После запоздалого признания Замбаги об истиной роли людей на Сайтане возмущению Егора не было предела. Мало того, что похитил и затащил в дикий и опасный мир магии, так еще и нужно изображать из себя слугу. Ладно просто попасть в чужой мир, но оказаться в нём кем-то вроде таджика-гастарбайтера в современной России… бррр. Все-таки неприятно, когда к тебе относятся как к второсортному. Да еще и придурошный подросток, пытаясь сгладить неприятный осадок от новостей, заявил, что быть слугой сына князя — это величайшая честь, какая только может выпасть человеку, и что нужно гордиться этим.

За утаивание важной информации и высокомерное поведение, Замбага был удостоен увесистого подзатыльника, едва он и Егор оказались наедине в номере гостиницы.

Когда они отмылись от дорожной грязи и немного отдохнули, наступил вечер, и Камия покинула их, наказав не лезть в неприятности и вообще не выходить на улицу. Но сидеть в номере в пустующей гостинице было слишком скучно, а хозяин напрочь отказался общаться с подростком и его «слугой», едва услышав вопрос, кто же такие маги в черных мантиях.

— Из вольных земель, что ли? — с подозрением спросил сухой, тощий первородный, с опаской зыркая по сторонам, хоть в пустом обеденном зале не было ни души. — Как можно не знать, кто такие Вороны?

— Мы из далекого поселка, — соврал Егор. — Кое-что слышали о них, но сегодня увидели в первый раз.

— Вот и езжайте обратно в свой поселок. Подальше от Воронов. У них есть право карать даже первородных. Посмеете ослушаться или перечить им, будет худо. Обоим.

— Я вообще-то из знатного рода, — доверительно сообщил Замбага.

— Да будь ты хоть местным правителем — нарушишь Свод истинных законов первородных, и прощайся со спокойной жизнью.

— Что за истинные законы первородных? — удивился Замбага. — А как же Книга Правды Брагии?

Прищурившись, хозяин процедил:

— Шли бы вы отсюда с такими вопросами. Завтра убирайтесь из гостиницы. Мне не нужны проблемы с Воронами.

Переглянувшись, пожав плечами, парочка отправилась на улицу, чтобы разведать обстановку в нынешней Брагии. Точнее, рвался разузнать о том, что стряслось с его страной, именно Замбага, а Егор решил прошвырнуться с ним за компанию. Дабы развеяться и заодно проследить, чтобы подросток не натворил дел.

Над городом повисла ночь, и на тротуарах одновременно вспыхнули фонари.

Шагая по пустынной узкой улочке к центральной площади города, Егор восхитился:

— Ух ты, прикольно. У вас есть электричество?

— Не знаю никакого электричества, — ответил Замбага. — Фонари зажигаются магией. Здесь все пропитано магией. Даже город строился с ее помощью. Поэтому не лапай что попало. Вдруг порушишь заклинание. — Замбага мельком бросил взгляд через плечо, на казавшуюся пустой улицу. — Все еще следит. Шагах в десяти позади. Только он еще не понял, что мне увидеть его — раз плюнуть. Я буду по-искуснее его.

По позвоночнику пробежал холодок, и Егор передернул плечами. На всякий случай, похлопав по боку, проверил, на месте ли спрятанные под одеждой дубинка и кинжал.

— Достал этот лысый урод.

— А я предлагал избавиться от него, — напомнил Замбага. — Он даже не заметит, что потерял нас.

— Да ну. Продолжаем прикидываться, что просто гуляем. Чего-то мне влом связываться с местными. И так каждый день происходит какая-нибудь шняга. Маги, гигантские псы, вампиры, оборотни… Мы прям притягиваем проблемы.

Едва Егор успел закрыть рот, как предсказание сбылось, и неприятности сами нашли их.

Из-за угла дома вышла угрюмая процессия. Первыми показались двое стражей-первородных с копьями, за ними шел тучный, красносый страж с короткой кожаной плеткой, следом шагали четыре человека, одетых в шмотки из грубой серой ткани, напоминавшие тюремные робы. На плечах они несли кресло-паланкин, едва переставляли стертые босые ноги, оставляя на камнях кровавые отпечатки, и буквально изнемогали под тяжестью своей ноши. А в кресле с важным видом восседал жирный, лысый демон, разодетый в вышитый золотом камзол и кожаные брюки. Он был толстым, как борец сумо, весил килограмм под двести, а презрительное выражение его потной физиономии с обвисшими щеками не вызывало ничего, кроме отвращения.

