Лучи заходящего солнца золотили белый мраморный обелиск, возвышавшийся на холме.

Отсюда, с зелёной вершины открывался вид на гавань и порт. Голубая лазурь неба сливалась с темно-синей кромкой воды на горизонте, становясь фиолетовой в закатных переливах облаков. Над обелиском склонялись кроны деревьев, уже тронутые желтыми и огненно-красными красками осени.

Здесь было удивительно тихо и пустынно. Лишь двое стражников в расшитых серебряными и золотыми нитями лазурных гербовых накидках с изображениями льва замерли, словно изваяния, по обе стороны от высоких каменных ступеней.

Ступени вели к массивному каменному саркофагу, на широкой крышке которого была высечена из камня в полный рост фигура воина с непокрытой головой, сжимавшего в руках исполинских размеров двуручный меч. Доспехи воина, украшенные королевскими гербами, свидетельствовали о принадлежности его к правящему дому Буреграда.

Надпись, выбитая на камне на человеческом, дворфийском и эльфийском языках, гласила:

«Король Вардан Принц, властитель Буреграда, военный лидер Альянса»

У подножия гробницы, склонив растрепанную на ветру голову, стоял человек в сером плаще с откинутым капюшоном. Глаза его были закрыты, руки сцеплены в замок на уровне груди, губы едва заметно шевелились.

Оранжевый лист, слетевший с ветки коснулся его головы и запутался в волосах.

Человек открыл глаза, из груди его вырвался печальный вздох. Он прижался лбом к холодному мрамору.

— Отец, — едва слышно произнёс Антуан, — Мне так не хватает тебя сейчас…

Где-то в вышине раздавались крики чаек.

Юный король Буреграда поднял голову и посмотрел ввысь.

Лист, кружась, упал на каменные плиты к его ногам.

— Ты был мудрым и сильным монархом, — негромко произнёс юноша, — Мне всегда хотелось быть похожим на тебя…

Он вздохнул. — Я не могу! — прошептал он, — У меня нет твоего опыта, твоей мудрости, твоей уверенности в себе и правильности принимаемых решений! Я — не воин, как ты. Я хотел бы, но это — не мой путь, я не вижу призвания к нему, я совершаю ошибки и уже запутался в них. Люди постоянно будут сравнивать меня с тобой, и в их глазах я всегда буду лишь бледной тенью твоего величия… У меня нет права давать им надежду, которую я никогда не сумею оправдать. Твой народ достоин настоящего правителя, такого, который сможет достойно править королевством и возглавить Альянс. Я верю, ты поймёшь меня, отец. Если бы ты был жив, ты бы наверняка одобрил мой выбор, ведь ты и сам всегда жертвовал своими интересами ради блага королевства! И то, что я собираюсь сделать — это тоже во благо государства и народа…

Антуан выпрямился, провёл ладонью по глазам и еще раз вздохнул.

Развернувшись, он медленно спустился по ступеням.

Неподалеку от усыпальницы его поджидал человек с военной выправкой, облаченный в боевой доспех.

— Ваше величество, — начал он, едва король поравнялся с ним, — Я вынужден повторно ходатайствовать о принятии решения…

— Мы же уже обсудили этот вопрос, генерал! — Антуин подхватил под уздцы коня, которого держал в поводу паж и вскочил в седло.

— И всё-таки, ваше величество, я настаиваю!

— Нет, Хаммонд, — король покачал головой, — Я не стану развязывать войну с собственными подданными, да еще с представителями дружественного королевства, только потому, что они недовольны моей политикой. Должны быть другие пути решения конфликта.

— Ваше Величество, — не скрывая раздражения, заговорил генерал, — У нас нет времени! Вы видели, что происходит на улицах — из-за сбоя в поставке провианта люди начали скупать все припасы! Если мы не восстановим в ближайшее время торговое сообщение с западными землями, это может перерасти в беспорядки и бунт!

— Так восстановите, генерал! — Антуан смотрел на Хаммонда хмурясь.

— Для того, чтобы дать отпор объединенным бандам гноллов, мне понадобится большая часть гарнизона, а это означает, что город останется, фактически, без защиты перед лицом опасности мятежа со стороны дворфийских саботажников! Нам необходимо сначала подавить восстание в столице, и только после этого решать внешнюю проблему. К тому же, без работающих фабрик и мастерских, нам будет нечем вооружать ополчение.

— Так это и есть ваш путь решения проблемы, лорд Хаммонд? — тихо спросил Антуан, — Предать огню один квартал, осадить и взять штурмом другой… А если завтра взбунтуются люди, которые захотят купить своим детям хлеба? Что мы им предложим? Кушать пирожные? Или тоже — возьмем в кольцо копий?

Не дожидаясь ответа побагровевшего генерала, король тронул поводья и поехал вниз по склону холма.

— Не провожайте меня, генерал! — бросил он через плечо, — Я хочу побыть один.

— Ваше Величество, в городе сейчас небезопасно! — крикнул вслед монарху Хаммонд Клэй.

— Упрямый мальчишка, — раздосадовано пробормотал он, оставшись в одиночестве.

* * *

Лика, словно в оцепенении, беззвучно наблюдала за тем, как слегка ссутулившийся брат Склиф, заложив руки за спину, в окружении стражников, проследовал к входной двери. Капитан Сэмуэльсон неловко поклонившись, вышел следом за ним, едва не ударившись при этом головой о притолоку.

