FB2Library.Elements.Poem.PoemItemВалентин З/К
За «железный занавес» весть об аресте участников ВСХСОН и готовящейся над ними расправе долетела довольно быстро. Уже в конце 1967 года в странах Свободного мира стали раздаваться голоса в защиту социал-христиан: к их судьбе попытались привлечь внимание видные общественные деятели, писатели и учёные.
В начале декабря группа из одиннадцати известных французских писателей и учёных направила председателю советского правительства Косыгину Открытое письмо, текст которого опубликовала газета “Le Monde”. Авторы письма заявили:
«Глубоко встревоженные арестом 28 сотрудников ленинградского Университета в феврале 1967 года и полной тайной, окружающей их процесс, мы просим вас употребить ваше влияние, чтобы подсудимым были предоставлены все гарантии защиты, предусмотренные законом. Мы безоговорочно склонны верить слухам, согласно которым, большей части подсудимых в ходе суда были вынесены тяжкие приговоры, вплоть до высшей меры наказания для некоторых из них. Будьте уверены в том, что наше обращение не обусловлено никакими политическими мотивами: оно продиктовано чувством солидарности, связывающей западных интеллектуалов со своими советскими коллегами».
Среди тех, кто поставил подпись под этим текстом, был известный католический писатель, классик французской литературы Франсуа Мориак (1885-1970) - один из немногих людей на Западе, понимавших трагедию России и русского народа. «Если я откуда и вижу свет, - говорил Мориак, - то это свет из России, ибо в России - Голгофа, а где Голгофа, там - Воскресение».
Заявление видных деятелей французской науки и культуры дало понять коммунистическому руководству, что международная научная общественность знает о процессе над ВСХСОН и заинтересованно наблюдает за судьбой арестованных подпольщиков. А это, несомненно, заставляло экзекуторов несколько сдерживать себя: кровавая расправа над социал-христианами или заточение их в психиатрическую «больницу» уже явно не обошлись бы без широкой международной огласки...
В то время ВСХСОН был загадкой для Запада: ни состав организации, ни её программа, ни обстоятельства деятельности в точности известны не были. Это открывало для КГБ широкие возможности для дезинформации и дезориентации общественного мнения в отношении социал-христиан. Не будучи в силах скрыть факт существования опасного для себя явления, чекисты прибегли к традиционному для них приёму информационной войны - распространению клеветы...
Выше уже приводилась выдержка из секретной записки в ЦК КПСС от 16 апреля 1968 года, в которой Юрий Андропов докладывал о «продвижении» через возможности КГБ в западную прессу «выгодной информации» - а точнее, дезинформации - о ВСХСОН. Теперь известно, какого рода была эта «выгодная информация»: с подачи КГБ в иностранной и эмигрантской печати активно распространялись слухи о якобы «фашистском» характере социал-христианского движения, его «антисемитской» направленности и будто бы существовавших террористических планах... В послевоенном мире эти идеи и методы были не в чести.
«Мероприятия по компрометации» неугодных людей и организаций стали обычной практикой коммунистических спецслужб. Бывший член Политбюро А.Н. Яковлев впоследствии признал, что с ведома ЦК КПСС Комитет Госбезопасности вёл массированную кампанию по дискредитации инакомыслящих, всячески пороча их в глазах общественности и нередко представляя как «психически ненормальных». Операции по оболганию проводились в том числе и с помощью журналистов - тайных агентов советских спецслужб, и не прекращались даже тогда, когда попавших в жернова КГБ людей лишали гражданства и высылали за границу.
Не прекращались «мероприятия по компрометации» и против тех, кто был отправлен за колючую проволоку советских концлагерей - если такие люди продолжали представлять собой потенциальную опасность для режима...
В первой половине 1970-х русская эмиграция и западная общественность могли составить представление о ВСХСОН лишь по отрывочной информации и слухам, доходившим по разным каналам из Советского Союза. Увы, нередко эти «каналы» оказывались... гэбистскими, а «информация» - замаскированной «дезой»...