Позади паланкина в окружении еще четырех копьеносцев друг за другом уныло брели пять человек в колодках, связанных между собой цепью. Четверо из них были очень худыми, изможденными голодом, одетыми в грязные, рваные лохмотья. А пятой шла девочка лет двенадцати — тоненькая, худая и очень напуганная.

Заметив парочку, замершую, чтобы пропустить процессию, красноносый подскочил к ним и, ткнув концом плетки в грудь Егора, заорал:

— Немедленно склонись перед наместником Вучиком, раб!

Уж в чем нельзя было отказать Замбаге, так это в предсказуемости реакции и собственнических инстинктах. Пока Егор пытался взять себя в руки, чтобы ненароком не прибить плетеносца, Замбага мгновенно вспыхнул от гнева и возмутился:

— Да как ты смеешь так обращаться к моему слуге, пёс?!

— Ты из какой глуши вылез, пацан? — с угрозой спросил красноносый, немного, впрочем, поостыв. — Больше нет никаких слуг. Все люди — рабы первородных! — Он замахнулся плеткой и хлестнул Егора по бедру. — Склонись перед наместником, раб!

Прищурившись, Замбага принялся беззвучно шевелить губами.

Неизвестно, что готовил парень, но пока не засверкали молнии, не разверзлась земля или не заревел торнадо, Егор схватил спутника за руку, лишив того магической силы. А после, морщась от едкой боли в ноге, согнулся в поясе.

— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес красноносый и присоединился к процессии.

Наместник Вучик сверху глянул на Егора маленькими свинячьими глазками и брезгливо скривил пухлые губы. Кресло чуть шатнулось, и его толстенные пальцы с массивными золотыми перстнями еще крепче вцепились в ручки.

— Не шатайте паланкин, грязные животные! — завизжал он. — Или будете жрать на ужин конский навоз!

Спокойствие, главное спокойствие, повторял себе Егор, пока процессия проходила мимо. Все нормально, на Земле бывало и не такое. А кое-где подобные порядки царят и поныне. Это чужой мир, и не стоит лезть к местным со своими взглядами на жизнь. Не стоит затевать разборки. Разумнее помочь Замбаге сесть на трон. Правитель из него получится, наверное, не самый мудрый, зато справедливый. Уж пусть лучше на троне сидит честный дурак, чем умный подлец. Да и этот дурак еще должен «слуге» билет до дома…

Когда процессия отошла подальше, Замбага накинулся на спутника:

— Дурак, зачем ты меня остановил? Я бы быстро сбил спесь с этой жирной свиньи. Никто имеет право притеснять людей. Таков закон Брагии.

Схватив подростка, Егор потащил его вслед за процессией. Сказал:

— Мы сюда что, пришли устраивать революцию? Мы не можем встревать в разборки со всеми подряд. Здоровья не хватит. Станешь правителем — вернешь старые порядки.

— Но это… это… — Подросток задохнулся от возмущения. — Нидза, ублюдок. Как он мог сотворить такое с людьми? А ты… ты посмел помешать мне! Разве ты не человек?

— Думаешь, мне очень приятно видеть, что с людьми здесь обращаются хуже, чем с животными? Я и сам хочу придушить жиробаса и урода с плеткой. Только мы ничего не добьемся. А может, сделаем хуже. Вдруг из-за нас накажут людей?

Признавая правоту спутника, Замбага промолчал. Лишь сердитое сопение выразило его недовольство.

— Нельзя, так нельзя, — ворчал наследник, шагая за процессией наместника Вучика. — Когда тысячи лет назад первородные попытались поработить людей, все закончилось кровавой резней. С тех пор князь Брагии обязан оберегать свободу людей. Только так две разные расы могут жить в мире в одной стране. А князь Брагии — это я.

— Успокойся, успеешь еще отличиться, — пообещал Егор. — И не забывай, за нами следят. Говори потише.

— Да-да, помню я, помню…

Процессия из рабов, стражей и наместника привела их к площади в форме правильного пятиугольника, вдоль граней которого вплотную к друг-другу стояли двухэтажные дома, а в центре высилась каменная стела. Пять широких улиц, словно лучи звезды, вливались в площадь по краям углов, разделяя весь город на пять районов.

