В начале января 1945 г. открылась сессия японского парламента, не пользовавшегося влиянием в стране и выполнявшего роль юридического прикрытия диктатуры бюрократической верхушки. Пришедшая на смену прежним буржуазно-помещичьим партиям новая монархо-фашистская организация – Политическая ассоциация помощи трону – стала единственной партией парламента. Фактически было упразднено и традиционное деление парламента на две палаты.
Новогоднюю сессию по традиции открыл сам император. На эту церемонию приглашались члены дипломатического корпуса. Советский посол и советники посольства старались не посещать тех мест, где в прямой или скрытой форме делались выпады против нашей страны, поэтому рядовым дипломатам чаще удавалось посещать парламент.
В 10 часов утра император, одетый в дипломатический фрак, занял свое место на троне. Он бледен, взгляд его устремлен вдаль. Члены правительства во главе с премьером Коисо, депутаты и гости замерли в молчаливом поклоне. На императора не положено смотреть, его нельзя фотографировать. Когда был зачитан указ об открытии очередной сессии парламента, император не спеша встал, сделал легкий поклон в сторону депутатов и медленно удалился.
После церемонии открытия сессии премьер Коисо выступил с докладом об обстановке в стране и в Азии. В его словах сквозили напускной оптимизм и ложное бахвальство. Голос премьера был едва слышен, кое-кто из депутатов дремал, другие тихо переговаривались. Неожиданно раздался сигнал воздушной тревоги, и депутаты сразу заволновались. Председатель парламента объявил перерыв в работе и предложил всем сойти в подвал – парламентское убежище. Так закончила свою работу первая сессия японского парламента в 1945 г. Вместе с депутатами зал заседаний покинули и гости, которых от сессии к сессии становилось все меньше.
Уже давно в дипкорпусе не видно послов Италии, Румынии, царской Болгарии, Финляндии, правительства Филиппин и Виши. После смерти предателя китайского народа Ван Цзин-вэя охладели отношения Японии с правительством Нанкина. Скоро оставят свои посты марионеточные представители Бирмы, Индокитая, Таиланда, Индии, Малайи и начнут один за другим переходить в ряды «почетных» эмигрантов. Пустеют дипломатические ложи в парламенте, закрываются уцелевшие посольские особняки на Адзабу. Все это еще один верный признак надвигающегося краха японской империи.
Как и в гитлеровской Германии накануне ее краха, в высшем руководстве Японии также шла грызня пп вопросам дальнейшего ведения войны и путей почетного выхода из нее. Конечно, мы тогда знали далеко не все, что происходило на самом деле в правящей верхушке, однако и из того, что доходило до нас, нетрудно было представить действительную картину. В то время как высший генералитет в лице маршалов Сугияма, Тэраути, Хата, генералов Умэдзу, Анами, Итагаки, Ямасита, Доихара, Танака, адмиралов Нагано, Тоёда, Симада и других видел единственный выход из военного кризиса в решающих победах на фронтах и требовал от правительства Коисо – Ионаи подчинения всех усилий страны интересам войны, правящая бюрократическая верхушка и дворцовые круги все больше склонялись к поискам приемлемого мира. Представители военных концернов и крупнейших банков, продолжавшие грабеж национальных богатств оккупированных стран, набивая сейфы золотом и ценными бумагами, настаивали на проведении такой политики, которая бы создавала базу для благоприятного окончания войны и сохранения их прибылей в послевоенный период. Точно между молотом и наковальней находилось правительство, подвергавшееся все большему давлению со стороны правящей бюрократии и крупного капитала и не способное оказать решающего влияния на военное руководство.
В каждой из трех враждующих группировок существовали еще и внутренние разногласия. Например, в группе старейших политических деятелей – дзюсинов, куда теперь по указу императора входил и генерал Тодзио, возникли серьезные противоречия по вопросу о мире. Бывшие премьеры Тодзио, Хирота, Окада, Абэ и Хиранума считали, что сначала необходимо добиться решающей победы и только после этого вступать в переговоры о мире. Принц Коноэ, барон Вакацуки и Того торопили императора скорее дать санкцию на ведение переговоров. Маркиз Кидо и Мацудайра временно воздерживались высказывать свое окончательное мнение.
Принц Коноэ полагал, что если Япония кончит войну немедленно, то удастся сохранить императорский государственный строй, в противном случае последний благоприятный шанс будет упущен. Докладывая императору в марте 1945 г., он утверждал, что продолжение войны вызовет революцию. «В освобожденных Японией странах, – говорил Коноэ, – развертывается народное движение, внутри Японии создается все больше условий для возникновения коммунистической идеологии». Однако император и его приближенные в то время воздерживались высказывать определенное мнение о войне и мире.
