Добравшись до дома, троица подняла завернутое в покрывало тело Синявкина к себе на этаж и занесла его в коридор, разминувшись с выходящим на работу соседом всего на несколько секунд. Конечно, идея припереть пленника к себе в дом была не самой разумной идеей на свете, но другого места, где можно было бы подержать Синявкина пару дней, у них не было.

  Затащив бесчувственное тело в комнату, они бросили его на пол.

  Задыхаясь, несколько прочухавшийся Шутов заметил:

  – Этому дядьке нужно срочно похудеть. Предлагаю не кормить его. Кто за?

  Инициатива не нашла поддержки, а Покровский, присев на корточки перед телом Синявкина, приготовился развязать ручки пакета и снять его.

  – Стоять! – велел Глебов, опуская закатанную в шапку маску. – Нельзя, чтобы он увидел наши лица. Сначала маски.

  – Он же спит, – заметил Шутов.

  – Не, не спит, – легкомысленно возразил Покровский. – Мне кажется, он вообще не дышит.

  Всполошившись, Глебов рухнул рядом с Синявкиным на четвереньки, осторожно коснулся его – мужчина был еще теплый, но его грудь и вправду была неподвижна. Более того, он весь посинел.

  – К-как он? – заикаясь, поинтересовался Шутов. – Жи-жи-жив?

  – Ме-ме-мертв! – передразнивая друга, ответил Глебов и, схватившись за ручки пакета, попытался развязать их. Однако они были завязаны столь крепко, что ничего не получилось. – Гоша, дебил! А ты подумал, как ему дышать?!

  – А? Что? – Покровский ткнул себя в грудь пальцем. – А почему сразу я?

  – А кто одевал ему на голову пакет?! – Разорвав полиэтилен, Глебов попытался нащупать на запястье Синявкина пульс – не получилось. – Он еще теплый! Гоша, начинай!

  – Что?

  – Искусственное дыхание! А я пока начну делать массаж сердца!

  Сложив ладони крестом в районе сердца банкира, Глебов принялся ритмично со всей силы давить на его грудь, считая:

  – Раз-два-три...

  – Сердце в-вроде повыше, – заметил, схватив стоящую на столе настольную лампу, Шутов. – Если не получится, попробуем э-это. – Никто не обратил на него внимания, и он решил сам приготовить все для срочной реанимации – оторвал от лампы сетевой шнур, пальцами распрямил оголенные жилы провода и, потянув их за концы, разорвал его вдоль надвое. После воткнул шнур в валяющийся под столом удлинитель, и вместе с импровизированным дефибриллятором стал дожидаться своего шанса отличиться.

  Тем временем Глебов окончательно уверился, что массаж сердца не сработает – пациент был слишком мускулистым и имел довольно широкую кость. Сколь сильно не дави на его грудь, достать до сердца не получится, если только, конечно, не использовать вместо рук ноги и не попытаться потоптаться на нем.

  Бросив попытки продавить мощную грудную клетку, Глебов велел:

  – Гоша, искусственное дыхание!

  – Ну... – Покровский принялся суетливо поправлять натянутую на лицо маску. – Он ведь мужчина...

  – Да чтоб тебя!

  Зажав Синявкину нос, Сергей второй рукой открыл ему рот и, набрав в легкие побольше воздуха и зажмурившись, дабы было не так противно, начал медленно, преодолевая себя, рывками опускаться к его лицу.

  Приступ асфиксии, вызванной передозом медикаментов, прошел – и грудь Аркадия колыхнулась, резко открылись глаза. И первое, что попало в их поле зрения, это медленно приближающееся к нему лицо в маске со сложенными бантиком губами.

  Не имея ни малейшего представления, что вообще творится, пришедший в себя Синявкин по вполне понятным причинам догадался, что всё плохо. Он даже попытался было возмутиться, дабы избежать постыдного контакта с губами другого представителя мужского пола, однако не успел – Глебов уже впился в его рот и мощно выдохнул.

  Щеки окончательно шокированного ходом развития событий Синявкина надулись, а глаза едва не вылезли из орбит. Естественно, его посетила мысль, что ему пытаются сделать искусственное дыхание, но только вот парень в лыжной маске мало чем напоминал работника медицинского учреждения, и Синявкин, не раздумывая, сомкнул челюсти, укусив крайне подозрительного реаниматолога за кончик губы. Парень взвыл и попытался отстраниться – безуспешно. Однако в следующий миг взвыл уже и сам Синявкин – невесть откуда появилось два оголенных провода, которые коснулись его скул, и банкир мелко-мелко задрожал от пронзающих его тело мощных разрядов тока.

