Я шагнул из своей «оперативной» подворотни в людскую толпу, суетливо текущую в сторону метро. Это зыбкое, но упорное течение понесло меня, словно щепку, будто за несколько часов, проведенных в «ином» мире, я совершенно разучился принимать осознанное участие в отлаженных коллективных процессах. Но, в конце концов, я взял себя в руки…

Метрополитен исправно трудился, переваривая толпу в своей бетонной утробе. Я покорно влился в это прожорливое чрево, и только уже на эскалаторе сообразил, что лучше было бы поймать машину, учитывая мои полные денег карманы…

Я рассчитывал застать Кеглю у себя в квартире, хотя не был абсолютно уверен, что попал в нужную реальность, и он меня тут дожидается. Наверно, стоило сначала позвонить, но я уже был почти рядом с домом.

Оказалось, я не напрасно беспокоился – Кегле дома не сиделось: я увидел его на перекрестке Чернышевского и Кирочной. Он как раз переходил улицу, опасливо озираясь по сторонам. В наше время осторожность, конечно, нелишняя добродетель, но переходил Виталик на зеленый, так что мог бы вести себя и поспокойнее. Я окликнул его, и он застыл посреди улицы как столб, несмотря на то что зеленый глаз светофора уже прощально мигнул и потух. Кегле самое время было поторопиться, если уж он так осторожничал на дороге. Я стоял, поджидая его на углу перекрестка. Раздраженный водитель, которому Кегля преградил путь, яростно надавил на клаксон. Кегля вздрогнул и обернулся на взревевшую автомобильную реку, которую он почти миновал. Я помахал ему рукой, но на него это подействовало так, будто в моей руке он разглядел, по меньшей мере, гранату. Вызвав омерзительный рев гудков, Кегля метнулся обратно – на противоположную сторону улицы. Рискованно лавируя, он прорвался сквозь поток машин и нырнул в ближайшую подворотню.

«Видно, тут мы с ним здорово не ладим», – удрученно подумал я.

* * *

– Не надо… – помотал головой Кегля: понуро скукожившись на стуле, он своим отчаянно-жалостным видом напоминал пойманного в ловушку зверька. В баре было довольно людно, и Виталик нашел себе не самое укромное местечко, так что я без труда его тут обнаружил.

– Что – «не надо»? – поинтересовался я, прикурив сигарету и усевшись напротив.

Хоть я и разыскал его, руководствуясь исключительно охотничьим чутьем, охотником я стал непреднамеренно и уж точно не планировал набить из Кегли чучело. Поэтому его реакция меня скорее позабавила, чем разжалобила. Что мне было делать? На мои настойчивые звонки он не отвечал – вот и пришлось пуститься по следу, благо заповедные тропинки подобного рода «млекопитающих» были мне известны.

Вместо ответа Кегля покосился куда-то вбок – видимо, просчитывал, можно ли проскочить мимо меня к дверям. И, судя по выражению его лица, скрупулезные расчеты траектории надежд Виталика не оправдали.

– Зачем тебе это? – уныло спросил он, глотнув из своего стакана какой-то желтоватой субстанции, и подобострастно заглянул мне в глаза. Его взгляд был мутным, но искренним.

– Что – «это»? – снова повторил за ним я. – Чего ты от меня бегаешь? Что случилось?

– Действительно… – пожал он плечами. – Ты всего лишь убить меня хочешь. Чего я от тебя бегаю!..

– Ты спятил?

– Я спятил?

– Ты гонишь… – Я пощелкал пальцами у него перед носом, прельстившись расхожим образом психиатра. Виталик в испуге отдернул голову.

– Это ты гонишь… – подозрительно сощурился он. – Скажешь, ничего не было?

Кажется, мы оба были настроены списать инцидент на тлетворное влияние «окружающей среды».

– Чего не было? – уточил я.

– Еще утром ты гонялся за мной с пистолетом.

– Вот как?.. – задумался я. – Ты уверен?

– Еще бы!

– Расскажи…

Кегля некоторое время смотрел на меня испытующе и, видимо, пришел к выводу, что влияние окружающей среды не единственный фактор, способный испортить наши отношения. Одновременно та же мысль пришла в голову и мне. А ведь я мог бы сразу сообразить, что тут произошло, опыт-то у меня был приличный…

– Ты в меня стрелял, – обиженно заявил Кегля.

