– Ты не представляешь, как мне хочется тебя придушить! – брызгая слюной, с ходу наорал на Клясова Ежов, когда Вадим и Артём по просьбе старика вечером пришли к нему в номер.
Клясов рухнул на кровать.
– Когда же ты наконец успокоишься, а, Костя? Да, идти в атаку так рано было ошибкой и я уже извинился. Вдобавок меня наказали соперники – я на пятом месте и отстаю от первого на полторы минуты.
– И ты бы отстал ещё больше, если бы тебя не догнал Чавин! Скажи спасибо Сергею, что он подхватил тебя и довёз до финиша. Пока ты нёсся к финишу и тратил силы, твои соперники сработали как надо, поберегли себя для последнего рывка и в результате объехали тебя как стоячего. Каким же нужно быть дураком, чтобы уехать в одиночную атаку и забыть, что у тебя есть на подстраховке отличный грегори. А ты взял и убежал от него.
– Да я вообще забыл, что Чавин тоже участвует в гонке. Его было не видно и не слышно.
Скривившись, Ежов проворчал:
– Не видно и не слышно... Вот теперь сиди и думай, как и где ты будешь отыгрывать отставание от лидера. – Он грозно уставился на замершего в дверях Артёма. – А теперь ты. Ты, дятел, почему ты не помог Вадиму?
– А ко мне-то какие претензии? – искренне удивился Артём. – С каких это пор я стал заметной силой в команде?
– Ты ей стал с того момента, когда сумел отдержаться на подъёмах вместе с лидирующей группой. Какого хрена ты ехал впереди вместе с лидерами и тратил силы, если не собирался ничем помогать капитану? Ты там для массовки сидел, что ли?
Артём вопросительно уставился на Клясова и пожал плечами.
– Вадим, я вообще не врубаюсь, в чём он меня обвиняет. То он недоволен, что я перерабатываю и надрываюсь, а теперь он недоволен, что я мало надрываюсь. И вообще, где я накосячил? Я просто ехал вместе со всеми в свою силу и вдруг оказываюсь в чём-то виноват. Что за дела? Я ничего не понимаю.
– Не обращай внимания, – посоветовал Клясов. – У товарища Ежова опять наступил период гоночного бешенства. Он теперь будет придираться к чему угодно.
– И мне есть к чему придраться, – с угрозой произнёс Ежов и снова накинулся на Артёма. – А теперь объясни-ка мне, как ты умудрился так долго переть в гору и так позорно отстать ото всех на очень лёгком спуске?
– Лёгком спуске? – возмутился Артём. – Да я на этом лёгком спуске раз двадцать чуть не обделался. Мы никогда не гнали с горы на таких скоростях.
– Так ты же гонялся в кросс-кантри, где спускаются с холмов по тропинкам и между деревьев!
– Но не на скорости под сотню. И в кросс-кантри на мне обычно панцирь и щитки, а не тоненькая форма, – парировал Артём. – И вообще, ты меня сюда позвал, чтобы покричать на меня? Если да, то я пошёл к себе в номер.
– А ну стоять! – приказал Ежов. – Ладно, больше не буду ругаться. Вдобавок у нас есть проблема посерьёзней, чем ваше поведение во время гонки. – Почесав покрытую седой щетиной щёку, Ежов сказал: – Значит так, парни. Завтра будет последний спринтерский этап, а у нашего спринтера, оказывается, есть психическая проблема.
Клясов усмехнулся.
– Как будто мы не знаем, что он – даун.
– Не, я говорю не про его уровень интеллекта.
– Тогда выражайся правильно. Не психическая, а психологическая проблема.
– Не умничай мне тут, – пригрозил Клясову Ежов. – После сегодняшнего этапа я точно знаю, кому следует присвоить звание самого тупого гонщика в мире. А Димина проблема гораздо серьёзней простого отсутствия мозга. Ты вот, Вадим, всю свою карьеру успешно доказываешь, что не каждому спортсмену требуется голова, чтобы добиваться выдающихся результатов. – Ежов кашлянул в кулак, скрыв мимолётную улыбку. – Хорошо, вернёмся к нашему спринтеру. Как ты, Вадим, и просил, я созвонился с его бывшим тренером и узнал кое-что интересное. А именно – почему Дима бросил велоспорт и почему он избегает борьбы за позицию.
Клясов оживился.
– Ну-ка, поведай нам, что ты разузнал.