  Провода исчезли, и Синявкин разжал челюсти. Отвалившись назад, Глебов грохнулся на задницу, прижимая ко рту ладонь.

  – Какого ху... – взвыл Синявкин, но в тот же миг два провода вновь коснулись его тела – на этот раз плеча. Окончание фразы получилось немного скомканным: – ...я-я-я!!!

  Шутов убрал провода, и Аркадий, вывернув голову, впервые узрел своего мучителя.

  – Ты кто тако... – контакты уперлись в другое плечо Синявкина, – ...й-й-й!!! – Провода исчезли. – Да я тебе сейчас глаза вырву... у-у-у!!!

  Осторожно ощупывая пальцами нижнюю губу, Глебов велел:

  – Все, Антон, заканчивай.

  Сев, Аркадий прикрылся стянутыми скотчем руками, готовясь вырвать у очкарика в маске провод и затолкать его ему в горло, и наконец обратил внимание на свое тело, полностью покрытое кровавыми, резаными ранами.

  – Что за нафиг? – вздрогнув, выдавил из себя Синявкин. – Что со мной? – Он осторожно коснулся пальцем раны на груди, мгновенно понял, что она ненастоящая, и, задергавшись, заорал: – А ну быстро освободили меня! Вы хоть знаете, кто я такой?! Я вас, упырей, из-под земли достану! Быстро упали на колени и начали молить о прощении! Или я вам, говнюкам, отрежу ваши ноги и забью вас ими до смерти!!!

  Попятившись от неистовствующего банкира, Покровский острожно заметил:

  – Похоже, мы его разозлили.

  – Черт, – Сергей вытер с подбородка кровь, – он откусил мне кусок губы.

  – Я тебе все лицо отгрызу, если сейчас же не освободишь меня!

  – Какой буйный, – ухмыльнулся Шутов.

  Набычившись, Синявкин обвел троицу взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

  – Вы чо, совсем дебилы? Совсем страха нет? Думаете, маски вас спасут? Думаете, я не смогу узнать, кто вы такие? Вы даже не представляете, с кем связались!

  – Дядя, – высокомерно вздернул подбородок Шутов, – ты не в том положении, чтобы нас запугивать.

  – Значит, по-хорошему не хотите, – констатировал Аркадий. – Тогда...

  Вскинув к лицу руки, он впился зубами в скотч и надкусил сразу несколько слоев. Бугры мышц вздулись, под кожей проступили вены, когда Синявкин, вращая руками в районе запястий, принялся рвать и растягивать свои путы. Медленно-медленно несколько слоев скотча, способные сдержать даже медведя, начали расходиться по линии надрыва.

  Издав громогласный рык, Синявкин рванул одну руку на себя и вытянул ее из колец растянувшегося скотча. Дотянувшись до своих ног, он приготовился освободить и их.

  Пожав плечами, Шутов бросил провод, схватил за спинку стул и, вскинув его над собой, со всей силы опустил его на затылок Синявкина. Стул разлетелся на части, а банкир, завалившись вбок, без сознания растянулся на полу.

  – Би-бинго! – провозгласил Шутов и, лишившись сил, упал на колени.

  Отмерев, Глебов принялся распоряжаться:

  – Быстрее вяжем его. Гоша, неси сюда скотч...

  Когда Синявкин пришел в себя, он обнаружил себя сидящим на стуле. Его ноги от ступней, до коленей были примотаны к передним ножкам, руки от запястий, до плеча – к спинке и задним ножкам.

  Ведя ленту скотча под и над стулом, Глебов занимался тем, что приматывал к сиденью бедра мужчины, а за ним с шипастым кастетом на руке дежурил Покровский. Шутов также находился неподалеку, вращая в руках биту.

  Заметив полный ненависти взгляд мужчины, Гоша погрозил ему кастетом.

  – Сиди смирно, дядя. Или врежу вот этим.

  Закончив приматывать к сиденью бедра Аркадия, Глебов поднялся.

  – Так, теперь надо решить, куда мы его денем.

  – Уберем на кухню? – предложил Шутов. Синявкин прищурился, и Антон покачал головой: – Не, там он будет портить нам аппетит.

  – Тогда в ванную? – спросил Гоша.