– Ты же знаешь, что это не я.

– Возможно, – согласился он. – Но мне от этого не легче.

– Ну, теперь-то легче? – улыбнулся я.

Виталик всхлипнул, смахнул слезу и залил в себя остатки желтоватой субстанции.

– Ну-ну… – похлопал я его по плечу, опасаясь, что сейчас мне придется принимать приступ истерики, а я был неумелой повитухой в подобных делах. Но Виталик уже взял себя в руки. Он тряхнул головой, помахал рукой официантке и заказал себе еще порцию текилы. Я последовал его примеру и сразу же расплатился – и за себя, и за Кеглю, дабы избежать его обычной практики «сводить счета».

– Деньги? – удивился Виталик.

– Полно… – кивнул я и показал ему толстую пачку купюр, собранных на улицах родного города.

– Клад нашел? – ухмыльнулся Кегля: он явно уже оправился от удара многоликой судьбы.

– Вроде того.

– Бабки Гельмана?

– Нет.

– Нет?

– Я был у нас… там, где крестные ходы.

– И как?

– Как видишь – деньги прямо на дороге валяются.

– Здорово.

– Да уж конечно… Только не думаю, что это продлится долго. Они там вообще на мирскую суету забили: к вечной жизни готовятся. Скоро, наверно, переедут.

– Куда?

– На небеса, куда же еще.

– Что, действительно так все серьезно?

– Серьезней некуда, можешь мне поверить – там все по-честному, не то что тут… Да я и сам чуть было не остался.

– Шутишь?

– С трудом вырвался, – усмехнулся я. – Очень уж соблазнительная атмосфера… Ну так что у тебя здесь случилось? Выкладывай.

Виталик тяжко вздохнул:

– Проснулся утром – тебя нет. Пошел прогуляться… Только из дому вышел, смотрю – ты навстречу. Ну, я обрадовался, конечно, иду, улыбаюсь… А ты вдруг вынимаешь ствол и… Народ вокруг разбегается, а я стою, как идиот, и думаю, что это шутка.

– И что?

– Ты сказал: «Давай сюда брелок, сука…» – и выстрелил…

– Я промазал?

– Думаю, нарочно. Но я перепугался всерьез… Потом из подворотни тачка вырулила, прямо между нами, ну я и воспользовался моментом… Ломанулся назад и за угол… Бежал от тебя, как от чумы, не оглядываясь. Потом снова выстрел за спиной услышал… И мимо моей щеки что-то нежно так просвистело, будто пискнул кто-то на ухо.

Виталик смолк: похоже, слишком глубоко погрузился в свои наполненные адреналином воспоминания.

– А дальше что? – вывел я его из оцепенения.

– Дальше?.. – встрепенулся он. – Дальше я бежал, и бежал, и бежал… Пока не столкнулся с каким-то мужиком, который меня подрезал.

– На машине?

– Да нет, пешком.

– А я тебя не догнал?

– Нет… Ты уже давно отстал, наверно. Я очень долго бегал.

– Ясно.

– Он ведь умер… – неуверенно заметил Виталик.

– Ты тоже… – напомнил я.

– Значит, все-таки еще одна реальность?

– Мы же с тобой это обсуждали… Когда я в прошлый раз с Ольгой встретился – она совсем не такая была, как… Сегодня я в этом окончательно убедился, так что можешь не сомневаться – есть еще одна «ветка». И, боюсь, не самая пушистая, судя по тому, что со мной там сделали, – кивнул я на свою перевязь.

– Думаешь, он поэтому и гонялся за мной с пистолетом?

Я пожал плечами.

– По идее, влияние его реальности не должно на нем сказываться… хотя я теперь ни в чем не уверен. Даже в себе.

– Ты меня так лучше не пугай, – покачал головой Виталик. – Мне от тебя деваться некуда – сам видишь…

– Не волнуйся, я совсем не агрессивен – у нас там вообще народ умиротворенный.

