С удовольствием готовясь отправиться на ужин и партию в винт к Манусу, Энкель не знал, что в том же особняке за несколько часов до съезда вечерних гостей обедал с хозяином его старый знакомец Альтшиллер и что этой встрече он и обязан приглашением на Таврическую. После добротной семейной трапезы в обществе супруги хозяина и его детей, после чинного и пустого разговора за столом, во время которого каждый из присутствующих пытался демонстрировать начитанность и тонкий художественный вкус, глава семьи и его гость удалились в библиотеку.

Прихлебывая душистый ароматный мокка, выдыхая клубы сигарного дыма, дельцы, утопая в недрах кожаных кресел, повели неторопливый обстоятельный разговор. Они обсудили биржевые курсы в Петербурге и Москве, обменялись мнениями о пользе тесных контактов с германскими страховыми обществами и банками, вспомнили о русском займе, который финансовый агент Российского императорского правительства, парижский банкир Артур Рафалович распространял как раз в эти самые дни во Франции.

Собеседники коснулись и победы Балканской славянской коалиции над Турцией, проявив понимание тайных прогерманских пружин, дававших о себе знать в Болгарии при дворе царя Бориса. Эти силы были приведены в действие из Берлина и вызвали после окончания военных действий немедленное обострение отношений между бывшими союзниками — победителями Турции.

Наконец разговор приблизился именно к тому предмету, ради которого Альтшиллер прибыл к Манусу.

— Любезный Игнатий Перфильевич! — обратился гость к хозяину, улучив, по его мнению, подходящий момент. — Позвольте мне обратиться к вам как к одному из столпов дружбы между германской и российской промышленностью, лицу, непосредственно заинтересованному в тесном слиянии капиталов предпринимателей Российской и Германской империй. Его величество Вильгельм хорошо знает ваш вклад в укрепление позиций германских владельцев в России, в овладении русской промышленностью и финансами…

Манус самодовольно улыбался, слушая льстивые речи Альтшиллера. Австро-венгерский подданный, известный в Петрограде как представитель германских банковских кругов, а некоторым наиболее близким своим друзьям и единомышленникам как крупный агент, если и не резидент германской и австрийской разведок, продолжал обольщать хозяина, подводя Мануса к нужному для его доверителей выводу.

— Лишь тесное сотрудничество Германии и России способно установить в Европе такой порядок, какой позволит развернуться во всем блеске способностей нам, финансистам, приведет к гармонии общественных потребностей и прогрессу культуры… — излагал свои любимые мысли Альтшиллер. — И, наоборот, столкновение германских и русских интересов в братоубийственной войне двух крупнейших и прочнейших монархий может вызвать революции и другие неисчислимые беды для власть и собственность имущих. Поражение кайзера будет означать торжество германской социал-демократии и приход ее к власти. Крах самодержавия в России настолько потрясет весь континент, что способен вызвать мятежи и бунты не только в этой империи, но и сопредельных…

Манус с интересом смотрел на собеседника, ожидая продолжения речей, которые счастливо совпадали с его собственными мыслями. Видя такое участие, Алтьшиллер продолжал, все более вдохновляясь:

— Между тем самоуверенность русских в грядущей победе над Германией и Австро-Венгрией все более и более поражает. Как стало известно в Берлине, эту уверенность очень подогревает то обстоятельство, что российский Генеральный штаб от своей агентуры неплохо знает германские и австрийские силы, их планы и возможности. Если бы удалось лишить русских этой уверенности, на некоторое время прикрыть им глаза своего рода повязкой незнания, то его величество кайзер мог бы более спокойно и уверенно развивать экономические отношения между Германией и Россией. Разумеется, он не забыл бы человека, оказавшего столь важную услугу империи, и щедро вознаградил бы его…

— Бросьте крутить, Александр Оскарович! — прищурив глаза, вдруг резко и повелительно произнес Манус. — Со мной как с деловым человеком вы можете говорить без всяких экзерсисов и уверток. Что вам, короче, надо от меня и сколько Вильгельм Второй может заплатить за это? Только учтите, что я не какой-то мелкий шпион и плату требую не в рублях или марках, а в более весомых материях. То есть мне надо влияние и пакеты акций в солидных предприятиях, освобождение товаров и зерна, которые мои российские товарищества продают в Германию, от германских пошлин и кое-что еще, чем может располагать его германское величество…

— Бог с вами, Игнатий Перфильевич! — перепугался Альтшиллер. — Я и не думал вас оскорблять недоверием… Если вы так хотите, я выскажу вам напрямую пожелания германского императора. Его величество хотел бы знать тех лиц, кто предает его самого и его державного родственника Франца-Иосифа, снабжая Генеральный штаб России секретными документами из Берлина и Вены. Особенно важно знать источники русских в Вене, поскольку именно оттуда происходит большая утечка военных и политических секретов Срединных держав. В Берлине считают, что информаторами России, судя по тому, чем располагает Генеральный штаб на Дворцовой площади и что он докладывает Николаю II, могут быть какие-то высокопоставленные офицеры или даже деятели на правительственном уровне…

— Неужели наши солдафоны оказались столь расторопными? — удивился Манус. — Никогда бы не подумал!

