Первая, неполная рабочая неделя прошла однообразно скучно. По мере нашего освоения складских пространств, нас стали всё больше привлекать к сверхурочным работам. Оставшегося от работы времени хватало лишь для переезда домой, приготовления и приёма пищи, сна.

В пятницу, во второй половине дня нас просто завалили заказами. Мы даже не решились обратиться к бригадиру с просьбой, отпустить нас среди рабочего дня. Зато он, в конце рабочего дня, когда в Саутхэмптоне уже закончили раздачу беженских пособий, объявил нам о производственной необходимости, задержаться ещё на пару часов. Пока не сделаем все имевшиеся заказы. Поработаете пару дополнительных часов и компенсируете свои утраченные паразитические пособия за неделю. Так прозвучал для нас его приказ.

Я двигался среди стеллажей, распределяя кассеты и компакты, и мысленно примерял на себя это занятие. Такое немудреное дело можно быстро освоить, и делать его легко, с наушниками в ушах, слушая музыку.

Меня могут загрузить здесь до пятидесяти часов в неделю, за что агентство будет платить мне до трёхсот фунтов. Я, возможно, смогу найти и арендовать более комфортное жильё, поближе к работе. И даже, организовать незначительные трудовые сбережения. Но, для жизни у меня не останется времени. Я буду просто расходовать себя, функционируя на неинтересной работёнке, стабильно поддерживая своими налогами социальную систему Великобритании. Самому мне — никакого проку, от этого занятия.

Соблюдая правила шпионской безопасности, в таком статусе, я мог бы надолго залечь в Лондоне. Но я, наверняка, вскоре увяну. Физически и морально.

Пребывая в Саутхэмптоне, пользуясь социальной поддержкой, и оказывая людям некоторые услуги, у меня получался вполне положительный баланс денежных средств и свободного времени; для спорта, чтения книг, посещения Интернета.

В Лондоне, мне приходится жить в невзрачном районе, в многолюдном коммунальном доме с незнакомыми, любопытными людьми, в скромной комнате на двоих. И за это ещё и платить. Повидать интересные места в Лондоне — просто не оставалось ни сил, ни времени.

В Саутхэмптоне простаивала отдельная, светлая комната с кучей недочитанных книг, телевизором, письменным столом и умывальником (он же — писсуар). А главное, с возможностью комфортно, допоздна смотреть телевизор и читать, никого не беспокоя, или бродить ночью по городу. А затем, отсыпаться, сколько душе угодно.

В пятницу закончили работу после семи вечера. На выходные остались в Лондоне. Посовещавшись, решили, что в следующую пятницу надо будет обязательно вырваться с работы, вовремя посетить Саутхэмптон, и подобрать пособия за две недели.

Длительное отсутствие беженца без уважительных причин могло повлечь нежелательные вопросы и отказ в соцобеспечении. Утратить, исправно работающую для нас, социальную кормушку — будет неоправданной глупостью.

В субботу мне позвонила Оксана из Льютона, и мы договорились о встрече в Лондоне.

Я встретил её на станции Страдфорд, и мы прошли ко мне домой. Я не видел её со времени отъезда из Льютона, за эти месяцы она неплохо освоилась в этой стране, повзрослела и внешне изменилась к лучшему. У неё накопилось немало новостей, о которых она хотела бы поговорить.

Присутствие в комнате Егора нам совсем не мешало. Они, как ровесники, легко нашли общий язык; обменивались впечатлениями о Лондоне и опытом выживания.

Её появление на кухне привлекло нездоровое внимание соседей. Те, которые были из Тернополя, считали, что они имеют естественное право поговорить со своей землячкой.

Вернувшись в комнату, Оксана рассказала мне, что её арестованного мужа, наконец, освободили и депортировали на Украину. Оттуда он успел выехать в Португалию, получить там разрешение на работу и неплохо устроиться в автомастерской. Теперь, они решили, что ей следует собрать свои английские сбережения, приобрести польский или литовский паспорт, и переехать к нему. Её муж был уверен, что сейчас она сможет, воссоединившись с ним в Португалии, получить легальный статус с правом проживать и работать. Она просила меня помочь ей с приобретением паспорта.

