Поляна оказалась вполне приличной — чистой и просторной. Имелся и положенный каноном для поклонений Луне родничок. Не было только хода в подземье. Увы, нет в мире совершенства.
— Мы эту полянку специально для демонстрации эльфам сохранили, — заявил мне Ржавокрюк. — Дескать, вот такая фигня, мы не обычные гремлины, чистоту блюдем, где попало не гадим, и вообще… Они, конечно, все вокруг нашей шахты излазили давным–давно, но тут особенно любили лагерем стоять.
— А как давно они последний раз тут были? — уточнила я. Ответил мне Баэльквейт.
— Мы уже несколько лет активно не патрулировали вокруг шахты и форта, доверившись его обитателям, а они смогли укрепить это доверие. Всегда если где–то видели загаженность, то указывали на это, и Ржавокрюк тут же все убирал. На этой поляне останавливались торговые партии из наших селений. Действительно, красивое место.
— Из той «грязи» столько всякой полезной фигни находилось — не описать! Сделал гремлин, поигрался и бросил нафиг где игрался, за другой игрушкой побежал. Ну, с нами всегда такая фигня, глаз да глаз нужен. Однажды, вообще, целый пороховой склад посеяли нафиг. Спасибо, эльфы на него наткнулись.
— Это когда наша группа чуть было не подорвалась?
— Ну да. Это не мина была, просто испытывали голема на взрывотяге, и сделали запасной склад пороха. Да и забыли нафиг про него. А он под землей был. Ну, ваши туда и сунулись с факелами. Каким чудом не фигануло одним вашим богам и известно. Хорошо там был кто–то из ваших, знавший, что это за порошочек такой.
— Что–то вы больно много всего под землей делаете? — уточнила я.
— Так жить захочешь, не так раскорячишься. Делай мы все это на земле, Рудный бы вся округа нафиг штурмовала.
— А теперь и под землей вам придется быть аккуратнее.
— Придется, — подтвердил Ржавокрюк. — Видимо, часть производств обратно вытащим, так будет удобнее. Только уж извините за грязь.
Я переглянулась с Баэльквейтом, задавая безмолвный вопрос: «Что делать будем?». На что получила столь же безмолвный ответ: «Дело ваше, но за определенную черту я не зайду!» Я, в общем–то, тоже. Гремлины — это промышленность Земель. А где промышленность — там и отходы. И будь Ржавокрюк стократ эколог, но от может скомпенсировать только часть этой проблемы. Придется и мне по мере сил участвовать в ее решении.
— Предоставь мне свои выкладки по производству и его размещению, на совете их обсудим, — подытожила я, принимая очередной квест под характерным названием «Технология и Экология», требующий так организовать производство и хранение отходов гремлинов, чтобы оно не раздражало моих эльфов. На самом деле, ничего такого, на что требовалось обращать внимание — просто еще одно задание на толерантность. Теперь между гремлинами и остальными моими расами. Похоже, таких задачек у меня будет еще очень и очень много.
Стремительно темнело, и до полуночи оставалось всего около часа. Но Луна уже была на небе, и я могла приступать. Гремлины доставили носилки с пострадавшими на поляну. Сайрелас и бард чувствовали себя приемлемо. Первый вообще всего лишь не мог стоять. Барду досталось сильнее, на ближайшие пару дней мы остались без музыкального сопровождения наших действий (мои собственные не в счет). Хуже всех дело обстояло с Лаварминэ, которая так и не пришла в сознание. И что с ней делать я не знала, полагаясь исключительно на свою интуицию.
Зрители расселись под деревьями. В данном танце, я не ждала никакой помощи, и мои девочки это интуитивно поняли, даже не пытаясь что–то сделать. Дернулась было Дива, но встретилась со мною взглядом — и отошла. На поляну опустилась тишина, осязаемая, серебристая в свете трех четвертей луны.
Я вытащила свой меч. Литари — воины леса. Это не кровавые маньяки вервольфы, не приспосабливающие свою звериную сущность к внезапно подаренному нетвердому разуму вулверы — это сам разум леса, его защита. Меч, длинный, тонкий, прямой, серебристый, как луч Луны. Я осторожно коснулась плоскостью лба Лаварминэ, прошептав: «Благословляю тебя, Серебряная Тень», а затем воткнула его в землю у головы. Отблеск лезвия упал на лицо рождающегося оборотня. Я встала на колени у своего меча напротив лица литари — почему–то мне показалось, что именно сейчас танец будет лишним — и негромко наполовину запела, наполовину начала декларировать:
Лунный свет струится во тьме.
Лунный волк возгорает во мне.
И бегу без оглядки на свет.
По дороге, которой нет.
Ветер треплет шерсть,
Смысл бега есть,
Я сбегаю от мысли,
Прошлой своей жизни.
Под покровом сна,
Сказка лишь одна.
Я любуюсь луной,
Притворяясь собой.
Снежной россыпью звёзд,
Я ступаю на мост.
Волчьей судьбе улыбнусь,
Я больше никогда не вернусь,
В мир грёз, отчаянья и боли.
Я теперь на бескрайней свободе.
