Приблизительно в этот же час Михаил Андреевич Степанов приближался к Москве. Большой пассажирский самолет уже прошел над Волгой. Несколько часов воздушного путешествия прошли для Степанова незаметно. Он был полностью захвачен своими мыслями. Глаза его смотрели не видя. Изредка глубокая сосредоточенность прерывалась движением или взглядом вниз.

Вот сейчас почему-то вспомнились Михаилу Андреевичу потемневшая от косого осеннего дождя высокая кирпичная стена завода, длинный двор с почерневшими от первых холодов астрами на клумбе у проходной. Запах машинного масла и металла, голоса товарищей по школе фабрично-заводского ученичества. Ясно представился секретарь парткома Веденеев на трибуне заводского собрания. Заканчивая доклад он говорил: будем, как Ленин…

Вспоминаются годы учебы. Сейчас, пожалуй, не поймешь, почему ему никак сначала не давалась тригонометрия Синус, тангенс. Потом как-то вдруг не стало трудности.

Самолет сильно подбрасывает вверх, потом он падает вниз. В ушах неприятное ощущение, давит…

Мысли возвращаются к своей заботе:

…Хиросима, Нагасаки. Два грандиозных пожара. Люди гибли, как в муравейниках, облитых керосином. А вот в Бикини пожара не было… Как же там было? Собрали десятки старых военных судов. Людей на этих судах не было, только козы — для опыта. После атаки атомными бомбами кто-то выражал разочарование — даже почти все козы остались целы. Но они умерли на следующий день! Живые существа были убиты удобно и просто, без пожара, без взрыва…

А сколько же людей, сколько рабочих семей голодают для того, чтобы за их счет делали атомные бомбы? Десятки тысяч, сотни тысяч? А не сотни ли миллионов?

И при этой мысли пальцы рук Михаила Андреевича сжимаются в кулаки и напрягаются мускулы: — Клопы! Кровососы!

Степанов смотрит на часы. Скоро Москва. В маленькое окно внизу видна лента черной воды в размытых контурах берегов.