Берлин, как обычно, жил уже несколько часов трудовой жизнью, когда в три четверти десятого на Потсдамерштрассе раздался автомобильный клаксон. Он был звучный и властный, не похожий ни на какой другой звук в германской столице. Большой лакированный экипаж, произведение фирмы Даймлера, с миниатюрными императорскими коронами, венчавшими медные прожекторы, катил на высоких колесах с тонкими белыми шинами во главе колонны из пяти авто.

— О, это наш кайзер следует во дворец из своей резиденции! — говорили друг другу, как и каждое утро, лавочники, приказчики, владельцы «гастштедтов» и других подобных заведений, расположенных от Потсдама до Унтер-ден-Линден. Обыватели выходили из дверей, раскланивались с соседями, а затем почтительно принимали стойку «смирно», пока «мерседес» и следующая за ним кавалькада, оставляя в воздухе густой перегар газолина, не промчатся мимо с бешеной скоростью в сорок километров в час.

— О, его величество большой спортсмен и обожает столь опасную езду! — делился сосед с соседом каждое утро, закатывая глаза и выражая тем самым крайний восторг, смешанный с разумными опасениями за жизнь великого монарха.

Все население на улицах Берлина впадало в столбняк верноподданности, когда по ним несся экипаж Вильгельма II. И только проезжие в Париж или на воды русские баре, которых всегда в Берлине было с избытком, непочтительно и дико галдели между собой, завидев автомобиль императора.

В этом закопченном городе, который, казалось, был не выстроен, а нарисован серым грифелем на черной доске, лишь извивы реки, лишь каналы и парки представлялись взору голубой или зеленой аномалией, вкрапленной в нереальный серый мир под серым небом. Здесь, в самом центре Берлина, на острове между Шпрее и ее протокой, в мрачном дворце прусских королей, вызрел и оперся на железные когти пангерманизм, требовавший установления мирового господства Германии, передела карты Европы и колоний европейских держав в пользу империи Гогенцоллернов, в пользу германских промышленников и банкиров.

Своим главным противником и злейшим конкурентом пангерманисты не без оснований считали Великобританию. Другой стратегической идеей, осенявшей все шовинистические построения и лозунги, был «Дранг нах Остен» . Уже тогда демагогические призывы «оградить Европейский континент от русских стремлений к мировому господству», «обеспечить культуртрегерскую миссию немцев и австрийцев среди „варварских славянских народов“ сплачивали самые черные империалистические силы Центральной Европы.

…Без трех минут десять кайзер быстрым шагом прошел от авто в парадный подъезд замка, сбросил шинель на руки адъютанта и через две ступени взбежал по мраморной лестнице к своему кабинету. Следом за долговязой фигурой императора, позвякивая орденами, спешила небольшая свита.

Двери кабинета растворились бесшумно. Одновременно в глубине залы часы мелодично начали вызванивать десять.

Генерал-адъютант неподвижно замер у двери. С последним ударом часов Вильгельм, позвякивая шпорами, подошел к огромному дубовому письменному столу, посреди которого лежала закрытая сафьяновая папка с бумагами, и решительно опустился в кресло, словно пробуя его крепость.

Всем своим обликом, манерой говорить Вильгельм производил впечатление монарха самостоятельного и твердого. Царедворцы многих других властителей, знакомые с Гогенцоллерном, почтительно шептали своим друзьям: «Он может править и знает, чего хочет!» — по всей вероятности, не находя подобных качеств в своих собственных повелителях.

Вильгельм резко раскрыл папку, заранее приготовленным золотым пером быстро начертал подпись на нескольких листках, которые он почти мгновенно пробежал глазами.

Огромная карта Балканского полуострова занимала половину боковой стены зала, прикрывая собой даже дверцы книжных шкафов. На другой стене предусмотрительно была приготовлена карта восточных границ империи, от Балтики на севере до Анатолийского полуострова на юге.

— Графа Эйленбурга и майора Николаи! — отрывисто скомандовал император, подняв голову от последнего листа.

Рабочий день кайзера начинался по традиции с доклада начальника отдела разведки Большого Генерального штаба, возглавляемого майором Вальтером Николаи. В его подчинении находились военные атташе, легальные агенты и шпионские группы в европейских и восточных странах, разведывательные отделы армейских и пограничных корпусов — словом, все дело шпионажа против любых соперников Германской империи. Предприятие было весьма разветвленным и пользовалось особой монаршей милостью.

