Прошла неделя, прежде чем Гриша решил зайти к Насте в госпиталь. Все не клеилось у него. Коновалов был не в духе. Как секретарь, Гриша был рассеян, не так рьяно исполнял служебные обязанности, чем навлек на себя гнев шефа.

Он дошел даже до того, что забывал его связывать по телефону с нужными людьми, не вызывал вовремя машину. Много других грехов допускал Гриша, что совершенно не соизмерялось с англоманскими привычками Коновалова быть точным во всем. "Уж не заболели ли вы, любезнейший? Если будете дальше продолжать так служить, то поищите другое место", — заметил он.

"Расторопность, услужливость, угодливость, точность — без этих черт ты ничего не достигнешь", — не раз повторял себе Гриша. Но как быть с Настей? Эта любовь как тяжелый камень. Она разрушает все.

Он проклинал себя за то, что не ухаживал за ней раньше. Ведь он ее знал еще до их знакомства с Соколовым. Но тут он вспоминал себя в те дни. Нет, такой конкуренции он тогда не выдержал бы. Слишком молод и глуп он был. Это не теперь, когда он намного моложе Соколова, да и денег у него значительно больше, целый капитал. Часто вспоминая их прогулку по набережной и внезапное изменение настроения Насти, он подумал, что у Соколова есть соперник. Именно к этому счастливцу так и стремилась она.

Никому из своих друзей Гриша не признался бы, что вечерами прогуливается около Настиного дома в надежде ее встретить. Да никто бы и не поверил, что такая страсть могла охватить верного слугу Коновалова. Лишь посмеялись бы.

И вот он опять в вестибюле госпиталя. Он не просит, чтобы ее позвали, он предпочитает неожиданность. С цветами в руках он готовится к объяснению.

Прождав час после намеченного срока, он справился у сестры милосердия, которая проходила мимо, на работе ли Соколова? В ответ ему сказали, что Соколовой нет, их известили, что она заболела.

Гриша взял извозчика и подъехал к знакомому дому. Выйдя из пролетки, он начал прохаживаться взад и вперед по тротуару, не зная, на что решиться. Цветы утратили свою свежесть, но Гриша этого не замечал. Коновалов велел ему быть сегодня к 8 вечера, но он уже на все махнул рукой. Предчувствие какой-то беды нависло над ним.

Около подъезда остановились санки. Из них вышла худенькая женщина и направилась в подъезд. Извозчик остался ждать. Через пять минут дверь подъезда открылась, и показались двое — высокий господин с чемоданом в руках и дама. В даме Гриша без труда узнал Настю, а мужчина кого-то смутно напоминал ему, но только не Соколова.

И вдруг он вспомнил чаепитие у тайной советницы Шумаковой. Разговор шел об армии. Он, тогда еще студент, что-то доказывал собравшимся, спорил с Соколовым… Вот тогда он и видел этого мужчину, хотя тот теперь одет, как барин. Это же Василий. "Но ведь он — большевик!" — вспомнил Гриша. Какая же тут связь: рабочий-большевик и жена генерала? Григорий и раньше подозревал связь Насти с большевиками. Об этом частенько намекали Шумаковы после замужества Анастасии. Шумаковы удивлялись, как это полковник Генерального штаба умудрился жениться на девице из рабочей среды, да еще сочувствующей большевикам. Откровенно говоря, госпожа советница завидовала тому, что Настя сделала такую партию.

Гриша заподозрил, что в чемодане у «господина» подпольная литература, а Анастасия-генеральша — удобное прикрытие для Василия.

Да, тут было над чем подумать. Поработав с Манусом, Коноваловым, будучи платным агентом охранки, Гриша владел методами шантажа и интриг. Важно было проверить, знал ли Соколов о подпольной работе жены? Вдруг она стала любовницей Василия? Ведь от этих простолюдинок можно ждать чего угодно. Что будет, если передать все это дело в полицию? В этом доме наверняка прячут подпольную литературу. Если не она, то тетушка испугается и все расскажет. Но что это даст? Неприятности Алексею, потеря Насти. А если только припугнуть? Нет, она не пойдет на разрыв с Алексеем, такую ничем не проймешь, если собой прикрывает человека, объявленного в розыск полицией.

Взвесив все это, он даже почувствовал гордость за Анастасию. Бывают же такие! И тут же сник. Нет, не нужны ей будут его деньги, богатство.

Что же делать? Он совсем замерз на улице, но так и продолжал ходить с увядшими цветами около дома, потом бросил их и пошел к подъезду.

Проводив Василия на конспиративную квартиру и договорившись с ним о новой встрече, Настя прошла несколько кварталов пешком. Проверила, нет ли слежки, взяла извозчика и поехала домой. Накануне Алеша прислал письмо, в котором писал, что скоро будет в Петрограде, поэтому она решила: Василию лучше будет переехать на другую квартиру.

Выйдя на площадку из лифта, она увидела Гришу. Настя растерялась. Вид его был жалок. "Я пришел навестить тебя, мне сказали, что ты больна, разреши мне войти", — попросил он.

Отдавая пальто и шляпу горничной, он сразу признал в ней ту худенькую молодку, которая приехала на извозчике.

"Да тут целый заговор!" — подумал он, и чувство былой уверенности вернулось к нему. Настя попросила накрыть стол для чая и пригласила Гришу.

Она понимала, что что-то серьезное кроется в появлении Гриши у нее дома, но инициативу в разговоре не проявляла. Гриша от чая отказался.

— Я пришел сказать тебе многое, — начал он. Но, увидев взлетевшие от изумления брови, продолжал уже не так уверенно. Она была ему не только желанна, но и дорога, а из-за этих большевиков у нее обязательно будут неприятности.

"Нет, надо решиться и сказать все", — подумал он.

— Сегодня я приезжал к тебе в госпиталь сказать, что давно люблю тебя. Но не потому я позволил себе побеспокоить тебя дома, я видел, как ты выходила из дома с Василием. Тебе грозит опасность, я решил тебя предупредить. Зная, что Василий большевик, мне нетрудно было понять, что у него в чемодане нелегальная литература. Если такая женщина, как ты, прикрывает его, так значит, было что прикрывать.

Наступило молчание. Он поднялся и собирался уже прощаться. Но Настя остановила его.

— Твою любовь понять я могу, но второе — всего лишь игра твоего воображения. Тут ты ошибся. Это не Василий, а мой давний друг, которого я проводила на вокзал. С большевиками не имею ничего общего, так что твои страхи напрасны… А теперь давай пить чай, — весело добавила она.

— Если ты поняла первое — мою любовь к тебе, то что же мне ответишь?

— Ты же знаешь, Григорий, что я люблю только Алешу, что его я буду ждать вечно. Я верная жена, — Настя перестала улыбаться.

Он смотрел на нее молча, понимал, что она говорит правду, и это злило.

Почему она вечно одна? Вечно в ожидании? Война войной, но ведь есть и другая жизнь — веселая, легкая, красивая. Он мог бы создать ей такую жизнь. А Соколов? Этот человек навсегда останется для него врагом. Врагов надо убирать с дороги. Это он тоже хорошо усвоил…

С этим убеждением он ушел.