Январь 1960 года г. Москва

Приезд в столицу четы «Крыловых» не ознаменовался чем-то новым для Сташинского, тот же встречающий офицер на Белорусском вокзале, та же гостиница «Украина», только с более просторным и комфортабельным номером и тот же Георгий Аксентьевич, только на этот раз представший для него в новом качестве. На этот раз он выступал не как опытный чекист и высокопоставленный генерал грозного ведомства, а как добродушный дядечка, приставленный к молодой семье в качестве гида по Москве.

Целый день он возил прибывшую пару по столице, начав экскурс с посещения Красной площади и завершив его походом в прославленный ГУМ. Последней точкой маршрута генерал пытался хоть как-то взбодрить капризную немку, на которую историческая часть города не произвела никакого впечатления. Инге в течение всего дня демонстрировала полную апатию и безразличие. Даже обед в ресторане «Центральный», который москвичи по-старинке назвали «Асторией» со своим изысканным и неповторимым меню, совершенно не изменил ее настроения. Она постоянно молчала, лишь изредка бросая на Сташинского недовольный взгляд. Инге совершенно не понимала, о чем говорят мужчины и это ее очень раздражало. Со школьных лет она ненавидела русскую речь и никогда не думала, что этот язык будет родным для ее будущего мужа. Все это не могло остаться не замеченным для старого чекиста.

Уже вечером, когда черный «Зим» привез «Крыловых» к парадному подъезду гостиницы, Георгий Аксентьевич на входе, пропустив Ингу вперед, взял под локоть Сташинского, и немного отведя его в сторону, на ухо шепнул:

— Помни о своем обещании, сынок, как бы потом не пожалел о своем решении.

— Вы можете, за нас не волноваться, я все сделаю, как надо. — Буркнул в ответ Богдан и, пропустив вперед начальника, последовал за ним.

Генерал не стал подниматься в номер к молодым. Галантно поцеловав руку Инге, он сухо попрощался со Сташинским и удалился.

— Ну, как тебе Москва? — спросил Богдан, усаживаясь в глубокое кресло, когда они оказались в номере одни.

Инге устало упала на кровать и раскинула руки в разные стороны. Она не посмотрела на Богдана, хотя прекрасно слышала его вопрос, а молча уставилась глазами в потолок.

— Что-то не так? — Богдан подошел к Инге и взял ее за ладонь.

— Знаешь, Йозеф. — она запнулась, — Извини, Богдан. Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к твоему настоящему имени.

— Ничего страшного, — улыбнулся он, — Я давно привык к своему немецкому имени. Называй меня так, как тебе удобно. Хотя, — он задумчиво почесал затылок, — будет лучше, если в Союзе ты будешь назвать меня Богданом или Александром. Все-таки по паспорту я Александр Крылов.

— Так вот, Богдан. — Демонстративно подчеркнуто продолжила Инге, — Если ты ждешь от меня восторга от всего увиденного сегодня, то я должна тебя разочаровать. Мне не понравилась Москва. Слишком большой, шумный и не уютный город. Все кругом куда-то торопятся, везде очереди, все толкаются. — Она замолчала, переводя дыхание. — Я не привыкла к таким городам и такому ритму жизни.

— А тебя никто и не заставляет к этому привыкать. — Богдан погладил ее, как ребенка по волосам, — Мы будем здесь жить только наездами, когда меня будут вызывать на переподготовку. А местом моей работы будет Германия или другие страны Западной Европы. Просто нужно будет немного потерпеть. Мне обещают очень хорошие перспективы по службе. Мы объедем с тобой весь мир, увидим многие страны, просто тебе нужно немного времени, чтобы ко всему этому привыкнуть.

— Не знаю, смогу ли я все это вытерпеть. Я совершенно не понимаю, о чем говорят люди вокруг. Мне становится дико оттого, что здесь все женщины одеты почти одинаково, как в инкубаторе. У меня сложилось такое впечатление, что на ваших швейных фабриках нет никаких материй, кроме как серого, черного и коричневого цветов. Я чувствую себя здесь инородным телом.

— Не суди так категорично по одному дню. — Засмеялся Богдан и нежно прижал девушку к груди. — Мы будем с тобой ходить по театрам, ресторанам, выставкам и ты сама увидишь, сколько в этом городе модниц, ничуть не уступающих европейским. Поверь, пройдет время, и ты полюбишь Москву так же, как Берлин.

— Не знаю, — тяжело вздохнула Инге, — пока я страшно хочу вернуться домой.

— Глупенькая, ты просто устала. — Он поцеловал ее в щеку и продолжил. — Хочешь, завтра утром пойдем в Мавзолей? Георгий Аксентьевич поможет нам попасть туда без очереди.

— Не хочу в Мавзолей. — Категорично заявила Инге и по-детски надула губки. — Я терпеть не могу мертвецов.

