Как уже отмечалось, разработка доктрины «богатых и бедных стран» началась в период, когда в результате социально-экономических и политических сдвигов во второй половине XX века национально-освободительное движение стало превращаться в мощную силу, противостоящую империализму. Необратимый процесс распада колониальной системы заставил западных теоретиков по-иному взглянуть на периферию капиталистического мира.

В отличие от марксизма-ленинизма, который уделял неослабное внимание глубокому анализу вопросов колониального мира и предсказал его крушение, буржуазная наука до этого времени совсем не занималась проблемами колоний. Ее представители изредка обращались к чисто конъюнктурным обзорам экспорта капитала или добычи сырья по заказу какой-либо отдельной фирмы. Причем колонии рассматривались как отсталые сферы национальной экономики метрополии, т. е. даже не выделялись в самостоятельный предмет исследования.

Нарастание национально-освободительной борьбы вынудило приняться за освоение этой «целины в теории» наиболее опытных буржуазных ученых, специализировавшихся в основном на проблемах развитых стран. Они довольно быстро «переквалифицировались» и усердно принялись «вспахивать» заброшенные участки научной нивы. Так, в середине 40-х годов начался первый этап в создании доктрины «богатых и бедных стран».

Главной задачей идеологов буржуазии в тот период было оправдание колониализма, отрицание или затушевывание наиболее вопиющих сторон империалистической политики грабежа.

Они еще не осознавали исторической обреченности системы колониального господства и надеялись с помощью демагогических заявлений убедить народы Азии и Африки в необходимости сохранения прежних порядков, всячески возвеличивая «цивилизаторскую» миссию колониализма. Запевалами в хоре апологетов колониального ограбления выступили представители самой старой имперской державы — Англии. Английские экономисты и историки — А. Берне, С. X. Фрэнкел, А. Ленокс Миле, М. Зинкин и др. образовали крыло самых твердолобых последователей доктрины. Для них был характерен крайний субъективизм, а порой и откровенный расизм, который всегда оставался испытанным оружием последователей доктрины «бедных и богатых стран».

Английский историк А. Берне тщился представить антиимпериалистическую революцию в виде «незапланированной вспышки» национализма. «Чаще всего антиколониализм,— писал он в книге с тенденциозным названием «В защиту колоний»,— это лишь прикрытие сильных расовых чувств, вывернутый наизнанку цветной барьер, отражающий озлобление цветных в связи с прежним господством европейцев. Антиколониализм всегда основывается на чувстве, а не на разуме...»

Известный экономист С. X. Фрэнкел полностью отвергал понятие эксплуатации и объявлял смехотворными и бесплодными всякие попытки подсчитать баланс доходов и убытков во взаимоотношениях метрополии с колонией. Тем самым делалась попытка «научно» оправдать правомерность колониального грабежа и его разрушительных последствий.

Третий английский исследователь проблем Азии, А. Ленокс Миле, косвенно признавая вывоз огромных барышей в метрополию, стремился успокоить освободившиеся народы ссылкой на то, что «утечка богатства является не позором унижения, а экономической фазой, через которую слаборазвитые страны должны пройти». Согласно концепции Милса, колониализм имеет «стимулирующее значение» для слаборазвитых стран, которые только после вывоза колоссальных средств в состоянии понять «важность» денежного капитала. И конечно же колониализм есть неизбежная, хотя, может быть, не очень приятная стадия развития, но она типична и неизбежна для отсталых частей мира.

Неприкрытое приукрашивание колониальной политики было присуще также и некоторым американским авторам (П. Лайнбергер, Г. Хазирд, Д. Блэкмер и др.). В унисон своим английским коллегам они твердили о «созидательной» роли иностранного капитала и «носителей новшеств» — западных предпринимателей.

Однако новая историческая обстановка, ознаменовавшаяся быстрым ростом национально-освободительных сил и появлением первых независимых государств в конце 40-х и в начале 50-х годов, потребовала от буржуазной науки и пропаганды нового подхода к проблемам слаборазвитых стран. К тому же все в большей мере выявлялось несоответствие теории о «цивилизаторской» миссии капитализма с реальной действительностью. Жизнь все настойчивее ставила вопрос о том, почему же колониализм, объявлявшийся западными исследователями единственным «двигателем прогресса», не смог покончить с нищетой миллионов масс.

Чтобы оправдать сохранение нищеты в слаборазвитых странах, буржуазная мысль пытается изучать внутренние причины экономической отсталости этих стран. Отныне основная вина за отсталость возлагается на сами эти страны, экономика которых-де по своей природе порождает застой, усиливаемый «традиционным консерватизмом» и высокой «сопротивляемостью» по отношению к «силам прогресса». Под последними неизменно подразумевалась «созидательная политика метрополии».

Такой поворот в буржуазной экономической науке преследовал вполне определенную цель. С одной стороны, необходимо было отвлечь внимание уже освободившихся стран от подлинных причин их отсталости, проистекающей из колониального гнета и ограбления, и приписать все беды им самим. С другой стороны, ставилась задача запугать страны, борющиеся за предоставление политической независимости, трудностями самостоятельного развития и удержать их как можно дольше в орбите колониальной эксплуатации, капиталистического мирового хозяйства.

Обращение к проблеме «слаборазвитости» обогатило арсенал идеологов буржуазии новыми изощренными приемами апологетики. Инициатива здесь принадлежала американской школе, создавшей ряд теоретических «ценностей», которые и поныне составляют предмет гордости приверженцев доктрины «богатых и бедных стран».

