Я не против общения с нашими, но у меня от этого геморрой обостряется.

Между тем, материальная жизнь продолжалась и требовала моего участия.

Спустя пару дней, объявился поляк. Но не для того, чтобы сообщить о благополучном освоении банковского счёта и отдать мне должное. Вместо этого, он сбивчиво доложил мне о каких-то проблемах с получением карточки и пин-кода, и просил немедленно встретиться с ним. Я согласился.

По всем внешним признакам, английская жизнь у этого пана упрямо не складывалась. Возникшая проблема заключалась в том, что его польские соседи по дому прихватили предназначавшуюся ему банковскую корреспонденцию, и теперь, вымогают от него денежный выкуп. До дикого примитивно, тем не менее, он ничего не мог поделать, и по-прежнему, оставался без банковского счёта. Я предложил ему обратиться в банк, и указать им новый почтовый адрес. В качестве такового, я написал ему свой адрес.

Банковская служащая уверяла нас об отправке почтой всего необходимого. Я объяснял, что клиент, по каким-то причинам, так и не смог получить их корреспонденцию, а посему, просит аннулировать отправленную ему карточку, как утерянную, и сделать новую. Кроме того, он хотел бы указать новый адрес.

Излагая всё это, я наблюдал прикрытое служебной вежливостью недоумение собеседника. Она, натянуто улыбаясь, согласилась оформить мою странную просьбу от имени безмолвного клиента. Но так и не поняла, почему, корреспонденция, отправленная по адресу, указанному самим же клиентом, оказалась недоступной для него. Мне и самому было крайне неприятно соприкасаться с чужим, польским дном, и уж тем более, объяснять что-то далёкой от всего этого банковской служащей.

Выйдя на улицу, я заверил пана, что через пару дней лично вручу ему банковскую карточку и код. Пан не хотел отпускать меня, стал рассказывать о жизни польской общины в Саутхэмптоне. Из услышанного, я узнал о действующей польской банде, объезжающей в конце недели работающих соотечественников, с целью денежных поборов. Бригадира польских вымогателей он называл странной кличкой Булка.

Сославшись на занятость, я эгоистично поспешил расстаться с паном и его бесконечными польскими земными конфликтами.

Школа при церкви продолжала курсы по ликвидации безграмотности. На утренних уроках слушателей обучали правильно составлять трудовую биографию (CV), как вести переговоры и участвовать в собеседованиях с потенциальными работодателями.

У меня появились школьные приятели; пожилой дядька, оказавшийся без работы в связи с ухудшившимся здоровьем. И молодая мама, последние годы занятая уходом за детьми.

В середине дня делали часовой обеденный перерыв. Слушатели и преподаватели поглощали приготовленные к этому времени бутерброды, кофе и чай. К обеду исправно подгребали несколько польских учащихся, которые на правах вольных слушателей, активно потребляли церковные бутерброды с кофе. Иногда они оставались на послеобеденный урок. Обычно, это были уроки пользования компьютерными программами. Каждому давали ноутбук и текстовые задания, с которыми мы возились. Две молодые польские пани часто обращались ко мне с вопросами, таким образом, мы и познакомились.

Однажды, они удивили меня.

— Владимир Волков передаёт тебе привет! — заявила одна из них.

— Где он теперь, в Польше, в родном Ополе? — поинтересовался я.

— Нет, он уже здесь, в Саутхэмптоне. Заходи сегодня вечером к нам, и ты сможешь увидеть его. Мы будем ожидать тебя, — пригласили меня и дали адрес.

Это оказалось неподалёку от моего дома.

Вечером я легко отыскал их дом. На заднем дворике уже дымил костёр и стоял запах поджаренной колбасы, все эти признаки гарантировали наличие водки. У костра шаманил сам пан Волков.

— Привет, бродяга! — подкрался я сзади.

— А, Серёга! Молодец, что пришёл, — обрадовался Владимир, и потянулся к бутылке с водкой и стаканам.

Мы присели. Молча, выпили и закусили горячей, пахучей колбасой с горчицей. Владимир снова налил.

— Погоди. Расскажи мне, как ты вернулся в Англию? Я слышал, что тебя депортировали, — предложил я тему разговора.

