На просторный двор внутри замка, заполненный экипажами и каретами с родовыми гербами на дверях, опустилась ночь. Массивные ворота были закрыты наглухо, в хозяйственных пристройках погасли огни. Не слышно было ни лая собак, ни переклички часовых. Первые забились от холода в теплые конуры, а вторые в сторожевых будках потягивали дешевое французское вино, привозимое в Швецию торговыми судами. Лишь в здании, в котором жили хозяева, на всех трех этажах горели окна, там шел бал, устроенный младшим из герцогов Карлсон в честь приезда к нему женщины, отвергшей его, но по прежнему любимой им до безумия. Эту новость весь день перетирали все слуги, включая сторожей, сходясь в одном, что Виленс, сын старшего Карлсона, все равно отомстит ей за свое унижение. Не такой он человек, чтобы прощать подобное, многие из слуг давно испытали его гнев на своей шкуре. Непонятно было лишь одно, зачем прекрасная Ингрид Свендгрен, которую почти каждый из них помнил еще маленькой девочкой, решилась приехать под крышу этого дома и остаться на бал, который должен был продлиться всю ночь. Разве она разочаровалась в своем муже, и успела с ним развестись? На этот вопрос никто не мог дать ответа, даже горничные, бывшие в центре всех событий. И новость продолжала кочевать от одного слуги к другому, пока их всех не сморил крепкий сон. Ведь назавтра предстояло рано вставать.

После полуночи Захарка, Петрашка и Буалок поднялись со своих лож из деревянных досок с наброшенными на них тряпками и поспешили к черному входу в герцогские покои. Дверь была не заперта, ее заранее открыл слуга, знавший Ингрид лично и готовый ради нее на любой подвиг. Все трое пробежали коротким коридором до лестницы, ведущей на третий этаж, там были спальни и там же располагалось помещение, описанное молодой женщиной в записке, которую она все-таки сумела передать своему мужу. В ней говорилось, что в комнате хранятся драгоценности семейства Карлсон, среди которых находится та самая цепочка с медальоном, принадлежащая высшему духовенству Франции. Так-же в шкафу лежат другие раритеты, среди которых несколько диадем работы итальянского ювелира Пазолини. Но Ингрид не удалось распознать ту из них, которую украли тридцать лет назад из дома Месмезонов в городке Обревиль, по причине неосведомленности ее в том, как она выглядит. И пусть месье Буало определит на месте, что похищено у его дяди, а что является собственностью хозяев этого замка. Она предупреждала, что приняла приглашение Виленса на участие в костюмированном бале и будет на нем в наряде французской королевы Марии Медичи, отличающейся от других коронованных особ разных времен и народов, как и несравненная Клеопатра, прекрасным вкусом и длинными волосами, ниспадающими волнами ниже пояса.

Братья вместе с Буалком добрались до площадки второго этажа и остановились на ней, затаив дыхание. Из коридора, освещенного настенными светильниками, доносились звуки музыки и отдельные восклицания. На его середине был вход в огромный зал, служащий для светских приемов и для балов одновременно. Захарка нервно покусал губы, он представил себе, как Виленс, этот негодяй с неправильной формы головой и холодными руками, прижимается сейчас к его жене, стараясь коснуться запретных мест, и как она пытается ему сопротивляться, заботясь о том, чтобы не быть узнанной окружающими.

— Если бы знать, что так получится, я бы не прочь был прихватить с собой костюм марокканца с султаном над чалмой из перьев, — с сожалением в голосе негромко сказал он.

— А почему какого-то марокканца? — простодушно спросил у него Петрашка. — Ты что, видел их?

— Видел, поэтому кроме пистолета и кривой сабли я бы имел возможность засунуть за широкий пояс еще и арабский кривой кинжал. Им очень удобно вспарывать животы подлецам.

В конце коридора показались слуги с подносами в руках, на которых стояли хрустальные бокалы с напитками. Захарка прижался к стене, затем тихо приказал:

— За мной, братья казаки, Ингрид написала, что на третьем этаже нас будет поджидать ее человек с ключами от того помещения.

Вся группа заспешила по лестнице дальше, стараясь не стучать каблуками ботинок. Петрашка, поднимавшийся следом за средним братом, не переставал удивляться:

— И как это твоя супружница умудрилась найти общий язык со слугами! Да еще за столь короткое время.

— Здесь почти все знают мою жену еще с детского возраста, — пояснил ему тот. — Она и сама говорила нам, что в этом замке ей знакомо все, в том числе каждый поворот в коридорах.

На площадке третьего этажа произошла заминка, Захарка, бежавший первым, вдруг заметил камердинера с деревянной палкой, на конце которой был жестяной колпачок. Старик в длинном сюртуке, расшитом галунами, и в белых панталонах, стучал по паркету деревянными башмаками, переходя от одного канделябра к другому. Он гасил свечи, оставляя лишь те, которые должны были гореть всю ночь. За ним тенью волочилась какая-то девушка в длинном сарафане и в скандинавском головном уборе на волосах, закрученных в узел на затылке. Сообщники спрятались за выступом стены, они не знали, что делать дальше, то ли спускаться обратно вниз, то ли искать убежище поблизости, потому что камердинер продвигался в их сторону.

— Еще и эта баба увязалась за дедом, — с досадой прошипел Петрашка. — Если они нас увидят, то вряд ли будут молчать.

— Подожди-ка, здесь что-то не то, — продолжая наблюдать за слугами, остановил младшего брата Захарка. — Как бы эта баба нам вскоре не пригодилась.

Между тем девушка, не переставая лопотала о чем-то старику, указывая в сторону, обратную его движению, и пытаясь перехватить из его рук палку. Наконец тот кивнул головой и зашаркал на другой конец коридора. Некоторое время шведка гасила свечи, но как только камердинер скрылся за поворотом, она прислонила приспособление к стене и устремилась к выходу, за которым притаились сообщники. Она словно знала, что там ее уже ждут, потому что переступив порог, вытащила из кармана два ключа и всунула их в руку Захарке:

— Там, господин, — указала она рукой на середину коридора. — Я буду ожидать вас здесь.

— Ты останешься сторожить? — догадался средний из братьев, перебирая пальцами ключи. Он с трудом разбирал шведские слова. — А который из них от двери комнаты?

— Этот ключ от двери, — она потрогала пальцем сначала большой ключ, затем маленький. — Этот ключ от секретера.

— Понятно. За мной, казаки.

Захарка на цыпочках поспешил в глубину коридора, стараясь прижиматься к стене, за ним не отставали Петрашка с Буалком. Когда добежали до нужной комнаты, нервный озноб прошел, всех троих охватило желание поскорее добраться до сокровищ герцога Виленса Карлсона и убедиться в том, что не только он, но и вся его семья, являются отменными негодяями. Ведь Ингрид не могла ошибиться, увидев кардинальскую цепь, которую нельзя было спутать ни с какой другой. Захарка всунул ключ в замок и потянул ручку на себя, затем, когда вслед за ним сообщники проскользнули в помещение, неслышно захлопнул дверь. На другой стороне комнаты что-то тускло блеснуло, похоже, там стоял тот самый секретер, о котором упоминала девушка. Захарка достал серники и зажег один, Буалок подсунул ему свечу, прихваченную с собой. И тут-же все трое отшатнулись назад, показалось что из глубины стены на них бросились какие-то люди. Петрашка выхватил из-под полы камзола заряженный пистолет, готовый разрядить его в первого из нападавших.

— Спокойно, казаки, это зеркало, — глухим от волнения голосом пояснил Буалок. — Лучше посмотрите вперед, перед нами тот самый шкаф, набитый сокровищами герцогов.

