Наши положительные идеи, которые отчасти только были выражены в Программе, они не прекратили своего существования, не угасли с нашим арестом. Наоборот, они получили во многом неожиданное даже для нас самих продолжение, продолжение живое, и не только в среде бывших членов ВСХСОН, но в среде гораздо более широкой...
Е.Л. Вагин, член ВСХСОН

Ленинградские политические процессы 1967-1968 годов получились настолько «громкими», что, несмотря на закрытость судебных заседаний и полное отсутствие гласности, слухи о них всё же просочились на свободу.

Много лет спустя поэт и писатель Владимир Алексеевич Солоухин расскажет, как в далёком шестьдесят восьмом он был потрясён известием о расправе в Ленинграде над большой группой молодых патриотов. Находясь тогда под сильным впечатлением от этого события, Солоухин написал и распространил среди своих друзей и членов Союза писателей стихотворение «Настала очередь моя»:

Когда Россию захватили И на растленье обрекли, Не все России изменили, Не все в предатели пошли. И забивались тюрьмы теми, В ком были живы долг и честь. Их поглощали мрак и темень, Им ни числа, ни меры несть. Стреляли гордых, добрых, честных, Чтоб, захватив, упрочить власть. В глухих подвалах повсеместно Кровища русская лилась... <...> Я поднимаюсь, как на бруствер, На фоне трусов и хамья. Не надо слёз, не надо грусти - Сегодня очередь моя!

Это стихотворение, переписанное от руки, перепечатанное на пишущих машинках, часто без подписи автора, пользовалось большим успехом в кругах русских патриотов по обе стороны границы. Но даже сегодня мало кто знает, что посвящено оно - «поднявшимся на бруствер» участникам ВСХСОН.

Деятельность Союза Освобождения Народа нашла отражение и в другом произведении В.А. Солоухина - группа Игоря Огурцова упоминается в романе «Последняя ступень», написанном в 1976 году, но опубликованном только в середине девяностых. В «Последней ступени» социал-христианскому подполью дана восторженная характеристика, его участники предстают перед читателем в героическом ореоле - явное свидетельство того как восприняла «дело ВСХСОН» та часть общества, которая начинала критически поглядывать на советскую действительность.

Несомненно, ВСХСОН, первым среди современников объединивший на своём идейном знамени слова «Христианство», «Россия» и «Освобождение», оказал определённое влияние на «патриотическое крыло» тогдашней советской творческой и научной элиты, наиболее яркими представителями которого были такие люди как писатель В.А. Солоухин, художник И.С. Глазунов, а вслед за ними - целая когорта писателей и публицистов этого направления.

На рубеже 1960-х - 1970-х годов в лоне официальной советской культуры сформировалось своеобразное течение, сторонников которого можно условно назвать «системными патриотами». Их интересы и деятельность были направлены на поиск утраченных культурных ценностей русского народа и их сохранение.

Классическим примером этого в литературе стали солоухинские «Чёрные доски» (1969).

В связи с деятельностью системных патриотов нельзя обойти вниманием такие явления как творчество писателей-«деревенщиков», деятельность Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), резко возросшую к началу 1970-х годов, создание московского городского клуба «Родина»... Печатным рупором этого движения негласно стал журнал «Молодая Гвардия» - официальный орган ЦК ВЛКСМ.

Но «патриотическое крыло» советской творческой интеллигенции имело совсем иные, нежели социал-христиане, корни, шло по другому пути, а главное - преследовало иные цели... Будучи так или иначе связанными с элитой партийной, произрастая из номенклатурной и околономенклатурной среды, лидеры системных патриотов играли по правилам, продиктованным «системой» и всегда оставались в рамках легальности и лояльности к коммунистическому режиму.

«Этих писателей и художников нельзя в прямом смысле считать “инакомыслами”, - напишет в конце семидесятых Е.А. Вагин, - большинство из них слишком легко идут на компромиссы, и всё же их вклад должен быть отмечен: вклад в пробуждение национального и религиозного сознания».

* * *

Дело ВСХСОН оказало значительное влияние на мировоззрение многих инакомыслящих интеллектуалов в России, а впоследствии - и на более широкие круги советского общества.