Королевский представитель, обведя на прощание всех присутствовавших многозначительным взглядом, молча покинул холл.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Мирты.

Лика в растерянности переводила взгляд с братьев на Чао, Зебория, Лилиан.

— Но… Ведь это неправда?! — воскликнула она, — Это не может быть он!

Никто не смотрел ей в глаза.

— Зачем брату Склифу было убивать её?

Вопрос повис в воздухе, словно грозовая туча.

Экзарх Оккам торопливо перешагивал через лужи, оставшиеся на тротуарах после непродолжительного дождя. Его томило неясное беспокойство, чувство тревоги, грызущее изнутри. Интуиция редко подводила его, и дреней придавал большое значение тем сигналам, которое посылало ему его подсознание, или же, как это называли в книгах — шепоту Наару.

Сейчас внутренний голос подсказывал ему, что следовало посетить Бараки Исцеления. Его тревожило состояние Склифа, и, возможно, после прочтения газетной заметки, к этой тревоге добавилась еще одна — последнее время он почти не видел ученицу-гномку, чьё послушание, по стечению обстоятельств, было тесно связано с Бараками и самим братом Склифом.

Он корил себя за то, что уделял мало времени её окормлению. С другой стороны, на его памяти, она была единственной ученицей, отнесшаяся к данному ей послушанию с таким рвением и энтузиазмом.

Приближаясь к Баракам, он увидел карету с зарешеченными окнами и конным караулом стражи, стоявших неподалеку от входа. Дреней почувствовал, как его сердце обдало холодом.

Он ускорил шаг, но не успел дойти до входа, когда дверь распахнулась и на пороге появился ворген в человеческом обличье в окружении стражников. И, хотя он не был связан, его поза, заложенные за спину руки и мрачно-настороженные выражения лиц солдат говорили сами за себя.

Следом за Склифом, пригибаясь, чтобы не задеть головой дверной косяк, вышел знакомый дренею капитан, а за ним — невзрачного вида человечек со знаками королевского чиновника.

Карета, казалось, поджидавшая этого момента, тронулась с места и подъехала к ним.

Экзарх рванулся вперёд, но, за несколько метров до процессии, пара рослых стражников преградила ему путь.

— Будьте любезны обождать пару минут, ваше преподобие, — пробасил один из них.

— Аргуин! — крикнул Оккам, — Что происходит, Аргуин?!

Ворген поднял голову и встретился с дренеем взглядом.

— Прости, Оккам, — тихо сказал он, — Я не…

— Разговоры! — вмешался неожиданно пронзительным голосом королевский представитель, — Арестованным запрещены любые разговоры за исключением официально согласованных встреч! Попрошу вас, капитан!

Сэмуэльсон, едва заметно скривившись, слегка подтолкнул Склифа, который, глянув на дренея еще раз, согнувшись почти вдвое, скрылся в карете.

Минутой спустя внутренний дворик опустел, и только следы колес и копыт на земле подтверждали экзарху, что виденное им было явью, а не нелепым кошмаром.

Скрип входной двери прервал стоявшую в холле тишину.

— Аркенон порос, — приветствие дренея прозвучало глухо и невыразительно.

Экзарх Оккам обвёл глазами присутствующих, на секунду задержавшись на гномке.

— Отец Экзарх! — воскликнула Лика, — Брата Склифа арестовали! Это какая-то ошибка! Нужно сообщить епископу!

— Успокойся, дитя моё, — дреней вздохнул, лицо его потемнело, — Кто-нибудь может мне объяснить, что только что здесь произошло?

— Я думаю, — подал голос Зеборий, — Нам лучше пройти в мой кабинет и поговорить там, ваше попечительство.

Экзарх кивнул и оба они проследовали в левое крыло Бараков, где со вчерашнего вечера находился кабинет дворфа.

Обстановка в комнате мало чем отличалась от той, которую экзарх застал в Приюте. Топчан, застеленный чистым бельём, стол у окна, несколько полок на стене, да пара стульев с высокими резными спинками. В углу располагался уже знакомый дренею бочонок, при виде которого его передернуло.

Деревянная кружка возникла в руках дворфа словно по волшебству, но Оккам замахал руками при виде вопросительного взгляда Зебория.

Дворф не стал настаивать на этот раз и молча наполнил свою кружку доверху. Сдув пену и сделав долгий глоток, он вытер усы, грохнул кружкой о стол и покачал головой.

— Склиф арестован, — сказал он, серьёзно глядя на дренея, — Дело очень скверное, его видели в ночь убийства, преследующим жертву и, спустя несколько минут, тот же бродяга заметил его, покидавшим место преступления в крови…

Дреней прикрыл глаза. — Это невозможно! — вырвалось у него, — Я знаю Аргуина много лет, он неспособен на это! Убийство… Кто угодно, но только не он!

Дворф неопределенно пожал плечами. — С ним последнее время творилось что-то странное, — заметил он, — И именно он настаивал на моём переводе, и именно в должности начальника службы.

— Да, я знаю, — Оккам тяжело вздохнул, — Владыка говорил мне об этом. Мне показалось странным, что он не захотел посоветоваться со мной. Он действительно был очень напряжен, когда мы виделись с ним несколько дней назад.