Так, например, чуть ли не главным «источником» по ВСХСОН в те годы считались опубликованные в энтээсовских изданиях очерки некого поэта А. Петрова-Агатова, повествующего о своих лагерных встречах с социал-христинами. Лишь позднее стало известно, что автор публикаций - провокатор КГБ (в среде заключённых он выдавал себя за создателя популярной в годы войны песни «Тёмная ночь», в действительности сочинённой покойным «однофамильцем» - известным поэтом-песенником Владимиром Агатовым (Гуревичем). Впоследствии Петров-Агатов открыто выступит в советской печати с «разоблачениями» бывших сокамерников, но уже в написанных им «Арестантских встречах» за флёром восторженных слов о подпольщиках нетрудно разглядеть - знакомые гэбистские «напевы»...
Подобные дезинформационные операции в отношении ВСХСОН - а их было немало - имели определённый успех и быстро остудили интерес западных средств массовой информации к этой организации и судьбе её участников.
Положение социал-христиан оказалось весьма сложным: для коммунистов они были непримиримыми врагами, на Западе на них стали смотреть как на «террористов», диссиденты и правозащитники считали их «шовинистами», а русский народ, во имя освобождения которого ВСХСОН принёс столько жертв, почти ничего не знал о социал-христианском движении... Те же, кто знал правду о ВСХСОН, не имели возможности широко высказываться на эту тему (в отличие от тех же диссидентов, с готовностью поддерживаемых западными средствами массовой информации).
И когда в странах Свободного мира началась кампания за освобождение «узников совести», в результате которой, действительно, многих людей удалось вырвать из тюрем и концлагерей, этот процесс никак не коснулся русских патриотов: правозащитники из «Международной Амнистии» не признавали узниками совести Игоря Огурцова и его соратников и отказывались выступать в их поддержку...
* * *
Союзников и помощников в борьбе с «русистами» КГБ, неожиданно для многих, обрёл... за рубежом - в рядах новейшей эмиграции из Советского Союза. «Антирусская кампания «третьей волны», - заметит по этому поводу Леонид Бородин, - органично вплелась в «антирусистскую» позицию Ю. Андропова...»
Во второй половине 1970-х годов, с подачи новоявленных советских эмигрантов, на Западе зазвучали сенсационные заявления о существовании в СССР некой национал-шовинистической «Русской партии». В глазах западных читателей это определение невольно связывалось тогда, прежде всего, с ВСХСОН, особенно после того, как в 1976 году был напечатан и переведен на многие языки бестселлер Гедрика Смита «The Russians», в котором русские социал-христиане упомянуты в качестве... «реакционных, настроенных воинственно антисоветски славянофилов», «антисемитов» и «неофашистов».
Правда, даже такие пионеры и пропагандисты идеи существования «Русской партии», как Е. Клепикова и В. Соловьёв, в ходе начавшейся дискуссии уточнили, что, говоря об этой «партии», они «менее всего» имели в виду организацию Игоря Огурцова. Но тема уже была подхвачена и развита.
Со стороны некоторых представителей «третьей волны» был выдвинут тезис - по сути, прямо провокационный, - о том, что главной опасностью для Запада якобы является... приход к власти в СССР русского национализма. А раз так, то западные политики должны направить свои усилия на борьбу с «русской новой правой» и поддерживать... «миролюбца» Брежнева и «брежневский центр» Политбюро ЦК КПСС, которые якобы ещё только и сдерживают русистов.
Глашатаи этой концепции пытались доказывать, что возрождённое социал-христианами русское национально-православное движение и некоторая часть партноменклатуры, склонная к национал-большевистским настроениям, - явления одного порядка. И в ближайшее время следует ожидать объединения последователей ВСХСОН с так называемой «Русской партией» в ЦК КПСС - «правой истеблишмента с правой диссидентской»...
