Меня вызвал Станишевский! — повторил Алексей Федорович. Он внимательно смотрел на знакомый профиль. Брат медленно опустил руку в карман и достал портсигар. Заметив странное впечатление, которое произвела фамилия Павла Владиславовича на брата, Алексей Федорович, привыкший к внезапным капризах неровного характера, встал, положил руки на плечи брату и рассмеялся:

— Коля, да ты что, недоволен, что я приехал? Мы сердимся на что-то?

Почти десятилетняя разница в возрасте и спокойная сила Алексея Федоровича всегда успокоительно влияла на вспышки брата. Николай сдвинул фуражку на затылок.

— Я скажу тебе. То, что случилось со мной, было настолько необычайно, что я хотел сам, ты понимаешь, сам все понять и осмыслить! Я хотел вернуться домой и рассказать обо всем дяде. Ведь это для меня экзамен.

Он замолчал. Его глаза смотрели на гладь озера.

— Мы никогда, никогда не говорили с тобой об этом Но ты знаешь, так же как и я, как ко мне относится дядя Федор!

Алексей хотел что-то сказать, но Николай продолжал;

— Знаю, знаю! Ты скажешь, что он меня любит. Знаю, но ты пойми, он считает меня неудавшимся! Помнишь, как он сказал маме два года назад: «Он не зрел, а пора» — и приказал мне начать работу в институте, приказал мне изменить специальность. А я ведь уже не мальчик. Дяди прав, вот что мне тяжело. И я знаю, он недоволен и тем, что я до сих пор вне партии к мне уже тридцать пять лет. Я повторяю себе и тебе — это для меня экзамен. Поэтому я хотел быть здесь один!

Опять молчание. Легкий ветер приносил голос работающего в поле комбайна.

— Я убежал, если можно так выразиться, из больницы именно из-за Станишевского. Он не только меня чуть ли не допрашивал, но и приставил ко мне наблюдателей. Ты был в больнице?

— Там очень хорошие и милые люди. Они делают большое дело.

— Да ты пойми, я готов перед ними преклоняться, но эти расспросы… К тому же я не выношу больничной обстановки.

По берегу прошла и поздоровалась с братьями женщина с ведром в руке. Бежавший за ней мальчуган смело заявил:

— А ты сегодня мало настрелял, я видел!

В огороде показался инженер Заклинкин с ружьем.

Бросив на него взгляд, Николай спросил:

— Кто это приехал с тобой?

— Случайный спутник, москвич, в отпуску, хочет быть твоим коллегой по истреблению уток.

Анатолий Николаевич подошел и был представлен. Он сделал вид, что не заметил явном небрежности, проявленной к его особе Николаем Сергеевичем, и отправился «на прогулку» по берегу озера зарабатывать репутацию охотника — назвался груздем, полезай в кузов!

Братья проводили его глазами.

Зная дорогу к сердцу того, кто вырос на его глазах, старший скромно попросил младшего:

— Ты меня не гони, Коля. Во-первых, мне здесь все очень нравится. У меня есть время. Отец был счастлив, узнав, что ты вне всякой опасности и посоветовал мне отдохнуть вместе с тобой. Наконец, если ты захочешь, я может быть, смогу тебе помочь…

— Алеша, дорогой, прости мне мой странный прием Конечно же, мы все обдумаем вместе. Я уехал сегодня на озеро, чтобы п камышах спокойно думать и думать Слушай… Нет, давай завтра утром мы поедем на то озеро и я там все буду рассказывать но порядку. А сейчас нам могут помешать. Ты мне не давай говорить.

Они медленно пошли к дому. По дороге младший сор вал большой зеленый огурец и угостил старшего. Хозяйка, Фекла Ивановна, встретила неугомонного охот ника дружелюбными упреками:

— Затемно уехал, куска в рот не положил. Охотник. Садись-ка к столу.

Алексей Федорович с удовольствием смотрел, как его брат обедал с большим аппетитом за столом в кухне на правах члена семьи. Правда, он заметно похудел и бледен, но Станишевский говорил, что это естественно.

Через сельского связиста была послана общая телеграмма домой. Николай Сергеевич лег спать — болезнь все же сказывалась. А старший говорил с Феклой Ивановной, шутил с ее внучкой — Шурой.

С Шурой посидел у озера, сам сорвал еще пару сочных сибирских огурцов. За многие годы он впервые чувствовал себя так свободно и просто.