– Итак, слушайте. На первой своей гонке, ещё когда он был юниором, Дима с лёгкостью объехал лучшего на тот момент молодого спринтера России. Причём, как утверждал его наставник, Дима сделал это с лёгкостью, практически не напрягаясь. И после той победы он больше никогда не проигрывал. С кем бы ему не пришлось соревноваться в спринте – с профессиональным трековиком или шоссейником. Но то была чистая борьба, без толкотни и агрессии, и Дима легко её выигрывал благодаря своим скоростным качествам. А потом он дорос до серьёзных взрослых гонок, где в спринте часто присутствует грубость и грязь. Он легко продолжил выигрывать, но потом случилась беда. Во время спринта в борьбе за позицию он слишком сильно задел соперника, тот упал и очень серьёзно разбился. В результате, открытый перелом предплечья. – Ежова передёрнуло от отвращения, а его слушатели поморщились. – Такие вот дела. Лужа крови, торчащая кость и висящая на мышце и коже рука... После этого случая Дима начал чересчур осторожничать, он проигрывал всё больше и больше гонок, а потом просто ушёл из спорта. Поэтому наша задача сейчас – придумать, как его встряхнуть, и убедить, что такие страшные падения случаются очень редко. Вадим для Димы – авторитет, я – его тренер, а Артём – его лучший друг. Вместе мы сможем как-нибудь повлиять на него. Итак, начинаем мозговой штурм. Ваши идеи? – Ежов взглянул на повернувшегося к двери Артёма. – Ты куда-то собрался?
Артём зевнул и открыл дверь.
– Ага, спать. Меня не касаются проблемы этого дурачка.
Когда дверь за Артёмом закрылась, Ежов злобно пробормотал:
– Вот эгоистичный маленький ублюдок. Убил бы урода. Как нагадить и кого-нибудь оскорбить – так он первый, а как нужно кому-нибудь помочь – так сразу сваливает...
Вернувшись в своий номер, который он делили с Димой, Артём застал своего соседа сидящим на одной из двух кроватей с пультом от телевизора. Дима был одет в халат, а его длинные светлые волосы были зачёсаны назад и убраны под обруч.
Артём упал на свою кровать и, перевернувшись на бок и подперев голову рукой, внимательно уставился на Диму.
Просидев некоторое время под пристальным взглядом соседа, Дима наконец не выдержал и спросил:
– Чего ты так на меня смотришь?
– Баба, что ли? – с ходу спросил Артём.
– А?
– Что непонятно? Ты выглядишь и ведёшь себя как тёлка. И по жизни и в гонке. Но по жизни твоё поведение и трусость хоть и раздражают, но никого особо не напрягают, а вот в гонке ты всех подставляешь. Что, так трудно быть мужчиной?
– Что с тобой такое, Артём? Почему ты такой злой?
От постоянной усталости, не отпускавшего его с самого старта гонки, Артёма захлестнула волна раздражения и он, резко сев на диване, почти прокричал:
– Да потому, что ты меня бесишь, сыкун! Кого-то толкнул во время спринта и сильно его травмировал, да? А после этого испугался и бросил гоняться? Ха! И только потому, что ты снова боишься кого-то завалить, ты не финишируешь как надо и как ты должен финишировать? И засираешь шансы команды на достойное выступление! Ты хочешь, чтобы все запомнили нас как каких-то придурков, которые только и могут что лажать?! – Со злости Артём пнул диван, на котором сидел Дима, сдвинув его с места. – Трус! Ты нахрена припёрся на эту гонку?! Просто покататься вместе со всеми или чтобы победить? Или ты думаешь, что твои соперники просто так отдадут тебе победу? Привык, что папочка всё для тебя делает и всегда тебе помогает? Думаешь, он поможет тебе победить? А вот хрен – здесь всем насрать, кто твой батя и сколько у него денег, и он не сможет купить тебе место на подиуме! Его никто тебе не отдаст, ты должен завоевать его сам и только сам! И если тебе для этого придётся толкнуть и покалечить кого-нибудь, то ты должен толкнуть и покалечить его! Мы здесь не балетом занимаемся, это профессиональная гонка высокого уровня, на которых люди бьются, теряют здоровье, становятся инвалидами и иногда умирают! Если ты не готов рисковать чужим и своим здоровьем, тогда вали отсюда, сыкло!
Шмыгнув носом, Дима растерянно спросил:
– Как ты можешь говорить такое? Я думал, ты мне друг.
Артём криво ухмыльнулся.
– Друг? Ха, мне не нужны такие жалкие друзья, как ты. – Заметив навернувшиеся на Димины глаза слёзы, Артём окончательно впал в раж и беспощадным тоном произнёс: – Что, плакать хочется? Ну поплачь-поплачь. Может, тебя кто-нибудь даже пожалеет. Иди найди найди какую-нибудь девчонку, расскажи, как тебя тут обижают. Вдруг даже получится затащить её в постель. Тёлочки любят ранимых и чувствительных. А покатаешь её на своей машинке, так она сразу станет твоя. Как же ей упустить такого богатенького парня? А вот сам по себе ты никому не нужен и без кредитки своего папы ты вообще никто. Так, какая-то пародия на мужчину, которая смеет называть себя спортсменом.