— Дорога получилась длинная. При депортации, в мой паспорт поставили штамп и занесли данные в компьютер. Поэтому, мне пришлось дома делать новый паспорт. Кроме того, объяснили, что в ближайшие годы в Англию меня не впустят, вычислят по паспортным данным. Поэтому, мне пришлось одолжить чужой паспорт, в который, вклеили моё фото. Более того, мне советовали не въезжать прямо в Англию, а подсказали проверенный объездной маршрут.

Из Парижа я перелетел самолётом в ирландский Дублин. Оттуда переехал в Белфаст. А там, взял такси и подъехал в городок Larne. Из этого местечка можно паромным сообщением перебраться в шотландский городишко Cairnryan. Всё там оказалось, как мне и описывали. На ирландской и шотландской стороне — места глухие, малолюдные, контроля фактически нет. Из шотландской глуши, я автобусами долго ехал на юг. Теперь вот, я снова в Саутхэмптоне, — подвёл он итог и снова налил водки мне, себе и молодой польской пани, которая пригласила меня.

Я без труда отметил её тёплые отношения с Владимиром, и понял, что сейчас он уже не состоит на социальном обеспечении. Но имеет кров в этом доме, где, как беженец, проживает его молодая, гостеприимная землячка.

Однажды ко мне обратилась Лали, с просьбой пойти с ней в агентство Right, что на Лондон роуд, и помочь ей заполнить анкету для приёма на работу. Как Лали заметила, когда-то она уже работала от этого агентства, и теперь им снова нужны работники на ту же фабрику. Я ничего не спрашивал о её документах, лишь обещал сходить с ней и сделать это минутное дело.

В середине рабочего дня в агентстве все были заняты. Нас приняла молодая особа. Выслушав наше пожелание трудоустроиться, она вручила нам подробную анкету для заполнения, и попросила документы. Лали выдала ей странную невзрачную корочку. Работница агентства тут же раскрыла документ и стала внимательно рассматривать его. Её повышенное внимание показалось мне странным.

— Я сделаю копию, — наконец, сказала она, продолжая изучать документ, и удалилась к своему рабочему столу.

Мы с Лали присели за стол и приступили к заполнению анкеты. Указывая её полное имя и гражданство, я узнал, что Лали представляется, как гражданка Италии. А это удостоверение личности она совсем недавно приобрела, и ещё нигде не применяла.

— Лали, ты уверена, что они здесь не помнят тебя, как Лали из Грузии?

— Надеюсь, что уже не помнят, — неуверенно ответила она.

Я невольно подумал о служащей, принявшей Лалин документ. Украдкой взглянул в её сторону. Над её столом склонились две сотрудницы, они вместе что-то рассматривали. Я не стал ничего говорить Лали, лишь подумал, что их внимание, вероятно, занято её документом.

Закончив с анкетой, я подал знак, что у нас всё готово. Та вернулась к нам, приняла анкету и обещала вскоре принять нас. Просила подождать. В её поведении я легко заметил напряжение и излишнее внимание к нам.

Мы продолжали тупо сидеть за столом.

— Лали, думается мне, что нам лучше уйти отсюда, да побыстрей!

— Почему? — поникши спросила Лали, сама, уже догадываясь о происходящем.

— Ты заметила, как она рассматривала твой документ? Затем она делала это со своими коллегами. Она взяла его, чтобы сделать копию, но так и не вернула тебе. Почему? Просит чего-то ожидать, якобы она чем-то занята. Понаблюдай за ней. Ничем она не занята. Она кого-то ожидает, а нас придерживает. Лали, возможно, это моя обострённая паранойя, но я заметил, как они все поглядывают на нас, — комментировал я происходящее вокруг нас.

Лали не отвечала. Я взглянул на неё. Её воля была парализована паникой.

— Лали! Вставай, уходим. Это капкан! — призвал я её.

— Не может быть, — неуверенно прошептала Лали. — Да и куда бежать? Мы в анкете указали свой адрес…

— Во всяком случае, останемся на свободе. Домой позвоним, предупредим, — рассуждал я, наблюдая вокруг. Внимательные взгляды украдкой, которыми нас одаривали все сотрудники агентства, подтверждали мои подозрения.

— А документ? Снова остаться без документов? — с досадой спросила Лали.

— Какой документ, Лали! Раскрой глаза и посмотри вокруг, ты не замечаешь, как они рассматривают нас? Впрочем, уже поздно. Взгляни на входную дверь.

Вплотную к стеклянной двери припарковался полицейский микроавтобус, оставив узкое контролируемое пространство для входа и выхода.