Вильгельм обожал разведку. В отличие от многих других тогдашних европейских монархов, и в первую очередь от Николая II, который приближал к себе собутыльников по гвардейским пирушкам, то бишь людей как правило, никчемных, но родовитых, благоволил прежде всего к разведчикам, ничуть не заботясь об их родовитости. Он почитал за необходимость ежедневно и ежечасно при решении государственных проблем прибегать к результатам разведывательной работы.

Более того, Вильгельм не избегал и сам принимать активное участие на ниве профессионального шпионажа. Кайзер нередко инструктировал, давал задания и отправлял за границу агентов, а случись, что агент проваливался, не жалел сил и средств на выручку. В то же время «милый Вилли» очень любил указывать своим братьям-монархам на их зарвавшихся агентов, собственноручно сочиняя ехидные письма «родственникам» с укорами в неблагородных манерах.

Его особенной страстью была дезинформация других правительств в Европе, ради чего Вильгельм приказывал печатать в газетах и журналах особые статьи, написанные по его идеям. Не брезговал он и торговлей фальшивыми «секретными» документами своего штаба.

Традиции Бисмарка и его «короля шпионов» — Штибера упали на хорошую почву в душе германского кайзера. Он не стеснял себя никакими нормами морали, когда речь шла о тайной разведке.

Руководитель всех разведслужб Германской империи граф Филипп Эйленбург и майор Николаи бесшумно скользнули в кабинет и направились к своим обычным местам у длинного библиотечного стола, украшенного двумя старинными китайскими вазами. Вильгельм занял председательское место и кивнул офицерам. Оба сели.

— Что думает биржа об этой Балканской войне? — осведомился Вильгельм перед началом доклада.

— Акции заводов Круппа быстро растут. Так же быстро растут акции «Сименс-Шуккерт» и «Сименс и Гальске». В пакете «Фарбверке» повышается стоимость акций пороховых и динамитных заводов, — без запинки отвечал граф. — Особенно бурно растет стоимость бумаг гамбургской верфи «Блюм и Фосс»…

— Кстати, передали им заказ на новый броненосец?

— Точно так, ваше величество!

— Не останавливать этого процесса! Германская промышленность должна готовиться к войне! Процветание ее возможно поощрять в первую очередь ради снабжения армии и флота! — изрек Вильгельм и добавил: — Приступайте к докладу, майор!

Николаи быстро зачитал две странички о ходе военных действий на Балканах, о попытках французского Генерального штаба спровоцировать вступление в Балканскую войну России, о частичных военных приготовлениях Австро-Венгрии, которая готова поддержать Турцию против балканских союзников.

Последний абзац был посвящен закладке на Путиловской судоверфи двух новых миноносцев и подводной лодки.

— Это очень добротные сведения, господин майор! — одобрил кайзер доклад и особенно его военно-морскую часть. — А каким путем мы получили эти данные?

— Ваше величество! И директора Путиловской верфи — Орбановский, Бауэр, Поль, и начальник отдела военного судостроения Шилленг, и начальник отдела эллингов Летчер, и господа инженеры, и почти все чертежники, то есть свыше ста работников, — германские подданные. Они всегда готовы сообщить нам любые данные. Однако наш отдел старается без крайней нужды не прибегать к их услугам, которые могут быть квалифицированы русскими как шпионаж… У нас есть более надежный и безопасный путь. Мы привели дело к тому, что русские и германские страховые общества вступили в самые тесные деловые связи. Германские общества и банки — по нашему совету, разумеется, — берут на себя риск перестрахования военных кораблей в процессе их строительства. Русская перестраховочная контора «Шварц, Бранд и К°», общество «Фейгин и Тотин» и другие компании по страховке судов, обязаны сообщать нашим обществам, имеющим с ними договорные отношения, все данные о классе судна, тоннаже, назначении, месте постройки, вооружении и машинах, управлении и тому подобном. И так — до самого спуска на воду, когда страховка прекращается…

— Продумайте, как сохранить эту систему через нейтральные страны на время войны, — посоветовал император.

— Всенепременно, ваше величество! — в один голос отозвались Эйленбург и Николаи.

— А как идет сбор экономических данных, необходимых нашему Большому Генеральному штабу для подготовки наступления на Францию и Россию? — осведомился Вильгельм, поправляя стрелки усов.