– Что делать-то будем? – помолчав, тревожно взглянул на меня Кегля. – Ты знаешь, я тут подумал… и понял, что нельзя нам больше сложа руки сидеть. Ведь мы одни здесь понимаем, что у нас проблемы, но проблемы-то не только у нас…

Готовность Виталика ступить на героическую стезю «спасителей человечества» меня, конечно, умилила, но скептической усмешки не вызвала, поскольку параллельные морально-нравственные процессы давно успели свить себе гнездо в моей собственной голове, так что я и не пытался возражать…

Однако чем мы располагали для подобного демарша? Инструментальной базой в виде магического приспособления, висевшего на моей шее? Это приспособление обладало сомнительным достоинством, позволяющим кочевать с ветки на ветку болезненно разветвившейся реальности, и что с того?…

– Помнишь, Ирка говорила, что нашла медальон в моем тайнике, и я тогда удивился? – спросил я.

– Удивился?

– Ну, мой дублер… Видимо, медальоны и сами по себе могут перемещаться, если их без присмотра оставить. Иначе как это объяснить? Третий «я», который получил медальон от старика, спрятал его, а «второй» нашел. И сразу же коллекционером заделался… Жалко, что он бумаги сжег.

– Какие бумаги?

– Сопроводительные, – ухмыльнулся я, сделав хороший глоток текилы. – По-моему, нам нужно собрать все медальоны.

– Зачем?

– Во-первых, это просто логично – если на каждую реальность свой медальон приходится, то, возможно, собрав их вместе, мы что-то изменим: такая идея сама собой напрашивается. Ольга видела моего двойника почти перед самой его гибелью. Она говорила, что он очень хотел получить твой медальон – либо у него возникла такая же идея, либо он знал больше, чем мы… А он мог знать – у него же были те бумаги… Да и этот, «третий» – тоже, кажется, медальоны собирает: он же хотел у тебя «брелок» отобрать.

– Но у меня же нет!

– А откуда ему об этом знать? Он, как и мы, может только догадываться. Хотя знает он, наверно, больше всех, раз у него в тайнике бумаги были припрятаны.

– Так он же… Это ведь он, наверно, медальон из могилы выкопал?.. Больше вроде некому, если три реальности… Или это «я»?..

– Ты?.. Теоретически возможно… Только как бы «тебе» до медальона добраться удалось? Смотри! Один медальон – «мой». Если я куда-то перемещаюсь, то перемещаются и мои дубли. Твой медальон лежал в могиле. Третий – у Насима. Каким образом твой третий дубль мог навестить могилу второго? Допустим, воспользовался медальоном Насима… Ты ведь с моим медальоном свинтил тогда из ванной – значит, они взаимозаменяемы… Теперь… Что мы знаем о «Насимах»? Один вроде бы мертв. Про двух других нам ничего не известно. Надо бы еще разок во Францию позвонить… Ну, положим, попал в руки твоему дублю медальон Насима, и он добрался до «вашей» могилы. Тогда, по идее, ты бы тоже переместился в другую реальность, но ты ведь, кажется, никуда не перемещался после своих похорон? Кроме того случая, когда экспериментировал с моим медальоном… Получается, что твой дубль не мог забрать медальон из могилы. Его мог забрать либо Насим, либо мой дубль… либо вообще кто-то посторонний. Зачем кому-то постороннему лезть к вам, оборотням, в могилу – я себе плохо представляю…

– Я мог и не заметить, что перемещался, – возразил Кегля. – Ты ведь тоже поначалу не замечал… Или ночью, например.

– Мог, – вздохнув, согласился я: моя логика легко трещала по швам под давлением банальных неопределенностей. Неопределенностям вообще свойственно нарастать, как снежный ком, стоит только допустить хотя бы одну из них в рассуждения. А логике и в одной-то реальности сильно доставалось от диалектики, а уж трех для нее явно было многовато. Но я больше полагался на интуицию и в более связные времена. Логика ведь только ее служанка… хотя и не только ее.

– И все же это маловероятно, – рассудил я, заглушая сомнения текилой. – В любом случае, надо бы навестить этого охотника, который тут пальбу устроил…

– Что-то мне не хочется, – поежился Кегля.

– Я тебе и не предлагаю, – пожал я плечами. – Но помни – если я отсюда убываю, то кто-то прибывает…

«И кого же я, в таком случае, навещать-то собираюсь?» – сообразил я.