Молодой полицейский вышел из автобуса и тупо встал у прохода. Лали вся сникла.

Я соображал, что есть при мне в карманах. Кроме студенческого билета, который я предъявлял для пользования бесплатным Интернетом в местном колледже, в карманах были банковские карточки на моё имя и Джаспера. Кроме того, завалялась платёжка от лондонского агентства, тоже на имя Джаспера. Этого достаточно, чтобы вызвать подозрение и неудобные вопросы. Если же посетить мою комнату с обыском, то там легко можно найти паспорт на имя Джаспера, с моим фото.

Вскоре подъехал легковой автомобиль. Вышли двое мужчин в штатском. По одному из них, я определил, что это служащие местной миграционной службы.

Перед тем как войти в контору, они коротко переговорили с дежурившим полицейским.

Молодая особа, просившая нас ожидать, вышла им на встречу. Передала им Лалино удостоверение, и кивком головы указала в нашу сторону. Мужчины взглянули на нас. С одним из них я встретился взглядом.

Расслабься! Я здесь лишь помогал в качестве переводчика… Мы едва знакомы. Так мне следует представить им себя. Главное, избежать личного досмотра. Ограничиться предъявлением студенческого билета. Документ железный и вполне достаточный, чтобы установить мою личность.

— Добрый день! — Обратились к нам эти двое. — Мы офицеры миграционной службы Саутхэмптона, — представились они, не предъявляя нам никаких удостоверений.

— Добрый день, — ответил я.

— Это ваш документ? Обратился один из них к Лали, проигнорировав меня.

В данном случае, их хамское пренебрежение моей особой, меня вовсе не оскорбило.

В ответ, Лали лишь кивнула им головой.

— Мы считаем, что это не ваше удостоверение, а фотография в нём переклеена. Вам придётся пройти с нами, — перешёл он к делу.

Лали вопросительно взглянула на меня.

— Вы вместе, верно? — обратился он ко мне, проигнорировав Лалино непонимание.

— Да. Меня просили помочь заполнить анкеты, — ответил я.

— Можно увидеть ваши документы? — обратился ко мне второй, молчавший до сих пор.

— Пожалуйста.

Я полез в карман за бумажником. В нём, кроме студенческого билета на имя Стыцькофф, находились и банковские карточки. Одна из них, на имя Джаспера. Три другие — на моё действительное имя, полученные по банковским счетам, открытым на мой украинский паспорт. Одна из этих карточек с датой выдачи, на пару месяцев ранее формального прибытия в страну беженца Стыцькоффа. Галерея имён и хронология — довольно богатая и запутанная.

Я мысленно выругал себя, что не приготовил студенческий билет до их прихода. Идиот! Ведь с прибытием полиции уже было ясно, что мне придётся предъявлять его. У меня, было достаточно времени до их приезда, чтобы достать нужный для предъявления документ. И вообще, носить с собой документы на разные имена — это преступная халатность, реальный повод схлопотать неудобные вопросы и загреметь на ровном месте.

Студенческий билет хранился в верхней ячейке бумажника, это избавило меня от поисков под внимательными взглядами вежливых церберов. Я вынул студенческую карточку, и неторопливо упрятал бумажник обратно в карман брюк. Молча, протянул им документ. С облегчением отметил, что они не проявили никакого внимания к моему бумажнику.

Чиновник принял документ, и принялся изучать его. Затем, набрал на своём мобильном телефоне номер, указанный на обратной стороне студенческого билете. «Неспокойный цербер», — подумал я, наблюдая за ним.

На занятиях в колледже я не появлялся уже несколько месяцев, но я знал, что документ фактически оставался действительным, иначе, меня бы не допускали к пользованию их Интернетом.

— Вас беспокоит миграционная служба Саутхэмптона. Нам необходимо уточнить, существует ли у вас такой студент?

Он продиктовал, указанное в удостоверение полное имя и номер документа. Положительный ответ он получил быстро.

— Спасибо. Нет, всё в порядке, — коротко ответил он.

Возвращать документ он не спешил. Посмотрел на меня внимательней, что-то соображая. Затем, протянул мне карточку.

— Твои услуги, мистер Стыцькофф, сопряжены с опасностью. В будущем, когда будешь помогать кому-то с поддельными документами, проси за это дополнительную оплату, — шутливо комментировал он, явно довольный своей шуткой. — Свободен.

