадцати...

Маг издал озадаченный звук.

— Ты уверена, Сестра, что обратилась по адресу? — мрачно осведомился он. — Беглые и потерявшиеся малолетки, как правило, к магии отношения не имеют...

— Этот имеет, — заверила его Хло. — Он — Пришлый, этот мальчишка. И он может снимать Заклятие Неназываемого...

Слова произвели на мага действие, подобное действию ведра ледяной воды, неожиданно опрокинутого ему на голову. Клайв Бродячий молниеносно втянул живот, выпрямился и вцепился костлявыми пальцами в край стола. Затем нагнулся к Хло и уставился на нее глазами, вылезшими из орбит.

— Так... — прохрипел он. — Теперь и вы дознались... Трое Меченых... Зачем это вам надо? И откуда у вас такие деньги?

Хло брезгливо поморщилась и рукой попыталась отмахнуться от окутавшего ее облака крутого перегара.

— Давай говорить по-деловому, Клайв. — Голос ее стал резок. — Тебе предлагают вполне выгодную сделку. Ты разом решаешь все свои проблемы с кредиторами. И получаешь возможность подняться на ноги. А за это от тебя хотят только одного — чтобы ты помог найти мальца. Которого нечистая занесла сюда уже больше земного года тому назад... Что он тебе? Что ты ему?

— Откуда ты вообще взяла, что маги имеют какое-то отношение к тому парнишке? — вопросом на вопрос ответил Клайв.

— Я не знаю, каким боком Гильдия магов имеет отношение к этому загадочному ребенку, — менторским тоном произнесла Хло, — но если ты, Клайв Бродячий, не в курсе этой истории, то я — адмирал флота Его Величества. Или ты разочаруешь меня?

Последовала пауза, во время которой физиономия мага изобразила невероятно напряженную работу мысли. Глаза Клайва Бродячего затуманились и сошлись к переносице. Хло даже испугалась, что переоценила степень трезвости своего партнера и тот сейчас вульгарно грохнется в пьяный обморок. Но бог Удачи присматривал за ситуацией и не дал совершиться этакой промашке.

— Я... — задумчиво произнес маг, — я не могу изменить слову... Гильдия не простит мне...

— Мой клиент гарантирует тебе, что Гильдия и пальцем тебя не тронет. Если, конечно, вообще дознается, где приключилась утечка информации... А для этого, я думаю, у твоих друзей кишка тонка... Решай, решай, Клайв Бродячий. Такие предложения делают только один раз в жизни...

Тут на сцене появился запыхавшийся Хош с объемистой оплетенной бутылью, немногим уступающей ему самому в размерах, и небывало хитрым выражением черных блестящих глаз-бусинок.

— Не видеть мне света божьего, — мрачно констатировал маг, — если малолетний пройдоха не выцыганил вино в кредит, а денежки зажал...

Он повернулся к Хло.

— Это просто удивительно — до чего дошел разврат: малолетним на руки отпускают винище в долг...

Он грозно уставился на оборвыша.

— Так ведь?

Юный Хош испуганно замычал, стараясь не слишком открывать рот.

— Нет, нет, учитель! Что вы!

Он энергично затряс лохматой башкой, от чего упрятанные за щекой монеты дали о себе знать отчетливым стуком друг о друга и о зубы мальца.

— Не берите в голову! — пресекла наметившуюся было разборку Сестра Хло. — Я зайду в лавчонку и, если что, погашу этот должок. А ты, дружок, обслужи учителя...

Хош тут же зубами вытащил из горлышка бутыли залитую сургучом пробку и, поднатужившись, воздви! бутыль перед своим покровителем. Потом, покосившись на гостью, приволок из задней комнаты стакан — предмет, с его точки зрения, совершенно излишний при потреблении спиртного.

— Ты позабыл про леди! — наставительно прогудел маг, и на стол был поставлен второй стакан — такой же пузатый и мутный, что и первый.

Маг попробовал наполнить емкость гостье, но одолевший его в этот миг рукотряс сделал эту задачу практически невыполнимой. Ученик мага пришел на помощь своему учителю, и вдвоем они сумели-таки наполнить стеклянные емкости Хло вовремя прикрыла свой стакан рукой, и он наполнился не более чем на четверть. Зато Клайву Бродячему налито было «всклянь».