А.И. Солженицын в одном из интервью Би-Би-Си высмеял подобные «советологические» опусы, но со всей серьёзностью заявил, что их распространение в странах Свободного мира создаёт обстановку, при которой «невозможно, например, добиться международной защиты Игоря Огурцова».
Столь же иронически отозвался о пугающих прогнозах смыкания русских антикоммунистов с «правым» коммунистическим истеблишментом Леонид Бородин: «”Официальные правые”», - свидетельствовал он, - нас с Осиповым и прочими боялись ещё больше... »
Впрочем, эту откровенно русофобскую концепцию, запущенную в кругах «третьей волны», раскритиковали не только сами русские антикоммунисты. Её научную несостоятельность отметили и такие авторитетные американские специалисты, как профессор Д. Дэнлоп.
«Пусть верно, что парламентаризм западного образца - не идеал для большинства русских националистов, - писал Дэнлоп, - но из этого ещё далеко не вытекает, что дальнейшее развитие русского национального движения пойдёт по пути «неонацизма». Напротив, нельзя не видеть, что русское национальное движение тяготеет к православию <...> Приход к власти представителей русского национального движения по всей вероятности повлечёт за собой отказ от поддержки «войн освобождения» и приведёт к обращению внутрь. Непонятно, в чём же тут особенная опасность для Запада...»
Миф о так называемой «Русской партии» в ЦК КПСС, не нашедший реального подтверждения в советскую эпоху, переживёт своё второе рождение уже после крушения коммунистического режима, когда его подхватит и задним числом разовьёт часть вчерашних номеклатурщиков. Этот миф и сегодня служит, с одной стороны, для дискредитации русского национального движения, с другой - для самооправдания той части номенклатуры КПСС и ВЛКСМ, которая уже в наши дни пытается «разыгрывать православно-патриотическую карту»...
В действительности же, если в конце 1960-х - начале 1990-х годов отдельные представители номенклатуры и испытывали тяготение к «русизму», то лишь в уродливой национал-большевицкой редакции, в конечном счёте сводившейся к идее использования православия и патриотизма для укрепления коммунистической диктатуры. Такой «русизм» не имел ничего общего ни с идеями социал-христиан, ни с русской национальной традицией, ни с подлинными интересами русского народа.
Факты свидетельствуют: на протяжении всей своей истории, включая и период войны 1941-1945 годов, коммунистическая партия проводила ярко выраженную антинациональную, прежде всего, антирусскую политику. «История коммунизма, - отмечал один из видных участников Белого движения Антон Васильевич Туркул, - есть история его борьбы не на жизнь, а на смерть со всем подъярёмным русским народом». Наличие в РСДРП-КПСС различных уклонов и внутрипартийных группировок, возникавших на идеологической, национальной или регионально-клановой почве - а они существовали всегда - этой истины не отменяет. Ибо все партийные фракционеры, в том числе и национал-большевики, действовали в рамках и интересах антинародной коммунистической теории и практики.
Напротив, несмотря на все разногласия между сторонниками западно-демократического (сахаровского) и русского национального (солженицынского) течений, оба они находились по одну сторону баррикады. КПСС - по другую. Не случайно А.И. Солженицын сравнивал свои и Сахарова публичные выступления против коммунистического режима со «встречным боем двумя колоннами».
Если в Советском Союзе и существовала «русская партия», то она была не внутри КПСС и не в Союзах писателей или художников РСФСР - а в тюрьмах, концлагерях, катакомбной церкви и антикоммунистическом подполье.
* * *
Годы, проведённые социал-христианами в застенках, не остались без последствий, здоровье многих оказалось подорванным, были и потери безвозвратные. В феврале 1970 года, почти сразу после освобождения из колонии строгого режима, не доехав до дома, умер член ВСХСОН Юрий Петрович Баранов: не выдержало сердце... Ему не исполнилось и тридцати двух лет. Несомненно, эта трагедия стала следствием физических и моральных истязаний, перенесённых в концлагере.