Я подумал о задержанной Елене, гражданке Латвии с русской фамилией. Пару дней назад Лена звонила мне. Она не имела возможности разговаривать, со мной открыто и долго. Лишь коротко сообщила, что пока пребывает в закрытом положении где-то под Лондоном. Но, неожиданно у неё появилась возможность выйти оттуда на определённых условиях. Спросила, сохранился ли у меня мой старый телефон и могу ли я уступить его ей? Обещала связаться, как только выйдет из беженского отстойника.

Следующая рабочая неделя прошла однообразно, как один день. Рано утром, автобусом — на работу. Вечером, автобусом — домой. Поужинали, и уже ничего не хочется.

Для поддержания духа, агентство прислало нам почтой платёжки за прошлую неделю. Наши более пятидесяти часов работы оценили в сумму около трёхсот фунтов. Но к оплате нам начислили меньше. Часть, заработанного, отошла на содержание системы и королевской семьи. Зарплату исправно перевели на наши счета. Это денежное пополнение-компенсация не изменило нашего мрачноватого настроения. Мы всё более склонялись к возврату в порт прописки — Саутхэмптон.

Среди недели мне снова позвонила Лена, и сообщила, что теперь она уже находится в какой-то глухой деревне в Уэльсе. И теперь уже не в лагере для беженцев, а на относительно вольном поселении. Подробности обещала рассказать при встрече. Сейчас, ей нужен был функционирующий и подходящий для неё номер социального страхования. По месту жительства у неё появилась возможность подрабатывать на сельскохозяйсивенном предприятии, промышляющем хранением, сортировкой, упаковкой и мелкооптовой торговлей картофеля, морквы. Но для этого требовались документы.

Я подумал об Оксане, намеренной покинуть остров. У неё была действующая карточка социального страхования, некогда купленная у какой-то польки, отъезжавшей на родину. Этот документ вполне подходил Елене по возрасту и полу.

Наступила пятница — день раздачи пособий. На работе — всё по-прежнему. Среди работников появился чёрный парень, которого я видел в агентстве. Нас стало больше.

К обеду начали поступать заказы от клиентов. Стало ясно, что работы сегодня будет много. Посовещавшись, решили обратиться к бригадиру и просить его отпустить нас после обеда. В этот день командовал черный бригадир. Поймав момент, когда он был один, мы приблизились к нему.

— Как дела, парни? — взглянул он на нас, оторвавшись от каких-то бумаг.

— Мы хотели бы кое-что спросить, — начал я, чувствуя, что ничего из этого не получится.

— Валяйте, — ответил он, и снова уткнулся в бумаги.

— Мы хотели бы уйти после обеда… Нам надо на собеседование в офис национального страхования, — добавил я уважительную причину.

Он поднял голову, и посмотрел на нас с гримасой удивления.

— Вы шутите, парни? — хмыкнул он. — А кто будет работать? После обеда накопится столько заказов, что мы до пяти часов едва ли справимся. Если я вас отпущу, тогда мне придётся снова привлекать людей к сверхурочным работам и переплачивать им.

— Мы могли бы поработать в обеденный перерыв, — предложил я.

— Не получится. Слишком много работы. Надо было договариваться об этом за несколько дней, — с явным удовольствием отказал он, и вернулся к своим делам, дав понять, что разговор закончен.

Мы отвяли.

— Как нам не пришло в голову, заговорить об этом в начале недели? — рассуждал я вслух. — Что будем делать?

— Та чо тут ещё думать, поработаем до обеда, и уходим по своим делам. Пошёл он в жопу! Ты видел, как этот неумытый великий вождь разговаривал с нами? Как будто мы козлы какие-то! — завёлся Егор.