– Придется мне тогда на это время где-нибудь укрыться, – параллельно поделился своими заботами Кегля. – Хотя от тебя трудновато укрыться…

«А может, оно и к лучшему, что меня не будет дома, когда я заявлюсь к „себе“ в гости? – продолжал соображать я. – Наверно, не очень приятная вышла бы встреча…» Легкий холодок пробежал у меня по спине от этой шизофренической идеи…

И все же стоило рискнуть ради информации. Она ведь нынче самый ценный товар, или уже нет? Почем, интересно, можно сплавить хотя бы то, что мы с Кеглей знаем?.. И кому?.. И что нам, собственно, известно, если не брать в расчет тот наивный лепет, из которого мы с Виталиком сплели себе новую «концепцию» бытия, в котором теперь и обитали, как умели?..

Как бы паршиво ни был устроен этот мир, человеку почему-то всегда требовалось иметь при себе его сокровенную концепцию – пусть самую нелепую, лишь бы хоть как-то сходились концы с концами. И нелепости обычно громоздились в самых ключевых местах, там, откуда берут свое начало таинственные истоки бытия.

На самом деле человеку, естественно, хотелось бы видеть простую и ясную картину мира, но почему-то до сих пор ему так и не удалось добиться этой заманчивой ясности.

Подкупающий своей определенностью материализм, очень эффектно разгонявший поначалу туманы мистики, в погоне за ускользающим смыслом и сам постепенно втянулся в такую же недоступную простым смертным концептуальную мглу. Простым смертным оставалось только верить в него, не понимая уже почти ни слова из того, о чем вещают ученые, – точно так же, как раньше им приходилось верить в Бога, полагаясь на слова священников и оставляя на их разумение таинственную суть противоречивых, а иногда и попросту немыслимых догм. Но если каббалистические формулы физиков могли хоть как-то ограничить потоки домыслов, то чем ограничивались эти потоки в менее рациональные времена? Таким ограничителем могла стать разве что эстетика, и, вероятно, неспроста: красота теории – свидетельство в пользу ее истинности, так ведь? Во всяком случае, подобного мнения придерживался господин Каргопольский…

Когда-то люди взвалили свое мироздание на спины трех гигантских китов. Вряд ли это обрадовало несчастных животных, но определенная эстетика тут угадывалась. Я, собственно, всегда так и думал, что это лишь красивая картинка – потуги первобытных эстетов. А если обозвать эту картинку метафорой? Вроде вполне безобидное словечко, но насколько оно утяжеляет «конструкцию»… Форма, наполненная содержанием, – как, наверно, выразился бы Каргопольский… К метафорам Игорь Моисеевич относился более чем серьезно… Трудяги киты явно несли на себе еще и символическую нагрузку. «Наш с Кеглей» расколотый мир тоже ведь имел в своем основании некий «стихийный» триумвират, собранный печатью в кольцо. Только эти киты вдруг взбунтовались, и каждый рванул в свою сторону… Однако, в каком-то смысле, это действительно был только «Наш с Кеглей расколотый мир», поскольку все остальные его обитатели благополучно дрейфовали в избранных китами направлениях, не чуя беды, и только у нас беспомощно «разъезжались ноги» над пропастью. Откуда же тогда кому-то стало известно про «китов»? Из ночных кошмаров?.. Архетипы?

– Помнишь, я тебе про эксперимент и наблюдателя говорил? – спросил вдруг Виталик, понуро прокручивая на столе свой стаканчик с текилой.

– Смутно, – сознался я, удивляясь, как Кегле еще удается думать о всякой чепухе…

– Это нас напрямую касается, – укоризненно взглянул на меня Виталик.

– Какой еще эксперимент? – вздохнул я. – Типа мы с тобой лежим, пристегнутые к койкам с пучками проводов в головах? Очень заманчиво…

– Да я не о том, – отмахнулся Кегля. – Я тут про квантовую физику кое-что почитал…

– Молодец… И как? Легче стало?

– Кажется, наш случай вполне можно объяснить и с научной точки зрения, – заявил Виталик.

– С научной точки зрения? – скептически откликнулся я. – И никакой мистики?

Похоже, я успел настолько проникнуться мистическими обстоятельствами нашего положения, что от материализма меня потихоньку начинало коробить: удивительная метаморфоза…

– Мистика тоже укладывается в концепцию, – пояснил Кегля.