— Он ворген, отец Оккам, — негромко сказал Зеборий, испытующе глядя на дренея из-под густых кустистых бровей, — А воргены имеют в своей природе известную уязвимость…

Экзарх помотал головой. — В первую очередь — он брат Ордена, — сказал он, — Свет Наару просвещает наши сердца и души и даёт нам силы для борьбы с внутренним злом. Каждый из нас, неважно, к какой расе бы не относился несет в себе зачатки добра и зла. И семена тьмы прорастают в сердцах независимо от цвета кожи, размеров бород, или наличия хвостов…

Дворф согласно кивал. — Всё это верно, — сказал он, — Однако же, проклятье воргенов…

Оккам с жаром покачал головой. — Аргуин не верил в него, — проговорил он, — Он всегда считал, что никакие внешние метаморфозы не могут иметь значение для духа, что первична дисциплина души и то, что наполняет сердце, а не кровь, текущая в сосудах. И он доказал это собственным примером, укротив в себе инстинкты зверя годами аскезы и служении Свету.

— Он не принимал вакцины? — спросил Зеборий.

— Нет, — экзарх вздохнул, — Я понимаю, что сейчас это может звучать, как доказательство его вины, но я был его духовником, и могу свидетельствовать, что он был настолько далёк от безумия, насколько же любой из нас.

Зеборий нахмурился.

— Безумие… — проговорил он, — Вам следует кое-что знать, отец экзарх. Этой ночью Склиф отсутствовал на протяжении нескольких часов. Когда же он вернулся, меня разбудила Мирта. Она была крайне взволнована, и сообщила, что брат Склиф ранен и находится в тяжелом состоянии. Я поспешил к нему, и обнаружил, что он, действительно, получил ранение, более всего напоминающее удар ножом, или чем-то подобным в область правого плеча. Я оказал помощь, перевязал рану и использовал часть сил, чтобы ускорить регенерацию тканей. Но гораздо больше меня обеспокоило его душевное состояние. Он был возбуждён, казалось, что периодически не понимал, где находится и что происходит. Дважды пытался сорвать повязку. Был момент, когда мне показалось, что он готов броситься на меня. На все мои вопросы он отвечал нечленораздельным мычанием, когда же я попытался воздействовать на его сознание, у меня было ощущение, что его разумная часть где-то дремлет, в нём бушевали инстинкты и что-то еще, чего я не смог понять.

— Словом, вы хотите сказать, что перед вами в тот момент была классическая картина одержимости воргеновым бешенством? — глухо произнёс дреней.

Зеборий пожал плечами. — Мне не так уж часто приходилось с этим сталкиваться, — сказал он, — Кроме того, я давно отошел от дел. Немного позже, его состояние несколько улучшилось и сознание прояснилось, но он ничего не помнил. По крайней мере, он так говорил. Правда, он помнил, как выходил из Бараков — с его слов у него были дела в городе, о которых он так и не стал распространяться, но что происходило потом, помнил смутно. У меня сложилось впечатление, что он помнил всё-таки больше, чем рассказал мне, но какая-то часть событий, несомненно, выпала из его памяти, и было видно, что его это тяготило. Впрочем, возможно, что он сможет вспомнить это позже.

Оккам вздохнул. — Если только это нэ будэт слышком поздно, — проговорил он, качая головой.

Лика беспомощно смотрела на Лилиан, склонившуюся над плачущей Миртой, и что-то вполголоса приговаривающей ей. Могучий таурен неуклюже топтался за их спинами, встревоженно переводя взгляд больших грустных глаз с одной на другую. Билли и Вилли хмурились с одинаковыми выражениями лиц. Чао, казалось, был полностью погружен в какие-то свои думы, сидя с совершенно отрешенным видом.

— Чао, — окликнула его Лика, — Что всё это значит?!

Пандарен поднял косматую голову и устремил на гномку печальный взгляд.

Это может означать только одно, сестра, — сказал он негромко, — Что брат Склиф оказался втянут в очень скверную историю. Мне следовало догадаться об этом еще с того самого момента, когда появилось это злополучное письмо…

— Какое письмо? — Билли настороженно поднял голову.

Пандарен вздохнул. — Несколько дней назад мы получили странную анонимку, более всего похожую на розыгрыш, — пояснил он, — Но брат Склиф придал ей, как оказалось, значение. Помните ваш вызов в «Одинокий отшельник»?

— Еще бы не помнить, — хмыкнул Вилли, — С этого началась вся эта катавасия со спайсом!

Чао согласно кивнул. — Потом вы оказались в «Забитом ягнёнке», о котором и говорилось в том самом письме.

— Ну, было дело, — согласился Билли, — Заехали подкрепиться, немного не рассчитали с выпивкой, и чего?

— Брату Склифу это показалось слишком странным совпадением, — пояснил Чао, — Он наведался туда и, похоже, напал на какой-то след.

— Шпакль! — вдруг воскликнула Лика, — Ну, тот гном в красном балахоне, он был там, в этой таверне, и его видели в «Отшельнике», — пояснила она, заметив, что все смотрят на неё, — А потом он появлялся еще в другой таверне… Ну, Чао, я тебе рассказывала, помнишь?

Пандарен склонил голову в знак согласия.