Я спешно покинул их, скрутив фигу в кармане, защищаясь от их провожающих взглядов.

Работа этих джентльменов не вызывало у меня никакого уважения. Сотрудница агентства, настучавшая на нас, смущённо уткнулась в монитор, избегая взгляда со мной. Хотелось подойти и сказать ей! Я лишь мысленно пожелал этой дешёвке…

Вышел из агентства, и перешёл на другую сторону улицы к пабу. Питейное заведение в это время дня пустовало. Захотелось зайти и загасить огонь в душе.

Спустя минуту, они вывели Лали из агентства. Посадили её в микроавтобус и отъехали. Я набрал номер Нели и коротко предупредил об аресте её подруги и возможных гостях в нашем доме. А затем пошёл домой.

Все, кто был дома, пребывали в напряжённом состоянии. Мне пришлось коротко рассказать Неле, как и что, случилось с её подругой. Когда я в своей комнате сортировал вещи из карманов и подыскивал место для сокрытия паспорта и прочего, кто-то постучал в мою дверь.

— Это я, Толя, — тактично отозвался сосед.

— Заходи, Толя, — отозвался я.

— Сергей, я хочу залезть на чердак, подержишь стул? — спросил он.

Я понял, что он хочет что-то спрятать там.

— Пойдём, — согласился я.

С моей подстраховкой-поддержкой Толя открыл вход на чердак и исчез там. Я тоже встал на стул, взялся за края квадратного входа, подтянулся и взобрался наверх.

Чердачное пространство оказалось немалым, но очень запылённым для тайного проживания.

Толя показал мне свёрток с паспортами, и сунул его под деревянную балку.

— Ваши чешские документы? — поинтересовался я.

— Да. Вряд ли они понадобятся нам в ближайшее время. Им лучше оставаться здесь.

Мы вернулись на второй этаж.

— Съедешь обратно в Лондон? — спросил меня Толя.

— Пока побуду здесь. В Лондоне у меня не особо хорошо получается. Подумываю о перелёте в северную Америку. Но ещё не решил, надо кое-что обдумать.

Приведя всё в порядок в своей комнате и в карманах, я покинул дом.

Выходя из комнаты, я взглянул на крупное цветное фото мамы королевы, когда-то изъятое мною из журнала и прилепленное на шкаф. Это одно из многих фотографий мамы, сделанные 4 августа 2000 года, когда ей исполнилось сто годков.

Входя в мою комнату, встречаешься с ней лицом к лицу. Добродушная улыбка с натуральными(!) поредевшими, жёлтыми зубами.

Я попытался представить реакцию миграционных палканов на присутствие в моей комнате старейшего члена королевской семьи.

Ли, всякий раз входя в мою комнату, разражался диким хохотом. Глядя на мать своей королевы, и тыча пальцем ей в лицо, он приговаривал; Сергей, ты садист! Мне нравится твой анти британский юмор!

Я не оправдывался, и не объяснял ему, что я разместил здесь её портрет, с искренним уважением к этой бабуле и её натуральным зубам. Вовсе не с целью поиздеваться.

В этот день я просидел в Интернет классе колледжа до закрытия, а затем перешёл в книжный магазин.

Вернувшись домой, мне не удалось избежать разговоров о случившемся в агентстве. Неля рассказала, что арестованной позволили сделать звонок. Лали сообщила, где она находится, и просила принести ей некоторые вещи. Им позволили свидание. Лали обещали вскоре отыскать затерянный грузинский паспорт, и бесплатно, с комфортом, доставить её самолётом в Тбилиси. Самой ей очень не хотелось возвращаться в Грузию. Выглядела она убитой. О ней говорили в прошедшем времени, как о человеке, которого мы больше не увидим.

Однажды я случайно встретил на улице бывшую соседку Лену из Таллинна. Она сразу завела разговор о наших бывших знакомых по старому адресу. Двух Сергеев — Сергея хохла и Сергея Трусова из Таллинна, которых она всегда недолюбливала, и не скрывала этого. Поэтому рассказала мне о них с особым удовольствием.

— Слышал о своих дружках? — злорадно спросила Лена.

— Ты кого имеешь в виду? — уточнил я.

— Твоих приятелей-соседей по Карлтон роуд, два Сергея. Ты же был — третьим, — пояснила она.