  – А мыться мы как будем? – поинтересовался Глебов. – Не, придется оставить его в комнате.

  – Что-то мне не охота находиться с ним в одной комнате, – признался Шутов. – Вдобавок если он будет здесь, мы не сможем снять маски и спокойно обговорить наши планы.

  Оторвав кусок скотча, Глебов приготовился заклеить им рот банкира. Вывернув голову, тот спокойным голосом сообщил:

  – Знаете, парни. Двадцать лет назад, когда у меня родился сын, я поклялся себе больше никогда и никого не убивать. И за двадцать лет я никого не убил. Я держал себя в руках, хотя мне иногда ой как хотелось взять и прибить кого-нибудь из моих деловых партнеров. Даже когда меня кидали на деньги, я действовал только в рамках закона. Но для вас троих я с огромным удовольствием сделаю исключение. Поздравляю вас, кретины, вы единственные люди в мире, которые сумели заставить меня нарушить мое обещание.

  – Угу-угу, уже страшно. – Глебов заклеил рот банкира. – В армии меня и не так пугали.

  – Теперь нужно заткнуть ему уши, – заметил Покровский. – Кто помнит, где у нас вата?

  – Ну что за идиотизм... вата... Как маленький, честное слово. Надежней использовать это. – Шутов подошел к пленнику с плеером в руках. Вставив ему в уши кнопки наушников, Антон включил плеер и, выбрав десятичасовой трек с песнями синих китов, сделал громкость на максимум.

  Внес свой вклад и Глебов. Чтобы пленник наверняка не смог избавиться от наушников, он забрался в шкаф, достал из него шлем-маску от садо-маза костюма и, мстительно улыбаясь, натянул ее на голову банкира.

  Хлопнув Синявкина по плечу, Сергей сказал:

  – А это тебе за мою губу.

  Замычав, пленник задергался, однако быстро осознал бесперспективность борьбы и лишь принялся сверлить парней яростным взглядом из прорезей глазниц шлема. Завязав Синявкину глаза, парни окончательно почувствовали себя хозяевами положения и наконец смогли избавиться от масок.

  – Вот и всё, – похлопывая битой по ладони, сказал Шутов. – Теперь можно спокойно говорить и не бояться, что он услышит что-нибудь лишнее.

  – Кстати, парни, – взял слово Покровский, – а может, стоило объяснить нашему гостю, зачем мы его похитили? Он же вообще не в курсе, зачем он здесь.

  – И что ты предлагаешь ему сказать? Что мы похитили его, потому что один его знакомый послал нас убить его, а мы, типа, хотим спасти ему жизнь? Чего-то мне слабо верится, что после такого, – Шутов концом биты ткнул в грудь мычащего что-то Синявкина, – он поверит в наши добрые намерения. Скорее всего, он вместе с нами просто завалит еще и Давыдова.

  – Верно мыслишь, Антоша, – кивнул Глебов. – Не будем ничего объяснять. Просто подержим его пару дней, решим наши проблемы с Давыдовым, а потом отпустим.

  – Представляю, как наш банкир удивится. Он, наверное, думает, что мы собираемся потребовать за него выкуп. – Покровский попытался было снять кастет, однако размер отверстий под пальцы оказался мелковат, и кастет не пожелал слезать. – А потом бац – и он на свободе. Да чтоб тебя... – Покровский с силой потянул кастет, но тот не сдвинулся ни на миллиметр.

  – Хотя... – задумчиво протянул Шутов. – Если бы наш общий друг узнал, что мы хотим спасти ему жизнь, возможно, мы могли бы рассчитывать на небольшое вознаграждение.

  – Забей, – приказал Глебов. – Пойдем лучше жрать. Я с обеда...

  Пронзительная трель дверного звонка заставила его умолкнуть на полу-слове.

  Всполошившись, Покровский мгновенно забыл про кастет и, втянув голову в плечи, шепотом спросил:

  – Кто это?

  – Менты! – брякнул первое пришедшее в голову Шутов.

  – Какие еще менты?! Это Давыдов или хозяин хаты! – Глебов завертел головой, раздумывая, куда деть Синявкина, но места, способного целиком вместить в себя габаритного пленника и спрятать его от постороннего взгляда, в комнате не было.

  Схватившись за голову, Антон запричитал:

  – Ой-ё, что же делать?

  – Заткнуться и сидеть тихо! – прошипел Глебов. – Никому не звука. Притворяемся, что никого нет дома.