— Я думаю...

Взгляд мага прояснился, а глаза увлажнились. Не говоря худого слова, он опрокинул стакан в глотку и утер рот рукавом. Никаких тостов не предвиделось. Закуски тоже. Свой стакан Хло и не подумала даже подносить к губам. Она лишь бросила суровый взгляд на Хоша, и тот понятливо растворился в воздухе.

— Я думаю, — произнес Клайв, на глазах обретая силы и уверенность в себе, — что если твой клиент гарантирует... И, кажется, я догадываюсь, о ком идет речь...

— Ты правильно догадываешься, — заверила его Хло. — Но оставь свои догадки при себе. — Как я понимаю, ты принимаешь предложение.

— Принимаю... — задумчиво кивнул маг. — Список моих должков — у тебя. Как только они будут оплачены и как только...

— Согласна, — оборвала его Хло, вставая из-за стола. — Считай, что это будет задатком. А деньги на обзаведение новым хозяйством получишь только после того, как расскажешь все, что знаешь о пришлом мальчишке. И никаких «но»! Составь смету — и не проявляй при этом излишней фантазии. Будь готов. Еще до сумеречной поры я снова буду здесь.

— Заметано! — мрачно прогудел маг.

* * *

Рус не без труда проглотил последние капли травяного настоя, который столь горячо рекомендовал ему Кайл Васецки. Похоже, что усталость это снадобье снимало не хуже, чем продукты хитроумных изысканий лучших фармацевтических фирм Федерации. Таковые имелись в наборе, которым Руса предусмотрительно снабдили адепты проекта «Страж». Но меньше всего на свете ему хотелось сейчас грызть ампулы и глотать таблетки из этих красивых пластиковых упаковок, вшитых в пояс его комбинезона и в дополнительные клапаны рюкзака.

Он сложил прочитанные им листки снова в аккуратную стопку и принялся перечитывать, теперь уже останавливаясь на тех из заметок, набросанных убористым, разборчивым почерком Кайла Васецки, которые привлекли его наибольшее внимание.

«Не стоит думать, что Мир Молний — это планета, — писал Находящий Пути. — Пусть даже очень необычная, но — планета... Это вовсе не так. Ну хотя бы потому, что планетами астрономы привыкли считать некие тела, которые, может быть, и находятся в разных со старушкой Землей весовых категориях, но в категориях как-то сравнимых... И тела эти благопристойно вращаются по устоявшимся, стабильным орбитам вокруг какого-нибудь приличного центрального светила. Иногда — друг вокруг друга. Что совершенно не характерно для тела, которое принято называть Миром Молний.

Мир Молний обходится без центрального светила и без каких бы то ни было спутников. И сам ничьим спутником не является. Это — космическое тело размером с Юпитер и с силой тяжести на его поверхности, лишь на десятые доли превышающей один грамм, с атмосферой, состав которой у поверхности близок к составу атмосферы Земли. И движется это космическое тело в межзвездном пространстве, подчиняясь не изученным еще закономерностям, управляющим его взаимодействием с силовыми полями — гравитационными, электромагнитными, гарфилдовскими. Предсказать его траекторию хотя бы на несколько недель вперед для теперешней науки — задача пока невыполнимая.

Я придерживаюсь того мнения, что движение этого небесного тела управляется либо некогда заданной программой, либо скрытым от нас разумом его создателей. Да-да, я считаю Мир Молний искусственным образованием, созданным для не совсем понятных нам целей так называемыми Предтечами.

Косвенно мое мнение подтверждает тот факт, что Мир Молний существует в неком стационарном режиме уже сотни тысяч лет. При этом не только не испытал столкновений с другими крупными космическими телами и не был «проглочен» какой-либо звездой, но даже и не приближался к звездам или другим источникам разного рода излучений настолько близко, чтобы это значительно изменило тепловой режим его атмосферы.

Но есть и прямые подтверждения этого мнения. Они, впрочем, доступны лишь для исследователей, работающих на самой поверхности планеты, под ее многочисленными облачными слоями.