— Насколько я помню, в дружках, я у них не числился, — заметил я.

— Ну, как же? С хохлом вы вместе туда приехали, а затем к вашей компании присоединился и третий — мой земляк.

— Так что ты хотела мне сообщить?

— После твоего переезда, они стали дружить особенно крепко. Терроризировали своим хамством всех соседей! Твой земляк-недоумок стал претендовать на роль некого старосты дома. Начал устанавливать свои порядки. А молодой подловато подстрекал его и настраивал против соседей.

— Знаю. Однажды, староста вашего дома выдавал мне запоздалую почту. Только как эта история касается меня? — поинтересовался я.

— Слушай далее. Потом они допились до того, что не подели чего-то, и рассорились. Таллиннский Сергей стал маниакально обвинять твоего земляка-хохла в попытках отравить его. Перестал хранить свои продукты в общем холодильнике, больше отсиживался в своей комнате, продукты охранял. И вообще, стал какой-то ненормальный. Затем, они порадовали нас. Один за другим съехали из нашего дома. Это было большое облегчение для всех!

— Теперь, наконец, все счастливы в вашем доме?

— Погоди. Сергей таллиннский таки совсем обезумел! Он и на новом адресе заявил, что его хотят отравить. Утверждал всем, что твой дружок хохол желает его смерти и везде преследует его. Вызывал постоянно скорую помощь, жаловался на отравление. Закончилось тем, что его признали психически больным. Связались с его родителями и, по их просьбе, отправили пациента домой к маме.

— Неокрепшая психика не выдержала особой островной атмосферы, — комментировал я.

— Нет, просто он постоянно делал подлости всем вокруг себя, и думал, что все желают, ему того же, — поправила меня Лена.

— Тебе видней.

— А недавно арестовали и твоего дружка, — злорадно продолжала Лена.

— За отравление соседей?

— Нет. Он обустраивал своё новое жилище, тащил по улице, поздно вечером холодильник… Проезжающий полицейский патруль обратил на него внимание. Остановились, о чём-то спросили ночного пешехода с холодильником. Тот отреагировал жестом, означающем непонимание. Тогда бобики поинтересовались его документами. Оказалось, что глухонемой человек с холодильником — беженец в отказе, которому следует покинуть и холодильник, и страну. Бытовые трофеи оставили посреди улицы на тротуаре, а клиента увезли. Последний раз соседи видели твоего дружка, когда того завозили на квартиру собрать вещички.

— Лена, ты ходячее информационное агентство! Такие подробности сообщаешь, словно присутствовала на месте событий, — удивился я.

— Просто я с нашими общаюсь! Не то, что некоторые.

— Я не против общения с нашими, но у меня от этого геморрой обостряется. Но с тобой, Лена, я буду стараться почаще видеться.

— Побереги себя и свой геморрой. Я не особо скучаю по твоему ядовитому ехидству, — закончила Лена разговор.

— Ну, тогда передавай привет оставшимся на острове соседям-соотечественникам.

За двадцать минут разговора она нагрузила меня новостями и оставила с ощущением дискомфорта. Захотелось побыть одному и усвоить всё услышанное.

Эта страна начинала всё более угнетать меня своими полицейскими традициями. Паранойя основательно поселилась в моём сознании.

Я прозвонил одному общему знакомому, уточнить услышанное от Лены, ибо эти новости будоражили меня. Оказалось, что действительно, один умом тронулся, и по состоянию здоровью досрочно покинул остров. А другого — случайно остановили и перенаправили в Украину. Но он, незадолго до случившегося, приобрёл прибалтийский паспорт. Документ остался без хозяина, в надёжной заначке, но у него здесь был и верный товарищ. С ним он связался, и поручил переслать спрятанный документ в Украину.

Я вспомнил о маршруте через Ирландию.

Спустя пару дней, мне прозвонил некий Володя, представился, как земляк моего соседа Толи, и пожелал встретиться со мной. Я согласился.

Толя подсказал мне, кто этот Владимир, и по какому вопросу он хочет меня повидать.

Знал я этого парня поверхностно. Но моё впечатление о нём было положительным.

Встретились мы в нашем доме, где он уже много раз бывал в гостях. Володя сразу приступил к вопросам, интересующим его.

— Сергей, я слышал от Толи, что ты хотел бы перебраться в Америку, — не то спросил, не то констатировал Владимир.

