Жаркий августовский день кончался грозой. Над столицей остановились и опускались все ниже тяжелые, темные тучи. В ранних сумерках темнели улицы. Первые порывы ветра уже рвали с деревьев пожелтелые листья, поднимали их вверх в коротких вихрях и бросали в высокие стены.
Много людей стояло около Института Энергии. Они молча глядели на опустошенные взрывом окна и ждали…
А здание, обычно пристально смотрящее на древние крепостные стены своими почти квадратными окнами, сегодня начало закрывать глаза еще до наступления сумерек. Ранний вечер оно встретило без единого луча света в щелях окон, задернутых плотными занавесями, и казалось пустым, вымершим.
Вскоре после взрыва в Институте Энергии охрана перед этим зданием была усилена. Обычно здесь дежурят один или два человека в синей с красным форме. Это почетный караул у двери гостя, выставляемый по всем правилам международной вежливости. Но сегодня во второй половине дня караул составляли уже человек двадцать, стоявших редкой цепочкой на тротуаре.
На площади очень много людей. Опытный глаз различает большие и малые группы. Люди идут… В обычные дни каждый занят своим делом и никто не смотрит на дом с квадратными окнами. Но сегодня общее внимание направлено на него. Иногда слышится брань. Вот кто-то показал кулак.
Милиция поддерживает порядок.
— Проходите. Не задерживайтесь. Не мешайте движению…
Люди проходят. Многие возвращаются и проходят вновь.
* * *
В сумерках из внутреннего двора здания с квадратными окнами выехали три автомобиля. Впереди — два небольших, крытых грузовика, а за ними роскошный низкий лимузин. На кожухах, закрывающих моторы, полощутся маленькие многоцветные флажки. Это национальные цвета государства, которому, на правах экстерриториальности, принадлежит здание с квадратными окнами и все, что в нем. И маленькие флажки на автомобилях значат многое — в частности и то, что машины также экстерриториальны и что никто не имеет права войти в них и поинтересоваться, что и кого они везут.
К востоку от столицы, на загородном аэродроме к дальнему полету готова большая, многомоторная воздушная машина. Самолет этот прилетел сюда несколько дней тому назад, используя особое разрешение, для того чтобы перебросить за океан одного из сотрудников посольства.
Самолет должен был подняться завтра на рассвете. Но мистер Смайльби нервничает. Его смущает волнение в городе. Ему не нравится холодность, с которой встретили его обращение представители других стран в этой столице. Ему вспоминаются слова «вы их лучше не трогайте!» Он приказывает лететь теперь же, ночью.
В лимузине, следующим за грузовичком, трое. В одном из них можно узнать того, кто известен некоторым как инженер Андрей Иванович Степаненко. Его провожают.
Степаненко сумел воспользоваться нервозным состоянием мистера Смайльби. И он уговорил поручить именно ему, а не другому, ранее намеченному лицу, сопровождать дипломатический багаж. Андрей Иванович обязался вернуться через неделю — он очень нужен здесь. Но, прощаясь со Смайльби, Степаненко сказал себе, пользуясь «здешним» языком:
— Это еще бабушка надвое сказала.
В крытых грузовиках — несколько плоских чемоданов с личными вещами и шесть длинных, глубоких сундуков. Они мастерски перевязаны и тщательно опечатаны. Большие, сургучные печати — таков неприкосновенный, охраняемый всей силой международного права, дипломатический багаж.