— Мне нравится твоя реакция! Кажется, ты начинаешь разбираться в людях, Егорушка, — согласился я с ним. — Полагаю, вскоре ты обратишься в расиста, анархиста и террориста!

Доработав до обеденного перерыва, мы тихо отметились на проходной и отбыли по своим делам.

Заехали домой. Там переоделись, подумали, и забрали свои вещи, на случай нашего продолжительного отсутствия. На втором этаже кто-то был. Но мы, никому ничего не сказав, покинули дом.

В метро, с пересадкой, добрались до вокзала Вотерлоу. С поездом нам повезло, и мы вскоре отъехали.

Прибыв в Саутхэмптон, разбежались по своим домам, чтобы взять беженские удостоверения. И бегом в соцобес.

Время выдачи пособий подходило к концу. Очереди не было. Я подал в окошко своё удостоверение. Служащая, молча, приняла его и обратилась к спискам.

Меня не спросили, почему я не обращался за пособием в прошлую неделю. Она лишь подала мне два конверта и попросила расписаться в двух ведомостях.

Добравшись до своей комнаты-убежища, и принялся названивать по телефону. Оксана подтвердила, что в случае отъезда, хотела бы продать свои английские документы. Я предупредил, что вскоре, возможно, к ней обратится некая Елена. А ей дал телефон литовского парня, недавно предлагавшего переклеенные паспорта республики Литва. Сейчас он работал в Лондоне, и они могли бы встретиться и обо всём договориться.

Переночевав в своей комнате, я проснулся, когда солнце уже щедро светило в окно. Я невольно отметил, что в Саутхэмптоне больше солнца, чем в Лондоне. Мелькнувшая мысль о приближающемся понедельнике и неизбежном разговоре с бригадиром кратковременно отравило настроение. Решил пройтись по городу, чтобы отвлечься и, возможно, родить уважительную причину самовольной отлучки с объекта.

Посетив книжный магазин, я обнаружил, что на полке уже нет мой недочитанной, припрятанной книги с личной закладкой. К моей досаде, за время моего отсутствия, были распроданы все экземпляры.

Осмотрев новые поступления, я остановил своё внимание на новинке, посвящённой легендарной Ливерпульской четвёрке. Это была подборка статей и фотографий, освещающих их бытие с 1970 — го года, когда каждый пошёл своей дорожкой. Выходя из магазина, я отметил демонстративно расставленные экземпляры книги огромного формата с фотографией Адольфа Гитлера. Издание включало в себя его труд «Моя борьба» и прочую хронику.

Проверяя электронную почту в городском Интернет кафе, среди новых сообщений, — одно оказалось от нашего сладкого босса из лондонского агентства «Friday Girls». Сообщение было отправлено ещё вчера во второй половине дня, когда мы ехали из Лондона в Саутхэмптон. Я без труда догадался, что темой сообщения будет жалоба на беглых работников.

«Дорогой Джаспер, я была горько разочарована, узнав о вашем некорректном поведении. Администрация фабрики возмущена тем, как вы грубо нарушили трудовую дисциплину, покинув работу среди рабочего дня. Они просили больше не присылать вас.

Вы очень подвели меня, и наше агентство.

Ваша зарплата будет перечислена на ваши счета».

Осмыслив прочитанное, я искренне пожалел лишь о том, что мы доставили какие-то неприятности этой даме. Что же касается работы, от которой нас отлучили, здесь я почувствовал лишь облегчение.

Я коротко ответил ей:

Сожалеем о причинённом вам беспокойстве.

Мы пытались договориться с бригадиром, но нам было отказано. Иначе мы не могли. Благодарим за ваше участие. Пожалуйста, отправьте наши платёжные чеки на адрес: 20 Kennelworth Roud, Southampton, Hampshire.

Проситься и каяться я не стал. Полагал, что наши отношения не столь испорчены, чтобы при необходимости не обратиться к ней.