По просторной комнате уже начали устраивать свой безумный танец разноцветные всполохи, исходившие от золотых и серебряных изделий с вправленными в них драгоценными камнями. Изделия заполняли громоздкий шкаф с полочками по всей его длине и ширине, их было так много, что казалось, он набит ими снизу до верху. Каждая из вещей старалась ответить лучами на отблески, падавшие на них от нестойкого пламени свечи, она взрывалась тысячами искр, чтобы через миг раствориться во тьме. И в следующее мгновение опять вспыхнуть фейерверком, от которого перехватывало дыхание. За спиной у Захарки гулко сглотнул слюну Петрашка, он переступил с ноги на ногу и с недоверием произнес:

— Не сон ли это, братука! Такие клады могут таиться только на дне моря, или прятаться в сундуках арабских султанов.

— Эти персидские сказки нам любил рассказывать наш станичный уставщик, — стараясь взять себя в руки, согласился с ним средний брат. Он продвинулся вперед еще на несколько шагов, пытаясь рассмотреть вещи по отдельности. — Ничего не вижу, будто набили много стекла, а из-за гор выглянуло солнце.

Но Буалку подобная картина была не в новинку, он забрал у Захарки маленький ключ и пока оба брата протирали глаза, открыл им прозрачные дверцы шкафа. Упершись внимательным взглядом в изделия, он стал отбирать то одно, то другое, откладывая их на свободное место на одной из полок. Скоро там набралась приличная горка, а кавалер продолжал изучать перстни и кольца, браслеты и колье, диадемы и цепочки, продвигаясь вдоль шкафа к противоположной его стороне и кланяясь все ниже. Небольшие горки росли, вместе они представляли из себя уже внушительных размеров кучу. Наконец взгляд Буалка упал на самую нижнюю полку в самом дальнем углу хранилища, на которой свернулась в широкий круг массивная цепь с не менее тяжелым медальоном в середине, украшенным бриллиантами и другими камнями и покрытым разноцветной эмалью. На медальоне выделялся лик святого, а вокруг него светилась надпись латинскими буквами: «Бог хранит Францию». Буалок взял его в руки и перевернул тыльной стороной, на ней красовалась точно такая же надпись, только с утверждением: «Власть Господа беспредельна». Кавалер забрал с полки медальон и цепь и обернулся к братьям:

— Господа казаки, нашу миссию можно считать законченной, — он широко улыбнулся и показал на свои приобретения. — Главные раритеты, украденные тридцать лет назад у месье Месмезона, оказались здесь, в замке шведских герцогов. Они являются на моей родине знаками кардинальского могущества, и никто, кроме высшего духовенства Франции, не властен обладать ими. Мы имеем полное право их изъять, так как они не принадлежат семейству Карлсон, а представляют из себя национальную святыню Французской республики.

— Значит, отец Виленса и правда оказался разбойником? — устремил на него Захарка жгучий взгляд, ему не терпелось утвердиться в своем предположении, что кавалерийский офицер на самом деле был ничтожеством.

— Только что мы убедились в этом сами, — наклонил Буалок голову в знак согласия. — Очень жаль, что мой дядя месье де Ростиньяк не сумел в свое время раскусить старшего из Карлсонов, который служил у него начальником охраны. Тогда рыцарским родам Ростиньяк и Месмезон не пришлось бы в течении нескольких десятков лет разыскивать достояние французского народа.

— Тогда бы ты не приехал в станицу Стодеревскую и не встретил там нашу сестру, а свою жену Аннушку, — хитровато прищурился Петрашка. — А я не женился бы на Сильвии, твоей бывшей невесте, а своей нынешней супружнице.

Трое сообщников негромко засмеялись, довольные удачным исходом дела. Оставалось вынести сокровища за пределы замка и умчаться с ними в город Стокгольм. А там уже сесть на корабль и отплыть к теплым французским берегам.

— Буалок, все ли драгоценности найдены, из тех, которые были украдены? — решился наконец спросить Захарка. — Ты не обратил внимания на диадемы, а их на этой полке лежат целых четыре штуки.

— К сожалению, ни одна не подходит под описание, которое я получил от своего дяди, хотя две из них выполнены одним мастером, — развел руками кавалер. — Дело в том, что Пазолини работал методами маэстро скрипачей Страдивари или Гварнери, которые были его соплеменниками. Он делал раритеты в единственном числе. Самый красивый из них, подаренный ювелиром супруге короля Людовика Шестнадцатого, исчез из Лувра вместе с другими сокровищами. На том изделии был выложен из драгоценных камней странноватый рисунок, он что-то обозначал. Ведь каждый камень имеет свое значение и если их расположить в особом порядке, то можно зашифровать очень важную информацию. Но какую именно, этого никто до сих пор не разгадал.

— Значит, на этих диадемах рисунки или отсутствуют, или они другие?

— Камни на этих раритетах вставлены без всякого умысла, — подтвердил кавалер, он указал рукой назад. — На полке лежала еще одна диадема, видишь, между изделиями есть пустое место.

— Похоже что так, но это дело хозяйское, нам чужое трогать не следует, — подвел черту в разговоре Захарка. — Забираем то, что отложено, и уходим, надолго нам здесь оставаться нельзя.

— Ты прав, пора отсюда убираться, — согласился Буалок, выдергивая из-за пояса вместительный кошель и подставляя его под низ самой верхней полки. — Петрашка, сгребай сюда все горки, а ты, Захарка, поднеси свечу поближе.

Не успели сообщники уложить драгоценности, как с наружной стороны двери кто-то негромко поскребся. Буалок запихнул добычу за пояс и схватился рукой за эфес шпаги, Петрашка нашарил под полой камзола рукоятку пистолета. Захарка на цыпочках подкрался к выходу, готовый в любой момент задуть свечу и пустить в ход оружие. Он взялся за ручку и тихонько потянул ее на себя, в проеме двери показалось взволнованное лицо той самой девушки, которая передавала ему ключи. Ладони у нее замелькали в воздухе тревожными птицами:

— Там… там… — силилась она о чем-то предупредить. — Госпоже Ингрид грозит опасность…

Захарка понял, с его женой случилось что-то из ряда вон выходящее, и девушка призывает их поспешить ей на помощь. Молодые мужчины выбежали в коридор и бросились к лестнице, за ними, не забыв отобрать у них ключи и закрыть дверь комнаты, заторопилась юная шведка. На втором этаже она указала пальцем на коридор, в котором суетились слуги, не решавшиеся входить в зал. Сообщники притаились за выступом, держа оружие наготове. Звуков музыки из зала не доносилось, вместо них слышались громкие восклицания, словно взбудораженный чем-то оратор хотел передать свое возбуждение всем, кто там находился. Его речь часто прерывалась недовольным гудением, за которым снова следовал всплеск эмоций одного и того же человека.

— Надо пойти туда и посмотреть, что там происходит, — сказал Захарка, взводя на пистолете курок и перешагивая порог коридора. — Казаки, вперед, мы своих в беде никогда не оставляли.