— Я говорил об этом со Склифом, — сказал он, — Но его гораздо больше заинтересовал платок, который мы нашли в отеле, на месте смерти генерала Маркуса. У него был тот же запах, что и у анонимной записки, которую мы получили. Платок, кстати, был явно женский, и, видимо, был тоже как-то связан с «Ягненком»…

Чао замолчал и на какое-то время в зале повисла гнетущая тишина.

— Ты просто безмозглый хозен, если веришь в это! — вдруг выкрикнула Мирта, устремив на Чао залитое слезами лицо, искаженное гневом, — Неужели ты можешь допустить хоть на минуту, что Склиф мог…мог… Пойти на такое?! Ты же знаешь его столько лет! Ты, Чао!

Чао виновато поднял лапы, словно защищаясь от неожиданной вспышки агрессии со стороны сестры, так как та вскочила с места и теперь возвышалась над ним.

— У тебя все мозги отупели от твоего лотоса, который ты вечно жуешь, если ты всерьёз считаешь, что Склиф мог стать убийцей!

— Мирта… — робко начал Чао, но пандаренка не дала ему сказать, — Я не знаю, какое отношение имеют к нему все эти ваши дурацкие таверны и платки, и кто написал ту проклятую записку, но Склиф здесь не при чём! А вы, вместо того, чтобы думать, как помочь ему, сейчас готовы согласиться с этими нелепыми обвинениями!

— Да нет же, Мирта, никто здесь так не думает, — Лилиан приобняла рыдающую в голос пандаренку за плечи, и, бросив на Чао укоризненный взгляд, мягко подталкивая, вывела Мирту в кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

Чао выглядел смущенным и несчастным.

— Женщины, — пробормотал Вилли, сочувственно кивая ему, и, неловко кашлянув, замолчал.

Чао вымученно улыбнулся горькой улыбкой. — Она очень…беспокоится о нём, — сказал он тихо, отводя глаза.

— Да мы уж поняли, — проворчал Билли, барабаня пальцами по столу, — Ведь не слепые же…

— И всё-таки, — также тихо продолжил Чао, — Отчасти, она права… Я действительно знаю Склифа очень давно. Он, безусловно, человек… то есть, ворген, огромной силы духа и воли, не говоря уже о его высоких моральных качествах. Но у него есть слабость — он ненавидит насилие над личностью в любых его проявлениях. И спайс для него — это одна из разновидностей такого насилия, обманным путем искажающего волю и чувства, разрушающее душу. Вы же помните, как он остро реагировал на подобные случаи еще тогда, лет пять назад, когда мы впервые столкнулись с этой заразой.

— Да, — задумчиво протянул Вилли, — Он тогда поставил на уши всю городскую стражу… Но и тот спайс был не настолько опасен, как этот…

— Вот именно, — кивнул Чао, — А в этот раз он просто был одержим стремлением найти источник, а любая одержимость — это дорожка для Ша в сердце…

— Ша? — переспросила Лика, не совсем уверенная, что правильно расслышала пандарена.

Чао кивнул. — Под «Ша» мы называем нематериальные субстанции духовной природы, способные воздействовать на струны души, — пояснил он. — Их много, и они разные — Ша гордыни, Ша ненависти, Ша сомнений и уныния…

Билли махнул рукой. — Это всё ваша медвежья хвилософия, — сказал он, — А для нас с братом всё намного проще: неважно, чем он там был одержим, или не был — он действовал по правильным понятиям! Если эта баба и кто там с ней еще занимались отравительством — туда им и дорога, и скорбеть по ней мы точно не будем! Еще неизвестно, кто на кого напал — Склиф-то вернулся тоже с дыркой в плече. А мог бы и вовсе не вернуться, если б рана оказалась чуть левее! И что бы ты тогда тут говорил? Объяснял бы Мирте про ша-чего-то-там?

Вилли поддержал брата энергичным кивком головы.

— По любому, Склиф не бандит, как эти мутные типы из «Ягненка», — сказал он, — Я согласен с брательником!

Чао пожал плечами, собираясь, сказать что-то еще, но в этот момент скрипнула дверь и в холл вернулись отец Зеборий, выглядевший непривычно серьёзным, и отец Оккам с потемневшим усталым лицом.

— Лика, — сказал он негромко, — Нам пора.

— Но, как же… послушание… — вскинулась было гномка, но тяжелый и исполненный боли взгляд дренея заставил её оборваться на полуслове.

— Отец Зеборий, — дреней поклонился дворфу, — Братья целители…

Дворфы и Чао склонили головы в ответ. Кивнув молчаливо замершему в углу, словно статуя, таурену, экзарх направился к выходу. Лике ничего не оставалось, как последовать за ним.

Она едва поспевала за размашистой поступью дренея, который, казалось, был погружен в свои думы и вовсе не замечал присутствия маленькой спутницы.

— Отец Оккам! — не выдержала Лика.

— А? Что, дитя моё?

— Вы же не… Вы же не думаете, что это был действительно он?

Экзарх промолчал. Гномка пыталась поймать его взгляд, заглядывая снизу-вверх.