Нужно отметить, что большинство оппозиционных групп, возникших в СССР во второй половине 1950-х и первой половине 1960-х годов, всё ещё пыталось действовать в русле идей марксизма-ленинизма. Типичные примеры тому: «Союз Революционных Ленинистов» (1956 г.), «Союз патриотов России» Льва Краснопевцева (1957 г.), «Союз борьбы за возрождение Ленинизма» генерала П.Г. Григоренко (1963 г.), «Союз Коммунаров» Валерия Ронкина (1965 г.) и т.п.

Участники подобных организаций продолжали жить представлениями, вынесенными ими из-за парт советской школы. Будучи воспитанными на революционных мифах и видя явное несоответствие этим мифам окружающей действительности, они искали выход из положения в борьбе за возвращение к мифическому «истинному» марксизму-ленинизму.

Лишь по мере развития самостоятельного мышления в рядах пассионариев и осознания ими несостоятельности пропагандистских штампов, марксистское «инакомыслие» в СССР стало постепенно изживаться. Вчерашние «красные диссиденты» в большинстве своём разочаровывались в былых идеалах. Особенно быстро это происходило, когда марксисты попадали в советские тюрьмы и концлагеря, где они встречались с подлинными противниками режима - антикоммунистами. Под влиянием последних многие борцы за «истинный ленинизм» становились убеждёнными антибольшевиками, недавние материалисты - обращались к религиозной вере своих отцов. «Недаром концлагерь официально называется исправительно-трудовой колонией. Приходят атеистами, уходят - христианами. Исправились...» 90 - саркастически заметил по этому поводу Владимир Осипов.

И хотя подпольные неомарксистские группы возникали в СССР и в последующие годы - например, в 1967-1969 годах в Саратове и Рязани действовала «Группа Революционного Коммунизма» А. Романова, О. Сенина, Ю. Вудки и др. - оппозиционных организаций подобного направления становилось всё меньше и меньше: повзрослевшая в идейно-политическом плане оппозиция постепенно перерастала пелёнки примитивных марксистских верований. Но мало было осознать лживость марксизма и ленинизма, мало разглядеть глухой тупик впереди коммунистического пути: нужно было найти выход из тупика. Лжеучению - противопоставить здоровую альтернативу.

* * *

В 1970-е годы идейные искания противников тоталитарного режима стали развиваться в двух основных направлениях - западно-демократическом и национально-православном (иногда их называли «неозападническим» и «неославянофильским»). Конечно, оппозиционных течений в СССР в то время было гораздо больше - марксистские, сепаратистские, движение за выезд из СССР и т.д. - но только два выше названных, оказались в действительности магистральными, ибо именно они потенциально были способны определить будущее всей страны.

Оба эти идейные течения выступали против диктатуры партийной бюрократии и в этом отношении действовали единым фронтом. «Между демократами и националистами, - писала Джейн Эллис, - возникало известное братство и сознание общности. Они видели друг в друге сходные небольшие группы самоотверженных идеалистов, готовых посвятить свою жизнь, казалось бы, невозможной задаче - добиться изменения или хотя бы смягчения монолитной советской политической и идеологической системы».

Однако сторонники этих двух общественно-политических течений видели перед собой разные конечные цели, а потому их взаимоотношения складывались весьма непросто и часто доходили до острых теоретических споров.

Западно-демократическое движение ориентировались на союз с Западом, в котором оно видело готовый образец для политического (демократия) и экономического (капитализм) переустройства страны. Негласным лидером и идеологом этого движения стал талантливый учёный-физик, академик Андрей Дмитриевич Сахаров, ратовавший за идею конвергенции - сближения капитализма и социализма, сопровождающееся демократизацией и демилитаризацией.

Национально-православное течение в послевоенном Советском Союзе возродили подпольщики ВСХСОН. Патриоты стали искать опору не в чужих моделях экономической, политической, социальной и культурной жизни, а в христианских ценностях, в том числе и в социальном учении христианства. Их концепции и программы предназначались не для абстрактной «страны», но были обращены к России - с её верой, культурой, историей.

После ареста социал-христиан национально-православное течение в СССР не пресеклось и нашло не только некоторое отражение в культурно-охранительной и историко-просветительской деятельности системных патриотов. Напротив, ВСХСОН как бы дал сигнал и к возрождению на Родине внесистемного русского православно-патриотического движения.