Прежде всего — наличие огромного количества артефактов Предтеч. Их количество здесь в сотни и тысячи раз превышав все то, что собрано в коллекциях или ходит по рукам в остальных Мирах, «инфицированных» следами деятельности Предтеч, — на Джее, Шараде, Квесте. Спектр этих артефактов широк — от нанороботов, обнаруживаемых только под микроскопом (да и то не под всяким), до гигантских комплексов достигающих геологических размеров.

Стремительно вращающееся, заряженное «внутреннее ядро» Блуждающей Планеты. В моем понимании это — источник той энергии, которая через переменное электромагнитное поле не только согревает и освещает Мир Молний разрядами, постоянно тлеющими в его фотосфере, но и питает всю эту разнообразную машинерию. (Странно, что только совсем недавно, где-то уже в современном поколении, к использованию этого дарового источника стали подключаться местные жители — все больше становится ветряков и речных мельниц. Зато появляются самодвижущиеся повозки — деревянные телеги на электрической тяге... Магам, видно, не удалось удержать в полной тайне свой «маленький секрет» — секрет того, что, для того чтобы соорудить в любой кузнице свой «вечный двигатель», требуются лишь кусок намагниченного железа и достаточное количество проволоки.)

Притом — и это отличительная черта артефактов этого Мира — оставшаяся от Предтеч уйма устройств и механизмов действует в Мире Молний как единая система. Может быть, заброшенная, давно разрегулированная, но все еще работоспособная и реагирующая на внешние воздействия система.

Именно она и обеспечивает существование в этом Мире феномена магии. Псевдомагии, всегда добавлял бы я. Но термин устоялся...»

Рус пригубил простой воды и с сомнением посмотрел на дымящийся горшочек с каким-то новым настоем, который успел поставить перед ним заботливый Сонни. Потом взял из стопки следующий листок и попытался сосредоточиться на его содержании.

«Мне придется упрощенно излагать свою концепцию магического, — писал Кайл Васецки. — По причине того, что даже в таком виде она достаточно сложна для неподготовленного читателя (каким, вероятно, вы и являетесь).

Магию, вообще говоря, усердно пользовали все кому не лень: и просто сказочники, и писатели-романтики, и мудрецы, и шарлатаны. Как литературный прием. Заниматься всерьез ее практическими аспектами всегда было уделом и привилегией лиц со, скажем так, своеобразно организованной психикой. По крайней мере, таково общепринятое мнение.

Попробуем взглянуть на дело с другой стороны. Для этого неплохо определиться в терминах. Хотя бы в одном — в самом значении слова «магия». Ее определения, что можно найти в энциклопедиях и справочниках, довольно схожи. Попробуем вычленить главное в них.

Во-первых, магия — это некая способность. Дар. Способность необъяснимым для простых смертных способом воздействовать на ход событий, происходящих в окружающем нас мире.

Во-вторых, само это воздействие может носить принципиально разные формы.

Либо оно имеет нормальные причинно-следственные связи, которые вполне вероятны и только тем и отличаются от других, что соответствуют тому заказу, который был сделан в форме магического действия. Назовем это управлением вероятностью исхода событий. Дюма, один из популярных литераторов древности, писал по этому поводу: «На Востоке, чтобы быть великим химиком, надо уметь управлять случайностями — и там это умеют».

Либо сами изменения, вызываемые в природе магическим воздействием, совершенно невероятны, носят характер чуда. Это отнесем к волшебной магии. Отдельно помянем о мантике — искусстве гадания и предсказания, то есть тоже об определенном наборе воздействий на окружающий мир, последствием которых является получение логически непредсказуемых знаний о том или ином моменте будущего.

В-третьих, магия — это некое знание. Так или иначе, такое знание систематизировано и имеет своих адептов и хранителей. И является знанием тайным. Заметим, что обладание подобным герметическим знанием, как правило, подразумевает то, что за знание это положена определенная плата: некое изменение структуры личности овладевшего магией — возникновение у него не свойственных обычному человеку стремлений и исчезновение (или запрет) других качеств.