Петрашка с Буалком распрямились во весь рост и тронулись следом, прятаться уже было не от кого и незачем. Несколько слуг, завидев их, попятились назад и прижались к стенам, но ни один не сделал попытки подать своим господам сигнал об опасности. Горничные с официантами словно догадывались, что незнакомцы идут на выручку их любимой Ингрид, которую они помнили еще девочкой. Захарка подошел к дверям, распахнутым настежь, и остановился у входа в зал. Он увидел Виленса, своего соперника, тот был в мундире кавалерийского офицера с золотыми погонами и витым аксельбантом на правой стороне груди. Стоя посередине помещения, он громко о чем-то говорил. Рядом с ним находилась молодая женщина в черной маске на пол лица, в прекрасно сшитом голубом платье с отделкой золотыми нитями с ленточками. На голове у нее с распущенными волосами красовалась диадема, усеянная бриллиантами и другими драгоценными камнями. Шею облегало бриллиантовое колье, которое переливалось разноцветными огнями, на запястье левой руки светился красными рубинами золотой браслет. Пальцы были унизаны перстнями с вставленными в них синими сапфирами и зелеными изумрудами. Вся фигурка женщины выражала внутреннее напряжение, которое она старалась унять, переплетая пальцы и переступая ногами с красными туфельками на них, носки которых выглядывали из-под подола. Захарка с замиранием сердца узнал свою жену, она была прекрасна в таком великолепном наряде и с уверенностью могла претендовать даже на звание принцессы. Он ощутил, как засосало у него под ложечкой от чувства ревности, испытанного им еще во времена учебы в Санкт-Петербургском университете, когда он ухаживал за девушкой. Тогда за ней тоже бегало много именитых кавалеров, но выбрала она только его. Еще он подумал о том, что хозяин замка старался покрепче прижаться к Ингрид, этот подлец был способен на низкие поступки. Резкий голос Виленса и нагловатый взгляд выпуклых глаз подтверждали догадки, заставляя крепче сжимать пальцами рукоятку пистолета. Такой же заносчивой на вид показалась и его сестра Мэйми, стоявшая в окружении богатых родственников, среди которых выделялся господин, здорово похожий на Виленса. Наверное, он приходился ему отцом. Захарка силился разобрать шведские слова, выкрикиваемые кавалерийским офицером, и чем больше он вникал в их суть, тем мрачнее становилось выражение его лица.

— О чем говорит этот хлыщ? — спросил Буалок, пристроившийся у него за спиной. — Вид его не внушает мне никакого доверия.

— Виленс старается убедить собравшихся в зале в том, что женщина, стоящая рядом с ним, является замужней дамой из высокородной семьи, — процедил казак сквозь зубы. — Он говорит, что она приехала к нему сама и осталась на бал, который продлится всю ночь.

Брови у француза полезли наверх, было видно, что он впервые в жизни сталкивается с подобным иудством и не в силах осмыслить услышанное до конца:

— Захарка, ты ничего не перепутал? — жестко спросил он.

— Я еще не все сказал, — облизал тот пересохшие губы. — Он обещает прямо сейчас предоставить всем присутствующим в зале неопровержимые доказательства своих слов.

Петрашка ошарашенно посмотрел на своего брата и машинально расстегнул на камзоле верхние пуговицы, словно ему стало трудно дышать:

— Зачем он хочет это сделать? — оторопело передернул он плечами. Большой палец его правой руки машинально отвел назад курок на пистолете. — Этого подлеца надо убить, пока он не натворил делов. Иначе пятно позора ляжет на всю семью Свендгренов, и на тебя в первую очередь.

— Я тоже так считаю, — дернул щекой Захарка, направляя оружие на своего врага. — Жалко, что я пожалел мерзавца, когда он предложил мне еще до помолвки с Ингрид драться с ним на саблях. Меньше было бы вони.

Буалок тоже потащил шпагу из ножен, но что-то остановило его. Он выпустил эфес из рук и тронул среднего из братьев пальцами за локоть:

— Не торопись, казак, кажется, я понял, чего добивается этот негодяй, — с мрачным видом произнес он. — Виленс решил унизить Ингрид для того, чтобы не дать ей никакого выхода.

— Что ты хочешь этим сказать? — не оборачиваясь, спросил Захарка.

— Мне кажется, что он до сих пор ее любит и мечтает убить сразу двух зайцев. Во первых, отомстить бывшей невесте за свое поражение, а во вторых, вернуть ее обратно. Посрамленная, она уже никому не будет нужна, кроме него самого.

— А как он сам потом будет с ней жить?

— В том — то и дело, что для таких людей позора не существует, они рассчитывают на время, которое залечивает все.

— Зато добыча, за которой они охотятся, остается в их руках, — усмехнулся Петрашка.

— Но сейчас мы имеем возможность раскрыть это чудовищное изуверство и опозорить самого Виленса до конца его жизни, — расправил грудь Буалок. — Для этого нам нужно выбрать лишь наиболее удобный момент.

— Как ты хочешь это сделать? — посмотрел на него Захарка.

Кавалер вытащил из-за пояса кошель с драгоценностями и встряхнул его перед собой:

— Вот улики, которые в одно мгновение превратят весь род герцогов Карлсон в ничтожества, — веско сказал он. — Только у меня к вам просьба — не надо спешить, чтобы ничего не испортить.

Между тем молодая женщина, стоявшая рядом с кавалерийским офицером, повернулась к двери и сразу заметила своих мужчин. Она не знала, что удалось разыскать им в комнате, от которой передала ключи, но она словно обрела внутреннюю уверенность. Фигурка у нее подобралась, плечи расправились. Заметив это, Буалок достал из кошеля конец кардинальской цепи и показал ей, как бы говоря, что раритеты нашлись. Ингрид заметно оживилась, она вздернула подбородок и с вызовом посмотрела сначала на оратора, а потом на его родственников. Отец кавалерийского офицера с надменной усмешкой продолжал внимать словам своего сына, зато его сестра Мэйми все чаще останавливала злой и завистливый взгляд как на пассии брата, так и на драгоценностях, надетых на нее. Наверное, она считала их личными своими украшениями. Но сам Виленс пропустил негодующий жест бывшей невесты, он почти закончил страстную речь, оставалось сделать самое главное, о чем предупреждал всех. Неожиданным движением руки он сорвал маску со своей соседки и бросил ее на паркет. Люди, собравшиеся в зале, ахнули, они узнали незнакомку и были поражены тем, что замужняя дама из уважаемой всеми семьи совершила такой неблаговидный поступок. Напряжение возрастало, оно грозило перейти в бурные дебаты. А Виленс тем временем продолжал:

— Я обращаюсь к вам, господа, с вопросом, разве любовь может иметь границы? — он завертелся на месте, призывая всех в свидетели. — Нет, любовь безгранична, и вот вам доказательства этого.

— Это похоже на кощунство со стороны распутной женщины! — крикнул кто-то из гостей.

— Как она могла!!!

— Ингрид Свендгрен перешла все законы нравственности!

— Она покрыла позором головы своего отца и своей матери, уважаемых членов нашего высшего общества!

— Эту падшую дрянь надо гнать отсюда как уличную проститутку, чтобы ноги ее здесь больше никогда не было…

Хозяин замка с удовольствием внимал потокам оскорблений в адрес соседки, выплескиваемым гостями, по его губам пробегала настоящая улыбка, которая была украшением его лица только в раннем детстве. Он искоса поглядывал на молодую женщину, не знавшую, как защитить себя от злых упреков, упиваясь ее растерянным видом. Это был его триумф и он им наслаждался. Наконец он поднял руку, призывая к вниманию:

— Господа, но я сказал еще не все, — Виленс достал из кармана брюк платок и вытер им потную шею. В бесцветных глазах его плескалось блаженство. — Несмотря на то, что случай, когда жена убегает от мужа, с полным основанием можно назвать из ряда вон выходящим, я считаю эту женщину ни в чем не виноватой. Скажу больше, я прощаю ей все.

Гости снова дружно ахнули, пораженные благородством души младшего из герцогов Карлсон, между ними начался обмен мнениями. А кавалерийский офицер продолжал:

— Вы не ослышались, господа, я огласил истинную правду. И пусть Ингрид отплатила мне черной неблагодарностью за мою к ней любовь, я забыл это недоразумение. Прямо сейчас я снова предлагаю моей единственной пассии свои руку и сердце.

Ингрид с возмущением уставилась на своего соседа, она до сих пор не находила нужных слов. Наконец она догадалась посмотреть на Захарку, суровый вид которого придал ей силы. Сделав шаг вперед, она развела руками:

— Господа, что за чушь несет этот человек, — молодая женщина с пренебрежением кивнула на своего соседа. — Все вы знаете, что я вышла замуж, многие из вас были на нашей с женихом помолвке. Теперь у меня есть прекрасный супруг, с которым я не собираюсь расставаться.