Это движение в Советском Союзе не получило какого-либо организационного оформления - в отличие от эмиграции, где русское национальное движение было структурировано ещё в 1920-е годы, - но его участников можно было бы объединить, опираясь на два основополагающих принципа - православную веру и патриотическую позицию. А из первого и второго естественно вытекал и третий принцип - неприятие теории и практики коммунизма.

Среди представителей национально-православного течения можно назвать редактора самиздатовских христианско-патриотических журналов В.Н. Осипова; писателя Ю.А. Ветохина, долгие годы истязаемого в психиатрической тюрьме, но не сломленного и в 1979 году совершившего головокружительный по замыслу и смелости побег из «советского рая»; художника В.Д. Линицкого, картины которого министр МВД СССР Щёлоков охарактеризовал как «открытую религиозную пропаганду» и многих других. Но самым известным выразителем этого течения, безусловно, стал Александр Исаевич Солженицын.

Разномыслие между западно-демократической и православно-патриотической линиями в общественно-политическом движении к середине 1970-х годов наиболее ярко выразилось в открытой полемике между А.Д. Сахаровым и А.И. Солженицыным. Так, например, в апреле 1974 года в статье «О письме Александра Солженицына “Вождям Советского Союза”» Сахаров писал:

«Мне далека точка зрения Солженицына на роль марксизма как якобы “западного” и антирелигиозного учения, которое исказило здоровую русскую линию развития. Солженицын пишет, что, может быть, наша страна не дозрела до демократического строя и что авторитарный строй в условиях законности и православия был не так уж плох, раз Россия сохранила при этом строе своё национальное здоровье вплоть до XX века. Эти высказывания Солженицына чужды мне. Я считаю единственным благоприятным для любой страны демократический путь развития. Существующий в России веками рабский, холопский дух, сочетающийся с презрением к иноземцам, инородцам и иноверцам, я считаю величайшей бедой, а не национальным здоровьем...

Я в первую очередь возражаю против стремления отгородить нашу страну от якобы тлетворного влияния Запада...

Солженицын, как я считаю, переоценивает роль идеологического фактора в современном советском обществе. Отсюда его вера в то, что замена марксизма на здоровую идеологию, в качестве которой ему рисуется, по-видимому, православие, спасёт русский народ... Призыв к патриотизму - это уж совсем из арсенала официозной пропаганды...»

В ответ на упрёки со стороны своих оппонентов из западно-демократического лагеря А.И. Солженицын говорил:

«...Сахаров считает, что надо в будущей России максимально копировать западную систему. Я считаю, что нужно развивать традиционные русские формы, которые не совпадают с западными. Среди таких форм, например, отсутствие партий. Или: наше прежнее представительство, так называемый Земский собор...

Далее, Сахаров верит до сегодняшнего дня в идею конвергенции... что действительно идёт всё время общечеловеческий прогресс. А мне, наоборот, гораздо виднее плоды нравственного регресса, а прогресс технический - ещё мало радости...

Сахаров считает, что нация сама не должна ведать своей экономикой, экономика должна быть сквозной по земле, единой, а раз так, то кто будет ею управлять? - мировое правительство? А я считаю, что это будет только бестолочь...

В соответствии со своими взглядами Сахаров считает, что наши проблемы, внутри Советского Союза, должны быть решены давлением иностранных правительств, парламентов и обществ. И считает, что мы уже столько понесли жертв внутри страны, что нельзя призывать к жертвам наше население. А я считаю, что с Запада достаточно, если он спасёт сам себя. А мы, да, мы должны сами себя спасти и, да, без добровольных жертв не спастись».

Уже по этому небольшому отрывку из выступления писателя видно сколь тесно переплетались его взгляды с некоторыми пунктами Программы ВСХСОН. В то время как Сахаров звал к сближению социализма и капитализма, Солженицын, подобно социал-христианам, отвергал и то, и другое - как губительные для России пути. А высказываясь за упразднение любых политических партий, писатель солидаризировался с одним из ключевых положений Программы ВСХСОН: «Социал-христианская государственная доктрина рассматривает как безусловное зло такую организацию власти, при которой она является призом для соперничающих политических партий или монополизируется одной партией. Вообще, партийная организация власти неприемлема с точки зрения социал-христианства».

Александр Исаевич высоко ценил идеи, выдвинутые ВСХСОН, и считал, что именно Игорь Огурцов в будущем, после освобождения из заключения, смог бы и должен будет написать программу русского национального движения, программу возрождения России...