— Мне много чего хочется. Я лишь подумываю об этом, как об одном из вариантов, но пока вижу в этом пути немало опасных моментов. Можно не долететь до другого берега, потерять всё и очень промокнуть в Атлантическом океане… А какой твой интерес в этом?

— Я недавно сделал себе голландский паспорт, но пока не пробовал применять его здесь. Хотел спросить тебя, не нужен ли тебе попутчик в Америку?

— В хорошей компании путешествовать, конечно, веселей. Но, если я расскажу тебе лишь о некоторых, известных мне моментах, боюсь, ты усомнишься, надо ли тебе это? Кстати, советую тебе попробовать себя здесь в роли гражданина Нидерландов, чтобы реальней представлять задуманное.

— А что тебя настораживает? С голландским паспортом ведь никаких виз не требуется.

— Володя! Если бы всё сводилось лишь к наличию паспорта и безвизовому режиму.

— А что ещё? — наивно спросил он.

— Насколько я могу судить из своего небольшого опыта пользования этим документом в Англии, предъявителю такого паспорта могут задать массу неожиданных вопросов.

— Например? — сник потенциальный попутчик.

— Первое, это родной язык, о котором мы ни сном, ни духом. Сам понимаешь, гражданин Нидерландов, говорящий по-английски не с тем акцентом, вызывает вопрос о знании родного языка. А далее, вопросы могут покатиться на тебя, как снежный ком. К примеру, чего это тебе не летелось в Америку из родной Голландии? И тому подобное служебное любопытство.

— Но я знаю, многих наших, они с примитивным английским улетали в Канаду, — с робким оптимизмом аргументировал Вова.

— Кто-то, куда-то, возможно, и летал. Но подробностей мы не знаем. Однако я слышал от живых путешественников с поддельными паспортами, как они обходили центральные английские аэропорта дальними, объездными путями.

— Что это значит? — непонимающе спросил Вова.

— Володя, ведь ты говоришь только по-украински и по-русски, так? Вот и представь себе, прохождение паспортного контроля в крупном международном аэропорту, где постоянно вычисляют террористов. Паспорт голландский, на родном языке — ни слова, английский, — в лучшем случае, с тяжёлым славянским акцентом. Кстати, Голландию я неплохо знаю, и могу тебе сказать, что английским и немецким языками народ там прилично владеет. С ними всегда легко найти общий язык общения. А на вопросы церберов отвечать придётся каждому предъявителю своего паспорта. Аэропорт — это не агентство по трудоустройству или банк. Рекомендуется перемещаться в пространстве захолустными пунктами, где нет напряга, и всё происходит в тихом режиме. А вообще, скажу тебе честно, в этой затее мне пока сложно всё предвидеть. Ты меня спрашиваешь о моих планах по перелёту, а я себе думаю; если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

— Серёга, ты спустил меня на землю. Я шёл к тебе, полный надежд. А ухожу с опущенными руками, — вздохнул Володя. — А как насчёт морского пути? — с надеждой поинтересовался он.

— Есть какие-то круизные рейсы. Возможно, паспортный контроль в морском порту не столь строгий, как в международных аэропортах, не знаю. Можно понаблюдать со стороны, иногда такие круизные лайнеры отбывают из Саутхэмптона. Хотя, территория порта тоже контролируется. Да и в течение морского путешествия, я думаю, там есть, кому наблюдать за пассажирами. И пассажирское место на круизный рейс будет стоить в несколько раз дороже, чем на авиа рейс. Надо поинтересоваться этим.

— Серёга, ты параноик! Везде видишь препятствия и опасность. Твоё видение звучит до ненормального мрачно! Всё это я представлял себе иначе, — подвёл итог услышанному Владимир.

— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе что-нибудь обнадёживающее? Пожалуйста, могу лишь сказать, что говно не тонет. Поэтому, морской круиз нам больше подходит.

— Спасибо, Серёга. Ты умеешь поддержать, — совсем сник голландский Вова из Тернополя.

— Володя, ты не подумай, я вовсе не против твоей компании, но мне, надо пожить с этой идеей. Не пропадай. Повторяю, потренируйся здесь в пользовании паспортом. Попробуй устроиться на работу, открой банковский счёт, получи номер социального страхования. Подкорректируй внешность, выучи хотя бы несколько фраз. Короче, войди в роль. И ты получишь реальное представление о себе, как гражданине Нидерландов, увидишь, как на тебя реагируют с этим паспортом. Тогда ты более реально представишь себя в международном аэропорту с таким паспортом.