— Мы никогда не можем быть в безопасности от самих себя, — проронил Оккам, по-прежнему не глядя на Лику, словно разговаривая сам с собой, — Тьма подстерегает нас в наших собственных сердцах, и только постоянное бдение и обращение к Свету может спасти нас от неё…

Лика вздохнула. Они подошли воротам Школы. — Ступай к себе, дитя, — мягко сказал дреней, — Отдохни, а вечером приходи в Собор на вечернюю службу.

— Но… Как же моё послушание? — взволнованно спросила Лика, — Я ведь вернусь в Бараки? Ваше… попечительство?

Экзарх улыбнулся грустной кривоватой улыбкой. — Тебе больше нет нужды проходить его. Близятся экзамены — теперь тебе будет полезнее сосредоточиться на подготовке к ним, повторении и закреплении изученного…

— Но как же практика? — волнуясь, Лика не заметила, что снова перебивает наставника, — Ведь у меня уже начало получаться!

Дреней кивнул. — Всему своё время, дитя. Ты проявила добрые качества, и Свет осеняет тебя. Но нельзя спешить. Есть время для подвигов, и есть время для созидательного труда.

С этими словами он коснулся ладонью лба гномки, благословляя её, и, прошелестев одеждами, направился по дорожке, ведущей к Собору.

Лика смотрела ему вслед, закусив губу.

* * *

Золотистые блики играли на отполированных до блеска подлокотниках массивных кресел, возвышавшихся над овальным столом Зала Советов.

Солнце уже почти село, но светильники еще не были зажжены, и в наступающих сумерках, лица собравшихся, и без того мрачные, смотрелись несколько зловеще.

Лорд Ремингтон Риджвелл выглядел озабоченным и мрачным. Королевский трон слева от него пустовал, также, как и кресла, занимаемые обычно таном Митрасом Железногором, и главой Службы Безопасности.

— Полагаю, — заговорил он, — Мы можем начать.

При звуках его голоса взгляды присутствующих устремились на канцлера.

Граф откашлялся. — Как уже должно быть известно досточтимым членам Совета, его величество не смог сегодня принять в нём участие по причине занятости, но уполномочил меня провести внеплановое заседание в связи с имеющими место городскими событиями, в известной степени затрагивающими всех нас и оказывающими крайне неблагоприятное воздействие на общую политическую и экономическую ситуацию в городе. К моему глубочайшему прискорбию, я не вижу на этот раз среди собравшихся глубокоуважаемого тана Митраса Железногора, чьи необдуманные слова и действия привели к серьёзному конфликту дворфийской диаспоры с властями города. Урегулирование этой ситуации — первый и наиболее острый вопрос, стоящий на повестке нашего Совета.

— Бунты следует подавлять, а не урегулировать! — резко произнёс генерал Хаммонд Клэй, подкрепляя свои слова ударом кулака по столу.

Лорд Ремингтон слегка поморщился.

— Мы разделяем вашу уверенность, генерал, — сказал он, — Однако же, следует очень тонко чувствовать грань между бунтом и акциями протеста…

— Акции, — проворчал Клэй, — Пока вы, господа министры, будете поддерживать короля в его пасцифи… пацисфи… Демоны! Я хочу сказать — во всей этой его юношеской чуши про общерасовые ценности, мы так и будем получать одну проблему за другой! Бастующие дворфы, разбойничающие гномы, гноллы-террористы и Саргерас знает, что еще ждет нас завтра! Я считал и считаю, что отмена смертной казни была ошибкой…

— Полно, генерал! — подал голос эмиссар Талуун, высокий дреней в светло-зеленом камзоле, — Нам всем хорошо известно, что вы — сторонник радикальных подходов к решению проблем, но также очевидно, что они не настолько эффективны, как вам в это верится. В том, что для монарха человеческая жизнь имеет ценность, если вдуматься, нет ничего дурного.

— Однако же, — заметил лорд Девин Фардейл, в накидке с символикой ордена Серебряной Длани, — Для государства общественное благо доминирует над личным. Как говорится, что впору монаху, не к лицу монарху…

— Господа! — граф Ремингтон извлёк из кармана небольшую табакерку и постучал ей по столу, прося внимания, — Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать правильность поступков нашего короля. Нам необходимо прийти к общему плану действий по урегулированию создавшейся ситуации. Напомню, что, помимо внутренней городской проблемы, мы имеем также угрозу внешнюю, а именно — организованные банды гноллов, атаки которых привели к проблемам с поставками провианта в город с одной стороны, с другой — стали причиной потока беженцев, число которых растет с каждым часом, и также влияет на экономические показатели.

— Так давайте зададим жару этим степным дикарям! — лорд Девин Фардейл подался вперёд, — Это же просто шайки бандитов, у которых даже нет приличного вооружения — мои рыцари разгромят их не слезая с коней!

Хаммонд Клэй фыркнул. — Вы привыкли решать проблемы кавалерийским натиском в боях с безмозглой нежитью, лорд Девин. С этими тварями такой маневр не пройдёт! Степи — огромны, а гноллы действуют мелкими разрозненными отрядами, они будут всячески избегать лобовых столкновений с вами, изматывая вас постоянными фланговыми атаками, заманивая вас дальше в степь и дробя силы. Уж поверьте мне, хитрости им не занимать. Для того, чтобы приструнить их понадобится масштабная операция, которая растянется на недели! Именно поэтому я настаиваю на скорейшем разрешении конфликта в Ремесленном Квартале — если мы сейчас позволим бунтовщикам взять ситуацию под контроль и потеряем контроль над кварталом, мы не сможем вести боевые действия против гноллов и противостоять мятежникам одновременно! Именно поэтому я настаиваю на крайних и, как вы выражаетесь, радикальных мерах!