— Месяц назад повторен циркуляр Генерального штаба No 2348 от 7 апреля 1898 года, по которому германским фирмам за границей предлагалось зачислить в штат своих служащих лиц, командируемых Большим Генеральным штабом. Правда, следующим циркуляром мы вынуждены были принять на себя большие расходы, указав, что командируемым лицам значительное содержание выплачивается за счет сумм нашего отдела. Таким образом…

— Не стойте за расходами, — прервал Николаи кайзер, — каждая марка, выплаченная в разведке, сторицей возмещается на поле боя…

— Именно так, ваше величество, — подтвердил граф Эйленбург.

Николаи продолжал свой ответ на вопрос императора, проявляя недюжинную память. Вильгельм покровительственно улыбался, слушая своего любимца.

— Наши офицеры работают приказчиками, конторщиками, коммерческими директорами и другими служащими германских фирм в России. Беспечность русских простирается так далеко, что мы посылаем туда офицеров, которые совсем не говорят по-русски, но заводят весьма бойкие связи в торгово-промышленных кругах. Свои донесения они направляют нам под видом коммерческой переписки…

— Назовите мне достойнейших из моих офицеров, героев, которые ежечасно рискуют жизнью в этой варварской стране… — патетически произнес кайзер, снова погладив загибающийся кверху ус.

— О, ваше величество, они будут польщены, если узнают, что сам великий император интересовался их деятельностью на благо вашего величества и фатерлянда… — отвесил поклон майор и вновь продемонстрировал свою память на имена секретных агентов: — Офицер императорской кавалерии Вейследер — глава «Русского общества аккумуляторов Тюдор». Директор акционерного общества варшавской фабрики ковров майор Корф. Офицеры Герварег — технический директор «Общества соединенных кабельных заводов», Дик — владелец русского книжного товарищества «Деятель», Бонмюллер и Тайринг заведуют торговыми агентствами товарищества «Культура», фон Шенк — лесопромышленник и землевладелец. Капитан Глевене — инспектор страхового общества «Россия». Лейтенант Тильманс — совладелец торгового дома «Е.И.Тильманс и К°». Майор Эмиль Шпан — родной брат коммерсанта Шпана, владельца «Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов». Капитан Клян — управляющий фабрикой «Беккер и К°» в русской крепости Белосток…

— Довольно, майор, довольно! Я вижу, как много германских офицеров верно служит мне, не надевая военного мундира! Дайте указания этим господам, а также всем нашим агентам, в том числе и консульским, в России… — При упоминании о России великий кайзер задумался, вздохнул, а затем продолжил ровным и бесстрастным голосом: — Да, в России, а также аналогичным негласным сотрудникам разведки во Франции, чтобы они подготовили обстоятельную информацию о состоянии продовольственных запасов в крупных городах, о новых установках на заводах и фабриках, особенно военного назначения, а также о состоянии железных дорог. Сведения передать в военно-статистический отдел… Вам же, граф Эйленбург, надлежит представить пять-шесть офицеров, особо отличившихся в негласной разведке, к награждению Железным крестом. Они уже начали свою войну против славянских орд в России и заслужили боевой орден более, чем это можно сделать на поле сражения…

— Слушаюсь, ваше величество! — приподнялся граф в своем кресле, но кайзер тут же усадил его легким движением руки и сказал с неким подобием улыбки:

— Полагаю, наград достойны не только господа офицеры…

— Ваше величество, — безошибочно уловил мысль монарха Николаи, — выполняя вашу волю, мы уже несколько лет принимаем меры для возможно большего привлечения симпатий и привязанностей заграничных германских граждан, в первую очередь наиболее достойнейших купцов и финансистов, на сторону политики вашего величества.

— По ходатайству нашего бюро имперское правительство и ваше величество, а также его высочество принц Генрих Прусский удостоили многих заграничных немцев почетных должностей, связанных с правом на получение отличий и льгот. Ваше величество и принц Генрих Прусский, как вы помните, направили самым избранным из них милостивые письма. Так, например, в России владелец торгового дома «Кунст и Альберс», господин Адольф Даттан получил звание почетного германского консула, портрет вашего величества с собственноручной высочайшей подписью и право считать принца Генриха Гогенцоллерна восприемником при крещении его сына Адольфа.

— Очень хорошо! Это достойная личность! — вспомнил Вильгельм одного из тех, кто оказал немалые услуги его разведке в России.