Ко второй половине 1970-х годов западническая, демократическая «линия Сахарова» и православная, национальная «линия Солженицына» идейно размежевали бо́льшую часть думающей, гражданственно-активной прослойки подсоветского народа, прежде всего, интеллигенции.

* * *

Размежевание на патриотов и западников существовало в 1970-е годы не только в оппозиционно настроенных кругах внутри СССР: ещё отчётливее и жёстче оно проявлялось в эмиграции.

В Российском Зарубежье тех лет западническое, демократические течение в основном было представлено так называемой «третьей волной», включавшей в себя выпущенных за «железный занавес» диссидентов, а также представителей этнической еврейской эмиграции.

Национальное русское течение в Зарубежье традиционно представлял Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) - старейшая антикоммунистическая организация, основанная в 1924 году генерал-лейтенантом бароном П.Н. Врангелем и ставшая преемником и продолжателем Белого движения. Позицию РОВСа в послевоенной эмиграции поддерживали такие идейно ориентирующиеся на него организации, как, например, Совет Российского Зарубежного Воинства (СРЗВ), Тройственный Союз Казаков Дона, Кубани и Терека, Союз чинов Русского Корпуса, Российское Национальное Объединение (РНО) под председательством В.В. Орехова, а также большинство монархистов. Периодическая печать этого направления была представлена военно-политическими журналами «Часовой», «Наши Вести», монархической газетой «Наша Страна» и другими изданиями.

Как нечто среднее между национальным и западно-демократическим течениями позиционировал себя эмигрантский Народно-Трудовой Союз российских солидаристов (НТС). Идеологи этой организации пропагандировали «сочетание, а не противопоставление идей национального возрождения России и правовой демократии».

Но двусмысленность в программных установках НТС лишь усиливала прохладность отношений, традиционно существовавшую в эмиграции между солидаристами и приверженцами Белой Идеи. А.И. Солженицын, ознакомившись с Программой НТС, писал, что она «составлена настолько безнационально, без всякого даже упоминания русской истории и её особенностей, что довольно было бы вместо «наша страна» везде поставить Турцию - и равно пригодилось (не пригодилось) бы для Турции».

Нужно отдать должное НТС: за свои идеи некоторые члены этой организации заплатили свободой и даже жизнями, а энтээсовское издательство «Посев», в частности, уделяло большое внимание А.И. Солженицыну и ВСХСОН. Но чем дальше, тем яснее становилось, что отношения между русским национально-православным течением и солидаристами далеки от единомыслия: сказывались принципиальные идейные различия. «Проштудировав Программу НТС, - напишет член ВСХСОН Л.И. Бородин, - обнаружил там массу определённо неприемлемых положений относительно будущего России и средств его достижения»...

* * *

Если вопрос о конечных целях был для оппозиции вопросом стратегии, то выбор методов борьбы - вопросом тактики. И здесь оппозиционное движение также разделилось на два лагеря - тех, кто признавал за народом - хотя бы теоретически - право на вооружённое сопротивление тоталитарному режиму, и тех, кто считал, что единственной формой борьбы с коммунистическим тоталитаризмом в СССР может быть легальная деятельность, протекающая в рамках существующего советского законодательства. Представители последней точки зрения вошли в историю под названием правозащитников.

Правозащитное движение возникло несколько позже ВСХСОН, его становление пришлось на годы активной подпольной работы социал-христиан. Днём образования этого движения принято считать 5 декабря 1965 года, когда на Пушкинской площади в Москве состоялась немногочисленная демонстрация в поддержку арестованных КГБ писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. Демонстрация проходила под лозунгами: «Соблюдайте советскую Конституцию!» и «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!»

Историки, как и сами участники оппозиционных движений в СССР, часто ставят знак равенства между понятиями: «правозащитники» - «диссиденты» - «инакомыслящие». Попытки дать этим понятиям чёткое толкование делались неоднократно, но общепризнанного определения «диссидентству», в том смысле, в каком оно возникло в Советском Союзе, не существует. И это объяснимо: движение диссидентов было весьма пёстрым по своей направленности. В его рядах можно было увидеть и борцов за идеалы ленинизма, и убеждённых демократов, и активистов борьбы за право евреев на эмиграцию, участников движения за права переселённых народов и националистов-сепаратистов - прибалтийских, закавказских, западноукраинских...

