В Берлин Сташинский вернулся в состоянии легкой эйфории. Он выполнил свое задание и вновь чувствовал себя нужным и востребованным, как в былые года. Богдан ждал новых указаний, даже не думая в тот момент об Инге. Прямо с вокзала он позвонил своему руководителю, чтобы договориться о встрече. Ему не терпелось доложить об очередном успехе, однако, Сергей Демон спокойно воспринял известие об его возвращении.
— Давай не сегодня. — Обыденно произнес тот, будто итог выполнения задания его совсем не интересовал. — Ты отдохни с дороги, выспись, а завтра к обеду встретимся у нас и все обсудим.
Говоря «у нас», куратор Сташинского имел ввиду конспиративную квартиру в г. Карлхорсте, где обычно у них проходили самые ответственные и продолжительные встречи.
— Хорошо. Завтра, так завтра. — Немного удивился Богдан, но тут же про себя согласился, что отдых ему не помешает.
Он повесил трубку и, почти на ходу запрыгнув в проходящий трамвай, поехал домой.
* * *
Войдя в квартиру, он бросил саквояж на пол и, раздеваясь на ходу, направился в ванную комнату. Ему хотелось не столько освежиться после дороги, так как еще не было по-настоящему летней жары, сколько смыть с себя то напряжение, которое накопилось в нем за время его командировки. Растапливать титан, у него не было ни времени, ни желания. Он встал под душ и включил холодную воду. От первого потока ледяной струи он сначала испытал легкий шок, а затем, постепенно привыкнув, ощутил долгожданное расслабление, а затем, бодрость и даже прилив новой энергии. Выйдя из душа, он до красноты растер тело махровым полотенцем и, раскинув руки в разные стороны, плюхнулся спиной на аккуратно заправленную кровать. Он лежал, уткнувшись не моргающими взглядом в потолок, и думал об Инге. Девушка, так внезапно появившаяся в его жизни, никак не вписывалась в его долгосрочные планы. Изначально, еще в разведшколе, его готовили к серьезной и длительной работе на Западе, поэтому связь с Инге, вряд ли могла понравиться Руководству 13 отдела ПГУ КГБ. Он прекрасно это понимал сам, отдавая отчет в том, что она автоматически становится слабым звеном в его карьере, как разведчика, и может разрушить всю его дальнейшую жизнь. Однако, понимал он это умом, а не сердцем. Вопреки здравому смыслу, его тянуло к этой девушке и мысли о ней заполняли все его внутреннее пространство, отводя первоочередные задачи службы на второй план. О знакомстве с Инге он должен был сразу доложить Сергею Демону, так требовали инструкции, но Богдан решил пока этого не делать, наивно надеясь, что со временем сам сможет найти выход из этого не простого положения. Так, рассуждая о проблемах своего бытия, он не заметил, как погрузился в глубокий сон. Проснулся Богдан почти под вечер от невероятного чувства голода и спазмов в желудке. Только сейчас он вспомнил, что в этот день с утра ничего не ел. Никаких продуктов в его холостяцком жилище не было, поэтому, быстро надев свежую рубашку и повседневный костюм, он направился в ближайший гаштет, где еще можно было что-то перекусить. В этом небольшом кафе из шести столиков, Богдана хорошо знали в лицо. Практически каждое утро он пил здесь кофе с ароматными баварскими булочками, а вечерами иногда заходил пропустить кружку темного пива, которое варили здесь же по старинному немецкому рецепту.
— Добрый вечер, господин Леман, — улыбнулась девушка-официантка, увидев Богдана, и сразу же спросила — Вам, как обычно, бокал пива?
— Добрый вечер, Габи, — ответил и, немного подумав, спросил, — А что вы еще можете предложить на ужин из того, что не требует долгого приготовления.
Официантка подкатила глаза к потолку, вспоминая меню и, наконец, определившись, ответила, — Могу предложить швабские вареники или жареные колбаски с картофелем.
— Вареники, пожалуйста, — ответил Сташинский, присаживаясь за свободный столик, — Но пиво принесите, пожалуйста, сразу.
— Непременно, — ответила девушка, в очередной раз, демонстрируя свою лучезарную улыбку и, записав заказ себе в блокнот, немедленно удалилась на кухню.
Через пять минут Богдан уплетал очередной шедевр кулинарного искусства местного повара, запивая его небольшими глотками пива. Он с детства любил вареники, особенно те, которые готовила его мама. Но немецкие вареники кардинально отличались от украинских. Они больше напоминали пельмени или даже грузинские хинкали, там не было ни картофеля ни творога, их начинку составляли обжаренная копченая свинина вперемежку с измельченными вареными яйцами и зеленью.