— Аналогичные высокие отличия получили от имени вашего величества братья Шпан, господин советник Вильгельм фон Ратенау, директора русского отделения «Всеобщей компании электричества», представители заводов Круппа и «Фарбверке» в Петербурге. То же самое мы практикуем и в отношении германских подданных во Франции…

Голос Вальтера Николаи, дотоле ясный и звонкий, наполнился глухими нотками печали. Обер-агент решил перейти от успехов к провалам, дабы прикрыть неудачи хотя бы тем, что о них осведомлен лично кайзер.

— Ваше величество! Позвольте перейти к важнейшей проблеме, существо которой неописуемо нас волнует и заставляет печально биться наши германские сердца.

— Что же вас заботит, майор? — все так же благодушно поинтересовался Вильгельм.

— Мы обнаружили измену! — выпалил Николаи и замер, испугавшись собственного признания.

— Как? Где? — вырвалось у кайзера. Его настроение резко переменилось, черты лица заострились, грозно задергались приподнятые кончики усов, а на щеках заиграли желваки.

— Кто предатель?! — вопросил император. — Что он выдал нашим врагам?! — Руки государя, лежавшие до того спокойно на полированной поверхности стола, сжались в кулаки. Вильгельм, казалось, собственноручно готов был задушить черную гидру измены в германских рядах.

— Мы ищем его или их… — опередил ответ Николаи граф Эйленбург и, дабы смягчить удар, поспешил уточнить: — К тому же измена обнаружена не у нас, а в Вене. Наши друзья в России сообщают, что у русских слишком широкая осведомленность о том, что делается в Австро-Венгрии. В сейфах русского Генштаба заперты копии многих документов, которые — притом только в единственном числе! — имеются в Вене. Увы, ваше величество, подобных копий нет даже в Берлине, — съязвил граф в адрес австрийских союзников, которых презирал за беспечность, неорганизованность и беспорядок в делах.

— Но ведь недавно император Франц-Иосиф не подал руки на придворном балу русскому военному агенту в Вене, полковнику Марченко, и этот московит был вынужден с позором убраться из Австро-Венгрии! — гневно возразил Вильгельм. — Вы мне докладывали, что за его преемником полковником Занкевичем установлено такое плотное наблюдение, что он не может выскользнуть незамеченным из своего дома даже глубокой ночью. Ваши австрийские коллеги докладывали вам, а вы успокаивали меня, что после поимки группы славянских шпионов в артиллерийском депо австрийской армии Вена очищена и больше нет повода для беспокойства? А теперь — из-з-змена?! — негодовал кайзер, все более распаляясь и взвинчивая себя до приступа неудержимого бешенства.

Молчали посрамленные Эйленбург и Николаи. Но тут вспышку монаршего гнева укротила простая мысль о том, что измена, хотя и вызрела среди германцев, но германцев австрийских, которых и он, Вильгельм, и все истинные пруссаки считали недотепами, ленивыми и распущенными, неспособными в одиночку, без старшего прусского брата, противостоять славянским скопищам. Он даже наслаждался этой мыслью, ибо теперь мог уколоть новой изменой своих южных союзников, а главное, этого зануду и самолюбивого упрямца, начальника австро-венгерского Генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа. Нет, не зря он, Вильгельм, в своем кругу иногда даже называл спесивого австрийца «горным бараном» — за страсть к альпийским полкам и военным действиям в горах…

— А теперь измена? — тихо, с укоризной переспросил государь.

— К сожалению, ваше величество, наши люди не могут пока найти подходов к русским разведчикам, — отвечал Николаи, не подымая глаз. — Вы знаете, у нас есть связи при дворе, в окружении военного министра Сухомлинова и его жены, но в отделении секретной агентуры генерал-квартирмейстера Генерального штаба России мы пока бессильны что-либо сделать. Эти русские и малороссы, которые там собрались, ненавидят Германию и даже тщательно скрывают все свои агентурные связи от тех своих начальников по Генштабу, которые носят немецкие фамилии…

— Ненавидят Германию? Ненавидят?! Тем более вырвать измену с корнем! — вновь неожиданно разъярился император. — А для этого найти его или их в кратчайший срок! Принять все меры! Добавить чиновников в «черный кабинет», и чтобы ни одно письмо из России не проскользнуло без перлюстрации. Создать отделения «черного кабинета» на всех пограничных направлениях, вменить им в обязанность просматривать всю корреспонденцию, исходящую из почтовых отделений на границе Германии с Россией, Францией и Голландией. Продумайте сами другие меры и доложите мне незамедлительно… Поймать изменников во что бы то ни стало! Дайте соответствующий приказ всей нашей агентуре в Петербурге, в штабах военных округов, в Варшаве, Вильно, Киеве и Одессе — особенно в Варшаве и Киеве. Обратитесь к прогерманским кругам в России, ко всем, кто симпатизирует рейху в российской столице. Полагаю, кое-что можно получить через Варшаву, от генерального консула барона Брюка. Надеюсь, там по-прежнему благоприятная ситуация для германских интересов? Или тоже запахло изменой?