— А где он, ваш супруг, госпожа Свендгрен, и почему он не с вами? — снова раздались возмущенные возгласы.

— С какой стати вы оказались в этом замке одна, да еще в наряде французской королевы Марии Медичи, известной всем своим легким поведением и строптивым характером?

— И под маской на половину вашего лица!

— Вы пожелали, чтобы вас никто не узнал?

Ингрид переступила с ноги на ногу, но ответила с достоинством:

— Да, я хотела остаться неузнанной, потому что преследовала благородные цели.

— Какие цели, госпожа Свендгрен? Что за чушь несет эта негодница!

Молодая женщина вскинула голову еще выше и сделала шаг вперед:

— Скоро вы обо всем узнаете, — пообещала она. — Скажу больше, наряд этот одолжил мне тоже Виленс, потому что я приехала сюда в обыкновенном платье для путешествий.

— Вот как! — из толпы гостей раздался обидный смех. — Ее здесь успели и одеть, и обуть…

Ингрид не обратила внимания на издевательства, она снова обрела душевный покой:

— Но если все повернулось подобным образом, то пришла пора раскрыть перед вами карты. Дело в том, что отец Виленса Карлсона оказался разбойником с большой дороги, — она ткнула пальцем в господина, стоявшего за ее спиной, который сразу переменился в лице. Замешательство старшего Карлсона лишь подогрело молодую женщину и она продолжила. — Во времена своей службы во Франции, он выкрал у французского дворянина Месмезона раритеты государственного значения, а сын покрывал его в совершенном преступлении все эти годы.

— Это какой-то бред, — смех среди присутствующих усилился. — К этой женщине нужно срочно вызвать врача.

— Где доказательства, мадам вранье?

— Вы сами присутствовали при том разбое, госпожа Свендгрен?

Но Ингрид уже заметила, как вслед за отцом побледнел при упоминании о раритетах и его сын. Минуту назад упивавшийся победой, он вдруг сжался и затравленно заозирался вокруг. Родственники тоже пришли в замешательство, видно было, что они пожалели о поступке Виленса, оставившего эту женщину в замке и давшего бал в ее честь. Кавалерийский офицер между тем словно выискивал того, кто мог бы подтвердить ее слова. Молодая женщина поняла, что ответный удар достиг цели, она бросила взгляд на мужа с остальными своими единомышленниками и, получив от них согласие, вскинула руку, призывая высокородное общество к тишине:

— Вы хотите доказательств, господа? — звонко вопросила она. — Сейчас вы их увидите, они уже здесь, осталось только внести их сюда и показать всем.

В зале наступила тишина, гости переглядывались друг с другом, ожидая оглушительной сенсации весьма редкой после наступления в их государстве паритета во всем — что с драчливыми соседями и что между политическими партиями с внутренними их склоками. Но Виленс не собирался впадать в прострацию, он продолжал рыскать злобными глазами вокруг, одновременно хватаясь рукой то за эфес шпаги, то за рукоятку пистолета. Он вдруг осознал, что бывшая невеста обвела его вокруг пальца как мальчика, способного лишь на мелкие подлости. Тяжелый взгляд его все чаще стал задерживаться на драгоценностях, которые он подарил ей перед балом. Он начал понимать, что любовь имеет право быть только взаимной, иначе вторая ее половина распрямится и ужалит змеей в самый неподходящий момент. В груди у него разрастался клубок ярости от того, что он не сумел разглядеть за внешней благосклонностью к нему Ингрид целенаправленных действий расчетливого врага. Он вспомнил, что отец не раз предупреждал о коварстве женщины и наказывал никогда не изливать перед ними своих чувств. Кажется, старший из Карлсонов, сумевший достичь в государственной карьере больших высот, оказался бессильным в деле воспитания собственного сына.

И в этот момент Виленс наконец-то заметил в проеме двери своего соперника и врага. Но было уже поздно, молодая женщина сказала несколько слов по русски и Захарка в сопровождении двоих мужчин направился к середине зала. Один из незнакомцев на ходу разворачивал вместительный кошель из выделанной кожи, вид у него был решительным, не обещающим ничего хорошего. Такими же выглядели его товарищи, которые встали по обеим сторонам Ингрид, держа оружие наготове. Захарка придвинулся поближе к кавалерийскому офицеру, не спуская с него жесткого взгляда.

— Виленс, не давай этим людям говорить! — прошипел за спиной сына его отец. Сестра Мэйми тоже с ненавистью уставилась на сообщников, она почувствовала, что из-за них может навсегда расстаться с любимыми своими сокровищами. Пылающим взглядом она окидывала и брата, совершившего опрометчивый поступок. А старший из Карлсонов продолжал нашептывать. — Сейчас может произойти тот самый случай, когда мы потеряем все.

Виленс покатал по скулам тугие желваки и промолчал. Скорее всего он надеялся на то, что доказать ничего не удастся, ведь сокровища были спрятаны в надежном месте, а ключи лежали в кармане его кителя. Да и времени с момента ограбления отцом какого-то француза прошло около тридцати лет, никаких следов не должно было остаться. Между тем тот, у кого в руках был кошель, развернулся лицом к собравшимся и заговорил на французском языке, втором среди знати в Королевстве Шведском после родного. Он начал с пропажи из музея Лувр уникальных раритетов, с разбойничьего нападения на месье Месмезона, у которого они оказались по счастливому стечению обстоятельств. Француз не стал скрывать, что если бы этого случая не оказалось, то судьба раритетов могла быть иной. И когда дошел до места, в котором появился новый герой рассказа в лице старшего из Карлсонов, обстановка в зале накалилась до предела.

— В течении тридцати последних лет два старинных рода рыцарей Огня и Меча, к одному из которых принадлежит ваш покорный слуга, не оставляли надежду найти сокровища и вернуть их народу Франции, — с пафосом сказал Буало де Ростиньяк. — Только недавно мы, опять же по чистой случайности, узнали, где они могут находиться. Мы все, кто стоит сейчас перед высоким шведским обществом, приехали сюда, чтобы убедиться в своих догадках. И вот результат.

Француз развернул кошель и достал из него массивную золотую цепь с таким-же медальоном, украшенным бриллиантами с другими драгоценными камнями, откликнувшимися снопами искр на нестойкое пламя свечей. Зрелище, как и сама история, оказались не для слабонервных, кто-то вскрикнул, кто-то издал долгий стон. Некоторые придвинулись вплотную, чтобы рассмотреть получше таинственные раритеты, о которых каждый слышал достаточно легенд. Виленс открыл свой рот и уставился оловянным взглядом на цепочку, все складки на его лице будто окаменели. Это оцепенение продолжалось так долго, что Захарка решился поддеть его подбородок дулом пистолета, заставив откачнуться назад. Кавалерийский офицер машинально сунул руку в карман, пошарил там, и снова превратился в гипсовую статую, изредка хлопающую голыми веками. А Буало вытащил из кошеля еще несколько изделий филигранной работы в сочетании с изумительной красотой, цены которым не было:

— Все эти сокровища являются достоянием французского народа и наши семьи поклялись отыскать их во чтобы то ни стало. Мы выполнили семейную клятву, — он посмотрел на Ингрид и добавил. — Заявляю со всей ответственностью, что госпожа Ингрид Свендгрен ни в чем не виновата, она с самого начала была вместе с нами и помогала нам добраться до раритетов.

Огромным залом окончательно завладела тишина, кто-то из музыкантов зацепил струну, издавшую жалобный звук. И этот сигнал прозвучал словно апофеозом к трагическому спектаклю. Гости не находили в себе сил, чтобы задать какие-то вопросы или покинуть этот дом, в одно мгновение превратившийся из жилища достойных людей в рассадник зла. Буало сложил раритеты обратно в кошель и обернулся к Захарке:

— Нам пора уходить. По прибытии в Париж я потребую, чтобы против герцогов Карлсон на международном уровне возбудили уголовное дело, — негромко сказал он. — Остальное пусть остается на совести хозяев этого замка.