Внутри диссидентского движения образовались и православное течение из священников и мирян, действовавших в рамках официально признанной в СССР церкви - Московской Патриархии. Начало его относится к тому же 1965 году, когда священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин обратились к Председателю Президиума Верховного Совета СССР Подгорному с открытым письмом, в котором с правозащитных позиций, ссылаясь на советскую Конституцию, протестовали против нарушения «социалистической законности» в отношении Церкви и верующих... Деятельность православных диссидентов была направлена также на критику тех представителей церковных властей, кто пресмыкался перед правящим коммунистическим режимом, забыв свой христианский и пастырский долг...

Один из непосредственных участников и летописцев диссидентского движения, Леонард Терновский, писал: «Диссидентами именовались люди различных взглядов и устремлений, несхожие и порой почти ни в чём не согласные между собой. Но всё-таки были, по меньшей мере, три положения, на которых сходились почти все. Эти принципы не всегда чётко формулировались, часто только подразумевались, но их не оспаривал почти никто».

Этими «тремя неоспоримыми принципами» диссидентства являлись:

1. Гласность.

2. Уважение к законности.

3. Ненасилие.

«Гласность» в данной триаде означала полную открытость действий, «законность» - советское законодательство, «ненасилие» - отказ от всех форм вооружённого сопротивления.

Таким образом, под диссидентством сами участники этого движения подразумевали не только и не столько идейные течения, противопоставляемые ими официальному - идеология их могла быть какой угодно, вплоть до коммунистической - сколько тактику отстаивания своей позиции.

В этом смысле ВСХСОН, отвергавший в своих теории и практике все «три неоспоримых принципа», был полным антиподом диссидентского движения.

Напротив, системные патриоты с их легальностью и лояльностью в вопросах тактики тесно смыкались с диссидентами-правозащитниками, ибо чётко укладывались в «три неоспоримых принципа» диссидентства. Вот только правозащитников за их позицию бросали в тюрьмы и лагеря, а фрондирующие системные патриоты - в это время подкармливались из номенклатурных спецкормушек.

Помимо схожей тактики, была ещё одна черта объединявшая правозащитников с системными патриотами: и те, и другие так или иначе исходили из советско-коммунистической традиции, даже когда противостояли ей. Этим все они резко отличались от социал-христиан: ВСХСОН олицетворял собою абсолютное неприятие коммунистической традиции, объявив ей войну, не предполагающую ни компромиссов, ни перемирий, ни возможности совместного сосуществования.

«Социал-христиане, - писал Е.А. Вагин, - выступили - практически только словом! - против власти узурпированной, незаконной, безбожной, прикрывающейся именем народа. По сути дела, они только подтвердили ещё раз, в условиях 6о-х годов, то, что жило в русском сознании все 50 лет унизительного рабства, что оружием защищали Белые армии, во имя чего гибло в лагерях и тюрьмах православное духовенство и монашество: власть эта антинародная, и отношение к ней должно быть однозначным - полное, тотальное отрицание, вплоть до готовности её свержения силой. Ибо от тирании освобождаются - только силой».

Со временем на страницах эмигрантской печати замелькали взаимные упрёки сторонников легального и нелегального путей сопротивления. А один из лидеров правозащитного движения, советский генерал и идейный коммунист П.Г. Григоренко дал книге своих мемуаров многозначительное и весьма красноречивое название: «В подполье можно встретить только крыс...» (острословы по поводу этого названия замечали, что генерал явно побывал не в том подполье: оппозиционную деятельность Григоренко начинал с основания подпольной организации марксистско-ленинского толка.)

Правозащитники осуждали подпольные методы борьбы, приравнивая подпольщиков чуть ли не к террористам. Правда, их отношение к этому вопросу становилось иным, если речь заходила не о Советском Союзе а, например, о подпольных организациях в Польше...

В свою очередь критики диссидентства отмечали, что правозащитники стремятся лишь к «улучшению» советско-коммунистической системы, а не отвергают её, указывали, что требования диссидентов носят ограниченный, частный характер.