Да простит меня автор этого стиха (Samuel Overlord), но передо мною не человек. И говорить о человеческой жизни неправильно. Примет ли система подобную коррекцию. Не знаю…
Ничего не меняется.
— О, Луна, — начинаю негромко декларировать я. — Я вверяю сбою судьбу, как и судьбу этой носительницы древней крови в твои руки. Не в моих силах изменить то, что предначертано. Но я могу просить тебя за нее, за чистую душу той, чьи предки жили не только до меня — до тебя и до твоей матери. А теперь — живут лишь по твоему благословению. Даруй же этой литари Ночь и Себя, свой свет, дабы она могла охотится в ночи во славу Луны.
Тишина. Не изменилось ничего. Я лишь чувствую, что богиня прислушивается к моим словам. Но молчит. Логи отключены — лишь мерцает значок самого факта появления новых сообщений. Сами собою на глаза навернулись слезы — и я начала танец, который оставляла в резерве, надеясь не использовать. «Плачущая скрипка» — самое одинокое музыкальное произведение на мой взгляд. Почему его ассоциируют с волками — непонятно. Но тем не менее — это так. Самым распоследним резервом был «Реквием По Мечте» Эскалы — в надежде на примененный в нем волчий вой. Но не та эта мелодия, совсем не та. Я вообще не очень себе представляю, к чему она приведет.
А пока я плачу своим танцем вместе со скрипкой. И скорее чувствую, чем слышу, что тихо плачут все зрители.
Музыка закончилась. Я не смотрела на Лаварминэ, полностью поглощенная как танцем, так и ПРОСЬБОЙ. И просто боясь посмотреть! Специально последним движением перебросила свои длинные волосы себе на лоб, закрывая обзор. Еще и глаза закрыла, трусиха! Но ждать было бесполезно — и я посмотрела на носилки.
Там лежала красивая серебристо–серая волчица! На моих глазах, Лаварминэ приподнялась на нетвердых передних лапах, и осмотрелась вокруг, увидела меня, миндалевидными, совсем не волчьими глазами, поймала мой взгляд. Я просто упала на колени от избытка эмоций, слезы — уже радости — полились рекой, да прости меня богиня за такую слабость! Сил как–то прореагировать на очевидный успех просто не осталось. Я, уже плача в голос, подползла на четвереньках к Лаварминэ, и обняла ее за шею. Крупная волчица некоторое время слушала мои всхлипывания, а потом, вывернувшись, сделала то, что делают все собачьи в такой момент — двумя взмахами языка слизнула мои слезы. От третьего взмаха этой влажной лопаты я уже увернулась, негромко и радостно смеясь.
— Живая. Правильная. Раскрывшая свою истинную сущность. Спасибо тебе, Богиня. Мы обе обязаны тебе.
Словно поняв мои слова, Лаварминэ, сев, и вытянув морду к луне, громко и протяжно завыла. Это был не леденящий душу вой в зимнюю ночь, но нечто торжественное и приветственное.
И тут со стороны, в которой сидели гремлины, раздался громкий, на всю поляну, звук сморкания, настолько неуместный в этой тишине, что просто уничтоживший ее на корню. Я с закипающим гневом вскочила, и повернулась в нужную сторону — ох уж эти гремлины! Но понять кто это сделал, не успела. Просто оттуда же послышались аплодисменты. Сперва тихие и нестройные, потом, с явственно слышимыми негромкими командами Ржавокрюка, все более и более четкие, более громкие. Я тоже начала аплодировать, а Лаварминэ опять продемонстрировала свой волчий вой — какой–то теплый и довольный.
А потом она вдруг замолчала и навострила уши. Я резким движением рук велела создать тишину на площадке. Конечно, на это ушло несколько минут, а тем временем то, что слышала Лаварминэ, пропало. Волчица села, смотря мне в глаза, а затем по ее телу словно прошла волна. Не было ни хруста костей, ни шума уходящей в кожу шерсти — просто та, что только что была волчицей, плавно и быстро перетекла в стройную и невысокую эльфийку с серебристо–серыми, в цвет волчьей шерсти, волосами. При этом даже одежда осталась на ней — все же, литари, это не оборотни как таковые, а, скорее, шифтеры, перевертыши. Их вторая ипостась — это именно что второе тело, управляемое тем же разумом. Только не спрашивайте меня, как они умудряются обойтись без шизофрении.
Теперь уже Лаварминэ плакала навзрыд от радости, вися у меня на шее. А я даже успокоить ее не могла, так как самой хотелось заплакать — вот только слез уже не было. А вокруг нас собрались все зрители — и даже гремлины затихли, не прерывая сцену. И только когда Лаварминэ отпустила меня, и мы обе посмотрели на наших собратьев, те дружно и торжественно поклонились нам. Я коротко поклонилась в ответ.
— Друзья мои, мы еще не закончили, — напомнила я. — Есть еще Чесслайдрилл и ее бестии, есть Дива, — Синффайнири кивнула, подтверждая, что ей есть что исполнить. Давайте же продолжать наш праздник!