— Как я могу здесь тренироваться с этим паспортом, если я ни слова не могу им сказать?

— Зато, в случае непонимания, здесь ты сможешь свободно уйти. Если английские собеседники не вызовут полицию. В аэропортах же, если им что-то непонятно, то они задерживают, обыскивают и задают много вопросов, — добивал я Вову.

— Всё ясно. Для первой встречи достаточно. Пока сделаем перерыв, — тяжко вздохнул Вова, покидая меня.

— Если я показался тебе параноиком и занудой, тогда поговори ещё и со своими украинскими товарищами, которые, успешно летали в Канаду с такими паспортами. Возможно, они оптимисты, и посоветуют тебе что-то более обнадёживающее, — проводил я его.

Всё своё время я проводил в узких пределах Саутхэмптона; Интернет-класс в колледже, церковная школа социальной адаптации, книжный магазин в торговом центре, иногда теннисный клуб, и моя комната в коммунальном доме. Этим и ограничивалась моя социальная активность.

Несмотря на возникшие добрые отношения с новыми людьми в церковной школе и скромное, но устойчивое благополучие беженца, такое бытие начинало угнетать.

Социальная служба Саутхэмптона по-прежнему принимала мой поддельный беженский документ, и не отказывала мне в денежном пособии и бесплатной комнате. Хотя, в миграционном центре в Лондоне, моё беженское дело давно числилось закрытым, в связи с окончательным отказом в предоставлении мне убежища.

Студенческий билет пока оставался действительным, и обеспечивал мне доступ к бесплатному Интернету и принтеру колледжа. Хотя уроки английского языка я не посещал уже несколько месяцев. Они не представляли для меня интереса.

Между звонками и мелкими хлопотами о чужих проблемах, я вяло изучал цены на авиа рейсы из разных аэропортов, и собирал всякую информацию о Канаде.

Владимир время от времени проявлялся, подтверждая своё желание перебраться в Канаду.

Он продолжал работать на стройках по своим беженским документам, и не решался применить новый документ.

Кстати, голландский самозванец из Тернополя обозначался в паспорте приставкой van, как человек, претендующий на благородное происхождение. Но скромный Вова не придавал этому никакого значения, и не раздувал щёки по этому поводу. Он держал паспорт в резерве, как возможный пропуск в иную, более благополучную жизнь. Вова не делал никаких усилий, чтобы освоить какой-то минимум голландского или английского языка, а просто оставался в плотном окружении украинских заробитчан, как в единственно доступной и понятной ему среде обитания.

Отвечая на его расспросы, я мог лишь сообщить о текущих ценах на авиа билеты и доложить о каких-то социальных программах в различных провинциях Канады.

Кстати, французская часть Канады во многом положительно отличалась от английской. Мои доклады заметно поднимали настроение Владимиру, и укрепляли его надежду на наш сговор. Но я по-прежнему не мог ответить на его вопрос — «когда же?».

Я пребывал в нерешительности. Мне было жаль бросать тихую, но налаженную паразитическую жизнь в Саутхэмптоне. И особенно неприятно меня напрягала неизбежная процедура паспортного контроля в любом аэропорту. Этот момент воспринимался мною, подобно визиту к дантисту.

Однажды меня положительно отвлёк и взбодрил звонок из Франции. Это оказался Борис, мой земляк, приятель по теннису.

Из его короткого, сумбурного доклада я понял, что он и его товарищ, находятся где-то во Франции и пытаются найти кого-то, кто бы перевёз их в Англию.

Я едва успел ответить ему, что готов помочь им здесь. И просил его, перезвонить вечером, обещал узнать что-нибудь у людей, преодолевших пролив Ла-Манш.

На этом связь прервалась. Я тут же связался с Владимиром в Лондоне.

— Привет, Вова. Работает ли ещё ваше совместное франко-британское предприятие?

— Привет! Держимся. А что, возникли претензии к качеству наших услуг?

— Пока, замечаний не было. Продолжаю испытывать и наблюдать.

— Тогда, что же тебя интересует?

— Во Франции объявились двое ребят, желающих перебраться сюда. Как бы им связаться с твоим коллегой в Париже?