Её сообщение-упрёк я переслал Егору. Прозвонив ему, я коротко изложил ситуацию, и вовсе не огорчил его. Решили, пока задержаться по месту прописки.

Кроме этого, было сообщение от земляка с адресом некой Ольги из Петербурга, с которой якобы стоит законтачить. Я послал ей коротенькое сообщение, и, довольный новостями, покинул кафе.

Пока не забыл, позвонил Валерию, сдававшему нам комнату. Оповестил его об освобождении жилого пространства, в связи с переходом на другую работу в иной местности.

Номер, с которого мне звонили моряки, к сожалению, уже не работал. Они отчалили, покинув королевство высоких цен и налогов, так и не повидавшись со мной. Я искренне сожалел, что не смог скрасить их впечатления об этой стране.

На улице случайно встретил своего чёрного одноклассника по колледжу. Заговорили. Зашли в ближайший паб. Он был, заметно, рад моей компании, и очень разговорчив. От меня требовалось лишь слушать и поддерживать разговор.

— Сергей, ты совсем не посещаешь колледж. Учительница Джо уже перестала о тебе спрашивать. Где ты пропадаешь? Много работаешь?

— Какое-то время был в Лондоне. Работал. Пришлось там арендовать комнату, — коротко отчитался я.

— Я тоже иногда посещаю своих земляков в Лондоне. Мне там нравится, но я должен быть здесь. Жильё, пособие, колледж, подработки… — рассуждал африканский беженец.

— Мы здесь подобно прирученным домашним животным. Хотим больше свободы, но не можем отказаться от кормушки, — комментировал я.

— Звучит невесело, — кисло заметил Мозас.

— Уж, как есть. Тебе нравится в Лондоне, а живёшь ты там, где тебя подкармливают.

— Это так. Но зачем о себе так говорить? — с обидой в голосе согласился он.

— Мне в Лондоне не очень понравилось. Во всяком случае, жить в том районе, где я останавливался. И в Лондоне у меня нет бесплатного доступа к Интернету. Кстати, ты зоо порно сайты по-прежнему посещаешь?

— Сергей, тебе легко так говорить о себе. Сравнивать себя с домашними животными, шутить по поводу зоо сайтов. Потому, что ты белый. А мне — чёрному, и без шуток достаётся, — вернулся Мозас к больному вопросу.

— Мозас, мне кажется, ты преувеличиваешь свои страдания. Люди из Африки вполне комфортно чувствуют себя в этой стране. Тебя здесь кто-то обижает? Ты просто сам во всём слышишь надуманные оскорбления, даже в безобидных шутках о животных.

— Сергей, к примеру, твоё замечание о зоо порно сайтах звучит несколько обидно, — сделал он мне замечание.

— Но ведь тебе нравилось смотреть фото совокупляющихся белых женщин с животными! Не понимаю, чего ты сейчас корчишь из себя обиженного чёрного праведника? Я же не осуждаю тебя.

— Ну, нравится посмотреть. Грешен. Только зачем лишний раз напоминать об этом, унижать себя и кого-то? Сергей, нельзя плохо говорить о себе и ближних. От этого становится ещё хуже. Надо больше говорить о положительных сторонах жизни, — учил меня парень из Африки.

— Я не хотел обижать тебя. Мне действительно интересно, что там нового показывают? Возможно, ты себе и работу на том сайте подыскал? В Интернете много чего предлагают.

Мозас рассмеялся. Пиво немного расслабило его.