— Ну что ты, попасть туда — мечта любого советского гражданина… — Но не успел он закончить свое предложение, как Инге перебила его.

— Странные вы люди, русские. — Задумчиво произнесла она. — Я, наверное, никогда не смогу понять, зачем выстаивать километровые очереди ради того, чтобы посмотреть на покойника в гробу. В конце концов, по христиански канонам, любой умерший должен быть предан земле, иначе его душа никогда не обретет покоя. Неужели, вы здесь в Советском Союзе все безбожники?

— Ну почему же, — улыбнулся в ответ Богдан. — Я родился и вырос в религиозной семье и до поступления в институт регулярно по праздникам посещал церковь. Просто для советского человека, Владимир Ильич Ленин — это куда больше, чем обычный покойник, лежащий в Мавзолее. Многими нашими людьми он воспринимается куда более значимой фигурой, нежели Иисус Христос для христиан. Он создатель нашего государства, автор целой идеологии, которая для большинства значит гораздо больше, чем религия.

— Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь? — Инге серьезно посмотрела в глаза своему будущему мужу.

— Это не важно, во что я верю или не верю. — Богдан отстранил от себя девушку и опустил руки. — Я работаю в разведке, а потому не должен зависеть от каких-то человеческих предрассудков. Я служу государству и поэтому обязан поступать так, как того требует государство. Если я буду расценивать приказ своего Руководства с точки зрения религиозных канонов или постулатов какой-то идеологии, я перестану быть разведчиком и тогда, на мне можно смело поставить крест.

— Но ведь это же страшно так жить. — Инге с испугом посмотрела на Богдана. — Без веры, без принципов, без совести. Рано или поздно работа когда-то закончится, и с чем ты будешь доживать свой век?

— Самое главное, что я живу с любовью к тебе. Надеюсь, что это чувство взаимное. Поэтому я собираюсь, свой век дожить в любви и согласие с тобой. А то, чем я занимаюсь в настоящий момент, тебя не должно тревожить. — Он вновь заключил девушку в свои объятия и начал страстно ее целовать.

* * *

«Смотрины» в Москве продолжались более месяца. Руководство КГБ не жалели ни денег, ни других средств на то, чтобы переломать отношение будущей жены перспективного ликвидатора к Советскому Союзу. Их культурной программе мог бы позавидовать любой высокопоставленный чиновник того времени. Через несколько дней гостиничный номер будущим молодоженам поменяли на загородную дачу. Обеды, как правило, проходили в кабинетах престижного ресторана «Арагви», а ужины в соседнем «Савое». Почти всегда столы ломились от икры всех сортов, от севрюг и белуг, от грузинских вин и лучших армянских коньяков. Вечерами «супруги Крыловы» посещали спектакли в Большом театре и МХАТе. Днем — осмотры Кремля и художественных галерей, поездки на катере по Москва-реке, и многое другое, чего не могли себе позволить обычные советские граждане.

В конечном счете, Инге дала официальное согласие на сотрудничество с КГБ, чего так долго добивались начальники Сташинского. После этого, 23 марта уже в Берлине Йозеф Леман и Инге Поль зарегистрировали свой брак. Вместе с тем, особую озабоченность берлинской резидентуры вызвал факт их венчания в церкви. Для чекиста, пусть даже работающего под прикрытием, подобный обряд, был кощунством над социалистической моралью и советским образом жизни. Однако, сам Шелепин воспринял эту новость спокойно, отметив для всех, что данное обстоятельство наоборот укрепит легенду разведчика. В мае, после отпуска проведенного на Черном море, чета возвратилась в Москву и поселилась в меблированной однокомнатной квартире в ведомственном доме КГБ. Сташинский стал посещать курсы изучения английского языка, а его жена начала активно изучать русский язык и совершенствовать западно-германские диалекты. Спустя месяц в кабинете Председателя КГБ собрались все руководители подразделений, ответственные за подготовку Сташинского к выполнению дальнейшего задания.

— Георгий Аксентьевич, как идет подготовка «семьи Крыловых»? — поинтересовался Шелепин у своего заместителя.

— Не важно, — вяло ответил тот, — Немка оказалась совершенно не склонна к изучению иностранных языков. Ей понабилось больше суток, только для того, чтобы наизусть выучить свой новый адрес — 2-я Ново-Останкинская улица, дом 18. Наши аналитики провели с ней тестирование, но она не смогла правильно ответить даже на те тесты, по которым отбирают солдат для службы в Пограничных войсках. Наши потуги показать ей преимущества советского образа жизни оказались тщетными. Поэтому я не вижу смысла начинать с ней какую-либо специальную подготовку. Извините, за прямоту, но она просто ограниченный и ни к чему не пригодный кандидат. Начинать ее чему-то обучать, заведомо зная бесперспективность этого мероприятия, напрасная трата времени и средств. Да и нет смысла перед ней раскрывать тайны, которые ей совершенно ни к чему. Тем более, что ее отношение к социализму, за время, проведенное в Москве, абсолютно не изменилось. И это при том, сколько времени и средств мы потратили на то, чтобы показать ей все преимущества советского образа жизни. — Он сделал небольшую паузу, не решаясь продолжить, но все же добавил. — Более того, я опасаюсь, что она сможет оказать негативное влияние на Сташинского, передать ему свои антисоветские настроения и, тогда мы получим гарантированный провал.