«Больно ранила меня трагическая гибель Юры Баранова, - писал в камере Владимирской тюрьмы Игорь Огурцов. - Лично встречались мы только один раз в жизни, но я узнавал его постепенно за тяжёлые сотни дней следствия; узнал его внутреннюю чистоту, скромность, благородство и мужество, характерной чертой которого являлось то, что оно вытекало не из прирождённой храбрости, дерзости натуры, а именно из благородства душевного, внутренней чистоплотности, глубокой искренности - это-то и есть настоящее мужество. Вечная память ему! Ежедневно молю Господа о сохранении жизни и здоровья всех друзей; да не оставит Он их в тяжёлом бедствии...»
К середине 1970-х годов сроки заключения большинства осуждённых по делу ВСХСОН истекали. Один за другим они выходили на свободу - как тогда выражались, выходили «из малой зоны - в большую зону». Но и на «большой зоне» свобода вчерашних узников была ограничена: там они попадали под гласный и негласный контроль МВД и КГБ.
Бывшие политзаключённые, находясь под административным надзором, не имели права покинуть место своего постоянного проживания, отлучаться из дома с 20.00 часов вечера и до 07.00 часов утра, были обязаны еженедельно отмечаться в милиции. Проживать в Москве, Ленинграде и других крупных городах - запрещалось. О работе по специальности социал-христианам теперь нельзя было и мечтать.
Член ВСХСОН, выпускник восточного факультета ЛГУ Георгий Николаевич Бочеваров, выйдя из лагеря, устроился работать полировщиком мебели...
Талантливый африканист Вячеслав Михайлович Платонов, подготовивший перед арестом научную диссертацию, после семи лет заключения был выпущен под административный надзор и работал маляром в ремонтно-строительном управлении города Тарту (Юрьева), жил в общежитии. Через год, в феврале 1975-го, ему разрешили вернуться в Ленинград, но с запрещением заниматься преподавательской деятельностью. Работал корабельным маляром на Судостроительном заводе им. А А. Жданова, выполняя тяжёлую и вредную работу по покраске трюмов, что впоследствии сильно отразилось на его здоровье...
Историк, искусствовед Николай Викторович Иванов по окончании шестилетнего лагерного срока поселился в полуразвалившейся избе в деревне Брыковы Горы Владимирской области, но местная колхозная администрация несколько лет отказывала ему в прописке. Работал сторожем в церкви, пока под давлением КГБ его не выгнали и оттуда...
Подобный путь прошли после освобождения из мест заключения почти все члены Социал-Христианского Союза.
Последними покидали концлагеря те, кто в декабре 1967-го был осуждён на «процессе руководителей». В 1975 году вышли из лагеря Борис Аверичкин и Евгений Вагин, полностью отбывшие восьмилетние лагерные сроки. В заточении оставались только Игорь Огурцов и Михаил Садо. Тринадцатилетний срок заключения Садо заканчивался в 1980-м. Неволе же Огурцова не было видно конца...
А.И. Солженицын - к тому времени уже признанный во всём мире писатель и уже выдворенный из СССР эмигрант - писал:
«Ныло сердце об Игоре Огурцове, стойко отсиживавшем уже 13-й год заключения. В новейшее время никому так не досталось, однако судьба его как «русского националиста» мало кого интересовала на Западе. Эмигранты-диссиденты так и распространяли о нём: «по советским законам он сидит заслуженно», - а стало быть, не надо о нём и хлопотать...»
Запад предпочитал не делать проблемы из факта находящихся за колючей проволокой русских патриотов... Правозащитные организации, поднимавшие международный шум по поводу каждого задержания и каждого пятнадцатисуточного ареста «своих» - диссидентов-правозащитников, спокойно закрывали глаза, как только речь заходила об участи осуждённых русских «националистов» и их лидера, приговорённого к чудовищному сроку заключения...