«Демократическое движение диссидентов, - заявлял во второй половине 1970-х годов Абдурахман Авторханов, - возникло на основе советской конституции и под лозунгом “Соблюдайте собственную конституцию!” Оно требовало, как требует и нынешнее движение за права человека, соблюдения советской конституции в целях укрепления того же самого “социалистического строя“. Оно само соблюдало не только основной закон, но и его оговорки, т.е. оно было политически лояльным и юридически вполне легальным движением».

А такие принципиальные противники диссидентской тактики, как писатель Юрий Ветохин, и вовсе считали её вредной для антикоммунистического движения. В книге «Склонен к побегу» Ю.А. Ветохин доказывал, что диссиденты, в конечном счёте, укрепляют авторитет самозваных коммунистических правительств, так как обращения к красным диктаторам с жалобами и петициями возводит таковых в ранг законных правителей.

Насколько противоречивыми и в то же время взаимосвязанными были отношения патриотов и западников, подпольщиков и диссидентов видно на примере известного общественного деятеля Владимира Николаевича Осипова. Бывший анархо-синдикалист, он познакомился с социал-христианами в мордовском концлагере, где пережил религиозное обращение и стал православным монархистом и русским националистом. В первой половине семидесятых В.Н. Осипов - один из людей, близких к ВСХСОН по своим идейным воззрениям. После освобождения он издаёт самиздатовские журналы «Вече» (1971-1974) и «Земля» (1974) - последний совместно с Вячеславом Родионовым - посвящённые проблемам возрождения православия и национального самосознания. Но в области тактики В.Н. Осипов придерживался диссидентских позиций, ратуя за создание «лояльной оппозиции».

Подчёркивая лояльность и открытость действий, Владимир Осипов демонстративно указывал на обложках журналов своё имя и адрес, избегал антисоветских высказываний. Более того - призывал читателей отказаться от конфронтации с властями и сосредоточить усилия на внутренних проблемах русской национальной жизни. Несмотря на это, в ноябре 1974 года он был вторично арестован КГБ и осуждён ещё на 8 лет строгого режима - за издание журналов с «реакционных славянофильских позиций»...

Пример В.Н. Осипова в очередной раз показал, что никакой демонстративный «легализм» оппозицию - ни патриотов, ни западников - отнюдь не легализовывал. КГБ безо всякого усилия, одного за другим, брал диссидентов «в оборот», «профилактировал» и, если это не давало результатов - распределял по психбольницам, тюрьмам, лагерям, ссылкам или выталкивал за рубеж.

Именно поэтому, осознавая невозможность легальной деятельности при тоталитарном режиме, социал-христианское движение с самого начала возникло и действовало в условиях подполья и конспирации. «Если бы у нас была возможность создать таковое движение легальным образом, - признавал И.В. Огурцов, - естественно отпала бы необходимость уходить в подполье. Такой возможности не было...»

Здесь следует указать на одну черту, органически присущую лидеру социал-христиан. Несмотря на то что ВСХСОН впоследствии не раз подвергался критике и даже откровенным нападкам со стороны отдельных представителей диссидентских кругов, глава Социал-Христианского Союза нигде и никогда не позволял себе отвечать на эти выпады взаимной критикой. И.В. Огурцов высоко ценил все формы борьбы против коммунистической диктатуры и считал принципиально недопустимым подвергать нападкам тех людей и те организации, которые вели реальную борьбу против общего врага, даже если их взгляды отличались от социал-христианских. Он словно бы раз и навсегда принял для себя правило, когда-то провозглашённое одним из лидеров Белого движения и русской эмиграции генерал-лейтенантом Евгением Карловичем Миллером:

«Ни один эмигрант не имеет права что бы то ни было делать или говорить, что могло бы послужить на пользу большевикам или во вред другому эмигранту, т.е. тому, кто так или иначе борется с большевиками, и ни один эмигрант не имеет права не сделать того, что в его возможностях и что может так или иначе нанести ущерб коммунизму.

С этой мыслью нужно утром вставать и вечером ложиться спать, с этой точки зрения нужно расценивать каждый свой шаг, каждое своё слово, принося в жертву главному и единственно важному всё личное, второстепенное, партийное.

Никогда не делать того, что может порадовать общего врага. Все усилия - против коммунизма...»