Итак, говоря о магии, будем помнить ключевые слова: способность — необъяснимость — чудо — знание — тайна — трансформация личности. Лично мне импонирует краткое, довольно субъективное определение, которое дал магии мыслитель конца второго тысячелетия н. э. Еськов: «Магию — здесь и далее — я определяю просто как способ непосредственно воздействовать при помощи информационных объектов на объекты вещественные».

Посмотрим, как эффекты магии могут быть получены без всякого нарушения законов природы. Простейший случай: в руках у мага — палочка. Обычная палочка. Допустим, стеклянная. Что произойдет от того, что маг трижды взмахнет ею и произнесет некие слова-заклинания («абракадабра», к примеру). В условиях обычного жилого помещения — ровным счетом ничего. Однако предположим, что дело происходит не в простой комнате, а в комнате, специально оборудованной: за событиями в комнате наблюдает скрытая телекамера, соединенная с компьютером, распознающим образы. Для компьютера троекратное поднятие палочки (именно той, трехмерное изображение которой введено в его память) в сочетании с соответствующим звуковым сигналом является сигналом для включения голографического проектора — тоже скрытого).

И в комнате перед ожидающими чуда зрителями чудо и происходит — им является, скажем, дух Наполеона Бонапарта. Или (при включении другой программы) «сам собой» начнет передвигаться какой-нибудь предмет. Для того не предназначенный. Или запустится еще какой-нибудь процесс. Например, молния поразит того, на кого маг укажет той самой палочкой.

Вы скажете мне: «Да какая же это, к черту, магия?! Это жульничество! Всего-навсего обычный фокус!» Но ведь условие, звучащее в определении — «способ непосредственно воздействовать при помощи информационных объектов на объекты вещественные», — внешне соблюдено. Если у вас нет специальной аппаратуры, вы не сможете разубедить аудиторию в том, что воздействие-то было далеко не непосредственное! А во-вторых, я вас предупреждал, что говорю о той магии, с которой мы сталкиваемся в Мире Молний (а также на Джее, Шараде, Квесте). То есть о псевдомагии. Или, как предпочитают говорить некоторые, о техномагии.

Так вот, в двух словах: Мир Молний это и есть та самая «специально оборудованная комната» размером с огромную планету. Комната, в которой обычные предметы, изготовленные из самых обычных материалов, могут становиться магическими, и, обращаясь с ними надлежащим образом, вы можете творить различные чудеса — добрые и злые, большие и малые... Причем, сколько бы вы ни изучали эти волшебные палочки и магические жезлы, в них самих вы не обнаружите ничего необычного.

Потому что они — только сигнальные устройства. Сами по себе так же беспомощные, как клавиши компьютера — без компьютера. А реализует магию огромное количество скрытой, а часто даже и не скрытой вовсе машинерии, которую тут — в Мире Молний — найти-то легко. Достаточно только, как говорится, ногтем поскрести. А вот по-настоящему трогать все это опасно. Поэтому и решаются на это лишь немногие.

Самое смешное заключается в том, что большую часть всей этой супертехнологии мы просто не замечаем. Не признаем чем-то искусственным, имеющим определенное назначение. Так же как первобытный человек просто не узнал бы изделие рук человеческих в каком-нибудь автоматическом радиобуе. Ну, принял бы за причудливую ракушку или кусок камня. Наших познаний хватает на то, чтобы заподозрить в гигантских кристаллических слоях, прорезающих толщи скальных пород, системы обработки сигналов на квантово-механическом уровне. Я могу в пробе аэрозоля, зачерпнутой из облака Мглы, под электронным микроскопом разглядеть мириады упрощенных наномеханизмов. Но все это только потому, что земная наука уже создала нечто подобное. Если вспомнить, что возраст цивилизации Земли исчисляется единицами тысяч лет, а возраст цивилизации Предтеч — по оценкам специалистов — на два порядка больше, то мы в состоянии распознать всего лишь считанные проценты от всей той машинерии, что окружает нас в этой «комнате».

Разумеется, то, что я утверждаю здесь, — большое упрощение. Мир Молний не создан злыми богами только для того, чтобы водить за нос представителей разумных рас, свезенных сюда со всех концов Галактики. Миф о Магии — это не более чем побочный продукт того процесса, который уже десятки тысяч лет идет, как мне кажется, без всякого вмешательства тех, кто его запустил. Ясно, что одна из целей этого процесса была — направленное изменение разумных существ, их приспособление к выполнению каких-то нам неведомых задач...»