Шелепин нервно покрутил карандаш между пальцами и спросил:

— Ваши предложения?

— Я думаю, что нужно готовить вариант «В». — Он не стал вдаваться в детали этого плана, так как совсем недавно обсуждал его наедине с Председателем. — Но перед этим, считаю, целесообразным создать такую ситуацию, в результате которой Сташинский почувствовал бы, что мы перестали ему доверять. Для этого он должен сам найти признаки того, что его квартира прослушивается и почтовая корреспонденция перлюстрируется. Плюс к этому, нужно несколько изменить к нему привычное лояльное отношение.

— И что это нам даст? — удивленно взглянул на своего заместителя Председатель КГБ, до конца не понимая сути его замысла.

— Сташинский сам по себе чрезвычайно честолюбивый и, в некотором смысле, амбициозный человек. — Продолжал излагать свой план генерал. — Почти за десять лет работы в органах, он привык быть фаворитом в своей области, чувствовать свою незаменимость и благосклонность руководства. Согласитесь, для молодого человека 29 лет уже иметь ценный подарок от Председателя КГБ и орден Боевого Красного Знамени, это не просто разовый успех, это показатель его высокого профессионализма. Он прекрасно отдает себе отчет в том, какие перспективы по службе его ждут и ему неоднократно мы об этом говорили. Для людей с его складом характера, уйти на второй или даже третий план, гораздо большая утрата, нежели потеря любимой женщины. Такие, как он, не созданы для рая в шалаше, им нужна слава. Хотя, — он добродушно улыбнулся, — Понятия «Слава» и профессия ликвидатора, плохо сочетаются, но тем не менее. Прожить вторую половину жизни, прозябая где-нибудь в конторе, он уже не сможет. Поэтому, смысл расшифровки проверочных мероприятий, о которых я сказал ранее, сводится к следующему. Если он пойдет на поводу у своей жены, то, в конечном счете, перейдет в общении с ней на определенные условности, замкнется в себе, что в любом случае, не останется незамеченным с нашей стороны. Если же он останется верным нашему делу, то сам факт проверки, его разозлит, как профессионала, и он обязательно потребует от нас разъяснений. В этом случае, я не исключаю, что он сам пожелает разорвать свои отношения с этой немкой, только ради того, чтобы остаться в обойме. Если так произойдет, то в дальнейшем его можно будет посвятить в детали нашего плана.

— Весьма сомнительное предложение. — Произнес Шелепин и, подумав, добавил. — Хотя, не лишено здравого смысла.

— А что Вас в нем смущает?

— Видите ли, Георгий Аксентьевич, — Председатель встал с места и начал ходить по кабинету. — Я не сомневаюсь, что Вы прекрасно изучили психотип самого Сташинского и можете прогнозировать его поступки, но его избранница изучена нами только поверхностно. Ее дальнейшие действия непредсказуемы. А вдруг, как личность, она окажется сильнее Сташинского и все же сможет подавить его? Опять же, я не исключаю, что их отношения выйдут за рамки наших расчетов. Извиняюсь за лирику, но просчитать действия влюбленных людей, мне кажется не возможно. Любовь одинаково творит, как чудеса, так и глупости. Поэтому поиск логики в поведении двух, безумно любящих друг друга людей, мне кажется утопией. Я умышленно употребил слово «безумно», так как вижу, что Сташинский перестал отдавать отчет своим действиям. Во всяком случае, такое мнение у меня сложилось на основании ваших докладов.

— Я не думаю, что мы в данном случае чем-то рискуем. — Возразил генерал. — Задача по ликвидации еще одного лидера ОУН, в которой мы собирались использовать Сташинского, отпала сама собой, по причине разразившегося скандала вокруг убийства Бандеры. Очередное его задание в далекой перспективе. Поэтому у нас есть время готовить его к заброске в западные страны по отдельному плану и параллельно проверять их обоих. Поэтому я намерен посвятить проверке Сташинского и его жены не меньше времени, чем его дальнейшей подготовке.

— Ну, что ж, Георгий Аксентьевич, полагаюсь на Ваш опыт и интуицию. — Развел руками Шелепин и перешел к обсуждению следующего вопроса.