Поработав с зари в кузнице, старый кузнец Федор Григорьевич разбудил заспавшегося гостя и позвал его завтракать. Узнав, что тот «инженер по металлу», потащил его в кузницу.

Не будем вдаваться в подробности, но Толя, видевший производство только издали, позорно провалился на экзамене по мотору «Челябинца» и по нехитрой термической обработка в практических условиях «кузницы», где ковка была только частью механической мастерской. Получив неожиданно единицу, — что. впрочем, прошло незаметно для «срезавшегося». Толи отправился в дом Павла Ивановича. Там Фекла Ивановна настоятельно поднесла ему «с похмелья» стаканчик. Оказалось, что братья уехали на дальнее озеро Большие Мочищи. Расспросив где озеро, Заклинкин установил, что это то самое, с «птичкой».

Вернувшись от нечего делать в кузницу, Толя успел в один день получить от Федора Григорьевича вторую единицу — за привезенную сотню патронов («у нас этого хватит только на две зори и то. если скупо стрелять») и за рассказ о вчерашней охоте. Виду не показавши, Федор Григорьевич про себя начал приходить к решению: — «пустой парень».

Это не помешало радушному человеку по вторить приглашение пожить, сколько вздумается, но упоминания о невесте на этот раз не было, чего Толя не «уловил» и отправился за своими вещами в дом Павла Ивановича.

Там, оставив его одного. Фекла Ивановна ушла. Толя, воспользовавшись случаем, поднял крышку незапертого чемодана, видимо, не хозяйского, и был за инициативу награжден. Сверху лежало письмо, содержания для Толи не интересного и не оконченное, но там же был конверт с адресом дома и именем жены Николая — Натальи Владимировны. Это было подарком для Толиной «штучки».

Заклинкин со своими вещами устроился у кузнеца и стал писать «домой». Первое письмо чернилами и в конверте с адресом одной из столичных улиц труда ему не стоило. Второе же писалось не просто и потребовало черновика. Тщательно изображая грубые буквы карандашом, Толя удовлетворенно и весело улыбался. Исписанный лист сложил треугольником и запечатал маркой Поработал над адресом, использовав сведения из чемодана Николая Сергеевича.

Если бы не знать, что оба письма писала одна рука, то можно было бы сказать, что над вторым трудилась женщина, непривычная к переписке. Толя был неплохой каллиграф. Содержание писем…? Впрочем, только суд имеет право читать чужие письма.

Мы пока имеем возможность сказать лишь одно: — карандашная Толина каллиграфия довольно ловко связывала двух людей в ущерб третьему. Письма попали в почтовый ящик на воротах сельсовета и скоро поехали по назначению в сумке сельского почтальона.

Толя же за доброе дело был награжден встречей с Агашей, проводил ее на ферму и считал, что и здесь произвел хорошее впечатление.

Вечером он дождался возвращения братьев и отметил про себя: «Николай не брал ружья и вид у обоих очень серьезный». За ужином братья молчали, а Толя беседовал с Павлом Ивановичем и, довольный собой, отправился «провожать» Агашу»

Агашенька очень охотно слушала болтовню веселого москвича и у своего дома задержалась. Однако, какому-нибудь остряку пришлось бы сказать, что сибирские пчелы, кроме меда, имеют и крепчайшее жало… Бедный же Толя, привыкнув к «риммеобразным», неожиданно, в ответ на свое нагловатое «движение», получил такую пощечину, что у него в точности по затасканному, но верному выражению, из глаз посыпались искры. А Агаша преспокойно сказала:

— Вы, Анатолий, кажется, Николаевич, не обижайтесь особо. Не всякая допустит… У нас по-деревенски.

Все это не помешало Толе спокойно уснуть. День про шел для него не праздно. А пощечина — это пустяк!

Братья перед сном, притворив двери в горнице, тихо беседовали с Павлом Ивановичем довольно долго, около часа. Павел Иванович поставил точку, сказав «военная тайна». И без связи со всем говорившимся до этого спросил:

— А вы, Алексей Федорович, этого Анатолия Заклинкина давно знаете?

На объяснение ничего не сказал.