Рус позволил себе слегка улыбнуться. Оказывается, Кайл Васецки здесь, в одиночку пришел примерно к тем же выводам, что и коллективы целых институтов Спецакадемии, с выжимками из отчетов которых ему пришлось ознакомиться в период подготовки к заброске в эти края.

Еще пара листков. Это — резюме Васецки по материалам изучения народов Сумеречных Земель. Тут, пожалуй, Находящему Пути не было равных там — по ту сторону Небес. Описания отдельных рас, населяющих этот край, — довольно увесистые стопки бумаги — он отложил в сторону — для глубокого изучения. Перечитал лишь листки по разделу «Носители Дара».

«Я уже писал выше, — прочитал он, — что Мир Молний, по моему мнению, был создан как некий завод-лаборатория, осуществляющий невероятно сложный процесс. Это процесс получения мыслящего, работоспособного „материала“. „Материал“ этот предназначен для неизвестных нам целей. Возможно, для заселения пригодных для жизни планет. (Это, конечно, только предположение, не более.)

Я предполагаю также, что уже давно контроль над этим процессом утрачен, искать смысл в том, что происходит в Мире Молний сейчас, вряд ли целесообразно. Скорее всего, Джей и Шарада были параллельными или вспомогательными «филиалами» этой «лаборатории». Трудно сказать, почему мы нигде не видим самих хозяев этих грандиозных полигонов. Не буду перечислять здесь гипотез о дальнейшей судьбе Предтеч — им несть числа.

Ясными мне представляются лишь два момента, связанных непосредственно с моей собственной судьбой.

Во-первых, Предтеч не устраивал «любой» материал для работы. Кроме разума, он должен обладать еще некоторыми специфическими особенностями. Точный их — этих особенностей — список мне не известен. Ясно только то, что среди них обязательным является наличие Дара — способности мозга, а точнее, сознания «кандидата» взаимодействовать с какими-то компонентами «магической» машинерии, сознательно использовать их.

Во-вторых, в число «кандидатов» никогда не входят аборигены, относящиеся к виду homo sapiens. Вербует Мир Молний исключительно Пришлых.

Что до качеств, необходимых для попадания в число «избранных», то они обнаруживаются системами распознавания Предтеч в ходе так называемых Испытаний, которые выбранные для этого «кандидаты» проходят, сначала попав в такую же ловушку, в которую попали я и мои друзья, столкнувшиеся с феноменом «Джейтеста». Видимо, это не единственный способ проведения «приемных экзаменов». Дальше подготовка и новые серии Испытаний ждут избранных уже в самом Мире Молний.

Мне долгое время было непонятно, почему отбор «кандидатов» на Испытания происходит только из Пришлых. Почему вербовка их осуществляется всегда «на стороне», в далеких Обитаемых Мирах, а не среди достаточно большой популяции людей, прижившихся в Сумеречных Землях. Собранный мною материал указывает на две причины этого.

Людское население Сумеречных Земель составляют потомки оставшихся здесь на вечное жительство «провалившихся» кандидатов. Тех, кто, может быть, и прошел первую стадию Испытаний, но не показал нужных качеств на последующих этапах. По-видимому, способность обладать Даром предопределена генетически, а если и возникает самопроизвольно, то крайне редко. Поэтому поиск ее среди потомков «неудачников» лишен смысла.

Вторая же причина состоит, по-видимому, в том, что у живущих в Мире Молний на протяжении нескольких поколений происходит весьма характерное изменение иммунной системы. Они становятся неспособны к образованию симбиоза с нанороботами, которыми все среды Мира Молний — и его почвы, и воды, и воздух — насыщены гораздо сильнее, чем почвы, воды и атмосфера любой из планет Обитаемых Миров — микроорганизмами.