Все было готово к прибытию наместника Вучика. Толпа горожан, кругом выстроившаяся на отдалении от стелы, расступилась, пропуская процессию, а после сомкнулась. Рабы поднесли паланкин поближе к стеле, опустили кресло с наместником на мощенную булыжником мостовую и упали на колени. Десяток стражей с мечами наголо тут же окружили кресло с наместником, позади него из ниоткуда появилось трое Воронов. Кроме стелы, в площадь был врыт двухметровый столб. Неподалеку от него дежурил мускулистый, обнаженный по пояс детина. Его лицо было скрыто маской палача, в руках он держал длинный кнут.

При виде палача и его кнута сердце Егора забилось быстрее, и он тут же пожалел, что пришел на площадь. Похоже, представление будет не из приятных. А лучше бы его вообще не видеть.

— Что-то мне немного нехорошо, — прошептал побелевшими губами Замбага, встав вместе со спутником позади толпы.

Сглотнув, Егор спросил:

— Да что за хрень здесь творится? Рабы, кнуты…

Длинный, седовласый старик-первородный, кутающийся в плащ до пят, с сочувствием и болью в глазах глянул на парочку.

— Давно не были в Брагии, да? Бежали бы вы отсюда. Куда подальше.

Егор хотел было ответить, но не посмел, вспомнив о необходимости изображать из себя слугу-раба. Заметив его колебания, старик едва-заметно улыбнулся:

— Не бойся, человек. Можешь говорить.

— Что это все значит?

— Показательная порка, — ответил старик. — Раз в неделю сюда приводят людей и наказывают их на глазах у всех. Присмотрись, кто в первых рядах.

Егор внимательней вгляделся в толпу и увидел, что впереди всех, понуро опустив головы, стояли люди. Женщины и мужчины, в простых одеждах, худые, растрепанные, грязные. У всех на руках или ногах цепи. Не короткие и не слишком длинные — ровно такой длинны, чтобы ограничить свободу движений.

— Те рабы, которых привел наместник, получат по пять ударов плетью, — объяснил старик. — А остальные должны будут рассказать об увиденном другим людям. Когда их вернут обратно к хозяевам, в бараки, на поля или в рудники. И так в каждом городе по всей Брагии. Страх перед наказанием, дескать, должен удержать рабов от бунта. — Он горько улыбнулся. — И он удерживает.

Неверно истолковав улыбку, Егор процедил:

— Что здесь смешного?

— В этом нет ничего смешного, — ответил старик. — Большинство первородных против. Но ничего не могут поделать. Все боятся Воронов. Если кто-то донесет, что первородный не одобряет нынешний порядок и сочувствует людям, Вороны тут же уведут его. И больше его никто не увидит. Но все мы помним, как жили вместе с людьми. И у всех у нас были добрые друзья среди человеческого рода. Но есть и те, кто рад, что люди стали рабами. Да, есть и такие. Кто-то на этой площади по указу, а кто-то пришел сюда по своей воле. Чтобы увидеть, как секут людей.

— А вы? — спросил Егор.

Красные глаза старика сверкнули недобрым огнем.

— Я здесь по своей воле.

Егор стиснул зубы. Дед казался таким приличным и хорошим, а оказался настоящим уродом.

Такое же мнение сложилось и у Замбаги. Побледневший подросток весь трясся от гнева и, казалось, едва сдерживался, чтобы не обрушить на площадь свое самое мощное заклинание. Дабы он чего не натворил, Егор схватил парня за руку.

Тем временем слово взял наместник.

— Слушайте меня, о мои граждане — гордые и свободные демоны из первого рода. Сим объявляю этих пятерых, — толстый палец указал на пятерку приговоренных, — преступниками, поправшими Свод истинных законов первородных. Эти грязные твари возомнили себя равными нам и посмели пойти против своих господ. За что и будут наказаны. Номер один, — первый человек в кандалах вздрогнул, поднял искаженное от испуга лицо, — украл из столовой шахты хлеб и консервы. Пять ударов плетью. Номер два — непочтительно отзывался о первородных. Пять ударов плетью. Номер три — украл лекарство у врача с лесоповала. Пять ударов плетью. Номер четыре — пьянство. Пять ударов плетью. Номер пять, — девочка вся затряслась, голос Вучика превратился в визг, — посмела смеяться над князем и оскорблять меня, называя жирным дураком! Десять ударов плетью! Номер пять — к столбу!