Чтобы Ржавокрюк да не поворчал — ну–ну! Я так и услышала его «Спать пора давно — а эти все празднуют!» Но гремлины расселись. Танцы Чесслайдрилл их не впечатлили. Да и меня, в общем–то, тоже — бестии откровенно устали. Но и выбора у них не было — ритуалы, однако. А вот потом на поляну вышла Дива…
В полушалке тёмном твоя луна
Вышила узоры крестом война
Рвы твои — морщины глубоких бед
Поседели косы, покоя нет
Продали улыбку — твои цветы
Раздробили кости — твои хребты
Сломанные ветки(ветви) тянула вверх
На лицо валился стеклянный снег
Дыры котлованов — холодный взгляд
Горемыка дева — моя земля
В мех, двойную кожу тела рядят
Дети твои сами себя едят
Жертвы точно серьги висят в ушах
Стонет серой цаплей в груди душа
В чреве убиенные — жемчуг слез…
Небо ураганом с землей срослось
Лавою вулканов застыла боль
Пепел смерти кружится над тобой
Кладбища да свалки — худой наряд
Безобразен лик твой, моя земля
В небесах багровый горит закат
И накрыли саваном облака
Напевает ветер мотивы снов
Где танцует небо с землею вновь
Из лампады Бога прольется свет
И родится новый святой рассвет
Нарядишься ты в радугу полей
Улыбнется светлый да теплый день
Ты начало жизни и бытия
Яснолика дева — моя земля
Дива сразу, не прерываясь, пошла дальше, слив две песни в одну! Ей не требовались ни музыканты, ни какая–либо реакция окружающих. Она просто пела — в тишине, которая окутала ночную поляну.
В облаках покоя и тишины,
Дремлешь ты под оком своей Луны.
И бледнеют щеки твоих полян,
В черных кружевах голубой наряд.
Надевала бусы хрустальных звезд
Небо обнимала листвой берез
Ливни умывали твое лицо
Солнце восходило святым венцом.
Бабочки веснушки к себе манят
Краснолика дева моя земля
Сарафаны леса в оборках рек
Вышивки девичий оберег
Рукава в узорах твои луга
Каменной каймою берега
Ласточками брови твои летят
Алыми цветами уста горят
И глаза–озера сладкий мед
Жаворонком сердце твое поет.
Косы золотые твои поля
Яснолика дева моя земля.
Васильки в сиреневых облаках
Ходит круглоликая на сносях
Глаз с нее не сводят небеса
Манит материнская краса
Шелковые нити осенних дней
Ткут косынки пестрые для полей
В новые наряды оденешь край
И подаришь небу свой урожай
Ты — начало жизни и бытия
Многолика дева моя земля.
Откуда Дива вообще знает эту песню, и как она решилась ее исполнить? Пусть не в лад, не подходящая, как мне кажется, ни для светлых, ни уж точно для темных эльфов. Пусть немного не к тому случаю, не настолько он торжественный! Можно было бы приберечь ее для победы над Викингами Ормстюра возле нашего замка…
А можно было и не беречь. Ведь ТАК ее исполнить можно будет и в тот раз. А сейчас даже у гремлинов, которым, по идее, все эти природные красоты до лампочки, подскочила мораль и отношение к Дому Инмуррс. И ко мне, как к его Леди.
Дива в гробовой тишине торжественно двинулась в мою сторону. На этот раз поклон певице — без всяких аплодисментов, не к месту они были — отвесили все без исключения. И я тоже, причем вкладывая в него максимум уважения, на которое была способна. Дива тепло улыбнулась в мой адрес. На этот раз в ней не было ни малейшего превосходства, которое регулярно проскакивает в наших отношениях — песня, ее смысл, полностью завладели исполнительницей. Тут не было места конкуренции. И только когда Дива села, и пришла в совершенно медитативное состояние, тишину разорвали аплодисменты.
— Странные вы какие–то, — сказал мне напоследок Ржавокрюк, уводя своих подчиненных в город. — Петь такое нашему народу, вроде бы, бесполезно. А как послушал — так душу пробрало. И навык Экологии прокачался еще на единичку. Завтра пришлю своих кошмариков готовить ваш замок к обороне, а заодно подберу представителя и с ним новый текст договора пошлю. Удачи тебе, Лунная Леди. Не хотелось бы, чтобы крысы или викинги тебя одолели. Искренне не хотелось бы.
После такого финала, остаток ночи был абсолютно скучным. Трофеи оставили Ржавокрюку, который подрядился переправить их в замок. Большинство «дневных» отправилось домой отсыпаться. Моя темноэльфийская группа прогулялась до занятой викингами лаборатории — и тоже отправилась на отдых. Ведь завтра предстояло воевать с оборотнями и гноллами, а эта группа не станет ждать полудня, когда я обычно просыпаюсь. Да и эмоций за прошедшее время было растрачено слишком много для каких–то активных действий. Свалившись на свое личное ложе, и выходя из виртуальности, я еще успела принять окончательное решение о том, какую музыку я подам своим подчиненным перед сражением с викингами — и просто выключилась прямо в игровой капсуле.