– Ну расскажи.

– Оказывается, есть такая гипотеза в квантовой физике – многомировая интерпретация Эверетта. И она, вроде бы, наиболее внятная на данный момент. Во всяком случае, не противоречивая. Но и самая радикальная, относительно привычного восприятия.

– Красивая? – поинтересовался я.

– В смысле? – не понял Кегля.

– Ладно, проехали…

– Суть в том, что квантовый мир… – начал было Виталик и осекся: потрепанного вида мужичок в синей рабочей спецовке с двумя полными кружками пива в руках остановился возле нашего столика.

– Сяду, ребятки, – заявил он и решительно опустился на свободный стул, водрузив кружки перед собой.

– Зачем?.. – удивился Кегля, оглядевшись по сторонам: но свободных столиков в зале действительно не осталось.

– Пообщаться, – невозмутимо пожал плечами мужичок. – Бутырский, – представился он, протянув Виталику сухую жилистую руку землистого оттенка.

– Кеглин… – назвался слегка опешивший Виталик, пожав протянутую руку.

Мне тоже пришлось пройти через эту процедуру: рука у Бутырского оказалась на удивление крепкой…

Некоторое время мы сидели молча, но наш новый знакомый, кажется, и не собирался развивать свою инициативу.

– Так вот… – решился наконец досказать свою мысль Кегля. – Суть в том, что квантовый мир – это фундаментальная основа реальности, – деревянным голосом поведал он. – Квантовый мир первичен по отношению к нашему, обычному… – Взмахом руки Виталик небрежно очертил пространство бара, дав понять, насколько наш «обычный мир» ничтожен в таком сравнении. Вероятно, он рассчитывал, что и Бутырский осознает – в квантовом мире ему уютно не будет…

Однако Бутырский оказался не так прост. Он с видимым наслаждением осушил полкружки пива, закурил папироску и принялся молча слушать, что излагает Виталик, не выказывая никаких признаков скуки.

Кегля на какой-то момент сбился с мысли, но сосредоточился и продолжил:

– В квантовом мире потенциально содержится бесконечное количество таких миров, как наш. …Из которых мы и выбираем себе наиболее подходящий. Причем миры эти могут быть и совершенно фантастическими, главное, чтобы они были вообразимы, даже с нарушением привычных нам физических законов… Поэтому и мистика становится возможной.

Бутырский оставался невозмутим…

– Стоп… – сказал я, осознав, что оппонент Виталику все же необходим. – Что значит выбираем?

– Это не я придумал. За что купил – за то и продаю… – напомнил Кегля. – Но принцип такой: сознание наблюдателя определяет, в каком мире он оказывается в каждый последующий момент.

– А наблюдатели – это мы?

– Наблюдатели – все… Любое сознание – это наблюдатель.

– Тонко подмечено, – одобрительно кивнул Бутырский, пыхнув папиросой: он явно никуда не торопился.

Кегля посмотрел на него, умиротворенно щурясь: похоже, наш «ненавязчивый» собеседник сумел подкупить его этой короткой ремаркой.

– И как мы выбираем эти миры? – вернул я Кеглю в русло ущербной реальности.

– А на этот вопрос ответа пока нет, – пожал он плечами. – Хотя есть версии… Есть предположения, почему нам кажется, что мы ничего не выбираем. Или, по крайней мере, не выбираем какие-то необычные миры… А могли бы выбрать себе какой-нибудь чудесный мир, – мечтательно вздохнул Кегля.

– Так нам только кажется, что мы ничего не выбираем? – поинтересовался я. – А на самом деле все-таки выбираем…

– Все миры существуют одновременно – значит, одновременно существуют и все варианты выбора… – пояснил Виталик. – И наше сознание присутствует во всех мыслимых вариантах. Но «оживляем» мы только один.

– Что-то ты мудришь, – покачал я головой. – Зачем тогда вообще было городить этот огород со многими мирами, если все равно выбираем мы только один… Получается та же хрень, только с перламутровыми пуговицами… И зачем такая концепция могла понадобиться физикам? К чему все так усложнять? Это еще в нашем случае могло бы быть актуально, но они-то с такой ситуацией не сталкивались.