— Что вы, Игнатий Перфильевич! — заверил его Альтшиллер. — Я давно занимаюсь… — Он замялся, ища приличный синоним слова «шпионаж» и не находя его сразу. — М-мм… изучением русской армии и просто поражен, как быстро эта армия оправилась от поражения в русско-японской войне, как скоро сделала кое-какие выводы… Если бы не известная апатия в ее руководстве… как бы это выразиться поделикатней…

— Скажите лучше, если бы не старые дураки генералы и первый из них — ваш друг Владимир Александрович Сухомлинов, который только и живет, что своим «очаровательным демоном» — Екатериной Викторовной! — резко выпалил Манус.

— Согласен с вами, что мой друг Владимир Александрович не отдается целиком работе, как это было бы пристойно столь высокому государственному деятелю, а стремится побольше времени побыть со своей очаровательной молодой женой, потакая всем ее капризам. Но вы несправедливы, говоря, что он дурак. Его превосходительство достаточно умен для того, чтобы быть в неплохих отношениях с Вильгельмом Вторым и симпатизировать улучшению отношений с Германией в ущерб Англии и Франции. Однако, как говорится, ближе к дельцу… Хотелось бы обратить ваше внимание, дражайший Игнатий Перфильевич, на некоторые подозрения, имеющиеся у его величества Вильгельма в адрес офицеров армии Франца-Иосифа, в жилах коих течет славянская кровь, — чехов, поляков, словаков, русинов и других. Видимо, следовало бы изучить прежде всего именно эту категорию русских друзей. Ведь ни один истинно германский офицер не согласится торговать тайнами своей империи…

— Ай, бросьте, Александр! — снова перебил его хозяин дома. — За приличные деньги любой германский офицер продаст вам не только тайны, но всю свою родню с потрохами! Дело только в цене.

— А как ваш «ручной» Генерального штаба полковник, которого я часто вижу у вас за ломберным столиком? — поинтересовался Альтшиллер, подходя к главной цели своего визита. — Есть ли у него доступ к таким сведениям, которые нужны в Берлине? Ведь он служит в отделе генерал-квартирмейстера, сиречь занимается разведкой…

Манус задумался. Он размышлял о том, стоит ли подвергать опасности свое знакомство с Энкелем, давая ему задание разузнать источник утечки секретов из Вены и Берлина, но жажда получить новые привилегии в торговле с Германией из рук самого кайзера пересилила осторожность.

— Хорошо, я поговорю с ним сегодня вечером, если он придет на партию винта, — сказал Манус и потянулся к черному эбонитовому ящику телефонного аппарата новейшей конструкции. Он попросил телефонистку соединить его с Генеральным штабом и повел с полковником Энкелем тот самый разговор, который случайно услышал Соколов.

Когда банкир повесил трубку на высокую медную вилку аппарата, Альтшиллер снова настойчиво стал поворачивать разговор на использование связей с Энкелем в интересах кайзера.

— А что за тип этот ваш полковник? — поинтересовался Александр. — Надежны ли сведения, им доставляемые? Не заподозрит ли из разговоров с вами о сотрудничестве с германской разведкой?

— Не беспокойтесь, — самодовольно отозвался Манус, — он у меня давно на золотом крючке. Оскар Карлович, говоря о своем богатстве, ссылается, разумеется, не на мою щедрость, которая его сделала материально независимым, а на капиталы своего папаши, который служит в Гельсингфорсе в канцелярии генерал-губернатора, занимая там какой-то важный пост. Энкель — типичный швед: презирает Россию, но побаивается ее мощи. Поэтому он сделает все, чтобы ослабить эту империю. Ха-ха-ха! Предателей Австро-Венгрии и Германии будет вынюхивать предатель России, а мы от оного получим прибыль…

Подобная ситуация весьма насмешила купца первой гильдии. Смех долго колыхал его грузное тело.