Правда, доработаться до открытия «великих истин» удалось не сразу. Сначала причины отсталости весьма примитивно объяснялись различиями в психологии населения промышленно развитых и отсталых стран. Так, в свое время была чрезвычайно популярна претенциозная «формула счастья», выведенная американским экономистом Юджином Стейли. Счастье, по его мнению, может быть выражено в виде равенства: Счастье=Имущество/Желание. До недавнего времени на Востоке обычным путем достижения счастья было урезывание желаний. На Западе же к счастью стремились путем увеличения имущества.

Каков же вывод из этой формулы? Чем больше ограничиваешь свои желания и чем меньше проявляешь недовольства окружающим миром социальной несправедливости, тем ближе становишься к идеалу западного счастья — высокому уровню потребления. Тех, кто недоволен существующим положением и стремится его изменить, ожидает неминуемая расплата. Запугать народы «третьего мира» ссылкой на «автоматизм» «формулы счастья», убедить их в бессмысленности борьбы за социальные преобразования и заставить их смириться с бедностью — вот рецепт Ю. Стейли.

Оправданию нищеты трудящихся масс в слаборазвитых странах, доказательству бесперспективности их самостоятельного развития была посвящена также теория «порочных кругов». В разработку ее наиболее весомый вклад внесли американские экономисты Г. Зингер, Б. Хиггинс, Д. Маленбаум, Р. Нурксе и А. Льюис, французские ученые Анри Симоне и Е. Ганьяже.

Г. Зингер еще в 1949 г. выдвинул положение о существовании взаимосвязанных «порочных кругов бедности» в экономике слаборазвитых стран. Более детально его тезисы развил Рагнар Нурксе и, пожалуй, впервые дал конкретный образчик так называемого «замкнутого круга накопления», стремясь доказать отсутствие внутренних источников средств развития в «третьем мире». «Порочный круг накопления» выглядит следующим образом. Для того чтобы обеспечить рост экономики, нужно мобилизовать средства населения. Однако население не может иметь сбережений, поскольку уровень его доходов низок и не позволяет нормально удовлетворять даже текущие потребности. Низкий уровень доходов обусловлен низкой производительностью труда, что в свою очередь зависит от нехватки капитала. Капиталов же не хватает потому, что невелики накопления. Таким образом, «круг» замкнулся.

А. Симоне, почти дословно повторив описание первого круга Нурксе, выдвигает еще два новых «круга»: «порочный круг производительности труда» и «порочный круг недоиспользованных ресурсов». Второй «круг» возникает в силу того, что производительность труда невелика, поскольку не используется современная техника и отсутствуют средства на ее приобретение. Это, в свою очередь, обусловлено низким доходом на душу населения, который сам есть следствие низкой производительности труда. Третий круг формулируется так: ввиду невысокого уровня развития техники в отсталых странах их потенциальные ресурсы не используются, а это, в свою очередь, увековечивает «нищету» отсталых стран в техническом отношении.

Некоторые авторы умудрялись изобрести и большее число «порочных кругов». Например, Е. Ганьяже обнаружил шесть «замкнутых цепочек». Однако дело не в количестве «заколдованных кругов», а в том, с какой целью они изобретались. А цель была явно апологетической: доказать невозможность самостоятельного развития стран «третьего мира», запугать освобождавшиеся народы трудностями строительства независимой национальной экономики.

Предвзятое раздувание одной из трудностей (подчас реально существующей) или экономической отсталости составляет исходную основу концепции «порочных кругов». Затем берутся более или менее взаимосвязанные явления и намеренно провозглашается их «полное и нерасторжимое единство», хотя их зависимость носит весьма относительный характер. И, наконец, наряду с чисто экономическими факторами притягиваются так называемые «традиционные», к числу которых относятся и недостаточные природные ресурсы, «врожденная леность» и невежество, кастовые предрассудки и пр., которые якобы препятствуют экономическому росту. «Круг» объявляется порочным, т. е. не имеющим выхода, поскольку решение одной проблемы зависит от другой, а последней — от решения третьей и т. д. Таким образом, круг неминуемо замыкается путем возврата к изначальному пункту. Нищета и отсталость провозглашаются неизбежными спутниками экономического развития стран Азии, Африки, Латинской Америки.

Получается как в известном английском силлогизме: «Чем больше мы учимся, тем больше узнаем. Чем больше мы знаем, тем больше забываем. Чем больше мы забываем, тем меньше мы знаем». А затем следует риторический вопрос: «Так для чего же мы учимся?» Именно таков ход рассуждений Р. Нурксе, подводящий его к следующему выводу: «Бедные страны бедны, потому что они бедные».

Первоначально концепция «порочных кругов» имела главной целью доказать, что отсталость или крайне медленное развитие бывших колоний обусловлены целиком причинами, коренящимися в самом строе хозяйственной и политической жизни этих стран. Специально преувеличивалась отрицательная роль «патриархальных структур», племенной разобщенности и отживших социальных институтов. Всячески пропагандировался тезис об отсутствии внутренних источников для развития, а бедность изображалась как неминуемое порождение экономики «третьего мира». В ряде популяризаторских изданий авторы откровенно мистически объясняли причины низкого уровня производительных сил.

Так, например, мотыга наделялась свойством большей «консервативной сопротивляемости» к введению новых средств труда, нежели современная машина. Утверждалось, что в силу особых законов техники и экономики старые машины с «большей охотой» уступают место новым машинам, в то время как мотыга «упорнее сопротивляется». Эксплуатация со стороны империалистических держав либо вообще не признавалась, либо рассматривалась как нечто весьма несущественное.

Концепция «порочных кругов бедности» является одной из тех «нетленных ценностей», которые и поныне поднимаются на щит буржуазной пропагандой. Она вошла в качестве органической части в доктрину «богатых и бедных стран» и активно используется многими ее последователями. Правда, некоторые ее положения и догмы, чрезмерно откровенные в защите и оправдании колониализма, были заменены новыми, претендующими на объективность.