— Но, может быть, — промолвила доселе молчавшая светловолосая эльфийка, — Есть какой-то способ договориться с дворфами? Ведь, насколько я понимаю, причиной конфликта стали разногласия по поводу налоговой политики…

— Боюсь, это невозможно, леди Каледра, — Риджвелл покачал головой, — Дворфы разозлены и оскорблены из-за отравления одного из верховных танов, боюсь, он перешли определенную черту, за которой возврат к прежним позициям уже невозможен. Сомневаюсь, чтобы их сейчас устроил компромисс. Кроме того, полагаю, лорд Борлос подтвердит, что состояние казны за минувшие несколько дней со времени последнего Совета отнюдь не улучшилось, а значит, удовлетворение претензий дворфийских танов делается еще менее возможным.

— И всё-таки, стоит попытаться, — заговорила дама неопределенного возраста с ярко-огненной копной волос и знаком Кирин Тора на цепочке, — Если есть хотя бы малый шанс, его стоит использовать, перед тем как ввергать город во внутреннюю войну. Нужно попытаться воздействовать на Митраса с помощью дипломатии. Почему бы господину Матиасу не провести переговоры с дворфийскими танами?

— А вы его здесь видите, леди Элисон? — поинтересовался Хаммонд Клэй.

Лорд Ремингтон вздохнул. — Кстати, о господине Шоу, — сказал он, — Именно о нём я хотел поговорить с членами Совета. Это последний вопрос на повестке сегодняшней встречи.

* * *

— Не велено!

Долговязый стражник с длинными рыжими усами преградил алебардой проход группе крестьян, робко жавшихся к своему предводителю — мужику лет пятидесяти с пшеничного цвета волосами и светлыми, чуть навыкате глазами, теребившему в руках засаленный картуз и жалобно глядящего снизу-вверх на представителя власти.

— Дык как жыж эта, господин офицер, — бубнил он просительно, топчась на месте и оглядываясь по сторонам, — Ить они ж исты хочуть…

— Говорю же — не велено! — рыжеусый офицер зло сплюнул на землю и для убедительности стукнул древком оружия о землю, — Много вас тут таких, а только без документа не положено!

— Да помилуй, кормилец, — заволновался крестьянин, норовя заглянуть в глаза стражнику, — Какие ж такие документы-то? Мы ить землепашцы, отродясь энтих бумажек не видывали! Завсегда в город на ярмарку ездили безо всякого препона!

— Мало ли, что ездили! — стражник подталкивал мужика тупым концом алебарды, — А сейчас — не положено без документов! Понаехали, понимаешь… Ну чего, чего вам тут — мёдом намазано? Скоро, вон, говорят, самим жрать нечего будет, так вы ещё тут!

— Дык что ж поделать, господин офицер, — разводил руками крестьянин, — От гноллов жеж окаянных этих житья не стало! Рыщут, поганые, не поле вспахать, ни скотину на пастбище не выгнать! А с вилами наперевес не больно то пожнёшь!

— В общем, я тебе всё сказал, — стражник мотнул головой в сторону импровизированного лагеря у городских крепостных стен, — От туда иди, там ваши кучкуются, а здесь на проезде не стой — вон, вишь, обоз подъезжает!

Обоз между тем и правда приближался — несколько крытых телег в сопровождении конного отряда солдат в полном боевом обмундировании.

Заскрипели петли, массивные створки ворот начали поворачиваться.

Невысокий интендант, сопровождавший обоз на пегой кобыле подъехал к офицеру, утирая с лысины платком крупные капли пота.

— Что слышно в городе, Яксли? — осведомился он у стража.

Рыжеусый Яксли пожал плечами. — Да всё то же… Говорят, скоро хлеба вообще не достать будет, кое-кто уже подался из Буреграда, собрав скарб. А это вон, дурачьё, наоборот, сюда рвётся…

Он пожал плечами и плюнул в сторону лагеря. — А чей обоз-то? — поинтересовался он, глядя, как взмыленные лошади тянут мимо них просевшие груженые телеги.

— Известно, господина Триаса, — подмигнув, отвечал интендант, — Уж он в накладе никогда не останется!

— Это точно, — ядовито хмыкнул Яксли, провожая глазами последних всадников, — И охрана-то из армейских!

— Ну, а то! — интендант ухмыльнулся, — Как-никак, официальный поставщик его королевского величества! Ну, бывай, Яксли!

И, ударив каблуками сапог лошадь, интендант поспешил следом за уходящим в город обозом.

* * *

— Пятьдесят золотых за мешок муки! Да вы что, ополоумели?!

Полная пандаренка в цветастом платье, уперев лапы в бока задрав голову, с негодованием уставилась на торговца, с невозмутимым видом взиравшим на неё с телеги, стоявшей напротив лавки с широкой вывеской «Сыры Триаса».

— Где это видано, чтобы хлеб столько стоил?! — продолжала она низким утробным голосом, напоминавшим рык, — Еще вчера было десять!