— Если ты уверен в этих людях, тогда дай мне их телефон. С ними во Франции свяжутся, и ответят на все их вопросы. Думаю, что всё можно сделать, если ты обещаешь оплату здесь, по их прибытию.

— Хорошо. Я вскоре сообщу тебе их телефон, — обещал я, и стал ожидать звонка от Бориса.

Я невольно начал соображать, что я могу сделать для него.

В случае его проезда в Англию с голландским паспортом, я мог бы избавить его от многих мучений и хлопот, через которые, проходит большинство вновь прибывших на остров. Жильё на первое время, быстрое трудоустройство, подача заявления на предоставление убежища с участием порядочной адвокатской канторы, и получение социальной помощи в Саутхэмптоне. Всё это было вполне реально. От него лишь требовалось перебраться из Франции в Англию.

Я уже представлял себе, как начну с ним топтать траву местного теннисного клуба, куда у меня имелся членский неограниченный доступ с возможностью приводить партнёра.

Но Борис больше не позвонил. Ни в этот день, ни позднее. Прошло несколько дней, но никаких сигналов от него так и не поступило. Я понял, что там что-то не сложилось, и он отказался от этой затеи.

Проявлялись и другие люди, нуждавшиеся в моём участии. Телефонный номер звонящего ничего мне не говорил. Это оказался тип, которого я смутно помнил. Когда-то он представлялся, как литовец, но едва ли этому следовало верить.

— Добрый день. Сергей, это ты?

— Это я, — ответил я, ожидая обычного предложения, пойти с кем-то куда-то, чтобы о чём-то переговорить с банковским или социальным чиновником. Или встреться, чтобы купить несколько блоков сигарет.

— Ты меня, вероятно, уже не помнишь… Когда-то давно, Саутхэмптоне, ты помог мне открыть банковский счёт.

— И что?

— Я сейчас не в Саутхэмптоне, но хотел бы попросить тебя снова помочь мне.

— В чём?

— Надо снова сходить в банк… Они предлагают мне кредит… Я хотел бы это получить.

— Я думаю, ты можешь и без моей помощи, взять их письмо-предложение, свои документы и обратиться в банк. Они же приглашают тебя.

— В общем-то, так. Но я думаю, там понадобится выполнить какие-то процедуры по оформлению. Я хотел бы попросить тебя поучаствовать. Разумеется, я заплачу за твоё время и помощь.

— Полагаю, в случае получения этого кредита, возвращать его ты не намерен?

— Ну, пока не знаю. Сначала, надо получить, а там уж посмотрю. Тебе-то какая разница, что я с этим буду делать. Ты поможешь мне, а я заплачу тебе. Я думаю, в банке это займёт у тебя не более получаса.

— Не знаю. Сейчас я немного занят в рабочее время, — начал я съезжать.

— Это можно сделать в любой рабочий день, когда банк открыт. Прозвони мне, если согласен. Время для этого выберем любое, подходящее тебе.

— Хорошо. Пока ничего не обещаю, — поспешил я закончить разговор.

После этого разговора я невольно снова вспомнил о предложенном мне кредите от Ллойд банка.

Мелькнула мысль, подсказать эту идею Ван Вове. Риска гораздо меньше, чем соваться в аэропорт без языка, а результат реальный.

Помочь ему открыть счета на «Ван Гога» в нескольких банках. Создать активное денежное движение на этих счетах, и предложения от банков, воспользоваться их кредитами, вскоре появятся. Ему останется лишь собрать урожай банковского доверия, и покинуть остров по украинскому паспорту.

Затем, по пути домой, всё это можно повторить одновременно и в соседней Франции, Бельгии…

К себе я, пока, не примерял эту идею. Так можно опуститься и до торговли продукцией Herbolife, и тому подобной хреновиной, пытаясь зарабатывать на жизнь, обманом больных, отчаявшихся людей. Кстати, торговцы этой дрянью вовсе не считают себя мошениками.

Для Вовы, я бы поучаствовал в этом неблаговидном деле. Ему, как соотечественнику и жертве украинского мафиозно-бюрократического режима, я бы оказал такую социальную поддержку. И сам бы, приобрёл новый опыт и удовлетворил своё любопытство.

Учитывая упрямое нежелание правительства и королевы Великобритании отметить мои заслуги должным образом, и предоставить мне соответствующее звание, я был вправе немного согрешить, и взять заслуженное жульническим путём.