Богдан не был гурманом в еде, но в этот день он решил отойти от своих правил и немного побаловать себя, тем самым, своеобразно отметив свой успех. Спешить ему было некуда. Это был субботний вечер, Инге обычно в выходные дни выезжала домой к родителям, поэтому Богдан заказал себе еще бокал пива и порцию жареных колбасок. Так, под удивленные улыбки персонала, Сташинский просидел за столиком до самого закрытия гаштета, а затем медленно поплелся в свое холостяцкое жилище.
На следующий день, в полдень, он появился на конспиративной квартире. В этот раз Сергей Демон ждал его, как дорогого гостя. Впервые, за все годы сотрудничества, на столике стояла бутылка «Столичной» водки, черный хлеб, сало и маринованные огурчики.
— О-о, у нас сегодня день ностальгии по Родине? — усмехнулся Богдан, присаживаясь в кресло.
— А как же по-другому. Надо же иногда напоминать тебе, кто ты есть на самом деле. — Засмеялся в ответ Демон, — А то ты так станешь настоящим немцем и забудешь о своих русских корнях.
— Украинских. — Поправил его Сташинский. — Я украинец по национальности.
— Да, какая разница. — Сергей без длительных вступлений начал разливать напиток по рюмкам, — Все мы вышли из одного дома под названием Киевская Русь. Даже твой тезка Богдан Хмельницкий в зависимости от обстоятельств называл себя, то гетманом, а то и русским шляхтичем. Так что неважно, кто мы русские или украинцы, все это условность, все мы советский народ и это главное. — Он поднял рюмку и встал с места. — Вот давай, и выпьем с тобой за советский народ.
Сташинский, следуя примеру старшего товарища, тоже встал, но в отличие от него не стал пить содержимое рюмки до дна, а лишь пригубил ее.
Демон посмотрел на своего подопечного и удовлетворено улыбнулся.
— Очень хорошо, что немецкие привычки стали для тебя нормой поведения. — Произнес он, вновь усаживаясь в кресло.
— Что Вы имеете ввиду? — спросил Богдан, нанизывая вилкой кусочек сала.
— То, что водку пьешь не залпом, а маленькими глотками. — Ответил Сергей. — Обычно на таких мелочах и прокалываются наши коллеги за рубежом. — Он откусил огурец и, прожевав его, продолжил, — А теперь, расскажи, что смог узнать в Мюнхене.
Богдан отложил вилку в сторону, после вчерашнего плотного ужина, чувство голода у него еще не проснулось.
— Практически все, что от меня требовалось. — С гордостью ответил Сташинский и, не дожидаясь наводящих вопросов, продолжил. — Я узнал, что Лев Ребет проживает вместе с женой по адресу Окамштрассе 12 в пятиэтажном одноподъездном доме на третьем этаже. На каждом этаже расположено по три квартиры. Входная дверь в подъезд закрывается на ключ, который имеется у каждого из жильцов. Почти ежедневно утром к 10 часам на трамвае Љ 21 он ездит на работу в редакцию газеты «Украинский самостийник», расположенную на площади Карплац 8. Вход в подъезд свободный, потому что в этом здании есть еще несколько административных контор и коммерческих представительств. Периодически в рабочее время он посещает штаб-квартиру украинского центра на улице Дахауэрштрассе. Там он появляется не часто и не долго по времени, видимо, по мере надобности. Обычно туда он ходит пешком, потому что расстояние между редакцией и штаб-квартирой не более одного километра. Еще по четным дням он читает лекции в Украинском свободном Университете, расположенном по улице Пинценауерштрассе дом 15. Это достаточно далеко от Карплац, поэтому он ездит туда либо на трамвае, либо на такси. Обычно обедает в кафе рядом с отелем «Грюнвальд», это напротив редакции. Иногда после обеда, прохаживается по набережной Кегльмюльбах-канала, но недолго, минут пятнадцать-двадцать, не более. Охраны с ним нет. В вечернее время из дому не выходит. За время наблюдения я ни разу не видел, чтобы он с кем-то встречался на нейтральной территории. По магазинам сам не ходит. Во время передвижений старается избегать мертвых зон и многолюдных мест. Другими словами, при всей его публичности ведет, можно сказать, затворнический образ жизни.