Толпа горожан, сгрудившаяся вокруг, поддержала её недовольным гулом и свистом.

— Совсем совесть потеряли! Кому горе, а кому праздник! Да в шею их! Шкуродёры!

Кольцо стражников вокруг телеги при этих выкриках пришло в движение, замелькала обнаженная сталь.

— Уважаемые! — пронзительный голос торговца перекрыл уличный шум, — Вы прекрасно знаете, что в городе сейчас непростая ситуация! Наша компания не жалеет сил и средств, чтобы обеспечить в это трудное для Буреграда время бесперебойную доставку провианта! Мы тоже несём убытки! Вооруженная охрана, дорожные издержки, срыв контрактов — все это вынуждает нас идти на подобные меры и увеличивать стоимость продуктов! Поверьте, мы ничего не имеем на этом и работаем, фактически в убыток, исключительно ради блага города! Мы никого не принуждаем — все желающие могут самостоятельно попробовать организовать свою доставку продуктов в Буреград и установить свои цены! Вы можете убедиться в нашей лояльности и демократичности ценовой политики, если сравните наши цены со ставками на аукционе! Сегодняшние цены — это акция! Завтра, возможно, доставки станут невозможны, а цены будут дороже в разы! Кто это понимает — милости просим — подходи, налетай!

Бормоча ругательства на родном наречии, пандаренка полезла куда-то в глубь складок платья, извлекая на свет внушительных размеров кошель.

— Да чтоб вы подавились этими деньгами! — буркнула она.

Остальные покупатели, также ворча и возмущаясь, выстраивались в очередь, толкая друг друга и споря, кто где стоял.

По лицу торговца промелькнула довольная улыбка. — Без давки, прошу без давки! — закричал он, — Все будут обслужены в порядке очередности!

За всем этим, чуть в стороне, наблюдал всадник на мышастом скакуне с дорогой упряжью, в сером плаще с надвинутым на глаза капюшоне.

Покачав головой, он тронул поводья и неспешным аллюром направился по переулку в сторону Каналов. Несколькими секундами спустя, от стены дома, около которого он стоял отделилась пара теней и последовала за ним.

Погруженный в свои раздумья под мерное цоканье копыт, Антуан не заметил фигуры, появившейся перед ним в сгущающихся сумерках, и вздрогнул только после того, как чья-то крепкая рука неожиданно резко перехватила коня под уздцы.

— Вечера доброго, ваша светлость, господин хороший, — пробасил хриплый голос.

На короля, усмехаясь щербатым ртом, смотрело заросшее щетиной лицо человека с крупными грубыми чертами и густыми, почти сросшимися бровями.

— Что вам нужно? — король выпрямился в седле, пытаясь уловить на слух движения вокруг и определить, есть ли поблизости кто-нибудь еще. К сожалению, капюшон, скрывавший его лицо, значительно ограничивал обзор.

— Ай, да что же так сразу грубо! — бровастый ухмылялся, силясь разглядеть лицо человека, — Вечера нынче томные, на улицах тревожно, ездить на таких дорогих конях небезопасно, ваша светлость, вот мы с ребятами и решили позаботиться, так сказать, о вашей сохранности!

— Благодарю за вашу заботу, — слова Антуана прозвучали менее жестко, чем ему бы хотелось, — Но я в состоянии позаботиться о себе сам. А теперь дайте мне дорогу!

Однако, громила не спешил исполнять приказ и откровенно забавлялся над ним.

— Дорогу то отчего не дать, — протянул он, — Вот только ради безопасности вашей, лошадку придется оставить, и, пожалуй, плащик тоже… Да и под плащом у вас, небось, полным-полно всяких опасных штуковин. Вы бы лучше поменялись с кем-нибудь из ребят одежкой-то.

По другую сторону лошади появилась еще одна фигура, схожей комплекции и внешности.

Антуан взялся за рукоять меча и замер, внезапно ощутив холод стали у себя под ребрами слева.

— Слышь, ты не дрыгайся, — донесся до него невыразительный негромкий голос, — С тобою же по-хорошему разговаривают…

Антуан почувствовал, как кровь приливает к его щекам. На секунду он представил отца, оказавшегося в подобной ситуации. Еще не отдавая себе отчета в том, что делает, он наугад пнул ногой в том направлении, откуда доносился голос. Каблук ударился о что-то мягкое, сбоку раздалось приглушенное ругательство, в этот-же миг кто-то с силой рванул его за плащ, он почувствовал, что теряет равновесие и падает с коня. Рванув застёжку, он освободился от плаща, перекатился по земле и вскочил, выхватив меч из ножен.

Бровастый детина, скалясь, помахивал цепью с металлическим брусом, висевшим на ней.

Его напарник, потирая рассеченную губу не сводил с Антуана холодного взгляда, от которого у короля что-то сжалось внутри. Он понял, что этот будет бить наверняка.

Какое-то шестое чувство заставило его резко обернуться.

Он едва успел уклониться от удара дубинки, просвистевшей над его головой. Третий грабитель, невысокий парнишка, ровесник Антуана, глядел на него расширившимися от ужаса глазами.

— Ва… Ваше ве… величество… — начал он, заикаясь, опуская дубинку.

Руку Антуина прожгла раскаленная боль, клинок вылетел из неё и, звеня, покатился по камням мостовой.