А именно такой симбиоз и обуславливает переход Дара из потенциальной возможности в реальность. Вне Мира Молний зачатки такого симбиоза возникают у тех, кому приходится часто соприкасаться с «предметами магии» — вещественными следами пребывания Предтеч в ряде Миров, населенных много позже людьми. Я не стану останавливаться на описании тех изменений, которые происходят при этом в физическом организме носителей Дара и в их душах. Это достаточно тяжелая для меня тема по чисто личным причинам. Напомню только слова, сказанные мною в другом месте этих записок, о том, что платой за овладение магией является «некое изменение структуры личности овладевшего магией — возникновение у него несвойственных обычному человеку стремлений и исчезновение (или запрет) других качеств». Для меня это не пустые слова.

Организм же здешних аборигенов приучен отторгать внедряющихся в него микрокиберов. Думаю, что к счастью этих людей.

Между тем Мир Молний вовсе не уничтожает накапливающийся в нем «мусор». Мало того, не способными к управлению «магическими» процессами являются не только отдельные люди, но и целые расы разумных существ, родоначальники которых явно были завезены в Мир Молний «со стороны».

Однако на планете поддерживается (в отдельных ее регионах, по крайней мере) такой диапазон природных условий, в котором эти «неудачники» могут существовать более или менее сносно. Тут снова открывается поле для догадок. Возможно, разгадка проста — с исчезновением Предтеч эти народы остались попросту без присмотра, а деятельность их никак не угрожала системам, обеспечивающим работу исполинского механизма Мира Молний.

А возможно, этому Миру требуется материал для экспериментов — биологических и социальных в нашем понимании, — результаты которых когда-то использовали Предтечи, а теперь они стали пустым «информационным шумом».

Я упорно твержу здесь о том, что создатели этого гигантского исследовательского комплекса давно канули в Лету, что мы столкнулись с бессмысленной и неразумной машинерией, продолжающей действовать в силу инерции своего астрономически огромного организма.

Похоже, я сам себя хочу убедить в этом.

Потому что мне не хочется верить в то, что все, с чем мне пришлось столкнуться, имея дело с «наследием Предтеч», настолько несовместимо с человеческим понятием о Разуме, что, окажись я не прав, это означало бы, что душа и разум вовсе не то, что мы о них думаем.

Ну как если бы я вдруг узнал, что моя мать была ведьмой или каким-нибудь другим гостем из преисподней.

Впрочем, я сбиваюсь на дневниковую лирику».

Странно, но именно после того, как Рус наткнулся на эти — наверное, невзначай, — в минуту усталости сорвавшиеся с пера Находящего Пути — совсем не похожие на весь остальной высокоумный текст строки, он стал как-то лучше понимать до сих пор совершенно чуждого ему человека Кайла Васецки.

Он отодвинул от себя бумаги, поднялся из-за стола, подошел к узкому, под самым потолком расположенному окну. Через него были видны только близкие вершины гор и начинающие угасать Небеса над ними. Так похоже на земной вечер. И так не похоже...

— Вас не утомила возня с бумагами? — раздался за его спиной голос Кайла Васецки. — Рекомендую прерваться и прогуляться перед сном. Если не возражаете, Сонни снова присоединится к вам. Он не замучил вас вопросами этим утром?

— Нет, что вы... — улыбнулся Рус, поворачиваясь к стоящему в дверях хозяину. — Смышленый мальчишка. Слушает больше, чем говорит. А когда говорит, то вопросы задает осмысленные. Вы, должно быть, ему хорошо объяснили все про жизнь там — в Обитаемых Мирах. Он про тамошние дела меня расспрашивал так, словно сам там родился.

— Сегодня ложитесь спать пораньше, — посоветовал Кайл. — Завтра с утра мы немного займемся вашим Даром. Надо посмотреть, чем вы уже овладели. Это иногда бывает утомительно...

* * *

Посланец спешился у постоялого двора и кивнул вышедшему к знатному гостю дворовому конюху в знак того, что вверяет коня его заботам. Это безмолвное распоряжение он подкрепил монеткой с отчеканенным на ней профилем государя Тана Алексиса. Слуга поймал серебро на лету и не мешкая повел послушного жеребца в стойло. Проходить в приземистое здание «Дракона и Короны» Посланцу не потребовалось — хозяин сам выкатился навстречу редкому в такой сезон гостю «из благородных» и принял из рук гостя плату за пару суток постоя в лучших покоях своего заведения.