— Очень хорошо, Йозеф, — Демон задумчиво поднял к потолку глаза и нервно почесал подбородок. — Очень хорошо.
— Какое будет следующее задание? — улыбаясь, спросил Богдан, глядя на изменившегося в лице куратора.
Он был доволен, что Сергей не задал ему ни одного дополнительного вопроса и не высказал ни одного замечания. Подобная реакция руководителя говорила о том, что с этим заданием он успешно справился.
Демон загадочно посмотрел на Сташинского и на выдохе тихо произнес:
— А следующее задание у тебя будет не простое — нужно убить Ребета.
Богдан от неожиданности невольно закашлял.
— Как убить? — не своим голосом спросил он. — А почему я?
— А кто? — резко оборвал его Демон. — Ты думаешь, для его ликвидации мы привлечем весь личный состав 13 отдела ПГУ? Нет уж брат, такие мероприятия проводятся с минимальной степенью огласки, а значит, для его проведения будет задействовано минимум сил. — Он сделал паузу и, бросив на Богдана недовольный взгляд, добавил. — Тем более, что эту задачу нашему Руководству поставил лично Никита Сергеевич Хрущев и мы обязаны ее выполнить.
Сташинский сидел неподвижно и не моргающим взглядом смотрел в одну точку. Он, человек, который за всю свою жизнь, не убил даже воробья, должен был совершить самое страшное преступление из тех, какие придумало человечество.
— Ты что, против? — многозначительно спросил Сергей, выводя его из состояния ступора.
Богдан в этот момент понимал, что отказаться от выполнения задания не имеет права, иначе, его самого не оставят в живых. Это была та редкая ситуация, когда не бывает другого выхода. Он, не двигаясь, сидел в кресле и как школьник засунул руки под бедра. В этот момент он отчетливо слышал удары собственного сердца и от этого, у него пересохло во рту. Дрожащими руками Богдан налил себе полстакана водки и залпом его осушил.
Сергей, едва сдерживая напряжение, не моргая, смотрел на своего коллегу. В этот промежуток времени он лучше других понимал, что сейчас решалась не участь Льва Ребета, решение об его ликвидации было принято. В этой комнате решалась судьба даже не Сташинского, а его самого, как главного организатора этой кровавой операции. Поэтому возможный отказ Богдана от выполнения задания автоматически ставил крест и на его карьере.
— Пойми, Йозеф, меня правильно. — Сергей старался говорить спокойно, придавая своему голосу отеческий тон. — В каждом из нас дремлет потенциальный убийца, только не все мы это осознаем. Довольно часто мы подавляем в себе желание уничтожить тех, кто мешает нам жить. В конце концов, враги, которые портят нам существование, могут оказаться сильнее, изворотливее, хитрее. Могут опередить и первыми нанести удар. Это война, незримая, но в тоже время жестокая война… А на войне солдат получает приказ и он обязан его выполнить. И не важно где отдают этот приказ, в окопе, на плацу перед строем, в кабинете или в гостиничном номере. Солдат должен выполнить приказ без малейших колебаний и отказаться ты не можешь, праватакого не имеешь. Это в армии за не выполнение приказа тебя могут разжаловать, отправить служить в какой-нибудь богом забытый гарнизон. В нашей системе все по-другому. У нас методы воспитания иные и меры наказания тоже.
Дальше развивать эту тему не было смысла. Сташинский понимал, что его отказ равносилен смертному приговору.
— Когда я должен это сделать? — после затянувшегося молчания обреченно произнес Богдан.
Демон облегченно выдохнул из легких воздух и обмяк в кресле.
— Не торопи события. — Снисходительно улыбнулся он и наполнил рюмки. — Тебе еще придется несколько раз выехать в Мюнхен для того, чтобы определиться, когда и в каком месте лучше организовать ликвидацию объекта. А мы тем временем подберем тебе надежное оружие. Сам понимаешь, обычный пистолет или нож здесь не подойдет. Ребета нужно будет убрать так, чтобы на месте убийства не осталось никаких улик. Нам нужно все обставить таким образом, чтобы для полиции его смерть выглядела, как естественная, а для бандеровского крыла ОУН, как загадочная. Тогда между ними усилятся внутренние противоречия и начнется междоусобная война.
— Вы об этом уже говорили. — Буркнул в ответ Сташинский и, взяв себя в руки, добавил, — Можете не сомневаться во мне. Я сделаю все так, как нужно.
— Вот и замечательно. — Удовлетворенно произнес Сергей и демонстративно поднял свою рюмку, предвкушая новый тост.