Бандит с кистенем занес руку для очередного удара и замер, услышав слова напарника.

— Король?! — проговорил он ошарашенно. Третий участник, с рассеченной губой держал в руке наизготовку нож, но он не успел ничего сказать, или сделать, потому что, издав булькающий звук, рухнул на землю, как подкошенный. Рукоятка метательного ножа торчала из его шеи у самого основания затылка.

Бровастый детина в ужасе глянув на распростертое тело попятился, повернулся и вздрогнул, неожиданно наткнувшись на кинжал в руке человека, появившегося словно из ниоткуда.

Единственный оставшийся в живых, самый юный грабитель, потеряв голову, понесся прочь по переулку, его худые лопатки мелькали с невероятной быстротой. Однако, не добежав пары метров до поворота, он вдруг споткнулся и растянулся на земле. Невысокая фигурка, вынырнувшая из тени дома, на мгновение склонилась над ним, паренек дернулся и затих.

— Добрый вечер, ваше величество, — высокий человек с длинными каштановыми волосами, убранными в хвост и рыжеватой бородкой склонился перед королём в подчеркнуто изящном поклоне.

— Шоу! — Антуан покачал головой, — Как ты здесь оказался?

Человек пожал плечами, едва заметно усмехаясь, — Это моя работа, ваше величество.

— Следить за своим монархом?

— Оберегать его жизнь, ваше величество, — снова поклонился человек, — Ваш отец завещал мне это, а я обещал ему.

— Как ты узнал? — устало спросил Антуан, — Хотя, вопрос, наверное, риторический.

Начальник службы безопасности лишь снова пожал плечами, как бы подтверждая сказанное королём.

— Вы сильно рискуете, мой король, подвергая себя и свой народ неоправданному риску, такими вылазками без надлежащей охраны, — сказал он вслух.

Антуан вздохнул. — Я только и слышу вокруг: «Ваше величество, вы не должны… Ваше величество, вам не следует…» Ваше величество — то, ваше величество — сё…

Шоу улыбнулся уголками губ. — Быть монархом — нелегкое бремя, — заметил он осторожно.

— Именно так, Матиас, — король перевёл взгляд на трупы, лежащие у их ног, — И, всё-таки, я рад, что ты оказался рядом в эту минуту. Вот только… — он посмотрел в сторону переулка, где лежало тело третьего участника нападения, — Не стоило убивать этого несчастного. Благодаря его замешательству я остался в живых. Он был не опасен!

Матиас равнодушно глянул на неподвижно замершего грабителя.

— Ему следовало аккуратней выбирать себе компанию, — заметил он, — Кроме того, если бы мы дали ему уйти, через несколько минут весь город знал бы, что вы здесь, и тогда даже мне было бы затруднительно обеспечить вам надлежащую охрану. Впрочем, нам нужно торопиться.

— А… как же трупы? — понизив голос, спросил Антуан, — Их нужно предать погребению — хоть они и вели разбойную жизнь, пути Света неисповедимы…

Шоу небрежно махнул рукой. — О них позаботятся, ваше величество. Идёмте. Уже темнеет.

Конь Антуана, ускакавший в момент его падения, поджидал его в нескольких шагах, ведомый под уздцы еще одним человеком в плаще. Животное раздувало ноздри и фыркало, встревоженное запахом крови.

— Я поведу, — сказал Шоу, беря в руки поводья, — Тут есть короткая дорога в Замок.

— Нет, Матиас, — Антуан покачал головой, — Я не собираюсь возвращаться в Замок, по крайней мере, сейчас. У меня еще есть дела в городе.

Шоу вздохнул. — Ваше величество, вы сами видели, что происходит сейчас на улицах. А, учитывая обстановку, в ближайшем будущем станет еще опасней.

— Я знаю, Матиас. И всё же, я должен исполнить еще одно дело.

Шоу хотел было сказать что-то еще, но, встретившись глазами с королём, вздохнул еще раз и склонил голову. — Могу я хотя бы проводить вас, ваше величество? — поинтересовался он.

— Тут недалеко. Впрочем, можешь сопроводить меня до соборной площади.

Какое-то время они двигались молча, король — верхом, его спутник — рядом, пеший.

— Вы помните наш разговор, ваше величество? — нарушил молчание Шоу.

— Да, — Антуан помедлил, — Я всё взвесил и принял решение, Матиас.

— Надеюсь, вы сделаете верный выбор, ваше величество.

— Я надеюсь на это, Матиас.

Белокаменная громада собора возвышалась перед ними, устремляясь к небесам шпилями тонких вычурных башен.

— Дальше я сам, — мягко сказал Антуан, слезая с коня и передавая поводья Шоу, — Пожалуйста, позаботьтесь о Росинате.

Шоу молча поклонился.

Король завернулся в плащ и проследовал по освященной фонарями аллее в сторону Собора.

Шоу задумчиво глядел ему вслед, теребя пальцами бородку. Вынырнувшая из темноты маленькая фигурка замерла в шаге от него.

— Что слышно, Рензик? — не оборачиваясь спросил Шоу.

— Брат Склиф арестован! — ответил гоблин, усмехаясь, поигрывая ножом в руке.

По лицу начальника королевской службы безопасности промелькнула удовлетворенная улыбка.