— Сергей! Ты серьёзно или шутишь? Я тебе говорю совершенно серьёзно; подобные шутки унижают. Хорошо, что нас никто не слышит. Ты не представляешь, как мне сложно добиться здесь отношения к себе, как к человеку. За свою недлинную африканскую жизнь, я столько дерьма проглотил, и с таким трудом и риском выбирался оттуда! Когда ты шутишь о животных, я невольно вспоминаю сцены из прошлой жизни; голодные собаки поедают мёртвого человека прямо на улице, а люди проходят мимо, лишь поглядывают. И это обыденное уличное явление в моей стране. Чтобы вырваться оттуда, я заплатил всё, что у меня было, и меня взяли на борт грузового судна. Спрятали в каком-то контейнере, и велели сидеть тихо. Выходить и подышать воздухом, можно было только ночью, и, что б меня никто не заметил и не услышал. Я едва не сдох там от страха, жажды, голода, духоты и холода.

В конце концов, я попал в Англию, и теперь, пребывая здесь, как беженец, пытаюсь начать новую жизнь. Я благодарен за предоставленную мне поддержку, уроки в колледже и прочее. Но я вижу, как меня воспринимают. Я не могу даже счёт в банке открыть, они видят во мне только чёрного бродягу-жулика.

— Может быть, у тебя просто нет необходимых документов? — поинтересовался я.

— Всё у меня есть. К тому же, действительные документы. Я знаю многих людей, которым здесь легко открыли счета по поддельным документам. Но они белые.

— Да брось ты, Мозас! Ты излишне культивируешь свою чёрную неполноценность. Если у тебя есть документы, мы можем прямо сейчас пойти в любой банк и открыть тебе счёт. Хочешь эксперимент? — предложил я.

— Вот именно, если я пойду с тобой, и ты будешь с ними разговаривать, то, возможно, они не откажут.

— А тебе они отказывают! Что же они тебе отвечают?

— В общем, что иностранцам они не открывают счета, — досадно махнул рукой обиженный Мозас.

Я рассмеялся. Вспомнив, как открывал первый банковский счёт.

— Ты чего смеёшься? — невесело спросил он.

— Мозас, когда я видел тебя в последний раз в Интернет-зале колледжа, ты показывал мне интересные картинки с порно сайта, тогда ты выглядел гораздо веселей. Думаю, тебе надо перебраться в Лондон, куда-нибудь в Брикстон, и раствориться среди своих африканских земляков. Там ты себе не только банковский счёт откроешь. И работу найдёшь, и подружку заведёшь. Здесь — не твоя среда, и ты зациклился на своей чёрной неполноценности. Ты где-то подрабатываешь?

— В университете. Неполная рабочая неделя, — грустно ответил он.

— Научным исследователем?

— Всё шутишь. Рабочим в столовой. Убираю и мою посуду.

— Не рассказывай об этом никому. Говори, — работаю в университете научным исследователем, — советовал я.

— В качестве подопытной обезьяны, — добавил Мозас, и мы рассмеялись.

— Такой ты мне больше нравишься! Оказывается, ты ещё способен посмеяться над собой.

— Знаю, тебе нравится мрачный юмор. И всё же, Сергей, советую тебе воздерживаться от шуток и замечаний, унижающих тебя. Когда люди это слышат, они начинают тоже посмеиваться и унижать тебя. Они будут злоупотреблять твоими слабостями. Так, ты сам себя опускаешь и делаешь из себя мудака и посмешище.

— Согласен. Многие люди нуждаются в козлах отпущения, это помогает им самоутверждаться. Не при всяком можно иронизировать в свой или чей-то адрес. Но мне понравилась твоя шутка о подопытной обезьяне. Поверь, я ценю твою способность посмеяться над собой. Не только жаловаться.

— Сергей, хочу тебе сказать, что ты приятно удивил, пригласив меня в паб. Сам бы я сюда не решился зайти, мне здесь было бы неуютно. А с тобой, я хорошо поговорил и выпил. Поверь, они только лицемерно кричат, что осуждают расизм. А в действительности, нас чёрных за людей не считают, и держатся от нас подальше.