— Я ушла бы отсюда немедленно, но мне нужно переодеться, месье Буало. Не поеду же я домой в наряде королевы Марии Медичи, к тому же, подаренном накануне вот этим подонком, — отозвалась Ингрид, с презрением указав на бывшего друга своего детства. — А вдруг и на мне сияют бриллианты, украденные его отцом у французов.

Кавалер прошелся заинтересованным взглядом по стройной фигурке своей родственницы и уже собрался посоветовать ей стать прежней Ингрид, которую любили все окружающие. Как вдруг его внимание привлекло колье на ее шее и диадема на голове. Захарку тоже заинтересовали украшения на жене, ко всему, похожее колье он видел когда-то на Мэйми, сестре Виленса. Буало тем временем впился зрачками в камни на диадеме, вставленные в переднюю ее часть, он беззвучно зашевелил губами:

— Что вы там обнаружили? — поинтересовалась у него молодая женщина. — Вы действительно находите, что этот наряд мне к лицу? Или увидели что-то такое, что поразило ваше воображение?

— Я считаю, что переодеваться вам не следует, дорогая Ингрид, — заставил себя улыбнуться кавалер. — Диадема на вашей прелестной головке, как и колье на нежной шейке, и есть те самые недостающие раритеты работы Николо Пазолини, за которыми мы приехали в вашу страну и оказались в этом замке.

— Значит, этот подонок не пожалел для меня чужого добра, — гневно воскликнула Ингрид. — А он уверял, что все это богатство копил для нашей с ним свадьбы.

Виленс наконец-то вышел из состояния оцепенения, он выхватил шпагу из ножен и встал на пути своих обидчиков, опустивших семью герцогов Карлсон на самое дно общества, в котором они всегда занимали лидирующие позиции. На лбу и на бледных щеках у него вспыхнули красные пятна, говорящие о злобности его характера. В толпе приглашенных снова загудели, гости приготовились следить за развитием событий, кто с интересом, а кто с маской неудовольствия на лице. Ведь в обвинениях, прозвучавших из уст незнакомцев, затрагивались в том числе интересы их страны.

— Стража! — крикнул старший из Карлсонов в сторону коридора, и когда в помещение вбежали несколько рослых слуг с оружием в руках, указал на Ингрид и на молодых мужчин рядом с ней. — Взять их и отвести в подвальные помещения.

Кто-то из близкого окружения хозяина замка возмущенно воскликнул, ткнув пальцем в Буало:

— Решение герцога Карлсона правильное, откуда нам знать, что эти сокровища были выкрадены из французского Лувра? Из уст этого сомнительного господина? — родственник вышел из тесной семейной кучки вперед. — А если он все наврал и надумал воровским способом завладеть вместе со своими сообщниками драгоценностями хозяев этого замка?

— Тем более, что прошло тридцать лет, и об этих раритетах долгое время почти ничего не было известно, — поддержал кричавшего один из гостей.

— И вообще, как эти люди попали сюда? — добавил хворосту в огонь следующий оратор. — Лично я увидел их здесь впервые.

Между тем стражники со шпагами в руках стали приближаться к центру зала, но прежде, чем они окружили сообщников, Виленс сделал выпад в сторону Захарки. Он целился ему прямо в грудь, до сих пор помня, как легко разделался с ним казак в прошлую их встречу, когда он вызвал его на дуэль. И теперь старался опередить своего соперника, нанеся удар первым. Но в последний момент тот отклонился назад, перехватил руку противника и наставил пистолет ему в голову.

— Застрелю, ваше высочество, и на этом между нами будет поставлена точка, — хладнокровно сказал Захарка. — Если желаете сохранить свою жизнь и жизни своих родственников, прикажите стражникам, чтобы они освободили путь. Мы уйдем отсюда вместе с сокровищами, которые принадлежат французскому народу.

— Ничего у вас не получится, эти драгоценности являются достоянием нашей семьи, — прорычал Виленс, стараясь выскользнуть из железных казачьих объятий. — Это ты украл у меня мою невесту, и ты за это ответишь.

— Ингрид стала моей женой, мы уже и свадебку сыграли.

— В казачьем углу на краю медвежьей империи? — оскалился кавалерийский офицер. — Покажите бумаги, на которых скреплен печатями ваш союз.

— У нас, ваше высочество, женятся и выходят замуж безо всяких бумаг. Полюбовно, — чуть ослабил захват Захарка. — И живут до старости, уважая друг друга.

— Варвары!..

Виленс изогнулся змеей и сумел выкрутиться из стального обруча. Он отбежал в сторону и снова нацелился шпагой на своего заклятого врага:

— Ингрид Свендгрен все равно будет моей, — не в силах усмирить запальное дыхание, хрипло сказал он. В руках у него появился пистолет, который он выдернул из-за пояса. — Или она не достанется никому.

В зале по прежнему стояла тишина, казалось, гости превратились в восковые фигуры и наблюдали за происходящим только глазами, не шевеля ни рукой, ни ногой. Буалок с Петрашкой направили пистолеты на мускулистых стражников, и те остановились в отдалении, Они не знали, что делать, потому что один из их хозяев готовился сам расквитаться с пришельцами.

— Нам пора уходить, — со спокойной улыбкой на губах сказал Захарка. — Иринушка, как только начнется схватка, выскакивай в коридор и беги к конюшням. Скажи там конюхам, чтобы они выпрягли лошадей из кареты, потом господа Карлсоны нам ее вернут.

— Я тоже умею фехтовать, — сдула с губ молодая женщина пушистую прядь волос. — Жалко, что не взяла шпагу с собой.

— Ты желаешь влезть в драку? — посмотрел на нее казак.

— Для защиты от подонков, мой дорогой супруг, все способы хороши, — прищурилась Ингрид. — От таких, как этот Виленс, который жаждет сначала втоптать меня в грязь, а потом мною же насладиться, одно средство — надежный клинок.

— Тогда он у тебя сейчас будет.

Захарка крутнулся на месте и с молниеносной быстротой выхватил шпагу из рук родственника Виленса, стоявшего за его спиной, толстого и неопрятного господина. Тот не успел разинуть рот, а казак уже реквизировал грозное оружие у его соседа, оказавшегося отцом кавалерийского офицера. Петрашка, заметив, как ловко сработал его средний брат, надвинулся с пистолетом на одного из гостей и тоже обзавелся острым клинком. Теперь каждый из группы был вооружен, дело оставалось за малым — прорваться к выходу из зала и постараться выскочить во двор с хозяйственными постройками. Задача казалась несложной, потому что большая часть гостей была на стороне сообщников. Люди понимали, что услышанное ими является правдой и чинить препятствия новоявленным робингудам никто из них не собирался.

— Казаки, на прорыв! — крикнул Захарка, первым бросаясь на Виленса, он хотел всего лишь выбить пистолет у него из рук. Он понимал, что неразделенная любовь способна кого угодно заставить возненавидеть соперника хуже своего заклятого врага. Но тот успел нажать на курок раньше, пуля зацепила казаку щеку, оставив на ней рваный след. Больше раздумывать было не о чем, противник сам предлагал смертельный поединок. Захарка нацелился клинком на офицерский китель Виленса и сделал выпад, острие проткнуло ткань на уровне его правой груди. Затем он тут-же отпрянул назад, чтобы отбить удар стражника, поспешившего хозяину на помощь. Несколькими умелыми приемами казак загнал его в угол и обезоружил, и только после этого оглянулся на свою жену. Мертвенная бледность на ее лице принудила Захарку забыть обо всем, он бросился к Ингрид, увидел вдруг, что она едва держится на ногах. По платью возле плеча расползалось кровавое пятно.

— Иринушка, что с тобой? — выдохнул он, прижимая ее к себе и разрывая на ней воротник платья. Рана, открывшаяся взору, показалась ему не опасной, пуля ударила под ключицу и застряла в мякоти. — Говори, любимая, кто на тебя напал!?