Премьер Коисо пытался использовать созданный им Высший совет по руководству войной, чтобы санкционировать предварительные неофициальные переговоры с Чунцином. В сложившейся тогда обстановке Высший совет не мог играть той руководящей роли, какую отводил ему Коисо. Это скорее был орган согласования противоречивых точек зрения по вопросам войны. Поражение на Филиппинах в конце 1944 – начале 1945 г. в значительной степени объяснялось слабой деятельностью совета. Что касается сепаратных переговоров с враждующими странами, то здесь шансы на успех имелись лишь до тех пор, пока не произошли коренные изменения в международной обстановке. Тегеранская и Ялтинская конференции изрядно волновали правительство Коисо, тем более что в Токио далеко не все было известно о решениях этих конференций.
Переговоры с Чунцином велись по личному указанию премьера и под его руководством. О содержании и технике ведения этих переговоров я не раз слышал в шанхайских кругах.
В августе 1944 г., сразу после образования кабинета Коисо – Ионаи, Высший совет по руководству войной принял решения по некоторым международным проблемам. Одной из первых таких проблем считалось достижение мира с Чунцином. Была выдвинута следующая задача: путем переговоров добиться объединения режимов Чан Кай-ши и Ван Цзнн-вэя, установить с новым правительством Китая отношения благожелательного нейтралитета, после чего вывести из Китая войска.
Решение этой задачи премьер Коисо поручил советнику при нанкинском правительстве Мио Хину, китайцу японского происхождения. Резиденция Мио Хина находилась в Шанхае. Связь с ним поддерживалась через специального корреспондента газеты «Асахи» и директора информационного бюро Симомура. Связь Мио Хина с Чан Кай-ши осуществлялась через вице-президента нанкинского правительства и гоминьдановскую разведку. Мио предоставили личный самолет, радиостанцию, специалистов по связи, шифры, курьеров и деньги.
В марте 1945 г. Мио Хин доложил Коисо о том, что установлены контакты с начальником канцелярии Чан Кай-ши. Вызванный в Токио Мио Хин изложил премьеру и принцу Хигасикуни свой план, предусматривавший упразднение нанкинского режима и прекращение военных действий со стороны Чунцина с последующим выводом японских войск из Китая. После заключения перемирия Япония при содействии Чан Кай-ши должна вступить в переговоры с американцами и англичанами о всестороннем мире.
С самого начала деятельности Мио Хина представитель японского командования в Нанкине и министерство иностранных дел Японии выступили против его затеи, назвав ее авантюрой. В тот период они серьезно рассчитывали на предательство военного министра чунцинского правительства Хо Ин-цина, которому обещали после свержения Чан Кай-ши пост президента Китая. Они всячески мешали осуществлению прямой связи Токио с Чунцином. Когда Мио Хин прибыл в Токио с докладом о своем плане, военные власти решительно выступили против вывода японских войск из Китая. Министр иностранных дел Сигэмицу добился через маркиза Кидо распоряжения императора о приостановке работы над планом Мио Хина. Вскоре правительство оказалось вынужденным уйти в отставку, и этот план был похоронен.
Насколько серьезное значение японские правящие круги придавали сепаратным переговорам с правительствами враждебных стран, говорят и другие примеры.
В начале 1945 г. бывший министр иностранных дел, а затем посол в Лондоне Сигэру Ёсида с одобрения министра двора Мацудайра вступил в тайные переговоры о сепаратном мире с официальными представителями английского правительства, возглавляемого в то время Черчиллем. Переговоры велись через шведского посланника в Токио Багге. Поскольку этот шаг не был санкционирован Высшим советом и правительством Коисо, Есида пришлось давать объяснения в министерстве внутренних дел и жандармерии, взявшем на себя в годы войны функции политического и идеологического надзора.
Не менее настойчиво делались попытки сепаратных переговоров и с США. Такие попытки предпринимались одновременно по нескольким каналам. Главным была Швейцария, где постоянно находился официальный представитель правительства США и крупнейший разведчик Аллен Даллес. Аккредитованные там японский военный атташе генерал-лейтенант Окамато, посланник Кавасэ, а также резидент японской разведки капитан второго ранга Фудзимура и управляющий Банком международных расчетов Китамура активно вели секретные переговоры с американскими представителями.
Таким образом, японские правящие круги видели выход из сложного военно-политического положения в сепаратном мире, что привело бы к ослаблению совместных усилий союзников в борьбе с Германией и Японией. Они также пытались, играя на формально нейтральных отношениях с Советским Союзом, оторвать нашу страну от государств антигитлеровской коалиции. Советское правительство решительным образом отвергало в принципе сепаратные переговоры с агрессорами о мире и добивалось того же от своих союзников по совместной борьбе. Однако несмотря на это, с первого и до последнего дня войны в Токио не верили в единство антигитлеровских сил, в «союз русского медведя, британского льва и американской пантеры». Здесь надеялись, что с приближением победы над Германией неизбежно возникнет вражда в союзной коалиции.