Независимый альманах «Вече» по этому поводу заметит, что Игорь Вячеславович Огурцов - вместе со всеми членами ВСХСОН - с самого начала был обречён на замалчивание. Затем - на дезинформацию. И наконец - на мнимое сочувствие. «В досрочном освобождении этого русского патриота, - писала редакция «Вече», - не заинтересованы не только советские чиновники...»
* * *
Стена глухого умолчания вокруг ВСХСОН и имени его руководителя стала давать трещину только во второй половине 1970-х годов. Прорыву информационной блокады способствовали несколько обстоятельств, но главным стало то, что в середине семидесятых была впервые опубликована Программа ВСХСОН и ряд документальных свидетельств о деятельности социал-христиан.
Подпольщики сумели переправить текст своей Программы в распоряжение русской эмиграции ещё в январе 1967 года. Сделать это удалось благодаря помощи приезжавшей в Ленинград студентки из Франции Катрин Львофф (Екатерины Петровны Львовой, дочери русских эмигрантов). Незадолго перед арестами И.В. Огурцов отдал распоряжение сфотографировать текст Программы ВСХСОН и поручил Евгению Вагину со всеми предосторожностями передать непроявленную фотоплёнку Львовой. О том, какая именно информация содержится в переданной ей фотокассете, Катрин не знала, но была предупреждена: материал ни в коем случае не должен попасть в руки КГБ - при малейшей опасности захвата фотоплёнку нужно успеть засветить.
Вся эта рискованная операция завершилась успешно. Катрин благополучно доставила фотокассету в Париж и передала её в распоряжение члена правления парижского издательства «ИМКА-пресс» Никиты Алексеевича Струве.
Но когда через месяц в СССР начались аресты подпольщиков, а затем последовали громкие процессы по делу социал-христиан, Струве почему-то не решился опубликовать переданный ему уникальный материал и на целых восемь лет положил его «под сукно». Позднее кое-кто в антикоммунистических кругах будет с жаром обвинять парижского издателя в непростительной медлительности и даже - в намеренном сокрытии Программы ВСХСОН. Сам Н.А. Струве объяснит свои действия тем, что он опасался «повредить преждевременной публикацией...»
Только в 1975-1976 годах в издательствах «ИМКА-пресс» и «Посев» вышли в свет два сборника материалов о ВСХСОН, а в США появилась обстоятельная монография о социал-христианском подполье американского исследователя профессора Джона Дэнлопа «The New Russian Revolutionaries». Несмотря на то что эти издания содержали изрядное количество досадных неточностей и фактических ошибок, в целом они давали богатейший материал и на несколько десятилетий стали основными источниками по истории и идеологии ВСХСОН. А ставшая доступной на Западе Программа организации показала подлинные цели подпольщиков, раскрыла их идейную позицию и разбила в прах многие мифы и фальсификации, созданные вокруг социал-христиан их противниками. Увы, этот важнейший документ был опубликован неоправданно поздно.
Ещё одним обстоятельством, способствовавшим прорыву информационной блокады вокруг ВСХСОН, стал выезд в эмиграцию Евгения Александровича Вагина - единственного в то время из членов Социал-Христианского Союза, кто оказался на Западе.
После освобождения в феврале 1975 года из лагеря Е.А. Вагин некоторое время работал кочегаром в котельной, грузчиком на велосипедном заводе... Постепенно созрело решение уехать в эмиграцию: вчерашний политзаключённый посчитал, что там сможет принести больше пользы, чем на погрузке велосипедов, находясь под негласным надзором чекистов.
В те годы КГБ стал прибегать к тактике высылки «антисоветчиков» из Советского Союза (разумеется, из числа не слишком, по его мнению, опасных), и чекисты нередко сами предлагали покинуть страну тем, кто «создавал лишние проблемы» андроповскому ведомству.