— Виленс… — прошептала она запекшимися губами. — Он стрелял в тебя, а пуля вошла в меня.

Захарка в бешенстве оглянулся назад. Кавалерийский офицер стоял на прежнем месте, его качало, китель на груди промок от крови, но он упорно заталкивал в ствол пистолета заряд, готовясь произвести очередной выстрел.

— Убейте их!!! — кричал в окружении нескольких своих родственников старший из Карлсонов. Ему вторила его дочь Мэйми, похожая с распущенными волосами на лесную ведьму. — Убейте разбойников, они хотят унести похищенные у нас драгоценности!..

Никто из присутствующих не трогался с места, ноги гостей словно примерзли к полу. На их лицах читалось понимание ситуации, в которую попало семейство герцогов, и теперь они жаждали только справедливого исхода дела. Наверное, они не сомневались, что Карлсоны способны на подлые поступки, иначе все повернулось бы по другому. Захарка подхватил Ингрид на руки и поспешил с нею к выходу из помещения. Петрашка с Буалком упорно пробивали им проход, они почти добрались до дверей, распахнутых настежь. Путь им преграждали уже не с десяток стражников, как было вначале стычки, а всего двое. Да и те лишь отмахивались клинками направо и налево, сберегая свои жизни. Захарка, пробегая мимо своего заклятого врага, как бы походя проткнул шпагой кисть его руки, заставив того уронить пистолет на пол. Ему очень хотелось добить врага, способного творить одни подлости, но он понимал, что сделать это можно лишь в честном поединке. Ведь ему с Ингрид еще предстояло жить в этом обществе, проявлявшем сейчас к нему и его родственникам истинное благородство.

Наконец двое стражников, оставшихся невредимыми, решили, что войны с них достаточно, они затерялись среди гостей. Мужчины вместе с молодой женщиной выбежали в коридор, который оказался пустым. Требовалось спуститься во двор, вскочить на коней и раствориться в ночи. Но впереди были еще крепкие ворота замка, да и жена Захарки не смогла бы усидеть верхом на лошади.

— Петрашка, ступай к конюшням и выкатывай карету наружу, — крикнул Захарка.

— А вы куда? — уже спускаясь по лестнице, отозвался младший брат.

— Мы продвинемся к воротам и постараемся их открыть, пока охрана не всполошилась. Надо успеть выбежать за стены крепости, скоро эти герцоги опомнятся и перекроют нам все ходы и выходы.

— Понял, братука. Держитесь, я мигом.

Младший из братьев крутнулся станичным хорьком и пропал из поля зрения, будто его и не было. Захарка с женой на руках вслед за кавалером, старавшемся ему помочь, скатился по лестнице и выскочил на улицу. Ночь, вошедшая в свои права, встретила их сиянием месяца и россыпью ярких звезд. Холодный воздух обжег легкие, под ногами захрустело ледяное крошево. Где-то в глубине двора лениво тявкнула собака. Но вокруг было пока тихо, наверное, старший из Карлсонов еще не пришел в себя, а может слуги не торопились с исполнением его приказов.

— Захарка, вы с Иринушкой оставайтесь здесь, а я побегу к воротам, — предложил Буалок. — Я не думаю, что охрана там большая. Да и спят они, скорее всего.

— Одному тебе не справиться, — засомневался казак, стараясь посадить жену на лавочку возле стены. — Пойдем туда все вместе, а там и Петрашка подскачет.

Ингрид, не выпускавшая шпаги из рук, негромко охнула и попыталась сама встать на ноги. У нее это почти получилось, и если бы лезвие, на которое она опиралась, не гнулось, она пошла бы по дороге самостоятельно.

— Идите вдвоем, только снимите с меня драгоценности, чтобы они не оказались опять в руках у Карлсонов. Да предупредите нашего кучера, не оставлять же его тут, — сказала она, прижимаясь к стене.

— Кучера тревожить нельзя, — засомневался Захарка. — Вся прислуга может всполошиться.

— Тогда доберется до дома сам, Карлсонам его трогать не за что.

— А ты что надумала, Иринушка?

— Я буду здесь ждать Петрашку.

— А если сюда заявится орава родственников этих герцогов вместе со стражниками? — не согласился Захарка.

— У меня есть оружие.

Молодая женщина начала избавляться от украшений, она не оставляла ничего, не расставшись лишь с обручальным кольцом. Буалок молча раскрыл кошель, а когда последний камень на изделиях, затмив ярким высверком лунное сияние, пропал в глубине, засунул его обратно за пояс и подставил плечо под слабую руку женщины:

— Прошу, мадемуазель, мы постараемся вас не растрясти, — улыбнулся он белозубой своей улыбкой. — Тем более, что ворота находятся совсем недалеко отсюда.

Захарка похмыкал себе в усы и тоже нагнул голову пониже. Не успели сообщники пробежать и половины дороги, как от хозяйственных построек прилетел дробный топот копыт со стуком колес по стылой дороге. Он быстро приближался, казалось, это сорвалась с места тяжелая конница с боевыми колесницами в своих рядах — такой тихой была морозная ночь вокруг. Петрашка остановил карету, запряженную четверкой лошадей с тремя казачьими скакунами сзади, напротив своих сообщников. Они мигом забрались в салон, в котором было тепло и уютно, а по углам светились сальные фонарики, источающие сквозь стекла мягкий свет. От подъезда здания, оставленного ими, уже слышались возбужденные возгласы погони, организованной кем-то из Карлсонов. Но и здесь преследователей ждала неудача, потому что охранники, не знающие ничего о происшествии на балу, уже сами открывали створки ворот. Они скорее всего подумали, что кто-то из высокородных гостей решил покинуть замок до наступления утра и проявили угодливость, обычную в таких случаях. Карета просвистела мимо них, закутанных по брови в теплые одежды, и не сбавляя хода помчалась по ночному тракту с черными стенами леса по бокам. Когда беглецы отъехали на приличное расстояние, издалека донеслись суматошные выстрелы из ружей и пистолетов. Но они вряд ли что могли изменить.

Прошло много времени, в течении которого беглецы испытывали напряжение от мысли, что Карлсоны пустятся в погоню на своих лошадях. Никто из них не горел желанием ввязывать в бой посреди пустынного пространства, промороженного насквозь, да еще при свете звезд, равнодушных ко всему. Но все было тихо, лишь скрипел под колесами снег, да слышался размеренный топот копыт.

— Надо же, получилось, — пробурчал себе под нос Буалок, устраиваясь поудобнее на мягком сидении. — Я думал, без жертв у нас не обойдется.

— Тебе должно быть ведомо, что казаки стараются обходиться малой кровью, — прижимая к себе жену, укутанную в теплую шубу, отозвался Захарка. Он посмотрел на нее и участливо спросил. — Как ты себя чувствуешь, Иринушка?

— Хорошо, мой заботливый муж, — сдержанно отреагировала она на его вопрос, щурясь на один из фонариков. — Лишь под ключицей жжет и плечо занемело.

— Знаешь, как у нас в России говорят в таких случаях? — заулыбался казак, довольный ее ответом.

— До свадьбы заживет, — засмеялась Ингрид. И болезненно поморщилась. — Это мне подарок от бывшего моего жениха. Теперь я знаю, что ждало бы меня, если бы вышла за него замуж.

— Может быть, он всю жизнь носил бы тебя на руках.

— Не сомневаюсь, только на эти руки он натянул бы колючие рукавицы, — молодая женщина презрительно усмехнулась, и снова черты ее лица сломала судорога.

Захарка покусал конец уса, затем достал из-под ремня походный ножик, которые терские казаки носили вместе с кинжалами, провел подушечкой большого пальца по его острию. Он заглянул жене в зрачки, расширенные от внутреннего страдания, и спросил:

— Потерпишь, милая? Я хочу выковырнуть этот свинцовый подарок, он тебе ни к чему.