Поднявшись на ноги, Дима с угрозой произнёс:
– Я тебя сейчас ударю.
Вскочив на ноги, Артём встал перед ним, чуть повернул голову и указал пальцем себе на подбородок.
– Ну давай, бей прямо сюда. Так удобно или мне встать немного по-другому? Давай же, ударь – докажи, что у тебя есть яйца.
Снова шмыгнув носом, Дима шагнул вперёд – и прошёл мимо Артёма, слегка задев его плечом, отчего Артём отлетел в сторону и присел на кровать. Когда Дима открыл дверь в коридор гостиницы, то сразу за ней он обнаружил Ежова и Клясова, склонившихся к замочной скважине. Не разгибаясь, Ежов взглянул вверх и открыл было рот, чтобы начать оправдываться, но Дима широким шагом прошёл прямо между ними и незадачливая парочка, не выдержав столкновения с массивным парнем, полетела на пол.
Поднявшись, Ежов крикнул в открытую дверь: «А не много ли ты на себя берёшь?» – и побежал догонять Диму.
В номер, состроив задумчивую физиономию, вошёл Клясов.
– Ну ты даёшь, Тёма, – произнёс он. – А ты случаем не перестарался? Мог бы обойтись с ним по-тактичнее – по-ходу, Дима серьёзно на тебя обиделся.
– И что? По-твоему, я должен был вести себя с ним как с маленькой девочкой? – с ничем не прикрытым раздражением в голосе ответил Артём. – Ути-пуси, миленькая, ну постарайся завтра и победи, все на тебя надеются. Так с ним надо было разговаривать, что ли?
Почесав затылок, Клясов заметил:
– Нет, конечно. Но орать на него и оскорблять – тоже не вариант. Я понимаю, что ты хотел разбудить его спортивную злость, но не с такой же агрессией надо было это делать.
– Ну вот догони и успокой его, если так сильно за него волнуешься! А мне параллельно, что он там сейчас чувствует! Я просто высказал ему, что я о нём думаю!
– И чего ты такой злой сегодня? На меня-то голос не повышай. – Клясов внимательней всмотрелся в осунувшееся лицо Артёма и, нахмурившись, спросил: – Так сильно устал, что уже начинаешь на всех орать? Как себя чувствуешь?
Кое-как уняв раздражение, Артём ехидно произнёс:
– Как себя чувствую? Так, как будто за три дня проехал почти шестьсот километров с максимальной скоростью. Короче, хреново.
Тем временем Дима вместе с семенящим за ним Ежовым вышли на стоянку перед гостиницей.
– Ну скажи хоть что-нибудь, – умоляющим тоном попросил Ежов. – Что ты всё молчишь?
– Отстаньте от меня, – велел Дима.
– Ты так расстроился из-за слов Артёма? Забей на него, он ничего не понимает. И вообще он дурак. Я поговорю с ним и он извинится, обещаю. Да и какой смысл обижаться на него – ему никогда не добиться таких же результатов, каких уже добился ты. Ты очень одарён от природы и ты... – Ежов прервался на полуслове, упёршись в спину Димы, резко остановившегося перед своей машиной.
Дима повернулся и протянул руку.
– Мои ключи.
– Сейчас-сейчас, – засуетился Ежов и принялся шарить по карманам брюк.
Пока Ежов искал ключи, Дима попытался снять с крыши машины стойку для велосипедов, однако клипсы свободно отстёгивались, но сама стойка не поддавалась. И присмотревшись повнимательней к крепежу, Дима понял почему – клипсы были привинчены к крыше саморезами.
– Что это значит? – спросил Дима.
– Ну, это... стойка крепится на профиль, а на твоей машине их установка не предусмотрена, – поняв, что выглядит жалко, Ежов поспешил исправиться: – Но ты не волнуйся, я оплачу ремонт твоей крыши. – Ежов прикинул стоимость машины, сглотнул и уточнил: – То есть Олег оплатит, это была его идея.
– Вот вы козлы! – сорвался Дима. – Команда козлов! Здесь меня кто-нибудь вообще уважает? Думаете, можно прикалываться надо мной как угодно и делать всё что хочется? Думаете, я вам всё всегда буду прощать? Никогда и нигде ко мне не относились так плохо! Да пошли бы вы все в жопу! Я больше не хочу иметь с вами ничего общего!
Дима выхватил из руки Ежова ключи, залез в свою машину и, стартовав с места и с пробуксовкой, укатил прочь со стоянки.
Проводив взглядом машину, Ежов растерянно пробормотал:
– Дурак. И куда он собрался в одном-то халате?