Решение Вагина уехать встретило возражение совсем с другой стороны: весьма болезненно восприняли эту весть некоторые из членов ВСХСОН. Сохранилось несколько фотографий, запечатлевших встречу социал-христиан летом 1976 года, в Ленинграде, незадолго перед отъездом Евгения Александровича из Советского Союза. На снимках семеро: Бородин, Бочеваров, Бузин, Вагин, Миклашевич, Платонов, Сударев... За их спинами - Исаакиевский собор, памятник Императору Николаю I и... годы лагерей. На всех фотографиях бросаются в глаза сцепленные на груди руки и сосредоточенный, как бы осуждающий взгляд Л.И. Бородина: Леонид Иванович не одобрял решения своего соратника, он считал, что члены ВСХСОН, дав присягу на верность России и её народу, не имеют права уезжать - нужно искать возможности продолжать своё дело на Родине. Бородин настаивал на том, что эмиграция допустима лишь в том случае, когда она является последним средством для спасения жизни или свободы, добровольная же эмиграция - морально недопустима: «Дело ведь не в том, что ты уезжаешь, а в том, как уезжаешь...»
Но Вагин решил ехать.
* * *
В августе 1976 года Е.А. Вагин вместе с женой и девятилетней дочерью покинул Советский Союз.
Семья Вагиных обосновалась в Италии, где профессиональная карьера Евгения Александровича сложится весьма удачно: в разные годы он преподавал русский язык и литературу в Венецианском университете, на факультете политологии в римском университете «Ла Сапиенца», вел курсы и семинары в университете Перуджи... В качестве преподавателя участвовал в двух международных конгрессах, посвященных Ф.М. Достоевскому, - в Бергамо и в Венеции. Его доклад «Достоевский: от христианского социализма к социальному христианству», прочитанный в Бергамо, был особо отмечен специалистами и опубликован в «Записках Академической группы» (США).
Он занимался переводами, в частности, перевел на русский язык несколько энциклик Папы Римского Иоанна-Павла II; много лет был литературным редактором и ведущим на итальянском государственном радио-телевидении, с 1979 года работал в Русской редакции Ватиканского Радио и даже несколько раз снимался в кино.
Но всё это лишь бытовая сторона жизни - весьма существенная, но для политического эмигранта всё-таки не самая важная... Через много лет Евгений Вагин признается, что, попав на Запад, в непривычные условия полной свободы, он - выходец из совсем иного мира - стал остро осознавать совою ответственность перед оставшимися в неволе соратниками, почувствовал побуждение свидетельствовать об увиденном, о важности христианской веры, об истинном положении в гигантском концлагере, именуемом «СССР», и о настоящих героях сопротивления, имена которых должны были узнать люди.
Он широко использует открывшиеся новые возможности для ведения общественно-политической работы: активно публикует статьи и материалы, связанные с социал-христианским подпольем, часто выступает перед эмигрантской и иностранной общественностью, призывает западных политиков и общественность способствовать освобождению Михаила Садо и Игоря Огурцова. Борьба за освобождение соратников, находящихся в советских застенках, становится одним из его главных дел.
С помощью друзей из миланского Фонда «Христианская Россия» Евгений Александрович читает лекции о положении в СССР. Он совершает поездки по многим странам Европы, в США, Аргентину, Австралию, где выступает с докладами на международных встречах и конгрессах.
27 октября 1978 года Е.А. Вагин дал обширные показания о преследовании верующих Подкомитету по правам человека в Советском Союзе австралийского Парламента: в то время советское руководство, а вслед за ним и Московская Патриархия категорически отрицали факты таких преследований. В рамках этого доклада особое внимание было обращено на положение Истинно-Православной Церкви, фактически объявленной в СССР «запрещённой религиозной общиной» и преследуемой с особой жестокостью. Евгений Александрович расскажет, что во время заключения в лагере особенно сильное впечатление произвели на него встречи с христианами Истинно-Православной Церкви (ИПЦ) и Истинно-Православными Христианами Странниками (ИПХС).