— А это не больно? — с надеждой повернулась она к супругу.

— Сначала поболит, а потом полегчает, — не стал обманывать казак. — Буду стараться достать пулю побыстрее.

— Доставай, — согласилась Ингрид, она освободила руку от одежды. — Как говорят станичники, двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Захарка крикнул младшему своему брату, сидевшему на козлах, чтобы тот остановил лошадей. Когда карета замерла на месте, он вытащил из кармана серники, прокалил на огне конец лезвия и наклонился над раной. Буалок уже держал над плечом молодой женщины светильник, вынутый из своего гнезда. На лица обоих мужчин легла печать сосредоточенности, в углу притаился Петрашка, перед этим ввалившийся в салон. Казак промокнул кровь на плече жены куском материи и раздвинул острием края раны. В глубине ее тускло блеснула пуля, зажатая мышечными тканями, она добралась почти до кости. Это было самое неприятное ранение, потому что свинец при малейшем движении терся о кость, вызывая невыносимую боль. Ингрид постанывала, ресницы у нее трепетали пойманными бабочками. Захарка обхватил ее плечо пальцами и сдавил так, что женщина вскрикнула и невольно оглянулась на него. Он подцепил пулю концом лезвия, она подалась с трудом, опутанная живыми волокнами. Казак еще сильнее впился ногтями в кожу супруги, одновременно погружая острие вглубь раны. На миг показалось, что такие испытания для молодой женщины будут не под силу, но она лишь прикусила нижнюю губу и уперлась лбом в грубую обшивку кареты. Скоро ее мучения закончились, Захарке удалось расшатать кусок свинца, после чего он выдернул его теми же ногтями.

— Вот и все, моя дорогая женушка, — сказал он, вытирая пот рукавом камзола. — Посмотри, чем хотел угостить меня Виленс, да попал этой пулей в тебя.

— Этот негодяй не остановился бы ни перед чем, — подтвердил Буалок, облегченно переводивший дыхание вслед за свояком. — Если бы он расправился с тобой, то пощады никому бы из нас не было.

— Он понял, что ничего не добьется, — покривился Петрашка, до этого молча следивший за четкими действиями Захарки. — Зря ты, братука, оставил его в живых, он еще нам о себе напомнит.

Захарка достал из мешочка щепоть пороха, смочил его слюной и приложил к ране, снова принудив Ингрид издать вопль негодования. Он как заправский санитар обмотал ее плечо куском материи, оторванным от подкладки камзола, и только после этого укутал молодую женщину в шубу. Затем посмотрел на Петрашку и негромко сказал:

— Пусть напоминает, если желает забыть про свои рубцы…

Край неба стал светлеть, а лошади продолжали нестись с той же скоростью, которую набрали вначале пути. Вдали показались зубчатые стены дворцов и костелов столицы Королевства Шведского города Стокгольма. Карета вкатилась на окраину и застучала колесами по булыжной мостовой в направлении морского порта. Остался позади Гамластан, старый центр города, с Королевским дворцом и собором святого Николая. Скоро за домами раскинулось море, седое от пенных гребней на крутых волнах. Оно было стального цвета, с нависшими над ним тяжелыми облаками, готовыми разродиться колючим снегом. Петрашка направил лошадей вдоль береговой линии, выискивая глазами торговую пристань. Он здорово продрог и мечтал забраться в салон кареты, чтобы отогреться. Но кораблей, готовых отплыть к теплым берегам Франции, все не было видно. Тем временем Ингрид, прикорнувшая на плече у Захарки, встрепенулась и обвела салон затуманенным взглядом. Она не отошла еще от переживаний, которые довелось ей испытать, но боль утихла, дав молодой женщине возможность немного отдохнуть. Словно вспомнив о чем-то, она повернула голову к французу:

— Месье Буало, вы по прежнему считаете, что драгоценности, которые оказались на мне, тоже были украдены у месье де Месмезона из французского городка Обревиль?

— Конечно, дорогая Ингрид, — пожал плечами кавалер. — А что вас здесь смущает?

— Только одно, когда мы с Виленсом рассматривали у него в шкафу пять диадем, он обмолвился, что лишь две из них работы Николо Пазолини. Остальные принадлежали другим ювелирам. Но самой редчайшей из творений итальянского мастера, с загадочным рисунком из драгоценных камней, в его коллекции не оказалось. И он не знал, где она может быть.

— Наверное, Виленс хотел ввести вас в заблуждение, а сам надел на вашу голову именно эту диадему, — усмехнулся француз. — Если хотите, я могу вам продемонстрировать это изделие и кое-что о нем рассказать.

Он согнал с лица остатки дремоты, потом вытащил из кошеля раритет и поставил его ребром себе на колени. Драгоценности, вправленные в золотую основу, принялись взрываться искрами, они осыпались на пол и гасли на нем, не оставляя следа. Буало повернул изделие так, чтобы собеседники могли обратить внимание на переднюю часть, имевшую расширение. Он взялся тыкать пальцами в камни, расположенные ввиде квадрата, с крупными бриллиантами сверху и снизу и с огромным рубином в середине.

— Вот смотрите, в диадему вставлены десять бриллиантов, по пять с каждой стороны и весом по пять карат, — пустился он в подробные объяснения. — Два бриллианта по десять карат находятся спереди изделия, где оно имеет расширение. Один вверху, а другой внизу, видите? Между ними закреплены два граната по тридцать карат каждый и два сапфира такого же веса, расположенные крест-на-крест. То есть, один гранат и один сапфир напротив друг друга, а под ними один сапфир с одним гранатом. В самую середину мастер вложил рубин в пятьдесят карат весом.

Ингрид потянулась рукой к изделию, на ее лице не поломалась ни одна черточка. Видимо, с изъятием пули, ушла из раны и сама боль:

— Разрешите взглянуть на это произведение искусства поближе? — попросила она.

— Пожалуйста, мадемуазель, — передал ей сокровище Буало. — Я знаю то, о чем говорю, потому что кроме рассказов моего дядюшки месье де Ростиньяка, я воспользовался еще и нужными справочниками.

Молодая женщина, не перестававшая изучать диадему с пристальным вниманием, вдруг перебила рассказчика:

— Простите, месье Буало, а вы уверены, что в середине квадрата находится рубин?

— А что-же это такое? — немного опешил француз. — Вы хотите дать этому камню другое название?

— Это гранат, дорогой мой друг, — с сожалением покривила губы собеседница. — Уверяю вас, что это так.

— Не может быть!..

Буало вернул раритет себе и впился глазами в центр квадрата, брови у него неспешно поползли вверх, а подкрученные усы наоборот стали опускаться вниз.

— И еще одно, вы попутали названия камней, образующих сам квадрат, — продолжала Ингрид открывать завесу над тайной изделия.

— Простите, мадемуазель, я вас не совсем понимаю, — машинально отозвался кавалер.

— Два камня по углам никакие не гранаты, а самые обыкновенные авантюрины красного цвета, — беспощадно расставляла все по своим местам молодая женщина. — А два других не сапфиры, а простые аквамарины, более дешевые.

— Вы хотите заявить, что это подделка? — совсем сконфузился француз, видно было, что он теряет почву под ногами. — Но я и сейчас утверждаю, что диадема самая настоящая.

— Я еще не все сказала, месье Буало, — откачнулась на спинку сидения Ингрид, она прикрыла глаза, затем потерла виски пальцами. — Присмотритесь повнимательнее к бриллиантам, вправленным по всей окружности изделия, и вы обнаружите, что это не что иное, как горный хрусталь.