— Мозас, ты думаешь, они так относятся только к чёрным и цветным? Между белыми так же существуют религиозные, национальные и политические тёрки, дистанции и границы, которые влияют на отношения между людьми. К примеру, англосаксы, протестанты и католики, иудеи вежливо, но убеждённо, дистанцируются от православных славян, как неполноценных. Они объединились в североатлантический блок, и стабильно проводят политику, направленную на экономическую дестабилизацию и социальную деградацию в славянских странах. Поверь, им хотелось бы опустить наши страны до вашего африканского уровня, и пользовать нас, как сырьё и подопытное быдло. Этому препятствуют, пока ещё, относительно высокий образовательный уровень населения в наших странах, и позиция России, с её потенциалами и амбициями. Мозас, ты думаешь, эпидемия приобретённого иммунодефицита свирепствует только в Африканских странах? Я тебя успокою, есть страна в центре Европы, где эта зараза успешно прогрессирует.

— Сергей, мы почти братья. Вместе мы сильнее! Но тебе — белому, здесь легче, чем мне — чёрному. Я оставлю тебе свой телефон и е-адрес. Надеюсь увидеть тебя снова. Заходи ко мне в гости, у меня сейчас хорошие соседи; араб и албанец. Посидим, выпьем, поговорим.

— Спасибо, Мозас. Это хорошая идея — объединиться с исламским миром!

— Кстати, во всех теленовостях говорят о войне России с мусульманами, — заметил собеседник.

— И в России, и во всём мире искусственно подогревается конфликт между исламским и христианским миром. В этом заинтересованы определённые силы. Надеюсь, нам это не помешает встретиться снова.

Мы вышли из паба и разошлись, каждый по своим делам.

Заглянув в Интернет-кафе, я проверил почту и обнаружил сообщение-ответ от некой Ольги из Петербурга. Она звучала, как интересующийся и общительный человек. Я охотно ответил на её вопросы.

Только я удобно расположился в книжном магазине с новым чтивом на диване, как зазвонил мой телефон. Это была Оксана.

— Привет, Серёжа! Мы сейчас в Лондоне. Как бы нам встретиться? Если ты дома, мы могли бы сейчас подъехать на Страдфорд станцию, — бодро предлагала она.

— Погоди, Оксана. Я сейчас не в Лондоне. С кем ты хочешь подъехать ко мне?

— А где ты?

— В Саутхэмптоне.

— Сегодня вечером вернёшься в Лондон?

— Вероятно, в ближайшие дни я туда не вернусь. Так с кем ты там?

— Тогда, я коротко тебе сообщу. На прошлой неделе я встречалась с Витасом, и мы обо всём договорились. Он обещал мне документ через пару недель. Спасибо тебе от меня, и привет от него.

— Кто такой Витас? — не поспевал я за ней.

— Ну, твой приятель. Я тебя спрашивала о документе, и ты дал мне его телефон, — напомнила она.

— Понял. Всё складывается?

— Да. Передаю трубку. С тобой хотят поговорить.

— Привет, Серёжа. Это Лена. Я надеялась всех повидать, и всё решить одной поездкой в Лондон. А ты уже в Саутхэмптоне.

— Лена, если ты хотела взять мой старый телефон, то его в Лондоне не было. Как твои дела?

— Уже лучше. Я встретилась с Оксаной, она уступила мне свою карточку социального страхования. Думаю, мне это понадобится. Давай, я сегодня подъеду в Саутхэмптон, при встрече, всё тебе расскажу. Мне надо там ещё некоторых людей повидать.

— Приезжай.

Не успел я толком осмыслить всё услышанное, как снова кто-то позвонил. Это был какой-то поляк. Он ссылался на общих знакомых, и очень просил встретиться, чтобы помочь ему с банковским счётом. Договорились на завтра.

Меня возвращали в общественную жизнь. Я не мог сосредоточиться на чтении. Листая страницы в поисках фото, я беспорядочно думал о текущих хлопотах.