Подниматься в покои эти сам Посланец не стал, распорядился снести туда свой необременительный багаж, и покинул пределы постоялого двора и подозвал кемарившего неподалеку рикшу. Тот бодро покатил долгожданного клиента по утопающим в тени развесистых деревьев Старым аллеям. В районе Рыночных переулков рикша был вознагражден за свой труд и отпущен на все четыре стороны. Посланец же неторопливой походкой двинулся по прихотливо извивающимся — улочкам, не вызывая особого интереса у редких встречных пешеходов.

Ему не слишком долго пришлось совершать свой путь в одиночестве. Из скрытой в тени ниши в стене древнего особнячка выскользнул и как ни в чем не бывало зашагал рядом с ним некто невысокий и крепко сбитый. Судя по его наряду, был этот некто из торгового сословия и был он, скорее всего, не слишком богат.

— Граф Черни просил напомнить вам... — начал «некто», не тратя времени на приветствия и упражнения в красноречии.

— Я помню, что граф ждет меня в своей городской резиденции, — оборвал его Посланец. — Мне потребуются твои услуги, Месс. Твои и твоих людей.

— Я это уже понял, как только получил ваш вызов, Князь... — отозвался поименованный Мессом тип.

— Сейчас я направляюсь в «Кофейню двух ветров». Там у меня назначена встреча с одной особой. Так вот, постарайся взять эту особу под колпак. Мне необходимо знать обо всех ее действиях и особенно обо всех ее контактах. И постарайся держать меня в курсе всего этого. По крайней мере, пока я нахожусь в городе. Это все.

Месс согнулся в полупоклоне, демонстрируя полную готовность исполнить поступившее распоряжение. После чего свернул в ближайший переулок и растаял в нем, не попрощавшись, точно так же как и возник, не поздоровавшись.

* * *

— Конечно, хорошо, что вы оказались наделены тем же Даром, что и я, — согласился Кайл со словами своего гостя. — Так мы будем лучше понимать друг друга. И хорошо, что ваши способности быстро прогрессируют в здешних условиях... Все это хорошо.

Он задумчиво ковырнул каменистый грунт под ногами темного дерева посохом. Посох, видно, полагался ему по чину — вместе с полудюжиной других точно таких же он постоянно пребывал в специальной, укрытой от дождя отдельной крышей стойке у ворот монастыря. Подслеповатый и дряхлый страж этих ворот никогда не забывал с поклоном вручать сей почетный атрибут Кайлу. Тот обычно тут же доверял тяжеленную палку Сонни и сам шел налегке.

Хозяев остальных шести «жезлов» Рус не видел. Возможно, их и не существовало больше в природе. По крайней мере, в Мире Молний. Монастырь казался Русу заброшенным и вымершим. Это, конечно, было не совсем так. Временами звонили колокольчики в почти игрушечных башенках-пагодах по углам тесного монастырского дворика. Временами, пока Рус изучал вороха записей, которые ему не уставал подкидывать хозяин, с кем-то разговаривал во дворе Сонни. Временами откуда-то долетали запахи дыма и кухни — да и готовил Кайл пищу себе и гостю отнюдь не сам.

Только к концу своего первого дня пребывания в монастыре Рус понял, что его нынешнее пристанище проходит по ведомству Донг-ин-Донга — Грустного Бога Иных Мест. Что ж, обитель Беглец себе выбрал подходящую. Что до статуса, которым Находящий Пути обладал в этом тесноватом оплоте Пестрой Веры, то для Руса это оставалось неизвестным. Руководил ли Васецки монастырской жизнью или какой-то ее частью? Являлся ли просто гостем монастыря? Кайл не торопился затрагивать эти темы в своих разговорах с гостем.

Сегодня пресловутый посох, однако, использовался по назначению — Находящий Пути тяжело опирался на него при ходьбе. Он показался Русу неожиданно постаревшим за прошедшую ночь. Что-то явно давило Кайлу на душу.

— Все это хорошо, — повторил он и поднял глаза на Руса. — Правда, у всего этого есть и другая сторона...

— Я помню... — отозвался Рус. — Я прочитал ваши слова о том, что за овладение магией приходится платить...

Кайл продолжал задумчиво смотреть на него.