У кавалера отвисла нижняя челюсть, он надолго застыл, уставясь в пространство невидящим взглядом. Захарка, не проронивший за время разговора ни слова, настороженно покосился на кошель за его поясом, он подумал о том, что остальные раритеты тоже могут не представлять из себя ничего ценного. Вполне возможно, что и кардинальская цепь с медальоном всего лишь символы власти какого-нибудь бургомистра из заштатного шведского городка.

— Вы хотели бы знать причину своего обмана? — спросила через некоторое время Ингрид, снова принимая позу сведущего человека.

— Я был бы вам признателен, — как во сне отозвался ее собеседник.

— Вас сбили с толку ночь, переутомление и нестойкое пламя свечей. Три этих обстоятельства послужили тому, что камни как бы затемнились, превратившись, допустим, из более светлого граната в темный рубин, а из аквамаринов с авантюринами в сапфиры и гранаты. Вот и вся разгадка.

— Вы желаете сказать, что это изделие является подделкой под основную работу Николо Пазолини?

— Вполне возможно, что сам мастер занимался подобными вещами. Ведь вы тоже обмолвились, что он не прочь был зашифровать в камнях какой-то древний магический символ.

— Но это разные вещи! — воскликнул Буало. — Одно дело заменить что-то на иное, а совсем другое зашифровать, не подменяя редких камней на похожие, к тому же, ниже их по качеству.

В салоне кареты на некоторое время зависла напряженная тишина. Она стояла до тех пор, пока в диалог не вмешался Захарка. Обращаясь к супруге, он спросил.

— Иринушка, у меня к тебе тоже имеется вопрос. Остальные украшения, в том числе колье, они тоже из дешевых камней?

— Я уверена, что другие драгоценности настоящие, — ответила она. — Дело в том, что диадемы из всех изделий больше всего притягивали взоры высокородных особ своей неповторимой красотой, поэтому люди с нечистыми помыслами обращали на них внимание в первую очередь, — Ингрид улыбнулась мужу и пояснила. — Зачем делать, скажем, фальшивый перстень, если цена на него и без того невысокая. Этой мелочью занимаются людишки маленькие, у которых сами мысли лживые.

Захарка с сомнением пожевал губами и перевел взгляд на Буалка, торопливо выкладывавшего из кошеля на сидение конфискованные у Карлсонов сокровища. Кавалер достал кардинальскую цепь и принялся изучать ее со всех сторон. И чем больше он усердствовал, тем светлее становилось его лицо с черными усами под тонким хрящеватым носом. Наконец он улыбнулся яркими голубыми глазами и с превосходством воззрился на обоих собеседников:

— Я никогда и никому не поверю, что эта цепь фальшивая, — уверенно сказал он. — Даю слово дворянина, что в свое время ее носили кардиналы королевской Франции. А вот это бриллиантовое колье украшало прелестную шейку Жозефины в годы правления императора Наполеона Первого, его любовницы.

— Никто в этом не сомневается, — улыбнулась Ингрид в ответ на его задиристый вид. — Как раз о кардинальском раритете с бриллиантовым колье речи между нами не велось. Но то, что диадема фальшивая, я имею полное право утверждать. Драгоценные камни окружали меня с самого раннего детства, и я научилась в них разбираться не хуже придворного ювелира.

В это время карета остановилась, слышно было, как Петрашка спрыгнул с козлов и заторопился к дверям. Он дернул ручку на себя, впуская вовнутрь салона клубок морозного воздуха, и с трудом разлепил непослушные от холода губы:

— Прошу на выход, господа, как раз перед нами находится пристань, к которой пришвартованы корабли всех стран мира, — он показал рукой за спину и сделал предположение. — Кажется, самый большой из парусников уже приготовился идти к теплым берегам Франции. На нем уже и паруса подняли.

Картина, открывшаяся путникам, настроила всех на романтический лад. Возле деревянного мола покачивались на волнах множество больших и малых судов, крутобоких и с заостренными носовыми линиями, вислозадых, словно овцы с нагулянными курдюками, и с обрубленной кормой. Все они были с мачтами с множеством перекладин, с парусами, провисшими на них. Или с холщовыми полотнищами, поднятыми вверх и натянутыми до позванивания, говорящими о том, что судно готовится уйти в плавание. За бухтой, открытой всем ветрам, штормило зимнее море, оно было стального цвета с шапками пены на гребнях высоких волн. Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, и все вокруг оделось живым светом, смягчившим в один момент морозный воздух.

— Буалок, тебе пора собираться в дорогу, — повернулся к кавалеру Захарка. — Считай, что свой долг мы выполнили. Отвезешь сокровища во Францию и передашь их в музей Лувр, где им самое место.

— Оставаться с ними в Швеции, значит, подвергать всех нас опасности, — согласился со средним братом Петрашка. — А потом вернешься на остров Святого Духа за Аннушкой, своей женой, и вы вернетесь обратно в Москву, обживать свой особняк на Воздвиженской улице.

— А вы куда собрались? — приподнял в недоумении плечи француз, было видно, что предложение Захарки, старшего группы, застало его врасплох.

— Ингрид с Захаркой вернутся на остров Святого Духа в родовой замок Свендгренов, а мы с Сильвией отправимся в Париж на другом корабле, — пояснил Петрашка. — Негоже нам примазываться к отваге французского кавалера, пустившегося на край земли в поисках своих национальных реликвий. Мы всего лишь выполняли просьбу нашей матери.

Кавалер долго не отвечал, по его мужественному лицу пробегали тени от невысказанных мыслей, он боролся с ними, стараясь удержать чувства в узде. Наконец он поднял голову и посмотрел на своих собеседников:

— Вы решили спровадить в Париж меня одного? — с обидой в голосе спросил он.

— А зачем туда ехать всем? — вопросом на вопрос ответил Захарка. — Мы посчитали, что ты справишься один.

— Ты разве не знал, Захарка, что во Франции, как на левом берегу Терека — один за всех и все за одного? — не согласился кавалер. — Тем более, что все мы дрались за сокровища на равных.

— Что ты хочешь этим сказать? — оперся рукой о дверцу кареты Петрашка.

— Только одно, вместе мы и должны вернуть раритеты на их родину.

Ингрид, молча наблюдавшая за этой сценой, улыбнулась понимающей улыбкой. Она поправила на плече шубу и сказала:

— Месье Буало говорит правду, он истинный кавалер и не желает присваивать лавры победителя себе одному. К тому же, в замке на острове лежат остальные драгоценности, в том числе и алмаз из короны Людовика Четырнадцатого. А его в первую очередь надо присоединить к раритетам, добытым нами.

Петрашка поддернул носом:

— Мы про него совсем забыли, — с недоумением покосился он на своего брата.

— Хоть вы казаки и ученые, а цены таким вещам по прежнему не знаете, — не утерпела Ингрид с подковыркой. — У вас принцип — сделал дело и гуляй смело.

— Ты считаешь, что мы тоже должны ехать во Францию? — повернулся к жене Захар, он не обратил внимания на укол, сделанный ею. Он знал, что так оно и было на самом деле.

— Ты же слышал — один за всех и все за одного, — посмотрела она на него открытым взглядом.

Буалок, с унылым видом следивший за диалогом, повеселел, он тут-же запахнул полы камзола, пряча от посторонних глаз кошель с сокровищами, засунутый за ремень:

— Вот и договорились, жаль, что эта диадема оказалась фальшивой, — он повернулся к Ингрид и добавил. — Но мы обязательно найдем настоящую.

Спутница бросила на него озорной взгляд, она, как любая образованная женщина, успела прочитать книги о мушкетерах, написанные Дюма-отцом, и прекрасно понимала, какие чувства обуревают сейчас ее нового родственника. Она повернулась к младшему брату своего мужа и звонко крикнула:

— Петрашка, трогай, — Ингрид вскинула вверх руку, сжатую в кулак. — Один за всех!

Мужчины, сидящие в салоне, встрепенулись и вслед за Буало дружно гаркнули мало знакомый им девиз, удивительно подходивший под казачий образ жизни:

— И все за одного!