О своём прибытии в Саутхэмптон, Елена сообщила мне коротким звонком-сигналом с городского телефона. Я перезвонил в ответ. Она была на железнодорожном вокзале, посещать наш дом не желала. Договорились о встрече в парке. Я прихватил для неё свой старый телефон с зарядным устройством, и подумал, что этому морально и физически подуставшему мобильнику предстоит помочь ещё одному начинающему беженцу.

Елена изменилась. Немного похудела, на её лице и в голосе появилось заметное напряжение.

— Привет, Лена! Рассказывай, — начал я разговор.

— Пропускаю мрачный период своего пребывания в лагере для беженцев, и перехожу к текущим событиям, — начала она. — Мне просто чудом повезло. Мой адвокат свёл меня с неким общественным деятелем, пекущимся о беженцах. А тот, подал ходатайство о передаче меня ему на поруки. Всё это выглядело странно и подозрительно, но я была согласна на всё, только бы вырваться из отстойника.

Мой поручитель оказался действительно странным типом из глубинки Уэльса. Выпустили меня при условии, что я поселяюсь по указанному им адресу, а он будет ответственный за меня.

Когда мы прибыли на новое место проживания, я была шокирована! Это оказалась глухая деревня. А его дом, в котором, мне предоставлялась отдельная комната, пребывал в жутком антисанитарном состоянии. По всем признакам, в этом жилище выпивалось огромное количество дешёвого виски. Пустые бутылки и окурки были повсюду. Потребовалось несколько дней, чтобы привести свою комнату и места общего пользования в божеское состояние. В первый же день, дом посетили его друзья-собутыльники. Меня осмотрели и задали свои вопросы на трудно понимаемом языке. Всех интересовали размеры беженского пособия и процедура его получения. Мой поручитель всё узнал, помог в оформлении, и обеспечил меня транспортом для поездок в соцобес. К нашему возвращению, у дома исправно собирались все его собутыльники, и ожидали нас. Стабильно просили меня одолжить им фунтов десять, которые, никто не собирался возвращать. Получив ожидаемое, у них вскоре появлялась выпивка. День удался!

Но мой поручитель оказался не такой уж простой деревенский парень. Насколько я поняла, он формально представлял какую-то общественную организацию, и по возможности, извлекал из этого свои интересы. За предоставленную мне комнату, он получал денежную компенсацию, и это выгодно отличало его от приятелей, имевших лишь пособия по безработице, или по болезни алкоголизмом.

Особенно он удивил меня, когда я заговорила с ним о своём желании трудоустроиться. Он одобрил мои намерения, и заявил, что для этого, мне понадобятся документы, в чём он так же может посодействовать.

Мой спонсор пригласил меня в свою комнату, обещая показать архив его организации. Там, он вытащил из-под кровати огромный пыльный чемодан, и призвал моё внимание. Чемодан был набит какими-то бумагами. Из них он извлёк несколько паспортов и удостоверений личности. Я могла лишь разглядеть, что паспорта были французские и бельгийские. Все были когда-то выданы мужчинам среднего возраста. Документов, подходящих для меня, в его архиве, на тот момент, не нашлось. Но он советовал, положиться на него, приготовить деньги и не грустить.

Что касается работы, то снова же, с его подсказки, я отыскала местный сельскохозяйственный кооператив. Они скупают, хранят, сортируют, пакуют и перепродают картофель и морковь. Им частенько требуются работники. Но без документов они, якобы, не принимают. Надеюсь, к социальному номеру сегодня приобрести ещё и беженское удостоверение. Этого будет достаточно, чтобы подрабатывать и восстанавливаться.

Вот такие мои дела, — закончила свой доклад Елена. Мне нечего было сказать. Лишь пожелали друг другу удачи, и обещали не исчезать.

Расставаясь, Лена вспомнила, что кто-то рекомендовал ей некие бесплатные курсы при церкви в Саутхэмптоне. Я знал, где находится эта церковь со странным названием. Это было на моём пути в колледж, где я пользовал Интернет, каждый день я проходил мимо. Orchard Lane Evangelical Church.