В том же 1978 году, по приглашению протоиерея о. Александра Киселёва, Евгений Вагин - способный публицист - участвует в основании православного национального журнала «Русское Возрождение». В первых же номерах этого издания он выступает со статьёй-призывом «Спасти Огурцова!», публикует письма основателя ВСХСОН из заточения к его родным, а также целый ряд статей, посвящённых социал-христианскому подполью.
«Среди многих моих друзей по ВСХСОН, - скажет Евгений Вагин со страниц «Русского Возрождения», - имена которых я храню в памяти с любовью и гордостью, самым высоким и чистым примером русского православного христианина был и остаётся Игорь Вячеславович Огурцов. Он был живым примером для всех нас: как воплощение чести, долга и ответственности. Он остаётся образцом русского патриота».
В 1981-м - Евгений Александрович становится одним из основателей ежеквартального альманаха «Вече», выходившего в Мюнхене (Бавария) в качестве продолжения одноимённого самиздатского журнала В.Н. Осипова: сам Владимир Николаевич Осипов в это время отбывал второй срок в лагере строгого режима ИТУ ЖХ 385/3-5 в мордовском посёлке Барашево.
На страницах «Вече», «Русского Возрождения» и других изданий Вагин неустанно полемизирует с недругами Социал-Христианского Союза, а в эмиграции таких, увы, оказалось немало... Нашлись среди эмигрантских и иностранных политических группировок и мнимые «доброжелатели», пытавшиеся использовавшие имя ВСХСОН в корыстных политических целях, прилепить социал-христианскому движению свою - извращённую - трактовку. Но Евгений Вагин даёт самый решительный отпор попыткам подобного использования имени своей организации.
Совершенно с другим чувством воспринимали явление социал-христианского подполья в кругах Белой военной эмиграции. Именно Белая эмиграция оказалась наиболее созвучной по духу социал-христианам, эта среда, по признанию Е.А. Вагина, проявляла наибольший интерес к ВСХСОН и наиболее искренне откликалась на дело помощи находившимся в заключении лидерам подполья - Игорю Огурцова и Михаилу Садо: «Когда уже здесь - в Европе, в США, в Австралии - я знакомился с ветеранами Белого движения, со старыми русскими православными семьями - я будто попадал в уже знакомую мне обстановку; я узнавал в этих новых моих знакомых прямых духовных родственников моих друзей, оставшихся в сегодняшней России - русскими».
Е.А. Вагин считал, что при существовавшем в то время огромном интересе Запада к феномену «инакомыслия» в СССР имелись все возможности для того, чтобы противопоставить коммунистической пропаганде совершенно иной образ России, способствовать организации сил сопротивления «в духе продолжения лучших традиций Белой русской эмиграции». Тем болеечто и традиции эти, и многие деятельные участники Белой борьбы в то время были живы. Однако Запад сосредоточил тогда свои усилия исключительно на поддержке советских диссидентов, придавая правозащитному движению непропорционально большое значение. Собственные же материальные и информационные возможности старой русской военной эмиграции были весьма скромными. Но именно тоненькие белогвардейские издания с наибольшей готовностью и искренностью поддерживали на своих страницах идейную позицию А.И. Солженицына и ВСХСОН, чувствуя в них своих последовательных идейных преемников.
Таким образом, спустя почти десять лет после ареста подпольщиков, благодаря опубликованию Программы ВСХСОН и ряда других документов, исследованиям профессора Джона Дэнлопа, а также активной публицистической деятельности Евгения Вагина русская эмиграция и международная общественность получили достоверную информацию о взглядах и идейной позиции социал-христиан. Правда, атаки против ВСХСОН не прекратились и после этого. Но советской секретной агентуре, мнимым «доброжелателям» и откровенным противникам стало уже не так легко их осуществлять...