Егору казалось, что все происходящее — сон. Нет, такого просто не может быть. Десять ударов плетью за разговоры. Ребенку. Совсем худой и запуганной девочке. За то, что сказала правду, здоровенный двухметровый детина будут хлестать её кнутом, который способен легко распороть шкуру быка. А её худое тельце он превратит в кровавое месиво. Десять ударов — это смертный приговор.

— Да, я здесь по своей воле, — повторил старик. Из-под плаща появилась костлявая рука с листком бумаги. — Я знаю эту девочку с самого рождения. Она была моей соседкой. — Он взглянул на Егора. — Запомни меня, человек. Запомни, что увидишь. Мы не все такие, как эта жирная свинья. Сейчас наместник ответит за все.

Поднеся листок поближе к лицу, подслеповато щурясь, старик принялся читать заклинание. Медленно, спотыкаясь о незнакомые формулы. Было видно, что маг из него — совсем никакой.

Воздух перед стариком заколебался, и из ниоткуда возник Ворон. Ростом метра под два и очень широкий. Капюшон сполз назад, открывая его лицо — с массивной квадратной челюстью, грубой, напоминающей чешую кожей сероватого оттенка и абсолютно белыми глазами без единого признака радужки или зрачка. Из высокого лба Ворона вверх росла пара рогов длинной с ладонь, а черные волосы, спускавшиеся до лопаток, были заплетены в множество косичек.

Шагнув вперед, Ворон схватил старика за горло, заставив того умолкнуть на полуслове, а второй рукой крепко стиснул ладонь с зажатым в ней листком.

— Расступились! Быстро! — рявкнул Ворон и, продолжая держать хрипящего старика за горло, потащил его сквозь раздвигающуюся перед ним толпу к центру площади.

— А? Что? — с глупым выражением лица спросил Егор, переводя взгляд со старика и Ворона обратно на паланкин с наместником. Из Воронов позади него стояли лишь двое. Хотя мгновение назад их было ровно три.

Мелко дрожа, дыша шумно и часто, побледневший Замбага глухо произнес:

— Некрос. Это был некрос. Мастер иллюзий из клана наемных убийц. Некрос…

Похоже, Замбага всерьез струхнул. Что значило одно — некрос был силен. Заставить подростка перетрусить мог лишь по-настоящему опасный демон.

Вытащив старика к постаменту с наместником, Ворон отпустил его. Схватившись за горло, первородный упал на колени и зашелся в сухом кашле.

— Убийца, ваша милость, — громко сообщил некрос.

Глянув на палача, наместник кивнул.

Взмах мускулистой руки, и толстая плеть изогнулась змеей. Её кончик, издав щелчок, хлестнул точно по ладони старика с листком, оставив после себя широкую кровавую рану и сломанные кости. Листок с заклинанием упал на камень площади, сверху на него закапала кровь. Прижав к груди изувеченную ладонь, старик застонал и с ненавистью уставился на наместника.

— Десять ударов, — напомнил Вучик палачу. — Старика казнить последним.

Красноносый страж снял с пояса связку ключей и направился к закованной в кандалы девочке.

— Некрос… — повторял оцепеневший Замбага. — Некрос…

Сглотнув тугой комок в горле, Егор кивнул.

— Да, как-то стремно вмешиваться.

— Верно. Нам не победить некроса, — охотно согласился Замбага. — Но… но… — Парень всхлипнул, глядя, как красноносый снимает с девочки кандалы и, сопротивляющуюся, тащит ее к столбу. — Мы… Я… Она…

Первородный так и не смог выдавить из себя ни слова. Он хотел вмешаться, но до дрожи в коленях боялся некроса, и не мог просто сбежать, потому что хотел помочь. Все, что он делал, — ждал слов спутника и был готов подчиниться любому решению.

Ухмыльнувшись, Егор произнес:

— Ну, и кем я буду, если брошу ребенка в беде?

— А Нидза намного сильней какого-то наемника, — кивнул Замбага.

— Даже старикан не побоялся пойти против жиробаса. Я что, хуже?

— Да, какой из меня князь, если я не могу защитить своих подданных? — вторил ему Замбага.

— Плохой, — согласился Егор. Нащупал за пазухой рукоять дубинки. Чувствуя, что совершает самую большую глупость на свете, которая, возможно, будет последней в его недолгой жизни, он уточнил: — Валим их?

— Всех, — подтвердил Замбага.