– В том-то и дело, что они эту гипотезу подтянули совсем по другим причинам: иначе им не удается разрешить противоречия между квантовой механикой и классической. А кроме того, получается вовсе не то же самое: если бы мир был один, у нас бы не было возможности попасть в какой-то другой мир, с другими «параметрами».

– Так ведь и не было такой возможности, – заметил я. – Во всяком случае, пока это с нами не случилось… Только я все равно ничего не выбирал – тут уж ты меня никак не убедишь… То, что параллельные миры существуют, я и так уже понял. По крайней мере теперь.

Я покосился на Бутырского, но его мое заявление, похоже, ничуть не смутило, и я расслабился.

– Но то, что мы их сами выбираем, – тут неувязочка выходит, – заключил я.

– Да в этом-то вся и суть, – возразил Виталик. – На этом концепция и построена. Просто, как правило, наше сознание выбирает привычный мир, с привычными параметрами – видимо, ему так легче… Но все это, естественно, должно еще и выглядеть связно для нас. Привычка восприятия, понимаешь?

– Понимаю, чего ж тут не понять… Не понимаю только, каким образом мы оказались в такой заднице. Привычка восприятия подвела? И почему именно так все получилось – какие-то «отростки» аномальные повылезли… Почему нас кидает из одного мира в другой? И при чем тут медальоны?

– Я не говорил, что эта концепция объясняет все детали, – заметил Кегля, – я только сказал, что она может объяснить все с научной точки зрения. Наше сознание каким-то образом выбирает себе миры – вот что самое главное. А уж как оно это делает и почему – вопрос отдельный.

– Все так запутанно… – вмешался таки Бутырский, участливо покачав головой, и снова основательно приложился к своей кружке.

– Что-то не понятно? – вежливо откликнулся Кегля: видимо, наш покладистый собеседник настолько подкупил его своим кротким вниманием, что он позабыл о сложностях местных «контактов».

– Да нет – просто запутанно… – пожал плечами Бутырский. – Таков уж квантовый мир.

– Вы имеете в виду… квантовую запутанность? – удивленно уставился на него Кегля.

Бутырский кивнул.

– Запутанные состояния? – недоверчиво переспросил Кегля.

– Они, родимые, – подтвердил тот. – Все так неопределенно, а тут – бац! – измерение… Вот тебе и редукция волновой функции… И такая вот хрень… – явно подражая Виталику, Бутырский пренебрежительно очертил пространство бара кружкой с остатками пива. – И все мы тут по сути одинокие коты Шредингера – ни живы, ни мертвы…

– Простите, а вы кто? – окончательно растерялся Кегля.

– Бутырский… – мягко напомнил наш мимолетный знакомец. – Игнат.

– Игнат!… – послышался радостный голос откуда-то из дальнего угла бара, где пировала оживленная компания. – Иди к нам!

Бутырский махнул компании рукой, допил кружку, подхватил вторую и поднялся из-за стола:

– Так что наш мир, парни, – это химера, – заключил он. – Результат наблюдения. Да и то предвзятого… Удачи на дорогах.

Мы с Кеглей молча проводили его взглядами, пока он ловко петлял с кружкой между столиков, добираясь до своих.

– Гонит? – поинтересовался я у Кегли, как у специалиста.

– Нет, – покачал головой Кегля, – он все правильно говорит.

– Да ладно… – отказался верить я. – Он же ахинею какую-то нес… А ты его еще и подначивал.

Но Виталик проявил настойчивость:

– Ты просто не знаком с вопросом, – заметил он.

– С каким вопросом?.. – Я нахмурился: очень мне не хотелось думать, что я теряю своего единственного друга здесь, но Бутырский с Кеглиным определенно спелись…

– С квантовой физикой.

– А коты тут при чем? – возмутился я. – Шредингера…

– Был такой, – спокойно подтвердил Кегля.

– Шредингер?.. Или кот?

– Оба.

– А редукция?

– Волновой функции?

– Вот именно…

– Если я стану тебе объяснять, – вздохнул Кегля, – это может затянуться надолго.

– А сам-то понимаешь? – ехидно спросил я.

– Все, что я хотел тебе сказать, я сказал, – отрезал Виталик.

– Не похож он на физика…

– Много ты физиков знаешь? Тем более местных… Давай лучше выпьем.

На это у меня возражений не нашлось.