Крымская конференция руководителей трех союзных держав в феврале и ее решения в отношении Германии и Японии свидетельствовали о том, что вторая мировая война подходит к своему финалу. Мощное советское наступление зимой и весной 1945 г. привело фашистскую Германию на грань военного поражения, предопределило перевес сил союзников в Европе. В Токио все чаще с тревогой посматривали в сторону Советского Союза. Японские правящие круги понимали, что главной цементирующей силой союзной коалиции является Советский Союз, одержавший самые крупные победы над гитлеровской армией, обладавший огромной военной мощью и решимостью довести войну против фашизма до победного конца.
Сразу после совещания в Ялте «большой тройки» в Токио еще не знали, какие решения вынесла конференция и какие обязательства взял Советский Союз. Здесь не предполагали, что эти обязательства сводятся к готовности СССР через два-три месяца после окончательного разгрома Германии выступить против Японии, если последняя не проявит благоразумия и не капитулирует. Догадки и предположения на этот счет строились разные. Все они свидетельствовали о том, что в японских правящих кругах усиленно размышляли о том, как предотвратить катастрофическое для Японии развитие событий, как помешать Советскому Союзу выступить на стороне ее противников. Нередко к нам обращались знакомые и незнакомые японцы с вопросом, будет ли война между СССР и Японией. Мы понимали, что это не простое любопытство, ведь от этого зависел исход войны для Японии. Иногда чувствовалось, что этот вопрос инспирирован японскими властями и разведкой. Мы старались избегать бесед на эту щекотливую тему, дипломатически уклонялись от ответа на поставленные вопросы, тем более что и сами знали тогда очень мало.
Но вот 5 апреля 1945 г. произошло знаменательное событие: Советское правительство информировало японского посла в Москве Сато о том, что денонсирует пакт о нейтралитете с Японией. Этот шаг был равносилен объявлению войны. Премьер Коисо немедленно посетил императора, и в тот же день коалиционное правительство Коисо – Ионаи в полном составе ушло в отставку. За восемь месяцев своей деятельности оно не решило ни одной из поставленных перед ним в июле 1944 г. задач, включая главную – достигнуть решающей победы и добиться мира.
Генерал Коисо ушел со сцены, кто следующий?
Помню, как много спорили в те весенние дни о возможных кандидатах на пост главы кабинета. Говорили об «ответственном» правительстве, о премьере «твердой руки», называли кандидатами в премьеры принца крови Хигасикуни, принца Коноэ, маршала Сугияма. Меньше всего вспоминали старого адмирала Кантаро Судзуки, а именно ему довелось возглавить последнее правительство войны.
Новое правительство барона и адмирала Судзуки было нацелено на решение одной главной задачи – окончить войну, одержав победу в борьбе за территорию собственно Японии. На следующий же день после сформирования нового кабинета токийские газеты вышли с большими заголовками, призывавшими к продолжению войны до полной победы. В своем программном заявлении премьер Судзуки сказал: «Если мне придется погибнуть за нацию, продолжайте идти вперед, перешагнув через мой труп!» Это заявление и тон официальной прессы удивляли и настораживали. Помнится, приведенная выше фраза нового премьера вызвала самые противоречивые толкования. Большинство сходилось на том, что программное заявление премьера Судзуки есть не что иное, как призыв продолжать войну до последнего дыхания. Однако позднее, в книге «Впечатления об окончании войны», вышедшей уже после капитуляции, сам Судзуки так разъяснил свои слова: «Я твердо решил покончить в самое короткое время с войной, даже в том случае, если мне придется пасть жертвой какого-либо убийцы».
В правительстве Судзуки, как и в предшествовавшем ему кабинете Коисо – Ионаи, не было единства взглядов по вопросам войны и мира. В него входили как поборники продолжения войны до полной победы, так и сторонники немедленных переговоров о мире. Первых возглавляли военный министр генерал Анами, главный инспектор сухопутной армии маршал Сугияма, начальник штаба генерал Умэдзу, вторых – министр иностранных дел Того, морской министр Ионаи, министр без портфеля Симомура. Последних поддерживал и премьер Судзуки. Среди влиятельных политических кругов и дворцовой знати имелись покровители той и другой групп. Однако в самом правительстве и вне его было много деятелей, которые не имели собственного мнения, колебались в выборе решения, ориентируясь главным образом на позицию императора.