На следующее утро в понедельник, мне не надо было рано просыпаться и ехать автобусом на работу. Однако солнышко разбудило меня. Я лежал и соображал, что полезного можно сегодня сделать? Вспомнил, что обещал связаться с незнакомым мне поляком, и зайти в церковь, поинтересоваться о курсах. Кроме этого, я ожидал сообщения от некой Ольги из Петербурга, что скрашивало мой поход в Интернет, и меня ожидала новая книга в магазине Stonewater. Мне было чем заняться.

Пока я собирался, принесли почту. Под входной дверью лежало несколько конвертов. Среди них, три были адресованы мне. Вернувшись в комнату, я занялся почтой.

Агентство «Девушки по пятницам» исправно прислало мне платёжку. Изучив её, я обнаружил, что чёрный бригадир не представил к оплате четыре часа моей работы в день бегства. Меня это зацепило за живое! Зато, моё чувство вины перед агентством и фабрикой, сразу исчезло.

Банк Барклиз извещал меня об увеличении кредитного лимита до тысячи фунтов на ранее предоставленную кредитную карточку.

Банк Ллойд, уж который раз, призывал меня зайти к ним в отделение, и без проволочек получить кредит до одиннадцати тысяч фунтов, под 13 % годовых. На срок до одного года. Возвращать следовало частями, ежемесячно.

Банковские предложения отвлекли меня. Это начинало серьёзно искушать. Учитывая очевидные стремления моих ближних, случайных знакомых и работодателей поиметь меня, мысль о злоупотреблении банковским доверием, выглядела не столь аморальной. Однако, предлагаемая мне сумма, представляла какой-то интерес лишь в условиях Украины. Если же, получив кредит, переместиться через Ла-Манш или Атлантический океан, то эта сумма — лишь лучше, чем ничего.

Встреча с обеспокоенным поляком прошла как обычно. Это был немолодой пан с несколькими чеками на руках. Обналичить которые, он мог только в некой конторе, за что с него сдирали жульнические проценты. Его работодатель просил предоставить банковский счёт для перечислений заработных плат. Но пан не имел, ни своего счёта, ни друзей, кому мог бы доверить. Пан немного говорил по-русски и хорошо понимал меня, ему хотелось много рассказать мне о своих скитаниях. Я же, закончив процедуры в отделении NetWest банка, предложил ему встретиться через пару дней, когда он получит почтой карточку и пин-код. Я убежал в направлении церкви и колледжа.

В церкви я обнаружил некую школу для взрослых, оказавшихся на обочине жизни. Мне коротко объяснили, что программа включает в себя; обучение компьютерным навыкам и элементарным действиям, необходимым для трудоустройства. Я взглянул на аудиторию слушателей. Различные возраста, многие слушатели — с внешними признаками алкогольной зависимости. Кроме английской, слышалась и польская речь. Как же без них! В соседней с классом комнатке функционировала кухня, откуда доносился запах кофе и бутербродов с сыром. Руководитель гостеприимно рекомендовал присоединяться к их школе. Я обещал подумать, и, возможно, завтра поучаствовать.

От текущих дел меня всё более отвлекали безотказные сообщения от Ольги из Петербурга. Мы никогда не видели и не слышали друг друга, но довольно легко нашли общий язык. Переписка стала наполняться дружеским содержанием, и обретать формы непрерывного диалога, нетерпящего продолжительных пауз. Возникла некая взаимная положительная зависимость. В Саутхэмптоне функционировало моё тело, а в переписке с невидимым собеседником участвовал мой заблудший дух. Непрерывный разговор обретал видимые материальные формы, лишь соединившись с компьютером. Накопившемуся, придавалась текстовая форма, и это отправлялось некими труднообъяснимыми путями, именуемыми «имэйлом».

Отсутствие Интернета дома, доступного мне круглые сутки, всё более досаждало, и ставило меня в острую зависимость от публичных Интернет услуг.