Конечно, живя в Советском Союзе, И.В. Огурцов не мог читать этих строк, написанных рыцарем-генералом в октябре 1935 года, но рыцарская позиция по отношению ко всем соратникам по борьбе была воспринята им интуитивно, вытекая из внутреннего благородства и истинно христианского миропонимания.

В отличие от принципиальных противников диссидентской тактики или от правозащитников, хуливших подпольные методы, глава ВСХСОН не противопоставлял разные формы сопротивления друг другу: «Трагизм положения в том, что мы не успели встретиться с полулегальными движениями, - не раз говорил Игорь Огурцов. - Если бы подполье существовало одновременно с полулегальным диссидентским движением, это была бы колоссальная сила, которую выкорчевать в тот период не удалось бы даже ЧК. Но этой стыковки не произошло...»

* * *

Дело ВСХСОН повлияло не только на развитие общественно-политической мысли в кругах оппозиционной интеллигенции. Оно повлекло за собой некоторые последствия и для внутриполитического курса самого правящего режима.

После раскрытия социал-христианского подполья председатель КГБ Ю. Андропов утвердился во мнении о чрезвычайной потенциальной опасности, грозящей коммунистическому режиму со стороны возрождающегося русского национального движения. Борьбу с «русистами» (так на чекистском «новоязе» глава КГБ именовал членов ВСХСОН, а вслед за ними и вообще всех тех, кто в той или иной степени был склонен к проявлению чувства русского патриотизма) Андропов считал одним из важнейших направлений деятельности Госбезопасности. «Главная забота для нас - русский национализм: диссиденты потом - их мы возьмём за одну ночь», - поучал шеф КГБ своих коллег.

Так расставили свои приоритеты в споре между патриотами и западниками сами коммунистические руководители. Русское национальное движение представлялось им гораздо более серьёзной опасностью, чем прозападническое движение диссидентов.

Одним из последствий андроповской русофобии и прямым следствием «дела ВСХСОН» стало создание в июле 1967 года Пятого Управления КГБ - пресловутой «пятки».

На новое Управление госбезопасности была возложена задача борьбы с «идеологической диверсией», то есть с идейными противниками режима внутри страны. Именно «пятка» стала тайно следить за политическими взглядами советских граждан, в особенности творческой и технической интеллигенции, преподавателей и студентов ВУЗов, журналистов, спортсменов, священнослужителей, верующих... Пятое Управление «курировало» деятельность диссидентов, националистов, эмигрантских антисоветских организаций, Московской Патриархии, сектантов и, конечно же, ненавистных для КГБ «русистов», а впоследствии - «неформалов» и даже рокеров и панков, организуя агентурное проникновение во все эти круги и структуры.

В связи с резко увеличенными после разгрома ВСХСОН масштабами внутриполитического шпионажа по приказу Андропова была воссоздана сеть агентуры КГБ - так называемых «секретных сотрудников» (сексотов), а попросту тайных доносчиков, «стукачей».

Считается, что старая, созданная ещё при Сталине, агентурная сеть, сверх всякой меры замаравшая себя в годы массовых репрессий, была упразднена при Хрущёве - во время очередной реорганизации чекистского ведомства. Слишком уж много грязи, слёз и крови оказалось на счету тайных информаторов ВЧК-КГБ. Но, как видно, без практики тотального доносительства на ближнего коммунистическая система обходиться не могла.

Только в 1967 году гэбисты завербовали 24 952 новых агентов во всех слоях общества, что составило 15 процентов всей их тогдашней агентуры. Весьма показательное «достижение» в год пятидесятилетнего юбилея советской власти. А уже в следующем 1968 году агентурный аппарат вырос до 260 тысяч негласных сотрудников... И эта цифра из года в год продолжала увеличиваться...

Уроки ВСХСОН усваивали не только органы госбезопасности, но и партийное руководство: уже в августе 1967 года ЦК КПСС принял постановление «О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве», в котором среди прочего потребовал усилить уровень идеологической работы в вузах. Это было очевидным следствием дела ВСХСОН, зародившегося в среде студентов Ленинградского университета - одного из ведущих высших учебных заведений страны - и включавшего в орбиту своей деятельности не только студенчество и молодых выпускников, но и преподавателей нескольких вузов. Посыпались постановления, направленные на повышение коммунистического воспитания молодёжи... «Синдром ВСХСОН» на долгие годы породил у коммунистической власти параноидальный страх возрождения русского национального движения...