— Вы верно вспомнили мои слова, — произнес он. — Но сейчас я имел в виду не это...

Он снова устало оперся о посох и двинулся вперед.

— Вы понимаете, что означает появление в Мире Молний двух обладателей одного и того же Дара?

— Признаться, я не очень-то в курсе такого рода примет, — пожал плечами Рус.

Они молча прошли еще несколько метров по направлению к монастырю.

— Смена состава, — наконец объяснил Кайл. — Смена состава Пятерки. Я должен уходить, оставив вам свои полномочия... Не сразу, конечно. Сначала мы должны выполнить свой долг перед Обитаемыми Мирами. А вот затем... Затем, если все мы уцелеем... В этом случае я должен буду ввести вас в курс дел Совета Пятерых. Я, видите ли, являюсь его неформальным... м-м... блюстителем, что ли... Для этой роли надо также подобрать кандидата... Все это займет некоторое время...

Рус недоуменно воззрился на Находящего Пути. Оба они снова остановились.

— Куда это вы собрачись уходить? — недоуменно спросил Рус. — У меня нет ни малейшего желания...

— К сожалению, — угрюмо усмехнулся Кайл, — этот Мир не имеет привычки спрашивать нас о наших желаниях. Вас интересует, куда придется податься мне? Я думал, вы лучше изучили те места в моем меморандуме... И в тех записях, что я дал вам сейчас, тоже... Те места, которые касаются Пятерых и их судеб. Тот, кому Мир Молний дает Знак, претерпевает Изменение и уходит дальше по Тропе Испытаний. Вам надо расшифровать эти иносказания.

— Знаете, — сказал Рус, — я во всем предпочитаю ясность.

Кайл снова усмехнулся невеселой усмешкой.

— Мне снова предстоит потерять немного себя, господин Рядов. Уйти в другой Мир, где я уже буду не вполне человеком. И служить своим Даром кому-то или чему-то, кто уж точно людьми не являются. В противном случае мне придется вступить с вами в борьбу за то место, которое я сейчас занимаю среди Пятерых.

— Я не собираюсь сражаться с вами! — уже с откровенным раздражением прервал его Рус. — Как только я выполню свое задание, как только я узнаю судьбу Эла, вытащу его отсюда, я немедленно — не-мед-лен-но, слышите! — уберусь из этих райских мест! Откуда вы вообще взяли все это? Вычитали в древних рукописях?

— И в них тоже, — спокойно отозвался Кайл. — А еще — по мере того, как Дар овладевает тобой, — бывают сны, в том числе и сны наяву. И видения. И гости к тебе приходят оттуда, где тебя ждут. Приходят и торопят... У меня, правда, еще есть возможность — сделать пас в сторону. Но это тоже нелегкое решение.

— На этой милой планетке не существует легких решений! — зло бросил Рус. — Вам что, придется скрываться от повестки в ад где-то в окрестностях преисподней?

— Нет.

Кайла, похоже, немного развеселил этот всплеск эмоций.

— Почему же... Мне просто предложено занять место Неназываемого.

Рус в очередной раз недоуменно воззрился на Находящего Пути.

— Это пока неофициальное предложение, — задумчиво произнес Кайл. — Так, хорошо организованная утечка информации. Каста Проводников собирается избавиться от Кристофера Денджерфилда. А Квинт — добрая душа — порекомендовал им мою кандидатуру. Но сделаться членом Касты — судьба не из легких.

— Квинт? — наморщил лоб Рус. — Это тот человек, от которого я должен был передать вам привет?

— Именно, — подтвердил Кайл. — Должны были — и передали. Квинт — это мой наставник, Человек Леса. Так, оказывается, называют себя те из Проводников, что постоянно присматривают за положением дел на Джее. Я не знал тогда, что Квинт — Неназываемый. И что он курирует меня с детских лет. Так же, как человек по имени Лорх курировал вас и Эла.

— Лорх?! — Рус снова вскинул на Кайла удивленный взгляд. — Лорх — в Касте? Он же работник Спецакадемии... Работает на Федерацию...

— Если Спецакадемия и Директорат Федерации считают, что дела обстоят именно так, — пожал плечами Кайл, — то я не намерен им мешать.