— Все руководство военным округом и губернией, ваше величество, — немцы до мозга костей. Они искренне считают, что Россия, чьими подданными они являются, должна быть в неразрывной дружбе с Германией, коей принадлежит истинное руководство в мировых делах, — отчеканил майор.

— Все руководство — немцы… — в задумчивости произнес Вильгельм. Он отменно знал расстановку сил в русском Варшавском военном округе и Привислянской губернии , но любил, когда ему лишний раз напоминали, что немецкое засилье, бывшее подавляющим в Петербурге, Москве и других крупнейших промышленных центрах, в Варшаве было не просто подавляющим — абсолютным.

— Командует войсками округа и является генерал-губернатором Привислянского края генерал-адъютант Скалон, интимный друг нашего генерального консула Брюка, — начал майор, угадав настроение кайзера. — Начальником Варшавского жандармского управления служит генерал Утгоф. Губернатор — родственник Скалона, барон Корф. Помощник генерал-губернатора — господин Эссен. Помощник Скалона по военному округу — барон Рауш фон Траубенберг. Управляющий конторой Российского государственного банка в Варшаве — Тиздель. Обер-полицмейстер города — Майер. Президент магистрата — Миллер. Прокурор палаты — Гессе. Управляющий контрольной палатой — фон Минцлов. Вице-губернатор — Грессер. Прокурор суда — господин Лейвин. Начальник Привислянской железной дороги — Гескет. Единственный русский, занимающий важный пост в этом военном округе, — начальник Варшавского разведпункта полковник Батюшин, но его дом на Саксонской площади в Варшаве находится под периодическим контролем наших агентов…

— О, это очень хорошо! — порадовался кайзер. — Надо подготовить план, как вывести господина Батюшина из строя. Разумеется, на случай войны…

Настроение Вильгельма, несмотря на неприятное сообщение об измене в Австро-Венгрии, несколько улучшилось. Кайзер встал. Повинуясь невидимым флюидам, за мгновение до этого граф Эйленбург и майор Николаи были уже на ногах. Николаи счел доклад оконченным и, стараясь не очень громко маршировать по дворцовому паркету, зашагал к двери, а Эйленбург, повинуясь знаку императора, остался в кабинете.

Когда створки двери сошлись за майором, император принялся нервно ходить по комнате, выдавая свое крайнее возбуждение.

Наконец он заговорил. По его мнению, нужно ускорить подготовку к войне. Будет уже поздно начинать ее в шестнадцатом, тем паче — в семнадцатом году. Необходимо опередить Британию. Это главный — самый опасный — конкурент. К тому же Россия успеет перевооружиться согласно своему плану и войдет в более тесные сношения с Францией. Готов ли Мольтке-младший представить окончательные планы ведения кампании против России и Франции? Следует обсудить их в неофициальной обстановке, пока что с глазу на глаз, чтобы поставить свою подпись под таким документом, которым поколения германцев будут гордиться… Кстати, возникла мысль, как нащупать изменников делу Германии, а главное, как подтолкнуть этих хвастливых галлов и слишком доверчивых русских к событиям, которые помогут рейху развязать победоносную войну…

— Вот что, — продолжал император после некоторого раздумья, — в Берлине нас будут бесконечно отвлекать от главной задачи разными мелочами… Завтра я выезжаю на охоту в Роминтен. Управляющий сообщает, что в Восточной Пруссии уже выпал снег, мы сможем всласть пострелять… Мы приедем с принцем Генрихом. От моего имени пригласите графа Мольтке-младшего и графа Бюлова… впрочем, последнего, пожалуй, не надо, а то он вечно призывает нас пойти на уступку Англии. Разумеется, я хотел бы видеть вас, господин советник императора, и вашего двоюродного брата, министра двора. Не забудьте майора Николаи — у него блестящая память, и ему не придется везти с собой много бумаг… Кстати, Николаи докладывал позавчера, что в Берлине находится этот русский масон Кедрин. Он проездом из Парижа и Лондона в Петербург. Держите его поближе к Роминтену, хотя бы в Кенигсберге, — масон может понадобиться…