Павел Владиславович Станишевский был человеком весьма настойчивым, подвижным, очень деятельным. Интересовавшая его проблема не давала ему ни минуты покоя — или, если угодно, он не давал ей покоя, — до момента полного удовлетворения неугомонной любознательности.

Впрочем, Павел Владиславович вносил тот же скорый темп и неукоснительную требовательность и в дела административные — клиники Обского мединститута. Признаемся, что он порой и тормошил людей больше, чем нужно, и шел на разные хитрости для достижения цели. Особенную маневренность он проявлял при наличии сопротивления.

В нарушение основных законов физики, его действия явно превосходили противодействия. В ход шли обходы, охваты, клещи, прорыв в тыл и глубокие рейды. Устроив противнику — больному, коллеге, местным организациям, министерству — Канны, да что. Канны — мелочь, ему удавались и Сталинграды, Павел Владиславович торжествовал и умел так добродушно разоблачить сам свои «интриги», что на него в большинстве случаев особенно и не обижались. Победитель, он объяснялся начистоту:

— Чувствую себя весьма виноватым. Повинную голову и меч не сечет. Дело было совсем без движения, теперь вы сами убедились, результат отличный.

Недоброжелатели и враги называли его иезуитом. Доля правды, как в каждой кличке, в этом была — по проявлениям ловкости и настойчивости. В своей сущности Павел Владиславович был вежлив и внутренне, не только наружно. Мастерски обыграв противника, он начинал чувствовать себя виноватым. Отсюда потребность в повинных излияниях, что далеко не всегда уместно и нужно. Недаром и справедливо раздражался после очередной «победы» один из его ассистентов, близкий друг и помощник: «опять извиняться будет, неисправим»…